Как он обычно делал при входе в комнату, Марчмонт остановился, чтобы оценить ситуацию. Даже теперь, после бутылки, или двух, или трёх, его взор был не таким ленивым, каким казался.

Он увидел:

Первое: Лексхэма, стоящего перед камином с видом человека, готового рвать на себе волосы.

Второе: Леди Лексхэм, трепещущую на кушетке в подражание умирающему мотыльку.

Третье: За большим столом по центру, четверых замужних дочерей Лексхэма, все были в чёрном, что выглядело особенно уныло на женщинах их комплекции. Как обычно, две старшие выглядели так, словно страдали непроходимостью кишечника. Как обычно, две младшие страдали от последствий бурной супружеской жизни. Они казались готовыми произвести потомство на свет в любой момент – близнецов или парочку пони, если судить по их выдающимся размерам.

И четвертое: А у окна…

…сидела девушка с книгой на коленях.

Девушка с золотыми волосами и поразительно голубыми глазами, самыми голубыми глазами на свете, на личике в форме сердечка, сливочно-белом с розовым…

На этом Марчмонт остановился. Он осознавал, что его глаза расширились, в груди стремительно нарастало странное ощущение, словно его, поджарив на огне, швырнули в глубокую прорубь. Он также отметил густой румянец на её щеках и то, как она развернула плечи, пока он глядел, и то, что это движение привлекло внимание к её фигуре с элегантными изгибами Венеры, статую которую он где-то видел.

Всё произошло настолько быстро, что прервалась и без того зыбкая связь между его языком и мозгом. Даже в лучшие времена ему удавалось вначале говорить и думать позже. В настоящее время, благодаря бутылке, или двум, или трём, его мозг был окутан густейшим туманом.

Герцог произнес:

– О боги, это правда. Эта ужасная девчонка вернулась!

– Марчмонт.

Мужской голос, произносивший его имя знакомым терпеливым тоном, заставил его моргнуть. Он выбрался из глубокой проруби и оказался в настоящем времени. Он оторвал взгляд от девушки и направил его на своего бывшего опекуна.

Выражение на лице Лексхэма сменилось на легко узнаваемую смесь недовольства, привязанности и чего-то ещё, чему герцог Марчмонт предпочёл не подыскивать названия.

– Благодарю, сэр, я бы действительно не отказался от бокала – или десяти – чего-либо, – отозвался Марчмонт, хотя прекрасно знал, что Лексхэм не предлагал ему выпить. Герцог различал все нюансы голоса бывшего опекуна. Когда он говорил – Марчмонт – таким образом, это означало «вспомните о манерах, сэр».

Однако его светлость настаивал, как он это часто делал, на преднамеренно неверном толковании.

– Что-нибудь покрепче, я думаю, – продолжил он. – Я ощущаю потребность в том, чтобы подкрепиться живительной влагой.

Зоя. Тут. Живая. Невозможно. Или возможно, потому что она была здесь.

Он снова глянул на неё.

Девушка рассматривала его в упор, сверху вниз и снизу вверх.

У него закололо в затылке. Он привык к пристальным взглядам женщин. Осмотр такого рода обычно происходил в собраниях полусвета или приватных уголках мнимо респектабельных приемов. Но такого не случалось в безусловно респектабельной домашней обстановке.

Он не был обескуражен. Ничто не обескураживало его. Скорее, сбит с толку. Возможно, ему стоило меньше пить перед приходом сюда. Либо он выпил недостаточно.

– Но, конечно же, ты хочешь чего-нибудь для успокоения нервов, дорогой, – сказала леди Лексхэм. – Я упала замертво, увидев нашу Зою.

Это его не удивило. Беда двенадцатилетней давности привела здоровье леди Лексхэм в серьёзный упадок. Поправившись физически, она так и не восстановила прежнего самообладания и крепости рассудка, хотя он не был убеждён в том, что она когда-либо обладала достаточными запасами того, и другого. Последние дни её лордство проводила большую часть времени в волнении, обмороках и трепете – иногда во всех трёх одновременно.

На какой-то момент он сам ощутил лёгкое головокружение.

– Зоя, в самом деле, – сказал он. – Так и есть.

Он заставил себя снова встретиться с оценивающим взглядом голубых глаз.

Девушка улыбнулась.

Эта была и не была улыбка той Зои, и почему-то ему на ум пришёл образ крокодила.

– Теперь я проиграл тысячу фунтов, – продолжил он, – поскольку был уверен, что встречу очередную принцессу Карабу в вашей гостиной.

– О, Боже! – воскликнула одна из сестёр.

– Они так говорят? – сказала другая.

– Чего ты ожидала?

– Осмелюсь сказать, это ещё не худший из слухов.

Взор Марчмонта обратился в сторону Четырёх Предвестниц Апокалипсиса.

– Вам стоит взглянуть на карикатуры, – сказал он. – Весьма… изобретательные.

– Не напоминайте!

– Без сомнений, Вам смешно до колик.

– Если бы Вы попали из огня да в полымя, как это случилось с нами…

– Не трать слов. Он всё равно…

– Вы герцог, – прозвучал женский голос, не принадлежавший ни одной из квартета. Он был похож на их голоса, но всё же другой.

Марчмонт повернулся от Матрон Судного Дня к девушке у окна: к девушке, бывшей и не бывшей той Зоей, которую он знал когда-то.

Она поднялась со стула. Её тёмно-красная кашемировая шаль выгодно оттеняла бледно-зелёное платье и ниспадала, прекрасно обрамляя её фигуру. Закрытый тесный лиф платья подчёркивал приятные округлости груди. Водопад юбок говорил ему о тонкой талии и полных бёдрах. Она казалась выше своих сестёр, хотя трудно было сказать наверняка, поскольку две из них серьёзно раздались в ширину, и все четыре сидели.

В любом случае, она была не карманной Венерой, но полноразмерным образцом.

Её яркие голубые глаза вспыхнули от любопытства. Или ему показалось? Зрение его не подводило. Он мог легко сфокусировать взгляд. С другой стороны, его мозг был непривычно медлителен.

– Вы говорите по-английски, – сказал он. – Более или менее.

– Поначалу было гораздо хуже, – сказала она. – Лорд Уинтертон нанял для меня компаньонку и горничную. Они не знали арабского. Никто не знал, кроме самого лорда Уинтертона. Всю дорогу мне пришлось говорить на английском. И он восстановился.

Она склонила голову в сторону, изучая его лицо так, словно оно было тоже полузабытым языком.

– Я помню Вас.

В этом голосе, похожем и не похожем на сестёр, он не определил и следа чего-то, похожего на иностранный акцент. Однако она говорила с экзотично звучащим напевом. Это был голос, наполненный полумраком и плавными границами.

– Смею надеяться, – сказал он. – Вы однажды пытались убить меня крикетной битой.

Она кивнула.

– Я крутилась и крутилась, а потом упала назад. Вы смеялись до упаду.

– Я упал? – Он всё помнил слишком ясно. Мысленный шкаф не желал закрываться.

– Я вспоминала об этом, пока находилась далеко, – продолжила она, – часто представляла себе, как Вы падаете, смеясь, и это воспоминание подбадривало меня. – Она сделала паузу. – Но Вы изменились.

– Как и Вы.

– И Вы герцог

– С некоторого времени, – сказал он. – С тех, пор как Вы уехали. – Навсегда. Она уехала навсегда. Но теперь она возвратилась. Он знал её, и, тем не менее, она оставалась незнакомкой. Не все в мире находится в равновесии.

Она кивнула, и её улыбка поблекла.

– Я припоминаю. Ваш брат. Как это было печально.

Печально. Подходящее ли слово?

Что-то было в том, как она это сказала. Он слышал горечь печали в её словах. Он вспомнил, как она тогда плакала, и как он был потрясён, поскольку Зоя Октавия не плакала никогда. И каким-то образом это сделало его собственную скорбь не такой невыносимой.

– Давние дела, – сказал он.

– Но не для меня, – сказала она. – Я пересекла моря, словно пройдя через время вспять. Для всех это выглядит, как возвращение из мёртвых. Если бы я и вправду могла вернуться оттуда, то привезла бы Вашего брата с собой.

Один сногсшибательный момент шока, укол в заново открывшуюся рану – и затем:

– Святые небеса, Зоя! – воскликнула сестра.

– Не обращайте на неё внимания, Марчмонт, – сказала вторая. – Она набралась самых странных представлений в этих языческих краях.

– Какая ему разница? Богохульство его не пугает.

– Это не означает, что её нужно поощрять.

– Его тоже не следует поощрять.

– Но я должна поговорить с ним, – сказала девушка. – Он герцог. Это очень высокий титул. Вы говорили про герцогов и маркизов. Он не подойдёт?

Коллективный вздох предвестниц.

– Подойдёт для чего? – спросил он. Рана, если она вообще была, мгновенно исчезла из его сознания. Он смотрел на сестёр, одну за другой. Все они выглядели так, словно кто-то закричал «Пожар»!

Ярко-голубой взгляд снова устремился на него.

– Вы женаты, лорд Марчмонт?

– Ваша светлость, – поспешно поправила Доротея. – К нему обращаются «герцог» – или «ваша светлость».

– Ах, да, я помню. Ваша светлость…

– Зоя, мне необходимо поговорить с тобой наедине, – сказала Присцилла.

Марчмонт неодобрительно глянул на Присциллу, прежде чем возвратился к младшей сестре.

– Подойдет и Марчмонт, – сказал он девушке, которая была и не была Зоей.

Часть его разума говорила, что это та же девочка, когда-то пытавшаяся огреть его крикетной битой, лазавшая по деревьям и крышам, как обезьянка, падавшая в рыбные пруды, желавшая стать лесником или плотником, игравшая часто в грязи с деревенскими ребятишками.

Но она не была прежней. Она выросла, всё дело в этом, сказал он себе. И сделала это первоклассным образом, как он мог видеть.

Поскольку все остальные очевидно пытались сдержать её, он решил её поощрить. – Вы говорили…

– У Вас есть жёны, Марчмонт? – проговорила она.

– О Господи! – сказала первая гарпия.

– Не могу поверить, – сказала вторая.

– Зоя, умоляю тебя, – сказала третья.

Марчмонт огляделся. Сестёр сотрясали различные спазмы. Лексхэм отвернулся, изучая пламя в камине, как он обычно делал, обдумывая проблему.

Марчмонт покачал головой.

– Ни единой.

Остальные все одновременно заговорили с Зоей. Было много шиканья, всяких «не надо», «пожалуйста, не надо» и «я надеюсь, ты не думаешь» – и прочего в этом роде.

Даже будучи в полностью трезвом состоянии, герцог Марчмонт не мог бы догадаться, о чём они говорили. Ничего удивительного. Он не в первый раз заставал их в необъяснимых семейных ссорах. И, конечно же, они не впервые мгновенно возобновили спор в его присутствии. В конце концов, его считали членом семьи, что означало, что они спокойно оскорбляли его так же, как и друг друга.

Он подошёл к столу с нетронутым графином в окружении бокалов. Он мог бы и выпить, наблюдая за представлением.

Герцог поднял графин и собирался налить в бокал, когда голос, экзотически протяжный, перекрыл остальных.

– Марчмонт, Вы женитесь на мне? – сказала она.

Мама слегка вскрикнула.

Гертруда вскочила со стула и попыталась вытащить Зою из комнаты. Зоя вырвалась и стала поближе к своему отцу.

– Герцог, вы говорили, – пояснила она сёстрам. – Или маркиз. Он герцог. У него нет жён. Жены, – быстро поправилась она. В Англии мужчина мог иметь только одну жену, напомнила она себе.

– Ты не можешь так просто предлагать себя первому же аристократу, который войдёт в двери, – сказала Доротея.

– Но вы говорили, что герцоги и маркизы к нам не придут, – напомнила Зоя.

– Страшно представить, что будут говорить об этом, – сказала Присцилла.

– Вы сказали, я не могу надеяться познакомиться с такими мужчинами, – сказала Зоя. – Но один из них здесь. – И она не собиралась позволить ему сбежать, если это в её силах.

– Ооо-х, – произнесла мама и упала на подушки.

– Посмотри, что ты делаешь с мамой!

– Она безнадёжна.

– Он, конечно, расскажет своим приятелям.

– Папа, сделайте что-нибудь! – сказала Гертруда, бросившись в кресло.

Папа лишь быстро глянул через плечо, переведя взгляд с Зои на высокого, светловолосого, шокирующее привлекательного мужчину с графином и бокалом в руках с длинными пальцами. Прекрасно очерченный рот герцога Марчмонта раскрылся, глаза слегка расширились.

Под её пристальным вниманием, он закрыл рот и зажмурил глаза.

Зоя увидела эти ошеломляющие зелёные глаза широко раскрытыми на одно головокружительное мгновение, когда они впервые увидели её. Их воздействие почти сбросило её со стула. На минуту она ощутила себя маленькой девочкой, беспомощно вращавшейся до приземления задом на пучок грязной травы.

– Я не могу ждать, – сказала она. – Марчмонт, Вы выше всех по титулу среди собравшихся. Скажите им, чтобы замолчали и дали мне сказать.

– Мы этого не переживём, – сказала Августа. – Какую историю он расскажет своим друзьям из Уайтса.

Марчмонт медленно наполнил свой бокал. Покончив с этим, он сказал:

– Должно быть, я расслышал правильно, несмотря на пронзительный визг ваших сестёр. Вы просите меня жениться на Вас. Верно, мисс Лексхэм?

Последний раз её сердце билось так сильно в день побега из дворца Юсри-паши, когда ворота Европейского квартала оказались закрытыми. Она страшилась того, что с ней сделают, если поймают. И в то же время, её возбуждал риск попытки добыть свободу.

Это казалось единственным шансом прожить жизнь, ради которой она пошла на такой отчаянный шаг.

Несмотря на свой высокий титул, привлекательное лицо и восхитительное тело, он был, всё же, мужчиной, сказала она себе. Хотя герцог и прятал глаза, она знала, что мысленно он раздевал её, и ему нравилось то, что он видел. Девушка скорее ощущала, чем видела, лёгкое напряжение в его позе: настороженность хищника, почуявшего добычу.

Гаремная рабыня уже разрывала бы на себе одежды.

Зоя знала, что не может соблазнить его таким образом. Не здесь, во всяком случае. Не сейчас. Она должна взывать к его разуму. По-деловому. Как это делают мужчины.

Или так должно казаться.

Она поправила свою шаль и приняла позу настолько притягательную, насколько было возможно, не делая это явно, и вызвала в уме ритуальную формулу, подходящую к этому случаю.

В логически упорядоченной манере она изложила герцогу оценку ситуации, полученную от своих сестёр и отсутствующих братьев и их доводы в пользу её отъезда.

– Они говорят, что единственным выходом для меня будет брак с джентльменом высокого ранга, – продолжила она. – Они говорят, что остальные будут считаться с ним. Они говорят, мужчина с высоким положением в обществе захочет восемнадцатилетнюю невинную девушку. Я не совсем невинна, и мне не восемнадцать, но я девственница.

– Ооо-х, – сказала мама.

Зоя решительно продолжила:

– Юсри-паша отдал меня второй женой Кариму, старшему сыну от первой жены. Но Карим не мог… – хотя Марчмонт держал глаза полузакрытыми, она знала, что он пристально следит за ней. – …свой инструмент наслаждения. Мужская часть, которую используют, чтобы получать удовольствие и делать детей. Как она называется?

Раздались истерические смешки сестёр.

Зоя их проигнорировала.

– Никто не скажет мне, как это будет на английском, – сказала она, – если я и знала раньше, то забыла.

Он издал горлом странный звук. Затем сказал:

– Мужское достоинство подойдёт.

Две старшие сестры опустили головы на руки.

– Его мужское достоинство не могло встать, – сказала Зоя. – Он был очень болезненным, знаете ли. Не мог быть настоящим мужем, хотя я нравилась ему и делала всё, чему меня научили, для пробуждения мужского желания. Абсолютно всё. Я даже…

– Зоя, – сказал её отец сдавленным голосом, – нет необходимости объяснять все детали.

– Хотелось бы, чтобы ей вообще не было необходимости говорить, – пробормотала одна из сестёр.

– Хотелось бы просто провалиться сквозь землю.

– Мы этого никогда, никогда не сможем пережить.

– Не обращайте на них внимания, мисс Лексхэм, – сказал Марчмонт. – Продолжайте, пожалуйста. Я весь во внимании. – Он отпил ещё немного.

– Я буду для Вас превосходной женой, – сказала она, надеясь, что эти слова прозвучали не так отчаянно, как было в действительности. Зоя сказала себе, что если это не сработает, она уедет в Париж или Венецию, как угрожала, хоть это и не было самым лучшим вариантом. Она хотела остаться на родине, жить той жизнью, о какой мечтала двенадцать долгих лет. Казалось, герцог Марчмонт был её единственной возможностью иметь такую жизнь. Он был привлекателен, молод, здоров, не особенно умён и хотел её. Он идеально подходил.

Он был ниспослан небом. Дар судьбы. Она только должна его удержать.

Не паникуй, посоветовала она себе, ты отлично знаешь, что делаешь. Ты провела двенадцать лет, обучаясь этому.

– Я знаю все возможные искусства доставления наслаждения мужчине, – продолжила она, – умею петь, танцевать и сочинять стихи. Я быстро учусь и научусь вести правильно себя в свете, если Вы мне поможете или найдёте наставников.

Зоя забеспокоилась, и, как следствие, её английский стал сбивчивым, но она шла напролом.

– Мне известно, что вдовы бесполезны, но я никогда не была женой физически. Я осталась девственной, а девственницы ценятся высоко. К тому же, у меня есть драгоценности, составляющие хорошее приданое, размером не меньше, чем у девушки. Я стану любящей матерью Вашим детям. В гареме все дети меня обожали. По правде говоря, мне было жаль их оставлять, и я буду счастлива иметь собственных детей. – Она остановилась и глянула на сестёр. – Но не слишком много.

– Не слишком много, – повторил он за ней и выпил ещё.

– Я умею вести хозяйство, – сказала она. – Знаю, как управлять слугами, даже евнухами – они бывают совершенно невозможны. У них настроения меняются чаще, чем у женщин.

– Евнухи. Понимаю.

– Я умею с ними обращаться. Во всём гареме я была единственной, кто умел.

Две другие сестры опустили головы на руки. Мама закрыла лицо платком.

Марчмонт опустошил бокал и поставил его на стол. Прищуренный взгляд зелёных глаз вернулся к Зое. Она не могла видеть, так скрытно он им пользовался, но чувствовала его. Медленный, оценивающий взор путешествовал по ней от макушки до кончиков пальцев ног, сжавшихся в ответ. Всё её тело, казалось, стремилось свернуться под этим взглядом, как гремучая змея, которую выманили из темноты на солнечный свет. Девушка ощутила что и в животе у нее все сжимается и переворачивается.

– Это очень соблазнительное предложение, – заявил герцог.

В комнате повисла оглушительная тишина, и Марчмонту показалось, что он слышит своё собственное эхо.

– Умение управлять евнухами является действительно редким достижением.

Четыре предвестниц не издали ни звука. Их младшей сестре удалось совершить невозможное – она лишила их дара речи.

– Ну что?… – спросила она в затянувшейся тишине.

Он налил себе ещё. Попытки сдержать смех могли нанести ему непоправимое увечье.

Он был убеждён, что никогда, за всю свою жизнь, не слышал ничего комичнее предложения о браке от «Зои-не Зои» или реакции её сестёр на него. Что само по себе стоило проигранной тысячи фунтов. Чёрт, да это возможно стоило и самой женитьбы. Он бы смеялся над этим ещё годы спустя, без сомнения.

Но будущие годы были очень далеко, а жениться сейчас было бы неудобно. Ему пришлось бы во имя приличий расстаться с любовницей на время, а леди Тарлинг ему ещё не наскучила.

– Как ни больно мне отказываться, – сказал он, – но было бы чудовищно несправедливо воспользоваться своим преимуществом подобным образом.

– Это означает «нет!?» – спросила Зоя. Её нежные губы опустились вниз.

Марчмонт разглядывал её развитое, восхитительно округлое тело.

– Это – «нет», сказал он, – к моему глубокому прискорбию. Я не могу себе позволить жениться на Вас по фальшивой причине. Я могу совершить то, что Вам требуется, без того, чтобы приковать Вас к себе навечно.

Он осознавал, что без него у неё нет ни малейшей надежды быть принятой в обществе. Он был единственным в Лондоне человеком, кто мог её ввести в свет, и он обязан был оказать эту услугу Лексхэму. Марчмонт не имел на сей счёт никаких сомнений. Никакое количество вина не могло снять с него этот долг.

Её нахмуренные брови разгладились и внимание заострилось.

– Вы можете?

– Нет ничего легче.

Она выдохнула.

Вздох облегчения?

Марчмонт на миг опешил от неожиданности.

Он представлял собой желанную добычу. Незамужние женщины продали бы душу за возможность стать герцогиней Марчмонт. Некоторым замужним было бы достаточно малейшего поощрения, чтобы охотно расстаться со своими мужьями.

Но герцог Марчмонт никогда не воспринимал себя всерьёз, хотя его тщеславие было особого сорта, далеко не хрупким. Если её крошечный вздох и задел его чувства, удар оказался едва заметным.

У неё были причины испытывать облегчение, сказал он себе. Она бы не пошла на такую крайность и не сделала бы ему предложение, если бы её кошмарные сёстры не преувеличили в своей обычной манере трудности её ситуации.

– Ничего легче? – воскликнула одна их них. – Марчмонт, насколько Вы пьяны?

Он проигнорировал её и обратил всё своё внимание на Зою-не Зою.

– По причинам, изумляющим меня, я в моде, – сказал герцог. – По причинам, не изумляющим никого, я принадлежу к избранным. Это сочетание делает меня желанным повсюду.

Зоя обратилась к сёстрам за подтверждением.

– Как ни печально, но это правда, – произнесла Гертруда.

– Это крайне утомительно, и я нахожу ответственность обременительной, однако ничего не поделаешь, – сказал он. – Моё присутствие определяет успех собрания.

– Как мистер Браммел, – сказала Зоя. – Они так сказали. Мужчина должен быть подобен мистеру Браммелу.

– Не в точности подобен, я надеюсь, – сказал он. – Если вы когда-либо услышите, что я принимаю молочные ванны или отказываюсь от галстука, потому что не все его складки расположены в точности, где должны, я надеюсь, что вы окажете мне любезность и пристрелите меня.

Она улыбнулась, медленно изогнув губы.

Образ этой экзотичной взрослой версии Зои, танцующей в вуалях, крепко засел у него в мозгу, вместе с первой частью её квалификаций: Я знаю все возможные искусства доставления наслаждения мужчине.

Может быть, несмотря ни на что, он должен был сказать «да».

Нет, конечно, нет. Невзирая на относительную нетрезвость, он осознавал, что маленький мозг, находившийся у него между ногами, пытается завладеть ситуацией. Он приказал себе не быть идиотом и затолкал видения в глубину кладовки памяти.

– Короче говоря, – сказал он, – я нужен Вам, но в противоположность истерическим предположениям Ваших сестёр, Вам не нужно за меня выходить. Вам не нужно выходить замуж до тех пор, пока Вы не будете к этому готовы.

Снова лёгкий вздох.

– О, – сказала она, – Благодарю Вас. Вы очень привлекательны и желанны, и я была бы рада. Но я прожила замужем с двенадцати лет, и это очень долго. Я бы предпочла не выходить замуж безотлагательно.

– Оставьте всё мне, – сказал он.

– Всё? – спросила Зоя. Она глядела на него выжидающе, глазами, глубокими, как моря, где легко может утонуть мужчина.

Он поставил бокал. Если его сознание перешло на метафоры, значит, он выпил больше, чем достаточно.

– Всё – ответил он с твёрдостью. – Пойдёмте со мной.

– Идти с ним? – воскликнула сестра.

– Идти куда?

– О чём он думает?

– Думает? Когда он вообще думал?

Пока вещуньи продолжали разыгрывать хор из древнегреческих трагедий, Марчмонт взял Зою за руку и вывел из комнаты.

Ладонь с длинными пальцами, охватившая руку Зои, излучала тепло. Жар исходил от неё и проходил сверху вниз через всё её тело.

Зоя взглянула на его руку, удивляясь тому, как это у него получалось.

Но как только они вышли из гостиной, герцог выпустил её. Он заложил руки за спину и пошёл. У него были длинные ноги, но он не торопился. Она без труда успевала за ним.

Памятуя о слугах, притворявшихся, что не наблюдают за ними, девушка не позволяла себе его разглядывать. Это было нелегко. Во-первых, противный мальчишка, которого она знала, превратился в высокого, сильного, устрашающе прекрасного незнакомца, к чему нужно было привыкнуть.

Во-вторых, этот незнакомец без усилий разбудил в ней чувства, о которых она слышала бесконечное множество раз, но никогда не испытывала. Её всё ещё шатало от своего открытия.

Однако он оставался чужим, и ей становилось легче при мысли, что не придётся выходить за него замуж. Герцог выглядел очень самодовольным. Ничего похожего на того мальчика, которого она знала давным-давно.

Вместе с тем, Зоя не могла не думать о том, как он выглядит обнажённым.

Она не могла не думать о том, что она могла бы ощутить, если бы он коснулся этими большими тёплыми руками её женских частей.

Она задрожала.

– Не по сезону холодно, – произнес Марчмонт. – Впереди, без сомнений, мерзкая ночь. Небо было облачным, когда я уезжал из Уайтса, и продолжало темнеть. Вам известно, что такое Уайтс?

Она усилием воли вернулась к разговору.

– Слышала, как мои сёстры говорили, что у Вас там есть друзья.

– Это клуб для джентльменов на улице Сент-Джеймс, – произнёс он. Он назвал ей имена членов клуба, описывая в деталях своих друзей, цитируя Бо Браммела и объясняя последние ставки в книге пари.

Он увлекательно рассказывал, однако Зоя понимала, что он был… не то чтобы пьян, но в лёгком опьянении.

Ей был знаком дурман наркотических веществ. В гареме опиум помогал скучавшим и разочарованным женщинам скоротать время. Она не понимала, почему такой успешный и могущественный человек, который мог делать и делал всё, что пожелает, избрал проводить дни в затуманенном сознании.

Это не моё дело, сказала она себе. Всё же она не могла не размышлять о том, насколько опьянение притупило его чувственные побуждения или ослабило мужское достоинство.

В этом она сомневалась.

Герцог остановился перед дверью библиотеки.

Зоя бросила взгляд себе за спину. Малая гостиная находилась недалеко, тем не менее, библиотека была более уединённым местом, по крайней мере, в настоящий момент. Если он захочет к ней прикоснуться, она ему позволит. Исключительно в познавательных целях. Она много знала о мужчинах, их предпочтениях, знала, что делать с ними и для них, но не изучила, что нравилось ей самой. Прикосновения Карима никогда не возбуждали её, как и его не возбуждали ее ласки.

Этот мужчина был совершенно другим, что было очевидно.

– Только после Вас, мадам

Она вошла в библиотеку с сильно бьющимся сердцем.

Марчмонт последовал за ней и прошёл прямо к центральному окну.

Толпа издала рёв.

Зоя стояла без движения, глядя в его затылок, в знакомые светлые волосы. Да, он всегда был самым отважным из всех, хотя смельчаком считался Джерард с его безрассудством.

Но отвага и безрассудство не одно и то же.

Ей были слышны шаги в коридоре и голоса сестёр, становившиеся всё громче. Через миг её братья услышат шум снаружи, выберутся из логова и…

И это ничего не изменит. Они поступят так, как поступали всегда. Даже в детстве никто из них не мог противостоять Люсьену. Теперь он был герцогом почти половину жизни и привык делать так, как хотел, привык, что с ним считаются.

Высокие окна библиотеки доходили до пола и выходили на узкий балкон. Марчмонт открыл одно из них.

Сёстры испустили дружный вздох.

– Боже мой, – завопила одна.

– Он обезумел.

– Скорее, пьян.

– Где папа?

– Почему он ничего не сделает?

Зоя взглянула назад. Они сгрудились в дверях, жалуясь и протестуя, но никто не пытался остановить Марчмонта.

Нет, во всяком случае, они не изменились.

Несмотря на крики, жалобу и критику, они держались на расстоянии.

Герцог вышел на балкон.

Поднял руку.

Толпа затихла.

– Да, да, я знаю, – заявил он. – Все хотят видеть мисс Лексхэм.

Он не кричал. Только слегка возвысил свой низкий голос. Но казалось, что его ясно слышали люди на другом конце площади.

– Очень хорошо, – он повернулся к ней и жестом пригласил Зою присоединиться к нему. Она смотрела на его длинные пальцы, манившие её. Клок светлых волос, цвета первых утренних лучей, упал ему на бровь. Он слегка улыбался.

Она напомнила себе, что ничего не знала о Кариме и мире, в котором тот жил, однако быстро выучилась лавировать на его извилистых тропинках. Она узнала, как Кариму угодить и как его развлечь. В результате, она выиграла его привязанность и целое состояние в драгоценностях.

Здесь будет легче, сказала она себе. Ей было достаточно найти дорогу в мир, которому она принадлежала по своей сути.

Она вернулась домой тихо. Лорд Уинтертон намеревался избежать беспорядков, миновать которых, в конце концов, не удалось. Её прятали два дня в доме родителей, за закрытыми окнами и занавесями. Словно она и не покидала гарем.

Девушка прошла на балкон.

Толпа умолкла.

Как и её сёстры.

Сотни голов поднялись вверх. Все взгляды сосредоточились на ней.

Её бросило в холод, затем в жар. Голова закружилась. Но это было замечательное головокружение от радости освобождения.

Она, наконец, вышла наружу, в открытую.

Я здесь, думала она. Я дома. Наконец. Да, посмотрите на меня. Смотрите, сколько угодно. Я больше не невидимка.

Зоя почувствовала, как большая тёплая ладонь сжала ей руку. Тепло проникало в самое сердце и заставило его биться чаще. Она осознавала, что её пульс бьётся на горле и в запястье, так близко к нему. Жар распространился по её животу и пошёл вниз, сделав колени ватными.

Я сейчас потеряю сознание, подумала она. Но она не могла себе позволить упасть без чувств от одного мужского прикосновения. В любом случае, не сейчас. Не здесь. Она заставила себя посмотреть на него.

Герцог слегка улыбнулся, насмешливо или изумлённо, – она не могла сказать наверняка.

За его полузакрытыми глазами она скорее ощутила, чем увидела, промелькнувшую тень.

Ей вспомнился краткий отблеск боли при упоминании брата. Он исчез молниеносно, но она видела в его первой удивлённой реакции темноту – чёрную, пустую, незабываемую.

Девушка смотрела дольше, чем должна была, в его глаза, эти сонные зелёные очи, пристально наблюдавшие за ней и всё же отгородившиеся от неё. Наконец, Марчмонт издал короткий смешок и поднёс её руку к своим губам, прикоснувшись ими к суставам ее пальцев.

Если бы они находились в гареме, она бы утонула в подушках и откинула голову назад, в приглашении.

Но они были не в гареме, и он отказался сделать её своей женой.

Она же не мужчина, чтобы позволить похоти руководить ею.

Этот мужчина не годился в мужья.

Когда-то между ними была привязанность. Не дружба, конечно. В детстве разница в несколько лет образовывала пропасть между ними, как и различие в половой принадлежности. И всё же, когда-то он был привязан ко мне, подумала Зоя, на его собственный манер.

Но это было тогда.

Теперь он был всем, чего может желать любая женщина, и знал об этом.

Она желала его так же, как и остальные женщины.

Это ничего не означало. И, определённо, ничего не означало для него.

Во всяком случае, она, наконец, ощутила желание, говорила она себе. Если Зоя смогла почувствовать это с герцогом, то сможет ощутить и с кем-то другим, с тем, кто захочет её и вручит ей своё сердце.

Но сейчас она радовалась своей свободе. Девушка была благодарна за то, что может стоять на этом балконе, обозревая сотни людей внизу.

Зоя сжала его руку с признательностью, на губах заиграла медленная, искренняя улыбка благодарности и счастья, хотя она не смогла удержаться, чтобы не глянуть на него из-под ресниц в ожидании реакции.

Она мельком увидела жар, мерцавший в осторожном зелёном взоре.

Ах, он тоже это чувствовал: мощное физическое притяжение между ними.

Марчмонт выпустил ее руку.

– Мы достаточно долго развлекали толпу, – проговорил он. – Ступайте внутрь.

Она повернулась, чтобы уйти. Толпа всколыхнулась, и люди заговорили снова, но гораздо тише. Они превратились из бушующего моря в бормочущее.

– Вы увидели её, – провозгласил герцог, и его звучный голос легко перекрыл это море. – И будете видеть снова, время от времени. Теперь расходитесь.

Через мгновение толпа стала разворачиваться и ручейками потекла с площади.