Я есть самоопределение. Воля. Контроль. Я определяю свой путь в жизни. Я принимаю решения о том, что было моей ошибкой, а что успехом. К чёрту судьбу. Она может поцеловать меня в задницу. Если я чего-то очень захочу, я это получу. Если я сконцентрируюсь, пойду на определённые жертвы, для меня нет ничего невозможного.

В чём смысл моих установок, спросите вы? Почему я говорю, как приглашённый спикер на конвенции о самосовершенствовании? Что именно я хочу этим сказать?

В двух словах: я контролирую свой член. Мой член не контролирует меня. По крайней мере, это то, в чём я убеждаю себя последние полтора часа.

Видите меня? Там за столом? Бормочущего, как шизофреник, не принявший лекарство?

Это я напоминаю себе о догмах, святых устоях, которые помогли мне достичь так многого в жизни. Тех, что сделали меня неоспоримым успехом в спальне и в офисе. Тех, что никогда раньше меня не подводили. Тех, на которые я готов плевать с чёртовой колокольни. И всё из-за женщины в офисе дальше по коридору.

Кэтрин Все-Зовут-Меня-Кэйт Брукс.

Так вот, к слову о чертовых неожиданных поворотах.

То, как я это вижу, я всё ещё могу рвануть за наградой. Технически, я встретил Кэйт не на работе; мы встретились в баре. Значит, ей необязательно присваивать статус «сотрудник» — можно сохранить за ней статус «случайный трах», который ей изначально и предназначался.

Что? Я бизнесмен. Выискивать лазейки — моя работа.

Так что, по крайней мере, в теории, я запросто могу её трахнуть, и не пренебречь моими личными правилами жизни. Проблема этой стратегии, конечно, в том, что последует дальше.

Томные взгляды, глаза, полные надежды, жалкие попытки заставить меня ревновать. Нарочито «случайные» встречи, расспросы о моих планах, случайные прогулки мимо моего офиса. Что непременно приведёт к неприятному навязчивому поведению.

Некоторые женщины легко переносят связи на одну ночь. Другие нет. И мне случалось оказываться в центре внимания тех, кто такие связи переносит плохо.

Не самое приятное зрелище.

То есть, вы видите, что как бы сильно мне ни хотелось, как бы сильно маленькая головка не пыталась повести меня в этом направлении, это не то, чем мне бы хотелось дополнить своё рабочее место. Моё святилище — мой второй дом.

Этого не случится. Точка.

Всё. Конец обсуждения.

Тема закрыта.

Кэйт Брукс официально вычеркнута из списка моих потенциальных перепихов. Она под запретом, недосягаема, никогда-и-ни-за-что. В ряд с бывшими девушками моих друзей, дочкой начальника и лучшими подругами моей сестры.

Хотя, у этой последней группы довольно расплывчатые границы. Когда мне было восемнадцать, лучшая подруга Александры, ШерилФиллипс, провела лето в нашем доме. Благослови её Господь — у этой девочки рот, как пылесос фирмы Hoover. К моему счастью, Стерва никогда не узнала о визитах своей подруги в мою комнату в два часа ночи. Если бы она узнала, расплата была бы ужасна: меня бы ждало пламя ада апокаллиптических пропорций.

Так, на чём я остановился?

Ах, да. Я объяснял, как я принял ясное решение о том, что задницаКэйт Брукс и я, к сожалению, никогда не соприкоснёмся. И я в порядке с этим. Честно.

И я почти себе верю.

Ровно до того момента, как она появляется в моих дверях.

Боже.

Она в очках. В тёмной оправе. Женская версия очков Кларка Кента. На большинстве женщин они смотрелись бы придурковато и непривлекательно. Но не на ней. На переносице этого маленького носика, обрамляя её красивые глаза с длинными ресницами, когда её волосы собраны в немного свободный пучок, они выглядят ни больше, ни меньше, чем откровенно сексуально.

Она начинает говорить, и мою голову неожиданно заполняют все фантазии о сексуальных учительницах, когда-либо посещавшие меня. Они проигрываются в моей голове наравне с фантазиями о внешне сексуально сдержанными библиотекаршами, которые на самом деле нимфоманки, любящие носить кожу и использовать наручники.

Пока всё это вертится у меня в голове, она всё ещё говорит.

Что, чёрт возьми, она говорит?

Я закрываю глаза, чтобы прекратить пялиться на её влажные губы. И для того, чтобы переварить слова, вылетающие из её рта:

— … отец сказал, что Вы сможете помочь мне с этим, — заканчивает она и смотрит на меня с ожиданием.

— Прости, я отвлёкся. Не хочешь присесть и повторить это ещё раз? — спрашиваю я, ничем не выдавая свои похотливые мысли.

Повторю ещё раз для всех девушек — вот вам факт: Мужчины думают о сексе 24 часа в сутки, семь дней в неделю. Если точнее, то каждые 5.2 секунды, или что-то в этом роде.

Например, когда вы спрашиваете, что мы хотим на ужин, мы думаем о том, как мы бы трахнули вас на кухонном столе. Когда вы рассказываете о слюнявом фильме, который вы с подружками посмотрели на прошлой неделе, мы вспоминаем порно, которое смотрели по кабельному вечером. Когда вы демонстрируете нам дизайнерские туфли, купленные на распродаже, мы думаем о том, как здорово они будут смотреться на наших плечах.

Я подумал, вам бы хотелось это знать. Не убивайте посланника.

Если честно, это проклятье.

Лично я во всём виню Адама. Был когда-то парень, и весь мир был у его яиц. Расхаживал себе голышом, голая девушка всегда была рядом для удовлетворения любых его прихотей. Я очень надеюсь, что это яблоко было вкусным, ведь он здорово всё испоганил для всех нас. Теперь нам надо потрудиться. Ну, или в моём случае, очень пытаться этого не хотеть.

Она сидит на стуле у моего стола и кладёт ногу на ногу.

Не смотри на ноги. Не смотри на ноги.

Поздно.

Они подтянутые, загорелые и выглядят гладкими, как шёлк. Я облизываю губы, и заставляю свой взгляд подняться к её глазам.

— Так, — снова начинает она. — Я работала над составлением портфолио для компании, занимающейся программированием, Генезиз. Вы о них слышали?

— Вскользь, — отвечаю я, рассматривая бумаги на моём столе, чтобы задержать поток непристойных мыслей в моей голове, вызванный звуком её голоса.

Я плохой, плохой мальчик. Думаете, Кэйт накажет меня, если я расскажу ей, какой я плохой?

Знаю. Знаю. Просто не могу сдержаться.

— В прошлом квартале их прибыль до вычета процентов и налогов составили три миллиона, — говорит она.

— Серьёзно?

— Да. Я знаю, это не потрясающе, но это показывает, что у них есть прочная база. Они всё ещё маленькая компания, но это часть того, что сделало их настолько хорошими. Их программисты молоды и энергичны. Говорят, у них есть идеи, которые сделают Wii похожими на Atari. И у них есть потенциал воплотить эти идеи в жизнь. Чего у них нет, так это капитала.

Она встаёт и наклоняется над моим столом, чтобы передать мне папку. Меня захлёстывает сладкий цветочный аромат. Он приятный, манящий — не как бабушки, которые, проходя мимо вас в почтовом отделении, буквально сражают наповал своим парфюмом.

У меня возникает сильное желание уткнуться лицом в её волосы и глубоко вдохнуть.

Но я ему сопротивляюсь и вместо этого открываю папку.

— Я показала свои наработки мистеру Эвансу… ум, Вашему отцу, и он сказал показать это Вам. Он думал, кто-то из Ваших клиентов…

— Альфаком, — киваю я.

— Точно. Он подумал, Альфаком это заинтересует.

Я просматриваю проделанную ей работу. Она хороша. Детальна и информативна, без чего-либо лишнего. В моём мозгу, по крайней мере, в том, что над плечами, медленно начинают крутиться шестерёнки. Единственная тема, способная отвлечь меня он мыслей о сексе, — это работа. Хорошая сделка. Я явно вижу здесь потенциал.

Он не настолько привлекателен, как Кэйт Брукс, но достаточно близок к этому.

— Это хорошо, Кэйт. Очень хорошо. Я точно смогу это продать Синсону. Он исполнительный директор Альфакома.

Её глаза немного сужаются:

— Но я же буду принимать в этом участие, верно?

Я ухмыляюсь:

— Конечно. Я похож на человека, которому нужно красть чужие предложения?

Она закатывает глаза и улыбается. В этот раз я просто не могу отвести взгляд.

— Нет, конечно, нет, мистер Эванс. Я и не предполагала… просто… Вы знаете… первый день.

Я жестом предлагаю ей снова сесть, и она садится.

— Ну, я бы сказал, что твой первый день проходит на ура. И, пожалуйста, просто Дрю.

Она кивает. Я откидываюсь в кресле, оценивая её. Мой взгляд скользит по ней в совершенно непрофессиональной форме. Я знаю. Но почему-то я не могу себя заставить волноваться на этот счёт.

— Так значит… отмечали новую должность, да? — спрашиваю я, ссылаясь на её фразу в REM в субботу.

Она закусывает губу, и мою брюки становятся уже по мере того, как я возбуждаюсь — опять. Если так будет продолжаться, у меня яйца отвалятся.

— Да. Новая должность, — пожимает плечами она и говорит: — Я догадалась о том, кто ты, когда ты назвал свои имя и название фирмы, где работаешь.

— Ты слышала обо мне? — с искренним интересом спрашиваю я.

— Конечно. Не думаю, что найдётся кто-то в этой сфере деятельности, кто не читал о золотом мальчике Эванс, Рейнхарт и Фишер в BusinessWeekly… или же в PageSix.

Её последние слова намекают на колонку сплетней, где я частенько фигурирую.

— Если единственная причина, по которой ты меня отшила, это то, что я здесь работаю, — говорю я, — я могу в течение часа положить заявление об отставке на стол своему отцу.

Она смеётся, и её щёки заливает лёгкий румянец:

— Нет, это была не единственная причина, — она поднимает руку, напоминая мне о почти незаметном обручальном кольце. — Но не рад ли ты сейчас, что я тебе отказала? То есть, это было бы довольно неудобно, если бы между нами что-то произошло, тебе не кажется?

Моё лицо абсолютно серьёзно:

— Оно бы того стоило.

Она с сомнением приподнимает бровь:

— Даже не смотря на то, что я теперь под тобой работаю?

Нет, серьёзно, она сама напросилась, и знает об этом. Работает подо мной? И как мне это игнорировать?

И всё же я лишь приподнимаю бровь, и она качает головой и снова смеётся.

Со звериной ухмылкой на лице я спрашиваю:

— Я же не заставляю тебя чувствовать себя неловко, правда?

— Нет. Совсем нет. Ты со всеми своими служащими так обращаешься? Потому что, должна признать, ты просто напрашиваешься на судебный иск.

Я не могу сдержать улыбку, расползающуюся по моему лицу. Она меня удивляет. Умная. Сообразительная. Мне приходится думать, прежде чем отвечать ей. Мне это нравится.

Мне она нравится.

— Нет, я не обращаюсь так со своими служащими. Никогда. Только с одним, о ком я не могу перестать думать ещё с субботнего вечера.

Ладно, может я и не думал о ней, когда соображал с близняшками на троих. Но это же от части правда.

— Ты безнадёжен, — говорит она тоном, выдающим, что она считает меня милым.

Мне можно подобрать много характеристик, детка. Но милый точно не одна из них.

— Я вижу то, что мне нравится, и беру это. Я привык получать то, что я хочу.

Вы не услышите более правдивого описания меня. Но давайте немного приостановимся, чтобы я мог описать вам полную картину.

Знаете ли, моя мать, Анна, всегда хотела большую семью — пять, может шесть детей. Но Александра на шесть лет старше меня. Шесть лет — может и не такой большой промежуток времени для вас, но для моей матери это была целая вечность. После Александры моя мать не могла снова забеременеть — и точно не из-за отсутствия попыток. Это назвали «вторичным бесплодием». Когда моей сестре было четыре, моя мать почти потеряла надежду когда-либо иметь ещё детей.

Угадайте, что случилось потом? Появился я.

Сюрприз.

Я был её чудо-ребёнком. Её драгоценным ангелом от Бога. Её исполнившейся мечтой. Её отвеченной молитвой. И так думала не только она. Мой отец был вне себя от счастья, в равной степени благодарен за ещё одного ребёнка, да к тому же сына. А Александра — в свои годы до Стервы — была в восторге от того, что у неё появился младший братик.

Я стал тем, чего моя семья желала и ждала пять лет. Я был маленьким принцем. Мне всё сходило с рук. Я получал всё, чего бы ни захотел. Я был самым красивым, самым умным. Не было никого добрее и приветливее меня. Словами невозможно описать всю любовь ко мне — меня обожали, мне угождали.

Так что если вы думаете, что я нахальный? Эгоистичный? Испорченный? Вы, скорее всего, правы. Но не вините в этом меня. Я не виноват. Я продукт своего воспитания.

Раз уж с этим мы разобрались, вернёмся в мой офис. Следующая часть очень важна.

— И я думаю, ты должна знать, что я хочу тебя, Кэйт.

Видите, как румянец заливает её щёки, лёгкое удивление на её лице? Видите, как её лицо становится серьёзным, она встречается со мной взглядом, а потом опускает глаза в пол?

Её это цепляет. Она тоже меня хочет. Она сопротивляется этому. Но это чувство есть. Я мог бы получить её. Я мог бы дать ей то, чего она желает.

Осознание заставляет меня подавить стон, когда парень этажом ниже начинает бурно реагировать. Я хочу подойти к ней и поцеловать её так, чтобы она не могла стоять. Я хочу просунуть свой язык между её спелыми губами и сделать так, чтобы её коленки подкосились. Я хочу поднять её, обернуть её ноги вокруг себя, прижать её к стене и…

— Эй, Дрю. На пятьдесят третьей образовалась пробка. Если хочешь успеть на встречу в четыре часа, тебе стоит поторопиться.

Спасибо, Эрин. Так держать. Отличная секретарша — ужасный выбор момента.

Кэйт поднимается со стула, её плечи напряжены, спина прямая. Она разворачивается к двери, не глядя мне в глаза:

— Ну, спасибо за Ваше время, мистер Эванс. Вы… эм… дайте мне знать, когда я Вам буду нужна.

При этих словах я вызывающе приподнимаю брови. Мне нравится, что она взволнована — и что это я на неё так влияю.

Всё ещё избегая зрительного контакта, она слегка улыбается:

— На счёт Альфакома и Генезиса. Дайте мне знать, что мне стоит делать… что вы хотите, чтобы я сделала… что… ну, Вы понимаете, о чём я.

Мой голос останавливает её прежде, чем она успевает выйти из моего кабинета:

— Кэйт?

Она поворачивается ко мне с вопросом в глазах.

Я указываю на себя:

— Просто Дрю.

Она улыбается. Берёт себя в руки. Природная уверенность снова возвращается в её взгляд.

Она встречается со мной глазами.

— Конечно. Увидимся, Дрю.

Как только она вышла, я говорю себе под нос:

— О, да. Конечно, увидимся.

Проверяя портфель и отправляясь на встречу, я понимаю, что это влечение — нет, это недостаточно сильное слово, — эта потребность в Кэйт Брукс просто так не уйдёт. Я могу попробовать ей противостоять, но, ради Бога, я всего лишь мужчина. Если этот вопрос не решить, моё желание обладать ей может превратить мой офис, место, которое я люблю, в камеру пыток и сексуального неудовлетворения.

Я не могу этого допустить.

Итак, у меня три варианта: я могу уволиться. Я могу вынудить Кэйт уволиться. Или я могу склонить её провести одну полную удовольствия ночь со мной. Избавить нас обоих от этого желания — и плевать на последствия.

Угадайте, что я выберу?