Дверь распахнулась, едва О'Мара коснулся звонка. На пороге стояла улыбающаяся Тереза.

В коротеньком черно-белом жакетике и такой же юбке, поверх которых было накинуто леопардовое манто, в черном тюрбане она выглядела восхитительно.

— А я уже думала, что ты опоздаешь, Шон. Ты не можешь себе представить, какое облегчение я почувствовала, услышав твой звонок у двери.

— Неужели ты меня дожидалась здесь, у двери? Неужели уже дошло до этого?

— Боюсь, дорогой,- сказала она, — что именно до этого уже дошло.

— Ах ты, проклятая лгунья! — Он посмотрел на нее, в глазах у него появился холодный блеск.

«Какая жалость, — подумал он в этот момент. — Какая жалость, что эта неотразимая, очаровательная женщина оказалась таким низким, коварным созданием. Как жаль, что она, которая так много могла дать, готова только отнимать у мира покой и красоту!»

Тереза онемела. Потом с трудом выговорила:

— Что вы имеете в виду? Что все это значит?

— Тебе отлично известно, что я имею в виду, не так ли? — О'Мара с шумом захлопнул за собою дверь. — Ступай-ка в свою гостиную, любовь моя, и не пытайся ничего выкинуть. Никакие вопли тебе не помогут.

Она повернулась на каблуках и пошла в гостиную. Там она повернулась к нему лицом и спросила:

— Шон, я не понимаю, что случилось?..

Он перебил ее:

— Не разыгрывай из себя дурочку, моя дорогая… Ты слишком умна, чтобы так себя вести, Тереза. И ночь ты провела весьма деятельно, не так ли?

Она попыталась было что-то сказать, но он протестующим жестом протянул руку.

— Какой толк в болтовне? Обоим нам все отлично известно, мы достаточно разговаривали с тобой. — Он улыбнулся саркастической улыбкой. — Вся ваша беда — красивых и умных нацистских беби — что вы настолько самонадеянны, что обычно забываете о всяких мелочах.

— Ах, вот как?! Значит, мы — умные наци — забываем о мелочах? Что же я, по-твоему, упустила, ты, мерзкий ублюдок… — с уст ее сорвалось еще несколько грязных ругательств.

О'Мара покачал головой.

— Ну, не негодяйка ли ты? Ругаться такими словами! Значит, ты хочешь, чтобы, я рассказал тебе, что ты позабыла? Что ж, мне немало приходилось иметь дело с людьми, подобными тебе. И всегда выходило, что где-то они непременно перестараются и тем самым погубят себя. Уж так устроены наши мозги, ничего не поделаешь! Знаешь ли, Тереза, а ведь ты бы могла выйти сухой из воды, если бы не это письмо — письмо, которое написал тебе Мигуэлес!

— Мне? — подняла она брови.

— Тебе, — кивнул он. — Письмо ведь начиналось словами «дорогая сеньора». Ты подтерла обращение так, что оно выглядело «дорогой сеньор». Потом ты подсунула его в карман бледнолицей крысе, которую и отдала нам на расправу. Ты ведь отлично понимала, что мы его схватим. И рассчитывала, что как только найдем при нем письмо Мигуэлеса, то сразу решим, что он и есть уцелевший агент. Убрав его после Лилли, мы — по твоим расчетам — должны были совсем успокоиться, решив, что разгромили всю вашу шайку. Что же касается несчастной мисс Валес, то ты считала, что мы, наверное, придем к выводу, что она не стоит нашего внимания. О, конечно, я заставил тебя поработать за меня, ты уж прости. — О'Мара рассмеялся. — Ты ведь попалась на мою удочку, когда я сказал, что сегодня утром заеду к Мигуэлесу и сделаю ему предложение, о котором рассказал тебе. Но дело в том, что я это сделал еще вчера вечером, прежде чем прийти к тебе. И он назвал мне имя этой женщины. Так что ты напрасно приняла свои отчаянные меры.

Ведь как только я ночью ушел от тебя, ты прямо помчалась к этой Валес и разделалась с ней: то ли отравила ее сама, то ли уговорила ее принять яд самой — она ведь тоже, наверное, правоверная нацистка. Потом поехала к Мигуэлесу и заколола его. Ведь у тебя был шанс улететь со мной в Эйре. — О'Мара закурил. — Иначе, я думаю, у тебя не хватило бы смелости натворить все это. Ты ведь надеялась на то, что сможешь удрать в Эйре, не так ли? Я ведь мог и не догадаться, что убийство Мигуэлеса — твоих рук дело. И спокойно забрал бы тебя с собой. Именно так ты рассуждала, верно? Возможно, так бы оно и было, если бы я на самом деле собирался в такое путешествие. — Он вздохнул. — Одному небу известно, что бы ты натворила, прибыв в Эйре. У тебя ведь там столько друзей.

— Все это ложь, — хрипло сказала Тереза.

— Чушь! — сказал О'Мара. — Все это — чистая правда, до последнего слова. Может быть, ты собираешься сказать мне, что письмо Мигуэлеса было адресовано не тебе? — Она открыла, было, рот. — Не затрудняй себя, бедная дурочка, ведь на листке полно отпечатков твоих пальцев.

Тереза молчала, глядя на него из-под полуопущенных ресниц.

— История эта такая же, как и все остальные. Я не сомневаюсь, что пять лет назад некая Тереза Мартир на самом деле отправилась в Биарриц — туда, где ты якобы познакомилась с Мигуэлесом. Да только я готов прозакладывать все свое состояние, что вернулась оттуда в Англию уже не она. Не сомневаюсь,, что при проверке окажется, что у этой мисс Мартир во всей Англии нет ни единой родной души. Итак, она исчезла в Биаррице, а сюда приехала уже ты. И с тех пор действовала под ее именем. Во имя фюрера. Что ж, теперь — это путешествие в Эйре. — О'Мара усмехнулся. — Машина ждет нас. Пошли, Тереза.

— Я себя неважно чувствую, — она вопросительно посмотрела на него. — Не мог бы ты мне разрешить на минуту выйти в мою комнату? Полагаю, что хоть настолько ты можешь мне позволить распорядиться собой?

— Да, — сказал он ей. — Ты можешь пойти в свою комнату. Только не думай, что тебе удастся выкинуть что-нибудь. — Он извлек из кармана свой «люгер». — Игра кончена, я уже тебе сказал.

— Игра никогда не закончится, — сказала она. — Могу уйти я и со мной мои друзья, но на наше место встанут другие. Игра будет продолжаться.

Она прошла, в свою спальню и прикрыла за собой дверь.

Когда через три-четыре минуты О'Мара медленно приоткрыл эту дверь, Тереза лежала на полу, привалившись к ножке кровати. Руки ее были судорожно прижаты к животу, лицо — пепельно-серое, на губах — кровавая пена. Последним усилием воли она обратила свой взгляд на вошедшего в комнату О'Мару, лютая злоба мелькнула в ее зеленоватых глазах. Потом голова ее упала, тело забилось в конвульсиях, через секунду она была мертва.

О'Мара, удовлетворенно попыхивая своей сигарой, глядел на то, что было раньше Терезой.

О'Мара вошел в свою гостиную и втянул ноздрями вкусный запах — приходящая прислуга варила кофе. Она это отлично умела.

— Доброе утро! — крикнул он. — Доброе утро, миссис Сайкс. Я буду пить кофе здесь и много.

Он набрал номер Куэйла.

— Все в полном порядке. Можете спать спокойно, — сказал он.

— Вы чисто сработали.

— Мои заслуги невелики: практически все за меня сделала Тереза. Вообще-то кому-нибудь надо отправиться к ней на квартиру и поглядеть, что там делается. Она у себя в спальне. Думаю, лучше всего это сделает Сандра Керр, так сказать, для полноты картины. Кстати, насчет нашего друга Мигуэлеса и девицы Эсмеральды. Боюсь, что Тереза на них очень рассердилась. А вы, конечно, можете себе представить, на что она способна, если рассердится. Насчет Валес вам все доложит Керр.

— Он уже здесь. Вы пока что отдыхайте, да, чуть не забыл вам сказать. Вам скоро придется снова уехать. И знаете куда? Хотите верьте, хотите нет, но наши приятели в Рио что-то слишком зашевелились. Так что, боюсь, тамошним парням без вас не справиться. Как вы на это смотрите?

О'Мара восхищенно ухмыльнулся.

— Неужели я не ослышался? Вы не шутите, Питер?

— Это правда. Приходите позавтракать со мной, я вас посвящу во все детали. Ну, пока, Шон. До скорого свидания.

О'Мара положил трубку. Глаза его сияли.