Спустя три дня, ночью, Эйдан тихо постучал в дверь маленькой, состоявшей из одной комнаты квартиры, которая находилась в имевшем дурную репутацию конце Эйвон-стрит, вблизи верфей. Кишевшее пьяницами, проститутками и бандитами, место это обычно редко посещали люди его ранга, но здесь по крайней мере, встречаясь с агентом министерства, он не мог случайно столкнуться с кем-нибудь из своих знакомых.

Не ожидая ответа на стук, он повернул ручку двери и вошел. Финеас Миклби ожидал его. С кривой усмешкой он указал Эйдану на стул около дубового стола, занимавшего большую часть комнаты. В углу находилась холодная жаровня. Возле двери вдоль стены стояла узкая кровать. Старый гардероб и несколько расшатанных шкафов дополняли весьма скудную обстановку комнаты. Единственное окно выходило на облупившуюся стену соседнего дома.

Миклби снял эту крохотную комнатку ради удобства. Дешево и незаметно. К тому же она обеспечивала секретность, которая им требовалась для обмена информацией.

Эйдан выдвинул стул с высокой спинкой. Сев на него верхом, он запахнул плащ.

— Господи, неужели министерство не оплачивает отопление? — Почесав заросший подбородок, Миклби усмехнулся. Потом поставил перед Эйданом оловянную кружку и налил в нее щедрую порцию виски. — Это согреет ваши кости. Прямо из Ирландии. Самое лучшее.

Эйдан поднял свою кружку, показывая, что пьет за здоровье хозяина, который ответил ему тем же. Откинув назад головы, они опустошили кружки и со стуком поставили их на стол.

Миклби снова наполнил их. Между ними установился такой ритуал. Затем агент наклонился вперед и произнес с заметным манчестерским акцентом:

— Что вы узнали?

— Вчера я посетил город Бат, где находится «Корпорейшн».

— Давно пора. И наш добрый олдермен рассказал что-нибудь полезное?

— Инвестиционная фирма, которая стоит за павильоном для избранных, называется «Брайс-Роулингзанлимитед». Их контора находится в Лондоне на Ред-Лайон-Корт, рядом с Флит-стрит.

— Гм. — Миклби поднес руку к бакенбардам и почесался. — Никогда о них не слышал.

— Я тоже.

— Я сообщу Уэскотту, чтобы он послал кого-нибудь найти это место. — Миклби поднес кружку к носу, закрыл глаза и глубоко вдохнул. — А есть что-нибудь еще о смерти Роджера Бэбкока?

— Как сказать. — Эйдан поболтал виски в кружке, глядя на темный напиток. — Вопреки информации о Бэбкоке, которой располагает министерство, он был должен большие деньги Артуру Стилу, виконту Девонли. Похоже, это произошло сравнительно недавно. Мне говорили, что Девонли оплатил какие-то карточные долги Бэбкока, но чем больше я думаю об этом, тем более невероятным мне это кажется.

— Почему же?

— Я знаю Девонли. Он игрок, да, но вот что касается его щедрости… — Эйдан покачал головой. — Мне думается, что старина Дев воспользовался займом как член парламента и вложил деньги в предприятие, гарантирующее ему большую прибыль.

Миклби прищурился:

— Вот как?

— Возможно, в этот павильон для избранных, в котором все стремятся утопить свои деньги. Но я в этом сомневаюсь. Это слишком простое объяснение, и, кроме того, Девонли вкладывает собственные деньги в этот проект. Зачем же помогать Бэбкоку? Нет… это должно было быть что-то, к чему имел доступ один только Бэбкок… — Он отхлебнул виски. — И еще есть маркиз Харкорт. Очевидно, они с Бэбкоком сцепились из-за чего-то, пока я не знаю причину.

— Не очень-то вы преуспели, — заметил Миклби. Он слушал Эйдана внимательно. Как и всегда.

Когда-то, когда они только что познакомились, Эйдан настаивал, чтобы Миклби делал записи. Миклби тогда только рассмеялся и сказал, что это опасная вещь. Позднее Уэскотт объяснил, что, как и Эйдан, Финеас Миклби обладал одним редким талантом. Он никогда не забывал ни одного лица, ни одного факта. Никогда. Что делало его надежным звеном, когда он передавал донесения Эйдана следующему агенту в этой цепи, остававшемуся для Эйдана таким же безымянным и безликим.

— Черт побери, а вы правы. — Эйдан допил виски. — Есть кое-что еще, что хотелось бы расследовать. Вернее, кто-то еще, точнее сказать.

Он рассказал о Лорел, миссис Эдгар Сандерсон, как бы ниоткуда появившейся в Бате, имеющей связи со знатными людьми, с которыми прежде не была знакома.

— Скажу еще, что эта леди что-то скрывает. Я, например, даже не верю, что она вдова.

Он знал, что сообщает агенту слишком мало, скрывая множество деталей, подтверждавших его сомнения. Например, он не упомянул о ее стремлении вести партнера во время вальса или какой невинной она выглядела для побывавшей замужем женщины. Не рассказал, как она искренне изумилась, когда он поцеловал ее в тот день в Лондоне.

Или как самое легкое прикосновение ее пальцев к его руке могло вызывать в нем волнение и разжигать желание.

Как он и задумал, он не видел Лорел уже три дня после того, как Мелинде стало плохо в курортном зале, несмотря на то что оставался в ее доме, занимая свою прежнюю гостевую комнату, и следил, чтобы Мелинда отдыхала, как и прописал доктор Бейли.

Когда они проводили время вместе, он пристально всматривался в лицо Мелинды и не мог определить, продолжала ли сказываться на ней ее болезнь или это просто возраст напоминал о себе. Она всегда казалась ему такой жизнерадостной, вечно молодой. Он пытался расспрашивать ее, как она чувствовала себя последние месяцы, но та добродушно ворчала на него и спешила перевести разговор на другое. Согласно запрету доктора Бейли, он еще не спрашивал о ее участии в «Бат корпорейшн».

Лорел обычно приезжала днем и привозила Мелинде заботливо выбранные подарки: книги, цветы, пирожные к чаю. И каждый раз Эйдан находил предлог избежать их общества. Но не уходил далеко. На террасу, в соседнюю комнату, достаточно близко, чтобы сознавать истину, что он сгорает от нетерпения увидеть ее, быть с нею наедине, снова касаться ее в надежде узнать: молниеносный обжигающий пыл, охватывавший его, был настоящим или воображаемым?

Именно потому, что не переставал думать о ней, он понимал, что должен избегать ее — по крайней мере до тех пор, пока побольше узнает о ней. Оставалось еще слишком много вопросов, требующих ответов, слишком много причин, по которым он не мог полностью доверять ей. Он не позволял себе отвлечься от задания, которое должен был выполнить в Бате, а расследование дела о Лорел Сандерсон неожиданно стало частью этой задачи.

Миклби с веселым любопытством наблюдал за ним, но Эйдан предпочел не замечать этого. Он поднялся.

— Выясните о ней все, что сможете, и от какой болезни умер ее муж.

— Если он существовал.

— Да, конечно. Я договорился провести сегодняшнюю ночь в обществе личности, которая может незаметно для себя дать необходимые нам ответы. Пожелайте мне удачи.

Не прошло и десяти минут, как он вышел из кабриолета у изящных арок Королевского театра на Бофор-сквер. Войдя в здание, Эйдан отдал пальто и шляпу гардеробщику и направился в фойе, по дороге здороваясь с встречавшимися знакомыми. Услужливый лакей предложил ему бокал шампанского, который он взял.

У подножия величественной лестницы собралась толпа, в которой он заметил знакомые лица. Здесь были: Фиц, Беатриса и Девонли, маркиз и маркиза Харкорт. Неподалеку Джеффри Тафт и Маргарет Уитфилд болтали с Клодом Руссо. И миссис Уитфилд можно было бы принять за респектабельную замужнюю даму. На ее шее и на запястье сверкали бриллианты. Видимо, Тафт хорошо относился к своей любовнице.

Эта мысль заставила Эйдана остановиться: он вспомнил, как всего три дня назад тот предавался отчаянию в курортном зале. Он осуждал задержки в строительстве павильона и намекал, что может еще подумать, прежде чем вложить свои деньги.

Возможно, отставной капитан испытывал недостаток в средствах.

Продолжая свои наблюдения за этой группой, Эйдан заметил, что горячие разногласия между Беатрисой и Девонли, казалось, еще не остыли. А ведь любой не знающий их человек принял бы их за счастливую пару, глядя, как они улыбались, здоровались с друзьями, производя впечатление милой аристократической пары.

Но дальнейшее наблюдение показало бы их нежелание обменяться хотя бы одним словом или взглядом. Они стояли бок о бок, разделенные стеной ледяного раздора. Эйдан догадывался, что они все еще жили под разными крышами. В данный момент Беатриса демонстрировала свои чары, направленные на капитана Тафта, а миссис Уитфилд терпела выходки Беатрисы просто потому, что была моложе и красивее.

Эйдана часто удивляло, почему Беатриса старается включить Маргарет Уитфилд в круг своих друзей. Правда, капитан Тафт был членом тех же клубов, что и Девонли, но это не делало их друзьями. Возможно, Беатрисе доставляло удовольствие раздражать своего мужа, у которого хватало нахальства считать любовницу капитана недостойной его внимания.

Беа и Дев со своим дурным настроением не были исключением в этот вечер. Стоя немного в стороне от других, Джулиан Стоддард опирался на свою трость и сердито смотрел на окружающих из-под пряди светлых волос. Временами его тяжелый взгляд устремлялся на Девонли, как будто ему хотелось растерзать этого человека. Еще более необычно для молодого джентльмена было то, что его не интересовали многочисленные молодые леди, заполнявшие зал, которые пытались уловить его взгляд.

Когда Анри де Вер поздоровался с ним, Стоддард коротко и, по мнению Эйдана, почти грубо ответил ему. Эйдана заинтересовало, что же могло привести Стоддарда в мрачное расположение духа, затем он переключил внимание на де Вера.

Эйдан видел Анри де Вера последний раз на балу в зале Ассамблеи. Он был уверен, что француз появится на сегодняшнем представлении, и пригласил его в свою ложу в нижнем ярусе. Будучи ранее шпионом, де Вер, без сомнения, замечал все мелкие детали, которые оставляли без внимания другие. Эйдан надеялся, что он может пролить свет на старую ссору между лордом Харкортом и Роджером Бэбкоком.

Пробираясь к своим знакомым, Эйдан думал о Лорел. Приехала ли она сегодня или предпочла провести тихий вечер с Мелиндой, а может, захотела посетить какой-то другой светский раут? Он искал ее среди этой блестящей утонченной публики, и разочарование, которого он не должен был чувствовать, окутало его как удушающий туман. Он убеждал себя, что ему просто хотелось понаблюдать, как она общается с другими.

Но почему сердце у него екнуло, когда он неожиданно увидел ее в другом конце фойе? Ее золотистые волосы были высоко зачесаны, и только один длинный локон, кокетливо падал на плечо. На ней было коричневое шелковое платье с низким вырезом. Простые жемчужные серьги и металлическая траурная брошь, которую она постоянно носила, придавали ей вид, по элегантности превосходящий даже Беатрису.

Как, черт побери, он не заметил ее раньше?

Он видел, как она вежливо отделилась от собравшейся группы и направилась в его сторону. Она шла, и головы в восхищении оборачивались ей вслед — мужчины с жадным интересом, женщины с завистью. Эйдан смотрел, тяжело дыша, как покачивались под шелковым платьем ее бедра.

Их взгляды встретились, и ее поведение резко изменилось. Улыбка исчезла, ее неудовольствие ранило его, как пуля, полученная им однажды в одном из лондонских игорных притонов. Боль пронзила его плечо при этом воспоминании, а желание обладать ею пробудилось в его теле.

Подойдя к нему, она с ледяной вежливостью сделала реверанс.

— Лорд Барнсфорт.

— Миссис Сандерсон. — Не важно, что они всего лишь три дня назад стали называть друг друга по имени. В этот вечер они вернулись к холодной сдержанности, как Беатриса и Девонли.

В их последнем разговоре она обвинила доктора Бейли в том, что тот солгал, говоря о здоровье Мелинды. Эйдан отнесся к ее словам сначала с недоверием, затем начал возражать. Уважаемый врач никогда не скажет ложь о пациенте, настаивал он. Доктор Бейли мог бы умолчать о чем-нибудь по просьбе пациента, но он никогда не стал бы рисковать запятнать свою репутацию нечестным поступком.

Но истина заключалась в том, что он тоже подозревал доктора Бейли. Причем не только во лжи относительно здоровья Мелинды, но и еще и в том, что он сказал больше, чем собирался, когда упомянул о связях Мелинды с «Корпорейшн». Эйдан намеревался докопаться до дна в этих обоих делах, но не хотел впутывать в них Лорел Сандерсон. По крайней мере пока он не убедится, что ей можно доверять.

— Миссис Сандерсон, вот вы где, — окликнула ее Беатриса. — Мы идем занимать наши места.

— Да, одну минуту, — ответила она. Беспокойство заставляло ее нахмуриться и придвинуться поближе к Эйдану, возбуждая его своим чувственным теплым ароматом.

Он находился так близко от нее, что видел на ней ту же самую тонкую цепочку, которую заметил прошлый раз на балу. То, что висело на ней, опускалось и пряталось в V-образном вырезе ее украшенного лентами корсажа, и ему захотелось вслед за блестящей цепочкой заглянуть внутрь и узнать, что же спрятано между ее грудями.

Он отогнал эту мысль и приподнял бровь:

— Что я могу сделать для вас, миссис Сандерсон?

— Мелинда казалась здоровой сегодня, когда я навестила ее, — сказала она после некоторого колебания. — Но вы знаете ее намного лучше меня. Она, на ваш взгляд, нормально себя чувствует?

— Доктор Бейли заверяет меня, что она быстро поправляется.

— Что бы вы обо мне ни думали, пожалуйста, не сомневайтесь в моей искренней симпатии к Мелинде Рэдклиф. Такого недоверия я не заслуживаю.

Взмахнув коричневыми шелками, она развернулась и поспешила к лестнице.

Леди Девонли со всеми вместе ожидала у подножия парадной лестницы, но толпа, напиравшая на них, оттеснила Лорел. Когда она старалась протиснуться сквозь толпу, к глазам ее подступили слезы, заставляя признать, что ей просто хочется сбежать — от Эйдана и того мощного влечения к нему, которому ей все труднее становилось противостоять.

Зачем ей все это? Не следовало допускать каких-то романтических мыслей о человеке, даже если он однажды спас ее. Это были именно те иллюзии, о которых ее предупреждала Виктория. Она говорила Лорел, чтобы ее не обманывало его внешнее благородство. Боже, насколько Виктория недооценивала его! Очевидно, он находил ее общество таким неприятным, что прилагал все усилия, чтобы избегать его. А теперь еще это ярко выраженное недоверие.

Она заслуживала такого отношения, хотя не хотела признаться в этом. Но это не касалось Мелинды. Прибегая к вынужденному обману и часто жалея об этом, Лорел никогда не сделала бы ничего, что могло бы навредить этой благожелательной, чистосердечной леди.

Непокорная слеза обожгла ее щеку. Лорел смахнула ее своей атласной перчаткой. Она не должна была допускать, чтобы общение с Эйданом причиняло ей боль, не могла допустить этого. Ей было поручено дело, и к тому времени, когда она добралась до леди Девонли и ее знакомых, она уже владела собой, или по крайней мере ей так казалось.

— Боже мой, неужели ваши места на небесах? — пошутила она, когда они поднялись по лестнице.

— Из нашей ложи так хорошо видно, что стоило так высоко взбираться, — заверила ее виконтесса.

Они повернули в коридор с покрытым ковром полом, и Лорел совсем растерялась среди роскошных гобеленов, яркого блеска газовых светильников и алых бархатных драпировок, закрывавших вход в ложи.

Наконец она сидела, крепко ухватившись за подлокотники кресла, и у нее кружилась голова, когда она с изумлением смотрела на уходящий в высоту потолок театра и вниз, на расположенную под их ложей оркестровую яму, и поражалась невероятной величине сцены. Кроме рождественского представления в церкви Торн-Гроув она никогда не видела других постановок. К тому же стоимость посещения лондонских театров намного превышала ее финансовые возможности.

Лорд и леди Девонли сидели слева от нее, позади них уселись капитан Тафт, миссис Уитфилд и лорд и леди Харкорт. Поднеся к глазам лорнет, который подал ей капельдинер, Лорел осмотрела ложи по обе стороны от нее. Она не увидела никаких признаков Клода Руссо…

Как и никаких признаков Эйдана.

Граф Манстер занял свободное кресло справа от Лорел.

— Приношу извинения за п-провинциальность Королевского театра, мадам. Нам остается только надеяться, что представление превзойдет наши ожидания.

Лорел раскрыла рот. Неужели этот человек не понимает, какая роскошь окружает их? О чем он говорит? Но тут девушка вспомнила о своей основной задаче. Она оказалась здесь с целью изучить его поведение и удостовериться, представляет ли граф угрозу для Виктории, и тот как раз давал ей возможность заглянуть в его личную жизнь.

— Вы должны помнить, сэр, как невелик мой жизненный опыт, — сказала она. — Этот театр по своему великолепию превосходит те, что находятся невдалеке от моего дома в Гемпшире.

— У вас еще все впереди, мадам, — хмыкнул он.

— Возможно, но поверьте, мне так интересно здесь, в Бате. Я чувствую себя как ребенок перед окном кондитерской и восхищаюсь всем, что вижу, и всеми, кого встречаю.

— Всеми?

Она безошибочно расслышала намек в его вопросе.

— О да, сэр. Вами, например. Можно только представить, какие известные места вы, ваша милость, посетили и с какими знаменитыми личностями вы знакомы.

— Вы, конечно, имеете в виду м-моих родственников. — По тому, как он раздраженно пожал плечами, она поняла, что ступила на зыбкую почву. Она достаточно хорошо знала буйный характер членов Ганноверской династии.

— Совсем нет, милорд. О, конечно же, его величество, ваш дорогой покойный отец, оставил вам неоценимое наследство. — Она замолчала, ожидая его реакции, и старалась понять, означает ли его грустная улыбка, что он думает о бумагах, которые украл вместе с другими вещами, принадлежавшими его отцу. Если бы только она смогла вызвать его на откровенность, разговорить его настолько, чтобы он рассказал об этих документах и о том, что в них было написано…

— Моя м-мать была актрисой, как вы знаете, — неожиданно сказал он.

Разочарованная, поскольку она не имела желания обсуждать эту часть его прошлого, она кивнула:

— Да, я слышала. К сожалению, никогда не имела удовольствия видеть ее игру.

— Вы были еще о-очень молоды. В свое время она была наилучшей. Ж-жаль, папа должен был убрать ее со сцены. Его королевский долг повелевал ему попытаться иметь подходящих наследников от подходящей жены. Что было бы ему на пользу.

Спокойные, пропитанные горечью слова Манстера напомнили Лорел, что его огорчение не было таким уж безосновательным. Непросто, будучи старшим сыном короля, знать, что, как незаконнорожденный, ты никогда не предъявишь свои права.

— Но все же как адъютант новой королевы вы занимаете достойное место при дворе ее величества, — осторожно заметила она.

Он хмыкнул, давая понять, что этот пост доставляет ему мало удовлетворения. Лорел решила, что надо изменить тактику: от разговора о его семье он только все больше впадал в меланхолию.

— Как бы то ни было, человек вашего положения должен получать удовольствие от общения с разными интересными личностями. Политиками и интеллектуалами, людьми с воображением и… — она подбирала подходящее слово, — новым мышлением… с такими, которые могли бы принести пользу нашему обществу.

Он сразу же оживился. В его глазах вспыхнул энтузиазм, он подвинул свой стул ближе к Лорел, чтобы лучше видеть ее лицо.

— Да, мадам. Вы производите впечатление женщины с редкой проницательностью.

— Что вы, спасибо, сэр, за приятный комплимент. Я действительно горжусь своей способностью разбираться в людях.

— И вы ведь тоже видите необходимость п-перемен в этой стране.

— Я верю, что прогресс нельзя остановить.

Он хлопнул ладонью по своему стулу.

— Точно так, миссис Сандерсон. П-прогресс — это ключ к будущему Англии. А моя молодая кузина не может этого понять.

Это несправедливое замечание вызвало в Лорел раздражение, но она сумела кивнуть в знак согласия и выразить свое одобрение льстивым взглядом.

— Какой же прогресс, вы полагаете, принесет пользу нашей стране?

— Изменение политики, моя д-дорогая миссис Сандерсон.

Он поднял палец, и Лорел широко раскрыла глаза. Не собирался ли он признать свою связь с «радикальными реформаторами»? Но его следующие слова разочаровали ее.

— Вместе с научными открытиями.

— Понимаю. Значит, вы считаете себя в большей степени человеком науки? Или политики? — Она надеялась, что он выберет последнее и раскроет свои взгляды.

Он заявил без малейшего колебания:

— Эти две области человеческой деятельности идут рука об руку. — Закинув одну толстую ногу на другую, он еще ближе придвинулся к Лорел, и она должна была напомнить себе, что не следует отстраняться. — С развитием науки люди обретают чистоту рационального мышления, выступают за устранение бессмысленных традиций. Вот почему я стараюсь окружить себя такими личностями, как Клод Руссо. Именно они стремятся проложить путь в с-современный век.

При имени француза Лорел замерла, вспомнив, как в курортном зале три дня назад Джордж Фицкларенс заявлял, что совершенно не знает Руссо.

— О? — только и смогла произнести она и ждала, чтобы он нарушил молчание.

— Каким бы скромным он ни казался, — продолжал граф, — этот человек бесстрашен, истинный п-пионер развития науки. Его эликсир произведет переворот в медицине. И я, мадам, буду рядом с ним, когда это произойдет.

— Восхитительно. — Она решила довести игру до конца. — Значит, вас и месье Руссо можно было бы назвать предвестниками нового века.

— Ну это сильно сказано, моя дорогая.

— А… — От волнения у нее пересохло в горле. Она прокашлялась и продолжала: — Есть и другие? Я была бы счастлива познакомиться.

Она подумала, не окажется ли Эйдан Филлипс среди этих «предвестников»? Такое предположение испугало ее.

Но что же с Клодом Руссо? Неужели его интересы переходят из научных в политические? Ей трудно было так думать о скромном человеке в очках. Впервые ей пришла в голову мысль, что бумаги старого короля могут иметь какое-то отношение к эликсиру. Если это так, то она, может быть, сможет рассеять опасения Виктории, что лорд Манстер использует эти документы, чтобы подорвать основы ее правления.

— Скажите мне, — попросила она, — этот «новый век» допускает участие в нем женщин?

— Конечно, если они такие же сообразительные, как и вы, миссис Сандерсон… или… — Он наклонился к ней еще ближе, его лицо светилось такой надеждой, что Лорел даже немного отодвинулась от него. — М-можно я буду называть вас Лорел?

От этого натужного шепота, произносившего ее имя, у нее по спине пробежали мурашки. В его остановившемся взгляде она видела смятение, смешанные чувства смущения, тоски, страха, ожидания, но в то же время в его дыхании чувствовался неприятный запах виски. Черт бы побрал этих пьяниц!

Но с другой стороны, это могло бы объяснить, почему он так распустил язык и сделал столь противоречивое заявление об отношениях с Руссо.

Она не успела ответить, как в зале начали гаснуть газовые светильники и стало темно. Позади них капельдинер дернул за шнурок, бархатная занавеска опустилась и закрыла ложу.

— Ч-черт. — Фицкларенс потер подбородок. — Меня больше интересует общество, в котором я сейчас нахожусь, чем предстоящее. представление. Я бы с большим удовольствием продолжил наш разговор немного позднее… Лорел.

О Боже. Неужели она зашла так далеко, поощряя его? Она всего лишь хотела войти к нему в доверие, но слишком поздно поняла, что в том, что другие приняли бы за простое радушие, Джордж Фицкларенс усмотрел флирт.

Все же теперь она получила своего рода приглашение и не должна позволить ему забыть о своем предложении.

Собиралась ли она принять участие в интригах «радикальных реформаторов»? Она трепетала от волнения, испытывая судьбу.

— Мне бы этого очень хотелось, милорд.

Леди Девонли перегнулась в их сторону, намекнув, чтобы они оба замолчали.

— Занавес поднимается.

В оркестровой яме раздались первые аккорды увертюры, заполнившие зал и заставившие вибрировать даже стены. Лорел содрогнулась, но не от гремевшей музыки.

Поднеся бинокль к глазам, она окинула взглядом открытое пространство и увидела Эйдана Филлипса. Он стоял у барьера балкона и смотрел прямо на нее.

Еще перед тем, как окончательно погасли светильники, Эйдан узнал нечто такое, что привело его в возбуждение.

Его ложа была почти пустой, ибо, к разочарованию нескольких молодых леди брачного возраста и их матерей, он пригласил всего лишь двух гостей: Анри де Вера и Джулиана Стоддарда.

Казалось, Стоддарду очень хотелось обсудить подробности смерти Роджера Бэбкока. И чем страшнее были эти подробности, тем большее удовольствие они доставляли Стоддарду.

Но Эйдану больше хотелось расспросить де Вера. Зная, что бывший шпион тотчас же заметит мельчайшие знакомые приемы допросов, он задавал ему вопросы с большой осторожностью. Эйдан не должен проявлять особого интереса к этому делу, а лишь любопытство к светским сплетням.

Он сумел получить от Стоддарда все, что ему было нужно, поведя разговор таким образом, что молодой ловкач первым заговорил о смерти Бэбкока. До сих пор Эйдан знал немного, только слухи о том, Что член парламента был должен деньги Девонли, и горячее высказывание лорда Харкорта: «Я не стану тратить силы, оплакивая этого пройдоху Бэбкока».

Как и в разговоре с майором Брэдфордом в курортном зале, Эйдан высказал вероятность того, что Бэбкок был в долгу у лорда Харкорта, или наоборот.

— Я слышал, что Бэбкок умер, будучи должен значительную сумму денег, чего не хочет признавать его вдова, — сочинял он. — Даже старина Харкорт имел причину для недовольства.

— Вот как? — усмехнулся Стоддард. — Этот старый скряга?

Де Вер с задумчивым видом откинулся на спинку кресла.

— Как бы там ни было, — сказал он с французским акцентом, который был менее заметен, чем у Клода Руссо, — между ними встала та собственность, что стоит у реки.

— Что вы имеете в виду? — поднял брови Эйдан, изображая слабый интерес, в то время как его сердце билось, как будто он наконец добрался до долгожданной цели.

— Склад на Броуд-Куэй. — Де Вер шевельнул бровью. — Развалина, Я не могу понять, зачем понадобилось им обоим это место.

— Которому же из них оно досталось?

— Не могу сказать. Возможно, ни одному. Предполагается, что вмешалась третья сторона и предложила больше.

— Кем бы этот тип ни был, он, более чем вероятно, остался без штанов после этой сделки, — весело вставил Стоддард, чье настроение явно улучшилось с тех пор, как он с мрачным видом стоял в фойе.

Склад на Броуд-Куэй… Завтра Эйдан туда заглянет. Довольный достигнутым, он расслабился, когда начал гаснуть свет, и тотчас, как только зал погрузился в темноту, снова насторожился. Напротив него в ложе Фицкларенсов рядом с Фицем сидела Лорел, и их головы сблизились. Эйдан рванулся вперед. Положив руки на перила, он смотрел, жалея, что не может подобраться к ним поближе и услышать, о чем они так оживленно беседуют.

Случайно поднеся к глазам лорнет и взглянув в его сторону, она увидела его и застыла. Затем отвела руку от лица, больше не скрывая глаз. Их взгляды встретились в тот момент, когда наступила темнота и оркестр исполнил первые звуки моцартовского «Дон Жуана». Странное, но настойчивое предчувствие овладело им. Он сел, крепко ухватился за бархатные подлокотники кресла, все внутри его сжималось от необъяснимого страха перед надвигавшейся опасностью.

Его кожа холодела от непонятного беспокойства. Подняв бинокль, он продолжил свои наблюдения за Лорел, которую теперь, когда его глаза привыкли к темноте, он мог рассмотреть. Сцена поглощала все ее внимание, зажглись огни рампы, и занавес раздвинулся, все увидели декорации полутемного двора замка. Сжав ручку бинокля, Лорел вздрагивала каждый раз, когда оркестр начинал играть крещендо. Когда актеры вышли на сцену, она, казалось, была увлечена драмой безжалостного преследования невинной Анны этим гнусным Джованни.

Неожиданно перед Эйданом возник образ Фица, точно так же преследующего Лорел. И подобно арктическому ветру, холод сковал его грудь. Но он не имел отношения к ней. Никаких обязательств. Если она намеревается иметь дело с людьми, подобными Джорджу Фицу, то какое ему, Эйдану, до этого дело и почему это должно его беспокоить?

Если, конечно, она не имела тайного мотива, от которого бы все, что она делала, становилось и его делом.

Надеялся ли он на это? А вдруг она предоставит ему повод вмешаться в ее жизнь? Может быть, стоит предъявить ей какие-нибудь требования? Заставить ее ответить на его вопросы? Он снова посмотрел на нее, отмечая высокую прическу, линию шеи, пышность груди.

Да, трудно отрицать, что ему очень хочется в той или иной форме сблизиться с ней. А там — как решит Господь.