– Конечно, я поддержу вас, – говорила Тамсин, ловко закалывая шпильками волосы Лидии. – Я совершенно пришла в себя. Это все волнение вкупе с голодом, вот от чего я ослабла. Но я ни в малейшей степени не чувствую себя плохо. Это самый волнующий день в моей жизни, и я решительно отказываюсь пропустить хоть минуту его завершения.

Обе дамы вели разговор в одной из спален на постоялом дворе «Якорь».

Лорд Дейн и Селлоуби появились в личном экипаже, когда Лидия и Эйнсвуд уже отправились месить грязь в направлении к Липхуку. Мужчины упомянули об обмороке Тамсин – от испуга при виде Дейна, как объяснил это Селлоуби – но Лидия была в сильном душевном смятении, чтобы еще волноваться за свою компаньонку.

Ее смятение не было связано исключительно с Эйнсвудом, ведь ее мягкосердечие – или размягчение мозгов, это как посмотреть – привело к тому, что она дала согласие на свадьбу, и сие согласие явилось причиной немалой суматохи. Но вместе с тем в большое замешательство ее привел и Дейн.

Хотя предположительно Лидия и являлась зеркальным отражением отца лорда Дейна, ни присутствующий маркиз, ни Селлоуби не выказали ни малейшего проблеска признания сего факта на протяжении короткого путешествия к постоялому двору или в те мгновения, когда все вошли в дом, и было решено, что свадьба состоится, как только невеста и новоиспеченный жених умоются и переоденутся. В то время Лидия была неспособна собраться с силами и выразить любой мало-мальски связный протест стремлению герцога незамедлительно надеть на них оковы.

Даже теперь после ванны и чаепития, очутившись в заботливых руках Тамсин, Лидия чувствовала себя суденышком, несущимся без парусов в огромном море. В ощущении того, что мир перевернулся с ног на голову, в том, что пошатнувшийся порядок вещей вышел из подчинения, было мало приятного.

– Мне следовало, по меньшей мере, настоять на том, что нужно отдохнуть, – пожаловалась она. – Но Эйнсвуд… ох, он так настойчив и нетерпелив и с ума сходит от беспокойства, когда кто-то говорит «нет».

– Имеет ли хоть малейший смысл откладывать свадьбу, когда он все приготовил, – заметила Тамсин. – Не поразительно ли, насколько он может быть деятельным, имея сильные побудительные мотивы?

– Скорее уж довольным собой и самоуверенным, – поправила Лидия. – Однако он все держит в руках, и друзья его уже собрались, и посему, кажется, и мы могли бы скорее со всем этим покончить.

Тамсин отступила на шаг, чтобы полюбоваться на изящную прическу, сотворенную ее же руками.

Лицо Лидии обрамляли несколько мягких волнистых локонов, а узел, который она закалывала обычно у основания шеи, был искусно забран вверх.

– «Когда конец кончал бы все, – так просто! Все кончить сразу!» – с улыбкой процитировала Тамсин «Макбета». – Леди Дейн заметила, что чем дольше мужчина вынужден ждать, тем более он вгоняет себя в неразумное состояние. Она рассказывала, что такое случалось с лордом Дейном, и с ним почти невозможно было иметь дело к тому времени, когда они поженились. Недели свадебных приготовлений почти свели ее с ума, как она мне говорила, хотя она не из тех, кого легко расстроить.

– Устроение той свадьбы, должно быть, было подобно битве при Ватерлоо, – пробормотала Лидия. – Свадьба получилась грандиозной. Церковь набилась битком, а еще больше народу присутствовало на свадебном завтраке.

– По словам ее светлости, у нее дорогие вкусы.

– Ну, уж такими грандиозными нам не бывать. – Лидия изучила свое отражение в зеркале. – Кроме прически. Какой ты меня сделала изящной – выше шеи.

Но и это всего лишь видимость, подумала она. Сейчас она даже не уверена, кто она на самом деле.

«Воображаешь себя высокородной леди?»

С какой издевкой спросил отец тогда, много лет назад. Очевидно, это было лишь фантазией жившей в ней частички матери, что она Баллистер по крови, вот и все. В ином случае Лидия наверняка что-то да обнаружила бы – удивление, досаду, может даже удовольствие – в мрачном выражении лица Дейна. А все, что он сделал – взглянул на нее мельком, приберегая внимание для своего давнишнего школьного приятеля Эйнсвуда.

По всей видимости, когда после свадьбы Дейна Селлоуби обронил свои замечания насчет тайного наблюдения за особой женского пола, словно сошедшей с портрета в галерее Аткорта, он просто издалека уловил смутное сходство, решила Лидия. При более близком взгляде, должно быть, сходство оказалось в самом деле весьма отдаленным, раз сегодня он, кажется, не более был впечатлен ее чертами, чем сам Дейн.

Могло быть вот что. Видимо, мама увидела предыдущего лорда Дейна в процессии или выходившим из кареты. Издалека она вообразила сходство с Лидией и позднее сочинила из этого длинную историю. Собственное вдохновение по поводу написания «Розы Фив» снизошло на Лидию после прочтения статьи из любившей посплетничать газетенки, описавшей обручальное кольцо леди Дейн, большой рубиновый кабошон в окружении бриллиантов.

– Не думаю, что герцогу есть дело до того, как выглядят ваши волосы, – заметила Тамсин, возвращая Лидию в настоящее. – Убеждена, что он женился бы на вас тут же на месте, не взирая на то, какой вы были: с мокрыми волосами, испачканным лицом и шляпой, мокрым комом свисавшей с вашей шеи.

– Да он сам далеко не Красавчик Браммел, – парировала Лидия, поднимаясь со стула перед туалетным столиком. – В любом случае он промок больше меня, и ему грозила простуда, если бы он выстоял церемонию в насквозь промокшей одежде. Я не хотела бы провести первые дни супружеской жизни, ухаживая за больным легочной лихорадкой. – Она повернулась и встретилась с Тамсин взглядом. – Ты считаешь, что я схожу с ума, или, по меньшей мере, капризничаю.

– Думаю, было бы ошибкой считать ваши чувства к нему «влюбленностью школьницы» или «супружеской привязанностью», или «иступленной похотью», как это делаете вы, – чуть хихикнула Тамсин. – У меня такое ощущение, что в вас все больше начинает расти к нему истинное расположение…

– Как плесень, ты имеешь в виду.

– И не пытайтесь притвориться, что вам до него нет дела, – продолжила Тамсин. – Я видела, как вы безрассудно выпрыгнули из экипажа, не думая ни о грозе, ни об этом бешеном мерине, а лишь о герцоге Эйнсвуде. – Она хмыкнула. – Это было куда как романтично.

– Романтично. – Лидия нахмурилась. – Мне плохо.

– Это предсвадебная лихорадка.

Тамсин направилась к двери.

– Полагаю, он в худшем положении, чем вы, и испытывает адские муки. Лучше позволим священнику положить конец вашим с ним страданиям.

Лидия задрала подбородок.

– Я не подвержена нервным припадкам, Мисс Нахалка. И никаким страданиям. Я совершенно спокойна. – Она величавой поступью проследовала к двери. – Скоро я стану герцогиней Эйнсвуд и тогда, – она взглянула на Тамсин, – лучше поберегитесь, прочие смерды.

И гордо удалилась, сопровождаемая смехом Тамсин.

Благодаря Дейну, Селлоуби и Тренту, Вир был на прямом пути к тому, чтобы сойти с ума. Ни один из них и полминуты не мог придержать язык и дать парню подумать.

Они собрались в небольшой обеденной гостиной, предназначенной для свадьбы.

– Говорю вам, странное это дело, – бубнил Трент, – и как вы не видите, это и от меня ускользало только, может, и так, учитывая, что она попала под дождь и вымазалась в грязи так, что родная мать ее бы не узнала…

– Конечно, я ее узнал, – перебил Селлоуби. – Видел ее снаружи церкви после венчания Дейна. Трудно не заметить красивую молодую женщину такой величественной стати. Она казалась прекрасным цветков среди сорных зарослей писак. Не говоря уже о том, что такая редкость – женщина-бумагомарака, а, значит, ей могла быть лишь «Леди Грендель». Ее внешность производит сильное впечатление даже издалека.

– Вот что я имею в виду, – настойчиво упорствовал Трент. – Высокий парень с золотыми кудрями, которого я видел…

– Я бы не назвал их золотыми, – вмешался Дейн. – Скорей льняными. И никаких локонов с виду.

– Бледного золота, – согласился Селлоуби. – Напомнили мне…

– Того парня, кавалера, которого моя сестрица…

– Графа Эсмонда, – продолжил Селлоуби. – Хотя глаза не похожи. Ее синие глаза светлее.

– И она не может быть француженкой, – добавил Дейн.

– Я и не говорил, что она француженка, а только то слово, которое они используют для тех, кто как-то связан с лошадьми, мисс Прайс говорит, был шевал… (здесь путаница основана на том, что слово cavalier имеет много значений: кавалерист, шевалье, кавалер и роялист, то есть сторонник Карла Второго – Прим.пер.)

– Судя по дошедшим до меня слухам, – продолжил Дейн, словно бы не слыша своего шурина, – она родилась в болотах Борнео и воспитывалась крокодилами. Полагаю, тебе неизвестны обстоятельства ее происхождения, а, Эйнсвуд? Я не уверен, что на Борнео водятся крокодилы.

– Какого дьявола меня должно заботить ее происхождение? – резко ответил Вир. – А вот знать бы хотелось, когда же этот окаянный священник примется за дело, и соизволит ли невеста спуститься на венчание когда-нибудь в этом столетии.

Ему понадобилось полтора часа, чтобы принять ванну и переодеться, при этом он все время ворчал на Джейнза. И его светлости только и оставалось следующие полчаса сидеть, как на иголках, и ждать свою будущую герцогиню, и терзаться все это время мыслью, не заболела ли она и не тихо ли угасает от больного горла, пока его приятели болтали о точном описании цвета ее волос и глаз, а также есть ли крокодилы на Борнео.

– Может, она передумала, – предположил, издевательски ухмыляясь, Дейн. У Вира зачесались кулаки от желания стереть это заносчивое выражение с физиономии друга. – Возможно, она согласилась на свадьбу в состоянии потрясения, а теперь пришла в чувство.

– Я согласилась выйти за него из жалости, – раздался с порога холодный женский голос. – И из чувства долга перед обществом. Мы не можем позволить ему носиться, как безумному, по оживленным дорогам, разбивая экипажи и пугая лошадей.

Четверо мужчин разом повернулись к ораторше.

Драконша Вира стояла в проеме двери, с головы до пят облаченная в черное и застегнутая на все пуговицы до конца жизни. Когда она вошла, бомбазин завораживающе зашелестел.

Следом на ней шла мисс Прайс, а замыкал шествие священник.

– Я лучше отыщу свою жену, – произнес Дейн, направляясь к двери. – И не вздумайте начинать без нас. Я должен вести невесту к алтарю.

Брови Гревилл поползли вверх.

– Они тянули жребий, – пояснил Вир. – Трент шафер, а на Селлоуби возложена ответственность охранять двери и сдерживать толпу шумливых пьяниц.

Толпа собутыльников сгрудилась в большой общей столовой, где они развлекались тем, что горланили непристойные куплеты и пугали путешественников, которые имели несчастье заглянуть сюда на огонек укрыться от грозы.

– Вашим друзьям было отказано в развлечении засвидетельствовать ваш впечатляющий финиш, – высказалась его драконша. – Не могу поверить, что вы намереваетесь лишить их еще и этого представления.

– Уверяю вас, Гренвилл, они не в состоянии его оценить, – заверил ее Вир. – На сей момент половина из них не смогла бы отличить жениха от бочки с вином – и большинство из них охотнее оказалось бы в обществе этой самой винной бочки.

– Это священное событие, – назидательно добавил святой отец. – К вступлению в святое положение супружества не относятся пренебрежительно или… – смешавшись, он оборвал речь, когда Гренвилл вперила в него взгляд ледяной синевы. – То есть. Ладно. – Он ослабил воротничок. – Наверно, мы могли бы занять наши места.

Навязчивая смутная мысль или воспоминание, или нечто такое снова засвербело у Вира в голове. Но в следующее мгновение появились Дейн с женой, и лорд Вельзевул взял все в свои руки, как по своему обыкновению он вечно делал, и стал давать указания, чтобы один стал вот здесь, другой вон там, кто-то делал это, иные – то. И спустя мгновение началась церемония, и потом Вир мог думать только о женщине, стоявшей рядом с ним, о том, что она станет его, безоговорочно… и навсегда.

Невеста и сопровождающие ее лица удалились еще несколькими часами ранее, но было уже за полночь, когда приятели Вира позволили ему спастись от послесвадебной оргии, и то сие произошло потому, что кто-то – то ли Каррутерс, то ли Толливер – приволок компанию шлюх. На этом Дейн решил, что женатые джентльмены вольны по своему выбору покинуть собрание. Хотя Трент не являлся женатым человеком, он отбыл вместе с ними, все еще пытаясь заставить Дейна выслушать некую малопонятную теорию или историю, или чем бы там не являлось повествование о Карле Втором и придворных, и кавалерах, и только Люцифер знает, о чем еще.

– Я знаю, это было в твоем поместье, – втолковывал Трент зятю, пока трое джентльменов взбирались по лестнице. – В портретной галерее, которая, должно быть, в милю длиной, и он в алькове, а Джесс говорила, что он ее любимый…

– Галерея длиной сто восемьдесят футов, – поправил Дейн. – Эйнсвуд подтвердит. В день похорон моего папаши я установил один из портретов предка на подставку и устроил стрельбу из лука. Помнишь, а, Эйнсвуд? Ты тогда заявил, что использование портрета моего отца в качестве мишени лишь подтверждает мою незрелость. Ты заверил меня, что мне доставит большее удовлетворение ублажить эту рыжую чертовку, Чарити Грейвс, в хозяйской спальне. Вкусив ее сам, ты посчитал, что она будет стоить моих усилий. – Он хлопнул Вира по спине, когда они достигли верха лестницы. – А, ладно, дружище, те деньки миновали. Не делить нам больше одну шлюху на двоих. Мы должны теперь заняться своими женами, и каждый, разумеется, собственной.

Дейн повернулся к Берти:

– Спокойной ночи, Трент. Счастливых сновидений.

– Я тебе толкую, Дейн, но ты…

Мрачный убийственный взгляд Дейна заставил его замолчать.

Берти потянул за шейный платок.

– То есть. Ладно. – Он отступил от Дейна. – Значит так, мои поздравления, Эйнсвуд, и спокойной ночи, и премного обязан, знаете ли – шафер. Большая честь.

Он потряс руку Виру, кивнул Дейну и ретировался в свою комнату.

На задворках разума Вира что-то неясное вновь дразняще замаячило, но взглядом его завладела последняя по коридору дверь, за которой его ждала его же герцогиня, и обдавшее жаром понимание стерло ту досаждающую призрачную мысль.

– Миледи ждет наследника в феврале или марте, – сообщил Дейн, привлекая к себе внимание Вира. – Потребуются крестные родители. Возможно, ты и твоя новобрачная согласитесь занять их место.

Секунду Вир не верил своим ушам, затем до него дошло, что ему предложили. В горле встал комок. Несмотря на разлуку, расстояния, непонимание и кулачные бои, они с Вельзевулом все еще оставались друзьями.

– Так вот почему ты так жаждал увидеть меня женатым, – дрогнувшим голосом произнес он.

– Я жаждал по нескольким причинам, – поправил Дейн. – Но не буду тебя держать здесь и заставлять выслушивать свои доводы. У тебя есть… обязанности. – Он чуть улыбнулся. – Не буду отвлекать тебя от них.

К своему ужасу Вир почувствовал, как краска бросилась ему в лицо.

– Ты покраснел, Эйнсвуд, – заметил Дейн. – Воистину сегодня день чудес.

– Ступай к дьяволу, – проворчал Вир и пошел по коридору.

Позади раздался хриплый смешок Дейна.

– Если зайдешь в тупик и не будешь знать, что предпринять, Ваша Светлость, не стесняйся и стучи в мою дверь, – посоветовал Дейн.

– Право слово, скажешь тоже – зайти в тупик, – не оборачиваясь, бросил Вир. – Я научил тебя всему, что ты знаешь, Вельз, и вполовину не всему, что знаю я сам.

Он услышал сатанинский грохот, который мог сойти за смех, потом, как открылась и захлопнулась за Дейном дверь.

– Постучать в его дверь, – бормотал под нос Вир. – Изумительно. Очень забавно. Будто не я был старше его и не привел ему первую в его жизни шлюху.

Он нетерпеливо постучал в дверь своей комнаты.

– Проклятый чертов всезнайка. Всегда таким был. И вечно будет. Я разобью его огромный клюв о…

Его новоиспеченная женушка открыла дверь.

Он смутно отметил, что она все еще полностью одета, но ни на мгновение этому не удивился. Вир вошел, пинком захлопнул за собой дверь, схватил ее в свои объятия и крепко-накрепко прижал к себе.

Потом зарылся лицом в ее шею. Мягкие густые волосы щекотали ему щеку, ее аромат завладевал им, и он с жадностью вдыхал его.

– О, Боже, Гренвилл, – бормотал он. – Думал уже никогда не отделаюсь от них.

Она подняла руки и обвила вокруг него, но как-то чопорно, а ее длинное тело задрожало от напряжения. Вир поднял голову и взглянул на нее. Лицо ее было бледным и замкнутым. В глазах он увидел свое отражение и что-то еще. Нечто мрачное и тревожащее.

– Ты устала, – посочувствовал он, ослабив свою медвежью хватку. – Что ж, день был трудный и утомительный.

– Я не устала. – Голос драконши дрожал. – Я поднялась сюда и тотчас уснула, лишь стоило коснуться головой подушки. – Она высвободилась из его рук. – Я проснулась час назад основательно отдохнувшей. И у меня было время подумать.

– Но этого времени не хватило на то, чтобы переодеться во что-нибудь более подходящее для брачной ночи, – заметил он, решительно не обращая внимания на чувствительные уколы совести. Он стремительно вовлек ее в брачные узы. Он воспользовался ее минутной слабостью. Ну что ж, очень хорошо. Он бессовестный – наравне с испорченностью, несносностью и другими «et cetera». Такова уж его натура. – Все замечательно. Я буду счастлив помочь тебе избавиться от брони.

И потянулся к самой верхней пуговице.

– Я не готова вступить в супружеские отношения, – сухо заявила она.

– Разумеется. – Он расстегнул верхнюю пуговку. – Я тебя подготовлю.

Она шлепнула его по рукам.

– Я серьезно, Эйнсвуд. Нам нужно поговорить.

– Гренвилл, ты же знаешь, мы и двух минут не можем побеседовать, чтобы не поссориться, – напомнил он. – Давай на сегодня отставим разговоры, что скажешь?

И приступил ко второй пуговке.

Она схватилась его за запястье холодной рукой.

– Совесть не позволяет мне оставаться твоей женой, – заявила она. – Я хочу аннулировать брак.

– Твоя совесть выжила из ума, – сказал он. И поцеловал прямой надменный нос. – Это просто из-за свадьбы сдают нервы.

– Я не нервозная барышня. – Драконша повысила сильнее задрожавший голос. – И не истеричка, и нечего со мной так снисходительно обращаться. Я просто пришла в себя и все. – Она помедлила, сжала челюсти и подняла подбородок. – В общем-то, я ведь не благородного происхождения, и даже наполовину не леди. Ты герцог Эйнсвуд. И должен жениться на леди. Ты в долгу перед своей семьей.

– Я сейчас женат на тебе, – нетерпеливо возразил он. – И не желаю никакую леди. Да я бы не знал, что с ней делать. – Он сгреб ее за плечи. – Надеюсь, ты не испытываешь на мне эти ваши женские жеманные штучки.

– Мы не можем лечь в супружескую постель. – Два розовых пятна появились на ее щеках. – Ты не должен плодиться и размножаться со мной. Я не позволю тебе так рисковать.

– С какой стати?

– Из-за моей семьи. – Она с трудом выговаривала слова. – Ты понятия не имеешь о моей семье. Мне бы следовало рассказать тебе раньше, но я была в таком потрясении, так напугана, что ты разбился, и потом… – Она отстранилась. – Это так нелепо. Я хотела сделать тебя счастливым, а ты твердо решил венчаться без проволочек. Я не знаю, с чего я захотела осчастливить тебя, с какой стати возомнила, что мне это удастся.

– Меня так легко сделать счастливым, Гренвилл. Все, что тебе нужно, просто снять твое…

– Мама слабела с каждым днем после рождения сестры. – Слова так и сыпались из нее. – И она умерла, когда мне было десять лет. Младшая сестренка подхватила чахотку и умерла спустя три года. Отец был всего лишь никудышным актеришкой, игроком и пьяницей. У него не водилось ни одной оправдывающей его черты характера. – Она подошла к камину и сплела пальцы. – У меня плохая наследственность. Твоя семья заслуживает лучшего. Ты обязан считаться со своими родственниками – с родословной, которую ты представляешь.

– Черт бы побрал мою родословную, – заявил Вир, но без особого жара. Она явно расстроена и на грани истерики. Сказывается тяжесть последних событий. Вир подошел к ней. – Помилуй, Гренвилл, ты только послушай себя. Ты еще худший сноб, чем Дейн. Родословную я представляю, ну да, разумеется. Что сталось с Мисс Liberte, Egalite, and Fraternite(свобода, равенство, братство – фр.)? Что произошло с Мадам Борьба за Права Женщин? Куда подевалась моя драконша?

– Я не драконша, – возразила она. – А просто писака с низким происхождением и дрянным характером.

– Как погляжу, тебе не хватает веселости в нраве, чтобы прислушаться к разумным доводам, – вздохнул он. – Что ж, уладим это, как принято у мужчин.

Вир отступил от нее и скинул с плеч сюртук. Затем развязал шейный платок. Рывками расстегнул несколько пуговиц на жилете. Потом стянул жилет и отбросил его в сторону. В следующее мгновение он скинул башмаки.

И выставив кулаки, принял боксерскую стойку.

Она уставилась на него.

– Ударь меня, – предложил он. – Даю тебе три попытки. Если не достанешь меня, я беру три попытки.

– Ударить тебя? – переспросила Лидия, по всей видимости, придя в замешательство.

Он опустил руки.

– Гренвилл, если ударю тебя я, ты замертво свалишься на пол, – страдальчески уточнил он. – Кой черт тогда мне с тобою делать? Думай своей головой. – Он снова встал в бойцовскую стойку. – Если не сможешь побить меня, у меня будут три попытки уложить тебя в постель и свести с ума от страсти.

Воинственный огонек зажегся в ее синих очах.

– Да будь ты проклят, Эйнсвуд, неужели ты ни слова не слышал из того, что я тебе сказала? Неужто не можешь отвлечься от своих детородных органов хоть на секунду и подумать о своем будущем – и своих предках – о своем положении?

Он потряс головой.

– Прости. Я не столь благороден. Давай, Гренвилл. – Он подставил подбородок. – Неужели у тебя руки не чешутся свернуть мне челюсть? А как насчет носа? – Вир указал на свой нос. – Не хочешь ли разбить мне нос? Не то, чтобы у тебя есть надежда, но будет забавно увидеть, как ты пытаешься.

Она сердито уставилась на него.

Он чуточку пританцовывал, выбрасывая вперед то правый кулак, то левый.

– Ну, давай, чего ты боишься? Вот твой счастливый случай поставить мне пару фонарей, как обещала тогда на Винегар-Ярде. Или все одно только бахвальство? Или боишься слишком поранить свои маленькие ручки, мой нежный цветочек? Значит, ты усвоила урок?

Удар прилетел невесть откуда. Блестяще молниеносный и низкий, ее кулак нацелился прямо ему в пах.

Он отскочил в сторону как раз вовремя.

– Не туда, Гренвилл, – возмутился он, чуть не подавившись от изумления. – Подумай о наших детях.

Драконша отступила назад, сузив глаза, прицениваясь, смерила его с ног до головы взглядом, выискивая изъяны в его оборонительной позиции.

– А ты не говорил, что я должна драться честно, – напомнила она.

– Если бы посмела, вряд ли добилась бы успеха, – насмешливо продолжал подзуживать Эйнсвуд.

Она вытянула вверх руки, держа их под странным углом, а тело ее начало раскачиваться из стороны в сторону, словно у кобры, готовившейся к броску. Волосы распустились и упали на плечи. Великолепное зрелище, и ему до боли захотелось запустить в них пальцы. Но он не мог позволить своим мыслям блуждать невесть где. В ее репертуаре значился целый набор трюков, и она дьявольски непредсказуема. Не говоря уже о том, насколько быстрая.

Он ждал, приготовившись встретить атаку, гадая, откуда придет удар, и сознавал, что драконша играет с ним, своим танцем отвлекая его и ожидая, что он откроется.

Он уловил ее выпад в долю секунды перед тем, как она напала: снизу просто-напросто мелькнул какой-то отблеск. Она резко выбросила ногу, зацепившись юбками, но он в то же самое мгновение успел отпрянуть в сторону. Мисс потеряла равновесие и начала падать. Безотчетно он потянулся к ней и тут же отскочил назад, прежде чем ее острый локоть врезался в его пах.

– Милостивый Боже, – задохнулся он. Не столько испугавшись, сколь ошеломленный. Будь он капельку медленней, она бы заставила его спеть самую высокую ноту «си».

Он подождал, насторожившись, не смея хоть на секунду расслабиться, хотя драконша уже отвернулась и в данный момент тщательно проходилась по всему списку имевшихся на свете ругательств.

– Три попытки, Гренвилл, – напомнил он. – Теперь моя очередь.

Она резко повернулась лицом к нему.

– Что будет, если ты… когда ты потерпишь неудачу? – потребовала она ответа.

– Получишь еще три попытки. Потом я. До тех пор, пока кто-нибудь из нас не победит. Победитель получает то, что захочет.

«И я до чертей проклятых уверен, что ты хочешь того же, чего желаю я», – мысленно добавил он.

Она сложила на груди руки и задрала подбородок.

– Очень хорошо. Давай, поквитайся.

Он смерил ее взглядом снизу доверху, оценивая, как она прежде поступила с ним. Потом начал описывать круг вокруг нее. Она оставалась на месте, только поворачивая голову и следя за ним настороженным взглядом. Он подошел близко и задержался позади нее.

Долгое мгновение он просто стоял у нее за спиной, заставляя ждать. Напряжение росло. Потом наклонился и легонько прочертил извилистую дорожку от уха до шелковой щечки полуоткрытыми губами.

– Какая нежная, – бормотал он, едва касаясь пальцами ее рук, проводя ими по груди и ниже по бокам. – Кожа твоя как лепестки роз.

Она резко втянула воздух.

– Это раз, – произнесла она напряженным голосом.

Он прижался щекой к ее щеке.

– Я люблю этот аромат, люблю, как пахнет твоя кожа. – И дотронулся до плеч, провел руками так нежно – едва касаясь одежды – дальше вниз, минуя щедрую грудь, к талии, а потом еще ниже, ласково нажал на живот, прижимая ее спиной к себе так, что ягодицы в точности пришлись к переду брюк, под которыми его страждущий жезл уже возвышался и был готов приступить к делу.

Ее глаза закрылись, и она сглотнула.

– Это два.

Он замер, позволяя длиться мгновению, оставаясь неподвижным, щека к щеке, руки на животе. Его прикосновение оставалось легким как перышко, чтобы лишь удержать ее на месте и неотвратимо дать знать о присутствии его возбужденного мужского естества, да позволить ощутить его жар.

Ее начало трясти.

Он все еще ждал. Для него это было сродни убийству, но страстное напряжение в той же степени обволакивало и ее. Он мог это ощутить сам, эту борьбу внутри нее, рассудок вел жестокую войну с чувством, абстрактный принцип люто сражался за превосходство над природой материального и чувственного.

Драконша выгнулась, совсем чуть-чуть, прижавшись капельку теснее и став на малую долю ближе.

Его рот мягко скользнул к уголку ее губ.

С тихим стоном она отклонилась назад, поворачивая голову навстречу его дразнящему поцелую.

Вир неспешно вовлекал ее в поцелуй, то легко и лениво касаясь, то теснее прижимаясь к полным сочным губам.

Она накрыла его руки своими ладонями, безотчетно удерживая его.

– Это три, – хрипло прошептал он. – Теперь твоя очередь.

– Ты чудовище, – зашипела она. – Ты же знаешь, что я не могу с тобой бороться.

Она попыталась повернуться к нему, но он этого не позволил, прижимая ее к чреслам, в каковом месте он в сей момент испытывал муки от соприкосновения с ее сладчайшей частью тела.

– Ах, нет, не так быстро, драконша. – Он укусил ее за ушко и прижал теснее. – Я думал провести все для тебя полегче – ведь это у тебя в первый раз и все такое – но это попахивает снисхождением, верно? Ты ведь не боишься сражаться со мной – и не стыдишься того, куда целишься, как я заметил. Обходиться с тобой деликатно – только напрасно тратить силы.

Он крепко обхватил ее одной рукой за талию, чтобы не вырвалась, а другой принялся расстегивать длинный ряд пуговок.

Потом стянул верхнее платье до талии. Рукава связывали ей локти, поймав в ловушку руки.

Нежная плоть сливочного цвета маняще выглядывала из складок белья и корсета. Вир устлал ковром торопливых поцелуев благоухающую кожу шеи и плеч драконши. Ее же трясло, как в лихорадке.

Затем расстегнул петельки и крючки, освободил руки из рукавов и стянул платье до бедер. Оно скользнуло на пол, образовав кучу смятой ткани у ее ног. Он заставил ее переступить через сваленное платье и немедленно приступил к корсету, его пальцы проворно управлялись с тесемками. Наконец, жесткая вещица расстегнулась, скользнула вниз на бедра. Вир стащил ее и откинул в сторону.

Потом подхватил драконшу на руки и отнес в кровать. Там отпустил, и она шлепнулась на тюфяк. Она выругалась и собралась было вскочить и наброситься на него, но он успел навалиться на нее сверху. Тут он запустил пальцы в ее волосы и удержал на месте, прижав рот к ее губам и принявшись неистово целовать их.

Она трепыхнулась, но секунду спустя уступила, как всегда, ей уже к этому моменту стоило понять, что она должна так и сделать.

– Никакого аннулирования, – прорычал он, когда наконец отпустил ее рот. – И никого «еще». Никогда. Даже выкинь из головы.

– Ты идиот.

Голос у нее охрип. Она схватила его за рубашку и рывком притянула его к себе. И принялась мстить, своими полными губами зажигая в нем пламя, а язычком превращая его нутро в адски кипящее варево.

Вир перевернулся на спину, потянув драконшу за собой, прильнув голодным ртом к ней, смяв ногами ворох ее нижних юбок.

Потом задрал пышные как пена юбки вверх и застонал, когда пальцами дотронулся до чулок и провел руками по гладким очертаниям бедер. Выше края чулок была только теплая шелковая кожа… и далее только простирались выпуклости до грешно выгнутой поясницы.

Ее совершенно неприкрытые голые ягодицы.

– Милостивый Господи. – Голос прозвучал хриплым шепотом. – Где твои панталоны, бесстыжая девица?

– Забыла прихватить с собой, – задыхаясь, произнесла она.

– Забыла.

И это было последнее членораздельное слово, которое произнес Вир, последняя ясная мысль, посетившая его голову.

С низким звериным рыком он махом перевернул ее на спину. Понадобилось лишь всего несколько торопливых секунд, чтобы сорвать с нее последнее из ее платьев. Не успело то упасть на пол, а он уже развязал ленточки ее лифа.

Присобранная горловина распустилась, и он стянул ткань вниз. Кожа драконши бледно сияла, как лунный свет, вот оно, чудо из нежной плоти и щедрых форм. Он провел ладонями по словно прозрачным выпуклостям грудей, поиграл их розовыми вершинами, напрягшимися еще до того, как его пальцы коснулись их.

С нежным стоном она выгнулась, задвигавшись в его объятиях, схватив его за плечи, когда он наклонился и взял в рот розовую жемчужину.

Драконша запустила пальцы в его волосы, прижимая его к себе, пока он исторгал из нее беспомощные тихие вскрики, заставлявшие его сердце колотиться, а нутро сжиматься и страдать.

Ласкающим движением он провел по ее животу, чувствуя, как тот напрягся при его прикосновении. Но ткань нижних юбок щекотала его. Он нетерпеливо стянул их и отшвырнул прочь. Тут он позволил себе сделать передышку и насладиться зрелищем ее тела, столь совершенного, тела его прекрасной амазонки. Затем дал волю рукам и рту смело касаться и пробовать, чего душе угодно, наслаждаться вовсю ее жаркими ответными ласками, издаваемыми ею тихими возгласами изумления и удовольствия.

Она была сотворена для него и предназначена ему, каждый гладкий, как бархат, пахнущий драконшей кусочек. И когда его пальцы воровски прокрались в нежный холмик между ног, он почувствовал крошечный отклик и понял, что она готова принять его.

Она была уже влажной, его страстная драконша, и его первая мягкая ласка в этом потайном месте заставила ее выгнуться навстречу его руке.

В его власти. Подчинившись ему. Наконец-то.

Он хотел выждать, довести ее наслаждением до безумия, прежде чем насладиться самому. Хотел сделать ее необузданной и беспомощной. Вир обещал себе, что заставит ее умолять, и у него сейчас имелся гораздо больший повод после того, как она протащила его через события этого проклятого дня.

Но ее мгновенный страстный отклик на его прикосновение сжег в аду все эти посулы и желания.

Его мужской гордости не по силам соперничать с нуждой, бушующей в крови, подобно жидкому адскому пламени.

Вир погладил свою драконшу, раздвинул ей ноги и одним махом ворвался в нее… и она пронзительно закричала.