I

Фоуден вынырнул из зарослей кустарника. Остановился на тропе, спускающейся с холма и расширяющейся по мере приближения к пыльной дороге, ведущей к Сувейре. Через минуту он вновь шагал по тропе. Он прихрамывал и не мог двигаться быстро. Вдруг он остановился и выругался.

Несмотря на то, что вечерняя духота уступила свежести марокканской ночи, Фоуден обливался потом. На нем были очень грязные и рваные тиковые брюки. Рубашка прилипла к телу. Лицо и руки почернели от загара. Светлые волосы были спутаны. Струйки пота проделали бороздки в пыли, покрывавшей лоб и щеки.

Он снял ботинок, который натер ему ногу, нашел водянку на пятке и надорвал ее ногтями. Затем обулся и зашагал в направлении Сувейры.

— Какая гнусная страна! Какая вшивая! — думал Фоуден. Все было куда более грязным и мерзким, чем ему приходилось видеть до сих пор. Население, женщины, климат, напитки — все казалось ему отвратительным, но особенно женщины и климат. Он вытер со лба капли пота, порылся в кармане брюк, вытащил окурок и закурил его.

На краю горных отрогов, находящихся километрах в шести-семи от Сувейры или Магадора, если вам больше нравится это название, высятся три пальмы. Заметив их, Фоуден направился прямо к ним.

Фоуден был очень крепок. При росте в пять футов одиннадцать дюймов у него были мощные плечи и мускулистые руки с широкими ладонями и короткими цепкими пальцами — руки умелого и очень сильного человека. Несмотря на водянку, которая жгла ему пятку, он осторожно, но крепко ставил ногу на землю. У него было худое лицо с выступающими челюстями, с серьезным выражением голубых глаз. Он мог наделать хлопот, как могли в этом убедиться на марокканском берегу, набравшись достаточного опыта.

Он уже довольно долго ничего не ел, а от сигареты горчило во рту. Ему хотелось сплюнуть, но во рту пересохло и слюна не шла. Время от времени он как бы случайно поглядывал на пальмы. Многие бы бросали полные надежды взгляды в том направлении, но такие зависящие от случая вещи, как надежда, счастье и обстоятельства, не входили в расчеты Фоудена и не слишком волновали его ни при каких условиях. Он всегда верил лишь в себя, Фоудена. Если возникало какое-нибудь благоприятное обстоятельство, что ж, тем лучше! А в противоположном случае следовало спокойнее относиться к жизни, вот и все.

Женщинам Фоуден нравился — иногда вопреки их натуре, ведь в его отношении к ним всегда сквозила жестокость, вплоть до садизма. Но он мог быть и очень галантным, если это входило в его планы. Он умел показаться как очень вульгарным, так и утонченным в манерах. У него всегда была ясная голова. И если он не всегда добивался того, чего хотел, то в этом не было его вины, и он не жаловался… но на этот раз…

От группы пальм отделился силуэт, подошел к пыльной дороге и остановился, повернувшись в сторону Фоудена.

Тот тоже еще в пути заметил человека у пальм, который стоял, вяло прислонившись спиной к стволу одного из деревьев. В углу рта его была турецкая сигарета, ее запах Фоуден почувствовал на расстоянии. На голове незнакомца была феска и Фоудену он показался похожим на хамелеона. Кроме того, он был омерзительно грязен. Фоуден представился:

— Меня зовут Фоуден. А вы, я полагаю, Акед?

— Да, я Акед, — ответил незнакомец. У него оказался довольно высокий, странно свистящий голос, и Фоуден подумал, не евнух ли перед ним. Он присел прямо у дороги и спросил:

— Нет ли у вас сигарет?

Человек извлек пачку из своих одежд и не без щегольства откинул крышку. Фоудену он показался типичным гидом из тех, что водят туристов по базарам или продают им порнографические открытки. Он взял одну сигарету и закурил. Она была превосходного качества.

Акед сказал:

— Очень рад вас видеть. Я ждал вас еще вчера. Я рассердился, что вы не пришли вовремя. Ваше отсутствие выбило меня из колеи!

Фоуден глубоко вдохнул сигаретный дым.

— Идите вы к черту! — воскликнул он. — Еще не хватало, чтобы это вас выбило из колеи. Думаю, что вас еще сильнее выбьет из колеи, если я вас размажу по этому стволу и превращу вашу физиономию в студень! Сын шлюхи!

Акед усмехнулся и сказал:

— Сожалею, что оскорбил вас!

— Не беспокойтесь, что оскорбили меня, — съязвил Фоуден. — Я вас сумею утихомирить. Надо же набраться такой наглости! Ненавижу таких!

— Да, это, наверное, неприятно, — сказал Акед.

— Не имеет значения, — отрезал Фоуден, — сообразите своей дурацкой башкой, что я тащился 200 километров из Марракеша и большую часть пути проделал пешком. Да по этому треклятому захолустью!

Акед сказал:

— Мне трудно в это поверить, ведь по дороге идет множество военных грузовиков — французских, американских, британских; вы могли бы, кажется, подъехать на каком-нибудь из них.

— Возможно! — отозвался Фоуден. — Но ведь я не знаю, кому принадлежит это захолустье. То ли людям из Виши, то ли немцам, то ли французам, а может, англичанам или американцам. Такая поездка не обошлась бы без риска, ясно вам?

— Да ради бога! — ответил Акед. — Хотите быть грубым — пожалуйста, но от вашей грубости нет никакой пользы. Можно, конечно, позволить себе грубость, когда ни в чем не нуждаешься. А вы, насколько я знаю, нуждаетесь кое в чем. Так что лучше уж вам быть повежливее.

Фоуден взорвался:

— Браво! Лучше быть повежливей! Ну да ладно — буду повежливее. Что вы мне хотите сказать, сукин вы сын? Это достаточно вежливо для вас?

Акед спокойно снес оскорбление:

— Меня предупредили, что у вас имеются деньги для меня. Я деловой человек. Деньги — прежде всего. — Фоуден успокоил его:

— Пусть вас не волнует вопрос о деньгах! Отправляясь сюда, я все предусмотрел. Моя сумка там, на вершине холма, спрятана в зарослях, деньги — в ней. У меня не было случая позаимствовать оттуда, черт возьми!

— Нет, — холодно сказал Акед. — Я не верю. — Он посмотрел на Фоудена и увидел, что у того губы совсем пересохли. — Готов спорить, что вам очень хочется пить. Без сомнения, вы уже давно ничего не пили. У меня есть то, что вам нужно!

— Вы чертовски любезны, — ответил Фоуден. — Сколько мне это будет стоить?

— Нисколько, — сказал Акед. — Я вас угощаю, — он запустил руку за полу своей засаленной рубахи и вынул бутылку, затем протянул ее Фоудену. Тот вытащил зубами пробку и понюхал содержимое бутылки. Это оказалась водка. Он взял горлышко бутылки губами и опустошил ее залпом. Он подождал минуту и почувствовал, как его заполняет и придает новые силы мягкое тепло. Водка быстро подействовала на его пустой желудок.

Акед сказал:

— Я вижу, что вам нравится что попало! Но я доверяю вам, как верю всегда всему свету.

Фоуден ответил:

— Черт подери! Значит, так вы и добились успеха в жизни? Вы мне верите — как трогательно! Прекрасно, вываливайте свои россказни!

Акед сказал:

— Вот, что вы должны будете сделать. В Сувейре сейчас творится бог знает что, никто ничего не может понять. Вы знаете, что американцы высадились десять дней назад. Никто не знает, кому делать реверансы, — вишистам, немцам или американцам.

Фоуден нахмурил брови:

— Немцы? Неужели в Сувейре могут быть немцы одновременно с армией Эйзенхауэра?

Акед засмеялся:

— Дорогой друг, верьте Акеду. Немцы всюду. Конечно, они не всегда объявляют себя немцами. Они стараются выдавать себя за кого-нибудь другого. Они становятся норвежцами и поляками, англичанами и американцами, превращаются в мавров, эфиопов и даже в евреев, но они все равно остаются немцами.

Фоуден спросил:

— А разве у них нет паспорта? Ведь даже жители Сувейры должны иметь паспорта, разве не так?

Акед терпеливо улыбнулся:

— В Сувейре процветает спекуляция паспортами и другими документами. Я сам заработал на этом немало денег. А один из моих приятелей сколотил на этом порядочную сумму. Он занимался самым презренным ремеслом — был карманным вором. Воруя из карманов паспорта и перепродавая их другим он обогатился и был совершенно счастлив, но тут его, беднягу, и убили!

Фоуден вставил:

— А каким образом это меня касается? — Акед ответил:

— Слушайте, мой друг. Я дам вам очень хороший совет. Сувейра в настоящее время не очень приятное место для англичан. С ними происходят таинственные вещи. Люди, случается, исчезают. Повсюду какие-то странные случаи. Везде немецкие шпионы и агенты Секретной службы. Я вас уверяю, что Сувейра — нездоровое место для англичан.

— Хорошо, я согласен, — сказал Фоуден. — Но вы же не считаете, что я собираюсь пустить здесь корни? Все, чего я хочу — это вырваться отсюда. Кстати, я полагаю, вам было поручено уладить именно это дело?

Акед сказал:

— После заключения сделки я всегда неукоснительно выполняю все, что на меня возложено. Прежде всего, я хочу знать, сколько вы мне заплатите?

— Столько, сколько вам обещано, и ни цента больше. Вы получите тысячу американских долларов. Только не нужно устраивать скандал! У меня в сумке три тысячи долларов. Тысяча из них — ваша, но сверх того ни гроша!

Акед согласился:

— Хорошо. Это меня вполне устраивает. — Он отбросил изящным движением свой окурок. — Следуйте по шоссе на Сувейру. Вам нужна улица Двух рыбок. Сверните на вторую улицу за британским консульством и, когда упретесь в тупик, поверните в небольшой проход между домами по левую сторону от вас. Это и есть улица Двух рыбок. В конце ее находится ночное кафе, — он вздохнул, как будто его бесконечно волновала мысль о ночном кафе, и продолжал, — это заведение принадлежит одной женщине, миссис Ферри; она выдает себя за американку, но это неправда, она англичанка, и пусть это останется между нами, — усмехнулся Акед. — Я думаю, что миссис Ферри вряд ли пользовалась хорошей репутацией в странах, где успела побывать, разве что в Марокко. В Сувейре ей не очень-то чинят препятствия — там столько старых негодяев, что на их фоне она выглядит прилично. Вы понимаете?

— Понимаю, — отозвался Фоуден.

— Вот и хорошо, — продолжал Акед. — Значит, миссис Ферри англичанка. Ее заведение называется «Персиммон», а подают там сплошное пойло — это лишь для посетителей. Скажите ей, кто вы такой. Скажите, что виделись со мною. Она о вас хорошо позаботится, вы не будете нуждаться ни в чем.

Фоуден спросил:

— Что же она смогла устроить? Все ли готово? — Акед ответил:

— Об этом я ничего не знаю. Меня это не касается. Курьер, который сообщил, что вы должны приехать, попросил меня встретить вас. Мне дадут тысячу долларов за то, чтобы я помог вам связаться с миссис Ферри. Это я и сделал. А что касается остального, то это не мое дело, и я ничего не знаю… Так как насчет денег?

— Хорошо, — сказал Фоуден. — Пойдем за ними, — он поднялся и попросил, — не дадите ли еще одну сигарету?

Акед протянул ему пачку. Фоуден начал подниматься по дороге, ведущей к зарослям на холме. Он полными легкими вдыхал табачный дым и чувствовал, что оживает. Шагая враскачку, он ощущал радость жизни. Фоуден думал, что обязан этим ощущением алкоголю, но в глубине души знал, что чувствует такой прилив сил благодаря тому, что видит перед собой ясно начертанный путь. Разумеется, нужно было урегулировать еще кое-какие мелкие детали, но в целом, черт возьми, все должно было пойти как по маслу. Низкорослому Акеду приходилось почти бежать, чтобы успеть за широкими шагами Фоудена. Они вошли в самую чащу. Через минуту Фоуден остановился на небольшой полянке. Песок под ногами был рыхлым и сверкал при ярком лунном свете серебряными блестками.

— Я не вижу никакой сумки… Неужели вы мне солгали? — Фоуден ответил:

— Я не собираюсь вам лгать ни за что на свете!

Он протянул левую руку, его пальцы сомкнулись на горле Акеда прежде, чем маленький человек смог испустить крик сквозь испорченные зубы. Левая рука Фоудена была так сильна, что мускулы, казалось, вот-вот прорвут кожу. Акед царапал ногтями запястье и руку, закрывавшую ему лицо, нанося удары ногами наугад. Фоуден даже не моргнул. Ему не понадобилось прибегать к помощи правой руки. Через несколько секунд кольцо его пальцев разжалось. Акед мешком рухнул на песок. Фоуден повернул труп ногой. Наклонился над ним, завладел пачкой сигарет. Потом он вышел из чащобы и зашагал назад по направлению к Сувейре.

II

Всему свету было известно, что миссис Ферри была тонкой штучкой и прожженной бестией. Были и другие факты, касающиеся этой дамы. Никто не знал, откуда она взялась, и вряд ли бы кто стал этим интересоваться, ибо мадам Ферри принадлежала к тем женщинам, по поводу которых не задают лишних вопросов. Поговаривали, что один или два пытливых ума делали робкие попытки в этом направлении, но им пришлось прервать свое расследование, чтобы спасти свою шкуру.

Миссис Ферри когда-то, очевидно, была очень хороша собой. Она до сих пор была сложена вполне гармонично, но со спины выглядела гораздо лучше, чем спереди. У нее был непропорционально монументальный бюст, особенность фигуры, льстящая восточному вкусу, но оставляющая равнодушными тех, кто привык к более распространенному и привычному западному типу красоты. Ее обрюзгшее лицо было обильно накрашено. Блеклый цвет лица подчеркивался слишком светлой пудрой, а губная помада была чересчур яркой; глаза, подведенные тушью, постоянно слезились, и все это придавало ей весьма неприглядный вид.

И тем не менее она не давала повода для насмешек над собой. Было в ней что-то неуловимо зловещее, несмотря на то, что, когда ей хотелось поразвлечься, она не так уж редко танцевала, с легкостью и грацией переступая красивыми маленькими ногами, неизменно обутыми в самые экстравагантные туфли, какие ей только удавалось найти.

Миссис Ферри воплощала собою «Клуб Персиммон». Это заведение, где можно было выпить и повеселиться, помещалось в конце переулка, выходившего на улицу. Двух рыбок и образовывавшего настоящий тупик. Войти туда было легко, а выбраться невозможно. Счастливо отделывался лишь тот, кому удавалось унести ноги целым из «Клуба Персиммон». Но в этом ночном заведении царил дух беззаботного веселья, подчеркнутого созвучной музыкой. Музыка никогда не смолкала, а запах, устоявшийся в залах первого этажа, был совершенно неописуем. В кафе имелся еще и подвал, в который можно было попасть по винтовой лестнице с деревянными ступенями, скрытой ящиками для пустых бутылок за баром. Улочка, где находился «Клуб Персиммон», известная под названием Площади Серафима, была знаменита живописными мавританскими дворцами, а также двумя закрытыми заведениями, которыми тоже управляла миссис Ферри. Время от времени пансионерки этих домов затевали скандалы с дикими криками и завыванием, на которые жители соседних домов не обращали никакого внимания. Ходили слухи, что однажды на Площадь Серафима явилась полицейская бригада, набранная из местного населения, под командованием французского офицера. Но эти храбрецы отступили с огромной скоростью и в полном беспорядке, преследуемые миссис Ферри, которая гналась за ними с ружьем.

В Сувейре не происходило ничего значительного без Анжелики Ферри. Как мы уже заметили, эта женщина была одарена незаурядными организаторскими способностями. Она все схватывала на лету. У нее были удивительные способности во многих областях, а также поразительная интуиция, позволяющая предвидеть и предвосхищать события. Сидя за своим столом с полупустой бутылкой виски, она обслуживала клиентов со свойственной ей уверенностью, которую не могли поколебать ни разговоры, ни волнения, связанные с войнами, победами и поражениями.

Миссис Ферри повидала многих людей, прибывающих в Сувейру и покидающих город. Она повидала немало полицейских комиссаров, которые принимали назначения, пытались установить свою власть и уходили. Даже комиссар полиции в состоянии понять, кому улыбается счастье, и надо признать, что миссис Ферри всегда подходила к делу без обиняков и была достаточно щедра и великодушна.

Случайные посетители клуба иногда пробовали определить настоящий характер миссис Ферри, их взгляды блуждали по сторонам, моментально оценивая каждого вновь пришедшего в заведение. Но ничто не могло дать ответа на их вопросы. Бармен, тощий и смуглый тип с черными усами, по имени Бальбо вовсе не был склонен удовлетворять их любопытство. Если посетитель пытался наводить справки, он неизменно отвечал:

— Миссис Ферри — замечательная женщина. Я знаю, что говорю!

Бальбо ночевал прямо в клубе, где работал целыми днями, и выходил редко, разве что за тем, чтобы повидать сестру, работавшую в ближайшем доме терпимости, расположенном на другой стороне переулка.

Было уже около полуночи, когда Фоуден, отодвинув плотный занавес, оперся на дверной косяк и огляделся, стараясь привыкнуть к атмосфере заведения. Напротив хлопотал возле бара Бальбо, а в левой части высокого помоста три метиса играли странную, но, на их слух, изысканную мелодию. В зале находились человек сорок, они пили, беседовали, курили, а может, ожидали кого-нибудь или чего-нибудь.

Фоуден принялся рассматривать девушку со стаканом в руке, которая разговаривала с Бальбо, опираясь на стойку бара. На ней было почти чистое платье из тонкого батиста и туфли на высоких каблуках. У нее были черные волосы. Когда-то она, должно быть, была очень красива. Фоуден отметил, что она сохранила хорошую фигуру.

Вдруг она повернула голову и заметила его. Она медленно обошла весь зал, набитый народом. Фоуден рассматривал ее, заметив мягкую грацию ее походки. Она сказала ему:

— Добро пожаловать в наше кафе, мистер… Мне кажется, я вас здесь еще не видела. Мы к вашим услугам.

Фоуден расхохотался и ответил:

— К моим услугам! Ну и ну! — Она улыбнулась:

— Вы не закажете что-нибудь выпить?

— Почему бы и нет, — ответил Фоуден.

Девица двинулась к бару, он пошел за ней. Она заказала напитки. Фоуден порылся в кармане рубашки и достал банкноту в пятьдесят долларов, положил ей на прилавок, сказав Бальбо:

— Дайте мне сдачу в американских деньгах.

— Хорошо, — сказал Бальбо, наливая заказанные прохладительные напитки. Фоуден быстро справился со своим и заказал еще один. Он спросил у девушки:

— Где я могу увидеть миссис Ферри? — Она довольно нахально подмигнула ему:

— Может быть, вы ее не найдете. Может быть, она не захочет вас видеть. Она вообще не хочет встречаться с кем попало!

— Да неужели? — сказал Фоуден. — Ну, меня-то уж она захочет повидать. Скажите ей, что я здесь. Мое имя Фоуден!

Девица искоса посмотрела на него и сказала:

— Ладно.

И удалилась. Фоуден взял свой стакан с прилавка и, прислонившись к дверной раме, стал бесцеремонно разглядывать завсегдатаев «Клуба Персиммон». Его глаза скользили от одного столика к другому, с одного лица на другое. Посетители тихо говорили между собой, склонившись над столиками, покрытыми скатертями в пятнах. «Что за вшивое заведение», — подумал Фоуден.

Миссис Ферри поднялась, отодвинув свой стул за письменным столом, прошла через всю комнату к двери и, закрыв ее, вернулась на место. Фоуден бегло оглядел ее, откинувшись на спинку стула.

Он хорошо отдохнул и был в прекрасной форме. На нем был довольно чистый костюм из белой ткани, белая же рубашка, с незастегнутой верхней пуговицей — слишком мощной была шея, чтобы можно было застегнуть ворот, — и пара белых сандалий. Он недавно принял душ, и его светлые волосы поблескивали в свете лампы.

Миссис Ферри нашла, что он производит неплохое впечатление. Она схватила бутылку и наполнила два стакана. Потом подтолкнула один из них Фоудену со словами:

— Вы полагаете, что вам все сойдет с рук? — Фоуден спросил:

— А что меня может остановить? — Она пожала плечами.

— Я не знаю ничего, что бы могло вас остановить, — сказала она низким голосом с почти ласковой интонацией. — Вы мне кажетесь человеком, который всегда добивается чего хочет… Я думаю, что, если вам хочется иметь что-нибудь, вы, в конце концов, это получите.

Она улыбнулась. Фоуден отметил, что ее помада ужасного оттенка, но зубы белые и ровные. Он заметил:

— Честно говоря, я не так уж и преуспел для человека, в котором предполагают способность добиваться того, чего он хочет. Особенно в последние девять месяцев.

Миссис Ферри сказала:

— В конечном счете, это не ваша вина. У вас в жизни была черная полоса. Но до этих девяти месяцев дела ведь шли неплохо, а?

— Нет, это моя вина, и больше ничья, — ответил Фоуден. — Мне предоставилось много удачных случаев, но я их упустил. Я был счастлив, и мое счастье было, возможно, необычным, но настоящим.

— О! — произнесла миссис Ферри. — И чем же вы занимались?

На что Фоуден ответил:

— Занимался своим небольшим промыслом. Я был офицером на каботажном судне. Это дьявольски хорошая жизнь, если в ней разбираться, очень интересная жизнь.

Она утвердительно кивнула.

— Ах, каботажник? И какой?

— Линия «Ту Старз — Марокканский север».

Миссис Ферри рассмеялась. Ее огромные груди, лежащие на краю стола, начали конвульсивно вздрагивать.

— О Господи, — выдавила она. — Эти штуковины! Вы это называете линией — две старые лоханки с одышкой?

Фоуден ответил:

— Может, они и страдали одышкой, но дела шли неплохо.

— Ну и ну! — сказала она. — Да вы меня принимаете за дурочку! Дела! Вы хотите сказать — темные делишки?! Какая-нибудь спекуляция, для которой и нужны были эти два здоровенных дряхлых понтона, курсирующих между Сфаксом и Суссам, городами легионеров?

— А что плохого в легионерских городах? — спросил Фоуден. — Мне нравятся легионеры. Они грубые ребята, но зато с ними всегда просто и легко.

— Еще бы, черт побери! — воскликнула миссис Ферри. — Это я знаю. Особенно в мирное время. Хорошенькие же делишки вы обделывали! — ее глаза хитро заблестели. — Готова спорить, что вы догадываетесь, какие такие грузы вы перевозили на ваших судах. Кстати, на котором из них вы служили? На «Кристалле» или «Вечерней звезде»?

Фоуден ответил:

— Я плавал на обоих. А что касается груза, то этот вопрос не должен интересовать никого, кроме судовладельцев.

Она кивнула головой.

— Расскажите кому-нибудь другому! Между прочим, я знала одного из них, как облупленного, до той ночи в Сфаксе, когда он так жутко поплатился. Вы хотите знать, что с ним сделали?

— Да, я знаю, — ответил Фоуден преувеличенно скучающим тоном.

Миссис Ферри откинулась на спинку стула, скрестив руки на затылке крашеных хной волос, уставилась на Фоудена и произнесла:

— Угощайтесь. Возьмите еще стаканчик.

— Спасибо, — сказал он, налил себе еще порцию и стал тянуть мелкими глотками, поглядывая на снижение уровня жидкости в стакане, остатки же проглотил залпом и сразу же налил себе еще.

— Я вижу, вы тертый калач и вообще ловкий парень! — сказала миссис Ферри.

— Ну, вот еще, — отозвался Фоуден. — Вовсе не нужно быть тертым калачом, чтобы чего-нибудь добиться. Просто нужно иметь голову на плечах.

— Да неужели? — воскликнула миссис Ферри. — А у вас она имеется?

— Да, — резко ответил Фоуден. — Я нажил ее за последние два месяца.

— Вижу, — сказала она. — Вы парень с крепкой хваткой, и котелок у вас варит. И если вы ждете предложения, то у меня для вас кое-что есть!

Фоуден промолчал. Миссис Ферри продолжала:

— Я думаю, что в Сувейре вам будет неплохо. Для такого человека, как вы, здесь найдется дело по душе. И вы сможете сколотить неплохие капиталы.

— Неужто? — сказал Фоуден. — А чем же я буду заниматься, в конечном итоге?

— Вы будете работать на меня, — ответила миссис Ферри. — Со мной сработаться нетрудно, ведь я тоже умею добиваться, чего захочу!

— Не люблю работать на женщин, — заметил Фоуден.

— Вы полный идиот! — сказала миссис Ферри. — Ведь здесь вы сможете наслаждаться жизнью. Здесь у вас будут все удовольствия без ограничений. В Сувейре не бывает скандальных историй, если только действовать умеючи, да, прежде всего, иметь в числе своих друзей меня…

— Это ваше личное мнение, — отозвался Фоуден. — И может быть, в настоящий момент так оно и есть на самом деле. Но в ближайшее время все может полностью измениться. Это побережье, ей-богу, давно уже напрашивается на хорошую чистку!

Миссис Ферри улыбнулась недвусмысленно и отпарировала:

— Может, вы и правы, да только не хотелось бы мне оказаться на месте того, кому она будет поручена, и я искренне оплакивала бы участь того, кто возьмется за эту задачу. Возьмите, к примеру, нашу Сувейру. Многие пытались изменить что-то в городе. И что с ними произошло? Их либо находили на свалке за городом, либо вылавливали из реки! И никому до этого нет дела! Жизнь продолжается, и только кретин может ставить ей палки в колеса.

Фоуден промолчал, сидя со скучающим видом. Она продолжала:

— Вы решили добиться своего! Вы думаете, что вам заплатят, сколько бы вы ни запросили?

Фоуден ответил:

— Нисколько не сомневаюсь! У меня именно те сведения, которые они хотят получить. Они могли бы их получить даром, да не захотели. А сейчас надо будет платить, и это им дорого обойдется. То, что знаю я, произведет эффект динамитного взрыва, когда это станет известно.

Миссис Ферри ответила:

— Вы, должно быть, знаете, что делаете. Но что касается меня, то я не люблю динамита. Он опасен даже для того, кто им пользуется.

Фоуден сказал:

— Это неизбежный риск. Я лишь хочу знать, что вы собираетесь делать. Будете ли вы делать то, чего хочу я? Вот и все, что мне нужно узнать.

Миссис Ферри насмешливо спросила:

— А что, если я отвечу «нет»? Что вы будете делать? Отправитесь в Марракеш на своих двоих?

— Черт побери! — громыхнул Фоуден. — Если вы будете вести со мной двойную игру, я буду сидеть здесь, пока не найду средство выбраться отсюда. Решено, я доведу это дело до конца!

— Ну, что же… Если я решусь вам помогать, сколько вы мне заплатите?

— Тысячу долларов, — ответил Фоуден. — И это все, тысячу долларов.

— Мне это подходит, — сказала миссис Ферри. Она встала. — Уже поздно. Я устала. Мы вернемся к этому разговору завтра. Зайдем, посмотрим, что делается внизу. — Она направилась к двери. Фоуден последовал за ней. Она сказала, спускаясь по ступенькам:

— Будьте как дома. Все, что выпьете — за мой счет. Когда вы захотите отдохнуть, Бальбо покажет вам вашу комнату.

— Вы очень великодушны, — сказал Фоуден.

— Еще бы! — ответила миссис Ферри. Пройдя половину лестницы, она остановилась, держась за перила, и обернулась к нему: — Забудьте о тысяче долларов.

— Что? — воскликнул Фоуден. — Что вы хотите этим сказать?

Миссис Ферри ответила:

— Я с вами. Есть в вас нечто такое, что мне по душе. Во всяком случае, я могу вас устроить здесь, и пусть между нами не стоит вопрос о деньгах!

Она одарила его лукавой улыбкой.

— Идет! — сказал Фоуден с ухмылкой.

Внизу миссис Ферри окинула все хозяйским глазом.

В заведении как раз начинали бойко идти дела. Местный полицейский заглянул в дверь, увидев миссис Ферри, послал ей широчайшую улыбку, обнажившую длинные сверкающие белизной зубы, и ретировался.

— Садитесь за столик в углу, — сказала она. — Я думаю, что нам нужно отметить наше соглашение. Не знаю, почему, но нам нужно устроить веселье!

Фоуден согласно кивнул и направился к указанному столику. Миссис Ферри подошла к стойке бара. Бальбо прервал обслуживание клиента и подошел к ней. Она приказала:

— Подай нам бутылку старого коньяка и сигареты. После закрытия ступай повидай, сам знаешь кого. Скажешь ему, что завтра рано утром у меня, несомненно, будет кое-что для него.

— Понял, мадам, — ответил Бальбо.

Миссис Ферри, обменявшись приветствиями с кружком избранных клиентов, подошла к столику, за которым ее дожидался Фоуден.

Старые часы Цветочной площади пробили четыре часа. Миссис Ферри, стоя на пороге спальни с лампой в руке, посмотрела на Фоудена, который растянулся на клетчатой перине, брошенной на кровать. Правая нога свисала до пола, левая рука была безжизненно вытянута, как у пьяного. Пальцы правой почти касались паркета. Он спал с открытым ртом, но не храпел.

— Ну и дьявол! — сказала себе миссис Ферри. Она закрыла дверь и, тихо ступая, двинулась по коридору к своему кабинету. Войдя, она сразу же поставила лампу на стол и задула ее, затем включила настольную лампу, вернулась к двери и заперла ее на ключ. Потом уселась за письменный стол и закурила.

Она нагнулась, простонав сквозь зубы, открыла один из ящиков стола, достала разлинованную бумагу и принялась писать. Сначала она поставила дату и вывела большими печатными буквами:

«ФОУДЕН ДЖОРДЖ ГЕРБЕРТ — приблизительно 35 лет, сначала служил на Марокканском берегу в компании «Ту Старз — Марокканский север», осуществляющей главным образом торговлю женщинами в Сфаксе и Суссе; он рассказал, что…» Перо миссис Ферри быстро бегало по бумаге. У нее был прекрасный тонкий и четкий почерк. Это была одна из тех аномалий, что отмечались у нее, но ее другие второстепенные качества были мало кому известны. Она не прекращала своего занятия примерно полчаса. Потом она вложила исписанные листки в конверт, лизнула его края острым кончиком языка, алым, несмотря на употребление крепких сигарет и виски, и тщательно заклеила конверт. Затем тихо спустилась по лестнице и вошла в опустевший большой зал. Она очень уверенно передвигалась в полной темноте: толкнула дверь за стойкой бара, остановилась на площадке и тихо позвала:

— Эй, Бальбо!

Тот поднялся по ступенькам:

— Слушаю, мадам.

Миссис Ферри вручила ему конверт:

— Действуй и побыстрей, — посмотрела на часы с браслетом, принадлежавшие некогда одной француженке, которая теперь уже не нуждалась в них. — Скажи ему, пусть немедленно зашифрует это и передаст по телеграфу. Скажи, что это послание первостепенной важности, ты слышишь, первостепенной! Он тебя поймет.

— Все ясно, мадам.

Бальбо, совершенно бесшумно переступая босыми ногами, прошел по залу, открыл и вновь закрыл за собой дверь.

Миссис Ферри, постояв минуту, стала подниматься в свою спальню, мимоходом скользнув взглядом по двери комнаты, где спал Фоуден.

Она тихо пробормотала:

— Ладно, дорогой… Может быть, ты и выпутаешься… Как знать!

Она вздохнула и улеглась спать.