«Фоксиз Морнинг Спектакл».

10 июня. Среда.

«До нашего сведения дошло, что Таинственная Незнакомка из Франции прибыла на этой неделе в Лондон с солидным багажом.

Сундуков с одеждой оказалось там много, что потребовалось нанять целое судно. Это означает долгое пребывание Незнакомки на нашем прекрасном острове. Как только мы узнаем, где остановилась леди, с какой целью приехала и, что важнее всего, ее имя, надеемся немедленно уведомить читателя»

«Куинс-тиэтр»

Вечер среды

Всему Лондону было известно, что герцог Кливдон встретил мадам Нуаро в парижской Опера. Этим вечером она впервые появилась в лондонском театре, и ее приход не оставил у публики (по крайней мере, мужской ее части) ни малейших сомнений в том, что герцог был сражен наповал этой женщиной.

Лондонское высшее общество впервые видело ее. Конечно, некоторые клиенты «Мэзон Нуар» знали герцогиню, но в основном это были представители мелкопоместного дворянства и не слишком знатные аристократы. Так что мнение их хотя и учитывалось, но не слишком высоко ценилось. А сейчас весь свет увидел эту даму.

Мужчины не сводили взглядов с герцогской ложи, поскольку его светлость сопровождал не одну поразительно красивую женщину, а двух: свою супругу и светловолосую незнакомку.

Сидевшая же в ложе напротив леди Уорфорд старалась смотреть только на сцену, категорически отказываясь признавать существование герцогини Кливдон. А Клара, напротив, смотрела на герцогиню во все глаза. Лорд Аддерли, сидевший с ней рядом и игравший роль внимательного жениха, внезапно услышал ее шепот:

– Вы знаете, кто сидит рядом с герцогиней Кливдон?

Аддерли – он, как и все мужчины, не сводил глаз со светловолосой красавицы – с удивлением взглянул на Клару.

– Разве она вам незнакома? Мне казалось, это одна из трех сестер.

– Из них только одна замужем – герцогиня. А эта леди тоже одета как замужняя женщина. Как замужняя француженка, – пояснила Клара.

– Француженка? Ты можешь определить издалека? И даже без бинокля? Другие женщины без него не обходятся, – проговорил Лонгмор, сидевший позади обрученной пары.

– О, это всегда заметно, – сказала Клара. – Мы, англичанки, можем носить то, что носят француженки, но при этом все равно выглядим англичанками. – Она повернулась к брату. – Ты ведь был в Париже, Гарри. Неужели не согласен со мной?

Маркиза презрительно фыркнула и окинула детей ледяным взглядом. Но отпрыски сделали вид, что ничего не заметили.

– Я уверен в одном, – продолжал граф. – Эта дама произвела настоящий фурор. Актеров почти не слышно, что не всегда плохо, хотя я предпочел бы, чтобы она появилась на какой-нибудь скучнейшей немецкой опере, а не во время «Лодочника». Пожалуй, в антракте пойду к Кливдону. Пусть меня представит. Тогда точно скажу из-за чего столько шума, причем за несколько часов до выхода «Спектакл».

Зная, что очень многие будут стремиться туда же, граф покинул семейную ложу за несколько минут до антракта и с улыбкой кивнул Кливдону.

– Обогнал остальных на фарлонг, – сообщил он.

– Я так и думал, – откликнулся герцог. – Ты можешь быть очень проворным, когда захочешь.

Лонгмор повернулся к ее светлости.

– Прежде чем сюда ринутся орды, герцогиня, не будете ли вы так добры, не представите ли меня этой очаровательной леди?

– Мадам де Вернон, позвольте познакомить вас с лордом Лонгмором, добрым другом моего мужа, – объявила герцогиня.

Дама с удивлением уставилась на ее светлость, и герцогиня перешла на французский.

– О, да-да! – оживилась мадам. – Это есть старый друг. Вроде брата. Не так ли? Лорд Лан-мор.

Француженка кивнула графу, и бриллианты, искусно разбросанные среди перьев в ее прическе, полыхнули цветными огнями. Увы, английский дамы был смехотворен. Поэтому Лонгмор, как и герцогиня, перешел на французский, что дало ему небольшое преимущество над толпой мужчин, ввалившихся в ложу Кливдона секундой позже. Конечно, многие из них говорили на правильном французском, как и полагалось образованным джентльменам. Но все же почему-то получалось, что они говорили по-французски так, что сразу становилось ясно – говорят англичане. А вот Лонгмор, худший в мире ученик, обладал, однако, необычайной способностью к языкам, во всяком случае к романским.

– Мсье Лан-мор говорит на моем языке как настоящий парижанин, – заметила мадам. – Как так получается? Мой англиски ужасно глупый. Меня ничему не научишь, увы. Mon mari… мой муш он… – Ее синие глаза затуманились, а в унизанных кольцами пальчиках возник кружевной платочек, который она осторожно прижала к глазам. – О, бедный Роберт! Он все пытался меня научить! И что же?.. Ах, я ужасно тупа.

Джентльмены хором заверили мадам, что это не так. Когда они умолкли, Лонгмор сказал:

– Зато вы очаровательная и прекрасная мадам. И, – продолжил он на французском, – очаровательной и прекрасной женщине сойдет с рук даже убийство. Можете ли вы представить, что какой-то мужчина захочет наказать вас за убийство нашего языка?

Лонгмор оставил мадам и ее поклонников незадолго до окончания антракта и вернулся в семейную ложу.

Мать была вне себя от гнева – и неудивительно: ее навестила леди Бартрам и, разумеется, густо посыпала солью все раны, которые смогла найти.

– Француженка. Как ты и предполагала, – сообщил Лонгмор сестре, не потрудившись понизить голос. Обе немолодые леди прервали свой разговор. – Мадам де Вернон, продолжал граф. – Подруга герцогини еще со времен Парижа. Вдова, причем довольно богатая. Склоняю голову перед талантом моей сестры – она прекрасно разбирается в одежде. Между прочим, туалет дамы выглядел чертовски дорогим. Кроме того, ее драгоценности не подделка, смею вас заверить.

Леди Бартрам поднесла к глазам бинокль и стала беззастенчиво изучать француженку. Маркиз, немного поколебавшись, последовал ее примеру.

– Говоришь, вдова, Лонгмор? – мать всегда упоминала его титул в присутствии леди Бартрам, у которой было две дочери на выданье – темноволосые маленькие феи, однако же чересчур костлявые на его вкус.

– Да, красивая молодая вдова. Говорит на ужасающем английском. – добавил Лонгмор.

– Ну, для тебя это проблем не представляет, – заметила Клара.

– Совершенно верно, – вставил Аддерли. – Языки всегда были вашей сильной стороной. И еще жесткий апперкот. – Он с сожалением улыбнулся и дотронулся до челюсти, на которой еще виднелся синяк. Так мне и надо, – добавил он, тихо вздохнув.

Именно это и должен был сказать человек, желавший помириться с родными невесты. И тон был настолько искренний, что человек, менее циничный, чем Лонгмор, наверняка поверил бы ему.

– Ты ведь был в Париже довольно долго, верно? – продолжала Клара.

– Да-да, конечно. Так вот, очень хорошенькая и очаровательно коверкает английский.

– Очевидно, она действительно красотка. Потому что околдовала всех джентльменов, – прошипела леди Бартрам.

– Как все француженки, – проворчала леди Уорфорд.

– Думаю, герцогу придется позвать служителей, чтобы навести в ложе порядок, – усмехнувшись, проговорила Клара.

– Она, вне всякого сомнения, вызвала суматоху своим появлением, – сказала леди Бартрам, пронзив Лонгмора взглядом зеленовато-карих глаз. – Но все-таки кто же она такая?..

«Фоксиз Морнинг Спектакл»

11 июня, четверг, 1835

«Кто она? Этот вопрос не сходит с уст каждого, начиная со вчерашнего вечера, когда таинственная незнакомка появилась в “Куинс-тиэтр”, в черном атласном платье с лифом а ля Севинье, отделанном рядом черных бантов. Рукава очень широкие, с двойной отделкой из белого атласа. А то, что казалось сначала пелериной, было искусной иллюзией, созданной передней панелью из золотой парчи.

Ваш корреспондент узнал из достоверных источников, что мадам де В. – из семейства французского графа (семья была долго связана с домом Бурбонов, и почти все они погибли, как и многие другие аристократы, под ножом гильотины). Зная о нынешних волнениях в Париже, мы удивляемся, что дама, лишенная защиты преданного мужа, решила последовать мудрым советам своих друзей и вверила себя и свое состояние, которое, по слухам, соперничает с богатством герцога К., мирному и достойному правлению его королевского величества. Нам сказали, что леди намерена обосноваться в Лондоне навсегда. А пока что она сняла покои в одном из отелей, описанных Кранли в “Пикчер оф Лондон” как “хранящие тайны иностранных монархов и аристократов”. Из надежных источников стало известно также, что она была одной из постоянных заказчиц герцогини К. во время долгого пребывания ее светлости в Париже и что мадам и покойный месье де В. были в числе многочисленных знакомых его светлости герцога К.».

После обычных дворцовых новостей, последних сплетен о побеге Шеридана-Грант и забавных анекдотов, то есть перед страницей объявлений, находилась еще одна колонка.

«Вчера вечером мы лицезрели известного лорда в обществе леди, на которой он должен через две недели жениться. С радостью сообщаем, что леди, судя по виду, вполне оправилась от недавней встревожившей всех болезни. Но мы отнюдь не рады сообщить читателям, что через несколько часов, той же ночью, вернее, ранним утром, его милость видели входящим в игорное заведение сомнительной репутации, из которого он не вышел до рассвета. Всем, и нам в том числе, кто желает ее милости счастливого будущего, невзирая на печальные обстоятельства, предшествовавшие помолвке, такой оборот событий кажется весьма печальным. Мы надеялись, что его милость, получив руку этой прелестной леди, выкажет свою благодарность, решившись больше не грешить. Мы надеялись, что этот джентльмен, оставив позади свои ошибки, поразмыслит также и об ошибках своих предков и вознамерится хотя бы ради леди, если не ради собственной чести, восстановить достоинство фамильного имени. Как несомненно знают наши читатели, отцу его милости пожаловали титул барона, за услуги, оказанные особе королевской крови, в числе которых числилась и выдача крупных займов. Более того, новоиспеченный барон ссудил вышеупомянутой особе свою прелестную жену, причем на неопределенное время. Увы, состояние давно исчезло, пущено по ветру за игорными столами. Поэтому мы просто обязаны поинтересоваться мотивами того человека, который поощряет его милость на дальнейшие глупости, предоставляя ему кредит на подобные цели».

Гостиная Уорфорд-Хаус

Четверг. День

Как и многие другие, лорд Аддерли прочитал «Спектакл» за утренним кофе. И стал сыпать ругательствами, оскорбляя камердинера и всякого слугу, имевшего несчастье попасться ему на пути. Доведя весь дом до состояния нескрываемой ненависти, он поспешил к своей невесте и там принялся беззастенчиво лгать, пылая негодованием в адрес сплетников. Он захватил с собой экземпляр наглой газетенки. Войдя же в гостиную, где ждала невеста, швырнул газету на стол с видом праведного негодования.

– Не понимаю, как этим негодяям сходят с рук подобные инсинуации! – восклицал он. – Их следует проучить! Давно пора наказать их за клевету! Будь Том Фокс джентльменом, я бы вызвал его на дуэль. Но он не джентльмен. Поэтому буду настаивать на его аресте.

Леди Клара тяжело вздохнула.

– Люди могут быть так злы… Из всякого незначительного события они способны сделать… нечто позорное. Преувеличивают все, что видят и слышат. Но «Спектакл» никогда не называет имен, верно? Так что, если кто и прочитает, то не поверит, что все это относится к вам.

– Не поверят? – Аддерли нахмурился.

Клара тут же закивала и заявила:

– Да-да, разумеется, не поверят. Гарри утверждает, что даже последнему идиоту не придет в голову играть в таком месте. Он сказал, что там одни шулера и мошенники.

Лицо Аддерли вспыхнуло.

– Лонгмор был здесь… из-за этого? – Он кивнул в сторону скандальной газеты.

– О, он часто забирает «Спектакл» по пути домой из театра или с вечеринки. – Недавно приезжал. Собирался с визитом к мадам де Вернон. Хочет, чтобы она поехала с ним кататься. Как по-вашему, она респектабельная особа?

«Вряд ли, если собирается кататься с твоим братом», – подумал жених, но вслух сказал:

– Я не слышал ничего, что противоречило бы такому мнению.

– Думаю, что репутация у нее хорошая, – продолжала Клара. – Она – подруга герцогини Кливдон. А с герцогом познакомилась, когда тот жил в Париже. Иначе вряд ли он пригласил бы ее в свою ложу.

– По-моему, Кливдону все равно, что о нем думают, – заметил Аддерли. Еще бы!.. Имея годовой доход в сотни тысяч фунтов, герцог мог игнорировать мнение окружающих.

– Он заботится о том, что говорят о герцогине, – возразила леди Клара. – Король и королева ее приняли. Не думаю, что ее светлость захотела бы рискнуть своим положением, общаясь с недостойными особами.

– Согласен. Это было бы глупо.

– Если мадам респектабельна, мама будет в полном восторге. Муж оставил ей все. И для мамы не важно, что она – вдова. Матушка всегда боялась, что Гарри женится на какой-нибудь танцовщице.

Лицо Аддерли приняло угрожающий багровый оттенок. Собственная мать – вот его больное место! Правда, она была не танцовщицей, а дочерью хозяина гостиницы. А еще королевской любовницей. Как и многие другие «респектабельные» женщины. К несчастью, она удостоилась внимания его величества лишь после его, Аддерли, рождения. Никто не осудит побочного сына, если он – сын короля. Но он, увы, произошел от дочери хозяина гостиницы и мелкопоместного дворянина. Ни капли королевской крови…

– Лонгмор женится? – удивился Аддерли. – Невероятно! Неужели он зашел так далеко?

Клара пожала плечами.

– Кто знает?.. Но он, похоже, весьма ею увлекся. И вы же знаете Гарри! Всегда бросается очертя голову в… – Она осеклась, закашлялась и поднесла руку ко лбу.

Жест этот был совершенно непроизвольным, но Аддерли тотчас вспомнил, что его невеста недавно болела. Болела настолько серьезно, что дом был закрыт для посторонних на целых три дня. Поэтому он подбежал к леди Кларе и, опустившись на колени, проговорил:

– Дорогая, вы нездоровы?

Она бессильно уронила руку.

– Нет, просто немного… О, ничего страшного. Наверное, я слишком долго была взаперти. Мне необходим свежий воздух. Пожалуй, я велю подать кабриолет и проедусь по парку.

– Дорогая, если хотите, я с удовольствием прокачу вас. Пошлите горничную за шляпой и шалью.

Час променада для фешенебельного общества еще не настал, когда лорд Лонгмор повернул свою коляску к Камберлендским воротам Гайд-парка. Одновременно он прислушивался к своей прекрасной спутнице. Та болтала на ломаном английском так забавно, что граф все время улыбался, хотя и находился не в самом веселом расположении духа.

– У вас в голове слишком много всего, – заметила мадам. – Одна часть милорда слушает меня. Другая находится где-то далеко. Я обязана спросить себя: а вдруг я стала причиной вашей… Как это говорится… досады?

– Как ни странно, я начинаю желать, чтобы ты была немного более скучной, – признался Гарри. – А вчера ты такое устроила… – Он с усмешкой покачал головой и добавил: – Я ужасно нервничал.

– Но каким спокойным ты казался! – воскликнула Софи.

– Ты с головокружительной легкостью обманула всех. Клянусь, женщины, которые наверняка смотрели прямо тебе в лицо, когда ты прилаживала им банты и оборки, должны были узнать тебя даже с противоположного конца зала. А несколько джентльменов, заходивших в ложу Кливдона вчера вечером, были в «Уайтс» в тот день, когда ты стояла под дождем на Сент-Джеймс-стрит, любезно демонстрируя свои нижние юбки и щиколотки.

– Люди видят то, что ожидают увидеть, – ответила Софи. – В магазине – модистку. А когда модистка оказывается в неожиданном для них месте, она просто кажется им… смутно знакомой. – Ее нарочито высокий голос, ужасный акцент и кошмарный английский внезапно исчезли – она с удивительной легкостью преображалась, переходя от одной роли к другой.

– Владельцы магазинов, как и слуги, невидимы, – продолжала Софи. – И вне привычного окружения заказчики их не узнают. Если кто-то изображает другого человека дерзко и уверенно, наблюдатели не задаются лишними вопросами.

А вот слуги – другое дело. Для них невидимок не существовало. Если бы не это, мадам остановилась бы в Кливдон-Хаусе. И тогда хлопот было бы меньше. Но, увы, нельзя ожидать, что большой штат слуг сохранит секрет. Поэтому она наняла французских слуг из агентств, которым доверяла. И конечно же, обильно накладывала румяна и пудру. Со временем «Спектакл» объяснит обстоятельства, при которых она покинула Францию; это будет душераздирающая история о предательстве, измене и побеге под покровом ночи, а также о счастливом спасении.

Лонгмор снова усмехнулся.

– И все же трудно поверить, что те же самые мужчины, которые глазели на тебя, стоя у окна, теперь из кожи вон лезли, чтобы казаться остроумными и очаровательными.

– Потому что декорации были прекрасные. Но главное, что вы с леди Кларой делали вид, будто видите меня впервые.

– Кларе без труда это удалось.

Но у Клары была маленькая роль в этой пьесе. Основная же – у Софи. Именно она должна была стать совершенно другой женщиной, появившейся перед высшим обществом в театре. И держалась она вполне естественно, чем ошеломила Лонгмора. Казалось, Софи всегда была именно той женщиной, за которую себя выдавала.

– Ты великолепно сыграл свою роль, – сказала Софи. – Знаешь, я до сих пор в растерянности. Оказывается, ты превосходно говоришь по-французски!

Граф пожал плечами и пробормотал:

– Да, наверное. Даже Аддерли сделал мне комплимент. И еще имел наглость похвалить мой апперкот и сказать, что заслужил его.

– Он скажет все что угодно! – отмахнулась Софи. – В его-то положении!..

Лонгмор кивнул. Именно это его сейчас тревожило.

– Он и сделает все что угодно! Прошу это помнить! Также помни, что он далеко не глуп. Так что будь осторожнее!

Софи рассмеялась:

– Поверить не могу, что ты даешь мне советы по части игры. Забыл, как было у Даудни?

– Это дело другое…

– Одно и то же, – заявила Софи. – Я постоянно играю роли. И притворяюсь. Например, делаю вид, будто не хочу дать заказчице оплеуху. Делаю вид, что она не идиотка. Делаю вид, что мне нравится менять ленту четырнадцать раз, потому что эта женщина не знает, что любит и что ей нравится, если тридцать ее подруг предварительно не выскажут своего мнения.

– Но сейчас речь не о твоих заказчицах, – возразил граф.

– Я прекрасно это сознаю. Или забыл, чья это идея? Забыл, как сказал, что план идеален?

– Но ты излагала его совершенно голая… В такой ситуации любой план покажется идеальным.

– Голая?.. Что ж, тем лучше ты должен был все запомнить.

– И это происходило до того, как Кливдон сообщил мне кое-что новое об Аддерли, – добавил граф.

Пока они искали Клару, Кливдон выполнял свое задание. Герцог узнал, что долги лорда Аддерли были куда значительнее, чем утверждали слухи, хотя в любом случае цифра была огромной; он так увяз в долгах, что кредиторы следили за ним день и ночь. В таких случаях некоторые бедняги садились на пакетбот, идущий в Кале или другие части Европы.

– Он имел дело с ростовщиками самой дурной репутации, – заметила Софи. – Я все знаю.

– И они вовсе не безвредные болваны вроде наемных громил Даудни.

– Говорю же, что мне все известно, – проворчала Софи. – Ты понятия не имеешь, с кем мы сталкивались в Париже.

– Верно, не имею. Я вообще очень мало о тебе знаю. – «Если не считать того, что у тебя изумительные груди и очаровательная попка», – мысленно добавил граф. И тут же решил, что слишком много времени проводит за размышлениями о том, как бы снова заманить Софи в постель.

Она в задумчивости кивнула – и вдруг воскликнула:

– Вот они!

Гарри осмотрелся. Экипаж Аддерли был совсем близко.

– Только не надо быть слишком уверенной в себе, иначе попадешь в беду, – прошептал он.

– О, ты не знаешь, на что я способна! Я не твоя сестра. Никогда не была изнеженной. Ты не представляешь, каково это – добиваться успеха! Перестань тревожиться за кредиторов Аддерли и недобросовестных ростовщиков и предоставь его мне. Поверь, я знаю, что делаю. Так что можешь сосредоточиться на своей роли. Ты – граф Лонгмор, который воспылал страстью к мадам де Вернон. Взгляни на меня! Теперь я мадам!..

И она тотчас изменилась – прямо на глазах! Это было настоящее чудо; осанка и манеры Софи стали совсем другими. Даже лицо! Причем все это произошло моментально и совершенно незаметно. Просто не было слов, чтобы описать эти чудесные метаморфозы.

Но на этот раз перед ним была не кузина Глэдис… Не было ни затемненных очков, ни искусственных мушек, портивших чудесную кожу, ни мерзких яичных смесей, от которых тускнело золото волос. Сейчас Софи была одета еще более экстравагантно, чем обычно, но лицо ее могли видеть все.

И все же она стала… какой-то другой. Словно в ее распоряжении имелось множество человеческих душ и она могла стать любой другой женщиной с такой же легкостью, с какой иные из них меняли шляпки. И сделала она это… одной лишь силой воли?..

Но, как бы то ни было, ему на время придется запретить себе думать о восхитительной головоломке, чье имя – София Нуаро, и сосредоточиться на прелестях мадам де Вернон. А также осуществить их план, состоявший в следующем: лорд Лонгмор въехал в парк через Камберлендские ворота, чтобы «случайно» встретиться с сестрой и ее женихом. И вот встреча состоялась, и экипажи остановились. Граф раскланялся и представил свою спутницу сестре и ее жениху. Клара выказала естественное женское любопытство. А поведение Аддерли было типично мужским: он пытался оценить прелести мадам под пелеринами и гигантскими рукавами ее платья, стараясь одновременно не выказывать своего интереса. Но интерес был очевиден, по крайней мере Лонгмору (впрочем, как и любому мужчине). Аддерли выдавал жадный пристальный взгляд, хотя он и предпринимал героические усилия, чтобы окружающие ничего не заметили. Так что следовало отдать ему должное… Мадам же продолжала милостиво с ним беседовать. Изящный наклон головы… Очаровательная улыбка… И уже через пять минут она поймала его в свои сети. Однако при этом мадам то и дело поглядывала на леди Клару, и казалось, что она всеми силами стремилась завоевать ее расположение. Клара же слушала ее ломаный английский с серьезнейшим видом. И можно было подумать, что она совершенно не замечала, что ее жених очарован француженкой.

– Я слишком… О, какое же слово нужно употребить? – Мадам очаровательно нахмурилась. – Я слишком вперед?.. Нет-нет, я слишком прямая! Так правильно, да? Слишком дерзкая, верно?

– Вовсе нет! – воскликнул галантный барон.

«Наглая хитрая свинья!» – резюмировала мадам и снова повернулась к леди Кларе.

– Ох, миледи, кто знает, что будет? Сегодня мы довольные, а назавтра тот, кого мы так любим… пффф! – и исчез. Так и в моей жизни. Один день – и мой… он ушел, умер. А потом Париж сойти с ума. Кто может знать, что случится?

– Только не я, – буркнул Лонгмор.

– Да-да, время ушел навсегда. – Мадам со вздохом прикрыла глаза. – И ничего не поделать. О… я что-то не так сказать?

– Наверное, мадам, вы имели в виду, что время нас не ждет. И следовательно, не стоит его терять, – проговорил граф.

– О, как верно! – воскликнула дама. – Я слишком быстрая. Миледи Клара, ваш брат лорд Лан-мор позволил нам быть знакомы друг с другом. Давайте встретиться снова. – Мельком взглянув на Аддерли, она сказала: – Тогда завтра, да? Мы посещать выставка картин… Но в какое место, лорд Лан-мор?

– Британский музей.

– О да-да! Я убедить лорда сопроводить меня любоваться искусством.

– Мне бы тоже этого хотелось, – заметила Клара. Она не разразилась истерическим смехом и не упомянула, сколько раз ее брат твердил, что скорее даст выколоть себе глаза раскаленной кочергой, чем присоединится к толпе, шаркающей из зала в зал, глазеющей на картины и делающей напыщенные и дурацкие комментарии.

Она просто повернулась к Аддерли и с сочувственной улыбкой спросила:

– Возможно, вы найдете это скучным, лорд Аддерли. В таком случае нет нужды испытывать ваше терпение. Мой брат может проводить нас. Мы возьмем ландо папы.

– Милорд не любить картины? – удивилась мадам, очаровательно надув губки.

– В обществе столь ослепительно прекрасных леди я бы наслаждался любым зрелищем, даже грудой булыжников, – заверил Аддерли.

«Фоксиз Морнинг Спектакл».

12 июня, пятница.

«Любопытное совпадение? В любом случае интригующие сведения, полученные нашим корреспондентом!

Недавно мы узнали, что двадцать восьмого мая, за несколько дней до приема во дворце по случаю дня рождения его величества, одному джентльмену было отказано в кредите в тех заведениях, где у него накопились большие долги. Как нам известно, многие наши портные, мебельщики, торговцы вином и табаком, сапожники и т. д. часто попадают в неприятнейшее положение – приходится ждать месяцами (а иногда годами), оплаты счетов. Покойный король, если припомните, оставил долгов на многие десятки тысяч фунтов. До какой же крайности должен быть доведен торговец, чтобы отказать знатному заказчику в дальнейшем кредите?! Об этом можно только догадываться. Конечно, не стоит ломать голову над такими вещами, но все же… Возможно, есть какая-то связь между подобным поворотом событий и поспешной помолвкой вышеупомянутого джентльмена, скомпрометировавшего молодую леди. Как всем известно, эта юная леди принесет мужу приданое, приблизительно равное ста тысячам фунтов».

Этим же днем

Открылась ежегодная выставка Британского музея, на стенах которого развесили картины из коллекций всех тех, кто хоть что-то из себя представлял – начиная от короля… и до герцогов, маркизов, графов, виконтов и баронов. Сначала состоялся закрытый показ для привилегированных персон. А в понедельник выставка открылась для остальной публики.

Несмотря на нелюбовь к снобам, делавшим вид, что им интересны произведения искусства, лорд Лонгмор все же мог бы найти что-то любопытное в изображениях батальных сцен и трагических смертей, но он был не в настроении. Уже через несколько минут после прибытия Аддерли и мадам замедлили шаг и вскоре безнадежно отстали от них с Кларой. Оглянувшись, Лонгмор увидел, что барон стоял чересчур близко к мадам; и оба предположительно обсуждали полотно под номером 53 (Рокко Маркони. «Женщина, изменившая мужу»).

– Полагаю, ты видел «Спектакл», – прошептала Клара, отвлекая брата от мрачных, но восхитительных фантазий, в которых он крушил зубы Аддерли.

– Да. Как и все остальные, – пробурчал граф.

– Аддерли был в бешенстве. Когда он приехал за мной, произошла сцена: он угрожал засадить Фокса в тюрьму на основании «скандалум магнатум». Я изобразила сочувствие, но сказала, что за неделю до свадьбы не стоит затевать процесс. И заметила, что нет смысла преследовать Фокса, поскольку он имен не называет. Ведь если даже покойный король не мог арестовать тех, кто писал про него гадости, то уж ничтожество вроде Аддерли не имеет ни малейшего шанса.

– Ничтожество вроде Аддерли?.. – переспросил Гарри. – Ты так и сказала ему? Прямо в лицо?

– Нет, конечно. Я просто намекнула. А про «ничтожество» – это слова папы.

– Какая ты бесчувственная! – усмехнулся Лонгмор.

– Ох, не говори!.. Посмотри-ка!.. Кажется, он говорит мадам о своих бедах. А она – само участие, не находишь?

Мадам не сводила глаз с Аддерли, словно ловила каждое его слово. А ее ручка в перчатке покоилась на чрезвычайно облегающем лифе.

– Софи не понимает своего призвания. Ей нужно на сцену, – покачав головой, заметил Лонгмор.

– Удивлена, что ты можешь наблюдать за ними с самым серьезным видом. Она так забавна, верно? И очень умна, хотя кажется совершенно пустоголовой. Я в нее просто влюблена…

– Какую из двух Софи имеешь в виду?

– Обеих, – ответила Клара. – Но ты так мрачен…

– Я и должен быть мрачным. Парень браконьерствует в моих угодьях. Но все по плану. Теперь я должен бросать в их сторону гневные взгляды. А потом, окончательно лишившись терпения, должен затеять громкую ссору с мадам.

– Прекрасно! Она станет искать утешения в его объятиях!

Лонгмор должен был искренне веселиться. Но не мог.

– Да, – буркнул он. – Таков план.

Граф направился к мадам.