Лга’нхи шел впереди отряда, а я в самой его заднице… В смысле — в хвостовой части. Но чувствовал я себя как раз подходяще для, в этой самой заднице, пребывания. Мы с Лга’нхи поругались и поругались весьма конкретно.

…Причем я был прав, а он нет! Так что единственная причина почему мне сейчас так хреново, это то, что несмотря на мои разумные и обоснованные доводы, он тупо проигнорировал мое мнение и сделал все по-своему.

Ну вот сами скажите, — разве это не полный идиотизм, когда сразу и Вождь и Шаман, оставляют племя, да еще и когда оно, мягко говоря, переживает не самый простой этап своего существования?

Тем более, что я хотя бы мог сбагрить большую часть своих обязанностей на Витька и Осакат, а он у нас был фактически единственным и неповторимым. Так какого спрашивается хрена?

…Будто я сам в этот сраный Иратуг рвался! Да он мне тыщу лет ни разу не нужен, хоть его медом обмажь и в конфетный фантик заверни. Но в конце-то концов, раз разговор идет о моей женитьбе, то вроде как подразумевается что и мое присутствие на данной церемонии, в некотором роде будет не лишним. Да и стрелки Леокай на меня не спроста перевел, видать имел некоторые расчеты и надежды на то что я сумею решить конфликт мирным путем, в то время как Лга’нхи более склонен в подобных ситуация работать копьем, а не башкой.

Я даже примерный план придумал и команду подобрал. — Я, Гок’рат и Эуотоосик в основном составе, десяток-другой моих учеников в качестве носильщиков подарков и погонщиков верблюдов, ну и воинов пять-шесть для охраны и престижу.

Ставку делаем не на силу, а на хитроумие и необычность. Иратуг все-таки не самое последнее Царство в этих краях, и может выставить раз в десять больше бойцов, чем ирокезы, так что биться с ним лоб в лоб для нас бессмысленно. А значит, надо действовать, а вернее заставить врага действовать по принципу, — «видишь психа, — отойди!».

Когда к Вам заявляются аж два странного вида Шамана, да еще и, (жуткая экзотика) в сопровождении ручного аиотеека, это несколько нервирует и сбивает с толку. Заставляет проявлять излишнюю осторожность, или наоборот, — делать необдуманные шаги.

Как там говорил кто-то из великих? — «Удивить, — значит победить». Вот мы и будем удивлять всех возможных политических противников до усрачки и нервного заикания, вовсю используя и мою личную зловещую репутацию, так и репутацию непобедимого и ужасно крутого племени ирокезов.

…А реальную «крутость и непобедимость», мы оставим на самый крайний случай, как дополнительный аргумент, и страховку, что в случае если нас испугаются слишком сильно и все-таки убьют, (что сомнительно), — за нас будет кому жестоко отомстить. — Короче, — красивая и очень логичная комбинация, позволяющая творить безобразия и фулюганства прячась за угрозой «позвать старшОго братца», который порвет всех моих обидчиков как тузик грелку.

Как изящно и мило было все задумано, — не отвлекая большие массы воинов от повседневного труда, обойтись малыми силами, в то же время, как бы опираясь на воинскую силу племени ирокезов.

Запугивать туманными обещаниями, вместо того чтобы приволочь с собой толпу вояк, которые будут вести себя шумно, бахвалиться и корчить из себя не пойми кого, что в результате неизменно настроит жителей Иратуга против нас.

Но Лга’нхи моя стратегия не понравилась. В основном тем, что в ней не нашлось места для него. — То ли опять на подвиги дурачину потянуло, то ли он решил что без него не справятся. …Я даже допускаю вариант что он за меня волновался. (Ага. — Как продавать брата в мужья какой-то неизвестной бабе за кинжал и тряпки для своих жен, так рука не дрогнула, а как на великие дела одного отпустить, — сразу нервишки играют). …Но короче он мне всю обедню испортил, заявив что обязательно пойдет со мной.

Уж я его и уговаривал, и все расклады на пальцах объяснял… едва ли балет не станцевал на тему что он гораздо полезнее будет тут, и для меня и для племени. — Стоеросина уперся и слушать доводы разума отказался наотрез.

Короче, — произошла безобразнейшая сцена, да еще и на Совете, на глазах у всего племени. — Мы с Лга’нхи орали друг на дружку брызгая слюной, и едва не устроили драку. По крайней мере, — я точно был на грани того чтобы наброситься на брательника с кулаками, пусть даже единственная светлая перспектива что светила мне в это драке, — было заслуженно огрести по шее.

Чтобы не доводить до подобного позорища, мне пришлось, бормоча в гневе таинственные волшебные заклинания на «особом» языке, демонстративно плюнуть в костер, и гордо удалиться в свой шатер, наорав по дороге на какую-то бабу и пнув одного из разлегшихся на пороге шатра Щенков.

Вот с тех пор, а было это уже почти десять дней назад, мы с ним и словом не обмолвились. Более того, — и в Иратуг, фактически шли двумя отдельными отрядами.

…Поскольку на Совете так и не смогли ни о чем договориться, — я молча и гордо отобрал выделенные чуть раньше подарки, увел из стада пяток верблюдов, собрал своих учеников, и как и было договорено, ровно через три дня после Совета, отправился в путь. Но не успели мы пройти и с десяток километров, как нас нагнал Лга’нхи со своей персональной диверсионной оикия, и так же молча и демонстративно начал нарезать круги вокруг нас. Хотя даже такому идиоту как мой брат, должно было быть понятно, что на территории между озером Дебила и Олидикой, в необходимости такой бдительной охраны не было никакого смысла. Так что это он мне, вроде как пытался таким макаром указать мое место. Типа я, — стадо баранов и баб, за которыми надо присматривать и охранять!

Так мы с тех пор и двигались. — Он со своей диверсионной оикия впереди и вокруг нас. А я с бот’аниками, верблюдами и бандой студентов нагруженных подарками, — гордо перся сам по себе, будто бы и не замечая сопровождающих нас лиц.

Настроение было паршивое, и хотя вокруг уже активно «травка зеленела, солнышко блестело», — в душе моей царила хмурая и унылая осень. И думаю эта атмосфера передавалась и всем остальным участникам экспедиции. Почти не звучало обычных шуточек и разговорчиков. Никто не пел баллад у вечерних костров, и вообще, казалось что все мы боимся лишний раз рот раскрыть, чтобы не подбросить дополнительного топлива в костер тлеющей ссоры.

И конечно, — больше всего от этой ситуации, (ну кроме меня естественно), страдала молодежь. — Для них Лга’нхи и я были Героями, и едва ли не воплощением богов на земле. Причем всегда выступавшие заодно, и поддерживающих друг друга во всем, и в битве и на совете. Что означало что там где мы, там «хорошо и правильно».

А теперь в «божественном дуэте» наметился колоссальный разлад, и это вводило их почти в священный трепет и испуг. Они перестали доставать меня бесконечными вопросами, а на стоянках слушали мои лекции о Законе с подчеркнутой внимательностью. Но что-то мне подсказывало, что мысли их при этом, витают где-то далеко.

…Вот в таком настроении мы и вошли в славную, и почти уже родную Олидику. …Ну по крайней мере, — благодаря олидиканским бабам у нас тут было столько родни, что уж чужими мы тут точно не были.

Соответственно нас и приняли как близкую родню. — Даже войско и разведку не выслали навстречу, соблюдая этикет, чтобы обозначить «наличие зубов» у себя и уважить гостей подозрениями, типа «мы вас опасаемся», как это сделали бы для представителей любого другого соседнего царства. (Гонца, предупредить что идем, мы выслали заранее).

Вместо этого, когда мы уже подходили к Крепости, навстречу нам вышли Ортай с Мсоем и несколько знакомых по пьянкам во дворце Мордуя рож. — Обхлопали нас по плечам, наговорили разных приятных слов, и сопроводили в свою столицу. А там, — нас уже встречала толпа олидиканской общественности, и почти сразу большая часть нашего отряда, что молодые что матерые, была «взята в плен» дальней и ближней родней, и отконвоирована по домам. — Мужикам предстояла нелегкая задача выдержать напор гостеприимства, и обмена новостями про то как «у троюродного дедушки второй жены племянницы твоего шурина, коза пятерых козлят принесла. А второй брат, четырехюродного племянника, на охоте ногу сломал». И прочие немудреные, но страшно важные новости про состояние дела в Роде, которыми так любят обмениваться патриархальные сельские жители во все времена.

Мы же с Лга’нхи, бот’аниками и парочкой, не имеющих в Олидике родственников студентов, пошли на старый двор Осакат, типа передохнуть и дождаться приглашения во Дворец, на пир.

…Дождались. Пошли. — Выдержали долгую процедуру обмена приветствиями, взаимными осведомлениями о состоянии здоровья, и вытекающего отсюда светского трепа, по большей части состоящего все из тех же «патриархально-деревенских» рассказов про окоты козы троюродного дедушки, и роды восьмой племянницы десятиюродной бабушки.

Еще более долгой, но все же чуть более занимательной процедурой стал обмен подарками, как обычно превращенный в главное Шоу дня.

Хотя подходящее настроение отсутствовало напрочь, — пришлось соревноваться с Ортаем в расхваливании подарков и лиц их получающих. …Учитывая, что я по старой московской привычке, не имея перед глазами паспорта и личного дела клиента, с трудом мог вспомнить его заслуги, — Ортай уделал меня всухую.

Да и подарки, что могли позволить себе ирокезы, были все-таки далеки по качеству и цене от богатых олидиканских. — Мы, в основном делились кой-каким барахлишком, добытым нами при разграблении аиотееков, (не бронзу же собственного изготовления, дарить богатым на этот металл олидиканцам). Но поскольку ребята Мсоя так же принесли с поля боя богатую добычу, — удивить местных аиотеекским оружием, тканями или поделками было сложно. А красиво исполненный лично мной список Закона, конечно смотрелся вполне себе таинственно и солидно, однако компенсировать нашу «бедность», явно не мог. — Короче, как обычно мы оказались на положении бедных родственников.

…Впрочем, — Мордуя и местную знать это скорее порадовало. — Сильных и крутых соседей, пусть даже и состоящих с тобой в родстве, никто не любит. Куда приятнее показать зарвавшимся, пусть и реально крутым воякам, что не все решается с помощью копья и грубой силы. И что не столь громко заявившая о себе на ратном поприще Олидика, зато может похвастаться куда большими успехами в изготовлении разных вещей и собирании богатств. …Мне это можно было не объяснять, — я всегда знал что война убыточна.

Да уж, — наши дорогие родственнички, кажется весьма неплохо поднялись на изготовлении предложенных мной новинок. Продавая их в том числе и нам.

Отсюда вывод, — надо укреплять и развивать производство! — …Жаль что мы с Лга’нхи сейчас не разговариваем, а то как бы хорошо было потыкать ему в глаза этим фактом.

— Еще раз хочу сказать тебе Великий Царь Царей Мордуй, которого мы почитаем как своего двоюродного дядюшку, ибо он и есть такой по нашей приемной сестре Осакат, что чрезвычайно рад, видя тебя таким же здоровым и могучим, как Гора на которой стоит твоя Крепость. И так же рад узнать о благополучии и здоровье всех твоих жен, детей и внуков.

…Когда первые две части марлезонского балета, сиречь, — пьянки по поводу прихода дорогих гостей были сыграны, на что ушло аж два дня, мы наконец уединились в тесном кружке единомыслящих прохиндеев, дабы поговорить серьезно.

— Я так же рад видеть в добром здравии Великого Вождя Лга’нхи и тебя Великий Шаман Дебил, вполне здравыми и благополучными. — Довольно жмурясь, приятно удивленный сравнением себя с горой, ответил Мордуй. (Подозреваю что скоро эта метафора войдет в официальное титулование). — И рад что твой язык, столь же быстр и неотразим, как и Волшебный Меч твоего Вождя, воспетый в былинах.

…Однако, мне показалось, или некая трещина пробежала по вашей дружбе, бывшей ранее крепкой как бронзовый клинок? Кажется я не слышал чтобы вы обменялись за все время вашего пребывания в моем доме, хотя бы одним словом! — Этот вопрос был уже задан на полном серьезе, и пытливый взгляд Царя Царей ясно давал понять что он ждет столь же серьезного и честного ответа.

— Не беспокойся Царь Царей Мордуй. — Ответил я, столь же серьезно и прямо глядя ему в глаза. — У нас с братом возникли разногласия, но это не меняет сути того что мы родня, и всегда будем биться плечом к плечу с общим врагом.

— Дебил правду говорит. — Так же счел свои долгом буркнуть, по прежнему глядя на меня исподлобья Лга’нхи. — Каждый кто тронет Дебила, отведает моего копья. …А он сам, отведает от меня оплеух, если не научится слушаться Вождя.

— Это пустяки. — Поспешил я успокоить, удивленно взметнувшего брови вверх Мордуя. — Враги у нас по-прежнему общие, мы лишь расходимся в методах воздействия, которые следует к ним применять.

— Но разве вернулись аиотееки? — Опять вскинулся Мордуй. — Или какой-то новый народ потревожил покой племени ирокезов?

— …А как здоровье нашего дорогого друга и будущего родственника, Царя Царей Великого Иратуга Мокосая? — Поспешно спросил я, перебивая открывшего было для ответа рот, Лга’нхи, пока тот не начал резать направо и налево правду-матку. — Дипломатия, это все-таки стихия намеков и полутонов, и даже союзникам нельзя сообщать открытым текстом о своих намерениях или подозрениях, всегда оставляя для себя лазейку чтобы отнекаться и пространство для маневра, дабы увильнуть в сторону.

— Насколько я слышал, — опять усмехнулся, и даже вроде как подмигнул мне Мордуй. — Он еще не вполне оправился от своих ран. И это заставляет сильно волноваться его подданных.

Так-так, — значит мои подозрения были абсолютно обоснованными, и Мокосай и впрямь оказался в полной заднице.

— Хм… И насколько сильны эти волнения? — Многозначительно подмигивая в ответ, спросил я.

— Ну, я слышал будто некие люди, состоящие в близком родстве с покойным Виксаем, начали поговаривать что Мокосай слишком слаб чтобы править страной, и стоит облегчить ему жизнь, разделив с ним это тяжкий груз забот.

— И много ли таких «поговаривающих»? — Осведомился я.

Дальше пошла долгая и нудная игра в слова. У Мордуя явно была какая-то информация о творящихся в Иратуге делах, но он не собирался ее нам выкладывать, пока не выведает как можно больше о наших намерениях.

Как я понял, — его, очередная братоубийственная распря у соседей вполне устраивала. И вовсе не потому что он был таким редкостным гадом и разжигателем войны. — Просто Олидика сейчас, после долгой осады аиотееками, и множества убитых в Битве у Озера, воинов, была довольно слаба, и потому могла показаться соседям лакомым кусочком. — Как мне уже давным-давно поведала Осакат, — само слово «Олидика» означало черный камень, из которого добывают олово. И в недрах горы на которой стояла Крепость, были залежи этой руды, которую едва ли не с поверхности откалывали.

Да и плюс к тому, как мне объяснили коллеги-шаманы, — руда эта была очень богата и легко переплавлялась в металл. Было в Олидике и еще несколько мест, где так же легко добывалась столь же качественная руда. — Отчего, у меня признаться давно уже появились подозрения, что Олидика как раз и образовалась как сообщество людей умеющих добывать руду и плавить олово. Так сказать, — объединение по профессиональному признаку. — Несколько племен рудокопов связанные общим трудом и общим знанием, скорешились вместе, дабы противостоять неумехам-соседям.

Возможно это и не так, — но тогда как объяснить что почти все запасы этой руды оказались сконцентрированы в одном царстве?

Короче, — я сам предупреждал Мордуя еще в самую первую нашу встречу, во время своего «спецгадания», — что имеющиеся тут запасы олова, — слишком лакомый кусочек для любого захватчика. — Войны за полезные ископаемые, это отнюдь не изобретение поздних эпох.

Конечно захватывать всю страну Иратуг не станет, — дороже обойдется. Но вот на то чтобы отхватить несколько лежащих на границе рудников и стратегически важных речек и долин, — тамошние жители вполне могут позариться.

А тут Олидике достаточно только утратить монополию на качественную и легко добываемую оловянную руду, чтобы сразу понести колоссальные убытки. — Цены сразу упадут, и поток ништяков резко уменьшится. — Мордуй это прекрасно понимал и оттого искренне желал соседу оставаться слабым и раздробленным гражданской войной. И потому, в деле помощи Мокосаю и установления крепкой царской власти в Иратуге, он был нам не помощник.

Но с другой стороны, — Мордуй прекрасно понимал расклады, — степень вовлеченности Леокая, и степень его влияния как на нас так и на Иратуг, так что откровенно отказать хоть в какой-то помощи нам, не мог.

Тем более что мы родня.

Тем более что мы очень полезная родня, да к тому же и ближние соседи, готовые в случае чего, придти ему на помощь… ну вот хотя бы против того же Иратуга.

Тем более что мы были родня и соседи, с которыми лучше не ссориться, дабы не оказаться меж нами и Иратугом, как меж двух огней.

Потому-то Мордуй и торговался вовсю, пытаясь заручиться какими-то гарантиями, и сделав максимально возможный минимум, — получить максимум ништяков.

Увы, но все упиралось в наши в Лга’нхи возможности хоть что-то ему надежно гарантировать. — Даже мы не знали, что может взбрести в голову Мокосаю. — Иногда маленькая победоносная война, это самый легкий способ упрочить свою власть и уменьшить противостояние в обществе. (Признаюсь, — я рассматривал подобный вариант, в своих абстрактных рассуждениях о способах помощи будущему шурину).

Но и прямо сказать о своем бессилии мы не могли. — Все-таки я был Великий Шаман, а мой брат, — еще более Великий Герой.

А на утро, ноги словно бы сами понесли меня в мастерские, где я весьма надеялся встретить старых приятелей и вволю наболтаться на специфические профессиональные темы.

Во-первых, — только там я наиболее удачно совмещаю приятное с полезным. — То есть навожу контакты с местными, плюс блистаю в дисциплинах, в которых реально разбираюсь. Ведь что на войне, что на охоте, что в медицине и даже камлании, — я полный профан и прекрасно это сознаю. А в мастерских я могу быть специалистом без всякого обмана, и этот отдых от бесконечного вранья, позволяет мне отдохнуть душой от всех моих жизненных заморочек.

Ну а во-вторых, — надо срочно спрятаться от очередного пира и общения с Мордуем. Я уже не двадцатилетний юноша, чтобы пить и жрать несколько дней подряд, без суровых последствий для своего организма. А что-то мне подсказывает, что старый прохиндей Мордуй решил взять меня измором. …Или точное «зажором», изматывая мой организм постоянными пьянками и болтовней, пока я не выложу ему все мои планы, (он все еще что-то подозревает), и не соглашусь на его условия.

А в мастерских он меня хрен достанет. — Шаман пошел общаться с собратьями шаманами. Такое должен уважать даже Царь Царей.

Так что даже не позавтракав, я высвистав своих студентов, (тех которые смогли вырваться из-под опеки родни), и двинул в знакомую сторонку, в предвкушении прекрасного времяпрепровождении. И не прогадал!

В мастерских нас встретило необычное оживление, и десяток выжидательно смотрящих глаз. — Кучка мастеров, так же с утра пораньше сидела под навесом мастерской Ундая, и вертела в руках набор инструментов ирокезского производства, что я преподнес Царю Царей Мокосаю еще позавчера на пиру, внимательно изучая новинку.

— Наверняка сволочи уже готовы скопировать и начать клепать сотнями штук, как всегда демонстративно делая вид что и не слышали про авторское право. — С некоторой грустью подумал я. И на какие-то бесконечно долгие мгновения, моя душа стала полем битвы между распустившим хвост павлином, желающим похвастаться своими «изобретениями», и жабы, затыкающей павлину рот, и требующей предоплату за каждое произнесенное слово.

Эти мучительные доли секунды битва шла не на жизнь, а на смерть, но как обычно это и бывает у дураков и лопухов вроде меня, — павлин заклевал жабу, — желание хвастаться победило здравый смысл и разумную жадность.

«… Так ведь инструменты штука специфическая, — спрос на них пока еще весьма умеренный, и потому, на этом ограблении наивного парня Дебила, — олидиканские хитрованы особо не наживутся». — Под этими словами я захоронил бренные останки безвременно ушедшей рачительной жабы, — и немедленно распустив павлиний хвост, включился в бурный процесс обсуждения, демонстрируя возможности новых перок, пилы, или объясняя преимущества коловорота перед лучковой дрелью. Попутно выдавая все тайны и особенности изготовления новых инструментов, вроде правильного совмещения на одной оси ручки и рабочей части коловорота, заточки перок и стамесок, или изготовления клещей.

…Да, знаю, как это глупо было даже просто приносить свои изобретению в Олидику, и дарить их Мордую, прекрасно понимая как быстро они окажутся в загребущих лапках этих ушлых ребят… — По всем правилам корпоративной жадности, — мое ноу-хау надо было заныкать в дальний угол, приставить к нему охрану и внимательно бдить чтобы никто даже не пронюхал про секретные разработки тайных ирокезских НИИ. — «Так какого хрена?» — спросите вы меня.

А куда деваться? — Грустно разведу я руками в ответ. — Если я и впрямь желаю прогрессорствовать, в надежде хоть как-то облегчить свою жизнь и жизнь окружающих меня людей, то промышленная база мне понадобится по-любому. — А у нас в степях и на побережьях, — о ней можно только мечтать.

Увы, но все ирокезианское производство, по сравнению с олидиканским, — пока что не более чем мастерская по ремонту велосипедов где-нибудь в глухой африканской стране, рядом с крутым европейским автомобильным концерном. — Нету у нас ни подходящих производственных мощностей, ни кадров, ни ресурсов.

А значит, придется как-то корешиться с мастерскими ближайших соседей, на предмет совместной выгоды. А не заработав авторитета и не заинтересовав местных мастеров своими новинками, — о чем-то подобном я могу даже не мечтать.

Так что пусть крадут мои, украденные из грядущего века новинки. Пусть внедряют их в производство и в жизнь. — Оно конечно, — прогрессорствовать, хомяча ништяки исключительно в свой карман, — это светлая мечта любого попаданца. Проблема лишь в том, что у Мира есть свои планы и своя инерция. И чтобы сдвинуть тут хоть что-то, мне надо заручиться поддержкой тех кто оценит мои новшевства, и начнет внедрять их в жизнь по собственному желанию, а не из под палки.

Так что, — делясь идеями с коллегами-шаманами, свою выгоду я конечно упущу, но зато и то новое, что я принес в этот мир, не зачахнет и не умрет вместе со мной. Всяко лучше чем быть собакой на сене, и захомячив свои небогатые знания в норку, — хранить и оберегать их в ожидании когда на меня, неизвестно откуда свалится Щастье и возможности воплотить в жизнь все свои идеи.

…Да и не получится у меня эта секретность. — Все равно, не сегодня-завтра, — либо делегация олидиканких шаманов наведается в Мос’кву, либо я пришлю очередную партию молодняка сюда на обучение, — и все мои страшные тайны мгновенно расползутся по всему миру. Лучше уж я сам буду контролировать данный процесс, тогда может быть хотя бы сохраню авторство, что в данном случае, означает репутацию. А репутация, в этом, бедноватом на материальные блага, мире, — это тоже немалая ценность.

Но в общем-то, — моя откровенность не осталась неотплаченой. Во-первых, — стадо олидиканских павлинов, также провело экскурсию по своим владениям, познакомив меня со всеми новинками и достижениями своего народного хозяйства.

…Ну, — ничего особо революционного я, ясное дело не встретил. — Другое дело, что местные ребята, обладая знаниями, навыками, и главное, — материальной базой, о которой я мог только мечтать, — сумели отработать и довести до ума все новинки что я предлагал ранее. — Производство тачек например, — «изобретением» которых я был так горд в год строительства плотины, — тут уже было поставлено на широкий поток. Ведь если широкая и тяжеловесная повозка, (их кстати тоже делали, ставя на новые колеса), на горных дорогах не всегда подходящее средство передвижения. То ручная тачка может быть задействована даже на узких и вихляющих по горному склону тропинках.

Так что эти тачки уже возили и руду в мастерскую, и продукты с полей, и даже на дворе Дворца Мордуя, я видел парочку тачек. — Не знаю что возили на них там, — но ясно было, что данное средство передвижения получило немалую популярность.

А взять те же шлемы, — в них стало куда меньше склепываемых деталей, и они даже изменились внешне. — Надо признать, в лучшую сторону. — Пластины прикрывающие щеки например, приняли внешне не очень понятную вычурную форму. Зато сидели на голове как влитые и явно прикрывали куда большую площадь лица, чем прежний вариант.

…Тут нечему удивляться, — с легкой грустью подумал я. — Местные ребята делают шлемаки едва ли не по десятку в месяц, и могут позволить себе экспериментировать и доводить вещь до совершенства. — А у нас, при резком дефиците бронзы, приходится биться за каждое изделие… Обидно.

…Ну а во-вторых, — меня с учениками хорошенько накормили и напоили. Можно сказать что тут у нас состоялся очередной пир. Только вот пировать в этой компании мне было куда приятнее чем во Дворце. — Не надо ждать постоянного подвоха и контролировать каждое свое слово.

Возвращались домой уже почти в сумерках. Так что в доме нас встретил горящий очаг, за котором сидел Лга’нхи с Тов’хаем, Нит’кау, Бали’гхо, и моим бот’аниками. А перед ними, на почетном месте дорогого гостя, сидел какой-то невзрачного вида мужичок из местных, и что-то им там вещал.

Мужичка я этого в Крепости еще не видел, а поскольку население крепости было не так чтобы очень многочисленным, можно было предположить что пришел он в Крепость издалека. Да и видок у него, прямо скажем, был явно не столичного жителя, а далекого провинциала. …Трудно это объяснить, но мы коренные столичные жители, чувствуем подобные вещи даже в каменном веке.

— А так ента вон ты какой оказывается шаман Дебил! — Поприветствовал он меня, когда я зайдя в дом подсел в общий круг, желая понять с какой стати мои крутые ирокезы усадили какого-то деревенщину на почетное место, и слушают его треп с вежливым вниманием. — …Ай нехорошо… Нехорошо так вота поступать. — Даже соизволил погрозить мужичок мне пальцем. — Скока лет уже на сестрице-то моей женат, а так и не удосужился в гости придти, по-семейному значит родню навестить.

…Вот те хрень. — Похоже и у меня появилась в Олидике близкая родня, это помимо Мордуя и царского семейства. Только я ведь всегда считал что Улоскат моя что-то вроде сироты, поскольку родители ее вроде как назад не приняли, когда от нее первый муж отказался. …Да и судя по тому как она жила харчуясь «со стола Царя Царей», а также, в виду того что за все время нашего «брака» ни разу про родню не вспоминала, — сиротой она и была.

…Да видать сама родня вспомнила про нее когда Улоскат внезапно удачно вышла замуж и разбогатела. И что мне теперь прикажете с этим почтенным родственничком делать?

— …Да я все как-то больше в Олидике проездом бываю, — стараясь говорить холодно и сурово, однако внешне придерживаясь положенной вежливости, ответил я. — Так что некогда по гостям разъезжать. Занят был сильно.

— …Эх вы, городские. — пренебрежительно махнул рукой сей пейзанин. — Все-то вы спешите, все-то у вас наспех, не обстоятельно. Вот у нас…

Далее последовал абсолютно идиотский и бессмысленный рассказ о жизни в каком-то далеком, затерянном в горах поселке. Причем, судя по легко и без всяких объяснений упоминаемым именам и географическим названиям, — мужичок сей был искренне уверен что со знанием про эту его «Топкую долину», каждый уважающий себя человек должен родиться. И если ты не знаешь где расположено «…ну то дерево, в которое еще при деде моем молния ударила», или кто-такой «…Даксай, у которого еще две жены померли, и козу третью зиму как уже, тигр задрал», — твое образования явно не полно, кругозор узок, а мозги так вообще, — располагаются в жопе.

При этом, по мере рассказа у меня все более четко стало складываться ощущение что про все происходящее во внешнем мире события, вроде набегов аиотееков, Союзе и Великой Битве у Озера, мужичок имеет лишь весьма отдаленное представление, и не очень-то во все это верит.

— …Ну и послали значит меня сельчане сюда в Крепость. — Говорят дескать, — «раз ты Крайт теперь Мордую близкая родня, тебе с ним и разговор вести по-родственному».

Ну а я чо, — я для обчества всегда готовый, потому как кому еще идти как не мне? — У Фкстоя нога поранена, Маркай — едва два слова в год произнести может не вспотев от усердия. А Даксай вон, — от хозяйства своего отойти боится, потому как не детей у него не братьев нет, не на кого стадо оставить… Да и правду сказать, с тех пор как сестрица-то моя… Улоскат… жена твоя значит, нам последний раз подарки богатые прислала, вот с тех пор я от нее весточки-то и не слышал. Дай думаю схожу к Царю Царей Мордую, разузнаю как там оно чего… Опять же, слухи ходили что он у нее зерно в долг брал… Так может я тот долг и возьму?

…А во Дворце-то мне и говорят, что мол иди-ка ты на тот двор что вон за той вон оградой стоит. (этот значит). Тама как раз сейчас твойный шурин проживает. С ним мол и говори про подарки и Никсоя

Тут этот самый Крайт соизволил сделать паузу и уставился на меня чрезвычайно, (как ему самому казалось), хитрым взглядом. А я, воспрянув, от того что размеренно-занудный поток словоизвержений закончился, из состояния близкого к дреме, в которую он меня поверг, — постарался сообразить как мне реагировать на все это безобразие.

…Подарки дарить придется. — Без этого явно никак, — иначе ославят на все горы скрягой и неуважающим родственные связи. А это почище нарушения законов гостеприимства будет. Пусть даже этот Крайт мне и неприятен, а отнестись к нему придется как к дорогому родственнику. — Вон, тот же Лга’нхи не побрезговал же усадить эту деревенщину на почетное место дорого гостя, и не только потчует его нашими харчами, так еще и внимательно слушает эту унылую и бессмысленную болтовню. …Потому как он с ним тоже родня!

Со своей стороны я, чисто гипотетически, теперь всегда могу рассчитывать на теплое гостеприимство в Топкой Долине, тыщу бы лет ее не видеть.

Дела которые прислали решать этого новоявленного царского родственника, кажется касаются каких-то хозяйственных вопросов и ко мне не имеют ни малейшего отношения. Так что с этой стороны, — родич меня особо и не обременяет. …Да и вообще, тут пока еще не принято приезжать к богатому родственнику погостить на пару десятков лет, живя на полном его иждивении, да еще и регулярно попрекая за скаредность и жадность. Тут пока один человек, чисто физически не способен прокормить кучу народа. Так что если я даже и решу укрыться от мира в Топкой Долине, — на второй-третий день гостевания, мне сунут в руки мотыгу и отправят работать на поля.

А вот что этот мужичок болтал про какого-то там Никсоя?

— Хм… — Прервал я очередной, начатый Крайтом рассказ о чудесах его Топкой Долины. — Так что ты там решил с Никсоем?

— Так ведь эта… — Удивился моей непонятливости Крайт. — Сынишка-то мой, Никсой. — совсем уж взрослый-то стал. Вот хотел его к Царю Царей Мордую пристроить. Чтобы значить во Дворце у него жил, да ума разума набирался. Парнишка-то у меня рослый, крепкий, жрет что твой тигр. — Так его в воины бы хорошо пристроить. А то тут приходил к нам на побывку Фесокой, — троюродный брательник Маркая. Да таких дивных штучек привез, такие всей родне подарки надарил, что Маркай нос задрал так, что ходит спотыкается, потому как земли не видит… — Крайт даже сплюнул в костер от возмущения. — А мы ведь теперь чай Царю Царей родня, так что надо и нам, того……

…А Мордуй-то мне и сказал, что дескать, раз ты его двоюродный дядя, то дескать к тебе я идти и должен. А то мол, — Шаман Дебил и Великий Вождь Лга’нхи обидеться могут, коли я их родством пренебрегу.

— И где… хм… племянничек?

— Так щас позову, — засуетился Крайт, и зачем-то выскочив за ограду начал громко орать на всю Крепость, видимо призывая своего потомка.

…Вероятно парнишка, несмотря на еще раннюю весну, в чисто местной воспитательной манере, ночевки под крышей не удостоился, и был отправлен искать приюта за ограду. А может юный провинциал и сам, на радостях что вырвался из своего захолустья, побежал осматривать «столицу», рискуя нарваться на оплеухи всех встречных подростковых банд.

Орал в темноту Крайт наверно минут пятнадцать. Наконец ворота скрипнули, и перед нами предстал еще один дорогой родственник. — Ну что сказать? — вполне себе обычный местный подросток. — Худющий, всклокоченный, и оборванный, с вечно горящими голодными глазами, которые он сразу стал косить на деревянное блюдо-доску с остатками мяса. Ничего особо росло-богатырского я в нем не приметил. А что жрет как тигр, — так подростки все так жрут.

— Никсой значит… — Задумчиво глядя на парнишку спросил я… В голове забрезжила какая-то мысль, начала наклевываться некая кобминация, но ее еще хорошенько надо было продумать. — Хочешь воином быть?

— Хочу! — Радостно согласился он со мной, оживленно переступая ногами как молодой жеребенок, причем с каждым маленьким шажком оказывался все ближе и ближе к блюду с мясом.

…Хм… А глазки-то у парнишки живые такие, и хитрые. Причем хитрость не как у папаши, — дубово-деревенская, а какая-то бойкая и в хорошем смысле шкодливая. …Папаша-то возможно в детстве тоже таким был, а потом однообразная жизнь в глухой, даже по меркам этого времени, дыре, высушила всю бойкость и шкодливость живого детского ума, заставив окостенеть некогда подающий надежды мозг.

— А ты хоть знаешь кто мы такие? — Продолжил допрашивать я, пристально приглядывая за пареньком.

— Так ясное дело, — дядьки мои. — Великий Вождь Лга’нхи, и тетки Улоскат муж, — Великий Шаман Дебил. И все вы из племени ирокезов, которые бронзу лить не шиша не умеют, зато дерутся шибко хорошо! Это про вас по всем горам былины поют!

…А это дядька Лга’нхи, чего, — копье твое, то самое которым ты аиотееков бил?

Мы все невольно, проследив за направлением в которое тыкнул пальцем Никсой посмотрели на вышеуказанный предмет, который хоть и был теперь вполне привычным для ирокезов предметом, однако в глазах провинциального подростка вполне мог казаться удивительным чудом и редкостью. …Вот только я, краем глаза успел засечь как парнишка живо ухватил кусок мяса с блюда, и заныкал куда-то в свои лохмотья. — Бойкий мальчуган. И сообразительный. — Нам в семье такие нужны!

…Даже немного жалко делать его пешкой в той комбинации, что я собирался предложить Мордую.