Блин!!! Ну почему же так больно? Вроде раньше тоже раны получал, но так жутко больно никогда не было, а сейчас…

…Может это потому, что раньше я все свои раны получал в бою, когда кровь кипела от адреналина, а сейчас все случилось так внезапно? И так поистине дебильно?

Начиналось все просто шикарно. Меня с максимальным комфортом, чуть ли не под белые ручки, привели в расположение нашей разведки, где нонеча за отсутствием Лга’нхи заправлял зануда Тайло’гет. …И слава богу, что под ручки, иначе я мог бы годами бегать вокруг ложбинки, в которой они затихарились, и не найти даже суслика. (Они их всех сожрали).

Долго рассусоливать и радоваться долгожданной встрече не стали. Прибежал я примерно так к полудню, а ближе к сумеркам меня уже подняли за шкирку и опять заставили пробежать километров десять, по меркам моих дикарей — рукой подать.

Подбадривая дружескими тычками и едва ли не поджопниками, как тупого барана, уже в темноте пригнали на место, запихнули под какой-то куст и велели ждать. Ждал я долго, чуть ли не всю ночь, любуясь на крохотную искорку вражеского костра, мерцающую где-то почти на самом горизонте, а потом на меня внезапно свалились наши же вояки. Гады нехорошие, умудрились подобраться так тихо, что я чуть в штаны не наложил, когда чья-то рука подергала меня за плечо. Обернулся, они… сволочи родимые, да еще и с языком.

…Нет, я понимаю, сами на цыпочках ходят… но как они так беззвучно умудрились еще и языка притащить? Все-таки очень трудно удерживать в себе спесь крутого вояки, когда окружающие поступают таким вот образом!

Ну да ладно. Пленник! Велел распахнуть пошире несколько одеял, чтобы прикрыли нас со стороны вражеского лагеря, и разжег небольшую лампочку… нет, не Ильича, а скорее Алладина. Мое личное «изобретение», что-то вроде чайничка или скорее уж — молочника, заполненным коровкиным жиром и с выведенным в носик фитилем… Что характерно, коровкин жир почти не давал копоти, что было большущим плюсом при использовании лампы в жилье… А сделать подобную хрень было не так-то просто. Потому как сначала надо было… Впрочем, кому сейчас… да и вообще, интересна эта гончарка? У нас тут дела посерьезнее. …И чего я так нервничаю?

А важное сейчас, рассмотреть физиономию пленника и сходу понять, как «переколдовывать» его на нашу сторону. Потому как в загашнике у меня хранилось несколько вариантов на все, как мне тогда казалось, случаи жизни.

…Так, ярко выраженный блондин, что уже очень хорошо, потому как можно точно сказать что мне притащили не коренного аиотеека, а подлинно «забритого». …Впрочем, зная зануду Тайло’гета в этом можно было бы и не сомневаться. Если бы тут выдавали справки о том, «…что данная особь человека не является аиотееком», он обязательно сбегал бы за ней в аиотеекский штаб и пришпилил бы к пленнику, вместе с квитком о прохождении флюорографии, пачкой анализов и справкой из домкома о благообразном поведении вышеозначенного гражданина. Да. …Не в свой век родился мужик, через какие-нибудь жалкие пару-тройку тысяч лет шикарный бы бюрократ из него получился. Кровь бы из народа ведрами пил, придираясь к цвету чернил, коими заполнялся бланк, и плохому качеству печатей… И все это, искренне веря, что так и надо во избежание разных безобразий и беспорядков. …Но пока, к его большому сожалению и величайшей радости окружающих, Тайло’гет вынужден пробавляться невинным ремеслом головореза и скальподера.

Но это я что-то опять не о том думаю. Видать давненько не был я во вражеском тылу, оттого и нервишки играют… Так, судя по отсутствию шрамов на роже, пленник из прибрежников будет, это хорошо. У степняков слишком простой подход к понятиям «свой-чужой», а прибрежники они погибче, все-таки привыкли торговать и общаться даже с «не люди».

Лицо довольно зрелого человека. Наверное, в белобрысой шевелюре и бороде уже немало седых волос, но в темноте этого не разглядеть. Зато вот глубокие и обильные морщины в ярком, но крохотном свете лампочки выделяются резкими тенями.

…Что ж, возраст это с одной стороны пожалуй хорошо, наверняка пользуется авторитетом среди своих. А с другой, глаза какие-то чересчур умные, значит просто навешать лапши на уши не получится. (Это не лопух Мнау’гхо, с которым мне пришлось иметь дело долгих три года назад). …Да и смотрит пленник без особой радости и оптимизма, но и без животного ужаса во взгляде, видать понимает, что тут его сейчас будут убивать, но особого огорчения по этому поводу не испытывает. …Впрочем, для местных, смерть это еще не конец жизни. А вот вероятных пыток от злых дикарей (не просто же так его сюда притащили, а не замочили на месте), думаю побаивается.

Да, еще какое-то беспокойство во взгляде присутствует. …Знакомое такое беспокойство, не за себя, а за соплеменников. Мол, «Как они там без меня справятся?». Это хорошо. Пожалуй именно от этой печки и стоит начинать плясать.

— Как твое имя? — Спросил я его на жаргоне прибрежников.

— Зачем тебе? — Хмуро переспросил пленник.

— Говорить с тобой хочу. — Спокойно ответил я, одновременно делая останавливающий жест расположившемуся за спиной пленника Тов’хаю, который уже собрался было отвесить пленному здорового леща. …Эх, не догадался я рассказать своим про методу «хорошего и плохого полицейского». Это бы существенно помогло. Впрочем, Тов’хай парень молодой и резкий, жизнь у него была несладкая, и это отразилось не только на его душе, но и на внешности. Один вид его свирепой, рассчерченной отнюдь не только ритуальными шрамами физиономии, запугает даже самого «плохого полицейского». Да и вообще, глядя на бритые бошки и жуткие рожи остальных ирокезов, да еще и подсвеченных лампадкой снизу (что как известно любому, кто рассказывал товарищам в пионерских лагерях страшные истории, превращает лицо в жуткую харю-маску), даже у меня нервишки нет-нет, а и попискивают испуганной мышкой. Каково же бедолаге пленному?

— Как я могу с тобой говорить, если не знаю кто ты, может ты аиотеек? — Нашел я наконец правильный ответ.

…Правильный, потому что он дал повод моему оппоненту как-то среагировать. Возмутиться или, вот как этот, усмехнуться и чуток надменно сказать что-то вроде «Видать ты раньше никогда не видел аиотееков…». …А мне сейчас было важно именно разговорить пленника, а не просто запугать. Пусть хоть капельку, хоть в чем-то малом, но почувствует свое превосходство.

— Мне ли не знать аиотееков? — Деланно возмутился уже я. — Когда на моем поясе висит бессчетное количество их скальпов! — И в качестве доказательства, осветил лампадкой свой пояс, действительно пестрящий черными свидетельствами моих побед.

— Кто ты? — Как-то дергано и нервно спросил меня пленник, с которого вдруг слетело все его тщательно удерживаемое спокойствие. …Я прекрасно его понимал. Самое тяжелое, после того как полностью смирился со своей неизбежной смертью, это возвращаться к жизни. Появившаяся надежда пугает куда сильнее суровой неизбежности. А вдруг это обман, мираж, птица в небе, что поманит тебя пестротой оперения, а потом исчезнет за облаками. И тебе опять придется мучительно выстраивать вокруг себя сломанную стену безразличия и равнодушия, и уходить за Кромку. …А переход через этот рубеж весьма непрост — по себе знаю.

— Я Великий Шаман Великого племени Ирокезов! — С максимальной торжественностью и пафосом, проговорил я. — Может даже ты слышал о нас?

— …Слышал. — Деланно спокойным, если бы не предательская дрожь, голосом ответил пленник. — И даже рассказывал о вас своим сыновьям. …Но я не верю, что вы есть.

…И столько убежденности было в этих последних словах пленника, что я даже слегка опешил. Среди множества придуманных мной вариантов «вербовки» не было только варианта встречи с Фомой Неверующим.

— Так как тебя зовут? — Решил я вернуться на старые позиции и закрепить уже полученный результат.

— А чем ты докажешь, что вы и есть Ирокезы? — Опять задал встречный вопрос мой собеседник.

…Вот ведь сволочь недоверчивая. Паспорт что ли ему предъявить? Так он небось безграмотный. …Черт, не додумался я, когда пускал слух про ирокезов, придать нам какую-то узнаваемую черту. Да и хрен вспомнишь сейчас, что я там вообще такого про нас наболтал.

— А что ты знаешь про ирокезов? — Бросился я встречным вопросом. — Что про них ваши люди говорят-то?

— Говорят? — Усмехнулся пленный. — Говорят будто ростом они до неба, одной рукой гору поднимают, да за один присест стадо овцебыков съедают, а как ссать начнут, так море из берегов выйдет. …Врут ясное дело.

А еще я слыхал, будто этот народ раньше из разных племен состоял, а когда аиотееки всех их родных побили да их самих в плен забрали, научились биться лучше аиотееков, сами же их побили и все у них забрали. Тоже врут! — Сделал категоричный, как упавший нож гильотины, вывод, этот скептик.

— Почему же это врут? — Переспросил я, понимая, что все будет отнюдь не просто. Трудно убедить кого-то в чем-то, если он не верит даже в факт твоего существования. — Или ты думаешь, что никто не может побить этих твоих аиотееков?

— Потому что не может такого быть, чтобы и степняки, и лесные, и мы прибрежники, одним народом жили. Не было такого раньше и вовеки не будет! Такого даже у аиотееков не получается. Я-то видел, даже в одной оикия и то друг на друга волками смотрят. А чтобы добровольно….

…Я в свое время много земель исходил. От островов на западе и до самого Улота с караванами доходил… однажды. А таких чудес не видел!

— Так… — Пробормотал я. — Ну-ка, Тов’хай, покажи личико… И кто у нас там из прибрежников-то будет… Молодой-то наш Лиг’тху где-то здесь бегал? …Вот его кликни… Вот, гляди, недоверчивый ты наш. У этого шрамы на лице, как у степняка, а этот лицом чист. Зато на руки его посмотри, мозоли от весла узнаешь? И вон амулеты из ракушек, ты тоже такие носишь! Я бы тебе еще одного показал, он из лесных будет, что за Вал’аклавой живут. Но ты там не был, и различия не поймешь… а горских у нас сейчас тут нету.

А теперь посмотри на одежду и доспехи, у обоих одинаковые! А самое главное — вон, глянь какие волосы у нас. Видал у кого-то такие прически? Это вот и есть самое главное отличие ирокеза от всех остальных. И сам запомни, и остальным расскажи. Коли увидите вы воина с таким гребнем на голове… или похожим на шлеме, то перед вами ирокез. И коли не хотите вы и дальше под аиотееками ходить, лучше в драку с ним не лезть, а наоборот, слушаться, что он скажет!

— Хм… — пробормотал пленник, сраженный таким количеством доказательств, но с миной воистину ослиного упрямства на физиономии. — Это еще ничего не значит! …Нам тут много сказок рассказывали. И про Великую Окраину, которую мы завоюем, а там еды — ешь не переешь, всегда тепло и все бабы толстые. И про вас вон, Ирокезов.

Только про Окраину эту нам аиотееки твердили. Особенно по прошлой зиме, когда совсем уж голодно стало: «…идите и не сомневайтесь! Совсем немножечко осталось. День-два ходу, и увидим вершину большой горы. И там каждому несметно обломится всего о чем только душа мечтать может».

Все говорили и говорили, а мы все шли и шли. А у кого сил идти больше не было, тех аиотееки убивали без жалости, чтобы другим страшно было… И не поймешь, от чего тогда народу больше погибло, от тех ли аиотееков, либо от холода да голода… Степи там уж больно холодные да безжизненные…

— Значит аиотеекам тоже хорошо там досталось? — Радостно спросил я. — Многие померли?

— Поменьше чем нас, но и среди них мертвецов немало было. …Только они больше между собой резались, оттого и мертвяки. А мы с голоду, да от болезней, что демоны тех степей на нас насылали мерли. У меня брат там остался и самый младший сын.

…Блин, и ведь не похвастаешься теперь, что это я туда аиотееков спровадил, доказывая свое могущество.

— Так что там про ирокезов-то? — Попытался я перевести стрелки на менее опасную дорожку.

— А про ирокезов говорят, что у них такой шаман могучий, что не только с Духами о чем угодно договориться сможет. Но и тут, на земле, такие чудеса вершит, что коли не увидишь, то и не поверишь. …Это ты что ли тот великий кудесник? Коли так, то покажи что-нибудь!

Тут-то легкая паника и накатила на меня. …Мочить! Немедленно мочить гада!! Это же, блин, просто какой-то очередной Леокай на мою голову. Откуда только такой умный взялся. …Скотина Тайло’гет, не мог кого поглупее захватить!

— …Ты же вроде умный человек. — Осторожно подбирая слова и стараясь маскировать это надменно-пренебрежительным тоном, сказал я. — А раз так, должен знать, что за всякое великое колдовство следует великая расплата. …Это все знают! — Ввернул я свой коронный довод, который тут еще считался довольно свежим и оригинальным. — Мне не трудно показать тебе великое чудо… все тут (я широким жестом обвел сидящих под тем же кустом воинов), могли бы поведать о моем могуществе. Но расплатой за это пусть будет жизнь одного из твоих, а не моих, родичей… Выбери среди близкой родни того, кого тебе не жалко, и скажи мне его имя, а лучше дай волос или капельку крови. И я специально для тебя превращу ночь в день!

— Хм. — опять ухмыльнулся пленник. — А шаман-то ты похоже и впрямь Великий! …Я тоже когда-то был Великим Шаманом и могу разглядеть в другом его Силу! Так что больше не стану требовать от тебя доказательств. Я верю, что ты и есть Великий Шаман Великого племени Ирокезов, глубоко проникший в мир Духов!

…Это вот что сейчас такое было? Это фитиль в лампе так вспыхнул, брызнув крохотным угольком, или пленник и впрямь демонстративно и весьма глумливо мне подмигнул? Вот только наглого и умного циника мне на мою голову и не хватало.

…Нет, с одной стороны с ними проще договариваться. Они по большей части действительно знают, чего хотят, и понимают, что за исполнение своих желаний приходится платить.

А с другой стороны, я ведь собираюсь предложить всем, перешедшим на нашу сторону, «членство» в племени ирокезов. И если этот «коллега» начнет крутить свои интриги и проедать мне плешь в моем родном дому. Блин. Да у меня и так проблем выше крыши.

…Так что наверное будет действительно проще замочить, а на следующий день начать все заново, с новым кандидатом, менее хитрожопым и смышленым.

…Только каков КПД будет от деятельности этого нового кандидата? Этот вот хрюндель явно сможет за несколько дней и остальных забритых суметь оповестить о присутствии тут легендарных ирокезов и даже, может быть, наладить в их рядах какое-то сопротивление. …А может он его уже и наладил! …Не даром ведь этот ни во что не верующий циник, по собственным словам, своим сыновьям сказки про ирокезов рассказывал. И думаю не только сыновьям. Ведь есть ирокезы или нет, а сама идея, понахватавшись аиотеекских знаний, обратить их против самих хозяев, она весьма и весьма перспективна.

Так что может так статься, что Тайло’гет мне самого перспективного кадра притащил. …Если только этот кадр не сам постарался нам в руки попасться. Ведь Лга’нхи уже несколько раз ловил пастухов или часовых из забритых и отпускал их восвояси даже толком не ограбив, зато сказав немало хороших слов. …Мог ли этот дядечка рыскать в ночи вокруг лагеря в поисках контактов с неизвестным врагом аиотееков? Вполне себе мог!

…Тогда выходит это он меня развел своими играми в Фому Неверующего? А значит это реально ценный кадр, и мочить его ни в коем случае нельзя? …Но это же как гвоздь в башмак засунуть! Наплачусь я еще с этим хитрожопым умником. Вот зуб даю, что обязательно наплачусь!

— …И много у тебя людей? — Постаравшись усмехнуться еще циничнее, в лоб спросил я. — А главное, на что вы надеялись?

О! Кажется наконец-то умника действительно пробрало. Аж вздрогнул. А такой «вздрог» не сымитируешь. Кажется я все-таки сумел убедить его, что и правда Велик и Ужасен и даже возможно читаю мысли!

— Со мной многие. — Ответ был не столько уклончивым, сколько выдавал обычную математическую безграмотность. — А хотели мы… Дойти до моря и убежать в Улот. Ведь это где-то рядом?

— Ты даже не представляешь насколько. — Усмехнулся я. — Можно сказать, что Улот сам пришел к тебе в гости, и не он один. …Чем будешь угощать?

— А чего вам надо?

— Надо… Звать-то тебя как?

— Гок’рат…

— Как-как? — Удивился я, поскольку послышалось мне совсем другое имя.

— Гок’рат говорю. …Это рыба такая, с щупальцами и без хвоста и плавников, что сидит обычно на дне моря. Очень мудрая, между прочим.

— Так бы и говорил — осьминог. И не рыба, а головоногий моллюск… кажется. — Не смог удержаться я от очередной понятной тут только мне шуточки. — А то одну морскую хрень от другой отличить не может, а все туда же, в Сократы полез!

— Чего-о-о? — Кажется собеседник моих шуточек не понял и зачем-то схватился за висящий на шее оберег. Еще бы, столько новых слов, никак заклятье насылаю.

— Не обращай внимания. — Отмахнулся я от объяснений. — Шутю я так!

— Вот и называй другим свое имя, обязательно камлать над ним станут! — Недовольно буркнул Гок’рат. — А твое-то имя какое?

— Дебил. — Честно признался я.

— …Вот. А сам правды сказать не хочешь.

— Да нет, правда Дебил. Спроси кого угодно. Они подтвердят. Так уж меня прозвали. И в этом имени заключена великая Тайна и Мудрость, суть которых пока было дано постигнуть одному лишь величайшему Царю Царей и Мудрецу, Великому Леокаю. …Слышал про такого? …Во-во, он самый! Моя родня между прочим, близкая… почти что двоюродный дедушка. Проникнись моим величием и крутизной и прикинь, где ты, а где Я!

Впрочем, ты парень сообразительный и по всему видать дельный. Так что может быть я вас как-нибудь и познакомлю… если ты все как надо сделаешь…

…И пока, Гок’рат. Давай-ка рассказывай поподробнее все, что с тобой случилось за прошлые годы, а я возможно потом расскажу, что с тобой случится дальше!

История Гок’рата и его племени в общем-то была вполне себе обычной и даже банальной. Конечно с учетом пришествия неведомых врагов-демонов, а не привычной им обыденной жизни.

Жили себе не тужили на берегу моря. Ловили рыбку, строили лодки, плели сети, возились в огородиках. Ходили с караванами на Реку и даже до самого Улота. Иногда, чисто для развлечения дрались с соседями. Все как у пра-пра-прадедушек, на протяжении последней пары-тройки тысяч лет.

А тут эти аиотееки. Налетели, убили всех слабых, ненужных или чересчур смелых. Остальных ограбили, согнали в оикия и заставили себе подчиняться. Потом был долгий поход на север, в холодные пустые и негостеприимные степи.

Несколько драк с тамошними степняками внесли конечно некоторое разнообразие как в унылую скуку движения в никуда, так и в скудное меню Орды. Но было тех драк совсем немного, и изобилия для живущей грабежом Орды они обеспечить конечно не могли.

А живущие надеждой достигнуть краев обетованных аиотееки все гнали и гнали народ дальше на север в ожидании вот-вот появящегося из-за горизонта Щастья и Изобилия.

Голод и лишения быстро озлобили людей — и оуоо, и оикия, и уж конечно забритых, на чью долю выпали самые большие тяжести этого похода. Стоимость человеческой жизни, и так по нонешним временам ценившейся в копейку, слетела вниз, как валюта Зимбабве. Все больше людей добровольно уходили в степь помирать, не желая смиряться с такой поганой жизнью.

…Слухи да разговорчики у костров ходили уже давненько. Про тех самых ирокезов, которые, якобы, научившись всему у своих поработителей, сами скрутили их в бараний рог и забрали все ценное имущество.

Думаю, что рано или поздно подобная байка появились бы и без моей подачи — подвергшиеся таким стрессам и нагрузкам люди сами должны были изобрести себе сладкую сказку, в которую, хотя бы в собственном воображении, можно бы было убежать от тягот подобной жизни. …Но моя была еще и руководством к действию. Тем более, что слухи о некоем отряде, не просто удравшим от аиотееков, но еще и перебившим своих хозяев… а попутно, вроде как, даже и самую лучшую гвардию Самого Большого Босса порешивших, тоже активно передавались от одного лагерного костра забритых к другому.

Вспыхнуло несколько бунтов. Но все они конечно были успешно подавленны аиотееками. Их было больше, они были сильнее и лучше вооружены, а самое главное — лучше организованны.

…Тут-то Гок’рат, как раз после смерти младшего сына, и понял, что «дальше так жить нельзя». До этого он пребывал в некоей прострации. Уж больно круто перевернулись за последний год все его представления о жизни и устройстве мироздания.

Нет конечно. Не то чтобы он ходил как зомби, автоматически переставляя ноги или пережевывая пищу. Просто раньше он плыл по течению, прилагая усилия лишь для того, чтобы увернуться от коряг, торчащих из-под воды камней, и избегая водоворотов. Сиречь пытаясь выжить сам и уберечь родню. Все-таки он когда-то был шаманом племени и чувствовал свою ответственность за своих людей. Особенно после того как аиотееки убили Вождя.

Но вот тут у него появилось прозрение, что река их жизни течет совсем уж в неправильном направлении, и если ничего не предпринять, занесет и его самого, и его родню в Царство Большого Злого Песца. Откуда выхода уже не будет никогда.

…Но! Как сказал кто-то из умных и великих, «Слабый человек плывет по течению. Сильный — против. А умный — туда куда ему надо».

Гок’рат был умным. И героически-истерических телодвижений и поступков делать не стал, и постарался удержать от них остальных соплеменников и соратников по оикия. Вместо этого он сел и хорошенько подумал на темы «Кто виноват… в провалах предыдущих бунтов?» и «Что делать?» (Интеллигент паршивый. Ненавижу таких).

Собственно, долго думать не пришлось. Ошибки предыдущих бунтов были в том, что подвластные каждому отдельному роду и не имеющие связей между собой «забритые», естественно, и бунтовать начинали каждый сам по себе. А аиотееки в подобных ситуациях, мгновенно забывая свои прежние разногласия и разборки, немедленно приходили на помощь и давили бунты с максимальной жестокостью, чтобы навести ужас на остальных потенциальных неслухов.

К тому же, все те бунты возникали внезапно, без предварительной подготовки. Иногда действительно в результате истерики и как выброс накопившегося напряжения или по результату вчерашнего разговора у костра, во время которого, перечислив все свои беды, бедолаги-забритые решали немедленно начать войну со своими обидчиками.

Гок’рат же, подумав, решил действовать иначе. Для начала он внушил правильные идеи своим родичам, потом навел мосты с иноплеменниками, «забритыми» в тот же род аиотееков, что и его племя, убеждая их не торопиться, а следовать плану. А там уже и до переговоров с забритыми других родов-отрядов дело дошло. Благо, они частенько встречались когда пасли скот, собирали дрова или таскали воду.

Заговор не вспыхнул как связка хвороста, но разгорался помаленечку, тлея словно торфяное болото. …И лишь одним только фактом своего существования уже начал приносить пользу. Прежде всего моральную. Когда вместо серой безнадеги впереди забрезжил свет хоть каких-то светлых перспектив, переносить тяготы и лишения аиотеекского плена стало намного легче. …Ну и взаимопомощь. Куда проще украсть овцу, принадлежащую другому роду, если пастухи, охраняющие стадо, уверены, что завтра ты позволишь им украсть овцу уже из стада охраняемого тобой. Проще заметать следы, проще тырить аиотеекские вещи. Ведь какой тщательный обыск ни производи, а мгновенно ускользнувший в соседний род ножик или наконечник копья уже хрен отыщешь.

Короче, бунт зрел, как фурункул на заднице аиотееков, и готов уже был прорваться в любую минуту. Но первым лопнуло терпение самих аиотееков. Их ожидания не оправдались, Великой Окраины и Пупа Земли они так и не достигли. А тяготы и лишения этого бессмысленного похода в пустоту отнюдь не стали катализаторами терпеливости, доброты и согласия.

Произошел большой раскол. Одни считали, что надо идти дальше, другие требовали повернуть обратно и возвращаться в теплые и относительно сытые края. По словам Гок’рата, на Большом Совете, посвященном обсуждению этого вопроса, дело дошло до драки, и Самый Большой Босс был смещен с занимаемой должности посредством демократической процедуры протыкания брюха копьем. А за компанию, во имя единства и согласия всех аиотееков, вырезали и весь его род, и те рода, что продолжали пребывать в заблуждении, что Великая Окраина вот-вот покажется на горизонте, и не соглашались возвращаться.

После чего Орда развернулась и пошла назад.

(…Кстати, полагаю, что среди этих вырезанных был и эуотоосиков род Ясеня. Так что я могу смело говорить будущему бот’анику, что к смерти его ближней родни не причастен. …Если конечно не считать тех, что я убил раньше).

Гок’рат, все-таки, действительно умный парень. Подобно мне в прошлом году, он не стал торопить события и устраивать бунт прямо там на Севере. Потому как, по его словам, был не уверен, что им удастся убить всех аиотееков. А возвращаться по голодным степям, преследуемым этими опасными ребятами, ему не слишком хотелось.

Да и куда идти? Северной стороной они уже наелись досыта. Значит когти рвать имело смысл только на юг. Уж там-то, поближе к морю, в относительно знакомых местах, удрав от аиотееков, можно было попытаться отыскать лазейку или крышу в виде того же самого легендарного Улота.

…А то что жрать толком нечего? Так и после драки жратва сама собой не появится. Зато дорвавшиеся до еды бывшие пленники, во-первых, сразу уничтожат почти все запасы пищи, а во-вторых, мгновенно забудут про дружбу и сплоченность. И если не передерутся из-за добычи, то уж точно разбредутся кто куда, и даже слабые, оставшиеся после бунта силы аиотееков, смогут перебить их всех по отдельности.

Потому-то Гок’рат и решил, что лучше пожить еще пару-тройку месяцев, питаясь объедками аиотееков, чем, один раз обожравшись, дальше умереть с голоду. Парадокс, но для спасения от аиотееков ему сейчас были нужны сами аиотееки.

А потом появились мы, рухнув в и так весьма шаткое и сомнительное равновесие, что пытался поддерживать Гок’рат, словно пудовая гиря на аптекарские весы.

Связь между разными «ячейками» бунтовщиков, конечно, была налажена весьма сомнительная. Весть о том или ином событии из одного конца Орды в другой могла идти неделю, а то и больше. И поначалу вести эти были весьма безрадостными. Песиголовцы, которых мы натравили на аиотеекскую Орду, в первую очередь охотились на тех кто шел по ее краю. На мелкие отряды, посланные на сбор дров, стада и охраняющих их пастухов, водоносов, на отряды охотников.

И если в последнем случае, это по большей мере были именно аиотееки-оуоо, то вот на всех хозработах, по большей части были задействованы именно забритые. Так что им-то и прилетело наибольшее количество плюх от откуда ни возьмись появившихся врагов.

Песиголовцам-то ведь было искренне плевать кого грабить. …Нет конечно, с оуоо добычи больше, зато «забритые» безопасней. А скальпы и тех и других ценятся примерно одинаково. Да и даже с трупа нищего другой такой же нищий сможет урвать кой-какую добычу.

…Такова стратегия выживания хищника. Некоторые думают, что волки только и делают, что охотятся и жрут исключительно оленей да лосей. Хренушки! Основой рациона питания волков составляют мыши. Они конечно значительно меньше оленя. И чтобы основательно набить ими брюхо, надо отловить не один десяток.

Зато и раны, которые может нанести мышь хищнику, действительно серьезными бывают крайне редко. …Да фактически никогда! А вот олень, не говоря уж о лосе, своими крепкими копытами может весьма основательно попортить волку жизнь. А даже малейшая рана, в условиях когда единственные доступные средства медицины — это твой собственный язык и инстинкт, заставляющий поедать какие-то травки, может стать смертным приговором.

Так что на крупную дичь хищники охотятся только в действительно голодное время, когда до более легкой добычи становится не добраться — например, зимой или в голодный год. А в остальное время — мышки, кроты-бурундучки-тушканчики и прочая закусь.

Собственно говоря, нетрудно понять, что на роль мышей песиголовцы выбрали именно наименее опасных забритых. …Нет, конечно, коренных аиотееков, даже оуоо, они тоже били, если обстоятельства позволяли навалиться толпой десять на одного или, наоборот, те их настигали, и деваться было некуда.

Но такое, по большей части, происходило со стороны запада и юга. На восточной стороне, где собственно и шел сам Гок’рат, и нападений было поменьше, да и были они несколько другие. Тут окружившие Орду загадочные негодяи предпочитали резать именно аиотееков, а забритых убивали, только если те случайно подворачивались им под руку. И более того, несколько раз отпустили свои потенциальные жертвы, не ограбив и даже сказав напоследок что-то ласково-подбадривающее.

Этот феномен требовал внимательного изучения пытливым умом Гок’рата. Чем тот собственно и пытался заниматься в ту ночь, когда его взяли в плен.

Отчаянный мужик, несколько ночей подряд уходя к пастухам, выдвигался подальше в степь, представляя из себя заведомо легкую добычу.

— Зачем ты так рисковал? — Спросил я его недоуменно. — Ведь убей мы тебя, и всему твоему заговору амбец полный. Глупо!

В ответ Гок’рат лишь пожал плечами и сказал что-то вроде «Но ведь получилось же… А если не я, кто еще смог бы договориться с такими как вы?».

Ну собственно говоря ДА. Я-то все еще случается забываюсь, и меряю тутошнюю жизнь своими Теми представлениями. Например о том, что руководитель, и уж тем более Лидер и Вождь подполья, должен сидеть в безопасном месте, играя как на струнах нитями заговора, подставляя вместо себя на встречу опасностям рядовых сотрудников. А тут — Вождь, это тот кто идет в пекло первым и по праву первого ведет за собой остальных. Так что получается, кроме Гок’рата на такое дело больше никого отправлять было нельзя.

В общем, что ни говори, а ситуация действительно фантастическая. Наверное, это третий настоящий Гений, с которым я встречаюсь в этом мире. Первые два — это конечно Леокай и Дик’лоп.

Эуотоосик конечно умен. Но он не гений. …Я, кстати, тоже. Мы лишь хорошо делаем то, чему учились и что знаем, а эти… Читал, помнится такое определение: «Талантливый человек — это тот, кто может попасть в цель, попасть в которую могут очень немногие. А гений — это человек, который может попасть в цель, которую никто даже не видит». (Как-то так).

Этот Гок’рат реально смог организовать заговор и создать внутри аиотеекской орды подпольную сеть, достаточно дисциплинированную, чтобы подчиняться его приказам. Это реально очень круто. Настолько круто, что даже немного пугает, когда задумываешься, как мы с ним будем существовать на одной делянке после победы над аиотееками. Ох чует мое сердце, сожрет он меня и не подавится. …Неужели все-таки мочить?

— …Я рассказал тебе свое прошлое. — Прервал мое молчание Гок’рат. — Теперь ты должен рассказать о моем будущем.

…Когда мы закончили разговор, солнышко уже показалось из-за горизонта. Долгая ночная болтовня надо признаться изрядно меня утомила. Потому как с таким собеседником приходилось всегда быть начеку, внимательно бдя за тем, что говоришь сам, и тем, что говорит собеседник.

…Поневоле задумаешься, а не специально ли Леокай ткнул меня носом в мою обмолвку, перед отправкой на это задание? …Хотя конечно нет! Даже он не мог предвидеть моей встречи с таким хитро…мудрым оппонентом.

Опять эта моя вечная паранойя зудит, особо ярко проявляющаяся при встрече с умными, а значит опасными людьми. Это не дикарей цветными картинками дурить да российской попсой пугать. Сразу начинают всплывать все мои прежние комплексы, вызывая застенчивость и неуверенность в себе. И приходится буквально ломать и гнуть свою натуру, накачивая организм беспримерной наглостью и самодовольством, которые в обычное время мне, как московскому интеллигенту, естественно, абсолютно не присущи.

В общем, все было оговорено, договорено и уточнено. Можно было смело расходиться в стороны, благо солнышко, разогнав ночную тьму, делало всяческие передвижения в степи слишком уж заметными для чужого глаза.

…Я был расслаблен и пребывал в этакой усталой неге, которая возникает после тяжелой, но удачно сделанной работы. Любовался утренней степью и тем, как поднимающееся солнце покрывает верхушки трав золотой присыпкой. Воздух был удивительно свеж и столь же удивительно прозрачен. Ежедневное утреннее чудо! Кажется все мы на несколько мгновений впали в какое-то подобие нирваны, наблюдая это солнце, эту степь и этот воздух, густо пахнущий высушенной долгим летним солнцем травой и осенними цветами…

…Даже не знаю, как я в таком состоянии умудрился среагировать. Да и трудно это назвать «среагировал». Просто когда взгляд Гок’рата внезапно изменился, и он, выхватив откуда-то из-за обмоток тапкопортянки костяной стилет, попытался сделать во мне дырку не предусмотренную тех. регламентом, я вяло выставил на встречу несущемуся к моему горлу оружию руку, и стилет вместо шеи проткнул мою же ладонь, да там и остался. Боль была дьявольская.

В следующую секунду кулак очнувшегося Тов’хая опустился этому «оборотню в лохмотьях» на затылок, и тот рухнул нам под ноги.

— Что вообще за хрень тут произошла? — Обиженно поскуливая и баюкая пораненную ладошку, растерянно пробормотал я. — Все же вроде нормально было?

— Он тебя убить хотел! — Констатировал местный капитан Очевидность, он же — Зануда Тайло’гет, встревожено выворачиваясь откуда-то из-за кустов, под которыми он, не доверяя молодняку, всю ночь лично бдил за окружающей обстановкой. После чего Тайло’гет переведя взгляд на Тов’хая, обрушился на него с вполне заслуженной критикой. — А ты куда смотрел?

— Да я это… — Растерянно пробормотал тот. — Как-то даже и не думал. Ведь вроде говорили нормально, не ругались. Вроде расходиться собрались. А он… эвон как!!!

Пока они там беседовали на светские темы, я еле сдерживался, чтобы не завыть от боли на всю степь. Блин!!! Ну почему же так больно? Вроде раньше тоже раны получал, но так жутко больно никогда не было, а сейчас…

…Может это потому, что раньше я все свои раны получал в бою, когда кровь кипела от адреналина, а сейчас все случилось так внезапно? И так, поистине, дебильно? Да что вообще на этого придурка Гок’рата нашло? Или он, пообщавшись со мной, тоже пришел к выводу что я слишком умен, а значит, опасен? …Да нет, не надо себе льстить. Не настолько я умен. …Или эта сволочь почувствовала мое желание избавиться от него и решила нанести упреждающий удар? Но такой умник, как этот Гок’рат, вряд ли бы стал подставляться так глупо. …Или стал?

Жутко хотелось выдрать этот чертов стилет из своей ладони. Казалось, что вместе с посторонним предметом из раны уйдет и вся боль. Но увы, пока этого делать было нельзя. А если повреждены какие-то сосуды, и я прямо тут стеку кровью?

— Тов’хай, — слабым голосом попросил я. — Проверь, ты его там не убил? …И блин, пошлите кого-нибудь за моей сумкой, что я в лагере оставил. Той что с травками разыми, на ней еще красной глиной крест нарисован… Знаете небось!

Еще один мой косяк. После изрядной пробежки до нычки наших диверсантов, и «предвкушая» еще одну пробежку, я постарался избавиться от всего лишнего. В том числе, посчитав лишней и свою шаманскую сумку с хирургическими инструментами, бинтами, нитками, мазями и травками. Так что даже чем остановить кровь и заткнуть дыру, у меня не было. …Не грязные же тряпки и пучки травы пихать в мое нежное, столь неустойчивое перед разными вирусами и микробами тело.

Лучше уж подождать, когда кто-то из молодых быстренько пробежит десяток километров туда и обратно и принесет мою сумку. …Сущие пустяки!

…А тем временем злобные микробы будут выползать из мельчайших пор костяного стилета и, смешиваясь с моей кровушкой, разбегаться по всем закоулочкам моего организма! Интересно, куда этот престарелый гаденыш втыкал свое оружие раньше? Может оно полностью покрыто перегнившей кровью предыдущих жертв и кишмя кишит разной заразой. …Как же блин страшно-то!

— Как он там? — С ненавистью смотря на своего обидчика, спросил я у своих. Жив или подох?

— Не. Жив, дышит еще. Только без сознания. — Обрадовал меня Тов’хай. — Хочешь сам добить?

— Хочу понять, какие демоны его обуяли, что он на меня внезапно набросился.

— А-а-а. — Понятливо протянул Тов’хай. — Так то демоны были. А я думал он специально тебя убить хотел. Эвон, штуку какую с собой притащил, да еще и спрятал в такое место, где я и не думал бы искать. Пояс-то я его сразу проверил и все оружие убрал. — Тов’хай, вроде как оправдывался.

Тут я впервые посмотрел на торчащий у меня в ладони предмет не как на источник жуткой боли, а как на оружие. Заостренный кончик оленьего рога. Обточенный примерно до толщины карандаша и примерно с карандаш же длинной. И почти по всей этой длине на нем были сделаны особые зарубки, не позволяющие вытащить его из раны, без того чтобы еще сильнее не разодрать края, причинив зверскую боль. Это точно не оружие охотника и даже воина. Слишком тонкое и хрупкое, рассчитано всего на один удар. Это, блин, оружие киллера! Не для честной драки, а для одного подлого и предательского удара исподтишка! Ударить, обломить рукоять, делая невозможным извлечение оружия из раны. После чего, пусть оно даже войдет в тело совсем неглубоко, застрявший в теле неизвлекаемый шип вызовет нагноение и как итог — смерть от гангрены гарантированна. Меня аж всего передернуло. Не подставь я ладонь вместо брюха или груди, долгая и мучительная смерть была бы мне гарантированна. Да и с ладонью еще не все понятно — вдруг этот гад, свое шило еще и какой-нибудь мерзостью намазал? Какой же извращенный ум мог Тут придумать подобную гадость?

— Все еще без сознания? — Спросил я Тов’хая. — Ты его сильно ударил?

— Да нет. Легонько вроде. — Пробормотал он. — Слегка рукой махнул и все.

— Попробуй ему в лицо водичкой побрызгать и по щекам похлестай. …Только действительно слегка. А то знаю я тебя, «…слегка маханул». Такой лопатой, как у тебя, «слегка маханув» и быка убить можно.

Чего-то вдруг как-то стало зябко. …Все эти мысли о ядах и заражениях очень знаете ли на нервы действуют. Вообще-то, нам когда-то еще мой сенсей-каратист говорил, что упавшего в обморок человека несколько первых минут лучше вообще не теребить и уж тем более не пытаться поднять. Мол в лежачем положении кровь лучше притекает к мозгу, насыщая его кислородом и происходит естественная перезагрузка. Но сейчас, когда миллиарды биллионов бактерий глумливо хохоча вгрызаются в мое тело, расплескивая своими крохотными мохнатыми лапками по моему организму яд из крохотный ведерок… ждать, когда этот лежащий на бочку урод изволит очнуться в результате естественной перезагрузки, было абсолютно невтерпеж.

А тут еще и жуткая слабость во всем теле образовалась. В глазах стало странно мутиться и дрожать… Нет. Определенно я отравлен. Так что надо срочно оживить этого подонка и вытрясти из него противоядие!

— Ну как, очнулся? — Спросил я этого неумеху Тов’хая. Который, словно в издевку, возился возле тушки этого урода, выбивая бурные аплодисменты, переходящие в овации, на его щеках, как будто бы даже не замечая, что я стою тут и помираю от яда… ну или может быть, от страха.

— О! — Наконец радостно провозгласил неумеха. — Глаза открыл. Чего дальше с ним делать будем?

— Свяжи хорошенько! — Рявкнул я. — И посади на жопу, а то слишком много чести ему, с лежачим разговаривать.

— …Ты какого хрена это сделал урод? — Взяв себя в руки, вкрадчивым тоном спросил я у Гок’рата и, не сдержавшись, пнул его ногой по бедру, чувствуя что под воздействием злости даже внезапно навалившаяся слабость куда-то исчезает. — Чего на тебя такого нашло, придурок хренов? — Ведь мы же вроде бы уже обо всем договорились.

— …Ты меня не обманешь подлый аиотеек. — Ответил мне «снова пленник» слабым голосом. Все-таки видать нехило его Тов’хай по головушке приложил. — Я тебе больше ничего не скажу!

…Несколько мгновений я стоял в полном недоумении. С какого хрена этот придурок решил, что я аиотеек? А потом до меня дошло. Ну конечно же — солнце! Солнце осветило мой брюнетистый экстерьер, и этот хитрозадый идиот, несомненно, как всякий бывалый заговорщик успевший заразиться профессиональной болезнью всех заговорщиков — паранойей, решил, что стал жертвой какого-то колоссального развода со стороны хитрой вражеской контрразведки.

И как мне теперь снова убедить его в обратном? Потыкать носом в шевелюры остальных ирокезов и попросить их подтвердить мое «гражданство» на правильной стороне Силы? Ведь скажет, умник недобитый, что это мои «забритые», и я, допустим, держу их братьев в заложниках, чтобы они говорили то, что мне надо. Тем более что доспехи и оружие у нас по большей части аоитеекские, что «выдает» нашу причастность к этому племени.

…Или проще сразу замочить и разом решить множество проблем, а завтра прихватить нового? …Но ведь с этим гадом у нас есть все возможности ударить врагам в спину. …Не настолько мы пока сильны, чтобы пренебречь подобной возможностью.

— Во-первых. — Начал я, мучительно придумывая чтобы соврать. — …Тайло’гет, расскажи ему, что я сделал с Мнау’гхо… Только покороче.

— Сделал дырку в голове. Выгнал оттуда всех духов и снова дырку ту заделал. Теперь ходит, будто ничего и не было. — Чуть удивленно таким отступлением от темы, но зато действительно кратко рассказал наш Зануда.

— Ты понял придурок? — Снова рявкнул я на пленника. — Могу и в твоей голове дырку сделать, вытащить оттуда духов, которые… (вспомнив представления местных о предназначении разных органов, я быстро поправился)… которые в твоей груди сидят и думают. И все что мне надо, у них спросить. А потом… Ну-ка, Тов’хай, расскажи, как я с Вождем Бифаром поступил, который посмел мне вызов бросить?

— Ты его душу в камень заточил, откуда она в загробный мир к предкам вернуться не сможет. — Ответил второй свидетель моих Злодеяний. …И даже несмотря на боль от раны, я невольно заметил, что Тов’хай вроде как не слишком одобряет этот мой поступок. …Неужто считает слишком жестоким?

— Понял, идиот, что я могу с тобой сделать? А теперь говори, ядом шип этот свой смазывал?

— Ядом? — К своему облегчению я заметил в глазах Гок’рата искреннее недоумение, которое, как мне показалось, даже победило желание молчать как партизан на допросе. А потом в тех же глазах мелькнуло любопытство и будто бы сожаление. Видать очень жалеет, что не додумался до этого сам. — Нет. Не мазал, — наконец ответил он на мой вопрос. — А какой яд тут можно…

— А кого-нибудь раньше им убивал или ранил? — перебил я его приступ любознательности.

— Нет. А что?

— Вопросы здесь задаю я! — Рявкнул я абсолютно оригинальную для этого мира фразу и снова злобно пнул Гок’рата по бедру. — Ты вообще зачем такую дрянь сделал?

— Так нормального-то ножа у меня нету. А и был бы — вы бы его у меня забрали. Я же знал, что меня скорее всего захватят. …Ну и придумал себе такое оружие сделать да в обувку запрятать, чтобы не нашли. …Хоть одного врага с собой забрать… если что. Биться-то я не особо мастер, да и староват для битв. А так, ударить разок, но чтобы уж наверняка…

— Придумщик сраный… — Пробормотал я, с ужасом представляя, что посланный за медицинской сумкой курьер валяется где-то в Степи со сломанной ногой, или его доедает невесть откуда взявшийся в этих шумных местах тигр.

— …Знаешь, что я с тобой за твои придумки сделаю? А вот ничего! Отпущу восвояси, чтобы ты, хрен задумчивый, сам убедился, что никакой я не аиотеек. А потом ты мне пришлешь сюда одного из своих людей. Которому доверяешь. Мы его возьмем с собой на дело, и на его глазах убьем несколько аиотееков. Потом он вернется к вам. Скажет всем, будто бы от нас убежал. …Я его научу. Только ты пришли кого посметливее, ну и чтобы воином был нормальным. Короче, вернется к тебе этот воин и расскажет про то, что мы сделали. А после этого все наши договоренности будут в силе, и ты сделаешь то, что я тебе сказал. Понял?

Гок’рат, задумчиво глядя на меня, кивнул головой. Такой расклад его явно устраивал. А то, что я смог сдержаться и не прирезал своего обидчика на месте, явно подняло мой рейтинг в его глазах.

— Может давай шип из ладони вытяну да рану перевяжу? — Предложил он в явно запоздавшем приступе человеколюбия.

…Очень хотелось воспользоваться его предложением, потому что было реально больно. Но хрен его знает, чем он меня лечить станет. Травить возможно и не будет, но про гигиену он ведь наверняка даже и не слышал. Так что лучше перебьюсь и дождусь своих.