Что, если я осталась запертой в теле девочки-дракона навсегда?

Меня начала захлёстывать паника, но, как обычно в подобные моменты, я словно бы услышала строгий голос Руби: «Успокойся и начни думать!» Пару раз глубоко вздохнула, вроде бы паника отступила. Начала думать.

Первое — даже если я и осталась навсегда дракончиком, это ещё не конец света. Дракон — это намного лучше, чем орк, орёл или вообще какая-нибудь химера.

Второе — драконы имеют две ипостаси. Раз уж я настолько вжилась в образ, что смогла выпускать огонь и исцеляться — хотя насчёт последнего не до конца уверена, — значит, и назад в человека превратиться смогу.

Миг — и я вновь вижу в зеркале девушку. Ну, вот, никуда моя магия не делась, можно расслабиться и попробовать снова воспользоваться ею. Вот в зеркале снова мой «брат-близнец», вот орк, орёл, волк, большая сова, небольшая лошадь, огромная крыса… Обращение не занимало и секунды, я, как и прежде, прекрасно владела своим телом. Можно выдохнуть. И задуматься — что же произошло? Почему я не смогла даже слегка изменить дракончика? Самую малость? Совсем чуть-чуть?

Решила ещё кое-что проверить. Стала собакой, а потом начала творить с ней всё, что только в голову приходило. Отращивала шерсть до пола, а потом убирала совсем. Отрастила рога, сначала коровьи, потом оленьи, которые придавили мою голову к полу. Убрала их, занялась хвостом. Потом вторым, третьим. Вскоре у бедной зверюшки, отражающейся в зеркале, было семь разных хвостов, от поросячьего, до павлиньего, плюс пятая нога. Одно ухо было кошачье, другое овечье, изо рта торчали кабаньи клыки, на задних лапах — копыта, на передних — человечьи пальцы. И ко всему этому — орлиные крылья. Красота получилась неописуемая, такое во сне приснится — не проснёшься.

Убедившись, что тело всё ещё подвластно мне полностью, я вновь стала дракончиком-девочкой. И так этой девочкой и осталась, потому что не смогла изменить на теле дракончика ни единой чешуйки.

Странно, непонятно, но совершенно нет времени задумывать над этим. Потом, позже, вечером, когда меня никто не будет ждать.

Быстро оделась — вещи оказались впору, лишь в плечах широковаты. Но править фигуру не стала, обещала тощенького — получайте. А вот туфли оказались велики — и вот тогда-то я и поняла, что занимаясь лицом и фигурой, упустила из вида стопы, да и кисти тоже. Но мне простительно — я впервые менялась не по образцу, а создавала совершенно новое существо. «Собранный по кускам» орк и пятиногая собака с семью хвостами не в счёт — у каждой отдельной части тела был некий прообраз, хорошо мне знакомый. А с пареньком Элаем всё было не так. Я словно на новый уровень шагнула — менялась не по образцу.

Привычно подогнав ноги под размер туфель так, чтобы не жало и не тёрло — я такому с детства обучена, а вот те, у кого пятая категория, всегда с новой обувью мучаются, — и увеличив кисти, бросила последний взгляд в зеркало и вышла в коридор.

Вэйланд, подпиравший стену напротив моей двери, удивлено поднял брови, оглядел меня от макушки до носков туфель и присвистнул.

— Теперь понятно, почему тебе пришлось в орка превращаться. В таком виде по лесам ходить — только беду накликивать. А тебе, правда, уже девятнадцать?

— Пра… — пискнула я, и, пока прокашливалась, притворяясь, что поперхнулась, быстренько изменила гортань, нарастив кадык. — Правда, — уже мужским голосом. И ведь не солгала! — Знаю, что выгляжу моложе своих лет, — вру, я про это даже не подумала, пока он не сказал, — но я ещё расту. И вырасту!

Ух, чуть не спалилась. Сложно без образца новое тело создавать, про всякие мелочи забываешь. Когда видишь прототип — всё на автомате получается, тут уж наша магия помогает, даже думать не нужно, а вот когда по частям…

— Конечно, вырастешь, — Вэйланд потрепал меня по макушке, — не сомневаюсь. Может, я просто привык тебя видеть огромным орком, и теперь ты кажешься мне слишком маленьким. Пойдём, а то я ужас, какой голодный. Надеюсь, дед уже рассказал бабушке про Бастиана, не хотелось бы сообщать ей об этом самому.

И, приобняв за плечи, Вэйланд повлёк меня в нужном направлении. А мне, если честно, тоже было ужасно непривычно, что тот, кого я недавно носила на руках, теперь возвышается надо мной на целую голову. А ведь я не была низенькой, даже парень из меня вышел среднего роста. Но, может, драконы сами по себе выше людей, а значит, и нас, ведь без своей магии мы от людей вообще ничем не отличаемся. Говорят, что наши предки были людьми, а потом у некоторых из них небеса послали дар превращения. Так появились метаморфы.

Вэйланд тоже успел принять ванну — от него пахло намного лучше, чем даже после утреннего купания, — и переодеться, но бриться пока не стал, наверное, тоже торопился. Его костюм был похож на тот, в котором было старшее величество, только камзол был немного светлее, и узор другой, а отделка такая же — серебряная вышивка. Хотя, это же, наверное, и есть одежда его деда, своего-то у него здесь ничего нет. Или есть?

Мы спустились по широкой лестнице — не по той, по которой пришли, — на один этаж, и, свернув налево, вошли в не очень большую комнату, всего раза в три больше спальни, которую мне выделили. Уютная, залитая солнцем, льющимся из высоких стрельчатых окон, обставленная минимумом мебели, так же неброско, но элегантно, как и все остальные помещения, что я видела. Посредине — стол, примерно на десятерых, но накрытый на семь персон. Пять мест были заняты, два — пустовали, видимо, в ожидании нас. Чуть в стороне, рядом с небольшим столиком на колёсиках, заставленным посудой и блюдами — некоторые были накрыты крышками, — стояли два лакея в сине-белых ливреях.

Пока шла, ведомая Вэйландом, к столу — если бы не его рука на плече, я бы застыла в растерянности в дверях, — рассматривала тех, кто нас ждал. Оба короля, королева — её глаза покраснели, словно она недавно плакала, а возле губ появилась скорбная складка, — Савьер и ещё один пожилой, точнее даже старый дракон, мне незнакомый.

— Извините за опоздание, но горячая ванна после почти недели в лесу — это такое блаженство, еле нашёл в себе силы её покинуть, — сказал мой спутник, отвешивая присутствующим лёгкий поклон. Я поклонилась ниже, думая о том, что, вообще-то, задержалась я, а он меня ждал. Но взял вину на себя.

Вэйланд уселся напротив отца, слева от деда, сидящего на одном конце стола. На другом конце сидела королева, слева от неё — Савьер, справа — незнакомец. Мне досталось место между незнакомцем и Вэйландом.

Я подумала, что по всем правилам этикета, во главе стола, на самом почётном месте, должен сидеть нынешний король. У нас хозяин дома всегда уступал своё место почётному гостю, имеющему более высокий статус, а сам садился напротив, подвинув жену, хозяйку дома. Но здесь всё было иначе. Похоже, в доме своих родителей, Эверилл был не королём, а лишь сыном, и скромно сидел на третьем по значимости месте. Мне это понравилось.

— Не страшно, мы вас и не ждали особо, — Реарден указал ложкой на свою, уже наполовину опустошённую тарелку с супом. — Наша прогулка неожиданно затянулась, и я ужасно проголодался. Все присутствующие — тоже. Поэтому, я предложил сначала поесть, а потом уже обсудить то, зачем мы все здесь собрались. Есть возражения?

Возражений не было. Все дружно и молча принялись за еду. И это мне тоже понравилось. Обычно я ела в своей комнате, вместе с Руби, но изредка, вместе со старшими братьями и сёстрами, участвовала в семейных или званых застольях, если у нас были гости или мы ездили на какое-нибудь торжество к соседям. Все ели и говорили, говорили и ели, обед длился несколько часов, с кучей перемен блюд. Я наедалась уже двумя-тремя первыми блюдами, но приходилось хотя бы пробовать каждую следующую перемену, проигнорировать её — значит, выказать неуважение хозяевам. И к тому моменту, как подавали сладкое, я чувствовала себя не просто сытой, а объевшейся.

А ещё ведь и беседу было нужно поддерживать. При этом изображая глупышку, потому что нельзя было показывать, что я знаю намного больше, чем положено юной леди, например, о политике или торговле мне вообще знать не полагалось. Руби, на свой страх и риск, сама учила меня, таская старые учебники братьев и отцовские газеты из библиотеки. Сама она была дочерью учителя, и отец обучал её всему, что знал сам, не считая это неправильным только потому, что она — не мужчина.

Я могла бы неплохо поддерживать разговор о последних изменениях в законе о налогообложении, о породах лошадей или севообороте, но должна была делать вид, что кроме рукоделья и составления букетов меня ничего не интересует, и, открыв рот, слушать двухчасовые разглагольствования какого-нибудь тупого, как пробка, соседа по столу, о статях его недавно приобретённого борзого щенка, потому что другой темы для разговора он придумать не мог.

У драконов всё было иначе. Нам с Вэйландом предложили три супа, на выбор, а потом подвезли столик и продемонстрировали то, что было на нём. Можно было указать, что именно и в каком количестве будешь есть, какой гарнир, и нужен ли он вообще, какие закуски, салаты, десерты. А потом, по мере того, как ты что-то съедал, тебе подавали следующую перемену, но именно то, что ты попросил. И не нужно было ковыряться в блюде, которое не переносишь, делая вид, что и его тоже ешь.

Отвыкнув за месяцы после побега от нормально приготовленной, вкусной еды, я готова была съесть всё, что мне предложили на выбор — блюда выглядели такими вкусными и так восхитительно пахли! Я даже немного пожалела, что уже не орк, в него бы это всё легко влезло. Но сдержалась, и, пусть с трудом, но выбрала то, что мне захотелось съесть больше всего. Поэтому, к тому моменту, как пришло время десерта, я, хотя и сытая, всё же была уверена, что способна съесть ещё и полдюжины крошечных, размером чуть больше вишни, пирожных, украшенных кремом и кусочками фруктов, которые положила себе на тарелку.

— А мороженое не будешь? — удивился Вэйланд, перекладывая с протянутого лакеем блюда на свою тарелку раза в два больше пирожных. Ну, да, он сейчас как раз в два раза меня крупнее, в него и влезет больше. Даже немного позавидовала.

— Что не буду? — переспросила, не поняв, что он имеет в виду.

— Мороженое, — повторил дракон, ставя перед собой три больших металлических бокала — или три маленькие вазочки, — в которых лежало что-то белое, похожее на взбитые сливки, тоже украшенное фруктами. — Это такой десерт, — взял ещё одну вазочку и поставил передо мной, — попробуй. Тебе понравится.

Осторожно попробовала холодное нечто — и влюбилась в это удивительное мороженое сразу и навсегда. Вэйланд, посмеиваясь, пододвинул ко мне сначала одну свою вазочку, потом вторую. А потом, когда я, покончив с третьей порцией, съела-таки два пирожных и с тоской глядела на оставшиеся, понимая, что в меня уже не поместится ни крошки, но оставлять на тарелке то, что сама набрала, пожадничав, неудобно, дракон просто забрал их у меня и, под мой облегчённый выдох, съел.

Услышав хихиканье с той стороны, где сидели оба короля, Вэйланд пожал плечами:

— А что такого? Элай мне теперь как брат, а после того, как мы ели суп одной ложкой из одного котелка, обменяться десертом — это нормально.

— Ты прав, внутри семьи подобное — в порядке вещей, — усмехнулся его дед. — В юности Нерисса вечно таскала у меня из тарелки приглянувшиеся кусочки.

— Ден! — возмущённо воскликнула королева и слегка покраснела.

— Я не возражал. Мне это даже нравилось. Я бы и сейчас с удовольствием с тобой делился, только с тех пор, как отец передал мне трон, мы сидим на разных концах стола.

— Вот как? — королева хитро прищурилась. — Тогда передай мне, пожалуйста, вон то пирожное с вишней.

* * *

— Вот как? — королева хитро прищурилась. — Тогда передай мне, пожалуйста, вон то пирожное с вишней.

Лакей дёрнулся было к столу с подносом, на которых, среди остальных пирожных было ещё не менее дюжины с вишней, но Реарден остановил его жестом, указал другому лакею пальцем на стопку чистой посуды, стоящей, наверное, про запас, получил от него блюдце, переложил на него со своей тарелки крошечное пирожное, которое было чуть больше, чем вишня, его украшающая, и передал блюдце сыну. Король протянул его Савьеру, а уже тот поставил пирожное перед королевой.

Дождавшись, когда та, с преувеличенно торжествующим видом съест добычу, Реарден подозвал уже первого лакея и забрал с подноса ещё три пирожных. С вишней, да. И с не менее довольным видом, начал их поедать, с вызовом глядя на жену и пряча улыбку в уголках глаз. Я залюбовалась этими двумя, которые, прожив в браке столько лет, а скорее — столетий, до сих пор способны на добрую шутку и нежность друг к другу, не стесняясь проявить её перед посторонними.

А у нас, среди знатных или просто обеспеченных семей, супруги жили как чужие люди, случайно оказавшиеся под одной крышей. В лучшем случае — деловые партнёры, в худшем — враги, которые вынуждены играть свою роль перед посторонними, встречаясь разве что на званых обедах и в супружеской постели ради продолжения рода. Браки по любви — удел бедняков без дара, в высшем свете они случались невероятно редко, чуть ли не реже, чем рождались метаморфы с высшей категорией. Про один такой брак я даже легенду слышала, это случилось в семье моей матери более десяти поколений назад.

А как иначе — если одарённых жён у нас покупали? Какая любовь, если муж платил за ту, у которой категория выше, часто даже не видя невесту до брака, а её вообще ставили перед фактом. Иногда я жалела, что мой отец — виконт, а не простой конюх или пахарь. Хотя, раз уж у меня дар проявился — меня бы всё равно продали. А мечтать о том, чтобы родиться без дара, я не могла — это уже стало частью меня, как рука или голова.

Но я всё же нашла выход, спасибо Руби. Правда, сомневаюсь, что когда-нибудь смогу завести семью — скрываясь в виде парня, не так-то просто найти себе мужа. Но я буду жить — и это главное. К тому же, жить я буду долго. Кто знает, что случится через сто или двести лет? Не буду загадывать.

Когда с обедом было покончено, а лакеи, убрав со стола и оставив только графины с вином и бокалы, удалились, Реарден, вздохнув, обвёл всех сразу посерьёзневшим взглядом.

— Все вы знаете, по какому поводу мы здесь собрались. Вина моего второго внука не вызывает сомнений, доказательства налицо. Когда он вернётся, его придётся судить. Моему сыну, — он сочувственно взглянул на короля. — Но подобного преступления не помнит даже Лихнис, а он на две с лишним сотни лет старше меня. Элай, познакомься с моим главным советником и лучшим другом. — И старый король указал на незнакомца, сидящего рядом со мной. — Он верой и правдой служил мне более пяти сотен лет, пока я возглавлял нашу страну, и вместе со мной ушёл в отставку. У Эверилла свой главный советник, но Лихнис остался со мной, и если нужно — всегда поможет советом. Я доверяю ему, как себе. Если не считать Глена и Майрона, которые поклялись молчать, лишь мы, те, кто находится в этой комнате, знаем о преступлении моего внука.

Стало как-то неловко. Все остальные, кто находились в этой комнате — короли, королева, принц, советник, начальник охраны, — имели на это гораздо больше прав и оснований, чем я — вообще, по сути, посторонний. Я ведь даже не дракон. Но меня привели на это собрание и оставили присутствовать. Почему?

— Мне придётся судить родного племянника за тяжкое преступление — покушение на убийство, — подал голос король. — И мне нужен совет — как быть? Я прошу всех вас высказаться, и вместе, я уверен, мы найдём выход и примем правильное решение. Лихнис?

— Я не помню, чтобы когда-нибудь происходило что-то подобное. На моей памяти было два убийства, одно из-за женщины, второе — глупая юношеская ссора. Оба раза в драке, оба раза — неумышленно. Убивать никто никого не планировал, случайность, аффект, неосторожность, но никак не холодный расчёт. Здесь же мы имеем дело с хорошо продуманным и подготовленным покушением, которое не удалось лишь по чистой случайности — появление Элая Бастиан предугадать никак не мог.

— Бастиан — хороший стратег, но не ясновидящий, — криво усмехнулся Вэйланд. — А меня, видимо, очень любят небеса, раз послали мне спасителя в самый последний момент.

И он благодарно улыбнулся, слегка сжав моё плечо.

— Да, вам очень повезло, ваше высочество. И вы выжили, но не из-за того, что Бастиан приложил мало усилий. Если бы что-то подобное сделал кто-то другой, я бы требовал для него смертной казни, хотя даже в архивах ничего подобного никогда не упоминалось. Не было прежде такого преступления в нашей стране. По крайней мере, насколько это отражено в хрониках.

— Смертная казнь? — ахнула королева, и слёзы брызнули у неё из глаз.

— Мама, я не смогу отдать приказ о казни своего племянника. Прости, Вэйланд, его поступок не имеет оправданий, но… я не смогу.

— Не извиняйся, отец. Я понимаю тебя. Будь я сам на твоём месте и узнай, что мой племянник… Нет, отец, что бы ни совершил Бастиан — не нужно уподобляться ему. И отправлять на смерть свою кровь.

— Так тому и быть, — кивнул король. — Бастиан будет жить. Но безнаказанным его поступок оставлять тоже нельзя.

— Нет, конечно, нет, — заговорили все, сидящие за столом, даже королева.

А я тихонько выдохнула. Я не знала этого Бастиана, и когда дракон умирал у меня на руках, готова была разорвать того, кто в этом виноват. Но сейчас Вэйланд здоров. И хотя у нас за что-то подобное казнили бы, не раздумывая, мне почему-то полегчало, когда я узнала, что драконы этого делать не будут. Не из-за того, что мне жалко стало негодяя, вовсе нет. А потому, что драконы, эти удивительные, сказочные существа, которыми я восхищалась всю свою жизнь, не стали убийцами. Не стали теми, кто вынес смертный приговор.

— Тогда как именно он будет наказан? — король обвёл взглядом присутствующих. — Ваши варианты?

— Ошейник, — высказался Савьер.

— Это само собой, — кивнул король.

— Пожизненно! — добавил Савьер.

— Ну… возможно.

— С изгнанием! — снова Савьер.

— Перебор, — покачал головой Реарден. — Во-первых, лучше пусть будет на виду. Во-вторых, изгнать его в ошейнике — это тот же смертный приговор.

— Согласен, — кивнул ему сын.

— Всю жизнь в ошейнике… — задумчиво протянул Вэйланд. — Даже не знаю. Я был в нём всего несколько дней и чувствовал себя, словно сразу руки и ноги лишился. Ни полётов, ни магии. Если бы я знал, что это на всю жизнь, я бы руки на себя наложил, наверное. В ошейнике это вполне возможно.

— Люди как-то живут, — пробормотала себе под нос. — И без полётов, и без магии. Руки-то зачем накладывать?

— А ты представь, что у тебя отобрали твою магию, — мой дракон развернулся и внимательно посмотрел на меня. — Ты ведь тоже можешь летать, Элай. Как давно?

— Лет восемь.

— А представь, что летал не восемь, а восемьдесят лет. А потом у тебя эту возможность отобрали навсегда.

Я задумалась. Полёты я любила. Летать получалось редко, но это ощущение ни с чем не сравнишь. И ныряние в реку, и бег по лесу волком или лисой, и возможность видеть в темноте кошкой, и сила орка, и огонь дракончика… Лишиться этого сразу и навсегда? А как после этого жить? Да, те, у кого пятая и четвёртая категория тоже как-то живут. Но они никогда не испытывали это чудо.

— Убивать бы себя не стал бы, — буркнула, не вполне уверенная в том, что это правда. Пока на себе не испытаешь, ни в чём нельзя быть уверенной.

— Значит, не пожизненное, — кивнул король, соглашаясь. — Как надолго?

— Пятьсот лет, не меньше! — Савьер не желал сдавать позиции.

— Ох, это слишком много, — жалостливо покачала головой королева.

— Согласен, — поддержал её Реарден. — Но не меньше сотни. Меньше просто смысла не имеет. Слишком страшное преступление он совершил.

— Я бы предложил двести, — высказался Лихнис, когда король вопросительно взглянул на него. — Сто — это слишком мягко, учитывая, сколько мы живём.

— Вэйланд?

— Думаю, нужно взять среднее арифметическое. Сто пятьдесят.

— Элай? — услышала вдруг. Удивлённо взглянула на короля — он что, действительно предлагает мне участвовать в выборе наказания для принца-преступника? — Какой срок считаешь подходящим ты?

Да, похоже, меня и правда считают полноправным членом этого совета, а не просто наблюдателем. И что я должна сказать? А скажу-ка я то, о чём действительно думаю.

— Мне кажется, сто пятьдесят — это хороший срок. — Если честно, тут я просто повторила за Вэйландом, а думала о другом. — Вот только…

— Что? — Реарден подбадривающе мне улыбнулся.

— Я вот подумал… Ошейник-это хорошее наказание. Только… Я как вспомню, каким увидел Вэйланда впервые… В общем… А можно кое-что добавить?

— Что же именно? — король взглянул на меня с любопытством. Остальные, кстати, тоже. — Говори, не стесняйся.

И тогда я решилась. И выпалила на одном дыхании.

— А можно, я стану орком и побью его?