Стефи кинула взгляд на заголовок, потом взяла обе газеты и швырнула их в направлении гардероба.

— И давно вы сидите на ступеньках?

— Понятия не имею, — пожал он плечами. — Час, а может два.

Она протянула чашку в его холодную, покрасневшую руку.

— Почему вы не пошли домой?

— Не мог, — в перерывах между глотками проговорил он. — Я должен перед вами извиниться.

Она внимательно изучала Квентина.

Одна половина ее существа хотела принять извинения и вежливо выпроводить его. Другую же раздирали самые противоречивые эмоции. Это было любопытство, смешанное с абсолютно глупыми, но беспокойными чисто женскими переживаниями.

Заметив ее замешательство, Квентин кашлянул и поднял руку вверх, изображая, что сдается.

— Давайте не будем больше ругаться, только разговаривать. Вы совсем не такая, за которую я вас поначалу принял.

Она жестом пригласила его войти.

— Хотите сказать, что неверно обо мне подумали.

Он пристально посмотрел на скульптуру, украшавшую прихожую.

— Я должен объясниться и извиниться. — На его щеке дернулся мускул. — Может, вы сможете понять, почему я вел себя…

— Как ненормальный, — мягко заметила она.

— Я бы сказал: невыносимо и грубо.

Стефи сделала вид, что приняла его дополнение.

— Вы правы, — она одобрительно опустила ресницы, — это больше соответствует вашему поведению, — и накрыла его руку своей. — Пойдемте, Квентин Уард, объяснения и извинения лучше делать на полный желудок. Вы похожи на человека, готового проглотить три тоста.

— Четыре, — поправил он и протянул ей пустую кружку. — И немного кофе.

Ее низкий, вибрирующий смех устранил остатки напряжения. Она хмыкнула, заметив, что от его пальца, испачканного в свежей газетной краске, осталось пятно.

— Ванная на втором этаже, вторая дверь направо, полотенце возьмете в бельевом шкафчике.

Квентин пробормотал «спасибо» и отправился умываться.

Открыв дверцу холодильника, она наблюдала, как он удаляется. Уард признался, что неловко чувствует себя в смокинге, но он, бесспорно, элегантно носил костюм, впрочем, как и джинсы. Она пала жертвой совершенно незнакомого приступа легкомыслия, которое, как ни странно, освежающе подействовало на ее психику.

Она и сама могла дать себе характеристику, но сейчас с готовностью признала: в нем было что-то особенное и неуловимое, что возбуждало ее умственно, эмоционально и физически. Резко встряхнув головой, она попыталась освободиться от этих мыслей, не позволяя им завладеть ею. Может быть, ее женская сущность была слишком долго скрыта, и теперь она начала реагировать на мужчин.

В таком случае надо сразу напомнить себе, что Квентин заинтересован в ней только из-за своего сына. И тут она скорее в пассиве, чем в активе: то есть, вероятнее всего, она доставляет неприятности, а не радости. Стефи пробормотала совсем не дамское ругательство и потянулась за молоком, яйцами и хлебом, а затем поспешно приступила к приготовлению завтрака.

От двери наблюдательные мужские глаза внимательно следили за домашней сценой. С лопаточкой в руке хозяйка дома, казалось, полностью была поглощена созерцанием содержимого сковородки. Квентин внезапно обнаружил, что думает не только о своих проблемах, но и о Стефании.

Презрительная улыбка застыла на его губах. Когда он был еще совсем молодым, то оценивал женщин только по росту и красоте. Именно эта юношеская ошибка круто повернула его жизнь.

Он уже давно понял, что искать надо было не игрушечную Барби, а умственно и эмоционально зрелую женщину, знающую себе цену и стремящуюся к определенной цели, при этом сознававшую, что она станет делать, когда цель будет достигнута.

Теперь он мог ответить только на честное и сильное чувство прямой и уверенной в себе натуры. И Квентин Уард отчетливо понимал, что женщина, готовящая ему завтрак, отвечает этим качествам.

Увидев ее впервые, он не испытал ничего, кроме злобы, поэтому и разглядеть ее толком не успел. Сейчас его взгляд был прикован к силуэту Стефании, высвеченному в мягком и немного туманном луче солнца.

Медные волны волос струились по плечам и спадали на кружева ночной рубашки. Радужки ее глаз, словно призмы, отражали настроение. Квентин уже был свидетелем того, как они трансформировались из охряно-золотистых в кричаще-зеленые. А сейчас он размышлял над тем, какой цвет они приобретают во время прилива любовной страсти.

Более реальная интимная картина встала перед глазами, когда он вспомнил поцелуй в своем кабинете. Он как бы вновь ощутил прикосновение ее мягких полных губ и дразнящие движения языка. Он почувствовал, как напряглось тело. Квентин беспокойно поежился, старательно пытаясь избавиться от этого ощущения, но обнаружил, насколько это трудно при таком близком созерцании ее соблазнительных форм.

Боковым зрением Стефи уловила мимолетное движение тени на линолеуме и быстро повернула голову.

— Вы вовремя, — дружески улыбнулась она. — Берите кофейник и идите за мной. — Она провела Квентина в соседнюю столовую, где квадратный стеклянный столик был накрыт на двоих.

— Не стоило так беспокоиться. — Виноватым взглядом он обвел комнату. Она блестела, словно стеклянная: с серебристыми обоями, гравюрами в хромированных рамках, персикового цвета ковром, гармонировавшим с такими же стульями, цветочными подставками и пальмами около входа. — Кухонный стол вполне сгодился бы для этого. — Быстро поставив чайник на подставку, он выдвинул для нее стул.

— Глупости, — добродушно отклонила она его предложение. — Я посчитала, что вы предпочтете более уютную обстановку для того, чтобы…

— Съесть горькую пилюлю, — подытожил он.

Стефи встряхнула салфетку и положила ее на колени.

— Ваше извинение уже принято. — Темная бровь приподнялась. — Иначе вы не сидели бы здесь. — На лице ее застыла маска, и трудно было понять ее настоящие чувства. — Однако, как я понимаю, вас это не очень оскорбило, мистер Уард.

— Ну, что вы! — заговорил он уже веселее. — Нельзя ли нам отбросить формальности. — Он накрыл ее руку своей и большим пальцем еле заметно провел по запястью. — Я бы хотел называть вас просто Стефи.

— А я предпочитала бы слушать Квентина, — она с удивлением обнаружила, какой холодной и одинокой оказалась ее рука, когда он убрал свою. — Ешьте, — улыбаясь, приказала она. Подняв кофейник, она наполнила кружки и поставила сливки и сахар так, чтобы они оба могли дотянуться до них.

— Как вкусно, — проговорил он, прожевывая тост с маслом. Взгляд его был обращен на нее. — А у вас веснушки. — Его откровенное высказывание застало обоих врасплох и разрядило обстановку до такой степени, что они засмеялись.

— Вы раскрыли мой самый сокровенный секрет. — Она нарочито обиженно надула губы. — Обычно я скрываю их косметикой, — призналась она. — Веснушки никак не сочетаются с деловым имиджем. — И, поколебавшись, добавила: — Они говорят об игривости.

Он чуть было не подавился кофе.

— О-о, — он беспокойно крутил пуговицу. — Для меня это откровение.

Стефи кивнула и приступила к своему завтраку.

— Думаю, что теперь вы готовы выслушать мое объяснение?

Она наблюдала, как ее вилка оставляет жирные полосы на тарелке. — Я же доверяю вам свой секрет, — ее низкий голос прозвучал словно искреннее приглашение.

Квентин уже было собрался ответить, но неожиданно откусил тост. Он преображался, становясь спокойнее и увереннее. Боль, мучившая его в течение долгих лет, воспитала в нем мужество и мудрость. Он многим в своей жизни гордился и внезапно захотел поделиться этим с ней. Зачем унижать себя горестными воспоминаниями? Образ сына возник перед ним. Роберт был самым главным в его жизни. И, может быть, разговор с новым человеком поможет ему оценить свои взгляды с иной точки зрения.

Новый человек — незнакомая Стефания Бранд? Как получилось, что незнакомая женщина начала превращаться в друга и доверенное лицо? Его размышления были прерваны женской рукой, легшей на его ладонь. Квентин безмолвно наблюдал, как она нежно дотронулась до него, а затем сплела пальцы с его пальцами.

Когда он наконец заговорил, то сам изумился, что в нем не было и намека на внутреннюю борьбу:

— Грехи отца. Эта фраза как нельзя лучше выражает суть дела или, по крайней мере, мне так казалось. — Его рот скривился в улыбку. — Я был всего лишь на несколько месяцев старше Роберта, когда попал под влияние взрослой женщины, — продолжая, он понял, что не может открыто смотреть ей в глаза, и сосредоточил внимание на их сомкнутых пальцах. — Андреа была самым обворожительным и пленительным созданием, о котором только мог мечтать мальчишка моих лет. Она одевалась и красилась, ну прямо как модель из журнала «Вог», и это несмотря на то, что была всего-то секретаршей на стройке, где я работал во время каникул.

Она возвышалась среди грязи, бетона, сквернословия и грохота. И казалась надменной и холодной — и я влюбился. Это тебе не хихикающая школьница, подшучивающая и заигрывающая на заднем сиденье машины. Она во всем прекрасно разбиралась. А мне не хватало этого знания. Я хотел познать ее. — Он сделал паузу, чтобы промочить пересохшее горло. — Ее забавляло, что каждый день я клал на ее стол свежие цветы, и, вероятно, умиляло мое пылкое внимание. До сих пор не понимаю, что заставило ее принять мое приглашение пообедать. Вероятно, она решила, что неплохо повеселиться и поесть бесплатно.

Но никто из нас не смеялся, да и обед был одним из многих. Мое внимание было встречено одобрительно. Я был не по годам развит физически, и наши отношения стали в скором времени очень пылкими, а встречи — интимными, и Андреа быстро забеременела.

Квентин услышал, как Стефи вздохнула и крепче сжала его руку.

— Это испугало и разозлило меня. Она была на восемь лет старше и уже давно не девственница. Поэтому я и вбил себе в голову, что она прекрасно предохраняется. Но у Андреа, оказывается, были свои планы. Она знала, что я неплохо зарабатываю, сама она презирала работу. Тут она и решила провести в жизнь свой план, и сказала мне только на четвертом месяце. — Он глубоко вздохнул. — Мы поженились, и через пять месяцев появился Бобби.

Но Андреа не была создана для материнства. Рождение ребенка нарушило ее здоровье и испортило фигуру. Он плакал ночи напролет и мешал ей спать. Наша квартирка была крохотной, а с появлением кроватки и коляски стала еще меньше. Она задыхалась в такой тесноте.

Полагаю, что от меня не было проку. Днями я работал на стройке, а по вечерам ходил в школу. Изнуренный и замученный муж не соответствовал ее понятию о счастливой жизни. Мы практически все время ссорились.

Она ненавидела меня, а я ненавидел ее. На бедного Роба никто не обращал внимания. Через семь месяцев она бросила нас. С бумагой о разводе я получил ребенка и кучу счетов. С тех пор она и не пыталась увидеть сына. Сейчас я даже не знаю, жива ли она, хотя, откровенно говоря, меня это и не волнует.

Стефания заколебалась, но все же спросила:

— Квентин, и как же вы справлялись?

— Как и остальные родители, — он откинул голову на спинку стула, — крутился, как мог. Пришлось бросить занятия. Подыскал работу топографа и везде таскал Бобби с собой. Некоторое время это устраивало меня, но расходы постепенно возрастали, и мне пришлось отказаться от этой затеи. Устроился на полный день и нанял сиделку. — Он вытер со лба пот. — Это были ужасные годы, потерянное время, Стефания. Я даже не могу толком припомнить их. — Он удивился своему голосу. — Помню только, что безумно тосковал по Роберту, не видел его первых шагов, но слышал, как мужа сиделки он называл папой. Каждый раз, глядя на него, я ощущал чувство вины и унижения. Черт! Ведь мне тогда было едва за двадцать, и на мне уже лежала такая ответственность. Иногда я… я… — он пытался подыскать нужные слова, но ничего не получалось.

Он посмотрел на нее в первый раз с тех пор, как начал свой рассказ. Он пытался предугадать, что увидит в ее взгляде — сожаление, осуждение или отрешенность. Но ее мягкие охряные глаза были глубокими, и в них отражалось уважение, восхищение и понимание. Они подбодрили его продолжать рассказ.

— Когда Роберт начал ходить в школу, дела пошли лучше. Я даже смог возобновить мое инженерное образование. Получив диплом, с грошом в кармане и необыкновенным апломбом, я устроился в почти обанкротившуюся компанию и вскоре вернул ее к жизни.

Меня засосала работа и погоня за долларом. Я не успокаивался, пока не добивался того, что задумывал. Надо мной подсмеивались, а я завидовал беспечной жизни друзей. Мне было горько и обидно, и злоба охватывала меня.

Но что действительно больше всего пугало меня, так это боязнь того, что в один день, не успею я оглянуться, Бобби превратится во взрослого человека. Так и произошло, он невероятно быстро возмужал. Мы оба были старше своих лет. Он с нетерпением ждал этого момента, а я проклинал этот день. Чувство вины за недоданное сыну охватило меня снова, я старался восполнить утерянные годы и дать ему то, чего когда-то не хватало.

Мне всегда хотелось, чтобы у него был свой дом с двориком и садом, поэтому я и купил «Седар Хилл», и мы вместе построили дом. Я восхищался нашими взаимоотношениями и считал себя в большей степени другом, чем отцом. И вынашивал надежду, что он превзойдет меня и станет настоящим инженером или, возможно, архитектором, и мы сможем стать партнерами, но его увлекла музыка и…

— И тогда появилась я, — добавила Стефи. — Взрослая женщина, эти счета из цветочного магазина каждый день. Неудивительно, что вы могли подумать…

Он взял ее руку в свои ладони.

— Мне почему-то взбрело в голову, что история может повториться. — Он заглянул в ее глаза. — Стефи, я виноват и…

Она прикрыла его рот ладонью.

— Напоминаю вам еще раз, что вы прощены. — Она помолчала. — Хотя по-прежнему думаю, что уволю его в понедельник. С глаз долой — из сердца вон, — предложила она. — О, да, он вполне может замкнуться. — Она посмотрела, как он отрицательно мотает головой. — Почему вы качаете головой?

— Потому что вы ничего не знаете с подростках, — начал спорить он. — Они не замыкаются и не забиваются в угол. Только принимают все как наказание. Они убегают из дома, становятся бродягами, вступают в разные секты или кончают жизнь самоубийством. Один мальчишка покончил с собой, потому что у него отобрали телевизор.

— Вы начитались газет и позволяете себе, вопреки здравому смыслу, воображать нечто чудовищное, — попыталась протестовать она. — Бобби рассудительный и воспитанный мальчик и вполне может отличить плохое от хорошего. Вы отлично воспитали его. Он не позволит втянуть себя… в какую-нибудь авантюру из-за меня.

— Вероятно, мои родители думали точно так, как и вы, — быстро возразил он. — Я был Робом, был на его месте. Мои родители беспрестанно твердили мне, что передо мной открывается великолепное будущее, и, связавшись с Андреа, я поступаю глупо. Они твердили, что она слишком взрослая для меня, я еще толком не знаю, что такое любовь. Разве я слушал? Нет. — Он хлопнул себя по бедру. — Я был упрямым, мне казалось, что я все уже знаю. Чем больше они старались убедить меня, тем больше я утверждался в своих решениях и тем яростнее защищал ее. Они рисовали мне все в черных красках, а я видел это только в розовом свете. Я ушел от них. А в тот день, когда мы с ней поженились, они лишили меня наследства. И, естественно, пострадали от этого только мы с Робом. Прошло много, много лет, прежде чем мы снова сошлись.

— Роб сын своего отца. — Квентин вздохнул, и морщинки под глазами увеличились. — Прошлой ночью он здорово отстаивал вас.

Стефи моргнула.

— Хорошо, я не стану увольнять его. — Раздумывая, она потерла нос. — Он неверно воспринял обстановку в компании, — пояснила она. — Пока я уверенно и прямо веду корабль, все приветливы и беззаботны.

Ее глаза расширились:

— А если мне изменить поведение: стать строже и серьезнее, и, может быть, грубее? Никаких поощрений, улыбок, подарков и билетов. Ничего такого. Я изменю свое расписание таким образом, чтобы не бывать в офисе в те часы, когда приходит он, а уж если и попадусь ему на глаза, то стану вести себя, как железная леди. — Она обнадеживающе улыбнулась Квентину.

Он провел рукой по ее щеке.

— Железная леди? — Но глаза выражали сомнение.

— Я могу быть злой, — с серьезностью заявила она.

— Не сомневаюсь, — мягким и совсем не подтрунивающим голосом проговорил он. — Но если с вами произойдет такая разительная перемена, Роберт просто обвинит меня в том, что я настраиваю вас против него, и одному Богу известно, что из этого выйдет. — Квентин покачал головой. — Роб влюблен в вас. Он живет в сказочном мире, где вы принцесса, а он прекрасный принц, который берет вас на руки и уносит в…

— В волшебный замок, обложенный конфетами, — пробормотала она, отставляя тарелку на край стола. Она сидела, облокотясь на стол, подперев руками подбородок. — А что если поговорить с психиатром или со школьным куратором? Или… — Она едва не вскрикнула, когда он неожиданно хлопнул по столу.

— Простите, но вы подарили мне прекрасную мысль.

— Я… подарила?

— Да. — Квентин обнял ее за плечи, — когда упомянули про конфеты. — Он посмеялся, заметив, как она удивилась. — Что происходит, когда кто-нибудь объедается конфетами?

— Они наедаются до отвала и начинают толстеть, — угрюмо заметила она.

— Им становится плохо, — поправил он, — плохо до тошноты, и им никогда больше не хочется даже смотреть на конфеты.

Она безмолвно кивнула, глядя на Квентина прищуренными глазами.

— Вы и будете его конфетой, — объявил он, пальцем касаясь ее щеки. — Мы будем скармливать ему Стефанию Бранд до тех пор, пока при одном упоминании о ней ему не станет плохо.

— Огромное вам спасибо! — Она сбросила его руки с плеч. — Это дурацкая затея.

— Это прекрасная идея. — Квентин откинулся и скрестил руки на груди.

— Если я стану твердить Робу, что он не получит вас, он упрется и будет делать все наоборот… поэтому я скажу ему, что он может попробовать. А также намекну, чтобы он вел себя с вами, как с любой другой девушкой, и если это любовь, то разница в возрасте не будет иметь никакого значения.

— Глупо, глупо и еще раз глупо, — каждое слово звучало громче и увереннее, чем предыдущее.

— Чепуха. Отличный план. Роберт скоро увидит, что вы не вписываетесь в его школьный мир. Друзья станут подсмеиваться над ним, а вы и сами знаете, что значит мнение друзей. Все, что от вас требуется, — это разыгрывать из себя скучающую даму и говорить, как по-детски все это выглядит.

— А мне и так будет скучно. — Она подняла плечи и приняла надменный деловой вид. — Квентин, я президент компании. У меня нет времени на эти идиотские забавы. — Она постаралась разыграть настоящую злость. — Почему бы вам не положить его к себе на колени и не отшлепать как следует? Я даже могу подержать его, — с улыбкой предложила она.

— Стефи, пожалуйста. Это подействует, поверьте мне. Такова психология подростка. Позвольте им иметь то, чего они хотят, и им это уже не будет интересно.

— Но я не хочу быть подростком и снова играть в школу, с меня хватило и одного раза. Нет. Никогда.

Стефи поняла, что ее большой ошибкой было смотреть на него. Его глаза были омутом, в котором тонуло ее сердце.

— Черт с вами! Хорошо, я согласна. Я попробую. — Она вытянула руку и выставила указательный палец. — Но недолго. Так что пусть ваша затея срабатывает побыстрей.

— Это оправданный риск. — Квентин потер руки. — Надежный план.

— Только я чувствую себя полной дурой! — проворчала она.

— Я отправляюсь домой и запускаю пробный шар, — поднявшись, он снял со спинки пиджак.

— Когда в понедельник встретитесь с Бобби на работе, разыгрывайте из себя влюбленную женщину.

Стефи проводила его до двери.

— Я… я… попытаюсь.

Квентин услышал нерешительные нотки в ее голосе и заметил, как она поникла. Он взял в ладони ее лицо и нежно провел пальцами по щекам.

— Не забудьте закрасить веснушки и вылейте на себя побольше тех духов, которыми вы душились, когда приходили ко мне.

Его признание возбудило тщеславие Стефи.

— Хотите сказать, что они действительно произвели впечатление? — Она подошла ближе. Ее босые ноги оказались между его ботинками. Из-под чуть опущенных ресниц она смогла заметить, какая перемена произошла в нем: из сурового отца он превратился в чувственного мужчину.

Его сильные руки коснулись ее шеи, прежде чем скользнуть на спину. Воздушный шелк прилипал к мягкой коже его рук.

— Моя шкала Рихтера колеблется в пределах от одного до десяти, — голос его стал глубоким, он пристально смотрел на ее полуоткрытые губы. — Вы способны поднять планку до двадцати. А теперь я вам покажу, что я называю поцелуем.

И его рот мягко, ненавязчиво овладел ее губами. Затем твердые мужские губы показались ей властными и решительными. Жар его тела передался и ей. Кожа горела и трепетала от необыкновенных ощущений, она задрожала и взмахнула руками, ища поддержку, пока пальцы не вцепились в его пояс. Кровь закипала в венах. Появилось ощущение, будто она выпила бутылку шампанского.

Когда он, наконец, отпустил ее, оба тяжело дышали.

— Вы правы, — проговорила она, берясь за дверную ручку. — Знаете, как целоваться. — И, открыв дверь, выпустила его на улицу.

Мигающая на телефоне лампочка напомнила ей о том, что надо поднять трубку. Сняв с головы наушники, она протянула руку и услышала голос Квентина.

— Я просто решил позвонить, чтобы еще раз напомнить вам насчет понедельника и заодно удостовериться, что вы не охладели к моей идее.

— Даже больше, чем охладела, — сказала она. — Квентин, мне совсем не хочется обманывать Роберта. Я не люблю обманывать людей.

— Это не имеет никакого отношения к обману, — быстро возразил он. — Мы стараемся предотвратить его импульсивную реакцию и не дать выкинуть какой-нибудь номер. Вы же понимаете, что он может испортить себе жизнь. — Он откашлялся. — Вчера мы с ним вполне спокойно поговорили по поводу вас. Правда, моя уступчивость страшно удивила его, но между нами сохранилось прежнее взаимопонимание.

— Рада слышать это.

— Я только прошу вас выполнить то, о чем мы договорились: постарайтесь как-то увлечь моего сына.

— Это легче сказать, чем сделать, — задумчиво возразила она. — Не имею ни малейшего понятия, как совращать семнадцатилетних.

— Я знаю, как поднять вам настроение, — объявил он. — Устроить оргию, — он засмеялся и добавил: — Через полчаса я буду у вас.

К тому времени, когда звонок объявил о прибытии Квентина, она пришла в хорошее настроение. Ее приветствие эхом отозвалось в колючем и морозном воздухе.

— Вы, вероятно, покрылись коркой, Квентин Уард. Я подумала, что мы…

— Нет, а вот у этой штуки есть аппетитная, хрустящая корочка, — он постучал по крышке коробки. Он весело посмотрел в ее укоряющие глаза.

— Хотите сказать, что привезли пиццу с перцем?

Он погладил ее по щеке.

— Вы абсолютно точно угадали. О, как хорошо вы выглядите! — произнес он, восхищенно оглядывая ее. Она была в пуловере и домашней юбке, которые плотно облегали ее стройную фигуру.

— Да я вижу, что у вас хорошее настроение! — Стефи почувствовала, что не в силах сдержать улыбку. Она провела его в дом. — Неужели между вами снова наладились дружеские отношения?

— Скажем так: я почувствовал себя настолько увереннее, что позволил ему пойти с друзьями в кино, а затем отведать гамбургеров. Я поверил ему. — Они прошли в гостиную. — Еще вчера я подозревал, что он собирается сбежать, — как бы невзначай заметил он. — И несколько раз пытался связаться с вами, но натыкался лишь на автоответчик.

Она отодвинула вазу с красными амариллисами на край кофейного столика и взялась за ароматно пахнущую коробку.

— Я была в студии на записи видеодиска и проторчала там почти до утра. — Она кивнула головой в сторону стойки с аппаратурой, где по телевизору шли беззвучные кадры выступления.

— Вот, полюбуйтесь — готовый продукт.

Квентин заметил пятерых музыкантов, скачущих среди вспышек света и взрывов петард.

— Хорошо, что нет звука, но мне кажется, что у вашего телевизора что-то с цветом.

— Нет, «Пит Стопс» выступают с волосами, окрашенными в зеленый цвет.

Вздохнув, он вынул из кармана платок.

— И что же, все группы такие?

— Несколько есть, — смеясь, ответила она, когда они устроились на ковре.

Низкий стеклянный столик создавал интимную обстановку, и они дружно приступили к итальянской пище.

— Хотя, должна заметить, это очень талантливая группа. Их первый диск вышел платиновым, а новый альбом появился золотым уже через несколько дней после этого. — Она вручила Квентину кусок пиццы. — Группа очень молодая: старшему всего-то двадцать лет, и они неудержимые трудяги. Хотят записываться в разных направлениях. Как раз вчера мы пробовали их в новом стиле.

Удобнее сложив ноги под столом, он проговорил:

— Похоже, что вы не одобряете их рвения.

Стефи взяла кусочек пиперони, покрытый нежнейшим острым сыром.

— Можно сказать, что меня это несколько смущает. Сложно исполнять что-то в разных жанрах, это требует мастерства. Но чем больше мы противились, тем они были настойчивее. Не знаю. Вкусы толпы так переменчивы. То, что было модно сегодня, завтра уже никто слушать не станет. Я думаю, мы подождем и посмотрим. — Она откусила хрустящую пиццу, и немного томатного соуса осталось на губах.

Квентин победоносно смотрел на нее.

— Вы еще раз подтвердили мои предположения, — сказал он. — Сами посудите: вы говорили нет, а они — да. То же самое происходит и с Робертом. Стоило мне только одобрить его интерес к вам, он будто дар речи потерял.

Она сморщила нос.

— Надеюсь, что вы правы. Потеря нескольких долларов на какой-то пластинке несравнима с утратой доверия сына. Мне вовсе не хочется, чтобы ваши отношения с Бобби испортились.

— Ваше согласие очень ценно для меня. Только не волнуйтесь: все пойдет как надо. — Квентин улыбнулся и потянулся за еще одним куском пиццы. — План просто блестящий!

— Запомним эти слова. — Стефи сняла с его губ кусочек сыра и положила на тарелку. — Принесу вина. — При этом она показала пальцем на коробочку. — Больше ничего не трогайте.

— Вы уже обдумали, как будете вести себя завтра? — крикнул он, выбирая еще кусочек и раздвигая остальные таким образом, чтобы ничего не было заметно.

— Нет, — ответила она, возвращаясь с двумя бокалами бургундского. — У созревают блестящие идеи, — небрежно заметила она. — Что вы предлагаете?

После того, как она осторожно поставила бокалы на стол, он нежно взял ее за руки и усадил на ковер рядом с собой.

— Думаю, что смогу подсказать вам несколько моментов. — Он многозначительно поднял вверх палец. — Только в целях углубления вашего образования, конечно.

— Только в этих целях, — бархатистым голосом согласилась она.

— Вы должны быть нежной и вкрадчивой, — начал инструктировать он. Его пальцы окунулись в густые волосы и по ним опустились на плечи. — Относиться ко всему проще, — он коснулся нежной мочки уха. — И не бояться.

Квентин склонился ближе.

— Это всегда помогает. — Его теплое дыхание ласкало кожу.

— Хм, — Стефи закрыла глаза, предаваясь сладостным ощущениям.

Его язык дразняще обследовал мягкую кожу за ухом и коснулся мочки. Хотя мешала ткань, он смог полностью оценить пропорциональные формы ее тела. Волшебный аромат ее духов возбуждал эмоции.

— Но самое главное, пожалуй, в том, что рядом с вами я не могу сидеть спокойно, — прошептал Квентин, его голова склонилась к ее шее.

Он обнял ее крепче и внимательно оглядывал прекрасные черты, чуть тронутые краской от волнения.

— Несмотря на все мои опасения по поводу Роберта, — его рука окончательно утвердилась на ее талии, — я безмерно благодарен ему за знакомство с вами.

При упоминании о его сыне она погрустнела.

— Мне действительно понравился Бобби. Боюсь, как бы все это не ударило бумерангом по нему и не причинило вреда. — Безукоризненно белые зубы закусили губу. — Как ужасно обнаружить, что человек, любивший вас, на самом деле лгал.

Он нежно гладил ее шею, лаская пальцем подбородок.

— Вы расскажете об этом мне? — низким голосом спросил он.

Какое-то мгновение она раздумывала, стоит ли делиться с ним своим прошлым, но поняла, что хочет узнать его реакцию.

— Вы не один познали горечь разочарования, — невесело заметила она. — Я была помолвлена с очень коварным человеком. Поль обманул не только меня, но и моих родителей.

Он был очаровательным, и таким заботливым, и даже романтичным. — Ее пальцы расправили воротник его рубашки, ощущая крепость сильной груди. — В свои двадцать три года я уже неплохо разбиралась в бизнесе, была серьезной и рассудительной, но в отношениях с мужчинами скорее напоминала ребенка.

Очень быстро поддалась его влиянию, вероятно по-девчоночьи больше привлеченная романтическими грезами, чем им самим. Я вовсю строила свадебные планы, а он нацеливался только на то, как бы побыстрее встать во главе компании отца. Какой же еще лучший способ возглавить фирму, как не жениться на дочери владельца.

Он водил за нос родителей, разыгрывая из себя чуть ли не родного сына Стивена Бранда. Но узнав, что отец собирается передать все в мои руки, пришел в неописуемую ярость, и все закончилось банальным скандалом.

Некоторое время она сохраняла молчание, внезапно поняв, что, несмотря на прошедшие годы, все еще чувствует обиду и горечь от обманутых надежд.

— Это научило меня уму-разуму, и я стала осторожнее, — добавила она, отстраняясь от него.

Квентин неохотно отпустил ее.

— Говоря с моей чисто эгоистической позиции, — он повернул ее лицо к себе, — я рад, что вы стали осторожнее, — губы их были совсем рядом, — безмерно рад.

Она радостно вздохнула.

— Похоже, я отбросила осторожность, если вас это беспокоит, мистер Уард, — игриво заметила она. — Теперь меня больше волнует Роб, его реакция и чувства и…

— Я уважаю ваше беспокойство, — перебил он, проводя ладонью по ее волосам, — но все-таки уверен, что все пройдет как надо.

Стефи взяла бокал, другой подала ему, и они чокнулись.

— Завтра мы узнаем об этом!