Помахивая экземпляром «Фоксиз Морнинг Спектакл», Софи Нуаро ворвалась к герцогу и герцогине Кливдон в тот самый момент, когда молодые супруги завтракали в столовой.

– Видели это?! – возопила она, швырнув газету на стол перед сестрой и новоиспеченным зятем. – Общество бурлит! И разве не абсурд, что во всем винят сестер Шеридана?! Они, видите ли, вынашивали коварные планы! Они, а не мы!!! О, дорогая, увидев это, я подумала, что умру от смеха!

Некоторые члены высшего общества не раз сравнивали трех владелиц «Мэзон Нуар», который Софи сделает самым модным домом Лондона, даже если это убьет ее, с тремя ведьмами из «Макбета». И действительно, разве не они зачаровали герцога Кливдона – будучи в здравом уме, тот никогда не женился бы на хозяйке магазина!

По крайней мере, так утверждали злые языки. Но сейчас слухи о побеге Шеридана-Грант распространялись, как лесной пожар, и «Спектакл», как обычно, первым опубликовал сенсационную новость.

Марселина подняла глаза от газеты.

– Говорят, папа мисс Грант подает в суд лорда-канцлера иск против Шеридана, – сообщила она. – Что ж, ничего не скажешь, волнующая история…

В этот момент на пороге появился слуга.

– К вам лорд Лонгмор, ваша светлость, – доложил он.

«Только не сейчас, черт возьми», – подумала Софи.

Ее сестра вызвала скандал своим появлением в бомонде и к тому же нажила весьма влиятельного врага, по несчастному совпадению оказавшегося матерью Лонгмора. Клиенты десятками покидали «Мэзон Нуар», а Софи не имела ни малейшего представления, как возместить ущерб. «Только не он…» – мысленно повторяла она.

В столовую для завтраков вошел граф Лонгмор с газетой подмышкой, и сердце Софи бешено заколотилось – она ничего не могла с собой поделать.

Черные волосы, сверкающие темные глаза, благородных очертаний нос, сломанный, должно быть, не менее десяти раз, но упорно остававшийся прямым и надменным… И еще – высоченный рост и могучее телосложение. В общем, настоящая мужская красота. Вот если бы к ней еще и мозги…

Нет, лучше не надо! Во-первых, мужчине мозги ни к чему. А во-вторых, у нее не было времени ни для него, ни для мужчин вообще. Ей следовало спасать магазин от Надвигавшейся Беды.

– Принес вам последний «Спектакл». – Граф улыбнулся. – Но я вижу, что был недостаточно проворен.

– Сестра только что показала нам газету, – ответила Марселина.

Лонгмор нахмурился и покосился на Софи. Та молча кивнула, подошла к буфету и стала наполнять тарелку.

– Ах, мисс Нуаро! – воскликнул граф. – Вижу, вы ранняя пташка! Вас не было в «Олмаке» вчера вечером?

– Разумеется, нет. Даже испанская инквизиция не в силах заставить дам-патронесс дать мне поручительство.

– С каких это пор вы ждете их разрешения? Я был так разочарован! Сидел, как на иголках, гадая, в каком обличье вы появитесь! Мое любимое, по крайней мере, до сих пор – горничная из Ланкашира.

Этот костюм больше всего любила и сама Софи. Предполагалось, что ее вторжения на балы и приемы с целью собрать сплетни для Фокса должны были оставаться в глубочайшей тайне. Однако Софи, одна из Нуаро, прекрасно умела привлекать к себе внимание, а если требовалось, так и делаться невидимой.

Но он ее заметил. Должно быть, имел необычайно острое зрение, возмещавшее прискорбный недостаток мозгов.

Софи отнесла тарелку к столу и села рядом с сестрой.

– Как жаль, что я испортила вам все веселье, – обронила она.

– Ничего страшного, – любезно ответил граф. – Я все-таки нашел себе занятие.

– Да, очевидно, – согласился Кливдон, оглядывая гостя. – Но вы ведь никогда не встаете так рано. Вероятно, вы заехали к нам, возвращаясь с вечеринки.

Как и большинство ему подобных, лорд Лонгмор редко вставал до полудня. И сейчас его растрепанные черные волосы, обвисший галстук и помятые брюки свидетельствовали о том, что он еще не ложился, а если и ложился, то не в свою постель.

И тут воображение Софи не на шутку разыгралось – она отчетливо увидела обнаженного графа на простынях и… Нет-нет, она никогда не видела его голым, и лучше не видеть, но зато созерцала статуи, картины, а также, много лет назад достоинства некоторых хвастливых парижских мальчишек.

Софи решительно отбросила все неуместные мысли и воспоминания. Когда-нибудь она выйдет замуж за респектабельного мужчину, а этот Лонгмор… Ох, он редкостный болван, который постоянно путается у всех под ногами! К тому же он оказался старшим сыном женщины, желавшей уничтожить сестер Нуаро. Только идиотка могла бы связаться с таким!

Софи еще раз оглядела графа. Покрой его одежды был безупречен – прекрасно обрисовывались широкие плечи, узкие бедра и длинные ноги.

Снова выбросив из головы неуместные мысли, Софи напомнила себе, что одежда – ее профессия. И теперь стала рассматривать костюм графа лишь с профессиональной точки зрения. Она уже знала, что он, как правило, начинал свой вечер безупречно одетый – об этом заботился его камердинер Олни. Но Лонгмор не всегда вел себя безупречно, а Олни не мог присматривать за хозяином после его ухода из дома. И судя по виду графа, многое случилось с ним после того, как он покинул своего камердинера.

– Вы всегда отличались острым умом, – с поклоном ответил Лонгмор. – И вы верно предположили – я и впрямь кое-где побывал. Нужно было как-то изгнать из памяти унылые часы в «Олмаке»!

– Знаю, что вы не любите подобные собрания, – сочувственно заметил Кливдон. – Можно предположить, что вас туда заманила женщина.

– Моя сестра, – пояснил Лонгмор. – Она совершенно не разбирается в мужчинах. Мои родители постоянно на это жалуются. Даже я заметил, какие они жалкие типы. Я имею в виду ее поклонников. Свора распутников и банкротов. Я с угрожающим видом торчал рядом с Кларой, пытаясь их отпугнуть.

Софи легко могла это представить. Только он один мог своим видом вызывать озноб страха у всех окружающих, особенно когда смотрел на мир чуть прикрытыми глазами; в такие моменты граф напоминал огромную хищную птицу.

– Вы поступили как настоящий брат, – заметил герцог.

– Этот кретин Аддерли недавно пытался ухаживать за ней, – проворчал Лонгмор. Налив себе кофе, он уселся рядом с Кливдоном, напротив Марселины. – Она считает его очаровательным. А он, похоже, очарован ее приданым.

– Говорят, он бежал от вас как от чумы, – улыбнулся герцог.

– Мне не понравилась его ухмылка, – пояснил Лонгмор. – Вряд ли ему вообще нравится Клара. Мои родители его терпеть не могут. – Гарри указал кофейной чашкой на газету. – Едва ли они одобрят последнюю выходку Шеридана.

Кливдон молча кивнул, а Лонгмор, искоса взглянул на Софи и проговорил:

– Полагаю, вы вряд ли имеете к этому какое-то отношение, мисс Нуаро.

– Если бы имела, потребовала бы лучшего шампанского герцога и выпила бы за успех предприятия! Жаль, что не я устроила столь идеальный побег.

Все три сестры Нуаро были талантливыми модистками, но у каждой из них имелось и какое-то особое умение. Темноволосая Марселина, старшая из них, была еще и одаренной художницей. Рыжеволосая Леони, самая младшая, считалась финансовым гением. А блондинка Софи могла смягчить даже каменное сердце и вытащить деньги из крепко сжатых кулаков. Сестры часто повторяли, что Софи способна продать песок бедуинам.

Но сейчас ей даже не верилось, что это она сумела устроить скандал, который отвлечет крохотный умишко общества от Марселины? Как бы Софи ни любила старшую сестру, как бы ни была счастлива, что та вышла замуж за обожавшего ее мужчину, но так и не оправилась от крушения их общего мира, всегда вращавшегося вокруг семейного предприятия трех сестер. И не была уверена, что Марселина с мужем действительно понимали, какие проблемы для «Мэзон Нуар» вызвала их недавняя свадьба и в какой опасности оказалось их предприятие. Впрочем, они – новобрачные, а любовь туманит разум даже больше, чем похоть. И вообще, наверное, не стоило омрачить счастье влюбленных их с Леони тревогами.

– А может, воспользуешься тем, что обществу не до нас, и вернешься к работе? – все же спросила Софи у старшей сестры.

– Я должна вернуться к работе в любом случае, – заявила Марселина. – Дорогая сестра, только не уходи. Тетушки спустятся вниз через час или около того.

– Тетушки? – удивился Лонгмор. – Они еще здесь?

Кливдон-Хаус был достаточно велик, так что тетушки герцога, приезжавшие в Лондон на короткое время и не желавшие открывать свои городские дома, останавливались не в отеле, а у племянника. А недавно они примчались к нему, чтобы воспрепятствовать свадьбе, которая, как они заявляли, станет совершенно шокирующим мезальянсом. Но ни одной знатной даме, даже королеве, было не под силу тягаться с сестрами Нуаро и их секретным оружием – шестилетней дочерью Марселины Люси Корделией. Поэтому уже через несколько часов тетушки выбросили белый флаг и теперь искали способ сделать Марселину респектабельной; они искренне верили, что смогут представить ее королеве. Но Софи отнюдь не была уверена, что это поможет «Мэзон Нуар», – напротив, подозревала, что это лишь подольет масла в огонь ненависти леди Уорфорд.

– Всё еще здесь, по-моему, они не могут заставить себя уехать, – со вздохом ответил Кливдон.

Тут Марселина поднялась, и все остальные последовали ее примеру.

– Мне лучше уйти, прежде чем тетушки спустятся, – решила она. – Они никак не смирятся с тем, что я желаю продолжать работу.

– А это означает, что они действуют вам на нервы еще больше, чем мне казалось, – улыбнулся Лонгмор. – Ох, как я вас понимаю!.. – Он почтительно поклонился.

Софи невольно вздохнула. Этот человек, который мог заполнить дверной проем и, казалось, царил в комнате, был сейчас взъерошен и помят, но все же кланялся с грацией настоящего денди. О, как же он раздражал ее своей пиратской внешностью, прямо-таки излучавшей жизненную энергию! Увы, Софи чувствовала, что ее все сильнее влекло к этому «пирату». И если он вдруг обнаружит эту ее слабость… О, тогда она пропала!

Софи изобразила реверанс и, взяв сестру за руку, сказала:

– Да, верно, нам лучше не медлить. Я обещала Леони, что задержусь не больше чем на полчаса. – С этими словами она подтолкнула сестру к выходу.

Лонгмор смотрел им вслед, вернее, наблюдал за Софи, симпатичным сгустком энергии и изобретательности.

– Работа?.. – Он сокрушенно покачал головой, когда дамы ушли. – Не примите за неуважение к вашей супруге, но они безумны.

Герцог пожал плечами.

– Это зависит от точки зрения…

– И все же я не понимаю… – пробормотал граф. – Ведь они могли бы закрыть магазин и жить здесь. У вас комнат вполне хватает. Да и денег тоже. Зачем им кланяться и лебезить перед клиентками?

– Страсть, – пояснил Кливдон. – Работа – их страсть.

Но Лонгмор не совсем сознавал, что такое страсть. Более того, он был твердо уверен, что никогда ее не испытывал, поскольку в последний раз страдал из-за женщины в восемнадцать лет. Но его ближайший друг Кливдон все это прекрасно знал, поэтому граф ничего не сказал. Снова покачав головой, он подошел к буфету и наполнил тарелку яйцами и огромными ломтями бекона. После чего отнес все к столу и, усевшись, принялся за еду.

Гарри всегда считал дом Кливдона своим, и хозяин не раз заверял, что так будет и впредь. Что ж, герцогине он, похоже, нравился. А вот средняя сестра, блондинка, та готова была пристрелить его, что делало ее еще более интересной и привлекательной.

Именно поэтому он ждал и наблюдал за ней. И именно поэтому последовал за ней этим утром от «Мэзон Нуар» до Чаринг-Кросс. Увидев же в ее руке газету, тотчас понял, что это «Фоксиз Морнинг Спектакл» – листок, попадавший на улицы города и в грязные лапы продавцов газет ранее изданий конкурентов и, как правило, содержавший свеженький скандальчик. Хотя многие развлечения бомонда не начинались раньше одиннадцати вечера и заканчивались перед рассветом, Фокс неизменно начинял свой листок подробностями о том, что произошло всего несколько часов назад. Все признавали это большим достоинством издания, поэтому многие представители высшего общества регулярно читали скандальный листок.

Сгорая от любопытства – ему хотелось узнать, что привело Софи в Кливдон-Хаус в столь ранний час, – граф купил газету у оборванца, торчавшего на углу, и немного задержался, чтобы просмотреть листок. Он уже был знаком с «почерком» Софи и сразу понял, что это именно она организовала скандал с Шериданом. Но каким образом?.. Многое в ней он находил интригующим – начиная с походки. У нее была осанка, как у леди, и все же в ее покачивавшихся бедрах было нечто… не очень-то приличное. И это еще больше интриговало.

– Я женился на Марселине, зная, что она никогда не окажется от работы, – продолжал Кливдон. – В противном случае она ничем не отличалась бы от остальных. И не была бы той женщиной, которую я люблю.

– Любовь… – вздохнул Лонгмор. – Скверная штука…

– Когда-нибудь любовь придет и к тебе. Придет – и собьет с ног, так что плюхнетесь, сэр, на собственный зад. – Кливдон улыбнулся. – И вот тогда я над вами посмеюсь.

– Для этого любви придется немало потрудиться, – заверил друга Лонгмор. – Я не такой чувствительный, как ты, Кливдон. Если любовь пожелает меня сцапать, ей придется не только сбить меня с ног, но и связать, а потом измочалить до полусмерти. Да еще и выбить из головы то, что некоторые оптимисты называют мозгами.

– Вполне возможно, – согласился Кливдон. – И это сделает очередной «Спектакл» еще более забавным.

– Долго ждать придется, – буркнул граф. – Пока что главная моя проблема – Клара и ее бурная жизнь.

– Осмелюсь сказать, что дела у тебя дома крайне плохи для вас обоих, – посочувствовал Кливдон.

– Знаю, – кивнул граф. Его отец лорд Уорфорд был когда-то опекуном Кливдона, поэтому они с герцогом были скорее братьями, чем друзьями. И Кливдон с детства обожал Клару, так что все полагали, что они со временем поженятся. Вероятно, так и случилось бы, если бы герцог не встретил свою модистку. – Отец умыл руки, – сообщил Лонгмор. – В отличие от матери. – Мать же была вне себя. Малейшее упоминание о герцоге или его жене вызывало у нее истерику. Они с Кларой ссорились без всяких причин и постоянно втягивали Гарри в свои свары. Каждый день от сестры приходило очередное послание, в котором та умоляла приехать и СДЕЛАТЬ ХОТЬ ЧТО-НИБУДЬ.

Лонгмор и Клара присутствовали на свадьбе Кливдона – словно давали свое благословение на брачный союз. Этот факт, немедленно отмеченный в «Спектакл», превратил Уорфорд-Хаус в поле битвы.

– Я вполне понимаю, почему Клара не желает иметь со мной ничего общего, – пробормотал герцог.

– Еще бы не понять! – воскликнул Гарри. – Она не раз это объясняла, причем очень громко и в присутствии всех своих знакомых.

– Но кое-чего я не понимаю… Почему она не прогонит Аддерли?

– Ну как же?.. Высокий, светловолосый, поэтического вида… – Лонгмор усмехнулся. – И знает, что сказать даме. Мужчины-то видят его насквозь. Но не женщины.

– Я понятия не имею, что у Клары на уме, – пожаловался Кливдон. – Моя жена и ее сестры стремятся докопаться до истины. Их дело – понимать своих клиенток, а Клара – особенная. Лучшая покупательница, на которой идеально сидят сногсшибательные модели Марселины. Сестры не желают, чтобы Клара вышла за человека с пустыми карманами.

– Значит, они еще и свахи? – удивился Лонгмор. – Если так, хотелось бы, чтобы они нашли ей кого-то подходящего и избавили меня от унылых ночей в «Олмаке».

– Предоставь все Софи, – посоветовал Кливдон. – Она ходит на все балы, поэтому лучше остальных сестер знает, что происходит.

– Включая и то, что людям не хотелось бы выставлять на обозрение, – пробормотал граф.

– У нее удивительно острый глаз на детали, – с улыбкой заметил Кливдон.

– И удивительно талантливое перо, – добавил Лонгмор. – Ее отчеты в «Спектакл» узнаешь с первого взгляда. Потоки слов о лентах, бантах, кружевах и оборках. Ни одна нитка не остается без внимания.

– Она замечает также жесты и взгляды, – возразил герцог. – И еще умеет слушать. Ни одна история не сравнится с написанными ею.

– О, безусловно… Она необычайно красноречива!

– Именно это и привлекает читателей, – Кливдон снова улыбнулся. – Сочетание сплетен и мельчайших подробностей о нарядах. Причем все подается в драматических тонах. Мне говорили, что это воздействует на женщин так же, как вид обнаженной дамы на мужчин. – Герцог кивнул на номер «Спектакл» и добавил: – Попрошу ее последить за Кларой. Вместе вы не допустите, чтобы с ней случилась беда.

У Лонгмора не нашлось возражений – он был готов на любой род деятельности с участием Софи Нуаро, и помощь в наблюдении за сестрой даст ему прекрасный повод постоянно находиться рядом с Софи, а при удаче и в одной с ней постели…

Граф кивнул и проговорил:

– Да, верно. Трудно представить лучшую кандидатуру для такой работы. От мисс Нуаро ничего не укроется. – Мысленно он звал ее Софи, пока только мысленно.

– Пока вы с Софи будете на страже, распутники и банкроты не получат ни единого шанса, – продолжал Кливдон. – Сам Аргус не добился бы большего.

Гарри наморщил лоб, пытаясь понять, о ком шла речь.

– Ты это о собаке? – пробормотал он.

– О гиганте с множеством глаз, – пояснил Кливдон. – «И пустил по ее следу наблюдателя, великого и сильного Аргуса, чьи глаза смотрели во все стороны. И богиня пробудила в нем неутомимую силу: сон никогда не смыкал его глаз, и он неустанно следил день и ночь».

Граф нахмурился и проворчал:

– День и ночь – это чрезмерно. Достаточно нескольких часов во второй половине дня.

Неделю спустя.

– Уорфорд, как ты мог?!

– Дорогая, вы же знаете, что я не могу указывать его величеству…

– Но это же кошмар! Создание, на котором он женился, представлено ко двору? В гостиной короля?.. Словно приехавшая с визитом особа королевской крови?!

Граф сидел в выезжавшем из Сент-Джеймсского дворца экипаже вместе с матерью, отцом и Кларой. Хотя дворцовые приемы навевали на него невыносимую тоску, он все же посетил гостиную в надежде встретить одну незваную гостью. Но увидел только сестру Софи, это создание, так выводившее из себя его мать. Тогда он стал думать о том, что лучше, – сбежать или поохотиться на чью-нибудь скучающую жену или молодую вдову; во дворце было множество темных уголков, словно специально предназначенных для подобных забав.

Но удача от него отвернулась. В море плюмажей и бриллиантов он увидел лишь почтенных матрон и девственниц. На девственницах обычно женятся. Они не годятся для развлечений под лестницей.

– Согласен, это странно, – осторожно заметил лорд Уорфорд. Он понимал, что не стоило бушевать по поводу женитьбы Кливдона, но при этом твердо знал, что пытаться урезонить жену – дело бесполезное.

– А вот мне это странным не кажется, – заметил Гарри.

– Не кажется?! – вскричала мать. – Но никого, никого не представляют королю в гостиной!

– Кроме иностранных сановников, – напомнил лорд Уорфорд.

– Но требовать такого – это совершенно возмутительное нарушение этикета, – выпалила леди Уорфорд, словно забыв о том, что сама же велела мужу «возмутительно нарушить этикет» и посоветовать королю не принимать герцогиню Кливдон. Маркизу следовало бы указать жене на это обстоятельство, но долгая супружеская жизнь приучила лорда Уорфорда к трусости.

– Поверить не могу, что ее величество сделала бы нечто подобное даже для леди Аделаиды, – продолжала мать, горестно усмехнувшись. – Но похоже, придется поверить. Королева обожает младшую тетку Кливдона.

Клара злобно взглянула на мать, а та продолжила:

– Леди Аделаида Лэдли могла бы использовать свое влияние ради тебя и твоей семьи. Но нет, ты, должно быть, самая неблагодарная и непокорная из дочерей! Тебе потребовалось бросить самого герцога Кливдона!

– Я не бросала его, мама. Нельзя бросить того, с кем не обручена.

Лонгмор тяжко вздохнул. Он слышал эту перепалку слишком уж часто. Обычно в таких случаях голос матери становился все более визгливым, а Клара ни в чем ей не уступала. Он с удовольствием остановил бы экипаж и вышел, однако же…

Гарри снова вздохнул. Он прекрасно знал, что эта ссора приведет к новым, а также к запискам от Клары с требованиями немедленно приехать в Уорфорд-Хаус, прежде чем она совершит матереубийство.

Заставив себя остаться, граф проговорил:

– Ясно, что герцог сделал это тайком. Чтобы пощадить ваши чувства, миледи, – добавил он, взглянув на мать.

Последовало яростное молчание, обычно знаменовавшее те моменты, когда родители решали, может ли он сказать нечто достойное внимания.

– Тетки и все остальные так старались, что королеве, возможно, ничего не оставалось делать, – продолжал Гарри. – Не могла же она оскорбить всю семью Кливдона. А ей пришлось бы это сделать в случае отказа. Ведь тетушки приняли его жену…

– Его жену, – с горечью повторила мать. Она бросила на Клару тот самый взгляд, которым Цезарь, должно быть, одарил Брута перед тем, как последний вонзил в него нож.

– Так что все было сделано за кулисами, – вновь заговорил Лонгмор. – Никто ни о чем не знал.

Мать гневно взглянула на него, однако промолчала. Минуту спустя экипаж остановился перед Уорфорд-Хаусом. Слуга тотчас открыл дверцу, все вышли. Леди неторопливо расправила юбки, после чего направились к дому. Но маркиз задержался у кареты и спросил:

– Ты не со мной?

– Думаю, не стоит, – отказался Лонгмор. – Сделал все возможное. Старался налить масла на бушующие воды и тому подобное…

– Это никогда не кончится, – тихо ответил отец. – По крайней мере для твоей матери. Разбитые мечты, уязвленная гордость, истерзанная чувствительность… и что там еще? Сам видишь, как это бывает. В нашей семье не будет мира, пока Клара не найдет Кливдону подходящую замену. А этого не случится, пока она поощряет эту свору бездельников. Заставь их убраться, черт возьми!

Бал графини Игби.

30 мая 1835 года. Суббота.

Вот уже несколько дней граф Лонгмор искал лорда Аддерли. Очевидно, парень был слишком глуп и не понял намека с первого раза. И Гарри в конце концов решил, что самый простой способ от него отделаться – бить, пока он не поймет, что должен держаться от Клары как можно дальше.

Но Софи Нуаро тоже была на балу леди Игби, а Лонгмор, в отличие от Аргуса, был наделен всего одной парой глаз.

Он ненадолго отвлекся, наблюдая за порхавшей по залу Софи. И никто не обращал на нее ни малейшего внимания, если не считать обычного ассортимента болванов, считавших, что горничные существуют исключительно для их развлечения. Но граф выбрал Софи для СВОЕГО развлечения, поэтому и попытался охранять ее. Однако вскоре обнаружил, что она не нуждалась в его помощи и вполне могла самостоятельно отделаться от так называемых поклонников. Сначала Софи «случайно» пролила горячий чай на жилет некоего джентльмена, осмелившегося подойти к ней слишком близко. Другой последовал за ней в соседнюю комнату, но, споткнувшись, упал и разбил себе нос. Третий стал преследовать ее до самой кухни, но минуту спустя, хромая, выскочил в коридор.

Наблюдая за подвигами Софи, Лонгмор не только не сумел найти Аддерли, но и потерял из виду сестру, которую должен был защищать от бездельников и распутников. Вряд ли это стало бы проблемой, следи Софи за Кларой более пристально. Но Софи самой приходилось отбиваться от распутников!

Впрочем, Лонгмор не думал об этом. Граф не очень-то любил размышлять. А если приходилось думать сразу о нескольких вещах, то он неизменно терял душевное равновесие. В данный же момент он всецело сосредоточился только на мужчинах, решивших поохотиться в том лесу, который он считал своей собственностью!

К несчастью, это означало, что Гарри понятия не имел об одном обстоятельстве: мать потеряла Клару из виду примерно в тот же момент, что и он. И это произошло потому, что мать вела вежливо-ядовитую беседу со своей лучшей подругой и злейшим врагом леди Бартрам.

Короче говоря, все те, кому полагалось следить за Кларой, отвлеклись. А тем временем лорд Аддерли, вальсируя с Кларой, увлекал ее в другой конец бального зала и к ведущим на террасу дверям. Никто же из тех, кто должен был не спускать с Клары глаз, не видел, как Аддерли подмигнул и нагло ухмыльнулся своим дружкам.

Уловив какое-то движение в толпе, лорд Лонгмор вспомнил о своей главной обязанности. Движение было не слишком уж резким, но такие люди, как Лонгмор, всегда очень чувствительны к подобным вещам. Граф без труда распознал, что в воздухе носилось нечто необычное и что внимание гостей, оказавшихся в определенной части зала, чем-то занято. Казалось, все перемещались, устремившись к какой-то определенной цели. И вскоре выяснилось, что течение уносило людей к террасе.

Гарри нахмурился. Интуиция подсказывала: что-то тут неладно. Он не мог понять, что происходило, но интуиция вопила все громче. А несколько секунд спустя граф уже действовал, причем очень быстро.

Ему не пришлось протискиваться сквозь толпу. Люди, знакомые с ним, знали также и о том, что лучше на его пути не становиться, иначе можно оказаться бесцеремонно отброшенным.

Когда Лонгмор вылетел на террасу, там уже собралась небольшая группа зрителей. Но все поспешно расступились, так что никто не загораживал от него весьма пикантную сцену.