VII Международный съезд славистов

Доклады

АКАДЕМИЯ НАУК БССР

БЕЛОРУССКИЙ КОМИТЕТ СЛАВИСТОВ

В. Н. ЧЕКМАН

ИЗДАТЕЛЬСТВО «НАУКА И ТЕХНИКА»

Минск 1973

Естественно предполагать, что фонетические изменения, вызываемые внутренними причинами, происходят в определенных фонологических подсистемах и охватывают звуки с определенными артикуляционно-акустическими характеристиками. На этом же основании можно решать и обратную задачу — по наблюдаемым изменениям восстанавливать некоторые характеристики звуков и особенности строения фонологических систем того времени, когда данные изменения происходили. Имея в виду этот аспект диахронических исследований, предлагалось говорить о диагностирующих изменениях или, в общем, о принципе отражения при реконструкции фонологических систем.

При таком подходе становится очевидным важность типологических данных для сравнительно-исторических реконструкций. Выяснив на материале современных говоров фонетические и фонологические условия какого-либо изменения, мы можем рассматривать его как диагностирующее для прошлых состояний. Типология должна также подтвердить реальность выявленных закономерностей и определить тем самым возможную глубину, объем и доказательность «диагноза» по данному изменению. Вообще типологический анализ может рассматриваться в качестве лингвистического эксперимента по определению эвристической (содержательной) ценности фонетических и фонологических реконструкций. Диахронисты когда-либо получат в свое распоряжение каталоги современных фонологических систем, звуков, их представляющих, а также изменений, в них происходящих, и типологический анализ станет органической частью сравнительно-исторического метода не только в декларациях лингвистов. Но в настоящее время исследование частных вопросов праславянской фонетики оказалось невозможным без экскурсов в область типологии, что и обусловило специфику как построения, так и содержания данного доклада.

 

I. Первая «палатализация» задненебных в праславянском

В научной литературе неоднократно и подчас очень остро выдвигалось требование различать два вида мягких согласных — палатализованные и палатальные (средненебно-среднеязычные). При этом не всегда учитывалось, что существенной является не только фонетическая разница между ними, но и то, что каждый из этих видов согласных предполагает наличие определенной фонологической организации, подсистемы, в рамках которой мягкие представляют соответствующие фонемы. Так, палатальные звуки, как правило, реализуют фонемы палатального ряда, аналогичного лабиальному, дентальному и гуттуральному, а палатализованные звуки — фонемы, образующие тембровую корреляцию. Палатальные фонемы соотносятся или с фонемами какого-либо одного ряда или вообще не имеют определенных соответствий; тембровая корреляция возникает тогда, когда парными по твердости-мягкости становятся представители по крайней мере двух локальных рядов. Устойчивой она будет в том случае, если коррелятивные пары, ее составляющие, будут иметь общую позицию нейтрализации.

При изучении истории мягких согласных установление характера мягкости (палатальности или палатализованности) является совершенно необходимым, поскольку, как следует из сказанного выше, это позволяет реконструировать систему, в которой они функционируют, а также некоторые особенности строения и дистрибуции фонем, допускаемых данной системой.

Как известно, палатализованные согласные — это лабиальные, дентальные или гуттуральные звуки, имеющие дополнительную тембровую окраску (аналогичную лабиализованности, глоттализованности и т. д.), обусловленную активностью средней части языка, которая при их артикуляции несколько приближается к твердому небу. Палатализованность у согласных разных рядов реализуется по-разному, однако, приобретая ее, согласные не изменяют ни места, ни способа образования. Так, палатализацией является изменение типа k, g, x>​kʼ, gʼ, xʼ или č, š, ǯ>​čʼ, šʼ, ǯʼ. Считать же безоговорочно палатализацией праславянский переход *k, *g, *x>​*č, *ǯ, *š (известный как «первая палатализация задненебных») нельзя — эти согласные в результате «смягчения» изменили не только место, но и способ образования.

Современные славянские языки представляют немало прямых и косвенных доказательств исконной мягкости č, ž, š<​*k, *g, *x. Незачем перечислять общеизвестные факты; укажем только, к примеру, на мягкость всех шибилянтов в западнополесских, северо-западных волынских, в словацких и некоторых сербскохорватских говорах. Во всех случаях мягкие č, ž, š произносятся с участием кончика языка и место их образования не совпадает с местом образования палатальных типа польск. ć, dź, š, ź, серб. ћ, ђ. Таким образом, праслав. *k, *g, *x по первой «палатализации» дали в конечном итоге палатализованные čʼ, žʼ, šʼ (которые отвердели во многих славянских говорах). Возникают вопросы: почему именно праслав. *k, *g, *x смягчились перед гласными переднего ряда и почему это позиционное смягчение привело к изменению их места и способа образования?

Известно много случаев, когда задненебные трансформируются перед гласными переднего ряда: это происходит в самых различных языках и в разные исторические периоды, но пока невозможно установить закономерность возникновения таких процессов. Можно предполагать, что это явление непредсказуемо, а причина его кроется в артикуляционных свойствах самих задненебных. Что касается второго вопроса, то здесь перспективы поиска закономерностей кажутся более обнадеживающими, как показывает рассмотрение следующих случаев.

В словенском говоре с. Селе (на Рожу) перед гласными переднего ряда смягчились только заднеязычные k, g, x, которые изменились затем в č, j, š: čísu<​*kyselъ, čę́bər<​*käfer, čípit<​*kypěti, i̯ę́ra<​*Gertrud, šítər<​*xytro и под. В другом словенском говоре перед e смягчилось одно только g, и в результате — палатация g>​j: *noge>*noje>noę.

В некоторых сербскохорватских говорах перед и смягчаются л, н; позиционная мягкость л, н приводит к образованию палатальных љ, њ, ср., напр., екавско-славонские мољи̏т, звоњи̏т, посавско-икавские вељи̏ка, фаљи̏ла, проми́њит.

На территории восточночерногорского диалекта кое-где л смягчается перед любым и; в результате происходит палатация: мољи̏т — мољи̏м, вољи̏м, кољи̏к, ве̏љикӣ и под. В новопазарско-сйеничких говорах это общее явление: кољи̏ба, љи̏зада, дољи̏на, посо̏љи.

Можно привести еще ряд аналогичных примеров из других языков (напр., романских), которые не менее убедительно покажут, что позиционное смягчение только согласных, принадлежащих к одному локальному ряду, приводит к их палатации, т. е. к возникновению палатальных согласных.

Исключения из этого правила очень редки. Нам известен только один случай позиционного смягчения t, d перед i, e в кайкавском беднянском говоре, при котором не происходит палатации: sodʼȉt, smudʼeȋl.

Палатации обычно не происходит, если позиционное смягчение одновременно получают согласные разных локальных рядов. Так, по наблюдениям Бодуэна де Куртенэ, резьянские p, b, v, m, s, k перед i, ě (а в говоре в. Нива иногда и перед ö, ü) «переходно смягчаются, причем они мягки не в такой степени, в какой, например, великорусские согласные»: pʼîše, bʼêli, vʼidet, mʼîr, sʼîrak, kʼiro, pʼü̂sti, sʼü̂ho; иногда эти же согласные смягчаются перед ј. Характерно, что этим говорам известен и палатальный согласный ń. В сремском говоре при наличии палатальных фонем љ, њ, ћ, ђ «гласный /и/ может кое-где смягчать в некоторой степени предшествующий согласный: па̏зʼио, на̀ колʼи, ско̏лʼима, лʼи̏ваде, мѐтулʼи, се̏клʼи, блʼи́зу, мʼи̑ле, нʼи́су, па̀сʼира». Может быть, характернейшими примерами такого рода являются новогреческий литературный язык, где l, n, m и k, g, x имеют позиционную мягкость перед j из неударного i перед гласным (lʼjazo, mʼjana, nʼjata, kʼjali и т. д.), и татарский, «где каждый согласный (кроме r) имеет палатализованный и непалатализованный варианты, которые не являются фонемами», поскольку они выступают только перед передними, а другие — перед задними гласными (палатальных в татарском нет).

С исторической точки зрения эти состояния следует признать неустойчивыми: палатализованность закрепляется в языке, если она является признаком фонем и формирует тембровую корреляцию. В противном случае позиционная палатализованность или утрачивается полностью, или приводит к палатации части звуков. Следует учитывать и то, что наличие позиционной мягкости у представителей разных локальных рядов создает потенциальную возможность для формирования тембровой корреляции. Если эта возможность существует достаточно длительное время, то палатализованность может стать фонемным признаком. Такой редкий путь развития осуществился, например, в черновршском словенском говоре, где «консонанты развили палатальную корреляцию (тембровую корреляцию — В. Ч.), и она нового происхождения, а не праславянское наследство». Об этом очень скупо говорит И. Томинец, исследовавший данный говор: «Палатальный тембр (značaj) согласных перед палатальным гласным… хорошо слышен. В связи с этим различие облика различных слов хорошо осуществляется конечными согласными, напр., strȋc — но pl. strȋcʼ, xlȗət — xluətʼ, tnȃł — na tmȏl».

Для правильного истолкования результатов первой праславянской палатализации и реконструкции особенностей строения той системы фонем, в которой она произошла, необходимо также рассмотреть вопрос о возможностях сосуществования в языке палатализованных и палатальных звуков.

Известные нам типологические данные позволяют утверждать, что, во-первых, обе разновидности этих звуков могут сосуществовать, если и те и другие представляют отдельно палатализованные и палатальные фонемы. Например, в некоторых говорах Молдовы и Молдавии палатализованный nʼ образует пару n—nʼ наряду с другими фонологическими противопоставлениями «палатализованный — непалатализованный» типа p — pʼ, b — bʼ, m — mʼ, v — vʼ, t—tʼ, d—dʼ. Вместе с тем здесь существует палатальный ряд [ń], [ĺ], представленный палатальными звуками ń, ĺ. Эта редчайшая ситуация представлена единственным случаем. Мы склонны думать, что она возникла вследствие междиалектного взаимодействия и не является результатом внутреннего развития языка.

Во-вторых, палатализованные и палатальные звуки сосуществуют, если все они представляют палатализованные фонемы. Иначе, если в данном языке имеется тембровая корреляция палатализованных — непалатализованных фонем, то часть представителей этой корреляции может реализоваться палатальными звуками, а часть — палатализованными. Например, фонемы [pʼ], [bʼ], [vʼ], [fʼ], [mʼ] в польском представлены соответствующими палатализованными звуками, а фонемы [tʼ], [dʼ], [sʼ], [zʼ], [nʼ] — палатальными звуками ć, ʒ́, ś, ź, ń. Аналогичная ситуация наблюдается в белорусском, некоторых украинских и русских говорах, а также в нижне‑ и верхнелужицких, болгарских и румынских.

Наконец, палатальные и палатализованные звуки сосуществуют в тех диалектах, где палатальные представляют отдельные фонемы, а палатализованные являются позиционными вариантами твердых фонем. Это наблюдается в упомянутых ранее кайкавском беднянском говоре, в резьянских говорах, описанных Бодуэном, а также в сремском сербском.

Обобщая приведенные данные, можно утверждать, что палатализованные и палатальные звуки сосуществуют в языке только в том случае, если хотя бы одна разновидность из них представляет самостоятельные фонемы; наоборот, не может быть такой ситуации, чтобы и палатальные, и палатализованные звуки представляли бы собой только позиционные варианты твердых фонем. Все эти наблюдения необходимо иметь в виду, анализируя результаты первой «палатализации».

Как уже говорилось, праславянское изменение задненебных перед *ī̆, *ē̆ нельзя назвать палатализацией исходя из самых общих соображений. Теперь мы установили, что позиционное смягчение части согласных языка, принадлежащих к одному локальному ряду, приводит к палатации. Это дает основание думать, что палатализованные čʼ, žʼ, šʼ, известные в современных славянских языках и говорах, не являются непосредственными рефлексами задненебных перед *ī̆, *ē̆, но им обязательно должна была предшествовать стадия палатальных согласных. Данное праславянское изменение следует, видимо, трактовать как первую палатацию задненебных *k, *g, *x>​*ḱ, *ǵ, *x́, поскольку именно возникновение мягких палатальных является сущностью этого процесса.

К такому же заключению приводит и чисто фонетический анализ результатов смягчения задненебных. Палатализованные čʼ, žʼ, šʼ не могут возникнуть непосредственно из палатализованных же *kʼ, *gʼ, *xʼ, так как последние являются заднеязычными, а первые — переднесреднеязычными звуками. Естественный и необходимый этап превращения k, g, x в čʼ, žʼ, šʼ — это этап палатальных, т. е. среднеязычно-средненебных звуков типа чеш. t́, d́, венг. ty, dy, лат. k, g, зап.-укр. ќ, ѓ (напр., ќісто, ѓіўка) и под. Учитывая сказанное, считаем, что тезис о наличии в праславянском первой палатации задненебных может считаться доказанным. Причины ассибиляции праславянских палатальных *ḱ, *ǵ, *x́ будут проанализированы в следующем разделе.

В связи с тем что изменение *k, *g, *x перед *ī̆, *ē̆ является позиционно ограниченным, то возникшие в результате его палатальные согласные должны были некоторое время (до йотации задненебных) быть позиционными вариантами твердых фонем *k, *g, *x. В таком случае исключается возможность того, что губные и зубные согласные имели позиционное смягчение перед гласными переднего ряда в то время, поскольку это противоречило бы типологическим фактам, которые мы рассмотрели ранее. Действительно, если бы, например, зубные получили позиционную мягкость одновременно с заднеязычными, то они могли бы быть только палатализованными, поскольку следов их палатации в праславянском не имеется. Но при наличии зубных палатализованных вряд ли могла произойти палатация заднеязычных таким образом, чтобы зубные палатализованные не разделили их судьбу, хотя бы в редких случаях, спорадически. Таким образом, опираясь на наши знания об условиях и причинах позиционных палатаций, можно доказать, что во время первой палатации задненебных позиционной мягкости (палатализованности) губных и зубных согласных в праславянском не существовало.

 

II. Праславянская йотация

Йотация — широко распространенное явление в индоевропейских языках, однако при изучении праславянских сочетаний C+​йот типологию обычно не жалуют. Это обстоятельство вынуждает нас обратиться сначала к типологии йотационных процессов и только затем, используя полученные выводы, рассмотреть (в общем прозрачные) праславянские изменения групп Ci̯.

В большей части екавских сербскохорватских говоров перед i̯e<​ě̆ в результате так называемой «новейшей йотации» «смягчились» все согласные, дав следующие рефлексы:

т>ћ : ће̏рати, ћескота̏, по̏ћера;

д>ђ : ђе̏ца, ође̏ло, ђево̑јка, ђе̏д;

с>с́ : с́е̏ме, с́е̏дник, с́е̏вер, с́е̏ј, с́е̏ћат;

з>з́ : из́е̏ст, из́е̏док;

л>љ : љепота̏, ље̏то, ље̏са;

н>њ : шње̏жье н (сње̏жье н);

ц>ћ : ћѐпаника, ћеди̏ло, ћелоку̏пна, ћеса̏р;

р>р, рј : гре̏шник, вре̏ћа, бре̏ме, го̀рјети, корјѐнић, го̏рје;

п>пљ, пј : пље̏на, пје̏сма;

б>бљ : бље̄жа̏т, бљеле̏жи, бље̏к, бље̏смо, о̏бље;

в>вљ (>љ) : вље̏тье р, вље̏ра, ље̏ра;

м>мљ : мље̏сец, мље̏сно, мље̏ра;

м>мњ : за̑мњена, гр̑мњели, мње̏ра, мње̏сто.

В черногорских и восточногерцеговинских говорах новейшая йотация прошла очень последовательно. На территории зетско-сйеничского говора после губных встречаются и ј (вје̏ра, пје̏сма), и љ (вље̏ра, пље̏сма); разнобой этот вызван, видимо, не фонетическими причинами. В икавско-екавских говорах Славонии последовательной йотации подверглись только њ и љ; другие согласные дали дублеты типа дјѐца и ђѐца, жӣвље̏ла и (чаще) жӣвје̏ла, с́е̏ла и (чаще) сје̏ла. В тех екавских говорах, где долгое ě дало i̯e, йотировались только *ле̌, *не̌: ље́то, ње́су, ко́ле̄вка, однако территория распространения этого явления изучена недостаточно.

Как видим, все дентальные, за исключением р, перед i̯e превратились в палатальные согласные; новыми для сербскохорватских говоров являются с́, з́, аналогичные польским ś, ź. Дрожащий р остается твердым, причем i̯ после него исчезает или сохраняется. Все губные приняли љ-эпентезу, а после м появилось и њ; в результате этого не возникли новые фонемы типа [пљ], [бљ] и т. д., поскольку љ и њ представляют фонемы [љ] и [њ]. Таким образом, губные и р, подвергаясь йотации, не изменяют места и способа своего образования.

После падения редуцированных в сербскохорватских, македонских и западноболгарских говорах произошла «новая йотация» согласных перед і̯ суффиксов ‑ьі̯ь (ст.-слав. ‑ЬѤ) и ‑іі̯е (ст.-слав. ‑ИѤ).

В западноболгарских говорах, как известно, часть старых палатализованных отвердела, а часть пережила палатацию (позиционная мягкость согласных перед гласными переднего ряда, встречающаяся в восточной части названных говоров, — реликтовое явление). Аналогичная судьба согласных и перед указанными суффиксами: в одних случаях они сохраняют здесь очень слабую мягкость, в других отвердели, а в третьих подверглись йотации и превратились в палатальные. В рамках одного и того же говора разные согласные ведут себя перед і̯ по-разному. Так, в охранийском говоре обычны има̀не, маа̀не, спа̀не, вѝждане, пейа̀не (как и в Тетевене и Пирдопе) при вѝждан́е, йа̀дан́е, чѝстен́е в отдельных пунктах; в то же время ті̯, ді̯ последовательно перешли в ќ, ѓ: зѐќа, бра̀ќа, лу̀ѓе, пра̀ќе, лива̀ѓе и т. д. На территории кюстендилского говора уже иное сочетание рефлексов, ср.:

ні̯>н́ : возѐн́е, диплѐн́е, йадѐн́е, одѐн́е;

лі̯>л́ : бивол́е, ва̀зол́е;

ді̯, кі̯>ќ, ѓ в неударном слоге: бра̀ќа, гро̀зѓе, но сими̑дйѐ, канатйѐ, как и ро̀бйе, ло̀зйа, лѝсие и т. д..

Вообще, «в полосе западноболгарских говоров, которая начинается на севере и тянется к самой южной точке и находится на самом востоке их границы, находим большей частью твердую согласную» в этом случае: цвѐте, го̀сте, ка̀мене, плѐтене, доа̀ждане. В остальной, западной, части преобладают палатальные: гро̀зѓе, ѓавол, лʼу̀ѓе, посу̀ѓе (<ПОСѪДЬѤ), йа̀дан́е, водѐн́е, игра̀н́е; редкими являются также слабо смягченные, которые Цв. Тодоров обозначает с помощью і: зѝдіе, гро̀здіето и под. Своеобразны результаты йотации р, з, с в говоре г. Лом (крайний северо-запад западноболгарской территории), после которых развилась л́-эпентеза: пѐрл́а, ло̀зл́а, как и чървл́а, дървл́а, бивл́ам (наряду с госќе, грозѓе, глисќе, цвеќе, зѐл́е, клон́е, търн́е и под.).

На территории сербскохорватских говоров результаты новой йотации тоже разнообразны. В большинстве штокавских говоров они таковы:

ті̯>ћ : пи́ће, пру̑ће, не̏ћак, бра̏ћа;

ді̯>ђ : гро̑жђе, гво̑жђе, гла̑ђу;

лі̯>љ : зе̑ље, ко̑ље, сољу;

ні̯>њ : ка̀мење, зна́ње, тр̑ње;

бі̯>бљ : гро̑бље;

мі̯>мљ : о̀зимљу;

ві̯>вљ : здра̑вље, кра̏вљи, љубављу;

пі̯>пљ : капљу.

Зубные сибилянты и р не подверглись йотированию:

зі̯ : ко̏зјі;

сі̯ : кла̑сје, па̑сјі, про̏сјак;

рі̯ : бо̑рје, пе̑рје, стварју.

Последнее обстоятельство очень характерно, так как видимых препятствий для йотации сі̯, зі̯ нет — произошла же она в части говоров несколько позже, перед кратким е̌. Сочетание рі̯ обычно сохраняют экавские говоры, а в екавских находим р и рј (часто в пределах одной и той же диалектной группы), напр., црмничкие прӣмо̏ре и прӣмо̑рја, прӣми̏ре — прӣми̏рје, перани̑к — перјани̑к. Шипящие гораздо чаще, чем р, поглощают і̯, но преобладающими для штокавщины являются ми̏шји, лѝсичји, бо̏жји и под.

В некоторых архаичных штокавских говорах новая йотация прошла непоследовательно; например, в восточнобосанском она охватила только л и н, а остальные согласные остались неизменными (lȋpje, rȏbje, zdrȁvje, sudje, rodjak, djaci, lȋstje, prȗtje, nètjak, lȃdja и пр.). На территории чакавщины и кайкавщины соотношение случаев новой йотации и ее отсутствия пожалуй, близко к равному. Приведем некоторые примеры.

В говоре о. Сусак сохранилось только ń<‑nьi̯e: ručẽńe, tȁrγańe (ń другого происхождения отвердело, напр. oγȁn, kᵘȏn). Имеются здесь следы йотации l, но остальные согласные остались неизменными: netjå̃k, lȋstije. Шипящие перед i, j смягчаются; авторы обозначают их č́, ž́, š́ в этой позиции, но описания артикуляции не дают.

На о. Корчула новая йотация охватила t, d, n: цви́ће, пи́ће, ро̏јак, ка̑мене, но гро̏зје, го̏зје; после губных љ-эпентеза не развилась: дре̏вје, здра̑вје.

На Цресе по новой йотации d>đ, 1>ĺ, но tj, nj сохраняются: netjȃk, brȃtja, kamenje. Важно отметить, что «звук ј обычно — в противоположность штокавщине — представляет собой шумный согласный, настоящий консонант» в этом говоре.

Еще менее активно новая йотация протекла в кайкавской группе говоров, особенно в ее северо-западной части. Так, описывая беднянский говор, И. Едвай приводит следующие формы: zãlje, vesãlje, kýelje «kolje», zẽrnja, zẽrnje (lj, nj обозначают группы l+j, n+j), prȗtja, smȇrtju, rokita, lotja и т. д. Наряду с tj в некоторых словах встречается č: prũča, mlȏčen, smȇrču. Только *‑dьi>​đ: lȏđo, ređok, «rođak». С продвижением на восток внутри этих говоров интенсивность новой йотации, видимо, усиливается, поскольку в копривницких говорах находим уже grańȇ, dańȇ, zrńȇ, kȓpl‌̧e, vȓbl‌̧e, rođȃk, но cvȇtje, prȏtje и под.

Как видим, непосредственными рефлексами новойотированных л, н, т, д в сербскохорватских говорах являются палатальные согласные љ, њ, ћ(t́), ђ(d́, ј); в группах сі̯, зі̯ сибилянты остаются неизменными. Дрожащий р или сохраняет следующий за ним і̯, или поглощает его. В редких случаях в сочетании рі̯ развивается эпентеза: pérl‌̧e, šȉrl‌̧i, šurl‌̧ȃk у чакавцев Жумберака. После шипящих і̯ тоже или сохраняется, или поглощается.

Кроме перечисленных исходов новой йотации известны еще љ-эпентеза после т, д, с, з в икавском диалекте Водицы на Истре (cvȋtl‌̧e, prȗtl‌̧e, orȗdl‌̧e, pȍsudl‌̧e и т. д. наряду с mlád́e, pǐte, brǎta и под. и йотовая метатеза типа джаковачких ло́јзе, гро́јзе, држа́јне, има́јне, ћекајне, а также лојзе, гројзе (наряду с лозје, грозје, гвозје, лисје) у сербов-крушеван; параллельные формы с јр—рј описаны А. Пецо. Йотовая метатеза известна и в других говорах, ср., напр., истарско-икавские формы klȃjse, pȃjsi (и pȁsji), kȏjzi, bȏjži, kokȏjši, равногорские vesèjle, povrtȁjle, imàjne и некоторые другие.

Прежде чем перейти к анализу приведенного материала, было бы полезно сравнить результаты и ход рассмотренных йотаций с аналогичными процессами в других, родственных и неродственных, языках. По ряду причин мы остановились на данных новогреческих диалектов.

Можно утверждать, что изменениями, в значительной степени преобразившими фонетический облик новогреческих диалектов, наряду с палатацией согласных перед гласными переднего ряда были ослабление неударных гласных и связанная с ним йотация. Неударное i (​i̯, вследствие чего возникали многочисленные сочетания Ci̯. Эти сочетания, естественно, оказались неустойчивыми, и в большинстве говоров начались йотации.

В греческом литературном, как уже говорилось, эти группы сохраняются: sjázo, pjestírjo, ljóno, kjúrto и т. д. Рефлексы последовательностей Ci̯ в греческих диалектах исследовал Б. Ньютон, из работы которого в несколько сокращенном виде заимствована следующая схема:

Кроме результатов йотации, перечисленных выше, следует указать еще йотовую метатезу у маниотов (напр., májta<​*matja ‘глаза’) и у саракацан (северных греков), где si̯>​i̯s: adjáis<​*adjazi (s), ná (a) kúis<​*na akúsi (s), na nai̯s<​*na hasi(s) и др. Следует отметить, что греческие говоры дают обильный материал для типологических сопоставлений со славянскими изменениями, и это относится не только к йотациям.

Приведенный типологический материал, несмотря на свою неполноту, позволяет в общих чертах охарактеризовать йотационные процессы.

Справедливо трактуя йотацию как результат уподобления согласного последующему йоту, исследователи обычно не обращают внимания на фонетические особенности самого йота. Как известно, существуют две разновидности «йотовых звуков»: шумный фрикативный согласный, глухой или звонкий, — собственно j, и неслоговой i̯ — очень краткий гласный. Есть языки, которым известен только j (напр., французский); в большинстве языков j и i̯ находятся в отношении дополнительной дистрибуции (как в английском: j в начале слога, i̯ — в конце), но для некоторых языков характерен только i̯. К последним относятся сербскохорватский литературный и большинство его говоров. О. Брок считал, что в славянских языках j и i вообще не разграничены, но преимущественно в них выступает именно i̯. Не без влияния работ О. Брока, а также из-за невнимательности исследователей, сложился стихийно-фонологический подход к трактовке йотовых звуков, согласно которому j и i̯ стали всегда считаться репрезентантами одной фонемы и обозначаться одним знаком. Но обосновано ли такое решение, для сербского, например, где близкий к j звук может выступать только как факультативный вариант?

При обычной ассимиляции в группах согласных модифицируется один из звуков, уподобляясь другому частично или полностью; в крайнем случае ассимиляции какой-либо из них после упрощения возникшего сочетания исчезает (напр., дн>​нн>​н в русских и белорусских говорах). Допустим, йотация вызывается j, и это приводит к образованию палатальных. В таком случае переход Cj>​Ć должен проходить по крайней мере в два этапа: Cj>​ĆĆ (уподобление C палатальному j и одновременно уподобление j предшествующему согласному); ĆC>​C (упрощение палатальной геминаты); при этом Cj>​ĆĆ нельзя безоговорочно приравнивать к ассимиляции хотя бы потому, что здесь происходит модификация обоих взаимодействующих звуков.

В рассмотренных нами славянских и греческих говорах йотация, по всей видимости, протекала без геминации. Создается впечатление, что это не ассимиляция в обычном понимании, а процесс совмещения двух артикуляций, в результате которого появляется новое качество — палатальность.

Возникает вопрос, почему j, если он действительно вызывает палатацию Cj>​Ć, так необычно ведет себя при этом?

Вспомним, однако, что новейшая йотация в сербскохорватских говорах произошла перед i̯ неслоговым дифтонга i̯e<​*ě̆, а новая йотация — перед i̯ суффикса *‑ьi̯V. На i̯ неслоговой в данном случае указывает эволюция суффикса *‑ii̯e, совпавшего с *‑ьi̯V, причем стадия неслоговости в эволюции i>​ĭ>​i̯ является неизбежной. Кроме этого, звук j вообще не характерен для большинства сербскохорватских говоров. Мы видели также, что интенсивность новой йотации падает в кайкавских и чакавских говорах, но именно здесь известен j. Свидетельство М. Тентора для цресского говора уже приводилось; возможно, j, а не i̯ выступает также в беднянском говоре. Новогреческие диалектные группы C+​йот возникли вследствие редукции гласного i>ĭ. Дальнейшее сокращение ĭ должно привести к появлению i̯ неслогового и, следовательно, групп Ci̯, где и произошла йотация.

Если эти наблюдения верны, а их, видимо, следует пополнить и расширить, то становится понятно, что странности йотации как предполагаемого ассимилятивного процесса обусловлены тем, что при этом происходит взаимодействие не двух согласных, а согласного и неслогового гласного. Йотация с исходом Ć является в таком случае процессом и результатом свертывания группы Ci̯, где i̯ выполняет роль модификатора. В ходе этого процесса возникает стадия Ci̯ (​ć, dź, ś, ź, ń в польских говорах; тʼ, дʼ, сʼ, зʼ>​цˮ, дзˮ, сˮ, зˮ в белорусских).

В сочетаниях C+​j ассимиляция должна приводить к образованию геминат, но (и это очень важно) при этом палатальные могут и не возникнуть: ср. укр. зʼілʼлʼа, бел. зʼелʼлʼе<​*зʼелʼје и под. С учетом этого, говоря о йотации, целесообразно и необходимо вслед за Алленом различать глайдовую йотацию Ci̯>​Cʹ и ассимиляцию йота Cj>​CC(j).

Глайдовая йотация приводит к появлению палатальных когда с i̯ взаимодействуют гуттуральные и дентальные, кроме r. Этот же звук или «поглощает» i̯, оставаясь твердым (схр. диал. гре̏шник, бре̏ме<​*грі̯ешник, *брі̯еме по новейшей йотации), или остается равнодушным к нему (схр. диал. го̀рјети, го̏рје), или же после r развивается палатальная эпентеза (схр. диал. pérl‌̧e, греч. rγ́, rǵ<​*ri̯). Возможности исхода палатации этим не исчерпываются — достаточно вспомнить йотовую метатезу ri̯>​i̯r или переход ri̯>​ř в чешском.

Наблюдаемые рефлексы группы ri̯ вполне объяснимы, если исходить из предположения, что все они обусловлены природой самого r как дрожащего переднеязычного сонанта. Действительно, палатация r означает сдвиг места его образования в зону среднего неба, а вибрирующим органом должна сделаться вся передняя часть языка. При этом возникает несколько возможностей, реализацию которых мы наблюдали: а) совмещения вибрации и палатального способа образования (чеш. ri>​ř); б) «неудачная» попытка совмещения этих артикуляций — йотовая метатеза ri̯>​i̯r или палатальная эпентеза; в) ликвидация палатальности как способ сохранить вибрацию.

Пример группы ri̯ наглядно показывает, что ход и результаты глайдовой йотации в большой степени обусловливаются природой согласного, взаимодействующего с i̯. Учитывая это, заранее можно предполагать, что результаты йотации групп «лабиальный+​і̯» должны иметь особый характер, поскольку лабиальность и палатальность несовместимы в одной артикуляции. Действительно, после лабиальных обычно появляется в этом случае один из палатальных звуков, т. е. происходит так называемая эпентеза. Эпентетическими могут быть палатальные сонанты ĺ и ń, причем носовой ń чаще всего развивается после носового m. Шумные губные иногда ассимилируют i̯, делая его шумным: pi̯, bi̯, vi̯, fi̯>​pj, bj, vj, fj. Если в данном языке нет ј в других позициях, в сочетании «губной+​ј» появляются глухие или звонкие палатальные типа ḱ, γ́, ǵ, х́, ś, ʒ́, ć, ź и т. д., которые в других позициях представляют фонемы. Из этого следует, что йотация губных, т. е. эпентезирование их, может произойти только после того, как палатальными станут другие согласные. И наоборот, появление мягкостной эпентезы после губных является диагностирующим изменением, неопровержимо свидетельствующим о наличии палатальных в данном языке.

Особого внимания заслуживает йотовая метатеза Ci̯>​i̯C. Очевидно, она также является своеобразным компромиссом между тенденцией к йотации и устойчивостью согласного по отношению к ней. Это изменение, являясь фактически неудачной попыткой совмещения двух артикуляций, наглядно показывает сущность глайдовой йотации как фонетического процесса.

Зависимость хода йотации от природы предшествующего согласного, различная степень «валентности» согласных по отношению к i̯ обусловливает одну важную черту йотационных процессов — их поэтапность. Тот факт, что в языке палатальными стали, к примеру, ĺ, ń<​li̯, ni̯, вовсе не означает, что параллельно с ними йотировались и остальные группы Ci̯. Это обстоятельство должно обязательно учитываться при реконструкциях, когда рассматривается целый ряд йотаций.

Не все палатальные согласные с одинаковой легкостью закрепляются в языке. Лучше всего, очевидно, сохраняются плавные ĺ и ń (ср. наличие их в абсолютном большинстве греческих говоров при неустойчивости иных палатальных). С наибольшим трудом палатальными становятся s и z; так, понадобилось четыре палатации, прежде чем ś, ź<​si̯, zi̯ закрепились в части сербскохорватских говоров. Звуки ś, ź гораздо реже встречаются в языках, которым известны палатации. Гуттуральные являются в этом отношении полной противоположностью сибилянтам — они, как правило, йотируются одними из первых; наименее устойчивыми оказываются гуттуральные и перед гласными переднего ряда, о чем уже говорилось.

Естественно предположить также, что новые палатальные согласные закрепляются в языке гораздо легче, если в нем уже существуют самостоятельные палатальные артикуляции. Это обстоятельство наряду с разной устойчивостью согласных перед i̯ обусловливает постепенное разрастание палатального ряда, как это происходило, например, в черногорских и восточногерцеговинских говорах, где в результате нескольких йотаций палатальный ряд разросся до максимума [ћ], [ђ], [с́], [з́], [љ], [њ].

Палатальные аффрикаты возникают в результате палатации взрывных значительно чаще, чем простые палатальные смычные типа чеш. t́, d́. Если палатальные аффрикаты по каким-то причинам не закрепляются в языке, то они дают либо шипящие, либо свистящие аффрикаты. Известные факты заставляют думать, что шипящие в этом случае появляются чаще, чем свистящие; кроме того, несомненно, что они дольше и лучше сохраняют мягкость, чем свистящие, которые довольно быстро отвердевают. Рассмотрим возможные причины этих явлений.

Известно, что шибилянты являются двухфокусными по месту образования звуками. В их артикуляции принимает участие кончик языка, который образует смычку или сужение на альвеолах верхних зубов (или за альвеолами), и средняя спинка языка, которая поднимается к твердому небу, создавая вторую преграду. Таким образом, у шипящих и переднеязычно-зубная, и среднеязычно-небная артикуляции оказываются главными и существенными. В силу этого даже твердые š, ž, č, ǯ (если они не являются лабиовеляризованными, как в польском и белорусском языках) имеют собственный высокий тон, приближающий их к мягким согласным (как в чешском и болгарском языках). Если же спинка языка при этом энергично артикулирует прямо против средней части твердого неба, как в словацком или в литовском, то фактически такие звуки, обозначаемые как šʼ, žʼ, čʼ, ǯ, могут трактоваться даже с фонетической точки зрения и как палатальные, и как палатализованные. Становится понятным, что если чисто палатальная артикуляция типа ś, ź, ć, ʒ́ не закрепляется в языке, то наиболее вероятным шагом в ее эволюции будет образование мягких шипящих. В свою очередь эти согласные благодаря особенностям своей артикуляции могут некоторое время представлять палатальные фонемы, не являясь чисто палатальными звуками. При разрушении палатальных с сибилянтным исходом и при отсутствии в данном языке палатализованных эволюция ś, ź, ć, ʒ́>​sʼ, zʼ, cʼ, ʒʼ быстро приводит к отвердению sʼ, zʼ, cʼ, ʒʼ>​s, z, c, ʒ.

Наглядно представить возможные результаты глайдовой йотации и ассимиляции в группах Ci̯ и Cj можно следующим образом:

⎫→ шибилянты

|--→ Ć (1)⎬

| ⎭→ сибилянты

|

Ci̯ → Cć (2) → Ć (6)

|

|--→ i̯C (3)

|--→ CC ( j ) (4)

Cj

|--→ Cć (5) → Ć (6)

1. Ci̯>Cʹ означает образование палатальных, когда C — дентальный и гуттуральный согласный.

2. Ci̯>Cć — появление палатальной эпентезы.

3. Ci̯>i̯C — йотовая метатеза.

4. Cj>CC(j) — обычный результат ассимиляции j предшествующим согласным (в некоторых случаях, особенно после губных, j может сохраняться, как напр. в итал. rabbio и под.).

5. Cj>Cć означает появление палатальной шумной эпентезы.

6. При эпентезировании предшествующий согласный часто отпадает; эпентетический палатальный становится при этом единственным представителем бывшей группы Cć.

Наконец, необходимо указать еще на одно обстоятельство, чрезвычайно важное для дальнейших реконструкций если во время йотации какие-либо согласные имели позиционное смягчение, то они подвергаются палатации. Например, параллельно с йотацией палатальными становятся позиционно смягченные (перед и, е) плавные л и н в сербскохорватских говорах, точно такой же результат позиционного смягчения части зубных и гуттуральных при йотации ti̯, di̯, ki̯, γi̯, gi̯ в греческих говорах. Аналогичная зависимость существует между позиционной палатацией и позиционным смягчением.

Если в языке все согласные имеют позиционное смягчение (или по крайней мере представители двух локальных рядов), то йотация может привести к образованию не палатальных, а палатализованных, как это произошло, видимо, в истории литовского языка (ср mačiaũ < *mati̯aũ, но daviaũ < *davi̯aũ, ráugiau < *ráugi̯au, veikiaũ < *veiki̯au и т. д.).

Рассмотрим теперь результаты праславянскои йотации с точки зрения полученных выводов.

Некоторые ученые (Мейе, Нахтигал, Ван Вейк) относят ее к глайдовой в принятых здесь терминах, поскольку йот в праславянском «никогда не достигало произношения действительно спирантного, как в романских или персидских языках, где оно дало ǰ. Оно сохранилось до настоящего времени как согласное i̯». Напротив, по мнению С. Б. Бернштейна, праславянскому был известен «средненебный спирант [j]». Вопрос о характере праславянского йота не считается принципиальным, однако то или иное понимание его природы может диктовать определенные реконструкции. Так, признавая консонантный характер праславянского йота, Бернштейн логично реконструирует стадию мягких (палатальных?, палатализованных?) геминат (*von̄ʼa, *mor̄ʼa, *zem̄ʼa, *koz̄ʼa и т. д.), но остается непонятным, как выводить праслав. *š, *ž из *s̄ʼ, *z̄ʼ, а *č, *ǯ из *t̄ʼ, *d̄ʼ?

Есть все основания согласиться с теми исследователями, которые праславянский йот считают неслоговым i̯. Праславянскую йотацию тогда следует признать глайдовой, а ход и результаты ее сравнивать с известными глайдовыми йотациями других языков и диалектов. Эта гипотеза хорошо согласуется с известными фактами праславянской фонетики.

Как уже говорилось, при глайдовой йотации никогда не возникает геминат. Не обнаруживается их следов и в праславянском. Кроме того, ассимиляция в группах Cj не обязательно приводит к образованию палатальных; в праславянском же, видимо, йотация всегда приводила к образованию палатальных.

Совпадение рефлексов первой палатации задненебных и их йотации не дает возможности разграничить эти изменения во времени, да это и несущественно. Важно, что в том и другом случае задненебные дали такие рефлексы, которые объясняются как результат их палатации: *ki̯, *gi̯, *xi̯ и *k, *g, *x + гласный переднего ряда > *ḱ, *ǵ, *x́.

Палатальный *x́ был, безусловно, спирантом, а *ḱ, *ǵ — чистыми взрывными. Между тем сравнение различных систем палатальных показывает, что шумные фрикативные в языке, как правило, не допускаются, если в нем нет палатальных аффрикат, а только чистые взрывные типа t́, d́ или ḱ, ǵ. Так, звуки типа ś, ź отсутствуют в чешском, словацком, словенском, македонском, чакавских и кайкавских говорах, а также венгерском и латышском языках, где имеются палатальные взрывные. С другой стороны, ś, ź известны польским и сербскохорватским говорам, обладающим аффрикатами ć, ʒ́ и ћ, ђ; краепалатальные сˮ, зˮ развились в белорусских говорах наряду с цˮ, дзˮ < *тʼ, *дʼ. Рефлексы палатальных в виде фрикативных шипящих и сибилянтов находим также в говорах романских языков — французском, итальянском, румынском, — в которых существовали в свое время и палатальные аффрикаты. Таким образом, палатальный ряд типа праславянского *ḱ, *ǵ, *x́ не является устойчивым. Фонема [x́] должна была реализоваться в праславянском в звуках типа ç или ś — непосредственными результатами фонетической палатации *x > *x́. После появления *x́ = *ś(ç) ассибиляция *ḱ > *ć, *ǵ > *ʒ́ была предопределена. Следовательно, древнейшим преобразованием в рамках праславянского палатального ряда мог быть переход взрывных палатальных в аффрикаты (типа польских или сербских), вызванный эволюцией палатального *x́; после этого оформились бы противопоставления k — ć, g — ʒ́, x — ś.

Предполагаемую ассибиляцию могли сдерживать коррелятивные отношения между парами C—Ć, которые нейтрализовались перед *ī̆, *ē̆ при словоизменении и словообразовании, напр.: *vъlkъ — *vъlḱe, *pekǫ — *peḱesi̯i, *mъlknǫti — *mъlḱēti и др. Нейтрализация — мощный фактор, объединяющий оппозиции, поскольку здесь требуется минимальное различие фонем в один признак; звуки *ḱ, *ǵ, *x́ в данном случае являлись бы более подходящими представителями мягких фонем, соотносящихся с гуттуральными. Учитывая это обстоятельство, нельзя безоговорочно реконструировать ассибиляцию палатальных *ḱ, *ǵ, *x́ сразу же после их образования.

Прямое отношение к затронутой проблеме имеют наблюдения Ст. Стойкова над консонантизмом западноболгарского разложского говора, в котором, как он считает, произошла «новая первая палатализация» задненебных. По данным предшествующих исследователей, в этом говоре палатальные звуки ќ, ѓ, х́ встречаются перед всеми гласными, т. е. представляют фонемы: маќа, браќа, треќу, ѓавол, ѓак и т. д. Перед и, е, е̂ противопоставления к — ќ, г — ѓ, х — х́ нейтрализуются: гаска — гасќи, танка — танќи и под. Звук х́ в говоре неустойчив и склонен или к слиянию с ј, или к полному исчезновению. «Новая первая палатализация» представляет собой переход палатальных ќ, ѓ в мягкие шипящие ч, џ (х́>​ш только в некоторых селах около г. Банско). Ст. Стойков, не делая различия между палатальностью и палатализованностью, считает палатализацией изменение палатальных ќ, ѓ, х́ в палатализованные ч, џ, ш. При этом игнорируется тот факт, что аффрикатизация ќ, ѓ, х́ — это второй этап их развития, а «первой палатализацией» нужно было бы назвать образование палатальных ќ, ѓ, х́ < к, г, х в этом говоре.

Фонологический смысл разложского перехода ќ>​чʼ, ѓ>​џʼ, (х́>​шʼ) станет понятным, если учесть, что по твердости-мягкости здесь противопоставляются к — ќ, г — ѓ, (х — х́) и н — н́, л — л́. Две последние пары нейтрализуются перед ќ, ѓ: писал — писал́ќи, зелен — зелен́ќи. Все перечисленные оппозиции по твердости-мягкости образуют тембровую корреляцию, так как парными являются фонемы двух локальных рядов — дентального и гуттурального. Она относится к разновидности крайне неустойчивых (латышского типа): фонематический признак «палатализованность» реализуется здесь палатальными звуками. Ст. Стойков рассматривает чʼ, џʼ, шʼ в качестве промежуточных звуков, которые уже сейчас сливаются с твердыми ч, џ, ш. После завершения этого процесса в говоре начнет функционировать палатальный ряд л — л́, н — н́. Следовательно, разложская «первая палатализация» знаменует собой один из этапов разрушения неустойчивой тембровой корреляции.

Действительно, поскольку это тембровая корреляция, то в рамках ее в принципе допустимы палатализованные; в то же время появление палатализованных чʼ, џʼ, шʼ в качестве мягких соответствий гуттуральных фонем способствует разрушению оппозиций к — ќ, г — ѓ, (х — х́). Мягкие чʼ, џʼ, (шʼ) благодаря своим артикуляционным особенностям, о которых уже говорилось, весьма подходят для реализации этих противоречивых тенденций.

Есть основания предполагать, что ситуация, аналогичная разложской, могла возникнуть в праславянском после йотации плавных.

Прямыми потомками праславянских сочетаний *li̯, *ni̯ являются палатальные схр. љ, њ, словен. lj, nj (= ĺ, ń), чеш. ń, слов. ĺ, ń. Имеется также и другое свидетельство палатального характера праслав. l мягкого — это l-эпентеза после губных. О неустойчивости плавных перед i̯ свидетельствуют типологические данные, и потому вполне допустимо, что *ĺ, *ń возникли в праславянском раньше других палатальных. Если к этому времени не произошло аффрикатизации *ḱ, *ǵ, то парными по твердости-мягкости стали l — ĺ, n — ń, k — ḱ, g — ǵ, x — x́. В отличие от гуттуральных плавные палатальные не нейтрализуются с [l], [n]. На их связь с этими фонемами указывают только морфологические чередования (ср. *molīti — *molǫ, *mьnīti — *mьńǫ и под.). В данной подсистеме противопоставлений твердых и мягких, представляющих собой крайне неустойчивую тембровую корреляцию, могла, как показывает пример разложского говора, произойти аффрикатизации палатальных *ḱ > *č, *ǵ > *ǯʼ (параллельно с *x́>​*šʼ).

Следует иметь в виду еще один возможный путь развития праславянских палатальных *ḱ, *ǵ, *x́. Палатальный ряд после возникновения *ĺ, *ń может установиться не только путем вытеснения *ḱ, *ǵ, *x́, коррелирующих с гуттуральными. Достаточно нарушить эти коррелятивные связи, и статус *ḱ, *ǵ, *x́ как палатальных фонем укрепится, что в свою очередь облегчит фонетическое разуподобление их с гуттуральными, неизбежное из-за присутствия фрикативной палатальной.

Рефлексы праславянских сочетаний *si̯, *zi̯ совпали в конечном итоге с *šʼ, *žʼ (<*x́, *ǵ). Этот переход произошел раньше йотации *t и *d, поскольку его результаты одинаковы во всех славянских языках. Рассматривая типологические данные, мы отметили, что s, z редко йотируются вообще, а если йотируются, то позже других согласных. Известно также, что фрикативные шумные палатальные не сосуществуют, как правило, с палатальными взрывными. Исходя из этого и возвращаясь к палатальным *ḱ, *ǵ, *x́, можно предположить две возможности:

а) ко времени йотации *si̯, *zi̯ звуки *ḱ, *ǵ, *x́ еще существовали; с образованием палатальных *ś, *ź < *si̯, *zi̯ аффрикатизации *ḱ > *ć *ǵ *ʒ́ становится неизбежной, поскольку палатальный ряд типа [ĺ], [ń], [ḱ], [ǵ], [x́], [ś], [ź] не мог возникнуть. Следовательно, нижний предел существования *ḱ, *ǵ, *x́ — йотация *si̯, *zi̯;

б) если аффрикатизации *ḱ, *ǵ произошла до изменения групп *si̯, *zi̯, то это могло стимулировать йотацию устойчивых против нее s, z. Реконструкция эволюции *si̯, *zi̯ зависит от того, какого рода аффрикатами были рефлексы *ḱ, *ǵ и что собой представлял рефлекс *x́. Допуская *ḱ, *ǵ, *x́ > *ć, *ʒ́ (>ź), *ś, слияние *x́ > *ś > *si̯ и *ǵ > *ź > *zi̯ следует считать неизбежным. Если же принять, что к этому времени уже возникли *čʼ, *ž, *šʼ, то палатальные *ś, *ź не могли быть устойчивыми. В противном случае пришлось бы реконструировать палатальный ряд [ĺ], [ń], [č], [ž], [š], [ś[, [ź], аналог которому вряд ли удастся обнаружить в современных говорах и языках.

Как важный фонологический результат слияния рефлексов *si̯, *zi̯ и *x́, *ǵ следует отметить разрыв коррелятивных связей в оппозициях по твердости-мягкости у [x́], [ǵ]; после этого коррелятивные отношения сохранялись только у пары k—č (или ḱ—ć).

Относительная хронология развития шипящих *čʼ, *žʼ, *šʼ проясняется при анализе результатов йотации групп *ti̯, *di̯. Как известно, их непосредственными потомками являются палатальные звуки схр. ћ, ђ (чак., кайк. t́, d́), словен. j (<*di̯), мак. ќ, ѓ, которые прямо указывают на глайдовую йотацию с обычным палатальным исходом: восточнослав. čʼ, žʼ, западнослав. c, z (ʒ) и даже болг. štʼ, ždʼ также не могли не пройти стадии палатальных. Несовпадение рефлексов *ti̯, *di̯ и *ḱ, *ǵ в южно‑ и западнославянских языках свидетельствует либо о том, что потомки *ḱ, *ǵ к этому времени уже не были палатальными звуками (т. е. уже дали *čʼ, *žʼ), либо о том, что новые палатальные *ć, *ʒ́ < *ti̯, *di̯ вытеснили *ć, *ʒ́<​*ḱ, *ǵ. И в том и в другом случае появление [ć], [ʒ́] < *ti̯, *di̯ в этих говорах как самостоятельных фонем указывает на существование *čʼ, *žʼ<​*ḱ, *ǵ.

«Поведение» рефлексов *ti̯, *di̯ в праславянском является частью общей проблемы взаимоотношения результатов нескольких последовательных палатаций в том или ином языке. Фактически мы столкнулись с нею при анализе первой палатации и йотации гуттуральных; эта же проблема возникла и при рассмотрении йотации *si̯, *zi̯. Зарождающиеся палатальные a priori могут или совпасть со старыми, или вытеснить их. Это и наблюдается в действительности, причем нередко часть согласных одного и того же говора «избирает» один путь, а часть — другой. В некоторых случаях возможно предсказать их взаимоотношения исходя из типологии известных нам палатальных рядов, но чаще всего объяснить тот или иной исход развития не представляется возможным. Так, рефлексы *ti̯, *di̯ на большей части праславянской территории не совпали с рефлексами *ḱ, *ǵ. После йотации *ti̯, *di̯ должен был возникнуть палатальный ряд [ĺ], [ń], [ć], [ʒ́], [cʼ], [žʼ[, [šʼ]. Он является неустойчивым, поскольку часть фонем здесь представлена палатализованными звуками; кроме того, фонетическая разница между *čʼ и *ć, *žʼ и *ź была невыразительной, что таило возможность их слияния. С другой стороны, существование *čʼ, *žʼ, *šʼ затрудняло развитие полного шепелявого призвука у *ć, *ʒ́ (или *ź) (т. е. препятствовало продвижению места артикуляции в область среднего неба). Поэтому слияние *ć​(<*ti̯)>​*čʼ и *ʒ́​(<*di̯)>​*ź>*žʼ в правосточнославянских говорах кажется естественным новообразованием, а сохранение такой подсистемы в других говорах — архаизмом.

Характерной особенностью развития *ti̯, *di̯ в южных диалектах, составлявших основу македонских, кайкавских и чакавских, было то, что их рефлексы «не спешили» с аффрикатизацией. Это может указывать на отсутствие палатальных фонем, реализованных *šʼ, *žʼ, т. е. на раннее отвердение данных шипящих. В будущих словенских говорах, судя по *ti̯>​*ć>​*čʼ(>č) и *di̯>​d́>​j, мягкость *čʼ<​*ḱ сохранялась дольше, чем у иных шипящих.

Для характеристики праславянского палатального ряда большой интерес представляет история сочетания ri̯. Как мы уже говорили, r, подвергаясь палатации, редко сохраняет мягкость. Например, в севернолатышских говорах наряду с палатальными ķ, ģ, ĺ, ń кое-где сохраняется ŗ; до недавнего времени оно слышалось и в литературном произношении. На востоке Белоруссии наряду с краепалатальными цˮ, дзˮ, сˮ, зˮ, нˮ известно и рˮ одноударное — мягкое р, артикулируемое чуть ли не всей передней частью языка (при очень расслабленном его кончике). Относительная устойчивость ŗ в латышских и рˮ в белорусских говорах объясняется сохранением здесь, хоть и очень ослабленной, тембровой корреляции мягких и твердых. Если же палатация r происходит во время ликвидации этой подсистемы (как в чешском) или при ее отсутствии в языке, как в сербских говорах, то мягкого r обычно не возникает. В праславянском же, по общепринятому мнению, *ri̯ дало мягкий рефлекс — *rʼ, восстанавливаемый по данным восточноболгарских говоров, восточнославянских и западнославянских языков. Что касается сербскохорватского и словенского, то мы находим в них только r или, реже, rj на месте праслав. *ri̯.

После йотации *s, *z, *t, *d нигде в праславянских диалектах не было неустойчивой тембровой корреляции, и потому возникновение *rʼ, если его относить к периоду йотаций, не совсем понятно. Не доверять убедительным и непротиворечивым типологическим данным у нас нет оснований. Выход из возникающих противоречий может быть только один: допустить, что в части праславянских говоров *ri̯>​*r изменилось довольно рано, в доисторическую эпоху; на западе и востоке, однако, *ri̯ сохранялось аналогично тому, как это наблюдается в ходе новой и новейшей йотации в сербскохорватских говорах. Если мы предположим обратное, то длительное сохранение *rʼ при наличии палатального ряда в этих праславянских диалектах будет беспрецедентным явлением.

В итоге эволюцию праславянского палатального ряда до второй «палатализации» можно представить следующим образом:

1.  k , g , x + ē̌ , ī̆ ⎱ ḱ , ǵ , x́ (> ć , ʒ́ , ś ?)

⎰ ki̯ , gi̯ , xi̯

2. li̯, ni̯>ĺ, ń

ĺ, ń, ḱ, ǵ, x́​(ć, ʒ́, ś?)>​ĺ, ń, čʼ, ǯʼ, šʼ (?)

3. si̯, zi̯>​ś, ź>​š, žʼ

ĺ, ń, ḱ, ǵ, x́(ć, ʒ́, ś?)>​ĺ, ń, čʼ, žʼ, šʼ

4.  ti̯ , di̯ ⎱ t́ , d́

⎰ ć , ʒ́ : ć , ʒ́ >​ čʼ , ǯʼ​ (> žʼ )

После этого в праславянских диалектах оформились по крайней мере четыре разновидности палатального ряда: [ĺ], [ń], [ć], [ʒ́] (+[čʼ], [žʼ], [šʼ]?) и [ĺ], [ń], [t́], [d́] на юге славянского мира; [ĺ], [ń], [čʼ], [žʼ], [šʼ] на востоке и [ĺ], [ń], [ć], [ʒ́], [čʼ], [žʼ], [śʼ] на западе.

Появление l-эпентезы в праславянском означает, что губные в сочетании с i̯ как и другие согласные, подверглись палатации. Сонорный характер эпентезы указывает на глайд в сочетаниях «губной + йот», а отсутствие рефлексов *bj, *mj, *vj, *pj прямо свидетельствует об отсутствии j в праславянском. Понятно также, что йотация губных могла осуществиться только после *li̯>​*ĺ.

Для истории праславянского языка важное значение имеет вывод о невозможности естественного фонетического процесса деэпентезации. Типологические данные показывают, что если эпентеза исчезает, то это происходит либо вследствие тотального изменения, напр. ĺ>​j (как это наблюдается в некоторых чакавских, кайкавских и черногорских говорах), либо вследствие морфологических выравниваний (черногорские говоры). Отсюда следует, что отсутствие l эпентетического не в корнях слов в западнославянских языках и восточноболгарских говорах не может быть основанием для гипотезы о фонетическом переходе *pĺ, *bĺ, *vĺ, *mĺ>​*pj, … *mj>​*pʼ … *mʼ.

Вопрос о времени возникновения позиционной мягкости (палатализованности) согласных является одним из самых важных для праславянской фонетики. В предыдущем разделе было показано, что позиционная мягкость при наличии палатального ряда приводит к палатации; исключения из этого правила чрезвычайно редки и представляют собой крайне неустойчивые состояния. Многочисленные праславянские палатации не могли совершиться за очень короткий промежуток времени; следовательно, палатализованные, если допустить их древнее происхождение, должны были существовать во время палатаций и затем длительное время сосуществовать с палатальными, не смешиваясь с ними. Все это представляется невероятным. Йотация при наличии позиционной мягкости привела бы к образованию палатализованных; если бы позиционная мягкость развивалась одновременно с йотациями, то результат был бы таким же, как и в первом случае, или по крайней мере часть позиционно смягченных согласных хотя бы в некоторых позициях дала палатальный рефлекс, т. е. смешение палатальных и палатализованных было бы неизбежным. Однако примеры типа праслав. *ńiva (схр. њива, чеш. ńíva, слов. njiva) являются единичными в прямом смысле этого слова и потому не могут быть доказательными. Таким образом, развитие палатальных из сочетаний Ci̯, отсутствие палатальных на месте зубных и эпентезы после губных перед гласными переднего ряда неопровержимо доказывает, что в эпоху до второй «палатализации» согласные перед гласными переднего ряда в праславянском позиционной мягкости не имели.

В связи с рассмотрением истории праславянских палатальных необходимо сделать несколько замечаний о судьбе следующих за ними гласных. Появление палатальных перед гласными заднего ряда обычно сопровождается девеляризацией последних, т. е. переходами типа Ću>​Ći, Ćo>​Će, Ća>​Će и под. Девеляризация всегда происходит в таких случаях, хотя степень ее последовательности вряд ли предсказуема. Важно также, что при этом исключена возможность обратного процесса — депалатализации гласных, которая происходит после палатализованных (переходы типа Cʼe>​Cʼo, Cʼe>​Cʼa, Cʼi>​Cʼu и под.)

Праславянские девеляризации Ću>​Ći, Ćŏ (или Ćă)>​Ćĕ после йотированных согласных укладываются в рамки указанной закономерности. Отступлением от нее является устойчивость *ā после палатальных: ср. праслав. *vońā, *voĺā, *zemĺā (ожидалось бы *vońē, *voĺē и т. д.). Роль морфологического фактора в этом случае несомненна. С другой стороны, праславянский переход *ē>​*ā свидетельствует не о палатальности, а о палатализованном характере шипящих *čʼ, *žʼ, *šʼ<​*ḱ, *ǵ, *x́. Он мог произойти только после появления шипящих, и потому не следует относить его к древнейшим общеславянским переходам, последовавшим за палатацией задненебных.

После предполагаемого *r мягкого *ŏ (или *ă) перешло в *ĕ, что указывает не на палатализованность, а на палатальность дрожащего плавного. В то же время, как выяснилось, нет оснований реконструировать *rʼ или *ŕ для праславянского. Мы считаем, что девеляризация *ŏ (или *ă) прямо свидетельствует о сохранении *ri̯, ибо только в этом случае она объяснима.

Известному типологическому материалу противоречит предполагаемый праславянский переход *i̯ē>​*i̯ā, т. е. депалатализация *ē после явно непалатализованного звука. Как известно, сравнительно-исторические параллели, на оснований которых этот переход реконструируется в корнях слов, весьма сомнительные, поскольку праслав. *ā в сочетании *i̯ā может восходить и к *ē, и к *ō. Остается ряд морфологических категорий, будто бы указывающих именно на *i̯ē>​i̯ā; *stoi̯āti как *ležāti, но *sedēti; *stoi̯aaxъ — но *nosēaxъ и под. Сопоставления эти совершенно надежны, но вряд ли они могут доказать несомненный фонетический характер данного перехода.

Заканчивая рассмотрение праславянских йотаций, следует отметить их исключительную интенсивность; в ходе их были модифицированы все согласные в сочетаниях Ci̯ (кроме *r). Эта последовательность йотационных процессов резко отличает праславянский от балтийских и тем более от германских языков и сближает его в типологическом отношении с северно-средиземноморской языковой зоной (греческими и романскими диалектами), где йотация была также интенсивной.

 

III. Вторая и третья праславянские «палатализации»

Обе названные «палатализации» прошли за короткий промежуток времени, приблизительно с VII до X в. н. э., и рефлексы их совпали прежде всего по этой причине. Реконструкция процессов, лежащих в основе этих «палатализаций», и интерпретация их результатов представляют собой частные случаи двух более общих задач, решением которых мы уже занимались: это выяснение фонетической сущности этих смягчений (палатализация или палатация) и анализ возможных исходов взаимодействия новых мягких со старыми.

Конечным итогом преобразования *k, *g, *x по второй и третьей «палатализациям» было возникновение палатализованных согласных *cʼ, *ʒʼ(zʼ), *sʼ, которые в большинстве славянских говоров отвердели и только частично сохраняются на востоке славянского мира (напр., рус. купʼец, но кнʼасʼ, кнʼазʼа). С учетом этого название «палатализация» применительно к данным изменениям как будто оправдано. Но в действительности речь идет не о палатализации в прямом смысле этого слова, т. е. не об изменениях типа *k, *g, *x > *kʼ, *gʼ, *xʼ или *c, *z, *s > *cʼ, *zʼ, *sʼ. Очевидно, возникновение *cʼ, *ʒʼ (zʼ), *sʼ из *k, *g, *x предполагает палатацию гуттуральных, поскольку переход *k, *g, *x > *cʼ, *ʒʼ(zʼ), *sʼ вообще немыслим без этой стадии.

После монофтонгизации *ā̆i > *ē, *ī в праславянском появились сочетания гуттуральных с гласными переднего ряда. В принципе они могли оставаться неизменными, поскольку противопоставления *k — *čʼ, *g — *žʼ, *x — *šʼ уже не нейтрализовались. Смягчение гуттуральных, однако, произошло, и это свидетельствует о живой еще «нетерпимости» праславянской артикуляционной базы к сочетанию такого рода. Можно думать поэтому, что абсолютный временной разрыв между второй и третьей «палатализациями» не был большим.

Несколько позже второй начинается третья «палатализация», начальный этап которой засвидетельствован в ряде славянских топонимов Греции: Avarnikeia, Dobnikeia, Gardikion Mega, Gardinikia и др. В этих словах с помощью ei, i обозначалась мягкость k (т. е. Avarniḱa, Dobniḱa, Gardiḱon и т. д.). Эти наблюдения, без боязни грубо ошибиться, можно использовать и для реконструкции хода второй «палатализации». Другими словами, следует принять, что первым этапом второй и третьей «палатализаций» был переход *k, *g, *x > *ḱ, *ǵ, *x́, где *ḱ, *ǵ, *x́ — палатальные согласные.

Во всех праславянских диалектах к этому времени уже существовал палатальный ряд, и новые палатальные должны были вступить во взаимодействие с его членами. Рассматривая взаимоотношение результатов первой палатации и йотации *ti̯, *di̯, мы видели, что при этом возможно полное слияние старых и новых палатальных, частичное и, наконец, вытеснение одних другими. То же происходило при взаимодействии рефлексов ti̯, di̯ и k, g перед гласными переднего ряда в латышских говорах, в говорах романских и греческого языков и т. д. Может быть, это равно вероятные пути развития, но не исключено, что выбор того или иного из них обусловлен конкретной фонологической ситуацией в данном языке.

В случае второй и третьей палатаций прежде всего следует указать на неизбежность ассибиляции новых палатальных *ḱ, *ǵ, *х́ > *ć, *ʒ́, *ś. Она должна была произойти потому, что в языке обычно не сосуществуют взрывные и фрикативные палатальные. Кроме того, большинству праславянских диалектов были известны палатальные фонемы, представленные аффрикатами [ć], [ʒ́] или [čʼ], с которыми взрывные палатальные вообще не сосуществуют. В этих условиях артикуляция типа *ḱ, *ǵ шансов на сохранение не имела.

На юго-западе праславянского мира довольно рано обнаружилась тенденция к сокращению количества палатальных фонем. Здесь было очевидным «стремление» к образованию устойчивого палатального ряда, которое рано или поздно должно было проявиться во всех праславянских диалектах. Устойчивый палатальный ряд [ĺ], [ń], [ć], [ʒ́] или [ĺ], [ń], [t́], [d́] «не принял» новых палатальных; разница между старыми *ć, *ʒ́ и новыми рефлексами заднеязычных могла сохраниться только в том случае, если последние не достигли бы стадии типично среднеязычно-средненебных звуков. Скорее всего *ḱ, *ǵ, *x́ перешли здесь в *cˮ, *ʒˮ(zˮ), *sˮ, где *cˮ … *sʼʼ — краепалатальные звуки типа белорусских цˮ, дзˮ, сˮ, зˮ. Эти краепалатальные представляли собой нечто среднее между мягкими сибилянтами и «шепелявыми» среднеязычными звуками, что и обеспечивало разницу между ними и старыми *ć, *ʒ́. Дальнейшая эволюция краепалатальных — их преобразование в палатализованные сибилянты (*cˮ, *ʒˮ(zˮ), *sˮ > *cʼ, *ʒʼ(zʼ), *sʼ), которые не закрепились, поскольку палатализованность не была свойственна этим говорам.

Полной противоположностью южному «отталкиванию» было западнославянское слияние новых и старых палатальных. В этих говорах палатальный ряд имел вид [ĺ], [ń], [ć], [ʒ́], [šʼ], [žʼ], [šʼ]; новые палатальные *ć, *ʒ́, *ś совпали со старыми фонемами [ć], [ʒ́], [šʼ], что не вызвало никаких перестроек в данной подсистеме.

Восточнославянский палатальный ряд [ĺ], [ń], [čʼ], [žʼ], [šʼ] после второй и третьей палатаций пополнился новыми палатальными фонемами и стал походить на западнославянский: [ĺ], [ń], [ć], [ʒ́] [ś], [žʼ], [šʼ], [čʼ]. Набор фонем здесь совершенно необычен; такой палатальный ряд не мог быть устойчивым и существовал, видимо, очень недолго как промежуточное, эфемерное образование. Можно думать также, что [ć], [ʒ́], [ś] были представлены краепалатальными, с очень незначительной шепелявостью звуками, что и предопределило их дальнейшую судьбу.

К интерпретации результатов второй и третьей палатаций следует добавить, что сам факт их осуществления является доказательством того, что в VII—IX вв. н. э. праславянским диалектам не была свойственна позиционная мягкость согласных перед гласными переднего ряда. Предположив обратное, следовало бы ожидать действительной палатализации задненебных *k, *g, *x > *kʼ, *gʼ, *xʼ. Если бы эти палатации происходили при наличии палатализованных *tʼ, *dʼ, *sʼ перед гласными переднего ряда, то неизбежна была бы палатация части этих дентальных и слияние их с рефлексами гуттуральных, чего, однако, нет ни в одном славянском говоре.

Рассмотренные палатации свидетельствуют также о том, что в западнославянских и болгарском языках в то время после губных эпентетическое l еще не исчезло.

В противном случае для данной эпохи пришлось бы реконструировать формы типа *zemʼa и признать существование мягких губных фонем. Это равносильно конструкции тембровой корреляции, так как парными по твердости-мягкости были бы губные и зубные, что противоречило бы самому факту палатаций. Кроме того, тембровая корреляция, в которой палатализованными были бы только губные, в принципе исключена, поскольку губные в силу своих артикуляционных особенностей вообще палатализуются позже других согласных.

Существуют два предположения об эволюции праславянского дифтонга *eu, выступающего в немногочисленных словах. Преобладающее число ученых реконструирует монофтонгизацию *eu > *u со смягчением предшествующего согласного. На этом основании появление *l в словах *ludъ, *lub‑, l-эпентезы в *blьvati, *blusti и т. д., а также изменение *t>​схр. ћ, вост.-слав. č, зап.-слав. c в слове *teud относят к периоду второй палатации задненебных (связанной с монофтонгизацией дифтонгов). Согласно второй гипотезе, *eu развивалось так: *eu>​*i̯u>​*ʼu; при этом ссылаются на гот. biups, давшее праслав. *bludo, ср. схр. бљудо.

Заметим, что при изменении *eu предшествующие согласные получали мягкость, которая вызывала палатацию *l > lʼ, *t > *ć (ћ, č, c) и l-эпентезу после губных. Если бы *Ceu > Cu происходило одновременно со второй палатацией задненебных, то неизбежным было бы совпадение рефлексов *t(eu) и *k(ě) в одном звуке, но этого не произошло. Следовательно, палатация согласных перед рефлексом *eu произошла, очевидно, раньше второй палатации.

С другой стороны, во время йотации *ū̆ после палатальных изменялось в *ī̆, в то время как *u < *eu после палатальных сохранялось. Заключаем потому, что палатация перед *eu произошла после йотации в сочетаниях Ci̯. Таким образом, относительная хронология изменений *Ceu > *Ću определяется так: после окончания йотации групп Ci̯, перед второй палатацией задненебных.

 

IV. Дальнейшая судьба палатального ряда в славянских языках

В восточнославянских языках праслав. *ĺ, *ń отражены как палатализованные лʼ, нʼ, что указывает на депалатацию *ĺ, *ń > лʼ, нʼ. Этот неоспоримый факт проливает свет на историю «невероятного», очень неустойчивого палатального ряда [ĺ], [ń], [ć], [ʒ́], [ś], [čʼ], [žʼ], [šʼ] в восточнославянской зоне. Как известно, палатализованные цʼ (>ц), зʼ, сʼ в русском, украинском и белорусском обычно рассматриваются в качестве непосредственных рефлексов второй и третьей «палатализаций». Пример *ĺ, *ń > лʼ, нʼ убедительно показывает, что скорее всего именно ć, ʒ́, ś, подвергаясь депалатации *ć > цʼ (>ц), *ʒ́(*ź) > зʼ, *ś > сʼ, давали палатализованные звуки. С типологической точки зрения это редчайший путь развития, так как депалатация с сибилянтным исходом обычно ведет к отвердению. Учитывая слияние вост.-слав. сʼ, зʼ, лʼ, нʼ (<*ś, *ź, *ĺ, *ń) с палатализованными другого происхождения, следует думать, что исход депалатации в данном случае обусловлен появлением палатализованных и становлением тембровой корреляции. Приняв это, можно уточнить и динамику становления палатального ряда [ĺ], [ń], [ć], [ʒ́], [ś], [čʼ], [žʼ], [šʼ]. Очевидно, неизбежные преобразования в его структуре (слияние палатальных с шипящими или отвердение последних) не произошли потому, что он «разгрузился» путем *ć > цʼ, *ʒ́ > *ź > зʼ, *ś > сʼ. Способ и результаты «разгрузки» свидетельствуют о том, что палатализованные появились сразу же после *ḱ, *ǵ, *x́ > *ć, *ʒ́, *ś, так что данный палатальный ряд существовал очень недолго. Можно предполагать также, что палатализованные появились во время сибилянтизации взрывных палатальных *ḱ, *ǵ, *x́ и *ć, *ʒ́, *ś и были лишь недолговечным промежуточным этапом в изменении *ḱ, *ǵ, *x́ (>*ć, *ʒ́(ź), *ś) > цʼ (ц), зʼ, сʼ. Только с этими оговорками и можно реконструировать палатальный ряд [ĺ], [ń], [ć], [ʒ́], [ś], [čʼ], [žʼ], [šʼ].

В итоге после перехода *ĺ, *ń, *ć, *ź, *ś > лʼ, нʼ, цʼ, зʼ, сʼ часть бывших палатальных становится членами коррелятивных пар л — лʼ, н — нʼ, с — сʼ, з — зʼ, входящих в тембровую корреляцию, и палатальный ряд в восточнославянских языках прекращает свое существование. Палатализованные цʼ, чʼ, жʼ, шʼ остались непарными по твердости-мягкости, что предрешило в общем их дальнейшую судьбу.

В польских говорах результаты преобразования палатальных сходны с восточнославянскими. В Великопольше произошла депалатация *ĺ, *ń, *ć, *ʒ́ > lʼ, nʼ, cʼ, и эти звуки разделили судьбу остальных палатализованных: lʼ или сохраняет свою артикуляцию или, теряя мягкость, стремится к lʼ среднеевропейскому; cʼ, ʒʼ как непарные по твердости-мягкости отвердели, и только nʼ сохраняет мягкость (подобно иным палатализованным дентальным он впоследствии подвергнется палатации nʼ > ń).

На Мазовше довольно рано перестали различаться *ć, *ʒ́ и *čʼ, *žʼ, *šʼ, которые слились в *ć, *ʒ́, *ś, *ź. Возможно, это слияние вызвано не иноязычным влиянием, а представляет собой одну из возможных реакций системы фонем на появление палатализованных. Объективно данное слияние содействует укреплению палатального ряда, который после этого имел вид [ć], [ʒ́], [ś] и являлся бы устойчивой организацией, если бы не существовал параллельно с тембровой корреляцией. Палатация *tʼ, *dʼ, *sʼ, *zʼ>​ć, ʒ́, ś, ź привела к вытеснению старых палатальных на большей части Мазовша, и они отвердели. В любавско-острудских говорах новые палатальные, как известно, слились со старыми в ć, ʒ́, ś, ź. Все эти факты показывают, что доисторический палатальный ряд [ĺ], [ń], [ć], [ʒ́], [čʼ], [žʼ], [šʼ] в польских диалектах разрушился также вследствие появления палатализованных и становлением тембровой корреляции C — Cʼ. К этому периоду следует относить начало устранения ĺ эпентетического после губных вследствие выравнивания по аналогии.

В говорах Чехии депалатации подверглись *ĺ, *ć, *ʒ́ (ź) > lʼ, cʼ, zʼ; праслав. *ń сохраняло палатальный характер в период существования палатализованных — неоспоримый факт, который трудно объяснить. Таким образом, в древнечешских говорах коррелятивные пары образовали m — mʼ, v — vʼ, p — pʼ, b — bʼ, l — lʼ, n — nʼ, s — sʼ, z — zʼ, r — rʼ, t — tʼ, d—dʼ, непарными палатализованными были cʼ, čʼ, žʼ, šʼ, а палатальный ряд представлял [ń]. Древнечешская тембровая корреляция вскоре начала распадаться, поскольку пары, ее образующие, не имели общей позиции нейтрализации. Lʼ, sʼ, zʼ и губные отвердели во всех случаях, причем после шумных губных развился j, а mʼ > mń/mj. Палатализованные tʼ и dʼ стали палатальными перед ě, i и отвердели в ряде других позиций; nʼ > ń в одних случаях и nʼ > n в других. Дрожащее rʼ перешло в ř́ и стало представлять фонему [ř́]. В результате этих преобразований в чешских говорах возник палатальный ряд [t́], [d́], [ń], [ř́], генетически не связанный с праславянским. Только [ń], уцелевшее после появления палатализованных, продолжает в ряде случаев праслав. *ń.

Таким образом, палатальные праслав. *l, *ń, *ć, *ʒ́, *ś в восточнославянских языках и в части ляшских говоров (а также и в болгарских) пережили депалатацию, став палатализованными звуками; предысторический палатальный ряд здесь оказался полностью разрушенным. В древнечешском депалатации подверглись только *ĺ, *ć, *ʒ́ > *lʼ, *cʼ, *zʼ и палатальный ряд «редуцировался» до [ń]. Исход депалатаций в этих случаях обусловлен тем, что они проходили или вслед, или параллельно с зарождением палатализованных. Становится очевидным, что непосредственной причиной разрушения палатального ряда в указанных языках было становление и развитие тембровой корреляции палатализованных — непалатализованных согласных. Но между этими двумя системами твердых и мягких не было генетической преемственности, т. е. становление тембровой корреляции произошло независимо от процессов, в результате которых возник и оформился праславянский палатальный ряд.

Иным является соотношение доисторического и исторического палатальных рядов в сербскохорватских и словенских диалектах. Во многих из них имеются существенные новообразования (напр., редукция палатального ряда и сокращение дистрибуции палатальных ĺ, ń в словенских; разрастание палатального ряда в результате новой и новейшей йотации в части сербскохорватских говоров и т. д.), однако во всех случаях основу современных палатальных рядов на этой территории составляют прямые потомки праславянских палатальных. Генетическая преемственность между ними неоспорима, и это служит существенным аргументом в пользу того, что позиционная мягкость согласных перед гласными переднего ряда в этих говорах не возникала.

 

Заключение

Развитие палатального ряда в праславянском началось с изменения задненебных перед *ī̆, *ē̆. Смягчение только части согласных, принадлежащих к одному локальному ряду, а также изменение места образования этих согласных и аффрикатизация *k, *g являются диагностирующими для реконструкции первой палатации *k, *g, *x​(+*ī̆, *ē̆) > *ḱ, *ǵ, *x́. Палатация исключительно задненебных указывает на то, что во время ее осуществления остальные согласные не имели позиционного смягчения; в противном случае по крайней мере часть позиционно смягченных согласных также пережила бы палатацию.

Эволюция задненебных в сочетании с йотом, появление палатальных *ĺ, *ń, *ć, *ʒ́ < *li̯, *ni̯, *ti̯, *di̯, а также развитие l-эпентезы после губных свидетельствуют о так называемой глайдовой йотации, т. е. взаимодействии согласных с i̯ (i неслоговым), а не с j (фрикативным шумным среднеязычно-средненебным сонантом). После йотации *ki̯,*gi̯, *xi̯ > *ḱ, *ǵ, *x́ и первой палатации в праславянском возникает палатальный ряд, представленный тремя фонемами, образующими коррелятивные пары k — ḱ, g —ǵ, x — x́. Взрывные палатальные (не аффрикаты) и фрикативные палатальные обычно не сосуществуют в одной подсистеме, и потому аффрикатизация *ḱ, *ǵ при наличии *x́ была в праславянском неизбежна. Фрикативный палатальный и аффрикаты должны быть при этом одинаковыми по месту образования (ср. соотношение ć, ʒ́ и ś, ž в польском; ћ, ђ и с́, з́ в схр. говорах; цˮ, дзˮ и сˮ, зˮ в белорусском).

После йотации *li̯, *ni̯ > *ĺ, *ń в праславянском должна была возникнуть крайне неустойчивая тембровая корреляция k — ć(ḱ), g — ʒ́(ǵ), x — ś(x́), в рамках которой могли возникнуть мягкие шипящие *čʼ, *ǯ, *šʼ, которые благодаря особенностям своей артикуляции (они являются двухфокусными) могут представлять как палатальные, так и палатализованные фонемы. Ко времени завершения йотаций *si̯, *zi̯ > *ś, *ź > *šʼ, *žʼ и *ti̯, *di̯ > *ć, *ʒ́ праславянские палатальные *ḱ, *ǵ, *x́ уже изменили место своего образования, дав соответственно *čʼ, *žʼ, *šʼ.

После осуществления всех йотаций в праславянских диалектах существовали по крайней мере четыре разновидности палатального ряда: [ĺ], [ń], [ć], [ʒ́] и [ĺ], [ń], [t́], [d́] на юге славянского мира; [ĺ], [ń], [čʼ], [žʼ], [šʼ] на востоке и [ĺ], [ń], [ć], [ʒ́], [čʼ], [žʼ], [šʼ] на западе. Последняя разновидность палатального ряда (западная) была архаизмом еще в рамках праславянского.

Lʼ-эпентеза в праславянском, указывая на глайдовую йотацию губных, свидетельствует также о палатальном характере мягкого праслав. *ĺ. Как известно, в западно-славянских диалектах ĺ-эпентеза зафиксирована только в нескольких словах. Типологический анализ дает основание утверждать, что фонетическая деэпентизация возможна только в том случае, когда палатальный согласный, выступающий в качестве эпентетического, изменяется в йот абсолютно во всех позициях. С учетом этого реконструкция фонетического перехода pĺ, bĺ, mĺ, vĺ > pi̯, bi̯, mi̯, vi̯ > pʼ, bʼ, mʼ, vʼ для западнославянских языков и восточноболгарских диалектов является безосновательной; утрата ĺ-эпентезы могла в этих языках произойти только вследствие выравнивания по аналогии.

Изменение места и способа образования заднеязычных по второй и третьей «палатализации» дает основание реконструировать палатацию *k, *g, *x > *ḱ, *ǵ, *x́ как фонетическую сущность этого преобразования. Аффрикатизация новых *ḱ, *ǵ > *ć, *ʒ́ была неизбежна по причинам, указанным при рассмотрении первой палатации. Новые палатальные *ć, *ʒ́ *ś вступили во взаимодействие с существовавшим в праславянских диалектах палатальным рядом. При этом реализовались все возможные результаты такого взаимодействия: на западе новые палатальные полностью слились со старыми [ć], [ʒ́], [śʼ], на юге оказались полностью вытесненными ими (т. е. *ć, *ʒ́ (ź), *ś > с, ʒ(z), s), а на востоке новые палатальные закрепились на некоторое время в качестве самостоятельных фонем.

Осуществление йотаций, а также второй и третьей палатаций при сохранившихся неизменными сочетаниях C + ī̆, ē̌ свидетельствует о том, что в праславянском до самого падения редуцированных согласные не имели позиционной мягкости перед гласными переднего ряда.

В эпоху падения редуцированных в западно‑ и восточнославянских языках происходят депалатации *ĺ > lʼ, *ń > nʼ (за исключением чешских и словацких говоров), *ć > cʼ, *ʒ́ > ʒʼ(zʼ), *ś > sʼ, которые могли осуществиться только вследствие появления палатализованных звуков и фонем.

Таким образом, становление тембровой корреляции палатализованных — непалатализованных фонем было причиной разрушения палатального ряда в западно‑ и восточнославянских языках. Сохранение палатального ряда в сербскохорватских, словенских и македонских диалектах свидетельствует о том, что позиционная мягкость согласных перед гласными переднего ряда в них не возникала.

Таковы основные результаты внутренней реконструкции генезиса и эволюции палатального ряда в праславянском. Они представляют собой анализ возможных и реконструкцию наиболее вероятных этапов развития этой подсистемы. Необходимо подчеркнуть, что анализировались не все логически возможные варианты, а только те из них, которые находятся в рамках закономерностей строения и взаимоотношения подсистем твердых и мягких фонем, выявленных на основе типологического анализа. Это ограничение, как нам кажется, позволяет избегать «бумажнофонологических» построений, которые в достаточной мере скомпрометировали диахроническую фонологию.

 

Summary

The evolution of the consonantal palatal series in Common Slavic began after velars *k, *g, *x were changed before *ī̆, *ē̆. The softening solely of consonants which belong to the same local series, the changing of the point of their articulation and their affricatisation are diagnostic for the reconstruction of the First Palatation *k, *g, *x+​*ī̆, *ē̆>​*ḱ, *ǵ, *x́. The palatation exclusively of velars indicates the other consonants had no positional softening at that time.

The known Common Slavic alteration of velares in clusters «velar+yod», the origin of the palatal consonants *ĺ, *ń, *ć, *ʒ́<​*li̯, *ni̯, *ti̯, *di̯ and l-epenthesis after labial consonants (in clusters «labial+yod» show the so-called glide yotation, i. e. the interaction of consonants with i̯ (non-syllabic i) and not with j (the yod proper). After the yotation *ki̯, *gi̯, *xi̯>​*ḱ, *ǵ, *x́ and the First Palatation in Common Slavic the palatal series *ḱ, *ǵ, *x́ was formed; its members formed three correlated pairs: k — ḱ, g — ǵ, x — x́. The plosive palatals (non affricated) and fricative ones do not co-exist as usually in the same sub-system of phonemes and therefore the Common Slavic palatal series *ḱ, *ǵ, *x́ was not stable. By the time of yotations *si̯, *zi̯, *ti̯, *di̯>​*ś, *ź (>šʼ, *žʼ), *ć, *ǯ the affricatisation of *ḱ, *ǵ, *x́ was already ended.

After the yotations there existed at least four types of palatal series in Common Slavic dialects: *l, *ń, *ć, *ʒ́ and *l, *ń, *t́, *d́ in the South, *l, *ń, *čʼ, *ž, *šʼ in the East and *l, *ń, *ć, *ʒ́, *čʼ, *žʼ, *šʼ in the West; the latter variety was already an archaism in Common Slavic.

L-epenthesis in combinations «labial+yod» is one of the most important arguments of glide yotation generally and in Common Slavic in particular. Typological analysis indicates the phonetic de-epenthesation is possible only in the case when a palatal consonant used as epenthetical changes in all positions. Therefore the reconstruction of the phonetic transition *pĺ, *bĺ, *mĺ, *vĺ>​*pi̯, *bi̯, *mi̯, *vi̯>​pʼ, bʼ, mʼ, vʼ for the west Slavic languages and east Bulgarian dialects has no ground. The loss of l-epenthesis in these languages and dialects is due to the grammatical analogy.

The change both of point and mode of articulation of velars during the Second and Third «palatalisations» enable to reconstruct the palatation *k, *g, *x>​*ḱ, *ǵ, *x́ as a phonetic essence of these phenomena. The affricatisation *ḱ, *ǵ>​*ć, *ʒ́ and the assibilation *x́>​*ś were inevitable then due to the causes specified when studying the First Palatation. The new palatals had to interact with palatal series which existed in Common Slavic dialects. The result was the merging of all palatal phonemes in the West, the dispalatation *ć, *ʒ́, *ś>​c, ʒ, s in the South and the emergence of the new phonemes *ć, *ʒ́, *ś in the East.

The facts of yotations as well as the Second and Third Palatations in the presence of unchanged clusters C+​ī̆, ē̆ show the absence of positional palatalisation in Common Slavic up to the fall of jers. At the time of the latter change (or directly after it) in the west and east slavic languages the dispalatations *ĺ>​lʼ, *ń>​nʼ (except for Czech and Slovak dialects where ń was preserved), *ć>​cʼ, *ʒ́ (ź)>​zʼ took place, which could realize only in the presence of palatalised sounds and phonemes. Thus, the emergence of timbre correlation of palatalised — non-palatalised consonants caused the destruction of Common Slavic palatal series in the west and east Slavic languages. On the other hand, the preservation of this series in Serbocroatian, Slovenian and Macedonian show that there has never been positional softness (palatalisation) of consonants before front vowels in these languages.