— А можно, я стану орком и побью его?
Вэйланд расхохотался. Громко, от души. Я видела, что и на лицах остальных присутствующих замелькали улыбки. Но Савьер быстро справился с собой и покачал головой.
— Ах, Элай, я и сам бы с удовольствием его выпорол, но увы. Это невозможно. И тебе именно я не могу этого позволить?
— Почему именно вы?
— Потому что королевская семья неприкосновенна. Ударить принца — это уже преступление, сродни государственной измене. А я отвечаю именно за то, чтобы ничего подобного не происходило. И как бы руки не чесались самому отлупить Бастиана — ни я, ни кто- либо ещё, этого не сделает. К сожалению.
— А-а?.. — я вопросительно взглянула на теперешнего короля, потом на бывшего.
— А нам по статусу не положено, — верно истолковав мой взгляд, криво улыбнулся Реарден.
— Ясно, — вздохнула я. — Жаль.
— А вы кровожадны, молодой человек, — усмехнулся Лихнис.
— Видели бы вы его, — обиженно мотнула головой в сторону Вэйланда, — шесть дней назад, не говорили бы так. На нём же места живого не было, его ногами избивали. Рёбра все синие были. Чудо, что не сломаны, наверное, вы, драконы, даже без магии крепче людей.
Королева ахнув, с ужасом глядя на Вэйланда.
— Бабуль, я в порядке. И вообще — первую пару дней без сознания был, самое болезненное пропустил.
— Ты прав — крепче, — ответил на мой вопрос Лихнис. — По крайней мере — кости. Их не так-то просто сломать.
— Это хорошо, тут Вэйланду повезло. Но всё равно — мне не нравится, что Бастиан вообще никаких страданий не испытает.
— Он испытает моральные страдания, — напомнил мне король. — Иначе ошейник не был бы самым тяжёлым из всех наказаний, что у нас есть. К нему приговаривают очень редко. И никогда — на такой длительный срок. Поверь — Бастиан получит своё сполна.
— А как у вас наказывают тех, кто не дотянул до ошейника?
— Как правило — лишением каких-либо благ или запретом на что-то. Каждый случай индивидуален, проступки, которые не тянут на наказание ошейником, рассматривает не королевский суд, а глава рода каждого провинившегося. Уж он-то лучше знают, чем на того воздействовать.
— А вот у нас тех, чьи провинности не тянут на тюрьму или порку, заставляют делать что-то неприятное. Выносить ночные горшки или свинарники чистить.
— И за что, например, если не секрет? — поинтересовался Савьер.
— Лакей пьяным попался отцу на глаза, две служанки подрались из-за парня прямо у всех на глазах, поварёнок супницу разбил, — начала я вспоминать то, чему сама была свидетельницей. — Служанки два месяца горшки выносили, лакея в свинари перевели на месяц, поварёнок две недели драил котлы.
— А идея-то неплохая, — Реарден переглянулся с Эвериллом. — С ночными горшками у нас туго, они только у малышей бывают, да ты и сам, наверное, это понял, — это уже мне, — котлы и свинарники чистят магией. Но, если поискать, то всегда можно найти какое- нибудь занятие, которое для принца будет достаточно неприятным и унизительным.
— Хорошая идея, — кивнул мне король. — Спасибо, Элай. Я что- нибудь придумаю.
— И как долго Бастиану придётся этим заниматься? Тем, что ты придумаешь? — похоже, в королеве взяла верх бабушка. — Да, он ужасно виноват, ему нет оправдания. Но ведь тогда получится сразу два наказания. И ошейник, и работа. А это уже несправедливо. А с другой стороны — не отменять же ошейник!
— А почему бы и нет? — задумался король. — Мам, ты подала мне хорошую идею. Допустим, на какой-то срок мы просто обяжем Бастиана заниматься неким… хммм… не самым приятным для него делом. Без права на отказ. Допустим… ну, пусть будет месяц. А дальше предложим выбор — если он согласится делать это и дальше, уже добровольно, то срок ношения ошейника сократится. Чем дольше работает — тем меньше носит ошейник. Над сроками и их соотношением я ещё подумаю, но общая мысль, надеюсь, всем ясна?
— Более чем, — ответил Реарден, остальные молча кивнули. Даже королева. И даже я.
— Мне это нравится, отец, — кивнул Вэйланд. — Спасибо, Элай, за отличную идею. С удовольствием посмотрю на Бастиана, который будет лопатой махать или щёткой орудовать.
— Вот и славно. Как говорится, одна голова хорошо, а семь — лучше. Сам бы я вряд ли так быстро решил эту проблему. Теперь осталось дождаться возвращения Бастиана и послушать, что именно он нам расскажет. Ну а сейчас — все свободны.
Мужчины начали вставать, но замерли, услышав очередное:
— А-а?..
— Да, Элай? — король посмотрел на меня с каким-то весёлым предвкушением. — Тебе ещё что-то в голову пришло?
— Да, — кивнула я, и присутствующие опустились обратно. — Я вот тут подумал…
— Я уже заранее согласен, — тихонько засмеялся Вэйланд.
— А можно этого Бастиана… напугать?
— Как именно? — король поставил локти на стол, сцепил пальцы и, опустив на них подбородок, заинтересованно уставился на меня.
— Вот вы сказали, что за покушение на члена королевской семьи полагается казнь, — это я Лихнису. — И что раньше ничего подобного у вас не случалось.
— Верно.
— А что, если вы скажете Бастиану, что за его преступление ему положена смерть? — снова взглянула на короля. — Так скажете, чтобы он подумал, что это и есть приговор. А когда он напугается, добавите, что своей монаршей властью, например, из любви к его родителям и бабушке, вместо казни приговариваете его к ошейнику и исправительным работам.
Король расхохотался. Громко, раскатисто, откинувшись на спинку стула. Очень похоже на то, как недавно смеялся его сын. А вот сам Вэйланд не смеялся. Он смотрел на меня очень серьёзно.
— Элай, будешь моим главным советником, когда я взойду на трон?
— Что? — ахнула я.
— Если ты сейчас, в девятнадцать, выдаёшь идею за идеей, то что же будет дальше?
— О… — Это ж тогда мне придётся всю жизнь мужчину изображать? А я, где-то в глубине души, всё-таки надеялась, что когда-нибудь, лет через сто, уже смогу не скрываться и, где-нибудь среди людей, создам семью. А то, что сейчас выдаю себя за парня — вынужденно и, надеюсь, временно. — А я могу подумать?
— Конечно. Лет пятьсот у тебя на это ещё есть.
— Триста, — поправил его король, успокаиваясь и вытирая выступившие от смеха слёзы. — Не надейся, что получится отлынивать дольше, сынок. А ты, Элай, подумай об этом предложении, хорошенько подумай. Ты мудр не по годам. Уверен, что тебе всего девятнадцать?
— И ещё четыре месяца, — уточнила я.
Если все драконы живут по тысяче лет, то в девятнадцать они, наверное, ещё совсем дети. А нам, как и людям, некогда, нам приходится взрослеть раньше. И, конечно, спасибо Руби, которая дала мне настолько хорошее образование, насколько могла, и всегда учила меня думать головой, использовать логику и самостоятельно принимать решения. Правда, не ожидала, что это настолько впечатлит драконов. Что я такое особенное-то предложила?
Или они просто никогда с чем-то подобным не сталкивались, вот и опыта нет? А я, пусть и понаслышке, с разными преступлениями знакома. И с наказаниями тоже.
Король снова поднялся, за ним все остальные.
— Отец, мама, я хотел бы поговорить с вами наедине. Сынок, если хочешь полетать, делай это сейчас, пока я здесь, потом не получится. Сегодня вечером возвращаюсь домой. Нужно ещё с Гровером поговорить. — Тяжёлый вздох. — И как я скажу брату, что его сын — убийца?
— Может, мне полететь с тобой? — услышала голос старшего величества, пока мы выходили из столовой, а потом дверь закрылась, и что ответил король, я не узнала.
— Хочешь полетать? — спросил Вэйланд. — Давно мечтал размять крылья, к тому же, неизвестно, сколько ещё придётся отказываться от этого удовольствия.
— А почему?
— Нельзя, чтобы кто-то раньше времени узнал, что я здесь и вообще жив. А с отцом мы настолько похожи, что издали никто не отличит. Но когда его здесь не будет, придётся мне сидеть дома и с тоской смотреть на облака.
— Я полечу с вами, ваше высочество, — предложил стоящий рядом Савьер. — Для достоверности.
Лихнис уже куда-то ушёл, а вот начальник охраны остался с нами. Он был даже выше Вэйланда, прежде я этого не замечала, они почти не стояли вот так, рядом, чтобы сравнить. Теперь мне приходилось задирать голову, чтобы смотреть на обоих, а ведь мой Элай был среднего роста, отнюдь не коротышкой. Всё же интересно, все драконы такие высокие, или просто совпадение? Никак не получалось понять — я то орком была, то сидела. Ладно, я здесь, похоже, надолго, всё узнаю.
— Тогда вперёд! — Вэйланд схватил меня за руку и чуть ли ни бегом потащил через просторный холл к высоким дверям. — Не хочу терять время!
— Погоди! — я упёрлась пятками, притормаживая его бег. — Я так не могу. Чтобы летать, мне нужно раздеться. Иначе я просто запутаюсь в одежде. Или порву её.
— Так раздевайся.
— Здесь? — я оглядела безлюдный холл, где кроме нас троих никого не было.
— Ваше высочество, не думаю, что Элаю понравится, если какая- нибудь горничная случайно выйдет и увидит его обнажённым.
Спасибо за поддержку, Савьер, но я не только горничных стесняюсь. Пусть я выгляжу парнем, но вообще-то я девушка, и перед вами тоже показаться голой не смогу. И это не считая того, что кое-какие моменты мужской анатомии я точно упустила, поскольку просто не знала о них. Может, зря я не подглядела за Вэйландом, когда он купался?
— Ладно, беги в свою комнату. Жду тебя во дворе.
Хорошо, что я догадалась запомнить картину, висевшую напротив двери в мои комнаты, а то по дороге, что туда, что обратно, не сообразила подсчитать, какая из дверей моя. Забежав в гардеробную, быстренько разделась, обратилась в орла, доковыляла до окна — и поняла, что поспешила. Окно было закрыто, причём петли я видела, значит, оно как бы должно открываться, а вот никакого запора так и не нашла.
Вспорхнув на широкий подоконник и видоизменив часть крыла в руку, подёргала ручку, пошарила вокруг неё в поисках какой-нибудь незаметной кнопочки или рычага, и поняла, что выходить придётся через дверь. А это проблема: лететь я там не смогу — хоть коридор и просторен, а картины или статуи немногочисленны, но шанс сбить что-нибудь крылом был слишком велик.
Обратно в человека? А смысл был в спальню уходить? Собакой? А как дверь комнаты открывать? По наитию обратилась в дракончика. Пусть крылья у меня в этой ипостаси почти бесполезны, но лапки вполне шустрые, да и дверную ручку повернут без проблем.
Бодрой рысью преодолела коридор и лестницу, впереди уже маячил выход, но вдруг сбоку послышался звук открываемой двери и восхищённый женский голос:
— О, небо, какая лапочка!
Влипла…
* * *
— О, небо, какая лапочка!
Влипла…
Притормозив, потому что проигнорировать сразу трёх величеств, вышедших из столовой, было бы неудобно, я замерла на месте. И практически тут же мои щеки обхватили мягкие ладони — несмотря на твёрдую чешую, я всё прекрасно чувствовала, — и надо мной заворковали:
— И откуда же взялась такая красавица? Какая же ты крошечка и очаровашечка!
— А ведь я предупреждал, — раздался рядом ехидный голос Реардена. Взглянуть на него я не могла, не решаясь повернуть голову, чтобы ненароком не поранить чешуёй ладони королевы. Всё, что смогла, это пропищать:
— Ваше величество, это же я, Элай. Мы с Вэйландом полетать хотели.
— Тебя же эти крылья едва держат, — удивлённый голос короля.
— Я орлом буду. А драконом — только чтобы из комнаты выйти.
Вот я дурёха! Могла бы и собакой выйти, изменила бы лапу и спокойно открыла бы дверь. Верно говорила Руби — все мы задним умом крепки.
А руки королевы в это время гладили мою мордочку, чесали под горлышком, оглаживали гребень. Если честно — это было приятно, и хотелось мурлыкать, как кошка. И ещё — чтобы взяли на ручки, как маленькую. Кажется, она точно знала, где именно приласкать, чтобы доставить удовольствие.
— Какая же из тебя прелестная девочка получилась, просто глаз не оторвать! — королева сюсюкалась со мной, словно я и правда была младенцем, хотя мы с ней были почти одного роста, точнее — были бы, если бы я встала на задние лапки или она — на четвереньки.
— Просто на картинке в книге был именно такой дракон, а я взял его за образец, — пояснила, почти не соврав. Я ведь и правда взяла картинку за образец, кто же знал, что результат с ним не совпадёт. — А крупнее у меня не получается, только так.
— Мама, не забывай, что Элай — взрослый парень, а не маленькая девочка, — напомнил король. — Не нужно так его заласкивать.
— Да ты только посмотри на эту прелесть! Неужели у самого руки не чешутся приласкать?
Интересно, это только королева так по детям, точнее, маленьким девочкам, с ума сходит, или у них тут у всех культ младенцев?
— Чешутся, бабуль, — в огромную дверь заглянула не менее огромная чёрная морда. — Сам едва сдерживаюсь, когда вижу её такой. То есть, его таким. Приходится напоминать себе, что это Элай. Угораздило же тебя, дружище, такую очаровашку за образец взять.
— У этого рисунка качество лучше остальных было, — кажется, я это уже говорила, и не единожды.
— Ладно, бабуль, отдай мне Элая. — Здоровенная лапа протянулась ко мне, подхватила под живот и вынесла наружу. — Не обижайся, нанянчишься ещё, а я обещал ему, что мы полетаем. — И чёрный дракон, так и держа меня в лапе, взлетел и закружился над замком. — Я покажу тебе окрестности, они очень красивые.
Они, и правда, были красивыми. Вэйланд показал мне реку, куда они с кузенами бегали купаться, лес, в котором играли в детстве в шерифов и разбойников, огромное поле, всё в проплешинах и ямах, на котором молодёжь оттачивала своё владение боевой магией. Было видно, что Вэйланд любит это место, в детстве он проводил у деда с бабушкой едва ли не половину времени, да и когда вырос, часто их навещал.
— Королевский дворец — это всё же королевский дворец, — пояснил он. — Этикет, протокол и так далее. Там я — наследник трона, и должен соответствовать, а здесь могу быть просто самим собой.
— Как я тебя понимаю.
Да, я его действительно понимала. Когда Руби уводила меня на прогулку, подальше от дома, в раннем детстве, ещё до того как проснулась моя магия, то переодевала в простую одежду и давала просто побыть ребёнком. Я бегала босиком, валялась на траве, лазила по деревьям, возилась в песке у небольшой реки, плескалась на мелководье. А домой возвращалась маленькая леди, в чистеньком отглаженном платье и с аккуратным букетиком полевых цветов — якобы, именно их сбором я чинно занималась всё время нашей прогулки.
Эти часы полной свободы — самые яркие и счастливые воспоминания моего детства. И я рассказала об этом Вэйланду, лишь с поправкой на платьице и букетик.
Я так и осталась дракончиком. Рассудила, что вровень с драконом, пусть даже он никуда не торопится, орлом мне лететь будет сложно, решила не меняться. Тем более, так я могла с ним разговаривать.
Лишь подтянула лапки и теперь сидела на ладони чёрного дракона, обвив его запястье хвостом, а его большие пальцы бережно удерживали меня от падения. Подумалось ещё, что можно было вообще парнем остаться, не попалась бы на глаза королеве, но теперь уже поздно сожалеть о произошедшем.
И вообще — может, я ещё полетать попробую. Немного, чтобы не выдохнуться. Может, дело не только в том, что крылышки у меня младенческие, но и в том, что они совсем не тренированные, слабые. Буду понемногу летать, глядишь и окрепнут. А пока решила задать возникший недавно вопрос:
— Почему твоя бабушка в таком восторге от меня? Словно я первый дракончик, которого она видит?
— Не первый, конечно. Но детёныши у нас — большая редкость. Мы живём очень долго, а наши дети растут так же быстро, как ваши или человеческие. Но если люди, родив ребёнка, лет через двадцать-двадцать пять получают от него внука, то нам внучат приходится ждать по несколько сотен лет. Да и дети у нас рождаются в далеко не юном возрасте. Моему отцу более пятисот лет, деду — восемьсот с небольшим. Представляешь, как долго бабушка ждала первого внука?
— А уж внучку вообще получила единственную, да и та уже лет сто как взрослая, — рядом с нами появился ещё один дракон, точнее — появилась, судя по голосу. Да и отличия самцов от самок я запомнила и теперь видела очень чётко.
Расцветка королевы — а кого же ещё? — была странной, приглядевшись, я поняла, что часть чешуек у неё была темно- коричневой, а часть — серебристо-белой, наверное, от седины. Интересно, Лихнис, вообще весь белый? Или серебристый?
— Два сына, четыре внука, два правнука, и всего одна- единственная внучка! — пожаловалась мне драконица, а потом решительно протянула лапу. — Дай! Понянчил сам, дай другому!
— Бабуль, Элай вовсе не маленькая девочка. И я не нянчил его, мы общались. Извини, но не дам.
— А бабушка тебе пирожные перед обедом давала, — тяжело, даже как-то слишком тяжело вздохнула королева. — Дедову корону поиграть давала. На стене в тронном зале рисовать давала. А ты бабушке отказываешь. — Ко мне протянулись уже две лапы. — Да-ай!
— Прости, Элай, но она моя бабушка.
И меня пересадили в огромные ладони.
— Ты ж моя лапочка, ты ж моя красавица, — заворковала драконица, баюкая меня и прижимая к огромной щеке. — Как же давно я мечтала подержать такую вот крошку в руках.
А знаете, может, это и странно, но мне понравилось. Да, я уже давно взрослая, но так уж вышло, что прежде обнимала и ласкала меня только Руби. К родителям меня выводили по вечерам, вместе с остальными детьми, и мы стояли в ряд, в то время как они интересовались у кормилиц и гувернёров, хорошо ли мы себя вели. Лично мне доставалось максимум: «Я довольна тобой», когда Руби докладывала о моих успехах. Потом реверанс, сказанное хором: «Спокойной ночи, милорд, миледи», — и всё, визит закончен.
А бабушку свою я вообще увидела впервые на одном из званых ужинов, на которые допускалась с пятнадцати лет. Меня оглядели в лорнет и вынесли вердикт: «Тощая какая-то, а в целом ничего, сойдёт. О, третья категория? Это хорошо, много денег принесёт семье». Я же стояла истуканом, потому что нельзя заговаривать со взрослым, если к тебе не обратились напрямую. Вот и всё моё общение с бабушкой по материнской линии, другая вообще умерла до моего рождения.
Для меня это было нормально. Я привыкла к подобному с детства. Руби рассказывала, что в простых семьях всё иначе, там женятся по любви, и детей заводят, потому что их хотят, а не потому, что нужны наследники и дочери, чтобы выгодно продать их замуж. Я слушала об этом так же, как волшебную сказку о драконах.
А теперь я попала в эту сказку. Я среди драконов, летаю вместе с ними, точнее — на них. И вижу те самые сказочные отношения, в которые и не верила особо.
Члены семьи не скрывали своей привязанности, улыбались, прикасались друг к другу. Дети обращались к родителям на ты — и это воспринималось как должное. И это отношение распространялось и на меня тоже. Меня хлопали по плечу, трепали по волосам, приобнимали — последнее только Вэйланд, но делал он это так легко и свободно, что мне и в голову не приходило посчитать это неправильным. Лишь потом удивлялась, но не в тот момент.
А уж что со мной делала королева! И как же это было приятно! Может, это и неправильно, ведь на самом деле я вовсе не маленькая девочка, но пусть хотя бы так. Руби далеко, и порой мне так не хватает её объятий. Так пусть их получит хотя бы маленький дракончик — кому от этого будет хуже?
— Вот так случайно и узнаешь то, над чем ломал голову более сотни лет, — раздался за спиной королевы насмешливый голос, и я, оглянувшись, увидела серого дракона, который обращался к коричневому.
Всё время нашего полёта Савьер держался в стороне, не мешая, но держа нас в поле зрения. И лишь сейчас подлетел ближе.
— Ой, как будто ты не знал! Сам же запретил отмывать его каляки со стены.
— Я там такой красивый был. В короне, больше меня самого, — серый дракон рассмеялся. Я заметила, что драконы часто смеются или просто улыбаются, они вообще были очень жизнерадостными. Интересно, а в королевском дворце тоже так? Или там этикет и протоколы, и все строгие и важные, как у нас?
— Вэйли, вот скажи, сколько ещё я должна ждать, когда ты женишься и подаришь мне вот такую же лапочку? — драконица снова прижала меня к своей щеке.
— Бабуль, а почему сразу я-то?
— Ты в семье старший среди холостяков.
— Не-а. Старший у нас отец. Вот к нему, пожалуйста, с этим вопросом и обращайся. А я молод ещё, не нагулялся.
— А ведь действительно, — задумалась королева. — Хорошая мысль. Пока не улетел — нужно будет с ним поговорить. Больше ста лет уже вдовеет, сколько можно одному-то?
— Влип сынок, — серый дракон перетянулся с коричневым, и они заулыбались.
— Ах, Элай, — вздохнула вдруг королева. — И почему ты не девушка? Вышла бы замуж за Вэйли, ну, или за Эверилла, и была бы у меня сразу внученька. И ждать не нужно. Как жаль, что ты мальчик.
— Действительно, как жаль, — хитро глядя на слегка напуганную этим неожиданным предложением меня, хихикнул Реарден.
— Но ведь вы, метаморфы, можете менять пол! — осенённая идеей, радостно воскликнула драконица. — Может, станешь девушкой, а?