Бари, Италия

— «Кто вскоре променял ее обаяние на вульгарное блаженство», — процитировал Персиваль. — Что это значит?

Вариан остановился в дверях, держа в руках полотенце.

Персиваль уговорил его сходить в рыбные ряды на волнорезе Бари, которые, как он заявил, стояли еще во времена Древнего Рима. Там воняло так, будто рынок действительно существовал с незапамятных времен и никогда не убирался. Вариан наблюдал, как мальчик поглощает ведро устриц, еще одно — морских ежей и в заключение полведра моллюсков. Хотя Вариан не принимал участия в этом пиршестве, запахом морепродуктов пропитались оба. Он уже в третий раз принимал ванну, и запах, кажется, исчез.

Напоследок он еще раз вытер голову, отшвырнул полотенце и вошел в комнату. Проходя мимо Персиваля, принюхался, но их слуга Ринальдо отскреб мальчика основательно.

Персиваль повторил строчку из «Чайльд Гарольда».

— Я воспринимаю «вульгарное блаженство» как эвфемизм, — сказал он. — Байрон имеет в виду женщин с дурной репутацией? Иначе я не могу объяснить, что он хотел сказать. Но зачем же он бросает женщину, которую любит, ради проститутки, если его уже тошнит от продажных красоток? И зачем называть это блаженством, если он несчастлив?

— Не уверен, что должен тебе объяснять, — задумчиво проговорил Вариан, опустившись в мягкое кресло у камина. — Твой отец не одобрит, что ты читаешь лорда Байрона.

— Конечно, нет. — Персиваль поднял глаза от книги. — Но папы здесь нет, а есть вы, и вы совсем на него не похожи. Мама говорит, что вы похожи на Чайльд Гарольда; из этого я делаю вывод, что вы лучше всех можете объяснить его образ мыслей. По-моему, этот герой — очень мрачный тип. Если он проводит жизнь в постоянных наслаждениях, как он может быть несчастлив?

— Возможно, он раскаивается в своих грехах.

— А я считал, что порочные люди раскаиваются, только когда становятся старыми и дряхлыми. Думаю, подагра исправила великое множество негодяев.

— Возможно, у Чайльд Гарольда болели зубы, — сказал Вариан, откинувшись в кресле. Он с облегчением видел, что Персиваль вернулся в свое обычное состояние. Всю дорогу до Бари мальчик был неестественно тихим и примерным — печальный дух, который часами смотрел в окно и апатично делал все, о чем просил Вариан. Похоже, моллюски возродили в нем бодрость духа. Пищеварение не пострадало. За обедом мальчик ел столько, что хватило бы накормить слона. И куда, к черту, это все девается? Он такой тощий, каких Вариан встречал только в трущобах.

— Вы согрешили с синьорой Рацолли? — спросил Персиваль. — Ринальдо говорит, вы были ее кавалером. Когда вы к ней ходили, вы…

— Мы беседовали, — проговорил Вариан. — Она очень начитанна. А сплетничать со слугами — вульгарно, Персиваль.

— Бабушка тоже так говорит, но это же очень интересно! Слуги знают все.

— Надеюсь, твоя бабушка будет счастлива, когда вы с отцом вернетесь в Англию.

Мальчик послушно поддержал смену темы:

— Да, она говорит, что очень рада, потому что у нее никого больше нет. Дядя Джон — они называют его Джек — был старший, он умер до моего рождения. А дядя Дж… — Персиваль замялся; он закрыл книгу, придвинул стул поближе к Вариану и тихим, заговорщическим голосом сказал: — Они делают вид, что дядя Джейсон тоже умер, а это не так!

— Он брат твоей мамы? — спросил Вариан. Он знал, что старший брат сэра Джеральда умер от инфлюэнцы много лет назад. Как он слышал, других братьев или сестер у Брентмора не было.

— Он младший брат папы, — объяснил Персиваль. — Много лет назад он сбежал из дому, они все на него злились и притворялись, что он умер. А он жив… и он герой.

— Должно быть, он очень осторожный герой, потому что я о нем ничего не слышал.

— А вы слышали про Али-пашу, правителя Албании? — Персиваль постучал пальцами по обложке книги. — Поэтому я и читаю лорда Байрона, он рассказывает про Али-пашу и про албанцев, про страну, где живет дядя Джейсон. Он все время там жил, его прозвали Рыжий Лев. За мужество и рыжие волосы. У него такие же волосы, как у меня; насколько я понимаю, в Албании это редкость.

— Прошу прощения, Персиваль, но я читал эту книгу и не припоминаю, чтобы в ней упоминался Рыжий Лев. Где ты прочел про него?

Персиваль нахмурился:

— Я не говорил, что прочел про своего дядю.

— Тогда откуда же ты так много знаешь о человеке, которого все родственники считают умершим? — Вариан испытующе посмотрел на мальчика.

Персиваль несколько смутился, потом выпрямился на стуле, и на его лице появилось задумчивое выражение.

— Может, тебе приснилось? — предположил Вариан.

— Нет. Это был не сон.

— Тогда сказка.

— Нет. Это истинная правда. — Персиваль закусил губу. — Я могу доказать. Подождите минутку, хорошо?

Он выбежал в свою комнату; встревоженный Вариан остался сидеть, глядя на огонь в камине. Мальчик моментально вернулся с ворохом одежды в руках. Он развесил на кресле шерстяные брюки с яркой тесьмой, черный жакет, расшитый золотой нитью, и просторную полотняную рубаху.

— Это мне привез дядя Джейсон, — сообщил Персиваль. — Такое носят албанцы, некоторые из них. Он сказал, что я, наверное, не захочу носить килт, пока не вырасту. Мама велела мне никому не показывать костюм, чтобы папа не узнал. Но ведь вы ему не скажете?

— Чего я ему не скажу? — спросил Вариан, догадываясь, каков будет ответ.

— Что дядя Джейсон к нам приезжал. — Персиваль отцепил от жакета крошечный прилипший кусочек корпии, разгладил складку на рубашке.

Через полчаса Вариан знал основную часть истории. Джейсон приезжал дважды: один раз в Венецию, когда сэр Джеральд уезжал на Юг Италии подыскивать виллу, и другой — ненадолго, перед смертью леди Брентмор. По нескольким невинным замечаниям, которые прорвались среди пылких восхвалений бесчисленных доблестей Джейсона Брентмора, Вариан сделал вывод, что тот был для Дианы больше, чем брат мужа.

Вариан не мог осуждать ее за неверность такому мужу, как сэр Джеральд. И не был шокирован, что любовником стал деверь. Более того, он приветствовал эту новость. Вариан догадывался, что она была несчастна, и не только из-за болезни. Он испытал странное облегчение, что кто-то хоть ненадолго сделал ее счастливой.

— Что ж, я в восторге от того, что тебе довелось познакомиться с таким великолепным дядей, — сказал Вариан, когда рассказ подошел к концу. — Однако уже поздно, надо пораньше лечь спать, завтра мы едем в церковь Святого Николая. — У Вариана были свои планы на эту ночь: неспешное изучение прелестей некоей черноглазой дамы, на которую он наткнулся в замке Бари.

— Но я еще не рассказал, какую ужасную вещь я сделал, — сказал Персиваль, потупив взгляд.

— Вряд ли я гожусь в исповедники, — ответил Вариан с ноткой нетерпения. — И если ты не препарировал на столе разнообразные морские экземпляры и не насыпал мне в кровать камешки, твои грехи в данный момент…

— Я отдал ему черную королеву, — потрясенным голосом сказал Персиваль. — Это вышло случайно. Но если папа узнает, он отправит меня в школу в Индию. Он сто раз грозился, только мама не разрешала.

Вариан уже стоял, готовясь в случае необходимости за плечо отвести Персиваля в кровать, но теперь снова сел. После нескончаемых поисков было решено, что черную королеву украли, и сэр Джеральд объявил, что даст тысячу фунтов тому, кто ее возвратит. Вариан не верил своим ушам. Прищурившись, он посмотрел на Персиваля:

— Что ты сделал?

— Я хотел отдать дяде Джейсону свой камень — тот, с зелеными прожилками и шишечкой…

— Бесподобные характеристики камня к делу не относятся, — прервал его Вариан.

— Простите, сэр. Вы правы. Не относятся, по крайней мере сейчас. Мы были в кабинете. Как мы туда попали, я надеюсь, тоже не имеет значения? — с надеждой спросил Персиваль.

— В настоящий момент нет.

— Это хорошо, потому что…

— Персиваль!

— Да, сэр, в самом деле. Буду по возможности краток: я наткнулся на шахматный столик и сбил несколько фигур. В том моем возбужденном состоянии — потому что я боялся, что папа будет… — Он перехватил взгляд Вариана и торопливо продолжал: — Так вот, я, наверное, по ошибке завернул в платок дяди Джейсона черную королеву, потому что позже обнаружил, что камень так и лежит у меня в кармане. Когда папа сказал, что королева пропала, я понял, что случилось, но ведь я не мог ему рассказать, правда?

Если королева у Джейсона, значит, сейчас она в Албании и абсолютно недоступна аристократу без гроша за душой.

— Полагаю, что не мог. — Вариан снова встал. — Персиваль, я уверен, что ты эмоционально измучен этим признанием и нуждаешься в отдыхе.

Персиваль смотрел на него очень серьезно.

— Теперь, когда я признался, я понял, что обязан что-то сделать.

—  — Да. Пойти спать.

— Я имею в виду, мы должны ее вернуть папе. То есть она же стоит тысячу! Она где-то здесь, вы же понимаете. — Он широко взмахнул рукой.

— «Где-то здесь» — это в Оттоманской империи, Персиваль. Королева навсегда пропала, если только твой дядя не захочет сам ее вернуть.

— Туда плыть всего два дня, — сказал Персиваль. — Дядя Джейсон живет прямо на берегу. Нам не придется въезжать в страну. Просто остановимся в порту, как это делают десятки кораблей со всех частей света.

— Мы? — переспросил Вариан. — Если ты думаешь, что я буду нанимать судно, чтобы плыть в Албанию с двенадцатилетним мальчиком, единственным наследником своего отца…

— Папа заплатит вам вознаграждение, а на путешествия он дал вам денег, и у нас много времени.

— Нет, Персиваль. Ложись спать.

Персиваль отправился спать к себе в комнату, а лорд Иденмонт, забыв про черноглазую даму, еще несколько часов просидел у камина, глядя на мерцающие янтарные огоньки в потухшем камине.

Горестно глядя в темноту, Персиваль думал о том, как ему повезло, что лорд Иденмонт не так восприимчив, как мама. Увидев, как много он ест, она бы что-то заподозрила. Она хорошо знала, что он переедает от возбуждения.

Сегодня он объедался потому, что должен был рассказать лорду Иденмонту лживую историю про черную королеву. Должен. Украденное оружие на пути в Албанию, и эту информацию он мог доверить только дяде Джейсону, особенно потому, что в ней замешан папа. Жаль, что нельзя написать дяде Джейсону. Как ему говорили, у влиятельных людей в Албании есть шпионы, которые регулярно вскрывают письма.

Значит, он должен рассказать лично. А для этого надо обмануть лорда Иденмонта. Персиваль чувствовал себя преступником.

Говорят, лорд Иденмонт — испорченный человек; даже дядя Джейсон так думал. Это не важно. Его сиятельство всегда был добр к маме и благожелателен к Персивалю. «Теперь уж никогда не будет, — с сожалением подумал Персиваль, — после того как узнает правду». Но это только если он заглотит наживку. Может, и не заглотит.

Уже светлело, когда мальчик услышал, как лорд Иденмонт вошел в соседнюю спальню. Закрыв глаза, Персиваль сказал себе, что человек не должен жалеть о том, что старается исполнить свой долг, особенно если при этом спасает сотни жизней. Вдобавок не будет же лорд Иденмонт вечно при нем. Рано или поздно они доберутся до Венеции, и там его сиятельство отчалит. А если все пойдет хорошо, дядя Джейсон с кузиной Эсме скоро отправятся в Англию. Это возместит Персивалю потерю общества лорда Иденмонта. Они все будут вместе. Одной семьей, как хотела мама.

Эта мысль успокоила Персиваля, как убаюкал бы мамин голос. И уже через минуту, когда утреннее солнце зажгло на море золотые искры, он крепко спал.

Тепелена, Албания

Исмал, красавец принц с золотыми волосами и глазами, как голубые бриллианты, раскинулся на диване и задумчиво разглядывал причудливую шахматную фигуру.

— Джейсон еще не уехал? — спросил он у Ристо.

— Али убедил его остаться и помочь успокоить бунт.

— Печально. Он захватил важный склад оружия. Мы не можем продолжать свое вмешательство.

— Ты хочешь видеть его мертвым, хозяин?

— С политической точки зрения это было бы неразумно. Рыжий Лев — всеобщий любимец, даже тех, кто поддерживает наши усилия вытеснить Али. Я не могу рисковать, навлекая на себя подозрение в убийстве. По счастью, я приготовился к такой неудаче. — Исмал улыбнулся преданному слуге и шпиону. — Ты сделал даже больше, чем думаешь, когда убедил англичанина отдать тебе это косвенное доказательство.

Ристо наклонил голову:

— Я надеялся привезти тебе весь набор. Было бы неплохое добавление к твоим сокровищам. К тому же сэр Джеральд заломил непомерную цену, — с сожалением добавил он.

— Мне нужно современное британское оружие, а он единственный надежный поставщик, — ответил Исмал, пожав плечами. — Но все же какой он дурак, что пишет своей рукой, пусть даже кодом. У него слишком характерный почерк.

— Он считал меня глупым варваром, хозяин. Он не верил, что я точно запомню детали.

— Очень кстати. — Исмал щелкнул черную королеву по голове. — Я на всякий случай сохранил его послание. Думаю, оно будет нам чрезвычайно полезно. — Он поднял глаза на слугу. — Я хочу, чтобы ты немедленно послал группу для захвата дочери Рыжего Льва. Джейсон поймет, что ему придется принять за нее калым, а раз она будет здесь, он не посмеет выступить против меня.

— Он может пойти к Али.

— Сомневаюсь, что он станет рисковать ее жизнью. Но пусть идет. — Исмал повертел в руке фигурку. — Видишь ли, когда мы захватим Эсме, при ней окажется эта вещица. Если Джейсон осмелится чинить мне препятствия — что ж, я скажу, что он предатель, и уликой послужит эта шахматная фигура. Я посоветую Али справиться у Британца, и он легко проследит путь королевы, указывающий на брата Рыжего Льва. Не составит труда доказать, что брат написал то послание. Али знает, что Рыжий Лев дважды за год побывал в Италии, навещал семью. И кузен, и Британец придут к выводу, что Джейсон с братом торгуют оружием для своей выгоды. Оба правительства будут страшно недовольны. — Блестя синими глазами, он протянул Ристо черную королеву. — Видишь, Ристо, какой могучей может быть королева для игрока, который знает, как ее использовать. — И он засмеялся.

Дуррес

Почувствовав руку на своем плече, Эсме мгновенно проснулась и рывком села в кровати. В комнате было еще темно.

— Папа? — спросила она темную тень, стоявшую рядом, но поняла, что мужчина был не Джейсон.

— Это я, Байо, — сказала тень. Ее охватило беспокойство.

— Где отец?

Наступила долгая пауза, потом послышался вздох. У нее забилось сердце.

— Я очень сожалею, детка.

— Где он?

— Ах, крошка. — Байо положил руку ей на плечо. — Плохие новости, маленькая воительница. Крепись. Джейсон убит.

Нет! Сердце вопило, но язык молчал. Она вцепилась в одеяло и прикусила губы, не желая кричать и плакать, как слабая женщина.

— Мы попали в засаду… на реке Вьоса, — сказал Байо. — Ему выстрелили в спину, и он упал с высокого обрыва в реку. Надо благодарить Бога, что смерть была быстрой. Река поглотила его, так что подлые убийцы не смогли принести его голову своему господину, чтобы он торжествовал.

Джейсон. Ее сильный, храбрый, любящий отец. Его убили выстрелом в спину, как вора, и холодное течение потащило тело, ударяя о камни… Эсме закрыла глаза, сжала зубы, мучительная боль превратилась в ярость.

— Кто убийцы? — требовательно вскричала она. — Кто заплатит мне за это кровью?

— Нет, крошка. Дочь Рыжего Льва не будет искать крови, — укоризненно сказал он. — Убийцы мертвы. Я сам это видел. Но у нас нет времени на разговоры. Убийство Джейсона — только начало, сейчас ты в великой опасности. Поторопись. — Он потащил ее с кровати.

Эсме рывком высвободилась из его рук и почувствовала, что дрожит. Она заставила себя выпрямиться. Она всегда спала одетой, в мужском костюме и с ружьем под рукой. Один из кузенов Байо неизменно дежурил снаружи, даже когда Джейсон был дома, но она не хотела быть застигнутой врасплох, если на город нападут враги.

— К чему такая спешка? Куда мы едем? Байо сунул ей в руки головной убор.

— На север. В Шкодер. — Он зажег свечу, быстро прошелся по комнате, собирая и запихивая в мешок вещи.

Не очень понимая, что делает, Эсме натянула шерстяной шлем и подоткнула под него волосы, не сводя глаз с Байо. Он взволнованно говорил:

— Мы поторопились вернуться домой, потому что Джейсон боялся, что Исмал планирует тебя похитить. Теперь в этом нет сомнения. Он, конечно, будет лгать — свалит убийство на бандитов. А Али будет слишком потрясен, чтобы заметить или придать значение тому, что Исмал тем временем украл простую женщину. — Байо помолчал. — Вот почему мы должны спешить. О мести даже не думай. Если ты задержишься здесь, то только навлечешь на себя позор. Ты же не хочешь быть наложницей человека, который убил твоего отца?

— Я расскажу паше Шкодера, — сказала Эсме. — Он мне поможет. Исмал заплатит мне кровью.

— Паша поможет тебе выбраться из страны, — ответил Байо. — И все. Джейсон намеревался уехать, и мы сделаем так, как он хотел.

Он увидел ужас в глазах Эсме и быстро отвернулся.

— Нет! — потрясение воскликнула она. — Ты же не отошлешь меня в Англию? Одну?!

Байо вскинул мешок на плечо, пошел к двери, но остановился и ответил:

— Это трудно, я понимаю, маленькая воительница, но выбор невелик. Либо ты наберешься мужества и поедешь, либо станешь рабыней Исмала… и получится, что твой отец погиб зря.

«Потом», — сказала она себе. Потом она обо всем подумает и найдет выход.

Эсме без слов подобрала вещи, сунула их в небольшую дорожную сумку, подхватила ружье и пошла за Байо.

Через минуту они были на причале. Уже почти рассвело, но туман был такой плотный, что первые робкие лучи казались тусклыми розовыми пятнами на сером одеяле. Байо благоразумно оставил лодку в стороне от главного пирса.

Когда они подошли к берегу, Эсме увидела очертания судна побольше, фелюгу. Они здесь часто причаливают, правда, не в это время года, потому что фелюги не так хорошо экипированы, чтобы противостоять осенним ветрам.

Эсме различила в тумане фигуры, движущиеся к ним навстречу. Она напряженно посмотрела на Байо.

— Иностранцы, — прошептал он.

В следующий миг они получили подтверждение догадки: ветер донес обрывки разговора на смеси албанского, итальянского и английского.

— Нет… zoti… лодка. Умоляю… хозяин… убить меня. Когда фигуры приблизились и голоса стали слышнее, Эсме услышала мальчишеский тенор, отвечавший с изысканным английским произношением:

— Чепуха. В этом городе живет мой дядя.

— Пожалуйста, молодой господин, подождите…

— Вон люди. Спросим у них.

Эти двое были уже совсем близко. Хотя они выглядели безобидно, Эсме уронила на песок свою сумку и крепко сжала ружье. Байо настороженно стоял рядом и тоже держал оружие на изготовке.

— Танг-гот-ета, — окликнул мальчик; у него был такой же акцент, как у ее отца.

— Tmgjatjeta, — привычно ответила она на приветствие. Приободрившись, мальчик поспешил к ним.

— Пойдем, — шепнул Байо. — У нас нет времени.

— Он англичанин, — ответила Эсме. В следующее мгновение она удивилась, не обманул ли ее слух, потому что мальчик был одет в точности как она и даже так же нес на плече сумку. Когда он подошел ближе, ей показалось, что это ей снится. В слабом свете утра его волосы блестели, и они были такого же цвета, как у отца. Она отступила на шаг, когда мальчик остановился, увидев ружье Байо. Робкий, толстый спутник мальчика трусливо прятался за его спиной.

— О Господи, кажется, мы их всполошили, — забеспокоился мальчик. — Как же это… — Он прокашлялся. — Куш ша-пи… а… а, Джейсон? Я хочу сказать — все нормально, он мой дядя. Джейсон. Вы его знаете, Рыжий Лев… — Джейсон — дядя этого ребенка? — ошеломленно спросила Эсме. Она недоверчиво приблизилась к нему, забыв обо всем. Волосы, глаза — все, как у ее отца… как у нее самой!

Байо опустил ружье.

— Похож, как будто брат, — сказал он. Мальчик смотрел на Эсме с таким же изумлением.

— Ты кто? — спросила она по-английски. Он подошел ближе, не сводя с нее глаз.

— Ты говоришь по-английски, слава Богу. Ты выглядишь… но дядя Джейсон говорил «она» — ведь ты «она», верно? — Он покраснел. — О Боже! Как грубо с моей стороны. Я — Персиваль Брентмор, племянник Джейсона.

— Племянник Джейсона, — глухо повторила Эсме.

— Да. Здравствуйте.

У Эсме появилось безумное желание засмеяться. Или заплакать. Она услышала отдаленный грохот. Наверное, у нее головокружение.

— Персиваль, — сказала она пересохшим ртом. — Племянник Джейсона.

— Да. А ты… ты Эсме?

Грохот усиливался. Байо обернулся. Наверное, тоже услышал.

Эсме перевела взгляд с него на парнишку, который назвал себя Персивалем, племянником Джейсона. Мальчик что-то быстро говорил, но она не слушала. Ее внимание приковал нарастающий грохот. Это не гром. Это скачут всадники.

Байо поднял ружье.

— Уходи, — скомандовала она по-английски и оттолкнула мальчика. — Быстро на свой корабль, ребенок. Сейчас же!

— Что это? Бандиты?

— Уходи! — закричала она. — Беги, черт возьми! — Она еще раз толкнула его, посильнее. На этот раз он понял и попятился. Его испуганный компаньон уже бежал к кораблю. Мальчик бросил на Эсме последний ошеломленный взгляд и побежал за ним.

Гулкий топот копыт приближался, и Байо крикнул ей, что надо бежать. Но всадники скакали прямо на мальчика, который был еще далеко от своего корабля, и, если она и Байо побегут к лодке, ее двоюродный брат окажется под перекрестным огнем.

Только она это подумала, как смутный гром превратился в рев, и плотное черное облаковыкатилось с дороги на пляж. В густом тумане толпой кружились темные тени, всадников было не меньше двух десятков. Игнорируя неистовые крики Байо, Эсме выстрелила, отвлекая внимание на себя. В ответ над головой засвистели пули.

Она кинулась к чьей-то перевернутой лодке и увидела, что приближаются другие бойцы. Товарищи Байо. Над ухом просвистела пуля. Эсме нырнула под лодку и торопливо перезарядила ружье.

Звуки выстрелов вырвали Вариана из глубокого сна. Он мигом вскочил на ноги. Быстрый осмотр показал, что Персиваля в каюте нет. Вариан через голову натянул рубашку, впрыгнул в штаны и ботинки и, схватив пистолеты, выскочил на палубу.

На берегу туман, взрываемый вспышками, окутывал вертящуюся массу людей и лошадей, слышались воинственные крики и оружейные залпы. Он выбрался на пирс и ринулся в сторону битвы.

— Персиваль! — взревел Вариан.

Он спрыгнул на песок и, услышав тонкий крик, повернул в ту сторону. Полдюжины всадников неслись за одинокой фигуркой, неуклюже бежавшей по песку. Бледный луч утреннего солнца на мгновение выхватил из дыма, копну темно-рыжих волос.

Сердце Вариана застучало так же громко, как смертоносные копыта, приближавшиеся к мальчику; Вариан прицелился и выстрелил. Он увидел, что лошадь рухнула на землю, прицелился еще раз и снова выстрелил. Трясущими пальцами он начал перезаряжать пистолет. Рядом раздался оглушительный шум, потом что-то хрустнуло. Его пронзила острая боль, и наступила темнота.

Эсме осторожно отерла песок с лица мужчины, лежавшего без сознания. Проще было бы облить его водой из ведра, но тогда он мог очнуться слишком внезапно, и ему стало бы еще больнее.

Корабль качало, в стоящем рядом ведре плескалась вода, обливая ей брюки. Она не обращала внимания: они и так промокли и одеревенели от песка и соли. Ее неудобства не имели серьезного значения. Хуже было другое: два родственника Байо убиты, несколько друзей ранены. Их быстро забрали местные жители, они позаботятся о пострадавших.

Еще не унесли трупы шести мародеров, как Байо приказал ей лезть в фелюгу. Он взвалил англичанина на плечо и, глухой к ее доводам, погрузил обоих на борт и велел капитану плыть на юг, на Корфу. Потом Байо отправился спасать мальчика… ее двоюродного брата.

Эсме смотрела на надменное лицо человека, голова которого лежала возле ее колен. Какой злой дух принес его сюда — вместе с мальчиком, без оружия, без охраны?

Лицо англичанина было и в самом деле лицом злого духа, хоть и очень красивое, подумала она, глядя на крутые завитки темных волос над высоким лбом. Осторожный испытующий взор спустился к высоким дугам черных бровей, к черным ресницам, далее на повелительный нос и мимо полных, четко вылепленных губ к чистому квадратному подбородку. Гордое лицо. Петро, драгоман, бывший с тем мальчиком, сказал, что этот человек — английский лорд.

Эсме перевела взгляд на его руку, лежащую на плоском животе. Длинные пальцы, маникюр; под ногти забились песчинки с пляжа. Ни мозолей, ни шрамов, ни царапин — ничто не нарушало их совершенства. Она посмотрела на свои загорелые руки, сильные и твердые, потом на грязные брюки. От тревоги у нее свело живот. Так бывало всегда, когда она встречалась с соотечественниками отца: у нее появлялось чувство собственной неполноценности, напряженное ощущение, что они едва скрывают неприязнь и презрение. Некоторые смотрели сквозь нее, как будто она была невидимкой, и это было даже хуже откровенного пренебрежения. Она знала, что в их глазах она чуть лучше животного.

Те, кого она встречала раньше, были простыми солдатами. Этот человек — лорд. Даже сейчас он как будто насмехается над ней. Она решила, что глаза у него будут холодными и твердыми как камень.

«Это не важно», — сказала она себе. Его мнение не имеет никакого значения. Она бросила тряпку в ведро, сердито отжала ее… а потом руки замерли в нескольких дюймах от его лица, потому что он беззвучно пошевелил губами и медленно открыл глаза.

Сердце встрепенулось и понеслось вскачь, как испуганная кобыла. Глаза у него были серые, но не как камень. Как дым. С болезненной медлительностью они сфокусировались, жесткое выражение лица смягчилось, возвращаясь к жизни, и она трясущимися руками убрала тряпку от его лица.

Это было лицо темного ангела. На какой-то головокружительный миг она подумала, что перед ней сам Люцифер, сраженный гневом всемогущего Бога.

— Персиваль, — пробормотал он. — Слава Богу… — Он моргнул. — Вы кто?

Низкий, хриплый голос тоже был как будто дымный, он лишал ее воли, словно опиум. Эсме коротко вздохнула и приказала себе проснуться.

— Меня зовут Зигур, — сказала она.