12 июля, день двадцатый

Наутро поиски было решено продолжить, но драконы пришли к выводу, что нет смысла лететь всем. Полетят двое и будут прочёсывать берег по обе стороны от устья реки, вдруг вчера что-то упустили. Если не найдут до обеда — вернутся, и потом их сменят другие. Остальные же продолжат работу по освобождению кладовых. Я тоже решила остаться — не думаю, что моя помощь будет так уж сильно необходима, в первую очередь я должна заботиться о детях и о том, чтобы мужчины были сыты, этим и займусь. А навестить подруг смогу завтра, если ничего не случится.

Первыми лететь на поиски вызвались Эльрод и Мэгринир. Диэглейр заявил, что полетит тоже, но не на поиски, а помочь женщинам, которые остались одни, без мужской руки.

— Ты понимаешь, что муж Базилды всё ещё может быть жив? — серьёзно глядя на него, спросил Бекилор. Так и сказал — не Кутберт, а «муж Базилды».

— Понимаю, — Диэглейр твёрдо взглянул в ответ, показывая, что решения не поменяет.

— И то, что даже если она уже вдова — прошло слишком мало времени…

— Да понимаю я, — перебил Диэглейр. — И вовсе не собираюсь прямо сейчас тащить бедную женщину в постель, за кого ты меня принимаешь! Но они там одни, Базилде вообще отлёживаться нужно, но я не верю, что она будет лежать, когда всё на девочек свалилось. У них там дров совсем чуть осталось — этот великий плотостроитель ни одного полена не расколол за всё это время. Хочешь, чтобы женщины топором махали? Нет, я полечу и помогу. Сделаю, что нужно, и вернусь, думаю, здесь пока и без меня справятся.

— Справимся, — кивнул Леонейл. — Лети, не волнуйся.

День прошёл без происшествий и новостей. Я занималась домашними делами и малышкой, изредка выглядывала с балкона, полюбоваться на летающие припасы, но мимоходом — вывешивая бельё или вынося корзины, в которые уложила малышей поспать днём — всё не в пещере, а вроде как во дворе, на свежем воздухе. Эльрод и Мэгринир вернулись к обеду, Диэглейр — нет. Эльрод сказал, что когда заглянул к людям, сказать, что поиски пока ничего не дали, то Диэглейр как раз делал дверцы в поросячьих стойлах. Поросята росли, и скоро для них перестанут быть препятствием порожки, сделанные Фолинором. Возле дома красовалась здоровенная поленница, на коровнике появилась дверь, а возле крыльца — удобная лавочка. Похоже, Диэглейр за полдня сделал то, до чего у Кутберта за полмесяца руки не дошли.

После обеда на поиски улетели Элрохин и Магилор. Судя по их лицам, они уже не верили в то, что смогут найти Кутберта живым, отправились искать тело. Драконов удивило, что они его еще не нашли, обычно в этом месте течение всё выбрасывало на берег. Но если тело опустилось на дно и за что-то там зацепилось, то могло оставаться там вечно. Они даже пытались воспользоваться магией воды, но это было всё равно, что искать иголку в стоге сена. В этом месте, по словам драконов, было очень глубоко, почти весь остров был окружён такими берегами — скалистыми, неровными, опасными. Было и несколько удобных пляжей, Фолинор обещал как-нибудь показать мне один из них, когда будет побольше свободного времени, но они находились с другой стороны острова.

В общем, если тело пасечника так никогда и не найдётся, никто не удивится. Но пока есть хоть малейшая, хоть призрачная надежда — драконы будут искать. Хотя бы ради его жены и дочерей.

После того, как малыши поспали днём, Нивена отнесла нас с девочками на лужайку у реки, недалеко от пещеры. Берег там был совсем пологим, песчаным и, по её словам, там было очень удобно купаться. И мы искупались — вода была тёплой, приятной. Нивена и Луччи плавали как рыбки, а вот мне поначалу было сложно — пресная речная вода держала гораздо хуже, чем солёная. Но постепенно я привыкла. Немного поплавав, я вернулась на мелководье и сидела там, давая Лани наплескаться вдоволь — пока я плавала, за ней присматривала Нивена. Дождавшись, когда высохнут нижние рубашки, в которых мы купались — кроме Лани, та плескалась голышом, — мы улетели обратно, Нивена вернулась к мужчинам, помогать им, чем могла, а я принялась за ужин.

Вечером новостей тоже не было, Элрохин нашёл лишь что-то из одежды Кутберта, которую тот забрал с собой — Базилда опознала в этой тряпке его рубаху, точнее то, что от неё оставили волны и камни. Вернувшийся с ними Диэглейр рассказал, что женщина больше не плачет, по крайней мере, по словам дочерей, от него она, похоже, пряталась в доме, не решаясь нарушить приказ и выйти на улицу. Поскольку всю тяжёлую работу он взял на себя, а девушки вполне справлялись с остальным — готовкой для себя и поросят и дойкой коров, — Базилде работы не осталось, и, по словам Диэглейра, «есть шанс, что эта неразумная женщина не навредит себе, пытаясь делать что-то, игнорируя свою травму, вместо того, чтобы отдыхать». Моя тетрадочка, уже наполовину исписанная, пополнилась еще парой слов, и, листая её, я подумала, что скоро начну говорить совсем как драконы, потому что с каждым днём понимаю их всё лучше, и всё реже переспрашиваю, что означает то или иное слово.

Ещё Диэглейр расспросил девушек, как теперь быть с пасекой. Оказалось, дома Кутберт всех детей приспособил себе в помощники, поскольку их бывшая пасека была гораздо больше новой, с этой-то он вполне справлялся и сам. Поэтому, кое-что девушки умели. По словам Аннис, в этом году Кутберт не хотел допускать роения, чтобы молодые, переселённые на остров семьи, набрали силу, поэтому уничтожал детву. Нужно будет еще пару раз это сделать — Аннис сказала, что они с сестрой умеют и сделают, — и тогда до сбора мёда, где-то через месяц, больше никакой специальный уход пчёлам не понадобится. Вот если бы пчёлы роились — тут был бы нужен более умелый человек, чтобы сделать всё правильно, но с остальным девушки обещали справиться сами.

Слушая пересказ Диэглейра, я мало что поняла, только то, что девушки справятся. Впрочем, дикие пчёлы как-то ведь живут сами по себе — и ничего.

Весь день я с нетерпением ждала вечернего «урока». Очень хотелось повторения того, что было вчера, а может, я узнаю ещё что-нибудь новое. Мне так понравились целоваться в Фолинором, я была готова делать это хоть весь день, но такое, конечно, было невозможно. Вокруг постоянно толпились люди, ладно, не люди, драконы, но всё равно. И всё, что я получила за весь день — это пару мимолётных поцелуев и несколько совсем невинных прикосновений — к руке, к волосам. Я бы и сама не хотела чего-то большего на глазах у всех, но как же порой хотелось, чтобы золотой дракон унёс меня куда-нибудь далеко-далеко, где мы будем только вдвоём, и там целовал, целовал…

Нам оставалось совсем немного времени вечером, когда мужчины разлетались по своим пещерам, а дети засыпали. Вот и сегодня, я с трудом дождалась, когда мужчины за ужином обсудят, кто чем завтра занимается, и разойдутся. Диэглейр решительно заявил, что снова отправится помогать женщинам, никто ему не возразил, мужчины лишь улыбнулись, как улыбались, глядя на нас с Φолинором, сидящих рядом. Даже я понимала, что ему нравится Базилда, мне казалось, что они бы хорошо подошли друг другу — он такой заботливый и никогда её не обидит, а она, которая даже такому мерзкому муженьку, как Кутберт старалась быть хорошей женой, сделала бы одинокого дракона счастливым. Вот только беда была в том, что и с мужем её всё было неясно, да и Диэглейра она сейчас просто боялась. Но капля камень точит, и невозможно не начать испытывать симпатию к тому, кто так о тебе заботится. Эх, нашли бы поскорее тело Кутберта, что ли. Схоронили и забыли.

Наверное, это неправильно — так думать. Но я ещё не скоро смогу забыть сгорбленную, держащуюся за рёбра женщину, синяк на её лице и шёпот: «Такова воля богов, не мне ей противиться». Надеюсь, боги поняли свою ошибку и исправили, как могли.

Когда мы, наконец, остались одни, Фолинор, к моему разочарованию, достал тетрадь и стал показывать мне, как складывать дроби. Сначала я расстроилась, а потом увлеклась — это оказалось интересно, Фолинор так понятно всё объяснял, разрезая на кусочки пряники, чтобы показать мне на примере, что и как получается. И, старательно решая задачку о домохозяйке, которая покупала в лавке пироги с разной начинкой, я даже не сразу осознала, что рука сидящего рядом мужчины поглаживает моё плечо, а его губы прикасаются к моей макушке. Сразу забыв и про пироги, и про их начинку, я выронила карандаш и подняла лицо, подставляя губы в ожидании поцелуя. Но Фолинор вдруг отстранился.

— Прости, я просто не удержался. Продолжай, у тебя всё получается. Осталось только добавить половину клюквенного пирога, и…

— Но почему?.. — я даже толком не знала, что хочу спросить. Почему ты сначала целовал, а потом отстранился? Почему я должна решать эту глупую задачу, если всё, чего хочу — это продолжения вчерашнего урока? Почему мы вообще тратим время на математику, когда у нас его и так совсем немного.

— Потому что я — твой учитель, кроме всего прочего, — как-то поняв мои невысказанные вопросы, Фолинор ответил на все сразу. — Я обещал научить тебя, — он махнул рукой на стол, на котором были разложены тетради и лежали куски пряников, — всему, и я должен это сделать. Хотя сам бы я предпочёл другие уроки…

— Я бы тоже, — набравшись смелости, шепнула я.

— Давай так — сейчас ты решаешь эту задачу, и на сегодня с математикой закончим. А завтра, пока меня не будет, решишь ещё пять. Договорились?

Я закивала и впилась глазами в цифры. Так, значит, ещё половину черничного пирога прибавить, это одна вторая, значит нужно…

Довольно быстро расправившись с задачей, я получила удовлетворённый кивок от своего учителя, а потом — лёгкий поцелуй от Фолинора, уже не учителя, на сегодня, во всяком случае.

— Ты умница! — похвалил он меня. Потом хитро прищурился. — Как насчёт того, чтобы полетать?

Полетать? А как же поцелуи? Но раз Фолинор предлагает, да и летать я люблю, особенно с ним…

— Я согласна.

— Тогда пошли. Не волнуйся за малышку, если проснётся, Керанир услышит и покачает. Идём!

Мы летали не очень долго, сделали пару кругов над нашим посёлком, потом отлетели немного в сторону и опустились на срезанную верхушку той самой скалы, где Бекилор провёл обряд над Лани.

— Это самая высокая скала на нашем острове, — пояснил Фолинор. — Отсюда открывается замечательный вид. Оглянись.

И я оглянулась. Прежде мне не доводилось видеть остров ночью, только скалу напротив и кусочек неба над ней, но я выглядывала из освещённой пещеры в темноту и мало что могла увидеть. Здесь же ничего не мешало мне залюбоваться лугами, лесами и пашнями, залитыми светом чуть ущербной луны, а так же речкой, которая таинственно переливалась, неторопливо неся свои воды к океану. Я засмотрелась на эту красоту, когда на мои плечи легли большие тёплые ладони, прижав меня спиной к крепкому телу, а возле уха раздался шёпот, шевеля мои волосы дыханием.

— Раньше я часто прилетал сюда такими вот лунными ночами, чтобы вспомнить, как красива наша земля, чтобы не забыть этого за каждодневными заботами. Но в последнее время совсем забыл об этой своей привычке, а сегодня захотел разделить её с тобой.

— Как красиво! — так же, шёпотом, ответила я.

Ещё какое-то время мы так и стояли — я, прижимаясь спиной с тёплой груди, спасаясь от пусть и совсем лёгкого, но всё же прохладного ветерка, и он — придерживая меня за плечи, лишь легонько поглаживая их. Но в какой-то момент, я вдруг оказалась уже лицом к Фолинору, его руки крепче прижали меня к нему, а губы целовали моё лицо, спускаясь к губам, пока, наконец, не произошло то, о чём я мечтала весь день. На этот раз поцелуй уже не был таким робким и исследующим, как вчера поначалу, губы мужчины сразу же смело и уверенно начали покусывать и посасывать мои, язык скользнул в приоткрывшийся рот и стал играть там моим языком.

Не знаю, сколько длился наш поцелуй, но когда мы, наконец, отстранились друг от друга, то оба тяжело дышали как от возбуждения, так и от нехватки воздуха. Я готова была снова потянуться за ставшими вдруг такими необходимыми поцелуями, но непроизвольно вздрогнула — разгорячённое тело очень неприятно обдало прохладой. Заметив это, Фолинор тут же прижал меня к себе, укутав в объятия.

— Извини, девочка, я как-то не подумал, что тебе может быть холодно.

— Когда ты меня обнимаешь, мне совсем не холодно, — призналась я, уткнувшись носом в шёлк рубашки дракона на его груди.

— Думаю, сегодняшний урок можно считать состоявшимся и очень удачным, — целуя мою макушку, тихонько засмеялся Фолинор. — Но всё же мне нужно было лучше подготовиться к нему. Летим домой, девочка, пока ты не простыла, ночь сегодня совсем не жаркая.

— Уууу… — недовольно протянула я, совсем не желая прерывать такой замечательный урок.

— У нас впереди много времени, — прекрасно поняв моё недовольство, пообещал мужчина. — А сегодня — домой. — И словно бы самому себе, пробормотал: — А то мне снова понадобится ледяная ванна.

Последних слов я не поняла, но возражать не стала. Тем более что спина, там, где её не прикрывали широкие ладони дракона, и правда начала зябнуть — как назло, сегодня, после того, как переделала все домашние дела, я переоделась в совсем лёгкое платье, тоже шёлковое, хотела быть красивой для Фолинора. В льняном бы не замёрзла, да кто же знал-то.

Следующим вечером я дожидалась мужчин на ужин в самом тёплом из подаренных мне платьев, да ещё и поддев под него сразу две нижних рубахи, одну на другую, аж упарилась вся, пока драконы не разошлись. И задач решила не пять, а целых десять, попросив Луччи проверить — не ошиблась ли, а вечером гордо показала тетрадь своему учителю. Тот сначала удивлённо поднял брови, видя такое моё рвение, потом широко улыбнулся.

— Ты молодец, Аэтель, просто умница. Но сегодня у нас — география.

И мы учили географию. Фолинор рассказывал о землях, где вечное лето или вечная зима, где по несколько месяцев льют дожди и где годами с неба не падает ни капли. Я слушала его рассказ, как волшебную сказку, веря и не веря, что такие чудеса могут быть на той же самой земле, на которой я живу. Фолинор показывал мне эти сказочные места на том самом большом разноцветном шаре, что стоял у него в кабинете и назывался «глобус».

Он рассказал, что те люди, что живут в нашей и соседних странах, знают лишь о половине земель, что есть в нашем мире, про остальные даже не догадываются, потому что их отделяют воды огромных океанов. А этот глобус нарисовали сами драконы, которые когда-то, в поисках уцелевших соотечественников или просто хотя бы любых других драконов, облетели в своё время весь мир. И время от времени, некоторые жители острова летали туда, уже не в поисках, а просто из любопытства. Приносили разные диковины или семена каких-нибудь полезных растений, например, картошку. Но другим людям рассказывать об этом не стоит, иначе придётся объяснять, откуда я это знаю.

— А кому я рассказать-то могу? У нас из людей кроме меня только три женщины, и те про картошку уже знают. Только им, кажется, всё равно, что о ней никто никогда не слышал, они и на рис с удивлением смотрели, и на халву. А я им сказала — заморские, ну и всё. Больше не удивлялись. Так что, говорить мне некому.

— Не забывай, что я обещал взять тебя в город. Конечно, не думаю, что ты там начнёшь лавочникам или прохожим рассказывать про западный или южный континенты, но всё же предупредить тебя я должен был.

— В город? Правда?! Ой, а я и забыла уже. А когда?

— Пока точно не знаю, нужно немного с делами разобраться. Но этим летом, не позже, обещаю. А пока… Как насчёт того, чтобы полетать?

Полетать… Теперь это слово для меня значило не только настоящий полёт, тот, что на крыльях, но и то удивительное ощущение, которое охватывало меня от поцелуев Фолинора. Конечно же, я очень хотела снова полетать, так что, тут же выскочила из-за стола, едва не уронив глобус.

Прежде чем забрать меня в полёт, Фолинор принёс мне чудесную накидку, голубую, с серебряной вышивкой, я такую красоту даже в городе ни на ком не видела. Теперь я точно не озябну на скале.

На этот раз мы целовались дольше, я сама уже, не стесняясь, жалась к Фолинору, мне нравилось тереться об его грудь напрягшимися сосками, от этого было еще приятнее, и всё крепче сжимался странный узел внизу моего живота. Мне хотелось чего-то большего, но Фолинор вновь отстранился, а потом унёс меня назад в пещеру. Где я лежала на своём диванчике и мечтала присоединиться к нему, снова отправившемуся принимать ледяную ванну, потому что странный жар, разлившийся во мне во время поцелуя, всё никак не хотел уходить.

Шло время. Драконы продолжали искать тело Кутберта еще неделю, потом прекратили это бесполезное дело. Они закончили с кладовыми в нашей скале и той, что напротив, и сейчас делали то же самое с другой стороны горы, поэтому из окна я их не видела. Но если нужно было кого-нибудь позвать, то достаточно было выйти на лестницу, подняться немного, пройти через другую пещеру — и оттуда уже было хорошо видно работающих драконов.

Или можно было послать вестник. Фолинор настоял, чтобы я могла послать его не только ему, но и любому дракону, владеющему магией воздуха. Мало ли, как далеко оно кажется в тот момент, когда мне понадобится помощь — так он говорил. Я не могла даже представить, что со мной могло случиться такого, чтобы пришлось звать на помощь, но не стала возражать, и теперь на полочке кухонного шкафа стояли в ряд девять шкатулочек, даже те, на которых были имена Лучиеллы и Фингона, хотя чем мне смогут помочь малыши — непонятно. Но раз ему так спокойнее — зачем противиться?

Диэглейр почти все дни пропадал у людей. Навещая подруг, я видела, как преображается их дом и двор. На окнах теперь были ставни с наличниками, над крыльцом — навес. Возле свинарника появился загон с невысоким заборчиком, чтобы можно было выпускать поросят погулять. Возле дома выросла баня, причём не каменная, как все остальные строения, а деревянная, Фолинор лишь, по просьбе Диэглейра, вырастил в ней печь с каменным котлом. Однажды я там даже попарилась вместе с Саннивой и Аннис и поняла, что уже привыкла купаться в ванной, и мыться в тазике мне уже как-то неудобно. К хорошему быстро привыкаешь.

Об отце девушки не заговаривали, я тоже не упоминала его в разговоре. Исчез, нет его, ну и ладно. Лично я особой разницы не замечала — раньше, когда я навещала подруг, Кутберт всё время был на пасеке, теперь его тоже не было и уже не будет. Зато был Диэглейр. Он постоянно что-то делал неподалёку — то баню, то перила для крылечка, то у поросят чистил, то вскапывал небольшой огород, на котором Базилда уже посадила кое-какую зелень, чтобы была под рукой. Хотя свежие овощи с огорода Диэглейр приносил женщинам постоянно, так же как и рыбу. Я заметила, что Базилда, которая уже поправилась после побоев, смотрит на него без прежней опаски, приносит ему попить или полотенце, когда он умывается у колодца после работы, отвечает на его вопросы, иногда даже улыбается в ответ на какую-то шутку. Наверное, все вокруг уже поняли, что дракон ухаживает за женщиной, осторожно, давая ей к себе привыкнуть. Конечно, Кутберт погиб совсем недавно, но, мне кажется, Диэглейр был готов ждать столько, сколько понадобится.

Те дни, когда я не навещала подруг, проходили привычно — готовка, стирка, дети, корова, иногда купание в реке, уроки… Урокам я старалась посвятить каждую свободную минуту, ведь Фолинор так радовался моим успехам, и было так приятно слышать от него: «Какая же ты умница, моя девочка!» Ради этих слов я готова была решать хоть по двадцать задач и писать по три диктанта подряд.

И Луччи с удовольствием мне в этом помогала. Ей огорчало то, что её детское тело мало на что годилось, даже обслужить себя она толком не могла, приходилось принимать мою помощь даже в таких простых вещах, как одеться, сесть на стул или взять что-то с полки, не говоря уж о купании. А ей так хотелось быть полезной. Конечно, её советы мне очень помогали, но постепенно я освоилась на кухне, научилась готовить многие блюда, прежде мне незнакомые, и всё меньше нуждалась в её подсказках. А вот задачи проверять или диктовать мне — это она могла делать хоть каждый день, в этом её помощь была неоценимой. Она же сказала мне, что моя речь становится «правильной» — так она это назвала, — уже почти не отличалась от речи драконов, исчезал «деревенский выговор». Я этого не замечала, но ей верила.

И, конечно, были наши вечера с Фолинором на вершине скалы Солнца. Он рассказал, что став Старейшиной, часто проводил там свободное время. Остальные драконы не прилетали на эту скалу просто так, только во время ритуалов, поэтому Фолинор находил здесь уединение, которое иногда бывает так необходимо, ведь, хотя он и жил один, но в окружении множества семей, живущих по соседству, и кто угодно мог заглянуть в гости в любой момент.

Сейчас на острове было даже слишком много уединённых мест, вообще-то, все остальные посёлки стояли пустые, но Фолинору нравилось на скале Солнца, и он разделил это место со мной. Когда я поняла, что была единственной, кого он за почти двести лет, с тех пор, как стал Старейшиной, привёл сюда, я почувствовала себя особенной в его глазах. Это было удивительно приятное чувство, ведь я никогда ещё ни для кого не была особенной, всегда — лишь одной из многих. Ни для родителей, ни для братьев и сестёр, подруг, ухажёров — ни для кого. Только для этого прекрасного золотого дракона.

Он тоже был для меня особенным. Я даже не знаю, когда именно полюбила его. Может, в первый же миг, как увидела, может, когда узнала поближе, почувствовала его заботу? Или когда он стал учить меня, давая то, в чём я всегда неосознанно нуждалась, но ни от кого не получала — знания? Или когда впервые испытала желание, даже не понимая, что именно чувствую?

Не знаю. Но в какой-то миг вдруг осознала, что люблю его, и люблю уже давно.

Любил ли он меня? Не знаю. Он никогда не говорил этих слов, но ведь и я не говорила тоже, а всё равно любила. Но все его действия, взгляды, прикосновения, его забота обо мне, то, с какой нежностью он говорит «девочка моя», — всё это давало мне надежду на то, что любит. Просто не говорит. Может, не решается. Может, сам еще не понял. Но для меня не так важны были слова, слова мало значат, слова могут лгать. Глаза никогда не лгут. А в глазах Фолинора я видела любовь.

Наши поцелуи на скале Солнца становились с каждым днём всё жарче, ласки — всё смелее. То, что поначалу казалось странным — по рассказам подруг, — под руками Фолинора оказывалось приятным, а потом и желанным. Он умел приласкать так, что я забывала и стеснение, и заповеди жреца, а лишь молила: «Ещё, пожалуйста, не останавливайся!»

Вот только он всё равно останавливался. Какими бы смелыми и откровенными не были его ласки, Фолинор никогда не переступал последнюю черту. Вот и сегодня, спустя почти месяц с того дня, как впервые поцеловал, он довёл меня почти до безумия, но вновь остановился.

— Почему? — только и смогла выдохнуть я, когда Фолинор со стоном откатился от меня и одёрнул подол моего платья, задравшийся во время его смелых и таких сладких ласк.

— Прости, девочка, — спустя какое-то время, выровняв дыхание, ответил мужчина. — Но я должен всё сделать… правильно. Пойдём.

Он встал и помог мне подняться с расстеленного на камнях одеяла, которое мы принесли сюда недели две назад, чтобы удобнее было сидеть, а потом и лежать на твёрдой скале. А потом подвёл меня к алтарю, о котором я уже совсем забыла — ровная вершина скалы Солнца была очень большой, наверное, когда-то на ней могли разом уместиться все драконы, живущие на острове. Возле каменного стола с рисунками, на котором когда-то синий камень благословлял малышку Лани, Фолинор остановился и внимательно посмотрел на меня.

— Девочка моя, — начал он и взял обе мои руки в свои. — Моя маленькая, любимая девочка.

Любимая? Он сказал — любимая? Моё сердце сладко сжалось, а потом застучало быстро-быстро, но я замерла, боясь пропустить хотя бы одно слов.

— Я умею учить, я умею проводить обряды, я умею вести умные разговоры… Но совершенно не умею говорить о чувствах. Я был одинок тысячу лет, думал, что такова моя судьба, но потом появилась ты и осветила мою жизнь, дала ей смысл. Скажи, Аэтель, ты согласна разделить со мной жизнь?