— Элай, ты уже проснулся?

— А? — резко села на кровати, пытаясь понять, где я.

Не сразу, но сообразила, что нахожусь в выделенной мне спальне, в замке старого короля драконов, а за окном вовсю сияет солнце. Это сколько же я проспала?

— Можно войти?

Оглядела себя — вид вполне приличный, пижама, и вообще — я парень. Поэтому откликнулась:

— Да, конечно.

Не держать же Вэйланда в коридоре, неудобно.

— Ты ещё в постели? — дракон вошёл в комнату и с кривой усмешкой оглядел меня, трущую глаза и зевающую. — Ну, ты и спать! Завтрак через двадцать минут, будешь вставать, или сказать, чтобы тебе в постель принесли?

— Нет-нет, я уже встаю! — выбралась из постели и потопала в ванную.

Ещё пару месяцев назад я о таком и помыслить не могла — мужчина в моей спальне был невозможен абсолютно. Да и я перед ним — растрёпанная, помятая, в одежде для сна, — тоже. Меня такой и муж-то видеть не должен был, не то что посторонний. Но после того как мы с Вэйландом спали в лесу в обнимку, и я его купала, стесняться и вспоминать всякие правила этикета как-то не получалось. И вообще — я сейчас парень, было бы странно смущённо прикрываться, падать в обморок и прочее, в общем, вести себя по-девчачьи. Я и не стала.

Поплескав в лицо холодной водой, чтобы окончательно проснуться, почистила зубы, потом быстро превратила растрёпанные лохмы в аккуратную причёску, убрала припухлость с глаз и отпечаток подушки со щеки. Подобное у нас могут все, начиная с четвёртой категории, я делала это машинально, а сама пыталась понять, с чего это так разоспалась?

И пришла к выводу, что здесь всё сразу смешалось. И многодневное блуждание по лесам, сон вполглаза на земле или же в дешёвых комнатушках над сомнительными харчевнями. И переживания последних дней, и выматывающие последние сутки, и то, что в этой комнате и в этой постели я, впервые за два месяца, почувствовала себя в безопасности. Расслабилась. И проспала так долго, словно моё тело старалось наверстать всё недополученное прежде.

Вот об этом я думала, быстро, чтобы ещё больше не заставлять себя ждать, одеваясь в гардеробной, куда ещё вчера нашла прямой выход из ванной. А выйдя в спальню, застыла, наконец разглядев Вэйланда уже полностью проснувшимися глазами.

— Ты побрился.

— Ну, да. Самому уже надоело со щетиной ходить. Вчера как-то не до того было, но теперь я вновь такой, как прежде, — и он, улыбаясь, провёл ладонью по гладковыбритой щеке. С ямочкой.

Раньше я не замечала, что у него, оказывается, есть ямочка на щеке, когда улыбается. Сначала лицо дракона было отёкшее и в синяках, да и не до улыбок ему было. Потом отросла густая щетина, почти полностью скрыв черты лица. И вот теперь я увидела его настоящего.

А он симпатичный! Пожалуй, даже красивый. Вот бы никогда не подумала, что под всеми этими синяками и щетиной скрывается такой интересный мужчина. Причём, лицо выглядело удивительно знакомым. Если добавить седину на висках и пару морщин…

— Ты невероятно похож на своего отца.

— А, это да. Так и есть. Все замечают сходство, — Вэйланд довольно улыбнулся.

— И ты моложе, чем я думал.

Прежде мне казалось, что он выглядит лет на тридцать или больше, но встреть я его впервые вот таким — и двадцати пяти не дала бы.

— Мне всего сто тридцать два. По нашим меркам я едва ли не юноша.

— А, ну, да, вы же тысячу лет живёте, — закивала я. — Ладно, пойдём завтракать. Надеюсь, я никого не заставлю ждать себя? Снова. А то уже неудобно как-то.

Завтракали мы вчетвером. Меня немного смутило то, что я, по сути, посторонний, завтракаю за одним столом с тремя членами королевской семьи. На этот раз не было ни Савьера, ни Лихниса, как вчера, и поначалу я чувствовала себя неловко. Но меня втянули в общий разговор, и вскоре про неловкость я забыла. Может, их величествам просто нравится новое лицо за столом, у них тут не особо оживлённо, а так — хоть какое-то разнообразие.

Реарден рассказал жене и внуку, что я оказалась потомком его друга, поведал историю их встречи, а я — о легенде про дракона, спасшего влюблённую пару от разлуки. Единственное, чего мы оба избегали — это рассказа о том, как метаморфы превращались в драконов. Старый король пообещал сохранить мою тайну и держал слово.

После завтрака Вэйланд предложил мне позаниматься. Делать ни ему, ни мне всё равно было нечего, поэтому наш урок длился до обеда, а потом и после. Но, если честно, я не думала, что у меня хоть что-то получится. По словам Реардена, мне нужно было подрасти как минимум на шесть драконьих лет, чтобы магия начала во мне просыпаться. Но если сказать об этом Вэйланду, придётся объяснить, почему его дед так в этом уверен, и в итоге всплывёт и моя принадлежность к женскому полу.

Сам же Вэйланд верил, что я и правда повторила картинку из книги, а магия просто каким-то образом «унаследовалась» мною вместе с обликом. Поскольку ни с чем похожим он прежде не сталкивался, то решил просто обучать меня, как когда-то его, в надежде, что вынырнет ещё что-то.

До обеда была в основном теория. Вэйланд тоже рассказывал мне о потоках энергии, которые нужно ощутить, о правильном дыхании, о медитации, чтобы сосредоточиться. Я старалась всё запомнить, старательно дышала, пыталась уловить в себе эти потоки — но не чувствовала абсолютно ничего. Совсем. Это походило на некую игру в ученика и учителя, не более. Радовало лишь то, что объяснял Вэйланд намного интереснее и живее, чем книга, к тому же, я всегда могла переспросить непонятное, и он объяснял, как мог, доступно.

После обеда к нашей компании присоединился старый король и предложил попробовать то, что я уже умею. А именно — выдыхать огонь. Расспросил, что я при этом чувствую, как сосредотачиваюсь, как управляю потоками энергии.

Объяснила, что я ничем не управляю, а вся подготовка — это вдохнуть поглубже и захотеть выдохнуть огонь. Что я и продемонстрировала, выдохнув его через парапет — мы занимались во дворе, и там, снаружи, где была лишь отвесная скала, мой огонь никому и ничему повредить не смог бы.

Переглянувшись, мужчины пришли к выводу, что я — самородок. И то, что я делаю, сродни дару певца, которому от природы дан удивительный слух и голос, и, не зная ни единой ноты, ни дня не занимаясь с учителем, он поёт, как соловей, тогда как другим приходится годами брать уроки, и они всё равно никогда не дотянут до его уровня. То же бывает с музыкантом или художником. Дар свыше.

После этого, Реарден попросил меня всё же попробовать прочувствовать, что происходит внутри меня в момент выдыхания огня. И я честно выдыхала и выдыхала огонь, пытаясь понять, ощутить, прочувствовать… И — ничего. Оно само — вот всё, чем я могла порадовать своих учителей. Или не порадовать…

В какой-то момент я поняла, что устала, очень устала. Вроде бы ничего тяжёлого не делала, но было чувство, что этот выдыхаемый огонь каждый раз забирал с собой частичку моей силы. Совсем капельку, едва заметно. Точнее — поначалу вообще незаметно, но с каждым выдохом я уставала всё больше, словно поднималась по лестнице всё выше и выше, и каждая ступенька давалась всё тяжелее.

Но гордость не позволяла мне признаться в своей слабости, и я старалась, изо всех сил старалась, и едва не рухнула от облегчения, когда огромная лапа подхватила меня, а сверху раздался возмущённый голос королевы.

— Вы что творите? Это же малышка, кроха совсем, а вы её муштруете, как десятилетнюю. Смотрите, она же едва дышит! Довели ребёнка!

Обессиленно прислонившись к чешуйчатой щеке, к которой меня прижали, я увидела, как мои учителя переглянулись, взглянули на моё обмякшее тельце и покаянно повесили головы. В этот момент они были удивительно похожи, любой сразу сказал бы, что перед ним родственники, хотя такого потрясающего сходства, как у Вэйланда с отцом, между ними не было.

А драконица демонстративно отвернулась от этой парочки и заворковала надо мной.

— Ты ж моя маленькая. Измучили тебя эти тираны. Тоже мне, нашли игрушку. Ну ничего, бабушка тебя в обиду не даст, бабушка свою внученьку спасёт от этих злодеюк. Что старый, что малый — ума ни у одного нет. Мужчины, что тут скажешь.

Я мысленно захихикала. Королева так вжилась в роль бабушки маленькой внучки, что на полном серьёзе позабыла о том, что и я вроде как тоже отношусь к мужчинам, которых она ругала. Но вообще-то, мне нравилось сидеть у неё на ручках, когда меня ласкали, баюкали и защищали. Так приятно, просто не передать.

— Прости, Элай, я совсем забыл, что ты ребёнок, — послышался покаянный голос старого короля.

— Я не ребёнок! — да, во мне ещё осталось немного гордости.

— Разумом — нет, это-то и сбивает с толку. Я обращался с тобой, как со взрослым, но тело у тебя ещё младенческое, и сил, соответственно, совсем немного.

— И я как-то об этом не подумал, — вздохнул рядом с ним Вэйланд. — Тоже разогнался, а куда спешу — непонятно.

— Слушать и дышать было несложно, — поспешила их успокоить. Зачем внушать лишнее чувство вины? — А вот с огнём… Что-то я выдохся.

— Надо думать! Заставили ребёнка упражнения для взрослых делать! Хорошо, что бабушка в окно выглянула. Бабушка свою внученьку в обиду не даст.

И меня снова начали баюкать.

— Нерисса, ты ещё помнишь, что Элай — парень, — хмыкнул Реарден, хитро глядя на меня.

— Не мешай мне получать удовольствие! — драконица снова повернулась к мужу спиной, пряча меня, словно боясь, что отберут. — Всё я помню. Но когда Элай встанет на две ноги — тогда и будет парнем. А сейчас — это моя внученька.

И меня до самого ужина нянчили, словно я и правда была ребёнком. Мне не жалко, вреда никакого, кроме удовольствия, а королеве радость.

Перед тем, как одеться к ужину, я какое-то время рассматривала своего дракончика в зеркало, пытаясь понять, отчего у старой королевы так резко включился матерински — слово «бабушкинский», наверное, не существует, — инстинкт? Сейчас, когда уже внимательно и детально рассмотрела драконов обоего пола, я могла видеть, чем отличаюсь не только от самцов, но и от самки.

Моя дракошка, и правда, была ребёнком, это было видно в пропорциях тела — оно было заметно короче, но шире, чем у взрослых, то же и с крыльями, да и лапки, можно сказать, пухленькие. Ещё больше отличий было на голове и мордочке. Глаза больше, лоб выпуклее, мордочка, наоборот, короче. Зубки мелкие, щёчки округлые, гребень и шипы коротенькие. Да и сама голова была гораздо крупнее по отношению к телу, чем у взрослых драконов.

Наверно, именно такие отличия пробуждают во взрослых родительский инстинкт. Указывают, что перед ними создание, которое нужно защищать и оберегать. Ну, и баловать тоже. Ладно, я не против. Уж лучше вызывать у окружающих умиление, чем опаску или неприязнь. Это тоже бывает полезно, как с орком, но не здесь и не сейчас. Повезло мне с ипостасью.

* * *

После ужина Вэйланд предложил показать мне своё любимое место. Я немного удивилась, знала, что летать ему пока нельзя, но оказалось, что никуда лететь и не нужно, это место в самом замке. Точнее — над замком.

Мы поднялись на самую высокую из башен, вышли сначала на чердак, а потом и на крышу. Её огораживал невысокий каменный парапет, и Вэйланд бесстрашно уселся на него, свесив ноги наружу, и похлопал ладонью рядом с собой.

— Садись, Элай, отсюда открывается удивительный вид.

Осторожно подошла, заглянула за парапет и отшатнулась — башня стояла на самом краю отвесной скалы, добавляя свою высоту к её. Да уж, падать буду долго.

— Ты чего? — удивился дракон. — Только не говори, что боишься высоты. Не поверю.

— Не боюсь, просто… Это небезопасно. Конечно, вам, крылатым, не понять, но мне не хотелось бы рухнуть вниз, а это возможно. Одно неловкое движение, и…

— И что? Обратишься и полетишь.

— Ага, камушком вниз. Со спелёнатыми одеждой крыльями. Конечно, мой дракончик сможет порвать одежду, но на это тоже нужно время, и эти секунды могут стать роковыми. Про орла или сову вообще молчу.

Может, когда-нибудь, когда научусь менять свой вес не в пять, а в пятьдесят раз, смогу просто вылетать из рукава маленькой птичкой. Или огромным драконом разрывать одежду, даже этого не заметив. Но не сейчас.

— Об этом не подумал, у нас проблем с одеждой нет. Мы и детскую зачаровываем, но я не уверен, получится ли это проделать с твоей. Пусть наши дети не могут ещё пользоваться своей магией, но она в них есть, на их потоки мы и закольцовываем чары, наложенные на одежду. А у тебя в этом виде никакой магии нет. Кроме магии обращения, конечно.

— Я лучше просто здесь постою.

— Потеряешь половину удовольствия. Садись. Поверь, я не позволю тебе упасть.

И я решилась. Осторожно села на парапет, а Вэйланд тут же придвинулся и прижал меня к своему боку. Сразу стало не страшно. Высоты я и правда не боялась, иначе не смогла бы летать. Чувствуя себя в такой же безопасности под боком Вэйланда, как в лапе дракона, я, наконец, смогла оценить открывающийся вид.

А посмотреть было на что. Конечно, я и вчера, во время полёта, многое видела, да и сегодня не с завязанными глазами через парапет огнём дышала, но это было не то. Раньше либо взгляд в полёте, старающийся охватить всё и сразу, от этого многое упускающий, либо цепляющийся за что-то одно, а чаще отвлекающийся на драконью морду, что-нибудь рассказывающую. А во время занятий мне вообще было не до окружающих красот. И только сейчас, расслабившись, пригревшись под обнимающей- оберегающей рукой и никуда не спеша, смогла увидеть и оценить всю эту красоту.

С одной стороны — цепь Хрустальных гор, чьи белые пики порозовели в лучах заходящего солнца. А впереди и с другой стороны — уже не горы, скорее холмы. Голые каменные вершины, покрытые густыми, нехожеными лесами склоны, в низинах — разнотравье лугов. Звонкие ручейки, текущие по склонам, неторопливая речка, петляющая между холмами, к которой они стремились. Или это несколько речек? Сложно понять.

Красное закатное небо сбоку, и первые звезды над головой.

Красиво. Тихо. Безмятежно.

— Как здесь безлюдно, — негромко шепнула, не желая разбивать громкими словами тишину этих мест, нарушаемую лишь едва слышными голосами откуда-то с другой стороны замка и стрекотанием цикад.

— Деревню отсюда не видно, она за нашими спинами. Но вообще- то, в этой части королевства, действительно, очень малолюдно.

— Точнее, малодраконно, — захихикала я.

— Верно. А людей здесь вообще нет. Они есть в столице — в посольстве и торговом представительстве, — да в прибрежные города порой приплывают их купцы. Море — там, — он махнул рукой вперёд и вправо. — В него впадают обе эти реки. А столица в той стороне, — взмах ещё правее. — Там, кроме неё, есть ещё несколько небольших городов и около полусотни деревень. А южнее и восточнее нас — лишь Хрустальные горы, а за ним — человеческое королевство. Здесь мало места для пашен, сам видишь, одни горы, поэтому, исторически, большинство населения живёт на севере и западе, там земля ровная и очень плодородная.

— Но в этих долинах тоже можно найти место под поля. Или овец пасти.

— Можно. Но наш народ не настолько многочисленный, чтобы тесниться в этих узких долинах. Нам хватает широких полей в остальной части королевства, а в северо-восточных горах мы добываем полезные ископаемые.

— Есть и северо-восточные горы? Такие же высокие, как Хрустальные.

— Нет, немного ниже, но почти такие же неприступные. Наше королевство вообще практически не имеет доступных границ. Горы, море и широкая, бурная река на севере, на границе с оборотнями, испокон веков служили нам защитой.

— А войны?

— Море можно переплыть, горы — перейти, не Хрустальные, а другие, мы называем их Серые. Не так поэтично, зато отражает суть. Наши предки были беспечны, почти не обращали внимания на окружающие наше королевство народы, вот и допустили интервенцию. А когда спохватились — было почти поздно. Они жили разрозненными кланами, почти не общаясь, и их вырезали целыми семьями. Наш вид едва не погиб, но перед общей угрозой выжившие кланы объединились и дали отпор агрессорам. Конечно, и проснувшаяся боевая магия среди драконов одного из кланов, тому очень способствовала. Их вождь привёл наших предков к победе и впоследствии стал королём всех драконов, остальные кланы принесли ему клятву верности — и с тех пор наш народ живёт и процветает без войн и прочих неприятностей.

— Молодцы ваши предки. И страна у вас красивая. А вот у нас тесновато. Когда-то наш народ тоже был совсем малочисленным, но в семьях обычно рождается много детей — ведь чем их больше, тем больше шансов на высокую категорию у кого-то из них. Хотя бывают и исключения — не у всех получается. У моего двоюродного деда по матери лишь один сын. Но чаще бывает больше, нас, например, у родителей восемь. Поэтому вот таких, свободных мест уже давно не осталось. Даже не знаю, что дальше будет. Мы ведь даже иммигрировать никуда не можем.

— У вас перенаселение?

— Пока нет. Но ещё несколько сотен лет назад и в нашей стране были такие же безлюдные места, как это, — я обвела рукой то, что видела. — Сейчас уже нет. А что будет ещё через сто лет? А через двести?

— Может, люди снимут блокаду? И вы сможете ещё куда-нибудь переселиться.

— Может быть. А как у вас? Много в семьях детей?

— По-разному, но, в среднем, двое-трое. А учитывая, как долго мы живём, не удивительно, что малышей у нас так мало. Они слишком быстро взрослеют.

— И твоя бабушка готова довольствоваться даже мной.

— Да. Моя сестра мечтает о дочке, но хочет немного подождать. Её младший сын пока ещё не стал взрослым.

— Сколько ему?

— Двадцать три.

— И ещё не взрослый?

— Подросток. Наши малыши растут как человеческие дети, но с момента пробуждения магии начинают взрослеть чуть медленнее. Чем больше проснулось магии — тем медленнее взросление. Лет до тридцати мы считаемся подростками, потом наступает юность, а в промежутке от восьмидесяти до ста мы окончательно овладеваем дарованной нам магией в полном объёме и после этого считаемся взрослыми.

— У нас что-то похожее у тех, кто владеет более высокими категориями. В детстве и юности ничем от остальных не отличаемся, а став взрослыми — приостанавливаемся, и стареем уже медленнее. Например, в королевский совет берут лишь с восьмидесяти лет, считается, что до этого метаморф ещё слишком молод и недостаточно солиден — заметь, слово «мудр» я не сказал, — для такого важного дела, как заседание в совете. Может, раньше было иначе, твой дедушка сказал, что Фестера ждало место в совете, а судя по рассказу, он был ещё довольно молод. Или может, у них в то время был просто недобор метаморфов второй категории, вот и брали даже тех, кто моложе? Не знаю. Могу лишь гадать.

— Значит, взрослеешь ты как обычный человек? Даже несмотря на высшую категорию?

— Пока да.

И в этом мне очень повезло. Если бы я, как и драконы, стала медленно расти ещё в детстве, меня бы быстро вычислили. Хорошо, что внешне категорию вообще никак определить нельзя, её можно только продемонстрировать.

— Орвилл старше тебя на четыре года, но выглядит на столько же моложе. Хотя и выше почти на голову. За прошлое лето он резко вытянулся, поэтому тебе и досталась вся эта одежда.

— Так это его? — потеребила воротник рубахи.

— Да. У нас здесь у каждого своя комната, иногда, уезжая, оставляем часть одежды. Он оставил всю, поскольку вырос из неё, пока гостил у деда с бабушкой. Вот она и пригодилась.

— Повезло мне. А комнату я чью занимаю?

— Фелана. Мой кузен, средний сын дяди Гровера. Он гостил здесь совсем недавно, поэтому вряд ли эта комната понадобится ему в ближайшие дни.

Какое-то время Вэйланд рассказывал мне о своей родне — трёх кузенах, сестре Силинде и двух её сыновьях. Я тоже рассказала о братьях и сёстрах, о том, что мы никогда не были особо близки, и о единственной встрече с собственной бабушкой — изменив её высказывание, конечно, но подчеркнув, насколько же эта встреча отличалась от отношения его бабушки, которую внуки навещали при любой возможности.

А Вэйланд вспоминал, как чудесно было в детстве проводить у деда с бабушкой всё лето после того, как дед передал сыну престол, и они перебрались сюда. Я слушала с интересом и лёгкой завистью, но в какой-то момент Вэйланд вдруг замолчал на полуслове, глядя куда-то вдаль поверх моей макушки. Я тоже оглянулась, но ничего в как-то незаметно подкравшейся темноте не разглядела.

— Что там?

— Кто-то летит со стороны столицы, — нахмурился дракон, а потом, приглядевшись, уже уверенно сказал: — Глен. Похоже, отец прислал сообщение. Пойдём, встретим его во дворе. Эх, жаль, мне летать пока нельзя, напрямую было бы быстрее.

Когда мы спустились с башни и вышли наружу, там уже была королевская чета — наверное, тоже заметили посланника. Впрочем, его теперь даже я видела, вскоре коричневый дракон опустился рядом с нами, а ещё через мгновение превратился в одного из уже знакомых мне стражников, улетевших вместе с королём.

— Ваше величество, — обратился он к Реардену. — Его высочество Бастиан вернулся. Попросил у его величества Эверилла официальной аудиенции на завтрашнее утро. Её назначили на десять часов. Его величество передал, что ждёт его высочество, — поклон в сторону Вэйланда, — и господина Элая тоже. Вы, — повернулся он ко мне, — важный свидетель, и должны будете выступить на стороне обвинения. Суд состоится сразу же после окончания аудиенции.