К тому времени, как экипаж миновал ворота Гайд-парка, Лидия уже прекрасно понимала, что за разочарование, которое постигло ее этим вечером, ей стоит винить, главным образом, саму себя.

На прошлой неделе в «Голубой Сове» она заметила Эйнсвуда в то самое мгновение, как он возник на пороге. Как и следовало ожидать, покинуть сцену в сей же момент ей не позволила гордость. Будучи урожденной Баллистер лишь наполовину, по природе же своей она была представительницей этого семейства до кончиков ногтей. Лидия не могла улучить возможность прервать представление или почувствовать, по крайней мере, смущение лишь из-за того, что некий болван-герцог пялится на нее.

Все же она могла хотя бы не поддаваться чертенку, сидевшему внутри и подстрекавшему ее сделать посмешище из Эйнсвуда, а выбрать себе другую цель. Наоборот, с тех самых пор Лидия просто напрашивалась на неприятности, и ей следовало понять, что если они не последовали сразу же, то, будьте уверены, нагрянут рано или поздно. Как и она, Эйнсвуд прикидывался. Он притворно шутил, потому что не хотел, чтобы все мужчины решили, что обычная женщина может его задеть.

Все-таки Лидия задела его, и он вынужден был вернуться в «Голубую Сову» сегодня вечером, чтобы как-то сравнять счет. Видимо, кто-то из тех, кто присутствовал на последнем собрании из «Аргуса» позволил с помощью выпивки или подкупа развязать свой язык и выдал Эйнсвуду, где она находится. Его светлость заявился в «Джерримерз», чтобы просто помешать любому ее занятию – будь то работа или игра, ему было все равно. Потом, испортив все, отправиться дальше предаваться своим увеселительным и развращенным занятиям.

Вот так, благодаря своему собственному ребяческому поведению – и глупой язвительности – она потеряла возможность вернуть рубиновый гарнитур Тамсин.

Между тем, Эйнсвуд мог бы поздравить себя с тем, что поставил на место «Леди Грендель». Он, наверное, сочинит из этих событий забавный анекдот и будет потчевать им компанию в доме терпимости, куда и отправился.

Он, возможно, все еще посмеивается, обхватив могучими руками сладострастную шлюху, нюхая ее шею и…

"Неважно", – сказала она себе.

И возможно чувствительной и разумной части Лидии в самом деле было все равно, что он там делал с другими женщинами, и та часть считала: даже лучше, что он ушел.

А вот чертенку в ней это было важно, поскольку эта часть ее была необузданной, грешной и бесстыдной, как сам Эйнсвуд.

И эта часть ее души в данный момент заставила ее захотеть выскочить из экипажа, помчатся за герцогом и вырвать из объятий безымянной проститутки.

Эта сторона ее натуры выражала досаду и негодовала всю дорогу до Кэмпден-Плейс – не из-за драгоценностей Тамсин или прерванного задания, а по поводу язвительных замечаний, которыми Эйнсвуд сопровождал свой уход, и того, как он захлопнул дверцу перед носом Лидии.

Между сочинением кучи уничтожающих выпадов, которые ей хотелось высказать, и претворением в жизнь воображаемого сценария, включающего его светлость и размалеванных шлюх, после остановки кареты у Лидии заняло какой-то момент, чтобы осознать, где же она находится.

Она поспешила вылезти, заплатила кучеру и направилась в дом Хелены.

Затем Лидия застыла, ее смешавшийся ум запоздало отметил, что на глаза ей попался красивый экипаж, стоящий в нескольких ярдах от ворот.

У Хелены был посетитель.

И Лидия узнала гостя, поскольку она взяла за правило отслеживать именно это транспортное средство, чтобы избегать его владельца. Лорда Селлоуби.

Она оглядела улицу, но наемная карета уже удалилась вне досягаемости.

Лидия выругалась сквозь зубы.

Затем, бросив незаметный взгляд на окна дома, она прогулялась до экипажа Селлоуби, обменялась шуткой с его лакеем, получила указания, как пройти к ближайшему пабу, и легкой походкой отправилась, якобы, в том направлении.

Простоять на запятках древней кареты почти три мили – не самый удобный способ путешествия. Однако вид, открывшийся перед Виром в настоящий момент, возместил пробравшую до костей тряску.

Поскольку у него хватило ума соскочить до того, как карета замедлила ход, он умудрился нырнуть в тень, прежде чем показалась его добыча. Очевидным образом, у нее не возникло ни малейшего подозрения, что он последовал за ней.

Надо сказать, и у него не возникло ни малейшего подозрения, что ему придется следовать за ней до дома самой дорогой лондонской куртизанки. Когда синеглазая мегера заявила, что ее одежда и экипаж пребывают в Кенсингтоне, Вир предположил, что она оставила свой костюм на постоялом дворе, где ее мельтешение туда-сюда привлекло бы меньше внимания. И рисовал в своем воображении интересную случайную встречу в гостинице.

Впрочем, теперешняя ситуация, решил он, сулит еще более интересный поворот.

Из своего укрытия за высокой садовой изгородью, он наблюдал, как она сражается со своим сюртуком. Даже при неполной луне ему было достаточно света, чтобы лицезреть сии действия.

Сюртук был по-модному облегающим, броня, которую она натянула, чтобы скрыть свои формы, стесняла ее движения и выставляла их в комичном виде. После хорошей доли подпрыгиваний, извиваний и подергиваний, она, наконец, избавилась от сюртука и отшвырнула его прочь. Затем сняла шляпу, оказавшийся под ней парик и нашлемник, открыв приглаженные и обернутые вокруг головы белокурые волосы.

Она почесала голову.

Затаив дыхание, Вир ждал, что она вытащит шпильки из волос. Он знал, что они густые и, должно быть, достаточно длинные, чтобы упасть на плечи. И вы бы подумали, что он ведет себя, как школьник, стоявший здесь, затаив дыхание, в ожидании такого простого действа, словно не наблюдал уже сотни раз, как женщины распускают волосы и скидывают одежду.

Она все еще была полностью одета, в рубашке и панталонах, тем не менее, он накалился. Он уговаривал себя, что жар этот проистекает из порочности ситуации, в которой он оказался, прячась в тени и наблюдая за ее раздеванием.

Впрочем, она больше ничего не предпринимала: не вынула ни единой шпильки и не стала снимать больше никакой одежды. Следующее, что произошло: она подкралась к углу дома, схватилась за водосточную трубу и подтянулась.

Не веря своим глазам, Вир моргнул, потом подбежал к ней, пренебрегая хрустом гравия под ногами.

Вздрогнув от шума, она соскользнула и упала, с глухим стуком ударившись о траву. Прежде чем она вскочила, Вир схватил ее за руки, рванул вверх и поставил на ноги.

– Какого черта вы вытворяете? – зашептал он.

Она вывернулась из его хватки.

– А на что это, по-вашему, похоже? – Она потерла зад. – Чума на вашу голову, я же могла сломать ногу. Какого дьявола вы крадетесь за мной? Вам полагается быть в борделе.

– Я солгал, – произнес он. – Не могу поверить, что вы попались на этот старый трюк «отправляюсь-в-бордель» Даже в окно не выглянули, чтобы убедиться, что я ушел.

Она и не пыталась скрыть свой скептицизм.

– Я этому не верю. Не могли же вы провисеть на запятках всю дорогу.

– Да тут только три мили, – произнес он.

– Зачем? – требовательно спросила она. – Какие счеты теперь вы пытаетесь со мной свести?

Он одарил ее оскорбленным взглядом.

– Да не пытаюсь я свести никакие счеты. Просто меня снедало любопытство.

Глаза ее сузились:

– Насчет чего?

– Как вы это проделали. – Он устремил взгляд на ее «мужскую» грудь. – Вы же не обмотали ее, верно? Что вы сделали со своими грудями?

Она было открыла рот, собираясь что-то сказать, потом захлопнула его. Посмотрела вниз на себя, затем подняла на него взгляд. Сжала челюсти и процедила сквозь зубы:

– Это особым образом скроенный корсет. Перед сделан в виде мужского торса. А спина устроена, как у обычных корсетов.

– А-а. Сзади шнуровка.

– Да. Ничего интересного. Ничего такого, что бы вы не видели уже сотни раз. – Она отвернулась и снова вернулась к водосточной трубе. – Если хотите помочь, могли бы подсадить меня.

– Я не могу, – заявил Эйнсвуд. – Не могу потакать вам и поощрять ваши кражи со взломом.

– С каких это пор вы стоите на страже закона и порядка?

– С тех пор, как вы указали на мою несостоятельность показать пример высоко моральных манер, – произнес он. – Учусь, как стать святым.

– Так учитесь этому где-нибудь в другом месте. Я не собираюсь ничего красть. Только хочу забрать свою одежду.

– Если она у мисс Мартин, почему бы не войти в парадную дверь?

– У нее гости, – ответила она шепотом, в котором звучало нетерпение. – Мужчина. Она не ждала меня так рано. Моя одежда в гардеробной. Окно там открыто. – Она указала наверх. – Мне нужно только влезть и вылезть, не потревожив любовных пташек.

Взгляд Вира пробежался до окна, потом вернулся к ней:

– Далековато лезть.

– Я справлюсь, – негодующе зашептала она.

Его взгляд скользнул вниз по панталонам, с нежностью задержавшись на ее длинных стройных ногах.

– Я полезу, – заявил он. – Так будет быстрее.

Несколькими минутами и короткими яростными доводами позже, герцог Эйнсвуд втаскивал Лидию в окно гардеробной. Она не нуждалась бы в помощи, кабы не проклятый корсет, который мешал вскарабкаться с нижнего выступа.

Он сунул свои руки ей под мышки и не очень-то нежно протащил через подоконник, позволив затем свалиться кучей на пол.

Впрочем, Лидию не так-то легко было вывести из строя, и никакие пихания, таскания и падения ее не сбили бы с ног. Если бы ей требовалось деликатное обращение, она не стала бы журналисткой. Если он по-настоящему хотел навредить ей, то мог бы поступить гораздо хуже. Он мог вообще воспрепятствовать ей, поскольку она отказалась поступить согласно его замыслу.

Он полагал, что она подождет его в саду. Хотя, скорей всего, она провела бы всю ночь в ожидании, пока он в потемках выискивал ее одежду, наталкиваясь по ходу дела на двери и сбивая мебель, тем самым оповещая всех о вторжении.

И, кроме того, Лидия не верила в старания Эйнсвуда оказать любезность. Скорей всего он думал сыграть хорошую шутку, вломившись к Хелене и ее гостю. Лидия с легкостью представляла картину, как Эйнсвуд забредает в спальню, неся охапку нижнего белья.

«Извините, что прерываю, мисс Мартин, – говорит он, – но не могли бы вы сказать мне, которые из этих панталончиков принадлежат мисс Гренвилл»?

От сей картины губы Лидии дрогнули. Затем, вспомнив, кем же является гость Хелены, она пришла в себя. Стоит Селлоуби поближе взглянуть на нее, целый ворох семейного грязного белья будет вскоре выставлен на потеху публике.

Она вскочила с ковра, поблагодарив небеса, что тот оказался достаточно толстым. В противном случае, все обитатели дома услышали бы звук удара, с которым она сверзилась на пол. Лидия пошла проверить дверь в спальню.

– Что, черт вас задери, вы делаете? – донесся сердитый шепот Эйнсвуда. – Не можете вести себя потише?

Не обратив на него внимания, Лидия прислушалась к двери, потом осторожно со скрипом приоткрыла ее. Ее тревога улеглась, и она быстро закрыла дверь.

– Их нет в спальне, – тихо сообщила она Эйнсвуду. – Они в гостиной.

– Какое для вас разочарование. Будь они так любезны к другим, то прелюбодействовали бы в спальне, а вы могли бы понаблюдать.

– Хочу, чтобы вы были так любезны и заткнулись, – парировала она. – Вы что, не можете искать вещи без всего этого шуршания и сопения?

– Я ни черта не вижу. Проклятье, стойте у окна, чтобы я знал, где вы. Хотите, чтобы я о вас споткнулся?

– Почему бы вам не постоять у окна и позволить мне поискать мои вещи?

– Я знаю, каков бомбазин на ощупь, и как эта проклятая тряпка пахнет. Достаточно побывал на похоронах.

Лидия двинулась к окну, где слабый луч лунного света сделал видимым узкий прямоугольник. В плотно занавешенной и битком набитой одеждой и мебелью гардеробной была куда темнее, чем на улице.

Лидия с трудом могла различить его фигуру, тревожащие огромные очертания мужчины в кромешной тьме. Она увидела, как он нагнулся, что-то схватил, услышала, как он обнюхал это нечто.

– Нашел, – зашептал он. Он двинулся вперед и швырнул ей вещи. – Уходим.

– Идите первым, – предложила Лидия. – Я на минуту задержусь. Мне нужно… переодеться.

И она предпочитала заняться этим здесь, где было удобно и темно.

Последовало молчание.

Лидия задрала подбородок.

– Легче будет спускаться, если я избавлюсь от корсета. У меня заняло чертову уйму времени вскарабкаться сюда. А спуститься будет еще труднее.

Что, безусловно, являлось правдой.

Последовала еще более длительная пауза. Лидия надеялась, что плотный корсет заглушает неровный стук ее сердца.

– Мисс Гренвилл, кажется, вы упускаете маленькую деталь.

– Я могу лазить в юбках, – заверила она его. – Я проделывала подобное много раз.

– Корсет, – прошипел он. – Он зашнурован сзади, помните? Как вы собираетесь избавиться от него?

На мгновение в ее голове образовалась сплошная пустота. Затем жар обдал шею и бросился в лицо. Она и забыла. Одной женщине не под силу зашнуровать и расшнуровать этот корсет.

– Я спрыгну с карниза.

Она повернулась и выглянула в сад, посмотрев вниз. Земля была далеко. И слишком хорошо освещена лунным светом.

– Здесь не очень высоко.

Он пробормотал что-то себе под нос, она сомневалась, что это была молитва.

– Не смейте прыгать, – спокойно приказал он. – Отойдите от окна. Затем снимайте рубашку. В темноте. Сумеете это проделать?

– Разумеется, я…

– Прекрасно. Потом я расшнурую этот проклятый чертов корсет, если вы ухитритесь постоять спокойно пару минут.

У Лидии вспотели ладони.

– Благодарю, – взяв себя в руки, произнесла она. И очень спокойно сделала шаг от окна и отодвинулась в противоположный – самый темный – угол гардеробной.

Она услышала, как Эйнсвуд приближается. Почуяла его.

Прижав крепко одежду к животу, она тихо промолвила:

– С вашим обширным опытом, я уверена, вы расшнуруете корсет за несколько секунд.

И у нее не будет времени на какую-нибудь глупость, сказала она себе, пока непослушный разум вызывал в памяти сумасшедшие чувства, жар и силу больших, уверенных рук. Она не будет прислушиваться к своему чертенку. Не совершит ошибку, чтобы всю жизнь потом платить за нее.

Лидия принудила негнущиеся пальцы отпустить одежду. Насколько быстро позволили застывшие мускулы, она стянула рубашку.

И сглотнула, когда его пальцы коснулись ее плеча.

Герцог в то же мгновение отдернул их.

– Черт, – прошипел он. – Да у вас ничего нет под рубашкой.

– Мужчины не носят женское нижнее белье.

– Вы же не мужчина.

Она расслышала слабый резкий звук, словно он скрипнул зубами.

– Сначала мне предстоит найти шнуровку, – предупредил он ее охрипшим шепотом.

Он имел в виду, что ему придется сделать это на ощупь, поскольку ни зги не видно.

– Ниже, – направляла она. – Под правой лопаткой.

Его пальцы снова коснулись плеча и пропутешествовали вниз, оставляя дорожку жгучих ощущений.

Он довольно быстро отыскал нужное место, и, хотя руки его касались корсета, а не голой плоти, жар продолжал покалывать. Тонкая струйка влаги сбежала между грудей.

Лидия могла ощущать теплое дыхание на шее, на напряженной спине, пока Эйнсвуд распутывал шнуровку, методично продвигаясь вниз, ослабляя тесное одеяние.

Казалось, должно бы стать легче дышать, но легче не становилось.

На половине пройденного Эйнсвудом пути корсет упал на бедра, и ей ничего не оставалось делать, как подхватить его спереди и держать, прикрывая грудь.

Руки на спине замерли, а из ее легких будто выкачали воздух.

Пауза длилась не больше двух ударов сердца, прежде чем он возобновил работу, завершив ее с приводящей в замешательство деловитостью.

Потом Эйнсвуд отступил прочь.

Чувства Лидии легко было распознать, и стыд опалил ее от макушки до пяток. А что она ожидала от него? Что он сойдет с ума от страсти просто потому, что она полураздета?

Он был повесой, поборником распутства. Да он повидал сотни полностью обнаженных женщин.

Молча злясь и обзывая себя в душе идиоткой, она моментально надела нижнее белье и мужскую рубашку, а потом натянула поверх панталон юбку. Не то, чтобы из соображений скромности, когда он все равно не мог ничего увидеть и вообще дал понять, что ему и смотреть-то неинтересно. Все-таки она почувствовала себя менее уязвимой, выставляя свой зад под прикрытием юбок.

Она надела свои панталончики, затем вынуждена была снова их снять, поскольку натянула задом наперед. Выругавшись вполголоса, перевернула их, как надо, наконец, поспешно натянула и завязала нижнюю юбку.

Лидия слышала его дыхание – или точнее сопение – пока продолжала одеваться. С хрипом выдыхаемый воздух давал понять, что терпение Эйнсвуда на исходе.

Лидия быстро надела спенсер.

– Вы можете идти, – предложила она ему. – Мне еще нужно найти ботинки.

Он издал хриплый звук. Это было больше похоже на ворчание недовольной чем-нибудь Сьюзен, когда жадному животному не давали, к примеру, лишний бисквит или приказывали прекратить наскакивать на горничных.

Что-то в этом сходстве окончательно подорвало нервы Лидии. Не обращая внимания на свои ощущения, она опустилась на корточки и стала нашаривать ботинки.

Она обнаружила их поблизости под диваном, притиснутом к шифоньеру. Прежде чем она успела их достать, послышались шаги и приближающийся голос Хелены.

– Я уверена, что это соседская кошка, – говорила Хелена. – Роза, должно быть, оставила открытым окно.

Взгляд Лидии метнулся к окну, но Эйнсвуд уже убрался прочь оттуда. В следующее мгновение он очутился на ковре рядом с Лидией.

Она услышала, как поворачивается дверная ручка.

Лидия поспешно метнулась в сторону, толкнула Эйнсвуда вниз и запихала под диван. Потом совершила резкий бросок и очутилась на прежнем месте к моменту, когда дверь открылась.

Вошла Хелена.

– Кис-кис-кис, – позвала она. Потом, прикрыв дверь, понизила голос до шепота: – Это ты, Лидди?

– Да.

– Я не ждала тебя так рано.

– Я знаю. Все хорошо. Возвращайся к своему гостю. У меня все замечательно.

Замечательно Лидия себя не чувствовала. Часть чрезмерной анатомии Эйнсвуда приперла подол ее юбки. Она не могла встать, не потревожив его, и, учитывая ограниченность свободного места, она сомневалась, что он мог двинуть хоть мускулом, не перевернув при этом диван.

– Кис-кис, – повторила Хелена, чтобы ее слышали. Затем, очень тихо продолжила. – Постарайся вести себя потише. Селлоуби даром что пьян, а слышит все. Без сомнения он заподозрит, что я прячу в доме другого мужчину, и до смерти захочет выяснить, кто это. Ты же для него представляешь более приятный сюрприз. Ты уверена, что не хочешь выйти и…

– Он весь твой, – напряженно зашептала Лидия.

– Тебе нужно помочь с корсетом?

– Нет. Я почти оделась. Будь добра, Хелена, ступай, а то он еще решит выяснить, что происходит.

Наступило долгое молчание. Лидия надеялась, что Эйнсвуду хватит ума задержать дыхание. Сама она не могла говорить. Ее сердце слишком громко стучало.

– Лидия, мне лучше тебя предупредить, – в шепоте Хелены прозвучала тревожная нотка. – Селлоуби заявил, что слышал, будто бы Эйнсвуд этим вечером показывался в «Голубой Сове» на Флит-стрит. Селлоуби думает, что ты ущемила интересы его светлости. Возможно, безопаснее было бы заняться работой вдали от Лондона несколько следующих недель.

Лидия почувствовала шевеление под диваном. Еще минута, и она не сомневалась, что Эйнсвуд перевернет диван и накинется на Селлоуби, дабы подправить предположения мужчины кулаками.

– Да, конечно, но ступай же, – подстегнула Лидия. – Кажется, я слышу Селлоуби.

Это сработало. Хелена поспешно удалилась.

– Идемте, – позвала она. – Это всего лишь надоедливая кошка. Она…

Остальное Лидия не слышала. Ее внимание обратилось к Эйнсвуду, который, наконец, перевел дух. Она ожидала, что вот-вот раздастся поток ругательств, когда он выбирался из-под дивана – по ходу дела прищемив ее юбку. Вместо этого она различила более зловещий звук.

Она сказала себе, что это не может быть то, что она подумала, и постаралась сосредоточиться на том, чтобы освободить юбки от его конечностей.

Плечи герцога тряслись, грудь ходила ходуном, а издаваемые им удушливые звуки подтверждали ее первоначальные подозрения.

Она развернулась и зажала его рот рукой.

– Нет, – яростно шептала она. – Не смейте смеяться. Они вас услышат.

– Ммммммммф. Мммммммммммф. – Рот Эйнсвуда конвульсивно двигался под ее рукой. Лидия отняла ладонь.

«Пощечина», – в бешенстве подумала она. Это было бы – нет, слишком шумно – да он и не почувствует ее. Коленом в пах – нет, невозможно – она с трудом могла шевелить ногами, впрочем, да, руки ее свободны. Она выбросила кулак и стукнула в живот, провались он пропадом, сделанным словно из кирпичей. «Целься ниже», – сказала она себе.

Прежде чем она смогла осуществить свои намерения, Эйнсвуд приступил к действиям, и мгновенно она оказалась на спине, руки ее прижаты к ковру, а Эйнсвуд навалился сверху.

– Слезьте с меня, вы…

Его рот опустился на ее губы, заглушив слова и загнав дыхание обратно в легкие.

Одна рука у нее была свободна, ей следовало бы толкнуть герцога или оцарапать, но она не стала этого делать. Не смогла.

Прежде он уже целовал ее, но происходило сие на публике перед беспокойной толпой, и губы их едва встретились, прежде чем она обрела рассудок.

На этот раз не было зрителей, чтобы опомниться, сохранить трезвый ум и сосредоточенность. На сей раз только темнота и тишина, и теплое настойчивое давление его губ. Она не успела быстро оказать сопротивление, и власть захватил сидевший внутри ее чертенок.

Она не могла заставить работать свой разум и подумать о чем-нибудь еще, помимо мощного мужского вкуса и запаха. Не могла поднять свое тело на борьбу с его теплом и несгибаемой мужской силой. Эйнсвуд был таким огромным, таким восхитительно большим и теплым, а рот его имел вкус греха, дикого, темного и неотразимого.

Прижатая Эйнсвудом к ковру рука вывернулась, и этой свободной рукой, той, которой ей следовало драться, вместо того она исхитрилась крепко схватиться за его сюртук. Ее рот также тесно прилепился к его губам, молчаливо отвечая «Да», когда стоило ответить «Нет», и последовал за ним, хотя он вел ее только к одному – к погибели.

Лидия это понимала. В глубине ввергнутого в пучину сознания она знала, как отличить правильное от неправильного, осторожность от опасности, но не могла призвать на помощь свое оружие, с трудом завоеванную мудрость. В этот смутный момент она хотела только Эйнсвуда.

Это заняло лишь мгновение, а, казалось, пронеслась целая жизнь.

Он отпрянул и отодвинулся от нее, когда она с трудом начала понимать, что же ей от него надо.

Но и тогда, остро осознав свое безрассудство, Лидия все еще могла почувствовать его грешный вкус на губах и ощутить возбужденную им рябь в глубине живота. А когда его тело оторвалось от нее, она почувствовала пустоту от потери его тепла и силы, или чего-то там еще, в чем он заставил ее нуждаться. И в равной степени сожаление. Поскольку она не знала, как вернуть его с тем, чтобы выяснить, в чем же она так нуждалась и что упустила.

Издалека раздавался звонкий смех Хелены, лежавшей за две спальни от них в объятиях… другого распутника.

Как звон колокольчика, этот смех призывал Лидию к здравомыслию. Она подумала о карьере, к которой она готовилась и которую ждала так долго, о небольшом, но столь драгоценном влиянии, приобретенном ею и растущим от вложенных в него стараний. Она подумала обо всех этих женщинах и детях, чьим голосом она служила.

И напомнила себе, что он за мужчина.

Распутник, просто- напросто презирающий женщин.

Стоит нас использовать, так ценности больше не представляем.

– С вами все хорошо? – раздался хриплый шепот Эйнсвуда.

Нет, ничего хорошего. Она сомневалась, что еще долго придет в себя. Запретный плод оставил горькое послевкусие.

– Отпустите мою юбку, черт вас подери, – промолвила она. – Как я могу встать, когда вы на нее уселись?

Отношения между Виром и его совестью никогда не носили дружеский характер. За последние полтора года они с ней даже не разговаривали.

Следовательно, он был далек от того, чтобы испытывать душевные муки за намерение соблазнить Гренвилл из «Аргуса» или прислушиваться к угрызениям совести, как он достигал этих замыслов. Наоборот, он словно окунулся в старые времена веселых забав, куда забавнее, чем имевших место за долгие годы. Эти ночные приключения возвращали его память к давним эскападам, предпринимаемым вместе с товарищами по преступным проделкам, Дейном и Уорделлом.

Прошло много времени с тех пор, как Вир последний раз украдкой ездил на запятках кареты или участвовал в глупостях, имевших отношение к преследованию привлекательных девиц.

И хотя последовавшие события обернулись не так, как он ожидал, новизна впечатлений возместила приуроченное к делу раздражение. Если лазание в окно и обратно с незаконными целями было ему хорошо знакомо, то в обитель известной куртизанки он тайно проникал впервые.

Он подумал, как весело, что Мисс «Проклятье Ваших Глаз» Гренвилл, не захотела, чтобы ее шлюха-подружка узнала о пребывании в своем жилище порочного герцога Эйнсвуда. Хотя в этой части дома происходило кое-что взрывоопасное, что могло бы шокировать и Хелену Мартин.

Веселье усугублялось тем, что в доме точно также находился Селлоуби, полагавший, что Хелена прячет мужчину в то время, когда Хелена думает обратное, а драконша все время дергается и волнуется. А спрятавшийся под диваном Вир в темной, как у черта в заднице, комнате, где ее хозяйка не могла разглядеть даже собственную руку, придавал ситуации какой-то фарс.

Он чуть не умер от смеха.

А затем…

Ну, конечно же. Как он мог удержаться? После всех этих трудов, потраченных Мадам Драконихой на то, чтобы завернуться во все эти слои нижней и верхней одежды, Вир не мог удержаться, чтобы не показать ей, скольких малых хлопот составляет для него снова снять их. Вместо того чтобы волноваться, как бы не обнажиться перед ним, по его мнению, ей стоило бы подумать о чем-нибудь более интересном.

А затем дела приняли весьма странный оборот.

На Винегар-Ярде Вир едва коснулся губами ее рта. На этот раз он устроил долгую неспешную осаду в виде умопомрачительного поцелуя.

И встретился с самым большим потрясением в своей жизни.

Она не умела целоваться.

Ушло мгновение на то, чтобы эта несуразность дошла до него, и прежде чем он полностью осмыслил ее, Гренвилл быстренько уловила основы. Между тем ему с трудом удавалось отвлечься от соблазнительно извивающегося под ним тела или запаха, этой настоящей ловушки для мужчины. Он слишком быстро загорелся, чтобы спорить с собой, девственница она или нет, и полагается ли ему иметь до этого дело. И так как его не увлекли душевные искания, то странно, что он остановился. А он именно это и сделал, потому что что-то его… насторожило.

Произошло это тогда, когда он поднял голову и спросил:

– С вами все хорошо?

И совершил явную тактическую ошибку, потому что она оттолкнула его с удивительной силой, подхватила свои ботинки, вскочила с пола и сиганула в окно, пока он пытался сообразить, что же произошло.

Сейчас, однако, не составило трудов понять, что она сбежала. Выбросив все из головы, он перебрался через подоконник и быстро спустился.

Быстрый обыск сада ничего ему не принес, но он отследил ее путь через заднюю калитку. Поспешно удирая, она оставила ее приоткрытой, избавив его от хлопот и бесполезной траты времени на возню со щеколдой.

Он пробежался по проходу, ведущему на улицу, достигнув которой, услышал быстро удаляющиеся шаги.

Мелькнувшие юбки подсказали ему, что мегера только что завернула за угол.

Вир ускорил шаг и последовал за ней… и понял свою ошибку за полсекунды до того, как трость ударила его по ногам.

Он услышал треск костей, почувствовал боль, пронзившую ноги, и увидел, как земля стремительно несется ему навстречу, и все в одно мгновение.