Раньше она была настолько взволнована, что ничего не замечала… Но несколько минут, проведенных в его объятиях, а также его ласковый голос – Лонгмор объяснял случившееся так, как мог объяснить только он, – все это ее успокоило, и Софи вспомнила, что ее давно уже к нему влекло.

Его черные волосы были взъерошены, а мускулистые руки крепко обнимали ее. Щека Софи прижималась к его атласному жилету, и она остро ощущала его запах. Ощущала также широкие плечи и могучую грудь под жилетом и сорочкой. И она все время помнила о его сильных длинных ногах в облегающих брюках, не оставлявших простора воображению. Ах, ее все сильнее к нему влекло! Она сама не знала, что делала. Поэтому и растерялась тогда в коридоре. Но он спас ее, вернул уверенность в себе… и пробудил желание.

Впрочем, она давно его хотела. Хотела с того самого момента, как впервые увидела мчавшегося по коридору Кливдон-Хауса с таким видом, словно он собирался убить кого-то.

А теперь она хотела его так, как не хотела ничего на свете.

Но сколько же ей еще ждать? И почему она должна быть добродетельной? Ведь она Нуаро, не так ли? Поэтому и сбросила с лодки самоконтроль. Поэтому и целовала его бесстрашно и страстно – так, как он ее научил. Более того, она ощупывала его могучие плечи и чувствовала, как под тонким полотном сорочки то и дело напрягались мышцы. Наслаждение же при этом было почти невыносимым, словно в ней бурлило море чувств и бушевал прекрасный шторм, бросавший ее из стороны в сторону и уносивший неведомо куда… Но тут он вдруг вздрогнул и попытался отстраниться.

– Погоди. Погоди минуту…

– Чего мне ждать?

– Ты должна сказать… – Он осекся.

– Что сказать?

– Не важно. Я забыл. – Лонгмор снова обнял ее и стал целовать. Целовал дерзко, смело и страстно.

У Софи голова шла кругом, но она знала, что делать. Он научил.

Их поцелуй все длился и длился, а она тем временем нашла верхнюю пуговицу его сорочки и расстегнула. Затем просунула под сорочку руку и ахнула, ощутив под ладонью его горячее тело. Лонгмор вздрогнул и замер. А потом снова привлек к себе, и в тот же миг Софи почувствовала, как он возбужден – под ее ягодицами рос огромный твердый бугор. Она все поняла бы даже в том случае, если бы старшая сестра не объяснила ей всего этого. Он хотел ее! А она хотела его, не так ли? И следовательно…

Софи толкнула Лонгмора в грудь. Он ослабил хватку и вопросительно взглянул на нее. Глаза у него были черные, как безлунная полночь. Черные и страстные…

Она снова толкнула его – толкнула изо всех сил. И тут он, наконец, понял и со сдавленным смехом упал на постель. После чего пробормотал:

– Софи, а как же…

– Я так хочу, – перебила она.

– О, Софи, – прошептал он нежно, как любовник.

По ее спине пробежали мурашки, разжигавшие огонь, воспламенявшие… Она легла на Лонгмора и спросила:

– Что я должна делать? – Софи принялась расстегивать жилет графа.

– Дьяволица… – усмехнулся он. – Иди сюда.

Притянув девушку к себе, граф снова стал ее целовать, на сей раз еще нежнее. Он осыпал поцелуями ее лицо, легонько прикусывая мочку уха.

Софи то и дело вздрагивала и тихо стонала, но Гарри продолжал эту сладостную пытку, пока она не обезумела от страсти. И только после этого он осторожно перекатил ее на спину. Теперь они поменялись местами – он был сверху, – и она как завороженная смотрела в черные глубины его глаз, обещавших безумное блаженство.

«Ах, сейчас у меня сердце вырвется из груди!» – мысленно воскликнула Софи. А он провел ладонями по ее плечам, затем по груди, и ей вдруг стало невыносимо жарко. Из горла ее вырвался вздох, прозвучавший в ночной тишине точно стон. «Сейчас мы оба далеко-далеко и совсем одни на земле, – промелькнуло у Софи. И они оба молчали. Тишину изредка прерывали лишь вздохи, сдавленные стоны и шуршание ткани.

А руки его спускались все ниже, к интимному местечку между ее ног. Софи снова застонала – и едва не замурлыкала точно кошка, которую ласкают.

А потом Лонгмор вдруг повернул ее на бок, и она почувствовала, как он поглаживает ее спину, нащупывая застежки платья. Ей вспомнилось минувшее утро – и на нее нахлынула очередная волна жара.

Еще секунда – и граф расстегнул лиф платья. И все это время он не переставал целовать ее шею и плечи. Отстранился же только затем, чтобы снять с нее платье; и при этом бесцеремонно вертел – как куклу. Наконец отбросил платье, и Софи услышала тихий шелест шелка, упавшего на пол.

За платьем последовали туфли. Подкладки в рукава тоже куда-то улетели. Лонгмор же быстро расшнуровал корсет – так, словно занимался этим ежедневно.

Его жилет тоже куда-то исчез. А рубашку она расстегнула сама и теперь с жадностью поглаживала его грудь и живот. Да-да, она к нему прикасалась. Она не была беспомощной! И никогда больше не будет, потому что приобрела власть над этим большим и опасным мужчиной.

Софи даже не заметила, как «растаяли» нижняя юбка и сорочка. И соскользнули вниз подвязки и чулки. Но ей было все равно – она была всецело поглощена Лонгмаром. Она видела его в драке. Видела, как он правил экипажем. Видела, как ходил. Как двигался. Когда он был с ней рядом, она не могла отвести от него глаз. А теперь не могла не прикасаться к нему, не могла не любоваться им – его силой и красотой. И конечно же, восхищалась этим человеком.

Как и все в ее семье, Софи вечно рисковала и играла с огнем. Вот и теперь было то же самое, когда провела ладонью по его брюкам и ощутила жаркую пульсирующую выпуклость. В ушах ее прозвучал голос кузины Эммы, но такой слабый, такой отдаленный, что слушаться его не было необходимости.

А Лонгмор… Его было слишком много, и это заглушало все доводы разума. Слишком много мужской чувственности, ошеломившей ее… Слишком много желания, одолевшего здравый смысл…

Тут он наклонился и снова ее поцеловал. И Софи тотчас же забыла о кузине, забыла о Париже и Лондоне и обо всем прочем… Сейчас для нее существовал только этот мужчина, целовавший ее и ласкавший. Целовавший и ласкавший так, что ей хотелось смеяться и плакать. Теперь он целовал ее всю – все тело, и каждый поцелуй словно разжигал крошечный костер.

Софи судорожно вцепилась в волосы графа, а он спускался все ниже; вскоре его язык делал с ее самым интимным местом то же, что до этого с губами. И все вдруг изменилось, мир стал совсем другим, стал огромной черной лагуной в тропическую ночь. Воздух сгустился и стал пьянящим, а наслаждение росло и росло, и какая-то странная боль росла вместе с ним; то была жажда чего-то, не имеющего названия, того, что она вот-вот должна была найти.

Софи смутно слышала шорох одежды. Должно быть, он раздевался. А потом, обнаженный, лег на нее – и его поцелуй оказался таким жгучим, таким нежным, таким сладостным…

Внезапно он вонзился в нее, и все тело пронзила острая боль. Туман у нее в голове рассеялся, глаза широко распахнулись. «Как странно… – промелькнуло у Софи. – Ох, что я наделала?!!»

Но он по-прежнему целовал ее – губы его были необычайно нежными, – и напряжение покидало Софи. Вскоре она расслабилась и невольно улыбнулась – боль почти прошла. «Ох, как чудесно быть соединенной с ним!!!» – воскликнула она мысленно.

Софи провела ладонями по его спине, наслаждаясь пульсацией могучих мускулов. Запах мужчины наполнял воздух и пьянил. И пьянило сознание их власти друг над другом.

Тут он начал двигаться, и Софи инстинктивно двигалась вместе с ним – она почти тотчас же уловила ритм его движений и теперь раз за разом приподнималась ему навстречу.

Он был нежен и не торопил ее. А она чувствовала себя скрипкой, на которой играл гений. И слышала музыку. Все струны ее тела вибрировали, и музыка становилась все громче. Потом Лонгмар стал двигаться быстрее, и Софи, вновь уловив ритм, опять устремлялась ему навстречу, устремлялась к неизведанному…

И все это время в сердце ее звучала невысказанная просьба: «Возьми меня с собой…»

И он выполнил ее просьбу – в какой-то момент она вскрикнула, содрогнулась – и неописуемое наслаждение утопило ее; все исчезло, осталось одно лишь счастье, в котором она купалась. А затем ее наполнил странный и восхитительный покой.

Софи не знала, сколько времени пребывала в этой счастливой безмятежности. Она смутно сознавала, что любовник вышел из нее и теперь прижимал к своему горячему телу. Она лежала спиной к нему, и ей было так хорошо, так уютно…

Кажется, она спала. Или просто так казалось? И как долго это длилось? Неясно…

Софи очнулась, открыла глаза – и на нее обрушилась реальность.

– О нет! – воскликнула она, вырвавшись из объятий любовника. Сев на кровати, проговорила:

– Как я могла? Нет, нет, нет! Пожалуйста, Господи, пусть это окажется сном!

– В чем дело, Софи, – сонно пробормотал Лонгмар.

– Нет, вы не виноваты, – продолжала она. – Виновата только я. Сделала это специально. Да, специально, хотя знала… – Она тяжко вздохнула. – Ох, как же я глупа…

– Софи, о чем ты?..

– Почему бы просто не взорвать магазин?! Почему бы не поджечь?! Почему именно так решила разрушить все?

– Софи, ложись и успокойся. Спи.

– Как я могу спать в такую минуту?!

Он обнял ее и привлек к себе.

– Помолчи. И лучше поспи.

– Мы погибли! – Она заплакала. – И это сделала я! Почему бы сразу не пойти работать к Жуткой Хортен? Я не могла сделать ей большего одолжения!

– Софи, немедленно спать! – приказал граф. – И никаких разговоров. Мы не станем обсуждать это сейчас. Спи.

Софи снова вздохнула. Прижалась к любовнику, закрыла глаза и заснула.

Лонгмор проснулся и осмотрелся. Судя по свету, уже настало утро, но не слишком позднее.

Софи охнула, пошевелилась и воскликнула:

– О нет! Нет, нет!

Лонгмор едва не застонал, но сдержался.

– Что же мне теперь…

– Погоди минутку, – пробормотал граф и стал целовать шею девушки; он обнаружил ее слабое место. Одно из многих.

Софи снова охнула, но на сей раз так, что плоть его мгновенно приподнялась. Он продолжал целовать ее, потому что точно знал: сейчас ее реакции – один лишь инстинкт, никакой игры. В любви она была абсолютно честна.

Потом принялся ласкать ее обнаженное тело, и она, застонав от удовольствия, прохрипела:

– Так нечестно, нечестно!

– А я и не веду честную игру, – пробормотал Лонгмор.

И стал целовать ее повсюду, куда мог дотянуться. Причем медлил в самых восхитительных местечках – за ухом и на сгибе локтя. И конечно же, благоговейно целовал ее груди. В какой-то момент Софи громко застонала, взъерошив его волосы. И этот жест собственницы окончательно уничтожил его самоконтроль. К тому же он прекрасно понимал, что второго шанса, возможно, не будет. Так что следовало воспользоваться этим.

Снова поцеловав грудь Софи, он спустился пониже и немного помедлил, играя с шелковистым золотым треугольником между ее ног. Когда же поцеловал лоно девушки, она громко застонала, после чего что-то пролепетала на французском. Но он не остановился и стал целовать прелестные изгибы бедер и изящные ножки, целовал до самых пальчиков и перецеловал каждый из них.

Через минуту-другую он уложил Софи на живот, но она тут же запротестовала:

– Нет, милорд!

– Меня зовут Гарри. К чему церемонии здесь и сейчас?

– О Гарри! – выдохнула она.

Впервые женщина, не являвшаяся близкой родственницей, назвала Лонгмара по имени, которое произнесла с легким французским акцентом. И он был твердо уверен, что никогда еще не слышал такого прекрасного имени.

Он принялся целовать ее затылок, поглаживая по бедрам и ягодицам. И благоговейно поцеловал каждое.

Софи хихикнула. А он устроился между ее ног и снова стал поглаживать. Она затаила дыхание, потом тихонько застонала. И в тот же миг его желание возгорелось с новой силой. Он притянул ее к себе и вошел сзади.

– Ооооо! – снова застонала Софи.

– Да, – прошептал он, целуя ее шею, – да, милая.

«Да-да-да-да»!.. – воскликнула его душа, когда он начал двигаться медленно, но мощно.

Ему хотелось, чтобы это длилось часами, но самообладания не хватило. В какой-то момент он снова уложил Софи на спину и опять в нее вошел. Так было еще лучше, потому что теперь он видел ее лицо. А ей теперь казалось, что она знала его целую вечность и что он принадлежал ей целую вечность. Она двигалась вместе с ним, двигалась в одном с ним ритме. А потом и задавая ритм.

Гарри увидел, как изменилось ее лицо, когда она приблизилась к пику, и сделал последний яростный выпад, когда она вскрикнула. А затем он излился в нее, а его тело продолжало вибрировать еще некоторое время, пока он, наконец, не опустился на нее, уткнувшись лицом ей в шею.

Они снова заснули. А через час-другой свет, струившийся в окно, подсказал Софи, что давно уже утро и что ей давно пора встать. Но вставать совсем не хотелось. Было так уютно лежать в объятиях мужчины… И Лонгмор по-прежнему прижимал ее к себе.

«Наверное, он очень любит женщин», – подумала Софи. Но что она понимала в любви? Сколько раз слышала, как женщины жалуются, мол, мужчина после этого отворачивается и засыпает. Или старается сбежать. Но он еще не ушел. И конечно же, он не мог вообще отсюда сбежать, так как его сестра находилась здесь же, в соседней комнате.

Софи почувствовала, как граф пошевелился. И почему-то вдруг она вспомнила, как он взял ее сзади. Хм… Это было довольно интересно…

– Тебе нужно идти, – прошептала она.

– Рано еще, – пробормотал он.

– Твоя сестра… – напомнила Софи.

– Не проснется еще целую вечность.

– Откуда тебе знать?

– Она не держит магазина. Это ты встаешь на рассвете. Клара всегда спит как убитая. И никогда не просыпается раньше одиннадцати.

Софи села на постели, и граф пробормотал:

– Мы должны обсудить это сейчас?

– Никаких обсуждений, – отрезала она. – Все очень просто: Никто Ничего Не Должен Знать.

Он приподнялся на локте и взглянул на нее.

– Знаешь, ты очень выразительно произнесла эти слова.

– И очень серьезно, – заявила Софи. – Если никто не знает, значит, никто не знает. Обещай никому не говорить.

– Откуда ты взяла, что я из тех, кто хвастает перед своими друзьями любовными связями? Полагаешь, я буду хвастаться тем, что лишил девушку девственности?

– Кто знает, что я была девственницей? Ведь я – модистка. К тому же француженка.

– Да, действительно… Я и сам сначала так думал.

– Потому что я не знала, что делать?

– Да, поэтому. И не только поэтому… – добавил граф с ухмылкой.

– У меня не было времени! Никогда не было времени для мужчин!

– О, я тебя не критикую… Просто был немного поражен. Однако…

– Нравится, что стал первым?

– Нравится, – признался Гарри. – Странно, но нравится. Раньше мне бывало все равно. Но в твоем случае… все иначе.

Ей тоже нравилось, что он стал первым. Мир полон распутников и лжецов. Марселина когда-то вышла за такого. А леди Клара попала в беду из-за такого же.

Но сколько бы недостатков ни насчитывалось у Лонгмора, он был именно таким, каким казался. Всегда был самим собой.

Она с улыбкой сказала:

– Что ж, пока ты будешь молчать – никаких проблем.

– А ты? Ты будешь молчать?

– Я не стану помещать объявление в «Спектакл», если ты это имеешь в виду.

– Не, не это. Как насчет твоих сестер? Разве ты не рассказываешь им все?

– Д-да…

– И что же?

– Они будут молчать.

– Они женщины, – напомнил Лонгмор.

– И кому же они скажут? Тетушкам Кливдона? Или заказчикам? Будь благоразумен!

– Быть благоразумным? С чего это вдруг?

– Ох, пойми, у нас достаточно бед с Марселиной, осмелившейся проникнуть на территорию аристократов. А если теперь узнают, что я соблазнила старшего сына леди Уорфорд… Она не только занесет «Мэзон Нуар» в черный список, но и раздавит нас. Уничтожит навсегда. И моим сестрам это известно.

Лонгмор пожал плечами и пробормотал:

– Но ведь надо понять, кто кого соблазнил… Ты ведь ничего не могла с собой поделать, верно?

– Да, не могла. Потому что ты был удивительно соблазнительным…

– О, я слишком усердно над этим работал. Но не был уверен, что у меня получится.

– Теперь знаешь, что получилось.

– О, конечно! У меня был стратегический план…

– Ты долго думал об этом? – удивилась Софи.

– Пришлось. Ты очень сложная натура.

– Проще, чем ты полагаешь. И я не из тех девушек, которых называют хорошими.

– А я не из тех мальчишек, которых называют хорошими. Некрасиво преследовать неопытных девушек. Но я не смог устоять.

– Еще бы! – воскликнула Софи. – Передо мной устоять невозможно. Так что не вини себя.

– Этого я никогда не сделаю, но все же… – Гарри нахмурился. – Возможно, мы сделаем… Ну, такого маленького и розового. Из тех, что ужасно любят орать.

– Ребенок? Да, я знаю.

– И что же в этом случае?..

– Не надо сейчас об этом, – пробормотала Софи. – Не все сразу. В данный момент у меня есть более важная проблема. До свадьбы твоей сестры осталось две недели.

По-прежнему лежа рядом с Софи, граф любовался ее восхитительным телом. И тут вдруг смысл ее последней фразы дошел до него. Лонгмор резко приподнялся.

– Ты шутишь?!

Софи покачала головой и белокурые локоны весело заплясали.

«Неудивительно, что она так расстроилась накануне», – подумал граф.

– Я понятия не имел! – воскликнул он. – Думал, что матушка будет как можно дольше оттягивать неизбежное.

Софи рассказала все, что недавно узнала от леди Клары.

– И я поклялась, что не допущу этого и спасу репутацию вашей сестры, – добавила она. – Сказала, что она – моя миссия. Вот только как же теперь… – Софи со вздохом закрыла глаза. Потом глаза ее вдруг открылись, и в лицо Лонгмора ударил их ослепительный синий свет. – Я нисколько не жалею об этом. – Она указала сначала на него, потом на постель. – Да, конечно, с моей стороны это было глупо… но волнующе и великолепно. Не могу представить более прекрасного способа покончить с девственностью. А сейчас мне нужно сосредоточиться на делах…

– Верно, – кивнул граф. И задумался, закинув руки за голову.

Следовало что-то сделать… в связи с произошедшим у них с Софи. Вот только что именно? К тому же его заставили дать обет молчания. Из-за магазина. Из-за коммерции.

Повернувшись к Софи, он с нежностью посмотрел на нее и спросил:

– Значит, коммерция?..

– Да. – Она вздохнула и тут же сказала: – Тебе и в самом деле нужно идти. Леди Клара может проспать еще несколько часов, но Дейвис уж точно на ногах.

– Верно, – кивнул Лонгмор. Встав с кровати, он принялся извлекать свою одежду из груды белья и платьев, обуви и нижних юбок.

Софи тоже поднялась. Нагая, словно Ева, она помогла Лонгмору одеться. Когда он уже подошел к двери, она вдруг подбежала к нему и вцепилась в его рубаху. Он чуть наклонился, а она привстала на носочки и поцеловала его в губы. После чего сказала:

– А теперь иди. Хотя… Нет, подожди.

Он молча кивнул и посмотрел ей в глаза. Было очевидно, что она напряженно о чем-то размышляла. Ему даже казалось, что он видел, как в голове у нее поворачиваются какие-то колесики – сатанинские мельницы в действии.

Внезапно глаза ее широко раскрылись, и из них снова ударили сапфировые лучи.

– Есть! – воскликнула она. И положила голову ему на грудь. – Знаешь, я нашла…

– Что именно? – в изумлении пробормотал граф.

– Нашла идею! Я знаю, как спасти твою сестру.

Уорфорд-Хаус

Этим же вечером

Семья поднялась из-за обеденного стола, а затем все собрались в библиотеке. Несколько минут спустя появился Лонгмор, который привез сестру домой.

Мать тут же вскочила с кресла.

– О, Клара, как ты могла?! – вскричала она.

Гарри видел, что сестра приготовилась к шквалу упреков и обвинений, которые леди Уорфорд искренне считала материнскими советами. Он уже открыл рот, чтобы вступиться за сестру, но леди Уорфорд вдруг бросилась дочери на шею и зарыдала.

– О, моя дорогая девочка! Я так рада, что ты дома! Никогда, никогда больше не смей убегать! В какую бы беду ты ни попала, прежде всего расскажи своей матушке! Обещай мне это. Пообещай, пожалуйста.

На памяти Лонгмора это было первое «пожалуйста», сорвавшееся с материнских уст.

– Простите, мама, – пробормотала ошеломленная Клара.

– Понимаю, как плохо тебе пришлось, как сильно ты была оскорблена. Но разве ты не знаешь, каковы могут быть мужчины? Ты доверилась ему, глупенькая! Но так всегда бывает! Они никогда не оказываются такими, какими мы их считаем!

Маркиза едва не удушила дочь в объятиях. Наконец, отступив, проговорила:

– Должна сказать, что Гарри меня удивил. Удивил нас обоих, верно, Уорфорд?

Отец Гарри кивнул.

– Молодец, сынок! Позаботился о своей сестре. Конечно, в тот раз ты все испортил…

– Не надо об этом, Уорфорд! – воскликнула его супруга.

– Но потом нашел ее и привез домой! – продолжал маркиз. – Прекрасно! А Аддерли, возможно, не такой негодяй, каким кажется.

– Мне нужно выпить! – выпалил Лонгмор и поспешно подошел к ближайшему графину. Он не слишком любил шерри-бренди, но сейчас, пожалуй, и это сойдет.

Граф одним глотком осушил бокал.

– Он приходил каждый день, – сообщила леди Уорфорд.

– Услышал о том, что Клара нездорова, и очень расстроился, – добавил лорд Уорфорд.

– И цветы, дорогой, – напомнила мужу леди Уорфорд. – Он приносил тебе цветы, Клара. И фрукты из собственных оранжерей. Можно сказать, с ума сходил от тревоги. Верно, Уорфорд?

– Да, он показал себя с наилучшей стороны, – согласился маркиз.

– Сказал, что обстоятельства, которые привели к вашей помолвке, были не теми, на которые следовало надеяться, но добавил, что… – Леди Уорфорд внезапно умолкла. – Не могу точно припомнить, что именно он сказал, но все было так, как полагается в подобных случаях. Да, конечно, ничто не изменит того факта, что он банкрот и происхождение его матери весьма сомнительно. Но она мертва, а он, кажется, любит тебя, Клара. Я уверена, что, если постараться, из него можно вылепить что-то приличное.

Клара уже хотела возразить, но тут вдруг перехватила предостерегающий взгляд брата и сделала вид, что всерьез обдумывает сказанное матерью.

Лонгмор же прекрасно понимал, что Аддерли вполне искренне волновался за Клару. Ведь если бы она действительно заболела и умерла до свадьбы, негодяю пришлось бы поспешно искать другую невесту. А такое приданое, как у Клары, на дороге не валяется…

– Если кто и способен сделать из него мужчину, так это Клара, – объявил граф. – Полагаю, будет меньше сплетен, если мы сделаем вид, что довольны помолвкой. И что мы вдруг обнаружили, что Аддерли не так уж плох. Со своей стороны обещаю при новой встрече быть с ним учтивым. – Лонгмор налил себе еще шерри-бренди, тут же выпил и спросил: – Теперь я могу идти?