Виталику опять вспомнилась склока с Верой, произошедшая перед отъездом. Вспомнилось, как в кроватке испуганно зарыдала Ирочка. Его маленький человечек, обреченный изо дня в день слушать громкие ссоры родителей. Вера твердила о Борисове, об уплывающей должности начальника сектора, а Виталик молча собирал рюкзак и без слов, одной резкостью движений, просил ее замолчать. Еще утром он надеялся проститься иначе. Чтобы хотя бы перед дорогой увидеть в ее потухающем взоре не возмущение, а огонек прежней любви.

Поездка – дело решенное, и он знал, что не помогут ни мольбы, ни проклятия. Он чувствовал, как столь желаемый пост начальника сектора становится все более призрачным, как материализуется на нем тучная фигура Степана Митрофановича, и за толстыми роговыми очками мерзавца победно блестят хитрые глазенки. Чувствовал, но ничего не хотел с этим делать. Не хотел отказываться от отпуска и целыми днями сидеть в бюро, пока институтские друзья штурмуют хибинские перевалы. Хотя, может быть, стоило наступить на горло праздному отдыху и немного поработать, как говорила Вера?

К черту такие мысли. Переведется в другой сектор, если Борисова над ним поставят, не расклеится. Лучше так, чем юлить, просить, унижаться перед кем–то.

Вера хотела, чтобы он замолвил за себя словечко перед Гариным, но Виталик так и не смог найти удобного момента. Ему так неловко было даже заикаться на больную для него тему. Он так не хотел, чтобы интеллигентный Гарин подумал, будто их игра в преферанс, каждую субботу на их квартире, всего лишь политика. И потому вовсю делал вид, что неинтересна ему судьба освобождающейся должности. Что его и так все устраивает. Лишь кривил презрительно губы, когда слышал, как суетится менее принципиальный Борисов.

Виталик тяжело вздохнул. Ему очень не хотелось возвращаться в мир, ожидающий его за пределами поезда Мурманск – Москва. Как было бы славно вечно ехать так, как сейчас. Сидеть у окна, подперев голову, смотреть на пустой полустанок и одним ухом слушать комментарии играющих в «Кинга» приятелей. И никаких Борисовых, никаких Гариных, никаких Вер…

Интересно, как бы он поступил, если бы не Ирочка? Не остался бы там, в прекрасном горном краю? Ведь все было бы много проще! Нашел бы работенку в Кировске или Апатитах. Погрузился бы в новый мир, в новые мысли. Жил бы в общежитии, пока не подойдет очередь на квартиру. Хорошо было бы.

Виталик даже скривился от презрения к самому себе. Какой же он, оказывается, слабак! Ведь даже думать об этом нечестно!

От плохих мыслей его оторвал пронзительный женский визг. И река размышлений резко пересохла. Кричали на улице, где–то на сонном полустанке, и этот далекий, но такой острый, такой раздирающий вопль заставил Виталика покрыться холодным потом. Истошный, пропитанный животным ужасом крик не мог принадлежать простому человеку. Но Виталик знал, что на этот раз он ошибается. Его моментально охватило тревожное чувство «на грани». Когда мир застывает, балансируя, и грозит рухнуть, но ты еще не знаешь, в какую сторону.

Окно в купе не открывалось, и потому он прижался к стеклу, чтобы хоть как–то разглядеть пустой перрон. Стоянка не обещалась быть долгой, и потому проводники никого не выпускали из вагонов, а местным жителям, судя по всему, до проезжающих дела не было. Мертвая тишина вокзала пугала даже больше утихшего вопля.

Кричащую женщину он так и не увидел.

– Надо бы сходить, посмотреть. Может, помощь какая нужна? – Сева положил карты на столик и с решительным видом поднялся.

– Все равно не выпустят, – немного торопливо возразил ему Стас, а затем неловко поправил очки. Оба приятеля с ожиданием посмотрели на Колю–Атоса. Тот сделал вид, будто не заметил их внимания. Роль неформального лидера тяготила его еще с института. Но друзья до сих пор перекладывали необходимость принимать решения на его широкие плечи.

– Коля? – наконец промолвил Стас и опять поправил очки.

Атос поиграл желваками и обреченно спросил:

– Что?

– Что будем делать, Коля?!

– Ну откуда я знаю, Стасик? – возмущенно ответил Атос. – По–хорошему, конечно, надо бы выйти, посмотреть, что мы можем сделать. Но…

На улице грохнул выстрел. Резкий в тишине вечернего полустанка, и тяжелый, словно последний гвоздь в крышку гроба.

– А вот это уже плохо, – изменился лицом Атос. Неведомый стрелок вдруг разразился лихорадочной чередой выстрелов, а затем так же неожиданно умолк.

Виталик растерянно посмотрел на друзей. Поезд стоял уже много больше положенных двух минут стоянки. Или…

– А что за станция?

– Подпорожье, – немедленно ответил Стас. Он, как и Виталик, пытался разглядеть что–то на улице, но также безрезультатно.

– Так ведь две минуты должны были стоять! – зачем–то возмутился Виталик. В коридоре стукнула дверь, раздался резкий кашель. Вагон из Мурманска шел почти пустой. Лишь в дальнем купе, у туалета, ехала пожилая пара, в центре расположились трое охотников, да по соседству тихо пили водку «откинувшиеся» из безымянной карельской зоны.

Сева, ободренный звуком, хмыкнул:

– Я все–таки схожу, гляну.

– Я с тобой, – очнулся Атос. Выстрелы встревожили его не на шутку. Виталик и сам хотел подняться следом за друзьями, но ему казалось, что отойди он хоть на секунду от окна – и пропустит самое интересное. То, что потом, может быть, спасет ему жизнь.

Дверь распахнулась еще до того, как Коля успел ее открыть. На пороге оказался один из «зэков».

– Слышали? – утробно прогудел он. От него ощутимо пахнуло перегаром.

– Слышали. Вы позволите? – решительно, но вежливо оттеснил его Сева. Атос вышел следом, смерив «зэка» презрительным взглядом.

– Молодой еще, – заметил это мужик и хрипло откашлялся. – Судить пусть судья судит, понял, фраерок?

Атос побледнел от гнева, но ответить не успел. Из своей каморки выскочила растрепанная проводница:

– Нельзя!

Зина Пантелеева, милая девушка, недавно из института, здесь на практике. Виталик уже успел пообщаться с ней, и, как ему показалось, между ними даже зародилась некая симпатия. Сейчас она испуганно преградила путь Атосу и Севе: – Приказ начальника поезда!

С платформы вновь раздался чей–то крик, а Виталик увидел, как на перрон выскочил молодой парень. Движения его были резкими, мечущимися, будто он до сих пор не мог определиться, куда же бежать дальше. А еще он как–то странно держал голову, словно принюхивался.

– Почему стоим? – спросил Зиночку Атос.

Ответ девушки заглушил еще один выстрел, и Виталик испуганно выругался. Бегущий по перрону парень нелепо подпрыгнул и рухнул на мокрый асфальт, но в следующий миг вновь вскочил и бросился к поезду. На платформе показались двое милиционеров, и Виталик был уверен, что стрелял один из них. Сумрак прорезал свисток, а затем откуда–то из глубины поселка вновь послышался истошный вопль. Появление милиции мигом успокоило Виталика, это ведь сразу снимало с него ответственность за происходящее. Теперь можно наблюдать со спокойной совестью, теперь можно не разбираться в ситуации. Ведь это их работа, верно?

Грохнула дверь одного из купе. Зашумел столкнувшийся с кем–то «зэк», но мигом притих.

– Там милиция, – радостно крикнул друзьям Виталик. – Кого–то задерживают!

Он старался не обращать внимания на то, что один из милиционеров локтем отирал свое окровавленное лицо.

– Так, ребятки, – в купе к ним заглянул огромный бородатый охотник. – Запритесь. В коридор не выходите!

– Да, конечно, – поспешил заверить его Стас, а великан отправился за Атосом и Севой.

Второй милиционер что–то кричал раненому товарищу, но тот лишь осоловело мотал головой и ощутимо терял силы. Вот он пошатнулся, присел на корточки, а затем неловко повалился на бок. Его напарник растерянно склонился над ним. Виталик вдруг понял, как же молод этот милиционер. Ему ведь и тридцати нет!

На перрон стали подниматься люди. Много людей. Десятки, сотни. Еще несколько минут назад платформа пустовала, и тут на серое полотно хлынул бурлящий поток. Человеческая масса покатилась к милиционерам. Патрульный обернулся к ней, испуганно вскинул руку с пистолетом. Рявкнул выстрел, второй.

– Петрович, гони их всех на х…й по ячейкам! – завопили откуда–то в коридоре. – И возьми ружье!

Виталику стало плохо. Толпа стремительно накатилась на милиционеров и за несколько секунд разорвала их на куски. Странные люди на время успокоились, жадно… заглатывая?!.. окровавленные ошметки.

– Они их… Они… – не веря произнес Виталик. Его затошнило, и он бросился прочь. У «титана» путь ему преградила проводница.

– В туалет! – сдавленно промычал он. И тут его вырвало.

– Пусти его! – прорычал великан. Оказывается, он стоял тут же и в огромных волосатых ручищах держал ружье. – А то тут все заблюет.

– Ты как, Виталик? – рядом оказался заботливый Атос.

– Идите в купе! Все в купе! – приказал Петрович. – Зиночка, – обратился он к проводнице. – Пусти его!

– Нет! Стойте! – завопил откуда–то Стас. – Они к нам лезут!

В этот момент распахнулась дверь туалета. На пороге с хрипом появился окровавленный мужчина в грязном ватнике железнодорожника. Время для Виталика словно остановилось, решив щедро поделиться с ним омерзительным зрелищем и дать шанс внимательнее осмотреть нежданного гостя. Виталик не мог оторвать взгляда от его зияющих чернотой глаз, лишь подсознанием отметив недостающее правое ухо и неестественно вывернутую шею. Миг «железнодорожник» стоял неподвижно, а затем хрюкнул и неуклюже рванулся к людям. Атос едва успел оттолкнуть с его дороги Зину, и мертвец бросился на Виталика. В наивной попытке защититься тот выставил перед собой руки.

– Назад! – взвыл Петрович, вскинул ружье, но успел выстрелить, только когда зубы «железнодорожника» вонзились Виталику в левое предплечье. От боли тот едва не потерял сознание, но удержался, опасно балансируя на грани реальности. Мир неожиданно окутался туманом, и он как со стороны наблюдал за тем, как падает на пол, как его подхватывает Атос и оттаскивает назад в коридор. Как басом орет охотник Петрович, а отброшенный выстрелом мертвец пытается встать, не обращая внимания на жуткую дыру в груди.

Второй выстрел успокоил «железнодорожника» окончательно. Бородач тем временем ринулся к двери в туалет.

Виталика занесли в купе, и Атос сразу же скинул один из рюкзаков с верхней полки. Коля заведовал и аптечкой. Он всем заведовал. Виталик отстраненно наблюдал за действиями товарища, все еще не веря в происходящее. Это был мертвый человек. Его укусил мертвый человек! Так ведь не бывает. Такого не может быть! Он скосил глаза на кровоточащую рану. Останется шрам, как пить дать останется шрам. Что он скажет Вере?

– Терпи, Виталик, – сдавленно бормотал над ухом бледный Сева.

– Хлопчики, топор есть? – заглянул в купе Петрович. – Возьмите, если есть. Как там парнишка ваш?

– Живой, но плохо, – ответил Атос. Каждое его движение казалось Виталику тщательно выверенным, единственно верным.

– Туалеты заперли, там в одном было окно открыто, – зачем–то сказал охотник.

Виталик вдруг страшно захотел домой. Пусть Вера ругается сколько угодно, пусть пилит его. Он же так ее любит. Ее и Ирочку. Особенно Ирочку. И Веру. Любит. Точно. А все остальное лишь сон. Этого ведь не может быть, чтобы мертвый человек кусался, так ведь? В детстве ему ведь и не такие кошмары снились. Ему просто надо проснуться. Проснуться и сказать Вере, что он ее любит.

А потом обнять Ирочку.

– Терпи, – сказал Атос. Что терпеть? Зачем терпеть?

Руку как обожгло пламенем – Коля выплеснул на нее походный спирт.

– Терпи, – повторил он.

Мир хрипел, бубнил, кружился вокруг Виталика, и сквозь звенящий хаос еле проскальзывали голоса друзей.

– Господи, сколько же их, – послышался завороженный голос Стаса. Виталик, словно взбодренный этим, попытался встать, но его тут же прижал к койке Атос:

– Лежи!

– Я… не могу. Сесть! Дай сесть! – принялся вырываться Виталик, и Коля неожиданно уступил.

В руке горячими ударами пульсировала боль. Он измученно привалился к стенке и выглянул в окно. Атос сосредоточенно делал перевязку, а Виталик не мог оторвать взгляда от переминающихся у поезда окровавленных людей. Ему даже показалось, что он видит уже знакомых ему милиционеров. Глядя в пустые, искаженные смертью лица мертвецов, Виталик почувствовал, как его накрыло отчаяние.

– Черт возьми, что это?! – спросил он.

Ему не ответили. Как сквозь дымку он слышал утробный вой с улицы, далекие одинокие крики то ли живых, то ли уже мертвых людей.

В коридоре послышалась возня и сдавленная ругань.

– Пошел в купе! – рявкнул Петрович. – И не высовывайся оттуда, бандюга.

– Нам надо в шестой вагон, – упрямо и значительно тише просипел голос знакомого «зэка».

– В купе, баран! – поддержал охотника один из его товарищей.

– Вы не видите, что на улице творится? – продолжил громыхать Петрович. – Если у них будет хоть одна лазейка – нам всем конец! А если они уже пробрались в поезд?

Атос вдруг изменился лицом и выскочил в коридор.

– Прекратите немедленно! Нам нужно… – начал было он.

Виталик не увидел, как это произошло. Только что разгневанный Коля пытался образумить спорщиков, и вот у его шеи оказался длинный и тонкий нож. «Зэк» схватил Атоса и заставил его покорно следовать за ним.

– Открой дверь! – приказал он Петровичу.

– Не дури! – опешил тот. – Не бери грех на душу!

– Открой дверь. – Виталик с оттенком восхищения отметил, как удивительно звучал голос преступника. Уверенно, спокойно и почти с душевной теплотой.

– У вас свои дорожки, фраерочки, а нам другая дорога назначена, – хмыкнул «зэк». За ним появились два его товарища, один другого краше. – Подельнички наши в шестом едут. Люди с головой, с руками. К ним пойдем. Негоже нам ссориться, правда ведь, ребятки? Мы же просто к товарищам идем, и ничего такого. Верно ведь?

Его приятели согласно закивали.

Виталику показалось, будто они оправдываются перед охотниками за свой поступок. В раненой руке стрельнуло, и на лбу тут же выступила болезненная испарина.

Как ни странно, «зэки» не тронули Атоса и отпустили его, едва открылась дверь в тамбур. Петрович запер ее сразу же после того, как вагон покинул последний из бандитов. Коля на деревянных ногах вернулся в купе и с отсутствующим выражением лица сел рядом со Стасом.

– Ты как? – спросил его Сева. Атос дернулся, перевел на него непонимающий взгляд, а затем уставился на перрон. Несколько секунд он смотрел на окровавленную толпу и вдруг взорвался:

– Да закройте вы окно! Закройте к чертовой матери! Неужели самим не противно?!

Стас послушно и с нескрываемым облегчением опустил шторку. Зрелище за окном было не из приятных.

– Ну что, хлопцы, – в купе заглянул Петрович. – Дела, как видите, совсем неважные. Попомните мои слова – тут наверняка американцы замешаны. И наша задача, как мне видится, продержаться до подхода наших! Оружие у вас есть какое–нибудь?

Оружия не было. Откуда оно у простых туристов? Лыжные палки в связке, на верхней полке, один топор и два перочинных ножа – вот и все их «вооружение». Новость охотника расстроила, но ненадолго. Бородатый Петрович своим видом почему–то успокаивал Виталика. Он напоминал ему Малютку Джона из книги про Шервудский лес. Все тот же добродушный великан, вот только в руках не сучковатая дубинка, а двуствольное ружье.

Петрович говорил так уверенно, так убедительно, что, несмотря на жуткие звуки за пределами вагона, все успокоились. Из дальнего купе к ним присоединилась пожилая пара из Ленинграда. Он – ведущий инженер с завода «Арсенал», и она – заведующая библиотекой где–то на Охте. Милые, тихие, воспитанные люди. Настоящие ленинградцы.

Рука беспокоила Виталика все больше, да и Атос при перевязке занервничал, но сдержался и ничего не сказал. Хотя слова были бы лишними: одного взгляда на распухшую руку было достаточно. Проклятый мертвец занес в кровь какую–то заразу, и Виталику совершенно точно нужно было к врачу. Но пока что он мог нормально двигаться и даже держать в правой руке лыжную палку, для самообороны.

Несколько часов они просидели в ожидании помощи, но шум за пределами вагона не утихал. Мертвецы по–прежнему скреблись снаружи. В коридоре, сменяясь, несли вахту охотники, и к ночи Атос выпросил у них разрешение постеречь запертые двери. Это было хорошее решение, правильное. Несмотря на то, что за все время к ним ни разу не постучались другие пассажиры. Может быть, потому что их вагон был хвостовым, и искать у них было нечего? Иначе непонятно, почему к ним никто не пришел. А что, если все спаслись, и они остались последние в брошенном поезде?

Эта мысль показалась Виталику очень неприятной, и он торопливо ее отбросил. Боль в руке стала еще более нестерпимой, расползаясь по телу острыми уколами. Наверное, чтобы хоть как–то отвлечься, он и напросился постоять на вахте вместе с Атосом. Хотя основной причиной было страшное и тихое бормотание Стаса. Тот сидел в углу, у окна, покачивался из стороны в сторону и неустанно что–то шептал.

Конечно же, все произошло именно в их смену. Виталику вечно «везло» на события. Он уже начал было клевать носом, как вдруг в монотонный хрип мертвецов и равномерные хлопки по обшивке вмешались новые звуки. Глухие крики ужаса откуда–то из головы состава. Почти сразу после этого на платформе раздался торжествующий рык.

Стены поезда казались несокрушимой преградой, хранившей их от внешнего ужаса, и потому Виталика очень больно обожгло осознание их уязвимости. Ему таких усилий стоило успокоиться и забыть о мертвецах по ту сторону вагона. Он почти привык к ним, и произошедшая перемена мигом выдернула из него стержень. Больше всего на свете сейчас он хотел домой, к Вере. Прежняя жизнь казалась ему теперь такой счастливой, светлой.

– Они в поезде, – побледнел Атос и перехватил поудобнее ружье Петровича. Виталику стало так обидно. Вот почему так? Почему?!

В какофонию ужаса вмешались ноты боли. В вагонах началась бойня, и Виталик тихо заскулил, не отрывая взгляда от двери.

– Они идут к нам, – то ли спросил, то ли констатировал он. Атос облизнул губы, но не ответил. В коридоре появился Стас, уставился на товарищей. Очки он оставил в купе, и Виталик сначала не признал его. Бледный, с маленькими, противными глазками. Неужели это и есть Стас?

– Слышали? – дрожащим голосом спросил тот, и, не дождавшись ответа, добавил:

– А Сева спит… Вот ведь жлоб, да?

В дверь ударили. Один раз, тяжело, словно с разбегу. Виталику показалось, будто у него остановилось сердце. Он даже дышать перестал, вслушиваясь. После одинокого удара на обшивку двери обрушилась лавина кулаков:

– Открывай! Открывай!

Голос «зэка» изменился, в нем больше не было хищных, сильных ноток. Это был визг испуганного животного.

– Ребятки! Помогите! Они идут! – противно кричал бандит, а ему вторил испуганный рев напирающей толпы. Дверь содрогалась от могучих ударов. На шум выскочили охотники, проснулся Сева, выглянул Иван Николаевич.

– Чего ты ждешь, Коля?! – оправился от шока Стас. – Господи, да открой им!

Атос опустил взгляд и коротко покачал головой. Сейчас Виталик был ему благодарен за взятую ответственность. За воплями людей уже слышался глухой рык, и если сейчас открыть дверь, то вместе со спасающимися людьми сюда проникнут и мертвецы. И тогда погибнут все.

– Молодой человек, – Иван Николаевич неожиданно принял сторону Стаса. – Они же погибнут.

Он с укоризной смотрел на Атоса.

– Открой, падла! Открой! Пасть порву, гнида! Сученыш! Открой дверь! – завизжал вдруг «зэк».

– Пожалуйста, откройте! Пожалуйста! – вмешался женский голос. Заплакал ребенок. Послышалась мужская ругань, а затем все накрыл рев ужаса. Удары в дверь стали сильнее, чаще.

– Откроем – погибнем, – наконец произнес Атос, и Виталику показалось, будто он едва уловимо улыбнулся и тронул шею.

– Но там ведь дети! – задохнулся от возмущения Стас. – Мы обязаны! Мы же не животные!

– Я сказал – нет! – Коля неожиданно навел на приятеля ружье. – Откроем – погибнем!

Через пару минут тамбур за дверью превратился в ад. Виталик заткнул уши, зажмурился и вслух молился о том, чтобы все это поскорее закончилось. Он не мог больше слушать крики погибающих за стенкой людей, он не хотел их слушать. Он вообще ничего не хотел, кроме того, чтобы все прекратилось. Молча ушел в купе Иван Николаевич. Неуклюже закрылись у себя охотники. Никто не хотел смотреть в глаза случайным свидетелям задверной резни.

Сквозь щель между дверью и полом в коридор медленно потекла кровь. Мертвецы быстро расправились с беглецами, и агонизирующий стук очень быстро сменился метрономом хлопков и монотонным то ли хрипом, то ли стоном.

– Мы бы погибли, если бы открыли! – опять сказал Атос. Он ни на кого не смотрел, но Виталик знал, что его слова адресовались Стасу. Но тот молча развернулся и вернулся в купе.

– Стас, – жалобно окликнул его Коля.

– Это отмщение. Отмщение за грехи наши! – вдруг крикнул тот. – Очищение!

– Брось топор! – взвыл оттуда Сева, и тут же зазвенело разбитое стекло. Мертвецы под окном победно взвыли.

– Очищение! – продолжал кричать Стас. Виталик даже не попытался заглянуть в купе, подхватив палку, он бросился прочь по коридору. В этот момент он забыл даже про искалеченную руку. И с именем Веры на губах заперся в одном из пустующих купе.

Закрыв голову руками, он забился в угол и, покачиваясь, неустанно повторял имена дочки и далекой, но такой любимой жены. В них он находил успокоение, в них находил последнюю защиту перед ордой мертвецов.

Он слышал выстрелы, слышал проклятья, слышал крики друзей и отчаянно бормотал свою мантру, мечтая о том, когда все прекратится. Вскоре шум сражения действительно затих, а спустя несколько долгих минут в его дверь раздался ритмичный стук, сопровождаемый утробным мычанием.

Виталик заплакал.

– Есть кто живой? – отчаянно закричала откуда–то Зиночка. – Есть кто живой?

Ей ответил рык мертвецов.

– Я заперлась в купе! Господи, сколько крови!

Виталик молчал. Он баюкал опухшую руку и проклинал тот день, когда решил поехать с друзьями в горы.

– Кто–нибудь, ответьте! – завизжала проводница.

– Вера–вера–варе, – тихо бормотал Виталик. – Варе… вар…ер… вер….Ир… ррр….

Его сознание неотвратимо заволакивал туман. Боль в руке чуть утихла, но почему–то по всему телу расползлось онемение. Будто он умудрился отлежать все сразу. И ноги, и руки, и даже голову. Но отчего–то было так хорошо, так спокойно. Так тепло.

Виталик чувствовал, как теряет себя, и потому ни на миг не прекращал повторять имена. Он держался за них, как утопающий, не замечая, как весь окружающий мир сужается до заветных семи букв.

– Вер…ааа…Ир…ааа, – повторял он, не обращая внимания на стук автоматных очередей где–то там, за пределами его темного паровозного мира.

– Вер…ааа…Ир…ааа, – мычал он, когда солдаты ломали дверь в его купе, а кто–то кричал:

– Тут еще один живой! Ранен! «Скорую»!

– Вер… – в горячке бредил он, пока под присмотром двух врачей трясся в машине «скорой помощи». Как сквозь дымку Виталик слышал далекий, будто из космоса, приговор:

– Заражение. Довезти бы до больницы.

– Ира… – сказал он, когда открыл глаза под ножом патологоанатома.

Очень хотелось есть.