Триумфы, ордена, торжественные приемы. И полная пустота. Да, пустота! Кругом толпа людей и нет никого, с кем можно было бы поделиться тихой мечтой о нескольких тактах такой удивительной музыки, как вступление к «Лоэнгрину», как шопеновский Этюд или аккорды Чайковского, идущие из самой глубины сердца. Шум и гам, ярмарка, на американских концертах, на богатых приемах в Будапеште с участием Ференца Листа. Роскошное убранство королевских дворцов Брюсселя и Гааги, салонов Парижа и Вены.
— И что это дает? — вздыхает знаменитый виртуоз. — Призрак миллиона франков за турне по Южной Америке? К черту этот миллион. В Америке теперь все считают на миллионы.
Отец четырех детей, волшебник скрипки, астматик, гений и толстяк с солидным брюшком, избегает всяческого искушения. Он уже слишком слаб, чтобы рисковать собой, своим здоровьем, но жить без азарта, без игры уже не может. Ухаживание за женщинами — какими лопало, вошло у него в привычку. Он обольщает их своим вкрадчивым голосом.
Концерт в Зимнем дворце! Присутствуют император, императрица, великий князь Константин Николаевич, князья, высокие сановники, военные и гражданские чиновники, словом — весь двор. Присутствует и наместник Царства Польского граф Берг, и разные иностранцы. После концерта все они в восторге пожимают ему руки. Особенно доволен великий князь Константин Николаевич, виолончелист любитель, поклонник Венявского. Они играют все тот же квартет Моцарта с тонким чувством стиля этой венской музыки. Дворцовой паркет блестит, блестят и стены, обитые шелками, — такого дворца уже нет нигде в Европе. Бьющая в глаза пышность поражает богатством, подбором мебели и всей обстановки. Обыкновенно концерты давались во дворце великого князя Константина Николаевича. Скрипач под аккомпанемент рояля играл часть своей фантазии из «Фауста». Начал с Allegro Agitato на мотивы песни Мефистофеля о золотом тельце — владыке мира. Под его пальцами четырехструнный инструмент звучит как целый оркестр. Дьявольское стаккато очаровывает всех слушателей.
И сразу же лирическая ария Фауста и Маргариты:
Прощай — уж слишком поздно.
После этого — известный вальс. Здесь он снова ошеломляет, блестит, поражает точностью флажолетов, пассажей, октав и секст.
— Это не игра, это веяние весеннего ветра, — вздыхает одна из фрейлин, почти дословно повторяя мнение рецензента одной из петербургских газет.
Раздаются аплодисменты, подходят разные сановники, жмут руку, благодарят скрипача.
Двенадцать вариаций «Русского карнавала» слушают всегда с удовольствием и Венявский снова взял скрипку.
Его императорское величество изволит выразить скрипачу свое отменное удовольствие.
Музыкант остановился перед императором. Александр II поднял бритый подбородок, выделявшийся между длинными бакенбардами, и взглянул на виртуоза.
— Спасибо за доставленное удовольствие!
Венявский внимательно посмотрел царю в глаза.
— Что это за человек? Он меня благодарит за музыку. Восхищается Моцартом, Гуно, Вагнером и подписывает смертные приговоры. Тысячи людей отправляет на каторгу, как и его отец Николай.
Скрипач вновь пытается заглянуть царю в глаза. Нельзя, тот не смотрит на своих собеседников. Лишь только царь отошел от солиста, к скрипачу подошел граф Берг, усмиритель Царства Польского.
— Может быть, вы приедете дать концерт в Варшаве?
— Могу, но только летом, то есть во время мертвого сезона, — скромно ответил скрипач.
— У такого мастера как вы, мертвого сезона нет.
— Я постараюсь, ваше сиятельство, — поклонился Венявский.
Во время отпуска Венявский, помня о приглашении наместника, приехал в Варшаву. Надев фрак, украшенный всеми орденами, он явился во дворец. Таков был этикет. Необходимо было явиться лично и пригласить наместника на предполагаемый концерт.
Ему пришлось долго ожидать приема. За это время он рассмотрел королевские палаты, украшенные Баччиарелли и Норблином, разглядывал камины, паркеты, подсвечники, вызолоченные створки дверей. Из окон был виден подъезд к мосту Кербедзя и кусочек Вислы. Наемная карета ждала у подъезда.
Снующие адъютанты вводили и выводили просителей, а время шло. и шло. Скрипач переменил уже третье кресло. Длительное ожидание стало ему надоедать. Он наблюдал за просителями. В большинстве случаев это были старики или заплаканные дамы, в сумках которых прятались сложенные вчетверо прошения. Но и старики прятали такие же бумаги в карманах своих сюртуков и даже вынимали их оттуда и читали вслух соседям.
Адъютанты выводили заплаканных дам, которые прятали лица под вуалями. Один из адъютантов даже пригрозил старой женщине.
— Зачем вы плачете? Нельзя плакать.
Наконец очередь дошла до скрипача. Адъютант ввел его в обширный зал. Посредине стоял стол из красного дерева с золотой отделкой. В глубоком кресле сидел старик в генеральском мундире. На глазах у него очки. Он не встал на встречу.
— Кто вы такой? — буркнул Берг, будто бы никогда не видел Венявского и никогда не приглашал его дать концерт в Варшаве.
— Генрик Венявский, солист его императорского величества, профессор Петербургской консерватории…
— Что вам угодно? — перебил генерал.
— Явился по вашему желанию и хочу пригласить вас на концерт.
— Меня? На концерт? У меня нет времени на концерты! — прошипел сановник.
— Ваше сиятельство изволили в присутствии его высочества великого князя Константина Николаевича предложить мне приехать в Варшаву, чтобы дать концерт, — произнес удивленный скрипач.
— Только этого мне не хватало. У нас теперь концертов сверх всякой меры.
Венявский умолк. Он не ожидал такого приема. Подождал минутку. Старик из-за очков высокомерно посматривал на скрипача.
Музыкант был действительно поражен приемом. Он без приглашения присел на стоящий рядом стул, вынул платок и высморкался.
— У вас ко мне еще что нибудь?
— Нет, разрешите проститься ваше сиятельство, — Венявский встал со стула и направился к двери.
Уже в Коридоре, он обратился к адъютанту.
— Скажите, наместник всегда так вежлив с посетителями?
— О, да! — сказал блестящий адъютант.
— Мне ничего больше не остается, как поздравить вас, — сказал скрипач прощаясь с адъютантом.
Только несколько погодя офицер понял иронию скрипача и немедленно доложил наместнику.
— Привезите его назад в замок, — потребовал генерал.
* * *
Дежурный черкес получил приказание догнать карету Венявского. Захватив с собой взвод казаков он галопом поскакал догонять карету ничего не подозревавшего скрипача. Его нагнали на углу Трембацкой улицы.
— Назад в замок! — приказал кучеру черкес.
— Мы же только что оттуда, — удивлялся кучер.
— Молчать! Таков приказ, понял?
Кучер обратился за помощью к пассажиру.
— Молчать! Приказ!! Если говорят поворачивай, значит поворачивай, — ответил музыкант.
Казаки окружили карету и под конвоем повезли арестованного вдоль всей улицы Краковское Предместье.
Прохожие останавливались на тротуарах, жители выглядывали из окон, выходили на балконы, старались угадать, кого арестовал казацкий патруль.
Скрипач встревожился. Вот так сюрприз. Все же он не решился спросить черкесского офицера, какова причина ареста. Под конвоем его немедленно провели в кабинет наместника.
— Ты что? Ты как смел оскорбительно выражаться о царском наместнике!? — кричал граф Берг.
Кроме Венявского в кабинете наместника присутствовали два адъютанта в чине полковников.
— Да как ты смел!? — повторил граф.
Венявский молчал.
— Выбросить дурака за дверь, — приказал наместник.
Казаки бросились к Венявскому. Скрипач отвернул полу пальто и показал ордена.
— Не смейте меня трогать. Я солист его императорского величества!
Казаки в нерешительности остановились. Они не очень понимали, что это за чин «солист». Наместник махнул рукой.
— Сегодня же уезжай из Варшавы!
— Вот именно. За этим я и ехал в гостиницу, — ответил скрипач и вышел из кабинета наместника.
* * *
В карете с ним случился сердечный припадок. Он с трудом добрался в свой номер в Европейской гостинице. Вызвали врача. Лед и валериановые капли успокоили сердцебиение. Вечером приехал уполномоченный полицеймейстера с «бумагой».
— По приказанию наместника вам запрещено пребывание в Варшаве.
— Успокойте, пожалуйста, вашего начальника. Я уеду немедленно, как только позволит состояние здоровья. Вы видите, я заболел. При мне находится врач.
— Согласно предписанию, вы должны выехать в течение двадцати четырех часов с момента получения бумаги.
Врач что-то писал у стола; повернулся к чиновнику.
— Господин Венявский понял вас. А здесь врачебное свидетельство, — он подал записку.
— Подпишите, что вы получили предписание.
— Пожалуйста.
— В таком случае, желаю здравствовать и надеюсь, что мне не придется сопровождать вас на вокзал с полицией.
— Вы меня здесь не скоро увидите. Разве в гробу, — ответил больной скрипач.
О случае с Венявским скоро узнала вся Варшава. Скрыть этого не удалось. На вокзале Венявского провожали с цветами, объятиями, пожеланиями. Собрались польские и русские друзья, знакомые, поклонники. Случай у наместника на многие дни расстроил здоровье виртуоза.
В Берлине, сразу же после приезда он вызвал в номер гостиницы врача-специалиста. Появились репортеры. В немецкой прессе появились довольно прозрачные намеки об отношении варшавского замка к скрипачу. Врач предписал:
— Вам необходим длительный отдых. Отправляйтесь в Бад Наугейм, там вы поправите свое здоровье.
— Доктор, у меня обязательства по контрактам. Через три дня я должен начать концертное турне.
— Это невозможно. Вы убьете себя!
— Трудно, но иначе я не могу. Я должен быть в Вене точно в срок.
Вернувшись в Петербург, Венявский подал жалобу на графа Берга в министерство двора. Ответа не получил. Разобидевшись, он подал в отставку со всех своих должностей. Отставка была принята. Его друг Рубинштейн возмущался:
— Человече! Что ты наделал! Не посоветовавшись ни с кем?
— О чем советоваться?
Шло последнее десятилетие скитаний, тревог, пустоты.
— Он потерял царскую милость, — шептали в городе и избегали его, хотя он никому не навязывал свое общество. Многие прихлебатели отшатнулись теперь от Венявского. Но его скрипка не потеряла своего очарования!