Самая важная игра в карьере начинающего нападающего в бейсболе — это не его дебют. А следующая игра. Его второе появление. Ему необходимо доказать свою настойчивость. Надежность.

Сегодня моя вторая игра. День, когда я покажу Кейт, что ей не удастся избавиться от меня, и что я чертов ключевой игрок. Я начал с кое-чего простого. Элегантного. Чего-то менее броского, чем Three Man Band. Как-никак, иногда совсем не обязательно сбрасывать ядерную бомбу, чтобы выиграть войну.

Заполнил офис Кейт воздушными шариками.

Тысяча шариков.

На каждом написано ИЗВИНИ МЕНЯ.

Слишком много? Не думаю.

Потом организовал доставку еще одной вещицы к ней в кабинет. Маленькой голубой коробочки с запиской:

Ты уже владеешь моим.

Дрю.

Внутри коробочки, на платиновой цепочке висит безупречное бриллиантовое сердечко в два карата.

Глупо? Конечно. Но женщины любят всякого рода любовные глупости. По крайней мере, так показывали в фильмах, в которые я таращился до трех часов ночи.

Надеюсь, это сразит Кейт наповал. Прям на спину упадет, и мне не нужно вам рассказывать, как мне нравится, когда она в такой позиции.

Ладно, шучу.

Ну, типа того.

Кроме того, мне кажется Кейт не особо привыкла получать подарки, по крайней мере, такого калибра. А она должна. Она заслуживает того, чтобы ее баловали. Получала приятные вещи. Красивые вещи. Вещи, которые придурочные бывшие дружки не могли себе позволить и, возможно, даже не задумывались об этом.

Вещи, которые могу дать я. И я дам.

Мне хотелось быть там, когда она откроет свой подарок. Увидеть ее лицо. Но у меня совещание.

— Эндрю Эванс. Такой же красивый, как сам дьявол. Как ты, мой мальчик?

Видите эту женщину в моем кабинете, что обнимает меня? Да, дама с золотистыми волосами и голубыми глазами, все еще сногсшибательна, хоть ей и за пятьдесят. Она была моим учителем в шестом классе. В то время ее кожа была гладкой и мягкой, как и ее Ирландский акцент. И у нее было тело, которое взывало к греху. Большому греху.

Она была моя первая любовь. Первая женщина, с мыслями о которой я мастурбировал. Моя первая миссис Робинсон, фантазия о зрелой женщине.

Сестра Мэри Беатрис Дюган.

Да, вы не ослышались — она монашка. Но не простая монашка, детишки. Сестра Беатрис была МКХТ. Мне не надо произносить это вам по буквам, верно?

В те дни, она была самой молоденькой монашкой, на которую любой из нас успел положить глаз. Она не была похожа на тех старух в черных балахонах, которые выглядели так, словно они действительно жили еще во времена Иисуса. Тот факт, что она была служительницей церкви, то есть под запретом, и то, что она обладала властью над нами, гадкими католическими мальчишками делало ситуацию еще эротичнее.

Она могла бы в любое время отшлепать меня линейкой.

Я был не единственный, кто так думал. Просто спросите Мэтью.

Когда нам было по тринадцать, Эстель заметила, как Мэтью морщился во время ходьбы. Она потащила ругающегося и стонущегося Мэтью к врачу, где ему поставили диагноз СНП.

Синдром Натертого Пениса

Доктор объяснил Эстель, что это может быть от слишком долгого пребывания в мокрых купальных трусах. И она поверила ему. Несмотря на то, что стоял ноябрь. Член у Мэтью был конкретно в потертостях, но не от того, что он трахал купальный костюм.

Всему виной была Сестра Беатрис.

— Вы, как всегда, прекрасны, Сестра Би. Еще не решили оставить свой монашеский орден?

Я не хожу в церковь. Больше не хожу. У меня много недостатков, но лицемерие — явно не из них. Если ты не собираешься играть по правилам, значит, ты не присутствуешь на командных сборах. Однако, на протяжении нескольких лет, я поддерживаю связь с Сестрой Беатрис. Сейчас она возглавляет церковь Св. Марии, а моя семья делает там щедрые пожертвования.

Она хлопает меня по лицу:

— Ах, ты ж наглец!

Я подмигиваю.

— Да ладно, Сестра, так не честно. Сколько лет Вы отдали Богу? Тридцать? Не кажется Вам, что сейчас пришла наша очередь?

Она качает головой и улыбается:

— Ах, Эндрю, твой шарм любого доведет до греха.

Подаю ей чашечку кофе, и мы садимся на мой незапятнанный диван.

— Твой звонок меня удивил. Мне прям стало любопытно, во что ты встряпался, мой мальчик?

Я позвонил ей вчера, и сказал, что мне нужна ее помощь.

— Я хочу, чтобы Вы поговорили с одним моим другом.

Ее глазки заблестели.

— Не женщина ли это?

Я улыбаюсь:

— Да. Кэтрин Брукс.

— Ты всегда был одним из тех, кто сначала целовал девочек, а потом заставлял их плакать. И о чем же ты хочешь, чтобы я поговорила с мисс Кэтрин? Ты же ее не обрюхатил, нет?

— Господи, нет.

Она сурово ведет бровью.

— Извините.

Она кивает, а я продолжаю:

— Я надеялся, что Вы сможете поговорить с ней о … прощении. Втором шансе. Искуплении.

Она делает глоток чая и задумчиво смотрит.

— «Человек ошибается, Бог прощает».

Точно. Я еще думал послать Стивена и Мэтью выступить в мою защиту. Но они заинтересованные лица. Кейт никогда на это не купится. И, прежде чем вы спросите, я бы никогда не стал просить Эту Сучку. Слишком рискованно. Когда дело касается доводов и убеждений, моя сестра превращается в ручного льва. В одну минуту она милая и игривая, но одно неверное движение? Она раздерет тебе морду.

Сестра Беатрис религиозная женщина. Добрая. Честная. Если кто-то и сможет убедить Кейт, что мужчины — что я — способен измениться, дак это она. Тот факт, что она обожает меня практически также сильно, как и женщина, что меня родила, также не помешает.

— И кого же должна простить эта молодая леди?

Я поднимаю вою руку.

— Меня.

— Поиграл в невежду, да?

Утвердительно пожимаю плечами.

— Я уже пытался сделать все, что только можно, чтобы исправить ситуацию. Осталось только сделать на заднице тату с ее именем и проскакать так через Стадион Янки.

Это я приберег для следующей недели.

— Мужчины часто хотят то, что им больше не принадлежит, Эндрю. Мне хочется думать, что ты не из таких. Значит, если я поговорю с той девушкой и уверю ее, что она может опять доверить тебе свое сердце, что ты намереваешься с этим делать?

Смотрю в ее небесно-голубые глаза. И без тени сомненья в голосе говорю ей:

— Я буду беречь его. Сделаю все, чтобы она была счастлива. Так долго, как она позволит.

Легкая улыбка озаряет лицо Сестры Беатрис:

— А еще говорят, что чудес больше не бывает.

Отставляет свою чашку и встает.

— Оказывается, мне предстоит вмешаться в дела Господа Бога. И где ты прячешь эту милую леди? Она ждет меня?

— Я взял на себя смелость договориться с секретарем Кейт. Она ждет, но не знает кого именно.

Она хихикает.

— Не думаешь, что она разозлится?

— Возможно. Но она не станет выплескивать свою злость на Вас. Она прибережет это для меня.

Мы подходим к двери.

— Ты не пробовал молиться, Эндрю? Молитва обладает огромной силой.

— Мне кажется, что Ваши молитвы будут посильнее моих.

Она улыбается и по-матерински прикасается к моей щеке.

— Мы все грешники, мальчик мой. Просто одним из нас это нравится больше, чем другим.

Я смеюсь, когда открываю дверь.

И тут моя улыбка сползает с моего лица, когда я взглядом упираюсь в спину Эрин. Она стоит прям перед моей дверью, широко расставив в стороны руки. Преграждая путь одной женщине.

Которой оказалась Долорес Уоррен.

* * *

Когда Эрин провожает Сестру Би в офис Кейт, я поворачиваюсь к Долорес. На ней черное бюстье, узкие кожаные штаны и красные туфли на шпильках. Если это то, что она носит на работу, я даже представить боюсь, что она надевает в спальне. Должно быть что-то интересненькое.

К нам подходит Стивен, его взгляд блуждает по коридору.

— Это была Сестра Беатрис?

— Ага.

Он одобрительно кивает.

— Мило.

Видите? МКХТ. Я же говорил.

Он ехидно улыбается Долорес.

— Эй, Ди, а Мэтью рассказывал тебе про Сестру Би?

— Немного. Он представил нас друг другу в церкви на прошлой неделе.

В отличие от меня, Мэтью все еще ходит постоянно в церковь. Предпочитает обезопасить себя, на всякий случай.

Стивен улыбается шире. Как ребенок, который вот-вот готов сдать с потрохами своего брата.

— А про СНП рассказывал?

Она хмурится.

— Что такое СНП?

— Спроси Мэтью. Он тебе расскажет. Он вроде как спец в этой области.

Стивен чуть толкает меня в бок.

— Скоро Александра с Макензи подъедут. Хочешь пообедать с нами?

Я чешу себе за ухом.

— Не могу. У меня встреча… кое с кем… насчет кое-чего.

Это человек, который на самолете делает дымом надписи в небе. Он должен пролететь над зданием в четыре. Мне просто надо придумать текст. Но я не хочу, чтобы Долорес знала. Она не должна предупредить Кейт раньше времени.

Стивен кивает.

— Ну ладно. До скорого.

Смотрю Долорес в глаза. И дарю ей одну из своих фирменных улыбок.

А она просто смотрит в ответ.

Должно быть, я теряю хватку.

— Нам надо поговорить.

Существует всего пара причин, почему Долорес Уоррен захотела бы поговорить со мной на этом этапе моей жизни. Обе они неприятные.

Указываю рукой на свой кабинет:

— Проходи.

Вот, наверно, какого это, когда приглашаешь в свой дом вампира.

Сажусь за свой стол. Она стоит.

Смотрели когда-нибудь канал Animal Planet? Женщины, порой, как стадо слонов. Они объединяются с целью защиты. И если одна чувствует опасность? Они бросаются врассыпную.

Надо бы мне играть осторожнее.

— Что я могу для тебя сделать, Долорес?

— Само-кастрация — было бы здорово. Но я соглашусь и на прыжок с моста. Слышала, что на Бруклинском мосту в это время прекрасно.

О, да — это будет забавно.

— А помимо этого.

Она упирается своими руками мне в стол и наклоняется, как змея, готовая напасть.

— Можешь перестать трахать мозг моей лучшей подруги.

Без проблем. Голова Кейт совсем не та часть тела, что мне хочется трахнуть в настоящий момент. Думаете, мне следует ей об этом сказать? Наверно, нет.

— Не знаю, о чем ты говоришь.

— Я говорю о прошлой неделе, когда ты поступил с ней, как с использованным гондоном. А теперь, ни с того ни с сего, цветы, музыка и любовные записочки.

Она об этом слышала, не так ли? Хороший знак.

— Так вот я думаю, что у тебя либо раздвоение личности, вызванное не слабым сифилисом, блуждающим по твоим сосудам, либо тебе нравится нарываться на проблемы. В любом случае, отвали, придурок. Кейт это не интересует.

Не нужны мне проблемы. Когда Кейт отшила меня в первую ночь в REM, разве я преследовал ее? Нет, я пошел по легкому пути.

Или, именно в том случае — провел двойную игру.

— Давай не будем морочить здесь друг другу голову. Мы оба знаем, что Кейт — очень заинтересована. В ином случае, ты бы не хотела так сильно порвать меня в клочья. Что касается остальных твоих переживаний, мозги я никому не полоскаю. И на улице стоит очередь из женщин, которые готовы сделать все, что я не пожелаю. Так что все это не ради секса.

Наклоняюсь сильнее на свой стол. Говорю четко и ясно, убедительным тоном, как с клиентом. Которого я пытаюсь склонить на свою сторону.

— Я признаю, что мои чувства к Кейт застали меня врасплох, и сначала я повел себя не лучшим образом. Вот поэтому я все это делаю — чтобы показать ей, что она мне не безразлична.

— Твой член, вот что тебе не безразлично.

Ну не могу с этим поспорить.

Она садится напротив меня.

— Кейт и я как сестры. Даже ближе. Она не из девушек, что на одну ночь, никогда такой не была. Она предпочитает быть в отношениях. И для меня это так же важно, чтобы с ней был человек, который хорошо с ней обращается. Мужчина.

Еще больше не могу не согласиться. Большинство парней готовы руку отдать на отсечение, чтобы порезвиться с парочкой лесбиянок. Это возбуждает, причем сильно. Но когда дело касается Кейт? Я не собираюсь делиться. С любым из полов.

— Последний раз, когда я проверял, я таким и был.

— Нет. Ты кобель. А ей нужен нормальный мужчина. Хороший мужчина.

Нормальный мужчина — это скучно. Надо быть чуток плохим, чтобы быть веселым. Хорошие парни? Такие обычно что-то скрывают.

Соседи Джефри Дамера тоже думали, что он хороший парень, пока не нашли у него в холодильнике отрубленные головы.

Она скрещивает руки, а голос ее звучит с триумфом. Злорадством.

— И я знаю, кто отлично ей подходит. Он работает в моей лаборатории. Он умен. Веселый. Его зовут Берт.

Берт?

Она, что, охренела так смеяться надо мной? Что за придурочный сукин сын может носить имя Берт в наше время в нашем веке? Это просто жестоко.

— Они хорошо смогут провести время. Я планирую познакомить их на этих выходных.

А я планирую пристегнуть себя наручниками к лодыжке Кейт и проглотить ключ. Вот тогда и посмотрим, как хорошо они проведут время, когда Кейт придется таскать меня за собой, как Сиамского близнеца.

— У меня есть идея получше. Как насчет двойного свидания. Ты и Мэтью, Я и Кейт. Сходим куда-нибудь. Тогда у тебя будет шанс посмотреть, как идеально мы смотримся вдвоем.

— Ну все, теперь ты говоришь, как маньяк-преследователь. У тебя уже был шанс, и ты его упустил. Так что, смирись. Выбери кого-нибудь другого из своего черного списка, а Кейт оставь в покое.

Я поднимаюсь.

— Чтобы ты там не думала, ты знаешь, что я не какой-то серийный насильник. Я не обманываю женщин, мне это не нужно. Хочешь, чтобы я извинился перед Кейт? Я уже. Хочешь от меня гарантий, что я больше никогда ее не обижу? Могу под этим подписаться своей кровью, если это сделает тебя счастливой. Но не проси меня оставить ее в покое, потому что я не оставлю. Не смогу.

Она сидит не двигаясь. На лице не дергается ни один мускул, словно злобная статуя. Мои доводы ей, похоже, по барабану.

— Мэтью тебе не рассказывал обо мне? Разве я похож на человека, который будет выпучив глаза гоняться за каждой девкой? Боже, Долорес, да я готов боготворить ее.

Она фыркает.

— Сегодня. Ты готов боготворить ее сегодня. А что будет, если она сдастся? Когда уже будет все ни в новинку? Секс приестся? И какая-нибудь новенькая сучка не подставит тебе понюхать свой зад?

Секс не приедается. Не тогда, когда ты делаешь все правильно.

— Мне не нужен никто другой. И я не думаю, что это когда-нибудь изменится.

— Я думаю, что в тебе полно дерьма.

— Не сомневаюсь. Если бы также изводила Мэтью, как я Кейт, мне бы тоже хотелось тебя прибить. Но то, что ты думаешь, совсем не значит, что Кейт хочет того же. И глубоко внутри, пусть она пока в этом не признается, хочет она меня.

— Разве можно быть таким самовлюбленным? Ты можешь иметь деньги, но на них нельзя купить благородство. Или честность. Ты далеко не так хорош, чтобы быть с Кейт.

— Зато твой брат хорош?

— Нет, я так не думаю. Билли — тот еще кретин, и те отношения шли в никуда уже долгое время. Несколько лет я пыталась ей об этом сказать. Пыталась заставить ее увидеть, что она и их отношения стали больше походить на дружбу, чем на настоящую любовь. Но потом, наши жизни и наши семьи так переплелись, что мне, кажется, они оба боялись перевернуть лодку и потерять намного больше, чем просто друг друга. Но он любил … любит ее. В этом я уверена. Просто он свою гитару всегда любил больше.

Она начинает ходить кругами перед моим столом. Как профессор в лекционном зале.

— Видишь ли, Дрю, в этом мире существует три типа мужчин: мальчики, парни и мужчины. Мальчики, это как Билли, никогда не вырастают, никогда не становятся серьезными. Их интересуют только они сами, их музыка, их машины. Парни, это как ты, их волнует только количество и разнообразие. Как конвейер, в одну ночь одна женщина, в другую — другая. И есть мужчины, как Мэтью. Они не идеальны, но ценят женщин не за гибкость их тела, или сосущие возможности их рта.

Она не неправа. Вам следует к ней прислушаться.

Только она не учла одной вещи: иногда парень не может стать мужчиной, пока не встретит свою, ту самую женщину.

— Ты не можешь так судить, ты едва меня знаешь.

— О, я знаю тебя. Поверь мне. Меня зачал такой же парень, как ты.

Черт. Проблемы с отцом. Это самое хреновое.

— Кейт и я присматриваем друг за другом, — продолжает она. — Так было всегда. И я не позволю, чтобы она стала очередной засечкой на столбике твоей кровати — рассаднике венерических болезней.

Вас когда-нибудь били головой об стену?

Нет?

Смотрите внимательней! Вот на что это похоже.

— Она не такая. Вот, что я пытаюсь сказать тебе! На каком хреновом языке с тобой еще разговаривать?

— Я не знаю. Ты на каком еще говоришь, кроме как на языке засранцев?

Сжимаю себе переносицу. По-моему у меня начинается аневризма.

— Ладно, давай так, ты мне не доверяешь? Прекрасно. Поговори с Мэтью. Ему же ты доверяешь? Он бы не хотел, чтобы я зависал с лучшей подругой его девушки, если бы это было не всерьез.

Она машет рукой в воздухе.

— Это ничего не значит. Пенисы всегда заодно.

Иисус, Мария и Иосиф.

Тру свое лицо руками. Затем делаю глубокий успокаивающий вдох. Пришло время сказать правду. Выложить карты на стол. В надежде, что свершится чудо.

Собираясь с мыслями подхожу к окну, и, смотря в него, говорю ей:

— Знаешь, что я видел вчера, когда шел на работу? Видел, как беременная женщина ловит такси…

Я всегда думал, что беременная женщина имеет какой-то нелепый вид, что ли. Обескураженный. Видели бы вы Александру. Когда она была беременной Макензи, она выглядела так, будто съела на завтрак Шалтай-Болтая. А учитывая то, как она жрала в то время, то она запросто могла бы проглотить и его.

— …и все, о чем я мог думать, это как чудесна была бы Кейт в таком положении. И о том, как мне хочется ухаживать за ней. Например… если она заболеет, я хочу быть тем парнем, который будет поить ее чаем и приносить носовые платки. Я хочу знать, откуда у нее появился тот маленький шрам на подбородке, хочу знать, боится ли она пауков… и что ей снится ночью. Все. Это какое-то сумасшествие, не думай, что я этого не знаю. Со мной никогда такого не было. И я не хочу, чтобы случалось еще, с кем-то другим. Кроме Кейт.

Отворачиваюсь от окна и смотрю ей прямо в глаза. Если вы когда-нибудь в лесу наткнетесь на взбешенную медведицу, всегда лучше смотреть ей прямо в глаза. Бежать? Она скормит вас детенышам. По кусочкам. Но если вы твердо будете стоять на земле, то можете остаться в живых.

— Хочешь услышать от меня, что Кейт победила? Так и есть. Она поставила меня на колени, подмяла меня под свой каблук, а я и не хочу оттуда выбираться.

После этого мы оба молчим. Долорес просто пялится на меня. Какое-то время. Пытается отыскать на моем лице… что-то. Не уверен точно, что именно, но я точно знаю, когда она это находит. Потому что что-то промелькнуло в ее глазах. Они стали мягче. Всего чуть-чуть. Ее плечи расслабляются. А потом она кивает.

— Ну ладно.

В некоторых сражениях нет победителей. Иногда самый лучший хороший генерал надеется на прекращение огня.

— Кейт сама делает свой выбор, — говорит она. — И если этот выбор вдруг начнет вонять, я помогу ей прибраться. Для этого и существуют лучшие друзья, помогают закопать труп.

Она поднимается. Делает несколько шагов к двери. Потом останавливается, разворачивается, грозя мне пальцем.

— Просто запомни одну вещь, приятель. Мне плевать сколько времени может пройти — десять дней или десять лет. Я буду следить за тобой. А если я обнаружу, что ты ее используешь? Я заставлю тебя об этом пожалеть. А я работаю в лаборатории Дрю. С химикатами. Без запаха, без вкуса, которые могут навсегда сморщить твои яйца до такого размерчика, что ты начнешь называть себя Дрюсилья. Я ясно выражаюсь?

Мэтью совсем умом тронулся. Долорес Уоррен опасна. Точно потенциальная психосучка. Им с Александрой стоит тусоваться вместе.

И как-то она слишком много смысла вкладывает в свой маленький план, чтобы мне это могло понравиться.

— Кристально.

Она снова кивает головой:

— Рада, что мы друг друга понимаем.

И с этими словами ее сдувает из моего кабинета. А я валюсь в свое кресло и пристально смотрю в потолок.

Господи.

Эти отношения выматывают меня до ужаса. Такое чувство, что я участвовал в беге с препятствиями.

Но знаете что? Я абсолютно уверен, что вижу впереди финиш.