А роковой час, тем временем приближался с неумолимостью цунами или падающего на землю астероида.

…Нет, я не про час извлечения «волшебного рога» из его могилы. Я про совсем-совсем другое.

…Вы ведь не забыли зачем я вообще притопал в Иратуг? — Не, не расследовать зловещие заговоры и спасать союзных царей. Это все так, — побочные мелочи. — Я приплелся сюда жениться!

То что мы торчали в Иратуге уже вторую неделю, а я еще даже мельком не успел глазом перемигнуться со своей будущей женой, в сущности было нормальным. Не то чтобы ее от меня прятали, просто бабий и мужской миры пересекаются не так чтобы очень часто. И если в деревенско-полевых условиях это «непересечение» как-то сглаживается отсутствием капитальных стен. То во Дворцах, с их четким разделением на приемные, гостевые и личные покои, можно проторчать черт знает сколько времени, но так и не познакомиться например с супругами Царя Царей.

Опять же, — их от меня никто не прятал. Просто место бабы, пусть она даже и царица, на кухне, в личных покоях или у ткацкого станка. А для того чтобы разносить еду на пирах, есть служанки из низших, или молодые кандидаты в воины, таким образом набирающиеся светских манер и приобретающие этакий лоск. …Мои студенты, например именно этим и занимались, что во дворце Мордуя, что Мокосая. — Пусть они и приобрели этой весной ирокез и настоящее копье с бронзовым наконечником, — но до полноценных пиров в компании взрослых воинов, пока еще не доросли.

Короче, — мальчики налево, девочки направо. Но вот сегодня, и то, в виде исключения, в виду высокого положения брачующихся сторон, устраивалось что-то вроде смотрин. Сиречь, — мне покажут невесту, перед тем как увести ее с глаз долой, совершить над ней кучу архиважных обрядов, а потом ритуально «убить». …Видать для того, чтобы когда я пойду искать свою «суженную», — смог опознать свою женушку, а не схватил бы первую попавшуюся девку.

Ну что вам сказать. — Врать не буду. Моментик-то весьма волнительный. Тут уж сколько не храбрись, сколько не делай безразличное лицо, а ведь это вроде как лотерея с миллиардным джек-потом. Нарвешься на какую-нибудь крокодилицу или законченную стерву, и придется мыкаться с ней, до скончания века. А обратно, учитывая высокое происхождение супружницы, обратно уже хрен отыграешь.

…В голове почему-то постоянно вертелась фраза из фильма «Тот самый Мюнхаузен». — «В своё время Сократ как-то мне сказал: „Женись непременно. Попадётся хорошая жена — станешь счастливым. Плохая — станешь философом“. Не знаю, что лучше.».

Увы, — на первое, зная свое везение, я как-то особо не надеялся, а философом становиться откровенно не хотелось. …У меня и так поводов стать философом предостаточно.

Так что сидя на почетном месте жениха, по правую руку от Мокосая, я признаюсь честно, малость подрагивал, и возможно даже чересчур налегал на пиво, мучительно гадая какую очередную свинью, собирается мне подложить моя разнесчастная жизнь, и молясь своему божку, приглядывающему за дураками.

И вот, (барабанная дробь), долгожданный момент настал. Из личных царских покоев торжественно вывели невесту, и весь зал восхищенно ахнул!

…Я не ахал.

… Я смотрел на Это с большим недоумением, и чувствовал себя ребенком, которому в фантик от конфеты, завернули камешек.

…Они то ахали, потому что увидали красу неописуемую, а вот я ее не разглядел.

…Потому как в представлении моих друзей-дикарей, — красота, это многочисленные драпировки шелковых тканей, поверх которых густо навешаны металлические цепочки, висюльки и хреньки, а также полированные камешки и даже стекляшки, пополам с меховыми хвостами и перьями.

Как я понял, на мою невестушку навесили все ее приданное разом, и это богатство конечно очень впечатляюще сияло и блестело, однако полностью скрыло от меня не только фигуру, но и лицо Мокосаевой сестрицы. …Зато почему-то рождало в голове образ навьюченного товарами верблюда. — Облом полный.

Все что я успел разглядеть, это торчащий из какой-то состоящей из цепочек вуали, кончик носа, и кажется, — горящие ненавистью где-то в глубине, глаза.

…Возможно правда насчет ненависти мне и показалось. Но особо разглядывать и уточнять мне не дали. — Товар предъявлен? Вопросы есть? (…Но-но. — Руками щупать только после свадьбы!). …Вопросов нет. — Сделка состоялась!

Бабу с возу… В смысле, — обратно в покои в руки жрецов. — Мужики продолжают пить пиво, и делиться впечатлениями «…как я того барана-то копьем…»

А я сидел и лупал глазами, размышляя насколько кот в мешке, отличается от кота в блестящем мешке. …Кажется я уже начал становиться философом.

Наутро, привычно болела голова, а брюхо ныло от вчерашнего пережора и обилия пива. Нет, все-таки Лга’нхи в чем-то прав, — молоко лучше. Молоко, простая пища, здоровый образ жизни на свежем воздухе, полезные физические упражнения… жены, не являющиеся предметом мечтаний скупщика цветных металлов. Простая незамысловатая жизнь без интриг и всяческих расследований… Короче. — На волю! В пампасы!

Хренушки! — Приходится торчать в этих душных дворцах и копаться в этих затхлых вонючих интригах…

…И ведь ни одна сволочь потом не оценит то что ты делаешь. — «Подумаешь». — Скажут они. — «Измучился бедолага, на пирах-то гуляючи, пока мы тут на полях вкалывали да скотину пасли». Да. — Не ценят! Совсем не ценят обычные люди наши, государственных людей, мучительные труды…

В общем, из всего вышесказанного, было нетрудно понять что похмелье меня мучило тяжкое, а настроение было на редкость паршивое.

Раздражало буквально все, — от свежей сияющей и самодовольной хари Лга’нхи, который опять умудрился соблюсти умеренность за столом, и до хитро…глазых и нетерпеливых рож моих учеников, заявившихся с утра пораньше чтобы попинать меня ногами, и явно страстно мечтающих мне что-то рассказать.

Пинать конечно не в буквальном смысле, (им только волю дай), а в том плане, что как раз сегодня подходит срок доставать волшебный рог. И если отправиться в путь с утра пораньше, то как раз дня хватит чтобы дотопать до той горы. — Так что вставай Дебил, — труба зовет! Экстремально-похмельный альпинизм. Блин!

А еще по всему видать, что у них в загашнике томится и жжотся какая-то инфа, которую они с нетерпением мечтают мне поведать. Только вот тут, во Дворце, о таких вещах лучше не говорить. …И не потому что тут даже стены имеют уши. А потому что местные внутренние перегородки, сделанные из каких-то корявых досок, кажется состоят из одних только дыр и щелей, лишь задрапированных плотной, аляповатой расцветки тканью или шкурами, и хрен угадаешь, чьи уши могут совершенно случайно торчать за ближайшей стенкой. (…Дворцестроители хреновы, кирпич им тут что-ли изобрести?). Так что я, стоило мне только оценить (на слух) эти хилые перегородки, сразу поставил своим ученикам условие, что все архиважные переговоры ведем только на свежем воздухе, где можно более-менее точно отследить что нас никто не подслушивает. Вот они сейчас и пытаются, деликатными тычками и пенделями, вытолкать меня хотя бы во двор, чтобы что-то такое поведать.

А посему, — сколько не ворчи, сколько не ругайся на местные строительные технологии, но вылезать из мягкой кроватки все равно придется. Тут отмазки от работы, по состоянию здоровья, не прокатывают. Да и опасно, — могут добить чтоб не мучился, коли уж ты настолько плох, что даже работать не можешь.

Короче, встал, оделся, вышел во двор, напился, под сочувствующими взглядами окружающих, простокваши, и побрел, еле переставляя ноги по дороге из города, а верные ученики и дружная парочка Тов’хай и Нит’кау, отправились со мной, типа за компанию, ну и приглядеть, чтобы кто не обидел их свирепого и ужасного во гневе Шамана.

Пока дорожка шла под гору, все еще было ничего. А вот когда она начала под гору проваливаться, а потом носиться по ней бешенным серпантином… В общем, пока я спускался с горы-крепости, с меня десять потов сошло, а разок даже и проблевался.

Так что едва мы дошли до деревеньки под горой, (кстати той самой, в которой проживал лазутчик сил зла Гдак, — я предложил устроить привал, возражать мне никто не стал. — Слава богу, сопливых юнцов в моем окружении сейчас не было, а ученики и воины, примерно догадывались, каково приходится на утро, ежели накануне чересчур глубоко «проникнешь в мир духов».

Правда кругом сразу замелькали любопытные деревенские рожи, для которых небось мое появление в их убогой деревеньке, это как сольный концерт Пугачевой, в Доме Культуры какого-нибудь Краснозанюхинска, да еще и в компании с настоящими ирокезами, настоящим аиотееком, и еще каким-то настоящим мужичком неясного предназначения. (Это я Гок’рата имею в виду). …Ну в смысле, со всеми этими персонажами конечно не Пугачева должна была выступать, а выступал я. То есть плюс к легендарному Шаману, так еще и экзотичные ирокезы, да еще и Главный Ужас последних сезонов, — аиотеек! Ну очень любопытственно и занимательно. Аншлаг был полный. Ведь коли не успеешь, хоть мельком бросить взгляд на опухшую с бодуна рожу Великого и Ужасного, обессилено привалившегося к каменной ограде, — о чем потом будет потомкам рассказывать? Сенсациями-то небось, местная жизнь не блещет.

Так я и сидел, вновь прихлебывая раздобытую кем-то из учеников простоквашу, как вдруг передо мной мелькнула знакомая физиономия, почему-то сразу заставившая меня насторожиться.

Где-то я этого мужика уже видел. …И что характерно, явно не в Иратуге. Да и вид у него какой-то не совсем иратугский. Эти горцы хоть и не наносят на рожу опознавательных шрамов (дикари-с), однако в элементах одежды можно уловить какую-то особенность, присущую каждому царству. …И зуб даю, — этот мужичок, судя по крою его одежды и вышивке, явно из улотских будет. …А видел я его, не где-нибудь, а в Олидике. Ага. — как раз у прошлом годе, когда туда пожаловал Царь Царей Улота, и наш добрый дедушка по совместительству, — Леокай. И вот как раз этот мужичок, был в его свите. …Отнюдь не на первых ролях, но точно был.

Тяжело опираясь на протазан, я оторвал задницу от камня на котором сидел, и пошатываясь направился к заинтересовавшему меня гражданину Улота, который заметив что я обратил на него внимания, не попытался нырнуть обратно в свой домишко, как это делали деревенские, а остался спокойно ждать на месте, благожелательно лыбясь мне прямо в лицо.

— Здравствуй уважаемый мне-мне-мне… (пожевал я губами, делая вид что хотел назвать его имя, которое я конечно же помню, (местные таких вещей не забывают), да залетевшая в рот мошка мне помешала). — Тьфу… Как я рад тебя видеть, хоть и не могу сказать что не удивлен встретить тебя тут.

Моя интонация, ясно давала понять, что в конце предложения я мысленно поставил около полусотни вопросительных знаков, и настойчиво жду ответа.

— И я рад встретить тебя Великий Шаман Дебил, на своем пути. — Спокойно так отвечает мне мужик, даже не делая попыток обделаться от страха, или хотя бы испуганно вздрогнуть, от того что столь величественная персона соблаговолила обратить на него внимание. Зато сходу нашел возможность перевести стрелки со своей персоны на мою. — Слышал что ты скоро породнишься с Царем Царей Мокосаем?

— Угу. — Буркнул я. Явно давая понять что не желаю вдаваться в подробности предстоящей свадьбы. — Но какими судьбами оказался тут ты?

— А чему удивляться-то? — Высоко поднял брови мужик. — Я же у Царя Царей Леокая с торговыми караванами хожу. Вот, направлялись в Оглику, да подзадержались в Иратуге, до тех пор пока перевалы от снега не очистятся.

— Хм… А разве уже не…

— Да понятное дело, — весна! — Согласился со мной, даже не дав договорить мужичок, и весьма словоохотливо продолжил. — Обычно-то мы специально еще по осени сюда приходим. Часть товара оставляем тут вот, на попечении Царя Царей Мокосая. А с остальным идем в Олидику. Бронзу там, да теперь вот зерно берем. Хотя раньше-то больше шкуры бычьи да шерсть, которую они в Степи выменивали, брали. Да только теперь, степняков-то всех, почитай либо аиотееки перебили, либо ушли они куда-то далеко. …Ну в смысле, — те который ирокезами не стали. А вы-то кстати, шкурами да шерстью торговать не собираетесь? …Нет? — Ну значит нет.

…Потом сюда возвращаемся, пока перевалы не завалило. И тут уж зиму стоим, заодно и с Иратугом подторговывая, шелк да камни на ткани местные да козлиные шкуры и сушеное мясо выменивая. Ну а как только перевалы открываются так сразу дальше на север идем, потому как что в Спате, что Тиабаге, что в Оглике после зимы жрать нечего и они все зерно что мы тут да в Олидике выменяли, очень хорошо берут. А у них там дерево такое растет, которое мы аж в Вал’аклаву возим, очень уж оно пахучее. А еще…

…Мужик продолжал радостно болтать, «забыв» ответить мне на вопрос что же именно так подзадержало его в этих краях. И вот как раз эта словоохотливость его-то и подвела. Ну и то как он вообще держался.

Хотя конечно, — держался то он вполне нормально. Тут пока еще даже перед Царям Царей падать ниц не принято, и даже любой «низший» может тыкать тому же Леокаю, и говорить с ним почти на равных. Да и я, чего уж там говорить, еще далеко не Царь Царей. …Но и не хрен с горы, какой-нибудь!

А все дело-то, как раз в этом самом «почти». — Этикет и всяческое там вежество, среди дикарей развито почище чем в каком-нибудь там Версале или Мадридском дворе. Нет, — пятьдесят поклонов и стодвадцать приседаний они не делают, языки мушек на лице и игр веером, тоже разработаны недостаточно детально. (Вероятно потому что ни мушек ни вееров, пока еще не изобрели). …Но вот зато старшинство и свое точное место на иерархической пирамиде, каждый чувствует прекрасно. …Потому как тут, такие вещи объясняют ударом кулака по роже, а то и копьем в брюхо.

Вот и этот мужик, — явно пытается прикинуться уровнем ниже чем есть на самом деле. — Говорит-то он со мной как равный, а вот держится… Как бы это сказать??? — Будто он эту ночь с моей женой провел!

Будто знает что-то такое, что ставит меня в дурацкое положение, но не хочет это показывать. — И все это так тонко и едва уловимо, что я даже поначалу подумал что это у меня похмельные глюки в башке играют.

Но потом вдруг голова начала работать, и выстроила некую цепочку. — Торговля, — это всегда и сопутствующий шпионаж! Неважно, — государственный, промышленный, или какой-нибудь там инсайдерский. — Но без информации «где-что-почем» и «кто-что замышляет», хорошую торговлю хрен выстроишь.

Опять же, (не надо путать как в Вал’аклаве с Окинтаем), — купец тут, это человек государственный. Потому как и экономика пока, в основном не частно-собственническая, а общеплеменная или общегосударственная.

А если прибавить сюда и то, как Леокай, в свое время говорил с этим мужиком, — уважительно и явно по делу, — вполне можно предположить, что казачек-то засланный, и вполне вероятно, занимает весьма высокую должность в Леокаевском «абвере».

И какого хрена от тут делает, если не брать в расчет его собственную версию о «подзадержались из-за снега»? — Два варианта, либо приглядывает за обстановкой по указке своего Царя Царей, что более чем вероятно, учитывая любопытство Леокая и жалобы-просьбы Мокосая.

Либо эту обстановку и направляет в нужное для Леокая русло.

…Вот только как давно он это делает, и на чью мельницу воду льет?

Не может ли так случиться, что проблемы Мокосая, это результат пакостей Леокая?

Зная дедушку, можно точно сказать, — Возможно ВСЕ! И даже было бы удивительно, если бы этот старый прохиндей, упустил бы момент половить рыбку в мутной водице. …Или, — взбаламутить водицу, чтобы половить рыбку. — Я еще помню, какой завзятый рыбак дедушка Леокай.

…Чё-то от таких мыслей даже похмелье отпустило. Вернее, — стало уже не до похмелья. Так что по быстрому завернув разговор с улотским штирлицем, — срочно отправился дальше.

Когда вышли из поселка, настало самое подходящее время чтобы обсудить с учениками некоторые аспекты предстоящей магии. А поскольку простым ирокезам слушать это было неинтересно, да и небезопасно, — мы немного отстали, и поплелись шагах в двадцати позади нашей охраны.

— Сработало, — чуть ли не хором возопили мои ученики, когда я дал им отмашку что наконец-то можно говорить.

— Ко мне подходили. — Выпалил Гок’рат, едва я тыкнул в него пальцем. (он тупо был ближе… к пальцу). — Спрашивали про тебя…

— А я, — подхватил Эуотоосик. — Все им выболтал, как мы и договаривались. И про этого Гдака…

— …И у меня они про него спрашивали… — Чуть ревниво вставил Гок’рат.

— Стоп. — Остановил я их треп. — Коллега Эуотоосик, — когда ты им «проговорился» про Гдака? …Понимаю что на пиру. Но когда именно, — до того как Эта вышла, или позже?

— Ну… Чуточку позже…

— А тебя? — Перевел я стрелки на Гок’рата.

— Да уже пожалуй, когда пир к концу подходил.

— Угу. — Значить услышали от тебя, и решили перепроверить. Вы им рассказали как договорено было?

— Ага. — Подтвердил Эуотоосик. — Ты шибко много камлал, и на шкуре выступили Знаки. …Ты конечно таился, но я вроде как уже успел научиться, и прочел имя Гдака.

— И я им, примерно тоже самое сказал. — Подхватил второй мой ученик. — Чего теперь делать-то будем?

— Думать будет. — пробормотал я. — А кто именно к вам подходил?

…Вот только не надо думать что я задействовал своих учеников только сейчас. Они и раньше вовсю работали. …Правда в основном, моими рекламными агентами, рассказывая всем желающим и нежелающим слушать, о том как я крут, ужасен и кошмарен. Как тяжко им жить под моим гнетом, особенно учитывая что я вижу на метр под землей, отслеживаю полеты птиц под облаками, и наказываю их за поступки, которые они еще даже не успели совершить. …Как при таких способностях я умудрялся затеряться в трех холмах, или не помнить имена всех своих соплеменников, даже для меня оставалось загадкой.

Короче, — ученики нагнетали напряжение, рисуя меня этаким всевидящем прозорливцем, для которого не существует тайн, ни на земле ни на небе.

Попутно они сообщали как шибко я стремлюсь породниться с Мокосаем, и что готов порвать любого, кто посмеет выступить против моего родственника. Приводя в качестве примера моих изуверств как реальные истории типо поединка с Бефаром и последующего заточения его в камень, так и абсолютно бредовые выдумки.

Идея всего этого была в том, чтобы у союзников наших врагов, и тех, кто еще раздумывает на чью сторону встать, появилось убеждение что с такой поддержкой как я и племя ирокезов, Мокосай обязательно выиграет в схватке с любым противником. А значит надо становиться на его, — «сильную сторону».

Учитывая что Эуотоосик делал это с позиции моего искреннего почитателя, а Гок’рат, — ненавистника, у противника не должно было возникнуть сомнения что все это правда.

…Чтобы понять кто расспрашивал моих учеников, мне пришлось залезть в свои записи, иначе я бы обязательно запутался в длинном перечне имен и родственных связей. В общем, по всему выходило что Эуотоосика расспрашивали Виксаичи, а Гок’рата — Шорбеичи. Рог выкрал человек Драхтовичей. Да еще и Леокаев шпион почему-то болтается прямо у меня под носом. Это же просто какая-то банка со скропионами.

Нет. — Я так не играю!

И вот, снова полночь. Та самая, роковая, назначенная для изъятия рога, полночь. Это своеобразный водораздел, — еще вчера все было смутно и непонятно, а сейчас колдовство сработает, и невинные вздохнут свободно, а злодеи издохнут в муках. …А я торчу чуть ли не в сутках ходьбы от священной горы.

…Ага, — затаился с учениками и ирокезами возле убогой хижины Гдака, и жду кто придет его убивать, либо наоборот, — спасать.

Спать совсем не хотелось. Ведь стоило нам отойти от деревни на более-менее приличное расстояние, — мы шмыгнули в ближайшую рощицу-лощину, и дрыхли там почти до самого вечера. А на вопрос моих спутников насчет рога, я лишь хитро усмехался, говоря что настоящий шаман, за настоящим колдовством, хрен знает куда не бегает. И коли будет на то воля духов, — Рог сам окажется в моих руках в нужное время.

Ирокезы с учениками только головой покачали, да языками поцокали, — Сомнений в крутизне своего шамана, они не испытывали ни малейших, вот разве что в здравомыслии…

Так что, как только начало темнеть, народ согнал скотину с пастбищ, мы вернулись в деревню, и как только стемнело, — плотненько обложили дом Гдака.

…Откровенно говоря это была моя последняя надежда как-то разрубить гордиев узел проблем, изловив супостата на живца. — Вся столица и окрестности знали что я пошел за Ответом. И раз я как-то увязывал отгадку с этим несчастным Гдаком, — кто-то да должен был на все это прореагировать.

Ведь наверняка, мои противники должны были жутко нервничать. — Ну как же, — сам Великий Шаман Дебил против них работает. — А ведь как он все точно угадал и про козу с обломанным рогом, и про мужика с двумя женами, и даже масть собаки молодого воина указал. — Все блин видит, все блин, знает. — Неужто нервишки, да не сыграют труса, и не заставят супостатов предпринять какие-нибудь опрометчивые шаги?

…Увы, ночь прошла тихо и спокойно.