Монферран приехал в Петербург в 1816 г. В русской архитектуре уже начинался завершающий этап развития классицизма. Первая треть XIX в. — время, ознаменованное лучшими достижениями в области градостроительства на основе заложенных еще в XVIII столетии приемов планировки и принципов застройки города и отмеченное именами А. Воронихина, А. Захарова, К. Росси, В. Стасова. Но стремление достичь единого, строгого классического облика столицы, целостности ее застройки особенно сильно проявилось в период, последовавший за окончанием войны 1812 г.
Победоносное завершение войны повысило международный престиж России, предъявило новые требования к облику Петербурга. Он должен был стать городом, в архитектуре которого идея силы русского государства сочеталась бы с идеями патриотизма, народного величия и русской воинской доблести. Патриотический подъем, охвативший все слои общества, благоприятствовал возникновению архитектуры подлинно монументальной и более торжественной, чем до войны.
Желая выразить триумф победы и пафос народного патриотизма, крупнейшие зодчие К. Росси и В. П. Стасов создавали архитектурные сооружения и ансамбли, способствовавшие превращению Петербурга в великолепную столицу. В 1816 г. был образован Комитет по делам строений и гидравлических работ, чтобы «столицу сию возвести по части строительной до той степени красоты и совершенства, которые бы по всем отношениям, соответствуя достоинствам ее, соединяли с тем вместе общую и частную пользу». Работу Комитета возглавил талантливый инженер Августин Бетанкур. В состав Комитета входили архитекторы К. И. Росси, В. П. Стасов, А. Модюи, А. А. Михайлов 2-й, инженер П. П. Базен.
Наряду с большой работой по благоустройству и планировке различных частей города, ранее не входивших в городскую черту, Комитет уделял много внимания составлению «Проекта о каменном и деревянном строении». В этом документе отразились требования и рекомендации, способствовавшие превращению Петербурга в парадный представительный столичный город. Этой же цели был подчинен и ряд крупнейших градостроительных мероприятий.
Основное внимание зодчих сосредоточилось на преобразовании и реконструкции отдельных участков центра Петербурга и на планировке окраин. Предстояло завершить ансамбль центральных площадей: Адмиралтейской, Дворцовой, Сенатской (ныне площадь Декабристов) и Исаакиевской. Адмиралтейская площадь окончательно сформировалась после перестройки Адмиралтейства А. Д. Захаровым в 1806–1812 гг. Чтобы придать архитектурно законченный вид городскому ансамблю Дворцовой площади, требовалось перестроить здания Главного штаба и Министерства финансов. Приехавшему в Петербург иностранному архитектору предстояло решить чрезвычайно ответственную задачу — оформить Исаакиевскую площадь как важное звено в системе центральных площадей Петербурга, перестроив Исаакиевский собор так, чтобы он занял одно из ведущих мест в архитектуре городского центра.
Время, когда Монферран начал работать в России, было отмечено новшествами в области строительной техники. Конструктивные приемы, унаследованные от XVIII в., не могли удовлетворять потребностей нового времени. Крупнейшие архитекторы XVIII в., работая над проектами, не обращались к строительной механике. Еще французский инженер и ученый XVIII в. Б. Ф. Белидор отмечал, что его современники «не умеют рассчитать необходимую площадь сечения, подпор сводов и стен к приведению в равновесие их сопротивления с давлением». Он утверждал, что математика и строительная механика обязаны быть источником уверенности архитекторов «в прочности применяемых конструкций без излишнего запаса ее»[6]Б. Ф. Белидор. Инженерная наука в производстве работ при укреплениях и архитектура гражданская. Спб, 1802, кн. 1, с. 195–199.
.
В России Казанский собор — одно из замечательных сооружений начала XIX в. — строился в период, когда применявшаяся старая испытанная строительная техника начала обогащаться современными достижениями, связанными с прогрессом инженерного дела. Создатель собора архитектор А. Воронихин изучал технику строительства во Франции, на его глазах сооружался парижский Пантеон. На родине Воронихин стремился использовать появившиеся в Европе строительные новшества, и, в частности, новые сведения о запасах прочности.
Конструируя Казанский собор, Воронихин в известной мере применил принцип запаса прочности, разработанный французским инженером Ронделе при проектировании парижского Пантеона. Проект Казанского собора свидетельствовал об оригинальном конструктивном, инженерном мышлении автора. Точность технической интуиции Воронихина была проверена на модели собора, выполненной в одну треть натуральной величины.
Архитекторы начала XIX в. были в большей степени художниками, чем инженерами, и скорее производителями работ, чем математиками. Но в новых условиях им все более становились нужны точные расчеты толщины сводов, сечения балок, опор и других элементов конструкций. Таблицы математиков Перонэ, Фонтена, Ронделе и других позволяли производить эти расчеты с большой точностью.
Практика все настоятельнее требовала подготовки широкого круга различных специалистов инженерно-строительного искусства. В 1810 г. в Петербурге открылось первое русское высшее техническое учебное заведение — Институт инженеров путей сообщения. Из-за отсутствия отечественных кадров формирование его было поручено представителям передовой для того времени научной школы — французской. В Россию были приглашены видные французские инженеры А. А. Бетанкур, П. Базен и др., в 1820-е гг. среди приглашенных такие первоклассные ученые, как Г. Ламе и Б. Клапейрон. Однако вместо того чтобы постепенно заменять иностранных специалистов русскими инженерами, правительство Александра I и особенно Николая II препятствовало этому процессу, всячески поддерживая иностранцев. Но и в этой политике наблюдались определенные тенденции. Так, после революции 1830 г. во Франции произошла переориентация в выборе специалистов. Французские инженеры Ламе и Клапейрон были отстранены, а на их место приглашены немецкие специалисты, которые в профессиональном отношении стояли несравненно ниже своих предшественников. И все же открытие института и его работа дали весьма ощутимые результаты.
Приезд молодого архитектора Монферрана в Петербург не был замечен ни в архитектурном мире, ни в столичном обществе. Начальник канцелярии Комитета по делам строений и гидравлических работ Ф. Ф. Вигель рассказывал, что в середине лета 1816 г. явился к начальнику Комитета инженеру А. Бетанкуру человек с письмом от его друга, известного парижского часовщика А. Бреге, рекомендовавшего Монферрана как рисовальщика. Ознакомившись с графическими работами зодчего и найдя в них «много вкуса и изящества», Бетанкур решил определить его рисовальщиком на Петербургский фарфоровый завод. Монферран согласился занять предложенное ему место и потребовал себе ежемесячное вознаграждение — три тысячи рублей ассигнациями, но министр финансов Д. А. Гурьев не согласился на это, и дело расстроилось. В дальнейшем, по словам Вигеля, он сам ходатайствовал перед Бетанкуром о предоставлении Монферрану должности начальника чертежной Комитета, но получил отказ, мотивированный тем, что для такой должности Монферран еще слишком молод. Все же Вигель сумел добиться для Монферрана звания старшего чертежника, правда, без жалования, но с оплатой стоимости квартиры и вознаграждением, или пособием, от Комитета, так как материальное положение Монферрана, приехавшего в незнакомую для него страну, было затруднительным.
Бетанкур согласился взять его на работу, связанную с распоряжением Александра I поручить кому-нибудь разработать проект реконструкции Исаакиевского собора и, будучи директором Института инженеров путей сообщения, разрешил Монферрану, во время занятий проектированием, пользоваться библиотекой института.
Как свидетельствует Вигель, Монферран даром времени не терял, Разыскивая в библиотеке увражи, он перерисовывал храмы, изучая крупнейшие культовые здания Европы в связи с предстоящей работой по проектированию Исаакиевского собора. «Таким образом составил он разом двадцать четыре проекта, или, лучше сказать, начертил двадцать четыре прекраснейших миниатюрных рисунка и сделал из них в переплете красивый альбом. Тут все можно было найти: китайский, индийский, готический вкус, византийский стиль и стиль Возрождения и, разумеется, чисто греческую архитектуру древнейших и новейших памятников» [, с. 90]. Этот альбом был передан Бетанкуром Александру I, и 21 декабря 1816 г., несмотря на протесты Вигеля, Монферран был назначен придворным архитектором. Это назначение вдохновило молодого архитектора, и весь 1817 г. он трудился над проектом собора, стараясь выполнить требование Александра I сохранить большую часть ринальдиевского здания.
Билет № 636 на свободное проживание в Петербурге, выданный Монферрану в январе 1817 г.
Детально история создания Исаакиевского собора была исследована Н. П. Никитиным, который в своей книге внимательно проанализировал, опираясь на известные ему документы, весь процесс проектирования и возведения здания с учетом многих обстоятельств, усложнявших и замедлявших строительство. Поскольку книга Никитина в качестве приложений содержит тексты многих оригинальных источников, то анализируя их, а также выводы, к которым пришел автор, возможно вновь обратиться к обстоятельствам истории строительства, но сделать это не столь подробно и обстоятельно, поскольку Никитин уже ответил на основные вопросы, связанные с этим выдающимся сооружением XIX в. Однако основные этапы уникальной стройки и проблемы, которые приходилось решать Монферрану и ряду других архитекторов, инженеров и специалистов разного профиля, столь ответственны, а стоявшие перед архитектором задачи столь сложны, что исследователи еще не раз будут возвращаться к их изучению. Огромный интерес к самому зданию потребует еще многих публикаций, тем более что каждая последующая эпоха вносит свое понимание в оценку одних и тех же явлений истории и культуры.
Строительство Исаакиевского собора в годы, предшествовавшие проекту Монферрана, осуществлялось в несколько этапов. Первая, деревянная, Исаакиевская церковь была заложена в 1710 г. в день святого Исаакия Далматского, этот день совпадал с днем рождения Петра I. В 1717 г. по проекту архитектора Г. Маттарнови на месте деревянной заложили каменную церковь на берегу Невы. Закладка состоялась в присутствии Петра I, собственноручно положившего первый камень в основание будущей церкви. Начатое Маттарнови строительство через два года перешло к Н. Гербелю, который не смог его завершить, так как неудачно запроектированные им конструкции сводов дали трещины. Постройку церкви продолжал Г. Киавери, а закончил возведение колокольни М. Земцов. Таким образом, целая группа ведущих архитекторов Петербурга первой четверти XVIII в, принимала участие в постройке этого храма, связанного с именем Петра I. Однако храм просуществовал недолго, пожар 1735 г. сильно повредил здание. Вопрос о его дальнейшей судьбе решился в 1760 г., когда на основании заключения архитектора С. И. Чевакинского, осмотревшего фундаменты, стало ясно, что из-за близости к Неве они размываются водой и поэтому их необходимо разобрать. В дальнейшем не только экспертиза состояния фундаментов, но и проектирование нового здания церкви было поручено архитектору Чевакинскому указом Сената от 15 июня 1761 г. [, с. 136].
Разрабатывая проект Исаакиевской церкви, Чевакинский исходил из идеи сохранения первоначального замысла, относящегося к петровскому времени. Поэтому он запроектировал церковь одноглавой, имеющей в плане форму латинского креста. Четыре мощных пилона в центре являлись опорами для подпружных арок, несущих барабан довольно объемного купола, увенчанного крупным фонариком и небольшой главкой. Такая же небольшая, луковичной формы, переходящая в шпиль глава завершала многоярусную колокольню, легкий и стройный силуэт которой заставлял вспомнить колокольню Никольского собора. Однако если сравнивать оба эти творения Чевакинского, то можно говорить скорее о едином почерке зодчего, что улавливается с первого взгляда, в то время как в деталях и композиционных приемах больше различий, чем сходства. Если же сравнивать его проект с работами зодчих первой трети XVIII в., в том числе и авторов первоначальной церкви, то нужно отметить, что Чевакинский не пошел по пути создания характерных для того времени трехнефных храмов, а решил внутреннее пространство церкви единым объемом. Отталкиваясь от первоначального замысла, Чевакинский укрупнил архитектурные формы, запроектировал очень выразительную по композиции и силуэту колокольню и предложил перенести здание вновь строящейся церкви дальше от Невы, указав в одном из вариантов то место, где сейчас стоит Исаакиевский собор. В этом состоит исключительно важное значение проекта Чевакинского.
Несмотря на то что идеи, заложенные в архитектурной разработке проекта, не получили дальнейшего развития в творчестве тех авторов, которые работали после зодчего, заслуга Чевакинского — в безупречном градостроительном решении. Чевакинский сыграл большую роль в формировании идей проектирования центральных площадей города. Перенос собора с набережной Невы определил конфигурацию Исаакиевской и Сенатской площадей, их связь с Дворцовой площадью, а идея создания высотной колокольни оказалась плодотворной. В левобережной части города необходим был высотный элемент, который вступал бы в определенную пространственную связь с колокольней Петропавловского собора на правом берегу Невы. Им стал впоследствии Исаакиевский собор, построенный Монферраном.
Южный фасад Исаакиевского собора. Проект А. Ринальди. Литография по рисунку Монферрана. 1820 г.
План Исаакиевского собора. Проект А. Ринальди. Литография по рисунку Монферрана. 1820 г.
Исаакиевский собор. Проект А. Ринальди. Литография по рисунку Монферрана. 1845 г.
Предложение Чевакинского было закреплено на генеральном плане города, разработанном в Комиссии о каменном строении Петербурга под руководством А. Квасова [, с. 140]. Забегая вперед, нужно отметить, что несмотря на то, что собор в большей своей части был построен по проекту Ринальди, значение этого проекта по сравнению с проектом Чевакинского не следует переоценивать. Работа над проектом Исаакиевского собора совпала по времени с созданием конкурсного проекта восстановления колокольни Петропавловского собора после пожара 1756 г. Зодчий, приняв участие в конкурсе, не ограничился только проектированием колокольни, а предложил новое решение самого здания собора, в котором предусмотрел существенные изменения как в композиции, так и в деталях: предполагалось совместить оси подкупольного пространства с боковыми входами в собор, а также увеличить барабан и купол. Чевакинский полностью отказался от сохранения первоначального облика колокольни и создал еще один вариант столь удачно найденного им прежде решения, которое осуществлено в Никольском соборе и было предложено в проекте Исаакиевского, — тот же принцип композиции, но уже из шести ярусов с широкими проемами сквозных арок, акцентированных на углах группами колонн. Венчает колокольню шпиль, заканчивающийся яблоком с крестом. Эта высотная композиция, достигавшая 114 метров, могла стать достойным воплощением идеи создания вертикали пространственной композиции центра города.
Проект Чевакинского предусматривал также возможность постановки колокольни отдельно от основного объема собора путем соединения их коротким, открытым с двух сторон арочным переходом. Одновременно проектируя два значительных собора в Петербурге, Чевакинский проводил идею утверждения определенного типа здания, в котором традиции храмового строительства первой трети XVIII в. сочетались с приемами барокко, уже отмеченного чертами классицизма.
Проект Петропавловского собора Чевакинского, как и других участников конкурса, не был осуществлен, очевидно, потому, что разрушал привычный образ собора и силуэт колокольни. Последовал указ Екатерины II восстановить колокольню в прежнем виде. Оба проекта Чевакинского, хотя и не осуществленные, имели важное значение для развития архитектурной мысли в переходный для русского зодчества период.
Строительство Исаакиевского собора после восьмилетнего перерыва возобновилось в 1768 г., но уже по проекту А. Ринальди, который пошел по принципиально иному пути [, с. 149]. Сохранив неизменным только выбор места для возведения собора, Ринальди обратился к традиционному русскому пятиглавию и создал центральную композицию с колокольней, органически включенной в структуру здания.
На основе существующей в Музее Академии художеств СССР модели и графического изображения собора в альбоме Монферрана можно судить о характере архитектуры этого здания, его композиции, объемах и декоративном решении. Замысел Ринальди очень важен для истории проектирования и строительства собора, так как именно здание, построенное по проекту Ринальди, пришлось переделывать Монферрану после того, как еще один архитектор принял участие в этой работе. Речь идет о завершении строительства по проекту В. Бренны, который приступил к работам 1 апреля 1798 г. К этому времени собор в соответствии с проектом Ринальди был возведен почти до уровня основания барабанов куполов. Оставалось построить пятикупольную композицию, и собор был бы завершен. Первоначально Бренна и предполагал осуществить полностью замысел Ринальди, однако из-за отсутствия достаточного количества средств, отпускавшихся на строительство, Бренна изменил проект Ринальди, сделав собор одноглавым. Построенная колокольня была понижена на один ярус по сравнению с проектом Ринальди.
Завершенный к 30 мая 1802 г. собор производил странное впечатление, удивлял современников искаженными пропорциями, несоответствием мраморной отделки основной части здания и кирпичного верха. В таком искаженном виде предстал замысел Ринальди. Не случайно в Петербурге была распространена эпиграмма, характеризующая это здание и одновременно исторический период междуцарствия, связанный со смертью Павла I и воцарением Александра I: «низ мраморный, а верх кирпичный».
Конечно, нельзя не согласиться с мнением, что данная работа архитектора Бренны не характерна для его творчества [, с. 198]. Слишком очевидны поспешность и недолговечность, с которой завершалось строительство собора, чтобы можно было ставить это сооружение в ряд выдающихся творений талантливого зодчего.
Это странное невыразительное сооружение, потерявшееся на большой городской площади и не соответствовавшее занимаемому месту, вступило в XIX в. Однако вскоре начали раздаваться голоса о необходимости полной перестройки здания. Была разработана программа и объявлен конкурс, по условиям которого архитекторам предлагалось придумать «средства к украшению храма, вместо имеющейся главы и колокольни сделать форму купола, которая придала бы величие и красоту зданию, — способ украшения площади» [, с. 20]. В 1809 г. программу конкурса и приглашение принять в нем участие получили А. Н. Воронихин, А. Д. Захаров, Ч. Камерон, Д. Кваренги, Л. И. Руска, В. П. Стасов, Тома де Томон и др. Результаты конкурса показали, что все зодчие в разработке проекта исходили из задачи создать новое здание, фактически не учитывая требований Александра I сохранить существующее здание хотя бы частично. Это привело к тому, что ни один проект не приняли к исполнению. Отечественная война 1812 г. приостановила проектирование, и только в 1816 г. Александр I обратился к Бетанкуру с предложением вновь начать разработку проекта, привлекая в качестве возможных авторов архитекторов — членов Комитета по делам строений и гидравлических работ. Выбор Бетанкура пал на молодого, бесспорно талантливого, европейски образованного Монферрана.
Южный фасад Исаакиевского собора. Архитектор В. Бренна. Литография по рисунку Монферрана. 1820 г.
Причины, по которым проект собора, выполненный Ринальди, не был осуществлен до конца, не вполне ясны[7]Мнение, что если бы проект Ринальди был осуществлен, то в центре города появилось бы более совершенное и гармоничное сооружение, чем собор Монферрана, разделяет Д. А. Кючарианц [ 27 ]. Однако Монферран считал, что «если бы здание было построено, то оно было бы слишком пышным».
. Разрабатывая свой вариант, Монферран должен был использовать ринальдиевский квадрат плана, продиктовавший Монферрану ширину собора и шаг столбов в нем. Архитектор обстроил план Ринальди, прибавив к нему с запада два конструктивных пролета, с севера и юга — два развитых портика. Таким образом план собора превратился в равноконечный крест. В получившейся структуре плана центральная глава встала на два старых пилона и на два вновь запроектированных, причем ввиду внецентренного приложения нагрузки от барабана старые пилоны пришлось развить прикладкой новых масс. Над этим планом Монферран поднял своды, не продумав серьезно вопрос о равновесии масс и их конструктивной согласованности.
Классическая конструктивная схема крестово-купольного храма предполагает, что диаметр центральной главы должен вписываться в несущий квадрат, тогда барабан купола будет опираться на подпружные арки и паруса, а четыре боковых главы уравновесят через крестовые своды диагональный распор центральных пилонов. При сохранении старых пилонов и подпружных арок и возведении новых, диаметр которых был больше ринальдиевских, последние пришлось бы разбирать до пят. Следовательно, структура ринальдиевского собора диктовала фасады и разрезы, и было невозможно, сохраняя ее, добиться принципиально нового решения. Логично допустить, что необходимость сохранить часть существующего плана потребовала бы от Монферрана попытки хотя бы в массах воспроизвести задуманное Ринальди.
О. Монферран. Проект Исаакиевского собора. План 1825 г. Литография
Эскиз росписи сводов Исаакиевского собора. Художник П. Брюлло. Литография. 1820 г.
Однако Монферран с самого начала отказался от такой возможности, не желая связывать себя готовым замыслом. Русские мастера архитектуры также понимали это и потому без особого энтузиазма участвовали в конкурсе.
Увеличение диаметра вновь запроектированных подпружных арок привело к появлению технически неграмотного проекта, хотя не вполне ясны причины его появления. Неопытность автора или известный авантюризм проявились здесь — вопрос спорный. Будучи отличным рисовальщиком, Монферран сумел техническую ошибку замаскировать безупречной графикой, нарисовав план, фасад и поперечный разрез собора. На продольном разрезе спрятать ошибку было бы трудно, так как старые пилоны со своими подпружными арками непременно вступили бы в противоречие с новым конструктивным шагом, введенным Монферраном. Кроме того, центральная глава была непомерно велика, диаметр барабана равнялся диагонали подкупольного квадрата и подкупольное кольцо опиралось не на подпружные арки, а на распалубки смежных сводов. Малые главы были поставлены по углам здания и в силу прямоугольного плана они на северном и южном фасадах оказались раздвинуты, а на западном и восточном — сжаты.
Сильно выдвинутые портики вступили в контраст с глухой массой приземистых стен, задавленных массивным аттиком и венчающими главами. По первоначальному проекту Монферрана свет проникал в собор только через окна в центральном барабане, что совершенно недостаточно для его освещения. Наружная отделка стен предполагалась из пиленого таллиннского известняка, колонны и цоколь — из гранита, главы надлежало покрыть золоченой медью. То, что было нарисовано Монферраном, создавало лишь впечатление о проекте, хотя было отмечено новизной и смелостью. Александр I без всяких колебаний утвердил проект. Это произошло 20 февраля 1818 г. в Москве.
Монферран, уверенный в своем проекте и поддержанный расположением императора, не обращал внимания на критические замечания русских зодчих и, ничего не меняя, через два года после утверждения, в 1820 г., издал свой проект в виде альбома, состоявшего из 21 гравированной таблицы с изображением плана, фасадов, разреза, а также эскизов оформления интерьеров, живописных композиций, включая перспективу со стороны Сената, а для сравнения планы и разрезы из проектов Ринальди и Бренны[8]Монферран опубликовал первый вариант проекта 1818 г., утвержденный Александром I, в альбоме 1820 г. [ 62 ]. Сам же проект собора (план и фасад) с резолюцией царя «Быть по сему» хранится в НТБ ЛИИЖТа, № 15 296, с. 2.
.
В опубликованном проекте показан генеральный план Исаакиевской площади, на котором ось собора север — юг совпадала с осью площади, проходящей через памятник Петру I (Медный всадник) и деревянный плашкоутный мост через Неву (сгорел в 1916 г.). Здание собора поставлено на низкий, в две ступени подиум и окружено балюстрадой со статуями и римскими жертвенниками. Для перехода от собора к площади предполагалось вокруг собора устроить тротуар из сердобольского гранита, а фигуры и светильники отлить из чугуна. Впоследствии была выполнена только подготовка из бутовой плиты, кирпича и обломков старого мрамора, а сооружение балюстрады отложено на неопределенный срок.
Генеральный план Исаакиевской площади. Чертеж Монферрана. Литография. 1820 г.
Фрагмент разобранного Исаакиевского собора. Литография по рисунку Монферрана. 1845 г.
Следует сказать еще о двух «узких» местах в опубликованном проекте Монферрана. Так, в западной части вход был запроектирован в виде лоджии с двумя рядами колонн, ведущей через толщу пилонов бывшей колокольни в средний подкупольный неф. Кроме того, перспективное изображение интерьера сознательно искажено автором, ибо на самом деле окна центрального купола не могут просматриваться со стороны входа[9]В копии объяснительной записки Монферрана (от 1 мая 1822 г.), приложенной к папке с чертежами для доклада Бетанкура Александру I о строительстве Исаакиевского собора, Монферран писал: «Пожалуй, с этим изданием была проявлена чрезвычайная торопливость, но объясняется последняя только излишком усердия к службе. Изучение проекта вызвало многия изменения, не отразившиеся на модели. Возможно, что понадобятся еще дальнейшие изменения; это выяснится в процессе ее постройки, и самые талантливые и опытные архитекторы не могли бы предупредить таких изменений. Архитектор призывает в свидетели историю таких крупных памятников, как собор св. Петра в Риме, собор св. Павла в Лондоне, церковь св. Женевьевы в Париже, которые сильно отличаются от первоначально принятых проектов, известных нам по моделям и опубликованным проектам.» (ГМИЛ З-А-407-р).
.
Опубликованный проект заинтересовал многих, особенно пристально он изучался специалистами, вызывая с их стороны критические оценки. Самые серьезные возражения последуют от архитектора Модюи. Но это произойдет спустя два года, а пока Монферран хорошо известен и получает заказы именитых сановников Петербурга на строительство дворцов и особняков. Выполняя эти работы, он одновременно продолжает заниматься проектированием собора. Началом строительства собора можно считать 1818 г., когда была утверждена смета на сумму 506 300 рублей.
Поскольку предполагалось, что будущий собор будет центром православия, царское правительство придавало строительству огромное значение. Была назначена комиссия по перестройке Исаакиевского собора, в которую входили крупные государственные деятели и специалисты. Не только председатель, но даже члены комиссии назначались из числа лиц не ниже министра, члена Государственного совета или сенатора. Председателем первого состава этой комиссии был член Государственного совета граф Н. Н. Головин, членами — министр духовных дел и народного просвещения князь А. Н. Голицын и генерал-инженер А. Бетанкур. В состав следующих комиссий входили инженеры Л. Карбоньер, Г. Опперман, А. Д. Готман, А. И. Фельдман, президент Академии художеств А. Н. Оленин[10]Члены комиссии:
А. Н. Голицын (1773–1844), князь, обер-прокурор Синода. С 1817 г. министр духовных дел и народного просвещения.
А. Д. Готман (1800–1845), инженер, с 1816 г. член Комитета строений и гидравлических работ, с 1826 г. управляющий Петербургским округом путей сообщения, в 1836–1843 гг. — директор Института путей сообщения, член многих комиссий и комитетов по строительству ряда зданий в Петербурге, в том числе Исаакиевского собора, Зимнего дворца, Аничкова и Николаевского мостов и др. Умер в Дрездене.
А. И. Фельдман (1790–1861), генерал-адъютант, инженер-генерал. С 1825 г. руководил строительством укреплений Ревельского (Таллиннского) порта, затем его вице-директор. С 1849 г. директор Инженерного департамента, член многих военных и инженерных советов.
Г. Опперман (1766–1831), граф, инженер-генерал. Занимался укреплением обороноспособности многих русских крепостей, в том числе в 1807 г. Кронштадтской крепости, а в 1812 г. всех крепостей от Риги до Киева. С 1818 г. помощник в. к. Николая Павловича по управлению инженерной частью, принимал участие в организации Главного инженерного училища, заведовал Морским строительным департаментом и артиллерийским училищем.
А. А. Бетанкур (1758–1824), инженер-механик и строитель, основоположник теории машин и механизмов. По происхождению испанец, учился во Франции, с 1808 г. на русской службе, генерал-лейтенант, один из создателей Института корпуса инженеров путей сообщения. С 1816 г. возглавлял Комитет строений и гидравлических работ, в 1819–1822 гг. — Главный директор путей сообщения России. Автор Каменноостровского и Бумажного мостов, здания Экспедиции заготовления государственных бумаг в Петербурге. Руководил технической частью строительства Исаакиевского собора. Похоронен на Смоленском кладбище в Петербурге; в 1979 г. его прах перенесен в Некрополь Александро-Невской лавры.
Л. Л. Карбоньер (1770–1836), инженер-генерал, директор Строительного департамента по морской части. Под его наблюдением осуществлялось возведение Александровской колонны, строительство Петровского форта в Кронштадте и эллинга в Новом Адмиралтействе в Петербурге.
А. Н. Оленин (1763–1843), действительный тайный советник, член Государственного совета, директор Публичной библиотеки, президент Академии художеств, писатель, археолог, меценат, член Комитета по строительству Исаакиевского собора.
.
4 марта 1818 г. состоялось первое заседание комиссии, на котором было принято решение немедленно приступить к строительству собора. Комиссия утвердила весь канцелярский и технический персонал стройки и должностные оклады. 26 июля 1819 г. состоялась торжественная закладка собора. В западной части в фундамент под входом была опущена бронзовая позолоченная доска с надписью: «Сей первый камень обновления положен в лето от Рождества Христова 1819 в 26 день июля месяца царствования императора Александра Первого в 19 лето, при обновлении храма, начатого великой его прародительницей Екатериной Второй во имя святого Исаакия Далматского в 1768 году. При сей перестройке Исаакиевского собора в Комиссии Высочайше установленной председательствовал граф Головин; заседали действительный тайный советник Козадавлев, генерал-лейтенант Бетанкур и тайный советник князь Голицын; перестраивал архитектор Монферран» [].
Монферран приступил к разработке рабочих чертежей и модели собора потому, что считал проект окончательным[11]Изготовление проектной модели началось в 1818 г. К 1821 г. она была закончена. Исполнители: И. Гербер — столяр; П. И. Брюлло — скульптор, отец братьев Брюлловых; П. В. Свинцов — скульптор; Ф. П. Брюллов — художник; В. М. Столяров — столярный мастер. В дальнейшем происходили переделки модели по мере изменений проекта собора. В окончательном виде она была завершена в конце 1831 г. От первоначального варианта в ней сохранился только интерьер, да и то с некоторыми изменениями. В настоящее время модель хранится в НИМАХ. В процессе проектирования и строительства собора Монферран в 1828 г. разработал рабочие чертежи, а в 1829 г. по ним была изготовлена модель лесов для подъема колонн портиков. Окончательная модель Исаакиевского собора была выполнена в 1835–1846 гг., хранится в НИМАХ.
. Но до закладки больше года велись подготовительные работы. Были разработаны строительные генеральные планы площадки собора, первый из них выполнен Монферраном в 1818 г. На нем показаны следующие временные здания и сооружения: мельница для приготовления цемента; паровая машина на 25 лошадиных сил; кузница; сарай для извести; мастерская моделей для бронзовых баз и капителей колонн; мастерская для обработки колонн; склад материалов; помещение для рабочих.
Монферран разумно расположил в западной части площади производство цемента и извести. Известь возили из южных пригородов, и логично допустить, что доставка к месту строительства должна была производиться кратчайшим путем. Учитывая, что господствующие ветры в городе имеют западное направление, Монферран, возможно, не хотел, чтобы эти пыльные производства были расположены с наветренной стороны, вблизи от аристократических кварталов. С восточной стороны строительная площадка была отгорожена длинным сараем, служившим материальным складом и выполнявшим роль преграды от шума, пыли и запахов, а в южной части площади находились казармы для рабочих. Принимая во внимание, что строительство предполагалось длительным, эти мероприятия были совсем нелишними. Место строительства было огорожено забором с двумя въездами со стороны улиц Малой Морской (ныне ул. Гоголя) и Почтамтской[12]Присутствие на Сенатской площади большого количества рабочих привело к тому, что 14 декабря 1825 г., когда восставшие войска были выведены на Сенатскую площадь, строители Исаакиевского собора, сломав забор, примкнули к восставшим, а потом подвергались «дознанию» как бунтовщики.
. Такое тщательно продуманное размещение мастерских, жилых помещений и складов на строительной площадке было необходимо для бесперебойной работы всех участников этой уникальной стройки.
Используя инженерный опыт и знания Бетанкура, Монферран широко применял его изобретения, в частности специальные приспособления для подъема больших тяжестей, механизмы для забивки свай и укладки гранитных камней ростверка, а также специально спроектированные массивные строительные леса для подъема тяжестей.
Следует отметить, что подъемно-транспортные приспособления и механизмы, примененные при строительстве Исаакиевского собора, не имели аналогов в отечественной практике того времени и в дальнейшем при подъеме тяжестей не использовались. Применение новейшей техники потребовало и более современной организации строительных работ.
В первый год строительства велась разборка полукруглых апсид собора, рытье котлованов под фундаменты для новых частей здания и забивка свай. Строительные работы начались весьма интенсивно, это позволяло предположить, что стройка пойдет довольно быстро. Так считал и сам Монферран. Запрашивая на первый год строительства сумму 506 300 рублей, он отмечал, что наличие указанной суммы даст возможность завершить возведение фундаментов нового здания до высоты гранитной базы. «Сие необходимо для обеспечения равномерного оседания, без чего невозможно возведение нового купола и смежных с ним сводов; кроме того, в течение лета можно будет добыть количество камня, потребного для возведения в следующем году до высоты антаблемента всех фасадов здания с обеими папертями»[13]ЦГИА, ф. 1311, оп. 1, д. 1, 1818. Объяснение и смета к проекту завершения Исаакиевской церкви. Подпись Монферрана. Подлинник на французском языке. Цит. по кн. Н. П. Никитина в переводе [ 29 ]. В дальнейшем некоторые документы подлинника будут цитироваться в переводе с французского по данному изданию.
. Однако по многим причинам строительство собора замедлилось, и лишь через 17 лет удалось возвести здание до уровня антаблемента.
В ходе начавшегося строительства Монферрану приходилось вести дальнейшую разработку проекта и одновременно отвечать на множество практических повседневно возникающих вопросов.
В Комиссии по перестройке Исаакиевского собора роль Монферрана была очерчена довольно ясно. Ему поручался авторский контроль за качеством поставляемых материалов и строительных работ (в наше время это «авторский надзор»). Конструктивные вопросы он должен был решать совместно с А. Бетанкуром, но материальное снабжение огромного строительства и организация работ были не в его ведении. Однако на практике все получалось несколько иначе. Когда приступили к строительству, рабочих чертежей еще не было, да и перечень их был неполным.
Монферран был только архитектор. Инженерными знаниями, необходимыми для постройки сооружения таких размеров, он не обладал. А. Бетанкур — опытный строитель и непосредственный руководитель Монферрана, много сделавший для оснащения строительства механизмами, — не мог постоянно помогать Монферрану[14]Постоянно пользуясь советами и помощью Бетанкура, Монферран в одном из писем писал: «…Это Бетанкур, при моем приезде в Россию, устроил меня архитектором Двора и принял на службу в Комитет строений и гидравлических сооружений, в котором он сделался начальником, после того как сам его создал. Это он представил государю мои эскизы для проекта Исаакиевского собора. Затем он был назначен руководителем строительства собора и имел расхождения с графом Головиным. Отсюда начались всевозможные интриги и глупые выдумки. Он мог все это сразу прекратить, но отступил: то ли по слабости характера, то ли опасаясь слишком запутаться в борьбе.» (ГМИЛ, З-А-405-р).
. Участие Бетанкура в других строительных работах России, разнообразных по поставленным задачам, не давало ему возможности сосредоточиться на мелочах, сопровождавших это огромное строительство, вовремя предусмотреть все то, что могло привести к непоправимым последствиям. Поэтому требовалась огромная воля Монферрана, чтобы не растеряться перед решением многих проблем.
Не имевший практического опыта строительства, Монферран десятилетиями учился, перенимая как русский опыт, так и опыт мировой архитектуры по возведению уникальных большеразмерных зданий. Через 30 лет после начала строительства он пишет: «Нам пришлось долго изучать искусство древних, чтобы взять от их прекрасных памятников то, чему можно было с достоинством подражать, в то же время нам приходилось непрерывно быть в курсе современных строительных приемов» [].
Монферран постоянно добивался независимого положения на стройке. Еще в 1818 г., обращаясь в Комиссию, он требовал определенный штат работников: ему были нужны два помощника, четыре десятника, секретарь, два мастера каменных дел, двадцать пять солдат и особое лицо для приемки материалов, поступавших на строительство по заявкам зодчего, причем приемщик должен был непосредственно подчиняться Монферрану. Архитектор, обращаясь к председателю Комиссии, писал: «Никто не может ни приказывать, ни распоряжаться на строительстве. Распоряжения Комиссии могут адресоваться только мне». Впоследствии именно эти требования Монферрана не всегда выполнялись, что приводило к серьезным осложнениям и конфликтам между ним и руководством Комиссии. Первый конфликт возник в 1819 г., когда Монферран потребовал, чтобы на строительной площадке не находилась квартира приемщика материалов Михайлова, так как на стройке не должно быть людей, не подчиненных непосредственно ему, и добился того, что Михайлова удалили со стройки.
Таким образом, получив большую самостоятельность, Монферран стал единственным хозяином стройки. Но 20 ноября 1819 г. к нему прибыл направленный Головиным для контроля за расходованием материалов и денег подполковник П. Борушникевич, который обнаружил взяточничества и хищения на стройке и написал об этом в своих донесениях. Он во всем обвинял Монферрана, хотя многие злоупотребления относились к деятельности Комиссии, закрывавшей глаза, в частности, на беззаконные действия титулярного советника Орлова, который, пользуясь доверием Головина, обманывал его.
Позднее основанием для обвинений послужил широкий образ жизни Монферрана: покупка собственного дома, дорогих античных коллекций, хотя добрая половина петербургских архитекторов того времени имела собственные дома, причем им не приходилось получать таких денег, как 100 тысяч рублей, подаренных Николаем I Монферрану после открытия Александровской колонны. Дом на Мойке был куплен, несомненно, за счет этих средств. Никаких фактов участия Монферрана в злоупотреблениях неизвестно. Наоборот, многие документы свидетельствуют, хотя и косвенно, о материальных трудностях архитектора именно в период проверки, производившейся Борушникевичем[15]«Прошло четыре года с тех пор, как благодаря Вашей благосклонности я поступил на службу его Величества и с тех пор, как Вы дали мне поручение заняться проектом Исаакиевского собора. Вы видели сами усердие, с которым я принялся за работу, и то количество рисунков и всевозможных планов, которые я исполнил. Затем в 1817 году я обмерил старый собор Исаакия и сделал к нему план и разрезы. В 1818 году я начал рытье котлована, постройку мастерских и забивку свай.
В 1819 году Вы по возвращении из Нижнего Новгорода сделали мне честь посещением работ и, как мне показалось, остались довольны, т. к. все Ваши указания были точно выполнены, а работа сделана согласно проекту, и хорошо. Ссылаясь на все это, я прошу Вас, генерал, доложить Государю мою просьбу об увеличении моего жалованья, если вообще, конечно, имеется в виду, что я буду продолжать работу. Мое жалованье не превышает 7200 р. в год, между тем как Монпелье, мой подчиненный, получает 15 000 р. Мой исключительный труд по изготовлению модели собора и моя книга, которую при Вашем содействии Государь принял в дар, позволяет мне надеяться, что при таком же Вашем содействии мне будет пожалован орден св. Анны на шею. Такое отличие послужило бы мне одобрением к дальнейшему усердию и новой энергии на службе Государю…» (Из письма Монферрана Бетанкуру, середина 1820-х гг.).
. В выявлении злоупотреблений члены Комиссии не были заинтересованы, что подтверждается письмом Борушникевича Александру I и президенту Академии художеств А. Н. Оленину.
Упреки в злоупотреблениях были бездоказательны, но после обвинений Борушникевича Монферрана отстранили от всех хозяйственных дел. Перестал ли вдруг Головин почему-либо доверять Монферрану или не считал его способным бороться с «окружающими его со всех сторон ворами», неясно. Гораздо серьезнее были для Монферрана обвинения в профессиональной неопытности и авантюризме, высказанные его соотечественником, придворным архитектором, членом-корреспондентом Французской королевской академии архитектуры М. Модюи, который еще в 1818 г. проектировал планировку Исаакиевской площади (Монферран впоследствии с некоторыми изменениями повторил ее). Модюи внимательно изучил проект Монферрана, состояние работ на стройке и представил в Совет Академии художеств докладную записку с чертежами и расчетами, иллюстрировавшими техническую несостоятельность и архитектурную беспомощность зодчего[16]«Записка по постройке церкви св. Исаакия и о проекте архитектора Монферрана» была составлена на французском языке. Содержание ее разбиралось на заседаниях членов Академии художеств 21 октября 1820 г., на заседаниях Комитета 30 сентября, 1 и 18 октября 1821 г. и на других совещаниях в присутствии Модюи и Монферрана. (ЦГИА, ф. 789, оп. 1, д. 130, л. 23–24).
. Вопросы, поставленные архитектором Модюи, были принципиальны и требовали тщательного разбора всех обстоятельств дела.
Трудно установить истинные причины столь яростных нападок Модюи на Монферрана. Мы можем лишь предполагать, какими мотивами он руководствовался. Он обвинял Монферрана в отсутствии таланта, считал, что «лукавство и ложный блеск» помогли ему занять то ведущее положение, которое он получил в России как иностранец, что доверия Александра I он добился путем рекомендаций авторитетных французских архитекторов и особенно Бетанкура. Даже хорошие манеры и светский образ жизни, по мнению Модюи, в немалой степени способствовали продвижению Монферрана. Высказывания Модюи о Монферране свидетельствуют о его личной неприязни, что становится особенно очевидным, когда он, обращаясь к послу Франции, призывает его восстановить против архитектора общественное мнение и запросить Персье и Фонтена, учителей Монферрана, о его профессиональной подготовке, а также навести справки о его службе во время наполеоновских войн[17]ЦГИА, ф. 789, оп. 1, д. 130, с. 185–190. Подлинное письмо архитектора А. Модюи французскому послу от 24 июля 1821 г. на французском языке. Здесь дается ссылка на копию в приложении к книге Н. П. Никитина [ 39 , с. 284].
. С теми же обвинениями Модюи обращался к Александру I, в частности, с такими словами: «Я должен отдать справедливость моему противнику. Трудно представить себе человека, более способного, чем он, преуспевать при помощи тех средств, к помощи которых он прибегает. И весьма возможно, что он сделал бы в конце концов блестящую карьеру, если бы провидение не столкнуло меня с ним…»[18]Там же, с. 195–199. Подлинник письма архитектора А. Модюи Александру I от 10 ноября 1823 г. (на фр. яз.). Цит. по кн. [ 29 , с. 285–288].
.
Академия художеств в споре двух иностранцев проявила зрелость в защите своих интересов. К записке Модюи безразлично отнестись было нельзя и потому заседание академиков от 21 октября 1820 г, вынесло следующее решение: «Члены Императорской Академии художеств, присутствовавшие в сем заседании, рассуждая о существенном предмете упомянутой записки, признали, что, во-первых, она содержит в себе не столько общие и новые соображения, кои могли бы способствовать к дальнейшим успехам архитектуры, сколько разбор и показание ошибок и погрешностей г-на Монферрана как в произведенных уже им, так и в предполагаемых еще строительных работах Исаакиевского собора… Во-вторых, его записка, не относящаяся вообще к успехам художества, а касающаяся токмо до одного г-на Монферрана, составляет, так сказать, частный между ними спор, для решения коего недостаточно показаний одной стороны, но надлежало бы рассмотреть также и возражения другой, дабы и те и другие сличить в самом… производстве работ… В-третьих, что как сия перестройка по высочайшей воле поручена в ведение особой учрежденной для того Комиссии, то все, что токмо к лучшему по оной изобретено или усмотрено будет, должно подлежать предпочтительно суждению сей Комиссии, которая по своему усмотрению не преминет дать ход всем таковым, к ощутительной пользе казны клонящимся предложениям, а потому г-н Модюи может с лучшим успехом обратиться к оной Комиссии с своею запискою…»[19]ЦГИА, ф. 789, оп. 1, д. 130, л. 26–29. Журнал особого заседания членов Академии художеств по части архитектуры 21 октября 1820 г.
.
По распоряжению Александра I для детального рассмотрения замечаний Модюи и ответов Монферрана был образован специальный комитет под председательством президента Академии художеств А. И. Оленина. В состав Комитета вошли профессора: Андрей и Александр Михайловы, А. И. Мельников, И. Г. Гомзин; академики: В. И. Беретти, И. П. Бернаскони, К. X. Вильстер, В. П. Стасов и архитектор К. И. Росси, а также каменных дел мастер Руджи, инженер-генерал П. П. Базен и полковник М. Г. Дестрем.
Президент Академии художеств Оленин, рассмотрев замечания Модюи и ответы на них Монферрана, составил записку, в которой против каждого замечания Мюдюи поместил ответ Монферрана. Эти материалы были изданы на французском языке под названием: «Возражения архитектора Модюи архитектору Монферрану на проект Исаакиевского собора и ответ Монферрана г-ну Модюи»[20]ГПБ, ОР, ф. 542, № 552, 554, 555.
.
После того как члены Комитета изучили эти материалы, состоялось очередное заседание Комитета для обсуждения и принятия решения. Обсуждение было детальным. Читались обвинение Модюи и ответы Монферрана, по каждому пункту высказывалось мнение каждого члена Комиссии; мнения обобщались президентом Академии художеств. Протоколы всех заседаний велись достаточно подробные, и рассмотрение любого вопроса было исчерпывающим. Основные профессиональные замечания Модюи, помимо общих и личных обвинений, сводились к нескольким положениям. На заседании Комитета 30 сентября 1821 г. Монферран предложил, разбирая записку Модюи, рассмотреть и изучить отдельно три принципиально важных вопроса: о новом фундаменте, о соединении старых и новых частей здания с новыми и о возможности сооружения купола в соответствии с его проектом на двух старых и двух новых пилонах.
Обвиняя Монферрана в том, что он не исследовал глубину заложения существующих ринальдиевских фундаментов, Модюи ошибался, так как эта работа была выполнена путем устройства глубоких шурфов и визуального обследования, производившегося в присутствии одного из членов комиссии, что она и подтвердила. Замечание Модюи о том, что Монферран допустил конструктивные излишества, забивая сваи под портики, где нагрузка значительно меньше, чем под стенами и пилонами, было безосновательным. Монферран считал, что необходимо сделать фундамент в виде сплошной плиты на свайном ростверке, так как такая плита служит для выравнивания нагрузок на основание и предотвращения неравномерных осадок старых и новых фундаментов. Эту точку зрения Монферрана разделяли все члены Комиссии. А вот предложение Модюи об устройстве фундаментов под колонны портиков в виде сводчатой конструкции вместо сплошной каменной плиты, предлагаемой Монферраном, Комиссия поддержала, считая их более целесообразными.
Еще одно из замечаний Модюи касалось вопроса о прочности фундаментной кладки. Монферран считал, что его скорее можно обвинить в чрезмерной заботе о прочности фундамента, ввиду того, что он сделан сплошным, чем предполагать обратное. Отвечая оппоненту, Монферран писал: «…Поверх свай на всей площади котлована мы уложили два слоя гранитных камней, обтесанных со всех четырех сторон. Толщина каждого слоя была 13 вершков (57 см), а камни были не меньше сажени (2,13 м) длины и двух аршин (1,42 м) ширины каждый. Фундаменты для углов здания и четырех пилонов купола были выведены целиком из гранита, притом из кусков еще более крупных и отесанных еще более тщательно; гранит укладывался на слой цемента, размолотого и пропущенного сквозь сито. По мере того, как гранитные фундаменты подвигались, остальное пространство закладывалось сплошь известняковым камнем, правильными рядами 8 дюймов (40 см) высотой каждый» [].
Давая современную оценку фундаментов Исаакиевского собора, можно согласиться с Монферраном в части выбора конструкции, которая оказалась единственно возможной для строительной техники того времени. Модюи без доказательств и расчетов, опираясь на собственную интуицию, утверждал, что прочность этой конструкции недостаточна. Спор этот мог быть решен только путем точных расчетов, но их не было, так как еще не существовало науки, позднее получившей название механики грунтов, а был только мировой опыт строительства, да и то не имевший аналогов применительно к данным условиям.
Очень серьезным было обвинение Монферрана в технической неграмотности. Монферран изобразил в опубликованном проекте подкупольный барабан лежащим на цилиндрических сводах боковых нефов. Модюи по этому поводу писал: «…Нет никакой возможности соорудить предполагаемый г-ном Монферраном огромный купол, ибо каменный фонарь, на котором оный будет основан, составленный по большей части из пролетов и окруженный 24-мя высокими каменными же колоннами, приходился бы почти во всех своих частях на провесе, а не на главных столбищах».
Не приняв ссылки Монферрана на конструкцию купола парижского Пантеона, члены Комиссии согласились с доводами Модюи[21]Парижский Пантеон (ранее церковь св. Женевьевы) находится в центре Парижа, вблизи Сорбонны. Построен во второй половине XVIII в. арх. Ж. Суффло и Ж. Ронделе. При Наполеоне — место погребения великих людей Франции. Здание в форме равноконечного креста завершает купол диаметром 23 м, конструкция которого, состоящая из трех оболочек, разработана инженером Ронделе. Барабан купола окружен колоннадой.
. Комитет рассмотрел еще ряд вопросов, касающихся устройства фундаментов и наземных конструкций портиков, а также организации работ и снабжения материалами. Были допрошены под присягой свидетели — каменных дел мастера. В конце 1821 г., спустя год с лишним после подачи записки Модюи, Комитет вынес решение, что по существующей модели, плану и разрезу купол возвести невозможно.
В конце января 1822 г. Комитет подал докладную записку министру духовных дел князю Голицыну для Александра I, в которой перечислил главные недостатки проекта Монферрана и заключил, что перестройка Исаакиевского собора по существующим чертежам архитектора Монферрана невозможна и необходима переработка проекта. Выводы, сделанные Комитетом, были для Монферрана неблагоприятными, но он понимал, что фундаменты уже заложены, идет заготовка гранитных колонн и будет трудно отвергнуть проект, на осуществление которого уже истрачено около 5 миллионов рублей.
Понимал это и Александр I, который не предполагал полностью отказаться от проекта Монферрана, а допускал только его исправления. «…Проект архитектора Монферрана надлежит токмо исправить, а не совсем переменять, то и должно наружность церкви оставить сколько можно будет ближе к общему виду, какой оная имеет в упомянутом проекте, следственно, надобно сохранить предполагаемые пять глав сего храма и употребить гранитные колонны, приготовляемые для двух портиков, стараясь впрочем найти для тех же глав или куполов наилучшие формы и размещение, а для портиков приличное и надежное устроение. Расположение внутренности здания как для благонадежности среднего купола, так и особенно в отношении к лучшему виду и освещению предоставляется на усмотрение Комитета»[22]ЦГИА, ф. 789, оп. 1, д. 130, с. 40–55. «Предложение президента Академии художеств А. Оленина Комитету, учрежденному для рассмотрения замечаний архитектора Модюи на строительные работы Исаакиевского собора».
.
Александр I считал также необходимым с целью уточнения проекта Монферрана использовать предположения других архитекторов — членов Комитета, которые должны их подготовить и представить на общее обсуждение. При этом отмечалась возможность рассмотрения и собственных проектов тех же авторов, но при условии, что они должны учитывать уже существующие стены, старые и новые фундаменты. Следовательно, первоначальное условие оставалось в силе. Одновременно с указанием об исправлении проекта Александр I потребовал от Комитета остановить строительство, несмотря на просьбы Монферрана дать ему возможность закончить устройство фундаментов северного портика.
В связи с приостановкой работ Монферран оказался не у дел. Он пишет письмо Александру I, прося у него защиты от недоброжелателей и завистников, и в конце письма приводит историческую справку об архитекторах, строивших подобные сооружения: «Я имею честь приложить к этому письму список архитекторов, которые вели работы, подобные работам в Исаакиевской церкви; я ставлю себя рядом с славными сими мастерами лишь из сходства в отношении унижений и огорчений, которые я не переставал испытывать с тех пор, как взялся за это сооружение»[23]ГПБ ОР. Архив Олениных № 544. Подлинник письма Монферрана Александру I на французском языке. Русский перевод письма от 1 марта 1822 г. приводится по кн. Никитина [ 29 ].
. В справке перечислены имена Ф. Брунеллеско, Микеланджело, Д. Сансовино, Л. Бернини, Ф. Борромини, К. Рена, И. Джонса, Ж. Ардуэна-Мансара, К. Перро, Ж. Суфло и даже Ж. Б. Леблона. Однако склонить Александра I отказаться от проекта, который корректировали участники Комитета, не удалось. Получилось нечто вроде конкурса по исправлению русскими архитекторами проекта Монферрана. Сам же Монферран попросил разрешения участвовать в конкурсе на общих основаниях.
Члены Комитета три месяца прорабатывали в эскизах свои предложения и 25 апреля 1822 г. представили их на рассмотрение специального заседания. Из четырнадцати человек — членов Комитета не представили проекты лишь пять архитекторов, в том числе К. Росси, который, очевидно, считал, что частные изменения пользы не принесут. Архитекторы, представившие свои проекты, тоже видели неразрешимость поставленной царем задачи — сохранить часть старого здания с его фундаментами, стенами и пилонами. И только Стасов нашел в себе смелость представить в Комитет свои соображения о проекте Исаакиевского собора, где в осторожной дипломатической форме высказался против поставленного Александром I условия, считая возможным сохранить только общую идею здания, его объем и пятикупольную композицию с портиками[24]ГПБ ОР, ф. 737, № 20 «Мнение архитектора Стасова о проекте для Исаакиевского собора в Петербурге, представленном А. А. Монферраном», 1824 г.; № 74 «Соображения А. Н. Оленина с критикой замечаний Стасова на проект Исаакиевского собора, 17 декаря 1824 г.»
.
Исходя из поставленной задачи, члены Комитета, участвовавшие в конкурсе, подошли к ее решению по-разному. Архитекторы А. А. Михайлов 2-й, К. X. Вильстер разработали не проекты, исправляющие ошибки Монферрана, а свои собственные предложения, но это не отвечало требованиям царя. Интересные проекты представили кроме Михайлова 2-го А. А. Михайлов 1-й, А. К. Мельников, В. П. Стасов, В. И. Беретти.
В проекте Михайлова 2-го план был симметричен по обеим осям и представлял собой равноконечный крест. Архитектор стремился убрать всю неработающую массу, чтобы максимально облегчить вес: пилоны центрального купола изнутри полые, боковые главы стоят на кольцевой колоннаде в четырех приделах. Нефы собора перекрыты цилиндрическими сводами так, чтобы повсюду был дневной свет. Архитектура в этом проекте продиктована заботой о равновесии сил, равномерном нагружении фундаментов и уменьшении нагрузок в целом. Архитектор, очищая интерьер, постарался приблизить несущие массы к наружным стенам. Фасад получился грузный и немасштабный. Завершающий здание центральный купол имел некрасивые пропорции, а переход от верхней колоннады к куполу был невыразителен. Понимая это, Михайлов 2-й сделал варианты, в которых купол из колоколоподобного был превращен в яйцевидный. Мощная колоннада верхнего яруса теперь несла кольцевую галерею. Сам купол приобрел меридиональные ребра, которые придали ему упругость и движение. План в вариантах еще более усложнен. Стремясь объединить в одно целое пространство угловых приделов и нефов и обеспечить устойчивость сводов, архитектор ввел парные своды и парные колонны, соединенные перемычками.
В проекте А. К. Мельникова собор имел квадратный план с восьмиколонным портиком коринфского ордера. В отличие от проекта Михайлова 2-го, план не загроможден колоннами. Основную нагрузку от верха принимают четыре подкупольных пилона. Они связаны между собой системой арок, несущих нагрузку от верхней части собора. Фасад напоминает петербургские соборы эпохи зрелого классицизма. Внутреннее пространство достаточно освещено и логично организовано с помощью колонн, сводов, полуциркульных ниш. Конструктивный недостаток — сильная концентрация нагрузок на подкупольные пилоны, ослабленные полукруглыми нишами — предполагает незыблемые фундаменты, а при наличии старых фундаментов прочность предложенной конструкции вызывала сомнение.
Проект Стасова поражает своей величественностью и легкостью. План квадратный, со стороной 89,5 м, что равно по длине монферрановскому зданию. Чтобы осуществить проект, пришлось бы увеличить фундамент Монферрана с северной и южной сторон, прибавив по одному пролету. План проекта прост и логичен; конструктивную основу представляют четыре пилона, несущих главный купол, диаметр которого 37,5 м. Это был бы третий в мире купол после купола Флорентийского собора (42,2 м), построенного Ф. Брунеллески, и купола собора св. Петра в Риме (42 м). Подкупольное пространство в проекте доминирует, свет через окна в барабане освещает четыре главных нефа. Стасов изящно и логично расчленил массивные пилоны полуциркульными нишами и круглыми внутренними лестницами. Отростки пилонов, необходимые для устойчивости, архитектор предполагал оформить в виде полуциркульных ниш. С восточной стороны Стасов сделал полукруглую алтарную апсиду — дань древней русской традиции, искусно вкомпоновав ее в восточный восьмиколонный портик. Фасад собора простой и строгий. На чертеже доминирует масса центрального купола.
Внутренний купол кессонирован, мощные полукружия подкупольных арок, карниз коринфского ордера, падуги сообщают интерьеру мощность и воздушность одновременно.
В проекте Стасова явственно ощущается русская традиция, соединенная с архитектурными формами французского классицизма конца XVIII в. В случае воплощения это был бы величественный собор со светлым внутренним пространством, где все полно силы и изящества. Надо отметить, что проект русского пятиглавого собора в формах классицизма Стасов разрабатывал впервые. Его большие соборы — Спасо-Преображенский и Измайловский — появились позднее, в 1826–1835 гг.
В проекте Беретти план собора квадратный, образующий вместе с портиком равноконечный крест. Диаметр главного купола 22 м. Автор уделил много внимания основанию собора: сначала невысокий подиум в форме креста, затем высокий цоколь с монументальными лестницами и только потом стены. Этот проект в архитектурном отношении слабее других проектов, но с конструктивной точки зрения он мог бы решить задачу уменьшения осадки фундаментов, так как высокий подиум, увеличивая толщину фундамента, выравнивает нагрузки на грунт. Это обстоятельство не было отмечено ни современниками, ни последующими исследователями творчества Монферрана. По фасаду это пятиглавый собор, облаченный в ампирные одежды. В отличие от проектов сильных соперников, в проекте у Беретти есть какая-то неорганичность и механистичность в соединении форм и решении пространства.
В проекте Базена план в виде равноконечного креста преобладает над квадратом. Диаметр главного купола 20,2 м. План выглядит крайне нефункционально: центральное пространство, состоящее из пяти одинаковых квадратов, загромождено столбами, не отвечающими характеру распределения нагрузок. Поскольку Базен архитектором не был, то и тектонического осмысления конструктивных элементов у него нет, есть комбинация разных пролетов вокруг центра. На фасаде и в разрезе преобладает вертикальный объем центрального нефа. Конструктивно купол опирается на стены барабана. Мощные гранитные колонны несут только антаблемент, выше которого устроена кольцевая галерея.
О. Монферран. Проект Исаакиевского собора. Фасад, вариант. 1825 г.
В проекте Михайлова 1-го основа внутреннего пространства — равноконечный крест. Пространство вытянуто вверх и растеклось по перпендикулярным нефам, покрытым цилиндрическими сводами. Верхняя колоннада почти без отступа переходит в купол, как в проектах Стасова и Михайлова 2-го.
Несмотря на жесткие условия конкурса, в представленных проектах прослеживалось несколько тенденций: во всех проектах без исключения план был квадратным, а общий абрис собора с портиками приближался к равноконечному кресту; во всех проектах помещение для молящихся имело форму равноконечного креста, а в решении главного купола преобладало стремление к вертикальности, что соответствовало условиям конкурса, так как верхняя колоннада требовала усиления вертикальности.
Рассмотрение проектов производилось на заседании Комиссии 14 июня 1824 г. Конкурсные проекты оценивались по закрытой балльной системе, для исключения субъективных оценок авторам предлагалось ответить на конкретные вопросы, в том числе такие: «чей план в основании обещает больше твердости; чей план удобнее расположен; чей план имеет больше правильности; чей фасад сообразен с правилами архитектуры и изящным вкусом; чей разрез представляет больше твердости» и др.
Большее число голосов собрал проект Михайлова 2-го. Это была пока общая оценка проекта.
Монферран на рассмотрение Комитета своего проекта не представил. Хотя все проекты были рассмотрены и выход из создавшегося положения наметился, конкурс не удался, ибо программа была очень жесткой и многие ее положения взаимно исключали друг друга. Это не побоялся высказать только В. П. Стасов. Его мнение стало известно Александру I, который потребовал объяснений от А. Н. Оленина. Хотя Оленин и был согласен со Стасовым, но прямо поддержать его не смог и выразил свое отношение достаточно осторожно: «Я никак с сим мнением согласиться не могу, а напротив того, мыслю государю императору благоугодно было, полагаясь на знание и искусство наших архитекторов, предложить им по сему уважению хотя и не весьма легкую задачу, но по моему мнению, не вовсе невозможную к исполнению. Сия задача существенно состоит в том, что, сохраняя наружный вид, или так называемый характер фасада по проекту г-на Монферрана, исправить в оном сколько можно будет все его недостатки и погрешности. На сей конец дозволяется всю внутренность и самый план храма по лучшему усмотрению вовсе переменить, а для сокращения издержек заготовленные гранитные колонны в дело употребить на портики, разумеется, в том же размере в вышину, как они в проекте архитектора Монферрана показаны и в какой они в натуре подготовлены…
Впрочем, если бы государю императору и благоугодно было развязать ум и руки господ художников и дозволить им безусловно исправить фасад Исаакиевского собора, ни в чем не придерживаясь проекта г-на Монферрана, только кроме того, чтобы в новом проекте было пять глав, заготовленные в портиках уже гранитные колонны, то я, конечно, согласен с г-ном Стасовым, что на сем основании можно произвесть гораздо превосходнейший проект против тех, в которых будут придерживаться характеру и наружному расположению фасада г-на Монферрана»[25]Там же.
.
Подводя итоги проведенного конкурса, Комитет не принял никакого определенного решения, а постановил представить подготовленные проекты на усмотрение Александра I. Царь, очевидно, понял, что противоречия, заложенные в его программе, неразрешимы, поэтому дальнейших распоряжений не последовало, и в работе Комитета наступил перерыв, длившийся почти три года. Только в феврале 1824 г. появился указ, предполагавший продолжение проектирования, фактически это было началом второго тура конкурса. Содержание программы, предложенной Александром I, почти не изменилось, за исключением небольшой уступки — возможности не придерживаться удлиненного плана собора, как у Монферрана, а заменить его квадратом. Такая форма давала больше свободы, но требовала сноса части уже заложенного фундамента. Последовавшее наконец разрешение убрать восточные пилоны позволяло расширить подкупольное пространство и более правильно конструктивно решить связь барабана с куполом.
Проект внутреннего убранства Исаакиевского собора. Перспектива, вариант
При новом условии проектирования и Монферран выразил желание участвовать в конкурсе на «исправление» собственного проекта. Основываясь на разрешении снести старые пилоны, он представил один из своих прежних вариантов, который предусматривал именно разбор старых пилонов. Но затем, когда 11 февраля 1825 г. Александр I, рассмотрев представленные Комитетом проекты Стасова, Беретти, Базена, братьев Михайловых и Мельникова, отметил проект Михайлова 2-го, Монферран понял, что ему необходимо срочно переработать свой вариант. Он внимательно изучил проект Михайлова 2-го и других членов Комитета, быстро и верно определил положительные и отрицательные стороны их работы и через двадцать пять дней представил новый, более совершенный замысел, в котором учел некоторые идеи Михайлова 2-го и Стасова и предложил собственные удачно найденные решения ряда принципиальных вопросов.
Самый сложный и спорный вопрос прежнего проекта — опора барабана купола на четыре пилона — был разрешен сносом двух старых пилонов и возведением на их месте новых, что позволило надежно установить барабан на четыре опоры.
Внешний облик собора в этом новом варианте Монферрана изменился в сторону большей компактности и завершенности его композиции. Большой купол занял доминирующее положение, а малые, приближенные к центру, превратились в легкие павильоны, резче подчеркнувшие значение большого купола. Прибавление двух восьмиколонных портиков с западной и восточной сторон к двум шестнадцатиколонным — с южной и северной сообщило большую уравновешенность общему объему здания.
Внутреннее пространство собора расширилось за счет того, что западный и восточный пилоны заняли места, точно соответствовавшие барабану купола.
Проект был представлен Александру I на рассмотрение 9 марта 1825 г., а через месяц на проекте Монферрана появилась резолюция: «Царское Село, 8 апреля 1825 г., граф Аракчеев»[26]Утвержденный Александром I в 1825 г. второй вариант проекта собора находится в НТБ ЛИИЖТа, № 1596. Фасад за подписью Монферрана (л. 5). Там же проект 1835 г., № 15 296, л. 19. Конкурсные проекты других архитекторов хранятся в НИМАХ: № А-5436, А-5434, А-5435.
. Это было высочайшее одобрение, после чего противники архитектора, стремившиеся отстранить его от работы, потерпели поражение. Борьба, которую вел Монферран за свой проект, а точнее за право оставаться автором крупнейшего в столице сооружения была, по сути, отстаиванием своих творческих принципов, основанных на тенденциях новейшей европейской архитектуры первой половины XIX века, поэтому она объективно содействовала развитию русской архитектурной мысли.