22 июня. День первый.

— Керанир? — ахнула я. — Так ты что же… оборотень?

— Я — двуипостасный, — поморщился мальчик.

— Дву… что?

— Драконы имеют две ипостаси, — с недовольным вздохом объяснил мне мальчик. — Крылатую форму и двуногую. И меняем мы ипостаси по своему желанию, а не под воздействием луны, как эти блохастые.

— Ипо-ста-си?

— Облик, Аэтель, — вмешалась Нивена. — Драконы имеют два облика. Керанир, ты что, не можешь говорить попроще? Девочка же не понимает.

— Я, вообще-то, жутко голодный. Так далеко я уже давно не летал, да и дары весьма тяжёлые. А сил у меня сейчас в разы меньше.

— Аэтель сварила щи, а скоро будет готово рагу, — Луччи за руку потянула Керанира к столу. — Садись, мы тебя ждали, не ужинали.

Действительно, что я пристаю-то? Ребёнок домой голодный явился, нужно накормить сначала, а уж потом расспрашивать. Но от ответов он не уйдёт. У меня накопилось слишком много вопросов, но не хотелось малышей расспрашивать, а Керанир уже не выглядит таким маленьким и трогательным. Если что, ему я и подзатыльник дать смогу, рука не дрогнет. Но сначала — ужин.

Под руководством Нивены, я разлила щи по отдельным тарелкам, что для меня было непривычно — дома ели из общего чугунка, хлебали по очереди, да и яичницу мы сегодня ели из одной сковородки, но из тарелок, наверное, удобнее, не нужно тянуться, — разложила ложки и нарезала хлеб. По совету всё той же Нивены, я высыпала нарезанный картофель в кастрюлю, где уже варились кусочки окорока, а так же нарезанные лук, морковь и немного капусты, а затем поставила на плиту, томиться. А сама подсела за общий стол, налив и себе немного щей — уж очень любопытно было попробовать, что же это за овощ такой странный.

Вкус у картофеля оказался непривычным, но приятным и… сытным. Да и в целом щи удались, на косточке от окорока они удивительно вкусны. Поэтому, снова отложив допрос на потом, я наслаждалась едой, периодически посматривая на малышей — не нужна ли им помощь? Нет, не нужна. Дети уже показали, что легко управляются с ложками, яичницу они вообще ели странными штуковинами под названием «вилка». Это, действительно, было похоже на маленькие вилы, но у меня пока есть этой штукой не получилось, так что мне оставили ложку.

И, кстати, на красивой одежде малышей не было ни пятнышка. Похоже, стиркой меня совсем уж не завалят.

Когда Керанир расправился со второй порцией щей, то я решила — пора. А то у Луччи глазки совсем осоловели, да и остальные ребятишки зевают. Заснут — и я останусь без ответов.

— Значит, вы все здесь драконы? — уточнила я.

Все дружно взглянули на меня и так же дружно кивнули.

— И вы все можете летать?

— Только мы с Кераниром, и старейшина, конечно, — ответила Нивена. — Луччи и Эйлинод пока не могут, нужно несколько лет подождать.

— А где ваши взрослые?

Действительно, маленькие дети живут совершенно одни, полумифический старейшина навещает их раз в несколько дней — очень странно.

— Мы взрослые, Аэтель, — улыбнулся Эйлинод.

Было странно слышать это от крохи ростом мне до бедра, но эти странные дети на самом деле вели себя как взрослые. Может, так и должно быть? Кто сказал, что двуногая ипо… иппо… двуногий облик у драконов обязательно такой же, как у людей? Папенька как-то рассказывал, что в юности был в городе в балагане, и там был карлик. Он был взрослый, но выглядел как ребёнок. Может, они тоже карлики? Нет, не получается.

— Если вы взрослые, почему вам всё здесь так велико? Стулья, плита эта, до раковины вы только со стула дотянуться можете. И где все остальные? Я видела много дырок в скалах, когда мы подлетали, это ведь другие пещеры?

— Да, — вздохнула Нивена.

— Тогда где все? — я махнула рукой в сторону окна, в которое можно было увидеть тёмный отвесный склон другой скалы, стоящей напротив. — Где огни? Почему никто не летает? Никого не слышно, вообще никого. Тишина какая-то… мёртвая.

— Мёртвая, — повторила Луччи и по её щекам потекли слёзы. — Как верно ты сказал. Это мёртвый город. И мёртвый остров.

И она расплакалась. Керанир вскочил, взял малышку на руки и, баюкая и шепча что-то успокаивающее, понёс к стене, отодвинул висящий на ней половик, более тонкий, чем остальные, и скрылся в ещё одном проходе, который тот, оказывается, закрывал.

— А как же рагу? — пробормотала я, не зная, что ещё сказать.

— Пусть идут, — вздохнул Эйлинод. — Воспоминания ещё слишком болезненны. Спасибо, щи были очень вкусные.

Он встал из-за стола и вышел «во двор», в тишине было слышно, как его шаги затихли где-то вдали. Я помнила, что там есть ещё несколько пещер, в которых я не была и не знала, что там находится. Но мальчик явно не просто так гулял, у него была какая-то цель.

— К Φиниене пошёл, — вздохнула Нивена. — Он к ней часто ходит. Просто сидит рядом, иногда разговаривает с ней. Всё надеется, что она к нему вернётся.

— А кто такая Финиена?

— Его жена.

— Его… кто!? Но он же мальчик, он малыш совсем.

— Аэтель, мы не дети. Мы просто так выглядим, оказались заперты в эти тела. Ещё совсем недавно мы были не просто взрослыми, мы были старыми. Дряхлыми стариками. Самыми древними в клане. Потому и выжили.

— А остальные?

— Большинство умерли. А остальные… Эйлинод говорит, что они просто спят. Нужно подождать, и они к нам вернутся. Ведь он жив. А если бы Финиена умерла, он бы тоже умер, поскольку их души и судьбы связаны. И только это и даёт нам надежду, что наши близкие к нам вернутся.

— А разбудить её нельзя? — я никогда не слышала, чтобы можно было спать и не просыпаться.

— Пойдём, я кое-что тебе покажу, — Нивена встала, подошла к плите, движением пальца уменьшила силу огня, потом взяла меня за руку и вывела «во двор».

Над её плечом тут же возник светящийся шарик, который помогал не споткнуться, потому что в большой пещере стоял сумрак. Из входа в ту пещеру, что я про себя окрестила хлевом, слышалось недовольное гоготанье гусей.

— Нужно птицу покормить, — вспомнила я.

— На обратном пути покормим. Заодно покажу тебе, где здесь у нас туалет и ванная.

— Туалет и ванная?

— Нужник и баня, — пояснила девочка.

В этот момент мы подошли к одной из «дверей», которая неярко светилась в темноте. Погасив наш шарик, Нивена за руку подвела меня ко входу в очередную пещеру и остановилась на пороге. И я тоже замерла, рассматривая невероятную картину, открывшуюся мне.

Пещера была довольно большая, но при этом низкая, если сравнивать с «двором». Её дальняя часть тонула во мраке, но и того, что освещал одинокий шарик, который плавал над плечом сидящего к нам спиной Эйлинода, было достаточно, чтобы увидеть, что именно её заполняет. Каменный пол толстым слоем укрывала солома, а на ней…

— Яйца? — выдохнула я.

— Да, — шепнула Нивена. — Тише, не будем мешать Эйлиноду.

Я снова огляделась. Да, на сене, в аккуратных гнёздышках, лежали огромные яйца. Размером, наверное, с ведро, только уже и длиннее. И форма странная — не как у птиц, а как у муравьёв: вытянутая, и оба конца одинаковые. И яиц было много, очень много. Я попыталась их сосчитать, но сбилась. Ещё я заметила, что несколько яиц почему-то лежала отдельно, в сторонке.

— Жизнь потихоньку налаживается, Финиена, — послышался голос Эйлинода. Я вновь взглянула на него и увидела, что он поглаживает одно из яиц. — Керанир слетал в человеческую деревню и забрал там дары. Так что у нас теперь есть мясо, молоко, куры. И ещё он принёс человеческую девушку. Её зовут Аэтель. Она вкусно готовит. Конечно, не так вкусно, как ты, с тобой никто не сравнится, но всё равно, можешь теперь за меня не волноваться. Старейшина, наверное, рассердится на Керанира, но мы убедим его оставить девушку. Она нам нужна.

— Пойдём, — шепнула Нивена, уводя меня. А я почувствовала, что на глаза наворачиваются слёзы — этот разговор Эйлинода с женой, которая и не жива, и не мертва, пронял меня до печёнок.

Мы насыпали зерна курам и гусям прямо в клетки, и поставили им туда миски с водой. Конечно, им там очень тесно и неудобно, но большего мы сегодня сделать для них не могли. Нивена пообещала завтра перенести их в птичник, только его нужно приготовить. А ещё она обещала показать мне выход из пещеры на улицу. Не тот, через который мы прилетели, а другой, с лестницей. Я прикинула, сколько же мне придётся пройти ступенек, вздохнула, но возражать не стала — не обязательно ходить этим путём, но знать его необходимо.

Когда мы вновь вернулись «в дом», Нивена уселась на странную мягкую лавку, которую они называли диваном, и, похлопав по нему, предложила мне сесть рядом.

— Спрашивай. У тебя ведь много вопросов?

— Что случилось? Что у вас произошло?

— Что произошло? Кое-кто решил поиграть в бога и сгубил почти весь клан, вот что у нас случилось, — Нивена устало вздохнула и откинулась на спинку дивана. — Чтобы тебе стало понятно, я расскажу кое-что о нас. Но ты должна поклясться, что никогда и никому не расскажешь то, что сейчас узнаешь.

— Клянусь, — кивнула я.

— Не так, — Нивена протянула мне ладонь, на которой плясало небольшое пламя. — Держи свою ладонь над огнём. Не бойся, он не обожжёт. И повторяй за мной: клянусь своей жизнью, что никогда никому не расскажу то, что узнаю о драконах.

— Клянусь своей жизнью, что никогда никому не расскажу то, что узнаю о драконах.

— Ни под пытками, ни по глупости, ни под воздействием алкоголя.

— Чего?

— По пьяни.

— А-а… Ни под пытками, ни по глупости, ни по пьяни.

— А если нарушу клятву, то в ту же секунду сгорю на месте.

— А если нарушу клятву, то в ту же секунду сгорю на месте, — старательно повторила я. И как только прозвучало последнее слово, маленький огонёк вдруг вырос и охватил мою ладонь. Но больно не было, я даже дёрнуться не успела, как огонь снова стал маленьким, а потом исчез в сжавшемся кулачке девочки.

— Огонь принял твою клятву. Если ты её нарушишь, он тебя найдёт.

— Не нарушу! — что-то мне жутковато стало. Я и не собиралась никому ничего рассказывать, да и пока я здесь — рассказывать-то и некому, но всё равно, страшно, вдруг и правда кто-нибудь пытать станет? Уж лучше здесь насовсем остаться.

— Итак, слушай. Мы, драконы, живём очень долго. Около тысячи лет, примерно.

— А это сколько? — такое число я не знала.

— Ты умеешь считать, Аэтель?

— Да. До ста!

— Это хорошо. Тысяча — это десять раз по сто.

— Ничего себе! — теперь я по-настоящему впечатлилась. У нас и ста-то никто не живёт, а тут — целая тысяча! Это же сто, плюс сто, и ещё… — я загнула все пальцы и поняла, что даже не могу себе представить, насколько это долго.

— Только вот, в отличие от людей, мы взрослеем и стареем только сто лет из этой тысячи, — Нивена взяла мои руки и загнула один палец, — а остальные девятьсот, — тут она провела пальчиком по оставшимся не загнутыми пальцам, — не меняемся.

Значит, девятьсот — это девять раз по сто! А это совсем не сложно. Я посмотрела на свои руки с одним загнутым пальцем и удивилась.

— Так вы что, до ста лет стареете, а потом девятьсот лет живёте стариками, что ли? Не-ет, я бы так жить не хотела.

— Всё не совсем так, — Нивена улыбнулась, вновь взяла мои руки, отогнула согнутый палец, а потом снова его согнула, но наполовину. А потом так же согнула последний, десятый. — Вот как у нас происходит. Мы растём, взрослеем, а потом, в какой-то момент, останавливаемся. И живём девятьсот лет молодыми, красивыми, сильными, — она провела по разогнутым пальцам. — Но потом начинаем взрослеть дальше, пока не умираем от старости.

— Надо же! Это здорово, мне нравится. Очень долго не стареть — это… волшебно просто!

— Да. Для нас всё это привычно, но для вас, людей, наверное, волшебно. Мы живём долгую, счастливую жизнь, и когда наступает время, уходим безропотно и с улыбкой. Но одному из нас этого показалось мало. Его звали Лоргон. Он был очень сильный маг, владел тремя стихиями, кроме того, умел создавать артефакты. Он многое мог, его бы умения, да в правильное русло, но… В принципе, он считал, что всех облагодетельствует, его целью было найти способ продлить нашу и так очень длинную жизнь. Причём не на сто-двести лет, он замахнулся на тысячу.

— Он хотел, чтобы вы жили две тысячи лет? Это… двадцать раз по сто?

— А ты молодец, быстро сообразила. Нужно будет с тобой немножко позаниматься, головка-то у тебя светлая.

— Ага, жрец тоже так говорил, — кивнула я. — Так что с Лоргоном? У него не получилось?

— Как тебе сказать… В принципе, получилось. Только вот не совсем так, как он рассчитывал. Он хотел, чтобы к нашей жизни прибавилась ещё тысяча лет, а вышло так, что все мы, внезапно, на эту самую тысячу лет помолодели.

— Так вот почему вы выглядите как дети, — протянула я. Многие мои вопросы нашли свои ответы, всё складывалось. — А разговариваете при этом как взрослые.

— Мне тысяча четыре года, — улыбнулась Нивена. — Мы живём около тысячи лет, кто-то чуть больше, кто-то чуть меньше. Нам, пятерым, было больше, мы лишь помолодели, причём настолько, что превратились в малышей. Остальным повезло меньше.

— Они стали яйцами?

— Не все, далеко не все. Живорождённые, а их было больше половины, просто исчезли. От них ничего не осталось, словно они и не существовали.

— Живорождённые?

— Мы можем рождаться двумя способами. Надеюсь, ты знаешь, откуда дети берутся.

— Ещё бы мне не знать! У меня двенадцать младших братьев и сестёр! Тут поневоле узнаешь.

— Ну, так вот, у нас ведь два облика, но любовью мы можем заниматься не только в двуногой ипостаси, но и в крылатой тоже. Просто в двуногой как-то привычнее, так что, зачав младенчика, наши женщины вынашивали его девять месяцев, а потом рожали — слабенького, беспомощного, ничем не отличающегося от ваших, человеческих младенцев. И всё время беременности они не могли обращаться в дракона. Долгие тысячелетия это было привычно и нормально, пока одна пара не умудрилась зачать дитя, будучи в крылатой ипостаси. А спустя три месяца драконица отложила яйцо. Оно пролежало в доме родителей полтора года, никто уже не верил, что из этого может что-то получиться, но однажды скорлупа буквально за какой-то час истончилась, а потом совсем исчезла, осталась лишь плёнка, которую легко порвал выбирающийся на свободу младенец. Это был крепкий, здоровый, годовалый малыш, с полным набором зубов, и научившийся ходить уже через несколько дней после рождения.

— Ничего себе! — восхитилась я. — Здорово! Сразу годовалый! Уже с зубами! Ох, сколько же ночей я качала зыбку с кем-нибудь из младшеньких, аж до первых петухов, когда у них зубки резались. Эх, вот бы и нам так!

— Многие подумали так же. Никакой долгой беременности, никаких тяжёлых родов. Ты же видела наши яйца. Что такое для драконицы снести яйцо такого размера? Это как человеку голубиное яичко родить.

— И вы все стали нести яйца?

— Не все и не сразу. Но постепенно таких становилось всё больше, пока не остались буквально единицы — кто-то не хотел три месяца драконицей жить, кто-то просто не уберёгся, всего ж не предусмотришь. Но даже это многих не спасло.

— Ты сказала, исчезли все живорождённые. А что случилось с остальными?

— Все, кто были в воздухе в тот момент, когда Лоргон активировал свой проклятый амулет, а таких было большинство, разбились. Наши яйца имеют очень крепкую скорлупу, но даже она не спасает при падении с высоты. То же произошло с теми, кто не летал, а стоял на склонах или на вершинах скал — яйца скатились вниз и тоже разбились. Тех, кто купался в реке или ловил рыбу в океане, тоже погибли — яйца утонули или разбились о камни. То, что ты видела в пещере, это лишь десятая часть от нашего клана, — Нивена снова взяла мои руки и загнула один палец. — Остальных уже не вернуть.

— Мне жаль, — прошептала я, представив, каково это — потерять разом столько народа. У нас в деревне тридцать семь дворов. Если останется десятая часть, это значит, только один из десяти… Сколько же останется? Это… это страшно…

— У нас даже нет уверенности, вернутся ли к нам те, кто стал яйцами, и вылупятся ли те, кто не успел сделать это до того, как произошла катастрофа. Надежду даёт то, что Эйлинод жив. Значит, его жена тоже жива. И остальные, те, что лежат сейчас в той пещере — тоже. Когда произойдёт их возвращение — неизвестно, некоторые ведь были совсем ещё детьми. Но мы надеемся, всё равно надеемся.

— Значит, ваш старейшина ищет оставшиеся яйца?

— Да. Это долгая и кропотливая работа. Он прочёсывает все пещеры, все места, где мог находиться кто-то из нас в тот момент, когда артефакт Лоргона нанёс свой удар. Он помечает, где какое яйцо нашёл, но это мало что даёт, мы не сидели на одном месте, летали друг к другу в гости, гуляли по окрестностям… Мы можем быть уверены лишь в отношении жены Эйлинода, он был рядом с ней, когда это всё произошло. Остальные… Надеюсь, сами назовутся, когда проснутся.

— А те яйца, что лежат отдельно?..

— Это те, кто ждал своего рождения. Те, кто ещё не успел побыть живым. И у нас очень мало надежды на то, что они вылупятся. Но старейшина всё равно собирает эти яйца и отмечает, в чьей пещере они были найдены.

— А как он их отличил от остальных?

— Они лежали в колыбельках, — улыбнулась Нивена. — А остальные яйца — где угодно, но только не там. Поэтому отличить их было очень легко.

— Теперь мне многое стало понятно. Не представляю, какой же ужас вы испытали!

— Да, потерять сразу столько близких — это было страшно. Мы несколько дней отходили от шока, даже не знаю, как выжили бы, если бы не старейшина. Да и стать снова малышами не просто. Мы всё знаем, но наши тела почти ничего не могут. Луччи пришлось заново учиться ходить. Случись это всё на несколько дней раньше, и она тоже стала бы яйцом. Но хорошо, что мы всё же выжили, сможем позаботиться об остальных, о тех, кто проснётся.

— А что случилось с животными, с птицами, насекомыми?

— Артефакт подействовал на всё живое. Так же, как на живорождённых — они просто исчезли. Весь домашний скот, все лесные животные. Птицы, рыбы, насекомые. Более того, как это ни странно, исчезли все продукты животного происхождения — мясо, яйца, масло, творог, всё! К счастью, крупы и овощи никуда не делись, и мы надеемся, что морская рыба вскоре появится у берега, приплывёт, не весь же океан вымер. Керанир пару раз летал на рыбалку. Голодать нам не пришлось. Когда старейшина закончит облёт всех поселений — а осталось уже совсем немного, — можно будет закупить у людей скот и птицу, золота у нас, к счастью, более чем достаточно. Но пока на это нет времени, и дары оказались как нельзя кстати. Хорошо, что Керанир вспомнил, какой сегодня день.

— Я рада, что смогу теперь о вас заботиться. И я уверена, что ваши близкие проснутся.

— Спасибо, что веришь, — улыбнулась девочка. То есть, старушка… В общем, Нивена. Потом встала с дивана. — Думаю, рагу уже готово. Давай хотя бы попробуем, что у нас получилось.

Я не была голодна, но мне было любопытно. Так что, мы втроём с присоединившимся к нам Эйлинодом, съели немного этой действительно очень вкусной каши из картошки и мяса, а остальное, как и щи, поставили в холодный шкаф, на завтра. Потом Нивена и Эйлинод решали, где меня уложить спать. Свободной кровати не было, и Эйлинод предлагал разбудить Керанира, чтобы тот принёс для меня кровать из соседней пещеры.

— А кто спит на этом диване? — поинтересовалась я.

— Никто. На диване не спят, на нём сидят, — ответила Нивена.

— Значит, я буду спать на нём.

— Но он же узкий. Как можно спать на диване? — удивился Эйлинод.

— Просто ты никогда не спал на полатях, вповалку с кучей мелкоты, которая облепляет тебя со всех сторон, да ещё и мочится на тебя во сне, — усмехнулась я. — Отдельное спальное место — это роскошь для меня.

— Тогда я принесу тебе подушку и чем укрыться. Вообще-то, у нас тут тепло, но на всякий случай… Кстати, я обещала тебе всё тут показать, идём.

«Ванная» оказалась вовсе не баней. Это была пещерка, в которой стояло огромное корыто, уже привычный ручеёк протекал вдоль стены, и из него можно было налить воду в это корыто так же, как и в раковину на кухне. И так же, как под раковиной, под корытом можно было развести огонь, чтобы нагреть воду, а потом слить её, выдернув пробку из дна корыта. Видя, как Нивена старается спрятать зевок, я сказал, что испытаю «ванную» в следующий раз, а пока просто помою ноги.

— Нужно будет завтра подобрать тебе одежду и обувь, не можешь же ты ходить в одном и том же, да к тому же босиком, — сказала Нивена, подавая мне полотенце.

— Я всё лето хожу босиком, привыкла.

— Но зачем это делать здесь? У нас много одежды и обуви, которую просто некому носить. Не отказывайся, Аэтель, я хочу, чтобы тебе было у нас хорошо.

— Спасибо, — я решила, что глупо отказываться, если одежда пропадает зря.

Потом мы пошли в местный нужник. Я удивилась, не найдя его по запаху, а потом поняла — почему. Снова ручеёк, только текущий по жёлобу прямо в полу маленькой пещерки, причём ручей этот был прикрыт металлической решёткой, чтобы ногой не попасть. Посредине пещерки, прямо над ручьём, стоял невысокий стул с дыркой, а рядом стояло ведро с ковшиком и детский горшок. Вместо двери с задвижкой была занавеска, которую нужно было задёрнуть, пока делаешь свои дела, и никто не войдёт.

— Водой подмойся, если нужно, с лопухами у нас здесь не густо, а соломой подтираться, бррр, — девочку аж передёрнуло. — Просто нужно следить, чтобы в ведре всегда было достаточно воды.

— Как удобно. Этот ручеёк всё уносит, и нет никакого запаха, — восхитилась я. — Как удачно, что он есть в этой пещере.

— Это не удача, наши предки специально так сделали — вывели подземную реку в скалу, потом разделили на ручейки, которые текут по специальным узким проходам, выходят в каждой пещере на кухне, протекают через ванную, подсобное помещение, а напоследок — через туалет, после чего возвращаются обратно с ту же реку, только ниже по течению. Всё это было построено много тысяч лет назад, но всё еще прекрасно работает, мы только желоба подправляем время от времени, и стул заменяем.

Нивена оставила для меня один светящийся шарик в нужнике, другой «во дворе», а третий — на кухне, а остальные потушила, так что в комнате стало светло, словно лунной ночью — всё вроде бы видно, а спать свет не мешает. За это время на диване появились подушка и мягкое тонкое покрывало — никогда такого красивого не видела.

Сняв платье, я, в одной сорочке, улеглась на мягкий и очень удобный диван. Думала, что буду долго лежать, вспоминая всё, что со мной случилось, и что сегодня узнала. Но очень быстро провалилась в сон без сновидений. И проснулась от того, что кто-то тряс меня за плечо, а низкий мужской голос недовольно вопрошал:

— Ты кто такая? И как сюда попала?