Глава 1

Крысиная нора, которую мне сдали под бюро, находилась на шестом этаже обветшалого дома, в тупике, упирающемся в Сан-Луи Бич. Кошачьи концерты, шум уличного движения, вопли ребятишек, ругань в пристройках на другой стороне, которые сдавались внаем по дешевке, врывались в открытое окно общим гамом. Это место было столь же предназначено для жилья и умственных занятий, сколь уроки хорошего тона — проститутке из низкопробного кабака. Именно поэтому я проделывал почти всю умственную работу ночью и уже пять дней оставался в бюро один, напрягая клетки моего мозга в поисках способа выбраться из создавшейся ситуации.

Я проиграл и, сознавая это, тем не менее не находил выхода из положения, в котором очутился. И все же моему серому веществу понадобилась хорошая взбучка, прежде чем я пришел к заключению поставить на всем этом точку. Я принял это решение теплой июльской ночью, ровно в 23.10 спустя полтора года после прибытия в Сан-Луи Бич. Такое событие обязательно нужно было спрыснуть. Когда я рассматривал бутылку на свет, чтобы окончательно убедиться в полном отсутствии наличия, я вдруг услышал на лестнице шаги.

Другие бюро на моем этаже и лестнице были закрыты на ночь. Я и мыши были единственными обитателями дома в этот час. Услышав скрип половиц, мыши бросились врассыпную.

У меня в конторе за весь прошлый месяц побывали только полицейские. Казалось невероятным, что главный инспектор Редферн может прийти в такой час, но кто его знает? От Редферна можно было ожидать все, что угодно, когда речь идет о способе, как избавиться от меня. Он внушал мне такую же симпатию, как гремучая змея — кролику, и вышвырнуть меня из города в течение суток было бы в его манере.

Шаги приближались. Они не были торопливыми, скорее размеренными. Я выхватил окурок сигары из кармана жилета и закурил. Это был мой последний окурок, и я берег его для исключительных случаев вроде этого. В коридоре горела лампа, и свет ее отражался в матовом стекле входной двери. Лампа с высоты бюро бросала круг света на стол, но дальше все тонуло во мраке. Стекло стало темным, когда шаги, раздававшиеся в коридоре, замерли возле моей комнаты.

Тень была огромной: плечи шире стекла в дверном проеме, на тыквообразной голове — шляпа эпохи плаща и кинжала, напоминавшая времена, когда я еще под стол пешком ходил. По стеклу поскребли ногтем, затем ручка повернулась и дверь открылась. Я направил свет настольной лампы на непрошеного гостя.

Человек, как я и предполагал, был огромен, словно двухтонный грузовик. Его лицо было круглое, как мяч, а кожа упругая и розовая. Черные усики извивались под носом подобно щупальцам осьминога. Маленькие глазки смотрели на меня из-под жирных складок черносливинами в сахарной пудре. Он страдал от характерной для толстяков одышки. Верх у широкополой шляпы касался дверного проема, и ему пришлось наклониться, чтобы пройти в помещение. Его длинное, хорошо сшитое пальто было отделано каракулевым воротником, а на ногах красовались безукоризненно начищенные туфли на толстой подошве.

— Мистер Джексон? — у него был резкий и хриплый голос, непохожий на голос, который ожидаешь услышать от подобной туши.

Я поднял голову.

— Мистер Флойд Джексон? — еще раз переспросил он.

Я подтвердил кивком.

— Замечательно! — восклицание донеслось до меня сквозь слабое придыхание.

Потом он вошел в комнату и закрыл дверь.

— Вот моя визитка, мистер Джексон.

Он бросил карточку на стол. Он, я и стол занимали весь объем комнаты, и воздуха оставалось ровно столько, чтобы не задохнуться. Я взглянул на карточку. На ней ничего не было написано, кроме имени. Ни адреса, ни профессии, ничего, что указывало бы на личность. Всего два слова «Корнелиус Герман». Пока я рассматривал карточку, он подтащил к столу стул и сел. Это был хороший, солидный стул, сделанный на века, но и он прогнулся, когда тип разместил на нем обширное седалище. Сидя, он занимал гораздо меньше места, и воздух в комнате снова начал циркулировать. Он положил огромные руки на трость. Бриллиант, чуть меньше дверной ручки, искрился на его мизинце, притягивая мой взгляд. Может быть, Корнелиус Герман и был проходимцем, но деньги у него водились. Я это чуял, а мое обоняние никогда не подводило, когда дело касалось денег.

— Я наводил о вас справки, мистер Джексон, — сказал он, в то время как его маленькие глазки тщательно изучали мое лицо. — Вы довольно забавный субъект.

Главный инспектор Редферн во время своего последнего визита сказал примерно то же самое, но в более грубых выражениях.

Я ничего не предпринимал. Ждал и гадал, что же он, собственно, еще скажет.

— Мне сказали, что вы пройдоха и хитрец, — продолжал он. — Большой, большой хитрец, но тихоня. Вы проницательны и не слишком щепетильны, но у вас есть смелость, апломб и жесткость. — Он посмотрел на свой перстень, потом на меня и усмехнулся.

Наперекор здравому смыслу, комната вдруг повисла на немыслимой высоте, и ее обступили тишина и пустота ночи. Я поймал себя на мысли, что мой гость напоминает кобру, которая свернулась в кольцо и только выбирает время для броска.

— Года полтора, кажется, вы в нашем городе, — сказал он после непродолжительной паузы. — До этого вы работали в Нью-Йорке детективом в страховом агентстве. У этой профессии достаточно возможностей для шантажа. Может быть, именно поэтому вас попросили подать в отставку… Не знаю. Прямых доказательств не было, просто администрацию удивило, что вы живете на широкую ногу, несоразмерно вашему скромному заработку. Это навело их на определенные размышления. В области страхования трудятся весьма осторожные люди.

Он снова сделал передышку, чтобы еще раз изучить своими черносливинами мою реакцию на его слова. Надеюсь, непроницаемость моего лица оказалась на должной высоте.

— Вы подали в отставку, — слова вновь полились из его рта как из водопроводного крана, — и через некоторое время стали следователем в Ассоциации охраны отелей. И снова у вас прокол: директор одной из гостиниц подал жалобу, что вы прикарманиваете страховые взносы. Но его слово было против вашего слова, и скрепя сердце ассоциация сочла, что веских улик нет. Вас из ассоциации попросили уйти. Естественно, добровольно. Потом вас содержала женщина. Как мне говорили, одна из многих в вашей обширной коллекции. Она достаточно быстро это раскусила и перестала давать деньги, понимая, что вы истратите их на других женщин. Еще позднее вы решили попробовать себя в роли частного детектива. Вы получили разрешение у прокурора штата благодаря ловко подстроенному свидетельству ваших знакомых, что у вас — безукоризненная репутация. И вот вы в нашем городе. Никакой конкуренции для частных детективов. Вы специализировались на бракоразводных делах, и первое время у вас все шло благополучно. Но что это? Опять шантаж… судебное расследование… Казалось, ваша звезда закатится, но признаю, вы оказались настолько изворотливы, что смогли избежать крупных неприятностей. Однако вами заинтересовалась полиция. Ее внимание чрезвычайно усложнило ваше положение. А когда у вас отобрали патент, вы остались без работы, мистер Джексон. Конечно, вы пытаетесь все-таки работать частным детективом, но вам уже нельзя дать объявление в газете или нацепить табличку с фамилией на входную дверь. Если полиция узнает, что вы продолжаете свою деятельность, уже не защищенную патентом, вас тут же арестуют. С той минуты, когда вы во всеуслышание объявили, что готовы взяться за любое дело, не задавая лишних вопросов, даже ваши приятели — содержатели притонов отказались от услуг мистера Джексона. У вас за душой ни цента. Последнюю неделю вас гложет единственная проблема: рвать из нашего города когти или погодить пока. Я прав?

— Правы, — согласился я, устраиваясь поудобнее. Мое любопытство было возбуждено. Конечно, Герман мог оказаться проходимцем, но по бриллианту ценою в пять «штук» и явно дорогой шляпе об этом трудно было догадаться, полагаясь только на интуицию. Блеск в его глазках выдавал умение постоять за себя, и не только в финансовом смысле. А по линиям губ я прочитал, что ему нравится коррида. Особенно в тот момент, когда разъяренный бык наматывает на рога кишки, вывалившиеся из распоротого брюха лошади. Я таких типов за милю узнаю. Еще я понял, что невзирая на тучность Герман дьявольски силен. Не хотелось бы взять и попасть ему в лапы!

— Не унывайте, мистер Джексон, — подбодрил он меня неожиданно. — Я могу предложить вам работу.

Ночной воздух, проникая сквозь открытое окно, холодил мой затылок. Мохнатая бабочка суматошно кружила под лампой. Бриллиант бросал разноцветные блики. Мы с Германом изучали друг друга. Молча.

Я первым нарушил тишину:

— Какого рода работа?

— Опасная работа, мистер Джексон. Но вам некуда деваться, и вы согласитесь.

Я подумал, в конце концов он знает, кого покупает. Потом пусть пеняет на себя.

— Почему вы выбрали именно меня?

Он прикоснулся к тоненьким усам толстым пальцем.

— Вид работы продиктовал кандидатуру исполнителя.

Вопрос, казалось, был исчерпан.

— Ну что ж, приступим к делу, — сказал я, — Я куплен.

Герман облегченно вздохнул. Он, без сомнения, был уверен, что у него возникнут трудности со мной. А еще ему следовало бы знать, что я не веду длительных разговоров с владельцами таких бриллиантов.

— Позвольте рассказать вам историю, которую мне поведали сегодня, — сказал он, — а потом объясню, что вам надо делать. — Он еще раз вздохнул и продолжил: — Я — импресарио.

Было похоже, что это его ремесло. Никто не носит такие шляпы и каракулевые воротники ради удовольствия.

— Я представляю интересы нескольких больших звезд и множества мелких. Среди этих мелких есть одна молодая особа, специализирующаяся на представлениях особого рода в частных домах. Ее зовут Веда Руке. Ее занятие состоит в том, что она медленно, вещь за вещью, раздевается на глазах у публики. На профессиональном языке это называется «листопад». Ее номер пользуется изрядным спросом, иначе она бы меня не заинтересовала. Это большое искусство.

Он снова посмотрел на бриллиант и потом на меня. Я старался всем своим видом показать, что разделяю его восхищение стриптизом, но не думаю, что мне это удалось.

— Прошлым вечером мадемуазель Руке исполнила свой номер на обеде деловых людей, в доме мистера Линдснея Бретта. — Маленькие черные глазки испытующе посмотрели на меня. — Может, вы не слышали о нем?

Я показал взглядом, что знаком с этой фамилией, так как давно дал себе задание узнать о всех миллионерах Сан-Луи Бич, а Бретту принадлежали крупные владения в нескольких километрах от города, последние большие владения на Оушн Роад, где обитают богачи. Оушн Роад — извилистая авеню, окаймленная по обеим сторонам пальмами и тропическими цветами, расположена у подножия возвышенности. Дома там уединенные, построенные в глубине частных парков, окружены четырехметровыми стенами. Чтобы жить на этой авеню, нужны деньги, и деньги немалые. У Бретта было столько «капусты», сколько мне и не снилось. У него имелась яхта, пять машин, взвод садовников и слабость к молодым аппетитным блондинкам. Когда он не был занят блондинками и деловыми встречами, он пересчитывал толстые пачки денег — доход от двух нефтяных компаний и сети больших магазинов, расположенных в Сан-Франциско и Нью-Йорке.

— Когда мадемуазель Руке окончила свой номер, — продолжил Герман, — Бретт предложил ей присоединиться к приглашенным и во время вечеринки похвастался коллекцией античных редкостей. Открыв сейф, он извлек и показал гостям свое последнее приобретение — кинжал работы Бенвенуто Челлини, искуснейшего ювелира эпохи Возрождения. Мадемуазель Руке сидела возле сейфа, и, когда Бретт набирал цифровую комбинацию, запомнила последовательность, не отдавая в том себе отчета. Я должен отметить, что у нее замечательная память.

Кинжал произвел на нее огромное впечатление. Она призналась мне, что это самая прекрасная вещь, которую она когда-либо видела.

До сих пор роль, уготованная мне в этом деле, была неопределенной. Ужасно хотелось промочить горло глотком виски, потому что клонило ко сну. Я взялся за это дело и должен дослушать рассказ до конца.

— Позже, ближе к полуночи, когда большинство приглашенных разъехалось, хозяин проводил Руке в отведенную ей комнату, рассчитывая на ее благосклонность ночью. Он полагал, что, занимаясь подобным ремеслом, она более чем доступна, но не тут-то было.

— А чего же она ждала? — раздраженно сказал я. — Когда у женщины такая профессия, то с ней обращаются подобающим образом.

Он оставил мое замечание без внимания и продолжал:

— Бретт страшно разъярился. Он потерял всякий контроль над собой. Кто знает, чем бы все это кончилось, если бы не двое приглашенных, которые пришли посмотреть, отчего поднялся такой шум. Бретт был так взбешен, что стал угрожать мадемуазель. Он сказал, что раз она выставила его перед гостями на посмешище, то заплатит за все сполна, а слов на ветер он не бросает.

Я начал терять терпение. Единственное, чего мне хотелось, так это дать Герману под задницу, чтобы на ней образовалась внушительная вмятина. Девушка, которая раздевается перед пьяной компанией, не может рассчитывать на симпатию.

— Когда она наконец уснула, то увидела сон, — продолжал мистер Герман. Он сделал паузу, вытащил из кармана портсигар и положил его на стол.

— Я вижу, вам хочется курить, мистер Джексон?

Я поблагодарил — он угадал мое желание. Если чего и не хватало еще, так это стакана виски.

— Ей приснилось, что она спустилась вниз, открыла сейф и, взяв оттуда футляр с кинжалом, положила на его место пудреницу.

Я покрылся мурашками от хребта до корней волос на голове. Хорошо состряпанное выражение внимания к собеседнику на моем лице сохранилось, однако в мозгу резко прозвучал сигнал опасности.

— Вскоре после этого она проснулась. Было около шести часов утра. Она решила уйти, прежде чем проснется Бретт. Сегодня в двенадцать она открыла сумочку и обнаружила, что пудреницы нет, а на дне лежит кинжал Челлини.

Я провел рукой по волосам, мечтая о глотке виски. Тревога не покидала меня.

— Она тотчас же поняла, что произошло. Когда бывает перевозбуждена, то во сне ходит как сомнамбула. Она взяла кинжал Челлини во сне. Ее сон был явью. Вот как все произошло…

Наконец мы добрались до сути и обменялись взглядами.

— Пусть отнесет кинжал в полицию и расскажет все, как было, — сказал я. — Полиция уладит ее отношения с Бреттом.

— Это не так-то просто. Бретт ей угрожал, а когда он рассержен, с ним лучше не связываться. Руке считает, что он может подать в суд еще до того, как она отнесет кинжал в полицию.

Герман выдохнул так, что волна воздуха ударила мне в лицо:

— Бретт будет утверждать, что Веда украла кинжал, но, не сумев продать, решила отнести в полицию, а всю историю представить сомнамбулизмом. Чтобы свести с девушкой счеты, Бретт заявит, что никакой пудреницы в сейфе нет.

Я с сожалением покачал головой и погасил окурок сигареты.

— Почему же она не может обратить эту вещь в деньги, раз она такая ценная?

— По той очевидной причине, что она уникальна. За всю свою жизнь Челлини выковал только два кинжала, один из которых принадлежал Бретту. Все антиквары знают, кто владелец кинжала. Продать его невозможно, но разве что только в том случае, когда сдел ку оформит сам Бретт.

— Ну, что ж, пусть он подаст жалобу. Руке продемонстрирует свой номер перед присяжными и утрет нос Бретту. Они ее не арестуют, это понятно.

— Нет, — возразил Герман, — мадемуазель Руке не может позволить себе подобную рекламу. Если Бретт подаст жалобу — от болтовни в газетах не избавиться. Репутация девушки будет окончательно подмочена.

— Что, Бретт собирается подать жалобу?

Герман улыбнулся:

— Вот мы и у цели, мистер Джексон. Бретт сегодня утром уехал в Сан-Франциско. Он вернется завтра утром, а пока уверен, что кинжал лежит у него в сейфе.

Я знал, что за этим последует, но хотел, чтобы он сам сказал мне об этом.

— Итак, что же мы будем делать?

Это дало ему возможность перейти к активным действиям. Он вытащил из внутреннего кармана пачку денег толщиной с матрас. Отделив от нее десять билетов по сто долларов, он разложил их на столе веером.

Я угадал его намерения, но не ожидал, что он проделает это так быстро. Придвинув стул, я пристально посмотрел на банкноты. Их не в чем было упрекнуть, разве только в том, что они лежали на его стороне стола, а не на моей.

— Мне хотелось, чтобы вы занялись этим делом. Вас устраивает такой гонорар?

Я сказал «да» голосом, который не узнал сам, и пригладил волосы, дабы убедиться, что я еще в своем уме. Из другого кармана он вытащил футляр из красной кожи и толкнул его мне через стол. Я открыл крышку и залюбовался сверкающим золотым кинжалом на белой атласной подушечке. Лезвие было длиной примерно в фуг и все покрыто орнаментом из сказочных зверей. В торец рукоятки вставлен изумруд величиной с грецкий орех.

Премиленькая вещица и ужасно дорогая!

— Это и есть кинжал Бенвенуто Челлини, — произнес Герман медоточивым тоном. — Я хочу, чтобы вы положили кинжал на место и забрали пудреницу. Я отдаю отчет, что процедура не вполне законная, ибо придется сыграть роль медвежатника, но ведь мы не собираемся ничего похищать, верно? А тысяча долларов — премия за риск.

Я понимал, что не стоит связываться с таким скользким типом. Зуммер тревоги звенел в мозгу. Я был уверен, что вся эта история с кинжалом, сеансом стриптиза застенчивой мадемуазель и пудреницей в сейфе — сплошная белиберда, не способная обмишулить последнего дурака. По идее я должен был выставить Германа за дверь. Это избавило бы меня от кучи неприятностей. Но я крайне нуждался в наличных, верил в собственную удачу и надеялся на свое серое вещество. И я сказал:

— Согласен.

 

Глава 2

Теперь, когда мы подошли к моменту, который называется «согласовано и утверждено», Герман постарался не дать мне возможности соскользнуть с крючка. Он требовал немедленно отправиться на дело, а на все мои отговорки неизменно отвечал, что у него все схвачено: возле подъезда ждет машина, и нам нетрудно добраться до его квартиры, где есть и выпивка, и закуска, и место, в котором можно спокойно обсосать все детали предстоящей операции. Насколько я мог понять, он просто не хотел оставлять меня одного ни на миг, чтобы я не смог проверить историю с пудреницей и всем прочим, воспользовавшись элементарным телефоном. Наличие выпивки сразило меня наповал, и я согласился. По дороге мы обговорили самый важный для меня вопрос — гонорарный. Он хотел заплатить по принципу: вечером — пудреница, утром — деньги, но я заартачился и не соглашался ни в какую. Все-таки я вырвал у него два банкнота и согласие раскошелиться еще на два перед началом дела. Остальные я должен буду получить после того, как верну пудреницу. Чтобы показать, что мое доверие к нему не слишком велико, я сунул вырванные с боем казначейские билеты в конверт, написал на нем адрес директора моего банка и, выйдя на улицу, опустил в почтовый ящик. Что ж, если он попытается надуть меня, хоть эти два билета согреют мне душу.

На улице стоял восьмицилиндровый «паккард». Единственное, чем он мог похвастать, так это своей высотой. Я ожидал, что лимузин будет черный, блестящий, как бриллиант Германа, и железный, неказистый таз оказался для меня полной неожиданностью.

Я терпеливо ждал, пока Герман протиснется на заднее сиденье. Он не садился в машину, а напяливал ее на себя. Теперь я надеялся, что все четыре шины лопнут, но все обошлось благополучно. Удостоверившись, что сзади места для меня не осталось, я устроился рядом с шофером.

Проехав Оушн-авеню, мы двинулись по дороге, которая вела к подножию возвышенности, окружавшей город. Я не смог как следует рассмотреть шофера по той причине, что ловкач пригнулся к баранке, а его фуражка была надвинута на глаза. Пока мы катили в темноте, он не обмолвился ни единым словом.

Мы немного поплутали, потом свернули в ущелье и продолжили путь по неровной, поросшей кустарником с обеих сторон, дороге. Время от времени нам попадались дома. Ни в одном из них не было освещенных окон.

Через непродолжительное время я оставил попытки запомнить дорогу, по которой мы ехали, и оставил всякую надежду на дополнительный гонорар плюс к тем двум бумажкам, которые я так предусмотрительно отослал в банк. Если бы толстяк снова пришел в мое бюро, я предпочел бы прелести банкротства, чем все это. Ни от кого, кроме него, я не слышал такой наглой и дурацкой лжи. Мне предстояло ограбить сейф. Для этого состряпан весь этот винегрет. Бедная, маленькая, голая женщина боится большого злого миллионера, ха-ха-ха.

Я не поверил ни единому его слову. Просто Герман желает получить нечто из сейфа Бретта. Может, это и была пудреница, я не мог знать этого, но какая бы вещь там ни лежала, она была очень ценной для Германа. Вся эта история представлялась мне настолько опасной, что если выпутаюсь, то смоюсь без оглядки. У него хватило наглости предложить ограбить сейф Бретта за тот мизер, который он мне пообещал? Да, я взял деньги, но это еще не означало, что, поумнев, я не откажусь от этой авантюры. Он утверждает, что я — пройдоха.

Возможно, но я не такой простофиля, каким кажусь с первого взгляда, и не собираюсь таскать каштаны из огня чужому дяде. Вот что говорил я себе, и был уверен в правильности своих суждений.

Мы катили по дну ущелья. Стемнело. Сырость забралась даже в салон «паккарда». Свет фар рассеивался в тумане и затруднял видимость. Иногда из темноты и мрака доносилось кваканье, сквозь запотевшие окна машины луна казалась лицом покойника, а звезды — бриллиантовыми бусинками.

Внезапно машина свернула в сторону и углубилась в узкую аллее, с обеих сторон которой возвышалась каменная ограда.

Еще через мгновение она остановилась, и я увидел освещенные окна, словно висящие в темноте. Все вокруг было спокойно, недвижимо и бездыханно, как в камере смертника тюрьмы Сан-Квентин. Свет фар брызнул на входную дверь, на каменных львов, присевших на задние лапы и, казалось, готовых прыгнуть в любую секунду. Входная дверь была усеяна головками медных гвоздей и выглядела достаточно прочной, чтобы выдержать прямой удар античного тарана, который я видел в каком-то псевдоисторическом боевике.

Шофер, подбежав к задней дверце, помог Герману выбраться.

Свет упал на лицо, и мне удалось внимательно рассмотреть его. Что-то в этом крючковатом носе и толстых губах показалось мне знакомым. Я уже несколько раз видел этого человека, но не мог вспомнить где.

— Отведите машину, — приказал Герман, — и принесите сандвичи, да не забудьте предварительно вымыть руки, прежде чем хвататься за хлеб.

— Хорошо, мсье, — сказал шофер, бросив на Германа взгляд, полный ненависти. Я счел это полезным. Когда играешь в такие игры, необходимо знать, кто против кого.

Герман открыл входную дверь, и она проглотила его.

Я последовал за ним. Мы прошли через холл, в конце которого располагалась лестница. Двойная дверь вела в большой зал. Нас не встречала прислуга — никто, казалось, не заметил нашего прихода. Герман снял шляпу и сбросил пальто. И даже без этих атрибутов он имел достаточно внушительный вид.

На макушке у него наметилась лысина, а волосы были подстрижены так коротко, что их почти не было заметно.

— Входите, мистер Джексон, и чувствуйте себя как дома.

Я вошел в большой зал за Германом. Когда мы шли с ним рядом, я походил на буксир, сопровождавший океанский лайнер.

Комната была обставлена двумя глубокими кожаными креслами, стоявшими перед камином. На вощеном паркете лежали персидские ковры. Вдоль стены, перед окном, стоял длинный, резной стол с батареей початых бутылок и кучей немытых фужеров. Худощавый, элегантно одетый мужчина возник из кресла.

— Доминик, это мистер Джексон, — сказал Герман. — А это — мой компаньон, мистер Паркер.

Мое внимание было приковано к бутылкам, но я кивнул, чтобы показаться любезным.

Паркер ответил мне тем же. Он изучал меня, и недовольная гримаса явно свидетельствовала, что мой вид ему не по душе.

— Ах да, детектив! — сказал он с усмешкой и посмотрел на свои ногти, как это делают женщины, когда посылают вас… погулять.

Я устроился в кресле и тоже принялся изучать его в свою очередь. Он был высок. Волосы цвета меди прилизаны назад. Длинное, узкое лицо, блеклые синие глаза и нежный подбородок, который скорее подошел бы женщине. Морщины у глаз и кожа, свисающая с подбородка, говорили, что ему давно перевалило за сорок. Те, кто предпочитает холеных щеголей, нашли бы его привлекательным. На нем был костюм из фланели жемчужного цвета, шелковая бледно-зеленая рубашка, бутылочного цвета галстук и туфли ему же в тон. Белая гвоздика украшала его бутоньерку. В тонких губах дымилась сигара с золотым ободком.

Герман расположился перед камином. Он смотрел на меня отсутствующим взглядом.

— Хотите выпить? — спросил он и посмотрел на Паркера, словно ожидал от него разрешения. — Как вы думаете, дать ему виски?

— Сам себя обслужит, — сухо заметил Паркер. — Я не обслуживаю слуг.

— Вы имеете в виду меня? — поинтересовался я.

— Вас бы здесь не было, если не зелененькие, а тот, кого покупают — слуга.

— Точно.

Я подошел к столу и обслужил себя таким количеством жидкости, в котором можно было утопить лошадь. В данном случае белую.

— Закройте рот, когда вас не спрашивают, — отозвался Доминик, и лицо его перекосилось.

— Не горячитесь, Доминик, — сказал Герман.

Хриплый, резкий голос возымел действие на Паркера, и он успокоился.

Наступила пауза.

Я взял стакан, отсалютовал Герману и выпил содержимое.

Виски были того же качества, что и бриллиант.

— Когда займемся делом? — внезапно спросил Паркер, не поднимая глаз.

— Завтра вечером, — ответил Герман. — Введите его в курс дела, а я пойду лягу.

Потом он обратился ко мне, подняв толстый, как банан, палец:

— Мистер Паркер расскажет вам, что надо делать. Спокойной ночи.

Я пожелал ему того же.

Подойдя к двери, он повернулся и посмотрел на меня еще раз.

— Мне бы очень хотелось, чтобы вы поладили с мистером Паркером. Я ему доверяю. Он объяснит вам все, что нужно, и каждое его слово равносильно моему приказу.

— Идет, — согласился я.

Мы слышали грузные шаги Германа, поднимающегося по лестнице. Комната, казалось, опустела.

— Ну что ж, — сказал я, — мое доверие тоже куплено.

— Мы здесь не развлекаться собрались, мистер Джексон.

Паркер сидел в кресле, выпрямившись, словно аршин проглотил.

— Вам заплатили за работу, и заплатили хорошо, так что не потерплю наглости с вашей стороны. Понятно?

— Я пока получил лишь двести долларов, — сказал я, улыбаясь. — Если я вас не устраиваю, отправьте меня обратно. Задаток, полученный мною, возместит время, которое я потерял, приехав сюда. Выбирайте.

В дверь постучали, и это дало ему время подумать. Он сказал «войдите» злобным голосом и спрятал сжатые кулаки в карманы.

Шофер в белой куртке на пару размеров больше, чем требовалось, внес блюдо, на котором лежали сандвичи, нарезанные толстыми кусками.

Теперь, когда на нем не было фуражки, я его узнал. Он работал в порту. Коротыш с печальными глазами. Он был таким же новичком в своей работе, как и я. Войдя, он бросил на меня быстрый взгляд, и по его лицу промелькнуло удивление.

— Что это значит? — спросил Паркер, указывая на блюдо.

Голос его был сухим, как стук бревна.

— Мистер Герман приказал принести сандвичи, сэр.

Паркер встал и исследовал закуску, пренебрежительно приподняв один из ломтей с видом крайнего отвращения.

— Уж не думаете ли вы, что мы будем есть всякую дрянь! Почему вы не можете уяснить, что сандвичи должны быть тонкими, как бумага, темный вы кретин. Убирайтесь и принесите другие.

Он швырнул содержимое тарелки прямо в лицо слуге. Хлеб и курятина облепили лоб и щеки бедняги.

Он побелел, но остался неподвижным.

Паркер быстрым шагом отошел к окну. Резким движением отдернул занавеску и уставился в ночь, пока шофер не привел себя в должный вид.

— Мы не хотим есть, старина, — сказал я.

— Могли бы не отдавать приказы моим слугам, — бросил он через плечо вне себя от ярости.

— Если вы будете вести себя как старая неврастеничка, я пойду спать, а если хотите что-то сказать, то валяйте.

Паркер резко отошел от окна. От злости он почернел и подурнел.

— Я предупреждал Германа, что с вами будет тяжело, — сказал он, подавляя в себе эмоции. — Я говорил ему, чтобы он оставил вас в покое, — мелкий мошенник вашего сорта не принесет пользы в нашем деле.

Я ответил обезоруживающей улыбкой:

— Меня наняли, чтобы я сделал дело, и я его сделаю. Если вы хотите обсудить детали, давайте обсудим.

К моему удивлению, он успокоился.

— Ладно, Джексон, спорить не буду.

Он подошел к столу, вынул ящик и извлек из него рулон голубой бумаги. Слава Богу не туалетной. С него станется.

— План дома Бретта. Взгляните!

Я налил еще виски, выбрал из сигар на столе самую толстую, развернул рулон и принялся изучать.

Паркер склонился со мной рядом и показал служебный вход и место, где находится сейф.

— К сожалению, дом стерегут два охранника. Они бывшие полицейские, и у них отменная реакция. Кроме них есть еще и сигнализация, но она подведена только к окнам и сейфу. Я устрою так, что вы спокойно проникнете через служебный вход. Вот отсюда. — Его палец уперся в план. — Пройдете по коридору, подниметесь по лестнице к кабинету Бретта. Красным крестиком отмечен сейф.

— Постойте, постойте! — воскликнул я. — Герман не упоминал ни об охранниках, ни о сигнализации. Как же случилось, что красотка Руке не привела ее в действие?

— Видно, пряча кинжал в сейф, Бретт забыл включить защиту.

— Вы считаете, что она до сих пор отключена?

— Возможно, но рассчитывать на это не приходится.

— А охранники?

— Они ночуют не в доме, а в караульной сторожке в саду.

Все это мне не нравилось: охранники, которые совсем недавно служили в полиции, система защиты и прочие мелочи, из-за которых можно запросто влипнуть.

— У меня есть ключ от служебной двери, — сказал Паркер. — Так что вам не придется пользоваться отмычками.

— А что будет, если меня сцапают?

— Мы выбрали именно вас, потому что никто не может сцапать Джексона, — теперь усмехнулся он.

— Это не ответ.

Он пожал плечами:

— Придется выложить правду.

— Историю о застенчивой крошке, которая разгуливает по ночам? — вставил я с ехидцей.

— Разумеется.

— Ни за что не поверю, что Редферн может принять эту историю за чистую монету.

— Если вы выполните все наши указания, инспектор никогда ничего не узнает.

— Надеюсь. — Я поставил пустой фужер на стол и скатал рулон.

— У вас имеется оружие?

— Разрешение на ношение пока не отобрали.

— Завтра лучше оставьте свою пушку дома.

Наши взгляды скрестились.

— Если вы настаиваете…

— Это все. Утром поедем осматривать владения Бретта.

— Послушайте, может быть, с этим дельцем лучше справится ваша спящая красавица. По словам вашего приятеля, она во сне, когда ей снятся кошмары, может пройти даже по минному полю.

— Опять дерзите?

— Как скажете, начальник.

Я взял бутылку и фужер:

— Допью в постели, не возражаете?

— Не одобряю склонность к спиртному.

— А я и не нуждаюсь в вашем одобрении. Где мне прикорнуть?

Он переборол себя, и мы отправились узким коридором в какую-то комнату, в которой пахло плесенью. Но, кроме запаха, спальню не в чем было упрекнуть.

— Спокойной ночи, Джексон!

Я налил виски, выпил, налил еще и подошел к окну. Надо было проветрить комнату, а заодно и мозги.

Из распахнутого окна я мог наблюдать только верхушки деревьев. Прямо подо мной можно было различить плоский карниз. Я не придумал ничего лучшего, как вылезть и встать на него.

Теперь я рассмотрел лужайку перед домом и бассейн, заросший кувшинками, которые казались серебристыми в лунном свете. На парапете сидела девушка. Если бы не красный огонек сигареты, ее можно было бы принять за статую, до того она была неподвижна.

Некоторое время я следил за огоньком. Но он ни разу не шелохнулся. Пришлось вернуться в спальню тем же путем, что и выходил.

На моей кровати сидел шофер.

— Решил подышать свежим воздухом! — Я не подал вида, что удивлен. — Тут довольно затхлая атмосфера.

— Это в точку! — согласился он басом. — А ведь мы с вами знакомы.

— Да, — признался я. — Мы встречались в порту. Меня зовут Джексон.

— Частный детектив?

— Был. Месяц назад. Теперь я бросил это дело.

— До меня доходили кое-какие слухи… Что, легавые допекли?

— Не без того. — Я поискал второй фужер, но за неимением плеснул в свой. — Выпьешь глоточек?

Он с жадностью вцепился в свою порцию, и моментально ее не стало.

— Я не могу долго разговаривать с вами. Они не обрадуются, узнав об этом.

— Просто пришел вмазать?

Он отрицательно покачал головой:

— Я хотел вам кое-что предложить. Я подслушал, как вы обращались с этим гадом Паркером. Нам надо действовать сообща.

— Вполне возможно. Как тебя зовут?

— Макс Отис. Служу первый день.

По тону, каким это было произнесено, не составляло труда догадаться, что и одного дня оказалось предостаточно.

— Деньги, конечно, неслабые, но обращаются со мной как с собакой. Дождусь конца недели и сбегу.

— Уже оповестил хозяев?

— Паркер хуже Германа. Все время придирается: и то ему не так, и это ему не эдак. Видел, как он сегодня меня?..

— Видел.

У меня не было желания выслушивать его жалобы — я нуждался в информации.

— А чем ты занимаешься здесь?

— Всем: готовлю, прибираю, вожу колымагу, чищу обувь и одежду этого подонка Паркера, покупаю жратву и поддачу — работы невпроворот.

— А они в этом доме давно?

— Я же сказал, с сегодняшнего дня. Я все здесь и устраивал.

— Мебель и все такое?

— Нет, они сняли эту лачугу со всякой всячиной.

— На какое время?

— Ты слишком много хочешь знать. Они только приказывают, но ничего не объясняют.

— Их только двое?

— Да. И девчонка.

Значит, зрение меня не подвело. Девушка все же была.

Я опрокинул стаканчик и снова наполнил его.

— Ты ее видел?

— Да. Хорошенькая мордашка. Но не из болтливых. Ее зовут Веда Руке. Она так же любит Паркера, как и я.

— Это она сидела в саду возле бассейна?

— Возможно. Она сидит там весь день.

— Кто тебе предложил эту работу?

— Паркер. Я встретил его в городе. Он все обо мне знал. Сказал, что я с ними хорошо заработаю. — Он нахмурился и посмотрел на стакан. — Я бы ни за что не согласился, если бы знал, что Паркер такая сволочь. Не будь у него револьвера, я давно дал бы ему пинка.

— Револьвера?

— В специальной кобуре под мышкой. Мне кажется, он знает, как с ним обращаться.

— Что у них за дело?

— Мне не говорили. Я знаю не больше вашего. Никто не приходит, не звонит. Они вроде бы ждут чего-то.

Я улыбнулся. Непременно что-то произойдет.

— Ну что ж, старина, отправляйся спать. Я помню, что ты мне сказал, и буду иметь тебя в виду, но и ты держи ухо востро. Если схитрить, то можно будет кое-что разнюхать.

— А ты ничего не знаешь? Здесь творится что-то неладное, и мне это совсем не нравится.

— Кое-что я могу тебе сообщить. Девочка Руке разгуливает во сне.

Он был ошарашен.

— Без дураков?

— Естественно, поэтому я и здесь. И еще она скидывает шмотки перед публикой.

Он пережевывал эту мысль, которая явно пришлась ему по вкусу.

— Что-то есть странное в ней, — сказал я, — прими к сведению и будь начеку.

Я подтолкнул его к двери:

— И пусть тебе повезет.

 

Глава 3

Я встретился с Ведой Руке лишь во второй половине дня.

Утром мы с Паркером поехали на «паккарде» к дому Бретта. Мы поднимались по извилистой узкой дорожке до самого конца Оушн Роад.

Машину вел Паркер. И взял слишком быстрый темп. Пару раз машину заносило так, что задние колеса оказывались в опасной близости от края пропасти.

Я молчал.

Он вел машину небрежно, касаясь руля кончиками пальцев, словно боясь к нему притронуться. Прошло немало времени, прежде чем показался дом Бретта. Окруженный четырехметровой стеной, он был построен на возвышении и хорошо просматривался издалека, но вблизи был скрыт деревьями и кустарниками.

Паркер остановил машину, чтобы я смог осмотреться. Мы достали план, и он показал мне, где находится служебная дверь.

— Нужно лишь перелезть через стенку, — сказал он.

Так как это делать придется мне, а не ему, он не находил в том ничего трудного.

— Поверху проходит колючая проволока, — добавил он, — но это можно уладить.

Перед большими железными воротами появился сторож. Было ему лет пятьдесят, и выглядел он настоящим здоровяком, а его внимательные голубые глаза следили за нами до тех пор, пока мы не остановились метрах в пяти от ворот.

— Подождите, я с ним поговорю, — сказал Паркер.

Сторож двинулся в нашу сторону. Маленького роста, коренастый, с плечами боксера. На нем была коричневая рубашка, вельветовые брюки и фуражка с козырьком. Толстые, короткие ноги были обуты в кожаные сапоги.

— Я думал, что это дорога на Санта-Медину, — сказал Паркер, высунувшись из машины.

Сторож, поставив начищенный сапог на порог нашей машины, внимательно рассмотрел Паркера и затем меня. Если бы мне и не сказали, что это бывший полицейский, я все равно бы догадался по презрительному выражению глаз.

— Это частная дорога, — сказал он язвительным голосом, — так указано на дорожном щите у развилки, за восемьсот метров отсюда. Дорога на Санта-Медину поворачивает налево. Что вы здесь потеряли?

Пока он разглагольствовал, я рассматривал стены. Они были гладкими, как стекло, и сверху проходили три ряда колючей проволоки, достаточно острой, чтобы впиться в мое мясо.

— Я решил, что как раз левая дорога частная, — продолжал Паркер, безмятежно улыбаясь. — Извините нас за вторжение.

У меня была возможность рассмотреть еще кое-что. Возле сторожевой будки, зевая на солнце, сидела собака. Собака-волк. У нее были такие большие клыки, что на них можно было повесить шляпу.

— Проезжайте, — сказал сторож. — Когда у вас появится побольше времени, научитесь читать дорожные указатели.

Объемистую талию сторожа опоясывала портупея, а из кобуры выглядывала рукоятка огромного кольта, отполированная частым употреблением.

— Не нужно грубить, — спокойно сказал Паркер. — Тут кто угодно может ошибиться.

— Ну и красавца родила твоя мать, — ответил сторож.

Паркер вспыхнул.

— Это оскорбление, — ответил он сухо. — Я буду жаловаться вашему хозяину.

— Двигай, двигай, — проворчал сторож. — Убирайтесь отсюда со своей кучей железа, пока я не дал тебе более веский повод для жалобы.

Мы отправились тем же путем, что и приехали. Я наблюдал за сторожем в зеркальце машины. Он стоял на середине дороги и смотрел в нашу сторону, толстый и надменный.

— Очаровательный добряк, — сказал я, улыбаясь.

— Есть еще один такой же. Ночью они дежурят вместе.

— Вы видели собаку?

— Собаку? — Он посмотрел на меня. — Какую собаку?

— Собаку с волчьими зубами. Вид у нее даже более свирепый, нежели у сторожа, к тому же она голодна, да и проволока заострена на славу. Думаю, мне не мешало бы застраховаться.

— Вы не получите от нас больше ни цента, если хотите знать, — выдавил из себя Паркер.

— Как раз об этом я и толкую. С псом придется считаться. Должно быть, приятно смотреть, как это кроткое животное пускает слюни в темноте. Да, старина, вам придется переиграть и немного раскошелиться.

— Тысяча или ничего, — отрезал Паркер, — так что умерьте ваш аппетит.

— Вам следует набавить. Бретт может заплатить мне гораздо больше. И не говорите «умерьте свой аппетит», пока не знаете, сколько я запрошу.

Я увидел, как сузились его глаза. Значит, попал в точку.

— Предупреждаю вас, Джексон, — сказал Паркер сквозь зубы, — оставьте фокусы. Мы заключили сделку, вы получили задаток, значит, пойдете с нами до конца.

— Переговорите с Германом. Я хочу на пять сотен больше или выбываю из игры. Герман не говорил мне ни о стороже, ни о стене, ни о проволоке, ни тем более о собаке. Он представил всю работу так, будто ее можно выполнить с закрытыми глазами.

— Вы или берете тысячу или пожалеете об этом. — Его руки сжали руль с такой силой, что побелели костяшки пальцев. — Я не позволю какому-то негодяю шантажировать меня. Я вас не нанимал, все претензии — к Герману.

Он увеличил скорость, и на обратную дорогу мы затратили времени в три раза меньше.

— Пойдем к Герману, — сказал он.

Мы прошли в комнату.

Герман сидел на огромном стуле и, потирая розовое лицо, мрачно приготовился слушать.

— Я сказал ему, что не позволю делать из нас дураков, — сказал Паркер. Глаза его метали молнии.

Герман внимательно посмотрел на меня:

— Было бы лучше, если бы вы оставили свои увертки, мистер Джексон.

— Какие увертки? — спросил я, улыбаясь. — Просто пять сотен мне нужны для полной уверенности. Хотелось бы мне, чтобы вы увидели сторожа и полюбовались на собаку. После этого вы согласились бы сразу на мои условия.

— Согласен, — сказал он, — я ничего не знал ни о стороже, ни о собаке. Пять сотен добавлю, но это все.

Паркер готов был взорваться.

— Не нервничайте, Доминик. — Герман повернулся к нему и нахмурился. — Если вы знали о сторожах, вам следовало сказать об этом.

— Он нас шантажирует, — разбушевался Паркер. — Вы будете дураком, если заплатите. Когда он прекратит…

— Предоставьте это решать мне, — оборвал Герман.

Он был невозмутим, как китаец в чайном салоне.

Паркер постоял, поглядел на меня и вышел.

— Следовало бы вручить деньги прямо сейчас, — сказал я. — Если встречусь с собакой, платить будет некому.

В конце концов Герман выложил еще две с половиной сотни.

Я позаимствовал листок и конверт, приготовив еще один сюрприз для директора моего банка. Как раз перед домом находился ящик для писем.

Герман наблюдал за мной из окна, когда я пошел по дороге и опустил конверт в ящик.

Ну что ж, я — молодец, собрал почти пять сотен, ничего пока не сделав. Зелененькие попали туда, откуда ни один из этих парней не сможет их забрать. Однако мне не понравилась легкость, с какой Герман уступил эти деньги. Я знал, что у Паркера мне ни за что не удалось бы их вырвать. Но Герман был хитрее Паркера. По выражению его лица ничего нельзя было прочесть. Но это меня не смущало. Было понятно, что, когда возвращу пудреницу, деньги вырвать будет гораздо сложнее.

Пока все шло хорошо, но относительно будущего имелись кое-какие опасения, которые становились все более определенными. Я напомнил себе, что Макс сказал по поводу хлопушки Паркера. Сейчас они хотели, чтобы я выполнил работу, для которой Герман был слишком толст, а Паркер слишком труслив. Но когда работа будет сделана, я им стану не нужен. Вот тогда-то и надо быть начеку.

Пришел Макс. Сказать, что завтрак готов. Я сидел на террасе, откуда мне было видно лужайку. Я собирался заговорить с моим новым приятелем, но тот стал делать мне предостерегающие знаки. Бросив взгляд через плечо, я заметил, что мой закадычный друг Паркер наблюдает за нами через застекленную дверь. Он подошел к нам, лицо его было застывшим, но собой он еще владел.

— Для ночной операции все готово, — сообщил он, когда Макс ушел. — Я дойду с вами до стены и буду ждать вас возле машины.

— Если пойдем на дело вместе, то вы сможете отвлечь собаку.

Он не ответил, и мы прошли в столовую. Пока я расправлялся с едой, Паркер сообщил мне, что приготовил веревку с крюком.

— Вам нужна будет веревка, чтобы забраться на стену. Есть хорошие ножницы для резки проволоки и фонарик. Еще что-нибудь?

— А для собаки?

— Налитой свинцом дубинки для нее будет достаточно? — вмешался Герман. — Я велю Максу раздобыть ее.

— Числовая комбинация сейфа?

— Я записал ее вам, — ответил Паркер. — Вы найдете за сейфом провод, который нужно перерезать, прежде чем прикоснуться к сейфу. Окон тоже не касайтесь.

— Это кажется вам таким простым, — съязвил я.

— Для человека с вашим опытом это просто, — мягко сказал Герман. — Но не нужно лишнего риска. Я не хочу неприятностей.

— Значит, нас уже двое, — сказал я, улыбаясь.

После завтрака я отправился вздремнуть в сад. Там и встретил Веду Руке.

Я пошел к бассейну, рассчитывая найти ее там. Она там и была. Так же, как и ночью, она сидела на парапете бассейна. Ее ноги были обуты в сандалии, и она болтала ими в нескольких сантиметрах от воды. На ней были желтые вельветовые брюки и желтая рубашка. Черные волосы свободно падали на плечи «а ля Жанна Д'Арк». Она была маленькая, крепкая и, казалось, вся состояла из выпуклых линий. Во всем теле чувствовалась сила. Это не значит, что она была мускулистой, нет. Это скорее ощущалось, чем виделось. Ее запястья выглядели стальными, а бедра, если до них дотронуться, крепкими, как гранит. Лицо было бледное, маленькое и сосредоточенное. Глаза цвета лазури — живыми и наблюдательными.

Бывают женщины, при виде которых мысли роятся в голове, цепляясь одна за другую, но тут же пропадают, как только такая женщина исчезает из поля зрения. Веда отличалась от них, как джин от воды. Эта разница — в крепости, которая присуща индивидууму, а она у нее была.

Как только увидел ее, я понял, что погиб. Если бы я был благоразумным, должен был бы бежать, не останавливаясь, пока не добрался бы до границы штата.

Герману я бы сказал, что передумал, вернул деньги и — прочь от этого дома.

Да, это было самым лучшим решением. Мне следовало понять, что, как только девушка втемяшится мне в башку, я буду думать о работе только наполовину. А когда парень в таком состоянии, на него нельзя положиться. Все это я знал, но мне было все равно.

— Здравствуйте, — сказал я. — Я слышал о вас. Вы ходите во сне?

Она задумчиво посмотрела на меня. Ни приветствия, ни улыбки.

— Я тоже слышала о вас, — сказала она.

Вопрос, казалось, был исчерпан. Воцарилось мучительное молчание, во время которого мы смотрели друг на друга.

Она не двигалась. У нее была удивительная способность сохранять полную неподвижность. Даже дыхания не было слышно.

— Вы знаете, зачем я здесь?

— Да.

Говорить было не о чем. Я смотрел на воду и видел ее отражение. Оно было замечательным.

Вдруг у меня возникла мысль, что я тоже ей понравился. Я чувствовал, что заронил в ней искру, но еще долго придется работать, чтобы разгорелось пламя.

Я многое повидал в жизни и знал немало женщин, но все они доставляли мне чуточку удовольствия и бездну огорчений.

Женщины — забавные существа, никогда не знаешь, что от них ожидать в следующую минуту, да они зачастую сами этого не знают. Они меняют настроение чаще, чем ящерица хвост. Улучив момент, когда у них появится настроение, вы должны ухватиться за него и не выпускать из рук. Но такие упражнения не для меня. Я люблю действовать быстро, напористо, как выстрел в спину из мушкета.

Я обошел бассейн и теперь стоял возле Веды. Она по-прежнему сидела неподвижно, словно статуя, сложив руки на коленях. Я почувствовал ее запах, не резкий и навязчивый, а одурманивающий и ускользающий. Сердце мое болезненно заколотилось.

Я стоял за ее спиной и ждал. У меня было такое чувство, будто схватился голыми руками за провод высокого напряжения.

Меня дергало и трясло.

Она медленно обернулась и посмотрела на меня. Я схватил в ладони ее лицо и впился губами в ее губы.

Веда не сопротивлялась. Мы стояли так несколько секунд, а может, и целую вечность. Рот девушки был полуоткрыт, и я чувствовал ее дыхание. Несколько секунд хватило для того, чтобы понять, до чего же здорово — прижать к себе это молодое, крепкое тело! Потом она оттолкнула меня, сжав пальцы в кулачки. Мы молча посмотрели друг на друга. Ее лазурные глаза были спокойны и безразличны, как вода в бассейне.

— Вы всегда так энергично принимаетесь за дело? — спросила она.

В моей груди ощущалась непонятная тяжесть, мешающая думать.

Когда я заговорил, из моего горла раздалось кваканье, которому позавидовали бы лягушки.

— Я нахожу, что это здорово и следовало бы повторить.

Она перебросила ноги через парапет и встала. Ее маленькая темноволосая головка едва доставала мне до плеча. Держалась она вызывающе и прямо.

— Может быть, — сказала она, удаляясь.

Я посмотрел ей вслед.

Фигура была грациозной и стройной.

Веда ни разу не обернулась. Я наблюдал за ней до тех пор, пока она не скрылась в доме. Тогда я сел и закурил. Мои руки дрожали, как листья на ветру. Все остальное время я провел возле бассейна.

Ничего больше не произошло. Никто ко мне не подошел, никто не наблюдал из окна. У меня было достаточно времени, чтобы все продумать перед ночным заданием: как избавиться от сторожей и собаки, как спуститься со стены незамеченным, как открыть сейф. Но мысли мои все время возвращались к этой загадочной женщине — Веде Руке. Я думал о ней даже тогда, когда солнце погасило последние лучи и на лужайку опустилась темнота. Я продолжал думать о ней и тогда, когда Паркер подошел ко мне. Я смотрел на него невидящим взглядом, словно его и не было.

— Вам лучше вернуться, — сухо заметил он. — Нам необходимо все окончательно оговорить. Лучше всего отправиться в девять часов вечера, когда будет светить луна.

Мы вернулись в дом. Веды не было ни в гостиной, ни в холле. Я напряженно ждал какого-либо звука, который сигнализировал бы о ее приходе, но дом молчал, напоминая своим безмолвием морг.

— Доминик подаст вам кинжал, — сказал Герман, — когда вы залезете на стену. Будьте с ним осторожны.

Паркер дал мне ключ, который, по его словам, открывал служебную дверь, и мы снова занялись изучением плана.

— Я хотел бы получить еще двести долларов, — сказал я. — Вы должны их дать мне прямо сейчас.

— Доминик вручит их вместе с кинжалом, — ответил Герман, — у вас и так уже достаточно денег, хотя вы еще ни цента не заработали. Я хочу видеть результат, прежде чем вручить вам остальную сумму.

Я улыбнулся:

— Заметано. Но без гонорара на стену не полезу.

Я ожидал увидеть Веду перед обедом, но ее нигде не было.

Примерно в середине обеда я вдруг понял, что мне необходимо знать, где она находится. Как бы между прочим, я сказал, что видел девушку в саду, и это, без сомнения, могла быть только Веда Руке. Так почему она не обедает вместе с нами?

Паркер стал зеленовато-белым. Он сжал пальцы с такой силой, что они чуть не продырявили кожу на ладонях. Он что-то проговорил срывающимся голосом, но Герман быстро успокоил его:

— Не горячитесь, Паркер.

Мне не понравилась физиономия, которую он скорчил, и я резко отодвинул стул. Вид у него был разъяренный. Он даже хотел меня двинуть, а я не люблю, когда в меня тычут кулаком, даже такой педераст, как Паркер.

— Вам заплатили за работу, Джексон, — прошипел Паркер, — а не за то, чтобы вы совали свой паршивый нос туда, куда не следует. Мадемуазель Руке не желает иметь ничего общего с таким жалким пройдохой, как вы. Я хотел бы, чтобы желание ее было исполнено. И не надо вмешивать ее в это дело.

— Не хотите объяснить, — обратился я к Герману, — откуда взялся этот субъект в коричневых штанишках с тетушкиным чепчиком на голове?

Я поставил каблук на перекладину его стула и уже готов был двинуть хлыщу в морду, как вдруг обнаружил девятимиллиметровую пушку полицейского образца, которая плясала перед моим носом. Макс говорил, что Паркер, похоже, знает, как с ней обращаться. Кроме как в вестернах с Юлом Бриннером, нигде не видел, чтобы в игру вступали с такой быстротой.

— Доминик! — сказал спокойно Герман.

Я не двигался. Блеклые глаза Паркера были пусты и лишены всякого выражения. Я понял, что он может убить. Дуло пистолета было длинным, как бруклинский тоннель, и это была паршивая минута.

— Доминик! — крикнул Герман, двинув кулаком по столу.

Пистолет опустился, и Паркер удивленно посмотрел на меня, словно не мог понять, что произошло. От его пустого и потерянного вида у меня по спине пробежали мурашки. «Этот парень — сумасшедший», — подумал я. Такое же выражение лица я видел у некоторых типов в тюремной больнице. Увидев раз — не забудешь, это было лицо убийцы-параноика.

— Не нервничайте, Доминик, — сказал Герман своим пронзительным голосом.

Он даже пальцем не шевельнул, чтобы успокоить Паркера, и я понял почему. Достаточно было вовремя сказать ему «не нервничайте, не горячитесь», и это действовало на него магически.

Паркер медленно встал, удивленно посмотрел на пистолет, словно не понимал, как он мог оказаться у него в руке. Затем медленно вышел из комнаты.

Я вытер носовым платком вспотевший лоб.

— Вам следовало бы присмотреть за этим парнем, — проговорил я как можно более инертным тоном, — он вскоре свихнется окончательно.

— Лучше возьмите себя в руки, мистер Джексон, — сказал Герман со все той же холодностью во взгляде. — Если вести себя с ним надлежащим образом, то все будет в порядке. Ему кажется, что вы все время ищете ссоры. Хотите кофе?

Я улыбнулся:

— В данный момент я бы выпил что-нибудь покрепче. И не рассказывайте мне сказок — он хотел меня убить. Пока не поздно, заберите у него оружие.

Глядя на меня, Герман наполнил стакан:

— Не принимайте этого всерьез, мистер Джексон. Он очень привязался к мадемуазель Руке. На вашем месте я не стал бы касаться этой темы.

— А как она к этому относится?

— Не понимаю, почему вас это интересует?

Я выпил и вернулся к столу.

— Может быть, вы и правы, — согласился я.

В девять часов Паркер подогнал машину к входной двери. Он был замкнут и спокоен. Казалось, он полностью преодолел неприязнь ко мне. Герман спустился с лестницы, чтобы проводить нас.

— Желаю удачи, мистер Джексон. Паркер даст все указания в машине. К вашему возвращению деньги будут приготовлены.

Я посмотрел на темные окна в надежде увидеть ее силуэт и почти не обратил внимания на его слова. Веды нигде не было.

— Мы, если все будет хорошо, должны вернуться около двух часов, — сказал Паркер дрожащим голосом.

— Если мы не вернемся, вы знаете что делать.

— Вы вернетесь, — заверил компаньона Герман. — Мистер Джексон не допустит промаха, — заявил он и помахал нам рукой.

Я очень хотел на это надеяться.

Когда мы тронулись с места, я еще раз оглянулся, но так ее и не увидел.

 

Глава 4

Мы сидели в машине возле забора дома Бретта. Вокруг было спокойно и темно. Мы не видели ни машины, ни стены, ни друг друга, словно находились в абсолютном вакууме.

— Ну что ж, — тихо начал Паркер. — Вы знаете, что делать. Начинайте. Свистните, когда будете возвращаться, — я включу фонарь, чтобы вы нашли веревку.

Я тихонько вздохнул. Даже теперь я не нашел в себе сил отказаться от этого рискованного мероприятия.

Я боялся промахнуться, и если попадусь, то тюрьма светила мне надолго. Уж Редферн не упустит шанс. Он только и ждал промаха с моей стороны.

Паркер включил маленькую лампочку, спрятанную в машине.

Неясно вырисовывались руки и контур головы.

— Вот шифр сейфа, — сказал он. — Его легко запомнить.

Я записал его на карточку. «Полный оборот направо, пол-оборота влево, опять полный оборот направо и еще пол-оборота назад».

— Между оборотами, Джексон, делайте остановки, чтобы дать время запору вернуться назад. И ради Бога, не торопитесь.

— А монеты? — спросил я.

— Вы только и думаете об этом, — проворчал он.

Паркер был прав, время действительно было неподходящим, чтобы думать о постороннем.

— Возьми подавись!

Он дал мне два сотенных билета. Я сложил их в маленькие квадратики и положил в портсигар. В этот момент я с удовольствием дал бы ему пинка, вышвырнул из машины и уехал, но мне хотелось еще раз увидеть Веду. Я снова ощущал на губах вкус ее поцелуя.

— Открыв сейф, вы найдете пудреницу на второй полке. Вы обязательно увидите ее. Это маленькая золотая вещица. Сотни женщин носят такие же. Кинжал положите на место.

— Можно было бы избежать всех этих сложностей, если бы ваша девушка спала с замком на лодыжках. Вам следовало сказать ей об этом.

Паркер открыл дверцу и скользнул в темноту, я последовал за ним. Минуту мы стояли, прислушиваясь. Все было тихо. Меня мучил вопрос, спустили ли собаку, так как она сидела у меня в печенках.

— Готовы? — нетерпеливо спросил Паркер, — нам нужно кончить это дело раньше, чем выглянет луна.

— Да, — сказал я, вертя в руках налитую свинцом трость.

Хотел бы я сейчас держать в руках милый моему сердцу пистолет.

Паркер размотал веревку, я взял в руки крюк. С третьей попытки крюк прочно уцепился за проволоку.

— Что ж, в добрый час, — сказал я. — Держите ушки на макушке. Может случиться так, что меня пристукнут раньше, чем я доберусь до сейфа.

— Не делайте глупостей, Джексон.

Я не видел его лица, но, судя по голосу, он говорил сквозь зубы.

— Вы не вытянете у нас больше ни цента, пока не принесете пудреницу.

— Я передам ее вам, если будете ждать моего возвращения на стене.

— Будьте внимательны. Ни до чего не дотрагивайтесь. Не должно остаться ни одной улики.

Я вскарабкался по веревке до заграждения из проволоки.

Она была туго натянута, и мне пришлось напрячь внимание, чтобы не задеть рукавом, когда я буду разрезать ее. С этим я справился сравнительно быстро.

— Порядок, — сказал я и вскарабкался на стену.

Я посмотрел в сторону дома, но это было все равно, что увидеть муху, ползущую по луне.

— Вот футляр, — сказал Паркер. — Обращайтесь с ним осторожно.

Я наклонился и пошарил в воздухе рукой, пытаясь нащупать футляр, который должен был подать Паркер.

— Он у меня, — прошептал я, положив его в карман. — Темно, как у негра в желудке, — мне понадобится время, чтобы отыскать тропинку, ведущую к дому.

— Не надо ничего искать, — торопливо сказал Паркер, — вы найдете ее в нескольких метрах от стены. Она приведет вас прямо к служебному входу.

— Вы в этом уверены? — прошептал я и, спустив веревку с обратной стороны, скользнул вниз.

Стоя у стены, одной ногой на газоне, прислушался. Ничего не было слышно, кроме стука сердца и моего дыхания. Я размышлял, что делать дальше: либо остаться на месте и, выждав время, сказать Паркеру, что не смог открыть сейф, либо что несгораемый шкаф хорошо охраняется, либо еще что-нибудь в этом роде.

Мог я пойти, выполнить работу и вернуться. С риском нарваться на сторожей и собаку. Если они поймают меня с пудреницей, никто не спасет меня от Редферна.

Я решил идти до конца. Конечно, я подозревал, что вся эта история могла оказаться блефом чистой воды — субъект, подобный Герману, не поставил бы на карту столько денег, чтобы вызволить женщину из переделки, в которую она себя сама впутала.

Эго было не в его стиле. Пудреница, или другая вещь, которую он хотел взять из сейфа Бретта, стоила кучу денег.

Другого объяснения просто не было, и быть не могло. Если Герман платил за эту вещь бешеные бабки, значит, знал, за что. Я был противен сам себе, что стал неразборчив в делах, за отсутствие денег, за весь этот город Сан-Луи Бич. На карту поставлена моя жизнь или, во всяком случае, свобода. Если справлюсь с этим заданием, немедленно исчезну, как говорится, погружусь на подводную лодку и не высунусь до тех пор, пока не иссякнут деньги. Игра стоила свеч!

Понадобилось несколько секунд, чтобы эти мысли пронеслись в моей голове. Я направился по тропинке в направлении к дому. На мне были туфли на каучуковой подошве, производившие меньше шума, нежели призрак. Я постоянно прислушивался, двигаясь с фонариком в одной руке и налитой свинцом тростью во второй, готовый ко всем неожиданностям. Через некоторое время тени деревьев скрыли меня. В глубине, слева от меня, я различал контуры дома — большая темная масса на фоне неба.

Я продолжал красться по тропинке, вьющейся вокруг дома, не переставая думать о собаке-волке. Это было чертовски неприятно, идти, вот так, в темноте, и ждать, что в любую секунду на тебя набросится пес. Такая тварь передвигается почти бесшумно, ползком, и когда ее замечаешь, это первое и последнее, что ты видишь, так как ее клыки вонзаются в горло.

Когда я подошел к дому, рубашка на мне была мокрой и нервы были натянуты как струна. Тропинка привела прямо к ступенькам террасы. Из плана я знал: чтобы достичь служебного входа, необходимо пройти вдоль террасы, мимо ряда дверей, подняться на несколько пролетов, миновать вторую террасу и повернуть за угол. Там и ждал меня сейф.

Я стоял и смотрел на террасу до боли в глазах. Сначала я вообще ничего не видел, но потом начал различать широкие белые ступени и балюстраду. Я продолжал слушать и вглядываться в темноту, так как знал, что, когда окажусь в незащищенном месте, предпринимать какие-нибудь шаги будет уже поздно.

Теперь, когда я был возле дома, был виден луч света, пробивающийся из одного окна, и слышны звуки танцевальной музыки. Эта музыка еще больше подчеркивала мое одиночество. Я все еще не решался покинуть свое убежище, так как у меня было предчувствие, что все это не так просто, как кажется.

Я продолжал вглядываться и тогда, когда увидел приближающегося сторожа.

Выглянула луна.

Сторож остановился возле неподвижной глыбы, которая могла оказаться чем-то вроде большой каменной птицы на пьедестале. Он стоял в тени этой птицы и почти не был заметен. Некоторое время он стоял и вглядывался в парк, потом медленно пошел вдоль террасы, удаляясь от служебного входа.

Самое время рискнуть, так как он мог сделать полукруг и вернуться назад. Взбежав по ступенькам, я оказался на террасе. Я еще раз взглянул на сторожа, укрывшись за балюстрадой. Он перешел на другую сторону и теперь напряженно всматривался в парк, словно капитан с мостика корабля.

Я не стал ждать. На цыпочках одолел следующий пролет лестницы и оказался прямо перед окнами. Теперь я ясно слышал радио. Луи Армстронг был на пути к тому, чтобы разодрать персидский ковер силой звука своей волшебной трубы. Но у меня не было времени наслаждаться прекрасной импровизацией знаменитого музыканта.

Я прошмыгнул мимо застекленных дверей и завернул за угол, как и было указано в плане. Находясь в нескольких метрах от служебной двери, я услышал шаги. Ощутив резкий толчок сердца, я прижался к стене. Шаги направлялись в мою сторону.

— Гарри, ты там? — позвал голос из темноты.

Я был уверен, что узнал его. Он принадлежал коротышке-сторожу, с которым мы столкнулись утром.

— Да, — ответил второй.

Теперь я мог видеть обоих. Один наклонился над балюстрадой, глядя на второго, стоящего внизу.

— Все спокойно?

— Вполне. Здесь так темно, хоть глаз выколи.

— Будь начеку, Гарри, как бы чего не вышло.

— Какая муха тебя укусила, Нэд? — Голос второго сторожа казался раздраженным. — С ума что ли сошел?

— Да. Будь повнимательнее, раз я тебе говорю. Я все думаю о тех молодчиках.

— Ах, эти! Они ведь заблудились. Каждый раз, когда кто либо собьется с дороги и заедет сюда, ты начинаешь что-то выдумывать. Брось ты это, мой тебе совет.

— Мне не понравились их физиономии, я все думаю, что, когда педик меня разыгрывал, другой глядел в оба. Это меня-то и настораживает.

— Ладно, ладно, я сейчас сделаю еще круг по парку.

— Возьми собаку, — сказал Нэд. — Кстати, где она?

— Привязана, но я схожу за ней. Найду тебя через полчаса.

— О’кей.

Я слушал все это, затаив дыхание.

Нэд стоял как вкопанный, повернувшись ко мне спиной, внимательно вглядываясь во тьму. Я начал медленно скользить вдоль стены, удаляясь от нее, пока не потерял их из виду.

Еще несколько шагов — и я достиг двери. Аккуратно пошарив по ней, пока не нащупал ручку, повернул, но она была заперта. Осторожно переложив трость в другую руку, я достал ключ, который дал мне Паркер. Посветить я не решался. Нащупав замочную скважину, прислушался. А что, если Нэду взбредет в голову идея прогуляться сюда.

Я медленно вставил ключ. Замок, слегка звякнув, открылся. Мне же этот звук показался ружейным выстрелом. Я ждал, прислушиваясь, но все было тихо. Я снова повернул ручку, дверь на этот раз поддалась, и я вошел. Очутившись в доме, я почувствовал себя более уверенным, холодным и твердым, как кусок льда, а главное, недосягаемым для собаки, которую боялся больше всего. К тому же я четко знал, куда надо идти, так как накануне подробно изучил план. Включив фонарик и держа в другой руке трость, я быстро пробежал по коридору и оказался перед дверью кабинета Бретта.

На этаже горел свет. Внезапно наверху пронзительно завизжала женщина. Я отступил назад.

— Не надо этого делать! Ой! Грубиян! — кричала девушка.

«Это слуги», — подумал я, вытирая пот. Женщина взвизгнула еще раз, и над головой послышались быстрые шаги. Опять раздался визг, стукнула дверь, и все стихло. Я ждал продолжения, но все было спокойно. Я подумал, что людишки Бретта неплохо веселятся в отсутствии хозяина.

Нажав на ручку двери, ведущей в кабинет Бретта, я вошел и закрыл за собой дверь.

Сейф был там, где и полагалось по плану, так же как и провод, спускавшийся на пол за его задней стенкой. Если бы я не знал, где его искать, то вряд ли нашел, так искусно он был замаскирован.

Я перерезал сигнализацию, ожидая, что сейчас дом наполнится звоном, но все было тихо. Похоже, Паркер тщательно обследовал домишко Бретта либо сигнализация всегда была отключена. Я этого не знал и знать не хотел. Вытащив из кармана карточку, занялся шифром. Я выполнил все указания Паркера по отпиранию сейфа и потянул дверцу на себя.

Я ждал, что какую-нибудь деталь упустил и сейф не откроется, но все обошлось благополучно. Я осветил стальной ящик: на второй полке, в углу, лежала маленькая золотая коробочка, невероятно модная и безобидная на вид. Я взял ее, взвешивая на ладони.

Мне показалось, что для такой маленькой коробочки она слишком тяжела. Я хотел открыть, но не смог, так как не обнаружил застежку. Секунду-другую я поиграл с ней, потом сунул в карман. Нельзя было терять ни минуты. Мне еще нужно было выйти из дома и добраться до стены.

Кинжал был единственным звеном, которое не соединялось в цепочке повествования Германа: девушка не брала кинжал Бретта, и пудреница ей не принадлежала. В этом я был уверен так же, как и в том, что Паркер — педераст.

Я видел кинжал. Вид у него был вполне натуральный.

Конечно, я ничего не смыслю в античности, но прекрасно различаю золото, когда оно мне попадается. Кинжал был золотым, и это делало клинок очень ценным. Но зачем Герман велел положить такую ценную вещь в сейф Бретта? Вещь, которая, я был уверен, не принадлежала Бретту. Почему ей нельзя было найти замену? Почему мне было поручено, украв из сейфа пудреницу, оставить там вещь более дорогую? Что-то было не так.

Я внимательно осмотрел футляр. Может, меня провели и никакого кинжала там нет?

Я попытался открыть, но мне это не удалось. Он был слишком тяжел, чтобы казаться пустым.

Когда я продолжал осмотр, мне почудилось, что тот футляр, который показывал мне Герман в конторе, был уже и короче. Вдруг я услышал звук, от которого мой лоб покрылся холодным потом: из футляра доносилось отчетливое, но едва уловимое тиканье.

Я чуть не выронил коробочку из рук.

Неудивительно, что прохиндеи рекомендовали мне действовать поаккуратнее. Теперь я знал, почему. Это была адская машинка!

Они приготовили бомбу в футляре, считая, что в спешке я не замечу подмену. Я засунул коробочку в сейф с такой скоростью, на которую был способен.

Я понятия не имел, когда бомба должна взорваться, но понимал, что, когда это произойдет, все содержимое сейфа превратится в пыль.

Вот, значит, как они хотят уладить дело?

Бретт никогда не узнает, что находилось в сейфе. Для этого и был задуман взрыв. Коварный план, достойный Германа. Но когда я вспомнил, как перелез через стенку, как крался по парку и сколько это заняло времени и нервов, меня прошиб холодный пот.

Я захлопнул дверцу сейфа.

Моей единственной мыслью было убраться с этого места как можно быстрее. Возможно, я и паникер, но любой другой на моем месте поступил бы точно так же. Вообще-то любая бомба — дерьмо, но бомба, приготовленная любителем, — это полное дерьмо.

Я уверен, что это дело рук Паркера, который установил взрыватель на минимальное время, только чтобы успеть отъехать от дома. Но разве можно так рассчитать время, чтобы я успел все сделать?

У меня было сильное подозрение, что чертов механизм рванет в любой момент.

Я метнулся к двери и столкнулся лицом к лицу с охранником Нэдом.

В экстремальных ситуациях реакция у меня мгновенная. Прежде чем охранник осознал, что происходит, я зажал ему шею, заглушая крик.

Его реакция отставала от моей на километр.

Он позволил моим рукам задержаться на шее несколько секунд, затем вывернулся, цепко ухватив меня за запястье. Нэд оказался сильным, как буйвол. Главное, что мне следовало сделать, — помешать ему вызвать напарника.

Освободившись, он двинул меня чугунным кулаком. Боль привела меня в ярость.

Я врезал ему пару раз по корпусу, который твердостью не уступал бетону. Набрав побольше воздуха в легкие, он зарычал, но получил еще один удар.

Уйдя от следующего, он навалился на меня, и мы оба упали на ковер. Там мы сцепились, как пара разъяренных буйволов. Я продолжал молотить охранника в грудь, зная, что долго он не продержится.

Я дважды ударил его головой об пол, но он изловчился и нанес мне такой удар под ложечку, что я чуть не потерял сознание.

Он издал вой, который сделал бы честь пароходной сирене.

Если прибежит второй охранник, да с собакой в придачу, мне хана, — подумал я, продолжая душить.

Он отвалился в сторону и застонал.

Надо признать, что его удары тоже не подарок.

Вспыхнул свет. Вошел второй охранник. Казалось, вопрос уже решен.

Я оттолкнул Нэда ногой и встал на колени. Подняв глаза, я увидел направленный на меня кольт, казавшийся и смертоноснее и размером побольше, чем гаубица.

— Не двигаться, — сказал Гарри дрожащим от страха голосом.

Я замер.

В это время Нэд с трудом поднимался на ноги.

— Что здесь происходит? — спросил Гарри.

Он был тоже неслабый парнишка, правда, с отекшей физиономией.

Мой мозг лихорадочно пытался вычислить, когда же грянет взрыв.

— Присмотри за ним, — прохрипел Нэд, — пока я переведу дух. Я его в порошок сотру. Говорил же я тебе, что это тот же тип!

Гарри смотрел на меня, разинув рот, но палец не отпускал со спускового крючка.

— Давай лучше вызовем полицию, — сказал он.

Нэд сочно выругался.

Он двинул меня в бок, прежде чем я успел уклониться.

От мощного удара я перелетел через всю комнату, еще не сознавая, что это меня спасло.

И тут шарахнула адская машинка.

Шум был ужасный, погас свет, засвистел воздух, посыпались штукатурка и стекла. Комната зашаталась.

Я плохо соображал, голова трещала. Посмотрев на руки, увидел, что сжимаю только фонарик, дубинки в руках не было. Нужно поскорее рвать отсюда когти, но больно хотелось посмотреть, что же с охранниками?

Можно было не беспокоиться: оба были накрыты бронированной дверцей сейфа, от взрыва слетевшей с петель.

Спотыкаясь, я выбрался из-под обломков стекла и штукатурки прямо на террасу. Я был оглушен, шатался из стороны в сторону, как пьяный, но голова заработала. Мне хотелось надуть Германа, не дожидаясь, пока он сделает то же самое со мной. Взрыв облегчил задачу.

Я добрел до каменной птицы, восседавшей у парадного входа, забрался повыше, и туда, где крылья соединялись с туловищем, вложил пудреницу в углубление. Потом заставил себя доковылять до того места, где ждал Паркер.

Ноги не слушались. Пересечь лужайку казалось делом невероятным, так как не было никакой уверенности, что я вообще когда-нибудь доберусь до стены. Луна сияла прямо над головой, и парк был залит серебряным светом. Можно было различить каждую травинку, каждый камешек. Все было видно как на ладони, но я заметил только одну деталь: волкодав несся на меня как экспресс. Я испустил вопль, который услышали, наверное, в Сан-Франциско, и развернулся, чтобы встретиться с хищником лицом к лицу.

Собака мчалась через лужайку: земля комьями летела из-под ног, глаза горели, как угли, зубы в лунном свете блестели.

Я и сейчас часто вижу, просыпаясь в холодном поту, эту собаку, как она преследует меня, чувствую ее зубы у себя на горле.

Тварь резко затормозила в нескольких метрах от меня и припала к земле перед прыжком. Врать не стану, меня разбил паралич. Я был весь мокрый и дрожал от ужаса. Потом прозвучал выстрел, просвистела пуля.

Собака, визжа и клацая зубами, упала.

Ничего не оставалось делать, как бежать к стене и перевалиться через гребень. Потом Паркер обхватил меня за талию и потащил к машине. Я втиснулся на переднее сиденье и захлопнул дверцу в тот момент, когда Паркер выжал сцепление.

— Жми на все железку, — заорал я, — они гонятся за нами. А у них машина.

Я хотел напугать его так, чтобы он стал задавать вопросы не раньше, чем мы отъедем на безопасное расстояние.

Паркер раскачивался из стороны в сторону, но что у него не отнять, классно вел машину. Мы так круто вписывались в повороты, что резина на колесах визжала. В конце дороги он внезапно затормозил и повернулся ко мне.

— Пудреница у вас? — воскликнул он, хватая меня за руку. — Где она, черт побери! У вас?

Я прижал его руки к себе и оттолкнул Паркера с такой силой, что он едва не вылетел через боковое стекло.

— Будьте прокляты вы и ваша бомба, гнилое отродье! Вы же меня чуть не убили!

— Она у вас? — как попутай повторял он, размахивая кулаками.

— Взрывчатка превратила ее в пыль! Она отправила ко всем чертям сейф и все его содержимое!

Когда он набросился, прицельным прямым в челюсть я надолго вырубил из Паркера сознание.

 

Глава 5

Войдя в столовую, я увидел свое отражение в зеркале над камином. Мое лицо было бледным, как гипсовый слепок. Волосы свисали на глаза, рукав пиджака разорван, а сквозь прореху в штанине просвечивало тело. Из ссадины под глазом текла кровь, а то место, куда двинул мне Нэд, было багрово-синим и распухло. Паркер болтался у меня через плечо — одного взгляда было достаточно, чтобы понять, как нам обоим досталось.

Герман сидел в кресле лицом к двери, лицо было таким жестким и холодным, как осенний тротуар. В другом кресле, у камина, устроилась Веда Руке. Ее взгляд был отсутствующим. На ней было белое платье без бретелей, которое держалось то ли силой воли, то ли системой присосок — одно из тех хитроумных изделий текстильной промышленности, от которых боишься отвести глаз, чтобы не пропустить что-либо интересное.

Я перегрузил Паркера со своего плеча в свободное кресло. Ни Герман, ни Веда не проронили ни слова. Напряжение в комнате возросло до предела.

— У Паркера был приступ, и мне пришлось его угомонить, — объяснил я.

Я начал приводить себя в порядок.

— Пудреница у вас? — спросил Герман.

— Нет, черт побери!

Я подошел к столу, наполнил стакан и сел в кресло. Мне было понятно, что я не должен был сюда возвращаться, а должен был бы отделаться от Паркера, забрать пудреницу и, когда все успокоятся, стать хозяином положения. Но таким образом я мог потерять Веду. Пока оставался хоть какой-то шанс на ее взаимность, я и думать о подобном не смел.

Герман не шелохнулся, но подлокотники скрипнули — так сильно он их сдавил.

Я бросил скользящий взгляд на Веду.

С ее лица сползла маска безразличия, уголки губ приподнялись.

Я осушил стакан одним глотком. Когда стакан опустел, Паркер застонал, задвигался и попытался встать.

Никто не посмотрел в его сторону. Как я понял, мне бы и слова никто не сказал, очутись он даже на дне морском.

— У меня ее нет, — сказал я Герману, — и я объясню, почему ее нет. Прежде всего вы меня надули! Вы с нашим приятелем сами не рискнули лезть за этой проклятой пудреницей. Пораскинув мозгами, вы нашли ловкий ход, как вам выйти сухими из воды: встретили козла отпущения, которого прочно подцепили на крючок, чтобы он стал для вас таскать каштаны из огня. Здорово придумано! Это могло стать сделкой, но ее нельзя назвать так, ибо многое скрыли от меня. Вы выбрали именно меня, потому что в тот момент я был в затруднительном положении. Вы понимали, что полиция только и ждет случая, чтобы рассчитаться со мной. Но промахнулись, потому что не попытались узнать, на что я готов ради денег. Вы знали, что некто Джексон был замешан в нескольких сомнительных делишках, и поэтому побоялись выложить карты на стол и рассказать мне все. Вы думали, что если предложите мне такую сумму за работу, то колени мои задрожат от счастья. Действительно, ради тысячи долларов я готов разнести в пыль даже сейф Бретта. Но вы недостаточно проницательны, чтобы это понять.

Веда сделала резкое движение. Это могло быть знаком предупреждения, но могло быть просто непроизвольным жестом.

Я не мог правильно оценить значение этого жеста и продолжал:

— Ведь не думаете же вы, что я попался на удочку, поверив вашей галиматье: сомнамбулизму и кинжалу Челлини. Смею вас уверить, не поверил. Я понял, что пудреница принадлежит Бретту. А вы ее по каким-то соображениям хотите украсть. Мне нужны были деньги, а на остальное — наплевать. Но как только я открыл сейф, услышал одновременно тиканье в футляре и шаги охранника. Я сунул футляр в сейф и набросился на него тогда, когда он вошел. Пудреницу в сейфе я заметил, но не успел забрать. Конечно, я мог бы справиться с охранником, но пришел второй. В хорошенький переплет вы меня втравили! Но тут взорвалась бомба. Дверь сейфа отлетела и придавила их. Чудесная адская машинка! Тот, кто сделал ее, может занести мою похвалу в актив. Все в комнате было разрушено. Я оставался там до тех пор, пока не убедился, что от сейфа осталась только пыль. Пудреницы больше не существует.

Я встал, подошел к столу и налил еще виски.

Паркер сидел в кресле с ногами, прижав колени к подбородку. Бледный, осунувшийся, он глядел на меня с ненавистью.

— Надеюсь, вы не поверили ему, — сказал он Герману и Веде противным резким голосом.

— Поезжайте и взгляните сами и на дом, и на сейф, и на охранников. Это убийство, Герман, — предложил я.

— Оставим в покое охранников, их не воскресить, — резко сказал Герман. — Почему вы оставили пудреницу в сейфе, услышав шаги сторожа?

— Вы считаете меня круглым идиотом? Только они держат улики при себе. Я мог взять пудреницу позже. Когда расправился бы с охранниками.

— С другой стороны, — тихо сказал Герман, — вы, Джексон, могли положить пудреницу в карман, а потом заявить, что не брали.

Герман правильно думал, что я собираюсь улизнуть с пудреницей. Он мог твердить это хоть до посинения, но доказательств у него не было.

— Что ж, вы можете обыскать меня и убедиться, что я говорю правду.

Герман подал знак Паркеру:

— Пошарь у него в карманах!

Обыскивая, Паркер готов был расчленить меня на куски. Я чувствовал горячее дыхание на своем затылке, в то время как его пальцы ощупывали подкладку пиджака. Это было неприятно, и мне все время казалось, что он меня вот-вот укусит.

— Ничего нет, — сказал он со злостью. — Этого следовало ожидать от такого мерзавца.

— Ладно, — сказал я, отстраняясь. — Вы оба разочарованы. Могу вас понять. Я выполнил то, о чем мы договаривались, и не заставляйте меня ждать вознаграждения. Я не намерен нести издержки за ваше недоверие ко мне. Вы перехитрили самих себя.

Паркер обернулся к Герману. Его аж затрясло от злости.

— Я просил вас не связываться с этим типом. Я вас предупреждал? А сколько раз твердил, что человек с его прошлым не может быть надежным. Вы, Герман, знали, каким негодяем он был и каким остался. Даже сейчас мы не знаем, говорит ли он правду.

— Не нервничайте, Доминик, — сказал Герман и обратился ко мне. — Паркер прав, мистер Джексон, мы не знаем, лжете вы или нет.

Он вытащил из кармана пистолет:

— Не думайте, что я боюсь крови, приятель. Никто не знает, что вы здесь. Мы зароем вас в саду, и пройдут годы, прежде чем вас отыщут. А может, и не найдут вовсе, так что не шутите.

— Я рассказал вам все. Если вы меня не поняли, это ваше дело. И не тычьте в нос пистолетом, к добру это не приведет.

— Садитесь, мистер Джексон, — сказал он тихо. — Мы спокойно все обсудим.

Он, казалось, только что обнаружил присутствие Веды.

— Оставьте нас, дорогая, нам нужно поговорить с мистером Джексоном наедине.

Она быстро вышла. Комната без нее стала опустевшей. До меня еще доносились звуки удаляющихся шагов, когда возле моего уха раздался свист рассекающегося воздуха. Я пригнулся, но было уже поздно.

Перед тем как Паркер вырубил меня, я заметил положение стрелок моих часов: они показывали одиннадцать вечера. Очнулся я только в половине двенадцатого.

Паркер брызгал водой в лицо. Я помотал головой, как после тяжелого похмелья. Она болела, и чувствовал я себя хреново. Меня не удивило, что я оказался привязанным к стулу. Герман суетился возле, разглядывая меня со всех сторон.

— Теперь, мистер Джексон, поговорим о пудренице. На этот раз скажете правду или опять соврете?

— Ничего нового я сказать не могу.

— Ахиллесова пята вашей истории очевидна — вы достаточно опытны, для того чтобы оставить пудреницу в сейфе. Вы спрятали ее где-то в комнате, чтобы при первой же возможности быстро забрать оттуда, когда разделаетесь с охранниками. Нет, пудреницу вы никогда не оставили бы в сейфе, мистер Джексон.

Он был прав, черт побери, но доказать не мог. Я с презрением смотрел на него.

— Я оставил пудреницу в сейфе, а бомба все уничтожила.

— Посмотрим, удастся ли нам изменить вашу точку зрения? — сказал Герман.

Я был круглым идиотом, вернувшись сюда, и самое обидное — знал, почему так поступил. Теперь понимаете, что я имел в виду, когда говорил, что, если мне в голову втемяшится какая-нибудь женщина, жди неприятностей. Конечно, я должен был предвидеть, что ничего хорошего мое возвращение не принесет, но, вспомнив о Веде в белом платье, я не мог поступить иначе.

— Скажите по-хорошему, где пудреница, иначе мне придется поговорить с вами по-другому.

— Я внимательно посмотрел, содержимое сейфа превратилось в пыль.

Я попытался освободить руки, но веревка была крепкой.

Подняв мой подбородок двумя пальцами, Герман сказал мне на ухо шепотом:

— Вам лучше сознаться, где вещица.

Я пялился на стоящего возле камина Паркера, и злорадная улыбка была достойным ответом.

— Мне нечего добавить, старина, — сказал я, готовясь быть задушенным.

Моя память напомнила, что когда я во время первого знакомства увидел руки Германа, то подумал, что кровь брызнет у меня из ушей, если эта скотина захочет меня задушить.

Почти так и произошло.

Как раз в тот момент, когда мне показалось, что череп готов лопнуть, Герман ослабил хватку.

Я набрал воздуха в легкие и попытался прогнать множество бриллиантов, плясавших у меня перед глазами.

— Где пудреница, мистер Джексон?

Его голос звучал как бы издалека, и это меня беспокоило. Я ничего не ответил.

— Наша пытка будет намного круче, чем это умели делать в инквизиции.

Я чувствовал, как трещат челюсти. Затем словно что-то вспыхнуло в голове, и из ноздрей потекла кровь. После этого я потерял сознание. К глазам подступила темнота, мне еще раз плеснули в лицо водой. Переведя дух, я вынырнул на поверхность. Герман был все еще здесь и тяжело дышал.

— Ох, и глупец же вы, Джексон. Большой глупец! Скажите, где пудреница, я отдам заработанные вами деньги, и вы сможете уехать. Я строг, но справедлив. Так где же пудреница?

Я облегчил душу руганью и снова попытался вырваться, но тщетно. Еще несколько секунд нехватки воздуха, резкой боли и нестерпимого чувства полного бессилия. Я снова потерял сознание.

Стрелки часов на камине показывали полночь, когда я снова открыл глаза. В свете настольной лампы на другом конце комнаты Паркер читал книгу. На столе возле его локтя лежала кожаная дубинка с набалдашником. Ни единым движением я не выдал, что пришел в себя. У меня была уверенность, что, заметив это, он скажет Герману и тот начнет снова работать над моим измученным организмом.

Что же касается шеи, то она болела так, словно на нее обрушился небоскреб. Кровь все еще шла у меня из носа. Я чувствовал себя свежим и бодрым, как покойник десятидневной давности.

Услышав скрип отворившейся двери, я закрыл глаза и застыл как манекен в витрине. Потом почувствовал запах — Веда остановилась рядом со стулом. Чуть позднее я услышал, как она подошла к Паркеру.

— Вы не должны были приходить сюда, — сухо сказал он. — Вы должны еще лежать в постели.

— Он что-нибудь сказал?

— Еще нет, но скажет.

Он казался слишком уверенным, даже чересчур.

— Он приходил в сознание?

— Не знаю. Меня это не интересует. Идите спать.

Ее шаги направились в мою сторону. Я открыл глаза и увидел, что Веда сменила белое платье на желтый брючный костюм. На мгновение наши взгляды встретились, и она отвернулась.

— Он еще без сознания, — сказала она Паркеру, — и выглядит неважно.

— Джексон выглядит еще не так, как будет выглядеть, когда вернется Корнелиус. Послушайте, Веда, вам не стоит здесь находиться.

— Где Герман? — Она словно не слышала, что он сказал.

— Поехал к дому Бретта, узнать, не обнаружилось ли чего.

— Но что может обнаружиться? Там ведь была полиция, верно?

— Идите спать. Я не хочу, чтобы вы находились рядом.

— Вы сердитесь на меня, Паркер?

Я медленно поднял голову, чтобы понаблюдать за обоими.

Веда стояла рядом со столом, и ее тонкие пальчики играли с дубинкой.

— Нет, не сержусь, мадемуазель, но вы должны идти спать. Вам нечего здесь делать.

— Вы думаете, он спрятал пудреницу?

Паркер стиснул пальцы в кулак:

— Не знаю. Это еще тот тип. Все наши хлопоты и планы полетели к черту — в результате ничего нет. Корнелиус просчитался, доверившись этому жалкому негодяю…

— Да, но Корнелиус не сможет проникнуть в дом Бретта. Я вообще не понимаю, зачем он поехал.

— Да, он ничего не узнает, это верно, но не успокоится, пока не раздобудет хоть какую-нибудь информацию. Если положительного результата не будет, он убьет Джексона.

— Что это? — спросила Веда, указывая на пол у ног Паркера.

Он нагнулся. В таком положении его затылок был отличной мишенью. Она вложила в удар всю силу, на которую была способна, и Паркер свалился на пол, даже не охнув. Отступив на пару шагов, Веда выронила дубинку.

— Мне нравится ваша манера отвлекать внимание, — честно признался я.

Веда быстро повернулась:

— Ничего другого не оставалось. Правда, ведь я не могла допустить, чтобы вас и дальше мучили?

— Справедливо, — согласился я. — А что будет, если вы меня еще и освободите?

Она подошла к столику и взяла нож.

— Моя машина ждет у подъезда, — сказала Веда, ловко разрезая веревки. — Если бы я знала только, куда надо ехать.

— Вы хотите сказать, что мы поедем вместе?

Мы оба знали, что оставаться здесь больше нельзя, но мне хотелось услышать это от нее самой.

— А что же остается делать? Если Корнелиус вернется сейчас, я не знаю, что он со мной сделает.

Пошатываясь, я поднялся и отбросил последний кусок веревки. Шея ужасно болела и требовала массажа.

— Как только я увидел вас, сразу понял, что мы созданы друг для друга. Из нас выйдут отличные партнеры.

Я доковылял до стола и налил себе изрядную порцию виски. Каждый глоток давался с трудом, но я знал — потом будет хорошо.

— У нас будет время поговорить, а сейчас пора смываться, и как можно скорее! — сказала Веда.

— Но не могу же я ехать в таком виде. Где Паркер держит свой гардероб?

— Наверху, в комнате направо. Кстати, а что будете ним? — Она показала на лежащего.

— Часа два поваляется и придет в себя.

Я подошел к Паркеру, вытащил пистолет и засунул себе в карман.

— Я скоро вернусь, подождите меня в машине.

Переодевание заняло несколько минут. Костюм был почти впору, разве что чуть жал в плечах. Я нашел белый шелковый шарф и обмотал шею, чтобы не было видно кровоподтеков. Голова и шея жутко болели, но после выпитого виски стал чувствовать себя гораздо лучше.

Бегом я слетел вниз. Веда все еще находилась в столовой.

— Я готов, — улыбнулся я ей.

— Куда мы отправимся?

— В Санта-Медину. Дорога займет у нас всю ночь, вот тогда и наговоримся. Вы возьмете что-нибудь с собой?

— Мой чемодан в машине.

— Значит, вы все продумали заранее?

— План созрел, как только Корнелиус уехал.

Мое сердце бешено колотилось.

— Почему вы решили уехать со мной?

Она промолчала, даже не взглянув на меня.

— Может, его лучше убрать отсюда? — сказал я, посмотрев на Паркера.

— Лучше обнимите меня, — прошептала она.

Этого-то и я желал. Она прильнула, и дрожь пробежала по моему телу.

— Поехали, — сказал я, направляясь к выходу.

Едва мы открыли дверь — застыли как вкопанные.

Перед нами стоял Герман, пораженный не меньше нашего.

Я выхватил пистолет первым.

— Руки! — приказал я.

Герман поднял руки, и его глазки забегали. Туда-сюда. От меня — к Веде и обратно. Макс сидел в машине и ничего не понимал.

— Вылезай! — скомандовал я. — У Германа в кармане пистолет. Забери его и отдай мне.

Макс вышел из машины, обошел Германа и вытащил пистолет.

— Веда, возьми оружие.

Она подошла к Максу и взяла у него пистолет.

— Дура, — буркнул Герман. — Ты еще пожалеешь об этом.

— Заткнись, — оборвал я здоровяка, — она едет со мной.

— Ну что ж, на этот раз вам повезло, но я вас непременно разыщу.

Герман казался спокойным и хладнокровным и от этого еще более опасным.

— Лучше пойдите и составьте компанию Паркеру, ему там скучно. Заодно отдайте ваш перстень. На первое время нам понадобятся деньги.

Он посмотрел сначала на бриллиант, потом на меня.

— Если он вам так необходим, подойдите и снимите сами, — сказал он, сжимая кулаки.

— Вы забыли, что пистолет сейчас у меня, а прав тот — у кого оружие.

— Не вам это говорить, мистер Джексон.

— Ладно, старина, гони перстень!

Он не шевельнулся. Я почувствовал на себе взгляд Веды. Не добьюсь своего — упаду в ее глазах. Кроме того, мне действительно был необходим его перстень.

— Если вы не отдадите перстень подобру-поздорову, извините, но я прострелю вам ногу. Честное слово, не шучу. Даю три секунды на размышление.

Герман просверлил меня взглядом. Верхняя губа непроизвольно дернулась: это был единственный признак гнева, который я заметил за все время знакомства с ним.

Он понял, что шутки плохи.

— Что ж, возьмите его, мистер Джексон, — произнес он и, сняв перстень с пальца, швырнул к моим ногам. — Следующая встреча для вас будет не из приятных.

Я поднял перстень и сунул в карман. Смешно, но только теперь, когда украшение было у меня, я понял, что мечтал о нем с тех пор, как впервые увидел его. Теперь эта вещь принадлежала мне.

Оставив Германа на пороге собственного дома, мы сели в машину и двинулись в путь. Веда села за руль, а я забрался на заднее сиденье и долго смотрел на уменьшающегося Германа, пока он окончательно не скрылся с глаз.

Я чувствовал, что встреча с ним еще впереди…

 

Глава 6

Никто из туристов не посещает Санта-Медину, даже миллионеры боятся ее как огня. После Сан-Луи Бич этот город, действительно кажется местом, которого следует остерегаться. Единственное, что процветает в этом маленьком городишке с деревянными домами, — так это игорный дом Ника Кэйзи, куда рано или поздно со всех концов Америки стекаются все мошенники, торгаши и прочие темные личности, чтобы перекинуться в картишки, покрутить рулетку и поиграть в другие такие же азартные игры.

Заведение Кэйзи известно на всем тихоокеанском побережье. Поговаривали, что если бы не заведение Кэйзи, то Санта-Медины просто не было. Тем не менее жители ненавидели Кэйзи и считали, что, если бы он оставил городок в покое, всем было бы спокойнее. Игорный дом властвовал над окрестностями. Огромная неоновая реклама зажигалась над городом, как только начинало темнеть. Дом Кэйзи был единственным в Санта-Медине каменным сооружением с железной крышей и стоял на отшибе. К нему вела отличная бетонная дорога.

Давно я знал Кэйзи, задолго до того, как он стал боссом. Капитал он нажил игрой в карты, но вскоре приобрел такую репутацию, из-за которой мало кто соглашался с ним играть. Когда мы познакомились, он был замешан в «мокром деле». Это случилось на побережье близ Сан-Франциско. Убийство, которое приписывали Кэйзи, было политическим. Прокурор подцепил Кэйзи на крючок, и ему пришлось бы худо, не появись я на процессе в качестве свидетеля. Я доказал, что у Ника на момент совершения убийства было алиби, так как мы вместе рыбачили в заливе. Это было наглое вранье, но не мог же я допустить, чтобы полиция «шила дело» Кэйзи только потому, что у него нет денег и связей. А для спасения какого-нибудь толстосума копы готовы были пойти даже на прямой подлог. Мои заявления были приняты во внимание, и присяжные сделали соответствующие выводы, а именно — вынесли вердикт о невиновности Кэйзи. Дело закончилось нашей победой. Мы решили не испытывать судьбу еще раз и быстро смылись из города. Не поторопись мы, копы нашли бы способ засадить нас обоих.

После этой переделки Кэйзи был настроен ко мне благосклонно и поклялся, что никогда не забудет оказанной услуги. Он все время твердил, что я спас его от виселицы. И действительно, каждый раз, когда я появлялся у него в заведении, все было для меня: и стол и кров. Даже когда я проигрывал и желал расплатиться, это вызывало бурю негодования. За меня всегда платил он. Это несколько смущало меня, и поэтому я заезжал к нему крайне редко. Последний раз — месяцев восемь или девять назад.

Для того чтобы разузнать все подробности о пудренице и зачем она так понадобилась Герману, я решил укрыться у Кэйзи. Там мы с Ведой будем в безопасности. Даже если бы Герман попытался выкинуть со мной какой-либо трюк, то на мою защиту поднялась бы вся братия Кэйзи.

Я рассказал Веде о нем, когда она вела машину.

— Отлично, — согласилась она.

Я ясно различал контур ее головы и красную точку сигареты.

— У меня сейчас нет желания с тобой разговаривать. Ты не возражаешь, если мы просто помолчим, мне надо подумать. Еще успеем наговориться, не так ли?

Я больше не беспокоил ее до тех пор, пока мы не остановились перед домом Кэйзи.

Я помог ей выйти из машины, показав на неоновую рекламу — восьмиметровый щит, подавляющий своим великолепием.

— Реклама говорит сама за себя, — сказал я. — Теперь пошли знакомиться с владельцем этого заведения, моим большим другом.

Вышибала в дверях бросил на нас недоверчивый взгляд, но, узнав меня, откозырял. Ему платили за то, чтобы он мгновенно распознавал тех, кто имел право входить в любое время суток, и тех, кого пускать на порог не следовало. Он честно зарабатывал свои деньги.

— Хозяин у себя?

— Да.

Я взял Веду за руку, и, миновав вестибюль, мы спустились в коридор, который вел в апартаменты Кэйзи. Во всю мощь гремел джаз. В воздухе витал застоявшийся сигарный запах и аромат спиртного. Это заведение не было первоклассным, но цель, которую оно ставило, была достигнута. Тут могли выполнить любой заказ: от крашеной блондинки, готовой на все ради денег, до жареной картошки с куриными потрошками. Полиция не трогала заведение, так как у Кэйзи все было схвачено и, естественно, оплачено. Частенько его навещал сам комиссар, покер был его маленькой слабостью. Для него здесь было так же, как и для меня, — бесплатно.

Парень с профилем Байрона, с васильком в бутоньерке, продефилировал мимо нас и одарил Веду обольстительной улыбкой. Он смотрел на нее глазами диснеевского Бемби, не переставая жеманничать. Ответная реакция Веды рассмешила меня: она сморщила нос и скривила рот в презрительной усмешке.

Я отвел ее в бар. За стойкой было полно мужчин и дыма.

Телохранитель Кэйзи по имени Джо, приземистый тип с гнусной плоской рожей и угрожающим видом, направился к нам. Но, узнав приятеля босса, улыбнулся и толкнул меня в грудь.

— Привет, старина, откуда ты взялся? Давненько вас не видели.

— Кэйзи у себя?

Он указал глазами на дверь в глубине салона:

— Заходите, он не занят.

Мужчины, как по команде, прекратили разговоры и уставились на Веду. Я их не винил. Думаю, пройди она в полночь по кладбищу, покойники встали бы из могил.

Я сделал свирепое лицо и выгнул спину дугой, давая понять, что всякие непристойные мысли по отношению к ней — небезопасны. Она прошла мимо парней, словно это были колышки в ограде палисадника.

— Сюда, — направил я ее в первую дверь налево.

Кэйзи сидел за письменным столом с бутылкой виски в руке и сигаретой в зубах. Он был в одной рубашке, галстук сполз, воротничок расстегнут.

— Флойд! — он вскочил на ноги. — Вот это встреча! Как поживаешь, старина?

Мы обменялись рукопожатиями, так что костяшки хрустнули.

— Позволь представить тебе мисс Руке, — сказал я, улыбаясь.

— Веда, это Ник Кэйзи — парень, о котором я тебе говорил.

Веда направилась в его сторону, внимательно, но холодно рассматривая его.

— Рад с вами познакомиться, — улыбнулся Кэйзи. — Не хотите ли пропустить стаканчик?

Веда села за стол. Она произвела впечатление на Кэйзи — он затянул галстук и застегнул пуговичку на горле.

— Извините, но я не ждал гостей.

— Да брось ты, Ник! Веда — свой парень. Когда познакомишься с ней поближе, поймешь это сам.

— Правда? Хорошо тебе, Флойд, ты знаешь, кого искать! Так вам налить, мисс?

Пока он готовил три порции виски с содовой, Веда изучала его: Кэйзи был коротышкой лет пятидесяти, с нездоровым цветом испитого лица. Одним словом, он выглядел так, как и подобает владельцу игорного притона.

— Где тебя носило, Флойд? Чем ты занимался все это время?

— А, пустяки, неприятности разного рода. — Я взял стакан и отправил содержимое по прямому назначению. — Два типа решили меня надуть, так что мне придется отсидеться некоторое время.

— Полицейские?

— Нет, — возразил я, покачав головой. — Но они тоже могут вступить в игру. Позднее.

— Два типа? — Кэйзи, казалось, размышлял. — Нет ничего проще. Флойд, тебе незачем прятаться — скажу Джо, он ими займется вплотную.

— Нет, это мое личное дело, я с ним разберусь чуть позднее. Время для этого еще не настало. Мы с Ведой хотели бы поторчать здесь пару деньков. Не возражаешь?

Кэйзи провел рукой по набриолиненным волосам:

— Конечно. — Он встал из-за стола. — Пройдем в отель, там достаточно выпивки, удобные мягкие постели и горячая ванна. Кроме всего прочего он хорошо охраняется…

Я покачал головой:

— Вообще-то я имел в виду место, где мы будем совершенно одни.

Он посмотрел на Веду и улыбнулся.

— Конечно, мне следовало бы самому догадаться. Наверху есть одно такое место, но оно пока занято. Не волнуйся, Флойд, сейчас все уладим.

— Отлично.

Он был доволен тем, что сделал мне приятное. А я тем, что он доволен.

Затем Кэйзи вызвал Джо.

— Все в порядке, это как раз то, что я хотел, — сказал я Веде.

Веда не ответила, она вновь превратилась в статую. Глядя перед собой, она, казалось, никого не замечала.

Вошел Джо.

— Предложи тем двум, сверху, другую комнату, а ее подготовьте для Флойда, да поживее.

Джо удивился, но виду не подал.

— Будет сделано, — произнес он и вышел.

— Что еще я могу сделать для тебя? — спросил Кэйзи.

Я вытащил перстень Германа и положил на стол.

— Мне хотелось бы его обменять на деньги, Ник.

Он внимательно посмотрел на бриллиант:

— Отличный камень.

— Да, но он краденый.

Кэйзи резко взглянул на меня.

— Не волнуйся, копы ничего о нем не знают. Я забрал его у бандита, так что в полицию он обращаться не станет.

Лицо Кэйзи прояснилось.

— Ладно. Сколько ты хочешь?

— Он стоит в районе четырех-пяти тысяч. Думаю, трех будет достаточно.

— Наличными?

— Да.

Он подошел к открытому сейфу, вытащил оттуда пачку банкнот и положил на стол.

— Здесь тысяча. Остальные получишь в любой момент.

Я сунул деньги в карман:

— Спасибо, Ник.

— Ерунда. — Он посмотрел на Веду. — Однажды Флойд спас мне жизнь. Это отличный парень, мисс, уверяю вас! Сами не сомневайтесь и другим не позволяйте.

— Я и не сомневаюсь, — согласилась Веда.

Кэйзи снова наполнил стаканы.

— На счет тех, двоих, о которых ты мне говорил, — вспомнил он. — Ты уверен, что не хочешь, чтоЬы ими занялся Джо?

Я снова покачал головой:

— Пока нет. Один из них отпетый мошенник.

— Я как раз и люблю таких, крутых, — сказал Ник.

Это было правдой.

Джо просунул голову в дверь.

— Все в порядке, босс. Я отнес ваши вещи, мисс, — улыбнулся он Веде.

Она поблагодарила. Несмотря на безразличие, сквозившее в ее взгляде, я заметил, что она смущена от подобной предусмотрительности.

— Тогда пошли, я поднимусь вместе с вами, — промолвил Кэйзи, поднимаясь.

Взяв приятеля за плечо и усадив на место, я сказал:

— Увидимся завтра, Ник. Мне с Ведой надо о многом поговорить.

Джо прыснул в кулак. Кэйзи изумленно уставился на меня.

— Не ожидал, дружище, от тебя такой прыти, — сказал он.

— Не удивляйся, — ответил я и взял Веду за руку. — Привет!

Открыв дверь, я пропустил Веду вперед и оглянулся. От изумления Кэйзи застыл, раскрыв рот. Уже в дверях я сказал:

— Спасибо, Ник.

Когда мы проходили мимо бармена, он протяжно и тоскливо вздохнул. Его вздох, как я понял, следовало воспринимать как комплимент в адрес моей спутницы.

Мы поднялись на лифте.

Дверь квартиры открыл негр. Он одарил нас широкой улыбкой, сказал, что все приготовлено, и показал, где виски со льдом.

Апартаменты были уютным гнездышком. Как раз для романтической парочки. Когда-то Кэйзи оборудовал их для себя, но он никак не мог встретить женщину, которая увлекла бы его больше, чем на два часа кряду. Он вечно находился в поисках нового безотказного способа добывания денег, и всерьез заниматься юбками у него не было времени. Позже он выстроил за городом отель и в самом шикарном номере проводил время в компании таких же запойных игроков, каким был сам. А эти апартаменты Кэйзи навещал редко, но охотно предоставлял своим многочисленным друзьям, поэтому гнездышко никогда не пустовало.

Квартира состояла из просторного холла, спальни и кухни. Ванная комната тоже имела место. Из холла можно было выйти на крышу с ухоженным садом. Об интерьере позаботился специально приглашенный из Лос-Анджелеса дизайнер.

Несколько минут Веда затратила на изучение нашего жилища.

— Нравится?

Она медленно развернулась на каблуках:

— Куда ты дел пудреницу?

— Сядь и выслушай меня внимательно. Прежде чем говорить о пудренице, поговорим о тебе. Какая роль у тебя во всем этом?

Она закинула ногу за ногу, устроившись на широком диване с обивкой в веселенький ядовито-желтый цвет.

— Я хочу знать, куда ты дел пудреницу? — настойчиво повторила она.

— Не все сразу.

Я приготовил два бокала, смешал виски с содовой и подошел к девушке.

— Начнем с самого начала. Кто ты и как оказалась замешанной в эту запутанную историю?

Она взяла бокал и, помедлив самую малость, сказала:

— Мне хотелось заработать, и я не смогла отказаться от выгодного предложения.

Я сел с ней рядом, осушил добрую половину порции и поставил бокал на пол. Потом предложил сигарету из пачки, которую обнаружил в кухонном шкафчике рядом с бутылкой.

— Где вы встретились с Германом?

— Он — мой импресарио.

Я пристально заглянул ей в глаза:

— Он сказал, что ты специалистка по стриптизу. — Да.

— Послушай, Веда, не заставляй вытягивать из себя подробности клещами. Расскажи о своей жизни, с самого начала.

Она отпила глоток и взглянула на меня. У нее была привычка разглядывать окружающее сквозь полуопущенные ресницы.

— Почему я должна демонстрировать душевный стриптиз? Хватит с меня и телесного!

— Потому что этого хочу я, иначе прекратим все рассуждения о пудренице.

Ее взгляд с моего лица переместился на стены. Выражение ершистости прошло, уступив место задумчивости и некой отрешенности.

— Мой отец владел маленькой фермой в Оклахоме. У меня было четыре брата и пять сестер. С тех пор как себя помню, наша жизнь была очень тяжелой. Хозяйство постепенно приходило в упадок. Отец делал все возможное, чтобы спастись от краха, но безуспешно. Жизнь матери была еще безрадостнее, чем у отца. Нищета угнетала и обозлила ее. Дети росли полуголодными и диковатыми — так считали соседи. Когда мне было пятнадцать, отца нашли мертвого. Он лежал лицом в луже, видно, захлебнулся по пьянке. После его смерти наша семья распалась. Я нашла место посудомойки в придорожном мотеле, мимо которого неслись грузовики денно и нощно. Как и все девчонки в моем возрасте, я мечтала о Голливуде. Сначала стану статисткой, потом меня заметит какой-нибудь продюсер и сделает кинозвездой. Я поделилась планами с одним шофером, и он сказал, что в этом есть резон: с такой мордашкой и фигурой — это проще простого. И он предложил поехать с ним в Лос-Анджелес. Конечно, мое согласие составить ему компанию должно было быть предварено простенькой операцией в копне сена позади мотеля. «Господи, — думала я, — мне не придется больше мыть кучу грязных тарелок и реагировать на щипки водителей». Он обманул меня: копна была, а совместной поездки — нет. Все-таки я добралась до Голливуда. Позднее. Дорога заняла почти три недели. Я тряслась в кабинах попуток и прибыла в столицу кино в непоколебимой уверенности, что передо мной откроются все экраны Америки. Потом нашла место в шикарном кафе напротив киностудии «Парамаунт». После нескольких попыток меня согласился взять на кинопробу один не очень знаменитый режиссер. После уик-энда в кемпинге он честно сказал, что, несмотря на внешность, мне нечего делать на съемочной площадке. Он показал мне пленку с записью, и я с ним вынуждена была согласиться. Но искренне желая помочь, он рекомендовал меня Герману. «У Германа, — сказал он, — есть слаженный коллектив из девушек, которых охотно приглашают на мужские вечеринки. Плата каждой — полтысячи за вечер. Все, что приходится делать — принять ванну из шампанского, искупаться в аквариуме с вином, потанцевать на столе в одном лифчике или еще что-нибудь в подобном роде…» А уж два приглашения в неделю режиссер мне гарантировал непременно. И я дала согласие. Быстро освоила новое занятие, и отбоя от желающих не было. Я зарабатывала кучу денег, но и тратила прилично. Ты, Флойд, сам знаешь — зелененьких всегда не хватает. Тогда Герман предложил одно выгодное дельце…

Рассказывая все это, Веда смотрела на стену, словно боялась встретиться со мной взглядом. Она закурила и продолжила:

— Он сказал, что надо исполнить сольный номер в доме Линдснея Бретта. Я не подумала ничего плохого, уже привыкла разъезжать по городам, часто менять квартиры и поклонников. Позже Герман намекнул, что я могу заработать гораздо больше, чем обычно, если разузнаю комбинацию шифра на сейфе. Сперва я решила, что он шутит. Никогда прежде он не предлагал ничего подобного. Но он не шутил. Десять тысяч, если я достану секрет. Я ответила, что подумаю над его предложением.

Веда прошлась по холлу, демонстрируя фигуру. Ее фигура, без преувеличения, могла свести с ума любого мужика.

— В конце концов я решилась. Все сошло гладко. Бретт открыл сейф и показал друзьям недавно приобретенный бриллиант. Комбинация была на карточке, которую нетрудно было изъять из его портфеля и переписать. Он жутко нарезался, да и остальные мало чем от него отличались. Я попросила показать сигнальную систему, и он распушил передо мной хвост, демонстрируя ее возможности. Еще я умудрилась сделать слепок с ключа от служебной двери…

— Скажи честно, Веда, ты и вправду разгуливаешь во сне?

Она рассмеялась:

— Это одно из тех редких занятий, которыми я не владею.

— Что было потом?

— Рассказала все Герману. Он был очень доволен, до тех пор пока я не выставила претензий.

Веда поджала губы и наморщила чистый лоб.

— Для того чтобы узнать комбинацию, он должен ввести меня в курс дела.

Я насторожился:

— И он согласился?

Она пожала плечами:

— А что ему оставалось делать? Не сразу, но согласился. Он поведал, для чего ему пудреница и что он собирается с ней делать. Сказал, сколько она стоит и как обратить ее в наличные. За шифр Герман пообещал мне треть вырученной суммы.

— И все-таки объясни простофиле Флойду, зачем Герману именно пудреница? — сказал я небрежным тоном, но ушки у меня оттопырились изрядно.

— А тебе зачем? Пудреницы нет вместе с сейфом.

Я решил действовать напрямик.

— Одной тебе с этим делом не справиться, так что договаривай до конца, милая.

— Ты уверен, что я на твоей стороне, а не на стороне Германа?

— Но ты же спасла меня от него!

Веда усмехнулась:

— Ну, ну, попробуй угадать почему?

— Ты, лапочка, догадалась, что Герман лишит тебя доли, да и знала, что за человек Паркер. Заполучив пудреницу, они запросто могут свернуть твою прелестную шейку, а потом заставят нырнуть в бассейн…

В ее глазах зрела какая-то подспудная мысль.

— Это забавно. Продолжай, Флойд!

— Тебе пришло в голову, что половина всегда больше трети, и, когда появился я, ты сообразила, что это именно тот парень, который может провернуть это дельце вчистую. Когда я вернулся после взрыва с пустыми руками и понес ахинею, у тебя хватило ума сделать ставку на меня.

Веда выпятила и без того высокую грудь:

— Я готова продать тебе сведения о пудренице в два раза дешевле, чем Бретт, если он, конечно, захочет их продать.

Я зевнул:

— Вот что, малышка, пора спать. На сегодня хватит информации.

Беспокойство прошмыгнуло в ее глазах.

— Тебе не нужны мои сведения?

— Я поразмышляю об этом в постели, дорогая, — ответил я и взял за руку, чтобы отвести в спальню. — Возможно, смогу обойтись и без них.

— Нет, не сможешь! — сказала она, вырывая руку. — Не зная того, что знаю я, пудреница — пустой номер.

— Да что ты говоришь? — проговорил я ехидно, пытаясь усадить ее на кровать. — У меня голова устроена не так, как у большинства людей. Не забывай, киса, я все-таки детектив. Находить отгадки — моя профессия.

Веда сопротивлялась отчаянно. На щечках проступил гневный румянец.

— Я хочу половину! — сказала она, когда я почти уложил ее на одеяло.

— Не отвлекайся, пожалуйста, родная. Сейчас мне не до дел, намереваюсь немного развлечься!

— Не рассчитывай, подлец, что добьешься от меня этого, — сквозь зубы процедила Веда, пытаясь ослабить мой решительный напор, но только не в ее кулачках была сила. — Оставь меня, я позову на помощь!

— Валяй, крошка, — ответил я. — В этом здании всегда кто-то кричит. Крик — это часть интерьера. Ори сколько душе угодно.

— Флойд, ради Бога, оставь меня!

Я расслабился, а Веда воспользовалась этим и двинула меня по шее. Я не остался в долгу — девчушка улетела к стенке. У меня было плохое настроение, и иногда я бываю достаточно жестким. Пора было показать, на что я способен.

— Ай-яй-яй! — воскликнул я, наклоняясь над девушкой. — Неплохой замах. Покуражилась малость, моя прелесть? Надеюсь, мой весомый аргумент в споре доставил тебе массу удовольствия!

— Грубая скотина! — завопила она.

Побарахтавшись, она встала и снова врезала мне, теперь уже очаровательной ножкой. Потом попыталась укусить, но без особого успеха. И тут ее руки безвольно соскользнули с моих плеч — Веда прижалась ко мне так крепко, словно боялась отпустить одного на волю. Ее губы потянулись вверх и вскоре оказались на одном уровне с моими. Глаза блистали, как звезды.

Как я уже упоминал, женщины — любопытные существа.

 

Глава 7

Резкий телефонный звонок заставил меня проснуться. Маленький шаловливый зверек рядом в постели навострил ушки.

— Нет и намека, что у нас пожар, — заметил я. — Это всего лишь обычный телефон.

Веда высвободилась из моих объятий. Так как аппарат находился с ее стороны, она хотела взять трубку. Я перенес руку через ее обнаженную грудь и прошептал:

— Я сам буду говорить, детка.

Мне нужно было на что-нибудь опереться, и я нежно поставил локоть ей на живот.

— Манеры у тебя, Флойд, как у поросенка, — проворковала Веда, — хотя, пожалуй, мое сравнение может поросенка обидеть.

Я свирепо улыбнулся, обнажив десны, и снял трубку.

— Спустись, Флойд. Крышка прыгает так, что может соскочить с чайника. Но я придержу ее до твоего прихода.

— Какая крышка, Ник? И не кричи в трубку, я пока не глухой!

Он виртуозно выругался. Когда он делал это в моем присутствии, я чувствовал себя неоперившимся птенцом.

— Если тебе в джинсы заползли муравьи, вытряхни поскорее! Я жду внизу. Даю тебе пять минут на сборы!

Он швырнул трубку на рычаг.

Я осторожно положил свою на телефон. Провел ладонью по шевелюре и уставился на маленькое бледное лицо, наполовину зарытое в подушку.

Большинство женщин после такой бурной ночи выглядели бы уставшими. Но не Веда. Она сохранила, слава Богу, свою всегдашнюю аппетитность.

— Привет! — сказал я. — Вы меня еще помните?

— Еще бы не помнить, пузан. Ты хотел ночью меня окончательно сплюснуть!

— Прекрасная смерть! — воскликнул я. — Да здравствует рыба камбала!

Я спрыгнул с кровати и, потянувшись, сладко зевнул. Потом схватился за бутылку.

— Веда, хочешь промочить еще и горло?

— Нет, спасибо. — Она приподнялась на локте. — Кто это был?

— Кэйзи. Просил, чтобы я спустился. Заодно принесу тебе кофе.

— Что ему нужно?

— Не знаю. Возможно, ему стало одиноко.

Среди хаоса на стуле я обнаружил свои часы. 11.30.

— Мы продрыхнули все утро, девочка.

— А что еще делать по утрам прикажешь? — спросила она, закутываясь в одеяло.

Я еще разок приложился к бутылке, прежде чем отправиться под душ.

Через десять минут я уже входил в кабинет Кэйзи. Чувствовал я себя неплохо, но нервы напоминали оголенные провода. Что касается шеи, то у меня было ощущение, что над ней основательно поработал мясник своим секачом.

Кэйзи стоял у окна, зажав зубами сигару. Уголки рта опущены, в глазах незнакомое выражение.

Напротив моего друга на краешке самого неудобного стула в кабинете притулился маленький человечек благообразной наружности и улыбался собственной шляпе, которую держал на коленях. Все в нем было тщательно ухожено: прическа, костюм, гладко выбритое лицо и даже туфли. Но самой ухоженной и приятной была улыбка.

— Ты не торопишься, Флойд, — пробурчал Кэйзи, когда я вошел. — Знакомься, это шеф полиции О’Риден.

Я приготовился дать деру. Но человек приятной наружности встал и протянул руку:

— Рад знакомству с вами, мистер Джексон.

Рукопожатие тоже было удивительно приятным. Обычно, шефы полиции встречают мою персону несколько иначе, и такое вступление меня порядком удивило.

— Тоже рад, мистер О’Риден! — я высвободил руку и спрятал в карман. Так я чувствовал себя увереннее.

Кэйзи тяжело протопал по паркетинам и сел за письменный стол.

— Сядь куда-нибудь, Флойд! — Он пощипал свой нос. Затем с недовольной миной посмотрел на полицейского.

— Расскажите ему все, — рявкнул он.

О’Риден расплылся в самой приятной из своих улыбок и отвел взгляд:

— Этой ночью в Оушн Роад совершено мелкое ограбление, — казалось, он рассказывает своей шляпе, а не собеседникам. — Сегодня утром мне позвонили из отдела по расследованию убийств города Сан-Луи Бич и попросили помочь. Имела место попытка вскрытия сейфа, во время которой погибло два охранника.

— Что это, Ник? Ловушка для простаков или еще что-нибудь подобное? — не на шутку рассердился я.

— О’Риден — мой надежный друг, — ответил Кэйзи и обменялся понимающими взглядами с шефом полиции. — Он занимается некоторыми аспектами моей деятельности, и это составляет часть его обязательств по отношению ко мне.

О’Риден продолжал улыбаться, но улыбка перестала быть безмятежной.

— Я делаю все, что в моих силах, — объяснил он своей шляпе. Затем, на случай, если его не так поняли, добавил: — То немногое, что я могу сделать, я делаю.

Я выбрал себе кресло поудобнее, погрузился в него основательно и закурил. Такой имидж шефа полиции мне пришелся по вкусу.

— И то, что он делает для меня, — мрачно добавил Кэйзи, — он проделает и для вас, правда, О’Риден?

— Для этого я и пришел, мистер Кэйзи, — улыбка задрожала, потом снова вошла в норму. — Вы знакомы с инспектором Редферном?

— Знаком, — признался я.

— Он считает, что вы, мистер Джексон, причастны к этому делу.

Я перестал покачивать ногой. Редферн — силен бродяга, но это уже слишком. Не работа ли это Германа?

— Почему он интересуется именно мной? — спросил я, когда молчать было уже невозможно.

— Охранники Бретта вели журнал, — ответил О’Риден виноватым тоном. — Получается, что вы вместе с еще каким-то человеком приезжали к дому Бретта вчера утром и ваше описание попало в журнал. Описание довольно подробное. Редферн сказал, что узнал вас по галстуку. Вы единственный, кто предпочитает галстуки с рисунком конского профиля.

— Что в журнале еще? — спросил я.

— Достаточно, чтобы убедить присяжных. Охранники Бретта прошли хорошую школу. От их взгляда ничего не ускользнуло.

Я взглянул на Кэйзи. Он вернул взгляд мне.

— Ты там был вчера утром?

— Скрывать не буду, — ответил я.

Улыбка О’Ридена сразу потускнела.

— Бретт пользуется огромным влиянием, — сказал он. — Он вернулся сегодня утром и поднял страшный шум.

— К черту Бретта и его влияние! — отрезал Кэйзи. — Теперь слушайте в оба уха каждый. Прошлой ночью Джексон был здесь. Он приехал в половине восьмого и играл всю ночь. Он играл в компании со мной, Джо и вами, О’Риден.

Улыбка стала почти не заметна.

— Я не уверен, что он играл со мной, — сказал он тихо. — Дело в том, что я не люблю покер.

— Нет, любите! Он выиграл у вас полсотни! — разъярился Кэйзи.

Я стряхнул пепел на ковер. Чертовски приятно узнать, что мне проиграл сам шеф полиции.

— Речь идет об убийстве первой степени. Редферн сотрет меня в порошок. Вы же знаете, я всегда готов прийти на помощь, если это не противоречит моим принципам. Если узнают, что я у вас играю в покер, мне не поздоровится.

Кэйзи перекусил зубами сигару и выплюнул окурок на ковер.

— Вы, я и Джо играли с мистером Джексоном здесь с половины восьмого, — сказал он яростно.

— Ради Бога, Кэйзи, неужели вы надеетесь, что я этим вам помогу? Я уверен, Редферна мои показания не смутят. Он уничтожит и меня, раз дело касается Джексона! Вам грозит серьезная опасность, мистер Джексон! Уезжайте лучше!

О’Риден встал и снова улыбнулся шляпе. Он был бледен, как рыбье брюхо, и выглядел, словно после тяжелой и продолжительной болезни.

— Ну что ж, если вы так решили, я попытаюсь что-нибудь сделать.

— Будет лучше, если вы сделаете так, как сказал вам я! — Голос Кэйзи напоминал звук механической пилы.

Мы смотрели на О’Ридена, пока он шел до двери. Он не оглянулся. Когда за ним захлопнулась дверь, Кэйзи со злостью сплюнул в медную плевательницу:

— Я плачу мерзавцу сто долларов в неделю, чтобы даже комар носа не подточил. И каждый раз, когда требуется помощь, он начинает дрейфить.

— Отличная работа, Ник, — сказал я восхищенно. — Я и не знал, что город принадлежит тебе со всеми потрохами. Ты пытаешься меня вытащить из более паршивой истории, чем в свое время я тебя вытащил. Теперь мы квиты.

— Еще бы, — хмыкнул он. — Но когда ты тащил меня за уши, мы не были друзьями, так что я этого никогда не забуду.

Я затушил сигарету и прикурил другую.

— Не мне давать тебе советы, но если у тебя есть что рассказать, сейчас самое время, — сказал Кэйзи.

Я ни секунды не колебался, так как полностью доверял другу.

— Признаюсь, я был в доме Бретта. Это дурацкая история, и будет лучше, если ты узнаешь подробности…

Я ввел его в курс дела, не упустив ни одной детали. Он пыхтел своей сигарой за столом и все больше и больше хмурился, по мере того так я продвигался к завершению повествования. Мне тоже вся история показалась теперь насквозь фальшивой, так улыбка О’Ридена.

— Ну вот, — сказал я в конце концов, — думай, что хочешь, но я чую крупные деньги во всей этой ахинее и собираюсь найти кончик веревочки.

— История, конечно, странная, но будь осторожен: Бретт — тонкая штучка. Если хочешь, я займусь Германом и Паркером.

— Нет, не хочу. Все равно ничего не сможешь сделать. Впрочем, я тоже не могу, пота у меня нет пудреницы. Веда говорит, что знает, так с ней обращаться. — Я потачал головой. — Не понимаю, на что нужно решаться? Это дело, Ник, — загадка сфинкса.

— Это твои проблемы, Флойд. Ты всегда умел ладить с бабами. Попробуй расколоть Веду!

Я довольно ухмыльнулся:

— Я смотаюсь первым делом в Сан-Луи Бич и заберу из тайника вещицу. Еще я хочу навестить одного парня по фамилии Редферн. О’Риден поедет со мной?

— Будь уверен, Флойд. Ты же слышал, что я ему приказал. Редферну не удастся опровергнуть твое алиби.

— Посмотрим… Могу я взять твою тачку?

— Спрашиваешь!

Он швырнул через стол ключи зажигания.

— И потом, знаешь, эти вечные проблемы с девочками… Лучше, если она, — я многозначительно воздел глаза к потолку, — останется пока в твоей норке. Не хочу упускать ее из рук. Будь добр, найди парня, который за ней присмотрит!

— Джо может это сделать. Он сейчас ничем не занят.

Кэйзи крикнул, чтобы позвали Джо.

— Я хочу, чтобы она оставалась в нашей комнате до тех пор, пока я не вернусь.

— Я запру ее на ключ, но замок вещь ненадежная, если она захочет удрать…

— Если приставить к ней Джо, то…

Вошел Джо.

— Мисс Руке должна оставаться там, где сейчас находится, пока мистер Джексон не даст другого распоряжения. Ты должен последить за ней.

Джо хмыкнул, и в глазах появилось тоскливое выражение. Но он был хорошо вышколен.

— Понял, — сказал он.

— И гляди за ней в оба, старик. Она хитрее, чем стая лисиц. Стоит ей щелкнуть пальцами, и всегда найдутся парни, готовые сделать для нее все, что она попросит.

— Если она щелкнет мне, я тоже щелкну, — сказал Джо, холодно улыбаясь.

— Пойду скажу ей пару слов перед отъездом. Тачка готова?

— Будь уверен, она будет ждать тебя у подъезда через пять минут.

Веда, в голубой пижаме и красных туфлях без задников, смотрела в окно, когда я вошел.

— Кофе подан, — сказал я. — Мне придется на время уехать. Ты остаешься здесь до моего возвращения.

— Не уверена. — Она продолжала смотреть в окно. — Я подумаю.

— Ты останешься здесь, если только не выпрыгнешь из окна.

Она быстро повернулась:

— Что это значит?

Вошел негр с подносом, на котором стояли чашки, кофейник, тарелка с булочками и молочник. Он кивнул нам, пожелав доброго утра, и выскользнул из комнаты. Я налил кофе, добавил сливок и сахар и протянул чашку Веде.

— Я не хочу оставлять тебя без присмотра. Дверь запираю на тот случай, если тебе захочется без спроса покинуть этот уютный уголок.

— Ты не посмеешь этого сделать! — Ее голубые глаза метали молнии. — Ты слишком много на себя берешь!

— Конечно! Ведь ты ничего не сможешь сделать Паркеру, если вдруг встретишься с ним. Правильно? Следовательно, ты остаешься здесь, а я поеду и попытаюсь уладить наши дела.

Подумав, она спросила:

— Где пудреница?

— Мы поговорим об этом позже, — сказал я. — Сейчас у меня другие заботы.

— Тебе не обойтись без меня. Посвяти меня в свои планы хоть немного.

— В другой раз. — Я взял шляпу. — Не волнуйся, все будет хорошо. Если что-нибудь понадобится, позвони. Джо позаботится о тебе, но не пытайся с ним заигрывать, он железный мужик.

Я пошел к двери.

Она бросилась на меня тигрицей, пытаясь вырвать ключ.

— Ну-ка, крошка, перестань, — сказал я, схватил ее в охапку и отнес на кровать.

Пока я ее тащил, она измяла мне шляпу.

— Оставь меня, я тебя ненавижу, грязная скотина!

Я прижал ее к постели и, разжав пальцы, отобрал ключ.

— Без драки не можешь, — прошипел я, — с этого момента веди себя прилично и жди меня.

Я неспешно направился к двери, но полетевшие в меня подсвечник и ваза заставили перейти на бег. Выбежав, я закрыл дверь на ключ. Веда колотила кулачками по двери, не переставая награждать меня словами, от которых вяли уши. По коридору шел Джо. Подойдя ко мне, он остановился и прислушался к крикам, доносившимся из-за закрытой двери.

— Да, работенка предстоит непыльная, одно удовольствие стеречь такую кроткую овечку.

— Это точно! — сказал я, вручая ему ключ. — Если ей что-нибудь понадобится — дай все, кроме пушки и яда. Идет?

Положив ключ в карман, Джо вздохнул.

— Хорошо, сэр, надеюсь на ваше скорое возвращение.

Я спустился в кабинет Кэйзи. Он читал газету. Сухощавый с виду парень, похожий на Байрона, стоял, прислонившись к стене.

— Это Лу Фарелл, Флойд, — сказал мой спаситель, — он займется твоими неприятностями, если они возникнут, а я думаю, что они возникнут. — Возьми его с собой, пригодится. Он умеет водить машину, драться и кое-что еще, сам увидишь.

Лу посмотрел на меня, а я старался не показать неприязнь, возникшую у меня.

— Спасибо. Предпочитаю своими неприятностями заниматься сам. Все, что мне нужно, — это тачка.

— Не думай о Лу плохо. Его внешность обманчива.

Мне не хотелось огорчать Кэйзи, и я согласился.

Большой «кадиллак», черный и блестящий, стоял у подъезда. Швейцар открыл дверь и улыбнулся, увидев выражение моего лица.

— Босс сказал, что эта машина приготовлена для вас, — сказал он, открывая передо мной дверцу.

Мне понадобилось менее получаса, чтобы эта механическая красотка доставила меня домой.

Я снимал маленькую квартирку не в самом лучшем районе Сан-Луи Бич. Она немного обветшала, но была чистенькая и уютная. Миссис Бакстер, у которой я квартировал, была ничуть не хуже любой домовладелицы на этой улице. Подъезжая, я обратил внимание на закрытую машину, которая стояла рядом с моим домом.

Я остановил «кадиллак» рядом с дверью, внимательно посмотрел на машину и улыбнулся. Парень, сидевший за рулем, читал журнал, а на его физиономии было написано — полицейский.

Я медленно вышел, дав ему возможность меня осмотреть, и вошел в прихожую. Им никогда не удавалось провести обыск, не оставив следов своего пребывания. Я сразу смекнул, что они основательно прочесали мою лачугу.

Убедившись, что они не конфисковали последнюю бутылку виски, принялся собирать вещи. В тот момент, когда я закрывал чемодан, лестница заскрипела под чьими-то грузными шагами.

Раздался властный стук. Сказав «войдите», я продолжал закрывать чемодан. Главный инспектор Редферн и полицейский в штатском величественно вплыли в комнату и закрыли за собой дверь.

У Редферна была неплохая для полицейского внешность. Это был человек среднего роста, широкоплечий, тщательно выбритый. У него были острые, как буравчики, глаза. Заботливо причесанные пряди белых как мел волос выбивались из-под шляпы. На нем был коричневый костюм с легкой искрой — работа дорогого портного — и лакированные туфли.

Это был хороший и серьезный полицейский, знающий все хитрости и немного уставший от своей честности, которую сохранил, несмотря на сильное давление группы политиканов, державших город в руках. Он становился жестким и опасным, если кто-то вставал на его пути. Я был для него хуже нарыва в ухе или каком-нибудь другом месте.

— А, здравствуйте, — сказал я жизнерадостно. — Я как раз собираюсь уезжать. Что скажете, Редферн?

Он предпочитал приступать к делу сразу, не виляя вокруг да около.

— Вы были вчера утром у дома Бретта?

Его голос был спокоен. Никогда не повышая тона, он мог придать ему такую холодность, что это действовало куда сильнее крика.

— Ну да, — сказал я, присоединяя чемодан к остальным вещам, готовым к отправлению. — А что?

Второй полицейский, его звали Саммерс, прочистил горло с угрожающим видом. Это был высокий, мускулистый мужчина с жестким взглядом. На среднем пальце левой руки он носил перстень с большой камеей. Она приходилась как раз кстати, когда он давал по зубам подозреваемому. Подобный перстень мог использоваться как кастет и использовался Саммерсом в этом качестве частенько. Он смотрел на меня тигром, будто я был похож на козленка, ягненка или что там еще дают на обед хищникам?

— Зачем вы там были? — сухо спросил Редферн.

— Я ездил повидать своего старого друга Кэйзи, вы его знаете?

— Да. Он живет в местечке, которое не имеет ничего общего с Оушн Роад.

— Верно. Я ждал автобуса, но какой-то проезжавший парень предложил подвезти. Я ему объяснил, как проехать в Сайту-Медину, но он был слишком самоуверен, чтобы прислушаться к советам, и свернул на дорогу, на которую не следует. Я не стал вмешиваться и предоставил ему возможность убедиться в правильности моих слов. Случайно мы въехали во владения Бретта, так сообщил нам охранник, который вышел, казалось, только для того, чтобы обругать нас последними словами. Вот и все.

— Признавайся, гад… — начал Саммерс, но Редферн предупреждающе отмахнулся от напарника:

— Я займусь этим сам. — Потом задал новый вопрос: — А кто был парень, который подвозил тебя?

— Понятия не имею. Он довез меня до Санта-Медины, и я больше его не видел.

Редферн прошелся по комнате.

— Где вы были прошлой ночью? — спросил он и быстро повернулся.

— С Кэйзи.

— Придумайте что-либо получше, Джексон. Я полагаю, что прошлой ночью вы посетили Бретта.

— Отлично придумано! Вы сами не верите тому, что говорите.

Я сунул бутылку виски в карман и осмотрелся вокруг, как будто проверяя, не забыл ли чего.

— Я был у Кэйзи и играл в покер. Там был и ваш приятель, шеф полиции О’Риден. Можете у него поинтересоваться, сколько он мне проиграл.

— О’Риден? — переспросил он.

— Он самый. Хороший малый, если судить по внешнему виду, мягкий, веселый, все время улыбается.

Саммерс заиграл желваками. Я видел, что он еле сдерживается, чтобы не двинуть мне в челюсть кастетом-перстнем.

— О’Риден играл с вами в покер прошлой ночью? Когда кончилась партия?

— Мы резались с половины восьмого до двух ночи, — не задумываясь, ответил я.

Редферн пожал плечами. Вид у него был усталый.

— Ну что ж, Джексон, можете ехать. — Он сунул руки в карманы брюк. Только глаза выдавали унижение, которое он испытывал. — Куда сейчас направляетесь, если не секрет?

— Я подцепил одну девчонку и снял квартиру у Кэйзи. У меня нечто вроде медового месяца. Приезжайте как-нибудь навестить нас, инспектор.

— Идем, — сказал Редферн, и они направились к двери.

— А может, тряхнуть этого мерзавца, шеф? — спросил Саммерс.

— Я же сказал, пошли, — проворчал Редферн, и они вышли.

В дверях Саммерс остановился. Он напоминал тигра, у которого стащили обед из-под носа.

— Когда-нибудь я доберусь до тебя, скотина, — прошипел он.

— Не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня, — улыбнулся я. — Начинай прямо сейчас.

— Идем! — крикнул Редферн с лестницы.

Лицо Саммерса перекосилось. Дверь пушечным выстрелом грохнула за ним. Дав им несколько минут на то, чтобы убраться, я спустился вниз и уплатил за квартиру. Миссис Бакстер я объявил, что сматываюсь, и, прежде чем она успела меня обнять, вышел на улицу. Я погрузил вещи, влез на водительское кресло и поехал в свое бюро. Судя по числу улыбающихся девушек, встречающихся на пути, мне было с кем провести время, не будь у меня срочных дел.

Толпа сорванцов собралась, закружилась, как осиный рой, когда моя машина остановилась возле бюро. Выбрав пацана побойчее и показав монетку, сказал:

— Ну-ка, боец, посторожи машину, пока не вернусь.

Парнишка, засунув руки в карманы, с независимым видом остался присматривать за машиной. Вид у него был настолько свиреп, что я не знал, хватит ли у меня смелости забрать машину обратно.

Когда я открывал дверь бюро, затрезвонил телефон. Я ворвался в офис и схватил трубку. Но было поздно, кто-то уже освободил линию. Меня это не взволновало. Никто не интересовался мной неделями. Должно быть, ошиблись номером.

Я опустошил ящики письменного стола и сунул в карман пистолет, бросил в корзину для бумаг пустую бутылку из-под виски, запер все ящики. Мое бюро было маленьким, но родным. Квартира Кэйзи была хорошо обставлена, но не моя, вот в чем разница.

Когда я собрался уходить, телефон зазвонил снова. Я хотел не поднимать трубку, но потом передумал.

— Мистер Флойд Джексон? — спросил женский голос, и до меня не сразу дошло, кого она разыскивает. Уже месяц никто не говорил мне «мистер». — Подождите минутку, вас спрашивает Линдсней Бретт.

Я вцепился в трубку:

— Мистер… кто?

В аппарате что-то щелкнуло, потом она сказала:

— Соединяю, мистер Бретт у телефона.

Чистый, приятный голос произнес:

— Джексон?

Это было для меня привычно. Последние месяцы обращение «Джексон» применяли полицейские, особенно обозленный Редферн. Теперь вот и Бретт.

— Слушаю.

— Я хочу поговорить с вами. Немедленно приезжайте ко мне на Оушн Роад. Буду ждать вас в час дня.

Разговаривая с Бреттом, я рассматривал большую афишу, висевшую на стене. Она изображала девицу в купальнике, который был так хитроумно сконструирован, что казалось — она вовсе без оного.

Девица скалилась ослепительной улыбкой кинозвезды. Почудилось, что она улыбается мне, и я подмигнул. Странно, но она не ответила.

— Вы ошибаетесь, мистер Бретт, — со значением произнес я в трубку.

— Не понял, что значит ошибаюсь?

Его тон мог испугать секретаршу или тех, кто у него служит, но только не меня.

— Вы ошибаетесь, потому что я не приеду, — сказал я как можно вежливее, словно портье в отеле.

Установилось молчание, и я заметил, как трубка в руке леденеет, но, может, это мне показалось.

— Я хочу с вами поговорить.

— Если все так серьезно, вам лучше приехать ко мне, да поживее, потому что через час я уезжаю из города.

— Не уезжайте, прошу вас, пока я не приеду. — Тон уже был совсем другой.

— Уеду в час дня, — сказал я и повесил трубку.

 

Глава 8

Я спустился с шестого этажа, вышел на улицу, расплатился с рыцарем, который сторожил мою тачку, отогнал ее в соседний гараж и снова поднялся к себе. Не успел я перевести дыхание, как услышал шаги.

Чтобы добраться до моей конторы из Оушн Райз, нужно было дьявольски поторопиться. Я ждал, что Бретт войдет, задыхаясь от сердцебиения, но ничего подобного не произошло. Он выглядел так, словно много лет отдал спорту по скоростному подъему на шестой этаж. Казалось, он может взобраться на Монблан и у него останется достаточно сил, чтобы насвистывать модную мелодию.

Он не постучался и не выказал никаких других знаков вежливости, а обрушился ураганом.

Ростом он был под два метра и весь состоял из одних мускулов. На первый взгляд ему было лет тридцать. Его можно было бы назвать красивым, если кому-то нравятся упитанные и благопристойные типы, которые встречаются в основном среди миллионеров. Он явно принадлежал к породе властных людей. Его деятельность, видно, была настолько напряженной, что время от времени требовала разрядки. У него был острый, проницательный и живой взгляд. Создавалось впечатление, что Линдснея не просто обвести вокруг пальца.

— Это вы Флойд Джексон? — рявкнул он, снимая шляпу и бросая ее на письменный стол.

— Да, мистер Бретт, по-видимому.

Он не счел нужным ответить и отвел взгляд в сторону, одарив каждую деталь обстановки высокомерной улыбкой.

— Вчера вечером вы взорвали мой сейф и убили двух охранников.

— Я это сделал? — Я вытащил сигарету и закурил. — И зачем мне баловаться пиротехникой?

Он схватил стул и, подтащив его к столу, сел.

— Не воображайте, что ваше алиби безукоризненно. Я знаком с вашей сказкой о полицейском, с которым вы якобы играли в покер. Этот негодяй подтвердит что угодно, но вы не играли с О’Риденом прошлой ночью, вы были у меня на вилле.

Он говорил так убедительно, что даже я склонен был ему верить.

— Редферн, кажется, другого мнения, — заметил я.

Думая, что он будет со мной спорить, я приготовил аргументы, но Бретт откусил кончик сигары и пустил струю дыма в мою сторону.

— Наплевать, что думает Редферн, если он, являясь шефом полиции, не может найти и вернуть мне кинжал. Я должен найти его и найду его во что бы то ни стало.

— О каком кинжале идет речь, мистер Бретт?

— Ладно, не ломайте комедию. Вы прекрасно знаете, о чем я говорю. Из моего сейфа вчера украли кинжал Челлини. Думаю, что это ваша работа. Я предлагаю джентльменское соглашение: давайте не будем впутывать сюда полицию.

Дрожь пробежала по спине, и я с трудом сдержал волнение. Я понимал, что нужно действовать крайне осторожно. Можно вытянуть выигрышный билет, а можно — и самый несчастливый. Это зависело от того, как я распоряжусь собственными козырями.

— Почему бы вам не заявить в полицию? — осторожно спросил я.

— Потому что она не может ничего, а я могу все. Мне наплевать, что убили охранников, мне наплевать, сядете ли вы в тюрьму. Меня интересует только одно — как получить кинжал назад. Если я чего-либо хочу, то добиваюсь этого непременно. Вот мое предложение: принесите мне кинжал сегодня, и я заплачу вам двадцать пять тысяч. Если не принесете к десяти часам вечера, я сделаю такое, что вам и не снилось.

— Что же такое вы можете сделать, мистер Бретт?

— Я сломаю О’Ридену шею, но добьюсь правды! — ответил он разъяренно. Это потребует не так уж много времени и денег. И когда я вырву из него признание — вы отправитесь на виселицу или электрический стул, даже если для этого мне придется подкупить президента и федеральных судей.

Он наклонился вперед и ударил по столу ладонью.

— Вы видите, что не так просто играть со мной. У меня большая власть… Делайте что хотите, но я желаю вернуть свой кинжал.

— О каком кинжале вы все время говорите? — тихо спросил я.

Он долго смотрел на меня, я уже решил, что последует взрыв, но все обошлось, хотя ситуация была пиковой.

— Я говорю о кинжале Челлини, — сказал Бретт голосом, которым можно было колоть орехи. — Если вы пока не знакомы с его историей, то сейчас услышите. Знаменитому ювелиру было поручено изготовить пару кинжалов для кардинала Джакобасси. С течением времени один из них оказался в палаццо д’Осси, а другой бесследно исчез. Без сомнения, он был украден. Мне повезло стать владельцем этого сокровища. Кинжал — вещь коллекционная и очень дорогая. Ради предосторожности я предоставил властям его подробное описание. Продать его законным путем абсолютно невозможно. Это все равно, что предложить на аукцион «Джоконду» Леонардо да Винчи. Я уверен, что вас нанял какой-то коллекционер. Я мог бы попробовать выяснить его имя, но почти уверен, что знаю его и так. Коллекционеры — странные люди, Джексон. Если предмет достаточно редкий, они хотят заполучить его во что бы то ни стало, даже если раритет после приобретения придется хранить за семью замками. Кинжал похитили вы: побывали у моего дома утром, да и ваш счет в банке значительно вырос.

— Как вам удалось выяснить мой счет? — поинтересовался я.

— Банк принадлежит мне, Джексон.

— Я прихожу к выводу, что мне пора сменить банк.

Бретт встал:

— Мое последнее предложение: никаких расспросов, никаких подробностей и двадцать пять тысяч, когда доставите кинжал. Если не согласитесь, Джексон, пеняйте на себя — узнаете, как опасно играть с динамитом!

— Допустим, я найду кинжал и доставлю вам. Какие у меня гарантии, что не встречу в вашем доме Редферна?

— Мое слово, — сухо ответил он.

— Хорошо, — сказал я и пожал плечами. — Договорились. Я вам верю.

Он открыл портфель и достал из него визитную карточку.

— Номер моего телефона. Как только кинжал окажется у вас, обязательно позвоните. Я распоряжусь, чтобы вас пропустили в мой дом, а попасть в него труднее, чем в Форт Нокс.

Я опустил карточку в нагрудный карман.

— Постараюсь нанести вам визит, но особенно не рассчитывайте — кинжала я и в глаза не видел.

— В том, что мы увидимся, я нисколько не сомневаюсь, — мрачно заметил Бретт, направляясь к выходу.

— Еще один вопрос: больше из сейфа ничего не украли?

Я внимательно следил за его реакцией. Судя по поведению Паркера и Веды, с Бреттом могло случиться всякое: и приступ гнева, и полная растерянность. Но я не угадал.

Обернувшись через плечо, он нахмурился:

— Что вы имеете в виду?

Я не собирался упоминать о пудренице — меня вполне могли отправить по ложному следу, но намек я все же сделал:

— Может быть, в сейфе хранилось еще что-нибудь ценное, мистер Бретт?

У моего посетителя вид стал совершенно ошеломленный. И это не было притворством.

— Не понимаю подоплеки ваших расспросов!

Пол закачался под моими ногами.

— Не придавайте большого значения моим словам, я почти не спал последнее время.

Он бросил прощальный взгляд, суровый, как канадская погода, и вышел.

Я испытывал легкое покачивание под ногами до тех пор, пока его шаги не смолкли на лестнице. Потом вытащил пробку из бутылки с виски, налил стакан до краев и одним залпом осушил. На пустыре вопили мальчишки, наверное, дрались. За окном прошелестела машина. Из дырки под плинтусом выползла мышка и уставилась на меня своими бусинками. Девица с афиши продолжала таинственно ухмыляться, будто ее забавляла сложившаяся ситуация.

— Да, забавно и в самом деле, — сказал я ей. — Очень забавно. Но ведь не ты попала в переделку, а я.

Я сел на стул, положил ноги на стол и попытался разложить все факты по полочкам. Итак, на первый план вышел кинжал. Для Бретта пудреница не представляет никакой ценности. И никого винить в этом нельзя, кроме Джексона-Шерлока Холмса, идиота с бараньими мозгами. Но вернемся к началу игры. Возможно, Герман сообщил правду. Возможно, что Веда и в самом деле разгуливает во сне, она сперла кинжал и оставила в сейфе пудреницу. Поэтому Герман так злобно требовал пудреницу, ибо, увидь ее Бретт, он сразу же догадался бы, что кинжал взяла Веда, а через нее коллекционер вышел бы и на Германа. Нет, пожалуй, лучше начнем снова. С другой стороны, лучше обменять мою башку на бутылку виски. Но кто на такой обмен согласится? Я бы не согласился.

Я перенес взгляд с «мисс Бикини» на телефон и вытер лоб потной ладонью. Наверное, Бретт не шутил, когда упоминал игры с динамитом. Если он раскрутит О‘Ридена, я пропал. И у этого чертова коллекционера столько денег, что он может запросто раскрутить всю полицию Санта-Медины, а не только одного ее шефа.

Я придвинул к себе аппарат и набрал номер.

Голос, мелодичный, как катящаяся с лестницы железная бочка, ударил в ухо:

— Справочная Голливуда.

— Соедините меня с Элом Райаном.

После недолгого ожидания сердитый голос Эла спросил:

— Кто у телефона?

— Флойд Джексон. Как дела, Эл?

— Очень плохо, — убежденно ответил Райан. — Позвони на следующей неделе, когда я отправлюсь в отпуск.

— Слушай, приятель, мне до зарезу нужны кое-какие сведения, — сказал я твердо.

— Я занят, — захныкал Эл. — У меня масса дел. Собрать бы всех друзей и швырнуть под поезд — тогда бы никто не мешал работать.

— Ну, ты юморист, Эл. Как поживает твоя жена?

Он насторожился:

— Плохо, очень плохо. Зачем ты впутываешь еще и жену?

— А как дела у той рыженькой, с которой я видел тебя на ипподроме, кажется, в прошлый вторник?

Наступило болезненное молчание.

— Это шантаж, Джексон, но ведь ты не из таковских?

— Мне необходимы сведения, Эл, — сказал я мягко.

— Почему бы сразу не сказать об этом? Ты же знаешь, я всегда с радостью помогу другу. Что нужно тебе конкретно, дорогуша?

Мы с мисс «Бикини» обменялись понимающими взглядами.

— Что тебе известно про поставщика живого товара, который величает себя Корнелиусом Германом?

— Честно сказать, немного. Его бюро расположено на бульваре Сан-Сет. Оно принадлежит ему лет пять-шесть. Это ловкий импресарио. Он обслуживает девиц, занимающихся стриптизом. Последний год у него были трения с Лигой американских матерей, а два месяца назад он повздорил с Джой Мани. Такие типы, как Герман, всегда наживают множество врагов.

Я с ненавистью уставился на телефон. Ничего нового я не узнал.

— Кроме стриптиза, он никакими делишками не занимается?

— Насколько я осведомлен — нет. Герман зарабатывает бабки на девочках и буквально пасет каждую.

— А как насчет малышки Веды Руке, ничего не слышал?

— А как же! — Трубка разогрелась, так часто задышал в нее Эл на другом конце провода. — Это лучшая из «листопадниц». Я видел, как она скидывает свои постромки. Замечательное зрелище!

— Ты случайно не знаешь, есть ли у Германа приятель, который собирает древности?

Эл хихикнул:

— Древности? Ты имеешь в виду женщин определенного возраста?

— Да нет же, кретин. Древности — такие вещички как столики, безделушки и прочая дребедень.

— Как тебе сказать… Герман достаточно близок с Домиником Бойдом, у которого дом в Беверли-Хиллз и который под воротничок набит «капустой». Вполне возможно, он именно тот, кем ты интересуешься.

Я навострил уши:

— Высокий шатен с прилизанными волосами и лошадиной мордой?

— Может быть. Он носит костюмы петушиной расцветки и выглядит немного по-бабьи.

— Точно!

Я собрался, как боксер перед пятнадцатым раундом.

— Кто он такой, Эл?

— Не знаю, откуда его занесло в наши края. Просто выскочил ниоткуда лет шесть назад. Знакомый парень говорил, что он из баронов какой-то северной страны. Наварил больше миллиона на подпольной торговле алкоголем. Из всего, что я о нем слышал, следует вывод: с ним опасно связываться. Еще о нем ходят слухи, что он сбежал из психушки, но я в это не верю.

Я секунду поразмышлял над услышанным:

— Большое спасибо, Эл. Думаю, этого достаточно. Сожалею, что потревожил…

— Пожалуйста, Флойд, забудь о рыженькой. У нас была деловая встреча.

— Ага, — язвительно сказал я на прощание, — то-то ты ее лапал. Наверное, из-за того, что она была холодна как лед.

Итак, Герман действительно преуспевающий импресарио. Веда действительно раздевается на сцене. А вот наш маленький приятель Доминик — совсем не компаньон Германа. Бывший барон, бывший псих по фамилии Бойд. Ныне Паркер.

Я обсасывал полученные сведения с полчаса. Из них вытанцовывалось приличное попурри гипотез. Правда, не было ни одной, с чем можно было бы пойти ва-банк. Одно меня угнетало: к десяти часам я должен был доставить кинжал Бретту. И угнетало довольно сильно из-за упоминания об электрическом стуле. Надо было убедить Германа избавиться от кинжала. Первое, что мне пришло в голову, — это отправиться к Бойду и выкрасть. Но я проголосовал против. В данном случае риск был неуместен.

Я оглядел офис последний раз, закрыл окно и спустился на улицу. Мне понадобилось полчаса быстрой езды, чтобы добраться к бульвару Сан-Сет. Внешний вид здания, в котором снимал бюро Герман, натолкнул на мысль, что дела мои пошли бы куда успешнее, если бы я занялся поставкой живого товара.

Бюро размещалось на восьмом этаже. Вы проходите сквозь стеклянную дверь и попадаете в сверкающий вестибюль. Перед вами батальон милашек за прилавками, где можно купить все: от орхидеи в бутоньерку до бриллиантовой диадемы, в зависимости от состояния вашего счета в банке. Слева — справочное бюро, телефонные кабины и агентство по продаже театральных билетов. Табло под лестницей извещало, что можно побриться, постричься и принять сеанс турецкой бани, если не сочтете за труд спуститься в подвал.

Я поднялся на скоростном лифте, прошел по пружинящему ковру и остановился перед зеркальной дверью с надписью на одной створке: «Корнелиус», а на другой — «Герман». Я увидел через стекло белокурую малютку, сидящую за селектором на расстоянии вытянутой руки от двери. Остальное пространство приемной было занято креслами, выстроившимися в четыре рада.

Я открыл обе створки сразу и вошел без ложного чувства скромности. Телки, дожидавшиеся просмотра своих профессиональных качеств, во все глаза следили за тем, как я двигался. А я не спешил. Ждать очереди, чтобы тебя наняли раздеваться для публики, не такое уж приятное занятие, и если зрелище ста шестидесяти фунтов мужской плоти способно оживить их серое прозябание, ну что ж, пожалуйста.

— Мистер Герман у себя? — спросил я у блондинки, которая явно пыталась угадать, кто я такой.

— У вас назначена встреча?

— Нет, — ответил, — но он меня примет. Скажите, что меня зовут Флойд Джексон и что я тороплюсь.

Я взглянул на девочек через плечо. Они сгорали от любопытства.

— Мистер Герман не принимает никого без договоренности. Право, мне очень жаль.

— Спросите у него самого, и вы приятно удивитесь. Мы с ним такие друзья, что ого-го.

Она нервно хихикнула:

— Это не шутка? Мистер Герман не любит, когда его беспокоят.

— Он так обрадуется моему визиту, что непременно прибавит вам жалованье. Действуйте, крошка! Сообщите ему приятную новость.

Она вызвала по переговорнику босса.

— Вас спрашивает мистер Флойд Джексон.

Не успел я подойти к девочкам, чтобы малость с ними пообщаться, как секретарша бесстрастным тоном произнесла:

— Входите, мистер Джексон. Мой шеф хочет вас видеть немедленно.

Я посмотрел на телку, у которой ярче всех был накрашен рот, выразительно подмигнул, и вошел в кабинет.

Я оказался в просторной и светлой комнате, полной солнца, сигарного дыма и настенных фотографий хорошеньких, но весьма скудно одетых девочек. Герман сидел за громадным письменным столом, заваленным бумагами, которые могли оказаться чем угодно: контрактами, письмами или неприличными рукописями. Его круглое лицо было таким же пустым, как портмоне нищего, а в глазках застыло подозрительно-настороженное выражение.

— Неожиданный сюрприз, мистер Джексон, — быстро сказал он. — Должен сказать, что так скоро я вас не ожидал.

— Для меня это тоже сюрприз. — Я подтянул поближе к себе кожаное кресло и сел.

— Вероятно, вы принесли мне кольцо, которое недавно одолжили? — спросил Герман, посапывая, как делает орангутанг перед тем, как оторвать вам руку.

— К сожалению, его пришлось продать, — сказал я с грустью в голосе. — Один паренек обещал мне полторы тысячи, но никогда не платит долгов.

— Понимаю. — Он задумчиво посмотрел в окно. — Однако меня несколько волнует причина вашего появления. В чем дело, Джексон?

— Конечно, — я пододвинул ониксовую пепельницу, — я пришел не для того, чтобы терять время. Как поживает мистер Доминик?

— Довольно сносно, мистер Джексон. Разумеется, он человек опасный. Думаю, он немного сердит на вас. На вашем месте я держался бы от него подальше.

— Удивительно, как ему позволили покинуть лечебницу. Его фамилия Бойд, не так ли? И он коллекционирует древности…

Герман нахмурился, глядя на свои ногти.

— Провели расследование, Флойд?

— Я был детективом. Кто хоть однажды этим начал заниматься, тому трудно не сунуть нос в дела другого.

Я стряхнул пепел на письменный стол.

— Веда шлет вам наилучшие пожелания. Милая девочка, немного импульсивная, но очень милая.

— Дурочка! — сказал Герман, и голос его стал металлическим.

— Да вы не знаете женщин! Она не думала ни о чем плохом, когда вырубила вашего приятеля. Любая уважающая себя девушка обязана была дать по черепу такому типу, как Бойд.

— И все же, зачем вы пришли?

На мое лицо выкатилась широкая улыбка:

— Я пришел за кинжалом.

Наступило долгое томительное молчание. Маленькие черные глазки замигали.

— Мне кажется, я не совсем вас понял, — сказал он наконец.

— Я видел Бретта, — затушив сигарету, я закурил новую. — Вы уже встречались с мистером Бреттом?

Герман ответил, что никогда не встречался с мистером Бреттом.

— Жаль, это еще тот фрукт. Он никогда не позволит забыть тот факт, что существует на свете. Чувствует он себя весьма уверенно. Он желает получить свой кинжал и получит его во что бы то ни стало. Его уверенность передалась и мне. Я заверил его, что заберу кинжал у вас и принесу.

Герман изучал меня еще несколько минут.

— А почему вы думаете, что он у меня?

— У вас его нет, — сказал я. — Он у Бойда. Но вы с ним приятели и замешаны в этой истории. Я подумал, что смогу вас уговорить расстаться с ним.

— Я замешан в этой истории?

Черные глазки заблестели, как стеклянные бусинки.

— И еще как! — сказал я, подавшись вперед вместе со стулом. — Бретт предложил мне посодействовать в этом деле, и я свободен. Все, что он хочет, — кинжал. Если он не получит свое сокровище, меня ожидает довольно неприятная пересадка на электрический стул. Что же делаю я? Я вам предлагаю: отдайте мне кинжал или я выдам вас Бретту. Он подозревает, что Бойд был инициатором этой кражи, а Веда… (я ее хорошо припрятал) будет главным свидетелем. Чтобы спасти свою шкуру, она бросит вас обоих на растерзание, да так быстро, что вы и глазом не успеете моргнуть, как очутитесь перед судом. Все факты против вас. Даю информацию: у меня есть Веда, у меня есть пудреница, у меня есть гарантии Бретта. Если вы не уговорите Бойда отдать кинжал, оба пойдете ко дну.

Герман достал золотую коробочку и извлек сигарету. Пока он раскуривал, его глазки ощупывали мое лицо. Внешне он оставался спокойным, но я видел, что слова мои ему далеко не безразличны.

— Бретт заплатит, если кинжал будет возвращен? — спросил он, и голос его прозвучал высоко и пронзительно.

Я посмотрел на него с саркастической улыбкой:

— Какой разговор! Двадцать пять тысяч.

— Понятно. — На мгновение его лицо засветилось.

— Мы сможем поделить вознаграждение между собой, мистер Джексон. Бойд деньгами не интересуется.

— Думаю, нет. — Я поудобнее устроился в кресле.

Вы ничего не получите. Однажды вы сказали, что я пройдоха и действую осторожно. Ваша правда. Так вот, вы заберете кинжал у Бойда, и платить я вам не буду, потому что у меня пять козырей, а у вас…

Его лицо покраснело.

— Думаю, что с вашей стороны будет более благоразумным поделить добычу, мистер Джексон.

Ногой я отправил стул на место и встал.

— Я вернусь сюда в четыре, так что принесите кинжал или приготовьтесь к самому худшему. Вы достаточно долго делали из меня дурака. Теперь пришло мое время. Или в четыре кинжал будет здесь, или вам с вашим маленьким другом придется раскрыть свой план в кабинете Редферна. И не пытайтесь со мной шутить. Свои приключения я изложил в письме, и Веда держит его у себя. Если к шести часам я не вернусь, она отправит мою писанину Бретту.

Мы долго мерили друг друга взглядом. Потом я вышел, оставив Германа в кабинете, спокойного, холодного и сдержанного, как кобру, притаившуюся в кустах.

Потенциальные стриптизерки с интересом смотрели на меня, когда я проходил мимо. Как по команде, они отпрянули назад, когда хлопнула дверь кабинета. Маленькая блондинка так и осталась сидеть с полуоткрытым ртом.

Небрежной походкой я пересек комнату и вышел в коридор.

На лифте спустился к «кадиллаку» и, садясь в машину, посмотрел наверх. Три окна на восьмом этаже были открыты. Все девочки, включая маленькую блондинку, внимательно смотрели на меня сверху. Рот блондинки раскрылся еще шире, когда я садился за руль, и мысль о том, что эти курочки еще долго будут помнить меня, была приятна.

Даже распоследнему из петухов импонирует, что он произвел на обитательниц курятника неизгладимое впечатление.

 

Глава 9

Мне предстояло убить три часа до встречи с Германом, но в Голливуде — это не проблема. Первый я провел за обедом, лучшим за последние пять лет. В меню не было такого дорогого блюда, которого я бы пожалел для любимого сыночка миссис Джексон.

Остальные два я начал с того, что отправился к киностудии «Парамаунт» и остановил машину перед входом. Если вам некуда девать время, это довольно симпатичный способ его убить. Очаровательные милашки снуют взад-вперед и всегда довольны, когда кто-нибудь провожает их восхищенным взглядом. Я сидел в машине, глазел на старлеток и обдумывал планы на будущее. Скоро я смогу ощутить в кармане приятную тяжесть двадцати пяти кусков. После некоторых колебаний я решил свозить Веду в Майами. Мне всегда хотелось пожить во Флориде, где принято сорить деньгами. Для моего комплекса неполноценности подобное занятие будет весьма полезным. Слишком долго я был бедным, не представляющим особой ценности детективом. Я с пристрастием разбирал всевозможные варианты и не находил прокола: Бойд обязан вернуть кинжал, если не хочет провести остаток жизни в тюрьме, а Бретт вручит мне за него двадцать пять тысяч зелененьких. Ох, и разгуляюсь я на воле! Я представил себе, как вместе с Ведой купаюсь в теплом ласковом море и валяюсь на песке. Все это осуществимо при условии, что Бретт сдержит обещание. Я размечтался, как иду в бюро путешествий и покупаю билеты до Майами.

Однако время приближалось к намеченному сроку, и я включил зажигание. Часы на приборной доске показывали четыре, когда я затормозил перед Вилшоп-Билдинг.

На этот раз никакой болтовни. Либо выйду с кинжалом, либо…

Я одернул манжеты, поправил шляпу, быстрым шагом пересек коридор и направился к лифту.

Когда я вошел, кресла вдоль стен пустовали. Блондинка-секретарша сидела за столом. От звука резко открытой двери она подскочила и вцепилась в край стола, который держал ее в плену.

— Тот же посетитель к тому же лицу, — сказал я.

Вид у нее был ошарашенный. Я не знал отчего — то ли от напряженной работы, то ли от неожиданности моего появления.

— Входите, мистер.

Она указала на дверь кабинета, затем схватила пальто, лежавшее на стуле, и быстро упорхнула из клетки.

Я обернулся и с минуту размышлял о поспешном бегстве, ничего не понимая. Секретарша не стала ожидать лифта и ринулась вниз так поспешно, словно ей сказали, что внизу бесплатно раздают нейлоновые чулки.

Я оглядел закрытую дверь кабинета Германа и пустые кресла вдоль стены. Все это перестало мне нравиться. Моя рука скользнула под мышку проверить, на месте ли кобура с револьвером, и тут за спиной гортанный голос приказал:

— Не двигаться!

Я медленно посмотрел через плечо. Худой дылда, на котором, как на вешалке, болтался костюм в серую клетку, поднимался из заднего ряда кресел.

Так вот чем объяснялось волнение и поспешное бегство маленькой блондинки. Он притаился там, ожидая моего появления. Физиономия под полями фетровой шляпы была выбрита не слишком тщательно и напоминала крысиную морду. Смотреть на нее было неприятно.

— Вы это мне? — сказал я, стараясь не делать лишних движений.

— Заходи, — рукой он указал на кабинет Германа, — и будь добр, веди себя как полагается.

Мысль, что, вероятно, следует перенести поездку в Майами, своевременно посетила меня, и я порадовался, что не купил билеты заранее. Без особого удовольствия я переступил порог кабинета.

Паркер сидел в кресле Германа. Возле окна торчал еще один тип, вертя в руке здоровенную пушку. Он был маленький, толстый и походил на головореза из третьесортного триллера.

Герман отсутствовал.

— Привет, дружок, — сказал я Паркеру тепло, но не слишком. — Как голова, не болит?

— В прошлый раз ты оказался слишком хитрым и проницательным, Джексон, — сказал он тоном, отдающим уксусом. — Я не хочу тратить время на бесплодные разговоры. Никакого кинжала не получишь. Это, во-первых. Во-вторых, тебе придется ответить на некоторые вопросы. Лучше дать ответ сразу, если не хочешь, чтобы его вырвали силой. В любом случае ты закончишь свободным полетом из окна этого кабинета.

Идея парить с восьмого этажа совсем не показалась мне забавной, но, поразмыслив, я решил не заострять на этом внимание.

— Ты ничего от меня не добьешься, — сказал я как можно спокойнее. — Я предупредил Германа, что оставил письмо в надежном месте и оно попадет в руки Редферна, если я не вернусь в указанное время. Тогда всей вашей компашке несдобровать.

Он пренебрежительно усмехнулся:

— Я так не думаю. Покончив с тобой, мы займемся письмом, если оно вообще существует.

— Я человек предусмотрительный, — ответил я, а сам лихорадочно подсчитывал в уме шансы, успею ли выхватить пушку, прежде чем дылда наделает в моем организме дырок.

— Письмо есть, будьте уверены, — сказал я со всей убедительностью, на которую был способен.

Паркер был спокоен, но мне не нравилось отсутствующее выражение на его лице.

— Итак, вопрос первый: где Веда?

— В надежном месте.

Худой верзила, должно быть, был ясновидящим, так как сунул руку мне под мышку и вытащил револьвер.

— Тебе он больше не понадобится, гад, — шепнул он мне на ухо.

— Я заставлю тебя говорить, — прошипел Бойд, — тебя, наверное, никогда не били каучуковой трубкой по голове? Это неприятно, зато не оставляет следов. Мы исполним траурный марш Шопена на твоем черепе вместо барабана.

Толстяк отклеился от подоконника и вынул из кармана каучуковую трубку. Он стал подбрасывать ее на ладони, свирепея на глазах.

Размышляя, я пришел к выводу, что место для выяснения отношений было выбрано ребятками неудачно. В здании было полно респектабельных людей, которые непременно пожелали бы узнать, откуда шум, коли таковой возникнет. И вообще эти жалкие террористы нагоняли на меня тоску.

Я надеялся, что верзила понимает, что шуметь нельзя, поэтому, резко повернувшись, я двинул ему в подбородок.

От неожиданного удара он не удержался на своих ходулях и рухнул на пол, неловко приземлившись на правую руку, зато толстяк не растерялся и бросился на меня разъяренным тигром.

Бойд вскочил с кресла и подставил этому бойцу подножку. В это время дверь открылась, и, держа пистолет в руке, вошел Лу Фарелл с видом человека, собравшегося подышать перед сном свежим воздухом.

— Салют! — поздоровался он. — Эти мальчики вас обижают, Джексон?

Я воспользовался замешательством в стане противника и влепил толстому сочную оплеуху. Он отлетел и тяжело грохнулся о спинку стула. Трубка выпала у него из рук. Верзила посмотрел на свою, очевидно, вывихнутую руку и завопил так, что задрожали стены.

Лу направил пушку на Бойда, не выпуская из виду и толстяка. Пистолет в его руке смотрелся достаточно убедительно.

— Не волнуйтесь, парни, — сказал он беззаботно, — посмотрите, что стало с вашим маленьким приятелем, то же будет и с вами.

Он быстро шагнул вперед и ударил Доминика прямым в левый глаз. Пока Бойд падал навзничь, я успел схватить настольную лампу и далеко не плавно опустил ему на голову. Этого показалось мне недостаточно и для верности я запустил в него ониксовой пепельницей. Вслед за этим последовала пачка фотографий с изображениями голых девочек, а я порыскал глазом в поисках предметов потяжелее.

Я так озверел потому, что вспомнил, как этот разбитоголовый грозился выбросить меня с восьмого этажа без парашюта.

— Не сердись, — сказал Лу грубому толстяку, который уже очухался и теперь подпирал стенку.

Я ухватил Бойда за шиворот и поставил на ноги. Он плюнул мне в лицо и попытался было размахнуться ручонками, норовя попортить мне внешность. Я уклонился от его размахиваний и влепил для симметрии и в правый глаз. Потом встряхнул несколько раз и швырнул в кресло.

Его воинственность испарилась, но, чтобы не возникало рецидива, я нанес Доминику мощнейший хук в челюсть.

Это добило его окончательно — мой недруг застыл в кресле неподвижно.

Я поправил манжеты, стряхнул пыль с рукава и, честное слово, почувствовал себя лучше.

— Салют, — сказал я союзнику, — откуда ты взялся, Лу?

— Ник велел мне всюду следовать за вами, — сказал Лу, безмятежно улыбаясь.

— Поедем или еще поговорим с ребятками по душам? — Он бросил многозначительный взгляд на верзилу, который баюкал вывихнутую руку.

— Поедем, — сказал я.

Подойдя к Бойду, я попытался поставить его на ноги, но он выскользнул из рук и разлегся на полу.

— Где кинжал? — спросил я, поднося к его носу кулак.

Он очнулся, посмотрел на меня распухшими глазами и пробормотал:

— У меня.

— Тогда к тебе и поедем. — Я подтолкнул Бойда к двери и повернулся к Лу. — Я чувствую себя в безопасности, если ты поблизости.

Мы оставили толстяка и верзилу в покое, раз уж они перестали проявлять к нам интерес, и двинулись клифту.

Я вел Бойда к выходу, бережно поддерживая его под локоть. Ноги ему плохо повиновались. Лу держался сзади.

— Еще один такой фокус, и я отправлю тебя прямиком к Редферну, — сказал я.

Доминик прислонился к стенке и вытер рукавом пот.

Мы спустились на первый этаж. Мальчишка-лифтер посмотрел на Бойда и опустил глаза. Хорошо вышколена прислуга в этом здании.

Мы пересекли тротуар, и я запихнул свой трофей на заднее сиденье машины. Бойда не пришлось долго упрашивать, чтобы он сообщил свой адрес. Он жил на Малкольм-Драйв.

Мы проехали по длинной аллее вдоль лужайки, на которой вполне можно было разместить площадку для игры в гольф, и подъехали к дому, настолько импозантному, что он при некотором воображении мог сойти за Букингемский дворец.

— Выходи, — сказал я Доминику, когда Лу остановился перед входом.

Он почему-то не стал возражать.

— Не хочу больше рисковать, — объяснил я Лу. — Если мерзавец будет фокусничать, дай ему рукояткой по голове.

Но по всему было видно, что у Бойда отпало всякое желание фокусничать. Он едва передвигал ногами, и нам пришлось тащить до входной двери его на себе.

Мы прошли в вестибюль размером с ангар для самолетов.

— Кинжал, — сказал я, — и покончим с этим.

Старый джентльмен, похожий на архиепископа, но, очевидно, дворецкий, возник перед нами. Увидев Бойда, он открыл рот и двинулся на нас, но мой грозный вид заставил его остановиться.

— Велите ему не мешать нам, — приказал я Бойду.

— Идите, Джон.

Старый джентльмен минуту колебался, затем удалился.

— За кинжалом, Доминик, скорее, — торопил я его. — У меня нет времени.

Он провел нас в соседнюю комнату, открыл сейф и вытащил футляр с кинжалом. Молча протянул мне. Бледное лицо Бойда при этом говорило больше, чем десять томов слезоточивых мелодрам.

Я открыл футляр, посмотрел на кинжал и захлопнул крышку раньше, чем Лу успел что-нибудь рассмотреть.

Это была дорогая игрушка, и я не хотел, чтобы кто-нибудь знал о ее ценности.

— Порядок, — сказал я, — эту безделушку я отдам Бретту. И предупреждаю, не попадайтесь больше на моем пути.

— Уходите, — прошипел Бойд, закрывая лицо руками.

Таким мы его и оставили. Этот парень был достаточно крепок для одного удара, но два — выбили его из колеи. Трепка, которую я ему задал, сломала его окончательно.

Мы вернулись к Кэйзи.

Перед тем как подняться к Веде, я произнес высокопарную речь, наговорил Лу кучу комплиментов и горячо поблагодарил за помощь.

Не дав ему времени броситься мне на шею, поспешно скользнул в лифт и прикрыл за собой дверь.

Я нашел Джо, раскладывающего пасьянс перед дверью моей комнаты. Увидев меня, он бросил карты, встал и потянулся.

— Ну, слава Богу, вернулись. Клянусь, дружище, эта работа меня замучила.

— Были трудности? — спросил я, указывая головой на дверь.

— Определенные, — сказал он, улыбаясь и передавая ключ.

— Она разбудила всех дьяволов в аду, но я пообещал влепить ей затрещину. Только тогда она успокоилась. Я давно заметил, что говорить с бабами с позиции силы — единственный способ их урезонить, когда ничто другое не действует. Следует быть с ними покруче даже тогда, когда они ведут себя с вами ласково и нежно.

— Думаю, вы правы. Я должен снова уехать в половине девятого, так что поработайте на меня еще раз.

— Ради Бога! — воскликнул он. — Но она все равно не сможет выйти, зачем же мне терять время и торчать под дверями?

— Об этом вам лучше поговорить с Ником, но мне бы хотелось, чтобы вы побыли ее сторожем до моего возвращения. Поверьте, это важно.

Джо недовольно пожал плечами:

— Ладно, ладно, в половине девятого буду здесь как штык.

Он вошел в лифт и захлопнул за собой дверь.

Я нашел Веду на диване. На ней была все та же бледно-голубая пижама, которая казалась прозрачной. Она перелистывала какой-то журнал с кричащей обложкой. На столике рядом с диваном стоял бокал с виски. На полу валялась пачка иллюстрированных изданий.

— Вернулся наконец, — проговорила она, отложив журнал.

— Вернулся, как видишь. Все в порядке?

— Немного устала от одиночества. Мы уедем сегодня вечером или я снова буду играть в графа Монте-Кристо, запертого в одиночной камере?

— Сегодня вечером у меня дела. Может быть, завтра утром.

— А что делал днем?

Я приготовил виски с содовой:

— Занимался делами.

— Думаешь, что ты слишком умен и изворотлив? — Голос ее звучал жестко. — Но если хочешь знать мое мнение: ты всего лишь мелкий шпик, который так долго заглядывал в замочные скважины, что сквозняком унесло его ум.

— Не спорю, — согласился я, — но сегодня я переменил мнение о себе.

— Правда? С чего бы это?

Я отпил половину порции и поставил бокал на стол.

— Когда была девочкой, ты ходила во сне или это очередной блеф?

Взгляд ее сделался твердым.

— Может быть. Это зависит от того, как ты к этому отнесешься.

Я допил виски и закурил.

— Посмотри-ка сюда.

Я вытащил красный кожаный футляр, открыл его и положил кинжал ей на колени.

Наступило молчание. Она не дотронулась до безделушки и сидела неподвижно. Казалось, даже перестала дышать.

— Я видел Бретта. Если верну кинжал, никаких неприятностей не будет. Сегодня, в девять часов вечера, я отдам ему это сокровище, он заплатит кругленькую сумму, и мы сможем укатить с тобой на каникулы. Но прежде ты обязана рассказать, что произошло в ту ночь.

Она оттолкнула кинжал с легкой гримасой:

— Откуда он у тебя?

— Бойд отдал. Ты ведь знаешь, что Паркера на самом деле зовут Бойд? — Она утвердительно кивнула, и я продолжил: — Он вернул кинжал мне, когда я убедил его, что Бретт не будет поднимать шум. Коллекционеру наплевать, что произошло с Германом, тобой и Бойдом. Бретт знать не хочет, кто из вас замешан в краже и в какой степени. Все, что ему нужно, — это вернуть кинжал.

— Он узнает все, когда найдет мою пудреницу, — сказала она с натянутой улыбкой.

— Бретт не найдет пудреницу. Я вытащил ее из сейфа и спрятал между крыльями каменной птицы, украшающей террасу его дома. Я заберу ее сегодня вечером, когда буду уходить от Бретта.

Она сжала мою руку:

— Правда?

— Конечно. Я понимаю, что она причинила тебе уйму неприятностей. Ты мне все больше и больше нравишься, дорогая. Я думаю, нам стоит отдохнуть, посорить деньгами, а куда ехать, не имеет значения.

Какое-то время она изучающе смотрела на меня, потом рассмеялась:

— Буду счастлива, если это не розыгрыш.

Я подошел к телефону и попросил соединить с агентством воздушных сообщений, чтобы заказать два билета на самолет до Майами на имя мистера и миссис Джексон.

Ее глаза излучали благодарность и радость, что позволило мне пододвинуться к ней поближе.

— Ну вот, — сказал я, взяв ее за руку, — разве это не доказательство, что я побежден.

— Дай мне сигарету, и я все расскажу.

Она закурила и, резко дернув плечиком, все рассказала.

Все произошло так, как изложил мне Герман. Она исполнила свой номер у Бретта, потом он показал гостям кинжал. Когда Веда озабочена или расстроена, она действительно разгуливает во сне. Это у нее с детства. В тот вечер Бретт слишком много выпил и стал нахально приставать к ней, но она решительно отвергла его притязания. Боясь, что он не заплатит за выступление, Веда легла спать расстроенной. Во сне она вынула кинжал из сейфа, а на его место положила свою пудреницу.

Вернувшись домой, она обнаружила в сумочке кинжал Челлини и убедилась в пропаже пудреницы. Веда поняла, что случилось непоправимое, и от страха потеряла голову. Герман был единственным человеком, к кому она могла обратиться за помощью. Веда рассказала ему всю историю и показала кинжал. Он посмеялся над ее страхами и сказал, что сейчас же соединится с Бреттом и все уладит. В это время вошел Бойд. Он заметил кинжал и предложил заработать деньги на нем. Доминик давно мечтал о такой вещице. Бретт напрасно будет ломать голову, стараясь найти свой раритет.

Веде все это очень не понравилось, но она зависела от Германа и боялась ему перечить. Бойд предложил план, по которому надлежало, пока Бретт в отъезде, забрать пудреницу, а вместо нее положить бомбу. Таким образом, Бретт и знать не будет, что кинжала в сейфе к моменту взрыва не было. Чтобы создать девушке надежное алиби, он приказал Веде во время взрыва находиться в ночном кафе. А на роль дурака-взломщика Бойд предложил Герману подобрать кого-нибудь из нуждающихся в деньгах.

— Ты видишь, — сказала она в заключение, — что, если бы пудреница нашлась, Бретт понял бы, что подмену совершила я. Бойд был уверен, что если меня арестуют, то я его покрывать не стану. Теперь, когда кинжал был у него, он не желал с ним расставаться. Поэтому-то и нужна была ему моя пудреница: для того чтобы владеть уликой против меня. Бойд понимал также, что пудреница у тебя. Если с тобой справиться сложно, то со мной он мог разделаться в мгновение ока. Я боялась этого психопата, поэтому помогла тебе освободиться и бежать, зная, что ты меня не оставишь.

— Но почему ты сразу все не рассказала, а выдумала какую-то запутанную историю?

— Потому что обещала Бойду не выдавать его. Но теперь, когда ты все раскрутил, молчать не имеет смысла.

Я тщательно перебрал все изложенное Ведой в голове и не нашел ни одного изъяна. У меня было такое ощущение, что Веда на сей раз сказала правду.

— Значит, эта история с пудреницей не сулила никаких денег?

— Конечно. Пудреница принадлежала мне, и я хотела получить ее обратно.

— Получишь. Думаю, что сейчас следует позвонить Бретту и предупредить его о своем приезде. Больше я не хочу рисковать и иметь дело с охранниками и свирепыми псами.

Я нашел в кармане карточку с номером телефона Бретта. На этой же стороне было написано: «Лучший друг мужчины — его жена».

— Ну разве не забавно читать на карточке такого мужчины, как Бретт, подобные изречения, — сказал я, бросая карточку на колени Веде.

Пока девушка разглядывала ее, я дотянулся до телефона и набрал номер. Тут же отозвался ласковый, музыкальный голос его секретарши:

— Владения мистера Бретта.

— Алло, это Флойд Джексон. Передайте мистеру Бретту, что я буду у него в десять часов. И еще скажите, то, что он потерял, у меня.

— Непременно передам, — сказала она. Потом добавила: — Очень рада, мистер Джексон.

— Я тоже, — ответил я, размышляя, так ли она хороша, как ее голос.

Пока я рассыпался в любезностях, Веда приготовила виски с содовой. Свет, пронизывавший ее пижаму, не оставлял сомнений в соблазнительности ее содержимого.

Перед тем как сосредоточиться на анализе своих чувств к Веде, я еще раз задержал взгляд на афоризме с обратной стороны визитной карточки.

— Слушай, это ты написала, что лучший друг мужчины — его жена?

— Не знаю. — Она протянула мне полный фужер виски. Выражение ее глаз ни о чем мне не говорило. — Я никогда не была замужем.

Я постучал по карточке ногтем:

— Меня интересует, кто это написал? Что имелось в виду, когда это писалось?

— Если тебя это так волнует, почему бы не спросить у самого Бретта?

— Ты знаешь, что твоя пижама просвечивается насквозь? — плавно перешел я на более волнительную тему.

— Естественно.

Вопрос был исчерпан, и мы осушили фужеры.

Я убрал кинжал в ящик. Оставалось убить несколько часов до десяти. Я взглянул на Веду.

— Знаешь, прозрачная пижама гораздо лучше, чем непрозрачная, — произнес я со значением.

— Конечно.

Она медленно направилась к дверям спальни. Я любовался ее походкой. Взглянула на меня через плечо, подняв бровь, и вошла в спальню. Я последовал за ней.

Прекрасный способ убить время, если вы не знаете, куда его деть.

 

Глава 10

Фары «кадиллака» бросали длинные лучи на извилистую дорогу, ведущую к Оушн Роад. Лу Фарелл небрежно крутил баранку. Мне не хотелось брать его в эту поездку, но Кэйзи настоял. Он сказал, что не доверяет Бретту и тот вполне мог приготовить особый план. Я напомнил, что Бретт дал мне слово. Кэйзи только рассмеялся — слово миллионера немного стоило в его глазах. Свою мысль он подкрепил цветистым и довольно сочным выражением.

В конце концов я сдался. После того как Лу показал себя в деле, я был не прочь иметь его рядом.

Нам не понадобилось много времени, прежде чем свет фар вырвал из темноты трехметровую ограду возле дома Бретта.

— Остановись здесь, — сказал я Лу. — Зажигание не выключай, могут привязаться охранники.

Лу остановил машину у ворот, и мощный луч ослепил нас на мгновение.

Пара охранников в униформе возникла возле нас. Я вышел им навстречу, так как не хотел, чтобы они видели Лу.

— Мистер Бретт ждет меня, я Флойд Джексон.

Свет фонарика ударил мне в лицо.

— Вроде действительно Джексон, — сказал один из охранников после продолжительного осмотра. — Входите, я позвоню в дом. Хотите поставить машину в гараж?

— Нет. Она останется здесь, я прогуляюсь пешком.

— Как хотите, но это будет длительная прогулка.

— Мне полезны упражнения, я слишком растолстел.

Он пожал плечами и направился к воротам.

— Порядок, — сказал он второму охраннику. — Это тот, кого ждет хозяин.

Охранник посмотрел на меня и что-то проворчал под нос.

Мы вошли в сторожевую будку. Она была чистой и достаточно просторной. Возле двери располагалась стойка с четырьмя карабинами и патронташами.

Охранник подошел к висевшему на стене телефону и прошептал несколько слов. Голос, зарокотавший в трубке, заставил его сосредоточиться.

— Джексон здесь, мистер. Я собираюсь послать его к вам… Да, мистер.

Он повесил трубку, шмыгнул носом и дружелюбно улыбнулся.

— Этот добряк любит, когда его называют «мистер». А вам, Джексон, хотелось бы быть важным фруктом и чтобы парень вроде меня говорил вам «мистер»?

— Еще бы.

— Да, может, кто-то и привыкает льстить хозяину, а вот я сыт по горло. У вас есть пистолет?

Я ответил, что оружия не ношу.

— Мне нужно убедиться, старина. Босс так велел. Ничего, если я вас поглажу? Не хочу вас обижать, но таков порядок.

Он похлопал меня со всех сторон, обнаружил футляр и вытащил его из кармана.

— Что это за фиговина, приятель?

— Эта фиговина принадлежит вашему хозяину, так что если вы ее откроете, я буду вынужден рассказать Бретту об этом, а ему это может не понравиться.

— В принципе здесь хлопушка не поместится. — Он вернул мне футляр. — Хозяину не нравится масса вещей, и я не хочу стать причиной его неудовольствия.

Я сунул футляр в карман.

— Идите, старина. Он вас ждет и не любит, когда опаздывают. Это еще одна его прихоть.

Через минуту мы уже двигались по темной аллее.

— Машина, которую вы оставили у ворот, — просто блеск. Она, видно, стоит кучу денег?

— Не знаю. Взял ее взаймы.

— Я так и подумал. Частный детектив не может иметь такую шикарную тачку.

— Я больше не частный детектив. Оставил практику несколько недель назад.

— Правда? А я-то думал, что хозяин хочет провести расследование. Два-три дня назад два служивших здесь до меня охранника были убиты.

— Ничего подобного.

— Просто частное дело определенного сорта, верно?

— Слишком личное, чтобы говорить о нем с посторонними. Спросите у него сами. Он скажет, если захочет.

Он сплюнул в темноту:

— Хорошая мысль, только и делов у меня, что спрашивать у хозяина. Он пригрозил, что, если кто-либо сунет нос не в свое дело — выгонит!

— Это на него похоже.

— Видите освещенное окно? — Охранник остановился и показал на него. — Там он и ждет вас. Он сказал, чтобы мы зашли со стороны сада. Теперь вы найдете дорогу, верно, старина? Мне придется взбираться по ступенькам, а у меня больные ноги.

Я посмотрел в сторону террасы. Против освещенных окон различались контуры каменной птицы.

— Хорошо, — сказал я, — увидимся, когда я буду выходить.

Он остановился возле лестницы и не уходил. Поднявшись, я обернулся и увидел его удаляющуюся фигуру. Ночь была лунной, и я отлично видел каменную птицу, куда спрятал пудреницу.

Я снова спустился с лестницы и подбежал к скульптуре. Я шел на риск, но если бы я отложил это дело до конца разговора с Бреттом, охранник мог ожидать меня у двери. Нужно было действовать немедленно. Я оглянулся, подошел к птице. Никого. Взобравшись на пьедестал, опустил руку в углубление между крыльями, но… ничего не обнаружил. Поднявшись выше, посветил фонариком в углубление, но кроме грязи и дождевой воды там ничего не было. Пудреница исчезла. Время остановилось.

Я стоял, уцепившись за крылья, и не верил собственным глазам.

Вдруг ночную тишину разорвал выстрел, очень близкий, но целились не в меня.

Я кубарем скатился с пьедестала и бросился к окнам на террасе. Звук выстрела эхом отозвался в саду, когда я остановился у стеклянной двери кабинета. Тонкая струйка дыма лениво вытягивалась из щели полуоткрытой двери.

Застыв на пороге, я обвел взглядом ярко освещенную комнату. Она была обворожительна — классическое жилище миллионера. Все в ней было подобрано со вкусом: и гобелены на стенах, и антикварная мебель, и великолепное панно на потолке. Бретт сидел в старинном кресле лицом ко мне. На его круглой физиономии застыло выражение крайнего удивления. Аккуратная дырочка зияла посреди лба. Глаза смотрели на меня, рот был полуоткрыт, зубы приоткрылись в гримасе ужаса. Мне и дотрагиваться до него не требовалось, чтобы убедиться, что Бретт бесповоротно мертв. Оружие, которым было совершено убийство, лежало на ковре. Это был шестизарядный автоматический пистолет. Дымок еще вился из дула.

Выстрел оборвал жизнь миллионера так же, как и мои шансы на получение чека на двадцать пять тысяч долларов. Мне не придется жить на улице Сан-Суси, это ясно. Мистер и миссис Джексон не займут следующим утром забронированные места в самолете. Никакой награды Джексону, бывшему детективу. Вот так обстояли мои дела.

Мы можем строить планы, воздушные замки, видеть себя на вершине славы, как вдруг прогремит выстрел, и все планы лопнут как мыльный пузырь. Вот уж верно, человек предполагает, а Бог располагает!

У меня мелькнула мысль, что копы не станут утруждать себя поиском настоящего убийцы, они возьмутся за меня. Я почувствовал, как мурашки побежали по телу, достигнув корней волос.

Конечно, они подцепят меня на крючок, другого и быть не может. Пришел я один. Едва появился в комнате, раздался выстрел. Редферн меня и слушать не будет, учитывая его «симпатию» ко мне. Все ясно. Мне не понадобилось много времени, чтобы осознать все это, и я попятился к выходу.

Вдруг дверь отворилась и в комнату вбежала девушка. Мы уставились друг на друга. Это была высокая, стройная блондинка очень приятной наружности.

Из дырки во лбу Бретта тонкой струйкой вытекала кровь. Девушка прижала руки к лицу и пронзительно закричала. Этот крик пронзил меня насквозь, нервы не выдержали. Послышался топот бегущих ног. Все было настолько убедительным, что мне все равно никто бы не поверил.

Я ринулся вниз по ступенькам так резво, будто у меня выросли крылья. Девушка кричала не переставая. Раздался мужской окрик, но я не оглянулся и продолжал бежать. Ко всему прочему добавился тягучий звук сирены.

Я несся по аллее к выходу, где меня должна была ожидать машина. Если спустят собак, меня сразу же обнаружат. Нужно любым способом миновать охрану, иначе я пропал.

Подбежав к открытым воротам, я обалдел — оба сторожа стояли с поднятыми руками.

— Садитесь в машину, дорогой, — сказал Лу. — Эти мальчики не причинят вам вреда.

Я врубил самую большую передачу, и «кадиллак» устремился в темноту. Лу закрыл окно и устроился с пистолетом в руке на заднем сиденье.

— Прибавь скорость, они могут открыть пальбу.

Едва он произнес эти слова, как позади нас раздались выстрелы. Одна из пуль угодила в часы на пульте управления, другая попала в левое крыло.

— Неплохо стреляют! Кэйзи обхохочется, когда увидит свою машину, — усмехнулся Лу. — Что вы такого натворили, чтобы разворошить этот муравейник?

— Ничего я не натворил. Кто-то нанес визит раньше меня и застрелил Бретта. Охранники думают, что это моих рук дело.

— Он мертв? — нервным голосом спросил Лу.

— Мертвее не бывает, — ответил я.

Стрельба прекратилась, но я не сбавлял скорости.

— Боюсь, влияние Бретта не умрет вместе с ним, — сказал Лу с беспокойством. — Это только начало, неприятности еще впереди.

Он не произнес больше ни слова, пока мы добирались до Кэйзи.

Когда я вышел, Лу скользнул за руль и, покачав головой, произнес:

— Идите и расскажите все Нику, а я пока поставлю машину в безопасное место. Охранники ее хорошо разглядели и, чуть что, узнают сразу.

Когда я вошел, Кэйзи играл в покер. Он бросил на меня скользящий взгляд, и этого ему было достаточно, чтобы встать.

— Продолжайте без меня, — бросил он игрокам. — Я скоро вернусь.

Он направился в свой кабинет. Я последовал за ним.

— Выкладывай, — сказал он, закрывая дверь на ключ.

— Бретт мертв. Кто-то пришел до меня и укокошил его из пистолета. Я влип.

Он тихо выругался:

— Убийцу видел?

— Нет. Я же тебе говорю, что влип. Меня видели стоящим около Бретта. Мне нужно смыться отсюда. Ты уже ничего не сможешь для меня сделать, Ник, и никто не сможет.

Зазвонил телефон. Ник схватил трубку и рявкнул:

— Слушаю.

Он слушал, и его застывшее лицо мрачнело.

— Ладно, ладно, — зло ответил он. — Во всяком случае, его здесь нет. Придете и убедитесь. Никого я не прячу.

Он повесил трубку, глаза его блестели.

— Могу догадаться, кто звонил, — сказал я.

— Да, копы идут по твоим следам. О’Риден ничего не может сделать, во всяком случае, он так говорит. Они перекрыли все дороги, зная, что ты придешь сюда. О’Риден с копами вот-вот будет здесь.

— Ник, мне нужны деньги. У тебя найдется две тысячи для меня?

— Конечно.

Он подошел к сейфу, достал оттуда пачку денег и бросил их на стол передо мной.

— Могу дать больше, не жалко.

— Хватит и этого. Они позволят мне некоторое время продержаться, не высовываясь. Веде здесь оставаться тоже не следует. Я заберу ее с собой.

Ник заворчал и подошел к телефону:

— Позовите мне Джо. — Подождав немного, заговорил снова: — Спустись вниз с мадемуазель Руке, да поторопись! — Потом он обратился ко мне: — Флойд, зачем она тебе? Не сходи с ума: не ты первый, не ты последний попадаешь в переделку. Слушай. У меня есть тайник, где можно схорониться. О нем никто не знает. Это подвал, специально оборудованный для долгой отсидки. Вы с Ведой останетесь там до тех пор, пока все не утихнет. Там тебя никто не найдет.

Я облегченно вздохнул и улыбнулся.

— Ты знаешь, Ник, я готов был выпрыгнуть из собственной шкуры, лишь бы все уладилось. Я достаточно наделал глупостей в жизни, но пойти на электрический стул за несовершенное убийство… это слишком.

— Да, но не забывай, что я в свое время тоже был обвинен в таком же грехе, да что я тебе рассказываю… ты же помнишь, но я выкрутился с твоей помощью.

— Это разные вещи, Ник. Меня видели охранники и какая-то девица. Свидетелей достаточно, чтобы повлиять на судей. Если меня схватят — труба дело.

— Не схватят, — отрезал Ник свирепо.

Раздался стук в дверь.

Ник повернул ключ — на пороге стояли Веда и Джо. На девушке были темные брюки и темно-красная блузка. Вид у нее был испуганный.

— Свободен, — сказал Ник Джо.

Когда он вышел, Ник подошел к шкафу в углу комнаты, открыл дверь, стал на колени и вытащил оттуда массу тряпья.

— Что случилось? — спросила Веда, не сводя с меня глаз.

— Масса неприятностей. Потом расскажу.

— Ну вот, спускайтесь вниз и сидите тихо, — сказал Ник.

Он приподнял одну из досок, и я увидел ступеньку лестницы.

— Идем, — позвал я Веду.

— По правде говоря, я не понимаю, зачем мне туда спускаться!

Я схватил ее за руку. Над дверью кабинета зажглась красная лампочка.

— Это полиция, — предупредил Ник. — Поторапливайтесь.

— Полиция? — прерывистым голосом воскликнула Веда.

— Да иди же! — прикрикнул я на нее, толкая к шкафу.

— Внизу есть выключатель, — сказал Ник, когда мы ступили в темноту.

Свет позволил увидеть, что мы стоим в низком темном коридоре с земляным полом. В конце его находилась дверь.

— Сюда, — прошептал я и толкнул дверь. Потом зажег лампу и огляделся. Это была маленькая комната без особого комфорта. В ней располагались кровать, два стула, радиоприемник и шкаф, набитый консервными банками и бутылками виски. Я почувствовал себя настоящим подпольщиком.

Закрыв дверь, я пересек комнату и заглянул в ванную комнату, состоящую из душа и примитивного унитаза.

— Наше новое убежище, — сказал я, садясь на стул.

— Что, собственно, произошло? Пудреница у тебя?

— Я уже говорил, что ты слишком много думаешь о своей пудренице. Она не представляла опасности, как только я вынул ее из сейфа Бретта. Но кто-то забрал пудреницу из моего тайника до меня. Я не знаю, кто это, да это и не важно теперь. Важно другое, убит Бретт.

Она рухнула на стул:

— Поэтому мы и прячемся в этом подвале?

— Вот именно. Я не убивал его, хотя полиция уверена, что это сделал не кто иной, как Флойд Джексон. Когда я вошел к нему в кабинет, он был уже с дыркой во лбу.

— Но почему полиция уверена, что это ты его убил?

Я рассказал ей, как обстояло дело.

— Давай выпьем, — предложила она. — Без виски тут не разобраться!

Я направился к шкафу, откупорил одну из бутылок и приготовил две порции виски в таком количестве, что в нем могли плавать утки.

— Влип я основательно! — проговорил я, передавая Веде фужер. — Как только фараоны смотаются, мы выйдем отсюда. Я должен распутать это дело сам.

— Так мы не поедем в Майами?

— Какое Майами? — возмутился я, проглотив виски залпом. — Когда убивают такого серьезного мужика, как Бретт, неприятности обеспечены. Сперва начнут кричать газеты, потом влиятельные друзья поднимут вой. Это убийство не даст спать полиции. Мне нужно подумать, что делать дальше. Денег у меня не много, это я говорю не потому, что не хочу брать тебя с собой, а потому что не сдержал обещание и это мне неприятно.

— Ты мог бы получить столько денег, сколько захотел, — тихо сказала Веда.

— Нет, Бретт обещал мне двадцать пять грандов за кинжал, но он уже сдержать своего обещания не сможет. Конечно, с этими деньгами мы могли бы неплохо провести время. Теперь же деньги понадобятся для того, чтобы скрыться от полиции и раскрутить это дело.

Она наклонилась вперед и быстро вытащила из моего кармана футляр с кинжалом.

Я уставился на изделие Челлини. С бегством и переживаниями, нахлынувшими на меня, я совсем забыл о нем.

— Бойд даст за него те же деньги, — воскликнула она. — Ты что, забыл? Мы еще махнем в Майами, если доведем дело до конца.

— Тебе лучше расстаться со мной, я пропал.

Она протянула руку и сильно сжала мое плечо. Я привлек ее к себе.

— Если бы нам удалось удрать, — прошептала она, касаясь пальцами моей щеки. — Я хотела бы остаться с тобой навсегда и начать новую жизнь — мне жуть как надоело заниматься тем, чем я занималась последнее время. Я хочу найти счастье с тобой.

В комнату вошел Ник. Остановившись у двери, он проворчал:

— Ради Бога, Флойд, неужели тебе нечем заняться, кроме как лапать бабу?

— Это прекрасный способ убить время, Ник, проверено.

Я освободился от объятий Веды и встал.

— Уехали?

— Да. Я устроил так, что ты сможешь поехать морем до Сан-Франциско. Лодка ждет тебя. Люди О’Ридена тебе не помеха. Может быть, я круто обошелся с этим мерзавцем, но он это заслужил.

— Завтра вечером я отчалю.

— Сегодня.

— Завтра. Это очень важно, и она поедет со мной.

— Сегодня или никогда. Завтра будет поздно. Договор действителен только до двадцати четырех часов.

— У меня еще есть возможность получить двадцать пять тысяч. Но получить их могу только завтра.

Он раскрыл рот:

— Двадцать пять тысяч?!

— Да.

— Ну что ж, это меняет дело. Я подумаю, что можно еще для тебя сделать.

Он продолжал настороженно смотреть на меня.

— Это может повлечь за собой неприятности? — поинтересовался я.

— Думаю, да, а может… Бог его знает.

— Мне нужно позвонить, — улыбнулся я Веде. — Подожди меня здесь, я скоро. Постели постель к моему приходу. Нам нужно хорошо выспаться.

Ник ухмылялся, пока я шел к двери.

К телефону подошел Бойд. После небольшой заминки его голос прогремел, как раскат грома:

— У аппарата Доминик Бойд.

— У меня есть кое-что для тебя, Доминик. Бретту это «кое-что» больше не понадобится. Если хочешь заполучить свою мечту, привези двадцать пять тысяч в дом Кэйзи. Завтра в полдень. И не пытайся выкинуть какой-нибудь трюк, иначе не получишь то, о чем мечтаешь. Кругленькая сумма — и он твой. Устраивает?

— Ты его убил! — завопил он. — Я не хочу быть сообщником убийцы. Эти игры не для меня.

— Да или нет? Последний раз спрашиваю?

Минуту он колебался, потом выдавил из себя «да».

Я повесил трубку и вернулся к Веде.

 

Глава 11

Если бы мы послушались Кэйзи и отправились сегодня ночью, то еще смогли бы поехать в Майами. Но ждать сутки, чтобы получить деньги, значило упустить этот шанс. Если бы мы отправились сейчас, О’Риден смог бы нам помочь. Но наша задержка связывала ему руки.

За мной была организована настоящая охота. Отряды криминальной полиции из Лос-Анджелеса были присланы в помощь О’Ридену. Политиканы вопили, требуя действий. Газеты на следующий же день разнесли эхо от их воплей. Ища повод избавиться от О’Ридена, они набросились на него, как свора разъяренных псов. Они требовали активности от полиции в общем или его отставки в частности. Правление нефтяной компании, принадлежавшей Бретту, назначило премию в десять тысяч долларов тому, кто поможет арестовать убийцу. Все газеты и радиостанции без конца сообщали последние новости или передавали мои приметы. За сутки паника в штате достигла кульминации. Так началась «охота века», как ее назвали газетчики.

Доминик приехал в назначенный срок. Все переговоры вел Кэйзи.

Он рассказал, что Доминик выложил деньги без звука, но, уходя, выразил надежду, что меня поймают. Ярость и злоба в его голосе заставили Кэйзи задуматься. Я все же получил вознаграждение. При той ситуации, в которой мы пребывали, даже солидная сумма не приносила радости.

Весь день мы с Ведой слушали радио в укрытии. Без конца говорили только обо мне, как о кровожадном бандите и убийце. Когда передавали специальный выпуск, то предупреждали матерей не оставлять детей одних на улице и на ночь запирать окна и двери. Я старался не встречаться с Ведой взглядом. С каждым часом истерия разгоралась все больше и больше, и я начал понимать, что до Майами нам не добраться. Слишком большое расстояние, слишком большой риск. Если верить радио, все дороги от Санта-Медина до Сан-Луи Бич перекрыты, а детективы-любители рыщут меня повсюду в надежде получить вознаграждение.

Когда мы заглатывали приготовленную Ведой еду, вошел Кэйзи. Он был мрачен, губы сжаты так, что казались тонкой линией.

— Как дела, Ник? — спросил я.

— Не важно, Флойд. О том, чтобы добраться до Майами, не может быть и речи, — сказал он, садясь. — Нужно смотреть правде в глаза: тот, кто убил Бретта, может считать, что прихлопнул президента США.

— Да. — Кусок застрял у меня в горле. — Какой-то идиот только что по радио призывал меня убить, как бешеную собаку.

— Они увеличили премию до тридцати тысяч, — сказал Ник серьезным тоном. — Теперь, Флойд, слушай внимательно. Слишком много людей знают, что ты в доме. Доверяю я лишь Джо и Лу, остальным нет. А солидная сумма, обещанная за твою голову — слишком сильное искушение, чтобы тебе оставаться здесь.

Я налил полный стакан, посмотрел на Ника и осушил залпом.

— Я уеду.

— Редферн собирается нагрянуть сюда. Эти парни не дураки. Они загарпунят тебя здесь, если кто-либо из моих молодчиков захочет поживиться. Редферн придет сюда, нашпигованный различным оборудованием, разберет дом по кирпичику и найдет тайник. Мне чертовски неприятно говорить это, но ты должен уехать.

Я посмотрел на Веду. Она была сосредоточенна и спокойна.

Лишь глаза выдавали скрытое волнение.

— У тебя всего лишь один шанс проскочить через заграждение. Направляйся на Тигуану. Это самый верный путь выбраться из этого дерьма. Конечно, опасно, но если прорвешься — ты спасен.

— Я знаю, как это лучше сделать, — внезапно заявила Веда. — Мы поедем на моей машине. Они ищут не меня, а Флойда, а его можно замаскировать.

— Нет, — возразил я, — так не пойдет. Ты не поедешь со мной. Эти парни серьезные. Если они попытаются сцапать нас, будет стрельба. Я не хочу втягивать тебя в это дело и не желаю, чтобы ты заплатила ценой собственной жизни.

— Веда права, — вмешался Кэйзи. — С ней у тебя есть шанс прорваться, ведь будут искать тебя одного.

— Нет, мне этот вариант не подходит, — нервно вышагивая по комнате, ответил я. — Веда со мной не поедет. Ты представляешь, что они с ней сделают, если поймают нас. Вспомни про поклонников старины Линча.

— Что ты предлагаешь? — спросил Кэйзи. — Ладно, подумайте, а я, ребята, скоро вернусь.

— Мы уедем вместе, — твердо заявила Веда, — и не спорь, вдвоем мы проскочим, я уверена.

— Теперь послушай меня. Знаешь, что нас ожидает? Ты слышала, что обо мне говорят. Считают маньяком, хладнокровным убийцей и еще Бог знает кем. Если им удастся меня сцапать, они не повезут в полицию, а вздернут на первом же дереве или затопчут ногами. Подумай, зачем тебе это?

Она взяла меня за лацканы пиджака, притянула и обняла.

— Ты выбит из колеи, Флойд, но не следует терять самообладания. Мы поедем вместе. Ты сам подумай, куда мне деваться, если ты уедешь. Я больше не вернусь к Корнелиусу, это решено. И потом, я хочу разделить с тобой судьбу. Я не боюсь. А теперь слушай. Первое, что надо сделать, это перекрасить волосы и надеть очки. Если ты будешь со мной, тебя никто не заподозрит, будь уверен.

Я смотрел на нее и хотел, чтобы она была со мной, но боялся втравить ее в переделку. Я понимал, что она говорит дело. Ведь ищут меня одного, а с Ведой…

Я сдался.

Она достала коробочку с гримом:

— У меня есть черная краска для волос, все будет тип-топ. Пошли в ванную комнату.

Двадцать минут спустя я стоял перед зеркалом и взирал на высокого брюнета, который смотрел на меня прищурившись, словно страдал близорукостью. Он мог быть моим родственником, но не более. Вне всякого сомнения, это был не я.

— Неплохо, — похвалил я Веду, — сам себя не узнаю.

Впервые за несколько последних дней я почувствовал себя уверенно.

— Они тебя тоже не узнают.

Она вытащила из сумки дорожную карту и стала изучать с таким серьезным видом, что я растрогался. Все выглядело так, будто полиция преследовала ее самое и она спасала свою жизнь, а не мою.

— Мы поедем по маршруту 395, — заявила она. Через Риверсайд, к Титуане. Это должно занять пять часов.

— Ты уже все обдумала, — начал я, беря ее руки в свои. — Если мы выберемся из этой переделки, я постараюсь сделать тебя счастливой.

— Я уже счастлива от того, что ты сказал это.

Немного погодя постучал Кэйзи. Когда он вошел, то взглянул на меня и удивленно крякнул. Пушка появилась у него в руке, прежде чем я успел проговорить:

— Ник, ты что? Не узнаешь, это же я. Как, хорошо получилось?

Усмехнувшись, Кэйзи убрал пистолет:

— Великолепная работа. Я бы тебя ни за что не узнал.

Мы посвятили его в наш план.

— Твоя колымага, Веда, не Бог весть что, — сказал он, когда мы окончили. — Я могу предложить кое-что посолиднее. У меня есть «бьюик», специально предназначенный для таких случаев: бронированный мотор и пуленепробиваемые стекла. Если будет погоня, стоит только нажать на газ, и никто не сможет вас остановить. Колеса из нелопающихся шин и пулемет. Можно выжимать на этой крошке до двухсот километров в час.

— Годится. Мы сможем взять у тебя документы на эту машину?

— Я позабочусь об этом сам. Как только стемнеет, вы отправитесь в путь. А я запру всех мальчиков, которые видели вас здесь.

— Ты отличный парень, Ник. Не знаю, что бы я делал без тебя. Если все обойдется, я твой вечный должник.

Он засмеялся:

— Обойдется, не сомневайся. Они тебя не узнают. Крепись, все будет в порядке, я скоро вернусь.

Луна ущербным диском поднялась над Оушн Роад, когда мы покинули свое убежище. Ночь была темной и теплой. Звезды казались стальными иголками, воткнутыми в фиолетовый бархат. Я нес чемоданы Веды, Ник — мои. «Бьюик» показался огромным, как дом, когда мы к нему подошли. Он не выглядел новым, но нам и не нужна была заметная машина.

— На заднем сиденье жратва и выпивка, — сказал Ник, укладывая чемоданы в багажник. — Этот утиль был построен в Чикаго, а там понимают толк в таких делах. В нем есть два тайника, они могут вам пригодиться. Один находится под шоферским сиденьем, и в нем здоровенный кольт. Я его почистил, смазал и зарядил. Второй — за приборной доской, в нем автомат и две гранаты.

— Боже милостивый! — воскликнул я. — Что происходит? Началась война?

— Для тебя — да, — подтвердил Ник сурово. — Будь осторожен.

— Постараюсь, Ник. И огромное спасибо.

— Береги его, — сказал Ник Веде. — Он замечательный парень. И не слушай никого, кто утверждает обратное.

Я включил зажигание и медленно повел машину. Ник вскочил на подножку и предупредил:

— В конце аллеи при выезде — застава. Вторая — на шоссе в Пасадену. Смотри в оба!

Он соскочил с подножки, и я увеличил скорость.

— Ну вот мы в пути, я буду чувствовать себя спокойнее, когда минем заграждения.

— Если нас остановят, ты — мой брат Джон, — сказала Веда. — Предоставь разговаривать с ними мне, поверь, они быстро нас отпустят.

— Ты что, ничего не боишься?

— Есть немного, но не очень. Я стараюсь смотреть на все как на приключение из фильма. Мне не верится, что это происходит с нами.

— Да, — согласился я, — временами и мне эта мысль приходит в голову, тогда я становлюсь храбрым.

Я вел машину по грунтовой дороге пять часов. Я чувствовал, что город, по которому нам предстояло проезжать, был охвачен волнением. Перед каждым кафе стояли мужчины и провожали нас внимательными взглядами. У некоторых были ружья, остальные были вооружены палками и заступами.

— Все это напоминает мне толпу, собравшуюся для линчевания. Как хорошо, что мы уехали.

— Смотри, — воскликнула Веда, — они останавливают все машины.

Я замедлил скорость. Две машины впереди нас уже остановились. Здоровенный грузовик стоял поперек дороги, мешая движению. Мужчины с фонарями и пистолетами держались вокруг грузовика, в то время как полицейские вместе с солдатами проверяли водителей и пассажиров.

Я почувствовал, что покрываюсь потом, но предотвратить этого не мог.

Едва я успел закурить сигарету, как один из полицейских осветил меня фонарем.

— Куда едете? — грубо спросил он.

— В Пасадену, — ответил я.

Он перевел взгляд с меня на Веду.

— Вы, должно быть, ищете убийцу Бретта, — весело сказала она. — Так, инспектор?

Она послала ему улыбку, которая чуть не сбила его с ног.

— Точно, мисс, — ответил он почти нормальным голосом.

— Кто вы такие?

— Моя фамилия Руке и его тоже. Веда и Джон. Он мой брат.

Он опять посмотрел на меня:

— Брат? Повезло.

— Я предпочел бы быть ее мужем, — промямлил я с вымученной улыбкой.

— Не слушайте его, инспектор, — весело прощебетала Веда, — он всегда говорит ужасные вещи.

— Не такие они и ужасные, — со смехом ответил полицейский.

Он, казалось, пришел в хорошее расположение духа. К нам подошел солдат. Вид у него был такой же суровый и недружелюбный, как у асфальтированного тротуара. Ворча, будто не он только что смеялся, полицейский осветил удостоверение и пробормотал:

— Порядок, можете ехать. — Он посмотрел на Веду и добавил: — Я бы тоже не хотел быть вашим братом.

Я обогнал грузовик под взглядами дюжины молодцев. У некоторых из них в глазах отражался блеск тридцати тысяч.

— Вот видишь, не так уж страшно, — сказала Веда дрожащим голосом.

Я вытер лицо носовым платком:

— На этот раз сошло, но не всегда нам будет везти.

Мы мчались по дороге со скоростью ветра. Мне не хотелось говорить. Я думал о следующей заставе, возле Пасадены. Мы проехали Глендиль беспрепятственно. На углу улицы стояла толпа. Какой-то тип в фетровой шляпе, стоявший в центре, что-то говорил, размахивая руками. У некоторых в руках были палки, и мне не нужно было ломать голову, чтобы понять, о чем они говорили. Кто-то из них повернулся и посмотрел на нас. Он закричал, но мы были слишком далеко, чтобы разобрать, о чем идет речь.

Я продолжал вести машину. Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы не увеличить скорость. Веда посмотрела в окно и сказала, что за нами наблюдают.

— А что им еще остается делать, — заметил я.

Мы выехали на дорогу, ведущую в Пасадену, и километрах в пяти увидели красный огонек.

— Впереди свет, — сухо сказала Веда.

— Вижу. — Я раздумывал, остановиться мне или нет, ведь дорога была пустынной.

— Прими естественную позу, — быстро сказала Веда, словно почувствовав мое настроение. — Нечего бояться.

— Кто сказал, что я боюсь, — храбро сказал я.

Нервы мои были напряжены до предела. Фары «бьюика» осветили мужчин, стоявших посреди дороги. Я не увидел среди них ни полицейских, ни солдат и почувствовал, как холодок пробежал по спине. Вид у них был как у настоящих бандитов.

— Приготовься! — приказал я и потянулся к панели управления, где был замаскирован пулемет.

— Еще не время, — прошипела Веда, — прошу тебя, Флойд.

Я отложил оружие и выпрямился.

— Не нравятся мне эти типы, — прошептал я, еле шевеля губами.

Как только «бьюик» остановился, толстый детина в рубашке, с красным фонарем в руке, подошел к нам. У него был неопрятный вид. Остальные взяли нас на прицел. Наверное, это были все же не бандиты, а шахтеры.

— В чем дело? — спросил я, высовываясь из окна. — Что все это значит?

— Вылезай, да поживее, — приказал толстяк.

— Делай, что говорят, — прошептала Веда. — Не в наших интересах их злить.

— Заткнись, — сказал я. — Как только я выйду из машины, они сделают с нами все, что им взбредет в голову. Здесь мы в большей безопасности.

Кто-то направил на меня свет фонаря.

— Это не он, Джордж, этот слишком темный.

Толстяк ухмыльнулся, подошел к нам поближе, и я почувствовал запах перегара.

— Выходи, я сказал! — пролаял он, наставив на меня ружье.

Я услышал, как хлопнула дверца. Веда вышла из машины и стала на дороге. Я тихо выругался, и рука непроизвольно потянулась к кольту. Сунув руку в ящик, я нащупал холодный тяжелый предмет, который осторожно положил в карман куртки. Потом открыл дверцу и вышел.

Толстяк подтолкнул меня под свет фар.

— Займись-ка им, — приказал он коротышке с хитрыми глазками.

Все они смотрели на Веду, которая улыбалась им молча и непринужденно. Коротышка на пальце крутил кольт.

— Мы ищем убийцу Бретта. Как знать, может это ты?

Говоря это, он не сводил глаз с Веды.

— Вы ведь знаете его приметы, — сказал я, словно меня это забавляло.

— Что ж, если ты не Джексон, мы не получим награды. Вы уже третья пара, которую мы останавливаем. Не будешь возражать, если немного позабавятся с твоей малышкой.

— Я никогда не начинаю того, чего не могу закончить сам, — ответил я.

— Ха-ха-ха! — Толстяк хлопнул себя по ляжкам. — Она ничего себе, факт. Тим, присмотри за парнем, если рыпнется — пристрели.

Толстяк подошел к Веде.

— Привет, крошка, — начал он. — Нам нужно с тобой прогуляться.

Веда посмотрела на меня, и ее взгляд был безразличный.

— Зачем? — спросила она жестким голосом.

— Секрет, — ответил толстяк, — но ты скоро узнаешь.

Он сунул ей руку за пазуху. Она не тронулась с места, только еще более зло посмотрела на него.

— Идем, детка, — сказал он.

Охотничья двустволка уперлась мне в грудь. Я вынужден был остановиться. Толстяк схватил Веду за локоть и потащил в кусты. Она не сопротивлялась. Все остальные смотрели им вслед. Тип, похожий на хорька, задрожал. Он кровожадно уставился на меня, словно хотел посмотреть, из чего я устроен внутри. Спустя минуту Веда начала вырываться и приглушенно кричать. Мой телохранитель обернулся, это и дало мне шанс, которым я воспользовался.

Я метнулся в сторону, потом прыгнул вперед. Одновременно раздался выстрел. Я всадил кому-то в рожу кулак, потом выдернул чеку из гранаты. Швырнув ее как можно дальше в темноту, я бросился к тому месту, откуда доносился крик Веды. Взрыв сбил спесь с этих скотов. Они бросились врассыпную.

Я нашел Веду и толстяка в кустах. Он сорвал с нее брюки и пытался подмять под себя. Насильника, несомненно, удивил шум около нашей машины. Воспользовавшись минутным замешательством, Веда выбралась из-под неповоротливой туши и встала.

— Что ты сделал с парнями? — заорал толстяк.

Я изо всех сил приласкал его по жирной харе прикладом его же ружья. Он распластался на земле громадной жабой.

— Не убивай его, прошу тебя, — закричала Веда, цепляясь за мои руки. Хватка у нее была железной. Я боролся за свою свободу и был так разъярен, что чувствовал, как красная пелена застилает глаза. Наконец я сдался.

— Ладно, дорогая, может, ты и права, — устало сказал я, и она отпустила мои руки.

Толстяк лежал на земле и часто дышал.

— Идем, — позвал я Веду.

— Умоляю тебя, Флойд, не трогай его больше.

Она прижимала сорванную одежду к груди. Я взял Веду на руки и отнес к машине. Вся эта потасовка отняла у нас около десяти минут.

— Ты в порядке? — спросил я и рванул машину с места.

— Ничего не говори мне. Дай прийти в себя. Господи, какие грязные скоты эти мужики.

Я не смотрел на нее, продолжая вести машину, и клял все на свете. Она быстро натянула одежду и закурила сигарету.

— Все. Я успокоилась, Флойд. Почему ты не сдержался? Теперь мы не сможем поехать в Пасадену.

— Почему?

— Бомба. Они позвонят в участок, чтобы нас задержали. Полиция пожелает взглянуть на людей, которые возят в машине такие штучки.

Я задумался. Она, конечно, была права.

— Я все испортил, согласен, но что мне оставалось делать?

— Ты должен был сохранять спокойствие, они бы меня не убили.

Я знал, что она думает по-другому. Ей было приятно, что я вступился за ее честь, но говорить этого не стал.

— Да, мне следовало быть поспокойнее, — согласился я, — тогда мы беспрепятственно проехали бы через Пасадену.

Она развернула карту и стала изучать, но руки ее дрожали.

— Нам следует выбрать теперь самую длинную дорогу и обогнуть Пасадену, продвигаясь к Монровии.

— Пусть так.

Я обнял ее одной рукой и притянул к себе.

— Я так счастлива, что ты не сохранил хладнокровия, — сказала она тихо.

— Включи радио и настрой на короткие волны. В этом диапазоне передаются сообщения для полицейских машин. Я хочу знать, что предприняли эти парни.

Когда она включала приемник, ее руки уже не дрожали. Сначала приемник гудел, потом пробудился. Мы прослушали сообщения об уличной катастрофе на бульваре Сан-Сет и о нападении гангстеров на станцию самообслуживания.

— Для нас ничего интересного, — сказал я. — Веда, смотри — перед нами Альтадена.

— На этот раз никакой остановки у поста.

Вдруг механический голос из приемника торопливо заговорил:

— Служба полиции Лос-Анджелеса. Всем патрульным машинам! Убийца Бретта. Ищите «бьюик», в котором, возможно, Флойд Джексон пытается уйти от преследования. (Голос сообщил номер и подробные данные нашей машины.) Водителем, вероятно, является Джексон, разыскиваемый по делу об убийстве Бретта. С ним женщина, худая и темноволосая, одетая в брюки и блузку. Последний раз ее видели на дороге в Пасадену. Слушайте наши сообщения.

Мы не обмолвились ни словом. Я продолжал вести машину. В Альтадене, казалось, никто не интересовался Флойдом Джексоном. Мы ехали по главной улице со скоростью сорока километров в час. Было немногим позднее десяти часов. Машин и прохожих было мало. Никто не смотрел в нашу сторону. Мы молча ждали. Ни у кого мы не заметили оружия. Из приемника доносилось лишь потрескивание. Я думал о полицейских машинах, которые жаждали новых сообщений, чтобы ринуться по нашим следам.

Я с такой силой сжал руль, что пальцам стало больно. Повернув голову в сторону Веды, я рассмотрел ее профиль в свете уличного фонаря. Она была бледна и напряженна.

— Всем машинам, всем… лицом, разыскиваемым для допроса, является Джон Руке… а возможно, Флойд Джексон. Приметы: рост 183, вес 82 килограмма, темные волосы, крашеные. Крепкий, атлетического сложения, одет в светло-серый костюм и серую фетровую шляпу. Второе: Веда Руке. Приметы: рост 165, вес 53 килограмма. 24 года, волосы темные. Глаза голубые. Одета в черные брюки и красную шелковую блузку. Эти люди ехали на Пасадену, но, вероятно, изменили маршрут. Особое внимание патрульным машинам обратить на дороги: 2, 67, 70, 99. Будьте бдительны. При последней остановке Руке прошел через заставу с помощью гранаты.

Я нажал на тормоз и остановил машину.

— А они не промах, а? — сказала Веда тихо и протяжно. — Никак не думала, что они сумеют так быстро нас засечь… Если бы ты не бросал эту проклятую бомбу…

Я был настолько выбит из колеи, что не сразу заговорил.

— Мы должны свернуть с дороги в горы, ничего другого не остается.

Повернув машину, мы съехали с шоссе на грунтовую дорогу. Когда мы подъехали к подножию гор, кругом было темно, пустынно и молчаливо. У меня не было ни малейшей мысли о том, куда ехать и что делать. Голова была пуста. Я мог думать только о рыщущих патрульных машинах, набитых вооруженными до зубов полицейскими. Если поймают, ничто уже не спасет меня. Если только поймают…

Я обнял Веду за плечи:

— Что ж, старушка, может они и не промах, но мы хитрее, вот увидишь.

Но это были пустые слова.

 

Глава 12

Меня разбудил запах кофе. Было темно. Я уселся и почувствовал, как холодный ветер пахнул в лицо. Веда сидела на корточках перед спиртовкой. Голубоватое пламя освещало ее лицо, сосредоточенное и мрачное. Она выглядела опрятно в черных брюках и толстом свитере. Ее волосы были перехвачены красной лентой.

Глядя на нее, я вспомнил историю, рассказанную ею о шофере грузовика, с которым она встречалась в амбаре. Спокойная, равнодушная к оценивающим взглядам шоферни, она, наверное, казалась дальнобойщикам непроницаемой.

— Доброе утро, — сказал я, вставая и сбрасывая одеяло.

Посмотрев на часы, я обнаружил, что было немногим позднее пяти утра.

— Ты не спала?

Она подняла голову и улыбнулась, отрешенное выражение исчезло.

— Ты хочешь кофе?

— Спрашиваешь!

Наливая кофе в чашки, она сказала:

— Слушала радио. Они думают, что мы едем к мексиканской границе.

— Правда? Башковитые парни, ничего не скажешь.

Она улыбнулась, протягивая мне чашку, но в глазах читалась озабоченность.

— Они расставили посты на всех крупных магистралях и заявляют, что нам не прорваться.

— Нам лучше забыть о своих планах насчет Тигуаны. — Да.

Я медленно выпил кофе. Самое страшное было то, что я не знал, куда нам ехать.

— Нам нужно двигаться на север, — сказала она, словно читая мои мысли. — Мы не можем вторую ночь подряд проводить под звездами.

— Может быть, этого они от нас и ждут. Они могли специально сказать про Мексику. Редферн далеко не дурак. — Я встал. — Мне нужно все обдумать и переварить, но прежде необходимо умыться и привести себя в порядок. Дай мне несколько минут, и я буду как огурчик.

Я взял бритвенный прибор и направился к журчащему поблизости ручью.

Вода оказалась холодной, и процедура бритья вызвала самые мучительные ощущения за последние годы.

Когда я вернулся, Веда поджаривала на спиртовке бекон.

— Может, нам следует остаться здесь и никуда не двигаться до тех пор, пока не уляжется шум?

— Неплохая мысль, — сказал я. — Во времена сухого закона здесь обитали самогонщики. Будет не трудно разыскать их хижину или какое-нибудь другое убежище. Мы останемся здесь, я с тобой согласен. Пройдет неделя, и преследователи станут не настолько бдительными, чтобы мы не смогли этим воспользоваться. А у меня к тому же за это время усы вырастут!

Теперь, когда у нас был план, напряжение ослабло. За завтраком я рассказал ей о самогонщиках и о том, как они прятались здесь со своими аппаратами, как перевозили сивуху в город на двуколках. Здесь была построена не одна хижина, и мы обязательно найдем место для укрытия.

Когда она мыла посуду в проточной воде, я сказал:

— Сегодня ночью я еще раз обдумал историю, в которую мы влипли. До сих пор у меня не было времени спокойно все обдумать. Я хочу понять только одну вещь — кто убил Бретта?

— А разве не ты?

Эти слова вырвались у нее раньше, чем она подумала. Сказав, она в испуге поднесла руки ко рту и побледнела.

— Неужели ты думаешь, что это я? Я же тебе рассказывал, как все произошло. Значит, ты мне не веришь?

— Не знаю, как это у меня вырвалось. Конечно, Флойд, я тебе верю… Прости, Бога ради, прости!

Она схватила меня за руку и прижалась к моей груди.

— Мне все равно, ты это сделал или нет! — воскликнула она. Я хочу быть только с тобой!

— Но ведь это же бред, Веда! Ты же все время будешь думать, что я убийца!

Она отстранилась от меня:

— Хорошо, не ты убил его. Я же сказала тебе, что мне все равно.

Я взял ее за руку, она заплакала.

— Веда, ты должна мне поверить, иначе мы не сможем быть вместе. Его убили в то время, когда я искал пудреницу. Когда прогремел выстрел, я стоял на постаменте, а когда вошел в комнату, он сидел в кресле лицом ко мне. Пистолет лежал возле его ног. Кто же мне поверит, если даже ты…

— Конечно, дорогой. — Она скорее уговаривала себя, чем меня.

— Бред какой-то! Если уж ты мне не веришь, дела мои плохи.

— Да нет же, нет, я верю тебе, верю! Ты очень расстроился?

— Если ты думаешь, что я убил Бретта, зачем же со мной поехала?

— Что бы ты ни сделал, для меня ничего не изменится. Ты для меня — все.

— Допустим. Итак, я для тебя все, но Бретта я все же не убивал.

— Конечно, дорогой.

Я смотрел ей вслед, когда она понесла посуду к ручью. Самое страшное, что она все же не верит мне.

Я подошел к ней, как только она вернулась.

— Послушай, Веда, есть причина, по которой я не мог убить Бретта. Ведь он должен был мне передать деньги. Я не принес их, следовательно… Неужели ты считаешь, что я убил его ради собственного удовольствия?

— У него были приготовлены деньги для тебя, но по радио об этом ни слова. Ты думаешь, их украли?

Это было озарение.

— Вот и разгадка! — воскликнул я. — Теперь понятно, почему его убили! Кто-то знал, что он должен был передать мне деньги, дождался подходящего момента и застрелил Бретта.

— Похоже мы докопались до истины, — сказала Веда задумчиво.

— Значит, ты думаешь, что деньги взял я? Ты думаешь, что я поехал к Бретту и убил, чтобы заполучить и кинжал и деньги?

— Умоляю, дорогой… ты делаешь мне больно.

— Герман! — воскликнул я. — Я сказал только ему! Как я раньше не догадался. Он знал, что я собираюсь к Бретту за деньгами. Он мог приехать туда раньше, убить Бретта и свалить все на меня. Ведь официально приехать должен был я. Об этом знали и секретарша и охранники. Стало быть, подозрение падет на меня. Ну, Герман, все продумал, подлец!

Она резко поднялась, взволнованная не меньше моего, и вцепилась мне в руку.

— Ох, дорогой, скажи, что это не ты сделал! Вообще-то не надо. Я теперь и сама вижу, какой я была дурой. Я думала… не важно, о чем я думала. Прости меня, дорогой!

— Да не за что тебя прощать, — ответил я, привлекая ее к себе. — Это был Герман, только Герман, в этом я уверен!

— Об этом мы поговорим по дороге. Нужно ехать, Флойд. Смотри, уже почти день.

— Герман, — повторил я, ведя машину по извилистой дороге. — Все сделал этот подонок. Что ты о нем знаешь, Веда? Он испытывал денежные затруднения?

— Иногда. Бойд часто помогал ему, когда Корнелиус прогорал.

— Попытаемся все разложить по полочкам. Мы знаем, что Бойд заплатил ему, чтобы он молчал о кинжале. Это могло произойти так: когда я велел ему взять кинжал у Бойда, тот мог потребовать свои деньги обратно. Это опасный тип, а у Германа, возможно, не было такой суммы. Корнелиус предлагал мне поделить деньги, которые я получу от Бретта, но я не согласился. Оказавшись в безвыходном положении и видя возможность заполучить эти деньги, если взвалить убийство на меня, он мог поехать к Бретту, убить и забрать деньги. Ему нужно было действовать быстро. Мне понадобилось несколько минут, чтобы спуститься с пьедестала, взбежать на террасу и оказаться возле кабинета Бретта. Он мог успеть забрать деньги, если они лежали на столе.

— Да, но кого это сейчас интересует, — с горечью сказала Веда. — Нам все равно никто не поверит.

— Сыщик — всегда сыщик. Теперь пришла моя очередь действовать. Если смогу доказать, что Бретта убил Герман, я спасен. Я обязан это сделать, и я это сделаю.

— Но как ты это сделаешь, ведь мы не можем вернуться туда!

— Достаточно отсидеться пару недель, а затем я смогу осуществить задуманный план.

— Но мы не знаем, что может произойти за это время.

Она была права.

Солнце уже поднималось над холмами, когда мы увидели хижину. Если бы не вглядывались так внимательно, мы бы ее не заметили.

Она скрывалась среди деревьев и находилась в четверти мили от дороги.

— Вот как раз то, что нам нужно, — с волнением воскликнула Веда. — Если она необитаема, это просто замечательно.

— Сиди в машине, я посмотрю.

— Возьми пистолет, Флойд.

— За кого ты меня принимаешь, Веда, за гангстера? — ухмыльнулся я, но пистолет все же прихватил.

Хижина была пуста и казалась забытой всеми уже давно. Она была в полном порядке: крыша цела и внутри сухо. Требовалось лишь навести чистоту, и в ней можно жить. Позади хижины находился сарай. В нем валялась жаровня и деревянные ящики, видно, предназначавшиеся для растопки.

Я сделал знак Веде, и она подогнала машину к жилищу.

Мы еще раз осмотрели убежище, в котором нам предстояло прожить не менее двух недель.

— Замечательно! — воскликнула Веда. — Полиции и в голову не придет искать нас здесь. Мы в безопасности, дорогой!

Понадобилось пару дней, чтобы привести наше гнездышко в порядок. За работой мы совсем забыли и о Бретте и о полиции, которая повсюду разыскивала нас. Поздно вечером мы валились с ног, забывая даже послушать радио.

В конце второго дня, когда, окончив работу, мы сидели в сумерках заходящего солнца, Веда предложила послушать последние новости.

— Мы совсем забыли про действительность, живем, как будто нам ничего не угрожает, — напомнила она.

Я направился к навесу, где мы поставили машину, принес приемник и настроил на нужную волну. Мы прослушали кучу новостей, не имеющих к нам никакого отношения. Переключив приемник на Сан-Франциско, мы целый час внимали джазовой музыке, но никаких интересующих нас сообщений не передавали.

— Пусть приемник работает, — сказала Веда, — я пока пойду приготовлю ужин.

Я сидел и слушал радио, пока Веда возилась с ужином. Каждый раз, когда музыка прерывалась и наступала томительная пауза, я напрягал слух, ожидая, что вот сейчас будут говорить о нас, но ничего подобного, звучала новая музыка, все забыли о Флойде Джексоне, словно меня вовсе не существовало.

— Вот видишь, — обратилась она ко мне, — о нас забыли. Держу пари, что и в газетах о нас ни строчки.

Когда совсем стемнело, с океана подул прохладный ветер, я выключил приемник и направился в дом. Веда развела в камине огонь и сидела неподвижно, наблюдая, как языки пламени лижут поленья. Было уютно и тепло сидеть и смотреть на ее лицо, освещенное пламенем. Внезапно я подумал, что, пожалуй, впервые почувствовал прелесть семейного уюта, и это незнакомое прежде чувство томительной негой разлилось по всему телу.

Я многое повидал и совершил в своей жизни: лгал, мошенничал, хитрил, зарабатывал, тратил и проигрывал деньги, одним словом, жил на полную катушку. Все это происходило изо дня в день, всегда одно и то же, сколько я себя помню. За тридцать лет сменил массу мест, женщин, даже вспоминать неохота. Это были прочитанные страницы моей жизни… Шантаж, легкие деньги, много спиртного, много препятствий на пути. И всегда оправдание: я — прежде всего я!

Передо мной, как на экране, возникали забытые и полузабытые лица женщин… Смех, девушка с сигаретой в холеных пальцах, длинные ноги, разорванное платье, неуловимый запах, ногти, впивающиеся мне в плечо, волосы под моими руками, волосы темные, серебристые, белокурые, рыжие…. И шепот: «Ты всегда груб с женщинами», «Есть вещи, которые мужчина не делает. Он не берет денег от женщин». Озадаченность. Неужели мне не верят? Скрытый смешок, когда не верят и не любят. Легко соглашается, пряча деньги в карман. Это конец. «У нас нет ничего общего, грязная скотина!» Руки, ощупывающие карманы моего пальто. Попытка занять деньги у ростовщика. Пустые карманы. Нужда, презрение, шантаж… А теперь убийство. Все ниже и ниже, наверх уже не подняться. «Убить как бешеного пса!» Убийца! Всем патрулям разыскивать для допроса. Выражение удивления в мертвых, пустых глазах. Маленькая дырка посреди лба. «Если тебя поймают, убьют!» «Мне все равно». «Ты для меня все!»

— У нас скоро кончится провизия, — сообщила Веда. Звук голоса заставил меня вздрогнуть.

— Что ты сказала?

— У нас скоро кончатся продукты.

Я не подумал об этом. Я почти ни о чем не думал, с тех пор как поселился здесь. Но как только она вернула меня к действительности, я почувствовал тревогу.

— Завтра поеду в Алътадену, — проговорила она, протягивая руки к огню.

— Нет, — ответил я, — пропитание должен добывать мужчина.

Она посмотрела на меня через плечо и улыбнулась.

— Не спорь, Флойд. Ведь меня не ищут. Я всего лишь твоя спутница. Если поеду одна, никто не обратит внимания.

— Нет, — уперся я.

Мы долго спорили, и никто не хотел уступать. Потом она встала и сказала, что хочет спать.

— Ты не поедешь в город? — спросил я.

— Иди ложись.

На следующий день я попросил ее составить подробный список вещей и продуктов.

— Я поеду сразу же, как только нарублю дров. Не волнуйся. Все будет хорошо.

Когда я вернулся, на столе лежала записка: «Вернусь скоро. Не беспокойся. Люблю. Целую».

Вот тогда-то я понял, насколько она дорога мне. Я отправился вслед за ней по каменистой дороге. Но дойдя до основной дороги, отказался от мысли догнать ее.

Вернувшись в хижину, я стал ждать. Это был самый длинный день в моей жизни. И когда солнце село за горизонтом, а ее все не было, я готов был вскарабкаться на дерево и кричать что есть мочи. Но услышав шум мотора, я облегченно вздохнул.

Когда Веда вышла из машины, я обнял ее и прижал к себе. Мне ничего не нужно было говорить, она и так все поняла.

— Мне очень жаль, Флойд, что заставила тебя волноваться, но я должна была удостовериться, что за мной нет слежки.

— Все нормально?

— Да. Я привезла сигареты, виски и провианта на целую неделю. И еще газеты.

В ее голосе послышалось что-то такое, что заставило мое сердце учащенно забиться. Но я ничего не стал ей говорить, пока мы не разгрузили машину.

Когда последний пакет оказался в хижине, я запер дверь и посмотрел на Веду. Она выглядела бледной и уставшей.

— Они думают, что мы прошли сквозь кордон, — сказала она, раскладывая продукты. — Они считают, что мы в Мексике.

Я просмотрел газеты. Произошла крупная авиакатастрофа, и все первые страницы были посвящены ей. Убийство Бретта переместилось на третью полосу. Как Веда и говорила, газеты твердили, что мы в Мексике. В них сообщалось, что Бретт взял из банка двадцать пять тысяч и следы их не найдены. Они считали эти деньги мотивом преступления. Читать-то я читал, но продолжал чувствовать, что тут что-то не так.

Веда хлопотала на кухне, готовя ужин, но беспокойство не покидало меня.

— У тебя были неприятности в городе? — внезапно спросил я. — Ты от меня что-то скрываешь?

Она улыбнулась, но глаза оставались серьезными.

— Ничего. Никаких неприятностей нет, дорогой. Все в порядке.

— Веда, я же вижу, что тебя что-то мучит.

— Я видела Макса Отиса.

Молчание плавало в воздухе, как дым. Мы только смотрели друг на друга.

— Шофер Германа? В Альтадене?

Она кивнула:

— Я была в магазине и видела его сквозь витрину. Он входил в кафе и, вероятно, меня не заметил, но я испугалась. Почему он в Альтадене?

— Если он тебя не видел, это не важно. Я не думаю, что от него можно ждать неприятностей. Если бы это был Редферн…

— Он меня ненавидит.

— С чего ты взяла? Мы с ним отлично столковались. Он ненавидит Германа и Бойда, но за что ему ненавидеть тебя?

Она скривила легкую гримасу:

— Макс всегда совал нос в мои дела. Последний раз я застала его роющимся в моих вещах, — ответила Веда. — Я сказала об этом Бойду. Отис ненавидит меня, это точно.

— Скажи, Веда, ты уверена, что Макс тебя не видел? — Да.

Следующие два дня мы чувствовали беспокойство, хотя ничего не говорили друг другу. И не важно, какой раздавался шум: скрипела ли дверь, скреблась ли мышь под навесом, — мы вздрагивали по любому поводу. Но и это постепенно прошло. Мы успокоились.

Охота на человека, начавшаяся с такой свирепостью, рассеялась как дым. Теперь казалось очевидным, что мы давно находимся в Мексике, и наш побег стал еще одним заваленным расследованием в хозяйстве О’Ридена. Мои усы росли, и через неделю можно было возвращаться в Сан-Луи Бич.

Я решил самостоятельно раскрыть убийство Бретта и чем больше об этом думал, тем больше склонялся к мысли, что это мог сделать только Герман.

Я ничего не говорил Веде о своих мыслях, так как знал, что она не хочет возвращаться в город, принесший нам столько неприятностей, но не мог придумать, как поступить с ней, когда придет время уехать отсюда. Она не должна была ехать со мной, это для нее было небезопасно, но и оставлять ее одну в заброшенной хижине тоже нельзя. Это была проблема, которую мне надо было решить до того, как я отправлюсь на поиски убийцы Бретта.

Это произошло на шестую ночь нашего пребывания в хижине. Мы сидели у горящего камина и слушали радио. Веда штопала мою куртку, я мастерил вешалку. Спокойный, размеренный семейный вечер. Я смеялся шуткам Боба Хоупа, доносящимся из приемника.

Неожиданно мой взгляд упал на входную дверь. Смех застыл у меня в глотке. Веда тоже обернулась.

Он стоял на пороге и печально смотрел на нас. Это был он, Макс Отис. Нос его казался еще более скошенным, чем раньше, на губах застыла ухмылка.

— Великолепно, — сказал он. — Как дома. Я был уверен, что застану вас здесь. Я видел, как она смотрела на меня сквозь витрину магазина, и сказал себе, что вы жутко обрадуетесь, когда я приду к вам в гости.

— Здравствуй, Макс, — сказал я.

— Она еще ходит во сне? — спросил он, входя и закрывая за собой дверь.

Тут я увидел здоровенный кольт в его руке.

 

Глава 13

Чайник закипал, и пар, выходя из носика, тихо и протяжно сипел. Крышка приподнималась и клацала. Веда сняла чайник с огня, затем снова села и продолжала шить, словно ничего и не произошло, только щека непроизвольно дергалась, приподнимая уголок рта.

— Флойд, тебе лучше положить нож, — сказал Макс, — можешь порезаться.

Я и не заметил, что все еще держу нож в руке. Можно было бы броситься на него, но у меня не было сноровки в упражнениях такого рода.

— Не думаю, что вы особо обрадовались, увидев меня, — сказал он. — Где двоим хорошо, третий — лишний.

— Да, Макс, ты прав.

Я все еще не мог успокоиться.

— Я решил, что неплохо было бы с вами повидаться, и вот я здесь. Вы мне не рады?

— Да, места для тебя у нас нет, — ответил я.

Он взглянул на Веду и иронически улыбнулся.

— Я не подумал. Конечно, когда присутствует женщина, второй мужчина особенно мешает.

— Хорошо сказано, — подтвердил я.

— Я бы чего-нибудь съел. Можно мяса. Пусть Веда приготовит что-нибудь, я не разборчив в еде.

Веда отложила шитье, встала и открыла дверь шкафа с продуктами. Ствол кольта был направлен прямо ей в спину. Страшное чувство — сидеть и смотреть, как любимой женщине угрожает опасность. Если бы у меня в руке был тоже пистолет, мы бы еще посмотрели, кто из нас с Максом проворнее.

— День был очень длинный, и я прошагал немало километров, прежде чем нашел вас.

Я ничего не ответил.

Он сел за стол подальше от нас и положил кольт так, чтобы можно было его сразу схватить.

Пока Веда жарила бекон, я закурил.

— Вы здесь неплохо устроились, — проговорил он вполне дружелюбно. — Все думают, что вы в Мексике. Я тоже так думал, пока не увидел мисс Руке в магазине. После того как ты обобрал Германа, я смотался сюда и теперь живу с матерью и сестрой.

— Для них, должно быть, твое возвращение большая радость? — заметил я.

— Да. Только мать слишком много пьет, с ней никаких денег не хватит. Каждый день приходится доставать ей все новую и новую выпивку.

Я не понимал, к чему он клонит.

— Когда я был мальчишкой, то приходил сюда в горы с матерью, — продолжал Макс.

Он, казалось, наслаждался звуками своего голоса.

— В восьмидесяти километрах отсюда был перегонный куб. Когда я увидел Веду, сразу понял, что вы где-нибудь поблизости. Мне понадобилась пара дней, чтобы разыскать вас. Вы были бы удивлены, узнав, как много здесь заброшенных хижин самогонщиков.

— Правда? — Я повернулся в его сторону, и рука Макса сразу же потянулась к револьверу.

Несмотря на свою улыбку, он нервничал. Обращаясь к Веде, он сообщил, что не против выпить глоток виски и закусить парочкой зажаренных яиц.

— А здесь довольно мило, правда? Молодцы, хорошо устроились. Даже радио есть. Держу пари, что вы в курсе всех событий, касающихся убийства Бретта.

— Ты не против, если я закурю? — спросил я Макса.

Его рука сразу же ухватилась за рифленую рукоятку.

— На твоем бы месте я бы этого не делал. Я видел подобные трюки в кино. Это небезопасно.

— Слушай, мне все это надоело. Говори прямо, что тебе нужно?

Веда выпрямилась и посмотрела на Макса. Установилась долгая пауза. Атмосфера настолько сгустилась, что можно было вешать на нее плечики для сорочек.

— Я подумал, вы не захотите, чтобы вас разлучили. Мисс Руке очень славная девочка. Вы провели здесь несколько дней, и я надеюсь, Флойд, что ты не все время строгал палочки, когда рядом такая девушка. Я думаю, что вы не успели надоесть друг другу.

— Короче, — рявкнул я.

— Ты же знаешь, как быстро полицейские разлучают влюбленных. И мысли не может быть о любви и браке в камере.

— Продолжай, — крикнул я, и в голосе моем появились нотки, заставившие его снова вцепиться в револьвер.

— Из газет я узнал, что вы прикарманили кругленькую сумму. Жаль, конечно, но такие деньги слишком жирный кусок для вашей парочки. Моя старуха, понимаете, нуждается в деньгах. В день она соглашается на бутылку джина, не меньше. Это для нее что-то вроде лекарства. Поэтому вам придется малость раскошелиться, я доступно излагаю?

— Это не беда, — сказал я, — могу подбросить сотню-другую на лекарство.

— Сотня-другая меня не устраивает, да и мамочку не спасет. — Он поудобнее устроился в кресле. — Если вы хотите быть вместе — платите. Никто, кроме меня, не знает, что вы здесь. Я буду держать язык за зубами, если моя старушка получит джин в количестве, способном удовлетворить ее запросы до конца жизни.

— Наверное, ты прав, Макс.

— Об этом я и говорю, никому неохота быть подсудимым по обвинению в убийстве.

Яичница шкворчала и подпрыгивала на кипящем масле. В течение минуты только эти звуки и раздавались в комнате. Потом Макс продолжил:

— Я полагаю, вы пойдете на все, чтобы избавиться от крупных неприятностей.

— Сколько ты хочешь?

— Думаю, двадцати пяти тысяч будет достаточно.

— Ты спятил, — с возмущением выкрикнул я, наклоняясь над столом. — Это же все деньги, которые у нас есть. Как же мы выберемся отсюда без денег?

Он потеребил кончик носа:

— Меня это не касается. — Он притушил сигарету и зажег новую, его взгляд ни на минуту не отрывался от моего лица.

— Я знал, что ты не сразу согласишься и будешь норовить подложить мне свинью. Поэтому, прежде чем уйти, я оставил записку. В ней вкратце изложено, куда я пошел и с кем собираюсь встретиться. Она находится у моей старушки. Это на тот случай, если у меня возникнут неприятности. Может, мамочка и пропитана винными парами, но что касается денег, она не дура. Быстро сообразит, что делать, если я не вернусь. Поэтому, Флойд, без фокусов.

— Почему я должен тебе верить? Допустим, я дам тебе двадцать пять тысяч. Но что мешает тебе нас выдать, когда ты их получишь?

— Я этого не сделаю, — сказал он убежденно. — Ты мне нравишься. Какой мне смысл выдавать вас? Дай мне деньги, и я забуду, что ты существуешь.

Я начал понимать, что чувствует крыса, когда захлопывается дверь крысоловки.

— Ты уверен, что не выдашь? А премия в тридцать тысяч! Ты о ней забыл? Ты же можешь ее получить!

Он подпрыгнул и завращал глазами. О ней он забыл.

— Время возвращаться. А тебе раскошелиться, Джексон.

Веда положила на тарелку яичницу с беконом. Раскупорив бутылку, она налила виски в стакан.

— Чистое или с содовой? — спросила она, и голос ее был неровный, как наждачная бумага.

— Чистое. Итак, что ты решил, Джексон?

— Отдай ему все, и пусть катится ко всем чертям, — сказала Веда.

Я оглянулся и с удивлением посмотрел на нее. Она чуть-чуть улыбнулась холодной улыбкой, потом вышла из комнаты и вернулась с полной тарелкой в одной и с виски в другой руке.

— Ладно, — махнул я рукой.

Ее улыбка предупредила меня быть начеку. Она подошла к столу, когда я встал. Макс направил ствол на нее, но, как только я зашевелился, перевел на меня. Это было для нас единственной возможностью. Веда выплеснула виски ему в лицо и тут же вцепилась в руку, держащую кольт.

Раздался выстрел. В два прыжка я пересек комнату и ударил Макса в челюсть. Его голова резко откинулась назад и беспомощно повисла. Я схватил револьвер и, когда взглянул на Веду, увидел, что она ранена. Она оперлась о стол, прижав руку к бедру. Сквозь юбку просочилась кровь.

— Веда!

— Все в порядке. Это царапина. Свяжи его.

Жесткое выражение ее глаз привело меня в чувство.

— Ладно, — сказал я, выворачивая карманы Отиса. В одном из них находился еще один пистолет двадцать пятого калибра и немного денег в задрипанном бумажнике.

Я снял с него брючный ремень и скрутил руки назад. Видно, я слегка переусердствовал, так как тело вымогателя перегнулось назад. Потом я подошел к Веде. Она приподняла юбку, рассматривая глубокую рану на бедре.

— Не страшно, Флойд. Дай мне мокрую тряпку.

Когда я промывал рану, мы не сказали друг другу ни слова. Я налил ей виски и выпил сам.

— Ты молодец, девочка! По правде, нам ничего другого не оставалось. Иначе я не смог бы к нему приблизиться.

— Ты думаешь, он оставил записку своей матери?

— Не знаю.

— Нужно узнать.

— Как это сделать? Мне кажется, гораздо проще уехать отсюда.

— Не в этом дело. Дело в письме.

Я подошел к Максу и встряхнул. Следовало привести его в сознание. Но я ударил его сильнее, чем того хотел.

Наконец он застонал. Глаза открылись. Я наклонился над ним. Лицо шантажиста было серым.

— Все в порядке, Макс, — ободрил я его. — Поиграл, и хватит. Теперь сдавать буду я. Где ты живешь?

— Не скажу.

— Как хочешь. Не хочу тебя запугивать, но лучше сказать. Нам нужно получить письмо, которое ты оставил матери. Если оно будет у нас, мы тебя отпустим.

Он посмотрел на меня с ненавистью:

— Говорить не стану.

Я стал бить его по лицу, время от времени спрашивая, где он живет, а он посылал меня к черту. Макс не был трусом, и бить его не доставляло мне никакого удовольствия, но мысль о газовой камере подстегивала. Через некоторое время его лицо превратилось в кровавую маску.

Веда стояла возле стены с безразличным и белым как мел лицом.

— Мы теряем время, Флойд.

Я плеснул ему в лицо воды и тряс до тех пор, пока он не пришел в себя.

— Вспомнил, где ты живешь? — снова спросил я его.

— Подожди, — попросила Веда.

Я отступил и глянул на нее. Она схватила кочергу и сунула в печь.

— Мы теряем время, — повторила она.

Мы стояли и смотрели, как кочерга накалялась.

— Бери и иди к Максу, — велела Веда.

— Послушай, Веда…

— Бери, говорю!

Я двинул Макса ногой в бок. Он завопил. Веда с поджатыми губами медленно подходила к нам.

— Последний раз спрашиваю, где ты живешь? — закричал я на Макса. — Я не собираюсь из-за тебя терять все. Говори, подонок, иначе раскаленное железо сделает свое дело!

Кончик кочерги приблизился к разбитой физиономии Макса. Его голова дернулась от ужаса. Глядя на него, я понял — он не доведет дело до того, до чего я сам не хотел доводить.

Внезапно чувство холода и пустоты охватило меня.

— Я скажу, — внезапно пробормотал он и так согнул колени, что они уперлись в мои ноги. — Я все скажу. Мой дом четвертый при въезде в Альтадену. Слева. Дом с белыми воротами. Записка под подушкой.

Веда отбросила кочергу и отвернулась. Я видел, как дрожь прошла по ее телу. Я оттолкнул Макса и подобрал кочергу, которая начала прожигать пол.

— Теперь поеду я, — сказал я.

— Ладно, — согласилась она.

— Следи за ним и будь осторожна.

— Все будет в порядке. Торопись, Флойд.

Я тронул Веду за плечо, но она отстранилась.

— Я потороплюсь, малышка, только не приближайся к нему, просто наблюдай.

Я подобрал кольт Макса и сунул в карман, а пистолет двадцать пятого калибра положил на полку. Была холодная и звездная ночь. Мгновение я стоял неподвижно, потирая онемевшие руки. Потом вспомнил выражение лица Веды: я был абсолютно убежден, что она могла бы убить.

Дрожь пробежала по позвоночнику. Я попытался отогнать страх, поднял плечи и быстро зашагал под навес.

До Альтадены я добрался за четверть часа. Часы на приборном щитке показывали начало одиннадцатого, когда я затормозил перед домиком с белой калиткой. Дом был отнюдь не блестящ, но я и не ожидал увидеть дворец. Лунный свет падал на выгоревший палисадник.

Побоявшись, что калитка упадет и рассыпется, если ее тронуть, я перепрыгнул через забор и пошел по затвердевшей грязи, заменяющей дорожку к дому.

Сквозь окно, задрапированное рваной занавеской, пробивался слабенький лучик света.

Я поднялся по обшарпанным ступенькам и позвонил. Запах отбросов и давно замоченного белья ударил мне в нос. Я подумал о Веде, одной, там в горах, и ее ужасной готовности на любой поступок. Потом подумал о «бьюике», шумевшем перед окном. Если нарваться на патрульную машину, полиция сразу же поймет, где я, и окружит дом Отиса.

Послышались шаркающие шаги, и дверь отворилась.

Я не мог различить, кто открыл дверь, но запах перегара сказал яснее ясного.

— Макс дома?

— Кто его спрашивает?

— Меня зовут Бакстер. Мне кажется, вы — миссис Отис?

— Да, это я.

— Макс говорил мне о вас. Если я правильно понял, он ищет работу. Я мог бы ему кое-что предложить.

— Но сына нет.

Я пытался рассмотреть ее, но было слишком темно.

— Как глупо. Я специально приехал позже, намереваясь застать его дома. А когда он будет?

— Не знаю.

— Очень жаль. Он так просил предупредить его. Я не могу подождать? У меня не будет больше случая наведаться сюда.

— Я собираюсь ложиться.

— У меня в машине есть две бутылки виски, они помогут нам скоротать время, — сказал я, так как расслышал в последней ее фразе раздраженные нотки.

— У вас есть виски? — Голос встрепенулся. — О чем говорить, мистер, проходите. Макс все обещает принести бутылку, но дальше обещания дело не заходит.

— Я схожу за виски.

Я подошел к машине, взял бутылки и вернулся. Она открыла дверь в комнату, и керосиновая лампа осветила коридор. Я очутился среди запахов грязи, объедков и несвежего белья.

Миссис Отис держалась в тени и внимательно следила за мной. Она была небольшого роста, толстая и грязная. У нее был такой же скошенный нос, как и у Макса. Но на этом сходство кончалось. В ее глазах не было печали, хотя они тоже были влажными.

— Сядем, — предложил я, — это напиток аристократический, как сказано на этикетке.

Это рассмешило старуху, и она облизнулась. «Пропитана винными парами», — говорил Макс. Это соответствовало действительности.

Разыскав два грязных стакана, она наполнила свой до краев, предоставив мне возможность не снимать шляпу, если я того пожелаю.

Мать Макса не старалась поддерживать разговор и не притворялась вежливой. Как только я обнаружил, что она ничем не интересуется, кроме бутылки, стал накачивать старуху, дожидаясь, пока она отрубится.

Когда она приканчивала вторую бутылку, а я раздумывал, не сходить ли за третьей, алкоголичка вдруг перестала подносить стакан ко рту. Я понял, что мамаша Макса готова.

Она по-прежнему сидела, но уже не цеплялась за стакан, а дула на прядь волос, намотанную на палец.

Я встал и прошелся по комнате, но она не реагировала, как будто я не существовал.

Ждать было больше нечего. Я вышел в коридор и поднялся по лестнице. На втором этаже было только три комнаты. Одна из них принадлежала миссис Отис. Догадаться было нетрудно по батарее пустых бутылок. Следующая комната, в которую я зашел, была чистая и аккуратная, на окне висели занавески, на кровати лежало покрывало. Это, без сомнения, была комната Макса. Под подушкой я нашел конверт, сел на кровать и прочитал, что же он там сочинил.

Это было патетическое во всех отношениях послание. В нем говорилось, что, когда мать найдет это письмо, ее сын будет или мертв, или попадет в переделку. Достаточно точно указывалось, где его следует искать в этих случаях. Он писал о премии и о том, что надо сделать, чтобы ее получить. Он знал, что после изрядной порции джина трудно соображать, и поэтому писал все предельно ясно. Он исписал шесть страниц с указаниями, что и как делать.

Я сжег письмо, как только прочел. Затем спустился вниз. Миссис Отис все еще сидела на стуле, глядя перед собой пустыми глазами.

Черный кот кружил возле ее ног, словно запах виски напоминал ему о валерьянке. Я подобрал пустые бутылки, убедился, что больше ничего не оставил, и вышел из комнаты.

Я задержался на крыльце, глядя на «бьюик». Возле калитки стояла девушка. Я понял, что это была сестра Макса.

Я медленно вышел на улицу, держа за спиной пустые бутылки.

— Вам что-нибудь нужно? — спросила она.

Это была хрупкая, бледная и бедно одетая девушка. Характерный скошенный нос не украшал ее.

— Нет, ничего. — Мой голос прозвучал подобно ржавой вывеске, хлопающей на ветру.

— Вы к Максу?

— Да. У меня есть для него работа, но я не застал его дома. Скажите ему, что приходил Бакстер. Он поймет, о чем идет речь.

Кот прошел по дорожке и стал тереться о худые ноги девушки. Он сверкал глазами в темноте и, казалось, смотрел на меня с упреком.

— Брат ушел два дня назад, и я не знаю, где он сейчас, — сказала она, сжимая и разжимая кулачки.

— Ваша мать говорила, что он придет вечером, но я не могу больше ждать.

— Мама… не совсем в порядке. Не думаю, чтобы она знала правду. Макс ушел два дня назад, и с тех пор мы его не видели. Я вот думаю, не обратиться ли в полицию?

Я открыл дверцу машины и быстро сунул туда бутылки, чтобы она не видела.

— Поступайте, как считаете нужным. Я ведь приехал предложить ему только работу.

Я сел в машину, так как хотел находиться как можно дальше от дома, прежде чем она туда войдет и поймет, что мать напоил я.

Она продолжала со мной советоваться:

— Может, подождать еще денек? Макс такой дикий… Может, у него есть враги. Мне бы не хотелось, чтобы полиция… — Ее голос постепенно затихал.

— Вы правы, — согласился я, — подождите немного. Ему может не понравиться, что вы были в полиции.

Я включил стартер и выжал сцепление.

Когда отъезжал, то наблюдал за сестрой Макса в зеркало заднего вида. Она стояла и печально глядела мне вслед. Кот по-прежнему вертелся у ее ног.

Я подумал о Максе и Веде. Как он сидит в хижине с окровавленным лицом под присмотром неусыпного страза.

Разворачиваясь, я еще раз посмотрел в ее сторону. Она шла по дорожке к дому.

Внезапно я почувствовал себя очень неловко.

 

Глава 14

Пока я вел «бьюик» к нашей лачуге, всю дорогу меня мучил вопрос, что делать с Максом. Мы еще были не готовы уезжать, следовательно, он должен остаться с нами. Однако совсем непросто сторожить пленника целую неделю. Самым легким было бы отвести его куда-нибудь и пустить пулю в лоб. И все же я не собирался этого делать. Убийство — не моя стихия. Даже если никто никогда не узнает, потрясение будет всегда со мной. Что ж, в прошлом я не всегда бывал щепетилен. Но сейчас я занимался тем, что менял свой образ жизни и манеру обращения с людьми.

Чтобы не сбиться с дороги, мне пришлось подняться на холм и посмотреть, где я нахожусь.

Света в хижине не было, этого и следовало ожидать. Я провел немало времени, занавешивая окна старыми мешками. Любой огонек был бы виден за километр. Осторожно приблизившись к двери, я постучал.

— Веда!

Долгое молчание. Я представил себе, вдруг Максу удалось освободить руки и теперь он ждет меня в хижине с пистолетом в руке.

Затем дверь отворилась, и на пороге появилась Веда — темная тень на фоне лампы, горящей на столе.

— Порядок, — сказал я.

Макс сидел на том же месте, где я его и оставил.

— Ты взял письмо? — В голосе зазвенели металлические нотки.

— Я сжег его. Были какие-нибудь осложнения?

— Нет.

Я подошел к Максу и посмотрел ему в глаза.

— У тебя в руках было все, но ты не смог воспользоваться этим. Сейчас у тебя остались одни неприятности.

Страх, удушливый, как смерть, исказил лицо Отиса.

— Что ты сделал с моей матерью?

— За кого ты меня принимаешь? Просто выпили вместе пару стаканов виски, вот и все.

Макс облегченно вздохнул:

— Я так и думал. Рад, что не ошибся в тебе. Она хорошая женщина, моя старушка.

Я скорчил гримасу, вспомнив о ее нечистоплотности. Но это была его мать.

— Веди себя смирно и не вздумай фокусничать. Я не хочу тебя убивать, но, если вздумаешь хитрить, придется.

Я приподнял его и разрезал ремень, которым были связаны руки. Веда подняла револьвер. Пока он растирал руки, она внимательно следила за ним.

— Неплохо бы перекусить, — сказал я Веде. — Садись, Макс.

Он сел и стал наблюдать, как Веда накрывает на стол. Мне показалось, что он боялся ее больше, чем меня.

— Тебе, парень, придется поторчать здесь несколько дней. Вряд ли это доставит тебе особое удовольствие, но сам виноват. Ты нам мешаешь и будешь лопать наши продукты, но другого выхода нет.

— Я могу уйти, — наивно предложил он, — клянусь, я никому не скажу.

— Не смеши нас, Макс. У меня сегодня не то настроение, чтобы выслушивать сказки.

Мы поужинали. Наш пленник, казалось, не особенно проголодался. С другой стороны, посмотрев в глаза Веды, холодные и колючие, как две льдинки, у кого угодно пропадет аппетит.

Близилась ночь. Мы, убрав со стола посуду, собирались лечь спать. Я бросил в угол кучу старых мешков:

— Ляжешь здесь. Я должен тебя связать, чтобы ты сдуру не выкинул номер. Если услышу, что ты пытаешься сбежать, сначала выстрелю, а потом буду извиняться.

Когда я связывал ему руки, он был спокоен и молчалив. Я отвел его в угол, где он лег, свернувшись клубком. Заперев дверь, я положил ключ в карман. Единственный путь, которым он мог воспользоваться, это окно. Но я был уверен, что услышу, как только он попытается это сделать. Мы с Ведой устроились в другой комнате. Дверь оставили открытой.

— Как бедро?

— Нормально. Немного ноет, но это пройдет.

Я сел на край кушетки. Она раздевалась, и ее тело выглядело великолепно. Несмотря на присутствие Макса, я почувствовал, как внутри меня растет желание.

— Как прошла операция с письмом? — спросила она, надевая ночную рубашку.

— Не о чем говорить. Я накачивал старуху спиртным, пока она не отключилась. Письмо было под подушкой, как Макс и говорил. Не письмо, а бомба для нас обоих. Пришлось его сжечь на месте.

— Она тебя узнает, если еще раз увидит?

— Не думаю. Она уже была под шафе.

Веда скользнула в постель:

— Что будем делать с ним?

Мы говорили шепотом, чтобы Отис не слышал. Обстановка изменилась, и хижина больше не была только нашим домом.

— Стеречь его, что же еще?

Она посмотрела на меня своими лучистыми, но холодными как лед глазами. Я поднялся и стал раздеваться. Молчание длилось до тех пор, пока я не забрался в постель.

— Может быть, взять его с собой в Мексику, иначе он расскажет полиции, что мы здесь, и нас снова начнут искать.

— Эго несерьезно, Флойд. У нас и так мало денег на двоих.

— Это верно.

Вдруг мне захотелось, чтобы она обняла меня, и сказал ей об этом.

— Не сейчас, бедро немного болит. Завтра вечером, дорогой.

Я лежал в темноте, чувствуя себя одиноким. Словно шли мы по тропинке и вдруг оказались перед непреодолимой преградой.

— Я не хочу всю жизнь прожить в Мексике, — вдруг сказала Веда.

— Кто говорит, что всю. Год, не больше.

— Это тоже немалый срок. Если мы пробудем год за границей, ты не сможешь доказать, что это Герман убил Бретта.

— В отличную переделку мы попали. Похоже, чтобы доказать, что не я убивал Бретта, следует совершить новое убийство. Предположим, я убью Макса и никто не узнает. Будем знать только ты и я, что это изменит?

— Ты не должен убивать его, — сказала Веда.

Мы пришли к тому, с чего начали. Заколдованный круг.

— Может быть, что-нибудь придумаем. Вдруг он заболеет и умрет?

— Голубая мечта, у него достаточно цветущий вид, чтобы прожить еще полета лет.

— Тогда несчастный случай?

— С ним этого произойти не может, он осторожен, как лис.

Макс начал храпеть.

— Вот гад, не волнуется. Знает, что в безопасности.

— Давай спать, утро вечера мудренее, — напомнила Веда.

Я лежал и истязал мозг в поисках выхода. Решения не было. Если позволить Максу уехать, он выдаст нас, чтобы получить премию. Если же возьмем с собой, придется все время следить за ним. В один прекрасный день он застанет нас врасплох. Если мы уедем и оставим его здесь, полиция кинется по нашим следам дня через два. Все рассмотренные варианты меня не устраивали.

Я слышал, как Веда тихо заплакала, я попытался ее успокоить, но не мог. Громкий храп Макса раздражал меня, и когда я уснул, мне приснилось, что Веда сговорилась с Максом. Каждый раз, когда я смотрел на них, они загадочно улыбались мне кривыми улыбками. Не Макс, а я валялся на мешках в углу.

Внезапно я проснулся и уставился в темноту. Страх сжимал сердце — не было слышно храпа Макса. Я протянул руку, чтобы коснуться Веды, но мои пальцы нащупали выемку, оставленную ее головой.

Я почувствовал холод давно покинутой постели, но продолжал оставаться недвижимым, ощущая, как кровь стынет в жилах.

— Веда? — позвал я тихо. — Ты где?

Я напряг слух и услышал движение в соседней комнате. Соскользнув с кровати, я пошарил рукой по полу в поисках фонарика. В комнате, где спал Макс, скрипнула половица. Я схватил револьвер, лежащий у меня под подушкой. Дверь, ведущая в соседнюю комнату, была закрыта, но я точно помнил, что, когда ложились спать, я специально оставил ее открытой.

Я направил револьвер на дверь. Задвижка поднялась, и дверь медленно открылась. Я положил палец на спусковой крючок. Волосы на голове зашевелились. В дверном проеме возникла Веда.

— Веда, что произошло? Что ты делала в той комнате?

Веда приближалась ко мне, и руки ее висели вдоль тела как плети. Она скорее плыла, чем шла. В своей белой рубашке она походила на привидение. Она вошла в круг света, и я обнаружил, что веки у нее опущены. Она разгуливала во сне! Безмятежное спокойствие на лице и тайна ее подсознания заставили меня отступить. Я слышал ее ровное дыхание. Она была очень красива, прекраснее, чем когда-либо.

Пройдя мимо меня, она легла на постель и вытянулась.

Несколько мгновений я стоял и смотрел на нее, потом накрыл одеялом. Руки мои дрожали.

— Теперь все, дорогой, — сонно пробормотала она во сне. — Проблемы больше нет.

Меня била дрожь, как в лихорадке. Подойдя к двери, я почувствовал, что ноги стали ватными. Ни звука не доносилось из комнаты, где должен был находиться Макс. Я стоял и боялся войти туда. Негнущейся рукой я толкнул дверь и направил луч света в угол, где спал Макс.

Он лежал на спине в луже крови. В центре раны торчал какой-то предмет. Я направился к Максу, осторожно ступая, словно боялся оступиться. Она вогнала нож ему в сердце. Он выглядел безмятежным. Смерть настигла несчастного шантажиста во сне, и я определил по выражению его лица, что она была мгновенной и легкой. Не знаю, как долго я смотрел на него.

Убийство! Когда-нибудь это откроется, и тогда у меня не будет ни одного шанса оправдаться. Разве только сказать, что это сделала Веда, будучи сомнамбулой.

Эта сцена пришлась бы по сердцу разве что Редферну. Сейчас Веда спокойно спит, не ведая, что натворила. Ее рука нанесла смертельный удар этому бедолаге, но разве я мог выдать ее, ведь я так любил ее.

У меня была единственная возможность скрыть убийство, это унести и зарыть труп, пока она не проснулась. Я шагнул вперед и взялся за нож. Кровь брызнула из раны. Удар был яростным, и нож вошел по самую рукоятку. Мне понадобилось немало потрудиться, чтобы вытащить лезвие. Я на цыпочках вернулся в нашу комнату. Одеваясь, я ни разу не взглянул на Макса. Мне становилось дурно при мысли, что придется до него дотрагиваться. Я налил себе изрядную порцию виски, потом вторую, и они сделали свое дело.

Когда я брал лопату, она выскользнула из рук и с лязгом упала на пол. Я услышал, как Веда спросила:

— Кто там?

Потом открылась дверь, и она появилась на пороге. Лицо ее было бледнее полотна, взгляд застыл. Я почувствовал, как пот заструился у меня по щекам.

— Все в порядке, Веда, ложись.

— Флойд! Что ты сделал?

— Возвращайся в постель и не вмешивайся в мои дела.

— Но Флойд!

Она посмотрела на лопату, которую я держал в руке, и зрачки у нее расширились. Потом она быстро повернулась, чтобы посмотреть на Макса, но было слишком темно.

— Что ты собираешься делать?

— Довольно расспросов, птичка. — Я бросил лопату. — Не вмешивайся не в свое дело, предоставь мне во всем разобраться!

Она подошла к лампе и зажгла ее. В ярком свете лампы кровь на рубашке Макса заблестела киноварью.

Какое-то время она спокойно смотрела на меня, потом сказала:

— Мы же договорились не делать этого, Флойд. Зачем ты это сделал?

— А ты нашла другой выход?

— Если его когда-нибудь найдут…

— Знаю. Ничего не надо объяснять. Возвращайся в постель, ты должна остаться в стороне от этого дела.

— Нет, я помогу тебе.

Мои нервы не выдержали.

— Оставь меня в покое! — заорал я. — Мне достаточно возни с ним, а тут еще ты!

Она бросилась в спальню и захлопнула дверь.

Я дрожал, как шаман в трансе. Даже следующая порция виски не оказала заметного действия. Не глядя на труп, я вышел в темноту с лопатой в руке. Начинался дождь. Неделями в горах не бывает осадков, и вот на-тебе. Стоя в темноте, я подумал, что здесь идеальное место для убийства, одинокое и дикое. Подойдя к «бьюику», я положил лопату на сиденье. Закапывать вблизи жилища нельзя. Максу придется совершить со мной последнее путешествие.

Я вернулся в хижину, Веда была одета и стояла, наклонившись над Максом.

— Что ты делаешь? Ради Бога, что?

— Все в порядке, Флойд, не сердись.

Она завернула труп в покрывало и завязала концы. Теперь у нее был совершенно безобидный вид. Она сделала то, что боялся сделать я.

— Веда!

— Довольно, — сказала она, отходя от меня.

— Теперь я окончательно влип. Ты не должна вмешиваться. Не хочу подставлять тебя под удар.

— Я не хочу оставаться здесь одна. Что изменится? Думаешь, они поверят, что я ничего не знала и не участвовала?

— Ты права.

Я взял труп за плечи, она за ноги, и мы вынесли его из хижины. Я вспомнил сестру Макса и ее последние слова: «Макс такой дикий, у него могут быть враги». Что ж, больше он не навлечет на себя ничьей вражды. Мы загрузили его в багажник и поехали.

Пока я копал, Веда ждала в машине. Я работал при свете фар и все время чувствовал на себе неотрывный взгляд Веды. Если дождь будет продолжаться всю ночь, то к утру следы преступления будут похоронены вместе с Максом. Грязные, промокшие и усталые, мы двинулись в обратный путь. Мы не находили слов, потому молчали всю дорогу.

Вернувшись, мы вместе помыли пол и обшарили всю хижину в поисках вещей, принадлежащих Максу. Под столом я нашел его бумажник. Внутри лежали бумаги, но я не стал в них копаться, а засунул во внутренний карман пиджака. Наконец, все, что мы наметили, было сделано. В комнате не осталось и следа бедного Макса, и тем не менее она была наполнена его присутствием. Я видел, как он смеется мне в глаза, видел его окровавленное лицо, видел его лежащим на мешках с ножом в груди…

— Я бы все на свете отдала, только бы ты не делал этого. — Слова соскочили с ее языка, словно Веда не могла больше удерживать их при себе. — Я не скажу больше ни слова об этом, но, честное слово, как бы я хотела, чтобы ничего этого не было.

Я мог бы сказать ей всю правду, но зачем? Одним преступлением больше для Флойда Джексона, одним меньше… Для Веды же все было иначе: она пыталась подняться из ямы, в которую ее загнала судьба, и истина сломала бы ее.

— Не будем ни о чем говорить. Лучше приготовь кофе. Кстати, не мешало бы переодеться.

Ставя чайник на огонь, она спросила:

— Они не придут сюда искать его?

— Не думаю. Никто не знает, что он поехал в горы. Мать не станет им интересоваться, да и остальные тоже. Макс Отис все-таки не Линдсней Бретт.

— Значит, придется оставаться здесь.

— Так будет лучше.

Она вздрогнула:

— Я бы хотела уехать, Флойд. Мне тяжело оставаться здесь.

— Знаю, — вздохнул я, — мне тоже. Но нужно остаться… Нельзя же просто сорваться и уехать. До сих пор мы были здесь в безопасности.

Когда мы допили кофе, над вершинами уже просветлело. Я думал о долгом дне, ожидавшем нас: то, что было раньше, уже не вернуть. Я знал, что убийство совершила Веда, она же этого не знала и не должна была знать.

Женщины — удивительные существа, никогда НЕ знаешь, ЧЕГО ЖДАТЬ от ЖЕНЩИНЫ. Любовь между мужчиной и женщиной — вещь хрупкая. Если Веда когда-либо перестанет меня любить, моя жизнь окажется в ее руках.

Глядя теперь на нее другими глазами, я убедился, что это может наступить очень скоро. Еще одна ступень вниз, а спуск уже шел без остановок. В течение трех последующих дней между нами выросла стена. Все началось с пустяка — нам не о чем было разговаривать. Раньше, до этой кошмарной ночи, мы говорили о том, о чем обычно говорят влюбленные: о дожде, о погоде, достаточно ли продуктов. Теперь Веда больше не приходила в мою постель, да и мне не хотелось близости. Мы не говорили об этой перемене, хотя она была очевидной. Она раздевалась и ложилась тогда, когда я возился с камином. Один-два раза я пытался ее обнять, но она вздрагивала, и пришлось перестать это делать. Макс был с нами все двадцать четыре часа в сутки. Эти три дня напряжение все росло, сгущалось, и не хватало только искры, чтобы все взорвалось. Но ни она, ни я не хотели этой искры. Мы были внимательны друг к другу.

Я снова и снова представлял, как она плывет в темноте, такая красивая. Я не знал, о чем она думает, но воображение рисовало картины одна ужаснее другой. Я все время размышлял об этом и чувствовал себя скверно, задувая на ночь огонь.

Я запер входную дверь и выждал несколько минут, чтобы войти. Мы не встречались взглядами.

— Спокойной ночи, — сказал я, падая в кровать.

— Спокойной ночи.

«Теперь я опустился на самое дно, — сказал я себе. — Последняя точка. Веда ускользает от меня, как вода между пальцами».

Мертвое лицо Макса… Герман смотрит на меня и усмехается… Подходящие видения для кошмаров. Не знаю, сколько времени я спал, но внезапно что-то заставило меня проснуться. Со времени смерти Макса я спал плохо и вскакивал от малейшего шороха.

В этот раз я проснулся от какого-то движения в комнате.

Было темно, и я ничего не различал. Слабые звуки заставили мои нервы натянуться как струны, готовые вот-вот лопнуть.

Дрожь пробежала по моему телу. Я подумал о Максе, крадущемся к моей постели, и взмок от липкого пота. Еще движение, звуки ровного дыхания все ближе… совсем близко.

Я нажал кнопку фонарика. Не знаю, как я не понял сразу…

Она стояла совсем рядом. Глаза ее были закрыты, черные как смоль волосы обрамляли лицо. В руке у нее был нож. Она была прелестна. Я отодвинулся от края кровати с гулко бьющимся сердцем. Это был тот самый нож, которым я вырезал вешалку, когда Макс впервые пришел к нам в хижину.

Я с ужасом смотрел, как она трогает одеяло на моей постели, как ее рука поднимается и вонзает нож по самую рукоятку в то место, где секунду назад находилось мое сердце.

— Теперь все будет хорошо, дорогой, — сказала Веда, и слабая улыбка озарила уголки ее губ. — Тебе не о чем больше беспокоиться.

Она вернулась на свое место, натянула одеяло и заснула.

Ее дыхание было ровным и спокойным, как у ребенка.

Стараясь не шуметь, я вышел в другую комнату и затопил камин. Я пытался заснуть, но не мог.

 

Глава 15

Когда солнце поднялось над вершинами деревьев, я пошел в спальню за одеждой. Занавеска была отдернута, а окно широко растворено. Я быстро взглянул, спит ли Веда. Она лежала на кровати, укрывшись одеялом.

Говорят, что от любви до ненависти — один шаг. После того что произошло ночью, моя любовь к ней сошла на нет. Я стал ее бояться и был слишком близок к тому, чтобы начать ее ненавидеть. Ее глаза лихорадочно блестели.

— Я не слышала, как ты встал, — вяло сказала она.

— Я встал тихонько, мне не хотелось будить тебя.

Она смотрела, как я беру одежду.

— Лежи, киска, я сам приготовлю кофе.

— Не задерживайся. Следует серьезно поговорить, не так ли? — В ее голосе слышались сердечность и сострадание.

Да, нам было о чем поговорить. Я не стал распространяться, что пришел к такому же выводу.

— Я скоро вернусь.

Пока закипала вода, я оделся и наскоро побрился. Руки еще плохо слушались, но мне повезло — я умудрился не порезаться.

Когда кофе был готов, я налил себе виски и выпил. С таким же успехом я мог пить фруктовый сок, эффект был бы одинаковый.

Когда я вошел, она уже причесалась и накинула шелковую шаль. Теперь она не выглядела так хорошо, как вчера ночью. Я обратил внимание на ее глаза, в которых светилось непонятное выражение.

— Дождь прекратился, — сказал я, — будет хорошая погода.

Ошеломляющее наблюдение, если учесть, что солнце светило прямо в окно.

Она взяла чашку, стараясь не смотреть на меня.

— Принести чего-нибудь поесть?

Казалось невероятным, что еще два дня назад мы были влюблены друг в друга. Внутренний голос — странная вещь. Если внимательно к нему прислушиваться, он может сказать намного больше, чем выражение лица.

Я сидел довольно далеко от нее, и расстояние между нами было таким же, как и расстояние между нашими душами.

— Ты, может быть, вспомнишь, что сказал, когда мы говорили о Максе? — спросила она в упор.

— Я много говорил, разве можно все упомнить.

Я пил кофе маленькими глоточками и, нахмурившись, смотрел на нее.

— Хотя, нет, помню. Я сказал: «Предположим, я его убью. Пусть даже никто не узнает об этом, только ты и я. Но мы будем знать, что это я убил его, и это все меняет». Вот что я сказал тогда. Ты тоже так думаешь?

— Да.

— И многое изменилось, не так ли?

— Да, изменилось.

Молчание нависло над нами. Я чувствовал ее замешательство, так же явственно, как и струю холодного воздуха, врывающегося в окно.

— Этой ночью мне приснилось, что я тебя убила, — сказала она, и в голосе не было сожаления. Просто констатация факта.

— Однако ты этого не сделала. — Заставить себя посмотреть ей в глаза после подобного признания я не мог.

Опять наступило молчание.

— Настало время уехать отсюда, — подвела итог она. — Теперь нет смысла ехать вместе. Если будешь один, тебе будет легче избежать опасности.

Что ж, это было благородно с ее стороны, думать о моей безопасности. Но всерьез я ее слова не воспринимал. Если уж решать вопрос о времени отъезда, то мне одному.

— Если ты считаешь именно так…

Я допил кофе и закурил. Твердости в руках все еще не было.

— Не ломай комедию. Мы оба об этом думаем. Ты по-прежнему считаешь, что прав.

— Тебе следовало бы вручить премию за способность изрекать истины или по крайней мере составить книгу афоризмов.

— Мне нужно переодеться.

Она дала понять, что разговор окончен.

— Ну что ж, — сказал я, выходя из комнаты.

Стоя перед пылающим камином и в упор его не видя, я думал о том, как буду жить без нее. Я не ожидал, что все так неожиданно закончится. С другими женщинами — да, но не с Ведой.

Спустя несколько минут она вошла в комнату с чемоданом в руке. На ней были все те же желтые брюки, в которых я встретил ее в первый раз. Как давно это было. Несмотря на осунувшийся вид и усталость, она смотрелась достаточно эффектно.

— Куда ты? Нам пока нельзя покидать убежище. Нас еще разыскивают.

— За меня не беспокойся.

— Послушай, Веда. Я возьму в оборот Германа и докажу, что Бретта убил он. А если тебя схватят, ты сознаешься и выдашь меня.

— Они меня не схватят. Я не вчера родилась.

— Мне очень жаль, но пока не улажу дела с Германом, тебе лучше посидеть в безопасном месте, у Ника.

— Нет!

— Я сказал — поедешь к нему!

— А я сказала — нет.

Мы смотрели друг на друга, как два разъяренных пса. Искра, которой мы так боялись, вспыхнула и упала на бочку с порохом.

— Когда я улажу дела с Германом, ты будешь свободна как ветер.

— Ты хочешь и меня убить, да?

Ее голос звучал пронзительно.

Этого я не ожидал. Она преподносила мне сюрпризы один за другим.

— Что ты несешь?

— Ты же меня убьешь так же, как Бретта и Макса.

— Не начинай все снова.

Между нами стоял стол, иначе я мог бы опередить ее. Веда первой схватила пистолет — он все еще лежал на полке, и я совершенно забыл о нем.

Она схватила и наставила ствол на меня. Я был чужой для нее: кровожадный, опасный, жестокий.

— Не отпирайся, ведь у тебя же был план убить меня. Ты обманул меня, а я, дура, поверила твоим сказкам. Только матерый убийца мог совершить столько убийств. Макс, последняя твоя жертва, был совершенно беспомощным, спящим, со связанными руками. Как я могла тобой гордиться? Теперь я — твоя очередная жертва! Я слишком много знаю, чтобы оставить меня в живых. Твой дружок, Кэйзи, будет сторожить меня, пока не придет время убить. Но ты просчитался.

— Ты с ума сошла, не убивал я никого!

Ее саркастическая улыбка окончательно разъярила меня, и я выпалил:

— Да, да! Макса я тоже не убивал! Это ты его зарезала, во сне. Я сам это видел!

Презрение и ненависть сверкнули в ее глазах.

— Подумать только, я любила этого человека. Бойд предупреждал, что ты подлый негодяй, так оно и есть. Ты это доказал. Я тебя презираю!

— Согласен, меня можно презирать. — Теперь кричал я. — Но все произошло именно так. Я не хотел тебе этого говорить, но ты вынудила меня. Ты во сне пошла туда и…

— Думаешь, я тебе поверю! — Она просто вопила. — Думаешь, кто-нибудь тебе поверит? Да, какой нужно иметь изощренный, садистский ум, чтобы придумать такое! Ты меня понял?

Я смотрел на нее, и внезапно мой гнев утих. Она права, кто мне поверит, не стоило ей говорить правду. Надо было держаться до конца, подтвердив, что Макса убил я.

— Ладно, забудем это, забудем все. Тебе нужны деньги. Мы получили двадцать пять тысяч от Бойда, поделим их. Если ты решила жить одна, я не против, пожалуйста.

— Ничего от тебя не хочу. Я тебя презираю. Не смей двигаться, пристрелю. Один неосторожный шаг, и ты пожалеешь.

— Ну что ж, как знаешь. Боже, как все это глупо.

— Сиди и молчи.

В этот момент мне было все равно. Войди сюда полицейские, я встретил бы их по-дружески.

Она взяла чемодан, но пистолет все еще был направлен на меня.

— Я доеду до основной дороги. Машину найдешь там, если захочешь.

— Пошла эта машина ко всем чертям, вместе с тобой, — выругался я и повернулся к ней спиной.

Я сидел пришибленный. Через несколько минут я услышал шум отъезжающей машины.

«Бьюик» катил по траве, направляясь к дороге. Она сидела с гордо поднятой головой.

— Веда!

Она не оглянулась, я не знаю, слышала ли она меня, но больше звать не стал. Я смотрел ей вслед, пока машина не исчезла из виду.

Было еще рано, часов семь, и солнце только-только вставало. Первым делом я потянулся за бутылкой виски. Приподняв ее, я подумал, что с Ведой все произошло точно так же, как и с другими женщинами, которых я знал. Как только они меня оставляли, я хватался за бутылку.

Я швырнул ее, и она, ударившись о стенку, разлетелась вдребезги, расплескав коричневым кругом остатки виски.

«Веду следует вычеркнуть из моей жизни», — подумал я, и на душе стало немного спокойнее.

Мне следовало действовать: разоблачение Германа — вот первоочередная задача, и выполнить ее надо до того, как копы схватят Веду. Денег и провизии у меня хватало, а вот с полицией дела посложнее. Нельзя было терять ни минуты.

Я пошел в соседнюю комнату и быстро собрал вещи. Вспомнив сказанные Ведой слова, что машина будет оставлена у основной дороги, я быстрым шагом направился по направлению к магистрали. Следовало рискнуть и добраться до Ника во что бы то ни стало. Немного везения, глупость полиции, и я доберусь до Ника обязательно.

Так все и произошло. Я нашел машину в полукилометре от дороги. Влезая в салон, я почувствовал запах духов Веды. Это вызвало такой сильный приступ одиночества и тоски, что я с трудом с ним справился. Ключи от зажигания как всегда она оставила в бардачке. Эта женщина во всем любила порядок.

Из Альтадены я позвонил Нику. Никто на меня не обращал никакого внимания и не собирался арестовывать.

Когда Ник взял трубку, я с трудом стряхнул с себя оцепенение. Я сказал ему, что меня сейчас зовут Фрэнк Декстер, что я хочу опять под его крылышко, так как у меня не окончено дело, и Лу должен встретить меня на втором перекрестке — моя машина слишком примелькалась. Ник пообещал все выполнить в точности и спросил:

— Девушка с тобой?

— Я один.

Он еще что-то сказал и повесил трубку. Ник не любил лишних слов, он предпочитал действовать.

Когда я подъехал ко второму перекрестку, Лу уже ждал меня в «кадиллаке». Он махнул рукой, и, казалось, был неслыханно рад меня видеть.

— Устали от жизни? — спросил он, когда я усаживался рядом с ним. — Я думал, вы загораете в Мексике. Малышка с потрясающей фигуркой до сих пор с вами?

— Мы расстались, — коротко ответил я. — Нам лучше уехать побыстрее отсюда.

Мы вернулись в Санта-Медину, и первым, кого я увидел, был О’Риден. Он поднимался по ступенькам в Центральное полицейское управление. Осунулся весь, постарел, на лице не играла улыбка, как прежде. Встретиться с ним нос к носу было бы крайне глупо, но ни один мускул у меня не дрогнул — перед тем как покинуть хижину, я посмотрел на себя в зеркало и не узнал Флойда Джексона.

Швейцару, как всегда дежурящему у дверей, я назвал свое новое имя. Я заметил, что это новичок. Видно, Кэйзи поменял весь персонал во избежание неприятностей и ненужного риска. Посетителей в баре не было — не время, только два негра с отрешенным видом убирали помещение, не обращая ни на кого внимания.

Я открыл дверь в кабинет Ника. Он ходил по комнате, засунув руки в карманы. Подняв на меня глаза, мой друг рявкнул:

— Убирайтесь! Кто вам разрешил пройти сюда?

— Однако, — сказал я, закрывая дверь.

Он бросился ко мне и схватил за руку.

— Эти чертовы усы совсем сбили меня с толку, Флойд, тебя не узнать. Я безумно рад тебя видеть. Садись, рассказывай. Почему ты не в Мексике?

— Я вернулся, чтобы разыскать настоящего убийцу Бретта. Слушай, Ник, ну и дурак же я был, когда поспешил удрать. Я должен был остаться, завершить дело об убийстве Бретта и получить премию.

— Ты спятил! Старина Редферн ищет тебя повсюду. О’Риден отступился, но Редферн — нет. Сан-Луи Бич раскален добела. Если сунешь туда нос — сгоришь.

— Давай действовать вместе, Ник, а премию поделим по-братски. Идет?

— Я и бесплатно тебе помогу, да что там говорить, я готов потратить на тебя все деньги, которые у меня имеются.

— Никогда не поверю, что ты можешь отказаться от пятнадцати грандов! Ну как, входишь в долю?

— Пожалуй, Флойд, тебе удалось меня уговорить. Что я должен делать?

— Я думаю, настоящий убийца — Корнелиус Герман. Только он знал, что я собираюсь навестить Бретта. Я хочу для начала установить, где был Герман во время убийства. Если у него нет алиби, я вытрясу из него правду, чего бы это ни стоило.

— Подожди, судя по тому, что ты о нем рассказывал, это крепкий орешек.

— Я с ним справлюсь.

— Ладно. — Он снова зашагал по кабинету. — Я поручу это Лу.

— Хорошо.

Он вызвал Лу по телефону, но тот еще не вернулся.

— Корнелиус прячет тачку, — продолжил я. — Полиция установила, кому принадлежит оружие, из которого застрелили Линдснея?

— А как же? Конечно, установили… Пистолет зарегистрирован на Бретта.

— На Линдснея Бретта?

— Да.

Я упал в кресло:

— Странно…

— Почему странно?

— Странно, что убийца стрелял из личного оружия Бретта. Миллионер, стало быть, должен был хорошо знать убийцу. А был ли знаком Бретт с Германом? Представь на минутку, что Бретт готовится меня встретить. Если у него есть пистолет, то он будет держать оружие при себе на тот случай, что я выкину какой-либо фокус. Он ждал меня и принял меры предосторожности. Возможно, он положил пистолет под бумаги на столе, чтобы тот был под рукой. Убийца должен быть с ним хорошо знаком, иначе вряд ли Бретт позволил бы ему приблизиться, чтобы завладеть пистолетом. Ты понимаешь, что я тебе пытаюсь втолковать?

— Понимаю.

— Необходимо определить, был ли Герман знаком с Бреттом. Он устроил Веде выступление у Бретта, и не сомневаюсь, что переговоры вел сам Бретт.

— Скорее всего это сделала секретарша.

Внезапно я вспомнил о блондинке, которая ворвалась в кабинет, когда я собирался оттуда рвануть.

— Ты ничего не говорил об этой девице, Ник. Это та, что обнаружила труп и видела меня?

— Да, ее зовут Шейла… Шейла… Дальше не помню.

Несостоявшаяся мадам Бретт.

— Можешь вспомнить ее фамилию?

— У меня хранятся вырезки из газет.

В то время пока он копался в вырезках, я размышлял о револьвере. Я не мог вообразить Бретта, разрешающего подойти Герману настолько близко, чтобы завладеть оружием. Этот пункт меня смущал. Конечно, Бретт мог допустить небрежность, но маловероятно, он был хитрым парнем.

Следовало учитывать и фактор времени. Охраннику понадобилось не больше десяти — двенадцати минут, чтобы проводить меня до лестницы, а мне — еще несколько минут, чтобы поискать пудреницу. За это время убийца должен был усыпить бдительность Бретта, убить его, схватить деньги и убежать. Стремительная работа, что и говорить… если только предположить, что все это провернул Герман. Предположим, что это сделала будущая мадам Бретт. Она могла войти в кабинет, взять пистолет без особых трудностей. Но для чего ей это было нужно? Разве что между ними что-то произошло, и она, узнав, что я приду, решила заполучить двадцать пять тысяч.

— Шейла Кондрик, — сказал Кэйзи, протягивая мне вырезку. — Имя невесты Линдснея.

На газетной фотографии она выглядела очень мило в купальном костюме. Похоже, без него она выглядела бы еще лучше. О ней говорилось немного: «…приехала из Сан-Франциско и могла бы стать мадам Бретт, останься он в живых. С успехом танцевала в оперетте «Я ищу иностранцев», получила второй или третий приз на конкурсе красоты».

Я бросил вырезку на стол.

Вошел Лу. Кэйзи ввел его в курс дела.

— Проследи за человеком по имени Корнелиус Герман и, если у него есть алиби, проверь. Выполнишь работу — получишь полгранда.

Лу возбудился, услышав сумму.

— И установи, не знал ли он Бретта лично? — добавил я, — это очень важно.

— Не волнуйся, дорогой, — улыбнулся Лу, нюхая василек в петлице. — Я намерен получить свои полтыщи долларов. Работа будет чистой.

— Этот парень меня уморит, — сказал я, когда Лу вышел.

— Он на всех производит такое впечатление, но он надежный друг и помощник.

— Что ж, до его возвращения мне делать нечего. Я не хочу стеснять тебя, Ник, и подожду Лу в тайнике.

— Нет, оставайся здесь. Без моего ведома сюда никто не войдет. Будь как дома. А что случилось с девчонкой?

— Мы расстались.

— Да ну! Вот это сюрприз! Мне казалось, что вы… — Он прервал себя и улыбнулся. — Ну, не будем говорить об этом.

— Как будто ты не знаешь, как это бывает? Мы провели вместе неделю, и у нас не сложилось.

— С этими женщинами никогда не знаешь… — Он покачал головой. — У нее такая славная мордашка. В былые времена я знавал одну такую и клюнул… Никогда нельзя судить по мордашке. Та девчонка была как с обложки журнала, но ничего не стоила — холоднее айсберга. А какая была дурнушка Мэри? Плоская, как жердь, — он закатил глаза, — но до чего же горяча!

Я пошарил по карманам в поисках портсигара и вместо этого наткнулся на портмоне Макса. Я совершенно забыл о его существовании и сейчас, слушая излияния Ника о женщинах, начал рассеянно перебирать его содержимое. В нем находились: пятидолларовая банкнота, несколько автобусных билетов, письмо от матери и три непристойных фотографии. Я протянул их Нику. На обратной стороне письма были каракули, заставившие меня подпрыгнуть. Я припомнил письмо, которое Макс оставил под подушкой. Приписка была сделана тем же почерком. Она гласила: «От Верна Альме. Лучший друг мужчины — его жена». Я порылся в жилетном кармане и вытащил визитную карточку, данную мне Бреттом. Те же слова. Я напряженно размышлял. Двое мужчин пишут одинаковые слова и носят их с собой. Какой в этом смысл? Даст ли это что-нибудь?

Я почувствовал на себе взгляд Ника.

— Что тебя заинтересовало?

— Не знаю…

Я сложил письмо и убрал в карман, вместе с визиткой.

— А ты становишься скрытным, не так ли?

Я улыбнулся;

— Так и есть. Детектив остается детективом. Извини Ник, ты тут не виноват.

Он пожал плечами:

— Надо тебе — действуй, я рядом, если понадоблюсь.

Лу вернулся под вечер.

Все это время я не находил себе места, и когда он вернулся, я несказанно обрадовался его появлению.

— Наконец-то! Как дела?

Он покачал головой:

— Это не его рук дело. Герман не убивал Бретта. Он целый вечер провел в казино, и его видели сотни людей. Он ушел только около двух ночи.

— Не могло случиться так, что он потихоньку ушел, а потом незаметно вернулся?

— Ни малейшей возможности. Он играл в рулетку и не отходил от стола. Я проверял до головокружения. Он не убивал Бретта… Он его даже и никогда не видел.

Что ж, одна версия была отброшена.

 

Глава 16

Горячее послеполуденное солнце, проникая через жалюзи, рисовало орнамент на полу. Этот рисунок с того места, где я сидел, представлялся мне тюремной решеткой, и это подстегивало мои мысли. Я торчал в кабинете Ника уже целый час. Двери были заперты на ключ, и я не боялся, что меня потревожат.

Я сидел в кресле за письменным столом, а в пепельнице дымилась забытая сигарета. Забытый стакан виски сиротливо стоял на столе, а я напрягал мозги так, что они начали скрипеть.

Герман не убивал Бретта. Так. Но ведь кто-то же это сделал!

Я отправил Лу выяснять алиби Бойда, но это была пустая формальность. Я не думал, что Бойд совершил убийство — у него не было мотива. Тот, кто это сделал, отчаянно нуждался в деньгах. Если это не Бойд, то кто же остается на подозрении? Шейла Кондрик — будущая мадам Бретт? Возможно. Один из слуг или охранников Бретта? Или мистер икс… Я не знал. Самый простой способ прийти к чему-то, это начать все сначала, стараясь игнорировать то, что было проблематично, и подробно останавливаясь на том, что лежит на поверхности. Если я не поспешу найти убийцу, полиция найдет меня, и вопрос будет решен. Что же я знал? Немного. Бретт должен был знать убийцу, без этого тот не смог бы приблизиться к столу с пистолетом. Причина убийства — двадцать пять тысяч. Дальше — эти таинственные слова, касающиеся и Бретта и Макса. «От Верна Альме. Лучший друг мужчины — его жена». Что хотели этим сказать? Сыграло ли это какую-то роль в убийстве Бретта? Почему Макс записал эти слова? Кто такие Верн и Альма?

В дверь постучали. Голос Ника тихо позвал меня.

Я отодвинул кресло и открыл дверь.

— Есть какой-нибудь прогресс?

— Никакого. Мой мозг работает так, словно решил тысячу задач про бассейны, в которые по одной трубе втекает, а по другой вытекает.

— Над чем работаешь?

— Я жду Лу. Он должен узнать насчет алиби Бойда. Время упущено, но я попытаюсь докопаться до истины. А вдруг? Всякое может быть. А ну-ка, посмотри сюда… — Я перебросил ему карточку Бретта. — Ты что-нибудь понимаешь?

Он прочитал, нахмурился, а потом сказал:

— Ты думаешь, это код? Я не считаю, что лучший друг мужчины — это его жена. Думаю, что лучший друг — это собака.

— Не будь циником. Мысль, подобная этому девизу, посещает мужчину накануне свадьбы, верно?

— Я бы не стал жениться.

— Я говорю не о тебе, а о парне, влюбленном в свою жену. Это вещь, которую понять нельзя до тех пор, пока не женишься.

— Я так не считаю. — Он запустил пальцы в волосы и нахмурился. — Как это все касается тебя и твоего дела?

— Бретт дал мне свою визитную карточку. Он хотел, чтобы я ему позвонил. Я нашел эти слова на обороте визитки, и они меня заинтриговали.

Ник пожал плечами:

— Ради всего святого, я не понимаю, почему это связано с его смертью?

— Это должно иметь смысл, поверь нюху старой ищейки, и я обязан до него докопаться. Если бы я знал, кто такие Верн и Альма! Тогда это могло бы вывести меня на верную дорогу. Как же мне узнать?

Ник подумал и снова покачал головой.

— Что ж, есть еще Бейи, но толстосумы, как Бретт, не водятся с парнями такого сорта.

— Ты хочешь сказать о Верне Бейи, специалисте по сейфам?

— Я подумал именно о нем, но это пустой номер. Вряд ли он замешан.

— Да, — согласился я с Ником и потянулся за сигаретой.

— У него ведь была жена Альма, так?

— Ну да, поэтому я о нем и подумал.

— Этого не может быть — Бретт не стал бы знакомиться со взломщиками банков, к тому же этой пары нет в живых.

— Да, Верн был убит федеральной полицией года два назад, а Альма погибла годом позже в автомобильной катастрофе.

Я успокоился.

— Знаешь, минуту назад я думал, что у меня в руках появилась тончайшая нить. Однако это просто совпадение. Ты уверен, что они оба погибли?

— Думаю, да. Во всяком случае, Лу сможет рассказать об этом более подробно, так как они с Верном были приятели.

— Не думаю, что это существенно повлияет на мои рассуждения. Как бы мне вырваться и допросить несостоявшуюся мадам Бретт. Она, думаю, много интересного могла бы рассказать.

— Ты не можешь этого сделать, Флойд. Тебе и носа нельзя высунуть. Будь я на твоем месте, и не помышлял бы об этом. Эта баба не имеет к убийству никакого отношения, да и слова эти ничего не значат, сам посуди. Ник не знал, что Макс тоже интересовался ими. Но о Максе я не хотел говорить никому.

В дверь постучали. Это был Лу.

— Ну как?

Он покачал головой:

— Это не Бойд. Я могу еще что-либо для вас сделать?

— Это не Герман и не Бойд. Кто же еще? Шейла? Она была на месте преступления, но доказать ее причастность… Это может быть еще кто-то, кого мы не знаем. Большой выбор, а?

Лу понимающе улыбнулся:

— Я понимаю, что вы чувствуете. Опять все по новой, да?

— Да. — Я встал и принялся ходить по комнате. — Вы ведь знали Бейи?

— Довольно хорошо. Мы вместе ходили на дело, года три или четыре назад. После того как он женился, я не виделся с ним так часто, как раньше. Но при чем здесь он?

— Не знаю. — Я протянул ему визитку. — Ты что-нибудь понимаешь?

Лу смотрел, разинув рот.

— Конечно, это Бейи. Он всегда говорил, что Альма его лучший друг. Они обожали друг друга.

Я заволновался.

— Ты в этом уверен, Лу, это очень важно.

— Уверен. Верн произносил эти слова сотни раз. Всем дружкам надоело их слушать, мне тоже.

— Он мог знать Бретта?

— Верн? Нет, это невозможно. Он не водился с миллионерами.

— Однако Бретт записал его слова на своей визитке.

— Верн никогда не знал Бретта, — убежденно сказал Лу.

— Он никогда не ездил в сторону Тихого океана дальше Канзаса, а это, согласитесь, на приличном расстоянии от того места, где жил Бретт. Нет, Бретт и Верн никогда не встречались, в этом я убежден.

— Что с ним произошло?

— Его убили. Это случилось после ограбления банка. Может, вы помните банк Тюльзи. Верн удрал с сотней тысяч долларов. Это была прекрасная работа. Он и Альма были счастливы, но потом… Деньги вскружили ей голову. У Верна был с собой автомат. Он подстрелил двух копов, одного ранил, убил двух банковских сторожей…

— Да, теперь вспоминаю. Это было года два назад.

— Именно так. Федеральная полиция ополчилась против него. Верна искали днем и ночью. В конце концов его засекли в одном доме в Далласе, окружили это место и начали пальбу. Когда полиция ворвалась в дом, то обнаружила его, нашпигованного двадцатью пулями, но он был еще жив и умер по дороге в больницу. Альма же удрала.

— А с ней что сталось? — поинтересовался я.

— Она как раз уезжала за покупками, когда поймали Верна. В чемоданах нашли сто тысяч долларов, так что они знали, что у нее мало денег. Все бросились по ее следам. Через год полиции удалось установить, что она живет в Элк-сити, но когда примчались туда, она уже уехала. Два дня спустя шериф Галлапа узнал Альму и дал сигнал о ее местонахождении. Она, должно быть, спряталась в Альбукерке, а почуяв облаву, снова пустилась в путь. Ее тело нашли в нескольких километрах от Галлапа в автомобиле, потерпевшем аварию. Машина загорелась, так что Альма была неузнаваема, когда ее обнаружили. Но это точно была Альма, заявили копы. С того времени прошел год.

Я подумал и покачал головой.

— Это точно Альма? Сомнений нет?

— Конечно, это могла быть и не она, — сказал Лу с иронической улыбкой. — Но федеральная полиция решила, что это Альма, а федералы практически никогда не ошибаются. Машина была ее, один из чемоданов отброшен в сторону. Он был полон ее носильных вещей. Отпечатков пальцев взять не удалось, так как труп сильно обгорел. Но если это была не она, то кто же?

— Никто не исчезал в то время?

— Об этом ничего не говорилось.

— Я, должно быть, выгляжу ненормальным, но что известно о Шейле Кондрик?

— Мне ничего.

— Неплохо было бы разузнать о ней подробнее. Займитесь, Лу. Мне хотелось бы выяснить, зачем она приехала сюда и чем занималась в последнее время. Она приехала из Сан-Франциско. Вам следует туда съездить и навести справки.

Лу посмотрел на меня удивленно:

— Я буду заниматься этим?

— Обязательно.

— Хорошо, но это, по-моему, ложный ход.

— Может быть, ты и прав, но это единственная зацепка, которая у меня есть. Я попытаюсь кое-что разузнать и сам.

— Не понимаю, какое Альма и Верн имеют отношение к этому, — сказал Ник, качая головой. — Но поступай, как считаешь нужным.

— Минутку, Лу, — сказал я, когда он направился к двери, — вы когда-нибудь видели Альму?

— Однажды, но я с ней не разговаривал. Она ждала Верна в машине.

— Вы ее помните?

— Смутно. Она была блондинкой, и это все, что я могу вспомнить.

— Хорошо, Лу.

Когда он вышел, я сказал Нику:

— Первое, что я завтра сделаю, это уеду отсюда. Возьми и спрячь мои деньги. Если погибну, они останутся тебе.

На следующее утро я уехал из Санта-Медины в Альбукерк. По дороге я остановился в Галлапе и пошел повидать шерифа. Это был упитанный, добродушный человек в возрасте, у которого было полно свободного времени. Он принял меня с распростертыми объятиями, когда я объяснил, что собираюсь писать книгу о Бейи.

— Я не могу вам подробно рассказать о нем, — сказал он. — Садитесь и чувствуйте себя как дома. У меня, к сожалению, кончилось спиртное, но думаю, это не страшно.

Я сказал, что переживу, а сам усиленно размышлял, что можно выжать из этого субчика.

Он хорошо помнил тот несчастный случай со сгоревшей машиной. Для его городка это было крупное происшествие.

— Вот как это произошло, — сказал он, потянувшись за трубкой. — Я стоял на пороге, греясь на солнышке, когда она проезжала мимо. Приметы, которые дала федеральная полиция, не были подробными. Я знал, что ищут девушку-блондинку в темно-коричневом пальто, сидящую за рулем зеленого «крайслера». Что ж, машина, которую вела девушка, была именно такой, но номер не совпадал. На девушке было кожаное пальто. Я обратил внимание на красотку, но не более того.

Она покупала в магазине что-то, а я все спрашивал себя, не Альма ли это. Я слишком стар, чтобы играть в перестрелки, но позвонить-то мог. Когда она уехала, я дозвонился до полицейского управления и сказал им, что видел Альму. И вот результат! Ее нашли в полутора километрах от города в машине, разбившейся о дерево.

«Хорошо иметь шерифа, который выполняет так формально свою работу», — подумал я.

— Кто мог доказать, что в машине была Альма?

Он зевнул:

— Но это же очевидно. За ее поиск и поимку была назначена награда. По справедливости она принадлежала мне, но офицер федеральной полиции вытребовал ее для себя. Он все же оказался достаточно честным малым и поделился со мной частью вознаграждения. Сомнений быть не могло. Имелись все доказательства. Нашли кожаное пальто. Оно обгорело, но его можно было опознать. В чемодан были сложены вещи Альмы.

— А отпечатки пальцев?

— К чему вы клоните, молодой человек? У федералов в картотеке не хранилось ее отпечатков. Не стоит интересоваться такой ерундой. Если будете таким подозрительным, то не успеете оглянуться, как состаритесь.

Я поблагодарил его и вышел на солнышко, далеко не удовлетворенный.

Из Галлапа я поехал в Альбукерк, где повидал шефа местного отделения печати. Я рассказал ему ту же сказку о своих писательских замыслах и спросил, нет ли у него сведений об Альме, которые мне нужны для романа.

— Что именно вы хотели знать, мистер Декстер?

— Мне хотелось увидеть дом, где жила Альма, и узнать, она ли сидела за рулем машины в момент аварии.

Он заморгал:

— Смешно слушать вас. Было время, когда я тоже сомневался, но потом это прошло. Ее опознал офицер федеральной полиции. Повезло ему — отхватил премию в две тысячи долларов.

— А что с ним потом стало?

— Ушел в отставку. Теперь разводит кур.

— Почему вы сомневались вначале, что это Альма?

Он улыбнулся:

— Мы, журналисты, люди подозрительные, да и кое-кто в Галлапе поговаривал, что в машине было две девушки. Но шериф заявил, что это ложь, а значит, так оно и было.

— А кто поговаривал?

— Я забыл его имечко, да он и уехал из города.

— Вы знаете, куда он уехал?

— В Амарильо. Но это ненадежный свидетель. Он вечно был пьян, полжизни потратил в поисках денег на выпивку, так что его показания ничего не стоят.

— Я буду вам очень признателен, если вы дадите мне его имя и адрес.

Эта процедура заняла немного времени, и в конце концов я получил то, что хотел.

Я поехал к дому, где жила Альма, но новые владельцы не захотели со мной разговаривать.

Из Альбукерка я отправился в Амарильо, где разыскал Несби, который надирался в баре. Он был сильно под мухой, соображал с трудом, но, когда я заказал солидную порцию виски, он встрепенулся. Да, он помнит, что видел Альму в Галлапе. Нацелив на меня грязный палец и выкатив блеклые голубые глаза, Несби заявил:

— Я знаю, что та авария была подстроена. Коп из федеральной полиции давно намеревался получить премию и получил. В машине было две девушки. Я видел это так же ясно, как вас. Одна была богатая, другая победнее. Шериф тоже видел, но скрыл, так как коп из федералки кинул ему кусок. Когда я проболтался, они стали мне угрожать.

Я посмотрел на него с сожалением. Шеф отдела печати был прав, говоря, что это ненадежный свидетель — никто не поверил бы ему на суде.

— Вторая девушка, она была… бедная?

Он задумался, борясь со слабеющей памятью, и отступился.

— Не знаю, — признался он. — Я не обратил внимания. Женщины меня не интересуют, мистер. Но их было две, в этом я могу поклясться.

— Она тоже была блондинка?

— Не думаю. Скорее брюнетка, в этом я уверен.

— Почему вы сказали, что одна богатая, а другая бедная?

— Из-за одежды. — Казалось, его удивил мой вопрос. — Она была в грязном плаще, без шляпы. Ну, вы представляете.

Больше из него ничего нельзя было вытянуть, поэтому, заказав ему еще порцию виски, я вышел из бара.

Забравшись в машину, я долго не трогался с места. Я не спешил с выводами, припоминая все с тех пор, как познакомился с Германом.

Это заняло у меня больше часа. Я составил версию, от которой у меня по спине побежали мурашки. Я все еще был в гнусной переделке, но впереди наметился просвет. Я чувствовал, что если предприму поиск в этом направлении, то обязательно к чему-то приду.

Я вспомнил, что Веда рассказывала мне о своей прежней жизни. Она проезжала по дороге, соединяющей Баконис с Голливудом, национальная дорога № 65. Где-то поблизости должен быть расположен ресторан, в котором она работала. Я решил попытаться узнать это.

Я провел в дороге два дня, останавливаясь в каждом ресторане, и наконец нашел нужное заведение в Клинтоне.

Мне стало понятно, что это то самое место, потому что позади ресторана был амбар.

Оставив машину на улице, я толкнул дверь и вошел. Худой, угрюмый человек стоял за стойкой и смотрел в пустоту. Когда он поставил перед собой чашку кофе и принялся отрезать кусок яблочного пирога, я спросил:

— У вас работала Веда Руке?

— Ну и что?

Он положил мне пирог и посмотрел вопрошающе.

— Я пытаюсь ее разыскать. За сведения назначена награда в десять долларов.

— Она что-нибудь натворила?

— Нет. Кто-то завещал мисс Руке двести долларов, и я пытаюсь ее найти.

Я вытащил десятидолларовую банкноту и положил на видное место.

— Что ж, она здесь работала, — сказал он оттаивая. — Но где она теперь, не знаю. Она отправилась в Голливуд, но дать гарантии, что она до него добралась, не могу.

— У вас нет ее фотографии?

— Нет.

— Красивая девушка?

Он кивнул:

— Шлюха, не оставляла в покое мужиков, вечно таскала их в амбар. Дармовая потаскуха.

— Брюнетка, голубые глаза, прекрасная фигурка? — спросил я.

— Глаза не голубые, скорее темные.

— Когда она уехала отсюда?

— Примерно с год.

— Вы не можете вспомнить поточнее? Мне нужна точная дата. — Я положил на стойку еще пять долларов.

Он посмотрел на деньги, подумал немного и покачал головой.

— Не могу вспомнить, но подождите немного, я веду записи.

Когда он вернулся, я допивал кофе.

— Нашел. Она уехала пятого июля прошлого года.

Это произошло за три дня до катастрофы в Галлапе.

Я дал ему обещанные деньги и вышел.

«Ясно, — сказал я себе, — просвет расширяется».

Посмотрев на дорожную карту, я выехал из города. Следующей моей остановкой был Окмалги в Оклахоме. Я приехал туда в сумерки. Это был типичный провинциальный городок, и я сразу направился в первый же бар.

— Я ищу семью Руке, — сказал я, обращаясь к бармену, — они все еще живут в городе?

Он наморщил лоб, словно упоминание об этой семье доставляло ему неприятность:

— Только старшая сестра Катарина. Она замужем и живет на горе. Все остальные разбрелись, когда умер старик. И это было правильно. Семейка полоумных. Всем горожанам они доставляли одни неприятности.

Я улыбнулся:

— Я ищу Веду Руке. Вы ее помните?

— А вы кто — полицейский?

— Нет. Она унаследовала небольшую сумму. Я должен ее вручить. Вы ее помните?

— Будьте уверены, Веда — самая сумасшедшая из их семьи. Она не могла пропустить спокойно ни одного мужика. — Он покачал головой. — Значит, она получила наследство?

— Где живет ее сестра?

Он подробно объяснил, и я поднялся на вершину горы, где находилось несколько домиков.

Сестра походила на Веду не больше, чем я. Это была толстая, краснощекая баба.

Когда я рассказал ей, почему разыскиваю Веду, она отнеслась ко мне по-дружески.

— Я не видела ее год, — сказала она, вытирая руки о грязную салфетку. — Что вы говорите? Кто же завещал ей деньги?

— Один парень, которого она знала. Пока мне не удалось разыскать вашу сестру. У вас есть ее фотография?

— Только детская.

Она показала мне старую карточку чрезвычайно плохого качества. Я вглядывался в худое, детское лицо, пытаясь узнать Веду, которую знал Флойд Джексон.

— У нее нет каких-нибудь родимых пятен, шрамов?

— Есть. Одно красное и круглое, величиной с десятицентовую монетку, но его неудобно демонстрировать. — Она показала, где родинка находится. Она была права, такие места не выставляют на всеобщее обозрение.

— У нее голубые глаза?

— Нет, черные.

Я поблагодарил женщину. Вопрос был решен, и я не собирался больше тратить время. Я узнал все, что мне было нужно.

Теперь предстояло найти Веду. Я двинулся в долгий, но обнадеживающий путь.

 

Глава 17

У меня было такое чувство, что Веда сама найдет меня, как только узнает, что я ее разыскиваю. Именно так и произошло.

Ник дал понять своим парням, что мы ищем Веду, и тот, кто подскажет, где ее найти, получит награду. Мы дали им подробные приметы, включая и родимое пятно.

А я тем временем колесил по Санта-Медине и окрестностям Сан-Луи Бич. Двадцать четыре часа в сутки я пропадал на улицах. Это была трудная работа, но я не терял надежду.

Через три дня она попалась в расставленные сети.

Я прогуливался по Гран Рю, когда почувствовал что за мной следят. Я сам неплохо умею вести слежку и засекаю, когда это производят со мной. Я давно развил инстинкт, предупреждающий о том, что кто-то начал наступать на пятки.

Мне не понадобилось много времени, чтобы засечь Веду. Теперь у нее были рыжие волосы, но я узнал ее по походке. Я узнал бы ее даже с завязанными глазами. Она не имела ни малейшего понятия, как незаметно вести объект. Начнем хотя бы с того, как следовало одеться. Бывшего детектива бесполезно выслеживать в блузке кирпичного цвета и желтых обтягивающих брюках. И уж совсем ни к чему прятаться за деревьями и стендами с объявлениями.

Я ловко ушел от преследования и сам из объекта превратился в сыщика. Мое внезапное исчезновение ошеломило Веду, и она некоторое время слонялась по тротуарам, надеясь встретить меня вновь.

Я следовал за ней метрах в пяти, и стоило ей оглянуться, как она увидела бы меня, но ей и в голову это не могло прийти.

Комедия продолжалась до тех пор, пока она не остановилась, очевидно, в поисках решения.

Я стоял в нескольких метрах позади и «читал» газету так, чтобы она закрывала лицо. Она представить не могла, что я так близко.

В конце концов она сердито передернула плечами и направилась к автомобильной стоянке.

Моя тачка была на ходу, и когда она выехала на своем новом «меркьюри», я поехал вслед за ней. Через некоторое время я сообразил, что она направляется в Сан-Бернардино. На этой дороге не было другого города. Это был единственный населенный пункт, стоявший на дороге.

Я нажал на газ, перегнал ее «меркьюри» и скрылся в облаке пыли.

Когда она приехала в город, я уже поставил машину в гараж и взял напрокат двухместную машину спортивного типа. Это был автомобиль, превосходно предназначенный для слежки. Мне хотелось разузнать, где живет моя прежняя подружка, и я разузнал. Эго было легче, чем опустить монетку в прорезь приходской копилки.

Дом стоял на возвышенности, скрытый раскидистыми деревьями. Веда остановила машину и вышла. К тому времени я знал, что она снимала меблированный дом, но адреса пока не выяснил. Теперь, когда ее убежище было установлено, я спокойно мог вернуться в Санта-Медину, пребывая в уверенности, что дело близится к развязке.

Я приехал к Нику и рассказал обо всем. Сначала он отказывался, спорил, ругался, но в конце концов согласился сыграть ту роль, которую я ему уготовил.

На следующий день рано утром я направился в Сан-Бернардино. Снова оставив машину в гараже, я пошел к дому Веды.

В ее саду было где спрятаться, и я устроился за оградой, ожидая, когда она выйдет из дома. Ждать пришлось долго, но в полдень она показалась. С минуту постояла на верхней ступеньке, озирая сад. Меня не беспокоило, что она заметит присутствие постороннего, слишком хорошо я был укрыт густой листвой.

Она находилась очень близко ко мне, и я нашел, что у нее болезненный вид. На Веде было красное облегающее платье, подчеркивающее ее стройную фигуру. В руке она держала соломенную шляпу от солнца. Все вещи были новыми, значит, деньги у нее водились.

Я смотрел, как она села в машину и направилась в город — наверное, поехала разыскивать меня.

Убедившись, что район предстоящей операции очищен от предполагаемого противника, я подошел к дому и позвонил. Никто не ответил. Перед тем как наброситься на замочную скважину, я оглянулся. Заросли высоких цветов отделяли дом от дороги. Никто не мог меня увидеть. Через несколько секунд я справился с замком и вошел. Единственное, что встретило меня внутри, — ее запах, навеявший воспоминания.

Я напряг внимание и обошел комнату за комнатой с пистолетом в руке. Было видно, что помещениями не занимались. Убедившись, что никто не прячется за занавесками, я прошел в спальню. Я считал, что она вернется только к вечеру, но стопроцентной уверенности в этом у меня не было. Платяной шкаф в спальне был заперт на ключ, но я открыл его без особого труда. Внизу стоял чемодан. Его замок тоже был заперт, и вот он потребовал от меня немалых усилий, так что в конце концов пришлось его просто взломать. В чемодане хранились всего две вещи: толстая пачка пятидесятидолларовых банкнот и золотая пудреница. Я переворошил эту груду денег. Я насчитал около двадцати тысяч — столько осталось от суммы, которую Бретт собирался уплатить мне за кинжал. Я не был удивлен, так как уже догадался, кто убил Бретта. Банкноты были только подтверждением.

— Не двигаться! — крикнула Веда, появляясь на пороге.

Я слышал ее шаги, но сознательно пошел на риск.

Была одна вещь, которой и должен был заняться Ник.

— Здравствуй, Альма, — сказал я, улыбаясь.

Она наставила на меня пистолет. Лицо ее выражало такую уверенность в собственной правоте, что это могло смутить кого угодно.

— Ты что-то сказал? — Голос ее прозвучал низко и осторожно.

— Ситуация изменилась, малышка! Помнишь, ты сказала: вначале Бретт, потом Макс, затем я. Теперь моя очередь это говорить.

— Что ты сказал? — повторила она.

— Да. Мне очень жаль, птичка, но я не могу рисковать.

Я видел, как ее палец потихоньку давит на спусковой крючок, и понял, что, если ее не остановить, она выстрелит. Это был весьма неприятный момент. Надо было заговорить ей зубы.

— Джо дал тебе сведения, так? — спросил я. — Думаю, что он. Родимое пятно все открыло, да, Альма? Я понимал, что единственный способ тебя найти, это сделать так, чтобы ты меня увидела. Как только Джо рассказал тебе о родимом пятне, ты поняла, что я все знаю о Веде. Я не ошибся, ведь это был Джо, да? Это он позволил тебе уйти в тот злополучный вечер, когда ты смогла съездить и расправиться с Бреттом. Должно быть, здорово накачала Джо, хитрая Альма?

— Не называй меня так!

— Почему? Разве ты не Альма Бейи?

— Сколько у меня времени до их прихода?

— Немного.

— Сколько, Флойд?!

То, как она смотрела на меня, заставило сильнее забиться мое сердце. Если бы она отложила револьвер, я сжал бы ее в объятиях. Я всегда вел себя с женщинами как дурак.

— Немного, малышка. Почему ты мне ничего не рассказала? Я мог бы что-то придумать. Почему ты пыталась свалить убийство Бретта на меня?

— Эта роль для тебя в самый раз, я не отказываюсь от очевидных вещей. Ты сказал полицейским?

— Редферну.

— Что ж, по крайней мере, Флойд, ты не будешь присутствовать на моем допросе.

— Если меня убьешь, ничего не изменится. Тебе не выбраться из этого дерьма, разве что… если все расскажешь. Я мог бы попытаться все уладить.

Болтая без умолку, я готовился застать ее врасплох и тянул время. Я оттолкнул чемодан с дороги и мысленно напрягся, оценивая расстояние.

Это было рискованное мероприятие.

— Каким образом?

— Вся полиция в городе принадлежит Нику, и мы поможем тебе покинуть страну.

Легкая улыбка приподняла уголки ее губ. Внезапно я понял, что чувствовал Макс, когда она приближалась к нему с кочергой в руке. Я мгновенно вспотел.

— Я тебе не верю, Флойд, ты негодяй, был негодяем им и останешься.

Теперь я был готов. Секундой позже она бы поняла мою готовность. Сейчас или никогда.

— Сюда, Редферн, — крикнул я, — входите и арестуйте ее.

Это выбило ее из седла, и она обернулась. Я бросился на нее. Пистолет продолжал находиться на уровне моей головы, но она опоздала. Грохнул выстрел. Пуля только оцарапала мне ухо.

Я набросился на Альму, пытаясь разжать пальцы. Она изворачивалась, как змея. Если бы я не отбросил ее в последний момент, она всадила бы мне пулю в бок. Прозвучал выстрел, пуля прошла сквозь пиджак, и я почувствовал ее разгоряченное дыхание на своем плече.

Овладев оружием, я принялся за его хозяйку. Она ударила меня локтем в живот и вонзила ногти в лицо, извиваясь и колотя ногами. Но пистолет был у меня, я отшвырнул его в сторону.

Когда она вторично набросилась на меня, я заорал, чтобы она остановилась, но она не отреагировала на крик. Она, очевидно, была уверена, что я не смогу убить бывшую любовницу.

Я должен был выстрелить в нее, но не хотел этого.

Ударом кулака я отправил ее на другую половину комнаты.

— Остановись! — орал я, ее безумная ярость пугала меня.

Она с воплем снова набросилась на меня. Я схватил ее в охапку, кровь бросилась мне в лицо. От удара кулаком в бок она упала, по инерции упал и я. Пока поднимался на ноги, она метнулась к пистолету, но я настиг разъяренную кошку в тот момент, когда ее пальцы уже дотянулись до него. Я рванул Альму за платье. Она лягнула меня и отбросила к постели, а сама прыгнула в сторону. Разорванное платье соскользнуло на пол.

Кровь струилась по лицу Альмы. Под глазом, в том месте, где побывал мой кулак, красовался огромный фингал. И все-таки упорство сумасшедшей дамочки было вознаграждено — она подняла пистолет, но я успел перехватить ее кисть одной рукой. К несчастью, ладонь моя была мокрой от пота, и я не смог удержать ее запястье. Она выстрелила мне в грудь. Пуля задела бицепс. Когда она снова собиралась нажать на спусковую собачку, я ударил кулаком сверху по ее руке. Пистолет развернулся дулом к ней, и в это мгновение раздался еще один выстрел.

Мгновение мы смотрели друг на друга, потом оружие выпало из ее рук. Шатаясь, я поднялся.

— Доволен? — В ее голосе послышались саркастические нотки.

— Веда!

Я услышал скрип тормозов перед домом. Она смотрела на кровь, хлещущую из раны у нее в боку.

— Что ж, пусть будет так, Флойд. — Постепенно ее голос перешел в приглушенное бормотание. — Надеюсь, ты еще будешь счастлив.

— Какая же ты дурочка! Зачем затеяла эту возню? Я мог бы устроить тебе побег, если бы ты все рассказала мне.

Дверь с треском распахнулась, и на пороге возник Редферн. Позади него держался Саммерс.

— Почему вы не приехали раньше? — вырвалось у меня. — Почему?

Они смотрел на меня непонимающе.

— Это не Джексон! — Саммерс направил на меня пистолет.

— Не двигаться! — пролаял он. — Одно неверное движение, и ты получишь пулю.

— Она ранена, — попытался объяснить я. — Сделайте что-нибудь, позовите доктора.

Редферн подошел и осмотрел Веду.

— Он в вас стрелял?

— Да, хотел устранить меня как свидетельницу, — слабеющим голосом произнесла она. — Сперва он убил Бретта, потом прикончил Макса Отиса. Заставьте его показать, где зарыт Отис, не дайте ему выкрутиться.

— Что? — Я подошел к ней, отстранив Редферна. — Хватит лгать. У меня на руках все доказательства. Скажи им правду, Веда.

— Бедный маленький плут! На этот раз тебе не выкрутиться.

Она стала совершенно бледной, глаза запали глубоко в глазницы.

— Веда!

— Довольно, Джексон, оставьте ее в покое, — сухо сказал Редферн. — Уведите его отсюда и проследите… — приказал он Саммерсу.

— Я не хочу оставлять ее… — начал было я, но Саммерс ударил меня в подбородок. Его пресловутое кольцо с камнем впилось мне в кожу.

Я упал на четвереньки.

Она смеялась, пока меня тащили из комнаты. Мне понадобилась минута, чтобы оправиться от апперкота. К тому времени я уже был взят под стражу двумя полицейскими в форме.

Я сидел на диване и старался унять кровь, струившуюся из того места, где кольцо Саммерса оставило глубокую ссадину.

— Я хочу ее видеть, — начал было я снова, но Саммерс многозначительно погладил кулак.

— Заткнись, ты! Если не хочешь получить еще одну оплеуху. Как откроешь пасть, сразу же ее получишь.

Ничего не оставалось, как ждать. Наконец приехала «скорая помощь». Монотонно тянулось время. Потом вышел Редферн.

— Прежде чем вы увезете Веду, я хочу ее видеть, — сказал я.

Он подошел и внимательно посмотрел на меня.

— Она мертва, Джексон, так что…

Внезапно я почувствовал пустоту в желудке, внутри все сжалось. Уйти таким образом было для нее самым лучшим.

— Теперь послушайте меня, Редферн. Я ее не убивал. Я велел Кэйзи позвонить вам и сказать, где я и что делаю. Вы приехали слишком поздно, и она преподнесла очередной сюрприз. Мы боролись, и пистолет в драке выстрелил, это несчастный случай.

— Согласен, — сказал Редферн, — это несчастный случай. Кэйзи сказал, что вы довели дело до конца. Вам лучше начать все сначала. — Он посмотрел на полицейских. — Ладно, парни, идите и оставайтесь возле дома.

Когда они ушли, он уселся передо мной:

— Значит, Джексон, вы знаете, кто убил Бретта?

— Да, знаю и хотел бы дать показания.

Саммерс подтащил стул, вынул записную книжку и приготовился записывать.

— Это началось два года назад. Вы помните Бейи? Верн был убит, но Альме удалось скрыться. Она пряталась, но через год ее обнаружили. Охота возобновилась. Она взяла курс на Голливуд и дорогой натолкнулась на девушку по имени Веда Руке. Та тоже ехала туда же. Альма решила, что будет в большей безопасности, если возьмет с собой эту девушку, так как разыскивали машину с одиночкой. Они отправились в путь вместе, и Веда рассказала Альме историю своей жизни. Тогда же Альме пришла в голову мысль выдать себя за Веду Руке. Она убила бедняжку, переоделась в ее одежду и устроила аварию. Затем подожгла автомашину. Офицер федеральной полиции, нашедший обгорелый труп за рулем, признал в нем давно разыскиваемую Альму, и получил хорошую премию. Альма же начала новую жизнь под чужим именем.

Редферн закурил.

— Ты записал все это? — спросил он у Саммерса. Потом повернулся ко мне: — Продолжайте, Джексон, продолжайте.

— Если вам что-либо известно о Бейи, вы должны были знать, что Альма была без ума от мужа. Он подарил ей пудреницу, и любящая жена не желала расставаться с подарком мужа. Вы обнаружите вещицу в чемодане на кровати.

Саммерс вышел из комнаты и вернулся с чемоданом в руке. Оттуда он достал пудреницу, но у меня сложилось впечатление, что груда денег произвела на него гораздо большее впечатление.

— Посмотрите, — сказал я, приподнимая крышку чемодана.

— Вы видите фотографию Верна и подпись под ней: «Лучший друг мужчины — это его жена». И если внимательно посмотрите на девушку, положившую голову ему на плечо, то узнаете ту, которая выдавала себя за Веду Руке.

Редферн взял пудреницу, осмотрел со всех сторон и засунул ее в карман.

— И что было дальше, Джексон?

— Веда не смогла расстаться с пудреницей, хотя и знала, что это опасно. С этого и начались все неприятности.

Я рассказал Редферну, как она ходила во сне, как взяла кинжал Челлини, как Бойд заплатил Герману и ей за то, что она позволила ему оставить кинжал себе, как Герман приехал ко мне и уговорил забрать пудреницу из сейфа, положив туда кинжал Челлини. Ни Герман, ни Бойд не знали, насколько важна пудреница для Веды. Они думали, что по пудренице можно установить личность Веды Руке, а на самом деле личность Альмы Бейи, а она, не забывайте, разыскивалась по обвинению в убийстве.

Я продолжал объяснять, как спрятал пудреницу, надеясь вернуть деньги, и как Веда, отчаявшись получить свою безделушку назад, решилась бежать со мной. Я показал Редферну визитную карточку Бретта и рассказал, что Веда ее тоже видела. Из надписи, сделанной владельцем на обороте, она поняла: Линдсней познакомился с содержимым пудреницы. Не знаю, как безделица попала ему в руки, наверное, нашел там, где я ее спрятал. Вероятно, афоризм его заинтересовал и Бретт переписал его на собственной визитке, намереваясь заняться поисками автора позднее. Веда решила устранить умника, прикоснувшегося к ее тайне, прежде чем Линдсней заявит в полицию. Я, не догадываясь ни о чем, обеспечил ей алиби, заперев в квартире Ника под надежной охраной. Веда уговорила охранника по имени Джо позволить ей уйти. Она последовала за мной к дому Бретта. Ей легко было войти и взять пистолет Бретта. Бретт знал ее как исполнительницу стриптиза и решил, что она передумала и отныне будет мила с ним. Во всяком случае, она его пристрелила. По-моему, в тот вечер и деньги и пудреница должны были лежать у него на столе. Все, что ей надо было, это забрать добычу и выбраться из дома, в то время как я, на свою беду, еще только входил туда. Что ж, продолжение вы знаете. У меня были и другие версии, но пудреница говорит сама за себя.

— А о каком Отисе она говорила?

— Она и его убила.

Редферн встал:

— Нужно его найти! Покажите, где это.

— Но подождите…

— Пройдемте, Джексон.

Мы поехали к нашей с Ведой хижине на трех машинах. В первой сидел я с полицейским, Редферн и Саммерс — на заднем сиденье. В другой — два медика и какие-то типы в штатском. Последней шла патрульная машина. Я показал им, где зарыт Отис, и они раскопали могилу.

Мы стояли и молчали, пока полицейские заворачивали труп в широкий дождевой плащ и укладывали в одну из машин. Потом мы прошли в хижину, и я показал им место, где он умер.

— Я сперва считал, что она убила его во сне, но это была только комедия. Макс знал, что она застала его роющимся в ее вещах. Я думаю, что он нашел пудреницу и узнал Альму по фотографии. Она отдавала себе отчет, что должна заставить его замолчать прежде, чем он успеет рассказать мне об этом. Ей нужно было убить его в то время, когда мы были в хижине втроем. И тогда ей пришла в голову мысль сделать так, чтобы я поверил, что она ходит во сне. Она еще раз разыграла пантомиму, попытавшись убить меня, дабы я поверил ей окончательно. Я опять клюнул на ее наживку. Убедившись, что я не подозреваю ее ни в убийстве Бретта, ни в сознательном убийстве Макса, она покинула хижину. Когда я обнаружил, что Макс знал о надписи на пудренице, это навело меня на след. Два человека знали о надписи, и оба умерли. Я знал, что она убила Макса, нетрудно было догадаться, что Бретта убила тоже она. Потом я вспомнил, что у нее имелся флакон с черной краской. Она была черноволосой и не нуждалась в нем. Вот если бы она была блондинкой, тогда другое дело. Это натолкнуло меня на мысль, что она не Веда. Я провел расследование и убедился, что истинная Веда была черноглазой брюнеткой и к тому же обладала специфическим родимым пятном. Лже-Веда же, как я знал наверняка, не имела никакого родимого пятна и была голубоглазой. Я выследил Альму, прежде чем идти сюда, и велел Кэйзи позвонить вам. Вы немного опоздали. Если бы приехали пораньше, она была бы жива. Вот и все.

— Хорошо, Джексон, — сказал Редферн, вставая. — Сейчас мы поедем в центральное управление и отпечатаем ваши показания. А потом у нас состоится еще один разговор.

Мне не понравился его взгляд и явная холодность тона, однако я поехал туда, и они оставили меня в комнате под присмотром двух полицейских. Ожидание было долгим и беспокойным. Наконец вошел Саммерс.

— Идемте, Джексон, — сказал он, и его ухмылка мне совсем не понравилась.

Мы прошли по коридору до кабинета Редферна. Саммерс закрыл дверь и прислонился к ней спиной. В комнате установилась странная атмосфера.

— Садитесь. — Редферн указал мне рукой на стул.

Я сел. Некоторое время он перебирал карточки с отпечатками пальцев, лежащие у него на столе.

— Я рассмотрел все это, — сказал он, поднимая на меня глаза, в которых плясали странные огоньки. — Я обдумал вашу версию. Мне она представляется кошмарной чепухой. Не так ли?

— Да, но именно так все и произошло.

— Конечно. — Он отложил карточки и положил руки на стол. — Прежде всего нужно уточнить массу неясностей. Чтобы это все подтвердить, мне нужны показания Бойда, что он действительно хотел присвоить кинжал Челлини, а это будет нелегко сделать. У Бойда много денег и связей. Затем мне нужны показания этого парня Джо. Он должен признаться, что позволил девушке выйти из квартиры, а ему известно, чем ее прогулка закончилась. Бедолага может и не пожелать, чтобы его привлекли за соучастие в убийстве Бретта. Затем нам нужны показания агента федеральной полиции, уличающие его в том, что он солгал, если будет установлено: в сгоревшей машине — труп не Альмы, а Веды Руке. Естественно, это лишит его пенсии, так что он явно станет придерживаться собственной версии. То же самое относится и к шерифу Галлапа.

— Но на то и полиция, чтобы заниматься проверкой фактов.

— Да, но это будет слишком дорого для штата и займет много времени, Джексон.

— Но если вы не собираетесь доказывать ее виновность, как же вы закроете дело? Ведь не будете же вы утверждать, что Бретта убил я?

— Я буду с вами откровенен, Джексон. Я устал быть полицейским. Влияние политиканов в нашем городе становится невыносимым. В такой атмосфере сложно остаться честным. Я ухожу, и Саммерс тоже.

— А как же с моим делом?

— Единственная улика, на которой все держится, это пудреница, единственное доказательство того, что Альма Бейи выдала себя за Веду Руке. Никакие другие факты, которые мы сможем собрать, не докажут этого, верно?

— Конечно.

— Так вот, час тому назад Саммерс швырнул пудреницу в реку.

Довольно долго до меня не доходил смысл его слов, и я лишь таращил на него глаза, но потом понял и похолодел.

— Ради Бога! Что все это значит! — заорал я.

— А ну-ка сядь, — проворчал Саммерс, поднимая кулак.

Я вспомнил о перстне-кастете и снова сел.

— Посмотрите на все это с нашей точки зрения, — спокойно сказал Редферн. — Нам наплевать на пудреницу. Она нам не нужна — только осложняет все дело. Я заявлю, что это вы убили девицу Руке, или Бейи, или еще кто-она-там. Наплевать мне на ее имя. И всем остальным тоже. Мне безразлично, кто убил Отиса, она или вы. То же касается и убийства Бретта. И всем это безразлично, кроме вас. Я вас обвиняю в убийстве Веды Руке, а чтобы сэкономить деньги, обвиняю также и в убийстве Отиса и Бретта.

— Вы не можете этого сделать! — завопил я. — Это же преднамеренное убийство, Редферн. Вы же знаете, что я ее не убивал!

— Все в порядке, Джексон. Мне пришлось долго ждать, чтобы вы оказались там, где я так хотел видеть. Вы вели игру осторожно, плутовали и избежали в прошлом многих неприятностей. Но не думаю, что вам удастся избежать их на этот раз. Пудреница исчезла. Бойд говорить не будет. Джо тоже будет молчать. Агент федеральной полиции никогда ничего не скажет, а мы с Саммерсом поделим премию, причитающуюся за вашу поимку, и те двадцать тысяч, которые, как вы утверждаете, Веда взяла у Бретта, тоже. Мы возьмем их себе. Все будут думать, что вы потратили эти деньги. Вам понятны мои рассуждения, Джексон?

— Вы с ума сошли, если считаете, что вам все сойдет с рук, — сказал я, но внутри у меня все оборвалось — эта афера могла у них выгореть.

— Подождите немного, и сами убедитесь, что я прав. Будет суд. Вы можете спорить и доказывать, но этого дела вам не выиграть, а мы с Саммерсом…

Он подал Саммерсу знак головой, дескать, уведи его. А меня с улыбкой напутствовал:

— Прощай, пройдоха!

Вот как все обернулось. Я записал эту правдивую историю с начала до конца, чтобы дать работу мозгам своего адвоката. Он усердно копается в мелочах, но мне не нравятся его глаза. Он упорно расспрашивает меня о прошлом, потому что противная сторона вытащит на свет Божий кучу моих прежних, не совсем чистых дел: историю с шантажом, историю со лжесвидетельствами, истории с женщинами. Адвокат говорит, что без пудреницы мы ничего не сможем доказать, и мне кажется, он не знает, как ему выиграть мое дело.

Теперь осталось недолго. Газеты говорят, что исход суда уже предрешен. Так думает и Редферн. Он говорит, что, когда со мной будет покончено, он уйдет в отставку. Они с Саммерсом купят ферму и будут разводить бройлеров или леггорнов. Забавно, когда полицейские связывают свои надежды с курами…

Кэйзи приходит меня навещать. Последнее время нельзя сказать, что он весел. Полиция взяла Джо под охрану, чтобы Кэйзи не мог до него дотянуться. Но мой друг клянется, что вытащит меня. Не знаю, как он это сделает, и он тоже не знает.

Я продолжаю думать о Веде. Можете улыбаться, но я уверен, она меня любила. Если бы я не сообщил Редферну, что она в Сан-Бернардино, она никогда не сказала бы того, что сказала. Но она сказала. Что ж, теперь слишком поздно. Я вижу ее в каждом сне. Она смеется надо мной. Я слышу ее голос: «Бедный маленький плут! На этот раз тебе не выкрутиться». Это начинает действовать мне на нервы.

Что еще добавить?

Процесс назначен на завтра, и завтра решится моя судьба. А пока думаю еще немного поспать, даже если во сне снова увижу Веду. У меня есть предчувствие, что ей недолго осталось меня беспокоить, но не стоит быть пессимистом. Поживем — увидим!

 

Глава 1

В теории идея выглядела весьма заманчивой, сулила немалую выгоду, но мне потребовалось лишь четыре месяца, чтобы понять, что «Стрелковая школа Джея Бенсона» на пути к банкротству.

Разумеется, мне следовало прийти к такому выводу гораздо раньше. Прежний владелец, звали его Ник Льюис, намекал, что школа давным-давно прошла свой пик. Конечно, все сооружения порядком обветшали и нуждались хотя бы в покраске. С другой стороны, не вызывало сомнений, что с возрастом Льюис разучился стрелять, и именно поэтому, убедил я себя, у него осталось лишь шесть клиентов, таких же старых, с трясущимися руками, как он сам. Школа существовала уже двадцать лет. За все эти годы бухгалтерские книги фиксировали значительную прибыль, и только в последние пять лет она стала падать, по мере того как ухудшалось качество стрельбы Ника. Мне казалось, что мое умение стрелять быстро поставит школу на ноги, но я не учел два важных фактора: недостаток свободного капитала и месторасположение школы.

Аренда, здания, три акра песчаного пляжа стоили мне всех сбережений и большей части армейского пособия, полученного при демобилизации. Реклама в Парадиз-Сити и Майами требовала немалых денег, и я знал, что для меня останется несбыточной мечтой, пока школа не будет давать прибыль. Только заработав больше потраченного, я мог рассчитывать хотя бы на косметический ремонт тира, ресторана, бара, бунгало, в котором мы жили. Получался заколдованный круг. Те немногие, кто хотел бы хорошо заплатить за умение стрелять, рассчитывали на приличный ресторан и уютный бар с широким выбором напитков, но с первого взгляда теряли всякий интерес. Они ожидали чего-то роскошного. И воротили свои богатые, утонченные носы от облупленной краски стен и бара, в котором подают лишь джин и виски.

Но на первое время мы унаследовали шестерых учеников Ника Льюиса, старых, занудных и безнадежных, и могли оплатить хотя бы счета на еду.

Через четыре месяца после открытия школы я решил подбить бабки. Взглянул на наш банковский счет (1050 долларов), подсчитал наши еженедельные доходы (103 доллара) и повернулся к Люси.

— Едва ли мы сможем удержаться на плаву, если сюда не будут приезжать богатые и праздные люди.

Она всплеснула руками. Это означало, что ее сейчас охватит паника.

— Спокойно, — быстро добавил я. — Не надо волноваться. Многое мы можем сделать сами. Купим краску, пару кистей, поработаем как следует, и школа станет новехонькой. Как по-твоему?

— Если ты так считаешь, Джей, — кивнула Люси.

Я пристально посмотрел на нее. Меня не раз посещала мысль, а не ошибся ли я. Я знал, что в школу придется вложить много труда, прежде чем она начнет давать прибыль. Может, мне было бы легче, женись я на девушке с характером первых поселенцев на Западе, которая могла бы, как и я, вкалывать от зари до зари, но я не хотел жениться на такой девушке, я хотел жениться на Люси.

Мне нравится смотреть на Люси. С того момента как я впервые увидел ее, я почувствовал, что она создана для меня. Ибо судьба, подбирающая в пару мужчину и женщину, позаботилась о нашей встрече.

Я как раз демобилизовался из армии, отслужив десять лет инструктором по стрельбе и три года провоевав во Вьетнаме снайпером. Я строил планы на будущее, но женитьба в их число не входила.

Люси, двадцати четырех лет от роду, блондинка, с дивной фигурой, от которой трудно оторвать взгляд, шла впереди меня по Флоридскому бульвару в Майами, куда я приехал, чтобы погреться на солнышке и заодно решить, как я буду зарабатывать на жизнь.

Одним нравится женская грудь, другим — ноги, третьим — зад. Такой очаровательной попки, как у Люси, видеть мне не доводилось, и я так засмотрелся на нее, что не обратил внимания на остальные части ее тела. Она проходила мимо салуна, когда из двери вывалился пьяный толстяк и врезался в нее. Люси отбросило к мостовой, и она наверняка угодила бы под одну из несущихся машин, если б я не успел схватить ее за руку и прижать к себе.

Она посмотрела на меня, я — на нее. Чистые синие глаза, вздернутый носик, веснушки, широкий, испуганный рот, длинные шелковистые белокурые волосы, маленькая грудь, стоящая торчком под белым хлопчатобумажным платьем, произвели на меня неизгладимое впечатление. Мне сразу стало ясно, что эту женщину я искал всю жизнь.

За годы службы в армии я встречался с разными женщинами. Опыт научил меня, что к каждой нужен особый подход. Учитывая застенчивость и смятение Люси, я решил воззвать к ее доброму сердцу. Объяснил, что я совсем один, друзей в Майами у меня нет, и, раз уж я спас ее от неминуемой гибели, она просто обязана пообедать со мной.

Она долго смотрела на меня, пока я пытался изобразить на лице одиночество, а затем кивнула.

Три последующие недели мы встречались каждый вечер. Я чувствовал, что понравился ей. Таким девушкам необходима крепкая мужская рука, на которую они могут опереться. Она работала бухгалтером в зоомагазине на Бискайском бульваре, поэтому могла уделять мне только вечера. Я взял ее штурмом. Сказал, что у меня есть шанс купить стрелковую школу, и поделился с ней идеями, реализовав которые, мог рассчитывать на солидный доход.

В армии США я считался вторым стрелком. Моих медалей, призов и кубков хватило бы для того, чтобы заставить небольшую комнату. К тому же три года я был снайпером во Вьетнаме. Об этом я Люси не сказал. Если б она узнала, наши отношения, возможно, не сложились бы так удачно. По существу, снайпер — хладнокровный убийца. Работа эта нужная, я к ней привык, но никогда не испытывал желания рассказывать кому-либо об этих годах. После демобилизации мне пришлось выбирать новую дорогу в жизни. Я умел только стрелять. В этом было мое призвание. И увидев объявление о продаже стрелковой школы, я понял, что нельзя упускать такую возможность.

— Давай поженимся, Люси, — предложил я ей. — Будем вместе поднимать эту школу. С твоим умением вести учет, а моим — стрелять дело выгорит. Как по-твоему?

В ее синих глазах отразилось сомнение. Ей недоставало решительности, она никогда не знала, то ли идти вперед, то ли повернуть назад. Я видел, что она любит меня, но к замужеству она относилась очень серьезно, и рассчитывать на ее мгновенное согласие не приходилось. Мне пришлось пустить вход все свое красноречие, прежде чем после долгих колебаний она утвердительно кивнула.

Так мы поженились и купили школу. Первый месяц мы жили как в раю, о котором, мне казалось раньше, можно только мечтать. Роль мужа-хозяина меня вполне устраивала. Хотя готовила Люси не шибко и уборке бунгало предпочитала чтение исторического романа, в постели она искупала все прочие недостатки, и ей, похоже, нравилось, что все вопросы решает муж. Но потом, когда денежный ручеек не превратился в полноводную реку и круг наших клиентов по-прежнему ограничивался шестью стариками, которые вместе платили 103 доллара в неделю и расстреливали мои патроны, я начал волноваться.

— Нужно время, — говорил я себе. — Имей терпение.

Однако ничего не изменилось и к концу четвертого месяца, поэтому я принял решение переложить часть ответственности на Люси и созвал семейный совет.

— Мы должны подновить нашу школу, дорогая. Потом начать ее рекламировать. Беда в том, что до Парадиз-Сити пятнадцать миль. Это много. Если люди не знают о том, что мы здесь, с какой стати они приедут к нам.

— Да, — кивнула Люси.

— Я куплю краску, и мы начнем приводить нашу школу в порядок. Что ты скажешь?

— Я согласна. — Она улыбнулась. — Нас это развлечет.

Вот так мы и развлекались во второй половине того ясного солнечного дня. С моря дул легкий ветерок, волны лениво плескались о песок, солнце еще припекало, хотя тени становились все длиннее.

Я красил тир, Люси — бунгало. Один раз мы прервали работу, чтобы выпить по чашечке кофе, второй — чтобы съесть сандвичи с ветчиной. В очередной раз макая кисть в ведро с краской, я увидел черный «кадиллак», приближающийся к школе.

Я опустил кисть в ведро, торопливо вытер руки и выпрямился. Люси, я заметил, последовала моему примеру. И она с надеждой смотрела на большой черный автомобиль, выкатившийся на подъездную дорожку.

Я различил шофера и двух пассажиров на заднем сиденье. Все в широкополых черных шляпах, выглядели они, как три нахохлившиеся черные вороны, застывшие на шесте. Наконец «кадиллак» остановился в десяти ярдах от бунгало.

Я направился к низкорослому, коренастому мужчине, вылезшему из машины. Второй пассажир и шофер остались на своих местах.

Теперь-то, оглядываясь назад, я вижу, что в манере держаться этого человека чувствовалось что-то зловещее, хищное, но все мы крепки задним умом. А подходя к нему, я лишь надеялся заполучить еще одного клиента. Иной причины для его приезда сюда я не видел.

Коренастый мужчина смотрел на Люси, которая слишком стеснялась, чтобы поздороваться с ним, затем повернулся ко мне. Его полное смуглое лицо осветилось улыбкой, блеснули золотые коронки зубов. Он шагнул навстречу, протягивая маленькую пухлую руку.

— Мистер Бенсон?

— Я самый.

Мы обменялись рукопожатием. Кожа у него была сухая, словно спинка ящерицы. В пальцах чувствовалась сила.

— Огасто Саванто.

— Рад познакомиться, мистер Саванто. — Знать бы тогда, сколь мало радости принесет мне эта встреча.

Мне показалось, что ему лет под шестьдесят и родом он из Латинской Америки. Полное лицо с едва заметными оспинками, усы щеточкой, скрывающие верхнюю губу, и змеиные глаза — бегающие, подозрительные, даже жестокие.

— Я слышал о вас, мистер Бенсон. Мне говорили, что вы прекрасно стреляете.

Я смотрел на «кадиллак». Шофер более всего напоминал шимпанзе: маленький, темнокожий, с бусинками глаз на плоском лице и сильными волосатыми руками, спокойно лежащими на руле. Рассмотрел я и второго пассажира. Молодой парень, тоже смуглый, в солнцезащитных очках на пол-лица, в черном костюме и ослепительно белой рубашке. Сидел он не шевелясь, глядя прямо перед собой. Моя персона нисколько не интересовала его.

— Да, стрелять я, положим, умею. Чем я могу быть вам полезен, мистер Саванто?

— Вы учите стрелять?

— Именно этим я и занимаюсь.

— Трудно научить человека хорошо стрелять?

Этот вопрос задавался мне неоднократно, и я ответил не задумываясь.

— Все зависит от того, что вы называете «хорошо», и от самого ученика.

Саванто снял шляпу. Его черные волосы уже заметно поредели, и на макушке блестела лысина. Он посмотрел в шляпу, словно рассчитывал, что из нее выпрыгнет кролик, помахал ею в воздухе и надел на голову.

— Как хорошо вы стреляете, мистер Бенсон?

И с этим вопросом я сталкивался не единожды.

— Пойдемте в тир. Я вам покажу.

Вновь блеснули золотые коронки зубов.

— Мне это нравится, мистер Бенсон. Меньше слов… больше дела. Я уверен, что в мишень вы попадете без труда. А если цель будет двигаться? Меня интересуют только движущиеся цели.

— Вы имеете в виду стрельбу с подсадной уткой?

Его маленькие черные глазки сузились.

— По мне это не стрельба, мистер Бенсон. Залп дроби — совсем не то, что я имею в виду. Пуля из ружья — это я называю стрельбой.

И я придерживался того же мнения. Взмахом руки я подозвал Люси.

— Мистер Саванто, позвольте представить вам мою жену. Люси, это мистер Саванто. Он хочет посмотреть, как я стреляю. Принеси, пожалуйста, банки из-под пива и мое ружье.

Люси улыбнулась Саванто и протянула руку, которую он пожал, улыбнувшись в ответ.

— Я думаю, мистер Бенсон очень счастливый человек, миссис Бенсон?

Люси залилась краской.

— Благодарю вас. — Чувствовалось, что комплимент Саванто ей понравился. — Я думаю, он это знает. Я тоже очень счастлива.

Она побежала за пустыми банками из-под пива, которые мы оставляли для стрелковой практики. Саванто проводил ее взглядом. Так же, как и я. Куда бы ни шла Люси, я всегда смотрел ей вслед. Уж больно мне нравилась ее точеная попка.

— Очаровательная у вас жена, — вымолвил Саванто.

Ни в голосе, ни во взгляде не было ничего, кроме дружеского восхищения. Я начал проникаться доверием к этому человеку.

— Полагаю, что да.

— Дела идут хорошо? — Он глянул на облупившиеся стены.

— Мы только начали. Такой школе нужно создать репутацию. Прежний владелец состарился… вы, наверное, понимаете, что я хочу сказать.

— Да, мистер Бенсон. Стрельба — развлечение богачей. Я вижу, вы решили заняться покраской.

— Да.

Саванто снял шляпу и заглянул в нее. Похоже, это вошло у него в привычку. Вновь махнул ею в воздухе и нахлобучил на голову.

— Вы думаете, что сможете заработать деньги на этой школе?

— Иначе меня бы тут не было. — К моему облегчению, из бунгало появилась Люси с ружьем и авоськой, набитой пустыми банками.

Я взял у нее ружье, и она пошла вдоль берега, с авоськой в руке. Мы так часто стреляли по банкам, что могли бы выступать с этим номером в цирке. Отойдя на триста ярдов, Люси бросила авоську на землю. Я зарядил ружье и махнул ей рукой. Она начала подбрасывать банки в воздух. На определенную высоту и с определенной скоростью. Я попал во все. Со стороны зрелище наверняка впечатляло. Прострелив десять банок, я опустил ружье.

— Да, мистер Бенсон, вы прекрасный стрелок. — Змеиные глазки пробежались по моему лицу. — Но можете ли вы учить?

Я поставил ружье на горячий песок. Люси собирала банки. Мы больше не пили пива, так что они еще могли послужить нам.

— Чтобы хорошо стрелять, нужны способности, мистер Саванто. Или они у вас есть, или нет. Я занимаюсь этим делом пятнадцать лет. Вы хотите стрелять так же, как я?

— Я? О нет. Я уже старик. Я хочу, чтобы вы научили стрелять моего сына. — Он повернулся к «кадиллаку». — Эй… Тимотео!

Смуглолицый мужчина, неподвижно сидевший на заднем сиденье, вздрогнул. Посмотрел на Саванто, затем открыл дверцу и вылез из машины.

Длинный, тощий, этакая жердь с руками и ногами, он, казалось, вот-вот переломится пополам. Под большими черными очками, скрывающими глаза, я увидел полные губы, решительный подбородок, маленький, остроконечный нос. Загребая ногами, он направился к нам и остановился рядом с отцом. На его фоне тот казался карликом. Ростом он был не меньше шести футов семи дюймов. Я тоже высокий, но мне пришлось смотреть на него снизу вверх.

— Это мой сын. — В голосе Огасто не слышалось гордости. — Тимотео Саванто. Тимотео, это мистер Бенсон.

Я протянул руку. Рукопожатие Тимотео было жарким, потным, вялым.

— Рад с вами познакомиться. — Что еще я мог сказать? Возможно, я пожимал руку моего ученика.

Люси собрала банки и тоже подошла к нам.

— Тимотео, это миссис Бенсон, — представил ее Саванто.

Гигант повернул голову, затем снял шляпу, обнажив жесткие черные кудряшки. Кивнул, не меняя выражения лица. В черных полусферах очков отражались пальмы, небо и море.

— Привет, — улыбнулась Люси.

Последовавшую долгую паузу прервал Саванто.

— Тимотео очень хочется хорошо стрелять. Вы сможете сделать из него меткого стрелка, мистер Бенсон?

— Пока не знаю, но это нетрудно выяснить. — Я протянул ружье «жерди». Помявшись, он взял его. Держал он ружье, словно змею. — Пойдемте в тир. Посмотрим, как он стреляет.

Саванто, Тимотео и я пошли к тиру. Люси понесла банки в бунгало.

Полчаса спустя мы вышли в еще жаркий солнечный свет. Тимотео расстрелял сорок патронов и единожды зацепил краешек мишени. Остальные пули улетели в море.

— Хорошо, Тимотео, подожди меня, — холодно бросил Саванто.

Тимотео, так же загребая ногами, зашагал к машине, залез на заднее сиденье и застыл как истукан.

— Ну, мистер Бенсон.

Я ответил не сразу. С одной стороны, открывалась возможность заработать, с другой — не хотелось врать.

— Способностей у него нет, но это не значит, что из него нельзя сделать меткого стрелка. Десять уроков, и вы сами удивитесь его прогрессу.

— Нет способностей?

— Возможно, они проявятся. — Упускать ученика не хотелось. — Через две недели я смогу выразиться более определенно.

— Через девять дней, мистер Бенсон, он должен стрелять так же хорошо, как и вы.

Поначалу я подумал, что он шутит, но змеиные глаза превратились в щелочки, и на полном лице не было и тени улыбки.

— Извините… Это невозможно.

— Девять дней, мистер Бенсон.

Я покачал головой, едва сдерживая раздражение.

— Мне понадобилось пятнадцать лет, чтобы научиться хорошо стрелять. Полагаю, учитель я неплохой, но чудес я не творю.

— Давайте это обсудим, мистер Бенсон. Тут жарковато. Я уже не так молод. — Саванто кивнул на бунгало. — Отойдем в тень.

— Конечно, но обсуждать нечего. Мы просто отнимаем друг у друга время.

Он направился к бунгало. Мне не оставалось ничего другого, как следовать за ним.

«Через девять дней он должен стрелять так же хорошо, как вы».

Парень не только ни разу не попал в мишень, хуже того, он ненавидел ружье. Как он держал его, как вздрагивал каждый раз, нажимая на спусковой крючок. При выстреле он не упирался прикладом в плечо, так что от отдачи оно, должно быть, превратилось в сплошной синяк.

Увидев приближающегося Саванто, Люси открыла дверь и улыбнулась ему. Она не слышала нашего разговора и подумала, что у меня появился новый ученик.

— Не хотите ли пива, мистер Саванто? — спросила она. — Вам, наверное, хочется пить.

Его лицо осветила добрая улыбка, он приподнял шляпу.

— Вы очень добры, миссис Бенсон. Но не сейчас, может, чуть позже.

Я пригласил его в гостиную, похлопал Люси по руке.

— Я ненадолго, дорогая. Продолжай красить.

Ее глаза удивленно раскрылись, затем она кивнула и вышла из бунгало. В гостиной я закрыл за собой дверь, пересек комнату и выглянул в окно.

Люси красила заднюю стену, черный «кадиллак» стоял на жарком солнце, шофер курил, Тимотео сидел неподвижно, положив руки на колени.

Я обернулся. Саванто снял шляпу и положил ее на стол. Сел на один из стульев с высокой спинкой, доставшихся нам от Ника Льюиса. Оглядел гостиную, затем посмотрел на меня:

— С деньгами у вас не густо, мистер Бенсон?

Я закурил:

— Нет… но какое это имеет значение?

— У вас есть то, что нужно мне, у меня — вам. У вас — талант, у меня — деньги.

— И что? — Я отодвинул от стола стул и сел.

— Для меня очень важно, мистер Бенсон, чтобы мой сын за девять дней стал метким стрелком. За это я готов заплатить вам шесть тысяч долларов. Половину сейчас и половину по истечении установленного срока, если меня устроит результат.

Шесть тысяч долларов!

Я сразу представил, что мы сможем сделать с такими деньгами.

Шесть тысяч долларов!

Мы не только отремонтируем школу, но и купим время для рекламы по местному каналу телевидения. Сможем нанять бармена. Прочно стать на ноги!

Но тут я вспомнил, как Тимотео обращался с ружьем. Меткий стрелок? Не хватит и пяти лет, чтобы научить его стрелять.

— Благодарю за доверие, мистер Саванто, — ответил я. — Мне, конечно, не помешали бы такие деньги, но скажу откровенно: вашему сыну не стать хорошим стрелком. Конечно, я могу научить его стрелять по мишени, но не больше. Он не любит оружия. При таком отношении я ничего не добьюсь.

Саванто потер затылок:

— Пожалуй, я попрошу у вас сигарету, мистер Бенсон. Доктор запретил мне курить, но иногда желание слишком велико. Особенно когда волнуешься.

Я дал ему сигарету, зажег спичку. Он глубоко затянулся, выдохнул дым, не отрывая взгляда от потолка, а мои мысли вновь завертелись вокруг того, что бы я сделал, имея шесть тысяч долларов.

Молчание и сигаретный дым наполнили гостиную. Его ход, мне оставалось только ждать.

— Мистер Бенсон, я ценю вашу честность. Мне бы не понравилось, если б вы сказали, что сделаете из Тимотео снайпера при первом упоминании о шести тысячах долларов. Я знаю недостатки моего сына. Однако он должен стать метким стрелком за девять дней. Вы сказали, что не можете сотворить чудо. В обычной ситуации я бы с этим согласился, но не сейчас. Дело в том, что Тимотео обязан научиться стрелять за девять дней.

Я вытаращился на него:

— Почему?

— На то есть причины. Они не имеют к вам ни малейшего отношения. — Змеиные глаза блеснули. Он стряхнул пепел в стеклянную пепельницу на столе. — Вы говорили о чудесах, но мы как раз живем в веке чудес. Прежде чем приехать сюда, я навел о вас справки. И сейчас мы бы не сидели за одним столом, если б я сомневался в том, что вы именно тот человек, который мне нужен. Вы не только прекрасный стрелок, но и доводите до конца начатое дело. Во Вьетнаме вы уходили в джунгли на долгие, полные опасности часы, в одиночку, только с ружьем. Вы убили восемьдесят два вьетконговца… хладнокровно, одним выстрелом на каждого. Мне нужен такой вот человек… не признающий поражения. — Затушив сигарету, он продолжил: — Сколько вы хотите за то, чтобы научить моего сына стрелять, мистер Бенсон?

Я заерзал на стуле.

— За девять дней это невозможно. Может, за шесть месяцев мы чего-то добьемся, но девять дней… нет! Деньги тут ни при чем. Я же сказал, у него нет способностей.

Он не сводил глаз с моего лица.

— Деньги очень даже при чем. За свою жизнь я пришел к выводу, что за деньги можно купить все… если только назначить подходящую цену. Вы уже подумали о том, как распорядиться шестью тысячами долларов. С такими деньгами вы могли бы подновить школу и она начала бы приносить доход. Но шести тысяч недостаточно для сотворения чуда. — Из внутреннего кармана пиджака он достал длинный белый конверт. — Здесь, мистер Бенсон, две облигации на предъявителя. Я считаю, что носить их с собой удобнее, чем пачку денег. Каждая облигация стоит двадцать пять тысяч долларов. — Он бросил конверт на стол. — Взгляните сами. Убедитесь, что я вас не обманываю.

Руки дрожали, когда я вынимал из конверта облигации и разглядывал их. Я первый раз видел облигацию на предъявителя и понятия не имел, настоящие они или поддельные, но выглядели они как настоящие.

Я положил облигации на стол. Руки плохо слушались, гулко билось сердце.

— Я предлагаю вам пятьдесят тысяч долларов за то, чтобы вы совершили чудо, мистер Бенсон.

— Вы это серьезно? — Я внезапно осип.

— Разумеется, мистер Бенсон. Сделайте из моего сына снайпера за девять дней, и эти облигации — ваши.

— Я ничего не понимаю в облигациях. — Я тянул время. — Возможно, это просто клочки бумаги.

Саванто улыбнулся:

— Как вы убедились сами, я оказался прав, говоря, что за деньги можно купить все. Теперь вы хотите знать, не фальшивые ли эти облигации. Вы уже не упоминаете о том, что неспособны на чудо. — Он наклонился вперед, постучав по облигациям ногтем указательного пальца. — Они настоящие, но вы можете не верить мне на слово. Давайте съездим в банк и послушаем, что там скажут. Спросим, могут ли они обменять эти две бумажки на пятьдесят тысяч долларов наличными.

Я встал и отошел к окну. В маленькой комнате мне не хватало воздуха. Посмотрел на черный «кадиллак», на длинного парня, сидящего на заднем сиденье.

— Обойдемся… Хорошо… Считаем их настоящими.

Вновь Огасто улыбнулся.

— Правильное решение, времени и так мало. Я поеду в отель «Империал», я там остановился. — Он взглянул на часы. — Сейчас начало шестого. Пожалуйста, позвоните мне в семь часов и скажите, согласны ли вы сотворить чудо за пятьдесят тысяч долларов, или нет.

Он убрал облигации в карман и поднялся.

— Одну минуту. Я хочу знать, почему ваш сын должен хорошо стрелять и по какой цели. Иначе я не смогу подготовить его. Вы говорили об одном выстреле, но выстрелы бывают разные. Я должен знать, мистер Саванто.

Он задумался. Взял со стола шляпу и посмотрел в нее.

— Что ж, я вам скажу. Я заключил глупое пари с моим давним другом, на очень крупную сумму. Мой друг — прекрасный стрелок и вечно хвалится своими охотничьими успехами. Я опрометчиво заявил, что метко стрелять может научиться кто угодно, это дается практикой. — Он пристально посмотрел на меня. — Даже я, мистер Бенсон, если много выпью, способен на глупости. Приятель предложил пари, что мой сын не сможет убить бегущее животное после девятидневной подготовки. Я был пьян, зол и согласился на пари. Теперь я должен его выиграть.

— Какое животное? — спросил я.

— Обезьяна, прыгающая с ветки на ветку, олень, заяц, убегающий от собаки… Не знаю. Что-то в этом роде. Выбирает мой друг, но выстрел должен быть смертельным.

Я вытер потные руки о джинсы.

— И сколько вы поставили, мистер Саванто?

В какой уж раз блеснули золотые коронки.

— Вы очень любопытны, но я вам скажу. Я поставил полмиллиона долларов. Хотя я и богат, но не могу потерять такие деньги. — Улыбка застыла на его лице.

И не собираюсь терять. — Видя, что я все еще колеблюсь, он продолжил: — И вы не можете отказаться от десяти процентов этой суммы. — Он помолчал, не сводя с меня глаз. — Жду вашего звонка в семь часов, мистер Бенсон.

Он вышел из бунгало и по горячему песку направился к «кадиллаку». Я провожал его взглядом. На полпути он остановился, обернулся и приподнял шляпу. Попрощался с Люси.

Пятьдесят тысяч долларов!

Даже от мысли о таких деньгах меня прошиб пот.

Пятьдесят тысяч долларов за чудо! Что ж, значит, придется его сотворить!

Я услышал, как открылась дверь. Вошла Люси:

— Хорошие новости, Джей? Зачем он приезжал?

Я словно очнулся. Мне-то уже начало казаться, что деньги у меня в кармане.

— Принеси мне пива, дорогая, и я тебе все расскажу.

— У нас осталась только одна банка… Может, побережем ее…

— Принеси пива! — вырвалось у меня. Резковато, конечно, но я переволновался и хотел пить. Во рту пересохло, першило в горле.

— Сейчас. — Она удивленно взглянула на меня и убежала на кухню.

Я вышел из бунгало и сел на песок в тени пальмы. Пятьдесят тысяч долларов! Подумать только! О Боже, невозможно даже представить! Я набрал горсть песка и дал ему высыпаться между пальцами. Пятьдесят тысяч долларов!

Появилась Люси с кружкой пива в руке. Подошла, дала мне кружку, села рядом. Я выпил ее до дна, достал сигареты, закурил. Все это время Люси не отрывала от меня глаз.

— У тебя дрожат руки, дорогой. Что случилось?

Я рассказал обо всем. Она слушала, не прерывая меня, обхватив колени руками.

— Такие вот дела, — закончил я.

— Я не могу в это поверить, Джей.

— Он показал мне облигации… Каждая на двадцать пять тысяч долларов… Я ему верю.

— Джей! Подумай хорошенько! Никто не будет тратить такие деньги на пустяки. Я в это не верю.

— Я бы заплатил пятьдесят тысяч, чтобы сберечь полмиллиона. Ты полагаешь, это пустяк?

— Но ты же понимаешь, что он придумал это пари, не так ли?

Кровь бросилась мне в лицо.

— А почему? Богатые люди спорят на большие деньги. Он сказал, что был пьян.

— Я в это не верю!

— Ну что ты заладила одно и то же! Я видел деньги. — Я уже кричал на нее. — Ты ничего в этом не смыслишь. Перестань повторять, что не веришь.

Она отпрянула от меня:

— Извини, Джей.

Я взял себя в руки и сухо улыбнулся.

— И ты меня извини. Такие деньги! Подумай, что мы с ними сделаем. Только подумай! Мы превратим это место в ранчо. Наймем слуг. Построим бассейн. Я мечтал об этом, но денег-то не было.

— Ты сможешь научить этого человека стрелять?

Я уставился на Люси. Ее вопрос вернул меня на землю. Я встал и прошелся по песку. Разумеется, она права. Смогу ли я научить эту «жердь» стрелять?

Я знал, что за шесть тысяч нечего и пытаться, но за пятьдесят… Я сам назвал это чудом. А Саванто заметил, что сейчас век чудес.

Я повернулся к Люси:

— Такой шанс выпадает раз в жизни. Я научу его стрелять, чего бы мне это ни стоило. Пожалуй, над этим надо подумать. Я должен позвонить Саванто через полтора часа. Если я соглашусь, мне необходимо уяснить для себя, как этого добиться. Я должен убедиться сам и убедить его, что такое возможно. Да, тут придется пораскинуть мозгами.

Я двинулся к тиру, но меня остановил голос Люси:

— Джей…

Нахмурившись, я обернулся:

— Что еще?

— Ты уверен, что нам стоит ввязываться в это дело? Я… у меня предчувствие… я…

— Вот уж это позволь решать мне самому. Что бы ты ни чувствовала, дорогая, второго такого шанса не представится.

Я сидел в тире, курил сигарету за сигаретой и думал. К семи часам я пришел к выводу, что смогу заработать деньги Саванто. В армии я по праву считался одним из лучших инструкторов по стрельбе, и через мои руки прошли десятки обезьян, которые поначалу не могли отличить приклад от ствола. Но постепенно, терпением, криком, ругательствами, смехом, я превращал их в приличных стрелков. Но приличный стрелок еще далеко не снайпер. Я это понимал, но мысль о деньгах существенно сближала эти понятия.

Когда я вышел из тира, Люси еще красила бунгало. Ее глаза потемнели от тревоги.

— Ты решил?

— Буду его учить, — ответил я. — Сейчас позвоню Саванто. Мне потребуется твоя помощь, дорогая. Подробности обговорим позже.

Я набрал номер «Империала», и вскоре меня соединили с Саванто.

— Это Джей Бенсон. Один вопрос, прежде чем я соглашусь. Настроен ли ваш сын содействовать мне?

— Содействовать? — В голосе Саванто слышалось изумление. — Ну, разумеется. Он понимает, в каком я положении. Он очень хочет научиться стрелять.

— Я о другом. Если я его возьму, одного хотения будет мало. Ему придется работать, вкалывать изо всех сил. Когда он должен продемонстрировать свое мастерство?

— Двадцать седьмого сентября.

Девять полных дней, прикинул я. Начиная с завтрашнего.

— Хорошо. С шести утра завтрашнего дня и до вечера двадцать шестого он мой… душой и телом. Он будет жить у меня. Будет только стрелять, есть, спать и стрелять. Он ни на секунду не покинет школу. Будет делать все, что я ему прикажу, не оспаривая мои слова, каким бы ни был приказ. У нас есть свободная комната, там мы его и поселим. До вечера двадцать шестого сентября он принадлежит мне. Я повторяю: принадлежит мне. Если он не согласен на такие условия, ничего не получится.

В затянувшейся паузе в трубке слышалось лишь дыхание Саванто.

— Чувствуется, что вы хотите заполучить мои денежки, мистер Бенсон.

— Хочу, но я собираюсь их отработать.

— Думаю, вам это удастся. Хорошо… Мой сын приедет к вам завтра, в шесть утра.

— Как насчет моих условий?

— Они справедливые. Я ему все объясню. Он знает, сколь велики ставки.

— Мне нужно полное взаимопонимание, мистер Саванто. Начиная с завтрашнего утра.

— Я ему скажу.

— Этого недостаточно. Я требую ваших гарантий, иначе нечего и браться.

Вновь он ответил не сразу:

— Я гарантирую вам его содействие.

Я шумно выдохнул воздух:

— Отлично. Мне понадобятся деньги. Надо купить патроны. Ружье. Он не может стрелять из моего. У него слишком длинные руки.

— Об этом не беспокойтесь. Ружье я ему купил. «Уэстон и Лиис». По индивидуальному заказу. Он привезет ружье с собой.

«Уэстон и Лиис» — лучшие оружейники Нью-Йорка. Ружье, изготовленное у них по индивидуальному заказу, стоило порядка пяти тысяч долларов. Тут Саванто был прав. О ружье для его сына я мог не беспокоиться.

— Хорошо. Но я прошу задаток в пятьсот долларов.

— Правда, мистер Бенсон? А почему?

— Я закрываю школу. Отказываю всем клиентам. Мне надо оплачивать кое-какие счета. Покупать продукты. Я не хочу думать о чем-то еще, кроме как об обучении вашего сына.

— Разумно. Хорошо, мистер Бенсон, вы получите пятьсот долларов, если считаете, что это необходимо.

— Считаю.

— И вы полагаете, что мой сын станет у вас снайпером?

— Вы же сказали, что сейчас век чудес. Я обдумал ваши слова. И теперь верю в чудеса.

— Понятно. — Снова долгая пауза. — Я хотел бы еще раз переговорить с вами, мистер Бенсон. У вас есть машина?

— Конечно.

— Не могли бы вы приехать ко мне в отель сегодня вечером… в десять часов. — Он откашлялся и продолжил: — Мы окончательно затвердим наше соглашение. Деньги я приготовлю.

— Я приеду.

— Благодарю вас, мистер Бенсон. — И он положил трубку.

Люси на кухне резала сандвичи. При тогдашнем состоянии наших финансов мы решили, что сандвичи — самая дешевая еда. Днем раньше я подстрелил четырех голубей, и Люси сварила их. Мясо по качеству ничуть не уступало куриному.

Я прислонился к дверному косяку:

— Сын мистера Саванто поживет у нас, дорогая, девять дней. Мне придется заниматься с ним восемнадцать часов в сутки. Поселим его в спальне для гостей, хорошо?

Она подняла голову, синие глаза чуть затуманились. Тревога никому не прибавляет красоты. Впервые после нашей первой встречи я заметил, что лицо у нее простовато.

— Он обязательно должен жить у нас, Джей? Нам так хорошо вдвоем. Это наш дом.

Я вспомнил разговор с отцом. Он вообще любил поболтать и очень гордился тем, что семейная жизнь удалась у него как нельзя лучше.

Женщины хитры, говаривал он, когда я был еще слишком молод, чтобы обращать на это внимание. Мои родители, бывало, ссорились, и мне представлялось, что верх всегда брала мать. Он выговаривался, когда мы оставались вдвоем. Возможно, пытался оправдать свое поражение. Один из таких монологов мне и запомнился.

— Женщины хитры, — начал он тогда. — Их надо гладить по шерстке, если хочешь с ними поладить. И придет время, когда тебе захочется поладить с одной, выбранной тобой женщиной, поэтому запомни, что я тебе говорю. Если ты правильно выберешь женщину, она станет стержнем твоей жизни: все остальное будет как бы вращаться вокруг нее. У женщины могут возникать идеи, отличные от твоих, и к ним нужно прислушиваться. Но вот возникает ситуация, когда ты знаешь, что прав, когда ты должен сделать то или другое, а она не согласна с тобой. И приходится выбирать одно из двух: или ты тратишь немало времени, чтобы убедить ее в своей правоте, или переступаешь через нее. Каждый путь ведет к одной цели. Но в первом случае она видит, что ты уважаешь ее мнение, хотя оно и оказалось ошибочным. Во втором ты показываешь, кто хозяин в семье. Впрочем, женщина хочет видеть в своем мужчине хозяина.

Времени на убеждение у меня не было, поэтому я переступил через Люси.

— Да, он должен переехать к нам. Мы можем заработать пятьдесят тысяч долларов. Если он не будет жить здесь, мы их не получим. Через девять дней мы разбогатеем и забудем его. А завтра он приедет сюда.

Люси хотела что-то возразить, но передумала и кивнула.

— Хорошо, Джей. — Она положила сандвичи на тарелку. — Давай поужинаем. Я голодна.

Мы вышли во внутренний дворик. Я никак не мог понять, почему ее совсем не трогала открывшаяся перед нами перспектива заработать кучу денег.

— Что с тобой, дорогая? О чем ты думаешь?

Мы сели в парусиновые стулья, заскрипевшие под тяжестью наших тел. В который уж раз я напомнил себе, что давно пора выкинуть это старье.

— Эта затея — безумие! — взорвалась Люси. — И ты это знаешь. Крутом одно вранье! Эти деньги! Этот толстый старик! Ты же должен понимать, что он врет!

— Хорошо, это безумие, но чего только не случается на свете. Почему же не с нами? Этот человек купается в деньгах… Он поспорил… Он…

— Откуда ты знаешь, что он купается в деньгах? — Люси повернулась ко мне.

Гладить по шерстке, говорил мой отец. Но терпение у меня иссякло.

— О Господи! Я же тебе все рассказал. Он привез с собой две облигации по двадцать пять тысяч долларов. Разумеется, денег у него хоть пруд пруди.

— Откуда ты знаешь, что они не украдены… или не фальшивые?

— Дорогая, мне предложили работу… которая мне по силам. Обещали заплатить за нее сумму, о которой я не мечтал. Я должен отработать эти деньги. Понимаешь? Второго такого шанса не представится. Он сказал, что я могу показать облигации в банке, чтобы удостовериться в их подлинности. Пошел бы преступник на такой риск?

— Так почему ты не проверил их?

— Позволь мне самому решать, что нужно делать, а что — нет. — Я уже говорил тем же тоном, что и с новобранцами, которых учил стрелять, хотя и другими словами. — Я стараюсь для нас обоих. И хватит об этом… Давай поедим.

Люси посмотрела на меня, затем отвела взгляд. Мы начали есть. Но оказалось, что я не голоден. Кусок не лез в горло. Люси также едва притронулась к сандвичу.

— Ты хоть понимаешь, что мы можем заработать пятьдесят тысяч? — Молчание стало невыносимым. — Ты понимаешь, что означают для нас такие деньги?

— Я лучше приготовлю ему постель. Когда он приедет? — Она встала. — Ты поел?

— Люси! Пожалуйста, прекрати! Говорю тебе, такой шанс выпадает раз в жизни. Пятьдесят тысяч долларов! Подумай! С такими деньгами волноваться нам будет не о чем.

Она взяла со стола тарелку с недоеденными сандвичами:

— Звучит прекрасно… Ни о чем не волноваться.

Она ушла в бунгало. Уже стемнело. Луна поднялась из-за моря, забираясь все выше и выше в безоблачное небо. Впервые после свадьбы я злился на Люси.

Вспыхнул свет в спальне, где я собирался поселить Тимотео. В любой другой день я бы помог Люси застелить постель. Мне нравилось хлопотать по дому вместе с ней. Я вообще стремился к тому, чтобы мы подольше были вместе. Но в тот вечер я не сдвинулся с места. Сидел и смотрел на луну, пока не подошло время ехать к Саванто.

Я поднялся со стула. Люси на кухне молола кофе к завтраку.

— Мне надо поехать в «Империал». — Я привалился плечом к дверному косяку. — Саванто хочет покончить с последними формальностями. Я вернусь в половине двенадцатого. Хорошо?

За четыре месяца нашей совместной жизни я ни разу не оставлял ее одну. Я знал, что она пугается каждого шороха, и злился на себя, потому что не подумал об этом, обещая Саванто приехать к нему в отель.

Люси улыбнулась, хотя в глазах мелькнул страх.

— Хорошо, Джей. Я тебя подожду.

Я подошел к ней, обнял, крепко прижал к себе:

— Дорогая, для меня это очень важно. Я тебя люблю.

— Ты пугаешь меня. Я никогда не видела тебя таким. Внезапно ты стал грубым, холодным… Я тебя боюсь. — Она говорила, уткнувшись ртом в мою шею, и я чувствовал, как дрожит ее тело.

— Ну, что ты, Люси. — Я оторвал ее от себя. — Я совсем не такой страшный, чтобы меня бояться. — Я взглянул на настенные часы. Почти четверть десятого. Пора ехать. — Закрой дверь на замок и жди меня. Я приеду, как только освобожусь.

К отелю «Империал» я добрался в самом начале одиннадцатого. Высокий портье сказал мне, что мистер Саванто живет на четырнадцатом этаже в номере «Серебряная форель». Напыщенный коридорный в кремовой с алым ливрее открыл мне дверь и предложил войти в роскошно обставленную гостиную. На дальней стене, подсвеченная рассеянным светом, серебрилась большая форель.

Саванто сидел на балконе, выходящем на набережную, пляж и море, залитые лунным светом. Он позвал меня, едва я вошел в гостиную, и предложил сесть в стоящее рядом кресло.

— Благодарю вас, мистер Бенсон, что вы смогли приехать. Вам же пришлось оставить одну вашу очаровательную жену. Мне следовало подумать об этом раньше, но как-то вылетело из головы.

— С ней ничего не случится. Вы поговорили с сыном?

— Дело прежде всего? — Саванто улыбнулся. — Я доволен тем, что вы не подвели меня.

— Вы поговорили с сыном?

— Хотите виски… или чего-нибудь еще?

— Нет. Мы теряем время. Что он вам ответил?

— Он — хороший мальчик. И сделает все, что я ему скажу. Он ваш, мистер Бенсон, до вечера двадцать шестого, душой и телом. — Саванто пристально посмотрел на меня. — Вы этого хотели, не так ли?

Я закурил:

— Что еще вы хотели мне сказать?

— Глядя сейчас на вас, мистер Бенсон, я могу понять, как вам удавалось проводить столь много часов в джунглях, поджидая врага, чтобы убить его.

— Что еще вы хотели мне сказать? — повторил я.

Саванто одобрительно кивнул:

— Вот пятьсот долларов. — Он достал из бумажника пять стодолларовых банкнот и протянул мне. Я взял деньги, пересчитав, сунул в карман.

— Благодарю.

— Как я понял, вы закрываете школу и отказываете прежним ученикам.

— Да. Все равно проку от них никакого. После приезда вашего сына я буду заниматься только с ним.

— Это хорошо. У вашей жены есть родственники, мистер Бенсон?

Я оцепенел.

— Какое это имеет значение?

— Я подумал, а не лучше ли ей куда-нибудь уехать, пока вы будете обучать моего сына.

— Если вы считаете, что она будет отвлекать меня, то это не так. Моя жена останется со мной.

Саванто потер подбородок, долго смотрел на сверкающее под луной море.

— Очень хорошо. И еще, мистер Бенсон, ни один человек, повторяю, ни один, не должен знать о том, что вы учите моего сына стрелять. Никто… особенно полиция.

По моей спине пробежал холодок.

— Что вы хотите этим сказать?

— В результате нашей сделки, мистер Бенсон, вы станете богатым. Я думаю, вполне естественно ожидать, что ее реализация должна сопровождаться выполнением определенных условий, которые мы все — вы, я, мой сын — будем соблюдать. Одно из них — абсолютная секретность.

— Я слышу об этом впервые. Почему полиция не должна знать о том, что ваш сын учится стрелять?

— Возможно, он окажется за решеткой, если об этом станет известно.

Я выбросил окурок за парапет, не думая о том, что он может упасть на парик какой-нибудь престарелой миллионерши.

— Говорите. Я хочу знать обо всем.

— Да, мистер Бенсон, я в этом не сомневаюсь. К сожалению, мой сын очень высокий. И очень застенчивый. Но у него много достоинств. Он добрый, заботливый… начитанный…

— Какая мне разница, какой у вас сын? Почему полиция не должна знать о том, что я учу его стрелять? При чем тут тюрьма?

Глаза Саванто блеснули.

— Мой сын учился в Гарварде. Из-за его внешности и застенчивости он стал объектом насмешек. Если исходить из того, что я слышал, ему пришлось туго. Доведенный до отчаяния, он выстрелил в одного из мучителей, и тот остался без глаза. Судья тщательно во всем разобрался. Он понял, что Тимотео спровоцировали. И дал ему срок условно. — Тяжелые плечи Саванто поднялись, опустились вновь. — При условии, что Тимотео никогда в жизни не прикоснется к оружию. Если его застанут с ружьем в руках, ему предстоит отсидеть в тюрьме три года.

Мои глаза широко раскрылись.

— И вы тем не менее поспорили, что ваш сын станет снайпером за девять дней?

Саванто снова пожал плечами:

— Я был выпивши. И потом, после драки кулаками не машут. Я надеюсь, что сказанное мной, не повлияет на нашу договоренность?

— Пожалуй, что нет, — ответил я после короткого раздумья. — Если полиции станет известно о его занятиях в тире, сложности возникнут у вас, а не у меня.

— И у вас тоже, мистер Бенсон, потому что вы не получите денег.

— Как я понимаю, моя задача — научить вашего сына стрелять. Остальное не по моей части. Вам нужна секретность — обеспечивайте ее. Мне и без этого хватит забот.

Саванто кивнул:

— Я уже подумал об этом и кое-что предпринял. Завтра с Тимотео приедут два моих человека. Вы с миссис Бенсон можете их не замечать. Вроде бы они есть, и вроде бы их нет, но они будут следить за тем, чтобы посторонние не подходили к школе, и приглядят за Тимотео, если тот выйдет из-под контроля.

Я нахмурился:

— А это возможно?

— Нет… но он очень чувствительный. — Саванто как-то неопределенно махнул рукой. — Вы должны убедить миссис Бенсон никому не рассказывать о нашем соглашении. Видите ли, помимо полиции, я не хочу, чтобы мой друг, с которым я заключил это неудачное пари, узнал о происходящем. А он, надо отметить, весьма любопытен. Секретность не помешает и в этом случае.

— Она никому ничего не скажет.

— Это хорошо. — Саванто рывком поднялся из кресла. — Тогда до завтра, до шести утра. — Он прошел мимо меня в ярко освещенную гостиную с удобной мягкой мебелью, обитой белым с красным материалом, кремовым ковром на полу и серебряной форелью на стене. — И последнее. — Он открыл ящик письменного стола, сработанного под старину, а может, действительно изготовленного в Англии в восемнадцатом веке, и достал конверт. — Это для вас. Знак доброй воли и поощрение, но вы должны их заработать.

Я взял конверт. В нем оказался листок бумаги стоимостью в двадцать пять тысяч долларов.

Свернув на песчаную дорогу, ведущую к школе, я вскоре заметил, что у бунгало стоит красно-синий «бьюик» с откинутым верхом.

Меня охватила тревога.

Кого это принесло в такую позднотищу? Почти половина двенадцатого. Тут я вспомнил, что Люси одна, и сердце чуть не выпрыгнуло у меня из груди. Я сразу же забыл об облигации, лежащей у меня в кармане, вдавил в пол педаль газа, и машина рванулась вперед. В визге тормозов я остановил ее у бунгало и выскочил из кабины.

В гостиной горел свет, и не успел я броситься к двери, как у распахнутого окна появилась Люси и помахала мне рукой.

Я облегченно вздохнул:

— Все в порядке, дорогая?

— Конечно. Заходи, Джей. У нас гость.

Я открыл дверь и через холл прошел в гостиную.

В моем любимом кресле сидел мужчина в летнем поношенном костюме. Со стаканом кока-колы в руке, с сигаретой, зажатой меж тонких губ. Высокий, гибкий, неулыбчивый, с загорелым лицом и прозрачно-синими глазами. Черные коротко стриженные волосы. Волевой подбородок. Он встал, поставил стакан на стол.

— Это мистер Лепски, — представила его Люси.

Он приехал к тебе. Я попросила его подождать.

— Детектив второго класса Том Лепски… Полицейское управление Парадиз-Сити.

Возможно, на долю секунды я растерялся, но тут же взял себя в руки. Прозрачно-синие глаза буравили меня. Я не сомневался, что он заметил мою реакцию. Фараонов учат подмечать такие нюансы.

— Что-то у нас не так? — Я натянуто улыбнулся, пожимая ему руку.

Лепски покачал головой:

— Теперь вы можете представить себе, каково быть полицейским. Если приезжаешь к кому-то в дом, тебя встречают, словно ты намерен кого-то арестовать. Из-за этого мы ни с кем не общаемся. Я просто превратился в затворника… как я и говорил миссис Бенсон. Все у вас в полном порядке, дружище. Я разминулся с вами не больше чем на четверть часа. Миссис Бенсон была одна, мы разговорились, и время пролетело незаметно. Полагаю, моя жена уже беспокоится, куда я запропастился.

— Вы хотели поговорить со мной? — Напряжение не отпускало. В голове вертелись слова Саванто: «…никто не должен знать… особенно полиция».

— Джей, принести тебе коку? — спросила Люси. — Пожалуйста, присядьте, мистер Лепски.

— Конечно, выпью с удовольствием, — ответил я. — Садитесь, мистер Лепски.

Лепски опустился в кресло. Люси ушла на кухню, а я сел на стул с высокой спинкой, лицом к полицейскому.

— Я задержу вас лишь на несколько минут, — начал тот. — Я бы не приехал так поздно, но одно цеплялось за другое, и раньше не получилось.

— Ничего страшного, Я рад, что составили компанию моей жене. Место тут тихое, рядом никого нет. — Я достал из пачки сигарету, закурил. — Я уезжал по делам.

— Да… миссис Бенсон сказала мне.

Что еще она ему сказала? Я даже вспотел.

Люси принесла стакан коки:

— Мистер Лепски хочет попрактиковаться в стрельбе. Но я сказала ему, что в ближайшие две недели ты будешь занят, потому что взял ученика, которому должен посвятить все свободное время.

Я отпил коки. Во рту у меня пересохло.

— Скоро у меня экзамены на присвоение очередного звания, — пояснил Лепски. — Стреляю я метко, но лишние баллы не помешают. Вот я и хотел, чтобы вы дали мне несколько уроков.

— С удовольствием, но сейчас не могу. — Я смотрел на кубики льда, плавающие в темной коке. — В ближайшие две недели я действительно буду занят. Вы сможете подождать?

Прозрачно-синие глаза вновь уставились на меня.

— То есть вы взяли ученика, с которым будете заниматься с утра и до вечера в течение двух недель?

— Совершенно верно. Вы сможете подождать? Через две недели я готов вам помочь.

— Экзамен по стрельбе у меня в конце месяца.

— Я смогу позаниматься с вами два или три часа двадцать девятого числа. В удобное для вас время. Этого хватит, не так ли?

Он потер шею, задумчиво глядя на меня:

— Наверное, хватит. Как насчет шести вечера двадцать девятого, если только я не позвоню и откажусь?

— Пойдет. — Я встал. — Жду вас у себя.

Лепски допил коку, также поднялся:

— Я вижу, вы занялись покраской.

— Да, хочется немного подновить школу.

— Нужное дело. Ник Льюис — мой давний друг. Он учил меня стрелять. Знаете, я никогда не думал, что он продаст школу. Вы здесь уже четыре месяца? Получается?

— Пока трудно сказать. Мы еще осваиваемся.

— Все будет хорошо. У вас блестящая репутация. Вы ведь считаетесь лучшим стрелком в армии?

— Теперь уже нет. Но год назад был вторым.

— О-го-го. Уж в армии-то стрелять умеют. — Прозрачно-синие глаза вновь вонзились в меня. — Я слышал, вы были снайпером.

— Совершенно верно.

— Не хотел бы я заниматься этим делом, но полагаю, снайпер должен стрелять быстро и точно.

— Полностью с вами согласен.

— Этот ваш ученик, должно быть, туповат, раз уж вы должны уделить ему две недели, чтобы научить его стрелять, или он хочет стрелять так же хорошо, гак и вы?

— Причуда богача. Вы понимаете, о чем я говорю. У него есть деньги, и он хочет, чтобы ему не мешали. Я не жалуюсь.

— Я его знаю?

— Едва ли. Он здесь на отдыхе.

Лепски кивнул:

— Да… богачей здесь хватает. Денег у них больше, чем мозгов, вот они и не знают, чем себя занять. — У двери мы вновь пожали друг другу руки. — Если я не позвоню, то буду у вас двадцать девятого, ровно в шесть.

— Договорились. Спасибо вам, что составили компанию моей жене.

Он улыбнулся:

— Поговорить с ней — одно удовольствие.

Люси тоже подошла к двери, и мы постояли, пока он не уехал. Я достал из кармана носовой платок и вытер потные ладони, затем закрыл дверь, запер ее на ключ и вслед за Люси вернулся в гостиную.

— Надеюсь, что я не сказала ему ничего лишнего, Джей? — озабоченно спросила она. — На тебе лица нет. Но я подумала, лучше сразу сказать ему, что ты занят.

— Все нормально. — Я присел к столу. — И надо же ему было приехать именно сегодня.

— А что такое?

Помявшись, я пересказал ей разговор с Саванто. Поначалу я уже решил ничего ей не говорить, но потом передумал.

Люси слушала внимательно, зажав руки между коленями, широко раскрыв глаза.

— Теперь ты понимаешь, какие могут возникнуть осложнения, — заключил я. — Мы никому не должны говорить ни о Тимотео, ни о его отце, ни о наших занятиях в тире.

— А вдруг полиция арестует тебя, если узнает, что ты учил стрелять человека, которому суд запретил брать в руки ружье? — спросила она.

— Разумеется, нет. Я всегда могу сказать, что не имел об этом ни малейшего понятия.

— Но, Джей, ты же все знаешь!

— Доказать это невозможно.

— Я тоже знаю. Неужели ты думаешь, что я буду лгать полиции, если меня спросят об этом?

Я встал, зашагал по комнате:

— Я должен заработать эти деньги. Надеюсь, ты мне в этом поможешь.

— И моя помощь будет заключаться в том, что я буду лгать полиции?

Я остановился у стола:

— Посмотри. — Я достал из кармана конверт, вынул из него облигацию, положил на стол. — Посмотри.

Люси встала, подошла к столу, склонилась над облигацией. Ее длинные белокурые волосы упали вниз, скрывая лицо. Она выпрямилась, взглянула на меня.

— Что это?

— Одна из облигаций, о которых я тебе говорил. Она стоит двадцать пять тысяч долларов. Саванто дал ее мне. Я смогу оставить ее у себя, вместе со второй облигацией, если научу Тимотео стрелять. Он настроен серьезно и того же ждет от нас… тебя и меня… нас обоих.

— Почему он дал тебе облигацию, если ты ее еще не заработал.

— Чтобы показать, что доверяет мне.

— Ты уверен?

Во мне вновь начало закипать раздражение.

— А для чего же еще?

— Возможно, это психологический маневр. — В ее глазах мелькнул испуг. — Видишь ли, Джей, раз облигация у тебя, ты не захочешь с ней расстаться. Теперь ты крепко сидишь на крючке.

— Ладно, пусть он мне не доверяет, но дает двадцать пять тысяч долларов, чтобы подцепить меня на крючок. Этого и не требуется! Я давно на крючке! Я знаю, как мы сможем распорядиться этими деньгами! И намерен их заработать! Я научу этого парня стрелять, даже если мне придется его убить!

Она смотрела на меня, как на незнакомца, затем двинулась к двери:

— Уже поздно. Пойдем спать.

— Одну минуту. — Я нашел ручку, написал на конверте мою фамилию, адрес, номер банковского счета, вложил в него облигацию и заклеил конверт.

— Завтра утром, Люси, отвези, пожалуйста, конверт в банк и попроси подержать его там для меня. Я поехал бы сам, но Тимотео появится здесь в шесть часов, и мы сразу начнем стрелять. Отвезешь? А заодно надо купить продукты. — Я достал из бумажника двести долларов. — Рассчитай, чтобы еды нам хватило на неделю, и возьми побольше пива.

— Хорошо. — Взяв у меня деньги, Люси вышла в коридор и направилась в спальню. Впервые с тех пор, как мы поженились, я чувствовал, что обидел ее. И мысль об этом не давала мне покоя. Я стоял у стола и смотрел на конверт. «Я должен думать о нашем будущем», — убеждал я себя. Со временем она все поймет. Сейчас главное для меня — Тимотео. На девять дней Люси должна отойти на второй план.

Конверт я отнес в спальню. Люси принимала душ в ванной. Я сунул конверт под подушку и сел на кровать, дожидаясь, пока она помоется.

В ту ночь мы оба почти не спали.

 

Глава 2

Мы встали без четверти пять, и пока Люси варила кофе, я принял душ и побрился. Недостаток сна никак не отразился на моем настроении. Меня ждало конкретное дело, а работа всегда придавала мне сил. Последние четыре месяца я только и делал, что волновался из-за наших финансов, отчего и стал таким раздражительным. Конечно, я не сожалел о часах, проведенных с Люси, но для полного счастья мужчина должен работать.

Я нашел Люси на веранде. Она пила кофе и смотрела на восходящее за пальмами солнце.

— После приезда Тимотео, — я сел за стол и взял приготовленную для меня чашку кофе, — ты не увидишь меня до ленча. — Выглядела Люси усталой, встревоженной, но у меня не было времени думать о ее тревогах. — Я хочу, чтобы ты поехала в банк к девяти часам. Когда ты вернешься, обзвони всех шестерых учеников и скажи им, что мы закрываемся до конца месяца. Не думаю, что они будут возражать. Разве что полковник Форсайт заартачится. Постарайся ублажить его. Объясни, что мы начали ремонт. Я уверен, что ты его уговоришь.

— Хорошо, Джей.

— Продуктов купи на неделю. — Я помолчал, потом добавил: — И постарайся готовить повкуснее. Его отец оплачивает счета. Значит, его надо хорошо кормить. На расходы нам выделено пятьсот долларов.

Паника мелькнула в ее глазах.

— Хорошо, Джей.

Я улыбнулся:

— Не пугайся. Мы должны заработать эти пятьдесят тысяч долларов. Я очень рассчитываю на твою помощь. Я буду учить этого парня стрелять, но все прочие заботы лягут на тебя. — Я допил кофе и закурил. Первая утренняя сигарета всегда доставляла мне особое удовольствие. — Все хорошее я хочу делить с тобой, Люси.

Она переплела пальцы рук.

— Что заставило тебя измениться, Джей? Эта работа или деньги? — едва слышно спросила она.

— Измениться? Я не менялся. О чем ты?

— Ты изменился, Джей. — Люси подняла голову и попыталась улыбнуться. — Когда при нашей первой встрече ты сказал, что был армейским инструктором, я с трудом поверила тебе. Ты ничем не напоминал старого служаку… такой добрый, обходительный. Мне не верилось, что ты можешь руководить людьми, отдавать приказы. Меня это озадачивало. — Она помолчала. — Но теперь я вижу, что ты можешь научить этого человека стрелять. Теперь я тебя побаиваюсь. Я вижу, ты можешь быть грубым и жестоким ради того, чтобы достичь цели, но, пожалуйста, не будь грубым и жестоким со мной.

Я встал, поднял Люси со стула, прижал к себе:

— Что бы ни случилось, Люси, запомни: я тебя люблю. Я самый счастливый человек на свете, потому что нашел тебя. Потерпи несколько дней, и все переменится. Тогда, оглянувшись назад, ты простишь меня, если я тебя обидел, и поймешь, что я старался ради нас обоих.

Мы целовались, и я даже начал забывать о приезде Тимотео, когда шум мотора оторвал нас друг от друга.

— Они едут. Дорогая, увидимся за ленчем. — Я сошел с веранды на песок.

Маленький грузовичок переваливался с боку на бок на песчаной дороге. В кабине сидели двое. Увидев меня, водитель помахал рукой и направил грузовичок ко мне.

Я ждал.

Они подъехали и вылезли из кабины. Водителю, среднего роста, в черных шортах, с загорелым лицом и телом, покрытым густыми, грубыми волосами, на вид было лет тридцать. Те, кому нравятся даго, могли бы назвать его красивым. Во всяком случае, его отменная физическая форма не вызывала сомнений. Под кожей перекатывались тренированные мышцы. Он был быстр, как ящерица, и здоров, как бык.

Я перевел взгляд на его спутника. Старше по возрасту, ниже ростом, в гавайской рубашке, уже вышедшей из моды, и светлых брюках. Оспины на смуглом лице, маленькие глаза, тонкие губы и широкий, расплющенный нос. Выглядел он, как мелкий гангстер из телевизионного фильма.

Водитель направился ко мне, в широкой улыбке блеснули идеально ровные, белые зубы.

— Мистер Бенсон? Я — Раймондо, правая рука мистера Саванто, левая рука и, возможно, левая нога. — Улыбка стала еще шире. — Это Ник. Не обращайте на него внимания. Он этого не заслуживает. Он годится лишь на то, чтобы убирать лошадиный помет.

Раймондо не протянул руки, тем самым избавив меня от необходимости пожимать ее. Мне он не понравился. Так же, как и Ник.

— Зачем вы приехали сюда? — спросил я.

— Привезли все необходимое для вас, мистер Бенсон. — Внезапно он что-то увидел за моей спиной, и его брови взметнулись вверх.

Я оглянулся. Люси как раз входила в бунгало с пустыми чашками в руках. Она была в накидке и джинсах, и при ходьбе ее попка покачивалась из стороны в сторону.

— Это миссис Бенсон? — Взгляд Раймондо вернулся ко мне.

— Это миссис Бенсон, — пробурчал я. — Что вы привезли?

— Все необходимое: ружье, патроны, продукты, выпивку. Я ничего не упустил.

— Какие продукты? Мы в состоянии купить их сами.

Улыбка чуть померкла.

— Это не обязательно. Мистер Саванто прислал их вам с наилучшими пожеланиями.

Он обернулся к своему спутнику, оставшемуся у грузовичка.

— Эй, Ник, разгружай машину. — Затем вновь посмотрел на меня. — Тир там? Мы сгрузим патроны около него, если вы не возражаете.

Я пожал плечами. Если Саванто хочет за все платить, это его право. А нам не помешает лишняя сотня долларов.

— Где Тимотео? — спросил я Раймондо.

— Едет сюда. Будет с минуты на минуту. Где мы можем поставить палатку, чтобы не мешать вам? Всю еду мы привезли с собой. Ник умеет готовить. — Снова широкая улыбка.

— Зачем вы приехали?

— Для обеспечения секретности. Походим вокруг. Если кто-то захочет прийти сюда, мы его не пустим. Разумеется, безо всякого насилия, мистер Бенсон. Только уговорами. Так сказал мистер Саванто, а его желание для нас — закон.

Я указал на пальмы в пятистах метрах от бунгало:

— Вон за теми деревьями.

— Хорошо. Пойду помогать Нику.

Он зашагал к грузовику, я — к бунгало. По спине у меня пробегал холодок: то же самое я испытывал в джунглях, когда чувствовал приближение вьетконговца. Люси вышла мне навстречу:

— Кто это?

— Люди Саванто. Они привезли продукты.

— Продукты? — удивилась она.

— Да. Саванто обеспечивает нас едой, так что в магазин тебе заезжать не нужно. — Я взглянул на часы. — Покажи им, куда что положить, дорогая.

Она испуганно взглянула на меня, затем направилась к грузовичку. Раймондо и Ник уже приближались к ней, сгибаясь под тяжестью двух деревянных ящиков.

Раймондо обворожительно улыбнулся:

— Здесь масса вкусной еды, миссис Бенсон. Куда нам ее положить?

Тут я заметил черный «кадиллак»:

— Он едет, дорогая. С продуктами разберись сама, — и пошел встречать Тимотео.

Большой автомобиль плавно затормозил, водитель, похожий на шимпанзе, выскользнул из кабины, открыл заднюю дверцу, затем багажник, вытащил чемодан.

Тимотео Саванто медленно вылез из машины и замер, стоя на солнце, в черной рубашке с короткими рукавами, черных брюках и черных полуботинках. Выглядел он словно аист, искупавшийся в дегте.

— Привет. — Я протянул руку.

Он кивнул, вяло пожал мне руку и тут же ее отпустил.

— Пойдемте, я покажу вам вашу комнату, — предложил я. — Или сначала чашечку кофе?

— Нет, благодарю. Нет… Мне ничего не надо. — Он беспомощно огляделся.

— Тогда я покажу вам комнату, а потом пойдем в тир.

— А чего там смотреть? Я уверен, что все нормально.

— Хорошо. — Я повернулся к «шимпанзе». — Отнесите чемодан в бунгало. Миссис Бенсон покажет, куда его поставить.

Раймондо и Ник вышли из бунгало, уже без ящиков. Раймондо направился к нам.

— Отличный у вас дом, мистер Бенсон, — застрекотал он. — Продукты доставлены по назначению. — Он перевел взгляд на Тимотео, и улыбка сменилась презрительной усмешкой. — Привет, мистер Саванто. Готовитесь к стрельбе? Пиф-паф, ой-ей-ей?

В армии мне частенько приходилось иметь дело с такими вот наглецами. Я решил сразу же поставить на место этого волосатого болтуна.

— Отнеси патроны и ружье в тир! — гаркнул я голосом армейского сержанта, который можно услышать за полмили. — Какого черта ты здесь отираешься?

Едва ли пощечина удивила бы его больше, чем мой окрик. На мгновение он растерялся, но затем лицо его закаменело, а глаза яростно блеснули.

— Вы это мне?

Попадались мне и крепкие орешки, которые не реагировали на голос. Таким приходилось указывать на мое старшинство по званию. С Раймондо, правда, мы были на равных, но меня это не волновало. Меня поддерживала облигация в двадцать пять тысяч долларов, отданная мне Саванто, да и в драке, похоже, я бы с ним справился, несмотря на его мускулы.

— Ты слышал меня, красавчик? Делай, что тебе сказано, и поменьше болтай!

Мы смотрели друг на друга. Он едва не бросился на меня, но в последний момент сдержался. На его лице появилась злобная улыбка.

— Хорошо, мистер Бенсон.

— И прекрати улыбаться по каждому поводу. Мне это не нравится.

Он взглянул на Тимотео, затем на Ника:

— Вы не должны так говорить со мной. — В его голосе не чувствовалось уверенности. Боялся он не меня, но своего босса.

— Неужели? А кто ты такой, черт побери? — проревел я. — Я говорю так, как мне хочется! Я тут хозяин! Если тебе это не нравится, катись к чертовой матери и скажи об этом своему боссу. И не забудь повторить то, что ты говорил мне. Насчет его правой руки, левой руки, да еще и левой ноги. Возможно, он обхохочется, но лично я в этом сомневаюсь. Отнеси в тир патроны и ружье, и чтобы я тебя больше не видел!

Повисла тяжелая тишина. Раймондо посерел под загаром. Он никак не мог решить, броситься ли на меня или смириться.

— Никто… — начал он дрожащим от негодования голосом.

Но я уже видел, что он проиграл:

— Ты меня слышал? Проваливай!

И Раймондо медленно пошел к грузовичку. Сел за руль, подождал, пока Ник залезет в кабину, и покатил к тиру.

Тимотео стоял как зачарованный. Черные очки смотрели в мою сторону. Я улыбнулся:

— Не нравится мне этот парень. Я долго прослужил в армии. Если мне кто-то не нравится, я привожу его в чувство. Так вы действительно не хотите выпить кофе?

Он шумно глотнул, затем покачал головой.

Подошел водитель «кадиллака», наблюдавший за нашей стычкой с Раймонд о из кабины.

— Извините, сэр, — подобострастно обратился он ко мне. — Вы позволите мне поговорить с мистером Саванто?

Его, похоже, я напугал.

— Валяйте, — ответил я и направился к бунгало. Люси стояла на веранде. Я знал, что она все видела и слышала, и хотел успокоить ее.

— Я должен был одернуть его, дорогая. Не волнуйся. Теперь он будет как шелковый.

— О, Джей! — Она вся дрожала.

— Не надо, детка, забудь об этом. — Я быстро поцеловал ее. — Не пугайся моего армейского голоса. — Я ободряюще улыбнулся, но она все так же испуганно смотрела на меня. — Это профессиональный прием. Стоит только гаркнуть как следует, и все становится на свои места.

— Извини, Джей. — Она попыталась улыбнуться. — Я никогда не слышала такого голоса. И не могла поверить, что ты можешь так кричать.

— Люси, это же профессиональный прием. В армии без этого никуда. — Я уже начал проявлять нетерпение. Драгоценное время уходило зазря. — Ты поедешь в банк?

— Да.

— Если тебе что-то понадобится, покупай. Ты посмотрела, какие они привезли продукты?

— Еще нет.

— Посмотри, пожалуйста. Если чего-то не хватает, купи. Хорошо?

— Да.

Я услышал, как ожил мотор «кадиллака». Большой автомобиль развернулся и тронулся в обратный путь. Тимотео, стоя на том же месте, смотрел ему вслед, заложив руки за спину. Мне он напомнил собачонку, брошенную хозяином.

— Я должен заняться Тимотео. Увидимся за ленчем. — И я спустился с веранды.

Заслышав мои шаги, Тимотео обернулся.

— Пойдемте в тир, — предложил я, — там и поговорим.

Грузовичок как раз отъехал от тира и взял курс на пальмы. Молча мы вошли в прохладу и полумрак пристройки. В сотне ярдов от нас на жарком солнце застыли мишени.

У одной из деревянных скамей стояли два ящика с патронами, тут же лежало ружье в брезентовом чехле.

— Это ваше ружье?

Тимотео кивнул.

— Присядьте и расслабьтесь.

Он осторожно опустился на скамью, словно опасался, что она развалится под ним. По его смуглому лицу катились крупные капли пота. Руки дрожали и подергивались. Куда там стрелять, он был пугливее старушки, обнаружившей под кроватью вора.

Мне приходилось видеть таких новобранцев. Они ненавидели оружие, ненавидели грохот выстрелов, их не возбуждало попадание в цель. В армии существовало два способа, позволяющих чего-то от них добиться. Первый — мягкий, осторожный, когда с новобранцем обращались как с нервной лошадью. Если это не помогало, приходилось переходить на крик, чтобы напугать их до смерти. Если не действовал крик, тратить время на такого идиота считалось бессмысленным. С Тимотео последний вариант не проходил. Для меня он был не новобранцем, но двумя облигациями стоимостью в пятьдесят тысяч долларов.

— Мне кажется, мы отлично поладим. — Я сел на соседнюю скамью, достал пачку сигарет. Предложил Тимотео.

— Я… я не курю.

— И правильно делаете. Мне тоже следовало бы бросить, но не могу. — Я закурил, глубоко затянулся, выпустил дым через ноздри. — Как я уже сказал, мы поладим. Должны поладить. — Я улыбнулся. — Вам предстоит тяжелая работа, но я хочу, чтобы вы знали, что я всегда готов прийти вам на помощь. Я могу вам помочь и обязательно помогу.

Он лишь сидел и смотрел на меня. Как он отреагировал на мои слова, я не знал. Очки скрывали выражение глаз, а глаза мужчины в такие моменты — самый верный индикатор.

— Могу я звать вас Тим?

Его брови сошлись у переносицы, затем он кивнул:

— Если хотите.

— А вы зовите меня Джей… идет?

Вновь кивок.

— Так вот, Тим, давайте взглянем на ружье, которое купил вам отец.

Он ничего не ответил. Заерзал на скамье и посмотрел на брезентовый чехол.

Я достал ружье из чехла. Как я и ожидал, не ружье, а загляденье. Впрочем, других «Уэстон и Лиис» не изготовляли. Если он не научится стрелять из такого ружья, подумал я, то не стрелять ему вовек.

— Отличное ружье. — Я надорвал одну из коробок с патронами и зарядил его.

— Я хочу, чтобы вы посмотрели на крайнюю слева мишень.

Он медленно повернул голову и уставился в указанном мной направлении.

Я выстрелил шесть раз подряд. Середина мишени вывалилась и упала на песок.

— И вы скоро будете стрелять точно так же, Тим. Трудно поверить, не правда ли? Уверяю вас, будете.

Черные очки метнулись в мою сторону. Я увидел в них свое отражение. Выглядел я очень скованным.

— Могу я попросить вас об одном одолжении? — Я попытался расслабиться.

— Одолжении? — переспросил он после долгой паузы. — Мне сказали, что я должен выполнять любое ваше пожелание.

— Это совсем не обязательно, но не могли бы вы снять очки?

Он оцепенел, затем подался назад, руки его поднялись к очкам, как бы защищая их от меня.

— Я объясню вам, почему, — продолжал я. — Нельзя стрелять в солнцезащитных очках. Ваши глаза так же важны для меткого выстрела, как и ружье. Снимите их, Тим. Я хочу, чтобы ваши глаза привыкли к яркому свету.

Медленно он снял очки. Впервые я увидел его лицо. Он оказался моложе, чем я думал: лет двадцати, максимум двадцати двух. Глаза совершенно изменили его. Хорошие глаза: ясные, честные, беззлобные, глаза мыслителя, но сейчас их переполнял страх. От его отца в нем было не больше, чем во мне — от Санта Клауса.

Я сидел рядом с Тимотео, объясняя ему, из каких частей состоит ружье и зачем они нужны, когда на пороге появилась Люси.

Я знал, что напрасно теряю время, но мне хотелось, чтобы он пообвыкся со мной и перестал дрожать. Говорил я спокойно, ровным голосом, стараясь втолковать ему, что ружье может ожить в его руках, повиноваться, как собака, стать другом. Но мои слова отлетали от него, как теннисный мяч от бетонной стены. Армейская служба, однако, научила меня, что просвет появляется именно в тот момент, когда уже кажется, что все усилия напрасны. И приход Люси нарушил завязавшийся было контакт, поэтому кровь ударила мне в голову.

— Извини, Джей, — похоже, она заметила мою реакцию, — я не хотела мешать тебе…

— В чем дело? — От моего рыка Тимотео окаменел. Люси даже отступила на шаг.

— Машина не заводится.

Я глубоко вздохнул. Взглянул на часы. Изумился, увидев, что чуть ли не час обхаживал эту орясину. Коротко глянул на него. Он смотрел себе под ноги, на лбу пульсировала вена. Люси и мой армейский голос обратили в прах все, чего мне удалось добиться за этот час.

Я положил ружье на скамью:

— А что с ней?

Люси напоминала ребенка, которого застали над банкой варенья, куда он залез без разрешения.

— Я… я не знаю. Она просто не заводится.

Я попытался подавить поднимающееся во мне раздражение, и частично мне это удалось.

— Хорошо, пойдем посмотрим. — И добавил, повернувшись к Тимотео: — Подождите здесь. Пусть ваши глаза привыкают к солнцу. Очки не надевайте.

Он что-то пробубнил в ответ, но я уже шел к двери. Люси посторонилась, давая мне пройти.

— Ты нажимала на педаль газа? — Люси семенила рядом, едва поспевая за мной.

— Да.

— Самое время ей сломаться. Ничего, у меня она заведется. — Я не сомневался, что Люси где-то напортачила, и злился на нее, потому что она пришла в тот самый момент, когда Тимотео начал отходить.

«Фольксваген» стоял под навесом из пальмовых листьев. Я рывком открыл дверцу, сел за руль, в уверенности, что уж у меня-то осечки не будет.

Люси стояла у дверцы.

Убедившись, что переключатель скоростей в нейтральном положении, я повернул ключ зажигания. Что-то заскрежетало, но мотор не завелся. Я повторил то же самое трижды, прежде чем понял, что машина неисправна. Выругавшись про себя, я сердито глянул на запыленное ветровое стекло. Предстояло решить, что для меня важнее — завести машину или учить Тимотео стрелять.

У меня на руках облигация в двадцать пять тысяч долларов. Все равно что двадцать пять тысяч наличными. Облигация должна храниться в сейфе. Вдруг с ней что-то случится? Кто-то украдет ее у меня или она сгорит вместе с бунгало? Я же отвечаю за нее. Можно представить, какой скандал закатит Саванто, если окажется, что она пропала.

Я вышел из машины, обошел ее сзади, открыл капот. Если мотор не заводится, первым делом — это знает каждый, кто хоть что-то понимает в машинах — надо проверить распределитель зажигания и почистить свечи. Одного взгляда мне хватило, чтобы понять причину отказа: на распределителе зажигания не хватало крышки.

Это охладило меня. Я уже не сердился на Люси. Наоборот, меня вновь охватило чувство, будто рядом затаился враг.

— Неудивительно, что ты не смогла завести машину. Кто-то снял крышку распределителя зажигания. Облигация у тебя с собой?

Глаза Люси широко раскрылись, она полезла в сумочку, вытащила конверт с облигацией.

— Я и не рассчитывал, что все будет так легко, дорогая. Надо попотеть, чтобы заработать большие деньги. Теперь слушай. Я рассказал тебе не все из того, что говорил мне Саванто. Он предложил мне отправить тебя к каким-нибудь родственникам, пока я буду учить Тимотео. Я могу вызвать такси и отвезти тебя в отель. Деньги у нас есть, и пожить там тебе придется лишь девять дней. Как ты на это смотришь?

— Я не поеду! — Выглядела она испуганной, но ответила решительно.

— Отлично. — Я сунул конверт в карман, затем шагнул к Люси и обнял ее. — Я не хочу, чтобы ты уезжала. Займи Тимотео, пока я поговорю с Раймондо. Готов поспорить, это он снял крышку.

— Будь осторожен, Джей. Меня пугает этот человек.

— Я его не боюсь. — Я поцеловал Люси и двинулся к пальмам. Ходить по песку, да еще в жару, удовольствие маленькое. Я весь вспотел, пока добрался до грузовичка.

Раймондо и Ник ставили палатку. Место они выбрали лучше некуда: тень, пляж, море. Работал, конечно, Ник, его гавайская рубашка почернела от пота. Раймондо пел. Голос у него был хороший. С таким голосом он мог бы выступать и на эстраде.

Он замолчал, увидев меня, что-то сказал Нику. Тот поднял голову, посмотрел в мою сторону, затем вновь ударил молотком по колышку.

Раймондо зашагал мне навстречу, легкой походкой, уверенный в себе.

Я остановился в шести футах от него. Остановился и он.

— Ты снял крышку распределителя зажигания с моей машины? — резко спросил я.

— Совершенно верно, мистер Бенсон. Она у меня… таков приказ.

— Мне она нужна.

— Да, конечно. — Он улыбнулся во весь рот. — У меня приказ мистера Саванто: никто не приезжает сюда, никто не уезжает отсюда. Так он понимает секретность. Вы можете позвонить мистеру Саванто, если не верите мне. — Он склонил голову набок. — Вы выполняете свою работу, я — свою. Мотор грузовика тоже не заводится.

Я быстро все просчитал. Саванто мог отдать такой приказ. У нас не было повода ехать в город, кроме как для того, чтобы положить облигацию в банк. Если Саванто придавал столь серьезное значение секретности, он, конечно, мог принять меры, чтобы воспрепятствовать нашему с Люси отъезду, но, с другой стороны, не захотел ли Раймондо поквитаться со мной таким способом за то, что я наорал на него.

— Я поговорю с твоим боссом. Если это твои выдумки, я вернусь, и тогда пеняй на себя.

— Поговорите. — Уверенность прямо-таки распирала его. — Поговорите с вашим боссом. Он вам все скажет. — Раймондо подчеркнул слово «вашим». Я это заметил.

Я не спеша вернулся к бунгало. На открытом солнце особо не побегаешь, да и мне было о чем подумать. Если Раймондо сказал правду, у меня появились лишние хлопоты. Двадцать пять тысяч не принадлежащих мне долларов.

Войдя в бунгало, я прямиком направился к телефону. Никаких гудков. Мертвая тишина. Я сел в мое любимое кресло и закурил. Машины нет… телефона нет… до города пятнадцать миль. Как говорится, полная изоляция.

Меня это не тревожило. Мне не раз приходилось попадать в аналогичные ситуации. Я встал и прошел на кухню, чтобы посмотреть, что у нас из еды. Скоро выяснилось, что от голода мы не умрем. Привезенные продукты трое взрослых с трудом съели бы за два месяца. Хватало и выпивки: шесть бутылок шампанского, множество банок пива, виски, джин, томатный сок.

Так что мы могли обойтись без магазинов. Но что делать с облигацией мистера Саванто?

Решение я нашел не сразу, пришлось поломать голову. Я понимал, что трачу драгоценное время, но не мог вернуться к Тимотео, не спрятав облигацию в надежное место.

В буфете я взял небольшую жестяную коробку из-под печенья, положил в нее конверт с облигацией, закрыл крышку и заклеил ее липкой лентой.

Вышел из бунгало через дверь черного хода и оказался в тени росших рядком пальм. Огляделся, как оглядывался во Вьетнаме, прежде чем лечь в засаду. Убедившись, что я один и никто за мной не наблюдает, я вырыл под третьим по счету деревом глубокую яму, сунул туда жестянку и завалил песком. Еще несколько минут ушло на то, чтобы заровнять мои следы у дерева.

Затем я стряхнул песок с рук и взглянул на часы. Тимотео в тире чуть ли не три с половиной часа и еще ни разу не выстрелил!

Я поспешил к своему ученику. Если я хочу его чему-нибудь научить, говорил я себе, мне надо перестать отвлекаться на другие дела. А прежде чем мы начнем стрелять, его надо хоть немного успокоить.

Я подошел к пристройке. Песок заглушал мои шаги. До меня донесся голос Люси. Очень веселый. Я остановился у стены и прислушался.

— Я была такой же, как вы, до того, как встретила Джея, — щебетала Люси. — Вы, возможно, не поверите, но это чистая правда. Я и теперь всего боюсь, но не так, как прежде. До Джея я была такая задерганная, что вздрагивала, увидев свое отражение в зеркале. Виноват, наверное, отец… — Она помолчала. — Говорят, что многие дети, у которых что-то не так, во всем винят родителей. Как по-вашему?

Я смахнул со лба пот и придвинулся ближе к стене. Мне хотелось услышать ответ.

— Это обычная отговорка. — Я едва узнал голос Тимотео, веселый, спокойный. — Мы все ищем какие-то оправдания нашим действиям. Возможно, виноваты и наши родители, но, быть может, мы тоже не без греха. И как удобно укрыться за фразу, что все было бы иначе, если б не родители. Есть, конечно, особые случаи, но думаю, что помочь себе можем только мы сами.

— Вам повезло, раз вы можете так думать. Я-то уверена, что во многом виноват мой отец.

— В чем?

— В том, что я такая дерганая. Видите ли, он хотел мальчика. И убедил себя, что иное просто невозможно. Когда родилась я, он не пожелал признать, что я — девочка и таковой и останусь. Он всегда заставлял меня носить брюки. Он хотел, чтобы я делала то, что делают мальчики. Наконец он понял, что это бесполезно, и забыл про меня… игнорировал полностью. А я так хотела, чтобы он хоть немного любил меня. Любовь для меня очень важна. — Вновь пауза. — Вы думаете, я не права?

— Я не знаю. — Голос Тимотео стал бесстрастным. — Меня воспитывали иначе. Разве ваша мать не любила вас?

— Она умерла в родах. А ваша мать?

— В Братстве женщины не в счет. Я даже редко видел ее.

— В Братстве? А что это такое?

— Образ жизни… не стоит говорить об этом. — Опять долгое молчание. — Вот вы сказали, что всего боитесь. Почему? По вас этого не видно.

— Сейчас, конечно, меньше, чем раньше. Я не чувствую уверенности в себе. Мне кажется, что я хуже других. Я чуть ли не падаю в обморок, когда гремит гром. С Джеем мне стало легче. Он добрый, отзывчивый, хотя иногда кричит и хмурится. Он… в общем, вы все увидите сами. Даже не знаю, почему я говорю об этом. — Она рассмеялась. — Вы были таким подавленным и взволнованным, я вот и решила вас отвлечь.

— Я вам очень благодарен, миссис Бенсон.

— Пожалуйста, зовите меня Люси. В конце концов вы поживете у нас несколько дней. Я хочу, чтобы мы стали друзьями. — Помолчав, она добавила: — Это ваше ружье?

— Да.

— Можно я попробую выстрелить из него? У Джея и в мыслях нет научить меня стрелять. Сам-то он стреляет превосходно. Иногда мне даже не верится, что можно так метко стрелять. Вы покажете мне, как стрелять из ружья, Тим?

— Боюсь, мистеру Бенсону это не понравится.

— Он не станет возражать. Кроме того, он чинит машину. Пожалуйста, покажите мне.

Должно быть, она взяла ружье, потому что Тимотео чуть ли не крикнул: «Осторожно. Оно заряжено».

— Покажите мне, — настаивала Люси.

— Я тут мало в чем понимаю. Мне кажется, не стоит. Давайте лучше подождем мистера Бенсона.

— Вы должны разбираться в этом лучше меня. Ждать я не собираюсь. Я хочу стрелять. Что я должна делать?

— Положите ружье на скамью.

— Не хочу!

Люси никогда не стреляла. Она могла убить его. Он мог убить ее. Я было рванулся к двери, но сдержался. У нее получалось лучше, чем у меня. Риск мог оправдаться.

— Подождите! — услышал я. — Ружье надо держать крепко. Сильнее прижимайте его к плечу, иначе при выстреле оно вас ударит. Все-таки давайте подождем.

— Вот так?

— Еще сильнее. Люси, пожалуйста… не надо.

Грохот выстрела. Вскрик Люси.

— Больно!

— Вы попали в мишень! — Возбужденный возглас Тимотео. — Посмотрите!

— Я и хотела попасть. — Пауза. — Для первого выстрела неплохо. Теперь ваша очередь.

— Я не умею.

— Тим Саванто! Если вы не сможете выстрелить лучше меня, вам не останется ничего другого, как провалиться сквозь землю от стыда. — Люси рассмеялась.

— Я не люблю оружия.

— Тогда я попробую еще раз.

Долгая пауза, грохот выстрела.

— О!

— Вы чуть дернули ружьем перед самым выстрелом. Я видел. Дайте мне попробовать.

— Ставлю десять центов, что вы не сможете выстрелить точнее, чем я. — В голосе Люси слышалось дружеское подтрунивание. — Ставлю десять центов. Спорим?

— Спорим.

Снова пауза, выстрел.

— Обманщик! — с притворным негодованием воскликнула Люси. — Вы говорили, что не умеете стрелять! Вы украли мой десятицентовик!

— Извините, — рассмеялся и Тимотео. — Это шутка. Забудем о споре. Я бы не стал платить, если бы проиграл… честное слово.

Я решил, что пора появляться на сцене. Отошел на десяток шагов, а затем, посвистывая, направился к двери.

Войдя в пристройку, я сразу почувствовал, как изменилась атмосфера. Тимотео держал в руках ружье. Одного взгляда на меня хватило, чтобы он окаменел. Его глаза наполнил страх, он стал похож на собачонку, ждущую пинка хозяина. Люси сидела на скамье, лицо у нее раскраснелось, глаза блестели. Но блеск тут же потух, и она смотрела на меня, как бы спрашивая, не натворила ли она чего.

— Что у вас тут делается? — Я улыбнулся Люси, но почувствовал, что улыбка вышла натянутой. — Я слышал стрельбу.

Она попыталась подыграть мне, но не слишком удачно.

— Да… и я попала в мишень. Так что в нашей семье метко стреляешь не только ты. Посмотри сам…

Не обращая внимания на Тимотео, я взглянул на далекую мишень. Дырка во внешнем кольце и еще одна у самого центрального крута.

— Так, так! Интересное дело. Выстрел в круг весьма неплох.

— Я так и знала! Вы, мужчины, всегда заодно. Это он. Я попала во внешнее кольцо.

Даже мне этот диалог показался ужасным.

Я повернулся к Тимотео и улыбнулся.

— Видите? Все не так уж страшно, не правда ли? Это хорошее начало. Продолжайте. Патронов у нас хватит. — Я посмотрел на Люси. — У меня есть ружье, которое тебе подойдет. Ты хочешь стрелять вместе с ним?

Поколебавшись, Люси кивнула.

Я подошел к ящику, где хранились ружья, открыл замок, откинул крышку и достал ружье, из которого Ник Льюис учил стрелять женщин. Зарядил его и передал Люси.

— Подождите, пока я поставлю новые мишени. А затем сделайте по пятьдесят выстрелов. Хорошо?

Тимотео сжался, словно кролик, готовый броситься наутек. Я словно этого и не заметил. Вышел на солнце, поставил новые мишени.

— Можете начинать, — крикнул я. — А я побуду в бунгало. Мне надо написать несколько писем. Я хочу, чтобы к моему возвращению вы разнесли эти мишени в клочья.

Я улыбнулся, помахал им рукой и направился к бунгало. Прошел на кухню, достал из холодильника банку пива. Так рано я обычно пиво не пил, но от прогулок по жаре меня мучила жажда. Сел на веранде, выпил пол банки, выкурил сигарету.

Выстрелов не было.

Я подождал еще пять минут… все та же тишина. Я допил пиво, бросил недокуренную сигарету, вынул из пачки новую. Часы показывали 10:43. Тимотео находился в тире уже четыре часа и сорок пять минут. За это время он выстрелил один раз.

Чем они там занимаются? Кровь вновь ударила мне в голову. Люси должна знать, как важно для меня научить этого жлоба стрелять. Неужели они до сих пор сидят и обсуждают своих родителей, свои страхи, свои слабости?

Я вскочил, но заставил себя вновь опуститься на стул.

Надо дать ей время, сказал я себе.

Время? Черт! Времени-то у меня и не было!

Слушая их разговор, я решил, что она нашла правильный подход к Тимотео. В конце концов у нее он попал в мишень, но теперь… Почему они не стреляют?

Я просидел на веранде двадцать пять минут. Каждую секунду я ожидал выстрела. Секунда проходила, а его все не было.

Я уже не на шутку разозлился. Я клял Тимотео и клял Люси. Что за игру они затеяли? Я встал, выбросил четвертую кряду сигарету и пошел к тиру.

Плевать я уже хотел на его нервы. Если б потребовалось, я бы дал ему хорошего пинка. Я ворвался в пристройку.

Тишина и пустота. Оба ружья лежали на одной из скамей. Мишени так и остались нетронутыми. Ящерица метнулась вверх по стене, показывая, что жизнь идет своим чередом.

Я вышел из пристройки, кипя от ярости. И заметил две цепочки следов, ведущих к морю. Подняв голову, я оглядел берег.

Они шли рядышком, по самой кромке воды. Он наклонил голову, слушая Люси. Она сняла сандалии и несла их в руке. Похоже, они забыли обо всем на свете, кроме своей беседы.

Я, однако, не мог позволить себе такой роскоши.

 

Глава 3

Стоя под жарким солнцем, я решил, что могу выбрать один из двух вариантов: оставить их вдвоем или подойти к ним, схватить его за шиворот, отволочь в тир, сунуть ружье в руки и заставить стрелять до посинения.

Стоял я долго, затем развернулся, сдерживая ярость, и направился к бунгало.

Мое решение основывалось на том, что произошло раньше. По крайней мере при Люси он попал в центральный круг мишени, а у меня не было уверенности, что я смогу добиться от него того же.

Чтобы как-то занять себя и немного успокоиться, я рассортировал консервы и убрал их в буфет. Две бутылки шампанского и дюжину банок пива поставил в холодильник.

На ленч, решил я, мы съедим томатный суп, куриное мясо, компот из персиков и фруктовый салат. Выставив на стол банки с названными продуктами, я взял из холодильника банку пива, отнес на веранду и сел, все еще кипя от ярости.

Часы показывали 11:36.

Пляжа я не видел. Пристройка загораживала обзор. Думал я об облигации, похороненной мною в песке.

Таким же стрелком, как вы, говорил Саванто. Сейчас век чудес. Действительно, помочь мне могло только чудо, если мы будем продолжать так, как начали.

Я выкурил три сигареты и допил пиво, когда из-за пристройки появилась Люси. Она полушла, полубежала, с сандалиями в руке.

Одна!

Я заставил себя не двинуться с места.

Почему одна?

Я ждал. Она подошла, слегка запыхавшись. По выражению ее лица я мог судить, что она испугана.

— Привет! — Я глянул на нее так, как смотрел в армии на полных идиотов. — Поболтали неплохо?

Она дрогнула, но не бросилась в бегство.

— Ничего другого не оставалось. — Я видел, что она торопится мне все объяснить. — Когда ты ушел, он не мог взять ружье в руки. Ты насмерть перепугал его.

— Неужели? — Я едва сдерживал себя. — Что происходит с этим слизняком? У него не все в порядке с головой?

— Ты пугаешь его, Джей.

— Правда? — Я побагровел. — Если он будет продолжать вести себя как чертова примадонна, вот тогда я действительно напугаю его. Где он?

— Я попросила его остаться на пляже, пока не поговорю с тобой.

— Что он там делает… бросает камешки в воду? Ты понимаешь, что он должен стрелять? Ты понимаешь, что мы не получим деньги, если он не научится стрелять? Ты это понимаешь?

Она посмотрела мне в глаза:

— Именно потому, что я понимаю, как важно для тебя выполнить это поручение, я стараюсь тебе помочь.

— И твоя помощь состоит в том, что ты уводишь его на прогулку?

— Ты загоняешь его в себя… я пытаюсь помочь ему раскрыться.

— Что значит… загоняю его в себя? — рыкнул я. — Я и так глажу его только по шерстке. Я оставил его с тобой, лишь бы он стрелял. И что из этого вышло? Вы ушли гулять!

— Ты, похоже, не понимаешь, что пугаешь людей, Джей.

— А теперь ты хочешь сказать, что я пугаю и тебя, не так ли?

Она кивнула. Ее пальцы сжались в кулачки. Выглядела она такой юной, испуганной, ранимой.

— Да. С тех пор как все это началось, ты стал совсем другим. Да, ты пугаешь меня.

Я шлепнул ладонями по коленям. От резкого звука она даже подпрыгнула.

— Извини. Я не хотел тебя испугать, но для меня очень важно научить его стрелять. И для тебя тоже. Времени-то у нас совсем ничего. — Я искал способ разрядить обстановку. — Хочешь пива?

— Да, пожалуйста.

Я поднялся, прошел на кухню, достал из холодильника банку, открыл ее, налил полный стакан и отнес его Люси. Она сидела лицом к тиру. Я дал ей стакан, пододвинул стул, сел рядом.

Напряжение спало. Я наблюдал, как она пьет пиво. Ее рука чуть дрожала. Я ждал.

— Видишь ли, Джей… он не хочет стрелять.

Я уставился на Люси:

— Он не хочет стрелять?

— Нет.

— Прекрасно! Изумительно! Только этого мне сегодня и не хватало! — Я отбросил недокуренную сигарету. — Значит, он не хочет стрелять? Так какого черта он приехал сюда? Его папаша говорил, что этот подонок осознает всю ответственность. А теперь ты заявляешь, что он не хочет стрелять.

— Он боится своего отца.

Я пробежался пальцами по волосам:

— Но тебя он не боится… это интересно.

— Мы очень похожи.

— Как бы не так! Не сравнивай себя с этим оболтусом, Люси. Мне это не нравится.

— Мы думаем одинаково, Джей.

Я вновь закурил:

— Я тебе не верю, да это и не важно. Давай начнем сначала. Ты поговорила с ним. И выяснилось, что ему наплевать, потеряет его отец полмиллиона долларов или нет?

— Он этого не говорил.

— И ему, естественно, плевать, получим ли мы пятьдесят тысяч. — Я наклонился вперед. Мое лицо перекосило от ярости. — Но мне-то не плевать! И его отцу тоже! Поэтому он будет стрелять, даже если мне придется избить его до полусмерти. Он обещал отцу, что будет помогать мне, и другого выхода у него нет!

Люси поставила на стол недопитый стакан, положила руки на колени и пристально разглядывала их, словно видела впервые в жизни.

— Ты не сможешь заставить его стрелять, Джей, пока он этого не захочет. И ты это знаешь.

— Так я заставлю его захотеть!

Долгая пауза, затем она подняла глаза на меня:

— И как ты это сделаешь?

Да… вопрос на засыпку.

— Я поговорю с ним. — Ответ не показался убедительным даже мне самому. — Я постараюсь доказать ему, что это очень важно.

— К деньгам он безразличен, Джей. Мы говорили об этом.

— Конечно. Это же не его деньги. Это деньги его отца и мои. Чему уж тут удивляться.

— Он безразличен и к собственным деньгам.

Я старался держать себя в руках.

— А теперь послушай, Люси. В армии мне попадались такие, как он, и я превращал их в хороших стрелков. Поначалу всегда идешь им навстречу, но потом приходится их ломать. — Я помолчал, затем продолжил: — Я прихожу к выводу, что у Саванто были основания завести разговор о твоем отъезде. Я хочу, чтобы ты собрала чемодан и поехала в Парадиз-Сити. Номер в отеле я тебе сниму. Я хочу, чтобы ты пожила там девять дней и забыла о Тимотео. Я хочу, чтобы ты уехала немедленно.

— Ты хочешь, чтобы я уехала, потому что намерен обращаться с Тимотео так, как не решился бы в моем присутствии. Я права, Джей?

Она не ошиблась, хотя признаваться в этом я не собирался.

— Не болтай ерунды. Этот парень должен понять, что такое дисциплина. В армии, как ты знаешь, женщин нет. Вот я и хочу, чтобы ты уехала. Это важно. Ни к чему тебе здесь оставаться.

— Я приготовлю ленч.

— Люси! Ты слышала, что я сказал! Я хочу, чтобы ты уехала!

Она поднялась:

— Я приготовлю ленч. — И ушла на кухню.

Я посидел еще пару минут, выпуская пар, затем последовал за ней.

Она разглядывала стоящие на столе банки.

— Это наш ленч, Джей?

— Если ты не возражаешь.

Люси начала открывать консервы.

— Я хочу, чтобы ты уехала после ленча.

— Я не уеду. — Она вылила суп в кастрюльку. Посмотрела на меня. Я не уеду, Джей. — Ее глаза блестели от слез, но губы решительно сжались. — Ты сказал: «Что бы ни случилось, Люси, я тебя люблю. Потом ты оглянешься назад и простишь меня, если я тебя обидел». Вот что ты сказал. — По ее телу пробежала дрожь, она отвернулась к окну. — Сейчас ты обижаешь меня, но я оглянусь назад и прощу тебя.

Меня словно обдало холодной водой. Ярость испарилась как дым. Я поднял руки:

— Хорошо, Люси, ты победила. Я не собираюсь терять тебя из-за пятидесяти тысяч долларов. Поэтому я отказываюсь от своего обещания и скажу Тимотео, чтобы он выматывался отсюда к чертовой матери. Будем жить, как прежде, и постепенно встанем на ноги. Ты этого хочешь?

Люси смотрела на вскрытую банку с куриным мясом.

— Выглядит аппетитно. Ты голоден?

— Ты слышала, что я сказал?

Слезинка скатилась по ее щеке.

— Да, я слышала. — У нее задрожали губы. — С тобой иногда трудно, Джей, бывает, ты груб, но я знаю, что ты не из тех, кто останавливается на полпути.

Какие-то мгновения я стоял и смотрел на нее. Когда же до меня дошел смысл ее слов, я схватил Люси, поднял на руки и метнулся в спальню.

— Джей! Что ты делаешь? — Она попыталась вырваться из моих объятий. — Джей! Надо же готовить ленч! О, Джей, ты сумасшедший!

Я расстегнул пуговицу на ее джинсах, дернул вниз молнию и рывком стащил с нее джинсы, поставив ее чуть ли не на голову.

Она протестовала, смеясь и плача одновременно.

Я не мог найти подхода к Тимотео Саванто, но не к своей жене.

Хемингуэй как-то написал, если мужчина и женщина вместе достигают вершины блаженства, то содрогается земля… не часто, но иногда.

Ну в этот раз земля дрогнула наверняка.

— Джей… я могу забеременеть.

Я открыл глаза, уставился в блики солнечного света на потолке, затем повернулся на бок и посмотрел на Люси.

— Ты бы этого хотела?

— Да. А ты?

— Наверное. Я бы научил этого мальчугана стрелять.

— Может родиться девочка.

Я улыбнулся:

— Тогда ты будешь учить ее, как стать такой же красивой, доброй, чуткой и сексуальной. — Наши взгляды встретились. — Извини, дорогая. Незачем мне было выходить из себя. Извини.

Она коснулась моей руки:

— Все нормально, Джей… правда.

По ее улыбке я понял, что это так.

— Ты действительно думаешь, что можешь забеременеть? — спросил я.

Люси хихикнула:

— Именно так делаются дети. Все возможно. — Она соскользнула с кровати, надела джинсы. — Посмотри на часы! 12:43.

— Я его приведу. А ты готовь ленч.

— Нет… не ходи. Он сказал мне, что не придет на ленч. Он ест раз в день.

Я пожал плечами, подумав, что он настоящий чудик.

— Хорошо, но помни, пожалуйста, что я ем три раза в день.

— Как будто я могу об этом забыть.

И она упорхнула на кухню.

Я тоже встал. Час в постели явно пошел мне на пользу. Я чувствовал, что наладил отношения с Люси, теперь предстояло налаживать их с Тимотео.

После ленча мы с чашечками кофе сидели на веранде.

— Что ты собираешься делать, Джей?

— Пойду на пляж и поговорю с ним. Не волнуйся, Люси, я не собираюсь кричать на него, буду гладить по шерстке. Ты дозвонилась до наших шестерых учеников?

— Я… я забыла. — Она даже покраснела.

— Не важно. Телефон не работает.

Люси вопросительно взглянула на меня:

— Что с ним?

— То же, что и с машиной. Мы отрезаны от мира на девять дней. Раймондо обеспечивает секретность.

— Это безумие!

— Похоже, что так. Я полагаю…

Тут я заметил, что она меня не слушает. Она оцепенела, увидев что-то за моей спиной, и страх вновь наполнил ее глаза.

Я обернулся.

Раймондо прислонился к одному из столбов, поддерживающих крышу веранды. Сощурившись, он смотрел на меня.

Я допил кофе, затем спросил, что ему нужно.

— Могу я поговорить с вами? — Вежливый тон, никаких улыбок.

— Я слушаю.

Он взглянул на Люси:

— Давайте пройдем в тир.

Я поднялся.

— Пора работать. — Я улыбнулся Люси. — До скорого.

Из тени веранды я вышел на солнечный свет и направился к тиру. Раймондо пристроился рядом. По пути мы не перемолвились ни словом.

— Что ты еще придумал?

— Придумал не я, а вы. Почему он не стреляет?

— Послушай, красавчик, твое дело — секретность, а мое — стрельба. Так?

Его глаза буравили меня.

— Пора вам спуститься на землю, солдат. Вы, похоже, не понимаете, в какую попали передрягу.

— Ты опять слишком много болтаешь. Так что закрой пасть. Я занимаюсь своим делом, ты — своим. Я не лезу к тебе, и уж ты, пожалуйста, не суйся ко мне. А теперь проваливай!

Он вошел в пристройку и сел на одну из скамей. Мне не оставалось ничего другого, как войти следом.

— Я же сказал… проваливай!

Он посмотрел на меня:

— У вас трудности с Тимотео?

— Слушай, хватит болтать.

— Если да, я могу помочь. Для этого я здесь.

— Правда? А я думал, что ты ведаешь секретностью.

— И этим тоже.

Тут я вспомнил слова Саванто. Завтра с Тимотео приедут два моих человека. Они будут следить за тем, чтобы посторонние не подходили к школе, и приглядят за Тимотео, если тот выйдет из-под контроля.

Я опустился на соседнюю скамью. Задумался, затем пожал плечами:

— Пожалуй, у нас не все гладко. Он не хочет стрелять.

— Ясно. Почему вы не сказали мне? Я все улажу.

Уверенность голоса Раймондо заставила меня посмотреть на него.

— Я не прошу ничего улаживать. Что с ним вообще творится?

Раймондо усмехнулся:

— Трус он, вот и все. Вы и миссис Бенсон были с ним с шести утра. За это время он выстрелил дважды. Ладно, я с ним поговорю.

— Что вы ему скажете?

Вот тут блеснули белые зубы.

— Это останется между мной и Тимотео, солдат.

— Сначала поговорю с ним я. Сегодня утром он так нервничал, что не мог держать в руках ружье. Ему дали время, чтобы успокоиться. Если ничего не получится, с ним поговоришь ты.

— Хорошо. Даю вам два часа.

— Ничего ты мне не даешь! Я сам скажу тебе, когда ты сможешь с ним поговорить… Понятно?

И столько насмешливой жалости было во взгляде Раймондо, что я едва сдержался, чтобы не ударить его.

— О-ля-ля! Сколько гонора! Может, перед тем как поговорить с ним, я лучше поговорю с вами. — Он пристально посмотрел на меня. — Вы еще этого не знаете, но положение у вас неважнецкое. Или вы выполняете порученное дело, или пеняйте на себя. Вам пора уяснить, что это не игра. Этот трусохвост должен стрелять, а ваша задача — заставить его стрелять. Если вам это не удастся, вы не только потеряете деньги, обещанные Саванто, вас ждут большие неприятности.

Кровь бросилась мне в лицо.

— Ты мне угрожаешь?

— Нет. Я никому не угрожаю. Я — посыльный. Я говорю лишь то, что просил передать вам мистер Саванто. Запомните: это не игра. Вам хорошо заплатят. Или вы делаете то, что от вас требуется, или ждите беды. — Раймондо встал. — И не стоит злиться на меня. Я всего лишь посыльный. — Он переступил с ноги на ногу, руки его свободно висели по бокам, я видел, что он готов к драке. — Вы все поняли, солдат?

— Включите мой телефон. Я поговорю с мистером Саванто. Я намерен сказать ему, что не желаю больше терпеть твое присутствие.

Раймондо улыбнулся.

— Давайте договоримся так. Если он не начнет стрелять к четырем часам дня, я поговорю с ним.

И он ушел. Когда нас разделило ярдов пятьдесят, он запел. С его внешностью и голосом ему следовало податься на телевидение.

Я нашел Тимотео под пальмой. Он сидел, поджав колени к груди и охватив их руками, и смотрел в море.

Я постоял, наблюдая за ним. Он даже не пошевельнулся. Казалось, он погружен в глубокий транс.

И я должен научить этого зомби стрелять! В армии через мои руки прошло много неумех, но такого, похоже, не попадалось.

Я обещал Люси, что буду гладить его по шерстке. Но более всего мне хотелось пинком поднять его на ноги и гнать к тиру. Я подождал еще минуту, успокаивая нервы, затем направился к нему. Он не замечал меня, пока моя тень не упала на его ноги.

Его будто огрели кнутом. В панике он вскочил, озираясь, словно не зная, куда бежать.

— Привет, Тим. Извините, что напугал вас. Далеко вы забрались, еле нашел.

Черные очки снова закрывали его глаза. Я едва сдержался, чтобы не сдернуть их и не втоптать в песок.

— Ради Бога, присядьте. А то создается впечатление, что я вам не нравлюсь.

Я уселся в теньке. Он все еще стоял, готовый сорваться с места, на виске пульсировала жила.

— Чего бы вам не сесть?

Он шумно сглотнул, затем опустился на песок в пяти футах от меня. Подтянул к груди длинные ноги и уставился в море.

— Я хочу поговорить с вами. Люси убедила меня, что с самого первого момента нашей встречи я взял не тот тон. Я вам должен кое-что пояснить. Видите ли, Тим, в прошлом я был армейским инструктором. В армии не принято обращать внимания на личность человека, и, сам того не желая, я, похоже, настроил вас враждебно по отношению к себе.

Я ждал ответа, но его не последовало. Тимотео, спрятавшись за черными очками, не отрывал взгляда от моря.

Я потер шею, сдерживая раздражение. Напомнил себе о данном Люси обещании.

— Ваш отец хочет, чтобы вы стали классным стрелком. Ему это нужно, чтобы выиграть важное, стоящее больших денег пари. Вы об этом знаете. Он допустил ошибку, заключив это пари, но кто из нас не ошибается. Мне кажется, раз вы — его сын, то должны ему помочь. — Никакой реакции. — Он обратился ко мне, чтобы я научил вас стрелять. Не знаю, говорил ли он вам, но мне обещали пятьдесят тысяч долларов, если за девять дней я сделаю из вас снайпера. Если вы поможете мне, это возможно. — Молчание. — Вы провели здесь несколько часов и теперь видите сами, что представляет собой наша стрелковая школа. Это дыра. На покупку у меня ушли все деньги, заработанные в армии. Возможно, мне не следовало покупать ее. Но теперь мне нужны дополнительные средства, чтобы поставить школу на ноги. Ваш отец даст их мне при условии, что вы научитесь хорошо стрелять. Имея пятьдесят тысяч, мы с Люси можем рассчитывать, что в скором времени школа начнет приносить доход.

Я смотрел на него, он — на море. Казалось, он не расслышал ни одного моего слова.

Я ждал целую минуту. Меня распирало от желания вскочить и врезать ему ногой.

— Вы уже поговорили с Люси. — Я предпринял последнюю попытку. — Она сказала мне, что вы одинаково смотрите на жизнь. Для нее так же, как и для меня, важно получить деньги, чтобы преобразить эту школу. И я хочу знать, Тим, могу ли я рассчитывать на ваше содействие? Поможете ли вы нам?

Я не сводил с него глаз. Наконец его пальцы сжались в кулаки. Что ж, по крайней мере из этого следовало, что он не умер.

Я ждал. Я уже сказал все, что мог. Если ответа не будет, решил я, придется преподать ему армейский урок.

И буквально за мгновение до того, как я открыл рот, чтобы наорать на него, Тимотео медленно поднялся, а затем, не взглянув на меня, волоча ноги, двинулся к тиру.

Когда он исчез в пристройке, я встал и пошел следом.

Я нашел его у скамьи, на которой лежало ружье. Он снял очки и выглядел таким же несчастным, как вытащенный из воды котенок.

Я зарядил ружье:

— Начинайте, Тим. Можете не спешить. Впереди еще полдня. Постарайтесь целиться в круг. Если не попадете, ничего страшного. Меткость приходит с практикой. Хорошо?

Он взял ружье, подошел к барьеру и начал стрелять.

Шесть первых пуль даже не попали в мишень.

— Хорошо, Тим… подождите. — Я вытащил треногу, которой пользовался Ник Льюис, обучая самых беспомощных женщин, закрепил на ней ружье, отступая в сторону. — Продолжайте. — С треногой он не мог промахнуться. Может, думал я, в нем проснется честолюбие, если он увидит, что способен-таки поразить цель.

Он выстрелил двадцать раз, прежде чем центральный круг вывалился на песок.

— Молодец, Тим. А все потому, что ружье не дрожало. — Я снял ружье с треноги. — Теперь не спеши. Я хочу, чтобы ты нажимал на спусковой крючок, лишь когда будешь уверен, что попадешь в цель. Пусть даже у тебя уйдет час на шесть выстрелов.

Пот катился по его лицу. Он целился так долго, что я даже испугался, не парализовало ли его. Наконец он выстрелил. Мишень стояла новая. Он попал во внешнее кольцо. По крайней мере пуля не ушла в никуда.

Еще через час он шесть раз поразил кольцо и единожды попал в центральный круг. Я и не ожидал такого прогресса. Он был столь скован, что я чуть ли не слышал, как трещат при движении его мышцы. Я, конечно, хотел, чтобы он продолжал стрелять, но чувствовалось, что ему необходим перерыв.

— Хорошо, Тим, давайте прервемся. Жутко хочется пить. Пойдем к бунгало и покажем Люси, какие у вас успехи.

Он опустил ружье, словно Геркулес — земной шар. Я вновь прогулялся по песку и принес мишени.

— Как самочувствие, Тим? Очень устали?

— Нет.

Он успел надеть очки и отгородиться от меня.

Люси красила бунгало. Она стояла на лестнице и водила кистью по водосточному желобу. Стены бунгало уже блестели свежей краской.

— Привет, Люси… Хочется пива.

Она посмотрела на нас и, улыбнувшись, помахала кистью.

— Возьми сам, не будь таким беспомощным. Я занята.

— Слезай лучше вниз. Я хочу показать тебе, как стреляет Тим.

— Не может ли Тим залезть сюда и докрасить этот желоб. У меня отваливаются руки.

Он рванулся вперед, словно спущенная с поводка гончая. И оказался у лестницы, прежде чем я открыл рот.

— Я с радостью помогу вам, — донеслось до меня. — Эта работа не для вас.

Я подождал, пока она спустится вниз и отдаст ему кисть и ведро с краской. Он полез на лестницу, а Люси подошла ко мне.

Вместе мы двинулись к кухне.

— Беда в том, что он туповат. — Я достал из холодильника две банки пива.

— Как он стрелял?

Я кивнул на мишени, лежащие на столе. Затем сдернул крышку с одной из банок. Глотнул пива. Она изучала мишени.

— Это хорошо, да?

— Для начала неплохо.

Люси коротко взглянула на меня:

— Спасибо, Джей, что ты говорил с ним по-доброму. Ему необходима доброта.

Банку пива она унесла с собой. Я хотел было пойти за ней, но передумал. Допил пиво, прошел в спальню, разделся, принял душ. Я не спешил. И появился на веранде лишь через полчаса.

Люси докрашивала желоб. Тимотео не было.

— Где он?

Она посмотрела на меня с лестницы:

— Вернулся в тир.

— Неужели? Откуда такой энтузиазм?

Раздался выстрел.

— Я попросила его вернуться.

— Спасибо, Люси. Пойду тогда и я.

— Нет, не надо. Оставь его одного, пусть он постреляет сам. Мы заключили пари. — В ее взгляде мелькнула тревога.

— Вы поспорили, сможет ли он стрелять еще лучше?

— Да, — она провела кистью по желобу, — его надо поощрять.

Я начал прозревать.

— Выходит, он влюбился в тебя. Так?

— Похоже, что да. Ты не возражаешь, Джей?

Улыбки у меня не получилось.

— Нет, если ты не ответишь ему взаимностью.

Люси покраснела и отвернулась.

— Разумеется, нет.

Мы разговаривали, а в тире гремели выстрелы. Пять-шесть каждые три минуты. Тимотео старался изо всех сил.

Тут я увидел направляющегося к нам Раймонд о. Он нес в руке длинную картонную коробку.

Я ждал, пока он подойдет. Застыла на лестнице и Люси.

Он подошел не спеша, взглянул сначала на Люси, потом на меня.

— Все-таки вы заставили его стрелять.

— Что тебе нужно?

— От мистера Саванто… спецпосылка. Ружье надо дооснастить вот этим… приказ. — Он протянул мне коробку.

— Что там?

— Посмотрите сами, солдат. У вас есть глаза. — Он вновь глянул на Люси, блеснула его ослепительная улыбка, он повернулся и пошел обратно к пальмам. Походка у него была мягкая, пружинистая. Так и хотелось дать ему под зад.

Пока я развязывал веревку, Люси спустилась с лестницы:

— Что это, Джей?

Я поставил коробку на песок, снял крышку. Поверх губчатой резины лежала записка:

«Тимотео должен стрелять с этими двумя приспособлениями. Пожалуйста, проследите. О. С.»

— Что это? — повторила Люси, заглядывая мне через плечо.

— Телескопический прицел. А это глушитель… Высококачественные. Очень дорогие.

— Но зачем они?

— С телескопическим прицелом гораздо легче попасть в мишень. При нашем первом разговоре с Саванто я, кажется, упомянул о телескопическом прицеле, но и представить не мог, что их спор допускает его использование. — Я повертел телескопический прицел в руках. — Уж с ним-то Тимотео не промахнется.

— А для чего глушитель?

Я пожал плечами. Меня тоже интересовал ответ на этот вопрос.

— Не знаю. — Я встал. — С глушителем стрелять сложнее. Пойду-ка поставлю их на ружье, чтобы он попривык.

— Мне это не нравится, Джей.

— Перестань, Люси. Волноваться тут не о чем.

Когда я вошел в пристройку, прогремел очередной выстрел. Рубашка Тима взмокла от пота. Он крепко прижимал ружье к плечу. Я взглянул на далекую мишень. В центральный круг он не попал ни разу, но пули уже ложились во внутреннее кольцо.

— Привет, Тим, посмотри, что я принес.

Он вздрогнул, как от удара электрическим током, выронил ружье. Повернулся, уставился на меня, подался назад, сбил барьер.

— О Господи. — Меня поразила его нервозность. — Ну что вы так нервничаете? Лучше посмотрите, что прислал ваш отец. — Он не произнес ни слова. — Теперь стрелять будет легче.

Тимотео словно окаменел. Я поднял ружье и положил его на скамью. Пара минут ушла у меня на то, чтобы закрепить оптический прицел и навернуть на ствол глушитель.

Я взглянул на Тимотео. А тот смотрел на ружье, как на шипящую змею, внезапно возникшую перед ним.

Ну и псих, подумал я. Чтобы дать ему время прийти в себя, я вышел на линию огня и через телескопический прицел глянул на мишень. Она оказалась на расстоянии вытянутой руки. В свое время мне приходилось иметь дело с телескопическими прицелами, но такой попал в мои руки впервые.

— Посмотрите, Тим. — Я повернулся к нему.

Его вид испугал меня. Он будто обезумел. Дикий взгляд, беззвучно шевелящиеся губы, набухшие мышцы шеи, воздух со свистом вырывался сквозь сжатые губы.

— Эй, Тим! — крикнул я. — В чем дело?

В два шага он покрыл разделявшее нас расстояние. Я все еще держал в руках ружье, не ожидая подвоха, и тут его кулак врезался мне в челюсть с силой парового молота. Мои колени подогнулись, и тут же на меня обрушился второй удар. Искры брызнули из глаз, и я провалился в темноту.

До меня донесся шум прибоя. Затем я почувствовал боль в челюсти. Боль напомнила мне о кулаке, приближающемся к моему лицу. Я мотнул головой, застонал и сел. Не первый раз мне приходилось получать по физиономии, но так сильно еще не доставалось.

Я огляделся. В пристройке никого. Коснулся распухшей челюсти, скривился от боли, встал.

Ружье с телескопическим прицелом и глушителем валялось на песке. Я долго смотрел на него, поглаживая челюсть, пытаясь собраться с мыслями.

Скрипнула дверь. На пороге возник Раймондо. Привалился плечом к косяку. В руке дымилась сигарета.

Я поднял ружье и осторожно положил его на одну из скамей.

— Что-то ты не похож на человека, которому платят пятьдесят тысяч зелененьких, — заметил он.

— Это точно. — Я сел, отодвинув ружье. — Что с ним? Он — псих?

Раймондо стряхнул пепел:

— Он нервничает.

— Нервничает, а? — Я провел языком по зубам. Вроде бы ни один не шатался. — Кулаками он машет, дай Боже.

— Это точно.

— А почему он нервничает?

Раймондо затянулся, выпустил струю дыма:

— У него свои проблемы. У кого их нет?

— Он не просто нервничает. У него явно не в порядке с головой, и он это знает.

Раймондо пожал плечами.

— Где он?

— Ник присматривает за ним.

Я все еще гладил челюсть. Боль не утихала.

— Подсоедини мой телефон. Я хочу поговорить с его отцом..

— Еще бы, — усмехнулся Раймондо. — Но сейчас мистер Саванто не хочет говорить с тобой, солдат. А когда захочет, то рассчитывает услышать, что этот балбес может стрелять. Твои трудности его не интересуют. Он платит, ты — выполняешь обещанное.

Я встал:

— Тогда я поговорю с Тимотео.

Раймондо покачал головой:

— Время разговоров прошло. Ты не знаешь, как надо с ним обращаться. Лаской его не проймешь. Теперь я занимаюсь им, и скажи жене, чтобы она больше не крутила перед ним задом. Завтра, ровно в девять, будь здесь. Я его приведу, и он тут же начнет стрелять.

Ну и хорошо, сказал я себе. Мне платят за то, что я учу его стрелять, а не за психиатрическую помощь.

— Годится. — Я снял телескопический прицел и завернул его в губчатую резину, скрутил глушитель, положил его и прицел в коробку, надел на ружье чехол, поставил коробку и ружье на стойку. — Значит, в девять утра.

— Так точно, солдат.

Из тира я пошел в бунгало. Часы показывали 19:34.

Люси закончила покраску. Войдя в гостиную, я услышал шум льющейся воды: она принимала душ. Из бара я достал бутылку виски, плеснул в стакан, выпил, не разбавляя содовой, и направился в спальню.

Люси вышла из ванной, обмотанная в полотенце.

— Тим не с тобой? — Она метнулась назад.

— Нет. Он с Раймондо. Ты помылась?

Тут она заметила мою распухшую челюсть:

— Что с твоим лицом?

Я стянул с себя рубашку:

— Ничего особенного.

— Что случилось?

Я ей все рассказал.

— Он просто псих. — Я снял ботинки. — Угораздило же нас связаться с ним.

Ее глаза широко раскрылись.

— Не может быть! Он тебя ударил?

— Кулаки у него что надо. В таком состоянии он ударил бы и собственного отца.

Я снял брюки и ушел в ванную. Холодная вода привела меня в чувство. Я вытерся насухо и вернулся в спальню.

Люси, уже в платье, сидела на кровати и смотрела, как я надеваю брюки и рубашку.

— Почему он тебя ударил, Джей?

— Он перегрелся. Не знаю. Он выглядел так, будто у него вот-вот начнется припадок.

— Но что ты ему сделал?

— Ничего! — проорал я и тут же одернул себя. — Извини, Люси. Я, похоже, тоже перегрелся. Что у нас на ужин?

— Что-то тут не так. Он не мог никого ударить. Меня это тревожит.

— Во всяком случае, меня он ударил. Он — невротик. Забудем его. И так я возился с ним целый день. Что у нас на ужин?

Люси встала:

— Могу поджарить яичницу с ветчиной. Или ты хочешь чего-нибудь повкуснее? — Ее глаза затуманились.

— Сойдет и яичница. Пойдем… я тебе помогу.

На кухне я сел к столу, а Люси достала яйца из холодильника.

— Он придет ночевать?

— Не думаю. Надеюсь, что нет. — Она поставила сковороду на плиту. — Не заводись, Люси. Он — сумасшедший. Я в этом убежден. Мне следовало сразу отдать его Раймондо. Мы с тобой ошиблись, решив, что найдем к нему подход. Раймондо говорит, что завтра утром он будет стрелять. Это все, что мне нужно. Забудем о нем на сегодняшний вечер. Он и так мне надоел.

Люси повернулась ко мне:

— Он запуган до смерти.

— Ты называешь это так. Я — иначе. Ради Бога, больше о нем ни слова!

— Хорошо, Джей.

Она разбила яйца над растопленным маслом.

— Ты забыла ветчину.

Люси покраснела и начала дрожать. Выключила газ и повернулась ко мне.

— О, Джей, я так волнуюсь. Что все это значит?

— Не порти мне аппетит. Прошу тебя, Люси, забудем о нем.

Я поднялся и вышел на веранду. Может, я был излишне резок, но Тимотео Саванто изрядно попортил мне кровь, и у меня болела челюсть.

Вскоре она принесла две тарелки. Яйца пережарились, ветчина подгорела. Пока мы ели, я рассказал Люси, где закопана жестянка из-под печенья.

— Ты слушаешь, Люси? Это важно.

— Да.

— Это большие деньги. Как бы я выглядел, если б их украли.

— Да, конечно.

Я не съел и половины яичницы.

— Извини, Джей. Она сегодня невкусная.

— Приходилось есть и похуже. — Я закурил. — Что сегодня по Ти-ви?

— Не знаю. Я не смотрела.

Из гостиной я принес «Ти-ви гайд». Вечером показывали вестерн шестилетней давности с Бартом Ланкастером в главной роли. Челюсть болела все сильнее. Я вернулся в гостиную и включил телевизор.

Люси унесла тарелки на кухню. По экрану мчались всадники, падали с гор огромные валуны. Гремели выстрелы, сверкали ножи. Я гладил рукой распухшую челюсть и смотрел.

Фильм, как и большинство вестернов, закончился кровавой резней. Едва пошли заключительные титры, я выключил телевизор.

— Пойдем спать.

— Можно ли оставить окно открытым?

Я знал, что она думает о Раймондо.

— Почему бы и нет? Я же с тобой.

Мы ушли в спальню. По очереди приняли душ. Когда мы легли в постель, поднялась луна, освещая море и далекие пальмы. Челюсть по-прежнему болела, но я старался о ней не думать.

— Что будет завтра, Джей? — спросила она из темноты испуганным голосом.

Я обнял Люси и притянул к себе.

— Стоит ли думать об этом? Посмотри лучше, какая сегодня луна.

 

Глава 4

Я пришел в тир за несколько минут до девяти, и ждать мне пришлось недолго. Ровно в девять я увидел приближающихся Раймондо и Тимотео.

Раймондо уверенно вышагивал впереди, Тимотео с поникшей головой плелся сзади. В черных очках. Его рубашка взмокла от пота.

Ружье я уже зарядил. Я не знал, чего ждать, и настроение у меня было не из лучших. Болела челюсть, синяк налился черным. Такой неумеха и такие кулачищи, вновь удивился я.

Когда нас разделяла дюжина ярдов, Раймондо что-то сказал Тимотео, и тот остановился как вкопанный, словно вол по команде погонщика. Раймондо подошел ко мне:

— Забирай его. Он будет делать все, что ты скажешь. Учи его стрелять, солдат. Не разговаривай с ним. Только учи стрелять.

Я подозвал Тимотео. Буду обращаться с ним, решил я, как с новобранцем в армии: ничего лишнего, только дело.

Не взглянув на меня, он вошел в пристройку и застыл, обреченно уставившись на далекие мишени.

— Сними очки! — рявкнул я.

Он сжался, но очки снял. Хотел положить их в нагрудный карман рубашки, но тут рядом возник Раймондо.

— Дай их мне.

После короткого колебания Тимотео протянул руку с очками. Раймондо взял их, посмотрел на Тимотео, затем бросил очки на песок и растоптал их ногой. Я бы не смог этого сделать, но одобрил действия Раймондо. Этот болван прицепился к ним, как маленький ребенок — к соске-пустышке.

— Ружье заряжено. Начинай стрелять, — приказал я.

Он взял ружье. Лицо его обратилось в маску. Меня пронзила внезапная мысль: а вдруг он выстрелит в меня или Раймондо? Хороши же мы тогда будем. Я даже вспотел, но все обошлось. Я понял, что Тимотео не мог и подумать об этом. Он повернулся и пошел к барьеру.

Впервые увидел он мишень в телескопический прицел. Я заметил, как напряглась его спина, когда мишень оказалась у него чуть ли не под самым носом.

— Не торопись, — поучал я. — Поймай в перекрестье центр мишени. Не дергай спусковой крючок, тяни его на себя. — Я дал ему пару секунд, чтобы сосредоточиться. — Стреляй, когда будешь готов.

Выстрел раздался секунд через пять.

Мы с Раймондо вгляделись в мишень. Он попал в самую середину.

— Хороший выстрел. Так и надо стрелять. Продолжай.

Стреляя с телескопическим прицелом по неподвижной мишени, промахнуться можно, лишь страдая болезнью Паркинсона, тем не менее из десяти последующих пуль только две легли в центральный круг.

Но он продолжал стрелять. Я заряжал ему ружье, наставлял, советовал. Раймондо сидел на скамье и курил. После первого выстрела он не смотрел на мишени, но я понимал, что лишь его присутствие заставляет Тимотео стрелять.

Через час, после того как из шестидесяти выстрелов он десять раз попал в центральный круг, я решил дать ему передохнуть.

— Ладно… давайте прервемся. — Я взглянул на Раймондо. — Пусть он пройдется. Жду его через час, — и я направился к бунгало.

Люси счищала с двери старую краску. Увидев меня, она прервала свое занятие.

— У нас перерыв, — пояснил я. — Дела идут? У меня есть час. Могу тебе помочь.

— Не надо. Мне это нравится. — Она встала. — Хочешь пива?

— Еще рано. — Я прошел на веранду и плюхнулся на один из парусиновых стульев. Люси села рядом.

— Почему не слышно выстрелов?

— Ружье с глушителем.

— А как он?

— Нормально. Он стреляет. Для нас это главное.

— Этот человек с ним?

— Раймондо? Да, конечно. Сидит в пристройке. Он — та смазка, которая заставляет этого болвана двигаться.

— О, Джей! Неужели у тебя нет сердца? Неужели ты не видишь, что этот мальчик запуган до смерти? — Она заломила руки. — Неужели ты не видишь, что этот ужасный человек застращал его?

Я потер шею, сдерживая закипающее во мне раздражение.

— Я не смог уговорить его стрелять. Ты — тоже. Ладно, Раймондо запугал его, но он стреляет. Он должен стрелять. Мне обещали заплатить пятьдесят тысяч, если я научу его стрелять…

Она резко встала и исчезла в бунгало.

Все сначала, вздохнул я. Просидев пять минут, я поднялся и последовал за ней. Люси сидела на стуле перед камином, закрыв лицо руками.

— Люси, пожалуйста, постарайся мне помочь. Мало мне этого психа, так еще и ты дуешься на меня. Я занят важным делом! Я стараюсь заработать…

— О, перестань! — взвизгнула она. — Эти деньги свели тебя с ума! Разве ты не видишь…

— Люси! — рыкнул я. — Что между вами произошло? Ты что, влюбилась в него?

Она покраснела, глаза округлились.

— О чем ты говоришь?

— Я тебя спрашиваю. С чего ты защищаешь этого слизняка? Кто он для тебя?

— Он — человек! Он испуган! Я его жалею. Вот и все.

— Ладно… жалей его, но не более. Я просил тебя, Люси, держись от этого подальше. Пожалуйста, не ставь мне палки в колеса. У меня и так хватает забот.

— Деньги для тебя — все, не так ли?

— Мы говорим не о деньгах, мы говорим об этом болване!

— Для тебя — это одно и то же.

— Мне платят за то, что я учу его стрелять. Именно этим я и хочу заниматься.

— Он не хочет стрелять… он говорил мне.

Я едва не взорвался.

— Что он говорил тебе и что он будет делать — две большие разницы. Пожалуйста, предоставь это мне.

— Что же ты не спросишь у него, почему он не хочет стрелять? Почему ты не хочешь увидеть в нем человека? Почему ты позволяешь этому бандиту командовать собой и им? — Она вскочила. — Я тебе скажу. Потому что ты думаешь только о деньгах, которые можешь заработать!

— И в этом есть что-то постыдное?

— Я думаю, да.

Круг замкнулся, мы вновь вернулись в исходную точку.

— Мне жаль, что у тебя сложилось такое мнение, Люси. Я тебя выслушал, но тем не менее хочу закончить порученное мне дело. Я лишь прошу тебя потерпеть еще восемь дней, — и, не дожидаясь ответа, я вышел из бунгало.

Я хотел, чтобы Тимотео начал стрелять по движущейся цели. От Ника Льюиса мне досталась допотопная установка, сработанная Бог знает когда. Иногда она работала, иногда — нет. Она приводилась в движение маленьким электромотором, вращающим одно из двух зубчатых колес, соединенных замкнутой цепью.

К цепи крепились шесть болтов. На них навешивались жестяные птицы, мишени, банки из-под пива и так далее. Обороты мотора и, следовательно, скорость движения цепи, регулировались. Цели могли ползти как черепахи или мелькать перед глазами, словно столбы в окне мчащегося поезда.

Я возился с установкой, когда Раймонд о и Тимотео вошли в тир.

— Сегодня ты будешь стрелять по мишеням. — Я протянул Тимотео ружье. — Завтра попробуем движущиеся цели.

Не знаю, услышал ли он меня. Вид его мне не понравился, но я уже не обращал на это внимания. Мне наскучил его затравленный взгляд.

Он стрелял до полудня. Число попаданий во внутренний круг увеличилось. Но в начале первого качество его стрельбы резко ухудшилось, и я понял, что пора прерваться.

Я повернулся к Раймондо. Тот как раз поднес зажигалку к очередной сигарете.

— Он пообедает со мной. Мы начнем вновь в два часа.

Раймондо встал.

— Мы сами накормим его, солдат. Он останется со мной. Пойдемте, мистер Саванто, посмотрим, что приготовил для нас Ник. — Он насмешливо посмотрел на меня. — Я приведу его в два часа.

Я не возражал. Чем меньше я имел дело с этим болваном, тем больше меня это устраивало.

Я проводил их взглядом, а затем ушел в бунгало.

Следующие дни ничем не отличались от этого. Раймондо приводил Тимотео ровно в девять, в двенадцать они шли обедать, в два снова появлялись в тире и оставались там до семи вечера. Все это время Тимотео стрелял, извел кучу патронов, делал то, что ему говорят, но устойчивого прогресса в результатах не наблюдалось.

Мне пришлось сдерживать себя, когда он начал стрелять по движущимся целям. Пули то обгоняли их, то пролетали сзади, но несколько часов спустя он таки начал попадать в банки из-под пива, ползущие с наименьшей скоростью, какую могла обеспечить установка.

Люси эти дни красила бунгало. О Тимотео она не спрашивала. Она не могла даже увидеть его. Но в наших отношениях наступил кризис. Мы были предельно вежливы друг с другом и часто подолгу молчали, сидя в одной комнате, чего не случалось раньше.

Я знал, что она волнуется и обижена, но продолжал убеждать себя, что после отъезда Тимотео все забудется и наша жизнь пойдет как прежде.

После третьего дня я все явственнее чувствовал, как истекает отпущенное мне время, и еще сильнее навалился на Тимотео. Он уже попадал в две из пяти банок из-под пива, ползущих со скоростью улитки, но я считал, что этого недостаточно. Я смазал цепь машинным маслом и добавил оборотов мотора.

Банки поползли в три раза быстрее. Из пятидесяти пуль ни одна не попала в цель.

— Целься перед банкой! — в отчаянии кричал я. — У тебя все пули пролетают сзади.

Как он потел! Я даже не представлял, что человек может так потеть. Он старался, это несомненно, но толку не было. Он продолжал стрелять и промахиваться, и по выражению его лица я понял, что он на грани истерики.

— Ладно, хватит. — Я повернулся к Раймондо. — Уведи его. Пусть он отдохнет. — Я выключил мотор. — На сегодня достаточно.

Раймондо зло глянул на меня:

— У него нет времени отдыхать, солдат. Мистер Саванто приезжает послезавтра, чтобы узнать о его успехах. Возможно, отдыхать придется тебе, если он не будет стрелять лучше.

Только глухой не услышал бы угрозы в его голосе. И Тимотео стрелял до сумерек. На сотню выстрелов он попал разве что в три банки. Ему едва хватало сил поднимать ружье.

— Все, — отрезал я. — Больше он стрелять не может. Уведи его.

Вспотел и я. Если до приезда Саванто оставалось сорок восемь часов и он рассчитывал, что ему покажут товар лицом, то время работало против меня.

Когда они ушли, я вернулся в бунгало. Пахло жареным луком. Люси я нашел на кухне. Она готовила жаркое… одно из моих любимых блюд.

— Привет!

Она обернулась через плечо и чуть улыбнулась.

— На сегодня все?

— Да, пойду приму душ.

— Обед через двадцать минут.

— Пахнет хорошо.

Она кивнула и отвернулась к плите. Я хотел пойти и обнять ее, но по застывшей спине Люси не чувствовалось, что она одобрит мой порыв.

Все уладится, сказал я себе. Должно уладиться.

После душа я надел чистые рубашку и брюки.

Мы пообедали. Жаркое удалось, но я ел без аппетита. Она — тоже.

— С движущимися мишенями у него ничего не выходит. Только чудом я смогу научить стрелять этого сукиного сына.

Она ничего не ответила.

— Его отец приезжает послезавтра, чтобы узнать, как идут дела.

Люси подняла голову, ее глаза широко раскрылись.

— Правда?

— Да. Лучше бы я не брался за эту работу, Люси.

— У тебя еще есть время. — Она положила вилку на тарелку. — Нельзя получить такие деньги, не отработав их. Это же твои слова, не так ли?

— Это верно.

Мы помолчали.

— Забыла сказать тебе. Приезжал полковник Форсайт. Я объяснила ему, что школа закрыта.

— Он не возмущался? — Плевать я хотел в тот момент на полковника Форсайта и остальных моих бывших клиентов.

— Нет.

Вновь долгая пауза.

— От такой жары и есть не хочется. — Я отодвинул тарелку.

Люси вообще едва притронулась к жаркому.

Не глядя на меня, она встала из-за стола и вышла на веранду. По привычке я включил телевизор. Блондинка с огромным, как корзина, ртом, пела о любви. Я выключил телевизор.

Через открытое окно я увидел Люси, идущую к пляжу. После короткого колебания я последовал за ней.

Бок о бок, молча, мы шли по пустынному берегу.

Потом я взял ее за руку.

На следующий день, когда подошло время ленча, я уже понял, что чуда не произойдет.

Три часа Тимотео стрелял по движущимся банкам и не попал ни в одну. Он старался, но его рефлексы словно парализовало. Он не смог поразить ни одной банки, даже когда я снизил скорость их движения.

Наконец я взял ружье из его потных рук.

— Присядь, Тим. Давай поговорим.

Он стоял, понурив голову, его лицо посерело, осунулось. Выглядел он как бык с пиками в холке, ожидающий последнего удара матадора.

— Тим! — рявкнул я. — Сядь! Я хочу поговорить с тобой!

Мой рык заставил его поднять голову. Глаза его светились отчаянием и ненавистью. Затем он повернулся, вышел в солнечный свет и, волоча ноги, зашагал к далеким пальмам.

Я посмотрел на Раймондо, наблюдавшего за нами со скамьи.

— Значит, так. Я сдаюсь. Признаю свое поражение. Стрелять он не будет. Я хочу поговорить с твоим боссом.

Раймондо отбросил окурок:

— Да, пора поговорить с боссом. — Он встал. — Сейчас и поедем к нему. Я только починю машину.

Лопнула моя мечта заработать пятьдесят тысяч долларов, но, к моему удивлению, я не испытывал ничего, кроме облегчения. Никакие деньги не могли компенсировать то, что мне пришлось пережить за последние дни. Если бы дело касалось только Тимотео, я бы еще мог сожалеть о том, что не удалось научить его стрелять. Но мысль о деньгах так загипнотизировала меня, что я чуть не разрушил нашу семью.

— Увидимся у бунгало, — кивнул я.

Люси на кухне готовила ленч.

— Я сейчас поеду к Саванто. Верну деньги. Через несколько часов мы снова будем одни.

Люси замерла, затем повернулась ко мне:

— Что случилось?

— До меня внезапно дошло, что эта работа нужна мне, как рыбке — зонтик, — ответил я. — Он никогда не научится стрелять. Я сдаюсь, мы возвращаемся на исходные позиции. — Я улыбнулся. — Я отлучусь на минутку, дорогая, вырою деньги.

Я вышел через дверь черного хода, разрыл песок, вытащил жестянку, достал облигацию. Раньше я обращался с ней с почтением, а теперь сложил вчетверо и сунул в карман. Для меня она стала клочком бумаги.

Вернувшись на кухню, через окно я увидел подъезжающий «фольксваген».

— Я приеду через пару часов. Подождешь меня?

— Да. — В ее голосе слышалась тревога. — О, Джей! Ну почему ты не понял этого раньше!

Раймондо, сидевший за рулем, нажал на клаксон.

— Мы еще поговорим об этом. Мне пора ехать. Жди меня.

По выражению лица Люси я понял, что обнимать ее не стоит. Я послал ей воздушный поцелуй и вышел из бунгало.

Ехали мы молча. Раймондо вел машину на максимальной скорости, а я думал о том, что скажу Саванто. Из головы не выходили слова Раймондо: «Если вам это не удастся, вы не только потеряете деньги, вас ждут личные неприятности».

Дешевый гангстерский блеф?

Я взглянул на него. Профиль Раймондо не выдавал его мыслей, если он о чем-то и думал. Лицо суровое, волевое. К такому надо относиться серьезно.

Личные неприятности?

На душе стало нехорошо.

Сейчас век чудес, говорил Саванто.

Но и чудеса не возникают на голом месте. Нужно иметь способности или хотя бы желание, а у Тимотео отсутствовало и то и другое. Он, правда, старался. Я не мог этого не признать, так что, возможно, не стоило обвинять его в недостатке желания. Но что-то мешало ему стрелять. Люси же предлагала мне спросить, почему он не хочет стрелять. Я не задал ему этого вопроса, да и скорее всего он бы мне не ответил. Может, и стоило поговорить с ним об этом, но я — инструктор по стрельбе, а не психоаналитик.

Без энтузиазма ждал я встречи с Саванто. Он мог обвинить меня в потере полумиллиона долларов. И мне предстояло убедить его, что ни один человек не смог бы научить Тимотео стрелять. Я решил тактично намекнуть ему, что не следует заключать такие крупные пари после выпивки. Я не знал, как он это воспримет, но понимал, что другого выхода нет.

Жаль, конечно, терять полмиллиона, но спорил-то не я, а Саванто. Какие претензии он мог предъявить мне? Я честно старался помочь его сыну. Деньги я возвращал. Я мог бы отдать и пятьсот долларов, полученные в задаток. Чтобы избавиться от Тимотео, я согласился бы не брать платы за потраченное на него время.

Не доезжая до Парадиз-Сити, Раймондо неожиданно свернул с шоссе 1 налево, и мы поехали вдоль берега.

— Ты знаешь, куда едешь? — спросил я. — «Империал» в другой стороне.

Раймондо и не думал тормозить.

— Он переехал, — услышал я в ответ.

Потом мы свернули на более узкую дорогу, петляющую меж песчаных дюн. Раймондо пришлось сбавить скорость. Примерно через милю мы подъехали к небольшому домику с выкрашенными в белый цвет стенами, широкой верандой и заросшим сорняками садом. Два сарая служили гаражами.

У ворот Раймондо остановил машину, выключил мотор, положил ключ в карман. Вылез из кабины.

Я последовал за ним. Когда мы подошли к дому, в дверях появился Саванто. В черном костюме, в черной шляпе с широкими полями, все так же похожий на стервятника.

Он поднял маленькую пухлую руку, приветствуя нас. Раймондо отступил в сторону, а я по трем ступенькам поднялся на веранду.

— Давайте присядем, мистер Бенсон. Я собирался приехать к вам завтра. — Его черные глазки пробежались по моему лицу, а затем он, тяжело ступая, подошел к бамбуковому стулу и сел, жестом указав мне на соседний стул. — Так что вы хотите мне сказать?

Я сел.

Раймондо поднялся по ступенькам и скрылся в доме. Я услышал, как он с кем-то поздоровался. Ему ответил густой бас.

— Ну, мистер Бенсон?

Я вытащил из кармана облигацию на двадцать пять тысяч долларов, осторожно развернул ее и протянул Саванто.

— Чуда не произошло. Извините. Я еще должен вам пятьсот долларов.

Он вгляделся в меня, лицо его оставалось бесстрастным, потом взял облигацию, осмотрел ее, аккуратно сложил по сгибам, достал потрепанный бумажник, сунул в него облигацию и вернул бумажник во внутренний карман пиджака.

— Вы хотите получить больше денег, мистер Бенсон? — спросил Саванто. — Не проявили бы вы большей заинтересованности, если бы я предложил вам сто тысяч долларов?

Я вылупился на него, гулко забилось сердце. Сто тысяч долларов! По его глазам я видел, что он не шутит. Логичное предложение. Он же экономил целых четыреста тысяч! Секунду или две меня так и подмывало поддаться искушению, но я подумал о Люси, представил, с каким ужасом взглянет она на меня, если я вернусь с известием, что стрельбы будут продолжены. И главное, сам Тимотео. Я уже знал, что никакие деньги на свете не превратят его в снайпера.

— Нет, ваши деньги меня не интересуют, — ответил я. — Я не смогу их заработать. Научить вашего сына стрелять невозможно. Что-то останавливает его, словно он не может переступить табу. Возможно, если вы отведете Тимотео к психоаналитику, ему там помогут, но я не в силах что-то сделать.

Саванто кивнул. Оглядел запущенный сад, его пухлые ручки покоились на коленях.

Затянувшееся молчание давило мне на нервы.

— Извините, — не выдержал я. — Я отдам вам чек на пятьсот долларов. Продукты в основном остались нетронутыми. Ваши люди могут забрать их в любой момент. — Я встал. — Я сожалею о вашем пари, но вам не следовало заключать его.

Он посмотрел на меня:

— Никакого пари не было, мистер Бенсон… это лишь невинная выдумка. Не уходите. Я хочу поговорить с вами. Присядьте, пожалуйста.

Задерживаться не хотелось, но тут я вспомнил, что ключ от моей машины у Раймондо. В доме еще один мужчина. Я кожей чувствовал опасность. И сел.

— Не хотите ли выпить, мистер Бенсон.

— Нет, благодарю.

— А может, передумаете… давайте все-таки выпьем. — Обернувшись, он позвал: — Карло!

В дверном проеме появился гигант. Он, должно быть, стоял у двери, пока Саванто говорил со мной. Сложенный, как боксер, с широченными плечами, узкой талией, длинными, мускулистыми ногами. Лунообразное, плоское жестокое лицо, маленькие глазки, расплющенный нос. Лысый, как бильярдный шар.

— Два виски, Карло.

Гигант кивнул и скрылся в доме.

— Это Карло, — пояснил Саванто. — Очень опасный человек, знаете ли.

Я промолчал. Теперь-то я не сомневался, что попал в передрягу. С Раймондо я бы еще справился, но против Карло и Раймондо шансов у меня не было.

Мы сидели на веранде, глядя на сорняки в саду и слушая шум далекого прибоя, пока Карло не принес поднос с двумя бокалами виски со льдом. Он поставил поднос на стол и удалился.

— Мистер Бенсон, вы упомянули о табу, которое не может переступить мой сын, — начал Саванто. — Вы совершенно правы. Такое табу действительно существует. Чтобы вы поняли, чем оно вызвано, я расскажу вам одну историю, которая, я надеюсь, не покажется вам скучной. — Он взял один из бокалов, отпил виски. — Мой отец жил в Венесуэле, там он родился и умер. Бедный крестьянин, он был мечтателем и истово верил в Бога. И воспринимал свою нищету как исполнение воли Господней. У него было два сына, я и мой брат, Антонио. Наша мать умерла от голода. Мой брат и я решили покинуть хижину, которую отец гордо называл нашим домом. Такое решение требовало немалого мужества, потому что в тех краях сыновья всегда слушались отцов, а наш отец не хотел, чтобы мы уходили. — Он пристально посмотрел на меня. — Повиновение детей родителям в традициях моего народа. Непослушание приравнивается чуть ли не к святотатству. Все знают, что из непослушных детей толку не будет. Однако мой брат и я покинули нашу жалкую хижину. Нам повезло. В наших путешествиях мы нашли месторождение золота. К тому времени наш отец тоже умер от голода. Мой брат и я разбогатели, женились, у нас родилось по сыну. У моего брата — Диас, у меня — Тимотео. Диас пошел в своего отца. Тимо-тео — в деда. — Саванто пожал плечами. — Меня увлекла политика. Я постоянно помнил о том, что моя мать и мой отец умерли от голода. Антонио интересовало только богатство. Мы не смогли найти общего языка, поссорились, и наши пути разошлись. Теперь мой брат — глава «Красного дракона», тайной организации, сотрудничающей с мафией. Я руковожу «Маленькими братьями», защищаю права бедных крестьян. — Он вновь отпил из бокала. — Вам не скучно, мистер Бенсон?

— Нет, но я не понимаю, почему вы мне все это рассказываете.

— Потерпите. Вы видели Тимотео. Он не производит особого впечатления, так же, как и мой отец. Он мечтатель, идеалист, очень умен. И сентиментален. Он встретил девушку и влюбился в нее. Пришел ко мне и сказал, что хочет жениться на ней. Привел ее ко мне. — Саванто сунул руку в карман. — Не могли бы вы дать мне сигарету, мистер Бенсон? Своих у меня, похоже, никогда нет.

Я положил пачку на стол. Он достал сигарету, и я дал ему прикурить.

— Увидев девушку, я сразу понял, что Тимотео ошибся. Она ему не подходила. Да, красивая, но явно легкомысленная. Я прямо сказал ему об этом, но какой влюбленный будет слушать отца. — Он пожал плечами. — Я убедил его подождать год. — Несколько секунд Саванто изучал дымящийся кончик сигареты. — Теперь мы переходим к моему племяннику, Диасу Саванто. Он похож на Тимотео, как тигр — на барашка. Здоровяк, красавец, спортсмен, прекрасный стрелок, пользуется потрясающим успехом у женщин. Он тоже встретил девушку, в которую влюбился Тимотео. Он знал, что Тимотео любит ее. — Опять пауза. — Мой брат и я разругались вдрызг. Диас презирал «Маленьких братьев», презирал меня, презирал Тимотео. В девушке он увидел возможность выразить свое отношение ко мне, моему сыну, моей организации. Он — плохой человек, мистер Бенсон. Он похитил девушку, надругался над ней и заклеймил ее. В давние времена члены «Красного дракона» метили скот особым клеймом. — Саванто принялся разглядывать свои пухлые ручки. — Он заклеймил девушку символом «Красного дракона». Такое оскорбление можно смыть только кровью. Я — вождь «Маленьких братьев». Стоит мне только поднять палец, и мой племянник умрет. Но я не могу этого сделать, потому что он нанес личное оскорбление моему сыну. И только мой сын может отомстить ему.

Я начал понимать что к чему.

— «Маленькие братья» знают об этом оскорблении. Они ждут известия о смерти Диаса Саванто, о том, что его убил мой сын. Они знают, что Тимотео учится стрелять. Они очень терпеливы, но они ждут, и всякому терпению приходит конец. Диас знает, что Тимотео учится стрелять. Ему также известно, что Тимотео такой же, как и его дед. Жизнь священна и принадлежит Богу. Так думал мой отец, так думает и Тимотео. Вот табу, о котором вы говорили. Но мщение — наша традиция. Мой народ мыслит не так, как Тимотео. Если он не убьет Диаса, род Саванто будет обесчещен. Я уже не смогу остаться вождем. — Он допил виски. — Теперь, мистер Бенсон, вы понимаете, в каком я положении.

— Зачем вы мне все это рассказали? Я вернул вам деньги и тем самым вышел из игры. — Я поднялся. — Больше я не хочу ничего слушать.

Он удержал меня за руку.

— Уделите мне еще пару минут. — Затем повысил голос: — Раймондо!

Раймондо вышел на веранду с каким-то необычным инструментом в руках. Из железа, но с деревянной рукояткой. С докрасна раскаленным концом.

— Продемонстрируйте мистеру Бенсону, как клеймят «Красным драконом», — попросил его Саванто.

Раймондо прижал раскаленный конец к одному из деревянных столбов, поддерживающих крышу веранды. Закурился дымок. Затем Раймондо отдернул железку и, быстро глянув на меня, скрылся в доме.

— Пожалуйста, посмотрите, что он сделал, — предложил мне Саванто. — Это клеймо «Красного дракона». Оно представляет собой исторический интерес.

Я подошел к столбу. На дереве отпечатался профиль какого-то чудовища в дюйм длиной, с извивающимся хвостом и крокодильей пастью.

— Вот таким клеймом изуродовали лицо девушки, на которой хотел жениться Тимотео, — промолвил за моей спиной Саванто.

Я повернулся к нему.

— Неужели вы и ваши люди столь примитивны, что не можете обратиться в полицию? — спросил я.

— Да. Такие вопросы мы решаем сами.

— И девушка того же мнения?

Саванто пожал плечами:

— Дело не в девушке. Это оскорбление.

— Что с ней произошло?

— Мистер Бенсон, не проявляйте излишнего любопытства. Пожалуйста, сядьте.

— Я больше ни о чем не хочу слушать.

— Вы втянуты в это дело. — Он не спускал с меня глаз. — Позвольте мне закончить. Пожалуйста, присядьте.

И я сел.

— Из того что я уже сказал, вы поняли, какая у меня возникла проблема. Я подозревал, что Тимотео не сможет оправдать возлагавшихся на него надежд. Я слышал о вас: превоклассный стрелок, три года провоевавший снайпером в джунглях. Снайпер — это узаконенный убийца, мистер Бенсон. Я решил, что вы — тот человек, который мне нужен. Я дал знать моим крестьянам, что Тимотео учится стрелять. Новость обрадовала их и позабавила Диаса, потому что Диас далеко не дурак. Он знает, что никто не сможет научить Тимотео стрелять, но мои крестьяне этого не знают, а это главное.

— Теперь они об этом узнают, — заметил я.

— Нет, если все будет так, как я задумал. Видите ли, мистер Бенсон, вам придется заменить моего сына. Диаса Саванто убьете вы.

Я долго сидел, глядя на него. По моей спине пробегал холодок.

— Этому не бывать, — коротко ответил я.

— Я предлагаю вам двести тысяч долларов за то, что вы замените моего сына. Подумайте, мистер Бенсон.

Сколько людей вы уже хладнокровно застрелили? Восемьдесят двух? Что для вас еще один человек?

— Я был солдатом… солдат должен убивать. Теперь я уже не солдат и больше этим не занимаюсь. И вот что я вам скажу: ваш сын совершенно прав. Если вы слишком примитивны, чтобы не знать об этом раньше, то считайте, что я открыл вам глаза.

Я встал и прошел в дом.

Раймондо стоял, привалившись плечом к стене у открытой двери во вторую комнату. Там за столом сидел Карло, ковыряясь зубочисткой в зубах.

— Мне нужен ключ от машины. — Я готовился к драке, хотя и понимал, что сила не на моей стороне.

Раймондо пожал плечами, достал ключ из кармана и бросил мне.

Я поймал его и двинулся в обратный путь.

— Значит, вы уходите? — бросил мне в спину Саванто.

Я не ответил, спускаясь по ступенькам.

— Если вы возвращаетесь к вашей жене, мистер Бенсон, то торопиться вам не к чему. Ее там нет.

Смысл его слов дошел до меня, когда я открывал дверцу машины. Я постоял, чувствуя на лице жаркие лучи солнца. Затем захлопнул дверцу и направился к веранде.

 

Глава 5

Саванто смотрел, как я приближаюсь к нему. Его полное, с оспинами лицо, оставалось бесстрастным. Короткие пальцы поглаживали усы.

На веранду вышли Раймондо и Карло. Раймондо прислонился к дверному косяку, Карло стал у стены, все так же ковыряясь в зубах.

— Извините, мистер Бенсон, но я должен думать о четверти миллиона крестьян… таких же бедных, как мой отец. Они все хотят есть и жить.

— Хватит об этом! — рявкнул я. — Что значит… ее там нет?

— Ваша жена теперь под моей защитой. Она в полной безопасности. Не волнуйтесь, мистер Бенсон.

Долго я всматривался в эти змеиные глазки. На лице Саванто, возможно, и отражалось сожаление, но в глазах не было ничего, кроме жестокости.

— Вы ее похитили? — Я едва сдерживался.

— Скажем так, ее взяли как заложницу.

Что ж, меня предупреждали. Раймондо говорил, что в случае неудачи с Тимотео меня ждут личные неприятности. Я принял его слова за пустую угрозу. Теперь я убедился, что это не так. Я подавил желание раздавить эту толстую жабу, затем броситься на Раймондо и, наконец, разбить в кровь глупую физиономию Карло.

— Похищение людей карается долгим сроком тюремного заключения, Саванто, — процедил я. — Где она?

Он все еще смотрел на меня, затем одобрительно кивнул.

— Присядьте, мистер Бенсон. Меня восхищает та сдержанность, которую вы только что проявили. Я ожидал скандала. Если бы кто-то похитил мою жену, не знаю, смог бы я контролировать себя. Я бы что-нибудь натворил, но ведь я — латиноамериканец. Моя кровь слишком легко закипает. Но вы были солдатом и привыкли к дисциплине. Вы понимаете, что насилием вам ничего не достигнуть. Вы сказали себе, что, сохраняя спокойствие и выслушав меня, вы сможете найти разумное решение. Так что садитесь, мистер Бенсон, и выслушайте мое предложение. У вас будет две возможности: или сделать то, что я прошу, или попытаться перехитрить меня. У вас — свобода выбора, у меня — козырной туз… ваша жена. Какое-то время вы можете не беспокоиться о ней. К ней приставлена женщина. Она ни в чем не нуждается. Ее новый дом гораздо лучше того бунгало, в котором вы жили. У нее есть все, кроме, разумеется, свободы. Пожалуйста, не волнуйтесь из-за нее.

Думая о Люси, одинокой и испуганной, я подошел к стулу и сел.

— Говорите. Я слушаю.

Саванто взглянул на Раймонд о, затем — на Карло. По мановению его руки мужчины вернулись в дом.

— Мистер Бенсон, мой выбор пал на вас именно потому, что вы — нужный мне специалист. Убийство Диаса следует организовать так, чтобы и «Маленькие братья» и «Красный дракон» поверили, что стрелял мой сын. Вы — опытный убийца, поэтому детали я оставляю на вас. Раймондо и Карло будут выполнять все ваши указания. Они люди надежные. Деньги — не проблема. Тратьте, сколько угодно, но обеспечьте успех операции. Когда Диас умрет, я заплачу вам двести тысяч долларов.

Я надолго задумался.

— Давайте взглянем на другую сторону медали. Допустим, я пошлю вас к чертовой матери?

Саванто покачал головой:

— Не пошлете, мистер Бенсон. Я в этом уверен, потому что разбираюсь в людях. Я знаю, что вы любите вашу жену.

— Что будет с ней, если я не стану вам подыгрывать?

Он вздохнул, пожал плечами:

— Я происхожу из очень примитивного племени. — Его змеиные глазки излучали смерть. — Взгляните на этот символ… символ «Красного дракона». — Он указал на деревянный столб. — Я верну ее вам, мистер Бенсон, но с клеймом на лице, если вы подведете меня.

Он упомянул дисциплину. Действительно, мне потребовались все запасы дисциплины, вколоченной в меня армией, чтобы удержаться и не врезать изо всей силы по его толстой, в оспинах, физиономии.

Я потянулся за пачкой сигарет, оставленной мною на столе, вытряс из нее сигарету, закурил. Оглядел заросший сад, море за ним.

Саванто ждал, наблюдая за мной.

Пускай подождет, сказал я себе. Наконец выбросил наполовину недокуренную сигарету.

— Значит, вы — вождь «Маленьких братьев» и заботитесь о четверти миллиона крестьян. Вы считаете себя отцом этих людей. Вы заявляете, что, старея, уже не хотите держать их в узде, но вам приходится нести этот крест, потому что вы не можете найти достойного человека, который занял бы ваше место. Поэтому вы становитесь шантажистом, защищаете слабака сына, который не хочет, чтобы его защищали, похищаете женщину, никому не причинившую зла, и, если вы не добьетесь своего, намерены заклеймить ее символом банды, с которой вы вроде бы враждуете. Интересно, что скажут ваши крестьяне, если узнают, какой вы на самом деле?

Толстое лицо осталось бесстрастным.

— Выговаривайтесь до конца, мистер Бенсон. Избавление от желчи полезно для организма.

Я уже понял, что мои слова ничего не изменят. Я знал об этом, когда возвращался на веранду, но, как говорится, попытка не пытка.

— Хорошо. Я его убью, но денег не возьму. Я угодил в ваши сети лишь потому, что пребывал в уверенности, будто важнее денег ничего нет. Они, конечно, важны, но не ваши деньги. Я убью его, потому что хочу, чтобы моя жена вернулась ко мне.

Саванто разгладил усы:

— Деньги не пахнут, мистер Бенсон. Не принимайте поспешного решения. Двести тысяч долларов изменят вашу жизнь. — Он встал. — Вы всегда сможете их получить.

Из одного из сараев выкатился «кадиллак» со знакомым мне, похожим на шимпанзе, шофером за рулем.

— Мне пора ехать, мистер Бенсон. — Саванто смотрел мне в глаза. — Могу я полностью положиться на вас в этом деле?

Я с ненавистью глянул на него:

— Да.

— Хорошо. Обещаю вам, с вашей женой ничего не случится. Выполните мою просьбу, и она вернется к вам живой и невредимой. Раймонд о окажет вам всемерное содействие. Он заинтересован в успехе не меньше меня.

Саванто тяжело спустился по ступенькам, сел в машину, и «кадиллак» выкатился на узкую дорогу, поднимая за собой шлейф пыли.

Пока я провожал взглядом удалявшуюся машину, Раймондо вышел на веранду и сел на стул, который только что занимал Саванто.

Протянул руку к моей пачке сигарет, лежащей на столе:

— Можно мне взять сигарету?

В душе у меня все кипело.

— Кури свои! — рявкнул я. — А мои не трожь!

Он встал, прошел в дом, вернулся уже с сигаретой в зубах. Снова сел, положив рядом с моей пачку «Кэмел».

Мы долго молчали, затем он швырнул окурок через парапет веранды.

— Хочешь подраться, солдат?

— О чем ты?

Раймондо встал, сошел по ступенькам в сад, повернулся ко мне, уперев руки в бедра:

— Иди сюда, солдат… давай подеремся.

Да, мне хотелось подраться. Расквасить кулаками чью-нибудь рожу. Люси стояла перед моим мысленным взором… одинокая, испуганная. Я хотел вырваться из западни, в которую угодил по собственной дурости. Я хотел бить сам и чувствовать на себе удары врага.

Я встал и двинулся к ступеням. Раймондо отошел назад, снимая рубашку. Я скинул свою и пошел на него.

Он легко двигался, прекрасно чувствовал дистанцию. Первый удар пришелся мне в голову. Я ударил в ответ, но он успел увернуться, и я тут же получил по зубам, да так, что едва устоял на ногах. Он порхал вокруг меня, готовый ударить с обеих рук. Еще дважды его удары достигали цели, под правым глазом у меня появился синяк, на левой скуле — ссадина, а затем я поймал его правой. В удар я вложил всю силу и ненависть. Его глаза закатились, и он рухнул головой в песок.

Я стоял над ним и ждал, правая рука болела.

Наконец он открыл глаза, мигнул, поднялся на ватных ногах, его руки сжались в кулаки.

Удар, пришедшийся ему в челюсть, сразу успокоил меня.

— Покончим на этом. Идет?

— Если ты хочешь… продолжай! — Он шагнул вперед, ноги не слушались, и он опустился на колени. Мотнул головой. — Или ты уже стравил пар, солдат?

Я помог ему встать, взойти по ступенькам, усадил на бамбуковый стул. Сел рядом, приложил к кровоточащей ссадине носовой платок.

Мы сидели, как два манекена, затем я убрал платок в карман. Кровотечение прекратилось. Я взял со стола пачку сигарет, предложил ему.

Раймондо посмотрел на меня, скорчил гримасу, но сигарету взял. Мы закурили.

— Если уж тебе надо кого-то ненавидеть, я бы предпочел, чтобы это был Карло.

Карло вышел на веранду с глупой улыбкой на лице:

— Прекрасный удар, мистер Бенсон. Вы хотите подраться и со мной?

Я взглянул на него, потом — на Раймондо.

— Валяй. Врежь ему как следует. Он это любит. Я — нет. Послушай, солдат, у нас впереди большая работа, но мы не можем приступить к ней, пока ты не стравил пар. Так что, если тебе это нужно, займись Карло.

Я перевел взгляд на далекое море. У меня козырной туз… ваша жена, сказал Саванто. Я посмотрел на клеймо, выжженное на деревянном столбе. Подумал о Люси. Какой смысл махать кулаками попусту. Надо искать выход, только тогда Люси сможет вернуться целой и невредимой.

— Как я понимаю, у Саванто есть определенный план и я должен отшлифовать его. Так?

— Более или менее.

— Что это за план?

— Диас прилетает в аэропорт Парадиз-Сити в 22:15 двадцать седьмого сентября. В сопровождении четырех телохранителей. В аэропорту его будет ждать машина. Он и телохранители поедут по шоссе 1. Маршрут я отметил на карте. Они прибудут в поместье Уиллингтона примерно в 23:20. У меня есть план дома и поместья. Он останется там на три дня. Затем вернется в аэропорт и улетит. Мистер Саванто хочет, чтобы его пристрелили здесь… не в Венесуэле. Там будет слишком много шума. Следовательно, у нас есть три дня и две ночи.

— Поместье Уиллинггона… при чем тут оно?

— Там живет его новая подруга, — ответил Раймондо, — Нэнси Уиллингтон. Ты слышал о ней, не так ли?

— Жена Эдварда Уиллинггона?

— Она самая.

Эдвард Уиллингтон — президент корпорации «Нэшнл Компьютере». Не сходит с экрана телевизора и газетных страниц. То пожимает руку президенту страны, то поднимается на борт своей огромной яхты, то садится в «ролле». Высокий, толстый, лет шестидесяти пяти, с улыбкой политика и глазами финансиста. Год или около того назад женился в четвертый раз на восемнадцатилетней манекенщице. Этот супружеский союз поднял немалый шум в прессе. Я, конечно, не читал этой белиберды, но заголовки остались в памяти.

— Ты хочешь сказать, что жена Уиллинггона спит с Диасом?

— Так точно. Они встретились, когда Уиллингтон взял ее с собой в деловую поездку в Каракас. С 26 по 30 сентября Уиллингтон будет в Париже. Нэнси в эти дни вроде бы должна жить в отеле, потому что большой дом будет закрыт. Но в поместье есть бунгало для гостей. Там-то она и проведет три дня с Диасом.

— Откуда ты это знаешь?

Раймондо ухмыльнулся:

— Мы подкупили служанку Нэнси, негритянку. Диас будет ублажать Нэнси, а она — готовить еду и убирать бунгало. Нэнси выложила ей всю программу, а она — передала мне.

— Дай мне взглянуть на схему поместья.

— Не теряй времени. Я был там и все посмотрел. Если бы он приехал один, мы бы разделались с ним без труда, но у него четыре телохранителя. Я не утверждаю, что они стреляют так же, как ты, но стрелять они умеют.

Они будут постоянно патрулировать поместье. — Пока он говорил, Карло принес тарелку с сандвичами. — Поешь, солдат. О ней можешь не волноваться. — Раймондо словно прочел мои мысли. Сандвичи напомнили мне о Люси. Когда я уезжал, она как раз готовила ленч. — Если мистер Саванто говорит, что с кем-то все в порядке, так оно и есть.

— Я хочу поговорить с ней по телефону. Соедини меня.

Раймондо замялся.

— Я должен поговорить с ней. Возможно, ей нечего бояться, но она об этом и не знает. Если Саванто хочет, чтобы я выполнил его поручение, я должен с ней поговорить.

Он дожевал сандвич, обдумывая мои слова, затем кивнул:

— Пожалуй, ты прав. Только не говори мистеру Саванто.

Он ушел в дом. Я ждал с гулко бьющимся сердцем. На веранде он появился через пять минут, показавшихся мне часом.

— Она у телефона.

Я нырнул в душную гостиную, схватил телефонную трубку:

— Люси?

— О, Джей…

От ее испуганного голоса у меня защемило сердце.

— С тобой все нормально?

— Да. Джей, но что все это значит?

— Ни о чем не беспокойся. Тебя хорошо устроили?

— О да, но, Джей! Я должна знать… что происходит?

— Не волнуйся. Доверься мне. Я буду с тобой через несколько дней. Доверься мне и… — В трубке щелкнуло, послышались короткие гудки.

Что ж, по крайней мере она сказала, что у нее все нормально. Конечно, она испугана, но теперь я мог надеяться, что она немного успокоится, помня мои слова.

— Свалил гору с плеч, солдат? — Раймондо стоял в дверях, наблюдая за мной.

Я положил трубку на рычаг:

— Да, полегчало.

Я вернулся на веранду и сел. Действительно, на душе стало легче, захотелось есть. Я потянулся за сандвичем.

— Если я не смогу убить его в поместье, то где же я его убью?

— Ты все увидишь через десять минут. — Раймонд о тоже взял сандвич, впился в него зубами. — «Маленькие братья» посылают наблюдателя, который должен засвидетельствовать, что стрелял Тимотео.

— Кого именно?

Раймондо плюнул через парапет веранды.

— Фернандо Лопеса. Он большая шишка в организации и ненавидит мистера Саванто. Он уверен, что у Тимотео не хватит духу выстрелить в Диаса. Твоя задача — убедить его в обратном.

Мне не понравился такой расклад.

— Если он будет стоять около Тимотео, когда тот будет стрелять, мы можем отказаться от этой затеи прямо сейчас.

— Здесь будет мистер Саванто. Он не позволит Лопесу отираться около Тимотео. Так что возможность маневра у нас будет.

Я повернулся к Раймондо:

— А почему ты влез в это дело? Ты же становишься соучастником убийства.

Раймондо осторожно погладил челюсть:

— Я смотрю на это иначе. С детских лет я вижу от мистера Саванто только добро. Я у него в большом долгу. — Взгляд стал жестким. — Все должно получиться, солдат.

— Он говорил о том же, иначе мою жену заклеймят.

— Убив Диаса, ты станешь богачом. Саванто всегда держит слово. Если ее и коснется раскаленное железо, то только по твоей вине.

Меня прошиб пот.

— Он это сделает?

— Несомненно.

Раймондо взглянул на часы, поднялся и ушел в дом. Вернулся он с двумя полевыми биноклями. Один дал мне, второй, сев на стул, положил на колени.

— Берег бухты, что перед тобой, является частью поместья Уиллинггона. — Вновь он взглянул на часы. — Погляди на нее в бинокль и представь себе, что собираешься стрелять.

Поднимая бинокль к глазам, я услышал рокот мощного двигателя. Из-за мыска появился быстроходный катер. Я навел на него бинокль. За штурвалом стояла толстая негритянка в белом комбинезоне. Я увидел отходящий от кормы трос и повернул голову чуть левее.

Девушка на водных лыжах оставила купальник на берегу. Стройная фигура, золотисто-коричневая кожа, развевающиеся светлые волосы. Я видел ее темные соски и напряженные мышцы рук. Нимфа, вынырнувшая из морских глубин. Ее юное лицо сияло. Катер резко повернул. Она легко и уверенно перепрыгнула через трос, затем подняла ногу и заскользила на одной лыже.

Пятнадцать минут длился этот спектакль на воде: прекрасный, возбуждающий, сексуальный. Затем катер унес ее за пальмовую рощу. Двигатель кашлянул и заглох.

— Это она. — Раймондо опустил бинокль. — Каждый день в это время она катается на лыжах. Диас — один из лучших воднолыжников Южной Америки. Можно не сомневаться, что после любовных утех они появятся в бухте, чтобы показать друг другу, какие они мастера. Ты сможешь подстрелить его отсюда?

Я ответил не сразу. Цель будет двигаться быстро, постоянно меняя направление. 600-миллиметровый прицел уменьшит расстояние до сотни футов. Подстрелить Диаса будет сложно, но в пределах возможного. Тут я подумал о том, чем чреват мой промах. Вновь взглянул на клеймо «Красного дракона» на деревянном столбе. Мне вспомнилось, как я сидел высоко на дереве, с винтовкой, оснащенной 300-миллиметровым прицелом. Три долгих часа я ждал появления снайпера, который доставил нам немало вреда. Руки затекли, солнце слепило глаза. Нас разделяло пятьсот ярдов. На долю секунды он поднял голову, но этого мгновения мне хватило, чтобы убить его. С той поры прошло три года. Реакция у меня стала похуже, но Диас полмили будет находиться у меня на мушке. Ружье с глушителем. То есть я мог выпустить по нему по меньшей мере шесть пуль, а он бы ничего не заметил.

— Шансы велики, — ответил я. — Завтра представление повторится?

— Каждый день в это время.

— Я смогу сказать наверняка, посмотрев через оптический прицел. — Я встал. — Поеду за ружьем Тимотео.

Раймонд о прищурился.

— Хочешь, чтобы я составил тебе компанию, солдат?

— Я не убегу.

Он кивнул:

— Поезжай.

По пути домой я думал о Люси. О первой ночи, которую мы провели вместе. В отличие от многих девушек наших дней она была невинна. Я вспомнил, как она вскрикнула от боли, но прижала меня к себе. Я вспомнил три месяца, которые мы провели вместе. Я вспомнил ее слова: «Я немного боюсь тебя. Я понимаю, что иногда ты должен быть жестоким и суровым, чтобы достичь цели, но, пожалуйста, не пытайся быть жестоким и суровым со мной».

Чтобы вернуть ее, я должен убить человека. Но кто такой Диас Саванто? Мерзавец, да и только. Изнасиловал и заклеймил девушку, такую же невинную, как Люси.

Подъезжая к школе, я увидел, что ворота открыты. Около дома стоял сине-красный «бьюик» детектива Тома Лепски из полицейского управления Парадиз-Сити.

Я выскользнул из машины, сердце стучало, как паровой молот, и огляделся. Лепски нигде не было. Я двинулся к бунгало. Входная дверь распахнута. Гостиная, стол накрыт на две персоны. Кухня, на плите сковорода с ломтями ветчины, кастрюлька с фасолью, вторая — с водой, рядом с ней чашка с рисом. Спальня, ничего не изменилось. Я заглянул в шкаф Люси. Вся одежда на месте. Ничего не пропало.

Тут я почувствовал себя как никогда одиноким. Впервые я вернулся домой, и она меня не встретила.

Из бунгало я направился к тиру. Я подумал, что найду его там. И не ошибся. Он вышел мне навстречу из пристройки.

Холодный, вопрошающий взгляд.

— Привет! Я уже собрался объявить ваш розыск.

Я заставил себя смотреть ему прямо в глаза.

— Розыск? С какой стати?

— Дом пуст. Я подумал, что-то случилось.

— Ничего не случилось. Что привело вас сюда, мистер Лепски?

— Проезжал мимо. Я обещал миссис Бенсон рецепт чатни, как ее готовит моя жена. Где миссис Бенсон?

Я не сомневался, что он побывал в доме, увидел и накрытый стол, и кастрюльки, и сковороду, под которыми так и не зажгли огонь, и, как опытный полицейский, начал прикидывать что к чему.

— Я отвез ее к подруге. Та заболела. Срочно вызвала ее.

— Тяжелое дело. — Лепски покачал головой. — Приехав сюда, я решил, что попал на палубу «Летучего голландца». Дверь открыта, стол накрыт, еда на плите, а живых нет… Я обеспокоился.

— Да, ее срочно вызвали. Мы все бросили и уехали.

— К подруге вашей жены?

— Совершенно верно.

Он впился в меня взглядом:

— Кто победил?

Я уставился на него:

— Не понял.

— Из-за чего дрались?

Я забыл о синяках и ссадине на скуле.

— А, пустяки. Немного поспорили. Я, похоже, сорвался.

— Понятно. — Он потер шею, отвел взгляд. — Ваш телефон не работает. — Он вновь всмотрелся в меня.

— Не работает? — Я полез было в карман за сигаретами, затем передумал. Полицейский по этому жесту сразу узнает, что человек нервничает. — Он всегда то работает, то нет. Это и немудрено, мы живем далеко от города.

— Провод перерезан.

В горле у меня пересохло.

— Перерезан? Не может быть.

— Его перерезали.

— Наверное, подростки. Они совершенно распоясались. Я его починю. Даже не подозревал об этом.

— Вы обычно уезжаете из дома, оставляя входную дверь открытой?

Меня начали раздражать его вопросы. Я решил положить им конец.

— Если меня это не волнует, то какая вам забота?

Лицо Лепски закаменело.

— Беззаботные люди доставляют массу хлопот полиции. Я вас спрашиваю: вы обычно уезжаете из дому, оставляя входную дверь открытой?

Он мрачно смотрел на меня.

— Наверное. Рядом же никого нет. Мы часто спим с незапертой дверью.

— Несмотря на распоясавшихся подростков?

Я промолчал.

— Когда я вошел и в доме никого не оказалось, — продолжил Лепски после короткой паузы, — я осмотрел комнаты. Миссис Бенсон взяла с собой вещи? Я заглянул в шкафы… это наша работа, мистер Бенсон. По-моему, все на месте.

— Я ценю вашу заботу, но волноваться не о чем. Нас срочно вызвали. Собраться мы не успели. Моя жена взяла с собой лишь самое необходимое на несколько дней.

Он почесал нос, все так же глядя на меня.

— Почему ваш ученик не стреляет?

Внезапный поворот застал меня врасплох.

— Ученик?

— Богач, который купил все ваше время.

— А… тот. — Я быстро нашелся. — Он уехал вчера.

— Правда? А что у него случилось? Заболел друг?

— Да нет. Просто ему наскучила стрельба.

— «Уэстон и Лиис» — его ружье?

— Да, — я начал потеть. — Мне надо отослать его.

— А почему он не взял ружье с собой?

Я решил положить конец допросу:

— Вас это тревожит, мистер Лепски?

Он улыбнулся:

— Пожалуй, что нет. — Улыбка исчезла. — Этот 600-миллиметровый оптический прицел и глушитель… Кого он собирается убить? Президента?

Я оставил прицел и глушитель в коробке. Чтобы найти их, требовался настоящий обыск.

Мне удалось выдавить из себя смешок.

— Он любит всякие приспособления. Знаете ли, есть люди, у которых больше денег, чем здравого смысла. Он покупает все, что можно навесить на ружье.

— Понятно. — Лепски кивнул. — Значит, завтра у вас свободный день? Ученика нет… жены нет. Я тоже смогу выкроить пару часов. Как насчет того, чтобы дать мне урок?

Только этого мне и не хватало.

— Извините, но я собираюсь поехать к жене. Я закрываю школу на несколько дней.

— Значит, мне не повезло. Но мы встретимся двадцать девятого. Так?

— Конечно. Я не забыл.

Лепски помолчал.

— Хорошее у него ружье… просто отличное. Я хотел бы иметь такое.

— Я тоже.

Лепски задумался. Я с тревогой наблюдал за ним.

— Вы хотите сказать, что он отказался от уроков, даже оснастив ружье оптическим прицелом?

— Ему стало скучно.

Лепски поскреб щеку:

— Как хорошо иметь много денег. Я бы с удовольствием так поскучал. — Он снял соломенную шляпу и обмахнулся ею, как веером. — Чертовски жарко, не так ли? — И продолжил, прежде чем я согласился с ним. — Значит, вы едете к жене? Где она? — выстрелил он коротким вопросом.

Но я был начеку.

— Неподалеку. Ну, мистер Лепски, у меня есть кое-какие дела. Увидимся двадцать девятого.

— Конечно, не буду вам мешать, — кивнул Лепски, затем добавил: — В будущем не забывайте запирать дверь. Мы не ищем лишней работы.

— Буду помнить об этом.

— Счастливо оставаться, мистер Бенсон. До встречи.

Мы пожали друг другу руки, и он зашагал к «бьюику». Я подождал, пока его автомобиль не скроется из виду, затем вернулся в бунгало, собрал в рюкзак нужные мне вещи, нашел лист бумага и написал заглавными буквами:

«СТРЕЛКОВАЯ ШКОЛА ЗАКРЫТА ДО 28 СЕНТЯБРЯ».

Рюкзак я бросил в кабину, прошел в тир, взял ружье Тимотео, глушитель и оптический прицел.

Остановив машину за воротами, я вылез из кабины, закрыл их, прикрепив к стойке записку, снова сел за руль и поехал к маленькому белому дому, где через несколько дней меня ждала встреча с Диасом Саванто.

— Я хочу поговорить с Саванто.

Мы только поужинали. Карло готовил плохо, так что кусок не лез в горло. Жара не спадала даже после наступления темноты. Море и пальмы застыли под плывущей по небу луной, но на душе у меня не было покоя.

Раймондо прищурился:

— Как скажешь, солдат. Когда ты хочешь увидеться с ним?

— Немедленно. Где он?

— В «Империале». Мне поехать с тобой?

— Да.

На его лице отразилось удивление, но он поднялся, и мы направились к «фольксвагену».

Последние четыре часа я бродил вокруг дома, осваиваясь, прикидывая, что может помешать мне выполнить поручение Саванто. Вопросов я поставил себе немало, почти на все ответил сам, но некоторые поставили меня в тупик. Оставалось надеяться только на Саванто. Если б и он оказался бессилен, успешный исход задуманного становился весьма и весьма проблематичным.

Мы нашли Саванто на балконе его номера. Он указал на кресло:

— Садитесь, мистер Бенсон. Вас что-то тревожит?

Я сел, а Раймондо отошел к ограждению балкона.

— Да, — и я рассказал о двух визитах Лепски.

— Этот полицейский очень умен, — заключил я. — Из-за того что вы вынудили меня согласиться убить Диаса Саванто, мне пришлось солгать ему, и он может поймать меня на этом. Поверив сказочке о том, что вашему сыну запрещено прикасаться к оружию, я сказал ему о мифическом богатом клиенте. Сегодня мне пришлось выдумывать больную подругу жены. Если он выяснит, что ни клиента, ни подруги не существует, меня ждут неприятности.

— А зачем ему это выяснять, мистер Бенсон?

— Неужели вам это не ясно? — Я даже повысил голос. — Убийство Диаса Саванто вызовет полицейское расследование. Если я застрелю его в тот момент, когда он будет кататься на водных лыжах, полиция сразу поймет, что Диаса убили из мощного ружья. Не понадобится много времени, чтобы узнать, откуда стреляли. Тут же возникнет предположение, что убийца пользовался оптическим прицелом. Лепски вспомнит «Уэстон и Лиис» с 600-миллиметровым прицелом и глушителем. Вспомнит он и моего богатого ученика, и внезапный отъезд жены. Потом он приедет ко мне и начнет задавать вопросы. Он…

Саванто поднял руку, останавливая меня:

— Все, о чем вы говорите, мистер Бенсон, не проблема. Никто не задаст вам ни одного вопроса, потому что полицейского расследования не будет.

Я воззрился на него:

— Это еще почему?

— Потому что полиция не узнает об убийстве. Вы не вникли в ситуацию. Я же все обдумал. Когда я узнал, что Диас собирается провести три дня с женой Эдварда Уиллинггона, я понял, что мы в идеальном положении. Менее всего Нэнси Уиллингтон захочет, чтобы полиция, а затем и пресса начали бы спрашивать ее, а что делал Диас Саванто в поместье ее мужа в отсутствие последнего. Давайте посмотрим на происходящее ее глазами. Они оба мчатся по воде. Внезапно, потому что вы будете стрелять с глушителем, Диас Саванто падает. Катер останавливается. Она обнаруживает, что Диас убит выстрелом в голову. Что она делает? Вызывает полицию? Нет. Она перекладывает все на плечи негритянки, управляющей катером. Та выловит тело из воды. Как поступить с телом дальше, она знает. На нее можно положиться. Ее услуги высоко оплачиваются. Покойника увезут телохранители. У девушки много денег, и негритянка убедит ее хорошо им заплатить. Она заплатит сколько угодно, лишь бы избежать огласки. — Саванто пожал плечами. — Уверяю вас, полиция ничего не узнает.

— А если девушка запаникует и все-таки позвонит в полицию?

— Этого ей не позволят. Негритянка позаботится об этом.

Я подумал о девушке. Она возникла перед моим мысленным взором, юная, обнаженная, радостная, летящая над водой. Но вот я нажму на спусковой крючок «Уэстон и Лиис», и всю оставшуюся жизнь по ночам ее будут мучить кошмары.

— Удастся ли вам подменить моего сына, мистер Бенсон? Вот что волнует меня больше всего.

— Я не предвижу никаких затруднений, если не считать вашего свидетеля. Завтра я скажу наверняка, смогу ли я подстрелить Диаса на воде. Сначала я хочу взглянуть на девушку через оптический прицел. Я думаю, что это возможно, но хочу подстраховаться. Если да, то Тимотео будет стрелять с плоской крыши дома. Вы и ваш свидетель отведете его туда. Затем вы двое спуститесь вниз и будете ждать на веранде с биноклями в руках. Я хочу, чтобы Тимотео поднялся на крышу в половине третьего. Если нам повезет, Диас и девушка появятся в бухте в три часа. За домом растет большое дерево. Я спрячусь в его кроне. После того как вы и ваш свидетель покинете крышу, я присоединюсь к Тимотео. Выстрелю и снова залезу на дерево. Тимотео спустится на веранду. А уж вам придется убеждать этого Лопеса в меткости Тимотео. Что вы на это скажете?

Саванто задумался, затем кивнул.

— Да… это хороший план. — Он пристально посмотрел на меня, его глаза блеснули. — Вы его убьете?

— Думаю, что да, но подождем до завтра.

— Я хотел бы услышать утвердительный ответ, мистер Бенсон.

В голосе слышалась неприкрытая угроза.

— Подождем до завтра, — повторил я и направился к двери.

Раймондо последовал за мной. На обратном пути мы не разговаривали. Перед моими глазами стояло клеймо «Красного дракона», выжженное на деревянном столбе, поддерживающем крышу веранды.

 

Глава б

Следующим утром я соорудил навес из пальмовых листьев на плоской крыше белого дома. Во Вьетнаме мне пришлось построить не один десяток таких вот противосолнечных укрытий. Раймондо вызвался помогать. Я поручил ему обирать пальмовые листья, но укладывал их сам.

Нам с Тимотео, возможно, пришлось бы провести на крыше два-три часа, так что не хотелось, чтобы полуденное солнце испепелило нас.

Когда я закончил, Раймондо одобрительно кивнул, по достоинству оценив мою работу.

— Сразу видно, что в этом ты мастер. Хочешь поесть?

Мы спустились на веранду и перекусили сандвичами, приготовленными Карло.

Ночь я провел в маленькой комнатке, Раймондо и Карло улеглись в соседней, размером побольше. Я почти не спал, лежал и думал. Панический страх за Люси прошел, я вновь обрел способность к логическим размышлениям. Я уже не сомневался, что такой дикарь, как Саванто, приведет в исполнение свою угрозу и заклеймит Люси, если я подведу его. Я понял, что он не блефует. Диас собирался провести в поместье Уиллингтона три дня. Время оставалось моим единственным козырем. Могло произойти что-то непредвиденное, благодаря чему мы с Люси вырвались бы из ловушки.

В гостиной был телефон. Что, если позвонить в полицию и рассказать обо всем? Но я отказался от этой мысли. Я не знал, где находится Люси, и они могли расправиться с ней до того, как полиция нашла бы ее. Да и мне бы не поздоровилось, если б Карло и Раймондо, проснувшись, застукали меня у телефона. Я не мог пойти на такой риск.

Если б пришлось, я бы убил Диаса, но при условии, что не найду другого способа спасти Люси. В первый день я мог просто промахнуться. Саванто мне поверит, полагал я, если удастся вбить ему в голову, что попасть с такого расстояния в движущуюся цель чрезвычайно сложно. Промах даст мне еще одну ночь для поисков выхода. Промахнуться во второй день я бы уже побоялся, но по меньшей мере я выигрывал целую ночь.

Покончив с сандвичами, Раймондо и я вернулись на крышу. Я захватил с собой ружье.

Солнце накалило воздух, но навес спасал хотя бы от прямых лучей.

В самом начале четвертого послышался шум мотора. Я положил ружье на бетонное ограждение крыши. Из-за мыска вылетел катер, я поймал в оптический прицел обнаженную фигурку, подрегулировал четкость изображения, прицелился в голову. Оптика приблизила девушку ко мне. Сразу же стало ясно, что поразить цель не составит труда. Помимо разворотов и дуг, она проходила отдельные участки по прямой, и уж тут-то я мог попасть ей хоть в голову, хоть в сердце. Возможно, Диас окажется более изобретательным, но и ему не обойтись без прямых отрезков.

Однако я не собирался говорить об этом Раймондо. Я следил за ней в прицел еще пять минут, затем, когда катер лег на обратный курс, опустил ружье.

— Каков приговор, солдат?

— Чертовски трудный выстрел, — ответил я. — Надо попасть в голову, чтобы убить его наверняка, а не ранить. Голова все время двигается то вверх, то вниз. Я должен поразить мозг. Я уверен, что попаду в голову, но не знаю, пройдет ли пуля через мозг. Расстояние велико, и он будет находиться в постоянном движении. Очень сложный выстрел.

Раймондо сунул руку под рубашку, почесал грудь. На его лице появилось озабоченное выражение.

— Ты должен его убить. Если ты только вышибешь ему зубы, мы не оберемся неприятностей и, возможно, никогда не получим шанса расправиться с ним.

— Сам знаю. Я уже прихожу к мысли, что план недостаточно хорош.

Раймондо выругался:

— Только не говори об этом Саванто! Он выбрал тебя как первоклассного стрелка. Вот и доказывай свое мастерство!

— Он ничего не понимает в стрельбе. Движущаяся цель на расстоянии восемьсот ярдов, а попасть надо в мозг. То есть в площадку размером с квадратный дюйм. Да во всем мире не найдется пяти человек, которые могут гарантировать такое попадание.

— Будет лучше, если ты окажешься одним из них! — отрезал Раймондо.

— Замолчи! Мне надо подумать, — осадил я его.

Он не столько рассердился, как перепугался. Его уверенности в себе как не бывало. Я даже подумал, а не окажется ли он виноватым в глазах Саванто, если дело не выгорит?

А потом меня осенило. Я закурил, обдумывая сверкнувшую в голове идею.

— Кому принадлежит этот дом?

Вопрос его удивил.

— А какая тебе разница?

— Вдруг заявится хозяин и найдет нас здесь?

— Ерунда! На побережье сдаются в аренду десятки домов с участками, на любые сроки. Мы сняли этот.

Я это предполагал, но хотел убедиться в своей правоте. На побережье сдаются в аренду десятки домов. Если Саванто снял этот дом, почему бы ему не снять и другой, чтобы держать там Люси?

Но как это проверить? Тут же в голове возникла вторая идея. Я обдумал ее, снимая с ружья оптический прицел и глушитель. Раймонд о озабоченно поглядывал на меня.

— Давай глянем на карту поместья. — Я уложил прицел и глушитель в картонную коробку и повернулся к нему.

Он снова почесал грудь:

— Зачем тебе это?

— Я хочу посмотреть карту.

— Я же сказал, солдат, там будут люди Диаса. Забудь и думать об этом.

— Их только четверо.

— Этого достаточно. Они же профессионалы!

Пришлось пойти на обман.

— Однажды я убил снайпера, окруженного сотней солдат. Четыре человека — пустяк.

Он уставился на меня:

— Ты думаешь, что…

— Мы теряем время! — рыкнул я. — Покажи мне карту!

Мы спустились в гостиную. Он нашел карту и расстелил ее на столе.

— Отлично. А теперь пойди подыши свежим воздухом.

Раймондо помялся, он не любил, когда им помыкали, затем пожал плечами и вышел на веранду, где спал Карло.

Несколько минут я изучал карту. Дом стоял посреди лужка с цветочными клумбами площадью в двести квадратных ярдов. За лужком начинался густой лес с прорубленными в нем тропинками. Справа от дома находился плавательный бассейн. Бунгало для гостей и дом разделяло приличное расстояние. Там был свой бассейн. На берегу Уиллинггон построил эллинг и маленькую гавань. От бунгало к морю вела тропа, также прорубленная в лесу. С трех сторон поместье огораживала высокая стена, четвертая выходила к морю. Будь у меня четыре телохранителя, я бы поручил двум патрулирование тропинок, ведущих к эллингу, самому уязвимому участку на периметре поместья, а остальных поставил бы охранять бунгало.

Глядя на карту, я обдумывал свою идею. И не находил особых изъянов.

Я кликнул Раймондо.

— Ты осматривал поместье?

— Конечно. Я же тебе говорил.

— Что там за стена?

Он нетерпеливо махнул рукой:

— Высотой пятнадцать футов, с сигнализацией. Стоит коснуться верха, как поднимется тревога.

— Ты в этом уверен?

— Абсолютно. Я поднял тревогу. Два местных охранника и двое полицейских на патрульной машине прибыли менее чем через десять минут.

— А как насчет эллинга?

— На лодке туда не подберешься. Вход в гавань перекрыт сигнальным проводом, прикосновение к которому также поднимает тревогу.

— А если вплавь?

Он нахмурился, пожал плечами:

— Наверное, можно, но там наверняка будет охранник.

— Тимотео умеет плавать?

— Да, плавает он хорошо, но ты теряешь время, солдат. Допустим, вы с Тимотео проникнете в поместье. А Лопес?

Про Лопеса я забыл.

— Я просчитываю альтернативные варианты. — Я встал. — Хочу взглянуть на поместье. Может, я найду лучший способ добраться до Диаса, чем тот, что предложил Саванто.

Раймондо подозрительно посмотрел на меня.

— Ты теряешь время, — повторил он.

— Времени-то у нас предостаточно. Я пошел.

— Я с тобой. Когда ты хочешь осмотреть поместье? Сегодня вечером?

— Прямо сейчас.

— Ты что, рехнулся? Там же два охранника. Ты можешь наткнуться на них, и кто знает, чем все это кончится.

— Ты не говорил мне, что охранники уже в поместье.

— Они там постоянно. В доме много ценностей. Но они уедут по прибытии Диаса. Девушка договорилась с «Секьюрити Эйджент». Негритянка сказала мне об этом. Они вернутся, как только Диас покинет поместье. Сейчас же они на месте.

— Ты умеешь плавать?

Он, конечно, не подозревал, что для меня этот вопрос был ключевым. Если он хорошо плавал, мой план рушился как карточный домик. Но, к своему облегчению, я заметил, что он медлит с ответом.

— Более или менее.

— Не понял. Ты сможешь проплыть четверть мили? Я хочу войти в воду здесь. — Я ткнул пальцем в карту. — В четверти мили от гавани.

— Я бы не хотел заплывать так далеко..

— Хорошо, значит, ты не идешь со мной.

Я направился к двери, но он схватил меня за руку:

— Никаких фортелей, солдат! — Он злобно глянул на меня. — Одна ошибка, и твою жену заклеймят!

От моего удара он отлетел к противоположной стене, оттолкнулся от нее и бросился на меня. Раймондо так разозлился, что забыл о защите. Он летел как разъяренный бык, но второй удар, в челюсть, уложил его на пол.

Позади послышался какой-то звук, и я обернулся. В дверях стоял Карло.

— Приведи его в чувство и уложи в постель, — приказал я. — Пойду прогуляюсь.

Карло не знал, что и делать. Не давая ему времени на раздумье, я отстранил его, спустился с веранды и по песчаным дюнам зашагал к морю.

Плыть пришлось дольше, чем я ожидал, но меня это не смутило. В армии мне приходилось проплывать и по пять миль, да еще под пулями вьетконговцев, иногда шлепавшихся неподалеку. Плыл я не спеша и через какое-то время оказался перед эллингом Уиллинггона, у разъема в двух выступающих в море стенах, образующих маленькую гавань. Катер покачивался на волнах. Я поплавал у входа в гавань, оглядывая берег, но не заметил ни единой души. Подумал, что сигнальный кабель, о котором говорил Раймондо, днем скорее всего отключен, но решил не рисковать. Нырнув, поплыл вдоль одной из стен и появился на поверхности у самого катера.

Едва я протер глаза, над головой раздался женский голос.

— Привет! Вы знаете, что нарушили границу частного владения?

Я посмотрел вверх. Нэнси Уиллингтон стояла на крыше кабины. В крошечном бикини: материал прикрывал разве что соски да промежность. Такой роскошной женщины видеть мне еще не доводилось. Чем-то она напоминала Бриджит Бордо в ее первых фильмах.

— Я не знал, что здесь кто-то живет. — Я решил прощупать почву, найти верный тон. — Извините меня. Наверное, я попал не в тот дом.

Она засмеялась, наклонилась ко мне, ее полные груди едва не вывалились из полоски бикини.

— Вы всегда заплываете в чужие дома?

— Я же извинился, не так ли? — нарочито грубо ответил я и, не торопясь, поплыл к выходу из гавани.

— Эй! Вернитесь! Я хочу поговорить с вами! — крикнула она вслед.

Я хотел сыграть на ее любопытстве. Мой расчет оправдался. Я вернулся к катеру, схватился за швартов.

— Я не хотел нарушать ваш покой.

— Залезайте на палубу. Хотите выпить?

Я перевалился через борт, встал. На мне были лишь белые брюки из тонкой хлопчатобумажной ткани. Мокрые, они облегали тело, как вторая кожа. Не думаю, что мой вид смутил ее. Мне же хватало забот и без того, чтобы волноваться из-за своей внешности.

Она спрыгнула с крыши. Ее глаза пробежались по мне, ничего не упустив, затем она озорно улыбнулась:

— Какой мужчина!

— Вы так думаете? Что ж… какая женщина!

Она рассмеялась:

— Что вы тут делаете?

— Ищу свою жену.

Как раз эта идея пришла мне в голову во время разговора с Раймондо. Я хотел найти Люси. Нэнси знала окрестности, могла подсказать, какие виллы или бунгало недавно сдали внаем.

— Жену? — Зеленые глаза округлились. — Вы потеряли ее?

Я не мог сказать ей правду. Если б я это сделал, она думала бы только о себе и тут же позвонила бы Диасу. Поэтому я солгал.

— Я ее потерял, но не хочу докучать вам своими проблемами. Я тут никого не знаю. Увидел вот гавань и решил взглянуть, нет ли ее здесь. Извините.

— Вы просто псих! — воскликнула Нэнси. — Что же вы, плывете вдоль берега, разыскивая вашу жену? Я этому не верю!

— Наверное, это безумие, — признал я. — Но лодки у меня нет, так что ничего другого не остается. Я знаю, что она где-то на побережье, и ищу ее.

— Вы ее потеряли? То есть она бросила вас?

Я одарил ее суровым взглядом:

— Извините, что нарушил ваш покой. Я ухожу.

— Ну что вы такой сердитый. — Она склонила голову набок, обворожительно улыбнулась. — Мне нечего делать, и я так скучаю! Я помогу вам. Мы можем проплыть вдоль побережья на катере. — Она села на крышу кабины. — Расскажите мне обо всем.

— Какое вам до этого дело? Это никого не касается. Я хочу, чтобы жена вернулась ко мне. Мне кажется, что сейчас она в одном из домов на этом берегу. Я должен ее найти, а уж потом разберусь с ней сам.

Она надула губки:

— Не надо на меня кричать. Может, она счастлива без вас. Вы об этом не подумали?

— Какого черта вы лезете в мою семейную жизнь? — рявкнул я. — Я хочу ее найти и найду!

Она мигнула. Наверное, ни один мужчина не разговаривал с ней таким тоном.

— Да вы прямо из пещеры. Будь я вашей женой, я бы любила вас. Я помогу. Я знаю все близлежащие дома на побережье.

— Должно быть, он снял один из них. Вы знаете, какие сдаются внаем?

— Так она убежала с мужчиной? У нее, похоже, не все в порядке с головой.

— Значит, у нее не все в порядке с головой. Когда я ее найду, я намерен задать ей хорошую трепку. Она напрашивалась на это с тех пор, как мы поженились. Теперь она все получит сполна.

Глаза Нэнси сверкнули.

— Как бы я хотела, чтобы кто-нибудь задал трепку мне. Я так этого хочу.

— Ваши желания меня не интересуют. — Теперь я уже знал наверняка, что выбрал правильную линию поведения. — Я знаю, что нужно моей жене, и она это получит. Так вы можете показать, какие дома сдаются внаем?

— Да. В полумиле отсюда их три. Еще один, очень хороший, двумя милями дальше.

— Давайте взглянем на них.

— Вы не хотите чего-нибудь выпить?

— Потом. — Я повернулся к ней. — Поехали.

Она спустилась в кабину и завела двигатель. Разговаривая с ней, я все время поглядывал на лес, за которым находилось бунгало для гостей, гадая, не следит ли за мной негритянка. Я ее не увидел. Я вошел в кабину, когда Нэнси начала разворачивать катер носом к морю.

— Я — Нэнси, — представилась она. — А вас как зовут?

— Макс. — Я ее не обманывал. Просто назвал свое второе имя.

— Пойдем вдоль берега, не очень быстро и не очень далеко.

— Есть, капитан. — Она хихикнула. — Вы и ее приятель подрались?

Я все время забывал про отметины кулаков Раймондо на моем лице.

— Не с ним… Мы повздорили.

— Я люблю мужчин, которые дерутся. Что было дальше?

Я взглянул на нее. Ее глаза неестественно блестели. Я видел, как под тонким материалом лифчика набухли соски.

— Что вам до этого?

Снова надулись ее губки.

— Я люблю хорошую драку. Мне нравится, когда двое мужчин…

— Хватит! Чей это дом?

Она скорчила гримаску, но посмотрела в указанном мною направлении.

— Ван Хассена. Роскошный мужчина, но жена у него жуткая стерва. Пригнитесь, я не хочу, чтобы она вас заметила. Она расскажет моему мужу.

Мы подплыли к дому. На лужке, под большими ярко раскрашенными зонтиками, сидели и лежали люди.

Нэнси прибавила газу, и дом Ван Хассена остался позади.

— Некоторые женщины такие стервы. — Нэнси хихикнула. — Она боится, что ее муж захочет переспать со мной. Она даже близко не подпускает его ко мне.

— А здесь кто живет? — Мы приближались ко второму дому, похожему на первый.

— Этот снимают. Они ждут ребенка. У нее огромный живот. Он не отходит от нее ни на секунду. Я ни разу не говорила с ним.

Мы проплыли мимо еще двух домов. У одного сидела на лужке семейная чета средних лет, у другого старики играли в карты под сенью деревьев.

Я уже подумал, а не ошибся ли, предположив, что Саванто снял для Люси второй дом на берегу.

— Видите тот мысок. — Нэнси положила руку мне на плечо. — Я говорила вам о нем. Поместье Джека Декстера. Он просто душка, но его жена форменное чучело. Сейчас они на юге Франции. А дом сдали в аренду. Джек терпеть не может сдавать свои дома, у него их шесть, но она чудовищно жадна, и ее не переспоришь.

— А есть еще дома, которые можно снять?

— Их тут десятки, но все это лачуги, только для туристов. А это настоящая вилла.

На берегу высились кипарисы. В гавани качался на волнах катер. С обеих сторон от нее золотился песок пляжа.

Еще несколько минут, и нам открылся обширный лужок и дом в окружении цветочных клумб.

— Вот он, дом Джека Декстера. Красивый, не правда ли? Я еще не успела узнать, кто его снял.

Я ее не слушал.

На лужке, под раскидистым деревом, сидел Тимотео Саванто.

Увидев Тимотео, я едва не крикнул Нэнси, чтобы та направила катер в гавань, но сумел сдержаться. Люси мото там и не быть. Я, конечно, чувствовал, что она в том же доме, вместе с Тимотео, но поручиться за это не мог.

— Неужели это ее дружок? — спросила Нэнси, глянув на Тимотео. — Не пойму, что она в нем нашла.

Тимотео раздобыл себе новые солнцезащитные очки. Услышав шум двигателя, он посмотрел на нас, солнечные лучи отражались от черных полусфер. Я чуть подался назад, хотя и знал, что он не может увидеть меня с такого расстояния и через синее стекло кабины.

— Нет… это не он.

Я присмотрелся к дому и похвалил себя за то, что не поддался искушению причалить к берегу. Я увидел Ника, в желто-красной рубашке, уставившегося с веранды на наш катер. Из-за угла появились двое мужчин в белых брюках и футболках. Они тоже не сводили с нас глаз.

— Эй! В доме полно мужчин! — возбужденно воскликнула Нэнси. — Давайте заглянем к ним, познакомимся.

— Нет. Далеко до следующего дома?

— Примерно с милю.

Неохотно она прибавила газу, и катер рванулся вперед.

Мы осмотрели еще четыре дома. Я не хотел, чтобы она знала, что нужный мне дом уже найден.

— Пожалуй, мы напрасно теряем время, — подвел я черту, когда четвертый дом остался позади. — Наверное, я ошибся. Она сняла квартиру или номер в отеле. Поворачиваем назад.

— На побережье еще не один десяток домов. Не надо отчаиваться, — подбодрила меня Нэнси.

— Нет, поворачиваем назад.

Она пожала плечами, развернула катер, и мы помчались обратно. Тимотео уже не сидел в саду Джека Декстера. Исчез и Ник. Лишь двое мужчин в белых брюках прогуливались по веранде.

Когда мы приблизились к гавани Уиллингтона, Нэнси сбросила скорость.

— Пообедайте со мной. Я совсем одна. Мы можем поговорить о вашей жене.

— Нет, мне надо ее искать. Спасибо за помощь.

Нэнси заглушила двигатель и прижалась ко мне.

— Не спешите, Макс. Давайте немного расслабимся. Вы еще успеете найти жену.

— Спасибо за помощь. — Я отстранил ее, поднялся на палубу, прыгнул в воду и быстро поплыл от катера. Через пару сотен ярдов я оглянулся. Нэнси стояла на крыше кабины, уперев руки в бедра, широко расставив ноги.

— Поганец! — крикнула она. — Я надеюсь, что ты утонешь, — и помахала мне рукой.

Я помахал в ответ и поплыл дальше.

Я нашел второй дом, который снял Саванто, но не получил доказательств того, что Люси держат именно там. Если б я увидел ее, то воспользовался бы телефоном Нэнси и вызвал полицию. Сейчас я не мог этого сделать: если б они заявились в дом Джека Декстера и Люси там не оказалось, меня ждали бы серьезные неприятности.

Плывя назад, я решил сказать Раймонд о, что искал запасной вариант, на случай, что не смогу подстрелить Диаса на воде. Теперь я знал, как провести Тимотео в поместье Уиллингтона.

Я вышел из воды и по песчаным дюнам направился к дому. На веранде стоял Карло, но не он привлек мое внимание. Саванто сидел на одном из стульев, похожий на черного стервятника, и не сводил с меня глаз.

Я поднялся по ступеням.

— Значит, вы решили поплавать, мистер Бенсон.

— Совершенно верно. Я… — На этом мои объяснения закончились.

Я стоял лицом к нему, Карло оказался чуть сзади. Боковым зрением я заметил, как он двинулся ко мне. Начал поворачиваться, но не успел. Ребро его ладони, словно стальной прут, опустилось мне на шею. В мозгу полыхнула яркая вспышка, и я провалился в темноту.

Резкая боль и запах горелого мяса привели меня в чувство. Я очнулся от собственного крика. Я никогда не думал, что смогу так кричать. Лишь однажды мне довелось слышать такой крик, когда одного из моих солдат ранило шрапнелью в живот. Я стиснул зубы и подавил крик. Открыл глаза. Сквозь застилавший их туман боли разглядел склонившегося надо мной Карло. Ужасно болела грудь. С трудом я поднялся. Внезапно передо мной возникла гигантская рука и ударила по лицу. Я упал спиной на верхнюю ступеньку и скатился вниз, на горячий песок.

Я лежал, придавленный болью, но мое сознание требовало от тела встать и отомстить этой жестокой обезьяне. Вот он спустился по ступенькам, и каким-то чудом я заставил себя оторваться от песка. Даже попытался ударить Карло. Но вновь его рука влепила мне оплеуху, и я упал на спину. Если бы не боль в груди, я бы, наверное, поднялся, но боль лишила меня последних сил.

Затем по ступенькам спустился Раймондо. Он и Карло схватили меня, подняли, втащили на веранду и, как мешок, бросили на стул.

— Ты сам этого добивался, солдат, — спокойно заметил Раймондо. — А теперь уж не суетись. Я сейчас смажу ожог.

Я взглянул на грудь. На правой половине краснело клеймо «Красного дракона». Боль сводила с ума. Я подумал о Люси, с таким же клеймом на лице, и страданиях, которые придется ей вынести. От этой мысли охватившая меня ярость растаяла гак дым. Осталась только боль. Вернулся Раймондо. Смазал ожог желтой мазью. И отошел. Я почувствовал на себе взгляд Саванто.

— Я предупреждал вас, мистер Бенсон. Это не игра. Теперь, надеюсь, вы все поняли, испытав на себе, какие страдания ждут вашу жену.

— Да, — ответил я. Он был прав. До сегодняшнего дня я надеялся, что Саванто блефует, но теперь осознал, что его угрозы — не просто слова.

— Вы говорили с миссис Уиллингтон, — продолжил Саванто. — Вы сказали ей о том, что собираетесь подстрелить Диаса?

— Нет.

Он пристально посмотрел на меня, его глаза блеснули.

— Надеюсь, вы не лжете. Если Диас не появится в бухте, я буду считать, что вы обманули меня. Тогда вашей жене не поздоровится. Вы это понимаете?

— Да.

— Вы, кажется, сомневаетесь в том, что сможете попасть в него, когда он будет кататься на водных лыжах. Так?

— Я в него попаду, но не могу гарантировать, что убью его.

Боль от ожога утихла. Я взглянул на красное клеймо. Представил Люси, которой придется ходить с такой вот отметиной до самой смерти. И перестал волноваться из-за Диаса Саванто.

— Я говорил вам, что сейчас век чудес. — Саванто не отрывал глаз от моего лица. — Я жду от вас чуда.

Я встретился взглядом с Саванто:

— Я его убью.

Он всмотрелся мне в глаза.

— Повторите еще раз, мистер Бенсон.

— Я его убью.

Он кивнул, затем тяжело поднялся со стула.

— Да, мой выбор оправдался. — Он словно разговаривал сам с собой. — Вы его убьете. — Он двинулся к ступеням, остановился, снял шляпу, заглянул в нее, снова надел. — Я ожидал, что с вами будет нелегко, мистер Бенсон. Вы — волевой человек. Я сожалею, что столь жестоко обошелся с вами. Но вы никак не могли взять в толк, насколько все серьезно. Теперь вы это поняли. Лучше пострадать вам, чем вашей жене. Я вновь обещаю, что она вернется к вам… разумеется, немного испуганная, но невредимая. Вы сказали, убьете его. Меня это устраивает. — Он взглянул на Раймондо. — Дай мне сигарету.

Раймондо покачал головой:

— Доктор запретил вам курить, мистер Саванто.

— К счастью, ты не мой доктор. Сигарету! — Он протянул руку.

Карло шагнул к нему с пачкой сигарет. Услужливо щелкнул зажигалкой. Все это время Саванто сверлил взглядом Раймондо.

— Видишь? Карло выполняет мои просьбы.

Несмотря на боль от ожога, я насторожился. И тоже посмотрел на Раймондо.

— Карло — животное, — ответил тот. — Я более ответствен.

— Да. — Саванто глубоко затянулся и выпустил дым через ноздри. Повернулся ко мне. — Вы очень умны, мистер Бенсон. Вы хотели найти вашу жену. И нашли ее. Она в том же доме, что и Тимотео. После того как вы обещали мне убить Диаса, я с удовольствием сообщаю вам об этом. Дом вы видели. Она ни в чем не нуждается. Как я вам и говорил. Я не рассчитывал, что вы мне поверите, но теперь вы в этом убедились. Прекрасный дом, не так ли?

Я промолчал.

— Ее охраняют, мистер Бенсон. Бдительно охраняют. — Последовала долгая пауза. — Завтра Тимотео будет здесь ровно в два часа. В половине третьего приедем мы с Лопесом. Вы несете полную ответственность за подготовку и успешное осуществление операции. — Его глаза превратились в ледышки. — Это понятно?

— Да, — коротко ответил я.

Тени пальм заметно удлинились. Ярко-красное солнце коснулось горизонта. Жара не спадала, в полном безветрии воздух казался тяжелой липкой массой.

Я лежал на кровати у окна в моей маленькой, душной комнатушке. Несмотря на мазь, боль от ожога давала о себе знать. Чтобы забыть о ней, я предался воспоминаниям. Первая встреча с Ником Льюисом, когда тот сказал мне, что продает стрелковую школу. Именно она стала первым звеном цепочки событий, завершившихся сегодняшним кошмаром. Встреча с Люси, первый чудесный месяц нашей совместной жизни. Черный «кадиллак», переваливающийся по песчаным колдобинам, мои надежды заполучить богатого клиента. Как давно все это было. Что-то сейчас делает Люси, гадал я. К счастью, она не знает, что произошло со мной. Я пообещал Саванто, что убью Диаса… Что ж, придется его убить.

За три года армейской службы во Вьетнаме я убил восемьдесят два человека, в среднем по двадцать семь в год. Большинство из них были такими же снайперами, как и я: профессионал убивал профессионала. Могли убить и меня, но в чем-то мне везло, я лучше маскировался и передвигался по джунглям более бесшумно, чем они. Первые снайперы, которых я убил, по ночам стояли у меня перед глазами, но потом я привык к убийствам. Диас же, я это знал, останется на моей совести, несмотря на то, что по натуре он был таким же дикарем, как Саванто, несмотря на то, что меня заставили его убить. И ни с кем не смогу я разделить эту ношу, особенно с Люси. Никто, кроме меня, не должен знать об этом убийстве.

Солнце село, сумерки быстро перешли в ночь. До восхода луны оставалось еще полчаса, и небо усыпали яркие звезды. Нам с Люси всегда нравилось наблюдать за ними.

И тут новая мысль пришла мне в голову.

А принесет ли убийство Диаса свободу мне и Люси?

Саванто говорил, что он человек слова. Он обещал, что Люси вернется живой и невредимой. Он обещал заплатить мне двести тысяч долларов, если я убью Диаса. Но в его положении легко раздавать обещания. Я коснулся клейма на груди. От человека, способного на такое изуверство, можно ожидать чего угодно. Не сочтет ли он более выгодным для себя убрать нас с Люси, после того как я убью Диаса? Этим он не только сбережет двести тысяч долларов, но и избавится от двух свидетелей, которые могут показать, что его сын не убивал Диаса.

А если Люси уже мертва?

Я даже сел.

Может, он уже убил ее?

Открылась дверь, вспыхнула лампочка под потолком. Щурясь от яркого света, я повернулся к двери.

Раймондо вошел в комнату, закрыл за собой дверь. В руке он держал стакан с какой-то жидкостью, судя по цвету, виски с содовой.

— Как дела, солдат? — Он приблизился к кровати.

— Все нормально. Тебе что до этого?

— Ты должен выспаться. Ожог болит?

— А как ты думаешь?

Он взглянул на мою грудь и скривился.

— Я принес тебе снотворное. — Он поставил стакан на столик у кровати, положил рядом бумажный кулек.

Я подумал о Диасе, подпрыгивающем на волнах, летящем над водой. Без таблетки я бы не заснул. А не выспавшись и не отдохнув, не попал бы в Диаса.

— Она жива? — спросил я.

Раймондо оцепенел.

— О чем ты, солдат? — Он понизил голос до шепота.

— Кого ты дуришь? — Также шепотом продолжил я. — После того как я убью Диаса, мы с Люси, похоже, тоже отправимся к праотцам. Или он уже убил ее?

— Такое просто невозможно. — В его голосе не чувствовалось уверенности, и он отвел глаза.

— Так ли?

— Послушай, солдат, Саванто — большой человек. Он сделал много хорошего. Он помогает беднякам. Он помогает своему сыну. Если он дает слово, то держит его.

— От человека, который способен на такое, — я указал на клеймо, — можно ждать чего угодно.

— Он должен был привести тебя в чувство, солдат. Ты же никак не хотел понять что к чему.

— Она жива? — повторил я.

— Ты хочешь поговорить с ней? — Он вытер со лба пот. — Я могу рискнуть. Мне это дорого обойдется, солдат, но, если ты хочешь, я соединю тебя с ней.

Я задумался. Во всяком случае, он не сомневался, что Люси жива. Меня это вполне устроило.

— Не надо. — Я посмотрел на него. — И вот что я тебе скажу. Я думаю, он больше не доверяет тебе. И боюсь, что скоро ты окажешься в таком же положении, что и я.

— Не болтай ерунды! — Но я заметил мелькнувший в его глазах страх. — А теперь слушай, солдат! Ты должен убить Диаса. Иного выхода у тебя нет! — Тут он торопливо оглянулся и повысил голос: — Выпей эти таблетки. Тебе надо выспаться.

Открылась дверь, и на пороге появился Карло.

Я высыпал на ладонь таблетки из кулька, сунул их в рот, запил из стакана. Убедившись, что я их проглотил, Раймондо повернулся и двинулся к двери.

Карло отступил назад.

— Тебе что-то надо? — резко спросил Раймондо. Карло глупо улыбнулся:

— Я не знал, где ты.

Раймондо выключил свет:

— Теперь ты знаешь.

Он вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Через несколько минут я уже крепко спал.

 

Глава 7

— Ты проснулся, солдат?

Я открыл глаза. Комнату заливал солнечный свет. Я оторвал голову от мокрой от пота подушки. Раймондо стоял у кровати, глядя на меня.

— Я проснулся.

С усилием сел и опустил ноги на пол. Соображал я туго, все еще сказывалось действие таблеток.

— Который час?

— Почти двенадцать. — Он поставил на столик чашку с дымящимся черным кофе. — Как ты себя чувствуешь?

Грудь саднило, но резкая боль уже прошла.

— Нормально.

— Диас приехал вчера вечером. Наверное, ему уже надоело валяться с ней в постели. Если нам повезет, он сегодня появится в бухте.

Я не ответил, и Раймондо ушел. Я пил кофе, курил, затем сунул голову под холодный душ, следя за тем, чтобы вода не попала на ожог.

Побрился. Чувствовал я себя действительно неплохо, сон освежил меня. Я надел брюки и рубашку из легкой хлопчатобумажной ткани. Клеймо выглядело ужасно, но кожа вокруг не воспалилась. Я начал застегивать пуговицы, но прикосновение материи к ожогу заставило меня скривиться от боли. Пуговицы пришлось расстегнуть.

Я вышел на веранду. Раймондо сидел у стола, с сигаретой в тонких губах. Я сел рядом.

— Где Карло?

— Я нашел ему работу. Забудь о нем. Как самочувствие? — Он взглянул на клеймо, затем — на меня.

— Нормально.

— Правда?

— У меня все в порядке, — резко ответил я.

— И у твоей жены тоже, солдат.

Тут уже я уставился на него.

— Сказать-то легко.

— У нас кончилось виски. Я ездил туда сегодня утром, чтобы пополнить запас. Я ее видел. Цела и невредима.

Едва ли он врал.

— Тимотео — наследник Саванто, — продолжил Раймондо. — Он пользуется большим влиянием.

— А при чем тут он?

Раймондо пригладил густые черные волосы:

— Тимотео опекает ее. Тебе не о чем беспокоиться.

Мне вспомнился разговор с Люси. С той поры, казалось, прошла целая вечность, но эхо наших голосов отдалось в ушах.

«Выходит, он влюбился в тебя. Так?»

«Похоже, что да. Ты не возражаешь, Джей?»

«Нет, если ты не ответишь ему взаимностью».

Мне стало не по себе.

— Теперь все зависит только от тебя, — добавил Раймондо. — К вечеру ты можешь стать богачом. Ты… — Он замолчал, увидев идущего к нам Карло. Встал. — Так чувствуешь себя неплохо?

— Да.

— Скоро они приедут… Давай поедим.

Карло поднялся на веранду, и они ушли в дом. Я остался сидеть, поглядывая на белый песок, серебрящийся под лучами солнца.

Тимотео не выходил у меня из головы.

«Мы думаем одинаково», говорила Люси. «После появления Саванто ты стал совсем другим» — тоже ее слова.

Вернулся Раймондо, поставил на стол тарелку с сандвичами.

— О чем задумался, солдат? — спросил он, усаживаясь.

— Когда ты отстанешь от меня со своими глупыми вопросами? — огрызнулся я.

Раймондо не обиделся.

— Ты лучше поешь. Кто знает, когда нам удастся пообедать. Хочешь пива?

— Почему бы и нет?

Пока он ходил за пивом, я заставил себя забыть о Тимотео.

За едой мы оба молчали. Когда тарелка и банки опустели, я поднялся из-за стола.

— Пойду приготовлю ружье.

— Тебе помочь?

— Не надо.

Я почистил и зарядил ружье, установил на него оптический прицел, навернул на ствол глушитель. Тут в дверях появился Раймондо:

— Все в порядке, солдат?

Вот когда я понял, что нервничает он куда больше меня. Я тоже волновался, но он просто не находил себе места.

— Конечно. — С ружьем в руках я прошел к лестнице, поднялся на крышу, положил ружье на бетонный парапет под навесом. Посмотрел на пустынную бухту. Появится ли сегодня Диас? Скорее всего — да, но наши ожидания могут оказаться напрасными. Если его не будет, Саванто того и гляди вообразит, что я предупредил его об опасности. И тогда он, как и обещал, выместит зло на Люси.

Вслед за мной на крышу поднялся Раймондо:

— Какие проблемы?

Он меня достал своими вопросами.

— Ради Бога, оставь меня в покое, — рявкнул я. — Ты выведешь меня из себя!

— Мне тоже нелегко, солдат. Я несу Такую же ответственность, что и ты.

— Ты это понял только сейчас?

Я пересек крышу, взглянул на густую листву дерева над головой, его крепкие ветви. Встал на парапет, ухватился за одну из ветвей, подтянулся, залез на нее. Подъем не составил труда. Ветви росли часто, каждая легко выдерживала мой вес. Поднявшись футов на десять, я сел на ветвь, привалившись спиной к стволу. Листва полностью скрыла крышу, зато бухта была как на ладони.

— Ты меня видишь? — крикнул я Раймондо.

Я услышал его шаги. Последовала долгая пауза.

— Ничего не видно, кроме листьев. Пошевелись.

Я поболтал ногами.

— Я тебя слышу, но не вижу.

Медленно, осторожно я спустился вниз: ни одна ветвь не покачнулась, не зашуршал ни один лист. Я как бы репетировал спуск к Тимотео. У свидетеля Саванто не должно было возникнуть и тени подозрения, что Тимотео на крыше не один.

Я спрыгнул на крышу около Раймондо:

— Ты действительно меня не видел?

— Я даже не слышал, как ты спускался.

Я взглянул на часы. Десять минут до прибытия Тимотео. Я подошел к парапету, оглядел бухту. Ко мне присоединился Раймондо.

— Ты сказал, что видел мою жену. Что она делала? — Я не смотрел на него.

Он замялся.

— Делала? — Чувствовалось, что ему не хочется отвечать. — Разговаривала с Тимотео. Говорить он мастер. Если его кто-то слушает, он будет заливаться соловьем.

Мы думаем одинаково.

— Она не выглядела… несчастной?

— Можешь не беспокоиться о ней, солдат. Она в полном порядке.

— Что ты имел в виду, назвав Тимотео наследником Саванто?

— Когда старик умрет, Тимотео станет во главе «Маленьких братьев».

— Он этого хочет?

Раймондо пожал плечами:

— Старик так решил. Из Тимотео получится хороший лидер. Он умен. Образован. Просто ему не повезло, что он попал в такой переплет. Ему надо помочь.

Мы оба услышали шум автомобильного мотора, перешли на другую сторону крыши.

Черный «кадиллак» со знакомым, похожим на шимпанзе, шофером, приближался к дому. Тимотео, в черной шляпе и больших солнцезащитных очках, сидел на заднем сиденье. Рядом расположился один из мужчин, которых я видел с катера Нэнси. Мускулистый, смуглый, в белых брюках и рубашке.

— Вот и он. — Раймондо двинулся к люку.

— Пришли его сюда. Я подожду здесь.

Он кивнул и спустился по лестнице.

Я сел на парапет. Вскоре из люка показалась голова Тимотео, в неизменных черных очках. Вслед за ним на крышу поднялся мужчина в белом. Я оглядел его. Такие встречались мне в армии, наглые, непокорные, уверенные в себе. Он остался у люка.

Увидев меня, Тимотео остановился как вкопанный. Его черные очки смотрели прямо на меня.

Хотя ожог и причинял при прикосновении боль, оставшись один, я застегнул рубашку. Я не хотел показывать ему, что сделал со мной его отец. Пока не хотел.

Кровь бросилась мне в лицо. Будь моя воля, я бы избил его до полусмерти. Передо мной возникли он и Люси, идущие бок о бок вдоль берега. «После появления Саванто ты стал совсем другим».

— Ты хочешь, чтобы я рассказал тебе, что должно здесь произойти? — прорычал я.

Он молчал, его лицо блестело от пота.

— Суть идеи состоит в том, — говорил я медленно, четко выговаривая каждое слова, будто обращался к идиоту, — что твой кузен будет кататься на водных лыжах. Он…

— Да, я знаю, — прервал он меня осипшим голосом.

— Ты знаешь? Вот и прекрасно. — Меня охватила ярость. Из-за этого мерзавца, не способного постоять за себя, меня шантажом заставили расхлебывать заваренную им кашу. Я двинулся на него. — Ты знаешь? — повторил я. — Ты знаешь, что меня принудили убить человека, потому что тебе не хватает для этого духа? Ты знаешь, что твой папаша шантажом добился моего согласия, и теперь, убив твоего кузена, я до конца дней буду мучиться угрызениями совести? Ты все это знаешь, не так ли, трусливый болтун?

Мужчина в белом внезапно оказался между мной и Тимотео.

— Заткни свою грязную пасть! — рявкнул он.

Я уже дрожал от ярости. И вложил в удар всю силу. Если б он достиг цели, мужчина лег бы трупом. Но он увернулся.

Тут появился Раймондо. Втиснулся между мной и мужчиной в белом и схватил меня за руки.

— Остынь, солдат.

Я вырвался и отступил назад.

— Займись им. Пусть он хоть выглядит, как убийца. — Я отошел на пару шагов в сторону, чтобы видеть Тимотео. Тот стоял не шевелясь. — Как ты себя чувствуешь, убийца? Ты гордишься собой? Легко говорить с моей женой, не так ли, убийца? Я бы хотел, чтобы она оказалась здесь и увидела, как я убью человека, изнасиловавшего и заклеймившего твою девушку, потому что тебе не хватает мужества сделать это самому! — Я уже орал. — Хотел бы я, чтобы она присутствовала при этом!

Раймондо заступил между нами:

— Остынешь ты или нет, солдат?

Я взял себя в руки:

— Ладно. — Я глубоко вздохнул. — Уведи его отсюда. Меня тошнит от одного его вида.

Мужчина в белом коснулся руки Тимотео. Тот повернулся и, как робот, двинулся к люку. Спустился по лестнице.

Я сел на парапет, тяжело дыша. Раймондо устроился рядом, то и дело озабоченно поглядывая на меня.

— Этот слизняк действует мне на нервы, — прервал я затянувшуюся паузу. — Я уже в норме. Когда они приедут, приведи его и Лопеса сюда. Пусть Лопес покрутится здесь, а затем уйдет на веранду. Скажи Тимотео, чтобы он позвал меня, когда останется один. С дерева крыши мне не видно. И постарайся, чтобы он выглядел как убийца. Если он будет таким, как поднялся сюда, Лопес не поверит, что он способен убить и муху.

— Хорошо. А как ты сам?

Я хмуро глянул на него:

— Я его убью, если тебя это интересует.

Несколько мгновений мы смотрели друг на друга, затем он кивнул:

— Мне жаль, что ты попал в такую передрягу, солдат. Я понимаю, что пользы тебе от этого никакой, но хочу, чтобы ты это знал.

— Тут ты прав. Пользы от этого никакой.

В молчании мы просидели минут двадцать, глядя на дорогу.

— Они едут. — Раймондо вскочил.

До нас донесся шум приближающегося автомобиля.

— Сделай все, чтобы он выглядел как убийца. — Я встал на парапет, полез на дерево, добрался до ветви, на которой сидел раньше, уселся на ней, свесив ноги.

— Не видно меня? — крикнул я вниз.

— Нет, — ответил Раймондо, а после паузы добавил: — Удачи тебе, солдат.

Я привалился спиной к стволу. Что делается внизу, я не видел: слишком густой была листва. Я слышал голоса, хлопанье дверец автомобиля. Я узнал голос Саванто, но не мог понять, что он говорит: разговор шел на испанском. Ему отвечал грубый голос, который я слышал впервые. Я догадался, что он принадлежит Лопесу, свидетелю.

Потом на крышу поднялись люди. Говорили они по-испански. Я так и не дождался, чтобы Тимотео произнес хоть слово. Похоже, он все еще пребывал в трансе. Наконец заскрипели ступени деревянной лестницы. Я понял, что они ушли, оставив Тимотео одного. Взглянул на часы. 14:45. Еще четверть часа, и на воде появится Диас… если вообще появится.

Капли пота катились по моему лицу. Я думал о выстреле. О том, как поймаю в перекрестье оптического прицела голову Диаса. О глухом хлопке, который вырвется из глушителя, когда я нажму на спусковой крючок. О Диасе, который уткнется в воду с дыркой в голове.

Я замер, прислушиваясь. На крыше царила полная тишина. Остался ли Тимотео один? Я не решился спуститься, не получив его сигнала.

Но вот до меня донесся его шепот.

— Мистер Бенсон…

Ребенок, зовущий мамочку, со злостью подумал я, взялся за ветвь рукой, готовясь спускаться, и обомлел.

Подо мной свернулась в клубок гремучая змея, ее раздвоенный язычок появлялся и исчезал в пасти в дюжине дюймов от моей ноги.

Гремучая змея, одна из самых ядовитых змей Флориды, судя по всему, нацелилась на мою ногу.

— Мистер Бенсон…

Ответить я не рискнул. Звук моего голоса мог побудить змею броситься на меня. Я не смел пошевелить ногой, меня прошиб холодный пот. Я всегда боялся змей, даже при виде безобидного ужа у меня по коже бегали мурашки. Не мигая, смотрел я на свернувшуюся в клубок смерть. Выстрел, Диас, Тимотео, Люси тут же забылись. Я сидел на ветви, окаменев от страха.

— Мистер Бенсон… — настойчивее, громче.

— Тут змея, — выдохнул я.

Не знаю, услышал ли меня Тимотео, но змея подняла голову. И словно кто-то потряс мешочек с сухими фасолинами.

Я сидел не шевелясь. На веранде о чем-то оживленно говорили по-испански. Ветер шуршал пальмовыми листьями. Я смотрел на змею. Ноги начало сводить судорогой.

— Мистер Бенсон…

Я знал, с какой скоростью атакует гремучая змея. Я бы не успел убрать ногу. Кроме того, от резкого движения я мог свалиться с ветви и упасть на крышу.

— Змея. — Вроде бы это слово я произнес громче.

И вновь предупреждающе загремели фасолины.

Слышал ли меня Тимотео? Если да, то что он сможет сделать?

Минуты ползли, как часы. Затем до меня донесся новый звук: в гавани Уиллингтона завели двигатель катера. Диас вот-вот появится в бухте, а я прикован змеей к дереву!

Тут я увидел Тимотео. Он неуклюже лез наверх. По-прежнему в очках и широкополой шляпе.

— Осторожно! — прошептал я. — Она у моей ноги.

Снова застучала гремушка змеи, и у меня перехватило дыхание.

В шести футах ниже меня Тимотео остановился. Посмотрел вверх. Я видел свое отражение в полусферах его очков: испуганный, потный мужчина, сжавшийся в комок.

По тому, как замер Тимотео, я понял, что он обнаружил змею, но и она его заметила. Ее маленькая головка повернулась к нему.

— Не шевелитесь, — предупредил Тимотео.

Я уже собрался убрать ногу, но его спокойный, уверенный голос остановил меня.

Медленно, очень медленно он поднялся на следующую ветвь. От змеи его отделяло не более четырех футов. Я не сводил с него глаз, пот катился ручьем, сердце выскакивало из груди. Как в замедленной съемке, его рука двинулась к шляпе. Застучала гремушка. Длинные пальцы взялись за шляпу, сняли ее с головы. Затем два движения слились в одно. Змея бросилась на Тимотео, а тот выставил шляпу перед собой. Я наблюдал не дыша. Ядовитые зубы змеи впились в войлок. Свободная рука Тимотео мгновенно схватила змею у головы. Ее тело тут же обвилось вокруг руки. Он держал змею так, чтобы она не могла ужалить его, а пальцы второй руки, опустив шляпу, крепко сжали челюсти змеи. Он выдержал паузу. Я видел, как крепко обвивает змея его руку. А затем кисти повернулись в противоположных направлениях, ломая змее позвоночник.

Обмякшее тело змеи выпало из его рук. Он посмотрел на меня:

— Она мертва.

Я сидел, прижавшись спиной к дереву. В его очках я видел свое отражение, и мне не нравилось, как я выгляжу.

Рев двигателя катера вернул меня к жизни.

— Вниз! — яростно прошептал я. — Быстро!

На крышу я спустился раньше него, схватил ружье, лег под навесом, уперся прикладом в плечо.

Катер уже появился в бухте. Я видел негритянку за штурвалом. Нэнси и незнакомый мне мужчина мчались бок о бок, Нэнси находилась между мной и ним, прикрывая его от пули.

Когда они повернут, подумал я, он окажется ближе ко мне, и вот тут-то я его подстрелю.

Я подрегулировал четкость изображения. Мужчина то и дело показывался из-за Нэнси. Типичный южноамериканец, любимчик женщин: хорошо сложенный, с рельефной мускулатурой, красивый, с длинными черными волосами, перехваченными белой лентой.

Катер резко повернул и лег на обратный курс.

Нэнси и мужчина показывали друг другу, на что они способны. После поворота он перепрыгнул через буксировочный трос Нэнси, и она вновь оказалась между нами.

Я ждал, наблюдая за ними в оптический прицел. Голова Нэнси попадала в перекрестье гораздо чаще, чем голова Диаса. Стрелять я не мог. Скорее я убил бы ее. А они взялись за руки, каждый держался за трос только одной рукой. Они так сблизились, что фигура Нэнси полностью закрыла Диаса.

Я лежал, потел и терпеливо ждал. В армии меня научили ждать. Однажды я ждал три часа, прежде чем выстрелил в голову вражеского снайпера, и теперь постоянно напоминал себе об этом.

Катер вновь повернул. На этот раз он оказался с моей стороны. Теперь я держал в перекрестье его голову. За ней появлялись то нос, то подбородок Нэнси.

Решиться на такой выстрел мог только снайпер. Любой, кроме снайпера, задумался бы, а не попадет ли он в девушку, а не в мужчину. Но я-то был снайпером.

Этот выстрел, подумал я, положит конец затянувшемуся кошмару, даже если станет началом другого.

Я глубоко вздохнул, плавно перемещая ружье вслед за головой Диаса, чтобы она постоянно оставалась в перекрестье прицела, положил палец на спусковой крючок.

Внезапно Нэнси чуть отстала и исчезла из прицела. Я понял, что он у меня в кармане. В этот момент он даже двигался по прямой, а не зигзагом. В него попал бы и Тимотео.

Я потянул на себя спусковой крючок.

Сквозь рев двигателя я расслышал металлический щелчок, но отдачи не последовало. Я понял, что патрона в казеннике не было. На какое-то мгновение я оцепенел, затем опустил вниз зарядную рукоятку, досылая в казенник второй патрон. Но легкость ее хода указала на то, что она не поднимает патрон из обоймы под боек ударника.

Значит, ружье не заряжено. Но я же заряжал его! Я сам заряжал его. Где же патроны?

Я повернулся на бок и взглянул на стоящего позади Тимотео. Я вспомнил, что, оставшись на крыше один, он не сразу позвал меня.

— Ты разрядил ружье, сукин ты сын?

Он кивнул.

Я взглянул на бухту.

Воднолыжники были уже вне досягаемости выстрела. Катер уносил их в открытое море. Я упустил свой шанс, кошмар продолжался.

Поднявшись, я подошел к Тимотео. Хотелось, конечно, как следует врезать ему, но что бы это изменило? У меня есть еще завтрашний день, напомнил я себе.

— Неужели ты не способен решиться даже на то, чтобы позволить мне убить за тебя этого человека? — процедил я сквозь зубы.

Его глаза все так же прятались за черными очками.

— Можно сказать, что да, мистер Бенсон, — хрипло ответил он.

— Дай мне обойму.

Он вынул из кармана обойму с патронами и положил ее на мою протянутую ладонь.

Я оглянулся на бухту. Лыжники уже исчезли из виду, но издалека доносилось гудение двигателя.

— Иди вниз и поработай языком, — презрительно бросил я. — Ты же у нас мастер поговорить. Объясни им, почему ты не убил его. И найди аргументы поубедительнее, если Люси что-то для тебя значит.

Он повернулся и двинулся к лестнице.

А потом с террасы донеслись громкие крики. Я слышал разъяренный голос Саванто. Говорил он по-испански, и я не понимал ни слова, но мог догадаться, о чем шла речь.

Иногда мне удавалось расслышать реплики Тимотео. В отличие от других он не повышал голоса. Затем все замолчали, захлопали автомобильные дверцы, взревел мотор.

Какое-то время спустя на крышу вылез Раймонд о. Я сидел на бетонном парапете.

— Мистер Саванто хочет поговорить с тобой.

Вслед за ним я спустился на веранду.

Саванто сидел на стуле. Карло стоял позади него. На лице гиганта играла идиотская улыбка. Я остановился перед Саванто, вытащил из кармана обойму, положил ее на стол.

— Ваш сын разрядил ружье, пока я был на дереве. Я убил бы Диаса, если бы ваш сын сознательно не сорвал операцию.

Саванто, не мигая, смотрел на меня.

— Вам следовало проверить ружье.

— Вы так думаете? Я его проверил. Подготовил к стрельбе. Как я мог знать, что ваш сын разрядит ружье?

Вы могли представить себе, что он разрядит ружье? Неужели вы так умны? Я подготовил ружье к стрельбе. Если вы хотите кого-нибудь взгреть за неудачу, взгрейте вашего сына, а не меня!

Саванто кивнул:

— Я поговорил с ним. То, что он сказал, звучало убедительно. Лопес согласился, что сегодня Тимотео не мог убить Диаса. Подождем завтрашнего дня.

— Попасть в него и так нелегко, а тут еще ваш сын ставит палки в колеса.

— В дальнейшем у вас не будет с ним никаких проблем, — ответил Саванто. — Но вы, мистер Бенсон, позаботьтесь о том, чтобы у меня не было проблем с вами. Он повернулся к Карло и вытянул пухлую руку. По-прежнему улыбаясь, Карло достал из кармана плоский конверт из тонкой бумаги.

Саванто взял его и положил на стол рядом с обоймой.

— Вот это, мистер Бенсон, сделает ваш завтрашний выстрел более метким. В следующий раз в конверте может оказаться совсем другое, что уже нельзя заменить. Пожалуйста, помните об этом.

Он поднялся и в сопровождении Карло прошествовал к «кадиллаку».

Я долго не решался протянуть руку к конверту. «Кадиллак» уже уехал. Ко мне подошел Раймондо:

— Пусть лежит, солдат. Там ее волосы. Он отрезал их, но с ней все в порядке, солдат. Он только хочет показать, что дело нешуточное.

Я вытаращился на него:

— Ее волосы?

Раймондо отвернулся:

— Они отрастут.

Дрожащими руками я открыл конверт. При виде золотистых локонов Люси, аккуратно перевязанных черной лентой, у меня дрогнуло сердце.

— Когда это случилось? — Я не узнал своего голоса.

— Этим утром.

У меня подогнулись колени. Я плюхнулся на стул. Коснулся ее шелковистых волос.

— Этим утром? Когда ты ездил за виски?

— Нет… позже. Я же говорил тебе, что она была в полном здравии. Позже.

— Тимотео знает об этом?

— Пока нет. Узнает, когда вернется.

Я закрыл конверт.

— Мне очень жаль, солдат, что так вышло, — пробормотал Раймонд о.

Я посмотрел на него. Его смуглое лицо блестело от пота. Он избегал встретиться со мной взглядом.

— И ты с этим согласен? Ты это одобряешь? — Я положил руку на конверт. — И это? — Я распахнул рубашку, чтобы он увидел клеймо «Красного дракона». — И ты думаешь, что человек, способный на такое, может быть благодетелем крестьян?

Раймондо пожал плечами:

— Слова у него не расходятся с делом. А это главное. Ради добра иногда приходится творить зло. — Тыльной стороной ладони он смахнул со лба пот. — Он сделал много хорошего. Десять лет назад его люди ходили по воду за две мили. Он обещал помочь. Ему не поверили. Но он узнал, что один наш крупный политик спит с собственной дочерью. Не спрашивай, как он это разнюхал. Это его дар — находить человеческие слабости. Он переговорил с этим политиком. Если хочешь, назови это шантажом, но к деревне протянули водопровод. Не так давно наши люди на мулах возили в город выращенный урожай. Саванто решил, что нам нужны грузовики. Он что-то выяснил о другом политике. Они объяснились, и мы получили десять грузовиков. Так он работает. Если он хочет что-то сделать для крестьян, то не останавливается ни перед чем, лишь бы достигнуть поставленной цели.

— И эти крестьяне знают, что он за человек?

— Некоторые догадываются. Кто-то и знает. Но в большинстве они слишком благодарны, чтобы задавать вопросы.

— А ты? — Я смотрел ему в глаза.

Раймондо шагул к ступенькам:

— Пойду поплаваю. Составишь мне компанию?

Я покачал головой.

— Все образуется, солдат. До сих пор он всегда держал слово.

— Вот именно, до сих пор.

Он спустился на белый песок и пошел к морю.

Я вновь раскрыл конверт и достал шелковистые пряди. Погладил их.

И тут меня словно пронзило молнией. Я понял, как положить конец этому кошмару. И выругал себя за то, что не додумался до этого раньше.

Я посмотрел на белокурые пряди, затем на клеймо «Красного дракона».

Саванто говорил мне: «Сколько людей вы хладнокровно убили? Восемьдесят двух? Что для вас еще одна жизнь?»

Скорее всего мне придется убить Диаса.

Восемьдесят третья жизнь.

Но теперь я уже знал наверняка, что убью Огасто Саванто.

Восемьдесят четвертая жизнь.

И сделаю это с превеликим удовольствием.

Я все еще сидел на веранде, когда вернулся Раймондо. За те полчаса, что я провел в одиночестве, я успел о многом подумать.

Поднимаясь по ступенькам, Раймондо пристально взглянул на меня. Затем посмотрел на лежащие на столе волосы:

— Зря ты не пошел со мной. Отличная вода.

Я покачал головой, стараясь сохранить бесстрастное выражение лица. Мне не хотелось, чтобы он догадался, что у меня на уме.

— Сейчас слишком жарко. Может, позже.

Он кивнул и прошел в дом, переодеть мокрые плавки.

Я в какой уж раз провел рукой по волосам Люси, убрал их в конверт, сунул его в карман брюк.

В доме зазвонил телефон. Послышались торопливые шаги Раймондо. Он снял трубку.

Мои мысли вернулись к Огасто Саванто. Интересно, думал я, как долго пробудет он в «Империале»? Возможно, уедет сразу же после убийства Диаса. Я представил его сидящим на балконе своего номера на четырнадцатом этаже. В конце бульвара строился двадцатиодноэтажный жилой дом. Синдикат, финансировавший строительство, потратил все деньги, и на какое-то время работы по строительству дома прекратились, хотя осталось доделать самую малость. Люси и я во время одной из поездок в Парадиз-Сити заглянули в этот дом. Нас привлекло объявление, приглашающее осмотреть имеющиеся в нем квартиры. Помнится, у нас глаза вылезли на лоб, когда мы увидели, какие суммы запрашиваются за аренду квартир. Особенно дорого стоила полностью обставленная квартира на крыше, и мы, естественно, выбрали для осмотра именно ее. Агент, встретивший нас в вестибюле, сразу понял, что денег у нас нет, но других клиентов не предвиделось, и он не стал нам отказывать. С террасы этой квартиры открывался отличный вид на «Империал».

Попав туда с «Уэстон и Лиис», я бы без труда послал пулю в голову Саванто. Я решил, что сделаю все возможное, ради того чтобы разделаться с этим стервятником.

Тут на веранду выбежал Раймондо.

В армии я привык к испуганным лицам. Перед боем, бывало, вокруг полно людей, лица которых прямо-таки излучают страх. Я сразу понял, что Раймондо напуган до смерти.

— Тимотео и твоя жена удрали! — выкрикнул он. — Мы должны их найти!

Не сразу дошел до меня смысл его слов, затем я вскочил, отбросив стул назад.

— Удрали? Куда? Что ты такое говоришь?

Он шумно глотнул:

— Только что позвонил Ник. Тимотео и твоя жена убежали в Кипарисовое болото! Ты должен помочь мне их найти!

Он скатился по ступенькам, зовя Карло, бросился к «фольксвагену».

Из-за дома появился Карло, побежал следом.

У машины Раймондо обернулся.

— Скорее! — крикнул он мне. — Скорее!

Когда я подбежал к «фольксвагену», Карло уже сидел на заднем сиденье, а Раймондо завел мотор. Едва я захлопнул дверцу, он рванулся с места и погнал машину по узкой песчаной дороге. Нас подбрасывало на каждой колдобине, но Раймондо и не думал сбавлять скорости. Наконец мы выкатились на автостраду. По песку мы ехали молча. Какие уж разговоры, когда тебя бросает из стороны в сторону.

— Как им удалось бежать? — спросил я, когда песок под колесами сменился гладким асфальтом.

— Тимотео обезумел, увидев, что твою жену обстригли, — ответил Раймондо. — Ударом кулака уложил Ника. Пытался вывести ее на шоссе, но другие охранники преградили ему путь. Тогда они побежали к Кипарисовому болоту. Охранники преследовали их сколько могли, но потом отступились, боясь провалиться в трясину. Тимотео же и твоя жена уходили все дальше. Путь из болота им перекрыли. Теперь мы должны найти их и вернуть в дом Декстера.

Кипарисовое болото, двадцать тысяч акров девственных джунглей, протянувшихся за расположенными на берегу виллами. Вскоре после приезда в Парадиз-Сити я охотился там на диких уток. Переплетение мангровых зарослей с чудовищного размера корнями, редкие кипарисы, поросшие серым мхом. Змеи, гигантские пауки, скорпионы. Узкие протоки со стоячей водой — рассадники комаров. Один неверный шаг — и вонючая трясина уже не выпустит из цепких объятий. Заблудиться там — верная смерть.

От Ника Льюиса мне досталась в наследство плоскодонка. На ней-то я и отправился на охоту. Комары едва не сожрали меня живьем. Кроме того, я увидел крокодила. Он, должно быть, плотно закусил перед нашей встречей, поэтому не напал на лодку. На этом мое знакомство с болотом закончилось. Я решил, что обойдусь без диких уток.

При мысли о том, что Люси оказалась в этом аду с таким недоумком, как Тимотео, я похолодел от ужаса.

— Мы должны их найти! — крикнул Раймонд о. — Если Саванто услышит об этом, нам не уйти живыми!

— Ничего себе… благодетель крестьян, — хмыкнул я. — Ты смеешься надо мной или говоришь серьезно?

— Мне не до смеха!

Страх в его глазах подсказал мне, что он нисколько не сомневается в мести Саванто.

Нам потребовалось меньше четверти часа, чтобы добраться до дома Джека Декстера, который я видел с катера Нэнси. В визге тормозов Раймондо остановил «фольксваген» у парадного хода.

Ник в красно-желтой гавайской рубашке поджидал нас. Его челюсть раздулась, и выглядел он как приговоренный к смерти. Едва Раймондо выбрался из машины, Ник что-то залопотал по-испански. Я последовал за Раймондо, затем — Карло, его лицо блестело от пота. Я все равно не мог понять ни слова, поэтому отошел в тень.

Вскоре Раймондо оборвал Ника и направился ко мне.

— Ты бывал на этом болоте, солдат?

— Нет.

Я не собирался раскрывать карты.

— Они там и не могут выйти оттуда. Три наших парня перекрыли выходы. Нам придется вытаскивать их из болота.

За десять минут мы быстрым шагом дошли до границы болота. Дальше вела узкая тропа. На ней мы нашли мужчину в белых брюках. Коротко переговорив с ним по-испански, Раймондо сказал мне, что именно по этой тропе убежали Тимотео и Люси.

— Это твоя территория, солдат. Веди нас.

Я знал, что ждет впереди. Тропа тянулась на четверть мили, затем обрывалась. Нас ждали моховые поляны, джунгли, протоки, комары.

Я двинулся по тропе, затем Раймондо, Ник, Карло, мужчина в белом. Воняло гниющей растительностью и затхлой водой, воздух был горячим и влажным, как в парной.

В таких же джунглях я провел три года. Мои глаза привыкли различать то, что оставалось невидимым для остальных. Сломанная ветвь, клякса грязи, помятые листья указывали мне, где прошли Тимотео и Люси.

Наконец тропа оборвалась. Мы стояли и смотрели на густые джунгли, разделенные узкой протокой, шириной в десять футов. На черной воде плавали белые лилии.

— Здесь мы разойдемся. Двое пойдут направо, двое — налево. Я — прямо.

Раймондо покачал головой:

— Я останусь с тобой, солдат. Один ты не уйдешь.

Я и не ожидал, что мне удастся так легко отделаться от него.

— Хорошо. Скажи своим, что от них требуется.

Раймондо послал Карло и мужчину в белом в сторону от протоки, Ника — по правому берегу.

Когда мы остались одни, он повернулся ко мне.

— Никаких фортелей, солдат. Мы должны их найти и привести назад. Слушай меня внимательно! У Саванто организация убийц. Они найдут тебя и твою жену, где бы вы ни спрятались. Я предупреждаю тебя! Никто еще не сумел обмануть его и избежать смерти. Если мы не приведем их назад, мы с тобой — покойники!

— Так давай их найдем, — спокойно ответил я, еще больше утверждаясь в мысли, что без убийства Саванто мне не обойтись.

Я двинулся в джунгли. Где-то ярдах в пятистах впереди меня ждала лодка Ника Льюиса, спрятанная в густой растительности. Три месяца назад я вытащил ее из протоки на берег. Я понимал, что найти Люси можно только с лодки. Они не могли далеко уйти, и скорее всего держались протоки. Но мне мешал Раймондо. Я знал, что он начеку. Тем не менее я не мог сесть в лодку, не избавившись от него.

Нам перегородили путь густые мангровые заросли. Я остановился. Нас окружал комариный рой.

— Они не могли здесь пройти. Поворачиваем назад.

Вдалеке слышался треск веток: Ник, Карло и мужчина в белом ломились сквозь джунгли.

Раймондо убил очередного комара.

— Как ты скажешь…

Я поудобнее поставил ногу.

— Осторожно! — Он даже вздрогнул от моего крика. — Змея! — Я указал ему под ноги.

Едва он отвел от меня взгляд, я изо всей силы ударил ему в челюсть. Но мне следовало помнить, сколь он проворен. Хотя мне удалось отвлечь его, он успел чуть дернуть головой. Этого оказалось достаточно, чтобы мой кулак лишь скользнул ему по скуле. Он покачнулся, но не упал. Я ударил его левой, он повалился на землю, но не собирался сдаваться. Его ноги заплели мои, и я рухнул на него. Мои руки сжали его шею. Но легко ли держать раненого дикого зверя. Его кулак ткнулся мне в зубы. От удара я скатился с Раймондо. Он уже поднимался на колени, когда я пнул его ногой в грудь. Он упал на спину, я прыгнул на него, сжал шею. Он вновь ударил меня, но мои руки держали его мертвой хваткой. Он пытался дотянуться до моих глаз, но силы оставили его, глаза закатились, ноги дернулись, раскрылся рот, вывалился язык, из ноздрей хлынула кровь.

Когда он обмяк, я разжал руки. На шее остались синяки. Я не знал, жив он или мертв, да меня это не волновало. Я не звал Саванто и его бандитов, они сами вторглись в мою жизнь. Теперь наконец-то я мог нанести ответный удар.

Из носа текла кровь, распухли губы, донимали комары. Я не обращал на это внимания. Где-то в этих джунглях Люси. Я должен ее найти. Ни о чем другом я не думал.

Оставив Раймондо в грязи, я двинулся дальше. Лодку я нашел там, где и оставил ее. Когда я потащил ее к воде, из-под нее выбежал паук величиной с кулак, на коротеньких, толстых, как палец, ножках, заросших черными волосами.

Столкнув лодку на воду, я залез в нее, взялся за шест, оттолкнулся от берега. Медленно поплыл по протоке, упираясь шестом в илистое дно. Комары непрерывно атаковали меня. Влажный густой воздух обволакивал, как одеяло.

С жарой и комарами я боролся час. Армия подготовила меня к этому. Я поставил себе цель найти Люси, и ничто не могло остановить меня.

Потом я увидел их.

Сначала Тимотео. Он сидел спиной к дереву на высоком берегу протоки. Люси лежала у него на коленях. Он обмахивал ее шляпой.

Белые блузка и брючки Люси намокли, ее коротко стриженная голова белела на черном фоне брюк Тимотео. Тут он заметил меня. Обхватил Люси руками. Так ребенок защищает любимую игрушку, которую хотят отобрать у него.

Люси подняла голову и посмотрела в мою сторону.

Страх отразился на ее перепачканном грязью лице. Она приникла к Тимотео и отчаянно замахала рукой, словно надеясь, что, повинуясь ей, я исчезну так же внезапно, как и появился.

 

Глава 8

Я с силой оттолкнулся, направив лодку к ним. Жгучая ярость захлестнула меня. Широкий нос лодки наполз на берег. Я положил шест на дно и спрыгнул на землю.

Люси в ужасе отпрянула, оставив Тимотео лицом к лицу со мной. Я взбирался по крутому берегу, как разъяренный бык, думая только о том, что я сейчас доберусь до его шеи, но меня подвела грязь. Я подскользнулся и рухнул в шаге от Тимотео.

На его месте я бы не растерялся. Удар ногой по голове тут же прикончил бы меня, но он, замерев, ждал, пока я вылезу из чавкающей грязи. Более того, наклонился, схватил меня за руку и помог подняться. Ослепленный яростью, я попытался ударить его, но промахнулся. От резкого движения меня отбросило назад, ноги заскользили вниз, и я плюхнулся в зловонную воду.

Отплевываясь, я вынырнул на поверхность, срывая с себя водоросли и листья лилий. Я стоял по пояс в теплой, вонючей воде. Ноги мои засосало в ил на дне протоки, более всего напоминающий незастывший бетон, и я понял, что самому мне вылезти не удастся.

— Оставь его! — донесся до меня крик Люси. — Тим! Не приближайся к нему!

Крик Люси подействовал на меня, как ушат холодной воды. Ярости как не бывало. Я остолбенел, осознав наконец, что свершилось то, о чем я давно подозревал. Тимотео осторожно спустился к воде, влез в лодку. Наклонившись вперед, протянул мне руку. После короткого колебания я схватился за нее. Без малейшей натуги он вытянул меня в лодку, выровнял ее.

— Тим! — испуганно заверещала Люси. — Он тебя убьет!

Поднявшись на ноги, я увидел, что она катится вниз, с палкой в руке. Мгновением позже она шмякнулась в воду. Мы с Тимотео одновременно потянулись к ней, лодка перевернулась, и мы тоже оказались в вонючей воде.

Я первый добрался до Люси, стал вытаскивать ее на берег, но она ударила меня палкой по лицу. Прогнившее дерево от удара разлетелось на куски.

От неожиданности я отпустил Люси, и она метнулась к Тимотео. Ил уже начал засасывать мои ноги, но мне удалось выбраться из протоки, ухватившись за оголенные корни дерева.

Тимотео держал Люси в объятиях, и я видел, что самому ему на берег не вылезти. Свесившись с дерева, я протянул руку. Он поймал ее, и я выволок их на сушу.

Несколько минут мы лежали, приходя в себя, грязные, потные, облепленные комарами.

Я вспомнил об ударе палкой и посмотрел на Люси. Она лежала на спине, закрыв лицо руками. Я сел и повернулся к Тимотео. Тот протирал глаза, залепленные грязью.

— Мало того, что ты безвольный мозгляк, ты еще уводишь чужих жен.

Люси вскочила.

— Я его люблю! — крикнула она. — Он не мозгляк. Он чудесный человек. Ты не…

— Заткнись! — рявкнул я.

Она отпрянула, а я продолжал сверлить взглядом Тимотео.

— Мы с Люси любим друг друга, — ровным голосом ответил он.

— И ты заткнись!

Осторожно я сполз с берега в воду. Начал переворачивать лодку. Тимотео тут же оказался рядом. Вдвоем нам это удалось. Я влез в лодку, он вернулся на берег, к Люси.

Я посмотрел на них:

— Мы можем уйти морем. Вы поплывете со мной или будете изображать чертовых Ромео и Джульетту?

Они спустились в лодку. Я наблюдал, как Тимотео полунес, полувел Люси. Тут я понял, что мне недоступна нежность его рук.

Она села на нос, подальше от меня. Я не мог без боли в сердце смотреть на ее обстриженную головку, несчастное личико.

Тимотео занял среднюю скамью.

Я взялся за шест и начал проталкивать лодку сквозь сплошной ковер водорослей. Тем же самым я занимался целый час до того, как нашел их. С дополнительным весом лодка шла тяжелее.

Я старался изо всех сил, пот лился ручьями, сердце колотилось, как паровой молот, воздух со свистом вырывался сквозь стиснутые зубы. Хватило меня ненадолго. Я оперся на шест, тяжело дыша.

— Давайте я. — Тимотео поднялся и взял у меня шест.

Мне не хотелось признавать себя побежденным, но ничего другого не оставалось. Я рухнул на скамью, обхватив голову мокрыми от пота, покрывшимися мозолями руками.

То ли он был сильнее, то ли сноровистее, но гнал лодку с недоступной мне скоростью. Еще через час мы вырвались из водорослей в соленую воду. Я уже пришел в себя и взял шест из уставших рук Тимотео. Теперь уже он тяжело опустился на скамью.

Вскоре над нами перестали виться комары, джунгли раздались в стороны, впереди показалось море. Десять минут спустя мы увидели заходящее солнце: красный шар, закатывающийся за горизонт. Я уже не отталкивался от дна: течение несло нас в открытое море. Когда лодка выплыла из-под полога мангровых зарослей, я положил шест на дно и сел напротив Тимотео.

Наконец нос лодки ткнулся в песок, ее развернуло и прибило боком к берегу.

Не обращая внимания на Люси и Тимотео, я снял потную, грязную рубашку и нырнул в воду. Плавал я медленно, чувствуя, как кровь, грязь и пот смываются с тела.

«Я люблю его!»

Женщина не выкрикнет этих слов в лицо мужу, с которым прожила только шесть месяцев, если не верит в это. Истерикой тут и не пахло. Я понял, что потерял Люси.

Потом я поплыл к лодке. Люси с Тимотео тоже купались. Издалека я наблюдал за ними. Но вот они вышли из воды и сели у песчаной дюны.

Выйдя на берег, я направился к ним.

Тимотео поднялся, а Люси словно окаменела, ее глаза округлились от страха.

Я остановился в паре шагов от него:

— Что ж, недотепа, возможно, ты не умеешь стрелять, но мою жену ты увел. Скажи мне, ты уже успел с ней переспать?

Он отреагировал не так, как я ожидал. Я надеялся, что он попытается ударить меня, чтобы в драке показать ему, кто есть кто.

— Это сделал мой отец? — хрипло прошептал он.

Он смотрел на клеймо «Красного дракона».

— Тебя это волнует? Ты украл мою жену, твой отец заклеймил меня. Он не имеет права жить. Я собираюсь убить его. — Я шагнул к Люси.

Она вскочила, подалась назад.

— Посмотри, Люси. — Я указал на клеймо. — Его отец обещал, что такое же клеймо украсит твое лицо, если я не убью человека, убить которого не хватает духу этому мозгляку. Он заклеймил меня, чтобы показать, что настроен серьезно. Неужели ты хочешь уйти с этим мозгляком, не способным плюнуть в лицо животному, которое называет себя его отцом? Неужели хочешь?

В ужасе уставилась она на клеймо, затем поднесла руку ко рту.

— Люси! Ты хочешь остаться со мной или уйдешь к нему?

По выражению ее глаз я все понял.

— Извини, Джей… Мы любим друг друга.

Я отвесил ей оплеуху. Она отлетела назад, я заметил, что Тимотео двинулся на меня, повернулся — и удар кулака поднял меня в воздух и швырнул на песок.

Этого я и добивался. Я знал наверняка, что справлюсь с ним. Я хотел как следует отделать его, чтобы бросить, беспомощного и окровавленного, к ногам Люси. Я хотел доказать Люси, что она ошиблась в выборе.

В армии мне не раз приходилось драться. То и дело кто-нибудь хотел показать, что он лучше тебя, и тогда приходилось ставить его на место. Случалось, что парень был недалек от истины, и драка затягивалась, жестокая и кровавая. Я проиграл лишь однажды, здоровяку с широченной грудью. Он выдержал все. Его лицо превратилось в сплошной синяк, выбитый зуб остался у меня в кулаке, я сломал об его челюсть два пальца на левой руке. Он, однако, остался на ногах. А когда я окончательно выдохся, набросился на меня. Что ж, он дрался лучше, чем я, и мне пришлось это признать, когда я, весь в крови, распростерся на земле и больше не смог подняться.

Но я нисколько не сомневался, что возьму верх над Тимотео, хотя он и умел махать кулаками. Осторожно двинулся я на него. Мне требовалось нанести только один удар, а уж потом я бы отделал его как бог черепаху.

Я наклонил голову, прижал подбородок к груди, дразня его левой рукой, готовя удар правой. Но когда моя правая выпрямилась, она встретила пустоту. С легкостью профессионала Тимотео ушел в сторону и коротким правым в челюсть вновь уложил меня на песок.

Мне приходилось держать удар и посильнее, но быстрота Тимотео ошеломила меня. Тут уж я понял, что могу и проиграть.

По подбородку побежала струйка крови. Я вытер ее тыльной стороной ладони, потряс головой и встал.

Тимотео ждал, его руки висели как плети, лицо оставалось бесстрастным.

Я двинулся на него. Он позволил мне подойти, затем махнул правой, и я опять оказался на спине. Удар этой орясины был что надо.

Я смотрел на него. Он — на меня. Люси наблюдала за нашей борьбой, широко раскрыв глаза, прижав руки к груди.

— Значит, ты умеешь драться, сукин ты сын. — Я поднялся. — Я тоже.

Махать кулаками — одно, держать удар — совсем другое. Я мог выдержать и две дюжины хороших тумаков, а он, сможет ли он устоять после одного?

Я снова приблизился к нему, он отступал, длинной левой не подпуская меня к себе.

Давай, недотепа, давай, думал я, а его левая впивалась мне то в лицо, то в ребра. Я же еще ни разу не коснулся его. Но я терпел, выжидая удобного момента. И дождался. Его левая пошла вперед, но я нырком ушел от нее, сблизился с ним и, что есть силы, ударил в живот. Воздух со свистом вырвался из него, как из спущенной шины. Он начал сгибаться пополам, и тут правой рукой я с размаху вмазал ему в челюсть. Тимотео рухнул, как подпиленный телеграфный столб. Я стоял над ним, тяжело дыша. Кровь из ссадин капала мне на грудь.

Люси протиснулась между нами, опустилась на колени, подняла его голову, прижала к себе.

Я долго смотрел на нее, затем повернулся и вошел в воду.

Луна поднялась из-за пальм, когда я вышел на берег у дома Джека Декстера. Пока я плыл, я наметил себе три первостепенных дела: переодеться, взять свою машину и поехать к маленькому белому домику, чтобы забрать «Уэстон и Лиис».

В доме не светилось ни огонька, но я приближался к нему с предельной осторожностью. Перебегая от клумбы к клумбе, оказался перед парадной дверью. Прислушался. Ни звука, ни шороха. В лунном свете я различил мой «фольксваген», стоящий там, где его оставил Раймонд о.

В доме жили Ник и другие охранники. Там я наверняка мог найти одежду. Подавив искушение немедленно прыгнуть в машину и уехать, я поднялся по ступенькам.

Дверь подалась назад. В темноте я нашел лестницу, остановился на площадке второго этажа, прислушался. Первая дверь привела меня в ванную. Вторая — в спальню. Там, в лунном свете, я нашел то, что искал: темные брюки и черную футболку. Натянул их на себя. Затем, порывшись в ящиках, отыскал сандалии на толстой подошве.

С сандалиями в руке я сошел вниз, у двери надел их и по асфальту побежал к «фольксвагену». Ключ торчал в замке зажигания. С гулко бьющимся сердцем я завел мотор, включил первую скорость, и машина тронулась с места.

Никто не преследовал меня. Выехав на узкую дорогу, я зажег фары и нажал на педаль газа.

За пятнадцать минут я добрался до другого проселка, ведущего к маленькому белому домику. Проехав по нему с сотню ярдов, я остановил машину, выключил свет. Остаток пути я прошел пешком.

И этот дом стоял без признаков жизни, но я не спешил войти в него.

Ружье лежало на крыше. Осторожно я поднялся на веранду, прошел в дом, замер у лестницы, вслушиваясь в темноту. Ни звука, ни шороха. Я вылез на крышу, залитую ярким светом белой луны.

Раймондо сидел на парапете с «кольтом» в руке. Широкое дуло смотрело на меня.

— Я ждал тебя, — сказал он сипло, его шея распухла. — Я предполагал, что ты придешь за ружьем. Не суетись, а не то во лбу у тебя появится третий глаз.

Я потер искусанную комарами, всю в синяках щеку и сел на парапет в пяти ярдах от него.

Я обдурил его раньше и надеялся, что мне вновь удастся взять над ним верх.

Как только я сел, он положил пистолет на бедро. Левой рукой коснулся шеи.

— Ты чуть не убил меня.

— А чего ты ждал?

— Ладно, не будем терять времени. Саванто знает, что Тимотео и твоя жена бежали. Ты понимаешь, что это значит, солдат?

— Ты говорил. Мы — покойники.

— Совершенно верно. Ты их нашел?

— Да. Они изображают современных Ромео и Джульетту.

— Если мне не изменяет память, это персонажи пьесы, которые умерли молодыми?

— Они самые.

Он уставился на меня:

— Что-то я не понимаю тебя, солдат. Ты хочешь сказать, что он увел твою жену?

— Более того, она пожелала уйти с ним.

Раймондо вновь коснулся шеи:

— Сегодня у тебя не самый удачный день, не так ли?

Возможно, так он выразил свое сочувствие.

— Есть у тебя сигареты? — спросил я.

Он бросил мне пачку сигарет и спички. Я закурил и хотел вернуть их назад, но Раймонд остановил меня:

— Оставь их себе. Я не знаю, когда снова смогу закурить с такой шеей.

— Сам виноват.

Он усмехнулся:

— Я сопротивлялся до последнего. Где они?

— Там, где тебе их не найти.

— Мне они не нужны. — В какой уж раз он потрогал шею. — Но Саванто их найдет. И нас с тобой тоже.

Я не ответил. Меня подмывало сказать, что я собираюсь найти Саванто первым, но я еще не решил, посвящать ли Раймондо в свои планы.

Он переложил пистолет на парапет. Я прикинул, смогу ли я схватить его раньше Раймондо, и пришел к выводу, что риск слишком велик.

— Пройдет не так уж много времени, солдат, прежде чем они появятся здесь. Потом прогремят выстрелы. Тебя и меня бросят в море. А они отправятся за Тимотео и твоей женой. Их тоже застрелят и тела утопят в болоте.

Я присмотрелся к нему. Его лицо блестело от пота. Выглядел он как приговоренный к смерти.

— Саванто прикажет убить собственного сына?

Раймондо вытер рот тыльной стороной ладони:

— Он должен. Люди знают, что его сын ослушался отца. Никто не имеет права пойти против воли босса и остаться в живых, даже сын босса. Если старик хочет остаться боссом, Тимотео должен умереть, а Саванто, смею тебя заверить, не собирается на покой.

— Боссом кого? Тысяч крестьян? Неужели ему это так нужно?

Раймондо задумался, затем пожал плечами:

— Почему бы тебе не узнать обо всем? Я-то уже вышел из игры. Саванто мыслит по-крупному, строит грандиозные планы, много обещает. Все эти чертовы крестьяне, о которых он говорит, смотрят на него как на Бога. Чтобы оставаться Богом, он должен иметь деньги, такие деньги, что нам и не снились. Его брат руководит «Красным драконом», и у этой организации есть деньги, нужные Саванто, потому что «Красный дракон» контролирует игорные дома и контрабанду наркотиков в Венесуэле, а это десятки и сотни миллионов долларов. Тони Саванто, его брат, умирает от рака печени. Врачи дают ему не больше двух-трех недель. Диас, сын, Тони, очень умен и должен унаследовать империю отца. Пока он жив, у Саванто нет шансов стать во главе «Красного дракона». Ты можешь сказать, что убить Диаса ничего не стоит. Действительно, одно слово старика, и Диас умрет, но все не так просто. Из-за того что четверть миллиона крестьян видят в нем Бога, ему начало казаться, что он в самом деле Бог. Поэтому он не хочет, чтобы они узнали, что его руки в крови. У крестьян существует совет старейшин, состоящий из десяти человек, который руководит «Маленькими братьями», и Саванто их боится. В их руках немалая власть, и они могут принудить его к отставке. Старейшины никогда не одобрят убийства, но они смирятся с вендеттой. Это часть их образа жизни. — Раймондо помолчал, затем продолжил: — Короче, встал вопрос, как избавиться от Диаса. Лишившись Диаса, «Красный дракон» будет напоминать толстую, жирную индюшку без головы. Старику останется только поставить свою голову на место отрезанной, чтобы получить все деньги, необходимые для выполнения его обещаний. Вот он и придумал план, позволяющий не только убить Диаса, но и утвердить авторитет Тимотео, его сына и наследника. Тимотео сказали, что он должен делать. Указания Саванто выполняются беспрекословно. Он нашел девушку, и Тимотео ухаживал за ней до тех пор, пока старейшины не утвердились в мысли, что он в нее влюблен. Я знаю, что Тимотео терпеть ее не мог, но не смел перечить отцу. А после того как девушка стала невестой Тимотео, ее отравили. Перед тем как она умерла, Карло заклеймил ее лицо символом «Красного дракона», украденным у брата старика. Саванто созвал старейшин и показал им тело девушки. Сказал, что Диас изнасиловал и заклеймил ее, чтобы оскорбить Тимотео. Старейшины клюнули. Они заявили, что Тимотео должен убить Диаса. Они знали, что Саванто стоило шевельнуть пальцем, и Диас бы умер. Но это считалось бы убийством. Смерть же Диаса от руки Тимотео они назвали бы справедливым возмездием. Саванто начал готовить операцию. Он знал, что не сможет заставить Тимотео выстрелить в Диаса. Послушание Тимотео имело предел, он никогда не пошел бы на убийство. Поэтому Саванто подключил меня, а затем и тебя, но Тимотео все испортил своим побегом. Сейчас его жизнь под угрозой. Старейшинам известно, что он сбежал, и они приговорили его к смерти. Если Саванто хочет остаться боссом, ему придется примкнуть к ним. Так что Диас еще поживет, а Тимотео должен умереть. Позже Саванто придумает что-нибудь еще, чтобы избавиться от Диаса. На выдумки он мастак. Но сейчас боевики Саванто охотятся за Тимотео. Они также убьют твою жену, тебя и меня, потому что мы слишком много знаем. Мы все покойники, солдат. Приказ уже отдан.

— Что произойдет, если Саванто умрет? — Я бросил окурок в темноту.

— Он не умрет. Он здоров как бык.

— Ну, допустим, он умер. Что тогда?

Раймондо окаменел. Он понял, к чему я клоню.

— Тимотео займет его место. Крестьянам придется затянуть пояса, но они это переживут. Но Саванто не собирается умирать.

Я раскурил вторую сигарету:

— А я думаю, что ему пора на тот свет.

Мы посмотрели друг на друга.

— Ничего не выйдет, солдат. — Раймондо покачал головой. — Операция провалилась, и Саванто уже принял меры, чтобы обезопасить себя. Он окружен боевиками. Его люди подготовлены для того, чтобы защитить своего босса. Забудь об этом.

— Ты хочешь мне помочь? — прямо спросил я. — Или будешь сидеть сложа руки и ждать, пока тебя убьют?

— Ты не представляешь, с кем собираешься бороться, солдат.

— А почему бы не попробовать? Терять-то нам нечего.

Он ответил не сразу:

— Что я должен делать?

— Я намерен убить этого человека. Он вошел в мою жизнь, наобещав золотые горы. Теперь ты говоришь, что он не остановится, не убив мою жену и меня. Я тебе верю. Он заклеймил меня, чтобы доказать, что настроен серьезно. — Я коснулся клейма на груди. — Ни один человек не в праве почитать себя Богом. Плевать я хотел, что он благодетель голодающих крестьян, если деньги на его благодеяния добываются такими способами. Я не верю, чтобы крестьяне боготворили бы его, если бы узнали, какой же он зверь. Ты тут говорил о традициях. Что ж, я тоже придерживаюсь традиционных взглядов. Если меня заклеймили, если мне угрожают, я этого просто так не оставлю. Он назвал меня профессиональным убийцей. Да, я убийца. — Я встал. — Ты вот сказал, что меня убьют, а я говорю тебе, что Саванто умрет раньше меня. И убью его я!

Раймондо покачал головой:

— Я готов пойти с тобой, солдат, но ты его не убьешь. Он защищен со всех сторон. Выстрелить в Диаса — сущий пустяк по сравнению с тем, что ты задумал.

Я пересек крышу, наклонился, поднял ружье.

— Послушай меня, солдат, — продолжал Раймондо. — Если Саванто начеку, убить его невозможно, а сейчас он начеку. Он все просчитывает на много ходов вперед. Будь уверен, он знает, что ты решил поквитаться с ним. Ему известно, что Тимотео увел твою жену. Он умен. Он не может не понимать, что ты жаждешь мести. Как, по-твоему, почему он прожил так долго? Из-за того, что ему везло? — Он вытащил из пачки, оставленной мною на парапете, сигарету, чиркнул спичкой. — Не могу удержаться, хотя знаю, что нельзя. — И зашелся кашлем, словно больной раком легких, едва дым попал в отекшее горло, выбросил сигарету. — Вот так закончим и мы, солдат, недокуренными сигаретами. — Чихнул, затем добавил: — Он знает, что ты попытаешься убить его. Он отлично разбирается в людях. Я работаю на него с пятнадцати лет и убедился на практике, что он заранее вычисляет своих врагов. У него на службе хорошо обученные люди, задача которых — противостоять таким, как ты. Сейчас он в своем роскошном номере на четырнадцатом этаже «Империала». Ему нравится жить там. Ты не выманишь его оттуда, солдат, но и там он ни на секунду не забывает о нависшей над ним угрозе. — Раймондо натужно хохотнул. — Ты надеешься пристрелить его, когда он выйдет на балкон, не так ли? А стрелять собрался со строящегося жилого дома в конце бульвара?

— Совершенно верно.

Раймондо всплеснул руками:

— Неужели ты полагаешь, что он этого не предусмотрел? Он не упускает из виду ни одной мелочи.

— И все-таки я его убью.

— Это бравада, — зло бросил Раймондо. — Тот дом кишит боевиками Саванто. Ты не подойдешь к нему и на сто ярдов. Это единственное место, откуда ты можешь добраться до Саванто, и его будут охранять как зеницу ока.

Я переложил ружье из одной руки в другую:

— Именно потому, что дом тщательно охраняется, я смогу проникнуть в него и убить Саванто.

Раймондо уставился на меня.

— Саванто и его люди будут пребывать в уверенности, что уж отсюда-то им ничего не грозит. Они же приняли все возможные и невозможные меры предосторожности. И меня будут искать где угодно, но только не здесь. В доме двадцать этажей, на каждом пятнадцать комнат, и все пустые. То есть в моем распоряжении три сотни укрытий, не считая коридоров. Сколько людей, по-твоему, будет охранять дом? Я считаю, не более десяти, в совершенстве владеющих пистолетом и приемами рукопашного боя. Где они расположатся? Пятеро прикроют подходы к дому. Двое встанут у лифтов, еще двое — на верхнем этаже. Каждый будет думать, что остальные настороже, поэтому их внимание начнет рассеиваться, после того как они проведут на посту три-четыре часа. Они ничем не отличаются от часовых в армии, а их повадки мне известны. Я собираюсь взглянуть на этот дом. Поедешь со мной?

Раймондо задумался, затем встал:

— Чего мне терять? Я по-прежнему убежден, что ты — сумасшедший, но лучше поехать с тобой, чем сидеть здесь и ждать пули.

— У тебя есть деньги?

Он склонил голову набок:

— Пару сотен долларов наскребу.

— Больше и не нужно.

Раймондо направился к люку, но я схватил его за руку:

— Возьми ружье. Я пойду первым. Подожди здесь… Я тебя позову.

Его глаза округлились.

— Ты думаешь, они уже пришли? — прошептал он.

— Возможно. Я не хочу рисковать. Дай мне пистолет.

После короткого колебания он протянул мне «кольт». Я взял его, а ему отдал ружье.

Постоял у люка, прислушиваясь, затем метнулся в темноту. Никого. Но я осмотрел все помещения, чтобы убедиться, что в доме мы с Раймондо одни. Затем вернулся к лестнице и позвал Раймондо.

Он спустился вниз, и я взял у него ружье.

— Принеси деньги и чемодан. Возможно, нам придется остановиться в отеле.

Десять минут спустя мы ехали к Парадиз-Сити.

Пожилой негр, ночной портье отеля «Палм Корт», мирно дремал за конторкой. Часы над его головой показывали 2:22.

Нам повезло. По пути в Парадиз-Сити я заметил машину, на заднем сиденье которой стояла сумка с клюшками для гольфа. Я резко нажал на педаль тормоза, и Раймондо чуть не вышиб головой лобовое стекло.

Машина стояла у ресторана «Еда и танцы». В окрестностях Парадиз-Сити такие заведения встречались на каждом шагу.

— Возьми ее! — приказал я.

Раймондо сразу все понял. Выскользнул из «фольксвагена», высыпал клюшки на заднее сиденье и пару секунд спустя вновь уселся рядом со мной с сумкой в руках.

В отель «Палм Корт» мы прибыли с сумкой, в которой вместо клюшек для гольфа лежало ружье, и чемоданом, полным воздуха, так что со стороны мы ничем не отличались от обычных отдыхающих, решивших провести отпуск в Парадиз-Сити.

Старик негр проснулся и посмотрел на нас. Долго изучал регистрационную книгу, но нашел нам двухкомнатный номер на втором этаже. Мы назвались Тони Франчини и Гарри Брюстером. Я сказал, что мы не знаем, как долго останемся в отеле, но его, похоже, это не волновало. Скрипящий лифт доставил нас на второй этаж, портье открыл ключом дверь и ввел нас в просторную комнату. Он попытался взять у меня сумку и чемодан, чтобы отнести их в спальню, но я остановил его, пояснив, что мне полезна физическая нагрузка. Он обиделся, решив, что я хочу лишить его чаевых. Но я дал ему доллар, после того как он проверил, работает ли туалет, и он ушел, довольный жизнью.

Я сел на кровать, Раймондо — на кресло.

По пути в отель мы проехали мимо «Империала» и строящегося жилого дома. Машин было много, и малая скорость «фольксвагена» не привлекала внимания. Я успел осмотреть дом. Армия научила меня замечать то, что, возможно, оставалось невидимым для нетренированного глаза.

Вдоль тротуара у подъезда жилого дома стояли автомобили. В «бьюике» сидели двое мужчин. В самом доме не светилось ни одного окна. Слева возвышался башенный кран, его длинная стальная стрела простерлась над крышей. Кран окружал заросший высокой травой пустырь. Надпись на деревянном щите гласила, что здесь будет строиться еще один дом…

— И что ты решил, солдат? — спросил Раймонд о.

— Я поднимусь по крану.

У него даже отвисла челюсть.

— Это невозможно. Он же высотой в двадцать этажей.

— Другого пути нет.

— Ты полагаешь, что люди Саванто не додумались до этого?

— Конечно, додумались. Но какие они могут принять контрмеры? Оставить одного, максимум двух человек на пустыре, чтобы те никого не подпускали к крану. Мы с тобой их уберем, а потом я полезу на кран.

— Ты никогда не доберешься до самого верха, солдат.

— Я хочу спать. С Саванто мы рассчитаемся завтра. К тому времени охрана уже потеряет бдительность. Трудности у нас будут, но мы с ними справимся.

Я разделся, прошел в ванную и принял душ. Когда Раймондо вернулся из ванной, я уже спал.

Армия научила меня расслабляться перед опасной операцией. Для подготовки у меня был целый день, а сейчас мне более всего требовался отдых.

Раймондо потряс меня за плечо. Я открыл глаза, тут же зажмурился от яркого солнечного света.

— Просыпайся! Слушай! — Неподдельный ужас в его голосе окончательно разбудил меня.

«Мистер Билл Хартли заявляет, что видел, как их убили, — донеслось из стоящего на столе радиоприемника. — Когда полиция, вызванная мистером Хартли, прибыла на место происшествия, тела, которые он якобы видел, исчезли. Полиция не нашла никаких доказательств убийства. Расследование продолжается, но капитан Террелл, начальник полиции, намекнул, что все это, возможно, выдумки. Мистер Билл Хартли сейчас находится в нашей студии.

Мистер Хартли, вы говорили мне, что вы — орнитолог-любитель и часто по утрам приходите в Кипарисовое болото, чтобы наблюдать за жизнью птиц. Это так?

— Да, — ответил глухой голос. — Плевать я хотел на то, что утверждает полиция. Я видел, как их убили. Я сидел на дереве с биноклем и видел, как эти двое…

— Одну минуту, мистер Хартли. Не могли бы вы рассказать нам, как выглядели эти люди?

— Конечно, могу. Я уже все рассказал полиции. Это были мужчина и женщина. Мужчина — настоящий гигант. Ростом не меньше семи футов. Тощий, смуглокожий, в черных брюках. Женщина — блондинка, в белом бюстгальтере и белых брючках. С короткой стрижкой, под мальчика. Они бежали по пляжу. Он тащил ее за собой.

— Мистер Хартли, как далеко от вас находились эти люди?

— Как далеко? Ярдах в пятистах, может, чуть дальше. У меня очень сильный бинокль.

— Они бежали вдоль берега. У вас создалось впечатление, что их кто-то преследовал?

— Конечно. Они выглядели очень испуганными и бежали изо всех сил.

— Что произошло потом, мистер Хартли?

— Их застрелили. Двумя выстрелами. Первой убили женщину. Она упала и покатилась в воду. Пуля попала ей в голову. Мужчина опустился рядом с ней на колени, и тут же раздался второй выстрел. Тоже в голову. Я видел, как брызнула кровь. Он упал лицом на женщину. Ужасное зрелище.

— Что вы сделали, мистер Хартли? Вы видели убийцу?

— Нет, его я не видел, но, судя по грохоту выстрелов, он находился недалеко от меня. Можете представить себе, как я испугался. Вода быстро прибывала, начался прилив. Через пять или шесть минут я спустился с дерева. Мне потребовалось полчаса, чтобы добраться до телефона и позвонить в полицию. Они приехали очень быстро. Я отвел их на место, где убили мужчину и женщину. Оно уже скрылось под водой. Не осталось ни тел, ни следов. Полицейские думают, что я свихнулся, но я…»

Я выключил радио.

— Я предупреждал тебя, солдат…

Струйка холодного пота потекла по лицу.

— Я все равно ее потерял.

Я думал о Люси, о ее веселом смехе, подергивающейся при ходьбе попке, глазах, которые так часто наполнял страх. Теперь я потерял ее окончательно. Она сама выбрала этого длинного недотепу. Возможно, подумал я, они больше подходили друг другу, чем мы с ней.

Я лег на спину, уставился в потолок.

— Пусть принесут кофе, — попросил я и закрыл глаза.

Раймондо позвонил, и скоро мальчик-негр внес в номер поднос с кофейником, двумя чашками, сахарницей и кувшинчиком сливок.

— Хочешь заработать пять долларов? — спросил я, когда он поставил поднос на стол.

Его глаза округлились.

— Конечно.

— Поблизости есть магазин спортивных товаров?

— Спортивных товаров? Да… в конце квартала.

— Мне нужен охотничий нож фирмы «Левинсон». Два ножа. Они стоят около тридцати долларов каждый. Ты получишь пять долларов, если сбегаешь в магазин и принесешь ножи сюда.

Он все смотрел на меня, еще не веря своей удаче.

— Левинсоновский охотничий нож?

— Именно. Они есть в каждом магазине. Идет?

Он кивнул, перевел взгляд с меня на Раймондо, затем вновь посмотрел на меня.

Я повернулся к Раймондо:

— Дай ему деньги.

Тот достал из кармана две стодолларовые купюры и протянул одну мальчику.

— Ну, это ваши деньги. — Он, судя по всему, потратил бы шестьдесят долларов иначе. — Я куплю ножи, если они вам нужны, — и вышел из номера.

— Что ты задумал? — спросил Раймондо.

Я разлил кофе по чашкам:

— Ножи убивают бесшумно.

Еще два часа мы пролежали на кроватях. Раймондо, похоже, чувствовал, в каком я настроении. Он лежал на спине, закрыв глаза. Возможно, дремал. Я оплакал Люси и похоронил ее. В мыслях, но в то же время и наяву.

Я устроил ей похороны, которые, как мне казалось, ей бы понравились, с морем цветов, органной музыкой, высоким, величественным священником. Я даже помолился за нее: последний раз я молился в детстве. Я перебрал в памяти те шесть месяцев, которые мы провели вместе, выделяя особо яркие события, а затем закрыл книгу воспоминаний. Если бы я мог убрать ее в ларец, то запер бы на замок и выбросил ключ. Мне было о чем подумать, помимо Люси. Я разом вычеркнул ее из памяти. Так же, как тех друзей, что терял на войне. Я ходил на их похороны, но не на богослужение в память погибших. Я прощался с ними только единожды.

— Что ты будешь делать, когда Саванто получит пулю в лоб? — неожиданно спросил я.

Раймондо поднял голову и посмотрел на меня.

— Все это мечты, солдат. Как бы я хотел, чтобы ты наконец это понял.

— Если не хочешь, не отвечай. Какое мне, собственно, дело.

Раймондо лег на спину:

— Если он получит пулю в лоб, я вернусь в Каракас, к жене и детям.

— Значит, у тебя есть жена и дети?

— Да… четверо… три мальчика и девочка.

— Тимотео умер, старик умрет… что потом?

— Наверное, Лопес станет боссом. Больше некому.

— Что он за человек?

— Он не слишком умен, но настроен мирно.

— Он чем-нибудь поможет тебе?

— Зачем мне его помощь? Он оставит меня в покое. Это все, что мне нужно. У меня есть ферма. Сейчас за ней приглядывает жена. Если мы будем работать вместе, она даст немалую прибыль.

— Так что тебе будет чем заняться?

— Полагаю, что да.

В дверь постучали.

Я выхватил из-под подушки пистолет Раймондо и прикрыл его и руку простыней.

— Открой, — прошептал я. — Встань спиной к стене и медленно тяни дверь на себя.

Раймондо вскочил с кровати и бесшумно метнулся к двери. Наблюдая за ним, я видел, что в стычке он может оказаться весьма и весьма полезен. Он повернул ключ и потянул дверь на себя.

Я изготовился к стрельбе, но на пороге появился мальчик-негр, поэтому я оставил пистолет под простыней и вытащил руку.

— Я принес ножи.

— Заходи. — Я поднялся с постели.

Фирма «Левинсон» выпускает прекрасные охотничьи ножи. Лезвие длиной шесть дюймов из отличной стали и такое острое, что им можно бриться. Рукоять покрыта слоем губчатой резины, впитывающей влагу. Даже если рука вспотеет, можно быть уверенным, что нож не провернется и не выскользнет. В армии я не уходил в джунгли без левинсоновского ножа. Несколько раз он спасал мне жизнь. В минуту опасности такой нож — лучший друг человека.

Я проверил ножи, дал мальчику пять долларов из принесенной им сдачи.

— Через час принеси нам сандвичи с жареным мясом и пива.

Негритенок ушел, и я бросил один из ножей в кожаном чехле Раймондо.

— Ты умеешь обращаться с ножом?

Он сухо улыбнулся:

— Гораздо лучше тебя, солдат. Я родился с ножом в руке.

Я задал ему вопрос, который не давал мне покоя с той минуты, как я узнал о смерти Люси.

— Что они сделали с телами?

— Ее утопили в болоте. Его самолетом отправят в Каракас. Старик устроит пышные похороны. Он — большой любитель похорон.

— Жаль только, что он не сможет насладиться собственными похоронами.

Весь день мы просидели в номере. Слушали радио. В дневном выпуске новостей сообщили, что расследование убийства мужчины и женщины, свидетелем которого стал Билл Хартли, не продвинулось вперед. Полиция проверяет приметы пропавших людей, но они не совпадают с описанием убитых, полученным от Хартли. Своим тоном радиокомментатор как бы намекал, что Хартли скорее всего все выдумал.

Около десяти вечера мы выписались из отеля. Старик негр, похоже, облегченно вздохнул, когда за нами закрылась дверь. Он много повидал в жизни и, вероятно, догадался, что мы готовим какое-то преступление. Я не сомневался, что его не обманул кожаный колпак на сумке, под которым должны были лежать клюшки для гольфа. Впрочем, меня это не волновало. Служащие таких отелей редко обращались в полицию по собственной инициативе.

Раймондо положил сумку и чемодан на заднее сиденье «фольксвагена» и сел за руль.

Еще в номере мы обговорили план операции. Раймондо по-прежнему полагал, что шансов на успех у меня нет, но чувствовал себя поувереннее.

Первым делом мы поехали в главный торговый центр и остановились у магазина самообслуживания, работающего круглосуточно. Мы находились достаточно далеко от «Империала» и едва ли могли столкнуться там с боевиками Саванто. Раймондо остался в машине, а я отправился в магазин. Купил кожаные перчатки, без них я бы не забрался на кран, не стерев руки в кровь, дюжину сандвичей и большую бутылку кока-колы. И маленький рюкзак, в который сложил остальные покупки.

Сел рядом с Раймондо, и он взял курс на «Империал». Тут уже следовало смотреть во все глаза. Боевики знали, что у меня «фольксваген». Хотя в Парадиз-Сити хватало машин этой марки, я не сомневался, что каждый красный «фольксваген» будет подпадать под их пристальное внимание. Мы повернули на Райский бульвар, протянувшийся на полторы мили вдоль моря. Тут находились самые лучшие отели города. Я попросил Раймондо остановить машину.

Он нашел разрыв в сплошном ряду замерших у тротуара автомобилей и не без труда втиснул туда «фольксваген». Мы переглянулись.

— Подожди десять минут, — распорядился я. — Потом иди за мной.

По бульвару гуляли люди. В толпе затеряться легче, но Раймондо должен был нести сумку для клюшек. В десять часов вечера в гольф уже не играли, и его мог остановить любой полицейский, поинтересоваться, что он несет. Мы обсуждали этот вопрос. Но Раймондо уверил меня, что все будет в порядке. Если он заметит полицейского, сказал он, то сам подойдет к нему и спросит, как пройти к дешевому отелю. Он будет не только с сумкой, но и с чемоданом. Объяснит, что на попутках добрался до Парадиз-Сити и хочет провести здесь отпуск. Так что сумка не вызовет подозрений.

— Не забудь рюкзак, — предупредил я, вылезая из машины. — Мне придется просидеть наверху не один час. Я не хочу умереть от голода.

— Делай свое дело, солдат. За меня не беспокойся.

Я посмотрел на него:

— Все у нас получится.

Он пожал плечами:

— Я начинаю думать, что так оно и будет.

Я захлопнул дверцу и смешался с толпой. Шел я не спеша, кто же торопится на вечерней набережной, поглядывая по сторонам, опасаясь слежки.

До «Империала» я добрался за десять минут, нашел пустое место у ограждения, между обнимающейся парочкой и одинокой девушкой. В номере Саванто горел свет. Снизу я не видел, сидит ли он на балконе.

— Не хочешь ли поразвлечься? — наклонилась ко мне одинокая девушка.

Я даже не посмотрел на нее и пошел дальше.

Еще через десять минут я оказался у пустыря. Тут уже никто не гулял. И встретиться мне могли только боевики Саванто. Зажав в руке охотничий нож, я нырнул в темноту пустыря.

Прислушиваясь, выждал несколько минут. Вроде бы никого. Лег на землю и, как змея, пополз к высокой траве. Остановился ярдах в двадцати от крана, вновь прислушался. Ни звука, ни шороха. Я оглядел громаду крана, едва различимую на фоне ночного неба. Похоже, люди Саванто решили, что кран можно не охранять. Даже мне стало не по себе при мысли о том, что надо взобраться на самый верх. Вот и они посмотрели на кран и пришли к выводу, что одному или двум из них нет смысла слоняться по пустырю и они смогут принести больше пользы в другом месте.

Я поднялся, подошел к крану и сел у одной из опор. Хотелось курить, но огонек мог привлечь внимание. Не оставалось ничего другого, как сидеть и ждать.

Я заметил Раймондо до того, как он увидел меня, и тихо позвал. Он подошел — с сумкой для клюшек на плече, с рюкзаком за спиной.

— Тут никого нет, — пояснил я.

Он задрал голову:

— А чего ты хотел? Никто не сможет подняться туда, в том числе и ты, солдат.

— Дай мне рюкзак.

— Ты все-таки хочешь попробовать?

— Дай мне рюкзак.

Я взял протянутый мне рюкзак, достал кожаные перчатки, надел их, закинул рюкзак за спину.

Тут новая мысль пришла мне в голову. Один раз я уже зарядил ружье, но оно не выстрелило. Не хотелось вновь попасться на том же. Я расстегнул молнию, откинул кожаный колпак, вытащил из сумки ружье. Убедился, что оно заряжено и готово к стрельбе.

— Я тебя не виню, солдат, — заметил Раймондо, когда я убрал ружье в сумку.

— Я намерен убить этого старого негодяя, — ответил я. — И мне не нужны сюрпризы. Возвращайся к жене и детям. Тебе есть чем заняться. Наслаждайся жизнью.

Долго смотрели мы друг на друга.

— Счастливого пути, солдат. Я надеюсь, ты одолеешь подъем.

Он растворился в темноте, и я остался один.

 

Глава 9

Прежде чем начать подъем, я глянул на часы. 22:40. Посмотрел на далекий «Империал», залитый огнями. Светились окна и в номере Саванто на четырнадцатом этаже.

Ночь вновь выдалась жаркой. Скорее всего он сидел на балконе, но с помощью оптического прицела я застрелил бы его и в гостиной и в спальне.

Удача, надеялся я, будет на моей стороне. Окна номера, рассуждал я, могли светиться только в том случае, когда хозяин дома.

Я взялся за стальные стойки и стержни, образующие фирменную структуру крана. Оказалось, что подниматься совсем нетрудно. Вопрос состоял лишь в том, хватит ли мне сил. Требовалось распределить их на весь подъем, как марафонцу — на дистанцию. Мешала сумка для клюшек. То и дело она цеплялась за распорки, и приходилось останавливаться, чтобы освободить ее. Поднявшись до уровня пятого этажа, я огляделся. Надвигался дождь. Дул легкий ветерок, тучи подолгу закрывали луну. А в темноте увидеть меня на фоне крана не представлялось возможным.

Я сел на одну из стальных перекладин. Отдохнул. Я не мог позволить себе сразу подняться на самый верх, потому что там меня могли поджидать головорезы Саванто. Едва ли я мог оказать им какое-то сопротивление, затратив все силы на быстрый подъем.

Я посмотрел на «Империал». На пяти балконах четырнадцатого этажа сидели и стояли люди. Балкон номера Саванто пустовал, но в окнах горел свет.

После пятиминутного отдыха я продолжил подъем. Достигнув десятого этажа, вновь уселся на перекладину. Далеко внизу виднелись фонари забитого транспортом бульвара. Множество людей купались в море. Пляж освещался разноцветными прожекторами. Ночное купание считалось одной из изюминок отдыха в Парадиз-Сити.

Я поднялся на пятнадцатый этаж. Ладони горели даже в перчатках. Не так-то легко раз за разом хвататься за стальные перекладины и тянуть себя вверх. Но я лез не спеша, с остановками, поэтому не так уж и устал, а вспотел главным образом от жары. В двух номерах четырнадцатого этажа окна погасли. Но в номере Саванто по-прежнему горел свет.

Наконец я добрался до стрелы, протянувшейся над плоской крышей дома. Черные тучи закрыли луну. Вдали сверкнула молния. Донесся слабый раскат грома. Я прожил в Парадиз-Сити достаточно долго, чтобы знать, что гроза разразится не ранее чем через час.

Я вгляделся в темноту. С большим трудом различил очертания крыши. Теперь предстояло избавиться от боевиков Саванто, если те охраняли крышу. Я ждал, ловя каждый звук, но ничего не услышал, ни малейшего шороха. Закрепив сумку для гольфа меж двух стальных распорок, по стреле я добрался до троса, с которого свешивался крюк. Подождал, глядя на «Империал». В номере Саванто все еще горел свет, но его соседи уже улеглись спать. На балконе никого не было. Может, подумал я, удача начала отворачиваться от меня.

Я протянул руку, схватился за трос и по нему соскользнул на крышу. Снял перчатки, засунул их за пояс, вытащил нож.

Осмотрелся. Никого. Не попал ли я в ловушку? Кран не охранялся. Крыша — тоже.

Я присел на корточки. Задумался. Попытался вспомнить планировку дома. Три входные двери. Четыре лифта. Ни один из них не работал после шести вечера, когда агент по продаже квартир уходил домой. Я поставил себя на место боевиков. Зачем подниматься на двадцать этажей, пешком, чтобы охранять крышу, когда достаточно держать под контролем входные двери, лифты, лестницу? Что ж, вполне логичное решение.

Я двинулся дальше, обходя крышу кругом, держа нож наготове. Мне понадобилось несколько минут, чтобы убедить себя, что на крыше я один.

Я подошел к ограждению и вновь взглянул на «Империал». В гостиной Саванто горел свет, но ни на балконе, ни в самой гостиной никого не было.

Никуда он не денется, сказал я себе. Раз крыша пуста, я мог возвращаться на кран за «Уэстон и Лиис».

Я натянул перчатки, по тросу взобрался на стрелу, по стреле — на кран. Подхватил сумку с ружьем и двинулся в обратный путь. И вновь задумался, не слишком ли все просто. А может, Саванто уже улетел в Каракас? Не этим ли объясняется отсутствие боевиков около крана и на крыше? Не напрасны ли все мои усилия?

Но не оставалось ничего другого, как взглянуть на номер Саванто через оптический прицел. Возможно, я увидел бы лишь сменившего его богатого туриста.

Спустившись на крышу, я вытащил из сумки ружье, навернул на ствол глушитель, установил оптический прицел, уперся прикладом в плечо, прильнул к окуляру. Гостиная Саванто сразу оказалась на расстоянии вытянутой руки.

На дальней стене я различил серебряную форель, которую заметил при первом визите в «Империал». Теперь я знал наверняка, что не ошибся с номером. Я перевел взгляд на балкон. Два кресла, оба пустые.

Подождем, решил я. Тем более что ждать я привык. Если удача окончательно не отвернулась от меня, Саванто обязательно должен выйти на балкон. И я, не задумываясь, нажму на курок, как только поймаю его голову в перекрестье прицела.

Тут я уловил какое-то движение в гостиной. Кто-то прошел мимо лампы. Я еще сильнее вдавил приклад в плечо.

На балконе появилась женщина. Блондинка. Горькое разочарование охватило меня. Значит, Саванто уехал! Мои подозрения подтвердились. Кто-то другой занял его номер.

И тут по моей спине пробежал холодок, во рту пересохло.

Женщина, стоявшая на балконе, выглядела точь-в-точь, как Люси.

Я тряхнул головой. Вновь приник к окуляру прицела. Гулко забилось сердце. Это была Люси! Люси, которая умерла! Люси, которую я оплакал и похоронил! Это была Люси!

Тень заслонила падающий на нее свет, и я чуть передвинул ружье. Рядом с ней стоял высокий худой мужчина. Тимотео! Ошибиться я не мог. Люси и Тимотео стояли на балконе и смотрели в мою сторону.

— Интересная пара, не так ли, мистер Бенсон? — раздался позади голос Саванто.

Я выронил ружье и перекатился на спину. Он стоял в пятнадцати футах от меня, силуэт его квадратной фигуры почти сливался с черным небом.

Я не мог ни пошевелиться, ни вымолвить хоть слово. И лишь смотрел на него снизу вверх.

— Я один и без оружия, — продолжал Саванто. — Я хочу поговорить с вами. Вы меня выслушаете?

Пальцы моей правой руки сомкнулись на губчатой резине рукояти ножа. Я наполовину вытащил его из чехла.

— У меня есть сигареты. Доктор запрещает мне курить, но искушение слишком велико. Вы составите мне компанию, мистер Бенсон?

Я взглянул на балкон. Люси и Тимотео исчезли. Уж не причудились ли они мне? Желание убить этого человека осталось, но я не мог зарезать его. Из ружья — пожалуйста, ружье обезличивало жертву, но не ножом.

Я поднялся, отошел на пару шагов в сторону, сел на ограждение крыши. Он чиркнул спичкой. Закурил. Пламя осветило его постаревшее лицо, змеиные глазки, которые больше не блестели.

— Через несколько часов, мистер Бенсон, ваша жена и мой сын будут в Мехико. Оттуда они отправятся куда-нибудь еще. Я не знаю куда, но они должны исчезнуть для их же собственной безопасности. Вы потеряли жену, я — сына. Я сожалею, что затянул вас в эту историю. У нас есть выражение: «мужчина, пораженный молнией». Оно означает, что мужчина может встретить женщину и почувствовать, что его пронзила молния. Любовь с первого взгляда. Такое случилось, когда Тимотео встретился с вашей женой. Это бывает редко, но бывает, и, когда происходят такие встречи, мой народ относится к ним с пониманием, так что и я вынужден уважать традиции. Пожалуйста, порассуждайте здраво, мистер Бенсон. Вы достаточно умны, чтобы осознать, что эта женщина не для вас. Если вы признаете справедливость этого утверждения, горечь потери для вас будет не столь горька, как для меня — потеря сына. Они будут счастливы вместе, мы — несчастны, но так уж устроена жизнь. Я пришел сюда, чтобы объяснить вам все это. Раймондо, он мой верный помощник, организовал нашу встречу. Я знаю, что вы хотите убить меня. — Саванто пожал плечами. — Тому есть причины. Я стар и не боюсь смерти. Но сначала позвольте объяснить, что мною движило. Раймондо уже рассказал вам о Диасе Саванто. Теперь я признаю, что допустил ошибку. Я неправильно оценил возможности моего сына, и только сейчас мне стало ясно, что он не может занять мое место. Я должен иметь в своем распоряжении немалые средства, чтобы улучшить условия жизни моего народа. Вам это известно. Я не мог предвидеть, что моего сына поразит молния. Когда он убежал с вашей женой, события приняли опасный оборот. Я не смог приказать убить его, чего требуют наши обычаи. Я нужен моему народу. Человек, который хочет занять мое место, — безвольный слизняк. — Он бросил сигарету и растоптал окурок ногой. — Так что пришлось предпринять кое-какие меры. Когда есть деньги и влияние, как у меня, мистер Бенсон, возможности существенно расширяются. Передо мной стояла задача убедить Лопеса, что мой сын убит. Так как он убежал с женщиной, у Лопеса не должно было остаться ни малейшего сомнения в том, что и ее постигла та же участь. Подкупить Хартли, этого любителя птичек, не составило труда. За деньги люди идут и не на такое. Лопес услышал выступление Хартли по радио, но его это не убедило. Я, собственно, так и думал. Пришлось пойти дальше. Лопесу показали тела. У меня есть хороший знакомый, опытный мастер, владелец похоронного бюро. Он все устроил. Вашей жене и моему сыну сделали по уколу, от которых они крепко заснули. На их головах появились вполне правдоподобные раны, которые, правда, легко смывались смоченной водой губкой. Лопес признал, что они умерли. Теперь им открылся путь в Мехико и дальше, где они смогут начать новую жизнь. Я потерял сына. Вы потеряли жену. Мне очень жаль нас обоих.

Я подумал о Люси. Вспомнил ее крик: «Я люблю его!» Я все равно ее потерял, и внезапно мне захотелось забыть обо всей этой истории.

— Я сожалею, что пришлось заклеймить вас, мистер Бенсон, — продолжил Саванто. — Меня вынудили это сделать. Соглядатаи Лопеса докладывали ему обо всем. Я должен был убедить Лопеса, что настроен серьезно, если я хотел спасти жизнь моему сыну. Я сожалею о случившемся.

Я уже буквально дрожал от ярости.

— Ладно, старик, — с трудом мне удалось не перейти на крик, — я тебя не убью. Считай, что ты вывернулся. Но мне жаль тех крестьян, которым ты будто бы стараешься помочь. Человек с таким складом ума, как у тебя, будет помогать только себе и никому более. Но какое мне до этого дело? — Я встал. — Значит, мою жену и твоего сына ждет счастливое будущее. Это хорошо. А ты сам останешься боссом организации, использующей азартные игры и контрабанду наркотиков ради улучшения жизни четверти миллиона крестьян. Но я думаю, что эти крестьяне скорее умерли бы с голоду, если бы знали, сколь грязны твои деньги. Ты — обычный гангстер, наслаждающийся властью. Бандит, скрывающийся за личиной благодетеля. Такие, как ты, не имеют права ходить по земле. Меня тошнит от одного твоего вида.

Я двинулся к крану.

— Мистер Бенсон…

Я обернулся.

— Я понимаю вашу злость и вашу горечь. Я хотел бы хоть как-то загладить свою вину. Возьмите эти облигации. Они помогут вам примириться с потерей жены и клеймом. Пожалуйста, возьмите их.

В руках он держал конверт.

И тут я понял, как отомстить Саванто.

— Хорошо.

Я взял конверт, убедился, что в нем лежат облигации на предъявителя, стоимостью двадцать пять тысяч долларов каждая.

— Пятьдесят тысяч долларов, мистер Бенсон, большие деньги, — проворковал Саванто. — С ними вы сможете начать новую жизнь, забыв о прошлом.

— Зачем вы даете мне их? — спросил я. — Это взятка, которой вы хотите заткнуть мне рот? Чтобы я не обратился в полицию, когда вы все-таки доберетесь до вашего племянника?

— Нет, мистер Бенсон. Я думаю, вы заслуживаете компенсации. Я искренне сожалею о том, что произошло с вами.

Я отошел от него. Сунул руку в карман брюк, достал зажигалку. Вертанул колесико, поднес вспыхнувший язычок пламени к уголку конверта.

И ощутил безмерную радость, наблюдая, как загорелись и обратились в пепел пятьдесят тысяч долларов.

Я услышал, как ахнул Саванто. Двинулся на меня.

— Как ты мог! — вскричал он. Его голос дрожал от ярости. — Черт бы тебя побрал. На эти деньги я мог бы построить школу для моих людей. Я мог бы накормить тысячи крестьян.

— Зачем же вы отдали их мне? Вы же их отдали. Отдали, потому что вас замучила ваша вонючая, насквозь прогнившая совесть. Если бы у ваших крестьян была сила воли, они поступили бы с вашими деньгами точно так же.

Я шагнул к крану, но заметил, что мы не одни. От стены квартиры, построенной на крыше, отделилась чья-то тень. Я остановился, схватившись за рукоять ножа. — Ты можешь спуститься на лифте, — сказал Раймондо. — Так быстрее и проще.

Я повернулся к Саванто:

— Будьте вы прокляты… Вы и ваши крестьяне.

Раймондо проводил меня к лифту. Нажал на кнопку, дверцы раскрылись.

Мы посмотрели друг на друга.

— Ты допустил ошибку, солдат. Он тебе этого не простит.

— Зато теперь я с ним в расчете, — ответил я.

Раймондо пожал плечами:

— Сделанного не воротишь. Счастливо, солдат.

Я вошел в кабину:

— Катись ты к черту, — и нажал кнопку первого этажа.

Лифт плавно пошел вниз. В вестибюле сидели двое мужчин. Невысокого роста, в темных костюмах, в соломенных шляпах, со смуглыми лицами и черными, как оливки, глазами. Они пристально смотрели на меня, словно старались запомнить, как я выгляжу. Боевики Саванто… Саванто… благодетель четверти миллиона крестьян!

Плевать я на них хотел.

Едва я вышел в жаркую ночь, с неба упали первые капли дождя. Молнии разрезали небо, гром гремел прямо над головой. Через несколько минут капли превратились в сплошной поток. Я промок насквозь, пока добрался до «фольксвагена».

Влез в кабину, смахнул с лица воду, завел мотор, включил щетки. Всмотрелся в темноту, задумался. Словно гора свалилась с моих плеч.

Я плюнул в лицо этому дикарю.

Я вдавил в пол педаль сцепления, передвинул ручку переключения скоростей, добавил газа, отпуская сцепление. Машина тронулась с места. Я ехал домой. В пустой дом, без Люси, но все-таки дом.

Вырезка из «Парадиз-Сити герольд»:

«В ПОСЛЕДНИЙ ЧАС»

Сегодня вечером детектив Лепски, полиция Парадиз-Сити, обнаружил тело Джея Бенсона на веранде его одинокого бунгало в Западной Бухте.

Мистера Бенсона убили выстрелом в голову.

— Это гангстеры, — заявил начальник полиции Фрэнк Террелл. — Мистера Бенсона заклеймили символом «Красного дракона», известной нам банды, занимающейся контрабандой наркотиков, контролирующей проституцию и азартные игры.

Джей Бенсон, в свое время лучший армейский снайпер, недавно купил «Стрелковую школу» Ника Льюиса.

В настоящее время полиция ищет миссис Бенсон, которая пропала.

Детектив Том Лепски сказал нашему корреспонденту: «Бенсон был отличным парнем. Знал я и его жену. Очаровательная женщина».

 

Глава 1

Всю последнюю неделю я просидел один в своих апартаментах, ожидая и бездумно глядя в пространство. Денег у меня не было, и что еще хуже, мне отказывали в кредите. Теперь Его Величество телефон был нитью моей жизни. И когда он зазвонил — впервые за семь долгих дней, — я едва не сломал ногу, рванувшись к трубке.

— Говорит секретарь Лу Прентца.

— Привет, Лиз! — Я не зря был актером. Мой голос был полон искреннего удовольствия: не отчаянный вопль о помощи, а просто и легко: — Тебе повезло, я собирался уходить.

Я знал, что этот фальшивый тон не обманет Лиз Мартин, но она ничем этого не выдаст. У нее было достаточно опыта за время работы с Лу Прентцем, чтобы знать, что все его клиенты отчаянно нуждаются в работе.

— Мистер Прентц срочно хочет вас видеть, мистер Стивенс, — сказала она. — Вы приедете?

— А что значит — срочно?

— После обеда, в три часа. Подходит?

Были времена, когда Лу Прентц обсуждал со мной дела за обеденным столом, но все это было в далеком прошлом. Единственное, зачем он хотел бы меня видеть, это напомнить мне, что я должен ему пятьсот три доллара.

— Это связано с моим долгом, Лиз? — спросил я усталым голосом. — Поэтому он хочет меня видеть?

— Это по работе, мистер Стивенс.

— Тогда я буду ровно в три.

Повесив трубку, я тяжело вздохнул. Как мне нужна была работа! Любая паршивая работа.

Несколько лет назад я пользовался большим успехом, играя шерифов в вестернах. Потом я стал играть «друга, у которого не было девушки», то есть только вторые роли, затем «парень, которого убивают в начале фильма», затем личность угрожающего вида — всего около минуты, а потом ничего стоящего: несколько эпизодических ролей, роль чуть побольше на телевидении, и сейчас я был, что называется, на мели.

Мне было под сорок, и я был высок, красив и разведен. Мой гардероб, тщательно взлелеянный, уже начал изнашиваться. А я все ждал и ждал. И хотя глубоко завяз в этой пропасти, но не выходил на улицу, боясь пропустить телефонный звонок, питаясь один раз в день бутербродами и надеясь на судьбу.

Лу Прентц был известен, как последний рубеж для неудачливых и стареющих актеров. Когда все большие и малые агентства больше не были заинтересованы, Лу брался за последнюю попытку. «Кто знает? — часто говаривал он с приторной улыбкой. — Может, тебя и купит какой-нибудь дурак, а это означает доллары в моем банке». Но надо отдать ему должное — Лу поддерживал меня последние полгода, когда было особенно тяжело. Свою финансовую поддержку он объяснял верой в мою звезду. И был убежден, что получит назад все свои деньги плюс двадцать пять процентов. Получая деньги, я был рад согласиться со всем этим, но знал, что он сильно рискует. Ведь мне пришлось продать даже свою машину.

Но если Лиз сказала, что это связано с работой, значит, так оно и есть.

Лиз Мартин было восемнадцать лет. Она работала с Лу последние три года. И если кто имел золотое сердце, то это она. Я видел, как она плакала, когда из грязного кабинета Лу вышвырнули костлявую стареющую актрису.

Лиз печатала как сумасшедшая, когда я вошел в крохотную комнатушку, служившую приемной, и дружески улыбнулся ей.

Лиз была худощавая маленькая блондинка с голубыми глазами и внешне чем-то напоминала спаниеля: немножко печальная, но желающая понравиться.

— Привет, Лиз, — сказал я, закрывая дверь за собой. — Аллигатор уже прожевал кости?

Она кивнула и показала на дверь кабинета Лу.

— Идите прямо к нему, мистер Стивенс и… удачи вам.

Лу Прентц сидел за столом, сложив коротенькие ручки на засаленном блокноте, глаза его были закрыты. Судя по цвету его лица, он крепко хлебнул виски за чей-то счет. Лу был маленький, квадратный и необычайно толстый. Лысеющий и чисто выбритый (когда не забывал бриться), он был похож на гадкого дядюшку, вернувшегося к домашнему очагу в поисках доллара. Он всегда носил один и тот же потертый синий костюм. Ему нравились раскрашенные галстуки и зеленые бутылочные рубашки. И только когда он открыл глаза, я вспомнил, что он не только чертовски умен и хитер, но и тверд, как сталь.

— Садись, Джерри. — Он махнул рукой на стул для клиентов. — Тут кое-что наклевывается для тебя.

Я осторожно сел, зная, что этот стул так же удобен, как горячий утюг, и служил для того, чтобы отделаться от клиентов как можно быстрее.

— Хорошо выглядишь, Лу. Давненько не виделись.

— Оставь эту чепуху и слушай. — Он прищурил маленькие глазки. — Ты должен мне пятьсот три доллара.

— Это старая история, Лу. Что сейчас?

— Я просто напоминаю тебе, потому что, если ты получишь работу, то первое, что ты сделаешь, — это рассчитаешься со мной.

— Какая работа — телевидение?

— Я не знаю, но чувствую, что здесь могут быть хорошие деньги. — Он постучал себя по носу. — Он чует, что ты получишь работу.

— Ты слишком много ешь, Лу.

— Перестань. Слушай, говорю тебе.

И я выслушал его.

Сегодня утром в контору Лу пришел мужчина, назвавшийся Джозефом Дюрантом. Он произвел большое впечатление на Лу. Ему было около сорока, прекрасно одет, уверен в себе. Лу отметил дорогой костюм, туфли из отличной черной кожи и дорогой галстук. Весь его облик излучал богатство. Мистер Дюрант заявил, что ему нужен безработный актер. Насколько он понимает, мистер Прентц занимается именно безработными актерами.

Лу, улыбнувшись, сказал, что у него много клиентов, зарабатывающих большие деньги на телевидении и в кино.

Мистер Дюрант пропустил мимо ушей эту явную ложь. У мистера Прентца есть фотографии безработных актеров, желающих получить работу?

Лу сказал, что у него больше четырехсот фотографий прекрасных актеров, которые сейчас, к несчастью, без работы.

— Я хочу взглянуть на эти фотографии, — сказал Дюрант.

— Пожалуйста. Хотя четыреста фотографий… Может быть, лучше вы дадите мне представление о человеке, который вам нужен? А я пропущу данные через компьютер (Лиз Мартин) и выберу нужное.

Дюрант кивнул:

— Мне нужен человек 35–45 лет. Он должен быть по крайней мере шести футов росту — это очень важно. Он должен быть худощав, не более семидесяти пяти килограммов, должен водить машину, ездить верхом и хорошо плавать. Мне не нужны актеры, корчащие из себя суперменов.

У Лу было только пять безработных актеров, кто примерно подходил под это описание, и все они считали себя суперменами. Дюрант изучил фотографии…

Лу масляно улыбнулся:

— Он выбрал тебя, Джерри. Но он хочет видеть тебя прежде, чем наймет.

— Что бы это значило? — спросил я. — Кто он? Искатель талантов?

— Сомневаюсь, — пожал плечами Лу, — он весьма замкнут. Одно я знаю наверняка — он купается в деньгах, а это то, в чем мы оба заинтересованы, верно?

— И не говори, — сказал я с чувством.

— О’кей. Сегодня ровно в двадцать два тридцать ты войдешь в холл отеля «Плаза». Подойдешь к газетной стойке и купишь «Ныосуик». Потом подойдешь к бару и закажешь себе сухое мартини. Будешь сидеть в зале и читать «Ныосуик». Перебросишься парой слов с барменом, выпьешь мартини и вернешься в холл. Все это делай не спеша, за тобой будут наблюдать. Твои манеры, как ты держишь себя — все это интересует мистера Дюранта. Будешь сидеть в холле. Если ты понравишься, то мистер Дюрант подойдет к тебе. Ну, а если нет, то подождешь полчаса, отправишься домой и забудешь обо всем этом. Вот так. Решай.

— Ты не знаешь, чего он хочет?

— Без понятия.

— О деньгах не говорил?

— Нет. Это вроде экзамена. Все зависит от тебя.

Все это было довольно странно, но ведь я мог получить работу.

— Говоришь, что у него есть деньги?

— От него буквально разит деньгами.

— Хорошо. В конце концов что я теряю?

На лице Лу снова появилась улыбка.

— Вот и хорошо. Но помни, будь сдержан. Этот парень знает, чего хочет.

— Быть сдержанным? Иными словами — быть вышколенным слугой?

— Прекрасно сказано, Джерри. Именно это я имел в виду.

— Ну, предположим, он наймет меня. Как с деньгами? Ты возьмешься за это?

Маленькие глазки Лу стали холодными.

— Если он заговорит о деньгах, посылай его ко мне. Ведь я твой агент, не так ли?

— Вероятно. По-моему, у меня нет других. — Я подарил ему искреннюю мальчишескую улыбку. — Хорошо, я приду туда. — Я сделал паузу и продолжил: — Но сначала одна маленькая деталь, Лу, которую мы должны уладить, прежде чем я покину тебя. Я иду в «Плазу». Я покупаю «Ньюсуик» и мартини… так?

Он подозрительно уставился на меня:

— Так.

Моя мальчишеская улыбка стала еще шире.

— А на какие шиши?

— Не понял.

— Давай смотреть фактам в лицо. Я задолжал за квартиру. Мне пришлось идти пешком в твой офис, потому что я продал даже свою машину.

Лу откинулся в кресле:

— Невозможно! Я ведь одолжил тебе…

— Это было полгода назад. Сейчас мой капитал составляет один доллар и двадцать центов.

Он закрыл глаза и тихо застонал. Потом извлек двадцатидолларовую бумажку из тяжелого бумажника и положил ее на стол так бережно, словно это был китайский фарфор.

— Ты должен получить эту работу, Джерри. В последний раз даю деньги. Если не получишь работу, то больше не показывайся здесь, понял? — сказал он.

Я сунул бумажку в свой пустой кошелек:

— Я всегда знал, что у тебя золотое сердце, Лу. И буду рассказывать своим внукам о твоей доброте. Маленькие ублюдки проплачут все глаза.

— Теперь ты должен мне пятьсот двадцать три доллара плюс двадцать пять процентов прибыли. А сейчас уматывай.

Я вышел в приемную, где двое мужчин в поношенной одежде ожидали Лу. Их вид удручающе подействовал на меня, но мне удалось ослепительно улыбнуться Лиз. И когда я вернулся в свою халупу, то как никогда надеялся, что сегодня произойдет великий перелом в моей жизни.

Когда я вошел в холл отеля «Плаза», часы на стене показывали ровно двадцать два часа тридцать минут.

В лучшие времена я часто посещал этот отель, назначал свидания девочкам в баре. Раньше швейцар всегда снимал фуражку, а теперь едва удостоил меня взглядом, спеша открыть дверь «кадиллака», из которого вышли полные мужчины и женщины.

Холл отеля был как всегда заполнен обычной публикой: мужчины в смокингах и женщины в боевой раскраске. Никто не обратил на меня внимания, когда я шел к газетному киоску. Милая пожилая женщина, сидевшая за прилавком с самого открытия отеля, улыбнулась мне.

— О, здравствуйте, мистер Стивенс! Я скучала по вас. Вы были в отъезде?

По крайней мере хоть кто-то помнил меня.

— Во Франции, — соврал я. — Как вы?

— Старею. Никто из нас не молодеет. А как вы, мистер Стивенс?

— Прекрасно. Дайте мне «Ньюсуик».

Она была польщена. Тем, у кого нет славы и денег, легко доставить удовольствие. Она подала мне журнал. Я заплатил и, зная, что за мной могут наблюдать, очаровательно улыбнулся ей, сказав, что она выглядит моложе, чем в последний раз, когда я ее видел. Потом пошел через толпу к бару. Меня так и подмывало оглянуться и увидеть мистера Дюранта, ведь он где-то здесь и наблюдает за мной.

Бар был полон, и мне пришлось пробиваться к стойке через толпы толстых женщин и мужчин.

Жо-жо, негр бармен, смешивавший коктейли, явно набрал в весе, с тех пор как я его видел. Он коротко взглянул на меня, затем еще раз внимательнее и просиял.

— Привет, мистер Стивенс. Один момент, и я к вашим услугам.

Я поставил локти на стойку; еще один, кто помнит. Когда Жо-жо подошел ко мне, я попросил сухое мартини.

— Давно не видел вас, мистер Стивенс, — сказал он, потянувшись за миксером. — Вы совсем нас забыли.

— Да. Ты сам знаешь, как это все. — Я не стал говорить ему чепухи насчет Франции. Жо-жо был слишком мудр.

— Конечно. Мы приходим, уходим и возвращаемся в этот город. — Кажется, в его глазах было сочувствие. — Все равно, приятно видеть вас снова. — Он налил мне напиток и пошел обслуживать клиентов, требовавших добавки.

Неожиданно я почувствовал, что мне очень хорошо. Прошел, наверное, месяц, с тех пор как кто-нибудь говорил, что ему приятно меня видеть. Большинство моих так называемых друзей, едва завидев меня, переходили на другую сторону улицы.

Интересно, достаточно ли я долго говорил с Жо-жо? Поглаживая бокал, я оглядел посетителей, но все они были так пестры, что я не мог выделить кого-либо, кто подходил бы по описанию на мистера Дюранта. Когда Жо-жо закончил обслуживать клиентов, я подозвал его:

— Пачку «Честерфилда», пожалуйста.

— Да, мистер Стивенс. — Он подал пачку. — Как мартини?

— Прекрасно. Никто не умеет делать сухой мартини, как ты.

Он просиял:

— Да, у меня иногда получается.

— Я тороплюсь. Поэтому рассчитаюсь сейчас, — сказал я, подавая ему десятидолларовую бумажку. Он дал мне сдачу, и я оставил ему четвертак.

— Надеюсь увидеть вас еще, мистер Стивенс, — сказал он и ушел.

Я выпил мартини, зажег сигарету и пошел в холл. Людей было уже меньше. Они шли в ресторан и к выходам.

Я начинал беспокоиться. Появится ли мистер Дюрант? Усевшись в одно из кресел и открыв журнал, я уставился в него невидящим взглядом. Что, если я провалился? Что-то никто не спешит предложить мне работу. Спокойно, говорил я себе и листал журнал.

Прошло двадцать долгих минут, но ничего не случилось. К этому времени холл почти опустел. Я огляделся. Недалеко от меня сидела пожилая пара. Тощий мужчина и еще более тощая женщина разговаривали с администратором. Четыре посыльных мальчика сидели на скамье, ожидая новых постояльцев. За одним из столиков сидела маленькая пожилая женщина с крохотным пуделем, выглядевшая одиноко и покинуто. Двое мужчин, дымя сигарами, изучали газеты. И не было никого, кто бы хоть отдаленно напоминал мистера Дюранта.

Я ждал. Поскольку ничего нельзя было изменить, я просто ждал, и черная туча подавленности медленно наползала на меня. Пятнадцать минут спустя я сам был мрачен, как туча. Провал!

Опустив журнал, я зажег сигарету. Что же оставалось делать? Я подумал о долгой прогулке домой, ведь я не мог позволить себе ехать на такси. Не считая денег Лу, моя финансовая мощь выражалась в одиннадцати долларах с мелочью; правда, пока у меня была крыша над головой, но надолго ли?

Интересно, Лу серьезно говорил мне не показываться в его офисе? Немного подумав, я решил, что он блефовал. Он не выпустит меня из своих когтей, пока я по крайней мере не отдам свой долг. Итак, снова домой, снова ожидание у телефона. Правда, деньги Лу пока спасут меня от голода.

В холле отеля было очень уютно. Никто меня не беспокоил. Не хотелось вставать и идти домой. Поэтому я откинулся в кресле и заставил себя рассматривать оставшихся в холле людей. Мужчина с женщиной ушли. Пожилая пара присоединилась к другой пожилой паре и исчезла в ресторане. Двое бизнесменов продолжали курить и что-то обсуждать. Мои глаза задержались на пожилой женщине с пуделем.

Холлы отелей всегда полны маленькими старушками: одни худые, другие толстые, но всегда одни и другие одиноки. Эта старушка была типичным представителем. Можно было предположить, что она вдова, у нее есть деньги, она путешествует по Калифорнии и вернется в свой пустой дом, где несколько стареющих слуг и дворецкий безбожно обирают ее. Она следила за собой: ее пепельный парик был тщательно подобран, очки прошли через руки ювелира, изумрудно-зеленое платье было, наверное, куплено в одном из самых дорогих магазинов, а на пальцах сверкали бриллианты.

Я вдруг заметил, что она смотрит на меня, и быстро опустил глаза. Но даже не глядя на нее, я чувствовал ее взгляд на себе. «Черт возьми! — подумал я. — Неужели она приняла мой взгляд как приглашение?» Судя по всему, это было так, потому что она подняла пуделя и направилась ко мне.

— Вы, должно быть, Джерри Стивенс! — воскликнула она.

«Черт возьми! — подумал я, поднимаясь. — Этого только мне не хватало». И тем не менее очаровательно улыбнулся ей.

— Мистер Стивенс, мне не хотелось бы навязываться, но я должна сказать, что вы мне понравились в «Шерифе с ранчо X». Если бы существовал конкурс дешевых фильмов, то «Шериф с ранчо X» взял бы Оскара.

Я снова очаровательно улыбнулся ей:

— О, вы очень добры, мадам, спасибо.

— Я слежу за всеми вашими фильмами, мистер Стивенс, вы ужасно талантливы.

Талантлив? Я слышал смех Лу.

Я взглянул ей в глаза и был поражен. Эта женщина не была обычной одинокой старушкой из отеля. Губы ее были тонкие, как бумага, а в глазах стальной блеск.

— Спасибо, — сказал я, не зная, что еще сказать.

Она, улыбаясь, вглядывалась в меня.

— Я собираюсь ужинать. Вы не хотели бы присоединиться ко мне? — Она сделала паузу и продолжала: — О, мистер Стивенс, будьте моим гостем! Вы доставите мне большое удовольствие. — Снова пауза, и увидев, что я в нерешительности, она добавила: — Мне так хочется услышать о вашей работе, но, может быть, вы уже ужинали?

Ужинал? Моей последней пищей был жалкий бутерброд в полдень. Я умирал от голода. Тем не менее я колебался. Прошло около сорока минут. У мистера Дюранта было достаточно времени, чтобы нанять меня.

Эта старушка была богата. «Будьте моим гостем». Я не мог устоять перед таким приглашением. Мысль о большом сочном бифштексе и о жареной по-французски картошке была столь заманчивой, что я чуть не захлебнулся слюной.

— Что ж, это было бы прекрасно. Спасибо.

Она захлопала в ладоши:

— Я так рада! Я обожаю вестерны и уверена, вы расскажете мне, как они делаются. Наверное, там масса интересных трюков. — Она направилась к выходу.

Я был удивлен, так как думал, что мы будем есть в ресторане отеля, но, поскольку ушла она, я последовал за ней.

У ступенек швейцар снял фуражку, поклонился моей спутнице и свистнул. Почти сразу же темно-синий «роллс-ройс» — «серебряное облако» появился из темноты. Японец в серой куртке и кепочке с козырьком распахнул дверцу.

— Я знаю небольшой прекрасный ресторан, — сказала она, — «Бенбоу». Вы не возражаете?

«Бенбоу»! Я никогда не был там, но много слышал. Лучший ресторан в районе. Даже в лучшие свои дни я не смел появляться там из-за цен. Прежде чем я открыл рот для ответа, она села в машину. Немного озадаченный, но уже не думающий о своем провале, я последовал за ней.

Шофер скользнул за руль, и машина тронулась.

— Мадам, — сказал я, улыбаясь, — я, к сожалению, не знаю вашего имени.

— О, простите, я забыла представиться.

Пудель перескочил с ее коленей на мои. Маленькая тварь начала лизать мне лицо. Если и есть вещи, способные вывести меня из себя, то как раз именно это. Я отпихнул его, может быть, сильнее, чем хотел, и тут же почувствовал, как что-то острое впилось мне в бедро. Пудель, взвизгнув, скатился на пол.

— Мадам, — вскричал я, — ваша собака укусила меня.

— Дорогой мистер Стивенс, вы ошибаетесь. Куки никогда никого не кусал. Он самый корректный джентльмен, и он обожает…

Конец ее фразы утонул в обрушившейся на меня темноте.

Комната была большая, с удобной мебелью, освещенная мягким светом. Я обнаружил, что лежу на большой двуспальной кровати. Голова была тяжелая, и во рту было сухо. Я с усилием приподнялся и удивленно оглянулся вокруг. Напротив кровати было большое зеркало. Мое отражение выглядело не только удивленным, но и слегка напуганным. Правда, роскошь комнаты немного успокоила меня. На эту комнату потратили уйму денег, а деньги всегда оказывали на меня благоприятный эффект. Громадные окна были зашторены.

Я посмотрел на часы. Было восемь сорок пять. Но утра или вечера? Сколько я пролежал здесь? Когда я сел в «роллс-ройс», было двадцать три часа. Я вспомнил укол в бедро, который я принял за укус пуделя. С чувством, очень похожим на панику, я понял, что эта старуха усыпила меня каким-то наркотиком. «Боже Всевышний! — подумал я. — Меня похитили».

Я слез с кровати и, подойдя к окну, отодвинул шторы. Толстая стальная решетка закрывала окно. Я попробовал ее сдвинуть, но она была неподвижна. Обернувшись, я осмотрел комнату и дверь, на которой не было ручки. Дверь была такая же мощная, как и решетка на окне. Я прошел в ванную, прекрасная ванная, но без окна, и заглянул в настенный шкафчик. В нем были две зубные щетки в целлофане, электробритва, крем после бритья, губка в целлофановом пакете и несколько кусков мыла. Я оглядел себя в зеркале. Судя по моей щетине, прошло всего несколько часов.

Чтобы немного успокоить растущую панику, я принялся за утренний туалет. Это был верный прием. После бритья и умывания я почувствовал себя намного лучше и вернулся в комнату, думая, что неплохо бы и позавтракать.

Подойдя к кровати, я увидел кнопку звонка на торшере. Секунду поколебавшись, я нажал ее. Потом сел в кресло, ожидая. Ждать пришлось недолго. Дверь без ручки скользнула в сторону, и в комнату вошел мужчина, толкая перед собой столик. Дверь за ним закрылась.

Мужчина был гигантом. Он был дюймов на шесть выше меня, а мой рост сто восемьдесять пять сантиметров. Его плечам и громадным мускулистым рукам позавидовал бы и Геркулес. Голова его была гладко выбрита, а лицо представляло собой нечто совершенно выдающееся из области ужасов и карикатур: толстый нос, безгубый рот и маленькие сверкающие глазки. Снимаясь в вестернах, я повидал немало свирепых здоровяков, но вне съемок они были добродушны и безобидны, как котята, а этот человек был непредсказуем, как горилла, и опасен, как раненый тигр.

Он поставил столик на середину комнаты и взглянул на меня. Я вздрогнул от взгляда маленьких свирепых глазок и хотел сказать что-нибудь, но осекся. Он по-настоящему испугал меня. Я просто сидел и смотрел, как он молча вышел из комнаты, и дверь закрылась за ним.

Я вытащил платок, вытер лицо и руки, но аромат пищи живо привел меня в чувство, и я подошел к столику. Вот это была еда! Сочный бифштекс, жареная картошка, гренки, масло, мармелад, кофе.

Я пододвинул стул и принялся есть. Пища прибавляет сил, говорил я себе, разрезая мясо. Меня похитили, ну что ж, по крайней мере я не буду голодать. Убедившись, что ничего не осталось, я обнаружил на столике пачку «Честерфилда» и зажигалку. Закурив сигарету, я вернулся в кресло.

Теперь я почти успокоился и задумался о прошлой ночи и старой леди. Должно быть, она каким-то образом связана с мистером Дюрантом. Только так можно было объяснить мое похищение. Наверное, он решил, что я его устраиваю, и по причинам, известным только ему, поместил меня в эту комнату, чтобы продолжить пробу. Но потом я подумал о Горилле, и мне снова стало неуютно. С ним нужно быть осторожным, говорил я себе. Схватиться с ним было все равно, что с тигром, а я не собирался этого делать. Поэтому просто сидел и ждал.

Прошло полчаса. Я поглядывал на часы, пытаясь угадать, когда же начнутся события. Выкурив четыре сигареты, я уже начал беспокоиться, когда дверь открылась, и Горилла вошел в комнату. Его сопровождал маленький, отлично одетый человек, в котором я сразу определил мистера Дюранта.

Едва я хотел встать, как он произнес тяжелым голосом со стальными нотками:

— Сидите, мистер Стивенс.

Затем он сел в другое кресло. Я рассмотрел его. Описание Лу было точным, но он не упомянул, что этот человек излучал не только богатство, но и еще нечто зловещее.

Я взглянул на Гориллу у двери. Он смотрел на меня, как тигр на возможную добычу. И я решил подождать первого шага со стороны Дюранта. Он тоже изучал меня, затем кивнул, и я надеялся, что это кивок одобрения.

— Мистер Стивенс, — сказал он наконец, — вы, конечно, желаете узнать, в чем дело. Не нужно тревожиться. Было совершенно необходимо доставить вас сюда именно так.

— Похищение — это уголовное преступление, — сказал я, раздражаясь от того, что мой голос звучал так хрипло.

— Да, я знаю. — Он осмотрел свои ногти. — Но не время обсуждать легальность этого поступка, мистер Стивенс. Мы можем сделать это позже, но не сейчас. — Он закинул ногу за ногу. — Я хочу уточнить еще некоторые факты о вас. Вы актер, который имел кое-какой успех в вестернах. Теперь вы безработный уже полгода. И вы ищете работу? Так?

— Да, я ищу работу.

— У вас нет денег. И не просто нет денег, но вы в долгах и должны за квартиру. Правильно?

Я пожал плечами:

— Да.

Он кивнул:

— Я, думаю, могу предложить вам работу. Возмещение будет более чем достаточное. Я готов платить вам тысячу долларов в день, по крайней мере месяц, а может, и дольше, если вы готовы работать на определенных условиях.

Несколько секунд я сидел молча, ошеломленный. Тысячу долларов в день, по крайней мере месяц, а может, и дольше! Не может быть, думал я, тут где-то ловушка.

Тем не менее, глядя на этого человека, я видел, что тысяча долларов для него пустяк. Да, Лу был прав, от этого человека пахло деньгами.

Но я не был так глуп, чтобы сразу ухватиться за это предложение. В этом человеке было что-то предупреждающее меня, что я могу попасть в неприятность. Я снова взглянул на Гориллу, не спускавшего с меня взгляда.

— Это звучит заманчиво, мистер Дюрант. А какие условия?

— Мне нужно полное сотрудничество. У вас спокойный характер. Это так?

— Смотря когда. У меня не было неприятностей с режиссерами. Я…

Он прервал меня жестом:

— Полное, безоговорочное сотрудничество. Позвольте объяснить. Я найму вас за тысячу долларов в день, если вы будете делать точно то, что я вам скажу, без вопросов и без колебаний. Вот что я имею в виду под полным сотрудничеством. То, что я вас попрошу делать — не опасно, легально и в ваших силах. То есть, или вы соглашаетесь, или я вас не нанимаю.

Где то все-таки есть ловушка, подумал я, но мои мысли уже витали возле тысячи долларов в день.

— А точнее, что я должен делать?

Он секунду испытующе глядел на меня:

— Итак, вы не готовы полностью сотрудничать, если не узнаете подробности? Вы уверены в этом?

Была ли в его голосе угроза? Мне снова стало неуютно. Зарабатывать тысячу долларов в день было бы прекрасно, но я нутром чувствовал ловушку. Похищение, Горилла, соблазнительная приманка большими деньгами и Дюрант, выглядевший так, словно связан с мафией. Все это пугало меня. «Это не опасно, легально и в ваших силах». Что-то слитком легко. Несмотря на отчаянную нужду в деньгах, я не собирался сослепу кидаться в это дело.

— Нет, — сказал я твердо, — я не готов предложить полное сотрудничество, если не буду знать точно, что мне нужно делать.

Я услышал рычание Гориллы, словно отзвуки далекого грома. Дюрант, нахмурившись, потер лоб и пожал плечами.

— Хорошо, мистер Стивенс. Я надеялся, что такие деньги достаточны для вас, чтобы делать любую работу.

— Значит, вы ошиблись. Так что же я должен делать?

Он холодно улыбнулся:

— Раз вы настаиваете, я дам вам некоторое представление о том, что от вас требуется. — Он достал кожаный портсигар и выбрал сигару. Затем оглянулся на Гориллу, и тот поспешно зажег спичку.

Во время этих манипуляций я тоже закурил.

— Мне нужно, чтобы вы заменили человека, который похож на вас, — сказал Дюрант сквозь облако густого дыма.

Вот этого я меньше всего ожидал.

— Заменить? Кого?

— На данный момент этого вам знать не надо.

— А зачем мне его заменять?

Дюрант раздраженно отмахнулся, словно от назойливой мухи.

— Человеку, которого вы будете заменять, нужна свобода передвижения, — сказал он с ноткой нетерпения. — За ним постоянно наблюдает группа людей. Его свобода передвижения совершенно необходима для важных дел. А поскольку его постоянно осаждают бизнесмены и пресса, мы решили нанять человека, который его заменит и отвлечет на себя эту группу и журналистов, которые становятся слишком назойливыми. А тот, кого вы замените, сможет выехать за границу и уладить свои дела без опасения, что за ним шпионят. Как только он заключит контракт, вы сможете вернуться домой с тридцатью тысячами в кармане.

Я откинулся на спинку кресла и обдумал это. Я много читал о промышленных шпионах. Я даже однажды играл такого в кино. И если за этим Большим Боссом шпионили, то, конечно, можно было заменить его. То, что за мной будут шпионить, меня не волновало, если к этому прибавить тысячу долларов в день.

— Но зачем меня нужно было похищать? — спросил я, чтобы выиграть время.

— Теперь вы знаете, что от вас требуется, — ответил Дюрант нетерпеливо, — и вы должны понимать, что это требует большой секретности. Никто не знает, что вы здесь. А вы не знаете, где вы. Если вы отклоните предложение, вас опять усыпят и доставят домой.

— А где гарантии, что мне заплатят, когда я выполню работу?

Он снова холодно улыбнулся и достал из бумажника листок бумаги. Горилла взял его и передал мне. Это был чек Национального банка Чейза на тысячу долларов на мое имя.

— Каждый день вы будете получать такой же. Так что об этом не беспокойтесь.

Я больше не колебался. «Это не опасно, легально и в ваших силах». Так почему бы и нет?

— Хорошо, мистер Дюрант. Договорились.

— Значит, вы поняли, мистер Стивенс, — сказал он, и его черные глаза стали колючими, — что я покупаю ваше полное безоговорочное сотрудничество? Вы будете делать точно то, что вам скажут?

На секунду я замялся, а потом решил окончательно:

— Договорились.

 

Глава 2

Итак, я дал согласие на безоговорочное сотрудничество, и чек на тысячу долларов лежал у меня в кармане. Это значило, что я заменю неизвестного Большого Босса, пока он будет заключать сделку, о которой не нужно знать никому. За это по истечении месяца я получу в Национальном Банке Чейза тридцать тысяч долларов.

Когда я сказал, что согласен, Дюрант кивнул и пошел к двери. Немного помедлив, он посмотрел на меня:

— Подождите, мистер Стивенс. — И ушел в сопровождении Гориллы. Дверь за ним закрылась.

Я закурил и стал ждать, пытаясь понять, что меня беспокоит. Было что-то в Дюранте и Горилле, что пугало меня, но мне нужны были деньги. Дюрант уверял, что это не опасно и легально, и нужно было быть дураком, чтобы не согласиться на такое предложение. Я прождал около получаса, затем дверь скользнула в сторону, и маленькая старая леди с пуделем вошла в комнату. Дверь, наверное, управлялась электронным лучом, потому что, едва они вошли, дверь закрылась.

Старуха дружески улыбнулась мне. Пудель заскулил и рванулся с ее рук ко мне, словно желая облизать меня с ног до головы.

— Мистер Стивенс, — сказала она мягко, — мне можно войти?

Я осмотрел ее и встал.

— Вы уже вошли.

Она прошла и села в кресло, в котором недавно сидел Дюрант.

— Я пришла извиниться, мистер Стивенс. Я понимаю, как вы себя чувствуете. Это, должно быть, странно для вас.

— Мистер Дюрант объяснил, — все еще стоя, ответил я.

— Я знаю, но не хочу, чтобы вы обиделись, мистер Стивенс. Садитесь. Я хочу объяснить вам дальше.

Я сел.

— Как это мило с вашей стороны, — сказала она, глядя на меня темно-голубыми тяжелыми глазами. — Скажите, мистер Стивенс, ваша мать жива?

— Она умерла пять лет назад, — коротко ответил я.

— Жаль, мистер Стивенс, я уверена, если бы она была жива, она бы сделала то же самое, что и я. Человек, которого вы должны заменить, — мой сын.

Я подумал о матери: добрая, милая, но глупая и богобоязненная.

— Моя мать не стала бы усыплять и похищать человека, — сказал я холодно. — Не будем о ней.

— Никто не знает матерей, — продолжала старуха, улыбаясь, — в беде они могут совершать неожиданные поступки.

Этот разговор начал утомлять меня. Я пожал плечами и промолчал.

— Я хочу, чтобы вы поверили, мистер Стивенс, что я восхищаюсь вашей работой и талантом. Я была счастлива, когда узнала, что вы согласились. Ваша помощь более чем желательна.

— Мне хорошо платят.

— Да. Я понимаю, что деньги очень важны для вас.

— Разве только для меня?

— Мне кажется, вы все еще обижены, мистер Стивенс. Успокойтесь. Вы сделаете очень нужную работу и получите уйму денег. Я делаю это для сына. Поймите.

Но я не мог успокоиться. Что-то в этой женщине настораживало меня, как и в Дюранте, но из вежливости я попытался улыбнуться.

— Так-то лучше. — Она потрепала пуделя. — Часто, глядя на ваши фильмы, я думала о том, какая прекрасная у вас улыбка.

— Спасибо.

— Однако вернемся к бизнесу, как говорит мой сын. Вы любезно дали согласие на полное сотрудничество. — На секунду в ее глазах появился стальной блеск. — Правильно?

— Откровенно говоря, эта фраза начинает меня утомлять. Я сказал мистеру Дюранту, что согласен. Сколько можно повторять это.

Она коротко рассмеялась:

— Вы должны простить старушку, мистер Стивенс. Старушки часто повторяются. Кстати, называйте меня Гарриэт. Давайте отбросим формальности. Могу я называть вас Джерри?

— Конечно.

— Сегодня в полдень, Джерри, мы начнем. У меня есть прекрасный гример, который преобразит вас в моего сына. Отнеситесь к этой процедуре с терпением. Он хотя и великолепный специалист, но немного надоедлив. Мы должны быть уверены, что никто не усомнится, что вы мой сын, даже на близком расстоянии. Понятно?

— Да.

— Называйте меня Гарриэт.

— Да, Гарриэт.

— Нужно будет сделать еще кое-что, но вы быстро научитесь. Я уверена.

— Я сделаю все возможное.

— Не сомневаюсь. Здесь нет ничего трудного, но это важно. Вы женаты, Джерри?

Я не ожидал такого вопроса.

— Разведен.

— В мире киноактеров так много разводов. А где ваша жена?

— Это имеет какое-то значение?

Она покачала головой и игриво улыбнулась.

— Джерри, вы обещали сотрудничество. Мне нужны ответы на вопросы, которые я задам.

— Она в Нью - Йорке. Снова замужем.

— Вы не видите ее?

— В последний раз — пять лет назад.

— Дети?

— Нет.

— Ваша мать умерла. А отец?

— Тоже.

— Родственники есть? Братья? Сестры?

У меня по спине пробежал неприятный холодок.

— Нет.

— Как печально! — Но она не выглядела печальной. — Значит, вы одиноки?

— Да.

— Но привлекательный мужчина, как вы, должен иметь подружку. Расскажите мне о ней.

— Актер, стоящий один доллар и тридцать центов, не может иметь подружку.

Она кивнула:

— Да, но скоро, Джерри, когда у вас будет тридцать тысяч в банке, будет много девочек. Нужно немного терпения.

Здесь она была права. Когда будут деньги, то я буду иметь столько девочек, сколько захочу. С тридцатью тысячами мне достаточно только свистнуть.

— Теперь, когда вы полностью сотрудничаете с нами, Джерри, — продолжала она после паузы, — я хочу рассказать о Маццо. Я не знаю, что бы я без него делала. Его внешность обманчива, но нет ничего, что бы он для меня не сделал.

Я непонимающе глядел на нее.

— Вы уже встречались. Маццо — мой верный слуга, который доставил вам завтрак.

Я уставился на нее.

— Кто? Эта Горилла?

Она погладила пуделя:

— Не надо так говорить о внешности Маццо. Не все так красивы, как вы, Джерри. Маццо будет вашим постоянным компаньоном. Он будет помогать. Без него вы не сможете заменить моего сына. Он ведь много лет был его телохранителем. И когда вас увидят вместе — никто не усомнится, что вы мой сын.

Мысль иметь эту Гориллу постоянным компаньоном не вызывала у меня восторга.

— Джерри, — неожиданно спросила миссис Гарриэт, — а вы знали Ларри Эдвардса?

— Да, — я был удивлен. — А почему вы спрашиваете?

Конечно, я знал его. Он был, как и я, безработным актером. Мы часто встречались в офисе Лу Прентца, охотясь за работой. Мы не были друзьями, поскольку конкурировали, но часто встречались выпить пива и поплакаться на судьбу.

— Просто так. Он был похож на вас, — сказала Гарриэт, улыбаясь. — Но он не имел вашей обаятельности. Мы предлагали ему эту же работу, привезли сюда, поговорили, но он отказался. И вообще оказался трудным человеком. Я так рада, что вы не трудный, Джерри… Очень рада.

У меня забегали мурашки.

— Почему вы говорите о нем в прошедшем времени?

— Да, это печально. — Она встала. — Я попрошу Маццо принести вам книги. И скажите ему, что вы желаете на обед. — Она пошла к двери.

— Что случилось с Ларри? — спросил я, сжав кулаки.

Она остановилась в дверях:

— А вы не знали? Несчастный случай. Что-то случилось с тормозами его машины. И он разбился.

Дверь скользнула в сторону, и она исчезла.

Час спустя пришел Маццо с несколькими книгами, которые он положил на стол.

— Вы хотели что-нибудь почитать?

Я впервые услышал его голос и был удивлен. Я ожидал рычанья медведя, но он говорил хрипло и тихо.

— Спасибо.

Он уселся на стул и усмехнулся мелкими белыми зубами, которым позавидовала бы любая крыса.

— Мы, кажется, будем жить вместе, приятель, так что не мешало бы познакомиться, а?

— Почему бы и нет?

Он кивнул бритой головой:

— Все будет хорошо, если ты будешь делать то, что я скажу. Это чертовски легкие деньги, но не нужно задавать лишних вопросов. Я говорю — ты делаешь. Ясно? Я говорю: смотреть налево — ты смотришь налево. Ясно? Я говорю: смотреть направо — ты смотришь направо. Ясно? Я говорю: бежать — ты бежишь. Ясно?

— Можешь быть спокоен.

Он наморщил лоб:

— Значит, ты понял?

— Да.

— О’кей. Тот парень не понял: — Он перестал улыбаться и снова смотрел на меня, как на возможную добычу. — Это кончилось для него плохо.

У меня пересохло во рту.

— Я слышал, что он попал в автомобильную катастрофу.

— Да… такие, как он, часто попадают в автомобильные катастрофы. — Он улыбнулся. — Ты неглуп, приятель. Ты не попадешь.

Я промолчал. Он намекал, что Ларри Эдвардс отказался сотрудничать и был убит.

— Сегодня мы начнем, приятель. И делай, что говорят.

Я кивнул.

— Сейчас над тобой поработает один тип. Сиди смирно и не мешай ему. Ясно?

Я снова кивнул.

Он улыбнулся:

— Знаешь, приятель, мы сработаемся. Я смотрел твой фильм «Шериф с ранчо X». Дешевка.

— Знаю, — сказал я хрипло.

Он улыбнулся еще шире:

— Вот увидишь, мы сработаемся.

— А миссис Гарриэт понравилось.

— Еще бы… женщины! Им нравится все, что двигается. — Он встал. — Что хочешь на обед, приятель? Назови и получишь.

Меня тошнило при мысли о еде.

— Я отлично позавтракал. Ничего не надо, спасибо.

Он ухмыльнулся:

— Расслабься, приятель. Тебе нечего волноваться. Я принесу чего-нибудь легкого, а?

Он пошел к двери и, еще раз улыбнувшись своей крысиной улыбкой, вышел.

Неужели Ларри убили?

Я покрылся холодным потом: «Что-то случилось с тормозами».

Нет, я не мог поверить и попытался выбросить эту мысль из головы. Просто сидел, не в силах даже посмотреть на книги, и вдруг с ужасом понял, что, взяв деньги, я приговорил себя делать то, что мне скажут эти люди. «Он попал в автомобильную катастрофу. Что-то случилось с тормозами. Он мертв».

Я вспомнил крысиную усмешку Маццо. «Эх, парень, — подумал я, — куда ты влез? Неужели, если я не буду делать то, что мне скажут, меня убьют?»

В час дня Маццо вкатил столик.

— Поешь, приятель. Днем будет много работы. — Он внимательно посмотрел на меня. — Тебе плохо?

— Нет, но я ничего не хочу.

— Ты поешь, ясно? — В его голосе неожиданно появились рыкающие нотки. — У тебя будет много работы. — И он вышел.

Я попробовал немного супа из омаров, но только потому, что не осмелился ослушаться. Он был так хорош, что я съел весь, но потом меня чуть не стошнило.

Маццо осмотрел пустую кастрюлю, улыбнулся и укатил столик. Потом пришла миссис Гарриэт в сопровождении пуделя и маленького толстого человечка в халате с короткими рукавами, несущего дорогой карманный несессер.

— Джерри, дорогой, — сказала миссис Гарриэт, — это Чарльз. Он знает, что делать. Помогите ему, чтобы я была уверена, что вас примут за моего сына. — Она повернулась к толстяку. — Чарльз, это Джерри Стивенс.

— Мой дорогой мальчик! — воскликнул Чарльз, бросаясь ко мне. — Я ужасно рад видеть вас. Я видел так много ваших фильмов! Какой талант! «Шериф с ранчо X»! Я был поражен! — Он схватил мою руку и пожал. — Я так рад познакомиться с вами.

— Спасибо, — ответил я, не поверив ни слову.

— Чарльз! — Голос миссис Гарриэт заставил его съежиться. — Мы теряем время.

— Да, да, конечно. — Он натянуто улыбнулся ей, — мы не должны терять время.

Я видел капли пота, выступившие у него на лбу.

— Тогда начинайте. — Она пошла к двери. — Когда закончите, позвоните.

Мы с Чарльзом проводили ее взглядом, а когда она вышла, я спросил:

— Что я должен делать?

— Садитесь, пожалуйста, мистер Стивенс.

Он открыл несессер, в котором был полный гримерный набор.

— Я должен измерить ваше лицо, мистер Стивенс. Заранее извините за неудобства.

Я неподвижно сидел, пока он измерял мое лицо и записывал результат.

Когда он измерял расстояние межу глазами, я услышал его шепот. Он громко нес всякую чушь и между фразами говорил шепотом:

— Прекрасные глаза, выражающие ваш характер. Меня похитили! Кто эти люди? Мистер Стивенс! У вас такие правильные черты лица! Я боюсь этой ужасной женщины! Меня держат здесь уже два месяца! Позвольте измерить ваши уши. Поверните голову. Кто она? Скажите мне! Прекрасно, теперь в другую сторону.

Я понял, что он в таком же положении, как и я. Его похитили, чтобы превратить меня в сына миссис Гарриэт.

— Не знаю, — прошептал я. — Я должен представлять ее сына. Меня тоже похитили.

Затем, глядя за его спину, я увидел, как в комнату вошел Маццо. У меня все похолодело внутри. Чарльз, увидев выражение моего лица, обернулся, и я почувствовал, как он задрожал.

— А, Маццо! — воскликнул он неестественно. — Я закончил. Все будет отлично.

Маццо подошел к нам. В руках у него был пакет с одеждой. Он взглянул на Чарльза взглядом голодного тигра и по-крысиному ухмыльнулся мне:

— Одень это, приятель.

Он бросил пакет на стул.

— Да, конечно, — сказал Чарльз. — Одежда.

Я сбросил свою одежду и одел костюм, который принес Маццо.

Это был отличный костюм: темно-серый мохер, должно быть, стоил уйму денег. Он облегал меня, как перчатка. Чарльз с испуганными глазами обошел меня.

— Здесь проблем нет. Как раз по фигуре. — Маццо снова ухмыльнулся мне. — Счастливчик. Другому парню он не подошел.

Я снял костюм и снова одел свою одежду. Господи! Куда я вляпался! Я взглянул на Чарльза, который улыбался Маццо, как собака, ожидающая удара.

— Волосы нужно поправить, — сказал Чарльз. — Садитесь, мистер Стивенс.

Он вышел в ванную и вернулся с полотенцем, которое положил мне на плечи; потом достал из несессера расческу и ножницы. Пока он стриг меня, Маццо бродил по комнате. Когда он уходил в дальний угол, Чарльз едва слышно шептал мне на ухо: «Они так много платят, что это меня пугает. Что случилось с другим человеком? Я столько работал над ним».

Затем Маццо остановился возле нас, и Чарльз замолчал. Наконец он отступил назад и оглядел меня: его глаза были полны ужаса.

— Да! Отлично! Теперь, мистер Стивенс, дайте мне вашу правую туфлю!

Я снял туфлю. Чарльз сел за стол и отверткой отделил часть каблука. Из несессера он достал кусок кожи и прикрепил к каблуку. Все это время я смотрел на него, а Маццо за нами обоими.

— Посмотрим, — сказал Чарльз. — Оденьте туфлю и пройдитесь к окну и назад.

Я одел туфлю и прошелся. Толстая кожа, которую он прикрепил к каблуку, затрудняла ходьбу, и я обнаружил, что двигаюсь, как человек с поврежденной ногой.

— Отлично, — сказал Чарльз.

В этот момент вошла миссис Гарриэт с пуделем на руках.

— Ну как, Чарльз?

— Что вы думаете о прическе?

Она внимательно осмотрела меня и кивнула.

— Великолепно. Вы большой мастер, Чарльз.

Он попытался улыбнуться, но улыбка превратилась в гримасу. Я видел, как он боится.

— А походка? — спросила миссис Гарриэт.

— Все сделано. — Он умоляюще посмотрел на меня: — Могу я попросить вас, мистер Стивенс, пройтись еще раз.

Я проковылял к окну и назад.

— Пожалуйста, еще раз, Джерри, — сказала миссис Гарриэт.

И я снова прошелся.

— Да, это пойдет. Это уже кое-что. Отведите Чарльза в его комнату, Маццо. Чарльз! Мы не можем терять время. Идите и работайте над маской.

Чарльз и Маццо вышли.

Миссис Гарриэт села:

— А теперь, Джерри, нужно отрабатывать деньги. Пока все хорошо. Теперь более трудная задача. Вы должны скопировать роспись моего сына.

В это время вошел Дюрант с портфелем. Он подошел к столу, открыл портфель, достал пачку бумаги, ручку «паркер» и кальку.

Миссис Гарриэт поднялась.

— Я оставляю вас с мистером Дюрантом. Он объяснит, что от вас требуется, — сказала она и вышла.

Дюрант внимательно посмотрел на меня:

— Идите сюда и садитесь, Стивенс.

Я сел за стол напротив него, отметив, что я перестал быть «мистером».

— Это дело практики, Стивенс. Здесь подпись, которую вы должны скопировать. Пользуйтесь калькой, пока не убедитесь, что получается. — Он пододвинул лист с росписью и накрыл сверху калькой. — Скопируйте ее и пробуйте. Вы должны подписываться мгновенно и точно. Это отнимет у вас несколько дней, Стивенс. Никто не может, не работая, получать тысячу долларов в день.

Он поднялся и вышел.

Я посмотрел на роспись и не поверил своим глазам: ДЖОН МеррИЛЛ ФерГЮСОН. ДЖОН МЕРРИЛЛ ФЕРГЮСОН!

Если бы это была подпись президента Рузвельта, я бы не так удивился. Рузвельт мертв, а Фергюсон, судя по газетам, был более чем жив.

Ожидая телефонного звонка у себя дома, я читал все газеты, которые попадались под руку. В них было много о Джоне Фергюсоне, который, судя по прессе, принял корону самого богатого человека. Газеты называли его загадочным миллиардером, державшим нити, на которых плясали по одному его слову политиканы; который движением пальца поднимал и опускал акции на мировом рынке; который финансировал чуть ли не каждое большое дело.

Я сидел, не в силах отвести взгляд от подписи. Так вот кого я буду заменять! Я, нищий, безработный актер, буду представлять самого богатого и могущественного человека в мире!

Теперь стали проясняться все загадки, окружающие меня: старуха в «роллс-ройсе», Дюрант, купающийся в деньгах, Маццо с рожей убийцы; роскошная комната с электронными дверьми; перепуганный Чарльз, которого похитили, как и меня.

Человеку, с властью Джона Меррилла Фергюсона, достаточно было приказать, чтобы случилось то, что случилось.

А Ларри Эдвардс? «Такие, как он, часто попадают в автомобильные катастрофы. Ты неглуп, приятель. Ты не попадешь».

Теперь стало совершенно ясно, что Ларри отказался сотрудничать и его убили. Зная, с кем имею дело, я понимал, что они не хотели, чтобы Ларри проболтался о том, что держалось под таким секретом. И поэтому ему устроили аварию. Это не должно случиться со мной! Я буду сотрудничать с ними! Господи! Конечно, буду!

Дрожащей рукой я взял кальку и начал работать, но не за тысячу долларов в день, а за свою жизнь.

Два часа спустя я бросил ручку и осмотрел свою последнюю попытку. Пол был завален исписанной бумагой. Но моя последняя попытка подделать подпись Фергюсона была еще хуже, чем первая. Рука у меня болела, пальцы онемели, а сердце бешено стучало от страха.

Я отодвинул стул и прошелся по комнате. А если я не сумею подделать роспись? Будет ли Дюрант искать кого-нибудь другого? Устроят ли аварию и мне? Я должен суметь!

Я размял пальцы, зашел в ванную, набрал в раковину горячей воды и опустил в нее руку. Когда вода остыла, я снова наполнил ее горячей водой. Наконец рука расслабилась, и я, вернувшись к столу, снова начал работать.

Час спустя вошел Дюрант в сопровождении Маццо. Он взглянул на кучу исписанной бумаги, подошел к столу и внимательно посмотрел на мою последнюю попытку.

С бьющимся сердцем я смотрел на него.

— Неплохо, — сказал он наконец. — Я вижу, Стивенс, что вы хотите сотрудничать. Для первого раза неплохо.

Я откинулся на спинку стула, чувствуя некоторое облегчение.

— Хватит на сегодня. Завтра продолжите. — Он оглядел меня тяжелым взглядом. — У вас есть три дня на это. Маццо, убери бумагу. — С этими словами он вышел.

Маццо принес корзину и начал убирать, я помогал ему. Когда комната была в порядке, Маццо ухмыльнулся мне:

— Ты выживешь, приятель. Тот, кто может угодить этому сукиному сыну, умный парень.

Я промолчал, но для себя отметил, что Маццо не любит Дюранта.

— А теперь, приятель, как насчет небольшой разминки в зале? Такой здоровяк, как ты, не может целый день просиживать штаны. Идем разомнемся.

Я только рад был выйти из комнаты и последовал за ним по коридору. Мы зашли в лифт и спустились на несколько этажей. Маццо привел меня в отлично оборудованный зал.

— Я видел тебя по телевизору, приятель, — сказал он снова, по-крысиному ощерившись. — Ты хорошо дерешься. Наденем перчатки, а?

Я считал себя неплохим боксером. Когда я играл в вестернах, то гордился тем, что играл без дублеров. Но глядя на эту человекоподобную гору, я ужаснулся.

— Мне нужно беречь руки, Маццо, — сказал я. — Я ведь должен подделать эту роспись.

Снова крысиный оскал.

— Да, да, конечно. Это ничего, приятель. Мы оденем перчатки. Просто небольшой спарринг. Это пустяки.

Он достал две пары боксерских перчаток. Поскольку выхода не было, я снял куртку и рубашку. Он тоже разделся. Вид его огромных мускулов действовал угнетающе. Надев перчатки, мы стали лицом к лицу.

Я покружил вокруг, отметив, что двигается он медленно: мужчина таких размеров вряд ли мог двигаться быстрее. Он ударил левой — я пригнул голову и сильно ударил его в нос. Он отскочил, и в его маленьких глазках мелькнуло удивление. Он провел хук левой. Я видел момент удара и парировал его правой перчаткой, но сила удара отбросила меня назад. Я понимал, что если он хоть раз достанет меня, то мне не устоять. Удары у него были как у молотобойца.

Мы покружили по рингу. Я врезал ему, когда он был слишком близко, и он фыркнул. Думаю, не от удовольствия. Так продолжалось несколько минут, а затем я увидел зловещую усмешку на безгубом лице. Инстинктивно я понял, что сейчас будет нокаутирующий удар. Но я не дал ему провести этот удар. Нырнув вперед, я коротким ударом левой заставил его оказаться в неустойчивой позиции, а затем вложил всю свою силу и вес в удар правой. Удар пришелся в челюсть, и он рухнул, словно подкошенный. Его плечи гулко ударились о ринг, глаза закатились. Я стащил перчатки, наклонился к нему и, подняв его бритую голову, потрепал по щекам. Я сильно побаивался, что когда он придет в себя, то просто свернет мне шею. Прошло секунд десять, прежде чем сознание возвратилось к нему. Когда я увидел, что глаза его стали осмысленными, я посадил его и на всякий случай отошел в сторону. Он уставился на меня, а затем ухмыльнулся, на этот раз не по-крысиному, а широко, по-дружески.

— Это было здорово, приятель, — сказал он, покачав головой. — Хороший удар!

Он протянул мне руку, и я помог ему подняться. Он потер челюсть и вдруг рассмеялся.

— А я-то думал, что в вестернах ты дурака валял.

Я с облегчением вздохнул:

— Извини, Маццо. Но ты меня напугал. Если бы ты хоть раз достал меня, то я бы уже не работал для мистера Дюранта. Мне пришлось сделать все, что я мог.

Он снял перчатки и, снова потерев челюсть, кивнул бритой головой.

— Ты прав, приятель. Только не говори этому сукиному сыну. Мне это может повредить. О’кей?

— Конечно. И слушай, перестань называть меня приятелем. Зови меня Джерри.

Он снова посмотрел на меня и кивнул.

— Хорошо. А теперь, Джерри, давай разомнемся.

И хотя я был уверен, что он убийца, и побаивался его, но чувствовал, что он может быть на моей стороне. Мы упражнялись в зале на различных снарядах, пока не вспотели.

Потом, когда приняли душ, он провел меня обратно в комнату.

Теперь я был голоден.

— Говори, что ты хочешь, и я принесу, — сказал Маццо, когда я заявил об этом. — Здесь есть все.

Я попросил цыпленка Мэрилэнд.

Он потрепал меня по плечу:

— Ты любишь это блюдо, Джерри? Я тоже. — Он потер челюсть и улыбнулся еще шире. — Ты выживешь. Это я тебе говорю.

Следующий день был повторением предыдущего.

Когда Маццо вкатил столик с завтраком, я обнаружил там очередной чек на тысячу долларов на мое имя. Это обнадеживало.

Закончив завтракать, я снова сел за работу. Теперь я чувствовал себя более уверенно.

Час спустя я отложил кальку и начал расписываться на обычной бумаге. Я занимался этим около часа, когда вошел Дюрант. Он постоял возле меня, следя за работой.

— Возьмите чистый лист и распишитесь, — сказал он наконец.

Я сделал это. Он взял бумагу и осмотрел подпись.

— Похоже, вы делаете успехи, Стивенс. Продолжайте. Я хочу, чтобы вы так же владели этой росписью, как своей собственной. Я уплатил вашу ренту и комиссионные Прентцу. Я сказал ему, что вы работаете для меня в Европе. Так что у вас уже нет долгов. Вы полностью в моем распоряжении.

Я насторожился. В его глазах было что-то настораживающее.

— Продолжайте работу. Если завтра я буду удовлетворен результатом, то мы уедем отсюда и начнем представление.

— А куда? — спросил я хрипло.

— Потом узнаете. Пока, Стивенс, все нормально. И не задавайте лишних вопросов, — сказал он и вышел.

Только через несколько минут я переборол растущий страх и взялся за работу. По крайней мере, решил я, мне платят.

Пришло время обеда, и Маццо вкатил столик.

— О’кей? — спросил он, ухмыляясь как всегда. — Готовься, Джерри. После обеда тоже есть работа.

Когда через два часа я снова приступил к работе, дверь открылась и вошел Маццо с Чарльзом. Чарльз нес несессер, а Маццо костюм и пару туфель.

— Мистер Стивенс! — воскликнул Чарльз. — Мы должны немного поработать.

Глаза его были полны страха, а на лбу выступили крупные капли пота. Он положил несессер на стол и вытащил из него кусок резины, напоминающий перчатку хирурга, только больше.

— Надень эту одежду, Джерри, — сказал Маццо.

Это был тот самый костюм, который я надевал вчера.

— И туфли.

— Так, а теперь садитесь, мистер Стивенс, — сказал Чарльз.

Он взял резину и осторожно развернул. Это оказалась лицевая маска. Он наложил ее мне на лицо.

— Это тончайший латекс, мистер Стивенс. Он не будет вам мешать. — В маске были отверстия для глаз. — Так, а теперь брови и усы. — Он еще немного повозился и отступил в сторону. — Все очень просто, мистер Стивенс. У вас будет большой запас бровей и усов. А также три маски на всякий случай. Так что вы сможете сами снимать и надевать их.

Он вытащил из несессера фотографию, внимательно посмотрел на нее, затем на меня.

— Отлично. А теперь подойдите к зеркалу и посмотрите на себя.

Я встал, немного хромая из-за резины на каблуке, подошел к зеркалу. Секунду я смотрел в зеркало, весь похолодев. Это был не я! Человек в зеркале был совершенно незнаком. Я увидел красивое, сильно загорелое лицо с тонким носом, твердым ртом и агрессивной челюстью. Это подчеркивали тонкие брови и усы ниточкой. Я стоял, не двигаясь, и только когда пошевелился, то поверил, что это я, а не кто-то другой.

В комнату вошли миссис Гарриэт и Дюрант.

Я повернулся.

— Пройдитесь, — сказал Дюрант.

Я проковылял по комнате.

— Прекрасно! — воскликнула миссис Гарриэт. — Никто не отличит. Ваши таланты, Чарльз, соответствуют вашей репутации.

Чарльз самодовольно улыбнулся:

— Благодарю вас. Только с маской надо обращаться осторожно. Мистер Стивенс имел дело с гримом, так что с этой стороны проблем не будет. — Он натянуто улыбнулся. — Теперь моя работа закончена, и я хотел бы попасть домой. У меня много дел.

— Конечно, — сказала миссис Гарриэт, махнув рукой Маццо. — Доставьте мистера Чарльза домой.

— Спасибо, спасибо. — Лицо Чарльза выражало облегчение. — Можете положиться на мое молчание. Я так рад, что вы довольны. — Он пошел к двери, но обернулся с застенчивой улыбкой. — Я был рад познакомиться, мистер Стивенс. До свидания.

— До свидания, — ответил я, завидуя, что он выбирается из этой каши. Но откуда я мог знать, что это было его последнее прощание.

 

Глава 3

Все утро я провел, тренируясь в подписи Джона Меррилла Фергюсона. Теперь я не боялся, что не смогу сделать это, и работа шла хорошо.

И снова на столике с завтраком лежал чек на тысячу долларов.

Приступив к работе после завтрака, я вспомнил, что сегодня меня — увезут отсюда и начнется настоящая работа. Чем раньше это начнется, тем раньше я буду свободен.

После обеда появился Дюрант с каким-то весьма солидно выглядевшим документом, который он положил на стол.

— Возьмите карандаш и подпишите, — коротко сказал он.

Я подписался росписью Фергюсона.

Дюрант изучил подпись и кивнул.

— А теперь чернилами.

Я взял «паркер» и расписался.

Он снова изучил подпись и посмотрел на меня тяжелыми черными глазами.

— Вы прошли этот тест, Стивенс. — Он сел на стул. — Сегодня вечером мы начнем. Вас повезут в резиденцию Фергюсона в Парадиз-Сити во Флориде. Там вы познакомитесь с женой мистера Фергюсона. Она все знает. Об этом не беспокойтесь. Со штатом служащих у вас не будет контактов. Мистер Фергюсон некоторое время не общался с ними, так что это никого не удивит. Маццо позаботится о вас. В определенное время, одевая маску, вы будете появляться возле дома. Маццо будет с вами. Три раза в неделю вас будут возить в офис корпорации. И там Маццо будет с вами. Никто из служащих не будет допущен к вам. Все, что нужно будет делать, — это подписывать бумаги. Я буду руководить операцией и устроил так, что личный секретарь мистера Фергюсона уехала в отпуск. Я заменил ее другой женщиной, которая никогда не видела мистера Фергюсона. Здесь проблем нет. — Он на секунду умолк, глядя на меня: — Вы должны делать точно то, что вам скажут. Вы должны будете подписывать без колебания любой документ, который я вам дам. Понятно?

— Да.

— Как видите, Стивенс, вам хорошо платят за легкую работу.

Если это действительно будет так просто, то я был согласен с ним. А если нет?

— Мы выезжаем в семь вечера. Вы оденете маску, Маццо поможет вам. Когда бы мистер Фергюсон ни предпринимал поездки, за ним всюду шпионы и пресса. Делайте то, что скажет Маццо, и все будет в порядке.

Забрав документ, который я подписал, он вышел.

Парадиз-Сити! Я часто читал об этом пресловутом городе для миллиардеров и часто мечтал съездить туда в отпуск. Значит, вот где резиденция Фергюсона. И вдобавок я познакомлюсь с женой Фергюсона. «Ну, брат, ты поднимаешься по социальной лестнице. А когда я закончу работу, то можно будет найти какую-нибудь милашку и действительно отдохнуть в Парадиз-Сити, потратив энную сумму из тех денег, которые будут ждать меня в Национальном Банке Чейза».

В этих мыслях остаток дня пролетел быстро.

В шесть часов вечера вошел Маццо с чемоданом.

— Ну вот мы и едем, Джерри, — сказал он, положив чемодан на стол. — Одевайся.

Он достал снежно-белый костюм, бледно-голубую шелковую рубашку, темно-красный галстук и туфли.

Я оделся.

— Забавно, а? — Маццо издал смешок и достал маску. — Справишься сам?

— Конечно.

Я поковылял в ванную. Они не забыли о правой туфле. Я боялся повредить маску и поэтому пришлось немного повозиться. Затем наклеил брови и усы.

Маццо стоял в дверях, глядя на меня.

— Да, это здорово. Я бы не отличил тебя от босса.

— Так и надо.

— Вот шляпа и темные очки. — Он подал мне широкополую белую шляпу и очки. Потом снова оглядел меня. — Позову мистера Дюранта. Он захочет видеть тебя до отъезда. Подожди здесь.

Когда он ушел, я посмотрел на себя в зеркало.

Значит, вот как выглядит Джон Меррилл Фергюсон, один из самых богатых и могущественных людей в мире. Необычное чувство возбуждения пронизало меня. Этот человек в зеркале — Джон Меррилл Фергюсон! Я поднял руку — и Джон Меррилл Фергюсон поднял руку. Я отступил на два шага назад — Джон Меррилл Фергюсон отступил на два шага назад. Я улыбнулся, и он улыбнулся мне.

Затем мне в голову пришла одна мысль. Что было у этого человека, чего не было у меня? Конечно, у меня не было его могущества и денег, но у меня были его лицо, его одежда, и я мог легко подделать его подпись. Эта мысль не выходила у меня из головы, пока не вошел Дюрант. Я прошелся по комнате и остановился перед ним, с удовлетворением отметив изумление, мелькнувшее в его взгляде.

— Очень хорошо, — сказал он после долгой паузы, а затем повернулся к Маццо. — Поехали. — И вышел из комнаты.

— Я говорил тебе, Джерри, — сказал Маццо, усмехаясь, — это здорово.

Я взглянул на него в упор.

— Есть одно предложение, Маццо, — сказал я доверительным голосом. — Может, будет лучше, если с этого момента ты будешь называть меня мистером Фергюсоном а не Джерри?

Он уставился на меня:

— Что это значит? Слушай, приятель, ты не босс, и я не буду называть тебя мистером Фергюсоном. Ты будешь делать то, что я тебе скажу, и точка.

— Ты можешь называть меня Джерри, но если кто-то услышит, то все сорвется. Я — мистер Фергюсон. Я буду делать то, что ты скажешь, но называй меня мистером Фергюсоном.

Он задумчиво потер ручищей бритую голову. Я почти слышал, как трещат его мозги, и, наконец, он кивнул.

— Да. В этом что-то есть. — Он ухмыльнулся. — О’кей, мистер Фергюсон, сэр, поехали.

Я последовал за ним по широкой лестнице в ярко освещенный холл.

Гарриэт Фергюсон со своим пуделем стояла в дверях гостиной. Дюрант с портфелем ждал у входа.

Маццо отступил в сторону:

— Идите вперед, мистер Фергюсон.

Я прошел мимо него, сопровождаемый взглядом старой леди. На последней ступеньке я задержался и в упор взглянул на нее. У нее перехватило дыхание. Я улыбнулся ей. Улыбка вышла напряженной из-за маски, но все же это была улыбка.

— Это невероятно, — воскликнула она, взглянув на Дюранта.

— Да, — буркнул он, — мы должны ехать.

Маццо слегка подтолкнул меня. Я шагнул вперед, но затем подошел к старухе:

— Мадам, я надеюсь, вы довольны?

— Вы могли бы быть моим сыном, — сказала она, и я увидел в ее глазах слезы.

— Это было бы привилегией, — сказал я с ударением.

Затем я взял ее руку и поцеловал, точь-в-точь, как это делали в фильмах тридцатых годов, потом повернулся и пошел к Дюранту, который смотрел на меня, как режиссер смотрит на актера, вышедшего за рамки сценария.

На улице ждал «роллс-ройс». Шофер-японец открыл дверь. Дюрант влез на заднее сиденье, я за ним, а Маццо сел рядом с шофером.

Как только мы выехали на автостраду, Дюрант повернулся ко мне:

— Когда мы приедем в аэропорт, Стивенс, там будет ждать пресса. Они не подойдут близко, но они будут там. Мы летим на самолете корпорации. Будете делать то, что скажет Маццо. Тогда все будет в порядке. Не суетитесь. Помните, что вы — Джон Меррилл Фергюсон. Вас будут хорошо охранять. Когда подниметесь по трапу, можете повернуться и поднять руку. Ясно?

— Да, мистер Дюрант.

— В самолете кивнете стюардессе и сядете. Вас не побеспокоят до посадки. Затем я проинструктирую дальше.

Моя давешняя мысль заработала снова.

— Есть одна маленькая деталь, которая может оказаться важной, — сказал я. — Это только предложение, мистер Дюрант. Не будет ли безопаснее, если вы перестанете называть меня Стивенсом? Я не знаю, как вы называли мистера Фергюсона, но не будет ли лучше, если вы будете называть меня так же, как и его? Одно слово может погубить всю операцию, и я не хочу, чтобы меня потом винили за это.

— Да, в этом есть смысл, — после долгой паузы сказал Дюрант, — мистер Фергюсон. Вы не глупы, однако.

— Если что-то случится, мистер Дюрант, я не хотел бы, чтобы это было по моей вине.

— Да. — Он тяжело вздохнул. — Тогда вам лучше называть меня Джо. — По его голосу я почувствовал, как это ему неприятно.

— О’кей, Джо.

Мы молчали до самого аэропорта. Затем Дюрант заговорил снова:

— Ничего не делайте. Ничего не говорите. Предоставьте все Маццо.

— Понимаю, Джо, — не удержался я.

Нашу машину, безусловно, ждали.

Охранники открыли ворота и отдали честь, когда мы проезжали. Чувствуя себя членом королевской семьи, я слегка поднял руку в ответном приветствии.

— Сидите спокойно, — рявкнул Дюрант.

Машина проехала вдоль аэродрома. Впереди я увидел ослепительные огни и большую толпу людей. Позади них стоял освещенный самолет.

Черт побери! И это все из-за меня!

Около пятнадцати человек отгородили толпу, давая дорогу к трапу самолета. Они выглядели теми, кем, собственно, и были: хорошо обученными телохранителями.

Маццо выскользнул из машины, Дюрант подтолкнул меня, и я вылез из машины, он следом за мной.

— Идите, — скомандовал Дюрант.

Сопровождаемый вспышками блицев, я пошел к трапу. Толпа взревела.

— Мистер Фергюсон! Посмотрите сюда!

— Мистер Фергюсон! Только два слова!

— Мистер Фергюсон! Один момент!

Толпа ревела — это была пресса. Я слышал жужжание кинокамер. Это был самый потрясающий момент в моей жизни! Это было то, о чем я так мечтал, когда надеялся, что стану кинозвездой и репортеры будут драться с фотографами, чтобы подойти поближе ко мне.

Я начал подниматься по трапу, сопровождаемый Дюрантом. Сердце у меня колотилось.

— Мистер Фергюсон!

Имя повторялось снова и снова. Шум голосов бушевал вокруг меня. Черт возьми! Я был на седьмом небе.

На верху трапа я повернулся и взглянул вниз на море лиц, телекамер, телохранителей, репортеров. Чувствуя себя президентом США, я поднял руку в королевском приветствии, а затем Дюрант, шедший сзади, почти втолкнул меня в самолет, и представление закончилось.

Я часто читал о частных самолетах заправил бизнеса, но когда вошел в этот, мимо двух девушек в зеленой форме, у меня чуть не отвалилась челюсть.

В пассажирском салоне стояли небольшие кожаные кресла, рабочий стол с высоким кожаным креслом, большой бар, еще стол с десятью стульями, а борта закрывал огромный мохнатый ковер.

В стороне стояло большое кресло с подставкой для ног, в котором можно было спать.

— Садитесь, — сказал мне Дюрант, показав на него.

Я опустился в кресло, и, сняв шляпу, бросил ее на пол. Маццо поднял ее и ушел. Дюрант вышел вслед за ним, и я услышал, как за ними захлопнулась дверь.

Сквозь опущенные шторы иллюминатора я видел огни прожекторов и телекамер, чувствуя желание взглянуть на прессу, но сейчас было не время.

Через некоторое время заработали моторы, и самолет начал взлет.

Дюрант вернулся, сел за стол и, вытащив кучу бумаг, углубился в чтение.

Я развалился в кресле и снова подумал о приеме, который мне оказали. Вот что значит стоить миллиарды долларов! Я вспомнил о кошмарном времени, когда я метался в поисках работы. А теперь ко мне вдруг стали относиться, как к одному из богатейших и могущественнейших людей в мире, и мне это страшно нравилось.

Я продолжал лежать в кресле еще минут двадцать, но потом мне пришло в голову, что как Джо Меррилл Фергюсон я заслуживаю большего внимания.

Дюрант все еще читал, а оглянувшись, я увидел Маццо в другом кресле.

— Маццо! — сказал я резко.

Они оба с Дюрантом посмотрели на меня. Поколебавшись, Маццо подошел ко мне.

— Двойной виски со льдом и что-нибудь поесть.

Маццо моргнул и вопросительно посмотрел на Дюранта. Тот, тоже поколебавшись, кивнул.

— О’кей, мистер Фергюсон, — сказал Маццо и вышел.

Дюрант долго смотрел на меня, потом снова занялся бумагами.

Одна из стюардесс принесла виски. Я поблагодарил ее кивком. Как только я закончил пить, вкатили столик с великолепной едой.

Меня обслуживали две стюардессы. Я надеялся, что у Дюранта хватило ума взять тех стюардесс, которые не общались с Фергюсоном раньше. Их поведение было именно таким, какое должно быть у двух девушек, обслуживающих одного из богатейших людей в мире. Одна из них, блондинка, все время сексуально улыбалась мне. И я был уверен, что даже если я положу руку под ее короткую юбку, она не будет протестовать.

Затем принесли сигары и бренди.

«Да, — подумал я, — вот это жизнь».

— Не желаете ли что-нибудь почитать, мистер Фергюсон? — спросила блондинка.

Я вспомнил, что был изолирован последние три дня.

— Принесите, пожалуйста, газету.

Покачивая бедрами, она вышла и вернулась с «Калифорния Таймс». Там не было ничего нового. Я нашел Голливудские новости. Они занимали две страницы: кто развелся, у кого новый любовник, кто может получить Оскара. Словом, то, что меня интересовало.

На второй странице была фотография Чарльза, который делал для меня маску. Я посмотрел на фотографию и заголовок.

Чарльз Дювайн: голливудский художник-гример.

САМОУБИЙСТВО!

У меня похолодело внутри, когда я читал.

Чарльз Дювайн, писал репортер, был в отъезде два месяца. Говорят, он отдыхал на Мартинике. Вернулся он в свой дом на Санта-Барбара две ночи назад. Охранник говорил, что мистер Дювайн был в подавленном настроении и нервничал. На следующее утро, обходя свой пост, охранник нашел на тротуаре тело мистера Чарльза Дювайна. Вероятно, в состоянии депрессии мистер Дювайн выбросился с террасы своей квартиры. Полиция определила самоубийство.

Я закрыл глаза, и газета выпала у меня из дрожащих пальцев.

Ларри Эдвардс, который мог проболтаться, умер в автокатастрофе. Теперь — Чарльз Дювайн, который превратил меня в Фергюсона и тоже мог проговориться, — также мертв. Самоубийство! Страх охватил меня.

И правда обрушилась на меня, как удар молота. Когда я выполню свою работу, меня тоже уберут. Как только все это закончится, Фергюсон и Дюрант не позволят, чтобы я проболтался. И они убьют меня, как убили Ларри Эдвардса и Чарльза. Я был так напуган, что меня чуть не стошнило. Холодный пот выступил у меня на спине и на лице под маской.

— Еще бренди, мистер Фергюсон? — сексуальная блондинка стояла рядом.

Только из-за маски она не видела, как я испуган. Бренди? Да, это очень надо сейчас.

— Да, спасибо.

Она поставила бокал на стол передо мной:

— Если хотите отдохнуть, сэр, ваша спальня рядом. Нам лететь еще пять часов.

— Да, — сказал я и поднялся.

Маска была невыносима, и я хотел ее снять.

— Пойду отдохну, Джо, — сказал я хрипло, когда Дюрант взглянул на меня.

Маццо встал было с места, но Дюрант покачал головой, и Маццо снова сел.

Я последовал за стюардессой и оказался в спальне с большой кроватью и ванной комнатой.

Она поставила термос с бренди на ночной столик и улыбнулась мне.

— Что-нибудь еще, мистер Фергюсон? Я свободна еще часа два. — Она приглашающе заломила бровь.

Если бы я не был так напуган и не острое желание снять маску, я бы соблазнился.

— Нет, ничего. Спасибо.

— Называйте меня Фуби, мистер Фергюсон. Я полностью к вашим услугам, — поколебавшись, она снова улыбнулась и вышла.

Я закрыл дверь на замок и, войдя в ванную, осторожно снял маску. Положив ее на столик, я посмотрел в зеркало.

Боже, какой развалиной я выглядел! Это был Джерри Стивенс — мокрый от пота, безработный актер, до безумия напуганный, с бледным лицом и перекошенным ртом. Давно ли я смотрел на себя в зеркало в образе Джона Меррилла Фергюсона и спрашивал, чего я не имею из того, что имеет он.

Умывшись, я вернулся в спальню и, выпив чуть ли не все бренди, сел на кровать, стараясь унять дрожь в руках.

Через несколько минут бренди начал действовать, и сердце мое замедлило бешеный ритм. Я зажег сигарету.

Мысли были только о Чарльзе Дювайне. Может, двое головорезов или даже Маццо ждали его на террасе, а там…

Меня передернуло.

Это может случиться и с тобой. Это наверняка может случиться с тобой, когда ты не станешь нужен Дюранту. Но по крайней мере ты знаешь, что ожидать.

«Дюрант сказал, что я должен быть Фергюсоном месяц, а то и больше. Это значит, что у меня есть по крайней мере дней тридцать, и за это время я должен найти выход из этого кошмара».

Страх постепенно уходил.

Тридцать дней!

Много может произойти за тридцать дней. Я был предупрежден. Может, мне удастся бежать. Я мог бы пойти в полицию. Они защитят меня. У меня были веские доказательства. Я покажу им маску и попрошу их проверить мой счет в Национальном Банке Чейза. Лу Прентц подтвердит, что Дюрант нанял меня.

Я начал успокаиваться. Наверное, бренди придал мне уверенности. Но вдруг я снова вздрогнул — ручка двери повернулась, но замок был закрыт. Меня бросило в пот.

— У вас все в порядке, мистер Фергюсон? — послышался шепот Маццо.

Бренди взвинтил меня.

— Убирайся! Я пытаюсь заснуть!

— О’кей, мистер Фергюсон.

Я сидел, словно статуя, не сводя глаз с дверной ручки. Она подвигалась еще немного и замерла. Сидя на кровати, я чувствовал себя словно загнанный кролик.

Проснулся я от легкого стука в дверь.

— Простите, мистер Фергюсон. Через час посадка.

— Спасибо, — ответил я и посмотрел на часы. Было половина двенадцатого ночи.

Я не помнил, как заснул. Только помню, как лежал в кровати, борясь со страхом.

Я разделся, принял душ и побрился, разглядывая в зеркале бледное лицо. Затем надел маску и наклеил усы и брови. Отступив назад, я снова посмотрел в зеркало.

Джон Меррилл Фергюсон смотрел на меня из зеркала, и при виде его мои страхи отступили.

Никто не смеет убить Джона Меррилла Фергюсона! Он мог позволить убить Ларри Эдвардса и Чарльза Дювайна, но сам он был слишком могущественным, чтобы его убили.

Это детское рассуждение тем не менее придало мне уверенности. Одеваясь, я уверял себя, что кое-что могу, пока на мне маска Фергюсона.

Открыв дверь, я вошел в салон. Дюрант все еще читал бумаги. Маццо пил кофе.

— Все работаешь, Джо, — сказал я, покровительственно похлопав его по плечу, — ты переутомляешься.

Даже не глядя на его реакцию, я прошел к креслу и сел. Маццо обалдело смотрел на меня.

Появилась Фуби:

— Кофе, мистер Фергюсон?

— Конечно, спасибо.

К тому времени как я выпил кофе и выкурил сигарету, самолет кружил над Майами.

Ко мне подошел Дюрант:

— В резиденцию мы полетим на вертолете. На аэродроме снова будет пресса. Но ее не пустят к вам. В вертолет пройдете под охраной. И никаких театральных жестов, ясно?

— Конечно, Джо. Все, что скажешь.

По тому, как вспыхнуло его тяжелое лицо, я понял, что ему страшно неприятно, что я называю его по имени. Но он знал, что тут ничего не поделаешь.

Фуби в форменной шапочке попросила пристегнуть ремни.

Через пять минут мы приземлились в Майами. Взглянув в иллюминатор, я увидел дюжину внушительных телохранителей, полукругом стоявших у трапа. Невдалеке за барьером была толпа репортеров и фотографов. И я снова испытал громадный подъем. Они ждали, чтобы увидеть меня, чтобы попытаться поговорить со мной — Джоном Мерриллом Фергюсоном.

И снова я слышал возбужденный шум прессы. Их голоса были для меня музыкой Вагнера..

Телохранители окружили меня, и я поспешил к ожидающему вертолету. Мне страшно хотелось остановиться и помахать рукой репортерам, но я спешил. Дюрант, следовавший за мной, чуть ли не втолкнул меня в вертолет. Дверь за нами закрылась.

Пилот обернулся к нам.

— Здравствуйте, мистер Фергюсон, — сказал он с широкой уважительной улыбкой.

Маццо, сидевший позади меня, прошептал:

— Лейси.

— Привет, Лейси, — сказал я дружески, — рад видеть вас.

Очевидно, это было ошибкой, потому что в глазах пилота мелькнуло изумление, но я не обратил внимания. Я чувствовал себя полубогом.

Лопасти пришли в движение, и мы взлетели.

— Вы можете помолчать или нет? — прорычал мне на ухо Дюрант.

— Конечно, Джо. Нет проблем.

Я смотрел вниз на репортеров, фотографов, операторов, пока они не исчезли с глаз.

Минут через двадцать я впервые увидел Парадиз-Сити.

Какой город! В алмазном свете луны я видел пляжи со множеством людей, несмотря на то что была уже полночь: пальмы, бульвары, потоки машин, дорогие рестораны — картину сказочного богатства.

Пролетая над громадными роскошными виллами, утопающими в садах, мы пересекли широкую полосу воды, по которой скользили катера и яхты, направляясь к острову. Позже я узнал, что это Парадиз Ларго: место, где жили супербогатые люди. И там я увидел дом Джона Меррилла Фергюсона: громадная вилла, которую можно увидеть только в кино, окруженная яркими клумбами и зелеными газонами.

Вертолет сел на лужайку.

Следуя к выходу за Маццо, я не удержался и сказал пилоту:

— Благодарю, Лейси.

— Пожалуйста, мистер Фергюсон, — ответил он удивленно.

Нас ждал электрокар, какие используют при игре в гольф. Дюрант, выглядевший словно возмездие Божие, указал мне на переднее сиденье, а сам сел сзади. Маццо втиснулся за руль, и мы двинулись к дому.

— Слушайте меня, Стивенс, — сказал Дюрант, подавшись ко мне. — Я же сказал вам заткнуться. Мистер Фергюсон никогда не разговаривал с обслуживающим персоналом.

— Извини, Джо. Буду знать. Как скажешь.

Мы подъехали к фасаду дома. Вся терраса было освещена огнями. Двойные двери распахнуты. Поднявшись по мраморным ступенькам, осмотрел террасу, на которой стояли кресла, столики и чаши с цветами.

Мы вошли в большой холл и прошли по широкому коридору, увешанному картинами.

— Отведи его в комнату, — бросил Дюрант Маццо. — Миссис Фергюсон встретится с ним завтра утром.

Открывая дверь лифта, Маццо ухмыльнулся мне.

— Слышали, что приказал Большой Босс, мистер Фергюсон, — сказал он, приглашая меня в лифт.

— Бьюсь об заклад, что даже мать ненавидит его, — сказал я, когда лифт двинулся.

— Еще бы. А если и нет, то ей не мешало бы обратиться к психиатру, — хохотнул Маццо.

Лифт остановился, и я увидел две двери.

— Вот мы и дома, мистер Стивенс, — сказал Маццо, открывая одну из них. Щелкнув выключателем, он вошел в громадную и такую роскошную комнату, что я остолбенел.

Здесь было все, что может пожелать миллиардер: большой стол с телефонами и магнитофонами, кресла, два дивана, большой заполненный бар, огромный камин, ковер, закрывающий весь пол. На стенах висели картины. Я узнал по меньшей мере четыре оригинала Пикассо. В огромном, во всю стену, окне были стеклянные двери, ведущие на террасу, утопающую в цветах.

— А здесь вы будете спать, — сказал Маццо, которого забавляло мое изумление, и открыл вторую дверь.

Я последовал за ним и оказался в другой громадной комнате: тот же ковер во всю комнату; встроенные в стену шкафы; ванная с туалетом; телевизор и гигантская кровать, на которой, не стесняя друг друга, могли бы спать человек шесть. И опять картины на стенах.

— Мило, а? — сказал Маццо.

Я ничего не ответил, слишком велико было изумление.

— Ну, хорошо. А теперь спать, завтра будет много дел. — Он открыл шкаф и, достав серую шелковую пижаму и пару тапочек, бросил их на кровать. — Спокойной ночи.

Я не двигался, пока он не вышел, потом подошел к двери. Она была заперта. Маццо закрыл меня.

Мне снился эротический сон: я преследовал Фуби, на которой не было ничего, кроме ее форменной шапочки. Я уже настигал ее, когда тяжелая рука легла мне на плечо.

Я открыл глаза и увидел Маццо.

— Зачем разбудил! — рявкнул я, поднимаясь. — Я почти догнал ее.

Он усмехнулся.

— Завтрак, мистер Фергюсон, потом работа. — Он полез в шкаф и достал халат. — Поторопитесь.

Застонав, я встал с кровати и прошел в ванную. Приняв душ и побрившись, я одел халат и вышел в комнату, где Маццо уже приготовил столик с завтраком.

Когда завтрак был закончен, Маццо подвел меня к стенному шкафу:

— У вас есть любая одежда, какую захотите, мистер Фергюсон. Выбирайте.

Я изучил содержимое шкафа. Как-то меня пригласили в дом одного знаменитого актера, который работал также и моделью для рекламы. Этот садист показал мне свой гардероб, и я умирал от зависти. То, что он мне показал, было убожеством по сравнению с гардеробом Фергюсона. Здесь было сотни две костюмов, горы рубашек, туфель и всего прочего.

— Прежде чем оденетесь, мистер Фергюсон, займитесь маской, — сказал Маццо. — Надо будет показаться на людях.

Я прошел в ванную, быстро одел маску и вернулся в комнату. Мне понадобилось минут двадцать, чтобы выбрать костюм, который прекрасно сидел на мне. Переодеваясь, я вспомнил, что сегодня я встречусь с женой Фергюсона.

— Что представляет собой моя жена, Маццо? — спросил я, завязывая галстук.

Он протяжно свистнул:

— Увидишь. Только будь осторожен. Полегче с ней. — Он потер бритую голову. — С Дюрантом ты ведешь себя правильно. Он ничего не может сделать и вынужден принять это, но будь осторожен с миссис Фергюсон. Для нее — ты Джерри Стивенс, безработный актер, а это для нее — пустое место. Даже босс был осторожен с ней, а Дюрант, кажется, побаивается ее. На меня она смотрит, как на дурака. Так что будь осторожен.

На мгновение эта информация расстроила меня, но из зеркала на меня смотрел Джон Меррилл Фергюсон, и я успокоился.

— О’кей, Маццо. Я буду осторожен.

Из гостиной донесся звонок телефона. Маццо взял трубку:

— Да, мистер Дюрант. Он готов.

Я подошел к нему.

— Миссис Фергюсон скоро будет. Пока все в порядке, так что не оплошай.

Я пошел к столу, чувствуя себя так, словно впервые вышел на сцену. От нечего делать я полистал ежедневник. Каждые полчаса каждого дня были заполнены незнакомыми именами. Джон Меррилл Фергюсон, безусловно, был очень занятым человеком. Но чем дальше, тем меньше становилось имен. В июле только три. В августе одно, а в сентябре пусто.

Я смотрел на пустые страницы сентября и не слышал, как открылась дверь. Потом послышалось легкое покашливание Маццо. Я поднял глаза.

Она стояла в дверях, рассматривая меня. И я понял, что, пока жив, всегда буду помнить мгновение, когда увидел Лоретту Меррилл Фергюсон. Я видел много женщин — хороших и плохих, худых, толстых, уродливых, красавиц, недотрог, проституток, сексуальных маньячек, кинозвезд… Но зачем продолжать? Я видел их всех и никогда не видел такой, как миссис Фергюсон.

Она была из того типа женщин, от которых у любого мужчины захватит дух. Ее невозможно было описать, за исключением того, что она была стройная, с высокой грудью и длинными ногами; то есть то, что можно сказать о многих кинозвездах, но меня поразило ее лицо. Волосы в стиле Клеопатры, кожа цвета слоновой кости, и каждая черточка ее была идеальна: короткий нос, чувственный рот и большие фиолетовые глаза. Она была не только самая красивая, но и самая волнующая женщина из всех, кого я видел. При виде ее у меня пересохло во рту и бешено забилось сердце.

Я сидел и смотрел на нее.

Вошел Дюрант.

— Встаньте! — бросил он.

Я встал, не в силах отвести взгляд от этой фантастической женщины.

— Пройдитесь по комнате!

Я проковылял по комнате и остановился под ее взглядом. Взглядом, каким смотрят на породистую собаку.

— Я думаю, он годится, — сказал ей Дюрант.

— Пусть он скажет что-нибудь. — У нее был низкий сексуальный голос, и говорила она так, словно я не существовал.

— Скажите что-нибудь!

Я заметил свое отражение в зеркале. Я увидел Джона Меррилла Фергюсона, самого богатого и могущественного в мире человека! И никто не смеет говорить ему, что делать!

— Убирайся к дьяволу, Джо! — рявкнул я, указывая на дверь. — И ты тоже, Маццо! Я хочу поговорить с женой!

 

Глава 4

Я стоял у стола, глядя на Лоретту Меррилл Фергюсон.

Мы были одни. После моей вспышки Дюрант побагровел, но Лоретта Фергюсон движением руки остановила его.

— Уходите! — Ее голос был как удар бича.

Дюрант и Маццо вышли и закрыли дверь так осторожно, словно она была из яичной скорлупы.

Итак, мы были одни.

Она долго смотрела на меня, а затем села на диван:

— Снимите маску. Я хочу посмотреть на вас.

Я ушел в ванную, осторожно снял маску и, вытерев вспотевшее лицо, вернулся в комнату.

Она внимательно рассматривала меня, словно покупку, но я привык к этому: меня не раз так рассматривали режиссеры. Я ждал и в упор рассматривал ее. Она, казалось, смутилась и отвела глаза.

Что ж, первая маленькая победа.

Я прошелся по комнате и остановился у окна.

— Я сказала — садитесь!

— Прекрасная у вас вилла, миссис Фергюсон, но не такая прекрасная, как вы сами, — сказал я и, достав пачку «Честерфилда», зажег сигарету. Не поворачиваясь к ней, я продолжал смотреть на сад, большой бассейн и садовников-китайцев, склонившихся над цветами.

— Когда я говорю вам что-то делать, вы должны делать. Садитесь!

Я повернулся и улыбнулся ей. Маццо предупредил меня. И я был готов не позволить ей взять меня в оборот.

— Мне платят тысячу долларов в день за то, что играю вашего мужа, миссис Фергюсон. За эти деньги я согласился сотрудничать, но я не собираюсь подчиняться никому, даже самой красивой женщине в мире, если она недостаточно воспитана, чтобы сказать «пожалуйста».

Она долго сидела, глядя на меня, а затем неожиданно расслабилась. Перемена в ней была поразительна. Черты лица смягчились, глаза засверкали, а губы улыбнулись.

— Наконец-то настоящий мужчина, — сказала она и постучала рукой по дивану. — Пожалуйста, идите сюда.

И хотя я был безработный актер, меня не обманула эта перемена. Я часто сталкивался с женщинами, которые то были тверды, как гранит, то мягки, как воск. Слишком красивые и слишком богатые женщины с такими манерами были для меня сущим наказанием.

Я прошел по комнате и сел на стул лицом к ней.

— Я в вашем распоряжении, миссис Фергюсон.

— Да-да, — сказала она, улыбаясь. — Я могла бы позвать эту обезьяну в человеческом облике, и он бы несколько испортил ваше симпатичное лицо.

Я улыбнулся ей улыбкой, которой улыбаются непослушным детям.

— Зовите. Мы уже выясняли, кто из нас мужчина, и он валялся на полу.

Она откинулась назад и расхохоталась. У нее был великолепный серебристый смех, такой заразительный, что я тоже рассмеялся.

— Вы прелесть! — сказала она, все еще смеясь.

Опять игра? Иногда мне хотелось ничего не знать о женщинах. Сколько же они будут разочаровывать меня? Если у них что-то не выходит, они пробуют по-другому, а потом еще как-нибудь.

— Миссис Фергюсон, если у вас есть какие-то указания, прошу вас передать мне их.

Ее улыбка погасла.

— Вы не очень-то любезны, и это понятно. Моя свекровь воображает себя диктатором. Уверяю, что это не моя идея — похищать вас.

Еще один маленький триумф. По крайней мере она оправдывалась.

— Похищение — это уголовное преступление, но оставим это. Мне хорошо платят, и я не жалуюсь. Я согласился заменять вашего мужа. Вы удовлетворены моим гримом?

— Он великолепен, но голос не похож. Возможно, вам придется говорить по телефону с определенными людьми. Вы сможете имитировать голос моего мужа?

— Пока я не слышал его, я не моту ответить. Но не думаю, что это будет трудно. Недавно я работал в ночном клубе и имитировал голоса известных людей. — И я начал говорить голосом Ли Марвина, Ричарда Никсона, Уинстона Черчилля.

Она сидела, не сводя с меня глаз.

— Вы прелесть! — сказала она, и по голосу я понял, что она говорит искренне. — Я принесу пленку с голосом мужа, и вы прослушаете ее.

Она встала и снова улыбнулась мне.

— Когда вы сможете говорить его голосом, мы снова встретимся, мистер Стивенс.

— Я хотел кое-что предложить, — сказал я, тоже поднимаясь. — Я не знаю, как вы называете своего мужа, но не будет ли безопаснее, если вы будете называть меня так же.

Несколько мгновений она изучающе смотрела на меня.

— Я называю его Джон, а он меня Этта.

— Я подожду, Этта.

Из моего опыта общения с женщинами я знал, когда женщина меняла отношение ко мне. Я чувствовал это по тому, как смягчалось ее лицо, по легкой краске на щеках, по приглашению в глазах. Все признаки были налицо, и мне оставалось только подойти к ней, обнять, и она была бы моя. Это было большое искушение, но сейчас не время.

Вместо этого я улыбнулся и отошел к окну. Несколько минут я смотрел вниз на сад, а когда обернулся, она уже ушла.

Я подошел к бару и налил виски. Играя стаканом, я все больше приходил к выводу, что Лоретта Фергюсон не представит для меня затруднений.

Через полчаса пришел Маццо:

— Все идет отлично, мистер Фергюсон. Мне кажется, вы понравились миссис Фергюсон.

Он подошел к столу и положил на него пленку.

— Она сказала, что вам нужна запись голоса босса. Это деловая беседа. Что желаете на обед? Шеф-повар прекрасно готовит.

— Тогда все равно, — сказал я, поднимаясь.

— Вы знаете, как пользоваться магнитофоном? Просто нажмите кнопку воспроизведения.

— Я знаю.

Он кивнул и вышел.

Я сел за стол и, включив магнитофон, слушал голос человека, которого предстояло заменить. Это был четкий, с властными нотками голос. Я не слушал слов, а сосредоточился на интонациях, паузах, качестве голоса. Теперь я был уверен в успехе. Я прокрутил пленку четыре раза. В конце было немного чистой пленки, и я голосом Фергюсона отдал несколько распоряжений. Затем я прокрутил запись назад и снова включил, а сам отошел к окну. Результат был отличный. Голоса не различались. Когда я остановил магнитофон, вошел Маццо, катя столик с обедом.

— Пахнет отлично, Маццо, — сказал я голосом Фергюсона. — Надеюсь, что вкус не хуже запаха.

Он резко обернулся, едва не опрокинув столик.

— Черт! Ты напугал меня! — воскликнул он. — Я готов поклясться…

— Поторопись, Маццо, — продолжал я голосом Фергюсона. — Я голоден.

Он уставился на меня:

— Ты говоришь точно как босс.

— Что и нужно, — сказал я, садясь за стол. Возле тарелки лежал чек на тысячу долларов. Положив его в бумажник, я сказал уже своим голосом: — Давай, Маццо. Не стой, как кастрированный бык. Я голоден.

Весь полдень я провел в маске Фергюсона, играя в теннис с Мадцо. Позади дома было четыре теннисных корта, огороженных высокой сеткой. Маццо оказался прекрасным игроком. Во время игры я случайно увидел Лоретту. Она стояла на балконе, глядя на меня. Я помахал ей рукой, но она, не ответив, ушла.

Закончив игру, мы с Маццо пошли в дом.

— Если мы наткнемся на дворецкого, — сказал Маццо, — не останавливайся. Его имя Джонас, и он стар как пень.

Как только мы вошли в холл, я увидел высокого седого негра с величественной осанкой.

— Добрый день, мистер Фергюсон, — сказал он. — Рад видеть вас, сэр.

Я помахал ему рукой и пошел к лестнице.

— Хорошо вернуться домой, — сказал я голосом Фергюсона.

Когда мы поднялись по лестнице, Маццо сказал:

— Отлично, ты все сделал прекрасно.

Он оставил меня в комнате, где я снял маску, принял душ и растянулся на громадной кровати.

Около семи, когда я еще дремал, зазвонил телефон. Я снял трубку.

— В чем дело? — сказал я голосом Фергюсона, а потом, решив, что это Лоретта, продолжил: — Это ты, Этта? Я ждал твоего звонка.

Я услышал частое дыхание.

— Великолепно! — сказала она. — Сегодня мы ужинаем с Дюрантом в девять часов. Оденьте маску. Маццо сказал мне, что Джонас ничего не заметил. Это была большая проверка… Джон, — и повесила трубку.

Это я решил отметить сухим мартини, но я не мог найти лед. На глаза мне попалась кнопка с надписью «Дворецкий», и я нажал ее. Д жонас ответил через секунду.

— У меня нет льда, Джонас, — сказал я голосом Фергюсона.

— Лед в нижнем отделении бара, сэр. Я сейчас приду.

Я мысленно выругал себя за глупость:

— Не надо. Я занят. Все в порядке.

Вот что бывает от излишней уверенности, сказал я себе, открывая нижнее отделение бара, где обнаружил холодильник.

Что он подумает?

Смешивая напиток, я вдруг услышал стук в дверь и торопливо отвернулся к окну.

— Сделать вам коктейль, сэр? — спросил Джонас.

На мне не было маски, поэтому я не поворачиваясь покачал головой:

— Все в порядке. Спасибо. Иди, Джонас. Я занят.

— Да, мистер Фергюсон. — Дверь за ним закрылась.

Я выпил мартини, вытер вспотевшее лицо и налил себе еще.

Около восьми часов зашел Маццо.

— Ну, мистер Фергюсон, большая проверка, — сказал он, ухмыляясь, потом достал из шкафа смокинг, белую рубашку и галстук бабочкой. — Одевайтесь. И не забудьте маску.

Я прошел в ванную и быстро надел маску. С лицом Фергюсона я чувствовал себя более уверенно.

Пока я одевался, Маццо инструктировал меня:

— Джонас будет присутствовать на ужине. Ему будут помогать две женщины. О них не беспокойтесь. Они глупы, как коровы, а Джонас плохо видит. Запомни только две вещи: босс много не ел и мало говорил. Ясно?

— Конечно.

— И другое: босс не пил и не курил.

— Он, должно быть, эталон мужчины. Что же он делал в свободное время?

Маццо ухмыльнулся:

— У него есть миссис Фергюсон.

Да, у него есть Лоретта. Одно воспоминание о ней горячило кровь: такой женщины я никогда раньше не видел.

Около девяти часов Маццо провел меня в зал, где свободно могли обедать человек сто.

Лоретта, изумительно выглядевшая в вечернем платье с глубоким вырезом и бриллиантами на шее, сидела в кресле. Дюрант в смокинге стоял у камина с сигарой в руке. Здесь же был Джонас. В центре стоял накрытый стол.

Как только я вошел, Лоретта подошла ко мне и подставила щеку. Я коснулся ее губами, вдохнув одуряющий запах духов и парфюмерии.

— Надеюсь, ты поешь сегодня, Джон. Повар приготовил новое блюдо.

Помня об инструкциях Маццо, я пожал плечами.

— Попробуй поесть, — сказала Лоретта, улыбаясь мне.

Зная, что все сказано для Джонаса, я снова пожал плечами.

Мы сели за стол и передо мной поставили омаров. У меня свело живот при виде этой роскоши. Затем я услышал легкое покашливание Маццо, стоявшего за мной.

— Я не могу это есть, — сказал я, жадно глядя на блюдо.

Джонас словно ждал этого и заменил мне блюдо на смешанный салат. Я вяло ковырялся в нем, с завистью глядя на Дюранта и Лоретту, евших омаров.

Лоретта поддерживала беседу, которая не требовала от меня ответов. Дюрант время от времени вставлял какие-то деловые замечания, и я кивал, чтобы показать, что слушаю.

Передо мной поставили дивно пахнущее блюдо. Там были цыплята с аппетитным соусом и еще что-то.

— Немножко, мистер Фергюсон, — Джонас уговаривал меня, как ребенка.

Немножко?! Черт возьми! Я мог бы съесть чуть больше.

— Выглядит неплохо, — сказал я под аккомпанемент покашливания Маццо. Ну его к черту, подумал я. — Да, пожалуй, я съем немного.

Джонас положил кусочек мне на тарелку.

— Клади, клади, Джонас, не бойся, — сказал я.

Лоретта и Дюрант молча смотрели на меня, а Маццо кашлял, как туберкулезник.

Джонас просиял и положил мне еще.

— Прекрасно, Джонас, — сказал я, убедившись, что тарелка полна.

Джонас начал обслуживать Лоретту и Дюранта, которые сидели молча, с каменными лицами.

— Эти новые таблетки, — сказал я жуя, — творят чудеса. Они вернули мне аппетит.

— Я рада, — сказала Лоретта, натянуто улыбаясь.

— Мои поздравления повару, Джонас, — сказал я и, обращаясь к Дюранту, добавил: — Просто удивительно, что могут делать эти таблетки.

— Вижу, — прорычал Дюрант.

Но я, не обращая внимания, съел все, что было на тарелке. Дюрант и Лоретта положили ножи и вилки. Ко мне подошел Джонас:

— Еще немножко, мистер Фергюсон?

Маццо разразился новым приступом кашля, но я не обратил на него ни малейшего внимания:

— Почему бы и нет? Все очень вкусно.

Венцом ужина стали две порции яблочного пирога, от которого отказались Дюрант, сверкавший на меня глазами, и Лоретта. Мы вышли из-за стола и перешли в гостиную. Я проводил Лоретту до дверей гостиной. Дюрант зажег сигарету и устроился в кресле.

У меня не было желания провести вечер с ним.

— Я, пожалуй, пойду спать, — сказал я, глядя в упор на Лоретту.

Она улыбнулась:

— Хорошо, что ты поел, Джон. Спокойной ночи. — И она отошла к Дюранту.

Мы с Маццо вернулись в мои комнаты.

— Слушай, приятель, — начал Маццо, как только дверь за ним закрылась, — я же тебе говорил…

— Ты с кем разговариваешь?! — оборвал я его. — Убирайся отсюда! И вышел в ванную.

Некоторое время я ждал, зайдет ли он за мной, но он не зашел. Поэтому я снял маску, принял душ и лег спать.

Выключив свет, кроме ночника, я лежал в кровати и обдумывал прошедший день.

Я выдержал испытание с Джонасом, и это было очень важно. Теперь у меня было четыре тысячи долларов в банке. Я контролировал Маццо и даже немножко потеснил Дюранта. Да, день был удачный.

Закрыв глаза, я мечтал о Лоретте и незаметно уснул. Но сон был легок, и где-то среди ночи я вдруг почувствовал тепло обнаженного тела. Еще окончательно не проснувшись, я обнял ее…

— Не двигайся. Лежи так, — прошептала она.

Я лежал расслабленный и все еще парил в этом эротическом сне. Много позже, когда начало светать, я проснулся. Она лежала рядом. В полумраке я видел, что она не спит и смотрит на меня.

— С добрым утром, Джерри, — сказала она.

Я привлек ее к себе и после бурных ласк снова заснул.

Солнце ярко светило сквозь жалюзи, когда я снова открыл глаза.

Она разговаривала с Джонасом, который вкатил столик с завтраком. Ее черные волосы красиво спадали на ночную рубашку. Глядя на нее, я подумал, что она самая изумительная женщина в мире.

Джонас, не глядя на меня, поклонился и вышел.

Я вскочил с кровати.

Лоретта сидела у столика и, потягивая кофе, улыбалась мне.

— Хорошо спал, Джерри?

Я сел рядом, хлебнул кофе и зажег сигарету.

— Изумительная женщина — изумительная ночь.

Она рассмеялась:

— Джон никогда не сказал бы этого. Он далек от романтики.

Я в упор взглянул на нее:

— Где твой муж, Лоретта?

— Я расскажу тебе. Дай-ка мне сигарету.

Я зажег сигарету и передал ей.

После долгой паузы она заговорила:

— Видишь ли, Джерри, сложилась очень трудная ситуация. Я думаю, мне не нужно говорить, кто мой муж и какое положение он занимает.

— Еще бы.

— Все, что я скажу тебе — это строго между нами. Это ясно?

— Конечно.

— Джон заболел какой-то болезнью, которая ведет к умственному расстройству. Это случилось два года назад. При этой болезни начинается потеря памяти, пассивность, но сама болезнь развивается медленно. Как раз в то время мы с ним встретились. Я думала, что он постоянно занят своим бизнесом, и когда по вечерам он долго молчал, я думала, что он обдумывает свои дела. Но полгода назад болезнь ускорилась. Его мать давно подозревала об этой болезни. Специально приехал эксперт из Вены. Он осмотрел Джона и сказал его матери и мне, что через несколько месяцев он превратится в животное и вылечить это невозможно. И сразу возникла проблема. Нужно было держать это в полной тайне. Ты здесь потому, что нужно время, чтобы реорганизовать империю Фергюсона. Он сам создавал эту империю. Дюрант был его правой рукой, но даже он не был посвящен во многие дела, которые Джон вел лично. А теперь, когда он заболел, Дюрант пытается по кусочкам восстановить эту мозаику, восстановить империю, но он понял, что без подписи Джона на куче документов все будет напрасно. Империя развалится.

Я напряженно слушал ее.

— Почему развалится?

— Джон много тратил. Он брал огромные ссуды в банках и страховых компаниях. У него безупречная репутация, его имя — это золото. А если станет известно, что он болен, то кредиторы потребуют назад свои деньги. Есть несколько сделок, которые нужно закончить в течение месяца. Подпись Джона необходима. А как только мы их закончим, то постепенно все узнают, что он болен и больше не ведет дела. К этому времени Дюрант создаст совет директоров, и империя Джона продолжит существование.

— Прекрасно для Дюранта.

— Да, — она внимательно посмотрела на меня. — Ты хорош в постели, Джерри.

— Ты тоже. — Я был удивлен неожиданной переменой темы.

— Я наблюдала за тобой. Ты прекрасно играешь роль миллиардера. Иногда мне кажется, ты действительно чувствуешь себя Джоном Мерриллом Фергюсоном.

Я усмехнулся:

— Нас, актеров, иногда заносит.

Она снова внимательно посмотрела на меня:

— Грим прекрасный, и голос. Ты мог бы быть Джоном.

— Но я не он.

— Я сказала — мог бы.

Я взглянул на нее:

— Да, может, и мог бы. Но я хочу знать еще кое-что. Где твой муж?

— Он в левом крыле дома. В своих апартаментах. За ним ухаживает надежный человек.

Я подумал о Ларри Эдвардсе и Чарльзе Дювайне. Интересно, когда станет известно о болезни Фергюсона, у этого надежного человека тоже откажут тормоза в машине?

Эта изумительная женщина, сидящая напротив, посвятила меня в тайну. У меня было предчувствие, что, как только я сделаю все, что нужно, меня убьют. Она взглянула на часы.

— Мне пора. Сегодня Дюрант возьмет тебя в офис. — Она поднялась и улыбнулась мне. Я тоже встал и обнял ее. — Мне прийти сегодня? — Ее поцелуй был нежный и приглашающий.

— Конечно. А Маццо знает обо всем этом?

— Не беспокойся о нем. — Она освободилась из моих объятий. — И помни, Джерри, ты мог бы быть Джоном. — И она вышла.

Я глубоко вздохнул. Что она имела в виду? «Ты мог бы быть Джоном». Что-то она задумала, но что? У меня было время. Я должен узнать от нее все, что можно. Я ведь влез в петлю. И теперь знал, что Фергюсон в левом крыле этого громадного дома под присмотром санитара и быстро превращается в безмозглое животное, а его империя держится на займах, и если узнают о болезни, то все рухнет.

В это время вошел Маццо.

— Сегодня едем в офис, мистер Фергюсон. Одевайте маску.

Двадцать минут спустя в темном костюме, в маске, в темных очках и шляпе я проследовал за Маццо к «роллс-ройсу», ожидавшему у входа. Дюрант сидел в машине и читал документы. Я сел рядом. Маццо сел с шофером-японцем.

Складывая бумаги в портфель, Дюрант наставлял меня:

— Возле дома всегда крутится пресса. Когда выйдете из машины, идите с Маццо. Ваши телохранители не пустят репортеров. Нужно подписать несколько бумаг. Ваш секретарь — Соня Малькольм. Она никогда не видела Фергюсона. Тут проблем не будет. Больше вы ни с кем не увидитесь.

— Как скажешь, Джо.

— Я говорил вам называть меня мистером Дюрант, когда мы одни, — прорычал он.

Чувствуя себя уверенно в маске Фергюсона, я улыбнулся ему:

— Не надо так говорить со мной, Джо. Не забывай, что я здесь босс.

Казалось, Дюранта хватит удар.

— Слушай меня, ты, безработный актеришка…

— Заткни пасть, — прервал я его голосом Фергюсона, — и слушай меня. Репортеры ждут. Мне стоит только сорвать маску, и ты по уши в дерьме! Так что перестань давить на меня, а то и я надавлю.

Он смотрел на меня, как, наверное, Франкенштейн смотрел на монстра, которого сам создал. Он открыт и закрыл рот, но ничего не сказал. Некоторое время мы смотрели друг на друга, потом он отвернулся к окну.

Я был в восторге от себя.

«Помни, Джерри, ты мог бы быть Джоном».

В конце концов я попробовал.

Это было прекрасное утро. Я играл роль миллиардера, и мне это нравилось.

У входа в офис стояли репортеры, но пятеро здоровенных телохранителей оттеснили их в сторону, и я вошел в здание. Затем Маццо, я и Дюрант вошли в лифт, который вознес нас на двадцатый этаж.

Офис Джона Меррилла Фергюсона словно сошел с экрана: большой, роскошный, с окнами на залив и пляжи. Лифт был прямо в комнате.

Дюрант подошел к столу:

— Садитесь. Нужно подписать много бумаг. — Он держал себя в руках. — Потренируйтесь сначала. Эти бумаги очень важны.

Я отдал Маццо шляпу и сел за стол, такой громадный, что на нем можно было играть в бильярд. Дюрант внимательно рассматривал меня, словно режиссер перед съемкой.

— Опусти жалюзи, — сказал он Маццо.

Когда в комнате стало темнее, он кивнул и вышел.

Некоторое время я тренировался. Наконец, убедившись, что получается, я бросил бумагу в корзину и взял сигару из стоявшей на столе золотой коробки.

— Босс не курит, — сказал Маццо.

— Новая секретарша не знает этого. Помолчи, Маццо.

В дверь постучали, и вошла девушка с несколькими папками.

— Доброе утро, мистер Фергюсон, — сказала она, подходя к столу. — Это для подписи.

Я откинулся в кресле и оглядел ее.

А на нее стоило посмотреть: высокая, с хорошей фигурой, она не была красавицей, но была очень миловидна. На ней было голубое платье с белым воротничком и белыми манжетами.

— Вы мисс Малькольм?

— Да, мистер Фергюсон. — Она в упор посмотрела на меня.

— Я надеюсь, вам здесь нравится.

— Спасибо.

Она положила папки на стол.

Вошел Дюрант:

— Так, мисс Малькольм, отпечатайте это соглашение сейчас же.

— Да, сэр.

Я проводил ее взглядом. Мне понравилась ее грациозная походка, стройные бедра и спина.

Когда она вышла, Дюрант подошел ко мне:

— Покажите мне подпись.

Я расписался подписью Фергюсона и подвинул листок через стол. Он внимательно изучил ее и кивнул.

— Подпишите все, что в папках, — сказал он и повернулся к Маццо. — Садись рядом. Он не должен читать то, что подпишет. Ясно?

— Конечно, мистер Дюрант. — Маццо взял стул и сел рядом.

— Будьте осторожны с подписью, — снова обратился ко мне Дюрант. — Не расслабляйтесь.

— О’кей, Джо. — Я потянулся к первой папке.

— Я сам, — сказал Маццо и, вынув из папки письмо, накрыл его содержание чистым листом. — Распишитесь вот здесь, мистер Фергюсон.

Дюрант некоторое время наблюдал за нами, а затем вышел.

Следующие два часа я подписывал бумаги, делая долгие паузы, чтобы закурить и дать отдохнуть руке. Я подписал, должно быть, сотню писем и около пятидесяти документов.

Когда я закончил, Маццо нажал кнопку селектора.

— Заберите бумаги.

Мисс Малькольм тотчас же вошла и забрала бумаги.

— Не желаете ли кофе, мистер Фергюсон? — спросила она, одарив меня улыбкой.

— С удовольствием. Спасибо.

Когда она вышла, Маццо неодобрительно заметил:

— Босс не пьет кофе.

— Слушай, заткнись. Она ведь новая здесь, как и я.

Маццо пожал плечами и сел в сторонке, устало потирая бритую голову.

Я осмотрел стол и панель с кнопками. Я не имел понятия, для чего они, но заинтересовался.

Вошла мисс Малькольм с кофе.

— С молоком или черный, мистер Фергюсон?

— Черный, пожалуйста, и без сахара.

Я наблюдал за ней, пока она наливала кофе, и чем больше смотрел, тем больше она мне нравилась. Сколько ей лет? Может, тридцать, а может, тридцать пять. Обручального кольца нет. Она поставила передо мной чашку.

— Что-нибудь еще, мистер Фергюсон?

Я улыбнулся ей. Больше всего мне хотелось пригласить ее сесть рядом и рассказать ей о себе, но пока здесь был Маццо, это было невозможно.

— Спасибо, больше ничего.

Она вышла.

Едва я закончил с кофе, вошел Дюрант.

— Вы должны позвонить. Здесь написано все, что вы должны сказать, и ничего больше. Ясно? И разумеется, голосом Фергюсона.

— Хорошо, Джо.

Он поднял трубку и набрал номер.

— Соедините меня с мистером Вальтером Берном. — Выждав несколько секунд, он кивнул мне и передал трубку, а сам взял другую.

Читая с листа, который он мне дал, я заговорил:

— Это Фергюсон. Как дела, Вилли?

— О Боже, Джон, наконец-то. Я никак не могу связаться с тобой последние дни, — заговорил голос, который бывает у тучного человека, страдающего одышкой. — Джон! Мои люди работают как лошади, но есть проблемы. На меня нажимают. Говорят, что зарываюсь. Еще бы, тридцать миллионов долларов. Слушай, Джон, мне очень жаль, но многие не довольны.

— Поговори с Джо, — сказал я, читая с листа. — Он занимается этим делом, тебе не о чем волноваться, Вилли. А если твои ребята не хотят получить с тридцати миллионов пятнадцать процентов, я обращусь к кому-нибудь другому. — И, следуя написанному, я повесил трубку.

Дюрант кивнул:

— Хорошо. Теперь можно возвращаться в резиденцию.

В сопровождении Маццо и пяти телохранителей, оттеснявших корреспондентов и фотографов, я сел в «роллс-ройс» и возвратился в дом Фергюсона.

Это было интересное утро. Я познакомился с Соней Малькольм. И пока шофер-японец вел машину по бульвару, я думал о ней. Было в ней что-то притягивающее. Затем я узнал, что корпорация Фергюсона заняла тридцать миллионов долларов и кредиторам не по себе. Я показал Дюранту, что со мной нужно считаться.

Да, очень интересное утро.

Я подумал о человеке, закрытом в левом крыле дома. «Джерри, ты мог бы быть Джоном».

— Да, — сказал я себе, когда машина въезжала в резиденцию. — Если сыграть умно, то можно стать Джоном Мерриллом Фергюсоном.

 

Глава 5

Мы лежали рядом на громадной кровати. На часах было начало четвертого утра. От ночника над кроватью падали тени. Я видел ее обнаженное тело — тело, которое не вылепил бы и скульптор.

Она молча вошла в комнату полчаса назад. Наша любовь была яростной, но это была не любовь, а похоть. Лоретта была неотразима, но в глубине души я не доверял ей.

Тикали часы. Мы лежали молча, пока не отдышались.

Я потянулся за сигаретой:

— Хочешь сигарету?

— Да.

Я зажег две сигареты и дал ей одну. Интересно, она собирается уходить? Мне хотелось спать.

— Ты прекрасный любовник, Джерри.

— Ты тоже.

Долго еще она будет продолжать эти банальности?

— Дюрант доволен тобой, — сказала она после долгой паузы. — Он сказал, что ты здорово говорил по телефону.

— Мне за это платят. — Я закрыл глаза. Почему она не уходит?

— Джону гораздо хуже, — продолжала Лоретта. — Я видела его сегодня. Он не узнал меня.

— Не позавидуешь.

— Да. — Она помолчала. — Ты должен знать кое-что о его матери. — Огонек ее сигареты загорелся ярче.

Я встревожился:

— Его матери?

— Ты знаешь ее. Она организовала твое похищение. Это беспощадная и опасная старуха.

Знал ли я это? Что ж, возможно. Я вспомнил ее разговоры о моем таланте и как она усыпила меня.

— Да, она твердый орешек.

— Она думает только о деньгах. Все, что интересует ее в сыне — это его богатство. Она живет в Сан-Франциско и никогда не приезжает, чтобы увидеть его. Каждый день звонит и спрашивает о нем. Она не хочет знать, поправляется ли он. Она хочет знать, когда он умрет. Когда это случится, она станет президентом корпорации и унаследует его богатство. Деньги — ее бог, и ей не терпится, чтобы Джон поскорее умер.

Теперь я был крайне обеспокоен.

— Подожди, ты его жена. А она может получить только то, что он завещает ей. Он не может оставить ей все.

Она потянулась к пепельнице, чтобы затушить сигарету. У нее была красивая спина. Это был очень коварный маневр, и он не пропал даром, но я обеспокоился еще больше.

— Есть две главные проблемы. — Она легла на место. — Джон никогда не составлял завещания.

Я обдумал это. Было трудно поверить, что такой человек, как Джон Меррилл Фергюсон, не составил завещания, но ведь есть такие люди, которые не верят, что могут умереть.

— Как его жена, ты можешь не беспокоиться. Будут, правда, мелкие юридические проблемы, но твои адвокаты в два счета уладят это. В любом случае, разве уже поздно? Разве ты не можешь уговорить его составить завещание?

— Безнадежно. Он даже не узнает меня. Он просто сидит и смотрит в пространство.

— А вторая проблема?

Она положила руки на грудь и закрыла глаза.

— Я могу тебе доверять, Джерри? Мы должны доверять друг другу.

Где я слышал все это раньше? В какой-нибудь мелодраме, где я играл?

— Если ты имеешь в виду, что это должно остаться между нами, то я обещаю, — осторожно ответил я.

— Спасибо, Джерри. Ты единственный, кому я могу это сказать и кому доверять.

— Ну, так какая же вторая проблема?

— Я не жена Фергюсона.

Я чуть не подпрыгнул.

— Что ты говоришь! — Я встал с кровати, одел халат, включил настольную лампу и посмотрел на нее. Она лежала на кровати, словно центральная страница «Плейбоя». — Ты ему не жена?

— Да. Иди сюда, Джерри, выслушай меня.

Это я должен узнать, поэтому я сел рядом и позволил ей взять мою руку.

— Значит, говоришь, он не женат?

— Да. — Ее пальцы гладили мою руку. С чего это я вдруг подумал о паучьих лапах? — Мы встретились два года назад в Лас-Вегасе. Ему хотелось женщину, и Маццо пришел ко мне. Я была в шоу-бизнесе, и он купил меня. А кто бы на моем месте отказался бы лечь в кровать с самым богатым человеком в мире? Джон никогда не был так хорош в постели, как ты, Джерри, но он мне понравился, и я ему тоже. Он сделал мне предложение, но был так занят, что мы никак не могли выбрать время для свадьбы. А потом был первый приступ этой ужасной болезни. Он все обещал, что, как только покончит с делами, мы поженимся и поедем в кругосветное путешествие. Он привез меня сюда и сказал всем — матери, Дюранту, слугам, — что я его жена, поскольку у нас была тайная свадьба. И все считают, что я его жена. На деле, но не на бумаге. Я умоляла сделать его все официально, но болезнь уже брала свое, и он только обещал. — Она внимательно смотрела на меня. — Так что теперь, Джерри, ты понимаешь, что если он умрет, то моя жизнь здесь закончится. Его мамаша ненавидит меня. По-моему, она подозревает, что мы не женаты. Она злобная и опасная тварь, и когда Джон умрет, она легко докажет, что мы не женаты. — Она вытянулась на кровати и смотрела в потолок. — Вся эта роскошь уплывет, и что дальше будет со мной? — Она покосилась на меня. — Вот так, Джерри. Поэтому я прошу тебя помочь мне.

Я встал и прошелся по комнате. Мне не хотелось чувствовать ее пальцы. Красный свет тревоги полыхал у меня в голове. Я подумал о Ларри Эдвардсе. Интересно, Лоретта ему тоже это все говорила? И он отказался? Тогда она щелкнула пальцами и его убили?

Я пленник в этом жутком доме. Всегда можно было видеть охранников, патрулирующих сад.

— Помочь тебе? — как можно спокойнее переспросил я. — Как я могу помочь? Я ведь был нанят, чтобы играть твоего… Фергюсона. Я это и делаю. Это все, за что мне платят.

Она встала с постели и, подойдя к своему сброшенному на пол халату, медленно одела его.

— Мы любовники, Джерри. Неужели для тебя это ничего не значит? — спросила она, в упор глядя на меня. Ее лицо было словно высечено из мрамора.

Я думал о Ларри Эдвардсе и Чарльзе Дювайне. Сыграй неверно, говорил я себе, и ты покойник.

Зная, что ничто не спасет меня от смерти, если я откажусь, я решил пока подыграть ей:

— Если это в моих силах, то я готов помочь тебе.

По тому, как она разглядывала меня, я видел, что она знает, как я напуган. Легкая сардоническая улыбка мелькнула на ее лице.

— Я знала, что ты согласишься. — Она села в кресло. — И знала, что могу положиться на тебя. Итак, ты женишься на мне.

Это было так неожиданно, что я просто молча уставился на нее.

— Это единственный выход. Сядь, я сейчас все объясню… Хочешь заработать два миллиона долларов, Джерри?

Я молча смотрел на нее.

— Джерри! Я спрашиваю тебя — ты хочешь заработать два миллиона долларов?

— Что ж, деньги большие, — проговорил я хрипло. — Кто бы не захотел.

— Ты женишься на мне, как Фергюсон, а я дам тебе два миллиона долларов.

Да она сумасшедшая! Чувствуя на себе ее взгляд, я потянулся за сигаретой и закурил.

— Ничего из этого не выйдет, — сказал я наконец. — Пустые мечты. Свидетельство должно быть датировано. И его мать узнает, что Джон не был женат все это время, а сейчас он просто не в состоянии этого сделать. И мы с тобой крепко влипнем. Ничего не выйдет.

— Нет, выйдет! — Ее голос был словно удар бича.

— А как?

— Ты не знаешь, что могут делать деньги. С деньгами все можно уладить. Когда Дюрант сказал мне, что ты можешь подделать подпись Джона, я сразу увидела выход. Навела кое-какие справки в Лас-Вегасе. Там есть старый священник, который ушел на покой два года назад, примерно в то же время, когда я встретила Джона. У него есть журнал регистрации браков. Я говорила с ним. Ему позарез нужны деньги. У жены рак, сын — наркоман. И мы заключили сделку. — Она снова сардонически улыбнулась. — Послезавтра Дюрант летит в Вашингтон. А священник в это время приедет сюда. Он даст свидетельство двухлетней давности, которое ты подпишешь, — и я замужем!

— Ты действительно все обдумала, — сказал я после некоторых размышлений. — А как со свидетелями?

Она нетерпеливо отмахнулась:

— Все улажено. Брак был тайным, и поэтому свидетелей взяли с улицы. Я нашла двух бродяг, которые за несколько долларов подписали бумагу. Теперь подпишешь ты — и мы с Джоном женаты.

Я сразу увидел всю опасность этого плана.

— Подожди. Ты понимаешь, что даешь повод шантажировать себя? Эти бродяги, священник — они же выжмут из тебя все.

Она улыбнулась. Никогда я не видел такой холодной зловещей улыбки.

— Никто не сможет шантажировать Фергюсона, Джерри.

Я снова подумал о Ларри Эдвардсе и Чарльзе Дювайне и понял, что с этими бродягами и священником тоже случится какой-нибудь несчастный случай.

— И еще одно, — сказала она. — Завещание.

— Завещание?

— Конечно. Джон женился на мне два года назад и все завещал мне.

— Но ты же сказала, что он не писал завещания.

— Он нет, но я написала за него. И все что нужно — это его подпись. И ты подделаешь ее.

— А свидетели?

— Завещание было подписано при вступлении в брак. Так что свидетели те же. За твое содействие и будущее молчание я плачу тебе два миллиона. Что скажешь?

— У тебя нет двух миллионов, — сказал я хрипло.

И снова зловещая усмешка.

— Будут. Мы подождем, пока умрет Джон, но не волнуйся. Два миллиона стоят ожидания. Джон может умереть в течение месяца. Я говорила тебе, что ему хуже.

Она что, замышляла убить Фергюсона? Глядя на ее усмешку, я был уверен в этом, как был уверен в том, что она никогда не заплатит мне двух миллионов. Как только она получит подпись, я стану ненужным.

Но нужно было выиграть время.

— А Дюрант? Он знает, что ты замышляешь?

— О нем не беспокойся. Ему надо заботиться о своем будущем, и он летит туда, куда дует ветер.

— А мать?

— Она ничего не сможет сделать, если я докажу, что я жена Фергюсона. Так ты согласен помочь мне за два миллиона долларов? — Ее голос был как сталь.

Мой отказ означал смерть, и поэтому я ответил:

— Можешь положиться на меня.

Секунду она смотрела на меня, затем улыбнулась и вышла.

Четыре часа спустя я все еще сидел в кресле, когда Маццо вкатил столик с завтраком.

— Как спали, мистер Фергюсон? — спросил он, наливая мне кофе.

Я не потрудился ответить. Взглянув на еду, я почувствовал тошноту.

— Есть не хочу. Только кофе.

Шестой чек Национального Банка Чейза лежал на столике.

— Становишься богачом, — заметил Маццо.

Мне послышалась издевка в его голосе.

Я спрятал чек в карман.

— Еще один большой день, мистер Фергюсон. Мы снова поедем в офис, — сказал он и вышел.

За эти четыре часа я успел много передумать. Обещание Лоретты заплатить мне два миллиона не произвело на меня ни малейшего впечатления. Я был уверен, что она никогда мне их не заплатит. Я подошел к окну и смотрел на тщательно ухоженный газон, пока не увидел тени, двигающиеся в полумраке. Перейдя в спальню, я взглянул в окно, выходящее на плавательный бассейн. Две неясные фигуры стояли в тени деревьев. Да, меня хорошо охраняли.

Я вернулся в гостиную и стал еще раз тщательно обдумывать пути побега.

Слова Маццо зародили во мне новое подозрение. Откуда я знаю, что тысяча долларов, на которую мне каждый день выдают чек, действительно поступает на мое имя в Национальный Банк Чейза? Я вынул чек и осмотрел его. Там значилось, что на моем счету А/с 445990 лежит тысяча долларов. Я вспомнил, что не так давно, когда я хорошо зарабатывал и мне платили вот такими чеками, они были проштампованы и подписаны. А эти были чисты.

Может, я и напрасно пугался, но я должен был проверить. Если эти шесть чеков, которые я получил, были фальшивыми, то мне недолго осталось жить. Я должен узнать!

Я собирался ехать в офис. Мисс Малькольм! Вот кто мне поможет. Вскочив, я побежал к столу, нашел лист бумаги и написал: «Совершенно секретно. Наведите справки, есть ли в Национальном Банке Чейза в Сан-Франциско счет № 445990 на имя Джерри Стивенса. Если да, то кивните, если нет — покачайте головой, но не говорите ни слова». Подписавшись именем Фергюсона, я сложил бумагу и сунул за браслет часов.

Как будет реагировать Соня? Не выдаст ли она меня какой-нибудь неосторожностью, ведь Маццо будет рядом? Я решил, что вряд ли. Было в ней что-то, внушающее доверие.

Потом я прошел в ванную комнату и одел маску.

Приехав в офис Фергюсона, мы с Маццо прошли ту же процедуру, что и вчера. Репортеры все еще пытались взять у меня интервью и сфотографировать, но телохранители оттеснили их.

Дюрант всю дорогу ехал молча, изучая какие-то бумаги. Едва я уселся за стол, как он подошел ко мне.

— Нужно подписать кое-какие бумаги, — сказал он. — Подождите минутку. — И вышел из комнаты.

Маццо уселся у окна:

— Что все бизнесмены делают с этими бумажками — не понимаю.

— Они без них помрут, — ответил я.

— Пожалуй, ты прав.

Вошла Соня с бумагами:

— Доброе утро, мистер Фергюсон.

Я смотрел на нее и сравнивал с Лореттой. Как все-таки две красивые женщины могут быть не похожи!

Когда она раскладывала бумаги на столе, я осторожно вытащил записку из-под браслета.

— Вот это на подпись, мистер Фергюсон.

Я бросил быстрый взгляд на зевающего Маццо.

— Спасибо, мисс Малькольм. — Я встал перед ней так, чтобы быть спиной к Маццо, и сунул ей в руку записку, глядя при этом ей прямо в глаза.

Записка исчезла в ее руке. Никакой реакции, никакого удивленного возгласа или взгляда.

— Когда подпишете, пожалуйста, позвоните, мистер Фергюсон.

Словно гора свалилась с моих плеч. Я не ошибся в ней!

Маццо сел рядом, взял чистый лист бумаги и вздохнул.

— Начнем, мистер Фергюсон.

Я заставил себя сосредоточиться. Что подумает Соня, когда прочитает мою записку? А вдруг когда она будет читать ее, зайдет Дюрант? Или, скажем, она сама пойдет и покажет ему записку?

— Эй, — рявкнул Маццо, — подписывай.

Я поймал себя на том, что сижу, уставившись в пространство.

Еще час работы, и я почувствовал себя на пределе.

— Все. — Я встал, разминая пальцы. — Давай чего-нибудь выпьем, Маццо.

Он ухмыльнулся:

— Что будем пить?

— Пиво.

— Хорошо. — Он принес две банки. — Завтра мистер Дюрант едет в Вашингтон. У нас будет два свободных дня. Сыграем в теннис?

— С удовольствием, о чем разговор.

Мы подняли стаканы и, кивнув друг другу, выпили.

— Ты когда-нибудь видел босса в последнее время? — спросил я между прочим. — Миссис Фергюсон говорила, что он очень плох.

— Они все думают, что он плох, а он… — Он оборвал фразу и свирепо глянул на меня. — Не задавай лишних вопросов. И вообще пора работать.

Что он хотел сказать? Что Фергюсон совсем не так плох, как говорят?

Я посмотрел вниз на океан и пляж, где отдыхали и веселились люди. Как я хотел бы быть там, среди них!

— Нам нужно закончить эти бумаги побыстрее, — прорычал Маццо.

К полудню мы закончили последний документ.

Маццо нажал кнопку вызова секретарши. Сердце мое забилось. Смогла ли Соня достать нужную мне информацию? Если она кивнет, моя жизнь может быть спасена. Эти люди вряд ли стали бы терять шесть тысяч долларов, если собирались убить меня. Но если она даст отрицательный ответ, я буду знать, что, как только я стану не нужен, они уберут меня.

Я пытался оставаться спокойным. Пот катился у меня под маской. Это был один из самых скверных моментов моей жизни.

Дверь открылась, и вошла Соня. Она подошла к столу, чтобы собрать бумаги. Она взглянула на меня, а я на нее.

— Это все, мистер Фергюсон? — Затем медленно отрицательно покачала головой.

Если бы не маска, она бы видела, что я смертельно испуган.

— Да, крошка. — Маццо встал между нами.

Она вышла.

— Хороша птичка, — сказал Маццо. — Я бы не прочь узнать ее поближе.

Я ничего не сказал, просто не мог.

На обратном пути в резиденцию Фергюсона он вдруг спросил:

— Вас что-то тревожит, мистер Фергюсон?

Что называется, попал пальцем в небо. Я был просто в панике. Сколько мне еще осталось жить? Этот вопрос молотом стучал в голове. А это человекообразное существо рядом со мной — мой палач? Я вспомнил насмешку в его голосе, когда он сказал, что я становлюсь богачом, и был уверен, что он знает, как меня надувают.

Я взял себя в руки:

— Поставь себя на мое место, Маццо. Устал я от этой работы.

Он коротко хохотнул:

— Подумайте о деньгах, которые зарабатываете, мистер Фергюсон. Я бы примирился с любыми неудобствами за такие деньги.

— И долго это будет продолжаться?

— Нет. Мистер Дюрант заканчивает эту сделку. Завтра он уезжает в Вашингтон. Потом надо будет еще кое-что подписать, и все.

— Пару недель, да?

— Может, даже меньше. Зависит от того, как мистер Дюрант поладит с большими шишками в Вашингтоне.

— Мой агент договорился о съемках на конец месяца, — соврал я. — Думаешь, я успею?

— Зачем тебе это дерьмо, — свирепо зыркнул на меня Маццо. — У тебя будет масса денег.

Теперь я точно знал, что они собирались убить меня, но держал себя в руках.

— Да, действительно. Пожалуй, что ты прав.

«Роллс-ройс» въехал в резиденцию. Шофер-японец открыл дверцу и поклонился.

Мы с Маццо поднимались по ступенькам.

— Как насчет тенниса сегодня? — спросил он.

Если я хочу иметь хоть небольшой шанс, то Маццо ничего не должен знать о моих подозрениях.

— Конечно. А что у нас на обед?

— Я поговорю с поваром. Ты знаешь, куда идти.

Я дал ему заказ и поднялся наверх. Там я задержался. Маццо не было, и я чуть было не поддался искушению побежать вниз к воротам, но вовремя заметил одного из охранников, который сидел в темном углу и наблюдал за мной. Поймав мой взгляд, он приподнял шляпу. Не обращая на него внимания, я вошел в кабинет, открыл бар и налил себе мартини. Взглянув на три телефонных аппарата, я проверил их, и они, разумеется, были отключены.

Я зажег сигарету и прикинул свои шансы. Они были слабы. Ужасающе слабы и малы. Я был уверен, что, едва они закончат сделку, я отправлюсь вслед за Ларри Эдвардсом и Чарльзом Дювайном. Я медленно цедил мартини. Наконец паника улеглась, я начал мыслить ясно и вдруг понял, что если они держат меня в ловушке, то я держу их в такой же. Без моей подписи их большая сделка не состоится.

Так-так, Джерри, ну-ка давай еще раз прикинем. Они зашли так далеко, что теперь без меня не обойдутся! Допустим, они настолько глупы, чтобы убить меня, как Ларри? Им придется начинать сначала. Найти актера, научить его подделывать подписи Фергюсона, голос, а это действительно проблема. Один актер уже подвел их. Дюрант нашел меня. На этот раз ему повезло. Он нашел человека, который не только сыграл Фергюсона, но и смог имитировать его голос, его подпись. Даже имея деньги, можно потратить месяцы, чтобы найти мне замену.

Потом я подумал о Лоретте. Дюрант уезжает завтра, а Лоретта говорила, что как только он уедет, то прибудет священник с брачным свидетельством. Взамен подписи в книге регистраций браков и в завещании она обещала мне два миллиона долларов. Это глупое предложение не внушало ни капельки доверия. Я согласился только потому, что вспомнил о Ларри и Дювайне, но Лоретта, как и Дюрант, слишком заинтересована во мне, чтобы убрать.

Без меня они пропали!

Эта мысль ободрила меня. Все, что нужно сделать, это отказаться подписывать бумаги. Держать их на мушке.

Дверь открылась, и Маццо вкатил столик.

— Ваш обед, мистер Фергюсон, как заказывали.

Мне еще многое нужно было обдумать, но со времени моего похищения я впервые почувствовал себя так хорошо.

— Вот, пожалуйста, мистер Фергюсон. — Маццо расставил блюда. — Я пойду тоже чего-нибудь поем и буду часа через полтора… идет?

Я ел с аппетитом. Все страхи были позабыты. Сегодня Лоретта придет ко мне, и ее ждет сюрприз.

Я чувствовал себя так хорошо, что в пух и прах разгромил Маццо в теннис. Я наносил удары по мячу всем весом, всей силой и видел озадаченное выражение в его глазах, когда мячи свистели вокруг него. Ему пришлось призвать на помощь весь свой опыт.

Когда после игры мы оба, потные и усталые, подошли к сетке, он дружески ухмыльнулся мне:

— Вы можете стать отличным игроком, мистер Фергюсон. Давненько у меня не было такой интересной игры.

— Я еще выиграю у тебя, — сказал я, надевая свитер.

Вспомнив, что Лоретта говорила мне, что Фергюсон находится в левом крыле дома под присмотром санитара, я взглянул туда. На верхнем этаже три больших окна были закрыты решеткой. Решетка? Тюрьма? А Фергюсон — заключенный? Был ли я близок к истине?

— Пойдемте в душ, мистер Фергюсон, — сказал Маццо.

Мы пошли в дом, и мысли мои снова обратились к загадке. А может, Фергюсон вовсе не был болен? Может, его убрали и заперли, чтобы он не мешал Дюранту и миссис Гарриэт править его империей? А история, которую рассказала мне Лоретта, была ложью, чтобы объяснить, зачем нужно заменять Фергюсона? Зачем держать человека за стальной решеткой, если он просто умственно ненормален?

Мы подошли к ступенькам главного входа, и я остановился как вкопанный.

На верхней ступеньке стоял белый карликовый пудель.

Когда я уже готовился принять душ, Маццо просунул голову в дверь.

— Поторопитесь, мистер Фергюсон, старая леди желает вас видеть. — Я видел, что он обеспокоен.

— Миссис Гарриэт?

— Да. Она только что приехала. Поторопитесь.

Я быстро принял душ, а Маццо тем временем принес свежий костюм.

— Что она делает здесь? — спросил я, одеваясь.

— Откуда я знаю? Она здесь, вот и все.

— Одеть маску?

— Нет. Она будет через минуту. Выходи и жди ее.

Я прошел в гостиную. Беспокойство Маццо передалось и мне. Что делает здесь старуха и зачем я ей понадобился?

Ждать мне пришлось недолго. Дверь в гостиную отворилась, и вошла миссис Гарриэт с пуделем на руках.

— Удивлены? — улыбнулась она еще в дверях.

— Приятно удивлен. — Я улыбнулся ей ослепительной улыбкой кинозвезды.

— Да-да, — она уселась на стул. — Я слышала о вас много хорошего, Джерри. Мистер Дюрант доволен.

Я немного успокоился и тоже сел.

— Мне за это платят.

— Теперь уже недолго осталось. — Она внимательно разглядывала меня, все еще улыбаясь. — Подписать кое-какие бумаги, появиться пару раз в офисе, а потом вы можете возвращаться в Голливуд и снова начать свою карьеру.

Это был момент для пробного камня.

— Миссис Гарриэт, — сказал я, подарив ей свою лучшую улыбку, — как это ни прискорбно, но положение дел меня не устраивает.

Взгляд ее маленьких темных глаз стал тяжелым.

— Не устраивает? — переспросила она.

— Нет. Но зная, как вы сочувствуете мне и как цените мой талант, я думаю, что вы пойдете мне навстречу.

Она подняла брови:

— Что же вас не устраивает, Джерри?

— Мистер Дюрант обещал мне платить тысячу долларов в день за роль вашего сына.

Она наклонила голову: и ее глаза блестели, как мокрые черные камешки.

— Это щедрое вознаграждение, и вы согласились. — Она всматривалась в меня. — Вы хотите больше?

— Нет. — Я снова одарил ее улыбкой. — Вы умная женщина, миссис Гарриэт. Поставьте себя на мое место. За мной постоянно следят, и я фактически пленник. Честно говоря, я не доверяю мистеру Дюранту.

— Пленник? — Она рассмеялась. — Просто необходимо соблюдать секретность. Вы должны понимать это.

Может, вам плохо с Маццо? Я приказала ему хорошо кормить вас и развлекать.

— Чтобы восстановить мое доверие, я хочу быть уверен, что мне платят тысячу долларов в день, миссис Гарриэт, — сказал я, улыбаясь.

— Дорогой Джерри! Ведь у вас ежедневные чеки. Мистер Дюрант все устроил. Конечно же, деньги идут на ваш счет.

— Каждый может зайти в Национальный Банк Чейза, взять пачку кредитных бланков. Кто угодно может выписать на них тысячу долларов на имя Джерри Стивенса и расписаться. — Я перестал улыбаться. — И хотя я неудачливый актер, но я не дурак. Чтобы меня все устраивало, я хочу позвонить в Национальный Банк Чейза и спросить, имеют ли они кредитный счет на мое имя. Эти телефоны, — я махнул рукой на стол, — отключены. Я хочу позвонить с неотключенного аппарата. И когда я услышу, что деньги, обещанные мне и заработанные мною, лежат на кредитном счету на мое имя, тогда меня снова будет все устраивать.

Она долго разглядывала меня с непроницаемым лицом.

— Мистер Дюрант не захочет, чтобы вы пользовались телефоном, Джерри. Вы должны понимать это.

— Значит, миссис Гарриэт, вы говорите, что мне не дадут говорить по телефону. Я не собираюсь спрашивать вас, почему. Я просто прошу вас выслушать меня. Пока я успешно играл вашего сына, я делал то, что требовалось. Теперь ваша очередь. Если мне не дадут позвонить в банк завтра в десять часов утра, я отказываюсь работать с вами.

Она опустила взгляд на пуделя и погладила его. Затем снова подняла глаза на меня и, улыбнувшись, кивнула.

— Для актера вы очень умны, Джерри. — Она поднялась со стула и пошла к двери. — Я устрою этот звонок.

Я вскочил и распахнул перед ней дверь. Она остановилась и положила руку мне на рукав.

— Такой умный молодой человек и никому не верите.

Я посмотрел ей прямо в выцветшие старческие глаза.

— А вы доверяете кому-нибудь, миссис Гарриэт?

Ее губы дрогнули в едва заметной усмешке.

— Я слишком стара для этого, дорогой Джерри, — ответила она и вышла.

 

Глава 6

Мне не хотелось, чтобы Лоретта пробралась в мою постель, пока я сплю, и поэтому я решил дождаться ее.

Маццо сервировал мой ужин и заодно сообщил, что миссис Гарриэт сегодня устала и легла рано. При этом он все время обеспокоенно поглядывал на меня. Наверняка ему хотелось узнать, что говорила мне старая леди, но он помалкивал.

После ужина я попытался почитать, но мысли мои были далеко. Я выиграл первый бой у старухи и был уверен, что когда мне позволят позвонить в банк, то деньги будут уже там. Я пошел с козырной карты, пригрозив прекратить сотрудничество.

Чувствовалось, что их зловещее предприятие подходит к развязке. Дюрант приедет из Вашингтона с готовым договором, на котором нет моей подписи. И вот тут будет мое время. Миссис Гарриэт и Лоретта ненавидят друг друга, и, по-моему, каждая хочет заграбастать империю Фергюсона. А вот Дюрант… На чьей он стороне? Тот факт, что стоило ему уехать в Вашингтон, как тут же появилась миссис Гарриэт, подсказывал мне, что он на ее стороне. А Маццо на чьей? По его озабоченному виду я решил, что он на стороне Лоретты.

Кто распорядился убрать Ларри Эдвардса и Чарльза Дювайна? Миссис Гарриэт? Лоретта? Пожалуй, что миссис Гарриэт сделала это в паре с Дюрантом. С такими деньгами раз плюнуть нанять убийц и устроить несчастный случай. Может, Маццо и не был убийцей, как я думал раньше. Тем более что мне казалось, что он неплохо ко мне относится. Так что, если правильно взяться за дело, то я смогу переманить эту Гориллу на свою сторону.

Но ведь был еще Джон Меррилл Фергюсон. Действительно ли он болен или просто пленник? Мне сразу вспомнились стальные прутья на окнах. Мои апартаменты в правом крыле дома, и до него было далековато, но мне очень хотелось увидеть его. Двери у меня не запирались, но во дворе была охрана. Смогу ли я проскочить в левое крыло незамеченным?

Я обдумывал свои шансы, когда в комнату неслышно скользнула Лоретта.

— Ты почему не в постели? — Она была в халатике и босиком. Лицо ее было бледным, с темными кругами под глазами.

На часах было начало второго ночи.

— Я ждал тебя.

Она села на стул напротив меня:

— Что это старая сука тебе наговорила?

Я смотрел на нее и видел, что она еле сдерживает ярость.

— Да так, ничего важного. Она довольна тем, как я играю роль ее сына.

— И все? А обо мне?

— Больше ничего.

Она глубоко вздохнула и немного успокоилась.

— Это ублюдок Дюрант попросил ее приехать. — Она говорила тихо, но голос дрожал от бешенства. — Он хотел, чтобы она за мной присматривала в его отсутствие. Пришлось отозвать священника. Он должен был приехать завтра, но из-за этой старой суки все летит к черту.

Я молчал.

— Не знаю, когда еще будет такая возможность, — продолжала она. — Когда Дюрант вернется, она будет здесь постоянно. Что же теперь делать?

Я по-прежнему молчал.

— Да не молчи ты, черт возьми! Ты обещал помочь! Я должна иметь доказательства, что я замужем за Джоном.

— Я здесь делаю то, что мне говорят. Скажи, что мне делать.

— Если ты хочешь заработать два миллиона долларов, то тебе придется делать чуть больше.

— Ты можешь доверять Маццо?

Она озадаченно нахмурилась:

— Ну конечно, могу. А какое он имеет отношение…

— Ты уверена, что он не выдаст тебя миссис Гарриэт?

Она криво усмехнулась:

— Когда-нибудь — возможно, но не сейчас.

Мне не нужен был перевод. Она переспала с Маццо и подцепила его так же, как, она думает, зацепила меня.

Неожиданно мне стало тошно смотреть на нее.

— Дай мне подумать над этим. Может, с Маццо у нас что-нибудь и выйдет, — осторожно предложил я.

Лоретта подозрительно взглянула на мое каменное выражение лица.

— Маццо просто безмозглый дурак.

— Не такой уж он безмозглый. — Мне нужно было выиграть время. — Я обдумаю это.

— Нет, ты сделаешь вот что. Священник пришлет завещание, подписанное двумя свидетелями, теми же, которые засвидетельствуют брачное удостоверение. И завтра ночью я принесу его тебе на подпись.

— Без брачного свидетельства завещание ничего не значит. — Уж чего я не собирался делать, так это подделывать подпись Фергюсона на завещании.

Неожиданно я увидел, что Лоретта смотрит на меня со зловещей улыбкой.

— Ну конечно, ты прав. Вот где мы и используем Маццо.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Отличная идея, Джерри. Ты просто не был уверен, не испугаюсь ли я.

Я молча уставился на нее. По спине у меня пробежал холодок.

— Испугаюсь ли я? — Она тихо рассмеялась. — Нет, Джерри, только не я. Я давно мечтала, чтобы эта старая стерва сдохла. Конечно же — Маццо! Я так и знала, что ты найдешь выход.

Господи, да что она несет?

— Выход? Я что-то не пойму. — Мой голос звучал на удивление хрипло.

И снова та же зловещая улыбка.

— Маццо все сделает для меня. Он проберется к ней в комнату и задушит ее подушкой. Я избавлюсь от нее, а с одним Дюрантом я знаю, как управиться. — Она встала. — Спасибо, Джерри. Ты не пожалеешь и получишь свои два миллиона. Ты их заработал.

Я был так поражен и испуган, что молча смотрел, как она вышла из комнаты. Несколько минут я сидел, не в силах думать о чем-либо, потом заставил себя пойти в душ и подставил голову под холодную воду. Вытирая лицо полотенцем, я ходил по комнате. Паника моя немного улеглась.

Эта баба — просто опасный псих! Предположим, она заставит Маццо прикончить старуху? Он же болван. Секс и деньги для него достаточно серьезный довод. Затем, предположим, что-то пойдет не так. Может, врач не будет удовлетворен причиной смерти? Или вызовут полицию? Лоретта такая стерва, что если ее зацепят, то она потянет и меня. Скажет полиции, что это была моя идея! Что я был ее любовником! Разве они поверят, что меня похитили и держали пленником?

Нужно сматываться из этого проклятого дома. Внезапно мне стало плевать на деньги. Плевать, убьют старуху или нет. Только бы бежать отсюда.

Я подошел к окну. Наверняка пара охранников там внизу. И еще двое у окон спальни. Как раз ситуация из фильма. Конечно, при удачном раскладе мне удалось бы добраться до ворот. Мне почему-то казалось, что охрана стрелять не будет. Конечно, погонятся, если увидят, но не для того чтобы убить. Пока я не подписал последних документов, жизнь моя вне опасности.

Я принял решение: попытаюсь прямо сейчас, и будь что будет.

Пошарив в шкафу, я нашел темно-синий спортивный костюм и пару туфель на мягкой подошве. Переодеться было минутным делом, но мне нужно было какое-нибудь оружие. Покопавшись в столе, я нашел тяжелое пресс-папье, удобно умещавшееся в кулаке, и эластичный бинт. Плотно примотав пресс-папье к руке, я прикинул, что такой удар свалит любого. Выключив свет, я открыл окно и выглянул вниз. До земли было метров пятнадцать и никакой возможности спуститься. Я тихо закрыл окно и, вернувшись в спальню, проверил свои шансы там. Но до земли было столько же и никакой возможности добраться до нее. Поскольку остался только один выход, я тихо открыл дверь и вышел в темный коридор. Пробравшись к лестнице, я заглянул вниз, в холл. В тусклом свете едва различалась фигура охранника, сидевшего у входной двери. Он тихо похрапывал. Не колеблясь, я беззвучно спустился по лестнице в гостиную второго этажа и потихоньку двинулся вперед, надеясь, что ничего не опрокину по пути. Пять долгих минут ушло, чтобы добраться до окна, выходящего на террасу. Едва коснувшись оконной рамы, я замер. А что, если здесь сигнализация? Еще с минуту я шарил пальцами по оконной раме, пока не наткнулся на провод. Значит, если бы я открыл окно, поднялась бы тревога. Следовало бы раньше догадаться, что первый этаж и терраса второго находятся под сигнализацией. Я вернулся к двери и, приоткрыв ее, выглянул вниз, в большой холл. Охранник сидел на том же месте, но уже не спал, по крайней мере не храпел. Неожиданно он поднялся и включил свет. В руке у него был пистолет. Это не очень меня тревожило, так как я был уверен, что стрелять он не будет. Куда больше меня встревожило другое — по лестнице спускался Маццо. Он был в зеленом халате, наброшенном поверх оранжевой пижамы.

— Все в порядке, Марко, — сказал он охраннику. — Я сам справлюсь.

Охранник ткнул пальцем в сторону гостиной.

— Я знаю, — сказал Маццо. — Не беспокойся.

Я тихо закрыл дверь и включил свет в гостиной. Наверное, я все-таки зацепил провод, когда шарил по окну, и сработала сигнализация. С лихорадочной поспешностью я содрал с руки бинт и пресс-папье и сунул их в карман. Буквально через секунду дверь открылась и вошел Маццо.

— Вам что-нибудь нужно, мистер Фергюсон?

— Да так, просто не могу заснуть, Маццо, — сказал я. — Вот решил побродить.

Он ухмыльнулся.

— Похоже, вы решили размяться, мистер Фергюсон, — сказал он, оглядывая мой спортивный костюм. — Но сейчас не надо, лучше завтра.

— Ладно, Маццо, — сказал я. — Завтра так завтра.

Он кивнул и посторонился, давая мне пройти.

— А теперь в постельку, мистер Фергюсон, да? Если вам не спится, я даже могу взбить вам подушку. И не только подушку, мистер Фергюсон.

Я сдался. Охранник в холле, Маццо и сигнализация не оставляли никаких шансов на побег. Но по крайней мере я кое-что узнал. Убежать отсюда не так-то легко.

Маццо проводил меня в мои апартаменты.

— Ты что, сдурел? — рявкнул он, едва закрыв за собой дверь. — Думаешь, отсюда можно сбежать? Да здесь муха не проскочит, ночью даже я не могу выйти отсюда.

— А что, попытка не пытка, — ухмыльнулся я.

— А я говорю, ты сдурел. Тебе шикарно платят. Какого черта тебе еще надо?

Я только посмотрел на него. Неужели он действительно такой дурак?

— Ладно, Маццо, иди спать. Извини, что поднял тебя, — сказал я и прошел к себе в спальню.

Едва Маццо ушел, я подкрался к входной двери и осторожно повернул ручку. Дверь была заперта снаружи.

Прежде чем заснуть, я о многом передумал. Время шло, а я, судя по всему, не мог вырваться отсюда.

Предположим, Лоретта убедит Маццо убрать миссис Гарриэт? Для такой женщины, как она, все возможно. Я должен предупредить миссис Гарриэт! Нужно сказать ей, что Лоретта не жена Джона Фергюсона и что она пытается заставить меня подделать подписи на брачном свидетельстве и завещании. И обязательно предупредить ее насчет Маццо.

Итак, что же будет со мной, если я расскажу миссис Гарриэт о Лоретте? У меня все еще есть козырь — я могу отказаться подписывать все следующие документы. А тут еще Дюрант. Совершенно беспощадный тип. Сможет ли он заставить меня подписывать документы? Мне вспомнились рассказы отца, служившего в армии во вторую мировую войну, — как не выдерживали пыток самые сильные и смелые. А зная Дюранта, можно было понять, что он не остановится ни перед чем, кроме убийства, чтобы заставить меня подписывать документы. Так был ли у меня козырь?

Наконец я уснул и проснулся, когда Маццо вкатил столик с завтраком в комнату.

— Что-то неважно выглядите, мистер Фергюсон. А лучшее лекарство — это томатный сок с водкой.

— Только кофе, Маццо.

— Хотите проехаться по своим владениям, мистер Фергюсон? — спросил он, ухмыляясь.

— Нет. Скажи миссис Гарриэт, что я хотел бы поговорить с ней.

Его маленькие глазки стали настороженными.

— Что ты хочешь ей сказать? — резко спросил он.

— Скажи, что я хочу с ней говорить. — Я слез с постели и ушел в ванную.

Приняв душ и побрившись, я вошел в комнату. Маццо не было. Есть не хотелось, поэтому я выпил кофе, выкурил сигарету и оделся. После десяти я вышел в гостиную.

Маццо сидел в кресле.

— Ты говорил с миссис Гарриэт? — спросил я.

— Слишком рано для нее. — Он ткнул пальцем за спину. — Вон тот телефон работает. Давай звони в свой банк.

У меня был телефон Национального Банка Чейза, куда я и позвонил. Пока соединяли, рой мыслей пронесся в голове. Сказать им, чтобы вызвали полицию? Позвать на помощь? Но все эти мысли исчезли, едва Маццо подошел и стал возле меня.

— Только без лишних разговоров, мистер Фергюсон. Только бизнес. Договорились?

Когда соединили с банком, мне ничего не оставалось, как спросить:

— Имеется ли у вас счет на имя мистера Джерри Стивенса?

— Одну минутку. Кто это звонит?

— Это мистер Джерри Стивенс. Есть ли у вас счет на мое имя с суммой семь тысяч долларов?

— Один момент… Да, мистер Стивенс. Вчера на ваш счет перевели сумму в семь тысяч долларов. Все в порядке.

— Спасибо. А кто…

Лапа Маццо прервала связь.

— Этого достаточно, мистер Фергюсон. Довольны?

Ну по крайней мере я знал, что если выберусь из этого кошмара, то у меня есть семь тысяч долларов.

— Конечно, доволен. Но тем не менее я хочу переговорить с миссис Гарриэт.

— Я не глухой. Уже слышал. Поговоришь. Но она уже старуха и встает поздно. Так что попозже. А теперь, может, разомнемся?

— Попозже. Я подожду.

— Как хочешь. Что-нибудь закажешь на обед?

— К черту обед! Я хочу говорить с миссис Гарриэт, — заорал я.

— Не надо горячиться, мистер Фергюсон. Я поговорю с шеф-поваром, — невозмутимо сказал Маццо, выкатывая столик из моей комнаты. — Только не надо горячиться.

Дверь за ним захлопнулась, и замок, повернувшись, щелкнул.

Прошло больше часа, прежде чем появилась миссис Гарриэт со своим пуделем. Она была одета в черный брючный костюм с темно-красным воротником и манжетами. А россыпь бриллиантов на блузе довершала ансамбль.

— Доброе утро, дорогой Джерри. Маццо передал мне, что вы хотели поговорить. — Она, улыбаясь, присела на стул. — Надеюсь, вы довольны. Маццо сказал, что в банк вы уже звонили и теперь знаете, что деньги вам платят, как обещано.

Я сел напротив:

— Деньги перевели только вчера. И то потому, что я отказался работать на вас. Это не внушает доверия, миссис Гарриэт.

Она по-детски звонко рассмеялась:

— Дорогой Джерри! Вы ничего не смыслите в финансовых делах, правда? Позвольте объяснить. Платить вам по тысяче — это потеря денег для меня. Ведь деньги делают деньги. И даже такая маленькая сумма, как семь тысяч, делает деньги, пусть небольшие, но деньги. Вам собирались заплатить сразу всю сумму по окончании работы, уверяю вас. Фергюсоны всегда платят по счетам. Но тем не менее не надо волноваться, Джерри. Теперь каждый день вам будут перечислять тысячу долларов, и в конце недели вы сможете позвонить и проверить. — Она потрепала пуделя за ухо и улыбнулась мне. — Теперь довольны?

Крыть было нечем, и я пожал плечами.

— Вот и славно. — Она продолжала улыбаться. — Маццо сказал мне, что вы пытались убежать. Ну, разве это не глупо? Мы ведь полагаемся на вас, Джерри. Это все нервы. — Взгляд ее неожиданно стал тяжелым. — Больше этого не повторится, не так ли?

— Если бы я мог, я бы сбежал, — ответил я. — И никаких гарантий я давать не буду.

— Какая жалость, дорогой Джерри! Ну почему вы хотите сбежать, если так хорошо зарабатываете?

— Я хотел увидеть вас, чтобы сообщить, что Лоретта собирается убить вас.

Она подняла брови:

— Вы так думаете?

— Миссис Гарриэт, это кошмарный сон. Лоретта говорит, что договорится с Маццо, чтобы он удушил вас во сне подушкой. Она переспала с ним и уверена, что он сделает все, что она ему скажет. Теперь вы понимаете, почему я хочу сбежать из этого проклятого дома? Говорю вам, вас могут убить, и я буду замешан в этом!

— Очень любезно с вашей стороны, Джерри, что вы так заботитесь обо мне. — Она продолжала гладить пуделя.

— Вы понимаете, что я говорю?

— Конечно, дорогой Джерри, конечно. А что еще говорила вам Лоретта?

Я молча смотрел на нее. Я думал, что, когда скажу ей о плане Лоретты, она хоть как-то отреагирует, но не последовало никакой реакции. Она все так же лениво поглаживала пуделя и улыбалась мне.

— Вы с Лореттой с ума посходили, что ли? — Я чуть не сорвался на крик. — Вы что, не понимаете, что в любую ночь вас могут убить?

Она рассмеялась, и ее смех начал действовать мне на нервы.

— Бедный Джерри! Я ценю вашу лояльность. Ничего подобного не случится, уверяю вас.

Меня бросило в пот.

— Ладно. Я предупредил вас. Если вы думаете, что вас не могут убить — это ваши заботы. Я вас предупредил.

— Конечно, Джерри. Это так мило с вашей стороны. А Лоретта не говорила вам, что мой сын умственно болен?

— Да, и то, что он в левом крыле дома под наблюдением врача.

— А то, что она не жена Джона?

У меня отвисла челюсть.

— Вы это знаете? Она говорила?

— Да.

И снова звонкий смех.

— И про священника, который приедет сюда с журналом регистраций, где вы должны подделать подпись моего сына?

— Так вы и об этом знаете. Но там еще завещание…

— Ну, конечно. Бедняжка Джерри. Как вы, должно быть, мучились. Вы прекрасно поработали, заменяя Джона, пока он в отъезде. Вы были так лояльны ко мне, и я буду с вами совсем-совсем откровенной. — она похлопала меня по колену. — Я расскажу вам всю правду, но под большим секретом. Боюсь, мистер Дюрант не одобрит, но ничего. Вы заслужили право знать правду.

Я молча смотрел на нее.

— Теперь, дорогой Джерри, пообещайте мне, что никому не скажете то, что я вам сейчас расскажу. Обещаете?

— Да. Обещаю. — Я должен узнать, в чем дело.

— Вот и славно. Видите ли, это бывало и раньше. Лоретта рассказала эту же печальную историю Ларри Эдвардсу, и он, как и вы, пришел ко мне. Я полагаю, она предложила вам два миллиона долларов за то, что вы подделаете подпись на завещании? — Она задумчиво покивала. — Конечно, обещала. То же самое она предложила Ларри. Я пыталась разубедить его, но он не хотел больше сотрудничать, — она посмотрела мне в глаза, — и я дала ему расчет. — Она покачала головой. — Такой славный молодой человек. Какой ужас, что он попал в аварию.

Во рту у меня пересохло. Это была явная угроза.

— Вы волнуетесь и хотите узнать, в чем дело, Джерри, — продолжала она. — Так вот, Лоретта — законная жена Джона. Они женаты два года. Я не прошу вас поверить мне на слово. Я могу доказать. — Она опустила пуделя на пол, подошла к шкафчику и открыла его. Затем вернулась с большим конвертом. — Посмотрите сами. Вот свадебные фотографии. Это было большое событие. — Она положила конверт мне на колени.

Я просмотрел кучу фотографий: Лоретта в свадебном платье с вуалью, под руку с Фергюсоном в окружении людей — миссис Гарриэт, Дюрант и много незнакомых лиц. И другие фото: Лоретта, разрезающая свадебный торт, она и Фергюсон, пьющие тост за свадебным столом, и так далее.

Я сложил фотографии в конверт и посмотрел на миссис Гарриэт.

— Тогда зачем же она сказала, что не замужем за вашим сыном?

— Это и есть секрет, который мы с моим сыном скрываем последний год. Нам нужна ваша помощь, Джерри. Вы доказали вашу порядочность. И вы должны знать. Вы пообещали хранить тайну, и я верю вам. — Она снова похлопала меня по колену. — Лоретта — умственно больна.

Нельзя сказать, что я сильно удивился. Я давно уже подумывал, что Лоретта не в себе.

— Значит, все разговоры о том, что она не замужем, что ваш сын душевнобольной, что Маццо задушит вас, — это просто бред психопатки?

— Ну конечно, Джерри. Маццо никогда бы в голову не пришло такое. Я ему полностью доверяю.

— Она говорила, что переспала с ним.

И снова дурацкий звонкий смех.

— Бедная Лоретта сексуально неуравновешенна. Она соблазнила и Ларри. — Она хитро посмотрела на меня. — И вас, Джерри, тоже, как я понимаю. Мужчины не могут устоять перед ней, но только не Маццо. Маццо потерял свое хозяйство — назовем это так — во время вьетнамской войны. Отстрелили. Так что Маццо не может переспать ни с одной женщиной.

Несколько секунд я переваривал ее слова.

— Так, значит, вашего сына нет в левом крыле за решетками?

— A-а, так вы заметили те окна? Иногда бывает, что Лоретту приходится переводить туда. И там есть сиделка. А решетки мы поставили после того, как Лоретта чуть не выбросилась с верхнего этажа. У нее редкое заболевание. — Миссис Гарриэт нагнулась, чтобы погладить пуделя, а затем продолжала: — Это все началось, когда у нее случился выкидыш. Они с Джоном очень хотели иметь рубенка. С того момента Лоретта не в себе. У нее начались видения. Мы заметили, что в полнолуние она особенно беспокойна, и решили закрывать ее. Приглашали лучших специалистов, но ничего нельзя сделать. Ну вот, Джерри, теперь вы знаете наш печальный секрет. Мой сын даже мысли не допускает, что кто-то может узнать об этом. Он обожает Лоретту. И я прошу вас потерпеть и работать с нами. Уже недолго осталось.

Я подумал о Ларри Эдвардсе. Очевидно, он отказался работать и попал в аварию. И я не хочу, чтобы это случилось и со мной.

— Спасибо за доверие, миссис Гарриэт, — сказал я самым искренним голосом. — Теперь я знаю все и готов работать дальше.

Она просияла:

— Я так рада. Вы не пожалеете. И не обращайте внимания на то, что говорит Лоретта. Будьте снисходительны к ней. Сделайте вид, что вы готовы ей помочь. В последующие дни она будет все более беспокойной. — Она встала. — И помните, Джерри, у Джона большие связи. А Фергюсоны не забывают тех, кто им помогает. Ну, а теперь позвольте пожелать вам приятного аппетита. Скажите Маццо, чтобы он придумал вам что-нибудь вкусненькое. — Она открыла дверь. — Всего хорошего, Джерри.

После обеда Маццо предложил сыграть в теннис. Я согласился, так как в комнате сидеть не хотелось. Но настроения на игру не было, и Маццо выиграл все партии.

Когда мы переодевались, Маццо задумчиво посмотрел на меня и спросил:

— Опять что-то задумали, мистер Фергюсон? Обычно вы играете гораздо лучше.

— Просто нет настроения. — Я повертел в руках ракетку. — Скажи, Маццо, ты воевал во Вьетнаме?

— Кто, я? — Он рассмеялся. — Во Вьетнаме? Босс шепнул кое-кому на ухо, и меня не призывали. Я слишком нужен ему как телохранитель. А что?

— А я был там. Думал, может, и ты.

— Нет, сэр. Это только для дураков.

После душа я вернулся в гостиную, сел в кресло и задумался. Значит, миссис Гарриэт солгала мне, что Маццо из-за ранения не может спать с женщинами. Зачем? Если неправда насчет Маццо, то, может, и неправда насчет Лоретты. А фотографии? Подделка? Я подошел к шкафчику, где они лежали раньше, и открыл его. Полки были пусты. Когда я вернул конверт миссис Гарриэт, она положила его сюда. А пока я играл в теннис, кто-то убрал конверт. Я вернулся в кресло. Кому же верить?

Кто же был в левом крыле дома, за решеткой. Джон Фергюсон? Или это крыло для Лоретты? А может, обе женщины — психопатки?

Теперь я был уверен, что ночью мне не сбежать. Но днем я могу гулять по парку вместе с Маццо. Из окна моей гостиной был виден подстриженный газон и пара охранников. А в парке, наверное, тоже кто-то есть.

Я был уверен, что смогу избавиться от Маццо, но куда бежать дальше? Имение окружено трехметровой стеной. Смогу ли я перебраться? А тут еще охранники. Я вернулся в гостиную и снова подошел к окну. Из окна был виден большой гараж. Двери были открыты, и можно было различить машины: «роллс-ройс», «кадиллак» и «ягуар». Ворота в имении стальные, но на такой тяжелой машине, как «роллс-ройс», можно их протаранить, и если закрыть окна и дверцы, то охранникам не схватить меня. Пожалуй, это выход.

Я пододвинул стул к окну, чтобы видеть гараж, и начал наблюдение. Было начало шестого вечера.

Минут через десять из комнат, расположенных над гаражом, вышел шофер-японец в серой униформе. Я совсем забыл о нем, а ведь он мог создать проблему. Сумею ли я справиться с ним так же, как с Маццо? Мой энтузиазм несколько поубавился. С японцами тяжело драться. Они быстры, а если еще знают дзюдо или карате…

Я вспомнил, как в одном боевике я играл вместе с японцем и он измочалил меня так, что режиссер был вынужден сказать ему, чтобы он не так усердствовал.

Правда, шофера может и не оказаться, когда я попытаюсь бежать. А будут ли ключи в машине? Если нет, то смогу ли я завести без них машину? И сколько драгоценного времени уйдет на это?

Японец в это время закрыл ворота гаража и ушел наверх.

Завтра утром, вооружившись пресс-папье, я предложу Маццо прогуляться, и наша прогулка закончится у гаража.

Я все еще обдумывал свой план, когда Маццо вкатил столик с ужином.

— Цыплята Мэрилэнд, мистер Фергюсон, — объявил он. — Специально для вас.

— Я говорил с миссис Гарриэт, Маццо, и она сказала, что миссис Лоретта психопатка. Это правда?

Маццо тщательно сервировал мой стол.

— Ты не лезь не в свои дела. Делай свою работу, как я делаю свою, и все будет в порядке.

— И еще, — продолжал я, глядя ему в глаза, — она сказала, что тебе отстрелили яйца во Вьетнаме.

Маццо тупо смотрел на меня.

— Что ты сказал?

Я повторил.

— Я же сказал тебе, что не был во Вьетнаме.

— Да я же не спорю.

— А с чего это она об этом заговорила?

— Лоретта сказала мне, что ты спишь с ней, а я сказал старухе. Вот она и заявила, что ты ни с кем не можешь спать.

— Кто, я? Сплю с миссис Фергюсон? — взорвался Маццо. — Чушь собачья!

— Лоретта сказала мне, что ты у нее на крючке и уберешь миссис Гарриэт, как только тебе скажут. — Я отложил ноле с вилкой и прямо посмотрел на него.

Он молчал. На лбу у него выступил пот.

— Я говорю это тебе, Маццо, потому, что я нужен тебе, а ты нужен мне. Лоретта вполне может убить старуху и повесить это на тебя.

По-моему, я слышал, как трещали его мозги. Он стоял, как громадная обезьяна, не в силах что-нибудь решить.

— Я хочу предупредить тебя, Маццо, обе эти бабы опасны. Глазом моргнуть не успеешь, как на тебя повесят убийство, и не будешь знать, как вывернуться.

Наконец он пришел в себя.

— Заткнись! — рявкнул он. — Еще слово, и я тебе башку оторву! — И вышел, хлопнув дверью.

Однако, как мне показалось, я его крепко напугал. Итак, завтра попробую бежать.

 

Глава 7

Ночь была беспокойной. Несмотря на решимость совершить побег, чем больше я обдумывал свой план, тем больше сомневался. С Маццо я справлюсь, но японец путал все карты. Потом, проблема ключа зажигания. Оставляет ли его японец в машине? Вряд ли, конечно, но ведь кругом охрана, так что, может, и оставляет. И, наконец, стальные ворота. А вдруг они выдержат удар? Но невзирая на все сомнения, я должен решиться.

Маццо прикатил завтрак, когда я брился.

— Привет, Маццо, — сказал я. — Давай-ка разомнемся с утра. Как насчет небольшой пробежки?

Я планировал пробежаться по имению до гаража, а там, увидев «роллс-ройс», сказать, что никогда не видел мотор такой машины, и попросить взглянуть. В гараже я отключаю Маццо, сажусь в машину, и остается надеяться, что ключ будет на месте.

— Сегодня ты едешь в офис, — пробурчал Маццо.

— Что, Дюрант вернулся? — сразу встревожился я.

— Это приказ миссис Гарриэт. Ешь живее.

Но мне уже расхотелось есть. Что случилось? Если вернулся Дюрант, то у меня мало времени. Наскоро перекусив, я последовал за Маццо в спальню, чтобы одеться. Он подал мне костюм, и я похолодел — костюм был мой.

— Не надо одевать маску. Поедешь так. Усек?

— Что-то случилось?

— Хватит болтать. Тебе платят, чтобы ты делал то, что говорят. Одевайся. Мы едем через полчаса. — И он вышел.

Я ошеломленно смотрел ему вслед. Ехать в офис без маски? Это означает одно: вернулся Дюрант с последними бумагами, которые я подпишу, и меня рассчитают. Может даже, он скажет Маццо, чтобы тот отвез меня в аэропорт Майами. А по дороге в аэропорт укол, и я перестану существовать.

Я открыл бар и налил себе виски, полный стакан. Но выпил его, как воду. Потом несколько секунд ждал, когда оно подействует. Ну давай, Джерри, не трусь, ты еще жив. И я решил, что, когда меня привезут в офис, я откажусь подписывать бумаги. Это их приостановит. Что они могут сделать? По крайней мере я выиграю время.

Почувствовав себя увереннее, я одел свой костюм и туфли. После костюма Фергюсона мой выглядел ужасно. Теперь я понял, почему Лу Прентц перестал приглашать меня на обеды. Я выглядел тем, кем я был: безработным опустившимся актером. Но ведь у меня есть в банке семь тысяч долларов! И если я выберусь из этой каши, то куплю себе костюм, отдам долг Лу, и он найдет мне работу. Только бы выбраться отсюда.

— Тебе понадобится твой гримерный набор, — сказал Маццо.

Я и не слышал, как он вошел.

— Да что случилось?

— Делай, что тебе говорят!

Спокойно, сказал я себе, помни, что последнее слово за тобой — не подписывай.

Сложив в коробку маску, усы и брови, а в чемодан костюм, я передал все это Маццо, который сунул коробку тоже в чемодан и щелкнул замками.

— Пошли.

Мы спустились к выходу, где нас ожидало обшарпанное такси, за рулем которого сидел охранник Марко. И тут же появился еще один охранник, который взял у Маццо чемодан.

— Это Педро, — сказал Маццо. — Он позаботится о тебе. Делай, что он говорит… понял?

Я окинул взглядом нового знакомого. Снимаясь в кино, я часто сталкивался со зверскими и бандитскими рожами. Но этот экземпляр взял бы Оскара. Может, он и есть мой палач? Может, это он убрал Ларри Эдвардса и Чарльза Дювайна?

— А ты не едешь? — спросил я Маццо.

Он хитро ухмыльнулся:

— Мне нужно кое-что сделать. Поезжай с Педро. Он позаботится о тебе.

Педро жестом пригласил меня в машину. Шансов сбежать не было. Двое охранников подошли поближе и с интересом наблюдали за нами.

Я втиснулся на заднее сиденье, Педро тоже примостился рядом, и такси тронулось.

— Да не волнуйтесь, мистер Стивенс, — тихо сказал Педро. — Вы делаете свою работу, а я свою, да?

Интересно, какая это его работа?

Когда мы проезжали ворота, я как следует рассмотрел их и теперь был уверен, что, если будет возможность, я смогу протаранить их на машине. Но будет ли такая возможность?

Может, попытаться бежать, когда мы будем входить в офис Фергюсона? Там наверняка будут журналисты, и Педро не сможет стрелять. Я решил попробовать. Педро и охрана не будут гнаться за мной по улице.

Очнувшись от своих мыслей, я вдруг обнаружил, что мы едем не по бульвару, а свернули на боковую улицу.

— Мы не туда едем. — Во рту у меня пересохло.

Педро чуть раздвинул губы в усмешке.

— А мы зайдем с черного хода, мистер Стивенс. Тогда не придется иметь дело с журналистами.

Он словно читал мои мысли. Может, выскочить из машины? Я в отчаянии взглянул на дверцу, но ручек на ней не было.

Тяжелая рука Педро сжала мне локоть.

— Спокойнее, мистер Стивенс. Без глупостей.

Через минуту мы въехали в подземный гараж. Из полумрака вышли трое телохранителей Фергюсона и зловеще встали вокруг машины.

Педро с чемоданом выбрался из машины первым.

— Выходите, мистер Стивенс.

Я вышел из машины, и тут же трое телохранителей подошли вплотную, и ничего не оставалось делать, как пройти вместе с Педро к лифту. Лифт рванулся вверх. Потом Педро повел меня по длинному коридору и, остановившись у одной из дверей, посторонился:

— Не беспокойтесь, мистер Стивенс. Просто посидите здесь и подождите, ладно?

Я прошел в шикарно обставленную комнату.

— Садитесь, — сказал Педро и уселся сам. Затем, окинув равнодушным взглядом комнату, достал «Плейбой» и углубился в него.

Я подошел к окну и с высоты тридцатого этажа смотрел на Парадиз-бульвар: крошечные фигурки людей, словно игрушечные, автомобили, пальмы, море.

Педро неожиданно присвистнул:

— Ого! Вот это киска. Я бы с такой поборолся.

Не обращая на него внимания, я лихорадочно искал выход из положения. Может, выскочить из комнаты и крикнуть: «Убивают!» Может…

Дверь открылась, и вошла Соня Малькольм. Мне сразу стало легче. В этом кошмаре она была единственным нормальным человеком, но не могу же я ее впутывать в это дело. Даже если бы была возможность объяснить ей, в чем дело, она, вероятно, приняла бы меня за психа.

— Мистер Стивенс? — спросила она, глядя на меня. — Прошу пройти за мной.

Я видел, как она смотрит на мой потрепанный костюм и туфли. Наверное, она привыкла к безукоризненно одетым бизнесменам, но тем не менее ее выражение не изменилось.

Я смотрел ей в глаза, пытаясь понять, узнала она меня или нет. А впрочем, как она могла узнать в нищем актере того, кого знала под маской Фергюсона.

Я пошел за ней, а Педро, подхватив чемодан, следовал за мной. Мы свернули по коридору, и я узнал дверь, ведущую в кабинет Фергюсона. А там, за дверью, наверняка поджидает Дюрант с бумагами.

Соня открыла дверь и посторонилась, пропуская меня.

— Мистер Стивенс, сэр.

За столом, где я сидел несколько дней назад, был не Дюрант, а человек, которого я заменял последние дни — ДЖОН МЕРРИЛЛ ФЕРГЮСОН.

Фергюсон поднялся из-за стола и, широко улыбаясь, подошел ко мне.

— Мистер Стивенс! Наконец-то! — Он тепло пожал мне руку. — Удивлены, не так ли? Ну что ж, садитесь и давайте поговорим.

Я опустился в кресло.

— Да вы не волнуйтесь. Я так благодарен вам. — Его голос был дружеским. — Давайте-ка выпьем. — Он подошел к бару и оглянулся на меня. — Немножко рановато для выпивки, но не для шампанского.

Я молча смотрел, как он разлил шампанское и передал мне мой бокал.

— Прекрасная работа, мистер Стивенс. И я хочу выпить за вас.

Все было так неожиданно, что я не смог ответить, а просто поднял бокал и выпил.

— Не думал, что кто-нибудь сможет заменить меня так здорово, как вы, — продолжал Фергюсон. — Мне показали фотографии, где вы играете в теннис, сидите здесь за столом, я также прослушал запись разговора с Уолтером Берном. Безупречная работа!

Его голос звучал так дружески, что я наконец успокоился.

— Мне предложили эту работу, сэр, и я рад, что вы довольны.

— Доволен? Это не то слово! Вы заработали для меня кучу денег, мистер Стивенс… да к черту формальности, давайте проще, Джерри и Джон, ладно?

У меня отвалилась челюсть. Один из богатейших людей в мире предлагает мне называть его запросто по имени.

— Да, конечно, сэр.

Он рассмеялся.

— Ну ладно, я понимаю, тебе нужно время, Джерри. Ты прекрасно поработал. Одурачил прессу и даже моего старого дворецкого. Без тебя я бы не смог попасть в Пекин и заключить нужную сделку. Все, включая ЦРУ, считали, что я дома. — Неожиданно взгляд его стал серьезным. — Я буду говорить откровенно, Джерри. То, что я скажу тебе, не должен знать никто. Ладно?

— Да, мистер Фергюсон.

— У меня есть к тебе предложение, но сначала я хочу спросить тебя, как ты мыслишь свое будущее как актер. Хочешь вернуться в кино? Только честно. Если хочешь вернуться, я пойму, а если готов бросить, то у меня есть для тебя работа, с большими деньгами и прекрасным будущим.

Я сразу вспомнил о Лу Прентце и тех жалких днях, когда ждешь только одного — телефонного звонка. Подумал, каково будет возвращаться в Голливуд, найти маленькую комнатку и снова ждать и надеяться.

— Я открою карты, Джерри, — продолжал Фергюсон. — Твоя прекрасная работа заставила меня задуматься. Я дам тебе постоянную работу в моем офисе. Ты будешь моим двойником. Когда мне понадобится исчезнуть, ты будешь заменять меня. В остальное время тебе найдут какую-нибудь простую работу: перекладывать бумажки. Это будет прикрытием. У тебя будет масса свободного времени. Настоящая же работа — это подменять меня в мое отсутствие и подписывать бумаги, не имеющие большой важности. — Он усмехнулся. — Ты здорово подделываешь мою подпись. Это и есть мое предложение. А теперь об условиях. Если ты согласишься, я готов платить тебе сто тысяч долларов в год плюс квартира и машина. Мы подпишем контракт на семь лет, причем после трех лет работы ты будешь получать еще по десять тысяч каждый год. Ты вправе аннулировать контракт, но сообщить об этом не позднее чем за полгода. — Он снова улыбнулся. — Ты очень нужен мне как двойник, Джерри. Но тебе придется столкнуться со множеством проблем, заменяя меня. Так что ты скажешь?

Я не верил своим ушам.

— Я понимаю, тебе нужно подумать, и я не тороплю тебя. Сначала я хочу, чтобы ты осмотрел свой кабинет, апартаменты, где ты будешь жить, и машину. И если ты согласишься, я беру тебя в штат. Если твои друзья захотят знать, чем ты занимаешься, то скажешь, что ты — мой личный помощник, а люди, работающие в моей корпорации, никогда не говорят о своей работе. Мои работники преданы мне, и я жду того же от тебя.

Он нажал кнопку на интеркоме:

— Мисс Малькольм, зайдите, пожалуйста. — И, подняв на меня глаза, добавил: — Мисс Малькольм — мой личный секретарь — позаботится о тебе. Она знает о замене. Только мистер Дюрант, она и Маццо знают. Можешь полностью на нее положиться.

Вошла Соня.

— Передаю мистера Стивенса в ваши руки, мисс Малькольм, — сказал ей, улыбаясь, Фергюсон. — Вы знаете, что делать.

— Да, сэр.

Как в тумане, я встал.

— Подумай, Джерри. — Фергюсон пожал мне руку. — И до шести вечера дай мне знать.

— Да, сэр, — выдавил я, следуя за Соней.

В голове у меня гудело. Вот это да! Сто тысяч в год, квартира, машина! Легкая работа, много свободного времени!

Ни Маццо, ни Педро, никаких мыслей об убийствах. Просто невозможно поверить!

Соня остановилась у одной из дверей.

— Мы с вами будем в одном кабинете, мистер Стивенс, — сказала она и вошла в громадную солнечную комнату, где стояли два стола с печатными машинками, телефонами, интеркомами. Из кабинета открывался потрясающий вид на море.

— Красиво, да? — спросила она, улыбаясь. — Он, как Господь Бог. Берет людей и делает их счастливыми. Я все еще не могу поверить, что работаю у него.

— Да, похоже, и мне повезло.

— А я видела вас по телевизору. Наверное, хорошо быть звездой?

— Да ничего подобного. Слава Богу, что все позади.

Она рассмеялась:

— О нет. Вы должны рассказать мне об этом. Пойдемте. У вас теперь прекрасный дом и машина…

Мы спустились в гараж.

— Вот она, — сказала Соня, остановившись у голубого «мерседеса» с откидным верхом. — Красавица, да?

Я всегда мечтал иметь «мерседес» и поэтому на всякий случай похлопал его по капоту, чтобы убедиться, что это не сон.

— Изумительно!

Соня открыла дверь и скользнула в машину.

— Поехали. У меня еще куча работы днем.

Я сел за руль, и мы выехали из гаража мимо двух охранников, внимательно смотревших на меня.

— Поворачивайте направо и выезжайте на бульвар, — сказала Соня. — Я скажу, куда ехать.

Господи, неужели это не сон. Я веду свою машину, рядом прекраснейшая девушка! Господи, не дай мне проснуться!

В конце бульвара мы свернули налево, к пляжу. Потом выехали на узкую песчаную дорогу.

— Она ведет на частный пляж мистера Фергюсона, — пояснила Соня.

Впереди показались стальные ворота, и охранник, увидев нас, открыл их. Мы проехали дальше мимо высоких изгородей и пальм, а потом я увидел пляжное бунгало.

— Это?

— Да, их четыре, а это ваше. Мистер Фергюсон больше не пользуется ими.

Мы вышли из машины и подошли к бунгало. Оно было сделано из отличной сосны, с большой верандой, на которой стояли столики, шезлонги, а также то, что миллионеры, очевидно, называют скромным баром. Соня открыла дверь, и мы вошли в дом.

Я прошел в огромную гостиную, где было все: телевизор, стерео-аппаратура, бар, кресла, полированный пол с персидским ковром, шикарный стол с двумя телефонами, картины на стенах.

И это мой дом!

— Здесь еще две спальни, две ванные комнаты и полностью оборудованная кухня. Холодильник заполнен. Ну что, мистер Стивенс? Вам крупно повезло. Это настоящий рай.

Она провела меня по роскошным спальням с телевизорами, телефонами и всем необходимым.

— Миссис Свонсон присматривает за бунгало, — сказала Соня. — Пока вы единственный обитатель. Остальные три пустуют. Она будет готовить для вас. Вам нужно только позвонить по зеленому телефону по номеру 22 и заказать, что вы хотите. Она отлично готовит. Кстати, она же занимается стиркой.

— Здорово.

— Если в холодильнике чего-то не хватает, только скажите ей. — Увидев мое выражение, она рассмеялась. — Все просто. Вы работаете у мистера Фергюсона.

Из-за окна послышался звук подъезжающей машины.

— Это за мной, мистер Стивенс. Нужно бежать. Ну, как будто бы все?

— Нет, еще одно. Зовите меня Джерри.

Она ослепительно улыбнулась:

— О’кей, Джерри. Пока. — И побежала к машине, за рулем которой сидел Педро.

Увидев его, я несколько растерялся. Соня помахала мне рукой, и они уехали.

Я опустился в шезлонг. Нужно было прийти в себя. Ведь еще ночью я опасался за свою жизнь, и вдруг все это!

«Ты будешь моим двойником».

Обдумывая все, я пришел в выводу, что Фергюсон говорил правду. Ему действительно нужен двойник, чтобы провести конкурентов. Причем двойник, который говорит его голосом, расписывается его подписью. И он готов подписать контракт на семь лет, с оплатой сто тысяч в год! Сначала эта сумма показалась мне невероятной, но, поразмыслив, я решил, что для огромной империи Фергюсона — это мелочь. Так что нужно быть круглым дураком, чтобы отказаться от такого предложения.

Приняв решение, я вдруг обнаружил, что уже за полдень и что я проголодался. Как и говорила Соня, холодильник был полон: холодные цыплята, ветчина, салаты, пиво. Я принес все это на веранду и начал есть.

Да, вот это жизнь!

В половине шестого я приехал в офис. Охранник в гараже узнал меня и, кивнув, открыл шлагбаум. Поставив машину, я поднялся на лифте наверх.

Весь день я строил планы. Во-первых, мне нужен был костюм. Позвонив в Национальный Банк Чейза, я попросил их перевести деньги в филиал их банка в Парадиз-Сити. Они обещали сделать это немедленно. Потом я долго купался на пустынном пляже.

Позже заехал в банк и, заполнив необходимые бумаги, получил чековую книжку и снял тысячу долларов, решив, что завтра пойду по магазинам.

В прекрасном настроении я зашел в свой кабинет. Соня печатала на машинке. Увидев меня, она улыбнулась.

— Все в порядке?

— Лучше и быть не может, — ответил я. — Мистер Фергюсон ждет меня в шесть.

— Он уже свободен. — Она щелкнула переключателем интеркома. Через секунду я услышал голос Фергюсона:

— Да, мисс Малькольм?

— Мистер Стивенс ждет, сэр.

— Пусть войдет.

Соня улыбнулась мне:

— Иди, Джерри.

— Если ты не занята вечером, может, поужинаем вместе? — спросил я.

— С удовольствием.

— Вот и хорошо. Я вернусь, и мы что-нибудь придумаем.

Подойдя к двери Фергюсона, я постучал и вошел.

Фергюсон сидел за столом, а напротив примостился в кресле Джо Дюрант. Он холодно взглянул на меня.

Фергюсон поднялся.

— Заходи, Джерри, — приветливо сказал он, но я увидел, что он немного нервничает. — Ну, что ты решил?

— Я согласен, сэр.

Он заметно повеселел.

— Садись. — Он кивнул на кресло. — Я рад. Как дом, машина?

— По-моему, лучше не бывает, сэр.

— Согласен. Контракт у Джо. Семь лет, помнишь?

— Да, сэр.

— Ты получишь аванс. Восемь тысяч триста тридцать три доллара. Месячный оклад. Мисс Малькольм уладит с бумагами.

Дюрант достал из портфеля бумагу и передал мне. Контракт был прост, но я внимательно изучил его. Он гласил, что я являюсь личным помощником Фергюсона, получаю сто тысяч в год и прибавку после трех лет работы. Контракт может быть аннулирован любой стороной с уведомлением за полгода.

Дюрант сунул мне в руки ручку, и я подписал. Потом он вручил мне копию, которая была подписана «Джозеф Дюрант, вице-президент».

— Теперь ты в моем штате, — сказал Фергюсон. — И помни, мои люди не болтают о том, что здесь происходит. Если журналисты будут спрашивать тебя о чем-то, то ты мой личный ассистент, и ничего больше. Понял?

— Да, сэр.

— А теперь у меня есть работа для тебя, — улыбнулся Фергюсон. — Мне жаль, что тебе приходится работать в первый же день, но что поделаешь. Через час я уезжаю. Нужно избежать встречи с прессой. — Он кивнул в сторону ванной комнаты. — Переодевайся и одевай маску. Выйдешь через центральный вход вместе с Маццо. Поедешь в мою резиденцию и будешь там, пока я не вернусь. Я буду через день или два. Как только я вернусь, у тебя будет пара свободных недель.

Мне ужасно хотелось пойти куда-нибудь с Соней, но я помнил, что получаю сто тысяч не за это, поэтому быстро переоделся, одел маску, наклеил усы и брови. Когда я вернулся, Дюрант ушел и Фергюсон был один. Он обернулся на звук открывшейся двери и застыл. Потом медленно поднял руку к лицу. Я тоже поднял руку. Он отступил назад. Я шагнул вперед.

— О Господи! — вырвалось у него.

— О Господи! — сказал я его голосом, а потом уже своим добавил: — Я рад, что вам нравится, сэр.

Он натянуто засмеялся:

— Ты великолепен, Джерри! Черт возьми, словно в зеркало смотришь. — Он подошел поближе и внимательно посмотрел на меня. — Великолепная маска. — Он похлопал меня по плечу. — Никогда не думал, что это возможно. И голос…

Он посмотрел на часы.

— У меня мало времени. — И, нажав кнопку интеркома, сказал: — Я готов, Маццо.

Дверь открылась, и вошел Маццо.

— Отвези Джерри домой, Маццо, — сказал Фергюсон и, повернувшись ко мне, добавил: — Пожалуйста, делай то, что тебе говорит Маццо. И слушай, ты замечательный актер.

— Поехали, — сказал Маццо.

Я последовал за ним в лифт. Когда мы проходили мимо моего кабинета, я хотел предупредить Соню, но Маццо мягко подтолкнул меня дальше.

Журналисты уже поджидали, но охрана оттеснила их и провела меня к «роллс-ройсу». Машина уже тронулась, а репортеры все упрашивали:

— Мистер Фергюсон! Один момент, мистер Фергюсон!

— Эти ублюдки не меняются, — пробурчал Маццо.

А я думал, как всего несколько часов назад хотел таранить ворота на этой машине. Откинувшись, я мечтал о Соне. Мне очень хотелось завязать с ней отношения. О такой женщине я всегда мечтал.

Приехав на виллу, я переоделся, снял маску и вышел к Маццо.

— У меня следующие указания, — объявил он. — Здесь делай, что хочешь. Только не подходи к воротам, где тебя могут заметить. Ясно?

— Значит, мне не обязательно сидеть в комнате? И я могу идти здесь, куда захочу?

— Ну да. Теперь ты один из нас, дружок. Я же говорил тебе, что ты выживешь. — Он ткнул пальцем на зеленый телефон. — Если что-нибудь нужно будет, звони. Ну, я пошел. Я тут с одной девочкой договорился. Ох, и задам же я ей сегодня. Так что ты остаешься один, приятель. И помни, не подходи к воротам. — Он ухмыльнулся и вышел.

Было начало восьмого. Я подошел к окну и взглянул на бассейн. Он выглядел заманчиво. Я переоделся в халат и пошел вниз.

Когда я шел к бассейну, то увидел, как Маццо уезжал на «ягуаре». Я махнул ему рукой, но он не видел меня.

Поплескавшись около часа, я растирался полотенцем, когда появился Джонас.

— Не желаете ли выпить, мистер Стивенс?

— Почему бы и нет? Очень большой и очень сухой мартини.

— Да, мистер Стивенс. — Он пошел к бару.

Вот это жизнь! — снова подумалось мне.

Я уселся в шезлонг, греясь в последних лучах солнца.

Джонас принес бокал:

— На ужин, мистер Стивенс, я рекомендую цыплят под соусом из омаров и салат из креветок. Креветки сегодня на редкость хороши.

Я проглотил слюнки:

— Согласен.

— Где будете ужинать, сэр? В столовой или у себя?

— А миссис Гарриэт?

— Она ужинает у себя.

— Миссис Лоретта?

— Тоже.

— Тогда и я буду у себя.

— Слушаюсь, мистер Стивенс.

Сидя в лучах заходящего солнца и потягивая мартини, было странно вспоминать те дни, когда я голодный сидел у себя в квартирке и ждал телефонного звонка.

Солнце опустилось, и взошла луна. Глядя на нее, я вспомнил слова миссис Гарриэт: «В полнолуние мы запираем ее».

До полнолуния было три дня. Я был уверен, что Лоретта не в себе, но не настолько, чтобы запирать ее! Это уж слишком.

А впрочем, чего волноваться. Я теперь работаю на Фергюсона, я свободен, за мной больше не следят, а Джон Меррилл Фергюсон — невероятно богатый и влиятельный — доволен моей работой.

Чего же еще желать?

Вернувшись к себе, я принял душ, одел легкие брюки и рубашку и прошел в свою гостиную. Джонас уже привез ужин.

Блюда были великолепны. Обидно только было сидеть одному за столом, без Сони. Но мы еще сходим с ней в какой-нибудь ресторан даров моря.

После ужина я побродил по балкону, любуясь луной и парком. Где-то там прохаживались охранники, которые уже не были для меня проблемой. Как все-таки крутит нас жизнь. Еще вчера я боялся, что меня убьют, а сегодня никаких забот.

Докурив сигарету, я взял наугад одну из книг, оставленных Маццо, и, зевнув, пошел в спальню. Может, даже и не буду читать. После отличного ужина можно отлично поспать. Я вошел в спальню и замер.

У окна сидела Лоретта.

 

Глава 8

Еще секунду назад я был уверен в себе и в своем будущем, а теперь все мое благодушие куда-то исчезло.

— Привет, Джерри! — улыбнулась она. — Я долго смотрела на тебя из окна. Ты выглядишь таким счастливым.

Я молча смотрел на нее, не в силах говорить.

В тусклом свете ночника она выглядела потрясающе в своем легком синем халатике, под которым ничего не было. Неужели она пришла ночевать? Меня в пот бросало даже при мысли разделить постель с психопаткой.

— Что-нибудь не так, Джерри?

— Да нет, — выдавил я. — Просто не ждал тебя.

— Нужно поговорить, Джерри. Дюрант вернулся.

— Знаю.

— Ты ездил в офис?

— Да.

— И что он хотел?

— Нужно было подписать кое-какие бумаги.

— А обо мне он ничего не говорил?

— Нет.

— Завещание еще не пришло. Очевидно, будет завтра. Но самое важное, что мне больше не разрешают видеться с Джоном. Охрана говорит, что он слишком болен.

Я вспомнил слова миссис Гарриэт: «Не обращайте внимания на слова бедной Лоретты. Будьте снисходительны. Делайте вид, что сделаете все, что она скажет. В последующие дни она будет все более беспокойной».

— Его комната как раз над моей, — продолжала Лоретта, — и я слышу, как он ходит туда-сюда, не останавливаясь, как зверь в клетке. В последний раз я видела его при опущенных шторах, в полумраке. Тогда он был неподвижен, как камень, и не сказал мне ни слова. А сиделка не позволила мне подойти поближе. И теперь, когда мне не разрешили увидеться с ним, я думаю, что он умирает. — Она ударила кулачком по колену. — Если он умрет, что будет со мной? Старуха загребет все деньги!

Предчувствие чего-то жуткого накатилось на меня.

— Прошлой ночью я пробовала ее дверь. Она запирается теперь на ночь. Потом поговорила с Маццо, но он ее боится. — Лоретта беспомощно развела руками.

Интересно, она действительно говорила с Маццо? А впрочем, не важно. Главное, чтобы она ушла.

— Ты молчишь, Джерри. А я ведь надеюсь на тебя. Мне так нужна помощь. Я ведь заплачу, ты же знаешь. Подумай, два миллиона!

Миссис Гарриэт говорила, чтобы я делал вид, что выполню все, и что в полнолуние они изолируют Лоретту.

— Я ничего не забыл. Но нужно подумать, и уверен, что найду выход.

— Да-да, думай! Они следят за мной. Я думала, что могу положиться на Маццо. — Она подошла ко мне и погладила волосы.

Меня передернуло, и я вскочил.

— Они не должны догадаться о нас. Тебе лучше уйти.

— Господи, Джерри, не верь старой суке. Не верь Дюранту. Верь мне, прошу тебя!

Я посмотрел в ее глаза, полные ужаса, и вспомнил Ларри Эдвардса и Чарльза Дювайна.

— Джерри! Никому не верь! Только мне!

Я проводил ее к двери:

— Не беспокойся. Я на твоей стороне.

— Хорошо, если так, Джерри. Будь осторожен с ними. Они могут убить меня. И тебя тоже.

Ее отчаяние пробудило все мои прежние страхи.

— Я найду выход.

— У нас очень мало времени, Джерри. Я приду завтра ночью.

Я закрыл за ней дверь и нервно прошелся по комнате. По-моему, я окончательно запутался. Нужно смотреть фактам в лицо. Они убили Ларри Эдвардса и Чарльза Дювайна, это вне сомнения. Теперь Лоретта, психопатка она или нет, предупредила, что могут убить и меня. С другой стороны — Фергюсон с его дружеской улыбкой. «Ты очень нужен мне как двойник, Джерри», — вспомнилось мне.

А левое крыло с решетками на окнах, где запирают Лоретту? По ее утверждению — там находится Фергюсон и она слышала, как он ходит по комнате, словно зверь в клетке. Но сегодня утром я видел Фергюсона в офисе. Тогда кто находится в левом крыле дома? Я должен это знать.

Стараясь двигаться как можно тише, я прошел через гостиную и попробовал дверь. Она была не заперта. Охраны не было, как и говорил Маццо. Прикинув свой маршрут, я медленно двинулся по левому коридору, стараясь двигаться бесшумно. Охраны нигде не было.

Целая вечность прошла, пока я добрался до комнат, окна которых были закрыты решетками.

С минуту я стоял в коридоре, прислушиваясь и разглядывая четыре закрытые двери. Потом медленно подошел к ближайшей. Она была заперта. Я приложил ухо к двери и прислушался. Тишина. Вторая дверь была тоже заперта, но то, что я услышал, бросило меня в пот. Это был мерный непрерывный топот ног, словно кто-то, не останавливаясь, ходил по комнате. Потом шаги стихли, послышался мужской кашель и снова топот шагов.

Я отступил от двери. Значит, Лоретта сказала правду! Там кто-то есть! Это не может быть Фергюсон, так как я его видел утром. Тогда кто?

Едва я придвинулся снова к двери, как что-то задело мою ногу. Холодея, я отскочил в сторону и взглянул вниз.

У двери сидел пудель миссис Гарриэт.

Я лежал в кровати, не в силах уснуть, переживая последние события. Кто был человек в левом крыле? В одном я был уверен — это не Фергюсон, как утверждала Лоретта. Но кто же, кто?

Пудель сопровождал меня до двери и, несмотря на мои опасения, ни разу не залаял. Нервы мои были на пределе.

Я пытался утешиться мыслью, что Лоретта все-таки сумасшедшая, и что утром я скажу миссис Гарриэт, как она меня достает, поэтому пора ее изолировать. Тем более что наступает полнолуние.

Изолировать? Но насколько мне помнится, миссис Гарриэт говорила, что комнаты с решетками предназначены для Лоретты. А там уже кто-то есть!

Почувствовав, что все равно не засну, я пришел в гостиную, сел за стол и включил настольную лампу.

Этот дом давил на меня. Происходило что-то непонятное, зловещее и слишком запутанное для моего понимания.

Было без двадцати два, и мертвая тишина стояла в доме. Так я сидел за столом, погруженный в свои мысли, когда неожиданно услышал металлический звук. Я вскочил из-за стола и секунду прислушивался. Потом понял, что обозначал этот звук. Это был ключ в замочной скважине. Я подошел к двери и попробовал ее открыть. Но она была заперта!

Что происходит? Кто закрыл меня?

Я не успел даже попытаться ответить на эти вопросы. Тишину разорвал женский крик, резанувший по нервам. Потом секундное молчание, и тяжелый глухой стук, казалось потрясший весь дом: звук тела, упавшего на землю с большой высоты.

Пот градом катился с меня, пока я стоял, прислушиваясь. Потом послышались голоса, мужские голоса.

— Назад! Не трогайте ее, — голос Маццо.

Ему что-то ответили, но я не разобрал, что именно.

— Вызовите доктора Вейсмана! — рявкнул Маццо.

Значит, погибла женщина. Кто? Лоретта или миссис Гарриэт? Где-то тявкал пудель.

Сначала крик ужаса, а потом стук упавшего тела. Это было убийство!

Среди шума голосов я услышал спокойный голос миссис Гарриэт. Значит, Лоретта! Она ведь говорила: «Они могут убить и меня, и тебя, Джерри!» И они убили ее. Ноги у меня дрожали, и я опустился в кресло.

Через некоторое время щелкнул замок, дверь открылась, и вошла миссис Гарриэт в черном халате с неизменным пуделем на руках.

— Джерри, как хорошо, что вы не спите. Случилось такое несчастье, — скучным голосом сказала она, но глаза ее сияли. — Вы слышали? Бедная Лоретта! Она ходила во сне и упала с лестницы.

Ответить я не мог, даже если бы хотел.

— Сломала себе шею. — Миссис Гарриэт потрепала пуделя за ухо. — Сын будет очень огорчен. Он ведь ее так любил.

Мне неожиданно стало дурно, и я, шатаясь, вышел в ванную. Несколько минут прошло, прежде чем я взял себя в руки и вернулся в гостиную.

— Бедняжка Джерри, — тем же скучным голосом сказала старуха. — Вы такой впечатлительный. Ну-ка, выпейте. — Она подала мне полстакана виски.

Я машинально выпил.

— Вот и умница. А теперь, Джерри, нужна ваша помощь. Доктор Вейсман будет вынужден вызвать полицию.

Я дошел до кресла и сел.

— Джерри! — Теперь ее голос был резким. — Ты здесь, чтобы помогать нам. Прекрати истерику! Слышишь?

Я допил виски и повернулся к ней.

— Что я должен делать?

— Как все считают, Джон находится здесь. А он приедет только через неделю. Я не собираюсь сообщать ему о случившемся, иначе он все бросит и прилетит. Поэтому вы займете его место. Слышите?

— Да.

— Одевайтесь. Я скажу доктору Вейсману, что сын в шоке, но полиция может настоять на беседе. Сделаю все, что могу, но если будете говорить с ними, то скажите, что Лоретта часто ходила во сне. И больше ничего. Впрочем, я думаю, что они вряд ли будут спрашивать. Джон давно их купил. Но на похоронах нужно быть обязательно. А теперь переодевайтесь!

Выбора не было. Я боялся старуху, потому что был уверен, что именно она приказала убить Лоретту, как раньше приказала убить Эдвардса и Дювайна.

Переодеваясь, я подумал о возможности сорвать маску перед полицией и рассказать им все. Но потом вспомнил о Фергюсоне, о его дружеской улыбке, о контракте и о тех страшных днях, когда голодал, ожидая телефонного звонка.

После похорон старуха вернется в Сан-Франциско, и я избавлюсь от нее.

Роскошное бунгало… Соня…

В конце концов это не мое дело. Мне платят не за это. Я поправил маску и решил — не буду совать нос в чужие дела.

Деньги — это власть. Набившее оскомину клише. Но этой ночью я видел это клише в действии.

В маске и в темном костюме я вышел на террасу. Сад, газон, ворота — все было залито ярким светом.

Человек десять здоровенных охранников стояли у ворот. Потом ворота открылись, и въехал сверкающий «кадиллак», по всей вероятности, доктора Вейсмана.

Перегнувшись через перила, я взглянул вниз. Там, на ступеньках лестницы, все еще в голубом халатике, лежало тело Лоретты Меррилл Фергюсон. Рядом с каменным лицом стоял Маццо.

Как он ее убил? Ударом карате? Она, вероятно, увидела, как он подбирался к ней, и вскрикнула. А потом он ребром ладони ударил ее по шее, и уже мертвое тело упало с лестницы.

Какой-то седой солидный толстяк беседовал с миссис Гарриэт. Очевидно, доктор Вейсман. Потом он подошел к Лоретте, осторожно попробовал повернуть ей голову, поднял пальцем веко и встал.

— Ничем не могу помочь, миссис Гарриэт. Бедняжка мертва. Я позвоню шефу полиции Террелу. Не трогайте здесь ничего.

— Один момент, дорогой доктор, — заворковала миссис Гарриэт. — Я хотела бы сначала переговорить. — Она взяла его под руку и увела в гостиную.

Облокотившись на перила, я ждал. Маццо нервно бродил внизу, и я видел, что ему не по себе.

Дверь гостиной открылась, и появились миссис Гарриэт с доктором Вейсманом.

— Мой сын в шоке, доктор, и мне не хотелось бы, чтобы его беспокоили.

— Конечно, конечно. Может, мне дать ему успокоительное?

— Не надо. Просто пусть побудет один.

— Понимаю. А теперь идите и ложитесь, миссис Фергюсон, я все сделаю и, если нужно будет, позову вас.

— Да, если нужно будет, доктор, я к вашим услугам.

Полиция прибыла через десять минут, сопровождаемая машиной «скорой помощи». Двое в гражданском и сержант в форме поднялись по ступенькам.

Я вернулся в гостиную, приоткрыл дверь, чтобы слышать, и вдруг увидел в темноте коридора миссис Гарриэт, которая, не замечая меня, напряженно вслушивалась в голоса.

Все кончилось в двадцать минут. Интересно, сколько старуха заплатит доктору? По нему было видно, что продается он за большие деньги.

Старуха медленно пошла к лестнице и спустилась вниз. А я занял ее место.

— Простите, мадам, что задаю вопросы в такой тяжелый момент, — говорил один из детективов.

— Ничего, ничего, — старуха вытерла платочком глаза, — я готова, а вот сына не надо трогать, он все равно ничего не знает. Ему так плохо сейчас. Он в шоке.

— Мы понимаем, мадам. — Детектив двинулся в большую гостиную, а миссис Гарриэт и доктор Вейсман последовали за ним.

Тем временем тело Лоретты положили на носилки и унесли. Другой детектив о чем-то спрашивал Маццо, а тот пожимал квадратными плечами.

Я вернулся в свою гостиную и упал в кресло.

За окном зарычали моторы, хлопнули дверцы, и полиция со «скорой помощью» уехали.

Дверь открылась, и вошла миссис Гарриэт.

— Вот и все, Джерри. Вы не понадобились. Примите снотворное и ложитесь спать. Вы должны понимать, что для несчастной Лоретты это конец всем страданиям. Вам придется присутствовать только на кремации, но там вас никто не побеспокоит. Спокойной ночи.

Следующие шесть дней тянулись как шесть лет.

Маццо привозил мне еду, но мы не разговаривали. Часами я читал на балконе, а вечером смотрел телевизор. Спал, только если принимал снотворное. И пытался утешиться мыслью, что получаю сто тысяч в год. Но в ушах стоял отвратительный стук упавшего тела, отчаянные глаза Лоретты и ее слова: «Джерри, не верь никому, верь только мне!». Часто вспоминал о человеке, запертом в левом крыле.

На шестое утро, во время завтрака, Маццо наконец заговорил:

— Все в порядке. Расследования не будет. Ее сожгут сегодня в одиннадцать утра.

Как мне хотелось врезать ему по обезьяньей роже и крикнуть: «Ты убил ее, гад!»

Я встал и ушел в ванную.

— Что-нибудь не так? — спросил Маццо.

— Все так. Мне больше ничего не надо. Уходи.

— Говорю тебе, не дрейфь. Одевай маску и костюм.

Мы с миссис Гарриэт и ее пуделем были единственными родственниками. Но когда мы подъехали к воротам крематория, журналисты и телевидение были уже там. Охрана не пустила их за ворота, и слава Богу.

Пожилой священник с профессионально скорбным лицом пробормотал слова соболезнования и приступил к отходной молитве.

Когда гроб въезжал в печь, я опустился на колени. Последний раз я молился, когда был ребенком, и вот впервые за много лет молился, молился за Лоретту.

Прошли еще два дня. И вот, на утро третьего дня, когда я сидел после завтрака на балконе, к дому подъехал «роллс-ройс». Потом появились Джонас с чемоданами, и миссис Гарриэт. Она сказала несколько слов дворецкому, села в машину и укатила.

Я с облегчением вздохнул, но тут вошел Маццо.

— Сегодня поедешь в офис. Одевайся.

Он привез меня на «ягуаре» в контору. Охрана, как всегда, быстро отрезала журналистов, и мы поднялись в кабинет Фергюсона, где ждал Дюрант.

— Заходите, Стивенс, — кивнул он. — Садитесь. Я хотел поблагодарить вас за отличную работу на похоронах и понимаю, как это было нелегко. Мистер Ферпосон уже вернулся, и вы свободны на две недели. Вы отлично поработали, и мы довольны.

— Благодарю вас, сэр.

Дюрант открыл ящик стола и достал оттуда банковский чек.

— Вот ваша зарплата за первый месяц плюс небольшие премиальные.

Я взглянул на сумму: десять тысяч долларов.

— Благодарю, сэр, — и положил чек в карман.

— Вы свободны. Снимайте маску. Ваша одежда во второй комнате по коридору. — Легкая улыбка тронула уголки его губ. — Поезжайте к себе в коттедж. Из города не выезжать и, разумеется, никаких разговоров с прессой не вести.

— Как скажете, сэр.

— Тогда все, Стивенс. Можете идти.

У двери я обернулся:

— Мистер Дюрант, прошу вас передать мои глубочайшие соболезнования мистеру Фергюсону.

— Хорошо. Идите, Стивенс.

Следующие три часа я посвятил покупке нового гардероба. На Парадиз-бульваре был шикарный магазин мужской одежды, и я, что называется, отвел душу. Затем, убедившись, что ничего не забыл, погрузил свои коробки в «мерседес» и поехал к себе.

Охранник у ворот узнал меня и пропустил, не задавая вопросов. Подъезжая к бунгало, мне пришло в голову, что я променял одну тюрьму на другую. Но, с другой стороны, я наконец убрался из этого зловещего имения Фергюсона, и у меня были деньги.

Распаковав свои покупки, я позвонил в офис Фергюсона и попросил к телефону мисс Малькольм.

— Это Джерри Стивенс. Хочешь, поужинаем вместе?

Она рассмеялась моей напористости:

— Хорошо, согласна.

— Только я не знаю города. Ты знаешь какой-нибудь приятный ресторанчик у моря? У меня куча денег, так что мы можем роскошно провести время.

Она на секунду задумалась:

— Пожалуй, есть такой. «Альбатрос». Я слышала, там прекрасно кормят, но и цены у них кусаются.

— Вот и отлично. Я заеду за тобой. Где ты живешь?

— Не надо. Встретимся в ресторане. У меня есть машина. Тем более что мой дом будет трудно найти.

— Красивую девочку я найду, где угодно. Какой адрес?

— Я буду в ресторане в половине девятого, — отрезала она и повесила трубку.

Не хочет говорить, где живет. Что ж, мало ли какие у нее причины.

Самое главное, что она согласилась поужинать со мной. Однако любопытство побороло, и я попытался найти ее адрес по телефонной книге. Но его не было в справочнике. Впрочем, она ведь новый секретарь, и адрес с телефоном просто не успели впечатать.

После обеда я пошел на пляж. Купался, загорал и снова купался. Потом прикорнул под пальмой, и мысли мои снова вернулись к Лоретте, к похоронам, к предсмертному крику, полному ужаса. Мне стало жутко и одиноко. Я резко встал и огляделся. Пустынный пляж и тишина. Всю жизнь я общался с другими людьми, и одному мне было не по себе, особенно когда одолевали черные мысли. Я медленно вернулся в бунгало, но мертвая тишина давила на меня еще больше, чем на пляже. Предчувствие чего-то страшного не давало мне расслабиться и наслаждаться этим шикарным домом.

Вот если бы здесь была Соня! Тогда все было бы по-другому. И тут до меня дошло, что я просто влюбился в нее с первого взгляда, с того самого момента, когда увидел ее. И если бы она была здесь, я был бы счастлив.

А она? Как она ко мне относится? Только дружески? Ведь я теперь не безработный актер, а личный ассистент одного из самых могущественных людей в мире. И оклад у меня просто огромный.

И потом, если я в нее влюблен, почему она не может меня полюбить? Эх, если бы так! Неожиданно загоревшись желанием поскорее уйти из дому, я принял душ, побрился, надел светло-серый костюм, такую же рубашку и темно-красный галстук. Оглядев себя в зеркале, я остался доволен. Очень элегантно и изящно. Затем я решил, что сначала поеду в «Альбатрос» и закажу стол поудобнее, а потом проедусь и посмотрю город.

Едва я подошел к двери, как зазвонил телефон. Это было так неожиданно, что я несколько секунд смотрел на аппарат, прежде чем снять трубку.

— Да?

— Мистер Стивенс? — осведомился мужской голос.

— Да. Кто это?

— Мистер Стивенс, я Джек Маклин, инспектор отдела кадров нашей корпорации. — Голос у него был тихий, но уверенный, как у человека, привыкшего повелевать.

— Вот как? Чем обязан? — Его должность не произвела на меня никакого впечатления.

— Как новый человек, вы, наверное, не успели ознакомиться с правилами нашей корпорации.

— Я даже не знал, что таковые существуют, — ответил я усталым голосом.

— Понимаю, мистер Стивенс. Я послал вам копию. Вы получите ее завтра утром. Прошу вас внимательно изучить все пункты.

— Непременно. Спасибо, что позвонили, но я спешу.

— Мне очень жаль, мистер Стивенс, но одно из наших основных требований — это никаких личных отношений между служащими корпорации.

Я опешил.

— Что-то не пойму вас.

— Насколько я знаю, вы пригласили мисс Малькольм на ужин.

— А вот это не ваше дело! — рявкнул я.

— Мисс Малькольм тоже работает недавно и не знала об этом требовании, — продолжал он, словно не слыша меня. — Но ее уже проинформировали.

Я лишился дара речи от ярости.

А он все бубнил свое:

— Кроме того, мистер Стивенс, поскольку вы живете в одном из владений мистера Фергюсона, вам запрещено принимать там гостей.

— Послушайте, вы! — прорычал я. — Я личный ассистент мистера Фергюсона, и мне плевать на правила!

— Что касаемся вас, мистер Стивенс, то, возможно, и так. Но мисс Малькольм подчиняется мне и делает то, что я ей приказываю, — отрубил он и повесил трубку.

Дрожа от ярости, я набрал номер офиса.

— Корпорация Фергюсона, — ответил приятный женский голос. — Что вам угодно?

— Соедините меня с мисс Малькольм, — рявкнул я.

— Простите, сэр, это личный звонок?

— Да какая разница?!

— Одну минутку, сэр.

После долгой паузы она заговорила снова:

— Мисс Малькольм не может подойти. Может, вас соединить с инспектором отдела кадров?

Я бросил трубку. Да что же происходит, черт возьми?

 

Глава 9

Тихо шелестели пальмы под синим небом. Теплый океан безмолвно мерцал в сиянии дня. Я сидел на веранде, тупо глядя на эту волшебную картину.

«Мисс Малькольм подчиняется мне и делает то, что я ей приказываю» — эхом звучало в голове.

Если этот стервец думает, что будет и мне приказывать, как жить, то его ждет сюрприз. Я не дам ему влезть в мою с Соней личную жизнь.

Я сел в машину. Охранник у ворот узнал меня и, кивнув, поднял шлагбаум.

Время было начало шестого. И хотя я не имел представления, когда заканчивается рабочий день в корпорации Фергюсона, я надеялся, что выходить они будут через черный ход, то есть со стороны гаража. Во всяком случае, это единственное, что мне осталось.

Остановив машину неподалеку от гаража, я припарковал ее и приготовился ждать.

После шести вечера началось целое столпотворение. Сначала из гаража пошел поток машин. Это выезжали те, кто занимал должности покрупнее. Потом, уже пешком, начали выходить остальные.

Я завел мотор и напряженно вглядывался в лица женщин. Казалось, не будет конца людской реке. И, наконец, увидел Соню. Она шла отдельно ото всех, ни с кем не разговаривала.

Я дал ей свернуть на бульвар, а потом медленно поехал следом. Но едва машина оказалась на бульваре, как мне пришлось резко увеличить скорость, так как я оказался в потоке машин, нетерпеливо сигналящих на любую попытку ехать медленнее. Тихо ругаясь, я проехал мимо Сони и теперь видел ее только в зеркале заднего обзора. К счастью, я вовремя увидел освободившееся у тротуара место и, припарковавшись, выскочил из машины. Только бы не потерять Соню из виду! Ведь я не знал, где она живет. Наконец, увидев ее в толпе, я ринулся к ней, но она вдруг свернула на боковую улицу. Расталкивая прохожих и даже не огрызаясь на их комментарии, я вскоре догнал ее.

— Соня!

Она резко обернулась:

— Что тебе нужно?

Это уже не была та Соня, о которой я мечтал. Лицо у нее было совершенно каменное, но в глазах был испуг.

— Соня! — Но договорить мне не удалось.

— Оставь меня в покое, — холодно сказала она. — Я не желаю с тобой разговаривать.

— Послушай, не обращай внимания на этого стервеца Маклина. Я личный ассистент мистера Фергюсона и не подчиняюсь их правилам! Если я приглашаю тебя на ужин, то это моя проблема…

— Не ваша, мистер Стивенс, — перебила она. — Теперь вы послушайте. Я столько мечтала об этой работе. А мистер Маклин предупредил меня, что если я буду путаться с тобой или с кем-нибудь еще из сотрудников, то меня сразу уволят. А теперь уходи! Я не променяю эту работу ни на одного мужчину! И если ты не оставишь меня в покое, то я пожалуюсь мистеру Маклину.

Она повернулась и пошла прочь.

— Плохо дело, — сказал за спиной знакомый голос.

Я обернулся и увидел улыбающуюся физиономию Маццо.

— Бабы все стервы, — продолжал он. — Но она права. У нее шикарная работа, так что, Джерри, подумай сначала о ней, а потом уже о себе.

Я молча уставился на него. Никогда не ожидал от Маццо подобных речей.

— Пошли лучше выпьем, — предложил он.

Я заколебался, но потом вспомнил, что это он убил Лоретту.

— Пошел ты со своей выпивкой, — и прошел мимо него к «мерседесу».

Соня сильно разочаровала меня, но, поразмыслив, я понял, что она, должно быть, так же одинока, как я. Но такая работа значит для нее все, а я — ничего.

Итак, с Соней кончено. Но что делать дальше? Возвращаться домой и сидеть одному? Нет, не хочу. Пойти в ресторан? Одному опять-таки не хотелось. Потом вспомнились друзья в Голливуде, которые покинули меня, когда я остался без денег, но которые с радостью прилетели бы, узнав, что я зарабатываю сто тысяч в год. Эту мысль я сразу отбросил. Такие друзья мне ни к чему.

Нужно найти какое-то занятие, чтобы убивать время и избавиться от одиночества. Вот тогда мне пришла в голову мысль: а что, если написать о том, что произошло со мной с тех пор, как Лиз Мартин, секретарь Лу Прентца, позвонила мне? И роскошное бунгало не будет таким тоскливым, если я буду печатать о том, что заменял Фергюсона, об убийствах Ларри Эдвардса, Чарльза Дювайна, Лоретты, о миссис Гарриэт и ее пуделе, о Маццо и Дюранте. Я напишу это как детектив, только поменяю имена и место действия. Единственный, чье имя не буду скрывать, — это Лу Прентц. Ему бы ужасно понравилось быть персонажем детектива. История получится невероятной. Можно будет даже издать книгу или, скажем, продать сюжет в Голливуде и сыграть главную роль.

Корпорация Фергюсона не будет возражать против такой книги, если я изменю имена. Все равно никто не поверит, что такое может произойти на самом деле. Но тем не менее я подожду семь лет, пока не кончится контракт. Уж сто тысяч в год я не собирался терять. А вот напишу я все это именно сейчас, пока все события свежи в памяти. И мое бунгало будет идеальным местом для работы. Там никто не будет мне мешать. Утром я буду писать, потом отдыхать, купаться, загорать и снова писать.

Не откладывая, я поехал вдоль бульвара и вскоре нашел магазин канцелярских товаров. Там я купил электрическую пишущую машинку, несколько пачек бумаги. Погрузив все это в «мерседес», я вдруг обнаружил, что чувства одиночества как и не бывало. Мне не терпелось приступить к работе.

В бунгало меня встретила большая пожилая негритянка, представившаяся миссис Свонсон. Та самая, о которой мне говорила Соня.

— Если желаете что-нибудь на ужин, мистер Стивенс, только скажите.

— С удовольствием. — Это было кстати, так как я не хотел ужинать в городе.

— Я приготовлю бифштекс.

— Прекрасно, миссис Свонсон. Как раз то, что нужно.

— Ужин будет с восьми, мистер Стивенс.

Как только она ушла, я достал пишущую машинку. Убедившись, что не потерял навыков печатания, я налил себе виски, сел на веранде, набросал имена людей, о которых собирался писать, и тут же их словесные портреты, совсем не похожие на оригиналы.

После отличного ужина я отправил домой миссис Свонсон, выдал ей пять долларов премиальных, чем она была ужасно довольна.

Потом сел за стол и печатал до двух часов ночи. Почувствовав, что устал, я собрал отпечатанные листы, спрятал их в стол и отправился спать.

Уже засыпая, я вспомнил о Соне, но она теперь казалась далекой и бесцветной. Я больше не нуждался в ней…

Шесть дней, а иногда ночей, я печатал свой роман. Когда приходила миссис Свонсон, чтобы убрать и приготовить поесть, я купался и загорал на пляже. Наконец-то у меня появилось занятие, и теперь я не чувствовал себя одиноким, поскольку был полностью поглощен книгой.

На шестой день, вечером, я, как всегда, увлеченно печатал, как вдруг услышал звук подъезжающей машины. Я сразу подумал о Дюранте. Если он войдет и увидит, чем я занимаюсь, то сразу сообразит, в чем дело.

Я быстро спрятал отпечатанные листы в стол, а машинку сунул под кровать в спальне.

На веранде послышались шаги. Я мысленно собрался и вошел в гостиную.

На пороге стоял Джон Меррилл Фергюсон.

Уж кого я не ожидал увидеть, так это именно его.

— Привет, Джерри, — сказал он и прошел в комнату. — Надеюсь, я тебя не побеспокоил?

Я облегченно вздохнул:

— Нет, что вы, сэр! Мне все равно нечего делать. Хотите выпить?

— Нет, спасибо. — Он подошел к столу и сел рядом в кресло. — Я хочу поговорить с тобой.

Я сел напротив.

Фергюсон привстал, выключил настольную лампу, и мы остались в полумраке ночника.

— Ну как, Джерри? Наслаждаешься жизнью?

Что же это значит, черт возьми? С чего это один из богатейших в мире людей вдруг заинтересовался, как живет его служащий?

— Все в порядке, сэр. Спасибо. Вы так много сделали для меня.

Он рассеянно кивнул:

— Чем занимаешься?

— Да, так. Купаюсь, загораю. Здесь здорово. И город прекрасен.

Он внимательно посмотрел на меня:

— Я хочу, чтобы ты кое-что сделал для меня, Джерри.

Я ожидал этого. Вряд ли он приехал бы просто так.

— Бога ради, сэр. Что хотите.

— Маска и грим здесь?

— Конечно, сэр.

— Я хочу, чтобы ты поехал вместо меня в резиденцию.

— Как скажете, сэр.

— Моя машина здесь. Одевайся и поезжай на мою виллу. Останешься там, пока я не дам знать о себе. Никто не будет знать, что это ты, а не я. Джонаса я предупредил, чтобы ему подавали в мою комнату и не беспокоили меня. Ясно?

— Да, сэр.

— Вот и отлично. Я знал, что смогу положиться на тебя. А теперь иди и одевайся.

И тут случилось нечто ужасное.

Правая бровь Фергюсона отвалилась и мягко спланировала на столик между нами.

Короткое молчание, а потом человек, которого я считал Фергюсоном, тихо застонал и вскочил с кресла. Затравленно оглядевшись, он ринулся к двери. Еще не сообразив, в чем дело, я подставил ногу, и он с грохотом упал на пол. Я навалился сверху и коленями прижал его к ковру. Затем отодрал у него вторую бровь и усы.

— Кто ты такой, черт возьми!

— Пусти! — Он попытался освободиться, но без успеха.

Удерживая его руки всем моим весом, я содрал маску с его лица. Наши глаза встретились, и мурашки поползли у меня по спине. Я все еще помнил слова Маццо: «Такие, как он, часто попадают в автокатастрофы».

На полу лежал Ларри Эдвардс.

Я встал и отскочил в сторону.

— О Господи, Ларри! А мне сказали, что ты мертв!

Он медленно поднялся.

— Мне надо уехать немедленно.

— Никуда ты не уедешь, пока не объяснишь, в чем дело, черт тебя подери! Садись. Я налью выпить чего-нибудь.

Он посмотрел на дверь, потом опять на меня.

— Не стоит, Ларри, — сказал я. — Или ты хочешь, чтобы я врезал тебе как следует?

Поколебавшись, он пожал плечами и сел. Не выпуская его из виду, я налил виски в бокал. Он жадно выпил.

— Так в чем дело? Зачем тебе понадобилось отправлять меня на виллу?

— Мне нужно было выиграть время, — торопливо заговорил он. — Извини, Джерри, но я думал только о себе.

— Не понял. Ну-ка, Ларри, давай с самого начала. Что ты делал, заменяя Фергюсона?

И он рассказал мне все с самого начала. Все было точно по тому же сценарию, что и у меня. Договор у Лу Прентца, отель «Плаза», миссис Гарриэт, похищение, тысяча долларов в день, Чарльз Дювайн, роспись Фергюсона и его голос, и, наконец, его резиденция.

— Ты встречал Лоретту? — спросил я.

Ларри вытер пот со лба:

— Да, я не мог выгнать ее из своей постели. И все эти разговоры о священнике и завещании. Впрочем, у тебя, наверное, было то же самое.

— Она мертва. Они убили ее.

Его передернуло.

— А мне сказали, что она ходила во сне.

— Нет. Я был там и слышал ее крик. Маццо сломал ей шею.

— Да что ты! Маццо не мог этого сделать. Это наверняка Педро. Он у Дюранта для грязных дел и, когда узнает, что меня там нет, наверняка бросится искать меня. Надо убираться из этого проклятого города.

— Но зачем им понадобился второй двойник? Чем ты занимался?

— Я был в Пекине. Фергюсон — душевнобольной. Так что им нужны были мы оба. Ты дурачил американских журналистов здесь, а я китайских чиновников в Пекине. Со мной была целая команда. Они вели переговоры, а я только подписывал бумаги.

— А настоящий Фергюсон?

— Он все время был в резиденции. Знаешь где?

— Знаю. В левом крыле дома. Ну ладно, а зачем ты приехал сюда?

Ларри протянул мне стакан:

— Налей еще.

Я плеснул виски и себе. Ларри глубоко вздохнул:

— Сегодня в шесть вечера Джон Меррилл Фергюсон умер. — И выпил до дна.

Я чуть не подавился своим виски.

— Умер?

— Да, от сердечного приступа.

— А как ты узнал?

— Случайно, просто повезло. Меня закрыли в комнате Фергюсона, когда поднялась суета, и вдруг звякнул телефон. Они забыли отключить его. Я поднял трубку и слышал разговор Маццо с миссис Гарриэт. Он сказал ей, что Фергюсон умер, а она, ну и баба, выслушала это словно прогноз погоды. Потом сказала Маццо ничего не предпринимать, пока сама не приедет. Дюрант в Вашингтоне. И самое главное, она сказала Маццо в конце разговора: «Скажи Педро, что Стивенс и Эдвардс больше не нужны. Он знает, что делать».

Я похолодел.

— Она так и сказала?

— Это ее точные слова. А Маццо сказал, что Педро в Майами сегодня, но завтра приедет и все сделает. Потом она спросила, знаю ли я, что Фергюсон мертв. Маццо ответил, что я заперт в комнате и ничего не знаю. В общем, завтра она приезжает.

— Значит, она приказала убить нас?

— Господи, да сколько тебе повторять?! — Ларри чуть ли не кричал. — Я подождал, пока Маццо уснет, одел маску Фергюсона, подсунул под дверь лист бумаги и вытолкнул ключ из скважины. Потом вышел, прошел мимо охраны. Они знали, что ты двойник Фергюсона, но думали, что я настоящий. А дальше просто. Я сел в «ягуар» и приехал сюда.

— Но зачем ей убивать нас? — Я все еще не мог поверить.

Ларри нетерпеливо отмахнулся:

— Да пораскинь мозгами, Джерри. Договор в Пекине подписан. Фергюсон мертв. А мы с тобой можем доказать, что это мы подписывали документы, и тогда все полетит к черту! Поэтому нас нужно убрать.

— А я, значит, должен был ехать в резиденцию?

Он отвел глаза:

— Да. Прости, я был до смерти напуган. Если бы ты был там, я бы выиграл время, чтобы смотаться.

Я с презрением посмотрел на него:

— Сукин ты сын, Ларри! Меня посылал на смерть, чтобы самому сбежать.

— Ну ладно, ладно. Говорю тебе, я просто здорово перепугался. Мы должны бежать отсюда. Время уходит. Как только Маццо привезет завтрак и обнаружит, что меня нет, за нами начнут охотиться. Слушай, Джерри, я видел, как работают эти люди, у них везде связи. И я буду прятаться до тех пор, пока они не убедятся, что буду молчать. И тебе придется делать то же, если хочешь жить. Одно наше слово может развалить империю Фергюсона, но я не такой дурак, чтобы это сделать. Деньги пока есть и времени часов восемь, чтобы исчезнуть.

Он встал и вышел за дверь. Я даже не пытался остановить его. Если бы не эта бровь, то я поехал бы в резиденцию и завтра был мертв.

Но тем не менее Ларри прав. Надо уезжать отсюда. У меня тоже были деньги, и уехав отсюда, я мог бы позвонить в банк и перевести деньги в любое место. Но куда бежать?

Я проверил бумажник и насчитал около тысячи долларов. План созрел быстро. Сначала в аэропорт в Майами, а оттуда в Нью-Йорк. Там можно затеряться.

Упаковавшись, я вспомнил о своем романе. Его я не собирался оставлять и положил в чемодан. Машинку тоже нельзя было оставлять, они ведь наверняка подумают, что я печатал какое-то заявление. Ее пришлось отнести в машину, на заднее сиденье.

Убедившись, что ничего важного не оставил, я сел в машину. Охранник у ворот сильно беспокоил меня, но он только кивнул и пропустил машину.

Выехав на автостраду, ведущую в Парадиз-Сити, я несколько успокоился, но, несмотря на это, не рисковал ехать с большой скоростью.

Пишущая машинка очень беспокоила меня, ведь рано или поздно они найдут «мерседес», и если увидят машинку — дело совсем плохо. Запросто могут сообразить, что именно я печатал.

Воспользовавшись тем, что движение в этот час небольшое, я остановился на мосту и сбросил машинку в воду. Решив таким образом одну из проблем, я поехал дальше. Из головы у меня не выходили слова Лоретты: «Она беспощадная и опасная старуха. Для нее главное — деньги. Когда он умрет, она унаследует все».

Джон Меррилл Фергюсон мертв. Миссис Гарриэт унаследовала все. Стоило ей щелкнуть пальцами, и убили Дювайна, потом еще раз — и мертва Лоретта. А теперь на очереди я. И где выход из положения? Если я оставлю «мерседес» в аэропорту, они поймут, что я улетел, а с их деньгами и связями могут найти и в Нью-Йорке. Наконец я со всей отчетливостью понял, что если хочу жить, то должен быть осторожным и не расслабляться ни на секунду.

От машинки я избавился, теперь нужно избавиться и от «мерседеса».

Времени оставалось часов семь, пока Маццо обнаружит исчезновение Ларри, а потом и мое.

Подъезжая к Парадиз-Сити, я вдруг подумал, что машину могут узнать. Нужно было свернуть на боковую дорогу, но я опоздал сделать это, поскольку постоянно оглядывался, опасаясь, что за мной следят. Поэтому мне пришлось проехать через город. Однако все обошлось, и я выскочил из города на скоростную трассу.

Машина шла ровно, легко и мощно. Поэтому я мог спокойно обдумывать план дальнейших действий. Поскольку я по-прежнему мчался в аэропорт, то вывод напрашивался сам собой: оставить машину на стоянке у аэровокзала, а самому остаться в Майами или где-нибудь рядом, скажем, в одном из мотелей, которых масса вдоль автострады. Такое убежище невдалеке от Парадиз-Сити будет надежнее всех. Им и в голову не придет искать меня там.

Так я и сделал. Оставил «мерседес» на стоянке у аэропорта, взял такси, не первое попавшееся, а четвертое. Водителю сказал, что хочу найти хороший мотель, чтобы переночевать одну ночь.

— Нет проблем, мистер. Этого добра здесь хватает.

И через час, под именем Уоррена Хиггинса, я поселился в небольшом мотеле. Заспанная девушка, даже не взглянув на меня, подала ключ от комнаты и книгу постояльцев, где я расписался. Потом, зевая, пояснила, как найти мой домик.

Я нашел его без труда. Закрыв за собой дверь, я поставил чемоданы, сел в кресло и облегченно вздохнул. Но усталость брала свое. Даже не приняв душ, я разделся, лег и мгновенно заснул.

Меня разбудил рокот автомобильных моторов. Утреннее солнце заливало маленькую спальню. С улицы доносились голоса, и на секунду меня охватил страх. Я вскочил с постели, прошел в гостиную и, подкравшись к окну, выглянул сквозь жалюзи. У мотеля была обычная суета. Подъезжали и уезжали машины, люди грузили чемоданы или, наоборот, вынимали их из багажников. Но большая часть уезжала.

Было начало десятого. Я принял душ, оделся и вышел. К этому времени осталось только три машины.

Официантка в ресторане шаловливо улыбнулась мне:

— Ага, мистер Лентяй, проснулись? Что будем есть?

Я заказал яичницу с ветчиной и попросил газету.

Она принесла мне «Парадиз Геральд». Я бегло просмотрел все страницы, но сообщений о смерти Фергюсона не было.

После завтрака я подошел к хозяину мотеля, встретившему меня широкой улыбкой.

— Меня зовут Фред Бейн, — сказал он, протягивая руку. — Как спали, мистер Хиггинс? Жалоб нет?

— Все замечательно. Я задержусь здесь. Видите ли, я пишу книгу и не хочу, чтобы меня беспокоили.

— Книгу? — Это произвело на него впечатление. — Нет проблем, мистер Хиггинс, оставайтесь, сколько будет нужно, никто вас не побеспокоит.

— Вы не подскажете, где я могу взять напрокат пишущую машинку?

— Зачем напрокат? У меня есть лишняя. Пожалуйста, пользуйтесь.

— Спасибо. Вы меня очень выручили.

— Да, кстати, мистер Хиггинс, если вы не хотите, чтобы вам мешали, мы можем доставлять вам еду прямо в домик. А чтобы убрать в спальне и гостиной, нужно всего пятнадцать минут.

— Спасибо, мистер Бейн, это как раз то, что мне нужно.

— Надеюсь прочитать вашу книгу, мистер Хиггинс.

Едва я вернулся в домик, как в дверь постучали, и вошла симпатичная негритянка с пишущей машинкой. Она поставила машинку на стол и принялась за уборку.

— Знаете, мистер Хиггинс, мой брат тоже хочет написать книгу, но не знает, как начать. И сюжет у него есть, правда, он не знает, как его закончить.

— Скажи ему, пусть начинает с середины, — сказал я и ушел в ванную.

Когда она ушла, я вытащил свой роман и целое утро перечитывал его.

Было жарко, но мне не хотелось лишний раз показываться на улице.

Перечитывая свое творение, я с удовольствием отметил, что у меня неплохой слог, и, воспрянув духом, я с увлечением продолжил работу. К шести вечера я дошел до того момента, когда Ларри Эдвардс пришел ко мне под видом Фергюсона. В половине восьмого, после прекрасного ужина, я снова сел за машинку и к одиннадцати допечатал последнюю страницу, то есть по настоящий момент.

Потом принял душ и лег спать.

Наутро вместе с завтраком мне принесли газету. О смерти Джона Фергюсона сообщалось на первой странице. Доктор Вейсман рассказал репортерам, что мистер Фергюсон слишком много работал в последнее время. Заключил изумительный контракт с китайцами. Потом тяжелый удар — смерть жены. Все это привело к сердечному приступу. Были и фотографии: печальный доктор Вейсман, опечаленный Дюрант. Газета отметила, что теперь именно мистер Дюрант будет генеральным директором корпорации Фергюсона. Была фотография и миссис Гарриэт с пуделем. Она была убита горем, и пудель был убит горем. Газета сообщала, что она является основным держателем акций и президентом корпорации.

Секретный договор с китайцами заключался в следующем: корпорация Фергюсона будет поставлять в Китай электронику и строить спутники, что позволит Китаю догнать в этой области русских. Сумма договора — два миллиарда долларов.

Два миллиарда! И Ларри и я могли разнести этот контракт в пух и прах. Если кто-то из нас расскажет, сколько документов мы подписали, то впечатление будет не меньше, чем от Перл-Харбор.

Но я помнил слова Ларри: «Одно наше слово может развалить империю Фергюсона, но я не такой дурак, чтобы это сделать».

Впрочем, и я тоже. А мой роман? Вдруг какой-нибудь дошлый репортер догадается, в чем дело? Это вполне возможно, только доказать он ничего не сможет. Тем более что я могу подождать, пока все успокоится. Главное, что этот роман обеспечит мне безбедную старость.

Я рассеянно просматривал газету, когда увидел небольшой заголовок:

СМЕРТЬ КИНОЗВЕЗДЫ

«Ларри Эдвардс, известный по телевизионным сериалам…»

Газета выпала у меня из рук.

Ларри! Меня трясло от страха. Я подошел к бару и глотнул виски, потом закурил. Ларри мертв! Я заставил себя взять газету и дочитать до конца.

Как писала газета, «форд», в котором находился Ларри Эдвардс, был смят в лепешку и отброшен в лес после столкновения с тяжело груженным грузовиком. Трейлер скрылся с места происшествия. Полиция штата делает все возможное, чтобы найти преступника.

Я отбросил газету. Значит, они добрались до него! У Ларри хватило ума бросить «ягуар» и взять напрокат «форд». Но этого оказалось недостаточно. Мне снова вспомнились его слова: «Слушай, Джерри, я видел, как работают эти люди, у них везде связи».

Стараясь подавить растущий страх, я сел в кресло и попробовал рассуждать. Как они могут проследить меня сюда? Но ведь Ларри они нашли! Они могли найти «мерседес» и решить, что я улетел самолетом. Ну, а если они установили, что никто, похожий на меня, не улетал? Догадаются ли они, что я прячусь рядом?

Наверное, нечто подобное чувствует лиса, заслышав лай собак.

В районе Майами более трехсот мотелей и много отелей, неужели они будут проверять каждый?

Я немного успокоился, и тут новая мысль пришла мне в голову. Мой роман! Вот что спасет мне жизнь. Я напишу миссис Гарриэт, что изложил на бумаге всю историю, начиная с отеля «Плаза», и теперь, если со мной что-нибудь случится, все это попадет в полицию. С другой стороны, я дам гарантию молчать, если меня оставят в покое.

Я отпечатал письмо, а потом задумался. А как послать его? Отсюда нельзя, иначе по штампу они узнают, что я рядом с Майами. Нужно найти кого-нибудь, кто отправил бы письмо издалека. Надписав конверт, причем адресовав его миссис Гарриэт, я запечатал его и вышел из домика. На пороге мотеля Фред Бейн ждал посетителей.

Увидев меня, он просиял:

— Привет, мистер Хиггинс, ну, как успехи?

— Порядок, мистер Бейн. У меня к вам есть просьба. Могу я отправить это письмо из другого района? — Я извлек письмо из кармана. — Миссис Гарриэт моя теща. Если она узнает, что я в Майами… — Я подмигнул ему.

Он слегка опешил, а потом кивнул.

— Хорошо, мистер Хигтнс. Наверное, вам, писателям, время от времени надо сбегать из дому. Сегодня уезжает одна семья, я отдам письмо им. Так пойдет?

— Конечно. — Я пододвинул ему десятидолларовую бумажку. — Отдайте им это.

— Будет сделано, мистер Хиггинс.

Я вернулся в домик. Там уже успели убрать. Теперь я чувствовал себя более уверенно. Сев за стол, я допечатал последние события.

«Сейчас я чувствую себя уверенно, — писал я. — Этот роман я упакую и отошлю на хранение Лу Прентцу. Теперь мне остается только ждать, когда миссис Гарриэт получит мое письмо. Она умная и вряд ли станет преследовать меня, поскольку я предупредил ее, что моя история окажется в полиции, если со мной что-нибудь случится, и обещал молчать. Через пару недель я возьму напрокат машину и уеду в Мексику. А еще через несколько месяцев вернусь в Голливуд, сниму дешевую комнатку и снова буду ждать телефонного звонка. Как это ни плохо, но все же лучше, чем быть мертвым».

 

ЭПИЛОГ

Лу Прентц был в мерзком настроении. В приемной его ждали четверо безработных и бездарных актеров, которых не возьмет ни одна компания. А в списке еще четыреста таких же. Это безнадежно. Может, пора прикрыть лавочку? Двадцать пять лет он занимался этим бизнесом. Не пора ли на покой? Пожалуй, что так. Продать дело и уехать с женой куда-нибудь на Багамы.

Дверь кабинета открылась и в комнату ворвался Сол Хэкенштейн. Он был режиссером маленькой, но процветающей телевизионной фирмы, бог весть какими путями прорвавшейся к популярности.

— Привет, Лу. — Сол был огромным, толстым и считал себя чем-то выдающимся, поэтому всегда говорил громовым голосом. — Когда ты наконец купишь себе новый костюм?

Почуяв сделку, Лу вскочил из-за стола и протянул руку.

— Сол! Как дела, красавчик? Выглядишь на миллион долларов! Как бизнес?

— Отлично. Угощайся. — Сол протянул Лу Прентцу сигарету и закурил сам. Потом сел в кресло для посетителей. — Господи, Лу, неужели нельзя найти для задниц клиентов стул помягче?

— Это чтобы побыстрее вести дела. Так что у тебя, Сол?

— Кто эти четверо в приемной?

— Это моя надежда. Хорошие ребята, одни из лучших, — честным голосом сказал Лу.

— Да? По-моему, они годятся, чтобы играть покойников. Ну, ладно, это твоя забота. У меня есть работа для одного из твоих крошек. Я договорился о контракте на двадцать пять серий. Отличный сюжет. Старый добрый Дикий Запад. Нужен актер, который все это уже знает: как драться, обращаться с револьверами. Короче, мне нужен Джерри Стивенс, но на большие проценты не рассчитывай.

Лицо Прентца дернулось, словно от зубной боли.

— Его нет, Сол. Но у меня есть парень, который лучше Стивенса. Он тебе понравится. Громадный, волосатый, ездит на лошади и здорово управляется с револьвером. Успех обеспечен. Его зовут Шейл Макгивен.

Сол покачал головой:

— Мне нужен Стивенс. Мои ребята считают, что это его роль.

— Извини, Сол, разве ты ничего не знаешь?

— Что не знаю?

— Он умер.

— Умер? Не может быть! А что случилось?

— Все, что я знаю, прочел в газете. А он мне был должен пятьсот двадцать три доллара.

— У тебя еще есть время на газеты? Ну, так что произошло?

— Этот болван полез ночью купаться в бассейн в одном из мотелей возле Майами. Они пишут, что он ударился головой, когда прыгал в воду, и утонул.

— О Господи, — вздохнул Сол. — Значит, мы не можем снимать его?

— Да, пожалуй, что вряд ли, Сол. Но меня достала еще одна его выходка. Он перед смертью написал, видите ли, книгу и отправил ее мне. Наверное, окончательно спятил парень.

Глаза Сола настороженно сверкнули.

— Какую книгу? О чем?

— Откуда я знаю, черт возьми? Я не читаю книг, у меня и так забот по горло. Я отдал ее Лиз, она любит читать всякую дребедень. Ей жутко понравилось, но ей все нравится. Ну, так что насчет Шейла Макгивена? Попробуешь?

Сол поднялся:

— Я поговорю с ребятами. Мы ведь хотели Стивенса.

— Я уже слышал, но что поделаешь, он умер.

— Да-да. — Сол стряхнул пепел на ковер. — Все уходят. И мы когда-нибудь уйдем, Лу. Ладно, увидимся. Я поговорю у себя. И купи новый костюм.

Лу проводил его взглядом и, вздохнув, нажал на столе кнопку, вызывая очередного клиента.