Дейн предоставил мисс Трент более чем достаточно возможностей увидеть свою ошибку. Предупреждения не могли быть яснее.

В любом случае медлить в такой ситуации – значило бы показать свою неуверенность, хуже того – слабость. Вести себя так с мужчиной опасно. С женщиной – фатально.

И потому лорд Дейн наклонился к ней ближе, так что его огромный итальянский нос Узиньоло был в дюйме от нее, и тихо сказал:

– Молитесь, мисс Трент.

Он просунул руку, голую руку, потому что снял перчатки перед тем, как приступить к еде – под рукав ее ротонды и добрался до верхней пуговки легкомысленной серой перчатки.

Дейн расстегнул перламутровую пуговку.

Джессика посмотрела на руку, но не шелохнулась.

Потом, прекрасно понимая, что на них устремлены взгляды всех присутствующих и шумные разговоры стихли до шепота, Дейн заговорил по-итальянски. Тоном любовника он говорил о погоде, о серой кобыле, которую задумал купить, о состоянии парижских сточных канав… Хотя сам он никогда не соблазнял женщину и не нуждался в этом, он видел и слышал, как это делают другие несчастные, и точно повторял их смехотворные интонации. Пусть все подумают, что они любовники. При этом он ловко работал над пуговками, приближаясь к ее запястью.

Джессика не издала ни звука, только время от времени переводила взгляд с его лица на руки с заторможенным выражением, которое он интерпретировал как бессловесный ужас.

Может, его интерпретация была бы более точной, если бы он безраздельно владел собой. Его лицо выражало чувственное влечение, голос звучал тихо и обольстительно.

Внутри он с беспокойством чувствовал, как пульс начал ускоряться начиная с пуговицы номер шесть. На номере двенадцатом пульс был скачущий. На номере пятнадцатом ему пришлось напрячься, чтобы сохранять ровное дыхание.

Он освобождал проституток от платьев, корсетов, подвязок и чулок. Никогда в жизни ему не приходилось расстегивать перчатки на руке благородной девушки. Он неоднократно совершал непристойные деяния, но никогда не чувствовал себя таким развратником, как когда расстегнул последнюю пуговку и, немного стянув лайковую перчатку, обнажил запястье и положил темные пальцы на нежную кожу.

Он был слишком занят поиском слова, которое определяло бы его состояние, и потому не заметил, что серые глаза мисс Трент приняли выражение замешательства респектабельной старой девы, которую соблазняют.

Даже если бы он понял это выражение, он бы не поверил; тем более не поверил бы в то, что придет в возбуждение из-за чертовой перчатки и кусочка женской плоти. И не то чтобы хорошего кусочка, из тех, каких не бывает у мужчин, – нет, только из-за дюйма кисти руки.

Хуже всего, что он не мог остановиться. Хуже всего, что страстная внутренняя экспрессия каким-то образом стала искренней, и Дейн заговорил по-итальянски не о сточных канавах, а о том, что он хочет расстегнуть все пуговицы и крючки, развязать все завязки… и снимать с нее одежды одну за другой, и гладить своими чудовищными руками мавра ее белую девственную плоть. Расписывая по-итальянски подробности своих фантазий, Дейн медленно стягивал перчатку, обнажая нежную ручку. Потом он тихонько дернул перчатку за кончики пальцев. И остановился. Еще раз дернул. И остановился. Еще один рывочек – и перчатка сползла с руки. Он дал ей упасть на стол, затем взял маленькую холодную белую ручку в свою огромную и теплую. Джессика легонько вздохнула. И все. Никакой борьбы, ничего, что говорило бы о сопротивлении.

Ему не хватало воздуха, сердце стучало так, как будто он долго за чем-то бежал. И когда сделал то, что хотел, оказалось, что не может ее отпустить. Пальцы сомкнулись на ее руке, он свирепо посмотрел на нее: пусть только посмеет, хотя бы попробует вырваться.

Широко открытыми глазами Джессика уставилась на Себастьяна. Потом моргнула, опустила глаза на их сомкнутые руки и тихо сказала:

– Я очень сожалею, милорд.

Еще не совсем контролируя себя, Дейн сумел произнести:

– Не сомневаюсь. Но, как видите, уже поздно.

– Вижу. Боюсь, теперь вам никогда не восстановить свою репутацию.

Он почувствовал беспокойство. Он его проигнорировал, засмеялся и оглядел зачарованную аудиторию.

– Cara mia, это ваша репута…

– Маркиз Дейн был замечен в обществе леди, – сказала Джессика. – Люди видели и слышали, как он за ней ухаживал. – Она подняла на него мерцающие глаза. – Это было чудесно! Я и не знала, что итальянский язык такой… волнующий.

– Я говорил о сточных канавах, – с непроницаемым видом сказал Дейн.

– Я не знала. Уверена, что и никто не узнает. Все думали, что вы объясняетесь мне в любви. – Она улыбнулась. – Старой деве, сестре недоумка Берти Трента.

Только тут Дейн с запозданием увидел изъян в своих рассуждениях. Потом вспомнил замечание Эсмонда о легендарной Женевьеве. Все присутствующие легко поверят, что крошка пошла по стопам своей бабушки, роковой женщины, эти чертовы парижане будут думать, что он попал под ее чары.

– Дейн, – тихо и твердо сказала Джессика, – если вы сейчас же не отпустите мою руку, я вас поцелую. На глазах у всех.

У него появилось сумасшедшее подозрение, что он тогда поцелует ее в ответ – на глазах у всех. Дейн – сам Вельзевул! – целующий леди, девственницу… Он подавил панику.

– Мисс Трент, – сказал он также тихо и твердо, – я хотел бы посмотреть, как вы это сделаете.

– Ну надо же, – раздался сзади знакомый противный голос. – Мне пришлось пройти до самого негодяя Буи Биллона. Я знаю, это не совсем то, что ты хотел, но я одну попробовал, и, осмелюсь сказать, ты не будешь разочарован.

Не замечая напряжения, пульсирующего рядом с ним, Берти выложил маленькую сигарную коробку на стол в дюйме от руки Дейна, которая все еще накрывала руку мисс Трент.

Взгляд Берти упал на руку сестры, и он вытаращил голубые глаза.

– Черт тебя побери, Джесс, – сварливо сказал он. – Ни на минуту нельзя оставить! Сколько раз я тебе говорил, чтобы не трогала моих друзей!

Мисс Трент холодно отняла руку.

Трент кинул на Дейна извиняющийся взгляд.

– Не обращай внимания, Дейн. Она со всеми парнями это проделывает. Не знаю зачем, потому что на самом деле ни одного из них не хочет. Как дурные кошки тети Луизы – гоняются за мышами, суматошные твари, ловят их, а потом не желают их есть. Оставляют трупы лежать где попало.

У мисс Трент дрогнули губы.

Намек на смех – лорду Дейну только этого не хватало, чтобы кавардак непонятных чувств превратился в бессильную ярость. Его «урок» обернулся тем, что его самого сунули головой в уборную. Его высмеяли, а перед тем помучили. Но недолго.

– У тебя, Трент, есть счастливая привычка появляться в самое подходящее время. Не могу выразить словами свою благодарность, громче скажут дела. Может, приковыляешь ко мне, после того как отвезешь домой свою неотразимую сестрицу? Придут Ваутри и еще несколько человек, чтобы распить бутылочку-другую и сыграть в кости.

Выслушав бессвязное выражение восторга, лорд Дейн холодно оставил эту пару и не спеша вышел из кофейни с мрачной решимостью держать голову Берти Трента под водой, пока тот не захлебнется.

Лорд Дейн еще не доехал до дома, как слух о его тет-а-тет с мисс Трент разнесся по Парижу.

К тому времени, ближе к рассвету, как оргия пьянства и игры в его доме подходила к концу и обедневший на несколько сотен фунтов Берти в объятиях слуг отправился спать, спорщики уже делали ставки о намерениях маркиза Дейна в отношении мисс Трент.

В три часа дня у Торнтони Френсис Боумонт предложил Роуленду Ваутри пари в сто пятьдесят фунтов на предмет того, что Дейн скует себя кандалами с мисс Трент еще до королевского дня рождения в июне.

– Дейн? – повторял Ваутри, тараща глаза. – Женится? На дворянке, старой деве? На сестре Трента?

Через десять минут, когда Ваутри отсмеялся и стал нормально дышать, Боумонт повторил свое предложение.

– Это слишком просто, – сказал Ваутри. – Я не могу отбирать у тебя деньги. Это будет несправедливо. Я знаю Дейна с Оксфорда. То, что было в кафе, – одна из его шуток, чтобы все разволновались. В эту самую минуту он хохочет над тем, скольких он одурачил.

– Двести, – сказал Боумонт. – Ставлю двести, что через неделю он перестанет смеяться.

– Я понял, – сказал Ваутри. – Ты хочешь выбросить деньги в крысиную нору. Ладно, дружище, излагай условия.

– Не пройдет и недели, как кто-нибудь увидит, что он за ней волочится, – сказал Боумонт. – Он выйдет с ней из комнаты, поведет по улице, возьмет под руку… Черт, мне все равно – может, схватит за волосы, это больше в его стиле, согласен?

– Боумонт, волочиться за женщиной – не в стиле Дейна, – терпеливо объяснял Ваутри. – Дейн говорит: «Беру эту», потом кладет деньги, и фемина идет за ним.

– За этой он пойдет сам, – сказал Боумонт. – Как я сказал. Заметь – заранее сказал. Двести фунтов, что он это сделает в течение семи дней.

Глубокое понимание натуры Дейна уже не раз приносило деньги Роуленду Ваутри. В сущности, половину своего дохода Ваутри получал, предсказывая поведение Вельзевула. Он считал, что Боумонту следовало бы об этом помнить, и самодовольная улыбка превосходства на его лице начала раздражать Ваутри. Изобразив глубокую жалость, чтобы позлить Боумонта, Ваутри принял пари.

Шесть дней спустя Джессика стояла у окна в апартаментах брата и хмуро смотрела на улицу.

– Я убью тебя, Дейн, – пробормотала она. – Пущу пулю точно в лоб, туда, где сходятся твои брови.

Было почти шесть часов. Берти обещал быть дома в половине пятого, чтобы помыться, одеться и сопровождать сестру и бабушку в гости к мадам Врайсис. В восемь часов снимут покрывало с портрета хозяйки дома работы миссис Боумонт. Поскольку Берти требуется не меньше двух с половиной часов на туалет, а вечерние улицы забиты каретами, они пропустят великое событие.

И все по вине Дейна.

Со времени стычки в кафе Дейн не выпускал Берти из виду. Что бы он ни делал, куда бы ни ходил, он не мог развлекаться, если с ним не было Берти.

Конечно, Берти не сомневался, что завоевал наконец вечную дружбу Дейна. Легковерный, с куриными мозгами, он не догадывался, что эта якобы дружба была местью его сестре.

Это показывало, какой Дейн негодяй! Поссорился с Джессикой, но не сражается честно, а мстит тому, кто не может оказать ему сопротивление.

Берти не знал, как не напиваться до бесчувствия, или когда прекратить карточную игру, или как отказаться от пари, которое он неминуемо проиграет, или возразить, когда проститутка запрашивает втрое больше, чем положено. Если Дейн пил, Берти тоже должен был пить, хотя не так крепок на голову. Если Дейн играл, или бился об заклад, или брал шлюху, Берти нужно было делать то же самое.

Джессика в принципе не возражала против всего этого. Она сама не раз бывала навеселе, случалось, проигрывала в карты или в споре – но в разумных пределах. Что касается проституток, она думала, что если бы была мужчиной, то время от времени пользовалась бы их услугами, но, конечно, не платила бы ни фартингом больше текущих расценок Она не очень верила, что Дейн платит столько же, сколько Берти, но Берти поклялся честью, что сам видел деньги в его руках.

– Если это правда, – только вчера раздраженно втолковывала она ему, – значит, у него повышенные требования. Женщинам приходится больше работать, понимаешь?

Все, что понял Берти, – он не такой могучий жеребец, как его идол. Она поставила под сомнение его мужскую силу, и он взбрыкнул и не приходил домой до семи утра – вернее, его принесли.

А она почти до того же времени лежала без сна, думая, чего Дейн требует в кровати от партнерши.

Спасибо Женевьеве! Джессика понимала основы того, что требует нормальный мужчина – или обеспечивает, судя по тому, как на это смотреть. Например, она знала, что делал джентльмен в парике, спрятанный под юбкой леди, а также знала, что это не обычная поза – потому и купила те гадкие часы.

Но поскольку Дейн не был нормальным, и, конечно, платил за нечто большее, чем за основную позу, она вертелась в кровати в смущении, страхе и любопытстве… Ну если уж быть до конца честной перед собой, а она обычно была, то она всего этого очень хотела, помоги ей небо!

Джессика не переставая думала о его руках. Нельзя сказать, что она не размышляла также о других частях его тела, но большие опытные руки она испытала на себе.

Даже сейчас, в разъяренном состоянии, при одной только мысли о его руках внутри что-то заболело, от диафрагмы до низа живота.

И от этого Джессика разозлилась еще больше.

Сначала она убьет Дейна! Потом убьет брата.

Вошел Уитерс.

– Швейцар вернулся из особняка маркиза, – сказал он.

Следуя парижским обычаям, Берти возлагал на швейцара задачи, которые в нормальных домах выполняют лакеи, горничные и мальчики на побегушках. Час назад швейцара Тессона отправили к лорду Дейну.

– Как видно, он не привез Берти, иначе я бы услышала его приветствия из прихожей.

– Слуга лорда Дейна отказался ответить Тессону, – сказал Уитерс. – Когда Тессон стал вежливо настаивать, наглый, лакей столкнул его со ступенек. Слуги лорда Дейна, мисс Трент, омерзительны и от того идеально подходят своему хозяину.

Джессика подумала: одно дело, когда Дейн пользуется слабостями ее брата, и совсем другое – позволять лакеям оскорблять перегруженного работой швейцара за попытку передать сообщение.

«Прощая одно оскорбление, ты поощряешь совершить много других», – сказал Публий.

Джессика не собиралась прощать. Сжав кулаки, она направилась к двери:

– Мне плевать, пусть даже слугой у него сам Мефистофель. Посмотрим, как он выгонит меня.

Вскоре Джессика усердно стучала молотком в дверь лорда Дейна. Испуганная горничная Флора укрылась в грязном наемном экипаже.

Ей открыл одетый в ливрею лакей шести футов росту. Он нагло оглядел ее с головы до ног. Любой слуга, имеющий хоть на грош мозгов, поймет, что она леди. С другой стороны, ни одна леди не станет колотить в дверь к неженатому джентльмену. Беда в том, что Дейн – не джентльмен. Джессика не стала дожидаться, когда лакей разберется с этой головоломкой.

– Мое имя Трент, – сухо сказала она. – И я не привыкла ждать, когда неотесанный остолоп-лакей впустит меня в дом. У вас три секунды на то, чтобы уйти с моего пути. Раз. Два…

Лакей отступил, и она прошла в холл.

– Приведите моего брата, – приказала Джессика. Он с недоверием таращился на нее:

– Мисс… мисс…

– Трент, сестра сэра Бертрана. Я хочу его видеть. Немедленно!

Джессика усвоила эту манеру и тон – весьма эффективные, – когда ей приходилось общаться с непослушными мальчишками больше ее размерами и со слугами ее дядей и теть, когда те делали бессмысленные замечания типа: «Хозяину это не понравится» или «Миссис говорит, что нельзя». Ее тон и манеры убеждали слушателя, что у него есть один выбор – подчиниться или умереть. Приобретенные навыки не подвели ее и сейчас.

Лакей бросил панический взгляд в сторону лестницы.

– Я… я не могу, мисс, – прошептал он. – Он… он меня убьет. Вмешиваться нельзя. Нет, мисс, ни за что.

– Понятно, – сказала она. – Вашей храбрости хватает только на то, чтобы выбросить на улицу швейцара ростом вдвое меньше вас.

Послышался выстрел.

– Берти! – закричала Джессика и, уронив зонтик, бросилась вверх по лестнице.

Обычно, услышав выстрел, Джессика не паниковала, даже если он сопровождался женскими криками, как сейчас. Но беда в том, что ее брат был там, где стреляли. Если Берти находился поблизости от канавы, он в нее падал. Если Берти был поблизости от открытого окна, он из него вываливался.

Следовательно, если Берти был поблизости от летящей Пули, можно было предположить, что он непременно нарвется на нее.

Джессика знала своего брата и не надеялась, что пуля его не заденет. Она молилась только о том, чтобы остановить кровотечение.

Она взбежала по длинной лестнице и кинулась по коридору на женский визг и пьяные мужские вопли.

Распахнула дверь.

Первое, что она увидела, – брат, лежащий навзничь на ковре.

Джессика кинулась к телу. Только она присела, чтобы его исследовать, как грудь Берти тяжело приподнялась и раздался громкий, пропитанный винными парами храп. Джессика отпрянула.

И тут заметила, что в комнате стало тихо, как в гробнице.

Джессика огляделась.

На креслах, диванах и за столами были рассеяны около дюжины мужчин разной степени раздетости. Некоторых она никогда не видела, других узнала: Ваутри, Шеллоуби, Гудридж. С ними были женщины, все – древнейшей профессии.

Потом ее взгляд упал на Дейна. Он сидел в необъятном кресле с пистолетом в руке и двумя полногрудыми проститутками на коленях: одна черная, другая белая. Женщины уставились на Джессику и застыли, кажется, в тех позах, в каких их застало ее вторжение. Та, что потемнее, вытягивала у Дейна рубашку из-под ремня, вторая помогала процессу тем, что расстегивала на нем брюки.

Джессику нисколько не смутило окружение полуголых пьяных мужчин и женщин. Ей приходилось видеть, как мальчишки носились по дому голые – чтобы заставить визжать служанок, и она не раз видела голый низ подростков, такое уж у них представление об остроумии.

Так что ее не смутила и не разозлила эта обстановка. Ее не тревожил даже пистолет в руке Дейна – после выстрела его надо было перезарядить.

Единственное чувство, которое она испытала, – это неистовое желание выдрать волосы у двух проституток и переломать им все пальцы. Она говорила себе, что это глупо они на работе, делают то, за что им платят. Она говорила себе, что жалеет их, и только поэтому чувствует себя такой несчастной.

Она в это почти поверила. Так это было или не так, но она хозяйка себе и, следовательно, хозяйка любой ситуации.

– Я думала, что он умер, – сказала Джессика, кивнув на брата, – но он просто мертвецки пьян. Я ошиблась. – Она направилась к двери. – Продолжайте, месье и мадемуазель.

И с тем ушла.

До этого все шло как по маслу, считал Дейн. Он, наконец, решил свои временные проблемы с проститутками. Раз он может иметь их в борделе или на улице, он будет иметь их дома.

Ему это не впервой. Девять лет назад, на похоронах отца, его фантазиями овладела круглолицая местная девчонка имени Черити Грейвз, и через несколько часов он поимел ее в огромной кровати предков. Она была достаточно веселая, но он веселился еще больше, думая о том, что его недавно почивший папаша переворачивается в гробу в склепе своих благородных предков и большинство предков вертятся вместе с ним.

Досадный результат проявился через девять месяцев, но с ним легко разобрались. Управляющий делами Дейна все уладил за пятьдесят фунтов в год.

С тех пор Дейн ограничивался проститутками, которые трудились по правилам, сходным с торговыми, и знали, что не следует производить на свет горластых младенцев, а также шантажировать его ими.

Дениза и Маргарита соблюдали правила, и он собрался перейти, наконец, к делу.

Но опять вмешалась мисс Трент.

Дейн был уверен, что рано или поздно она к нему обратится, только не ожидал, что она ворвется в комнату. Но это совпадало с его планами. После того как Дейн принялся за ее брата, тот стал разваливаться на куски с веселящей душу скоростью.

Мисс Трент, конечно, знала почему. И, будучи умной женщиной, она быстро признает свою ошибку в том, что попробовала выставить маркиза Дейна дураком. Он решил, что ей придется признать это, стоя на коленях. А потом она должна будет просить о милости.

Но, кажется, дело оборачивалось скверно.

Все, что она сделала, – бросила на брата недовольный взгляд, другой – на гостей, затем, забавляясь, посмотрела на самого Дейна. А потом это невыносимое создание равнодушно повернулось к нему спиной. Она просто ушла.

Дейн шесть дней почти все свое время проводил с ее проклятым братцем, притворяясь, что принимает благоговение этого трясущегося недоумка. Шесть дней Трент тявкал ему в уши, лизал пятки, пыхтел и раболепствовал, привлекая к себе внимание, путался под ногами и сметал с его пути случайные предметы или незадачливых людей. И после недели терпения, когда этот безмозглый щенок ее брат истрепал ему нервы, все, чего Дейн добился, – стал объектом забавы для мисс Трент.

– Allez-vous en, – тихо сказал он. Дениза и Маргарита мгновенно соскользнули с коленей и кинулись в разные углы.

– Знаешь, Дейн… – начал Ваутри успокаивающим тоном. Дейн бросил на него испепеляющий взгляд. Ваутри схватил бутылку и налил себе стакан вина.

Дейн положил пистолет, вышел за дверь и с грохотом ее захлопнул.

Потом он двигался очень быстро. Он попал на лестничную площадку вовремя, чтобы увидеть, как сестра Трента остановилась перед входной дверью и оглядывается, как будто что-то ищет.

– Мисс Трент, – позвал он. Ему не надо было повышать голос, его бас разнесся по холлу подобно раскату грома.

Джессика дернула дверь и выскочила на улицу.

Он проследил, как дверь закрылась, и велел себе сходить за пистолетом, вернуться и отстрелить носы гипсовым херувимам под потолком, потому что если он пойдет за ней, то убьет ее. А это неприемлемо, потому что Дейн никогда не допустит, чтобы представительница низшего пола спровоцировала его.

И, рассуждая подобным образом, он сбежал вниз, подбежал через широкий холл к двери, распахнул ее и вихрем вылетел на улицу. Дверь с грохотом захлопнулась за ним.