12 августа, день пятьдесят первый

Обернувшись на знакомый голос, я увидела того, кого меньше всего ожидала увидеть здесь, так далеко от нашей деревни, да и, если честно, вообще надеялась не видеть больше никогда в жизни.

— Годфрит? Ты что здесь делаешь?

— С папаней приехал, дела у него тут. К самому мэру!

— Да ладно! — вот уж чему не поверю. Чтобы кто-то из нашей деревеньки — да к мэру этого города? У нас другой город есть, поменьше да поближе, вот туда-то Освин и ездит несколько раз в год, насчёт налогов и ещё зачем-то, не знаю, не интересовалась. Но сюда на телеге чуть ли не неделю добираться.

— А то! Папаня грамотку получил, мол, всем старостам самолично явиться туточки, да отчёт подать. Про все налоги за десять лет. Нашего-то мэра — пинком под зад с места тёплого, да в каземат, проворовался, налоги от казны утаивал. Там такое творилось — жуть!

— Ясно, — вот же не повезло мне. И именно сегодня.

— Тэлька, а ты чего ж, сбегла от дракона того, штоль? Ишь, и одёжа на тебе кака — прям как у барыньки какой. Поди, украла, у дракона-то? У них, говорят, золота немеряно, прибрала маленько, а?

И что я должна на это ответить? Правду не скажешь, а что-то придумать мы как-то не сообразили. Кто бы мог подумать, что я встречу кого-то из прежней жизни здесь, так далеко от дома!

— Не сбежала и не прибрала. Он сам меня отпустил. За булочками, — и я кивнула на прилавок, возле которого мы стояли.

— Брешешь! Сбегла — так и скажи. Да ты не боись, не выдам. С нами назад поедешь, токмо в храм заскочим сперва.

— Зачем? — я совсем растерялась.

— Ну, ты и дурища, Тэлька. Обжениться, вот зачем. Думаешь, тебя таперича ктой-то ещё замуж возьмёт, когда ты порчена? Токмо я и согласный, так что радуйся. Свезло тебе меня встретить. Вовек теперь благодарна мне бушь. Токмо знай, коль затяжелела уже — ублюдка твово не приму.

— И куда денешь? — вырвалось у меня. Просто стало любопытно.

— В вошпитальный дом свезу. В городе такой есть, туда ублюдков сдают.

Боги, до чего ж идиотский разговор! И как мне теперь от женишка этого отделаться? Я подняла глаза и за спиной Годфрита увидела Диэглейра, который был выше плюгавого парня на голову. Поймав мой взгляд, он вопросительно поднял брови и выразительно стукнул кулаком по ладони, кивнув на сына старосты. Мол, если хочешь, прибью эту козявку, чтобы не приставал. Я едва заметно качнула головой, попробую сначала договориться, а там видно будет. Да и хотелось узнать новости из дома, а больше-то не от кого.

— Послушай, Годфрит, я не могу выйти за тебя — у меня уже есть муж. Так что, спасибо за лестное предложение, но нет. И домой поехать с тобой тоже не могу — у меня теперь другой дом, мужнин. Ты родителям моим передай, мол, всё хорошо у меня, я им напишу.

— Муж? Брешешь!

— Пёс брешет, а я правду говорю, — фыркнула. — Но не хочешь — не верь.

— Как-то ты и говорить стала не по — нашенски, — подозрительно прищурился Годфрит. — Будто городская. А про мужа — брешешь, поди, полюбовника нашла богатого. Или от дракона сбегла с золотом его. Много, поди, унесла-то? Но эт хорошо, в хозяйстве золото сгодится. Избу новую справим.

— Далось тебе это золото! — раздражённо вздохнула я. — Не пойду я за тебя, понял? И не поеду никуда, отстань. Лучше скажи, как там мои-то, здоровы?

— Чего им сделатся-то? Живы-здоровы, мамка твоя теперь дома с малыми сидит, да на папаню мово орёт что ни день. Мол, тебя дракону отдал, а ей теперь без тебя от избы не отойти. Да только я тебя к ней не пущу, так и знай. Мужнина жена — при мне будешь, дом доглядать, да детей наших нянькать. Всё, отрезанный ломоть!

— Отрезанный, да не тобой, — я уже злиться начала. Но Годфрит вообще упёртый, как баран, ему ж пока в глаз не дашь — не поймёт.

— Не ерепенься, Тэлька, — Годфрит снова цапнул меня за рукав. — Пошли, золото драконово заберём — и в храм.

— Отстань! — я выдернула рукав, но парень тут же, как клещами, вцепился в моё запястье. — Сейчас в глаз получишь.

— Не стоит, — подал голос Диэглейр, одной рукой взяв Годфрита за шкирку, а другой сжав его запястье так, что тот вскрикнул и выпустил меня. — Ещё руку ушибёшь. Лучше уж я.

— Ты кто такой? — парень висел в руке дракона, не доставая ногами до земли, но при этом еще пытался показать свой гонор. — Полюбовник ейный? Так знай, я ейный жених, и ты мне не указ, что с девкой своей делать.

— Нет, не полюбовник, — Диэглер усмехнулся, рассматривая тощего парня, который даже на весу пытался выпятить грудь. — Я родственник её мужа. Кстати, а ты знаешь, как она от дракона спаслась? — Годфрит мотнул головой. Мне тоже стало любопытно. — Убил он того дракона, — доверительно шепнул мужчина, — насмерть. Голову ему отрубил, чтобы Аэтель спасти. А представляешь, что он сделает с тобой за то, что ты к ней пристаёшь и за руку хватаешь?

Голос Диэглейра из почти ласкового стал вдруг таким зловещим, что даже у меня мурашки по рукам побежали. Годфрит же побелел и затрясся, в ужасе глядя на того, кто спокойно держал его на весу одной рукой.

— Тебя он разрубит на мелкие кусочки. Начнёт с пальцев ног, потом выше, выше, пока не дойдёт до… — дракон не стал продолжать, просто посмотрел на пах парня, я тоже невольно глянула туда и вдруг увидела, как по его штанам расплывается тёмное пятно. — Ты этого хочешь?

Сын старосты замотал головой так истово, что даже удивительно, как она у него не оторвалась.

— Ну, вот, я закончил, — меня обняла знакомая рука, любимые губы мимолётно коснулись виска. — Ты как, девочка моя, не сильно соскучилась? А это у вас кто такой?

— А это — знакомый твоей жены, — Диэглейр выделил голосом последнее слово, и Годфрит, поняв, кто именно стоит перед ним, обнимая меня, заскулил и съёжился, закрывая руками пах. — Он рассказал ей новости из дома, а сейчас уедет обратно и расскажет её родителям, что Аэтель замужем за человеком, спасшим её от дракона, счастлива, живёт в любви и достатке. Позже пришлёт письмо. Он передаст всё, слово в слово, и ничего не станет от себя добавлять. Он ведь не хочет, чтобы его нашли и отрубили лживый язык?

Годфрит закивал, потом замотал головой, потом снова закивал. Усмехнувшись, Диэглейр разжал пальцы, и парень шлёпнулся на землю. В ужасе глядя на Φолинора, он стал отползать, потом всё же встал и задал стрекоча, оглядываясь, натыкаясь на людей и пару раз упав.

Проводив его взглядом, Фолинор спросил:

— И кто это был? Что за жалкое создание?

— Мой ухажёр, — отмахнулась я. — Назойливый до жути. Привязался, как банный лист. С ним уже и братья мои говорили, — я повторила жест Диэглейра, стукнув кулаком по ладони, — и папенька сватам его отказывал, а он всё не унимался. Пытался на сеновал меня затащить, мол, после этого уж точно соглашусь, только я ж с братьями росла, в глаз дала — мало не показалось. Вроде отстал, а тут и время даров подошло. Думала, никогда его больше не увижу, а тут встретила. А он решил, что раз я теперь порченый товар, то никуда не денусь и всё же выйду за него.

— Пришлось объяснять, что он ошибся, — улыбнулся Диэглейр.

— Спасибо, — кивнул ему Фолинор, потом чмокнул меня в макушку. — Не думал, что за эти несколько минут что-то может случиться. Но никогда невозможно угадать. Больше не буду тебя оставлять, пока домой не вернёмся, обещаю. Ну, что, пойдёмте, у нас сегодня весьма насыщенный день.

Когда мы ехали в нанятой повозке, даже не знаю, куда, и жевали вкуснейшие булочки — Фолинор тоже соблазнился запахом и купил целую дюжину, — я вспомнила слова сына старосты.

— Годфрит сказал, что я теперь говорю по-городскому. Это правда?

— Да, — кивнул Фолинор. — Твоя речь сильно изменилась за эти месяцы, стала правильной. Ты общалась только с нами и невольно переняла наш выговор. К тому же, ты много читаешь — это тоже сказалось.

— А я и не замечала, — пожала я плечами. — Но я ведь говорю не только с вами, а и с женщинами тоже. Особенно с Саннивой, мы с ней помногу болтаем.

— Речь женщин более правильная, они жили гораздо ближе к городу, в их местности говорят иначе, чем в вашей деревушке в провинции. Но и их речь потихоньку меняется, просто это не так заметно.

— И они не читают. Умеют, но книг у них нет.

— А вот это моё упущение, — покачал головой Диэглейр. — Обязательно заедем в книжный магазин. Но сначала — сюда.

Я поняла, что повозка остановилась и выглянула наружу. Перед нами были двери… наверное, магазина, судя по большим окнам, которые называются «витрины», только я не могла разглядеть, что в них выставлено. Не одежда, точно, одежду обычно издалека видно. Ладно, чего гадать, раз мы сюда приехали, значит, и так узнаем.

Оказалось, что это магазин украшений, называется «ювелирный», такое смешное название. Фолинор, тяжело вздохнув, сказал, что ему всё же придётся покинуть меня ненадолго, потому что нужно поговорить с управляющим и обменять золото на деньги, раз уж заехали сюда. А мне предложил посмотреть пока на украшения, вдруг что-то понравится.

Глаза у меня разбежались сразу же. Множество странных бус из жёлтого и белого железа — Диэглейр сказал, что это золото и серебро, — с разноцветными блестящими камнями. Красиво, но я как-то не могла представить, что надену это на шею и пойду доить корову. Всё такое тонкое, резное, переливающееся. Да Лани с меня сдерёт всю эту красоту в первую же минуту, в рот засунет и обязательно поранится.

А вот колечки понравились, те, что с маленькими камушками, а вот которые с большими — не очень. Их только на полку положить и любоваться, а если надеть — за всё цепляться будут. И серёжки тоже — слишком уж длинные. А еще были совсем странные украшения — просто полоска золота или серебра, тоже резная и украшенная камушками. Что с ними делать — совершенно непонятно.

— Что это? — не удержавшись, спросила я.

— Браслеты, — пояснил Диэглейр. — Их надевают на руку. Тебе что-нибудь понравилось?

— Мне бы бусики. Обыкновенные. На нитке, — вздохнула я.

— У вас есть бусы на нитке? — спросил дракон у торчащего рядом продавца.

Тот тут же выложил на прилавок кучу бус. Только каких-то скучных, светло-серых, хотя они красиво переливались на свету, но мягко, не так, как камушки.

— Это жемчуг, — пояснил мне Диэглейр и отложил три штуки в сторону. Увидев, что я просто стою, печально глядя на серые бусы, удивился. — Неужели не нравится?

— У нас лучший товар во всём городе, другого такого не найдёте, — встрял продавец.

— Мне бы… красненькие, — расстроенно шепнула я.

— Кажется, я понял, о чём ты, — усмехнулся Диэглер. Потом задумчиво взглянул на отложенные бусы. — Думаешь, Базилде и девочкам тоже не понравится?

— Они скучные, — дёрнула я плечом. — Мне не очень нравится, но я не знаю, может, они не любят яркое.

— Н-да, озадачила ты меня. Ладно, всё равно возьму эти, но нам определённо нужно будет заехать на базар. Думаю, там мы точно найдём то, что тебе понравится.

В этот момент вернулся Фолинор, оглядел разложенные на прилавке бусы и удивился:

— И это всё, что тебе понравилось?

— Вообще-то, ей и это не понравилось, — усмехнулся Диэглейр. — Не в тот магазин ты свою девочку привёз.

— В тот, именно в тот, — возразил мой муж и тут же стал указывать продавцу: — Так, вот это ожерелье, этот жемчуг, ту цепочку с подвеской, еще вот эту, серьги — эти, эти и вон те, с бабочками. Теперь кольца. Нам вот это, с изумрудами, и вон то, с бриллиантом, а так же комплект для брачной церемонии. Аэтель, покажи-ка свою ручку, пусть снимут размер.

Я стояла, хлопая глазами, удивляясь тому, как моментально Фолинор набрал целую кучу украшений. Приглядевшись, поняла, что всё мне нравится. Выбранные моим мужем вещи были неброскими, но удивительно милыми, в них почти не было сверкающих камней, только на колечках и на подвеске, прицепленной к цепочке — я так в детстве камушек с дыркой на шнурок вешала. Не бусы, но тоже красиво. А в серёжки с бабочками я просто влюбилась — это не были крупные висюльки, как большинство серёжек на прилавке, они словно бы должны были сидеть на мочке уха. Только…

— Ой, у меня же уши не проколоты, — расстроилась я. Просто раньше у меня серёжек не было, так зачем прокалывать-то?

— Проколем, это недолго, — улыбнулся Фолинор, забирая у продавца колечко, гладкое, без камней, и примеряя мне на палец. — Идеально! У вас отличный глазомер.

— Это моя работа, господин, — поклонился тот, принимая похвалу.

Пока Фолинор расплачивался, Диэглейр тоже набрал серёжек и цепочек с подвесками, жемчужные бусы он тоже взял, а потом, подумав, тоже попросил «брачный комплект».

— Без примерки? — удивился Фолинор.

— Если нужно — подгоню. Пусть будет.

Нам упаковали всё выбранное, кроме цепочки с подвеской — на ней был прозрачный блестящий камушек, который Фолинор назвал бриллиантом, и сразу надели её на меня, — а так же колец, которые он положил во внутренний карман сюртука.

Церемония в храме прошла для меня совсем быстро, наверное, потому, что в храме кроме жреца были только четверо — мы с Фолинором, Диэглейр и извозчик, который нас привёз, потому что нужны были два свидетеля, о чём драконы и не знали даже, а я забыла. Но за лишнюю монетку этот огромный заросший мужик выстоял рядом с нами всю короткую церемонию, широко улыбаясь, словно отдаёт замуж собственную дочь.

Жрец быстро и не особо разборчиво бормотал нужные слова про святость брачных уз, про то, что жена должна почитать мужа, а муж — заботиться о жене, и всё остальное, что я слышала уже не раз и знала почти наизусть, потому что бывала на всех наших свадьбах и на некоторых — в соседних деревнях, и наш жрец говорил всё медленно и разборчиво, так, что порой зевать хотелось. А здесь я и не заметила, как пришло время сказать «Да», на моём пальце появилось колечко, я надела такое же на палец мужа, мы расписались в огромной церковной книге, а извозчик поставил в ней крестик. Потом Диэглейр вручил жрецу мешочек с монетами, получил у него документ о браке, Фолинор подхватил меня на руки — и вот мы уже снова на улице, но уже — муж и жена по нашему, человеческому обычаю.

И хотя я считала себя женой Фолинора ещё с той ночной церемонии на Скале Солнца, но всё равно мне стало как-то легче. Теперь и для моих родных, если я когда-нибудь вновь их встречу, мой брак тоже будет настоящим. Всё же Фолинор — очень заботливый и внимательный, но я всегда это знала. И всё ещё не могла понять, за что мне досталось такое чудо в мужья.

Зато поход на рынок я запомнила гораздо лучше. Диэглейр куда-то исчез, а Фолинор подвёл меня к прилавку с украшениями. На нём лежало и висело столько всего красивого и яркого, что у меня просто глаза разбежались — мне хотелось всё потрогать, примерить. Бусы — длинные, короткие, в одну нитку или несколько, деревянные и из камушков, гладкие и резные, одного цвета или пёстрые. А брошки какие красивые! А гребни! Да во всей нашей деревне не было у баб и девок столько гребней, и таких красивых, как на одном этом прилавке.

— Бери всё, что хочешь, — предложил Φолинор, с улыбкой глядя, как я просто пожираю глазами бусы. Такая красота! У меня за всю жизнь всего-то три нитки было, да и те дома остались. И красных среди них не было, а я всегда мечтала.

Взяла три нитки красных бус, примерила. Все хороши, даже и не знаю, какие выбрать. Наконец, решила — те, что покороче, мешать не будут. Подёргала нитку — крепкая, это хорошо, Лани не порвёт и шариком не подавится.

— Вот эти.

— А остальные не понравились?

— Мне здесь всё нравится, но…

— Всё? Тогда мы берём всё, — это уже торговцу. — Сколько с нас?

У торговца отвалилась челюсть, но он быстро взял себя в руки и назвал цену. Тут уже ахнула я и, потянув мужа за рукав, чтобы наклонился, зашипела ему в ухо.

— Не надо столько! Это дорого очень.

— Дорого? Девочка моя, один твой кулон, — он указал на подвеску на моей шее, — стоит намного дороже, чем весь товар на этом прилавке. И если тебе всё здесь нравится — мы и возьмём всё.

Мой кулон стоит ещё дороже? А Фолинор же не только кулон купил. Это сколько же он потратил? Это ж, наверное, большую лодку купить можно или даже две, а он просто за украшения отдал. Я, конечно, знала, что драконы богатые, но чтобы настолько…

— Ладно. Тогда на всех поделим. И Санниве с Аннис дадим, и Базилде, и девочкам.

— Девочкам? Аэтель, мы не носим украшения.

Да, это я заметила. У драконов было всё — нарядная одежда и обувь, вкусная еда, красивая посуда и мебель, куча книг, заморские половики, которые они называли коврами, но я никогда не видела ни у кого из них никаких украшений. Думала, что есть, но просто не носят, не для чего наряжаться пока. А оказалось — просто не носят.

— Почему?

— Я расскажу тебе по дороге, — пообещал Фолинор, бросая взгляд на сияющего торговца, который споро укладывал свой товар в корзины, довольный, что полностью распродался за утро.

Да уж, для таких разговоров лучше, чтобы рядом не было чужих ушей.

— Может, ты ещё что-нибудь хочешь? — мой муж оглядел рынок, в который мы едва вошли.

— У меня всё есть, — и это была правда. Драконы дали мне всё, вплоть до ленточек, чтобы косы заплетать. Вкусная еда, удобная, красивая одежда и обувь, книги — всё, чего я прежде не имела, о чём могла лишь мечтать. Даже свободное время — и оно у меня появилось. — Разве что… — взгляд зацепился за один из лотков, — мы же за детьми едем, может, пряников купим?

И мы купили целую корзину печатных пряников, облитых яркой «глазурью» — так торговка назвала то сладкое, что было на них сверху. Даже на вид вкусные, захотелось и самой один съесть, хотя уже наелась булочками. Ладно, дорога дальняя, успеем.

Когда возвращались к извозчику, то у опустевшего прилавка увидели растерянного Диэглейра.

— Хотел девочкам бусы купить, подумал, может, им тоже жемчуг не понравится, а здесь пусто. Нужно поискать другого торговца, вряд ли этот был здесь единственный.

— Не надо, — Фолинор показал большую корзину, которую держал в руке. — Всё здесь, и хватит на всех. Мы закончили, а ты?

— И я закончил, по крайней мере — здесь, — в руках у Диэглейра тоже была корзина, заглянув в неё, я увидела куклу, оловянных солдатиков, новый картуз с сияющим на солнце козырьком, несколько мотков разноцветных лент и ещё какие-то свёртки. Мужчина взглянул на солнце, что-то прикинул. — Давай заедем в книжный ненадолго, а потом — за детьми.

В книжном магазине мы, и правда, пробыли совсем недолго. Пока я осматривала длинные полки с книгами, задумавшись, здесь их больше, или в кабинете Фолинора, мой муж о чём-то переговорил с продавцом, передав ему мешочек с деньгами и написав что-то на листе бумаги, а потом мы снова вернулись в уже ставшую почти родной повозку.

— А как же книги? — спросила я, когда лошади тронулись.

— Их доставят на пристань к нашему кораблю, оставят в конторе, где я оплачивал стоянку, на наше имя, а мы заберём перед отплытием, — пояснил Фолинор. — Там есть такая услуга, очень удобно.

Да, и правда — удобно, не нужно везти их с собой, а то у нас и так уже три корзины в повозке, а еще же для детей место нужно, и для их вещей. Только вот…

— Но мы же даже ни одной книги не выбрали!

— Зачем такие сложности, — усмехнулся Диэглейр.

— Я просто велел из того, что у них есть, отобрать по одному экземпляру каждой книги, вышедшей за последние двадцать лет. Примерно столько времени я не был в городе и не покупал новинки, — пояснил Φолинор, пожав плечами. — Стар уже стал, не хотелось никуда лететь или даже плыть.

— Это мне знакомо, — кивнул Диэглейр. — Зато теперь — горы готов свернуть, столько энергии.

— Непередаваемое чувство, — покачал головой мой муж.

Я с улыбкой слушала их, стараясь понять, каково им было — вдруг получить обратно свои молодые тела. Ну, Диэглер не очень молодое получил, но и не старое ещё. Наверное, немного похоже, как после тяжёлой болезни выздороветь, но и там не сразу всё меняется, а тут раз — и молодой! Мне жаль тех драконов, кто погиб, но я их не знала. Зато очень рада за тех, кто уже стал мне настоящей семьёй.

— О чём задумалась? — Фолинор убрал упавшую мне на лицо прядь волос и ласково погладил по щеке. На его пальце так непривычно смотрелось брачное кольцо, и я вспомнила, о чём хотела узнать.

— Так почему вы не носите украшения?

Глава 27. НИЖНЕЕ ЗАБРОДЬЕ

12 августа, день пятьдесят первый

— Потому что мы превращаемся в драконов, — улыбнулся Фолинор. — Ни одно украшение не переживёт такого.

Я представила, что случится с бусами, если та, кто их носит, внезапно вырастет размером с три дома. От них ничего не останется, бусинки разлетятся и потеряются.

— Древние как-то украшали свою чешую, — добавил Диэглейр. — Покрывали узорами, которые не смывались и никуда не девались, даже если обернуться в человека и обратно. Но секрет того состава был утерян после катаклизма, его знали немногие мастера, и все они погибли. Нам так и не удалось добиться чего-то подобного. Чем бы мы ни покрывали чешую, после смены облика всё исчезало, мы ведь каждый раз словно бы возрождаемся заново.

— Поэтому мы стали украшать одежду. Красивые ткани, вышивка, разная отделка. Этого нам достаточно.

— Но… одежду же вы убираете в магический карман. Почему не убрать драгоценности тоже. Или их нельзя?

— Можно, — кивнул Фолинор. — Но, видишь ли, Аэтель, чтобы поместить вещь в магический карман, о ней нужно помнить в момент обращения, а оно происходит одномоментно. Нужно успеть мысленно перечислить всё, что ты хочешь убрать. Именно этому мы учимся в детстве.

— Нивена говорила, что одежду при обращении рвут только дети, — вспомнила я наш давний разговор.

— Дети просто забывают, — улыбнулся Диэглейр. — А у нас это всё отработано до автоматизма. Но мы стараемся одевать один и тот же набор вещей, потому что о чём-то дополнительном можем не вспомнить.

— Но вы ходите в разном.

— Рубаха — она всегда рубаха, — усмехнулся Диэглейр. — И неважно, простая холщёвая или шёлковая с вышивкой. Мы просто мысленно проговариваем в голове «рубаха-брюки-обувь-ремень», это звучит не особо быстро, но мысленно — нужны доли секунды. Если же на мне еще и сюртук — про него я должен помнить сознательно, иначе от него останутся лохмотья.

— Как всё сложно, — вздохнула я. Раньше-то казалось, что просто — раз, и одежда исчезла, раз — и снова появилась. Сама. Оказалось — нет, всё не так.

— Вот почему мы не носим украшения, слишком сложно помнить ещё и о них, — развёл руками Фолинор, потом взглянул на свой палец. — Но про это кольцо я никогда не забуду.

Какое-то время мы ехали молча, я, прижавшись к мужу, обдумывала всё, что только что узнала. Интересно, сколько еще я узнаю о драконах странного и удивительного? Казалось, что знаю всё — а потом вдруг новая тайна всплывает.

Мимо окна повозки пробегали поля, деревья, пару раз вдали видела небольшие деревушки. Но ничего особо интересного, как в городе, я не видела, поэтому почти не смотрела в окно, пригревшись в объятиях Фолинора и почти задремав под мерное покачивание. Но заметила, что повозка съехала с основного тракта и, подскакивая на неровной дороге, покатила в сторону виднеющейся вдали деревни, и тут уж дрёма с меня слетела. Я открыла маленькую дверцу в передней стенке — через неё можно изнутри с извозчиком переговариваться, — и, встав коленями на сиденье, стала смотреть, куда мы едем.

— Нижнее Забродье, — пояснил мне извозчик. — Приехали.

Деревня была больше нашей, и намного, а вот домишки выглядели беднее. Крыши соломенные, не из дранки, как у нас, стены небелёные, просто глиной обмазанные, заборы покосившиеся. Может, это просто на окраине так?

Возле одного из дворов на лавке сидел дед. Притормозив, извозчик окликнул его:

— Старый, где тут дом шорника Оерика?

— Да тама, — дед махнул рукой в ту сторону, куда мы ехали.

— Старый, да у вас вся деревня «тама», — хмыкнул извозчик. — Может, покажешь?

— Мы заплатим, — выглянув наружу через приоткрытую дверь, Диэглейр показал старику монетку. Тот оживился и закричал.

— Идвиг! Идвиг, пёсий сын, где тя носит, подь сюды, живо!

— Чё орёшь, дед? — из-под застрехи сарая высунулась кудлатая голова. — Сам же велел сено старое в угол сгресть.

— Дрыхнешь, поди, на том сене-то, — заворчал старик. — Иди, вон, господам дом Оерика покажи.

Мальчишка восторженно оглядел нашу повозку и лошадей, быстро спустился на землю, как бельчонок цепляясь за трещины в стене сарая, и так же ловко забрался на козлы рядом с извозчиком. Судя по помятой щеке и сухим травинкам в волосах, он, и правда, спал на сеновале.

— Туда, — махнул он рукой вперёд. — Только дядьки Оерика сейчас дома нет, в город поехал, товар продавать повёз. Дома только тётка Хродвина. Я вам издаля дом покажу, а то увидит меня — орать будет.

— Почему? — мне стало любопытно.

— Дык она на всех орёт, — пожал парнишка плечами. — Ей же всё всегда не так. Даже если просто мимо пройти — «Чего ходишь тут, пылюку подымаешь, дышать нечем уже», — визгливым голосом затянул он, видимо, передразнивая эту самую Хродвину.

— Н-да… Похоже, не повезло деткам, — тихонько пробормотал Диэглейр.

— Идвиг, а ты знаешь ребятишек, что у неё теперь живут? Племянников Оерика.

— Сирот-то? Знаю. Мы с Эйкином играем иногда, если у него удрать получается.

— Сирот? — удивлённо пробормотал Диэглейр.

— Удрать? — переспросила я.

— Так он либо дяде в мастерской помогает, тот его в подмастерья приспособил, либо огород полет да поливает. Ему и поиграть-то некогда. Иногда удирал к нам, потом от тётки попадало, лупила, почём зря. Он уж давно к нам не прибегал, видать, совсем замордовала тётка-то.

Диэглейр у меня за спиной негромко, но от души выругалась.

— А Илберга?

— Сеструха его, штоль? Ту я и не видел. Эйкин говорил, её в няньки тётка приспособила, у неё две соплюхи мелкие, вот и нянькает. Да по дому чего велят — делает.

— И муж ей позволяет? — я понимала, что для Хродвины эти дети — чужие, но как же родной дядя?

— Ха, позволяет! Да что он сделает-то? Она ж — бой-баба, она и ему так наподдаст, мало не покажется. Дядька Оерик супротив жены и слова вякнуть не смеет. Мой батька говорит, что он у неё в кулаке зажатый. Не мужик, говорит, а тряпка.

— И зачем на такой женился? — это был даже не вопрос, откуда мальчишке знать, так, удивление просто. Но ответ я получила.

— Дык она ж его, пьяного, в постель затянула, да затяжолила сразу. Вот и обженились. Она ж перестарка была, никто брать не хотел, вот и словила себе мужа. А батька ейный ружжо взял, да так, под ружжом, дядьку Оерика в храм и привёл. Да ейный батька и без ружжа страшный, кузнец он наш, огроменный, такому разве слово супротив скажешь? И тётка Хродвина вся в него. Дядька Оерик рядом с женой и пикнуть боится.

— И откуда ты всё знаешь? — удивилась я такой осведомлённости.

— Так все это знают. Бабы как соберутся вместе, так болтают обо всём, и об этот тоже. А у меня что, ушей, что ли, нету? Вона их дом, напротив колодца. А я побегу, от греха подальше.

И прямо на ходу спрыгнув с козел, — впрочем, ехали мы медленно, — и поймав брошенную Диэглейром монетку, мальчишка отбежал к забору на другой стороне улицы, да там и остался, с любопытством наблюдая, что будет дальше.

Мы подъехали к указанному дому. Жиденький забор из ивовых веток мешал скотине забрести во двор, но ничего не скрывал, и мне было прекрасно видно захламлённый двор, по которому бродило несколько кур, и крепко сбитого мальчишку лет восьми, который кидал комьями земли в небольшую рыжую собачонку, жмущуюся в угол между домом и покосившейся будкой, к которой была привязана. Когда комья попадали в неё, собака лишь жалобно взвизгивала, вызывая у мальчишки злорадный смех.

— Я сам, ладно? Вы здесь подождите, — сказал Диэглейр, открывая дверь и выходя из повозки.

— Если будет нужна помощь… — Φолинор не договорил, но было понятно, что он в любой момент готов вмешаться.

— Справлюсь, — Диэглейр открыл калитку и решительно вошёл во двор. Мальчишка забыл про собаку и, раскрыв рот, уставился на него.

— Господин желает купить упряжь для своей лошадки? — послышался низкий голос, и я увидела крупную женщину, встающую с табуретки и стряхивающую с подола скорлупу орехов, которые, видимо, грызла. Прежде я её не заметила, так как она сидела в тени большой развесистой яблони в углу двора. — Мужа щас нету, но я сама вам всё покажу. Хороший товар, господин останется доволен.

И правда — бой-баба, получше рассмотрев Хродвину, — а кого ж ещё? — я признала правильность данного ей прозвища. Лет тридцати или старше, высокая, полная, мощные руки и плечи, которые скорее подошли бы мужику, причём, тому, кто занимается тяжёлым трудом, например, кузнецу. И правда — в батю пошла, бывает же! Жирные щёки, маленькие, близко посаженные глазки, жидкие сальные волосы, зализанные в пучок — на такой только под угрозой смерти и жениться.

— Госпожа Суини? — уточнил Диэглейр.

— Она самая, — кивнула женщина, разглаживая подол платья. — Жена шорника Оерика. Лучшей упряжи не найдёте во всей округе, а может, и в городе. Пройдите в мастерскую, господин, посмотрите…

— Нет, — жестом остановил её мужчина. — Мне не нужна упряжь. Я приехал, чтобы забрать находящихся на вашем попечении Эйкина и Илбергу Бирн.

— Забрать, — растерялась женщина, но тут же недобро прищурилась. — С чего это господину понадобились эти щенки? От них проку никакого, зато жрут, как не в себя.

— Это уже не ваша забота. Будьте добры, приведите детей и соберите их вещи, — голос Диэглейра звучал холодно.

— Никуда я их не отдам, вот еще выдумали. Будут тут всякие приезжать, кровиночек наших забирать, — тон женщины резко изменился. — Они ж мне как родные, не отдам я их, тем более — невесть кому. Правов таких не имеете — детей из родной семьи забирать!

— Что-то как-то резко у неё щенки в кровиночек превратились, — шепнул мне на ухо Фолинор, поверх моего плеча наблюдая за тем, что творилось во дворе, из повозки всё было отлично видно поверх забора.

— Не хочет бесплатных прислужников терять, — шепнула я в ответ.

— У меня есть все права, — доставая из внутреннего кармана сюртука какие-то бумаги, ответил Диэглейр. — Я выкупил семью Бирн на аукционе, где они были проданы за долги, вот купчая. А поскольку Кутберт сбежал, не отработав долг, то, по распоряжению судьи Риган, я забираю детей в счёт возмещения ущерба. Вот документ. Надеюсь, читать вы умеете?

— Конечно, — с вызовом ответила женщина, взяла обе бумаги и стала внимательно их изучать. Но даже из повозки я увидела, что одну из бумаг она держит вверх ногами.

— Откуда они у него? — удивилась я. Ни к какому судье мы точно не заезжали, просто не успели бы.

— Думаю, купчую он взял у Эльрода, а подделать распоряжение судьи не так и сложно, кто здесь сможет проверить, настоящий ли документ или нет, — так же шёпотом ответил муж.

— Как видите — всё по закону, — криво ухмыльнулся Диэглейр, забирая бумаги назад и пряча в карман. — Приведите детей.

— Да какой с них толк-то? — сделала последнюю попытку женщина. — Они ж мелкие, какие с них работники?

— Ничего, подрастут. А пока вполне смогут огород поливать и детей нянчить, думаю, справятся. Приведите детей, я тороплюсь.

— Эйкин! Берга! А ну подьте сюды, живо! — заорала женщина так, что у меня в ушах зазвенело.

Открылась дверь дома, и на крыльцо вышла худенькая девочка лет семи, с трудом держа на руках крупного младенца, младше Лани, но заметно толще её и даже на вид тяжелее. И как Илберга её подняла и не переломилась? За подол девочки, хныча, держалась другая малышка, постарше, толстая, с такими же, как у матери, жирными щеками, в которых утонули крошечные глазки.

— Чего она ноет? — недовольно спросила Хродвина.

— Тоже на руки хочет, — не поднимая глаз, едва слышно ответила Илберга.

— Так возьми и успокой! — не сделав даже шага к дочерям, дёрнула плечом женщина. Девочка вскинула на неё удивлённые глаза, потом взглянула на малышку, которая, хоть и была ей немного выше пояса, весила, наверное, больше неё.

— Нет, — Диэглейр решительно подошёл, вынул из рук Илберги младенца и, подойдя к Хродвине, сунул его ей в руки, та от неожиданности взяла. — Поскольку это теперь моя девочка, ваших детей она нянчить больше не обязана.

— Ваша? — ошеломлённо пискнула Илберга.

Мужчина присел на корточки и заглянул ей в глаза.

— Моя. Ты поедешь со мной к своей маме и сёстрам, они живут у меня, и теперь ты тоже будешь жить с ними.

— К маме? — недоверчивость в глазах девочки постепенно сменялась восторгом. — Правда? А Эйкин?

— И он тоже. Кстати, — Диэглейр повернулся к Хродвине, — где мальчик?

Сердито запыхтев, но не решаясь что-то возразить, женщина опустила ребёнка на землю и широким шагом прошла куда-то между домом и каким-то другим строением, то ли сараем, то ли мастерской, непонятно. Рядом с дверью висели какие-то ремни, словно заготовки для упряжи, но куры свободно заходили в раскрытую дверь строения. Ладно, не важно.

Из-за дома снова раздался рёв Хродвины, призывающей Эйкина, а чуть позже она появилась, ведя за ухо тощего мальчишку лет девяти-десяти на вид, растрёпанного, в поношенной, грязной, а местами и рваной одежде, с синяком под глазом и большим ведром в руке.

— Я что, за тобой по всему огороду бегать должна, отродье неблагодарное? Когда зову — должен сразу бежать.

— Я на реке был, воду набирал, — оправдывался парнишка.

— Поговоришь у меня, — рука женщины отпустила ухо мальчика лишь для того, чтобы дать ему подзатыльник, да такой, что тот не удержался на ногах и обязательно бы упал, не подхвати его Диэглейр.

— Прекратите, — рявкнул он на женщину. — Напоминаю, что теперь это моё имущество, и нанося ему вред, вы причиняете мне ущерб. Может, тоже хотите в долговое рабство?

— Нет, — пробурчала женщина, зло глядя на Диэглейра. — Прощения просим, господин, только намаетесь вы с этим неслухом, помяните моё слово.

— Это уже не ваша печаль. Принесите вещи детей.

— А нету у них вещей, берите, в чём есть, — подбоченилась женщина.

— Брешет, — буркнул Эйкин.

— Ладно, не важно, — Диэглейр наклонился, вытянул юбку Илберги из цепких ручонок малышки, — та уселась на крыльцо и басовито заревела, — подхватил девочку на руки, другую руку положил на плечо Эйкину. — Пойдёмте.

— Я без Лохмача не поеду, — заупрямился мальчик. — Это моя собака!

— Лохмач? — Диэглейр взглянул на дворнягу. — Ладно, забирай.

— Ещё чего! Собаку не отдам, — возмутилась женщина. — В грамотке той про собаку ничего не написано.

— Его Эрвиг уморит, — всхлипнул Эйкин, кивая на двоюродного брата, который теперь кидался комьями земли в ворону, присевшую на забор.

— Он моего котёночка утопил, — скривилась Илберга, готовая расплакаться. — И Лохмача тоже убьёт.

Диэглейр вынул из кармана монету и кинул под ноги Хродвины.

— Я покупаю у вас эту собаку. Забирай, — это уже Эйкину.

Мальчик кинулся отвязывать собаку, но тут на него с кулаками налетел Эрвиг. Он был младше, но крепче и упитаннее брата, а потому сумел сбить его с ног, и мальчишки покатились по земле, мутузя друг друга. Хродвина подбежала к ним и схватила Эйкина, который оказался сверху, за волосы, но её руку перехватил Диэглейр. Отпихнув женщину от мальчишек, он сунул всхлипывающую Илбергу в руки Фолинору, который в мгновение ока оказался рядом, подхватил Эйкина, забросил себе на плечо, а другой рукой оторвал верёвку от будки. И не успела я глазом моргнуть, как мужчины, дети и собака ввалились в повозку, а извозчик, не дожидаясь команды, стегнул лошадей.

— Отдай собаку! Отдай, моя! — раздался визг позади, и, выглянув в так и не закрытую дверь, я увидела бегущего за повозкой Эрвига.

В отличие от младшей сестры, ревел он высоко и тонко. Поняв, что догнать повозку не получится, он подхватил с земли камень и бросил нам вслед, но не добросил. Я не видела, что было дальше, потому что Фолинор утянул меня внутрь и захлопнул дверь.

Я огляделась. Дети сидели напротив нас, собака жалась к ногам мальчика, все трое встревоженно смотрели на нас и на Диэглейра, который сидел с ними на одной лавке. Да уж, как-то всё получилось… не очень. Наверное, дети напугались того, как их увезли. А Эйкин даже не знает, куда и зачем. Но молчит, не спрашивает. И Диэглейр тоже смотрит на меня немного растерянно. Нужно как-то сгладить впечатление детей от случившегося.

— Хотите пряник? — спросила я и, как и ожидала, дети оживились и закивали. Ещё бы, какой ребёнок откажется от пряника, да ещё печатного, с глазурью и сладкой начинкой.

Пока дети жадно ели пряники — Эйкин потихоньку совал куски Лохмачу, который заглатывал их, не жуя, а мы делали вид, что этого не замечаем, — я рассмотрела их внимательнее. Тощие, неумытые, нечёсанные. Одежда грязная, в пятнах, кое-где порванная, при этом материя вполне добротная, на платье девочки вышивка у горла, видно, что когда-то это были хорошие вещи, только вот если два месяца ходить в одном и том же, и огород поливать, и детей нянчить, любая вещь вскоре в тряпку превратится. Кажется, Диэглейр подумал о том же.

— Дома много детских вещей, думаю, подберём нужного размера. Вот только я не сообразил взять с собой хоть что-нибудь, не думал, что детей отдадут без единой смены белья.

— Тётка Хродвина всю нашу одежду припрятала для своих детей, — сказал Эйкин. — Я слышал, как она соседке говорила, что незачем такие хорошие вещи этим захребетникам давать, перебьются. Только моя-то одежда на Эрвига всё равно не налезет.

— Что-нибудь придумаем, — это я Диэглеру. В конце концов, дети носили эту одежду два месяца, ещё за день ничего не случится. — Бывают такие люди, — это уже мальчику, — готовы отобрать чужое, даже если им самим это не нужно.

— Это да, — кивнул мальчик и снова принялся за пряник.

— Нужно заехать куда-нибудь и нормально поесть, — сказал Фолинор. — Кажется, по дороге я видел почтовую станцию, там обычно неплохо кормят.

Диэглейр обернулся и, приоткрыв окошко, велел извозчику остановиться на почтовой станции. Мальчик с любопытством всё это выслушал и спросил:

— А нам долго ехать?

— До города — около двух часов, — ответил Фолинор. — Но дальше поплывём на корабле, на месте будем завтра к вечеру?

— На корабле? — глаза мальчика загорелись.

— Да. Не хочешь узнать — куда?

— Мы к маме едем! — воскликнула Илберга. — И к Аннис с Саннивой.

— К маме? — Эйкин недоверчиво прищурился. — Почему? Их же всех продали в рабство.

— Да. Мы их купили, но ваш отец сбежал, поэтому мы забрали вас вместо него, — пояснил Диэглейр. Да уж… Хотя, не мог же он сказать — я люблю вашу маму и хочу, чтобы она больше о вас не плакала. Наверное, так детям будет проще понять.

— Значит, нас тоже в рабство, — спокойно кивнул мальчик. Как-то уж слишком спокойно. Но я перестала удивляться, услышав следующие его слова: — А, всё равно. Везде будет лучше, чем там, — и он махнул рукой в сторону деревни, из которой мы его увезли. — А что я должен буду делать?

— Помогать матери и сёстрам в свинарнике и на пасеке, — пожал плечами Диэглейр. Учитывая, что он сам делал почти всё работу, мальчишке вряд ли много дел достанется.

— А, это легко. Я и дома им помогал. — Он помолчал, а потом всё же спросил: — А батя… Он один сбежал?

— Один, — вздохнул Диэглейр.

Больше дети ни о чём не спрашивали. Может, просто стеснялись незнакомых людей. Я назвала им наши имена, но не думаю, что это что-то изменило. Им нужно время. И мама.

Кстати, говорили дети намного чище, чем тот же Идвиг или их тётка. Раньше я этого не заметила бы, но сейчас отлично слышала разницу. Видимо, они прежде жили в другом месте, где речь у жителей почти как городская, так же говорили и женщины, приехав на остров.

Я заметила, что ноги Илберги, которые видны из-под платья, все в синяках.

— Где это ты так? — спросила, не удержавшись.

— Это? — девочка оглядела ногу. — Это Сванхилда. Она хотела, чтобы я её на руки брала, но она тяжёлая, я не могла её поднять просто. Тогда она щипалась.

— И ты ей позволяла?

— Я её в первый раз отпихнула, так она разоралась, словно я её прибила, а тётка Хродвина мне так дала, что я полдвора пролетела, и головой об стенку. До крови, — девочка потёрла голову там, где, видимо, была рана. — Я подумала — пусть лучше щиплется.

— Меня тоже Эрвиг всё время толкал и пинал. И даже в обратку не дашь — от тётки так прилетит, что искры из глаз. Я и терпел. А сегодня всё же вмазал ему, раз уж всё равно уезжать. Нос ему разбил! — гордо сказал Эйкин, потирая кулак. У него самого тоже прибавилось ссадин, но это его особо не волновало, главное — он дал, наконец, отпор своему обидчику.

Вот же попали детки в семейку. Уж лучше бы их сразу, с родителями продали. Хотя, если бы их не Эльрод купил, а кто другой, может, у тётки даже лучше показалось бы. Разве всё предугадаешь.

Ладно, всё плохое для них уже позади. Дети снова будут с мамой, никакой тяжёлой работы, еда досыта — их же явно держали впроголодь, — и, может, через какое-то время они забудут эти два месяца, как страшный сон.

И Базилда больше не будет плакать, а значит, Диэглейр не будет переживать.

Жаль только, что тела Кутберта так и не нашли.