Просто удивительно, как ты сближаешься с человеком, после того, как вместе с ним в течение 24 часов промучаешься от отравления. Такого рода интимность достигается месяцами, даже годами. Сейчас я знаю, как выглядит лицо Ди, когда она кончает, и когда она блюет.

В понедельник мы оба не выходим на работу из-за болезни, потому что все еще чувствуем себя мерзко. Мы принимаем по отдельности душ, и я надеваю пару штанов, которые принадлежат ее кузену. Обычно, я не ношу одежду других мужиков, но эти штаны были чистыми и лежали, аккуратно свернутые на полке в шкафу у Ди. Это значит, Уоррен носил их давно и меня это вполне устраивало. К тому же, сама мысль о том, чтобы надеть вчерашнюю одежду, была отвратительной.

Долорес сидит рядом со мной на диване, а ее ножки обутые в мягкие тапочки-кролики лежат на кофейном столике. Сама она одета в мягкий халат лилового цвета, который был бы весьма далек от сексуального, будь он на другой девчонке. Но я-то знаю, что под ним нет ничего, кроме мягкой, обнаженной кожи — это сексуально.

Я щелкаю каналы на телевизоре, и мы пытаемся договориться, какой же смотреть фильм. Проблема в том, что у Долорес есть вагина, что означает, ее вкусы в кино варьируются от ужасного до невероятного.

Не надо на меня скалиться — я всего лишь озвучиваю то, что знает каждый мужчина в мире. Причина того, что такая херня, как Английский Пациент и Король Говорит выигрывают Оскара? Да, женщины просто пищат от Рэйфа Файнса и Колна Ферта. Конечно, Храброе Сердце тоже завоевало кучу наград, но не только потому что это отличное кино. Кто там? Мэл Гибсон? Этим все сказано.

Ди отстаивает свое девчачье предложение.

— Я люблю фильмы про лучших друзей — они очень вдохновляют. Тельма и Луиза, На Пляже, Стальные Магнолии — это одни из моих любимых. Я всегда представляю себя и Кейт, как Уизер и Клэр, когда мы станем старше.

— Что такое Стальные Магнолии? А еще важнее, кто такая Уизер?

Она выглядит одновременно удивленной и шокированной.

— Ты никогда не смотрел Стальные Магнолии? Ты хоть человек, вообще? Это был один из первых фильмов Джулии Робертс.

Я всплескиваю одной рукой, когда пытаюсь возразить:

— Нет, ни за что я не собираюсь смотреть Джулию Робертс! Дрю целый год по ней сох, когда был ребенком, и до сих пор не оправился. По сей день, сам того не замечая, у него вылетают фразочки из Красотки. Так что извольте.

— Тогда, что мы будем смотреть?

Я прокручиваю фильмы, что по запросу и нахожу победителя.

— Конан-Варвар. Самая великая история любви всех времен и народов.

Она морщит свой носик.

— Обычно Шварценеггер радует мой глаз, но сегодня я не в настроении. Давай посмотрим Стальные Магнолии.

Я качаю головой.

— Нет. Это два часа моей жизни, которые я потеряю впустую.

Долорес поджимает под себя ноги и поднимается на колени. По ее лицу скользит хитрая навязчивая улыбка, по которой я уже могу судить, что она в настроении кое-чем заняться. Она склоняется надо мной, я наклоняю голову в бок, чтобы не прерывать зрительного контакта.

— Ты чувствуешь себя получше, Мэтью? Потому что мне гораздо лучше.

Я быстро мысленно оцениваю свои возможности.

— Даа, я в порядке.

Ее улыбка становится шире, с еще большим намеком на секс.

— Тогда давай заключим пари. Кто первый заставит другого кончить, тот и выбирает кино? Что скажешь?

Теперь ясно, почему у Долорес такой успех в химии — у нее такой удивительный и изобретательный тип мышления.

Я в задумчивости прикусываю нижнюю губу.

— Я скажу, что это такое пари, в котором я с удовольствием одержу победу.

Она отклоняется назад и медленно распахивает свой халат.

— Не с таким удовольствием, как я заставлю тебя проиграть.

* * *

Мы были совсем рядом. Если бы это были гонки «Нэскар», пришлось бы обращаться к фотофинишу — нас отделяли несколько секунд. Но… Ди выиграла. Она выбирала кино. Хотя, я не слишком расстроился по поводу своего поражения. Если вы проигрываете пари, то это должно быть именно так.

В любом случае, Стальные Магнолии вовсю идут. И это лишь усиливает мое мнение о женщинах и фильмах, потому что в этом фильме ни черта не происходит. Начинается оно со свадьбы, а теперь, похоже, Джулия Робертс собирается умереть. А помимо этого? Просто куча девчонок болтают, делают себе прически, и еще больше болтают.

Ди сидит рядом со мной, сосредоточив свое внимание на фильме, в котором дама из Полицейского и бандита — здесь она мать Джулии Робертс — начинает разговаривать со своим друзьями на кладбище. Нос у Ди уже красный, а глаза на мокром месте. Я снова смотрю в кино и слушаю, как женщина начинает кричать и плакать и причитать, как ее внук сможет узнать, как же сильно его мать любила его.

И ни с того, ни с сего я начинаю думать о Маккензи, и — да простит меня Бог, — если бы что-то случилось с Александрой, как бы чувствовала себя Маккензи. Кто бы ей рассказал, как многого она бы лишилась. Стивен — отличный парень, замечательный отец, но мать — особенно такая ярая мамашка, как Александра — такая любовь — нечто иное. Сильнее.

Незаменимая.

Хоть и квартира Ди не очень пыльная, наверно что-то все-таки мне попало в глаза. Я их потираю, чтобы вытащить то, что мешает.

И шмыгаю носом. Чертова аллергия.

— Ты что ли плачешь? — удивленно спрашивает ее Ди, а в ее голосе слышится смех.

Скривив лицо, я поворачиваюсь к ней:

— Нет, я не плачу.

Потом снова смотрю на экран. Где бедная безутешная мать Джулии Робертс кричит, что она в порядке, когда очевидно, что нет. Плачет по всем тем вещам, которые она смогла сделать, а ее ребенок так и не смог.

Господи, как горько.

— Охренеть, это так печально! — я жестом показываю на телевизор. — Как ты можешь смотреть эту хрень и не хотеть при этом не застрелиться?

Ди начинает смеяться, закрывая рот рукой.

— Я люблю этот фильм, потому что он заставляет меня плакать.

Даже так? Это все равно, что сказать: я люблю столик в коридоре моих родителей, потому что вечно об него запинаюсь каждый раз, когда прохожу мимо него босиком.

— Почему?

Она пожимает плечами.

— Иногда полезно поплакать. Очищает душу. Ты никогда не плакал над фильмом?

Меня обижает то, что она вообще додумалась такое спросить.

Я качаю головой, а потом останавливаюсь, когда вспоминаю.

— Рокки-3. На этом фильме я плакал, но это не считается. Если кто-то не всплакнет, когда умирает Майки, у того нет души.

Она пожимает плечами.

— Не смотрела его.

— Многое пропустила. А Хищника смотрела?

Она качает головой.

— Оригинал Побег из Нью-Йорка?

Опять нет.

— Воины?

— Нееет.

Потом меня посещает мысль.

— Погоди, твой кузен рос с тобой и твоей матерью, так?

— С тех пор, как мне было шесть лет, да.

— Значит, у вас в доме жил мальчишка, и как так получилось, что ты никогда не смотрела эти фильмы? Это же классика!

Я ее спрашиваю, но почти уверен, что я уже знаю ответ.

Ди пожимает плечами.

— Билли был счастлив смотреть то, что смотрела я.

Конечно. Вот когда я решаю взять под свое крыло того беднягу, лишенного в жизни роли мужчины.

* * *

К вечеру понедельника я уже чувствовал себя вполне хорошо, чтобы вернуться к себе в квартиру. Вы подумаете, что после почти двух полных дней отсутствия, я по ней соскучился — я был рад вернуться домой. Но здесь было как-то… тихо. Даже, скучно.

Я проявляю фотографии, на которых я заснял Ди в парке. И пока я жду в темной комнате, я думаю о том последнем разе, когда я был здесь. С ней. Ее горячий рот, прикосновение мягкого языка, то, как втягивались ее щеки, когда она высосала меня наглухо.

Пока мои мысли дико скачут, я едва сдерживаю свой порыв позвонить Долорес и умолять ее приехать. Я устоял, но только потому, что мы уже договорились, что она приедет сюда в среду вечером.

И по мне, среда придет еще не скоро.

* * *

В среду днем я встречаюсь с Александрой, чтобы пообедать.

Погода хорошая, так что мы сидим за столиком на улице. Я откусываю свой бургер, пока Александра жует свой салат с жареными креветками. Потом я ей говорю:

— Вот… я кое с кем встречаюсь.

Пока я рос вместе с Дрю, я всегда считал Лекси своей старшей сестрой. Но тот факт, что мы не делили одни и те же гены, или не должны были жить вместе, сделал наши отношения менее задиристыми в значительной степени, по сравнению с ее братом. Она присматривает за мной, но делает это не так «по-матерински», как с Дрю. Она психует, когда я чего-нибудь натворю, но она не чувствует за это ответственности. А для меня кругом одни плюсы — все преимущества наличия старшей сестры, но без занозы в заднице.

— Насколько я знаю, ты и мой брат «встречаетесь» с кучей женщин.

Я улыбаюсь.

— Эта мне нравится.

Она кивает.

— Еще раз, тебе и Дрю «нравится» целая куча бедных, ничего не подозревающих дамочек. Что в этой такого, что ты о ней упомянул?

— Она мне нравится. Нравится.

Голубые глаза Александры расширяются.

— Ух ты! Ну, давай, рассказывай!

Я смущенно перевожу свой взгляд на бургер.

— Ее звать Долорес.

— Сколько информации.

— Она… другая.

Лекси пытается вытянуть из меня побольше деталей.

— Другая… потому что у нее три груди?

Я смеюсь.

— Нет. Но я бы не отказался, если бы было. Она… классная. Мне нравится с ней болтать, понимаешь? Она говорит, что не хочет заводить отношений. А я надеюсь поменять ее мнение на этот счет. Я не чувствовал так себя с тех пор, как…

Александра прикладывает ладонь к моим губам.

— Не надо. Даже не произноси имя этого грязного чудовища. Я здесь пытаюсь поесть.

— Тем не менее, я не уверен, что из этого, что-то получится, но я…

Мне не удается закончить свое предложение. Потому что мое лицо окатывает волна ледяной красной жидкости.

На вкус, как черри.

— Лживый хрен!

Я вытираю лицо, глаза. Когда мой взгляд проясняется, я вижу, что на тротуаре стоит Долорес — с теперь уже пустой, зажатой в руках баночкой из-под напитка.

Которую она собирается зашвырнуть в мою голову.

— Весь этот треп, чтобы не цеплять других людей! Ты сказал, партнеры без обязательств! Ты бы мог мне понравиться, если бы сказал все напрямую! Я так и знала — я знала, что ты лишь еще один лживый кретин, который просто не любит делиться своими сексуальными игрушками, но без проблем играет с другими!

К этому моменту, Александра и я уже оба стоим на ногах. И я не могу понять, что происходит.

Я пробую:

— Долорес…

Но она обрывает меня.

— Четыре дня! Ты мне четыре дня твердил, что тебе нет дела до других, и тут я встречаю тебя с… с…

Лекси протягивает ей руку, чтобы пожать.

— Александра Райнхарт.

Ди обращает свой яростный взгляд в сторону Лекси. Но она прекращает свою тираду, когда интересуется:

— Райнхарт. Откуда я знаю это имя?

Она дает мне ответить. Наконец-то.

— Она мать Маккензи.

Если вы присмотритесь, вы практически сможете увидеть в глазах Ди, как она прокручивает наш предыдущий разговор.

— Маккензи… псевдо-племянница?

Она поворачивает голову в мою сторону.

— Это значит, что она…

— Девочка, с которой я вырос — да. Сестра Дрю.

Меня сменяет Александра.

— Сестра Дрю, жена Стивена, дочь Джона и Энн. У меня полно имен. Одно, в особенности, вот-вот будет использовано по назначению.

Вот в такие моменты я начинаю подозревать, что Александра в курсе своего прозвища. И это меня пугает.

Сильно.

Александра продолжает смотреть на Ди, но говорит она мне.

— Теперь я понимаю, что ты имел в виду, когда говорил другая.

А потом Долорес:

— Вы должно быть Долорес. Мэтью как раз рассказывал мне о вас. Я бы хотела сказать, что мне приятно познакомиться, но я уже достигла лимита этого дерьма за неделю.

Александра медленно ее обходит — как акула, проверяющая раненого тюленя.

— Знаешь, Долорес, моя мама говорила мне, что хоть мужчина и не собирался поразить женщину, я никогда не должна этим пользоваться. Что я никогда не должна действовать каким-либо образом и не ждать в ответ такой же реакции.

Ди складывает на груди руки и упрямо стоит под тяжестью неодобрительного взгляда Александры.

— Мэтью рассказал Вам о наших отношениях. Он для меня, как второй брат. И из них двоих? Он будет получше. Помните об этом, прежде чем снова запустить в его голову сок.

Ди лишь слегка отступает.

— Это был не сок, а газировка.

Александра щелкает на меня пальцами.

— Дай мне свою рубашку и пиджак.

Стянув с себя галстук, я отдаю ей вещи и остаюсь стоять на тротуаре в одной белой майке и серых штанах. Ди тянется за вещами в руках Лекси.

— Я заплачу за химчистку.

Александра закатывает глаза.

— Химчистка не возьмет такие пятна. К счастью, у меня есть самодельная паста, которая может помочь.

И говорит мне:

— Можешь забрать их в субботу.

Она кладет руку мне на плечо и целует меня в щеку, при этом вытирая салфеткой красные пятна с моего уха, что до сих пор там остались.

— Я должна идти. Удачи, она тебе понадобится.

До того, как Александра уходит, Ди предлагает:

— Надеюсь, что в следующий раз мы встретимся при более приятных обстоятельствах.

А Александра отвечает:

— Я, серьезно, сомневаюсь, что мы еще встретимся. Мэтью — милый, но не тупой.

Потом она хватает свою сумку и уходит вниз по улице.

Ди и я смотрим ей вслед.

Себе под нос Ди говорит:

— Она всегда такая сучка?

Я улыбаюсь.

— Такая уж она есть.

Потом я провожу рукой по своим липким волосам.

— Какого хрена, Ди?

Она снова складывает руки на груди и бормочет:

— Я не извиняюсь. Это естественная ошибка. Я тебе говорила, что у меня вечно так. Я даже с партнерами без обязательств умудряюсь все испортить. Я просто прогуливалась в обеденный перерыв, и просто глазам не могла поверить, когда увидела тебя. Что еще я могла подумать? Хочешь послать меня подальше, твое решение, но я ни о чем не сожалею.

Я беру ее за плечи, опускаю голову и затыкаю ей рот глубоким поцелуем. Потом говорю ей:

— Не собираюсь я тебя посылать. И ты не должна извиняться.

Я знаю, знаю — ты что ли совсем из ума выжил, Мэтью? Нет, я не тюфяк — я просто ничего не имею против женщин со страстью, искрой. И небольшой собственнический инстинкт — не такая уж и проблема. Плюс, Барни Стинсон уже высказался на этот счет, Долорес достаточно сексуальна, чтобы вести себя так ненормально, как ей только хочется, и я все равно не выкину ее из постели.

Конечно, это не значит, что я отпущу ее без расплаты. Поэтому я притягиваю ее крепче и трусь своей головой об ее лицо и голову. Растирая свою любовь — и как можно больше напитка.

— Ай! — кричит она и смеется и шлепает меня по спине.

Постепенно я отклоняюсь и говорю:

— Вот. Теперь мы квиты.

Быстренько целую ее в губы.

— Я собираюсь поехать домой, чтобы принять душ. — Потом у меня возникает замечательная идея. — Не хочешь присоединиться?

Она улыбается, пока вытирает щеки.

— Я должна вернуться на работу.

Я киваю.

— Но вечером мы увидимся?

— Конечно.

И только когда она уходит, я замечаю на ней белый халат, надетый поверх ее черного кожаного платья, бордовые колготки и высокие кожаные ботинки. Я кричу ей:

— Эй, Ди?

Она поворачивается.

— Захвати с собой белый халат. И пару защитных очков, если у тебя есть.

Вы посчитаете, что нам еще рано думать о ролевых играх. Но раскрою вам секрет: Для ролевых игр рано не бывает.