Байка из жизни "Академиков"
У нас в Академии был один "вечный" капитан при хозчасти по фамилии Морошкин. Он был известен следующими отличиями…
Во-первых, будучи юным солдатиком, он участвовал в конвоировании через Москву колонны немецких пленных в 1944.
Во-вторых, каждый день выпивал три стакана водки (в пятницу – четыре) и при этом был ни в одном глазу и даже запаха не было. О его секретном составе по отбиванию запаха перегара под ноль в Академии ходили легенды, но список лиц, имеющих доступ к оному эликсиру, был строго засекречен. По косвенным уликам был изобличен майор из гаража. Во время парада, будучи в оцеплении, он назюзюкался до беспамятства. В кармане его шинели были обнаружены пустые бутылки из-под водки и коньяка, но перегаром от него не пахло. В санчасти поставили диагноз – солнечный удар (парад был 7 ноября), и все спустили на тормозах. А капитан, надо сказать, пил отнюдь не казенку, а исключительно деревенский самогон, причем, двойной перегонки, тройной очистки и настоянный, вдобавок, на смородиновых почках, – эту амброзию он гордо называл "Моя ягодка".
В-третьих… Это пойло доставляли ему из подшефного колхоза, а так как заодно оттуда же, от сдружившегося с капитаном председателя, шел для узкого круга начальства поток закусона, типа – соленых мелких хрустящих огурчиков (в процесс изготовления которых входило опускание бочонка в зимнюю прорубь); капустки квашеной с клюковкой и антоновкой, а так же провесные окорока, сало земляной засолки, лещи, ранняя клубника и.т.д. и.т.п., то, естественно, ему многое сходило с рук: капитан был в шоколаде, и начальство благосклонно закрывало глаза на еще одно его хобби – изготовление оловянных солдатиков и исторических миниатюр.
В-четвертых, у капитана была мастерская в подвале, и даже небольшой выставочный зал, и он там проводил все свое свободное время. А его личную выставку показывали даже почетным гостям Академии. Бывали, конечно, накладки, как, например, с миниатюрой "Разгром пулемётным полком Анархистов кавалерийского корпуса ген. Барбовича". Капитан честно сваял атаку махновских тачанок на конницу белых, этот случай действительно был в истории, и махновские пулеметчики сделали из беляков салат с озерными грибами, сделав неизбежным взятие Крыма. (Нет, не зря все-таки Махно дали в свое время орден Боевого Красного Знамени из первого десятка номеров.) Но политотдел пришел в ужас, и капитану, с помощью добровольцев, пришлось всю ночь перекрашивать махновцев в буденовцев. Но главная хохма была при встрече делегации генералитета ННА ГДР. Их привели в казематы капитана вечером в пятницу уже после употребления им четвертого стакана "ягодки". Кто помнит, форма у ГДРовцев была один к одному, как у Вермахта, так что, когда немцев ввели в выставочный зал военных миниатюр, капитан сначала прибалдел, а потом, решив, что опять привели пленных немцев, решил показать фашистам, кто они есть на самом деле. Гордо подвел компанию немецких генералов к звезде своей коллекции и картинно сдернул покрывало. Перед глазами земляков Фельдмаршала Кейтеля открылась закопченная громада Рейхстага. На ступенях и у колонн ликовали победители, а вокруг, среди подбитых "Тигров", в живописных позах густо лежали фигурки в мышиных мундирах, фельдграу всех видов и черных кителях СС.
Тишину нарушил хрюкнувший Аким, привлеченный в качестве переводчика. Он увидел среди красных флагов победы над разбитым куполом маленький флажок ГДР. Когда через полчаса разъяренный замполит привел в подвал заместителя начальника Академии, ни капитана, ни флажка уже не было. Одного увели спать, другого спрятали в карман. А теперь перейдем к главному событию этого повествования…
У капитана Морошкина был друг – подполковник с Военно-исторической кафедры по фамилии Калибров. Они сошлись на любви к Военной истории и понимании того, что в своих чинах они застряли до пенсии. Сыграла тут роль, конечно, и "ягодка", под хорошую закуску, естественно. Подполковник очень любил возиться в тактических ящиках с песком, где с помощью капитана декорировал сражения из нашего героического прошлого, а по ночам их переигрывал. Иногда они играли с Морошкиным друг против друга, и капитан все время проигрывал. Зла за это на приятеля он не держал, но неприятный осадок оставался постоянно. Подполковник Калибров, кстати, весьма не любил Кутузова. Он считал, что Бородинское сражение можно было выиграть, и ни в коем случае нельзя было оставлять Москву. И хотя, как истинный представитель Советской Исторической Науки, он свято верил в то, что история не может иметь сослагательных наклонений, Бородинскую битву подполковник переигрывал неоднократно, причем, в чине фельдмаршала, ну, и Наполеону там, естественно, каждый раз доставалась.
У Капитана тоже был свой исторический бзик. Он очень двойственно относился к Южанам времен Гражданской войны в США. То есть, с одной стороны Конфедераты – это рабовладельцы и враги прогрессивного человечества, ну, а с другой стороны – они защищали свою землю, свои дома и вообще воевали против США – ныне потенциального противника, значит, солдаты генерала Ли -почти союзники. А уж после того, как в результате экскурсии в подвал-музей делегации африканских борцов за свободу с ряда стендов пропало несколько фигурок, для Морошкина все стало ясно окончательно. По этому поводу капитан потихоньку стал готовить для миниатюры, посвященной Геттисбергскому сражению, армию генерала Ли и, естественно, армию генерала Джорджа Мида тоже. А подполковник Калибров, снизойдя к просьбе старого приятеля, подкрепленной литром "ягодки" и банкой "копеечных" опят, назначил на вечер последней субботы месяца их персональную Битву при Геттисберге. Помогать капитану, естественно, взялись мы с Акимом. Во-первых, нам было забавно и интересно, а ввиду того, что по ряду причин мы жили в общежитии Академии и не имели выхода в город, свободного времени у нас было предостаточно. Ну, и, во-вторых, мы искали любую возможность поддеть педанта подполковника, достававшего нас на занятиях своим догматизмом (тем более, что моя хохма с флагом ГДР на Рейхстаге ударила мимо). Подполковник Калибров, кстати, был вдобавок официальным куратором подвала-музея по военно-исторической части.
Итак, мы с головой погрузились в процесс. Готовя перенос плашек с подразделениями конфедератов и их визави в тактический ящик, мы бурно обсуждали нюансы решающей битвы Севера и Юга, и Аким, бросив взгляд на стенд с боем бывших махновских тачанок с белой конницей, сказал с сожалением в голосе:
– Вот бы под Семетри Ридж сотню тачанок, и кранты тогда генералу Ханту.
Капитан Морошкин вскинулся было, но как-то сразу привял обратно…
– Так пулеметов еще не было, – уныло сказал он, и тут в разговор вступил я.
– Во-первых, картечница Гатлинга была запатентована в ноябре 1862, во-вторых, бельгийский фабрикант Монтиньи создал митральезу в 1851 году, так что при инициативном человеке и должном финансировании, сделать сотню другую митральез к июлю 1863 года вполне реально.
– А на что их устанавливать? – с надеждой спросил капитан Морошкин, и получил вальяжный ответ от Акима:
– Так, товарищ капитан, была такая веселая тележка под легкомысленным названием "вагонет", подрессоренная, восьмиместная, и уж на Юге ее прообразы, наверняка, применялись, – ставим туда митральезу и зольдатен фойер. Две колонны по сто тачанок, – это 200 стволов по 13 мм., они дадут 200 выстрелов в минуту, то есть – сорок тысяч пулек по проклятым аболиционистам каждые шестьдесят секунд.
– Так у Ханта там, на хребте, двести орудий, они раздолбают повозки издалека, – борясь, с надеждой, произнес Морошкин, но тут снова вступил я.
– А кто сказал, что к позициям противника надо подойти спереди? – и, насладившись восхищенными взглядами коллег, добавил:
– И вспомните, товарищи офицеры, как Махно взял Екатеринослав. Сотни телег с капустой, приехавшие на рынок, оказались тачанками. Так кто нам мешает накрыть вагонеты парусиной и притвориться обозными фургонами? А чтобы было еще незаметнее, рядом с ездовыми посадим кафров. Ведь были среди черных рабов сторонники Юга?
Немая сцена, как в Ревизоре, моментально сменилась бурным обсуждением будущей операции. Задачи было две, техническая и оперативная. Техническая касалась изготовления вагонетов и производства моделей митральез, ну, а оперативная составляющая часть плана, имеющая в виду реальное применение тачанок в сражении и, в первую очередь, приближение к тылам генералов Ханта и Ховарда, была уже, в основном, решена благодаря моему стратегическому гению. Пришлось, конечно, поломать голову над тем, как внедрить в войска подполковника (он командовал Северянами) левые обозы конфедератов, но решение нашлось простое и гениальное.
Ну, а с техникой все сложилось более-менее. У капитана были завалы заготовок для гужевого транспорта, а митральезы сделали из заготовок для пулеметов. На маскировочную парусину для фургонов капитан не пожалел новую казенную простыню, и в расчетное время айне и цвайне колонны имени Гера Гатлинга были готовы к бою.
И вот наступил канун 1 июля 1863 года, вернее, последней субботы этого месяца. Поле битвы было готово. Аким ассистировал капитану, а я (в качестве засланного казачка) товарищу подполковнику. Я, согласно указаниям командующего, переставлял группы фигурок и ненавязчиво подтягивал две колонны обозных фургонов, соответственно, к Семетри Ридж и тылам Ховарда. И вот, когда конфедераты генерала Пикетта пошли в свою смертельную атаку, и подполковник Калибров уже готовился отдать приказ своей артиллерии смести мятежников, как капитан скомандовал срывающимся голосом:
– Митральезы, вперед!
Аким гордо перешел на мою сторону стола, отодвинул меня в сторону величавым жестом и стал быстро снимать белые верха у фургонов. В тылу Северян хищно ощетинились десятки смертоносных стволов, и артиллерия Ханта и подразделения Ховарда были выведены из строя. Войска Южан перешли в атаку по всему фронту, и генерал Ли победил.
На подполковника Калиброва было жалко смотреть. Уже час он метался кругом ящика с песком, ставшего полем его позора, но любые его атаки разбивались о железные аргументы противников. В конце концов, подполковник должен был согласиться, что и технически и оперативно присутствие на поле боя данных подразделений, в данное время и с данным вооружением исторически и технологически возможно. Забыл сказать, что по нашему настоянию капитан предложил подполковнику сыграть этот бой на ящик коньяка. Мы обещали при этом, что если капитан проиграет, то оный ящик поставим мы. В общем, наши победили ихних…
Подполковник Калибров, конечно, не забыл, кто коварно внедрил фальшивый обоз на поле битвы и с нетерпением графа Дракулы, ждущего молоденькую девственницу, ждал экзаменов, но меня на них он не увидел, впрочем, как и Акима тоже. Мы к тому времени находились уже далеко от Москвы, и наши тамошние экзаменаторы находились от нас по другую сторону мушки.
М. РУДЕРМАН, 1936 год – лейтенант Акимов, 1974 год