Яркое, даже в первые утренние часы солнце, отражалось в бегущей воде, создавая иллюзию будто «Морской Гусь» окружен целым роем маленьких, весело и зло сверкающих солнышек, так и норовящих запустить тебе в глаз ехидным лучиком.

Где-то на западе, под самым берегом под покровом длинных утренних теней, еще прятались остатки утреннего тумана, а на востоке, от берега уже поднималось марево раскаленного воздуха, в котором начали плавиться очертания домишек и рощиц. — День намечался жарким, и чувствовалось что даже огромная река по которой мы плыли, не станет надежной защитой от этой жары.

Давненько я не плавал по таким рекам. — Эта, чем-то напоминала мне Волгу, — такая же широкая, неспешная… и пейзаж проплывающий мимо берегов чем-то походил на родную и великую реку моего времени и мира. — Такие же широкие степи, с вкраплениями рощиц, зарослями кустов, или еще какой-нибудь растительности. …Разве что пальм, кактусов, или деревьев очень на них похожих, куда больше, чем елок да берез.

Но главное сходство было конечно не в этом. — Та река что текла возле Вал’алкавы, в своих низовьях тоже шла через степи.

Однако на ней не было стольких следов пребывания людей, как на этой или на Волге. Иногда кажется, что эта Река, казалась даже более обжитой чем наша Волга. — Всякие суденышки, — от корабликов, не сильно уступающих нашему, до долбленых лодок, или плетеных из тростника плотиков, так и сновали вверх, вниз, и поперек, в обоих направлениях русла. Иногда способствуя взрывам матерного красноречия у Дор’чина, когда особо нахальный экземпляр, едва успевал вывернуться из под носа «Морского Гуся», или не впендюриться нам в борт.

А городки, деревеньки и поля-сады-огороды вдоль обоих берегов реки, кажется просто были нанизаны на реку, теснее чем бусы на нитку, даже не позволяя дикой природе вклиниться между собой. Да и не удивительно, — тут куда жарче, степи более сухие, и потому все живое тянется к воде как может. И естественно, в этой гонке человек оказывается впереди пусть и сильной, но неорганизованной природы.

«А куда мы плывем»? — Возможно возникнет законный вопрос в голове у читающего эти строки. — Ну тут скорее уместнее вопрос, — «…откуда».

Естественно, — подальше от Аоэрооэо! А если еще точнее, — от неприятностей, которые нас там поджидают.

— Надо бы нам того… — Сказал я на совете, состоявшемся сразу после пира-тризны.

— Угу. Согласился Лга’нхи. — Даже мохнатый тигр уходит с пути идущего стада.

— Во-во… — Подхватил я аналогию. — Чтобы потом пойти по следу и…

Все радостно и понятливо заулыбались, — они прекрасно знали и повадки «больших братьев» и их заклятых врагов, — мохнатых тигров. Так что мы понимали друг друга с полуслова.

— Видимо ты хочешь сказать. — Вмешался в наше «полусловное» общение мудрый дедок Догоситаак. — Что вам сейчас стоило бы куда-нибудь исчезнуть, чтобы не мозолить глаза разозлившимся на вас аиотеекам?

— Угу. — Подтвердил я правильность его предположений.

— …Тогда я не советовал бы тебе уходить в море. — Весьма категорично высказался дедок.

— Почему? — Удивился я. — Мы можем сплавать… ну допустим, к Оленьей Реке, отвезти нашего друга Тууивоасика к его родне. …Кажется это достойный повод для отлучки. А на обратном пути заехать в Храм. Думаю, за то время что мы будем отсутствовать, они уже немного успокоятся.

— …Они не пустят вас обратно. — Покачал головой Догоситаак. — И это в лучшем случае. А в худшем, — они подстерегут вас где-нибудь на побережье. …Я слышал, там не так много мест, где можно запастись водой. Там, у вас не будет защиты Храма. И никто не увидит как аиотееки нарушают законы Гостеприимства. …Вы конечно сильные воины. Но силу можно победить количеством.

— И что тогда ты предлагаешь? — Спросил я у него, даже не сомневаясь что в загашнике у этого скромного доисторического доктора, есть какое-то хитрое решение, максимально выгодное в первую очередь именно Храму.

— Вы можете сплавать в верх по реке, по просьбе Храма. — Хитро прищурившись ответил Догоситаак.

— И…??? — Намекнул я на подробности.

— Многие крестьяне, не могут придти в Храм и принести подношение Икаоитииоо, ибо слишком привязаны к своим участкам. Мы обычно идем к ним навстречу, и время от времени пускаем судно со жрецами, которые помогают крестьянам стать ближе к богам.

— И как долго нам работать этой… передвижной молельней? — С большим сомнением, и изрядно подпустив скепсиса в голос, спросил я, поскольку мне не слишком-то хотелось работать извозчиком на этих доисторических вымогателей.

— Мы совершим малый круг. — Успокоил меня дедок. — Две дюжины дней вверх по реке, и одна вниз. Зато на Реке никто не посмеет напасть на судно идущее под знаком Икаоитииоо.

— А что за груз? — Вмешался Дор’чин, с чисто профессиональным вопросом.

— Немного зерна… Немного масла… Иногда ткани, или шкуры животных. …Не бойся, сюда они влезут, потому что те кто не может придти в Храм сами, обычно не отягощены лишним добром. …Я вижу вам надо посоветоваться между собой. Так что ухожу, но надеюсь к полудню вы дадите мне ответ.

— А правильно ли это будет? — Задал неожиданный вопрос Лга’нхи, и видя что я не очень врубаюсь, пояснил. — Коли мы пойдем под руку Храма. То как потом сможем забрать оттуда наш Амулет? Не по правде это будет!

М-да. — Признаться тут была этакая неприятная моральная закавыка. Даже у меня такие мысли, насчет «правильности» мелькали, особенно когда я свел довольно тесное знакомство с некоторыми, не самыми худшими представителями Храма, но я их гнал как вредные для дела.

А для моих ребят, — все фишки, требующие переодевания и проходящие под именем чужого племени, — как я успел заметить, были чем-то вроде военной хитрости и разновидностью ведения боевых действий, а значит, даже законов Гостеприимства, это вроде как не нарушало. — Законы гостеприимства не распространяются на тех к кому ты подкрадываешься аки тать в нощи, чтобы зарезать или украсть скот.

А тут мы вроде уже и имя свое назвали, и помощь приняли, и даже под чужие знамена готовы встать. — Одно дело предать врага, и совсем другое, — того кому пообещал служить честно.

…И вот сейчас, все выжидательно смотрят на меня, и ждут когда Духи, посредством моего голоса вынесут вердикт этой непростой этической закавыке.

А я блин, даже не знаю что сказать. …Нет, вот честно. — С одной стороны, — решение, что предложил Догоситаак, оно и впрямь, близко к идеальному. — Мы проезжаем вдоль реки в компании жрецов, под их знаком солнышка. — …Понадобится ураган, чтобы снести подобную крышу.

Да и прокатиться, посмотреть чем живет этот берег моря. Чего хорошего еще можно отсюда упереть или позаимствовать… лишний раз приглядеться к аиотеекам, равно как и к их противникам, в, так сказать, — естественной среде обитания, — дело неплохое. Наверняка эти ребята знают и умеют многое из того, о чем нам еще только предстоит догадаться и научиться, как в области земледелия, так и ремесла. — Промышленный шпионаж, — дело полезное.

Но вот с другой стороны, — мы вроде бы теряем время. — Целый месяц болтаться неизвестно где, будто у меня в Мос’кве других дел нету

…Впрочем, — это я вру. — Время как раз терпит. — На нашем берегу моря, сейчас сезон зимних штормов. Да и тут бывает налетают разные шквалы-ураганы, хотя и не такие противные как у нас. Так что, если потратим месяц на путешествия по реке, а потом сходу грабанем Храм и рванем через море, — как раз успеем, через успокоившееся море, прямо к празднику Весны.

Но самое главное, — вот не лежала у меня душа к этому предприятию. Потому что я не понимал с какой стати Храму так о нас заботиться?

Да и чувствовалось, что отнюдь не все нам рассказал хитрый дедок Догоситаак, об этом деле. Есть у него в голове какая-то скрытая мысля и желание использовать нас втемную. — Уж больно быстро, а главное, — не советуясь со старшими, он предложил нам эту аферу. Словно бы знал что первоступенчатые деды не откажутся прикрыть своим авторитетом заморскую шпану вроде нас, даже если это вызовет проблемы с нынешними хозяевами этих земель, — аиотееками.

… И все это, ради чьих-то сомнительных снов, или исполнения мутного пророчества? — Сомнительно как-то.

Да и эти байки что нас не пустят обратно в город… — Да даже если и не пустят? — Что стоит пришвартоваться где-нибудь у прибрежных поселков, и придти в Храм пешком? Но чувствуется, что нас намеренно пытаются загнать в реку. А это подозрительно!

…И вообще, — это ведь я собирался использовать Храм втемную, а получается, — они используют нас? — Это не только подозрительно, но еще и как-то непорядочно!

Но вот чего он хочет? — Уничтожить нас, чтобы не сбылось пророчество? — Гораздо проще тогда было бы отдать нас аиотеекам, объяснив это электорату волей Икаоитииоо. — Уверен, против силы Храма и Аиотееков, никто бы тут и не посмел вякнуть, пусть это и нарушает хоть тысячу законов Гостеприимства.

А может, — натравить нас на аиотееков? Но какой смысл? — даже три десятка, архикрутейших вояк, это ничто по сравнению с массой степных всадников. — Насколько я успел узнать, — даже после того как пять мощных кланов-родов, перешли на наш континент, тут еще насчитывается четырнадцать крупных родов, и два десятка значительно более мелких. И если исходить из численности прежних Орд, — это должно быть пятьдесят-семьдесят тысяч воинов, не считая баб, стариков и детей. — Что им наши три десятка?

Хочет попугать строптивых данников неведомыми чудовищами, служащими Храму? — Тоже не похоже. — Даже если допустить мысль что простые крестьяне попрут против Икаоитииоо. — Чтобы разобраться с ними, храмовой мафии достаточно связи с местными преступными авторитетами… впрочем, числящимися тут, вполне уважаемыми людьми.

Так что получается, — единственное, для чего мы могли бы понадобиться Храму, — разборки с конкурентами. Но разве они есть у Храма?

— Ясьяяак, Отуупаак, — вызвал я наших экспертов по Аоэрооэо и окрестностям, которых, естественно на большой совет не позвали, и они отсиживались в сторонке. — А нету ли кого-то на берегах реки, кто не верил бы в Икаоитииоо и не слушался бы Храма?

— Конечно нет! — Ответили капитаны. Да так дружно и искренне, что я сразу заподозрил подвох.

Пришлось надавить… Не поддались. Пришлось надавить еще и максимально жестко. — Молчат сволочи.

— Наверное, ты говоришь про тех отщепенцев, — вдруг встрял в разговор старина Тууивоасик. — Про которых как-то говорил наш Вождь Рода.

— Угу, именно про них. — Хмуро подтвердил я, увидев как перекосились рожи капитанов, и как они синхронно сплюнули за борт и ухватились за свои амулеты. — Так что он говорил про этих отщепенцев?

— Мне мой дед рассказывал, — продолжил мальчишка. — Что еще Вождь Госоогвасик, как-то раз приехав с Большого Совета, рассказал что часть жрецов покинула Храм, и ушла жить в Драконьи зубы… А остальные жрецы их прокляли, и пообещали наслать порчу на всякого, кто хотя бы упомянет их имя!

…М-да. Так я и думал. — Без разборок на религиозной почве, тут не обошлось. И уж не знаю в чем там разошлись во мнениях эти отщепенцы и «прищепенцы», но отнюдь не оброк с крестьян отправляет нас собирать мудрый, но чересчур хитрый дяденька Догоситаак.

— Ясьяяак, — спросил я нашего эксперта. — Драконьи зубы… — это что, и как далеко отсюда.

— Это такие скалы… — Недовольно буркнул тот, все еще продолжая держаться за амулет. — Торчат прямо возле реки, но кораблю туда не пристать. И вообще, я слышал, что подняться на те скалы можно только по узкой тропинке. …Оттого и… А плыть до них отсюда… если быстро, то дюжину дней.

— А если не торопясь, — то две дюжины… — Подхватил я. И изложил свои догадки широкой общественности. Что бы они могли оценить размеры свиненка, которого хотят подсунуть нам жрецы Храма.

Но Лга’нхи снова меня удивил.

— Это хорошо. — Немного подумав сказал он. — Мы победим врагов Храма, и после этого не будем больше перед ними в долгу.

— Если они хотят нас так использовать, то мы и так перед ними не в долгу… — Пробурчал я себе под нос. — Друзьям говорят правду!

Впрочем, — настаивать на своем мнении я не стал. — Для моих ребят, не испорченных знанием всяческих уловок и приемов по успокаиванию собственной совести, — подобный выход казался наиболее приемлемым. — Храм пришел на помощь, когда нам было туго. — Мы отдаем ему свой долг, и все взятки гладки.

Естественно, — смысл идеологических разногласий между двумя ветвями поклонников Икаоитииоо их не волновал, как впрочем и необходимость начать с кем-нибудь войну. — Война это Мана, это добыча и честь. — Чего бы не повоевать, коли хорошие люди просят?

Как я уже давно убедился, — противостоять всеобщей уверенности, было делом бессмысленным даже для человека обладающего куда большим чем у меня авторитетом, (а куда уж больше?), чем у меня.

Да и пообщаться с другой стороной, узнав их мнение про Амулет, и царящие в Храме порядки, будет делом совсем даже не лишним. А то с этими хитрожопыми дедками, как впотьмах ходишь, — почти никакой достоверной информации, и приходится всему верить на слово. Но все эти рассказы про то какие они хорошие, и мистическая муть, уже изрядно достали.

А вот эти отщепенцы, наверняка вывалят про Храм самые мерзкие и отвратительные подробности, которые только смогут вспомнить, или придумать. Так что думаю можно будет узнать много полезного.

И потому, горько вздохнув, — остается только возглавить движение, сопротивляться которому все равно не смогу.

— Вы только жрецам не говорите что все уже знаете! — Строго приказал я. — Особенно это вас касается Отуупаак и Ясьяяак. …Иначе у меня правильного колдовства не получится. И вам же хуже придется!

И вот, мы уже третий день плывем вверх по реке. — Течение тут вроде не быстрое… но довольно мощное, и нашему, приспособленному для плавания в морских водах и противостоянию качке на большой волне, кораблю, подчас приходится не просто. — Особенно когда как вчера, — сильный встречный ветер. — Мы ведь, в отличие от всяких там плоскодонок и долбленок, не можем скользить по самой поверхности, поскольку опустили свой киль в воду на глубину метра с лишним. — Так что приходится налегать на весла изо всех сил. И в такие дни, — путешествие наше отнюдь не кажется легкой прогулкой.

Но сегодня, — благодать. — Ветер дует почти точно в корму, и мы идем под полным парусом, посадив на весла лишь половину обычной смены. И имеем все шансы, достичь первого пункта нашей эстафеты, уже сегодня в полдень.

Слава богу, — Фаршаад, — исполняющий должность храмового комиссара на «Морском Гусе», не требует чтобы мы заходили подряд во все стоящие на берегу деревеньки. — Тогда бы мы наверное плыли лет десять. Вместо этого у него есть четкая подорожная, с перечислением всех пунктов приема благодати, которые нам надлежит посетить, и все они расположены в достаточно крупных городишках.

А вот и первый из них!

По команде Дор’чина, «Морской Гусь» заложил крутой вираж, парус упал, весла поднялись вверх, и мы по инерции подошли к небольшому причальному мостку, выдвинувшемуся метров на пятнадцать от берега.

Их высокопреосвященство, с бандой своих подельников, быстренько слетели на берег, выстроились почти в классическую полуоикию-цепь, с командиром на левом фланге, и лупя в что-то вроде бубнов, двинулись к центру городишка, заголосив какую-то мелодию. — Что это было, — вызов ли на бой, то ли хвала Икаоитииоо, или просто, тупо, — средство подавления воли противника, я так и не понял. — Слова в песенке были какие-то малопонятные, — вроде церковнославянского, по сравнению с русским, начала 21 века.

…Интересные кстати ребята, эти комиссары. — Фаршаад, ихний пахан, особой благобразностью явно не страдал, да и вообще, — на жреца был похож менее всего, а вот на бандюгана… — Эдакий детинка, поперек себя шире, с почти коричневой от загара кожей, и рожей, сплошь заросшей густой черной бородищей и мохнатыми бровями.

Брови это вообще было что-то с чем-то. — Брежнев рядом с нашим Фаршаадом был нервической кокеткой, не расстающийся с щипчиками для выщипывания бровей, в попытках добиться максимально тонкой и изящной линии.

Сам о себе он говорил не много. …Да он вообще не много говорил. Но Ясьяяак, как-то шепотом поведал мне что такие как Фаршаад люди обитают где-то в горах, далеко в верховьях реки, и среди прибрежных племен, мягко говоря пользуются дурной славой, как законченные пираты, бандюки, и вообще, — малоприятные люди.

Добавим к этому милому образу мощный жреческий посох, скорее похожий на дубину, и совсем уж не жреческий кинжал, чуть ли не в локоть длиной на поясе. — Сразу захочется подбежать к такому служителю культа, и пожертвовать все имеющееся имущество в дар Икаоитииоо. …Лишь бы не убивал.

Ну и шестеро подчиняющихся ему жрецов первой ступени, — были ему под стать. — Пусть и из разных народностей, но любой почитатель Ломброзо, с радостью бы взял их фотки, в качестве иллюстраций, для теории своего кумира о «врожденном преступнике».

Впрочем, — с нами они вели себя подчеркнуто вежливо и тихо. …Как шакалы, затесавшиеся в стаю матерых волчар. — Все-таки и ростом, не говоря уж о вооружении, мы их существенно превосходили.

В общем, мы как-то тоже не стремились завязать с ними дружбу, так что обе компании на одном корабле, держались достаточно обособленно.

Вот и на этот раз, я не стал интересоваться как жрецы будут пополнять закрома Икаоитииоо, а пошел погулять по городу.

…Да-с… — Наверное надо обладать отточенным глазом нашего комиссара, чтобы заподозрить город, в этом сосредоточении жалких хижинок и сараев.

Да и народец тут, честно говоря, выглядит куда более изможденным и унылым, чем наши землепашцы да пастухи. Мне вдруг как-то даже неуютно стало. И разные мысли появились… тягостные.

… Еще Там, когда-то давным-давно в Москве, я как-то прочитал что первобытный человек, целенаправленно работал где-то часа по два — по три в день. — Ну вроде как, сходил на охоту, накопал корешков, — набил брюхо и можно развлекаться, или спать.

Жилье? — Долго ли сплести шалаш. Комфорт? — набрать сухих листьев, да подстелить под шкуру чтобы мягче было.

Оно правда. — Случалось и голодать подолгу, особенно зимой, и вымирать целыми становищами. Да и статус долгожителя получали уже лет в тридцать… Но в остальном, — сплошная беззаботная благодать. Золотой век. Райские кущи.

А вот потом понеслось. — Чем более защищенную, сытую и комфортную жизнь строило себе человечество, тем больше приходилось пахать отдельному человеку.

Хочешь быть сытым круглый год не за счет собирательства и охоты, а за счет засеянного поля и прирученных животных? — Изволь повкалывать на поле, да так чтобы спина к вечеру не разгибалась, и от судорог в руках ложка из рук выпадала. Или ходи целый день по солнцепеку за стадом, отмахиваясь от миллиардов мух и комаров. Обороняйся от волков да тигров, или вкалывай как проклятый, запасая на зиму сено.

Противно жить в холодной пещере? — Фигня, выход прост. — Руби избу. — Свали деревья, ошкурь, выровняй длину бревен, выруби пазы, собери срубы, проруби окна, двери, врежь полы, покрой крышу, сложи печь… — и отдыхай в тепле, сколько влезет, только не забывай регулярно приглядывать за всем построенным, чтобы где чего не прохудилось, не подгнило и не сломалось.

Мало? — Охота каменный дом? Телегу? Машину? Самолет? Унитаз и Интернет? — Вкалывай с утра до вечера как проклятый, и радуйся как далеко ты ушел от первобытного человека с его жалкими двумя-тремя часами работы в день.

А ведь есть еще и государство! — Оно защитит тебя от врагов, и от собственной глупости. Подскажет нужные решения, даст справедливый суд, спасет от полной нищеты и жалкой старости, вылечит от болезней, — окутает своей заботой и укроет вниманием. И организует на огромные стройки, что позволит украсить мир плотинами, дворцами, пирамидами, прорыть каналы, повернуть реки, поднять целину… А от тебя требуется только платить налоги за все это счастье, работая дополнительно часа по два в день исключительно на него.

Думаете я иронизирую и глумлюсь? — А вот не жили вы в моих степях, когда каждая семья-племя исключительно за себя. И ложась спать, ты не можешь быть уверен что проснешься со скальпом на голове, а отойдя на пару сотен шагов от стада, — что вернешься обратно. Не видели как старики уходят в степь умирать чтобы не быть обузой родне, как из десятка рожденных младенцев лет до десяти доживает дай бог парочка, не голодали неделями напролет, и не дрались в жестоких схватках со всем миром, просто за право жить и дышать.

Пусть и крайне хреново, но государство свою функцию обычно исполняет, но усердно берет с тебя за это свою плату, увеличивая часы труда и уменьшая время на отдых, семью, сон.

Вот и тут. — Даже не надо было особо присматриваться, чтобы понять, что народ в городишке, работает на порядок больше чем наши «заморские», а живет отнюдь не столь кучеряво.

Тут правда и сама природа руку приложила, — ограничив плодородные земли поймой реки. Да и государство вовсю постаралось, с одной стороны, — дав людям определенную защиту и шансы на выживание, что увеличило количество едоков на тех же площадях пахотной земли. А с другой, — щедро обкладывая работников налогами, да разными трудовыми повинностями.

И еще один, довольно резко бросающийся признак наступающей цивилизации. — У нас, как не крути, но даже средний «низший», был пусть плохим, но воином. А уж чего говорить про крестьян или пастухов, всегда готовых отстаивать свой земельный надел или стадо, с оружием в руках.

Оттого даже такая деревенщина как мой шурин Крайт, мог запросто заявиться во Дворец к Царю Царей Мордую, дабы перебазарить с ним о своих личных проблемах, или проблемах своей деревеньки.

И можно даже не сомневаться, — он будет там принят со всем уважением, и внимательно выслушан. И естественно, законно может ожидать что Царь Царей вникнет в его проблемы со всей тщательностью и дотошностью. Потому как Крайт, при всей своей глупости и ограниченности, — такая же надежа и опора царства, как и сам Царь, разве что чуток пожиже да пониже. Но зато этих опор много, и все они займут свое место в войске, когда возникнет такая необходимость, или поспособствуют богатству Царства, своими налогами.

А тут вот, чувствовалось что дела уже обстоят совсем по другому. — Достаточно было видеть испуганные и подобострастные взгляды, которые бросали встречные крестьяне, на вооруженного человека, чтобы понять насколько же это будет хреновая опора для государства, в случае войны. — Их и сгонять в строй придется насильно, да и большую часть сил тратить на то, чтобы они не убежали от нафиг им ненужной войны.

Да, — местные пахари воинами точно не были. Может аиотееки, а может и кто пораньше, — давно уже лишили их права защищать самих себя. А значит и принимать важные решения, ходить с гордо поднятой головой, и даже полноценно владеть собственностью и распоряжаться своей судьбой.

Там, в большом городе, это еще не столь явно бросалось в глаза. Ибо горожане по большей части попадались нам наглые и пробивные, — иначе в толпе народа не выжить. Но вот тут, в дремучих деревеньках, я как-то вдруг резко почувствовал эту разницу.

…А еще, вдруг впервые за очень долгие годы застеснялся своей клички «Дебил», которой уже даже начал городиться. — Я ведь ее тоже получил, когда не мог ни заботиться, ни защищать себя. Так что в глазах моих товарищей, все местные поселяне тоже были дебилами. — великовозрастными детьми, не способными сами о себе позаботиться.

…Вот и ратуй после этого за прогресс и за цивилизацию!

В общем, побродил я по этому городку, минут двадцать, — не более.

Достопримечательностей никаких, конные статуи и эрмитажи отсутствуют напрочь, культурная жизнь, застенчиво пряча лживые глаза, обещала появиться только через пару тысяч лет, да и то не здесь, а где-нибудь поближе к столице. Наука даже этого не обещала. А местная экзотика была представлена покосившимися плетнями из соломы, убогими глинобитными хижинами понатыканными где придется, и ароматами навоза.

Наиболее интересным зрелищем, что я успел насладиться за эти двадцать минут, была драка двух петухов, и то закончившаяся спустя пару минут не в результате явной победы одной из сторон, а в виду общей утомленности от жары.

Бесконечная тоска, уныние и дремота, растянувшаяся на несколько тысяч лет… Определенно, — ловить в этом месте абсолютно нечего.

Плюнул в мусорную пыль городских дорожек, и побрел на звук бубнов и завывания жрецов. Благо, как я заметил, туда же начали подтягиваться и местные жители, таща на плечах какие-то мешки, и опасливо поглядывая на нас.

Прогулявшись вслед за ними, мы вышли на какую-то площадь, образованную кажется больше по недоразумению, чем во исполнение планов местных архитекторов. Там уже топталась небольшая толпа… человек этак в четыреста-пятьсон, включаю женщин и ребятню, — полагаю, почти все жители поселка. И как я не без удивления заметил, — на лицах горожан даже можно было прочесть некое оживление и радость. — Видать жизнь в городе была настолько тосклива и однообразна, что даже уплата налогов, казалась им развлечением.

…Впрочем, — опять ошибся! — Все-таки пусть ребята Фаршаада и выглядят как банда отморозков, — тупо грабить клиентов, не представив их вниманию какую-то культо-культурную программу, они явно были не намеренны.

Пока трое подвывали нечто религиозное. — Один присел торговать дешевыми амулетами со знаком Икаоитииоо. А сам Фаршаад с парочкой помощников приступили к ритуальному действу.

За отсутствием более достойного кандидата, — в жертву была принесена курица, или местная разновидность птичек, очень на нее похожая. Ее кровью Жрец, (именно с большой буквы), окропил походный переносной алтарь. Остатки выжал в какую-то бадью… Ну и понеслось.

В принципе, — примерно та же традиция что и у нас. — Народ подходил, выпивал ложечку смешанной с кровью воды из бадьи. И отходил с гримасой благоговения на лице.

Была ли добавлена в воду еще и наркота, я так и не понял. Однако народ вокруг нас вовсю принялся веселиться и радоваться жизни.

Очень скоро начало появляться какое-то незамысловатое угощение, — вроде каши, речной рыбы, овощей, и почему-то стручков зеленого гороха… Очень кстати приятного на вкус.

Каждый выносил свое, но как я заметил, норовил обменяться едой с соседями. — То ли это было частью ритуала, а может просто, как обычно, каша в чужом горшке казалась слаще и жирнее.

Засмотревшись за работой коллег, я даже не заметил как Лга’нхи отдал распоряжение, а наши ребята расстарались. — Очень скоро на площадке уже горел костер, (где только дрова-то достали?), а на нем булькал наш самый здоровенный котел, распространяя ароматы аиотеекской каши, щедро сдобренной коровкиным жиром и заморскими прянностями.

Местные нас поначалу дичились, но инициативу, как обычно, проявило вездесущее пацанье. Сначала, они как стая мелких и замызганных акул, начали нарезать круги вокруг нас, все время сужая их диаметр, и время от времени останавливаясь посмотреть на чудных гостей, втягивая носом удивительные ароматы «заморской еды».

Пока наконец Лга’нхи, увидев что все его люди точно уже не останутся голодными, а в котле еще полно каши, (сработал рефлекс на праздник и наварили много), тупо не выхватил из толпы одного пацаненка, и не навалил ему прямо в подставленные ладошки изрядную горку подстывшей каши.

…Ибо наш Вождь был мудр и даже отчасти человеколюбив! — Облагодетельствованный ребенок повизгивая от страха и восторга отбежал в сторону. А к нам ломанулась толпа его наиболее шустрых и сообразительных сверстников, торопящихся отведать удивительного угощения, пока взрослые их не оттерли.

Впрочем, — взрослые тоже клювом долго не щелкали. И скоро люди к нам потянулись, причем каждый держал в руках по два широких круглых листа какого-то растения. — На одном, обычно лежала горка местных угощений, а другой они подставляли под наши.

…В общем, попробовал я чем тут народ питается. — В принципе, — либо та же аиотеекская каша, только вот мясная составляющая или полностью отсутствовала, или была представлена какой-то рыбой. Либо, у тех что победнее, — нечто вроде ячневой каши, что однажды пытались мне скормить в школьной столовой. — Тока еще более жесткая и противная на вкус.

А еще, — праздничный стол был представлен несколькими знакомыми овощами, вроде тех что нам уже давали в Храме. Но мне больше понравилось блюдо, чем-то напоминающее маринованную редьку, — едренейшая штука, даже вышибавшая слезу из глаз. …Если ее провертеть в мясорубке, да щедро перчиком посыпать, — закусь будет что надо!

…Почему-то в Храме нас таким деликатесом не кормили, да и Фаршаад, как я заметил, от него демонстративно нос воротил. А вот местные бедняки лопали с большим удовольствием, хотя запашочек и впрямь, блюдо распространяло весьма резкий. …Надо кстати будет завтра отловить какого-нибудь «редькодела», — купить у него семян-корней, и расспросить как выращивают и готовят.

…И да, — горох тут был хорош! — Крупный, спелый, сочный, сладкий… Наверно нынче время урожайное, потому что грызли его буквально все. И вся площадь была засыпана половинками вскрытых стручков.

Я сразу заначил несколько горстей, — попробуем высадить у себя, а то наш по сравнению с этим мелковат и суховат.

А вот пива не было. И вина тоже. Видать для местных это слишком большая роскошь. И пусть народу это вроде бы и не мешало веселиться, — мне явно чего-то этакого не хватало. …Может даже просто ощущения тяжелой кружки в руке, из которой можно время от времени глубокомысленно прихлебывать, чувствуя что занят важным делом.

Да и на разговор вытащить кого-нибудь, так было бы намного проще. — А то эти бегают вокруг кругами со своими листьями, лопают сами и угощают друг дружку. — Никакой солидности. Небось с полными кружками, так не побегаешь.

Но тут вдруг, по непонятной для меня причины, все перестали бегать, расчистили центр площади, начались пляски. Местные сбились в несколько хороводов, один внутри другого. И под ритм, выбиваемым на полом стволе дерева, начали накручивать обороты, что-то радостно подпевая-повизгивая, и меняя направление по малопонятной мне команде.

Кое-кто из наших молодых тоже полез в хоровод. Причем, по странной причине, заняли места поближе к девушкам, с легкостью оттеснив от них местных мелковатых пареньков.

…Не, я их понимаю, — дело молодое. Но мне вот тутошние девицы как-то не глянулись. — Тут либо до двенадцати еще личико свеженькое и тельце не согнутое тяжкой работой, но на мой взгляд, — это ведь малолетка, которой еще в куклы играть. А чуть постарше, — глянь, а она уже старуха, с сожженным солнцем лицом, впавшими голодными глазами, и десятком отпрысков вокруг. …Впрочем. — Я уже старенький. А у молодых гормоны гуляют… Кстати, не впарить ли Догоситааку, байку про гормоны? Если он и про них что-то знает, — то уж точно, без другого попаданца дело не обошлось!

…Пока гуляли, — быстро опустилась ночь. И я уже было подумывал что пора идти спать, как вдруг выяснилось что культурная программа еще далеко не исчерпана. — Впереди были сказки!

И тут я понял, что день пройдет не зря!

Тусклый костерок посреди площади, только чтобы осветить лицо рассказчика. — Огромные звезды в южном небе сверкают с небес. И глаза рассевшейся вокруг толпы, подобно звездам, так же, почти не мигая, следящих за рассказчиком.

Нет, все-таки Фаршаад не просто разбойник, отправленный вымогать у населения оброк. — Он действительно Жрец! Его, вроде бы негромкий голос, был однако удивительно выразительным и сочным, и держал в напряжении толпу народа не протяжении часов трех.

Сначала, был уже довольно хорошо знакомый мне «Сказ про Икаоитииоо». — Про то как он спустился с неба по Великой Горе, и свел за собой оттуда все народы мира. …Да-да. — Именно так. — Не персонально аиотееков, а именно все народы мира.

Честно сказать, это была самая длинная версия приключений данного былинного героя, которую я когда-либо слышал. — Оказалось, что до того как перейти Мост между материками, он немало побродил и на нашей сторонке, натворив там немало подвигов. Несколько раз я даже вроде как замечал географические сходства… Но в конце концов, — горы они и есть горы, как впрочем реки или степи. А я не настолько хорошо знал собственный континент, чтобы точно знать что где-то там еще нет подобных же гор, рек, или степей.

Но зато, чуть ли не на каждом шагу, Икаоитииоо, одаривал людей чем-нибудь хорошим. И первую зверушку приручил именно он. И первый горшок для людей слепил тоже он, и нож догадался отлить прямо из неизвестно откуда взявшейся бронзы. С помощью ножа, как-то умудрился смастрячить топор, …ну а там уж дело пошло вовсю, — копье, мотыга, дом, лодка…

И давая каждый новый предмет, он в довесок снабжал его каким-нибудь нравоучением или моралью. Причем, как я понял, не скупился на запреты. Иногда, на мой взгляд довольно глупые.

Нет, я допустим понимаю, что дав людям горшки, он запретил им есть сырое мясо! — Вареное-жаренное, — оно и помягче и посытнее, и заразу лишнюю не подцепишь. Но вот этот запрет убивать на расстоянии, который он судя по повествованию повторял довольно часто…

…Не, если этот Икаоитииоо, и впрямь был попаданцем, то ему определенно стоило бы рожу начистить! — Чем ему спрашивается помешали обычные луки и дротики?

Если это был неуемный приступ пацифизма, — то ведь глупо, — будто с помощью копья, топора или дубины, местные ребята меньше друг друга накромсают. — Тут даже скорее наоборот. — В ближнем бою у проигравшей стороны почти не остается никаких шансов.

В ближнем бою кровь кипит, вояки звереют, и пощаде никто может и не думает. А так, — покидали друг в дружку дротики-стрелы. — Пара-тройка раненных начала кататься по земле, да орать от боли, — есть повод сдать назад и подумать лишний раз, — оно тебе надо?

Или он так прогресс хотел остановить? — А смысл? — Тыщей лет раньше, тыщей позже, но он все равно придет, хочешь ты этого или нет.

Впрочем, теперь можно только догадываться чего добивался этот мужик со странным именем, и был ли он вообще, или это стандартная выдумка дикарей, пытающихся хоть как-то объяснить себе картину мира.

…А вот когда Икаоитииоо, наконец слинял на эти земли уведя с собой кучу народа. …Когда он дошел до этой Реки, и построил тут храм имени себя…

Вот тут в рассказе Фаршаада, дошла очередь и до нас. — Ибо мы, помимо всего прочего, были живым доказательством того что все в этой истории, до последнего слова, чистая правда. Потому что и приплыли из тех мифических земель, в которых доблестный Икаоитииоо свершил большинство своих подвигов. И рост наших степняков, ясно давал понять что на тех землях еще не выродилась порода истинных богатырей. И самое главное, — мы, как прилежные детки Икаоитииоо, прибыли в Храм дабы воздать хвалу лично товарищу божку, и тем его ученикам, что доблестно, не жалея своих сил, хранят Его заветы и Знания.

…А отсюда вывод, — надо делиться урожаем!

Ну вот народ с утра пораньше и потянулся к пристани, с мешками и корзинами, все еще храня на лицах восторженно-благостное выражение, после вчерашнего праздника.

Вот все-таки уважаю старших коллег. — Действительно мудрые ребята, раз сумели так все обставить, что совсем даже небогатые крестьяне, делятся с ними своими хилыми запасами, с таким видимым удовольствием.

Нет. Не то чтобы они прям радовались и плясали, отдавая свои харчи да барахлишко сытомордым жрецам. Но видно было, что такую плату, за полученное удовольствие, народ тут не относит в графу «совсем уж бесполезные расходы». — Видать жизнь у них и правда достаточно унылая, а приезд жрецов… да еще и привезших заморских чудовищ умеющих готовить вкусную кашу и делиться ею с людьми, — стал действительно ярким пятном в их жизнях.

Но тащили, как я приметил, и впрямь немного. …Помню как Фаршаад вовсю торговался с каким-то крестьянином. — Тот принес где-то треть мешка зерна. Фаршаад попытался умыкнуть и сам мешок, но крестьянин встал горой за столь ценное имущество, так что не то что какой-то там Жрец, но даже и сам Икаоитииоо, вряд ли бы смог вырвать этот пустой и неоднократно латанный мешок из его скрюченных узловатых рук, с навечно въевшейся под ногти грязью.

Понаблюдав немного за этой, пусть и мало живописной, но по своему познавательной картиной, — я решил было пойти додремать в одну из кают на «Морском Гусе». — Потому как полночи провел слушая былины про Икаоитииоо, и нефига не выспался. Но тут как раз, жреческий корпус решил начать грузить собранные налоги на наш кораблик. И поспать опять не получилось.

Плюнул, и прихватив чистые листы пергамента и походную чернильницу с пером, а также кое-чего из награбленного ранее барахла на обмен, пошел в городишко.

Ухватил первого же попавшегося крестьянина, и устроил ему допрос. Тот сначала немного поиграл в партизана. Видать решил олух, что я пришел требовать компенсацию за сожранную вчера кашу. Но надолго его партизанской стойкости не хватило, и он быстренько сдал мне все явки и пароли, и даже самолично довел до дома местного старосты.

Староста, не в пример «партизану» оказался мужиком сметливым и догадливым. …Правда не намного, и потому тоже долго не мог поверить что единственная моя цель, — действительно узнать что-то про редьку, а не выведать его самую страшную Военную Тайну. Потому как, — «Редька то она и есть редька… Чаво там непонятного та? Ее все едят, потому как растет она в куды ни ткни. Бывает даже что после зерна, там, али кортопли, земля совсем уж не родит. Так спервоначалу горохом ее засадить надо, а на следующий год, редькой. А тама уж и глядишь… Чего? — Всегда такой здоровой была… Говорят ее еще сам Икаоитииоо принес. А что Жрецы от нее нос воротят… Дык на то они и жрецы! А мы народ простой, разносолами не избалованный… А что воняет дюже… ну дык и чаго что воняет!? …А? — Вона. Слива растет! Вот когда дозреет да сыпаться начнет, надо ее в бадью набрать, да соку надавить, а когда тот скиснет…».

…И тем не менее, — чтобы перенести полученную информацию о том как эту редьку выращивают, и рецепты маринадов, — на овечью шкуру посредством загадочных знаков, — пришлось выходить за территорию поселка. — Допустить неизвестного колдовства в пределах вверенной ему территории, староста никак не мог позволить. В драку правда не лез, но смотрел столь жалостливо, что даже отбивал всякую охоту драться.

За крохотную золотую чешуйку-монетку, и старый, уже изрядно сточенный нож, я сторговал целый мешок этой редьки, (больше кстати почему-то цветом и формой напоминавшую морковь-переростка), а заодно уж и мешок семенного гороха, потому что по словам старосты, — «…ентот зеленый та, не взойдет». И, уж коли пошла такая пьянка, — закупил понемногу всяких семян, благо, как я заметил, дело с подготовкой семенного фонда тут было отлажено отлично. — То ли Храм научил, то ли сами догадались проводить селекцию, откладывая на посев наиболее крупные и здоровые семена культур. И так я разошелся, что старосте даже удалось впарить мне парочку саженцев той самой «уксусной сливы», без которой толком редьку было не замариновать. И только на обратном пути, у меня вдруг появились сомнения, что мне удастся довезти их через море живьем.

В качестве подтверждения высокого уровня сервиса, — все купленное мне еще и донесли до корабля. И судя по лицам старосты и сопровождающего его мальчишки, — видно было что меня тут изрядно надули, получив огромный барыш. …А может радовались, что я не забрал все это силой.

Собственно на этом наше пребывание в поселке себя исчерпало. Так что пообедав на твердой земле, — мы отчалили из этого городишки, даже названия которого, так и не отложилось в моей памяти.