— Если не возражаешь, мы будем звать тебя Эллой.

— Не возражаю, — улыбнулась я. Элла. Не совсем моё имя, но это лучше, чем Элай.

— А из тебя получилась очень симпатичная девушка, — едва ли не впервые внимательно посмотрел на меня Вэйланд. — Черты лица вроде бы Элая, но это не он, не перепутаешь. Как ты это сделал?

— Сделала, — поправил его Реарден, сделав упор на последний слог.

— Ах, да, верно. Сделала. Как? Я думал, вы меняетесь только по образцу.

— Раньше я тоже так думал… думала. Но, как оказалось, высшая категория имеет много преимуществ, о чём я прежде и не догадывал… лась. Я попробовала — и получилось. Просто изменила каждую черту лица по отдельности — и вот что вышло. Правда, ноги пришлось оставить прежними, — слегка приподняв подол, продемонстрировала мужскую туфлю. — Не было времени искать другую обувь.

Я не нарочно запнулась на родовых окончаниях — за эти месяцы отвыкла говорить о себе в женском роде. Ничего, ещё достовернее получилось. Даже не думала, что настолько вживусь в роль парня. Эх, потом снова переучиваться. Может, взять, да и признаться?

Но что-то мне мешало это сделать. Сама не понимала — что, но что-то останавливало. Ладно, ещё несколько дней, а там уже признаюсь. Наверное.

В этот момент карета остановилась.

— Приехали, — сказал Реарден, и я поняла, что снова не успела даже взглянуть на столицу, по которой мы проезжали. Ой, ну и ладно, у меня сейчас другие заботы, поважнее.

Вэйланд настоял, что сам понесёт свою дочь, и взял её на руки так осторожно, что она даже не пошевелилась. А я шла следом и думала, брал ли кто-нибудь из моих родителей хоть кого-то из нас, детей, на руки? Ну, пусть не дочерей, ладно, но, может, хотя бы Кермита? Всё же первенец, долгие годы был наследником. Но просто не могла представить кого-то из родителей с ребёнком на руках. Не получалось.

Хорошо, что у меня была Руби. Не все кормилицы по-настоящему любили своих подопечных, для большинства это была лишь работа, сделав которую, они уходили к своим семьям и детям. Но если у меня когда-нибудь будет ребёнок, я стану такой, как Руби, а не как моя родная мать. Малышка Россина матери лишилась, но у неё теперь есть любящий отец и прабабушка, которая будет её обожать. Начало жизни у неё было неудачное, зато теперь всё будет хорошо.

И её никогда не продадут…

Что-то с появлением малышки я стала всё чаще вспоминать свою прежнюю жизнь. Сравнивать. Я и прежде так делала, с тех пор, как попала к драконам, и сравнение всегда было в их пользу. Но раньше я в основном сравнивала обычаи, интерьеры, поведение. А сейчас всё время всплывало личное, в душе копилась обида на родителей, потому что прежде я их отношение, как нечто неправильное, не воспринимала. До того, как меня продали, я просто жила, как все, и считала происходящее нормой.

А сейчас, при воспоминании о прошлом, щемит в груди и хочется плакать.

Большая, надёжная рука приобняла меня за плечи, ободряя, поддерживая.

— Всё будет хорошо, девочка, теперь всё будет хорошо, — услышала я негромкое.

Вряд ли старый король догадался, отчего я иду, повесив нос и с глазами на мокром месте, но он решил приободрить меня, и это — ладонь на плече и такие простые, но такие нужные слова, — оказалось именно тем, что мне было необходимо. Подняв голову, я улыбнулась, глядя в мудрые, всё понимающие глаза восьмисотлетнего дракона. Как бы я хотела иметь такого же дедушку!

Вэйланд уложил малышку на свою кровать, а сами мы расположились в смежной гостиной, «держать совет», как выразился старый король. При этом мы сели так, чтобы я могла в приоткрытую дверь видеть спящую девочку, а она, проснувшись, меня, а вот мужчин — нет. На всякий случай.

Посол, которого звали Севард, и его жена Лавиния присоединились к нам. То, что Элай вдруг превратился в Эллу, их не удивило — они знали, что я метаморф, и о страхе Россины им тоже сообщили. И наше решение ради неё делать вид, что я настоящая девушка, они одобрили.

Собственно, Лавиния предложила сама позаботиться о малышке, но она не смогла бы вместе с ней отправиться в королевство драконов, равно как и повариха. Горничные и остальные женщины посольства были людьми, наёмными работниками, и тоже отпадали, так что, сейчас лишь я могла стать некоей постоянной величиной в жизни девочки. Предполагалось, что её воспитание возьмёт на себя старая королева, ну, так Реарден сказал, а потом и сам Вэйланд, когда дочь перестанет его бояться. Но до этого единственной кандидатурой оставалась лишь я.

Цель нашего совета — решить, что делать дальше, — сразу же наткнулась на большую проблему. Мы не знали, как именно нам теперь добираться домой, потому что было неясно, как малышка отреагирует на драконов. Придёт в восторг или испугается ещё больше, чем мужчин? К тому же, лететь нужно будет весь день, что для ребёнка было бы тяжело, даже если бы он был привычен к подобному виду перемещения, как остальные драконьи детки.

Поэтому было разработано два плана. Сначала, в любом случае, показать Россине дракона. Издалека, через окно, у меня на руках, чтобы дать хоть какое-то ощущение безопасности. Если заинтересуется — приблизиться, не напугается — покатать. И, при самом благоприятном раскладе — улететь на драконах домой. Конечно, проблемой были бы приземления для обеда и посещения кустиков, но я смогла бы как-то отвлекать девочку, чтобы дать мужчинам время обратиться и скрыться с её глаз.

Но это если нам совсем уж повезёт. Учитывая, что у ребёнка, как выразился Реарден, «тяжёлая психологическая травма», рассчитывать на подобную удачу не приходилось.

Второй вариант — ехать в карете до Хрустальных гор, а там, дождавшись, когда малышка крепко заснёт, долететь до дворца Реардена. Иначе никак, карета через перевал не проедет, лошадь — только в поводу, да и дальше дорог не было, а по бездорожью, верхом, с ребёнком на руках и в окружении мужчин, от которых, как в карете, уже не укроешься… Нет, там только на крыльях, без вариантов, но лететь меньше часа, малышка проспит всю дорогу, это вполне безопасно.

В итоге, обсудив все варианты, посол с женой уже вставали, чтобы уйти — он планировал организовать нам транспорт, она — всё необходимое в дорогу, — когда в комнату, постучав, заглянул молодой человек, оказавшийся секретарём посла. Он сказал, что нашёл человека, рассказ которого, возможно, будет нам интересен.

Вошедший — мужчина лет сорока или немного больше, одетый просто, но опрятно, выглядел как приказчик в лавке. Поклонившись присутствующим, он нерешительно оглянулся на секретаря.

— Расскажи господам то, о чём поведал мне, — секретарь ободряюще кивнул ему, а потом повернулся к нам. — Я расспросил всю прислугу, не видел ли кто-нибудь, как Бастиан встречался у посольства с мужчиной, у которого был ребёнок. Искал наудачу, опросил даже тех, кто сейчас у нас не работает, и вот, господин Хамиш, кое-что вспомнил.

— Я тот день хорошо запомнил, хотя прошло уж, почитай, полтора года, с лишком, — начал свой рассказ мужчина. — На другой-то день зять мой с лестницы упал и шею себе сломал, пришлось на себя лавку его брать, а то племянники малые ещё, а сеструха моя… да разве ж такое на женщину взвалишь, тем более, с горя не в себе была. Вот и ушёл я из привратников, хотя хорошая работа была, и платой не обижали, дай вам небо доброго здоровьичка, господин посол, — и он поклонился Севарду.

— Продолжай, — кивнул тот ему. — Расскажи всё, что знаешь.

— Не так чтобы много я знаю, господа хорошие, но кое-что видел. В тот день, уже ближе к вечеру, мужик подошёл, из деревенских, с девчонкой. Сначала нёс, а потом поставил, она сама стояла, но всё равно — маленькая совсем. И всё время ныла: «Мама, мама, хочу к маме!», а он на неё цыкал, заткнись, мол.

— Значит, она не немая! Она разговаривала! — воскликнул Вейланд.

— Разговаривала, ага. Ну, непонятно совсем, как маленькие говорят, но звонко так. Он цыкнет, она примолкнет, а потом опять за штанину его дёргает, и: «Мама, мама, где мама?» В общем, мужик тот ко мне подошёл и говорит — мне, мол, с принцем поговорить нужно, важное дело у меня до него. Ну, мы ж абы кого не пускаем в посольство-то, не положено. Так я ему сказал, обожди, мол, а сам лакея вызвал шнурком-то со звонком, и велел его высочеству, принцу Бастиану передать, что человек до него пришёл, с каким-то делом важным, спросить велел, примет ли. Ну, всё, как положено.

— А имя Бастиана он называл? — уточнил Реарден.

— Нет, сказал «драконий принц», а у нас в ту пору только он один и был, из принцев-то. Вот я к нему-то лакея и послал. А его высочество возьми, да сам и выйди. Отошли в сторонку, о чём говорили, не слышал, только его высочество к девчонке той наклонился, за подбородок взял, и лицо её рассматривал, а она его по руке стукнула — не понравилось ей, видать.

— Умница, — пробормотал Вэйланд себе под нос, но я услышала.

— И мужчин не боялась, по крайней мере — тогда, — покачал головой Реарден.

— После его высочество велел тому мужику подождать и ушёл в посольство. А, когда вышел, дал ему кошель и велел извозчика найти, ну, я так думаю, потому что тот отошёл, а потом на извозчике приехал. А девчонку оставил. Его высочество её за воротник держал, чтобы не удрала, а она раскричалась, что к маме хочет — даже у меня в сторожке слышно было. Тогда его высочество поднял её, как щенка, за шиворот, и потряс, а потом к своему лицу поднёс и зашипел что-то. А потом оглянулся воровато — на улице никого, а меня в окне сторожки не заметил, — и на другой его руке что-то появилось, не знаю, что, как огонь, но круглый, и он стал девчонке той прям в лицо тыкать им, ну, пугать словно. А она замолчала, глазёнки вытаращила и икать начала. А его высочество её на землю поставил, и руку так стряхнул, как от воды, и огня того больше не было. Ну, тут и извозчик с мужиком тем подъехали, и они все сели в него и уехали. А девчонка больше маму не звала, икала только. Больше я его высочество не видел.

Вэйланд встал, подошёл к окну и вцепился в подоконник, уперевшись лбом в стекло. Я видела, как напряжены его плечи, словно он изо всех сил сдерживается, чтобы не вырвать тот подоконник с корнем и не начать крушить всё вокруг.

— Спасибо, Хамиш, вы нам очень помогли, — выдержка у Реардена оказалась лучше, и лишь когда бывший привратник покинул комнату вместе с секретарём, подлокотники его кресла затрещали, а левый вообще переломился.

Посол встал и неслышно вышел, утянув за собой жену, которая с жалостью смотрела на Вэйланда, оставив нас в комнате втроём.

* * *

Действуя интуитивно, подошла к окну и погладила принца по плечу, не зная, как ещё проявить свою поддержку, не зная, что сказать. Да и что здесь скажешь?

Меня тут же сгребли в охапку и уткнулись носом в макушку. Даже дышать стало тяжело, но я терпела. Ему сейчас больнее.

— Он пугал мою дочь боевой магией! — практически простонал дракон. — Крошечного ребёнка, только что потерявшего мать. И лишь для того, чтобы заставить замолчать! Как же он меня ненавидит, что так обошёлся с ребёнком только потому, что этот ребёнок — мой!

— Одно из самых страшных преступлений, — глухо уронил Реарден и, встретившись со мной глазами, пояснил. — Запрещено применять боевую магию ближе, чем в ста шагах от ребёнка младше десяти лет. Единственное исключение — защита этого самого ребёнка от смертельной опасности. А он — просто чтобы напугать… Если бы это заметил хоть кто-то из драконов… Не помогло бы и то, что Бастиан принц.

— Немудрено, что моя дочь боится мужчин. Он ведь приказал ей молчать, и неизвестно, чем пригрозил, но это так на неё повлияло, что она молчит до сих пор. Уверен, что она уже забыла тот случай, но страх остался. И что же мне теперь делать?

— Для начала — прекратить так сжимать Эллу, — вздохнув, старый король встал, подошёл к нам и вытянул меня из крепких объятий внука. Я не пыталась вырваться, чувствовала, что он находит в этом утешение, да и не боялась быть раздавленной — всегда могла стать какой-нибудь змеёй и просто выскользнуть из крепкого захвата. Но вздохнула с облегчением, оказавшись на свободе.

— Прости, Эл… Элла, — голос Вэйланда звучал виновато. — Забыл, что ты теперь хрупкая девушка.

— Не такая я и хрупкая, — приглаживая растрепавшиеся волосы, пожала плечами.

— Счастье Бастиана, что он сейчас далеко, — Вэйланд глубоко вздохнул и выдохнул, стараясь успокоиться. — Я даже не догадывался, насколько он меня ненавидит. Даже после того, как узнал, что именно он организовал покушение — всё равно до конца не осознавал. Но он готов разрушить всё, со мной связанное.

— Теперь нужно глядеть вперёд и думать, как исправить то, что он натворил. О наказании подумаем позже. По крайней мере, теперь мы хотя бы знаем, что именно произошло с малышкой.

— Не всё. Возможно, он запугивал её всю дорогу. К тому же, если к Кормилице они поехали уже вечером, это же означает, что Россина могла провести на её крыльце всю ночь. Какой ужас она при этом испытывала — даже представить не могу.

— Всё решаемо, — Реарден похлопал внука по плечу. — Время и только время. А сейчас, думаю, нам лучше уйти. Малышка может проснуться в любой момент, лучше бы ей не слышать наши голоса. Пойдём.

Вэйланд кивнул и направился вслед за ним к двери, по пути притормозил возле меня и легонько сжал моё плечо:

— Спасибо… Элла. И за поддержку, и за всё, что ты для нас делаешь. И… извини, если помял.

Он криво улыбнулся и вышел. А я осталась. Потопталась по комнате, полюбовалась статуэткой дракона на каминной полке, выглянула в окно — оно выходило в большой цветущий сад, почти парк, позади которого была большая поляна — именно на ней мы и приземлились, когда прилетели сюда. Ночью я почти ничего вокруг не видела, а теперь залюбовалась клумбами и аллеями с расставленными тут и там коваными скамейками.

В дверь негромко постучались, вошла горничная и положила на кресло два платья, две пары туфель и два комплекта белья. Для меня и Россины.

— Вот. Госпожа Лавиния велела передать. Надеюсь, подойдёт.

— Откуда это? — даже если на меня можно было платье у кого-то одолжить, где взяли детское?

— Госпожа Лавиния засадила за шитьё свою портниху, как только вы вернулись. И послала за сапожником. У него оказались готовые туфли на девочку, надеюсь, подойдут, он для других клиентов делал, ну да им не срочно, успеет другую пару сделать. А для вас госпожа Лавиния свои туфли отдала, и платье ненадёванное ещё. Его величество сказал — подойдёт.

Конечно, подойдёт, мысленно усмехнулась я. Одно из преимуществ моей категории — мне подойдёт всё, даже, наверное, платьице Россины. Впрочем, с женой посла мы не сильно отличались фигурами, да и платье на шнуровке, подогнать легко.

— До вашего отъезда девочке сошьют ещё несколько платьев, и для вас тоже, госпожа. И ещё его высочество попросил передать, что до отъезда вы можете оставаться в его покоях вместе с малышкой, тут просторнее.

Она вышла, а я, сообразив, что так и топчусь в несвежем платье и растрёпанная, кинулась в ванную комнату, где быстро ополоснулась и, наконец, причесалась и заплела волосы. Причёску делать не стала — не было в комнате Вэйланда шпилек, да и вряд ли Элай умел делать женские причёски. А вот косичку заплести — легко, такое и мужчине под силу.

Новое платье надевать не стала, накинула обнаруженный в ванной мужской халат — мне ещё ребёнка купать, не хотелось бы мочить единственную приличную одежду, мужские костюмы не в счёт.

Дожидаясь, когда девочка проснётся, вновь начала нарезать круги по комнате, обдумывая всё, что сегодня узнала. Задача мне предстоит нелёгкая, но я должна с ней справиться, больше просто некому.

Когда Россина проснулась, первым делом отвела её в ванную и показала, как пользоваться этим большим горшком со смывом — надо бы узнать, как он называется. Малышка оказалась сообразительной, всё поняла с первого раза, в общем, с этим проблем не возникло.

Ванна не очень её удивила, поскольку была похожа на большое корыто, что девочке было явно не в новинку, а вот краны с водой привели в изумление и даже восторг. После моего разрешения, она стала их открывать и закрывать, наблюдая, как вода то льётся сильно, то маленькой струйкой, а то не льётся совсем. Когда ванная была полна, я налила в неё жидкого мыла и взбила пену. Сначала малышка отнеслась к ней настороженно, осторожно потрогала пальцем, потом схватила рукой, с удивлением рассматривая свой сжатый кулачок, в котором ничего не оказалось. А когда я показала, что пену можно брать на ладошку и сдувать, её восторгу не было предела. Я впервые увидела, как она улыбается — и да, ямочка на щеке у неё тоже была.

Сняв, наконец, с неё обноски — о чём давно мечтала, — отдраила малышку до блеска, промыла ей в трёх водах волосы, осторожно распутала и расчесала их и одела кроху в новое платьишко, которое было ей почти впору. Учитывая, что шили его не только без примерки, но и вообще не видя девочку — получилось почти идеально.

И всё это время я говорила, говорила, говорила… Рассказала малышке, где мы находимся, до того, как она успела испугаться незнакомого места, объясняла всё, что делаю: «Сейчас я поверну этот кран, и польётся вода, сейчас мы снимем это гадкое старое платье, сейчас я буду намыливать тебе волосы, закрой глазки, чтобы мыло не попало», и так далее. Когда-то так же делала и Руби — я всегда знала, что сейчас произойдёт, а не была безвольной куклой, которую одевают или ведут куда-то, и она не знает, что случится в следующую секунду. У бедняжки Россины вся сознательная жизнь была такой, хватит!

А ещё я рассказывала обо всём, на что девочка указывала пальцем, вопросительно глядя на меня. Да, она не могла говорить, но это не мешало ей быть «почемучкой». И она наконец-то нашла кого-то, кто с ней разговаривал и отвечал на все «вопросы».

Несколько раз я окликала её, называя новым именем, специально почти «проглатывая» первый слог и выделяя ту часть, что совпадала с её кличкой. И малышка откликалась, оборачивалась. Наверное, она замечала различие, но так же понимала, что обращаюсь я именно к ней, больше ведь никого рядом не было. Надеюсь, постепенно она привыкнет к новому имени, а старое забудется вместе с прежней жизнью. Я себя до трёх лет вообще не помню, первое чёткое воспоминание — я гоняюсь за щенком, падаю и разбиваю колено до крови, а Руби мне его смазывает и бинтует, объясняя все свои действия — после этого я и заинтересовалась знахарством. Мне тогда было четыре.

Вот было бы замечательно, если бы и Россина позабыла всё, что с ней было до нашего появления, пусть начнёт жизнь «с чистого листа».

Но моё раннее детство было спокойным и безоблачным, помнить особо и нечего было, а вот малышка столько пережила, что может прекрасно всё запомнить на всю оставшуюся жизнь.

Но я всё равно очень надеюсь на первое.

Мне казалось, что кроха совершенно освоилась, вся насторожённость, которая была в ней поначалу, исчезла, но это оказалось не совсем так. Когда горничная принесла нам полдник, малышка спряталась за мою юбку, откуда настороженно следила за ней. Нет, никакого ужаса, как при взгляде на мужчин, не было, девочка просто не доверяла незнакомому человеку.

Когда же мы остались одни, она снова превратилась в нормального ребёнка, просто очень молчаливого. Может, постепенно она доверится мне настолько, что заговорит?

После полдника, когда Россина занялась разглядыванием затейливых узоров на обоях, я выглянула в коридор. Вэйланд был там, стоял, подпирая стену напротив. Я кратко описала ему, чем мы занимались, а потом предложила попробовать показаться дочери драконом, благо поле для приземления было хорошо видно из окна.

Когда чёрный дракон возник, словно из ниоткуда — изначально Вэйланда скрывали деревья, — я предложила малышке, обводящей пальцем завитки на обоях, посмотреть на чудо. Я так и сказала — чудо, боюсь, слова «дракон» она не знала. Взяв малышку на руки, подошла к окну и показала ей на Вэйланда. Глазёнки Россины распахнулись в пол-лица, она крепче вцепилась в меня, словно заворожённая, глядя на огромное крылатое создание, возвышающееся над деревьями.

Я объяснила ей, что это чудо называется «дракон», и начала говорить, какие драконы красивые, какие добрые, как они умеют высоко летать на своих крыльях. Словно в подтверждение этому, дракон распахнул крылья и взлетел. Сделав круг над поляной, он опустился обратно и замер, глядя прямо на нас, словно мог разглядеть на таком расстоянии. А может, и мог, мы всё же не так уж и далеко находились.

— Хочешь, подойдём и посмотрим поближе? Его можно даже потрогать? — Интерес девочки было сразу видно, но, услышав моё предложение, она замотала головой и ещё крепче в меня вцепилась.

Стоило ожидать. Издалека — да, любопытно, но приблизиться к такой громадине я бы в детстве тоже не рискнула. Да и сейчас бы опасалась, если бы заранее не была очарована драконами — спасибо сказкам и легендам. А если вспомнить нашу первую встречу — мне их пасти с огромными зубами вблизи просто жуткими показались, но тогда пугаться не было ни времени, ни сил, да и сложно бояться того, кто только что спас тебя от падения. А Россина — кроха совсем. И даже сказок о драконах никогда не слышала.

Ладно, я на удачу особо и не рассчитывала.

Значит, придётся ехать в карете. Других вариантов просто нет.