Марчмонт не отвечал. Он оставался, где был, разглядывая Присциллу полузакрытыми глазами, и ждал, пока спадёт эрекция и вернётся дыхание.

Зоя приподнялась на локтях и посмотрела на сестру.

– Я тебя убью. – произнесла она. – Разве ты ненормальная, вмешаться в такой момент? Мне неважно, насколько ты беременна. Это не оправдание…

– Оправдание? – завопила Присцилла. – Ты не можешь… Тебе не следует…

Она помахала зонтиком.

– Нельзя делать то, что вы делаете. Нельзя… не в Гайд-парке!

Марчмонт в это время принял сидячее положение. В следующее мгновение он одним движением поднялся на ноги и протянул руку Зое. Она неуклюже встала. Страсть остудили – и слишком грубо – теперь пришло время расплачиваться за скачку на лошади.

– Чрезвычайно круглая леди права, – сказал Марчмонт. – Нам не следует этим заниматься в Гайд-парке.

– Но что она делает в Гайд-парке, хотелось бы знать? – спросила Зоя. – Она не должна даже быть на ногах в такое время.

– Вам повезло, что это была я, – проговорила Присцилла. – И почему бы мне не быть здесь в это время? Я не развлекалась допоздна. Августа говорит, мы не должны появляться в Олмаке, пока ты не сделаешь реверанс Королеве – когда бы это ни было, что учитывая сегодняшнюю эскападу, представляется маловероятным.

Если Королева откажется встретиться с Зоей, это будет его вина. Он обещал сделать её респектабельной.

– Вы же знаете, по средам никто ничего значительного не устраивает, – продолжала злиться Присцилла. – Досаднее всего сидеть дома взаперти с мужем, который решительно настроен перечить мне во всём. Я не смогла выдержать сарказм Паркера и рано легла. Потом, когда я пришла навестить маму сегодня утром, то увидела Джарвис, возвращающуюся домой – без тебя – и немедленно поняла, что что-то случилось.

– Разве Джарвис Вам не сказала, что я занимаюсь этим вопросом? – спросил Марчмонт.

– В самом деле, Вы превосходно им занимаетесь, как я погляжу, – ответила Присцилла.

– Джарвис, ей, конечно же, сказала, – заговорила Зоя. – Но мои сёстры никогда не оставят меня в покое.

Она обратилась к Присцилле:

– Никто из вас не даёт мне выйти из дома. Марчмонт слишком занят со своими наложницами, чтобы гулять со мной.

– Нет у меня никаких нало…

– Я ещё две недели не увижусь с Королевой. Сегодня всё, чего я хочу, это насладиться его телом – но нет, тебе нужно вмешаться, даже если никто нас не увидит.

– Тебе нельзя наслаждаться его телом!

– Это всего лишь поцелуи и ласки, – возразила Зоя.

Всего лишь, подумал он.

– Всего лишь? – воскликнула Присцилла. – Он же мужчина. Ты вообразила, что он удовлетворится предварительными ласками?

– Я знаю, что делать, чтобы его удовлетворить, – ответила Зоя.

– Господь да поможет нам! – проговорила Присцилла.

Аминь, подумал Люсьен. Он посмотрел на Зою. Её вкус остался у него на губах, и запах, казалось, проник под кожу. Вспоминая её ладонь, прижатую к его набухшему члену, он подавил стон. Она не знала, как сказать «нет». Он тоже – даже если от этого зависела его честь.

Присцилла не унималась.

– Вам неимоверно повезло, что я пришла, – говорила она. – Свет и так более чем готов рассматривать Зою как порченый товар. Если ещё кто-нибудь вас видел, она будет погублена, и Вы станете последним человеком на земле, кто мог бы восстановить тогда её репутацию. – Она повернулась к горничной: – Если ты проронишь хоть слово об этом, тебя уволят без рекомендаций.

– Оставь в покое Джарвис, – сказала Зоя, – Она не твоя горничная и не сделает ничего, что могло бы мне повредить. Отдай ей обратно её зонтик, на случай если кто-то попытается меня убить и ей придётся отбиваться.

– Ты так же скандальна, как и он, – поговорила Присцилла. Но зонтик горничной вернула. Та сказала: «Я буду на дорожке, мисс, если Вам понадоблюсь». И отошла на расстояние, с которого ничего не было слышно.

Но Присцилла ещё с ними не закончила:

– Если кто-то хоть что-то заподозрит о произошедшем здесь сегодня…

– Довольно, – сказал Марчмонт. – Я на ней женюсь.

Зоя пристально на него посмотрела.

– Тебя не учили говорить «нет», – сказал он. – Я к такому не привык.

Она вспомнила вкус его губ, и порочную игру их языков, и огонь, который его руки зажгли в её теле. Она вспомнила, как собственнически он сжимал её грудь. Она вспомнила свою руку на его брюках, жар и размер его возбуждения.

Это было чудесно.

Но Зоя вспомнила, вместе с тем, как Марчмонт ей приказывал и как не обращал внимания на её чувства. Она вспомнила о леди Тарлинг.

Сомнительно, что Люсьен был бы верным мужем, и даже любящим. Он бы никогда полностью не доверил ей своё сердце. Он завладеет сердцем своей жены, потом ему наскучит, и он покинет её. Не такого брака желала Зоя. Она ещё не настолько отчаялась. Если придётся, она убежит в Венецию или в Париж. Если она выйдет замуж, то у неё должен быть такой брак, как у её родителей. После двенадцати лет в гареме на меньшее она не согласна.

Её проблема достаточно проста: у неё не было перспектив. Ей необходимо встретиться с другими мужчинами.

– Я могу сказать «нет» сейчас, – сказала Зоя. – Ты не можешь ясно думать, и неудивительно. Ты возбудился, и вся кровь отлила от мозга, чтобы наполнить твоё мужское достоинство. Даже я сама сбита с толку, но я женщина, а женщины не так сильно подчинены похоти. Беда только в том, что это Присцилла заставляет нас ощущать стыд.

– Тебе и следует стыдиться, – сказала Присцилла.

– Мне не стыдно, – возразила Зоя. Она пожала плечами. – Он красив, желанен, его мужское достоинство легко встаёт. Достаточно едва притронуться к нему. Каких еще мужчин я увижу?

– Думаю, – сказал герцог, – я должен тебя поблагодарить.

– Марчмонт, ты говорил, что доведёшь это дело до конца, – сказала Зоя. – Ты говорил, нам необязательно сочетаться браком. Я тебе верю. Я тебе доверяю.

– Это одна из самых пугающих фраз, которую я когда-либо слышала, – заметила Присцилла.

Зоя подняла подбородок:

– Все мои сёстры говорили, что никакого приглашения не будет, но ты его устроил.

Это привлекло внимание Присциллы.

– Приглашение? – проговорила она. – Какое приглашение? Ты же не…

Она умолкла, переводя взгляд с Зои на Марчмонта.

– Герцог Йоркский обещал мне проследить, чтобы Зою пригласили на День Рождения Регента в Малой приёмной двадцать третьего числа, – сказал он.

– День Рождения в Малой приёмной?

– В данных обстоятельствах это лучше, чем Приёмная, используемая для представлений, – сказал Марчмонт. – Зоя не будет толпиться среди девушек, едва вышедших из пелёнок.

– День Рождения в Малой приёмной! – сказала Присцилла. – Силы небесные, Зоя, почему ты ничего не говорила?

– Забыла, – ответила Зоя, – Он мне сказал вчера, но я была так зла на него, что это выскочило у меня из головы.

– О, Господи! Двадцать третье. Это же всего через две недели, – Присцилла схватила Зою за руку и потащила.

– Ты что делаешь? – удивилась Зоя. – Я не могу ехать с тобой. Мамина лошадь осталась на скаковой дорожке.

– Пусть он ею займётся, – ответила Присцилла. – Ты поедешь в моей карете. Чем скорее ты окажешься подальше от Марчмонта, тем лучше. Пойдём, нелепое ты создание. Забыла? Как ты могла забыть о такой вещи? Нечего медлить. Мы не можем терять ни минуты.

Лексхэм-Хаус

Вечер пятницы

Зоя стояла в коридоре перед открытой дверью большой гостиной, готовясь войти. Две младшие сестры были с ней в коридоре, руководя. Две старшие находились внутри. Августа играла роль Королевы. Гертруда изображала маму.

Для того, кто лавировал среди смертоносных рифов двора Юсри-паши, правила представления ко двору были смехотворно простыми.

С юбками кринолина дело обстояло не так просто. Её мама, бабушки и прабабушки носили эти интересные предметы нижнего белья под замысловатыми платьями, которые Зоя видела на семейных портретах. Однако в былые времена талия платьев располагалась на уровне естественной талии женщин или ниже, что придавало им некоторый баланс между верхом и низом. В нынешнее время талия поднялась под грудь, и платье расширялось оттуда, образуя купол, нечто разглаженное от носа до кормы.

– В пустыне такое носить нельзя, – сказала своим сёстрам Зоя. – Если бы началась песчаная буря, то можно взлететь и улететь в Константинополь.

– Что за чепуха, – сказала Августа, – в Лондоне не бывает песчаных бурь.

– О ветре можешь не беспокоиться, – заговорила Доротея. – Тебе нужно лишь сделать шаг из кареты. Затем ещё несколько шагов до дворца.

– Шлейф достаточно тяжёлый, чтобы служить противовесом, – добавила Присцилла, хихикая. – О, Зоя, как смешно ты выглядишь.

На Зое было одно из платьев Присциллы. Наряд жемчужно-серого шёлка, украшенный оборками и кружевами, был размером с шатёр, достаточный для того, чтобы послужить приютом семье бедуинов. Платье было на несколько дюймов короче, чем требовалось, но шлейфа хватало, чтобы удлинить подол.

Продвигаться по такому сравнительно пустому пространству, как коридор Лексхэм Хаус, оказалось не слишком трудно. Однако это было только начало, как уверяли её сёстры.

– Двери во дворце достаточно широки, чтобы пройти, но ты должна быть готовой вступить в единоборство с громадной толпой людей на лестнице и в коридорах, – сказала Доротея. – Тебе нужно упражняться, упражняться и упражняться, если хочешь двигаться грациозно, в особенности, когда тебя представят Королеве.

– Тебе должна пройти через лестницу, полную людей, – сказала Гертруда. – Нужно с грацией маневрировать со своим кринолином и шлейфом не только среди других леди в кринолинах, но и среди джентльменов со шпагами. Ты должна сделать очень глубокий реверанс Королеве и быть осторожной, чтобы не попасть перьями ей в лицо.

– Позаботься также, чтобы перья не выпали, – добавила Доротея.

– Ты должна ухитриться снова выпрямиться так, чтобы не споткнуться и не уронить веер или перчатки, – продолжала Гертруда. – Затем ты будешь пятиться, пока находишься в присутствии королевских особ, делая реверансы на ходу.

– Так чтобы не запутаться в своём шлейфе, – сказала Доротея.

– Да, да, – нетерпеливо проговорила Зоя. – Но не всё сразу. Позвольте мне сперва пройти в дверь.

Августа отошла в дальний конец гостиной и заняла место на своём «троне». Это было кресло, поставленное слугами на кирпичи, чтобы поднять его приблизительно до уровня, где будет сидеть Королева.

Гертруда расположилась рядом.

Доротея и Присцилла остались в коридоре, чтобы давать инструкции по мере необходимости.

– Ты готова, Августа? – позвала Доротея.

– Я, конечно, готова, – ответила Августа. – Вопрос в том, готова ли Зоя?

Они закрыли одну створку двойных дверей, ведущих в большую гостиную, чтобы Зоя могла потренироваться маневрировать в более тесном пространстве.

Девушка прижала локти, чтобы сжать кринолин, как ей показывала Присцилла. Затем она сосредоточилась на маршруте, которым собиралась двигаться по направлению Августе, глубоко вздохнула и поплыла через порог в ту самую секунду, когда Присцилла закричала:

– Зоя, подожди! Шлейф!

Слишком поздно.

Нога Зои запуталась в шлейфе, и она упала. Она выпустила кринолин и вытянула руки, чтобы смягчить удар. Обручи кринолина распрямились, в то время, как Зоя упала лицом практически в ковёр, и платье вспенилось вокруг неё.

Сзади до неё донеслось фырканье, но Зоя была слишком занята, определяя самый простой и быстрый способ подняться на ноги без посторонней помощи. Корсет заставлял её согнуться в бёдрах. После краткого мысленного анализа всех вариантов она прижала руки к ковру и поднялась на четвереньки. Затем, с руками, всё ещё прижатыми к полу, она подняла попку в воздух, распрямив ноги. Зоя медленно подобралась руками как можно ближе к своим ступням и встала прямо.

За её спиной снова раздалось фырканье, более громкое, за ним последовал взрыв смеха. Низкого мужского смеха. Девушка повернулась к дверному проёму, где стоял и смеялся Марчмонт, опираясь рукой на косяк.

Он смеялся.

И смеялся.

Слёзы катились у него по лицу.

Герцог покачал головой и взял себя в руки. Он вытащил платок и вытер лицо. Стерев все следы веселья с лица, он прошёл в комнату и сел в кресло. Младшие сёстра Зои захихикали. Он издал сдавленный звук и расхохотался. Теперь смеялись все, и даже Августа.

– Знаете, – заметила Зоя, обращаясь к комнате в целом, – это намного труднее, чем кажется.

– Падать лицом вниз? – спросил Марчмонт. – Но ты это проделала т-так легко.

И он издал одобрительный возглас.

В этот беспечный момент Зоя могла наблюдать за ним, что она и делала, в крайней степени ошеломленная. Что-то произошло, и она не знала, что именно. Мир как-то изменился. Или изменилось что-то в её голове, или ключ повернулся в замочной скважине, открыв то, что было заперто и забыто.

Когда его хохот утих, она поняла, в чём тут дело.

Это он, подумала она. Это тот мальчик, которого я знала. Это Люсьен.

Мгновение прошло, и зелёные глаза снова были скрыты завесой, но она всё ещё могла различить в них вспышки веселья.

– Как я подозреваю, День Рождения в Малой гостиной окажется более приятным развлечением, чем хотелось бы, – сказал Марчмонт.

– Я не поставлю тебя в неловкое положение, – сказала Зоя.

– О, его ничто не смутит, – заговорила Гертруда. – Вот этого можешь не бояться. Это нас оскорбят. Это мама, которая будет там, испытает унижение.

– Её не унизят, – сказала Зоя. – Я не упаду. Я всему научусь. Если я научилась танцевать в покрывалах, не убившись, то смогу пройти через двери в кринолине.

Тут она заметила прищуренный зеленоглазый взгляд. Девушка знала, что Люсьен либо рисует в уме, что находится под юбками кринолина, либо воображает, как она танцует в покрывалах. Она опустила взгляд на его руки и вспомнила вчерашние события. Кожа Зои запомнила каждое место, которого коснулись его руки. Каждое из этих мест покалывало. В воздушном пространстве под юбками кринолина ее Дворец Удовольствия тоже ощутил лёгкое жжение.

– Я всегда считал Танец Семи Покрывал мифом, – заметил Марчмонт.

– Это не миф, – ответила Зоя. – Он очень красив и возбуждающе действует на мужчин – кроме Карима, но его ничто не возбуждало.

Не так, как тебя, подумала она. Беда в том, что она думала о нём слишком много. Ей действительно необходимо встретиться с другими мужчинами.

– Это неподходящая тема для разговора, – сказала Августа, которая быстро восстановила свою обычную напыщенность.

– Вам лучше уйти, Марчмонт, – сказала Гертруда. – Вы не воспринимаете это серьёзно и плохо на неё влияете.

– Зоя может поупражняться в гимнастике позже, – ответил Марчмонт. – Я должен оседлать ее.

Августа стала пунцовой. Даже Зоя выглядела захваченной врасплох.

– Прочь отсюда! – огрызнулась Августа. – Прочь!

– Безусловно, нет, – ответил Марчмонт, – я отвечаю за появление Зои в свете, и она не сможет выглядеть достойно, если не будет подобающе сидеть на коне. Нельзя допустить, чтобы она каталась в Гайд-парке, как чудачка, на позаимствованной лошади в чужом седле, надев чужую амазонку.

В этот момент в наряде с чужого плеча, она выглядела как угодно, но только не респектабельно. Он впервые увидел Зою не в дневном платье, с прикрытой грудью. В настоящее время, её грудь находилась на полном обозрении. На очень полном обозрении. Во имя приличий к лифу было пришито немного кружева, но его, очевидно, не хватало, и от кружева требовалось больше, чем позволяли законы физики.

Зоя засмеялась.

– О, это игра слов. Оседлать означает две вещи. Очень смешно, Марчмонт. Я буду счастлива, если ты меня оседлаешь.

Две младшие сестры прикрыли рты руками.

Августа и Гертруда сердито переглянулись.

– Прошу прощения за то, что прерываю ваши уроки представления ко двору, – сказал герцог. – Но дело не терпит отлагательства. Мы должны быть в Таттерсоле через час.

– Что такое Таттерсол? – спросила Зоя.

– Это огромная ярмарка лошадей, – пояснила Присцилла. – Довольно близко к Гайд-парк Корнер. Там достаточно места для более чем сотни лошадей, так же как карет, упряжи и гончих.

– Аукционы проходят по понедельникам, – сказала Августа. – В Таттерсол допускаются только мужчины.

– Женщинам вход воспрещён, – сказала Гертруда. – В отличие от клубов для джентльменов, туда впускают особ высокого и низкого происхождения, включая некоторых отталкивающих личностей.

– Для леди немыслимо там оказаться, – добавила Августа.

– Истинная правда, – проговорил Марчмонт, – но на меня правила не распространяются. Я подумал, что было бы неразумным и опасным выбирать лошадь для Зои без её участия. Я договорился. Что хорошего в герцоге-который-за-всё-отвечает, если он не пользуется своим… э-э-э… герцогством?

– Бакшиш, – догадалась Зоя. – Он способен сотворить чудо, я знаю.

Герцог знал, что такое бакшиш. Он узнал об этом, когда она рассказывала свою историю Бирдсли. Лондон не так уж и отличался от Каира в этом отношении. Взятки творят чудеса.

– И это тоже, – сказал он. Люсьен не знал и не беспокоился о том, сколько стоила специальная договорённость. Он оставлял финансовые прения на Осгуда. – Но у нас мало времени. Ты сможешь быстро выбраться из этого хитроумного сооружения?

– О, да, – девушка задрала платье, запустила руки в юбки и начала изгибаться в поисках завязок.

– Зоя! – закричала Гертруда.

– Кто-нибудь, помогите мне из него выпутаться, – сказала Зоя.

– Не здесь, – взвизгнула Августа.

Зоя остановилась, впереди платье было приподнято, оставляя на виду колени и выше. Отчётливо виднелись её подвязки. Красного цвета.

Кажется, на ней нет панталон.

Она отпустила платье, подхватила шлейф и выбежала из комнаты.

– Джарвис? – звала она. – Где Джарвис?

Марчмонт пробормотал что-то вроде того, что ему необходимо удостовериться, что она не свалится с лестницы, и последовал за ней. Ничтожнейшее оправдание. Правда заключалась в том, что он не мог отвести от неё глаз. Это было не только явление гладкой плоти, хотя и это тоже. Дело в том, как Зоя двигалась в кринолине, как он подчёркивал покачивание её бёдер, как пенились вокруг неё юбки. Она, словно корабль на всех парусах, скользила по коридору, как по воде.

Марчмонт смутно сознавал, что её сёстры что-то говорили. Он закрыл за собой дверь, чтобы отгородиться от них.

Зоя перекинула шлейф через руку так, что сбоку задралась юбка. Он вспомнил то, что видел, и что теперь знал: под этим ворохом юбок не было ничего, кроме воздуха и кожи. У него пересохло во рту.

Она завернула за угол. Люсьен должен был – обязан был – остановиться, пока ещё мог, но он не остановился.

Искушение скользило впереди него, и он не мог его избежать.

Хотя коридор был устелен ковром, Зоя, видимо, услышала его, потому что она повернула голову, глянув на него через плечо. Она издала смешок и кинулась бежать.

Люсьен осознал, что впереди виднеется лестница и кресло у противоположной стены, и перед ним стол, с большим фарфоровым драконом, стоящим на нём – и десятки других препятствий повсюду. Если она споткнётся и упадёт на стол, дракон свалится ей на голову.

– Зоя, подожди, – позвал он.

Девушка резко остановилась, роняя шлейф. Она начала поворачиваться, потеряла равновесие и пошатнулась в сторону лестницы.

Марчмонт ринулся к ней, поставил прямо и оттащил её от ступенек.

Он прижал её к стене, твёрдой и надёжной, и попытался успокоиться.

Невозможно. Его сердце неслось вскачь, бурля от паники и гнева, и вечно мешающего желания.

Красные подвязки, и ноги в чулках, и воспоминание о её руках на его теле, и вкусе её губ, и аромате кожи. Люсьен мысленно видел её такой, какой она была когда-то давно, скачущей прочь, чтобы никогда не вернуться. Он видел её такой, как вчера, в его объятиях, податливой, жаждущей, гибкой и мягкой, она превратила весенний прохладный день в лето.

– Не смей… Не… – заговорил герцог. Он сам не знал, что говорил. Всё утратило смысл. Но Зоя была здесь, он чувствовал её дыхание на своём лице. Он мог слышать каждый её выдох и вдох, быстрый и неглубокий, такой же, как у него. Он слышал, как шелестит шёлк, и платье обволакивает его шелковистым женственным облаком.

– Проклятый кринолин, – проговорил Люсьен. Затем их губы слились, и Зоя немедленно приняла его, её губы раскрылись, а руки забрались в его волосы. Удерживая его.

Как будто существовала опасность того, что он убежит.

Он никогда не убегал. Это всегда была она.

Но сейчас Зоя была с ним, и с первым же прикосновением возродилось всё сдерживаемое вожделение вчерашнего дня. Их поцелуй был глубоким и необузданным, в нём не было ничего цивилизованного, в этот момент он находился за сотни миров от цивилизации.

Люсьен оторвался от губ девушки, чтобы прижаться лицом к её шее, и упивался её запахом, пока руки, скользили под шёлком и кружевами, облегавшими ее. Он возбуждённо осознавал, что её руки двигались по нему. Зоя не боялась прикасаться. Она не боялась исследовать его тело. Совсем наоборот. Её руки проникли под его сюртук и жилет, вытаскивая рубашку. Затем эти неугомонные ручки переместились назад и ниже, чтобы сжать его ягодицы и сильнее прижать его к себе. Она потёрлась об него.

Марчмонт провёл рукой по шёлку и оборкам, и остальным мешающим слоям между ними. Он жаждал её кожи, но его завораживало платье. Шёлк, ниспадавший с обручей, был самой чувственной и соблазнительной из ловушек, они поддавались давлению его ладоней и пружинили, снова распрямляясь, когда он их выпускал.

Люсьен сжал в кулак шёлк и оборки, поднимая платье наверх. Шёлк и кружева зашелестели, касаясь рукава его сюртука, пока он проникал внутрь, и его пальцы двинулись по обтянутой чулком ноге Зои вверх, остановившись на подвязке.

На красной подвязке.

И никаких панталон.

Он прокрался дальше, к обнажённой коже.

Она двинулась навстречу его руке. Палец Люсьен проложил путь к соединению её бёдер.

– Ох, – сказала Зоя.

Она была мягче мягкого в самом мягком из всех мест.

– Ох, – она выгнулась навстречу его ладони.

После чего она снова охнула и оттолкнула его. Сильно. Так сильно, что Люсьен выпустил её платье и отшатнулся назад.

В это время Марчмонт услышал приближающиеся шаги.

Это привело его в чувство – насколько было возможно. Он в отчаянии посмотрел вниз на изобличающую улику: его член стоял в полном великолепии, огромная выпуклость, натягивающая застёжку на передней части брюк.

Люсьен опустился на колени и сделал вид, будто помогает девушке подобрать шлейф. Он объяснял наиболее эффективный способ носить его, когда её отец повернул из-за угла и оказался перед ними.

– Марчмонт, – проговорил лорд Лексхэм, – я хотел бы с Вами поговорить.

Зоя слышала, как хлопнула дверь сразу после того, как она вышла из гостиной. Она знала, что Марчмонт идёт за ней. Она знала его походку и научилась слышать куда более неслышно крадущиеся шаги, чем у него.

Вместе с тем, Зоя была поражена тем, что она услышала, как приближается её отец. Весь мир сошёлся на Марчмонте и том, что он делал с ней. Она не могла вспомнить, чтобы кто-то или что-то поглощало её настолько, как Люсьен, когда он целовал и ласкал её.

Ей действительно необходимо встретиться с другими мужчинами.

– Тебе лучше пройти к своей горничной, – сказал Марчмонт девушке.

– Не сейчас, – сказал Лексхэм. – Это касается также Зои.

Выражение лица Марчмонта, которое было почти человечным ещё мгновение тому назад, когда он держал её в возбуждении, возвратилось к своему обычному ничего не выражающему состоянию.

Это было лицо человека, за которого она не могла выйти замуж, даже думать не могла о замужестве: прекрасное здание с закрытыми дверями и зашторенными окнами. Женщины в его жизни всегда будут находиться снаружи.

И Зоя, в отличие от большинства женщин, знала, каким он был раньше, и могла предвидеть, каким он станет. Она слышала его смех и наблюдала за его лицом тогда, в гостиной. Она видела и чувствовала, что Люсьен был полон жизни, прижимая её к стене, и когда девушка думала, что он возьмёт её силой, и ей в голову ничего не приходило, кроме как позволить ему.

Тогда её заполонили возбуждение и опасность. Это было так восхитительно порочно – находиться в коридоре, с её юбками на обручах, вздымавшимися и опадавшими наподобие океанских волн. Это было волнующе – знать, что в любую минуту её и Марчмонта могут застать вдвоём.

Беда в том, что в любую минуту их могли застать, и тогда он решит, что должен на ней жениться. Так решат все.

Телу Зои подобная идея нравилась, даже слишком. Её сердце, рассудок и гордость думали иначе. Когда она выйдет замуж, то ей нужен жаждущий, счастливый и, да, любящий жених. Она не хотела мужчину, выполняющего свой долг – не важно, насколько он красивый и волнующий, и как сводит её с ума прикосновениями.

– Возможно, нам следует переместиться в более уединённое помещение, – сказал Марчмонт.

Папа пристально вгляделся в него.

– Что вызвало такой приступ напряжённости? Попытки направить Зою на путь респектабельности? Но, если бы это было так легко, Марчмонт, то кто угодно мог бы справиться, и Вам бы стало скучно. – Он протянул толстый конверт. – Знаешь, что это, Зоя?

– Выглядит как официальный документ. Как султанский фирман.

Папа рассмеялся.

– Почти угадала, дитя моё. Только посмотри на печать. Это твоё приглашение. Прибыло мгновение назад, прямиком из Карлтон-Хаус. – Он похлопал Марчмонта по плечу. – Леди Лексхэм будет в приподнятом настроении. Я знаю, Вы говорили, что оно придёт. Знаю, что все мои девочки были в неистовом отчаянии по этому поводу. Но моя леди не расставалась с надеждой.

Ледяное выражение на лице Марчмонта понемногу стало оттаивать.

– Но я так понимаю, это ещё через пару недель, – продолжил Лексхэм. – Моя жена и я согласны с Зоей, что ей необходимо попробовать свои силы до того. С незнакомыми людьми. С мужчинами, в особенности. У неё есть весь необходимый опыт общения с женщинами, и она сама женщина.

Взгляд Марчмонта коротко задержался на Зое, прежде чем вернулся к её отцу.

– С мужчинами, – сказал он. – Вы хотите, чтобы она встретилась с мужчинами.

– С другими мужчинами, – уточнила Зоя.

– Она предложила это вчера вечером, – сказал папа.

Марчмонт посмотрел на неё. Он проделал это очень быстро, но её учили замечать такие вещи. Его глаза были полны эмоций, и они не походили на облегчение.

Зоя сказала себе, что глупо пытаться прочитать его мысли. Их прервали в момент страсти. Его рассудок затуманен вожделением.

– Мама сказала, мы можем устроить небольшой званый обед, – сказала она.

– С мужчинами, – повторил Марчмонт.

– Не более двадцати гостей, – сказал Лексхэм.

– С множеством мужчин, которых она не знает, – проговорил Марчмонт.

– В этом суть, – ответила Зоя. – Мне нужно потренироваться, как вести себя с незнакомыми мужчинами.

– Но я хочу Вашей помощи, Марчмонт, со списком гостей, – сказал папа. – Я склонен заполнить места затхлыми политиками.

– Это должны быть мужчины такого рода, которые захотят со мной разговаривать, танцевать и флиртовать, – разъясняла Зоя. – Мужчины, которые захотят на мне жениться.

– Он понимает, – успокоил её папа, – разумеется, это должны быть достойные мужчины. Он знает, кто из них наиболее подойдёт, в сложившихся обстоятельствах.

– Достойные мужчины, – проговорил Марчмонт.

– Мы дадим Зое возможность попробовать воду, так сказать, среди тех, кто расположен принять её, перед тем, как она столкнется со сборищем в королевском дворце.

– Попробовать воду, да, – сказал Марчмонт. – Прошу прощения, если выгляжу поглощённым своими мыслями. Я вполне согласен и буду более чем счастлив помочь Вам со списком, но в настоящее время это не совсем удобно. У нас с Зоей назначена встреча насчёт лошади. Затем мы должны снять мерки для седла и костюмов для верховой езды.

– Ах, да, – сказал папа. – Я собирался этим заняться. Вчера было много шума, как я понял. Привели в панику Присциллу. Но Зоя это делала всегда, я так ей и напомнил. Вы же помните, не так ли, Марчмонт?

– Да.

– Не нужно беспокоиться о лошади, папа, – заговорила Зоя. – Марчмонт позаботиться об этом. Но он прав. Мы не можем сейчас задерживаться. Я должна выбраться из этого сооружения.

– В любом случае, я бы хотел немного времени, чтобы решить наверняка, кто удостоится чести встретиться с Зоей до того, как это сделает Королева, – сказал Марчмонт. – Я пришлю список завтра.

– Превосходно, – сказал папа. Он похлопал Марчмонта по плечу. – Ну, что ж, беги, Зоя. Нельзя заставлять лошадей ждать.

– Умоляю тебя, не беги, – сказал Марчмонт. – Но поторопись.

В целом мире был только один человек, чьё мнение и уважение что-то значили для Марчмонта.

Совратить дочь этого человека – в его собственном доме – было деянием самого свинского из негодяев.

Они с Зоей едва спаслись. Ошибка не должна была повториться. Марчмонту следует быть настороже всё время, поскольку она сама не сумеет себя защитить.

Кроме того, она хочет встречаться с другими мужчинами.

Марчмонт затолкал юбки кринолина и пенящийся шёлк в особый воображаемый шкаф. Туда же отправился низко вырезанный корсаж. Он захлопнул дверцы и твёрдо направил свой разум на лошадь Зои, седло и амазонку.

Она хотела встретиться с другими мужчинами, и правильно.

Её единственная проблема в том, что она не умеет сказать «нет».

Ей просто необходим строгий присмотр.

Зоя, видимо, тоже это поняла, поскольку, когда она спустилась через поразительно короткое время, с ней была горничная, вооружённая своим вездесущим зонтиком.

Они с Зоей вели себя безупречно корректно всю дорогу до Таттерсола и всё время, пока находились там. Они не отступили от приличий ни на секунду за всё время в шорной мастерской, и после этого, во время приобретения дюжины амазонок, первую из которых обещали к понедельнику.

Выполнив поручение, Марчмонт безукоризненно откланялся, и она попрощалась с ним. Затем герцог отправился домой и довёл себя до безумия, выбирая и вычёркивая имена достойных джентльменов. После чего он переоделся, поехал в город и сильно напился.

Следующим утром, страдая от головной боли, Марчмонт разорвал список и написал новый. Снова порвал и написал другой. Спустя две дюжины попыток, он вызвал лакея, чтобы отослать список рекомендуемых приглашённых лорду Лексхэму.

Марчмонт не вернулся в Лексхэм-Хаус. Она в нём не нуждается, говорил он себе. Сёстры готовят Зою к представлению.

Возможно, он увидит её на званом обеде. Если он решит пойти. Если ему будет больше нечего делать. Он там не нужен. Её родители могут за ней присмотреть. У неё не будет возможности не сказать «нет».

Зоя хочет встретиться с другими мужчинами. Она совершенно права. Это весьма разумно. Он сам должен был подумать об этом, в самом деле.

Герцог не спросил себя, почему он не думал об этом.