Сходство мальчика с Персивалем было пугающим: такие же ярко-зеленые кошачьи глаза, прямой маленький нос и упрямый подбородок. Даже к утренним событиям он отнесся так же терпеливо и рассудительно, как сделал бы Персиваль, хотя высказался более сжато. Если бы Вариан был в своем обычном состоянии, его бы позабавило холодное самообладание Зигу-ра, потому что мальчик был всего лишь на два-три года старше Персиваля, ему самое большее — пятнадцать лет. Но у Вариана раскалывалась голова, дрожали мышцы, да и во всей этой истории не было ничего смешного.

— Мой отец, Джейсон, — дядя этого мальчика Персиваля, — объяснил Зигур. — Сегодня утром я узнал, что он убит и что посланы люди захватить меня на потеху их хозяину. В неразберихе, что творилась на пристани, они по ошибке схватили моего кузена.

Зигур поправил на голове толстую шерстяную шапку, и Вариан увидел, что волосы у него, как и глаза, такие же, как у Персиваля. До него дошло значение слов мальчика. В этих местах имеют обыкновение похищать детей обоего пола. Персиваль в руках педерастов.

Видимо, Вариан выглядел совершенно убитым, потому что Зигур торопливо сказал:

— Нет причины для тревоги, эфенди. Им нужен я. После смерти Джейсона не найдется никого, кто станет мстить за оскорбление, нанесенное мне. Негодяи могут взять меня так же просто, как камешек с пляжа. Но мой кузен — англичанин, а Али-паша хочет, чтобы ваше правительство помогло ему расширить свои владения. Негодяи знают, как и вся Албания, что обидеть англичанина — значит навлечь на себя жестокую месть Али-паши. Когда похитители обнаружат, что украли англичанина, они оставят его в какой-нибудь деревне на юге, и друг моего отца Байо легко его найдет.

— Эти люди убили Джейсона, — проговорил Вариан и поспешно сел. Он тут же пожалел об этом: словно взрыв разорвал череп изнутри. Он упал обратно. — И напали на меня. Два англичанина в считанные дни.

Лицо Зигура напряглось и стало похоже на маску.

— Дитя Джейсона давно ему не принадлежит. Он считается албанцем. Естественно, за его убийством последует кровная месть, но это не в вашей власти, эфенди. Что касается вас: они напали только для того, чтобы убрать вас с дороги. Если бы они собирались вас убить, то сейчас на берегу Дурреса валялось бы несколько голов.

Зигур помолчал, потом холодной рукой потрогал лоб Вариана.

— Теплый, но жара нет, — сказал мальчик. — Не тревожьтесь. Мы плывем на Корфу, где вы отыщете британских солдат; они отвезут вас к Али-паше в Тепелену. А там вы найдете моего кузена Персиваля живым и здоровым, это я обещаю. Али будет защищать его, как редкий, огромный алмаз, а ваши английские друзья убедятся, что Али не потребует слишком большого вознаграждения за свое гостеприимство. Это легко уладить. Вот бы все другое решалось также просто, — буркнул он и снова взялся за влажную тряпку.

Позже Вариан удивится, почему был таким послушным. Но сейчас он совершенно беспомощен от боли и потрясения. У него нет ни сил, ни воли потребовать, чтобы судно повернуло назад. А даже если бы он это сделал, что дальше? Среди этих мест и их обитателей он чувствовал себя как на луне. Приходилось доверять юному бастарду Джейсона, потому что лорд Иденмонт понятия не имел, что делать дальше.

В конце дня Эсме почуяла в воздухе приближение шторма. Выйдя на палубу, она увидела тревогу команды. Их судно не могло противостоять буйству непогоды. Как она поняла, за деньги капитан поддался искушению выйти в плавание в начале сезона штормов. Сейчас он, конечно, сожалел о своей жадности.

— Мы не можем продолжать путь, — сказал он. — Предупреди английского лорда, что мы должны причалить.

Эсме уныло посмотрела на береговую линию. Ничего похожего на порт не было видно, а легкое суденышко уже содрогалось под ударами ветра и волн. Вдали сверкали молнии.

— С ним разговаривать нет смысла, — ответила она. — У него разбита голова, он ничего не соображает. Вы ожидаете трудностей. — Это был не вопрос.

— Если я не смогу подойти близко, придется перенести его в лодку, — с тоской проговорил капитан. — Я пошлю двух надежных людей, чтобы доставили вас на берег.

Она прикинула: маленькой лодке легче проскочить по мелководью. Если отправиться сейчас, можно достичь берега до того, как разразится шторм. От Петро, конечно, не будет никакого толку. Он уже несколько часов причитает и молится. Толстый, ленивый, грязный — самый неудачный экземпляр драгомана из всех, кого ей приходилось встречать. Происхождение его неизвестно, но ясно, что он глуп по меньшей мере в пяти из семи языков, которыми, как он заявлял, владеет. Но имея двух крепких моряков, можно справиться с задачей.

— Так и сделаем, — спокойно сказала она. — Ни вы, ни я не хотим получить на своей земле труп английского аристократа. Ваш корабль может пережить шторм. Если лорд останется на корабле, сомневаюсь, что он выживет.

Как выяснилось, англичанин еле выжил даже в коротком путешествии до берега; большую часть пути он провел, свесившись через борт, так его рвало. Но он не жаловался в отличие от Петро — тот затопил лодку слезами, рвал на себе волосы и призывал Аллаха, Иегову и всех святых смилостивиться над ним. Не отвлекаясь на пассажиров, два итальянских моряка налегали на весла, предоставив Эсме высматривать впереди препятствия и следить, чтобы новички не свалились в море.

Когда они наконец достигли берега, англичанин повалился на землю, а остальные несчастные оглядывали пустынный пейзаж. Вокруг простиралась плоская, бесплодная земля без признаков человеческого жилья. Но что-нибудь обязательно найдется, Эсме это знала. Какое-нибудь укрытие. Сама она спокойно расположилась бы здесь, ей не привыкать спать на открытом воздухе даже в дождь. Но к сожалению, ее пациенту нужна крыша над головой, и холода он не выдержит. Хватит с него сложностей.

— Помогите англичанину, — сказала она морякам, взяв ружье и перекинув через плечо сумку. — Петро, тащи его багаж и придержи язык. Идем на восток; дорога долгая, на сетования и безделье нет времени.

Когда Вариан проснулся после того, что он отчаянно хотел бы считать ночным кошмаром, солнце уже встало. Или он так решил. За открытой дверью было серое, а не угольно-черное пространство. Дождь все еще лил не переставая, перед дверью образовалось небольшое озеро, перед узкими щелями, ведущими к окнам, — две его сестрицы-лужи.

Он два раза зажмурился, но когда открыл глаза, увидел ту же ужасающую картину: каменные стены хибары — темные и скользкие, одеяло, на котором он лежит, — грубое и сырое. Голова болела так, как будто все демоны Гадеса лупили его дубинками, на зубах скрипел песок, и живот подвело от голода.

— Проклятие, — простонал он.

Маленькая прохладная рука коснулась лба. Он испуганно дернулся и встретил трезвый взгляд зеленых глаз. Он не догадывался, что Зигур прикорнул рядом с ним.

— Жара у вас по-прежнему нет, — сказал мальчик. — Это хорошо. Мы не можем разводить огонь, и я боялся, что вы простудитесь, но вы оказались крепче, чем я думал.

— Голова раскалывается на тысячу кусков, — скрипнул зубами Вариан. — На той мерзкой лодке я потерял последнее, что ел; даже не вспомню, когда принимал пищу в последний раз. Промок, чувствую себя грязным и…

— Тогда благодарите судьбу, что у вас нет простуды и лихорадки. Как и у меня. Простуда не страшна, если ее лечить, — он счел нужным объяснить, встретив раздраженный взгляд Вариана, — но что делать без чеснока и лечебных трав?

Преодолевая боль, Вариан медленно поднялся на локте. Он увидел, что одеяло Зигура расстелено рядом на относительно сухом грязном полу, и с горечью подумал, какие паразиты эмигрировали к нему за ночь. Он был уверен, что свою одежду парнишка не стирал с тех пор, как впервые надел. Вариан желал бы, чтобы Джейсон уделял меньше времени урокам языка своего маленького бастарда, а больше — правилам личной гигиены.

— Как я понимаю, твои волшебные лекарства покоятся на дне моря вместе с кораблем. Конечно, если они тебе нужны.

— Не нужны. Остальные наши встали на рассвете. Мы увидели, что судно держится на плаву, хотя сильно потрепано. Думаю, в него ударила молния, потому что мачта сломана. Петро и два моряка отправились принести все, что нам понадобится. К сожалению, нам придется остаться здесь надолго. Скорее всего им придется менять всю мачту. Ну и прочие работы. — Он развел руками. — В такое время года пройдет несколько недель, прежде чем судно снова сможет плавать.

— Несколько недель? Ты хочешь сказать, мы здесь застряли? — Вариан с отчаянием обвел взглядом жалкую, отвратительную лачугу. По стене ползли две улитки.

Мальчик сел, скрестив ноги, и с раздражающим терпением объяснил:

— Это устье реки Шкумбин. Прибрежная местность болотистая, есть только несколько бедных деревушек. Чтобы двигаться по земле, нужны лошади, а ближайшее селение, где их можно нанять, в двадцати английских милях к востоку.

— Ты шутишь. На двадцать миль нет лошадей?

— Вы не в Англии и не в Италии. Моя страна бедная, лошади здесь — большая ценность. Какой дурак станет держать конюшню на огромном болоте? Здесь можно найти только мулов.

— Не может быть, чтобы я застрял в этой лачуге на несколько недель. — Вариан содрогнулся. — Это немыслимо. Мы кого-нибудь пошлем за лошадьми или за другим кораблем.

— И если судьба вам улыбнется, они выполнят свою миссию меньше чем за месяц. — Мальчик изучал свои смуглые маленькие ручки. — Как пожелаете, эфенди. Вы великий английский лорд. Идти пешком — ниже вашего достоинства. К тому же испортятся ваши красивые ботинки.

Вариан опустил взгляд на грязные, в пятнах соли ботинки, потом подозрительно посмотрел на мальчишку:

— Кажется, ты невысокого мнения об английских лордах?

— Прошу прощения, если я вас обидел, — сказал Зигур, не поднимая глаз. — Все от невежества. Я редко бываю в компании принцев.

— Ты нахальный маленький негодяй и не расходуй на меня свое лживое смирение. Несмотря на эту дьявольскую шишку на голове, мозги мне еще не отказали. — Превозмогая протест ноющих мускулов и сверкание молний в голове, Вариан сел. — Думаешь, я тебе посмешище? Если бы тебя так хватили по башке, ты бы не держался с таким чертовым превосходством.

— Если бы турок ударил меня так, как вас, я бы умер, — ответил мальчик с едва заметной улыбкой. — У вас удивительно твердая голова, эфенди.

Вариан осторожно притронулся к пульсирующей шишке над ухом и поморщился:

— Все английские лорды твердоголовые. Ты не знал?

Мальчик улыбнулся шире, от этого его лицо преобразилось, и Вариан впервые заметил на нем выражение, несвойственное Персивалю, хотя во многом братья были похожи. Рот был другой, шире и полнее, и вообще все черты лица более нежные. Ребенок был по-своему красив. В этот момент Вариан понял, как такой мальчик мог вызвать аппетит у мужчины, хотя это соображение было чисто умозрительным. Как ни испорчен был лорд Иденмонт, свои плотские желания он устремлял только на взрослых женщин. Мысль использовать для утех ребенка вызывала в нем тошноту.

Изгнав видение Персиваля или этого бедного Джейсонова отпрыска, отданных на милость распутного сарацина, Вариан улыбнулся Зигуру.

— Это правда, я не выношу болезней и боли, — сказал он. — И я действительно пришел в ужас, увидев, что испортил свои любимые ботинки. Но лучше я все же не буду гнить посреди болота. Если у тебя есть разумная альтернатива, говори.

Эсме полночи пролежала без сна рядом с англичанином, уверяя себя, что она все делает правильно. Насчет корабля она сказала правду, Петро и другие подтвердили, когда вернулись. Еще больше, чем англичанин, она не была намерена неделями околачиваться на бесплодной земле. Она хотела, чтобы ее кузен благополучно и побыстрее убрался из Албании, тогда она будет довольна жизнью. Чем быстрее они доберутся до Тепелены, тем скорее это произойдет. В теперешних обстоятельствах наиболее быстрый способ преодолеть около сотни миль к югу — наземный.

К тому же если они будут ждать корабля, она окажется в Корфу среди британцев, там же будет Байо, и он заставит ее поехать в Англию. Вчера утром в Дурресе она была слишком потрясена, чтобы спорить с ним или хотя бы думать. С тех пор у нее было достаточно времени на размышления.

Ее мысли были об отце, который погиб за нее. Никогда больше он не будет дразнить ее и смеяться вместе с ней. Вовек ей не придется гордо стоять рядом с ним, когда он хвастается перед друзьями — вот его дочь, маленькая воительница. Она уже не услышит его ласкового голоса, полного любви, даже если он ее ругал. Любимого отца, мечтавшего вернуться вместе с ней к своему народу, подстрелили, как собаку… из-за нее. С ним ее жизнь не была бы пуста, куда бы они ни отправились. Без него у нее ничего нет, одно только горе… и ей не с кем его разделить.

Весь долгий день она запрещала себе горевать, воздвигла крепостную стену вокруг ноющего сердца, заставляла себя делать все, что нужно. И весь этот бесконечный день в ней нарастала ярость, пока ей не стало казаться, что она сходит с ума. Она не может уехать, она не найдет покоя, пока сердце взывает об отмщении. Байо ошибается. Он не уничтожил убийц отца: Исмал еще жив. У дочери Рыжего Льва есть только один путь — кровь за кровь.

Это будет несложно. Сначала она проводит кузена, потом возьмется за Исмала. Поскольку Джейсон умер, Исмал должен будет заплатить калым Али-паше, высокий калым. Но Исмал заплатит больше, чем деньгами и драгоценностями; когда она отнимет жизнь у этого молодого тела, ее честь будет восстановлена. В свою очередь, она должна будет заплатить, это она понимала очень хорошо, — либо своей жизнью, либо в постели очередного фаворита Али. Она не боялась. После того как она местью очистит свою оскверненную душу, она вынесет все, что ей уготовит судьба.

Возле нее возился и стонал англичанин. Чтобы поднять в нем дух, говоря с ним, она преуменьшила тяжесть его ранения, но сама знала, что боль должна быть адской. Понимала она и то, что он глубоко тревожится о Персивале. Сидел бы себе на месте, и не было бы у него шишки на голове и причин для беспокойства. Но, быстро напомнила она себе, ошибки англичанина задержали ее отъезд. Ужасная каша, которую он заварил, дала ей возможность остаться на родине.

Эсме через плечо взглянула на него. Неудивительно, что он стонет. Он лежал к ней спиной, грубое одеяло терло о чувствительное место на голове. Она села и осторожно повернула бессознательное тело на другой бок. Стон прекратился. Она снова легла, спиной к нему.

Она уже начала засыпать, когда почувствовала стену тепла, прислоненную к спине. Англичанин во сне скатился на ее одеяло. Она собралась отодвинуться, но он что-то пробормотал, рука взлетела и накрыла ее.

Эсме задохнулась, сердце бешено забилось. Она попыталась приподнять его руку, но это было все равно что поднять каменную колонну. Он дрогнул, придвинулся поближе, прижался рукой. Тепло окутало ее как одеялом.

Эсме редко задумывалась о холоде, она была приучена к нему и не обращала на него внимания. Но этот мужчина нездоров, а лачуга сырая и холодная. Его тело искало тепла, вот и все. Она сказала себе, что от этого ей не будет никакого вреда, и закрыла глаза. Несмотря на свое храброе поведение, она чувствовала себя отчаянно одинокой, внутри все застыло от горя. Но от близости его горячего тела становилось легче.

Она уже засыпала, когда он что-то пробормотал во сне, его рука соскользнула с талии и накрыла маленькие груди. Ее охватила паника. Она оцарапала его руку и, извиваясь, попробовала высвободиться.

— Какого черта…

В следующее мгновение Эсме обнаружила, что лежит на спине, а над ней навис англичанин. Когда она попыталась уползти, он навалился на нее, прижал обе руки к земле и уместил ноги между ее коленями, прежде чем она ухитрилась ударить его в пах.

На какой-то момент Эсме оцепенела. В жизни еще никто не добивался над ней такой быстрой победы. Она думала, что этот мужчина — изнеженный, ленивый слабак. Но он оказался пугающе быстрым — и волнующе решительным. Тем не менее он тяжело дышал и с каждым выдохом бормотал ругательства. Сквернословие оставляло ее равнодушной. Она умела браниться на пяти языках. Что ее беспокоило, так это тяжесть жесткого тела и отупляющее чувство беспомощности. «Но это ненадолго», — сказала она себе. В конце концов, он ранен, а она нет.

— Английская свинья, — прохрипела она и лягнулась. И попала ногой в Петро, который безмятежно спал по другую сторону от нее. Он в ужасе вскочил.

— На помощь! На помощь! — закричал он по-гречески, судорожно заворачиваясь в одеяло. — Грабители! Убийцы!

— Заткнись, идиот! — выпалил англичанин. — Зажги фонарь. Это не грабители, черт побери. Это девушка!

Петро разжигал фонарь целую вечность, по комнате разнеслась страшная вонь. За это время Вариан освободил маленькую чертовку от своего веса и стянул с нее головной убор. Не то чтобы ему требовалось получше ее изучить. Он распознал женское тело, когда его почувствовал, а проснувшись полностью, понял, что его рука накрывает маленькую, твердую, но безусловно женскую грудь. Ему снилось, что он спит с женщиной, а при пробуждении он увидел, что так оно и есть. С девушкой, молчаливо поправился он, глядя серыми глазами на сияющую массу темно-рыжих волос. Малышкой, которая, видимо, только позавчера достигла возраста зрелости.

Она сидела, скрестив ноги, и смотрела на него. Рука дернулась, чтобы отшлепать ее. Ему претило, когда из него делали дурака. Еще больше ему не понравилось, что второй раз за двое суток он оказался на волосок от смерти: промедли он мгновение, и ему под ребро воткнулся бы нож. Как ни разъярен был Вариан, разума он не потерял. Если она не сын Джейсона, значит, дочь. И зовут ее Эсме — английское имя, — и нет причин удивляться ее потрясающему сходству с Персивалем. А это означает, что она только что потеряла отца, что и было причиной нервного возбуждения. Да и вольности, которые он бессознательно позволил себе с ее юным телом, должны были привести ее в ужас.

— Извини, что я был таким… буйным, — натянуто сказал он. — Но ты захватила меня врасплох, я подумал, что на меня напали.

В зеленых глазах он увидел откровенную насмешку.

— На вас напали? Не мои руки блуждали там, где им не положено быть.

— Я спал! — выпалил он. — Какого черта! Я не мог знать, где мои руки!

— Вот именно, — горячо подхватил Петро. — С чего бы он стал ласкать тебя, если думал, что ты — мальчик? Господин не интересуется мальчиками. А каждый знает, что…

— Я ее не ласкал, черт побери! Я спал и…

— Вы положили руку мне на грудь! Думаете, я наложница, не стану возражать? Я только попыталась уползти, а вы повели себя так, как будто я собиралась убить! Вам показалось мало унизить меня таким образом, вы еще стали меня раздевать!

— Я отобрал у тебя нож, чтобы ты меня не убила, а снял только шляпу — или как там называется это средневековое страшилище. — Он сунул ей в руки шерстяную шапку.

— Не важно как. Вы не имели права. Если бы у меня в семье были мужчины, они бы вас убили за оскорбление.

Она надела на голову шлем и подоткнула под него волосы. Вариан заметил, что у нее дрожат руки. Он ее здорово напугал. Бедное дитя, она подумала, что он собирался ее изнасиловать.

— Прошу прощения, — произнес он. — Когда я внезапно просыпаюсь, я не очень хорошо соображаю. Но ты обманула меня относительно своего пола. Естественно было вообразить нечто опасное: грабитель, убийца — откуда мне было знать?

— Вот именно, — поддержал его Петро. — Я тоже так подумал. Глупо, очень глупо, — упрекнул он, — девочка, а изображаешь из себя мальчика. Обманывать — грех.

— Как можно быть таким невежественным! — воскликнула она. — За мной охотится человек, он ищет рыжую девушку и дальше станет искать, когда поймет, что схватил моего кузена. Задача нехитрая: как вы. думаете, сколько в Албании рыжих девушек? Я лично ни одной не встречала!

Она устремила на Вариана обвиняющий взгляд, и ему стало еще неуютнее.

— Я понимаю, переодевание — не лучший способ, но мы с Байо не собирались здесь задерживаться, чтобы меня могли рассмотреть. Если бы те люди не выследили моего кузена, они бы уехали искать в другом месте. И я смогла бы сбежать.

С этим Вариан не мог спорить. Его вина, что она не смогла убежать, а Персиваль в руках извращенцев.

— Согласен, я в ответе за всю эту неразбериху, — признал он. — Учитывая, как глупо я себя вел, я не должен удивляться тому, что ты не спешила открыть мне свой секрет.

Кажется, это ее успокоило, потому что она ответила уже не так враждебно:

— Я думала, что для всех безопаснее, если вы не будете знать. Вы бы стали иначе со мной обращаться или случайно проговорились, а другие бы это заметили и разоблачили меня.

В этом тоже был смысл. При всей ее молодости, у нее голова на плечах. Вариан печально улыбнулся.

— Персиваль говорил, что его дядя не только храбрый, но и проницательный человек, — сказал он. — Кажется, ты унаследовала эти его качества, как и внешний вид.

Враждебное выражение совсем исчезло из ее зеленых глаз, их заволокла печаль.

— Я была для него и сын, и дочь. — Ее голос слегка дрожал. — Он научил меня всему, что я знаю. Я хорошо говорю на четырех языках, а на турецком умею ругаться. Я отличный стрелок и владею холодным оружием. Я могу позаботиться о себе — и о нас обоих. Вскоре вы обнаружите, что со мной не нужно обращаться по-другому из-за того, что я женщина.

Наверное, по лицу Вариана было видно, что он сильно сомневается, — а как же иначе, если перед ним сидело воздушное существо с зелеными очами? — потому что она напряженно вскинула голову и добавила:

— Я не слабая, нервная женщина, которая поднимает шум из-за пустяков. Я забуду нанесенное мне оскорбление и доставлю вас в Тепелену — если вы простите мне мой обман.

— Это очень… великодушно, — сказал Вариан, — но…

— Не бойтесь, — нетерпеливо прервала она. — Я боец, шрамы это доказывают. Здесь, — она показала на руку, — и здесь, — похлопала себя по бедру. — Но человек, который в меня стрелял, уже мертв. Наши люди называют меня «маленькая воительница». Можете спросить в Рогожине или где угодно, вам все скажут.

— Стрелял? — Холод пробежал по его спине.

— О да. — Она закатала рукав и показала шрам. Плечо было нежное и белое, гораздо белее, чем сильные, загорелые кисти рук.

— Не надо, я верю, — резко сказал он. Господи, какая сволочь послала пулю в это хрупкое, нежное тело? Ему стало тошно.

— Голова болит, эфенди? — участливо спросила она. — Вы очень побледнели. Наверное, вам лучше лечь.

Голова шла кругом от всего этого потока информации, и Вариан охотно лег. Сейчас нет смысла ее уговаривать. От горя она плохо соображает. Даже ее участие — на грани паники.

Но забота его тронула: девушка подоткнула ему одеяло, как слабому ребенку; должно быть, она решила, что он в опасности, потому что снова легла рядом с ним и приказала Петро устроиться по другую сторону, чтобы его светлости было теплее.

Ее опека продолжалась и на следующее утро, пока Вариан не увидел, что она укладывает сумку. Он мягко указал ей, что они никуда не пойдут.

Ее лицо окаменело.

— Потому что вы не доверяете проводнику-женщине?

— Юной девушке, — поправил Вариан. — Я не тебе не доверяю, а…

Дальше она не стала слушать, вскинула сумку на плечо и вышла из хибары. И хотя Петро в панике заверещал, у Вариана было сильнейшее искушение отпустить ее. Правда, альтернатива была одна — связать.

Беда в том, что отпустить ее одну было равносильно убийству — и это после того, как она и ее друзья спасли ему жизнь. Чтоб ей пусто было! Вариан скрипнул зубами и вихрем вылетел из хибары вслед за ней.