В Библии написано, что всему свое время под небесами. Время миру и время войне, время сеять и время собирать урожай… время любить… и время говорить о своей любви.
Ну, на самом деле там не так написано. Но следовало бы написать. Потому что многие бедняги совершают ошибку, когда говорят женщине о своих чувствах в неподходящий момент.
Например, после секса. Неправильно. Сразу нарветесь на неприятности.
Или во время скандала. Вообще неправильно. Есть причина, по которой песня группы Doors «Love her madly» до сих пор популярна. Потому что слова «Разве ты не любишь ее, когда она выходит за дверь» — вечны. Мужчины не любят терять. Будь то их любимая футболка, или девушка. В попытке сохранить последнее, мы можем ляпнуть какую-нибудь глупость — то, что мы на самом деле не имеем в виду.
Но для меня, сегодняшний вечер просто идеален, для того, чтобы вывести наши отношения на новый уровень. Я сделал для нее ключи от своей квартиры, и когда я положу их ей в руку, мне захочется сказать ей, что я в нее влюбляюсь.
Вы ведь не удивлены, правильно? Господи, вы должны были это предвидеть.
В последнее время я много об этом думал. Это произошло постепенно, но так он и лучше. За четыре недели, Ди превратилась из девушки, которую я хотел просто переспать, в девушку, с которой мне хотелось проводить вместе время, в девушку, которая мне действительно нравилась… в ту, без которой я не хочу жить.
Я все время думаю о ней, я тоскую по ней, скучаю, когда мы врозь, и не важно, сколько времени мы провели вместе. Она забавная и красивая и интересная… конечно, она также и заноза в заднице, но — как я уже говорил вначале — как раз из-за ее бзиков я ее и люблю.
Последние полторы недели были замечательными. Билли все еще трется в ее квартире, так что, она приходила туда, чтобы проверить, как у него дела, а остальное время она была здесь, со мной. Но мне все равно хочется большего. За последние несколько дней мне хотелось несколько раз огорошить ее этой новостью, но мне хочется, чтобы это было запоминающимся. Особенным. То, о чем она с гордостью расскажет Кейт, или еще кому-нибудь — нашим детям. Девушкам нравится такая фигня.
Сегодня я с ней еще не разговаривал. Весь день я встречался то с одним клиентом, то с другим. Но вечером она придет, и у меня уже все спланированно. Хотите об этом услышать?
Мы начнем с экскурсии в парк аттракционов Jersey Shore на побережье. Мои родители часто водили меня туда, когда я был ребенком. Сейчас декабрь, но многие горки работают круглый год. В этом месте царит неописуемое волшебство — аура простых времен — ностальгическая красота. Я буду держать Долорес за руку, потрачу 30 баксов, чтобы выиграть для нее игрушку, цена которой 2 доллара в одном из тех автоматов, где вам нужно выбить тяжелые банки бейсбольным мячом. Мы покатаемся с ней на машинках, возможно, на американских горках. Съедим с ней наивкуснейший, но невероятно вредный торт «муравейник».
Потом мы разуемся, и прогуляемся босиком по пляжу, так близко к воде, чтобы можно было увидеть волны в лунном свете, но при этом не намокнуть. Будет холодно, и она прижмется ко мне, а я обниму ее, чтобы согреть. А потом, под шум разбивающихся волн, я ей скажу.
Что она изменила мою жизнь. Что остаток жизни я хочу разделить вместе с ней. Что уже все не так, по сравнению с тем, что было четыре недели назад. Все намного лучше. И это из-за нее. Не думаю, что ее это спугнет. Хотя такое возможно. И если да, я скажу ей, что не обязательно говорить мне что-то в ответ. Я довольно терпелив. Я могу подождать.
Потом мы займемся любовью. И это будет великолепно. Секс на пляже не так хорош, как кажется. Песок далеко не друг вашим гениталиям. Но… если Ди захочет, я уже точно не собираюсь ее подводить.
* * *
Когда я слышу, как открывается дверь в моей квартире, я смотрю в зеркало ванной. Все хорошо. Потом иду в гостиную. Улыбаюсь — до тех пор, пока не вижу лицо Долорес.
Она в ярости. Скрежет зубами, ходит кругами по комнате, раздувает ноздри. А слова вылетают из ее рта, словно град пуль. Так что я вхожу внутрь.
— Твой друг просто придурок! И я хочу, чтобы ты мне сказал, где я могу его найти.
— Какой друг?
— Дрю — которому — я–хочу-оторвать — член-и-скормить-ему-самому-Эванс.
Я усмехаюсь, хотя мне и не следовало.
— Полегче, Лорена Боббит. Успокойся.
Успокойся? О чем я вообще думаю? Эти два слова, словно вода, капающая на жир на плите — делает его только жарче. Это второй самый верный путь вывести из себя женщину еще больше, чем она уже есть. Первый, конечно же, спросить, у нее что, месячные?
— Успокоиться? Ты хочешь, чтобы я успокоилась? — кричит Ди.
— Да что с тобой такое?
— Со мной то, бесчувственный ты кретин, что я только что от Кейт. Она подавлена — просто уничтожена. Все из-за твоего дружка, Дрю, который поигрался, а потом повел себя с ней, как со шлюхой, которой даже нет надобности заплатить.
Я знал, что Дрю запал на Кейт, но все равно, не могу сдержать удивления в своем голосе.
— Дрю и Кейт переспали?
Ди складывает на груди руки.
— Определенно. Он был весь такой добренький и заботливый к ней с тех пор, как она рассталась с Билли. Заставил ее поверить, что она для него что-то значит. Она провела выходные в его квартире. А потом, этим утром, после того, как они пришли на работу, он сказал ее, что в постели она хренова — и не стоит того, чтобы повторить.
Я прижимаю пальцы ко лбу, пытаясь переварить то, что сказала Ди — что на самом деле не имеет никакого смысла. Дрю не приводит девушек к себе домой — никаких. Он не спит с одной и той же девушкой дважды… по крайней мере… только если он уже забыл, что спал с ней. И провести все выходные с девушкой? Да не может быть.
— Ты уверена, что Кейт говорила про Дрю? — спрашиваю я.
— Он назвал ее чертовым «проектом», Мэтью! Тем, с которым он «покончил». А я собираюсь сделать проект из его морды. Кейт, самый лучший человек, из тех, кого я знаю. Она, может, и кажется жесткой снаружи, но внутри она мягкая. Ранимая. Ему не надо было так с ней поступать.
За злостью Ди скрывается боль. Она страдает, потому что страдает ее подруга. Я подаюсь вперед, чтобы прикоснуться к ней, успокоить ее, но она делает шаг назад.
Я выставляю руки вперед в знак того, что сдаюсь, и стараюсь вразумить ее.
— Дрю не такой подлец, Ди. Он очень уважает женщин… по-своему. Он любит проводить с ними время, без всяких обид. Он не принижает женщин. Ни за что бы, ни обидел кого-то из них, особенно… Господи, особенно Кейт.
— Ну, он обидел!
Я качаю головой.
— Должно быть, Кейт неправильно его поняла.
На какой-то момент она просто уставилась на меня. Скребет по мне взглядом, вверх и вниз, словно она видит меня в первый раз. Потом ее выражение меняется от праведного к леденящему недоверию.
А голос становится хриплым.
— Ты его защищаешь?
— Он мой лучший друг. Конечно, я его защищаю!
Она резко вздергивает подбородок. Шипит:
— Ну, что ж. Тогда и ты иди на хрен!
— Что, прости?
— Если ты думаешь, что нет ничего плохого в том, что он сделал, значит, ты не тот, кем я тебя считала. Даже близко не стоишь.
А я кричу:
— И ты это серьезно сейчас?
— Да! И я та еще идиотка. Раз считала, что могу позволить себе доверять тебе… я никогда не позволяла вещам зайти так далеко. Все кончено Мэтью. Не приходи ко мне больше, не звони! Ты и твой хренов дружок, просто держитесь от нас подальше!
Ее слова действуют меня, как удар кувалдой в живот. Они угнетают. Ранят. И чертовски сводят с ума. Ди продолжает свою тираду, но я больше не слушаю. Все, о чем я думаю, так это каким я был тупицей.
Слепцом.
Опять.
Это почти смешно, в депрессивном, ироническом смысле. Ди говорила мне — и не раз — что ей это не нужно было. Что все ее отношения никогда не заканчивались на хорошей ноте. Но я не слушал. Я слышал то, что хотел услышать, и верил, что смогу ее переубедить. Что если я буду достаточно обаятельным, достаточно спокойным, она увидит — как видел я — как хорошо нам может быть вместе.
Что за чертов придурок.
Правда, нет никакой разницы по сравнению с Розалин. Предупреждающие знаки не могли возникать по тем же причинам — но они были. И я их пропустил.
— Черт! — я пинаю кофейный столик, но он не ломается. Так что я пинаю его снова — пока этого не происходит. Ломается ножка, и стеклянная поверхность разбивается о пол, заставляя Ди тут же замолчать.
Она делает два шага назад, выгляди осторожной — практически напуганной, что она завела меня так далеко. И я ненавижу, что заставил ее так выглядеть. Но я просто взбешен, слишком разочарован в ней тоже. Так что теперь, взбунтовался я.
— Ты говоришь, Кейт кажется жесткой снаружи, но мягкая внутри? А не хочешь сама взглянуть в зеркало, Ди? Ты в ужасе, ни кто иной, как маленькая напуганная девочка. Ты скорее останешься одна, чем решишься на что-то лучшее. Что-то, что могло бы быть прекрасным. Я из кожи вон лез ради тебя! Я целых две недели бегал вокруг тебя на цыпочках, стараясь не спугнуть тебя! И к чему это привело? Ни к чему! Думаешь, с меня хватит? С меня хватит! Потому что, оно того не стоит.
Она обнимает себя за талию, пытаясь себя сдержать. И она больше не выглядит злой. Она выглядит… грустной.
Я делаю вдох и провожу рукой по волосам. И я смеюсь над собой — потому что я такой идиот. Жалкий.
— Я тут все спланировал. Собирался повести тебя в парк аттракционов и выиграть для тебя медвежонка. Собирался сказать тебе, что ты самая невероятная, красивая, фантастичная женщина из тех, что я знал. И я собирался сказать тебе, что я окончательно в тебя влюбился. А теперь… теперь я не могу сказать ничего из этого.
Я качаю головой.
— Потому что ты просто ждешь … ищешь причину… потому что я не могу любить того, кто просто жаждит сбежать через дверь.
Сейчас ее голос тише. Мягче.
— Я говорила тебе… говорила, что ничего у меня не получится.
А мой голос подавленный.
— Да, думаю, наконец, я тебе поверил.
Я смотрю в медово-карие глаза Ди. Глаза, которые всегда говорили о многом, даже если она молчала. И я поворачиваюсь к ней спиной.
— Просто иди, Ди. Просто уходи — это то, что ты хотела сделать с самого первого дня.
Я слышу, как она дышит. Как ждет. А потом слышу ее шаги. Она останавливается у двери, и на какой-то прекрасный, ужасный миг, мне кажется, она передумала.
Пока не слышу ее шепот.
— Прощай, Мэтью.
Я ничего не отвечаю, и не поворачиваюсь. Пока не слышу, как за ней закрывается дверь.