Куда ни кинь взор, повсюду серое море, где-то на горизонте плавно переходящее в такое же серое небо.

…И мелкий, противный дождь… тоже какой-то серый. И на душе как-то… даже не знаю как сказать, — мутно как-то на душе.

Вообще, можно сказать что путь назад не задался с самого начала. Уже шестые сутки выгребаем против довольно сильного встречного ветра, и если я хоть что-нибудь понимаю в математике, — прошли за это время меньше, чем в былые времена, проходили за сутки. Если так будет продолжаться, то свой берег моря мы увидим еще не скоро. А значит придется экономить воду, а то и еду. …Не самые радостные перспективы.

Так вот я размышлял, сидя у себя в каюте, и пялясь на здоровенный ящик цвета хаки, занимавший наверное не меньше трети всего помещения, когда меня с палубы окликнул Дор’чин.

— Эй, шаман Дебил. Выйди-ка… Глянь…

Вышел, Глянул. Мог бы и не выходить. И так понятно по увеличившейся амплитуде нырков и скачков «Морского Гуся» по волнам, что ветер усилился. Да и поломанные давным-давно ребра, у меня накануне болели не просто так, — давления явно падало.

Так что любоваться на эту огромную черную тучу, что заволокла почти всю северную сторону и стремительно надвигалась на нас, у меня не было ни малейшего желания.

— Так что думаешь? — Настороженно глядя на меня, спросил Дор’чин.

— А что там думать? — С деланной беззаботностью, ответил я ему. — Обыкновенный шторм.

— Хорошо что обыкновенный. — Радостно выдохнул наш капитан. — Только соваться в него все равно не стоит!

— Ясен хрен обыкновенный, — подтвердил я, впадая в излишнюю многословность. — Будто сам не знаешь как оно в начале весны-то бывает. Небось у наших берегов отбушевал, а теперь сюда его отнесло…

— Но уходить-то надо?! — Скорее утвердительно, чем вопросительно высказал Дор’чин.

— Надо. — Согласился я. — Только наверное… Давай-ка лучше ближе к западу рули, там вроде просветы какие-то виднеются. А на юг, — прижмет к берегу, а там сплошные скалы, побьемся.

Дор’чин согласно кивнул. — Ему возвращаться на юг, тоже совсем не хотелось. А учить нашего капитана как бороться со штормами, было ненужно.

Капитан начал отдавать команды, а его команда забегала, вновь вывешивая, спущенный от греха подальше, парус. В ближайшее время им предстояла непростая, но уже ставшая привычной работа, идти галсами, имея сильный ветер бьющий в правый борт. Тут уже почти все зависит от мастерства капитана и слаженности работы парусной команды. — чуть что не так, чуть слегка замешкался, и сильный порыв ветра вполне может положить корабль на бок, а то и вообще перевернуть его. …Случаи уже бывали.

Я прошелся вдоль судна на нос. — Одна команда продолжала грести что есть мочи, вторая молча отдыхала от тяжелой работы. — Шесть дней на веслах, против встречного ветра, — эта работенка способна вымотать даже двужильных ирокезов.

— Ну ты как, Тууивоасик, — подойдя к парнишке спросил я.

— Нормально. — Просипел он, обернув ко мне белое как бумага лицо.

…Когда там, на берегу, мы предложили ему выбор, он захотел остаться с нами. Правда сначала долго расспрашивал меня про тайны и ритуалы принятия в род, как мол да что, да как на это его предки посмотрят. …Ну да для меня это уже тема привычная, как для продавца гербалайфа, расхваливание своего товара. Ко мне бывало на дню по два человека с такими разговорами подходили… Там, у нас.

В общем, я парнишке рассказал примерно все что он и мечтал услышать, да еще и расписал все это под хохлому. Так что он, получив подтверждение что предки его не обидятся, — быстро пришел к выводу что хочет стать одним из нас.

Да и не удивительно. — Вот вернется он в свой род, — какие светлые перспективы у него будут? — До конца жизни оправдываться что ты не… ну не знаю, — говоря по-русски «не верблюд», а на аиотеекском, испытывающим излишний пиетет перед всякой горбатой скотинкой, — наверное, — «не тигро-змей»… Хотя ведь тигров-то на их берегу и нет.

Впрочем, все это чушь. — Короче, — и так парнишка-то из захудалой и впавшей в опалу к Вождю семьи, происходит. А тут еще и пребывание в плену. — Затюкают парня в родных пенатах.

А у нас… — врать мы ему не стали. — Но коли парень и дальше будет показывать себя с лучшей стороны, — вполне возможно что достигнет очень высокого положения.

…Если конечно доживет. — Почему-то на обычной волне, он особых признаков морской болезни не показывал. …А может умудрялся сдерживаться. Но вот когда за последние пару дней волнение серьезно усилилось, — поселился возле борта на носу, — единственном месте, где не мешает гребцам, и щедро делился с морем своими харчами.

— Не переживай. — Глядя в его виноватые глаза, успокоил я его. — Ты не первый кто отдает дань морским Духам подобным образом. — Привыкнешь. А пока придется поголодать. Но порцию воды, я велю тебе увеличить. — Пей понемногу, небольшими глотками. Даже если не будет хотеться, все равно пей.

А поднимется шторм, — иди в каюту к раненным. Будешь следить чтобы их об стенки не било. Понял?

Тот кивнул, а я развернулся и пройдясь еще раз вдоль «Морского Гуся», уже идущего под парусом, с небольшим наклоном на левый борт, вернулся в свою каюту.

…И вновь уставился на чертов ящик, продолжая задавать себе вопросы, — «Почему я?», и «Что с этим делать?».

Тогда, в Храме… Они мне, — «Иди за нами…». — А я чё? — Я пошел.

Оказалось что в дальнем углу комнаты висит занавеска, раскрашенная под цвет и рисунки окружающих стен, и потому почти незаметная.

За ней, что-то вроде лаза. — Даже мне пришлось наклонить голову и подогнуть колени. А Лга’нхи так вообще, шел скрючившись этакой буквой «зю», — это был явно ни его размерчик.

Ну да. Слава богу, идти было недолго. Метров сто, не больше. Попали в какую-то комнату. Что-то вроде подсобки, а за ней вот… да еще и как-то резко…

…В общем, — огромный, по местным меркам зал. А посреди него стоит…

… Вот тут-то впору и вспомнить, как гримасничал и махал руками Учитель, пытаясь описать Амулет.

Нет. Мне конечно было бы попроще. Но только к чему все это?

К чему описывать количество цилиндров, прямоугольников, каких-то дохренаэдров, и прочих геометрических фигур, из которых состояла эта штука? — Все равно бы это ничего не объяснило.

…А как можно было бы объяснить, что Он абсолютно черный, но при этом еще и светится?

Одно мне стало понятно сразу. — Эта штука сюда не вписывается.

Не в интерьер, не в пейзаж, ни даже в Мир.

В Миры… Ни в этот, — бронзово-доисторический. Ни даже в мой родной, — компьютерно-космический. — Даже где-нибудь в научной лаборатории, на атомной станции, или зале управления полетами на Байконуре, эта штука бы смотрелась таким же анахронизмом, как фаянсовый унитаз с цветомузыкой, в пещере троглодита.

И как бедолага-дикарь, живущий в пещере, мог бы только молиться на свой унитаз и приносить ему кровавые жертвы, вымаливая теплую погоду и удачу на охоте. — Так и профессора, академики, и прочие монстры науки моего времени, могли бы только свершать свои ритуальные пляски вокруг этой хреновины, выдвигая теории, «научность» которых относительно Истины, были бы на уровне «плоской земли, лежащей на спине у кита».

А еще, я вдруг понял что эта штука жила. …Нет, не работала. А именно жила. Хотя ее принадлежность к сфере технологий, была ясна любому, мало-мальски сведущему в механизмах, ежику. Объяснить это невозможно. Потому я даже и не пытаюсь.

А еще она говорила со мной. …Нет, не напрямую, а… в смысле, — скорее как раз напрямую, а не…

Ну вот представьте себе аппарат, который воздействует на вас на уровне эмоций, или каких-то других сфер души, настолько тонких, что ваше обычное грубое восприятие хоть и способно услышать этот разговор, но неспособно понять.

Словно бы где-то за стенкой говорят на каком-то славянском языке, вроде чешского или, болгарского. Только вот многие слова в этом языке имеют прямо противоположные, привычным вам, значения, или изменены до неузнаваемости. Да еще и стены глушат звуки.

Вроде бы и понятно, и кажется что вот-вот и… а все равно, — что говорят неясно.

…Нет, все равно это невозможно описать.

Но я как-то сразу понял, что эта штука тут неспроста. Как и я возле этой штуки, тоже не случайно.

…Стоит закрыть глаза, и я словно прокручиваю запись того момента. Причем «снятую» не моими глазами, а будто бы откуда-то со стороны.

Вот небольшая толпа дикарей проходит в сложенный из грубо отесанных камней зал… (Оказывается я даже не заметил, что все наши ребята последовали за нами. Когда только успели?).

И вот, — все отшатываются в стороны, и распластавшись вдоль стен, словно бы пытаются держаться как можно дальше от той странной штуки, что стоит посередине. И только один дикарь, вдруг идет в центр зала, не спуская остекленевшего взгляда с стоящий на странном постаменте хреновины, и переступая ногами, как какой-нибудь бандерлог, завоженный взглядом Каа.

…Да. Клянусь, я не помню как оказался рядом с этой штукой… Ее чернота завораживала и имела какую-то космическую глубину. …Не знаю, правда это, или может у меня фантазия разыгралась, но вдруг в лицо пахнуло привычными влажными запахами прелой листвы осеннего Тимирязевского леса, смешанными с добирающимися даже сюда «ароматами» автомобильных выхлопов, а где-то на грани восприятия послышались гудящие звуки огромного мегаполиса, что раскинулся вокруг. …А одновременно, — вдруг запахи степей или дремучих джунглей, камня и снегов высоких гор, и свежесть морских просторов… А то и ледяное дыхание мертвых космических пространств.

Кажется только шагни, протяни руку, и тебя закрутит в калейдоскопе миров и времен… Да нет. — точно, воображение разыгралось.

Чтобы унять расшалившуюся фантазию, я с силой вдавил шипы «тигриной лапы» в свое бедро. И давил пока боль не прочистила мозги… Вроде полегчало.

…Да. На редкость странная хрень. И я почти не сомневаюсь, что именно она и притащила меня сюда из моего мира. …Ну по крайней мере, это предположение куда разумнее версии, что правильное количество алкоголя в крови, вкупе с соответствующей географической точкой, вдруг создали переход между мирами.

Только непонятно, — почему Я?

Какого хрена этой инопланетной, иномирной или иновремённой технохреньке, вдруг понадобилось от несчастного Пети Иванова, что она зашвырнула его за хрень знает куда, даже не спросив согласия или не намекнув на некий квест?

Куда вообще смотрят инопланетная, иномирная и иновременная полиции одновременно, позволяя твориться во Вселенной подобным безобразиям?

Или просто у приборчика поехала крыша, сбилась программа и залипли контакты, что он, как долбанутый лифт, ездит по всем этажам, открывая двери в произвольном порядке, и не обращая внимания на кнопки вызова, или желания своих пассажиров, отображающихся нажатием кнопок пульта?

В каком межгалактическом Китае, лепили этот левый контрафакт?! …Нукась… Так…

…Наверное только обуявшим меня приступом злости, можно было объяснить тот факт, что я на полном серьезе начал осматривать таинственный агрегат, в поисках лейбла «мейд ин…», или чего-то подобного.

Но с другой стороны…

А это что? Вот это вот. …И вот тута. …А ведь если… Но тогда же получается…

Нет, я не разобрался в принципе действия агрегата, или где какую кнопку надо ткнуть, чтобы очутиться на Альфа-Центавре. Но вот одну вещь я понял. Про постамент.

Вернее про те непонятные штуки что… Тут ведь явно тоже не бронзовые технологии, потому что это вот ребра жесткости, да и сам материал…

Короче, эта система, вроде картонной коробки. …Или заднего борта у грузовика. Если вот эти вот штуки, изображающие стенки постамента поднять, то вон те вон выпуклости войдут в эти вот пазы, а тут вот кажется еще и защелки есть соответствующие… Короче, получится ящик. — Куб, с длиной грани около полутора метров, внутри которого окажется хорошо упакованный Амулет.

Попробовал. …Казавшиеся из-за свое толщины, очень тяжелыми стенки, по весу будто были сделаны из пенопласта, так что приподнять их в одиночку оказалось довольно просто. Помощь «коллег», все еще пытающихся размазаться по стенкам Храма, как кусок масла по хлебушку, мне не понадобилась. Поднял… Кажется защелки это даже дань перестраховке, — стенки ящика сходятся намертво. Будто на клей сажаются. …Тогда зачем? …Ага. — если защелку повернуть, эффект «клея» пропадает.

А это значит что-то вроде крышки из стенок выдвигается? — Точно!

Как только верхняя часть стенки неожиданно трансформировалась в еще одну сторону куба, напряжение как-то схлынуло. А зудящий в ушах шепот Иных Сфер, вроде как заткнулся. Сразу полегчало. — Будто опустив экран ноутбука, перевели машинку в спящий режим.

Ух… Несмотря на легкость стенок и прохладу ночи. После исполнения всей этой работы, рубаху на мне можно было выжимать, а по лицу текли ручейки пота.

Я оглянулся на своих ребят, — после всей этой мистики, моему сознанию надо было опереться на что-то привычное и максимально приземленное. А что можно вообразить более приземленного, чем рожи моих головорезов?

…М-да. — Попытка не удалась. — Давненько на меня не пялились такими глазами. Если они в ближайшее время этого не прекратят, — уйду нафиг в скит… столпником заделаюсь, и буду кидаться с высоты своего столпа камнями и фекалиями в толпы почитателей своей святости, и прочих зевак. Потому что выносить подобное невозможно!

— …Как ты смог? — Сиплым от волнения голосом, прохрипел один из дедков.

— Как-как? — Каком! — Поделился я с ним своей секретной методикой сбора иномирных коробок. — Извините отцы. Но вот эту хреньку мы забираем себе. …Потому как не оправдали вы оказанного вам дядькой Икаоитииоо высокого доверия. Испоганили хорошую идею Храма, превратив его… не в Храме будет сказано, во что. Так что теперь наша очередь поганить… в смысле, — владеть. Возражения будут?

— Но… — Проблеял один из дедков. — Ты не понимаешь… Весь наш мир. Весь наш Храм… Ты не можешь…

— Могу отцы. Еще как могу! — Ответил им я. — Вы вот не можете. А я могу. (Что за бред я вообще несу?). — Ну. Вы меня поняли?!

— Постой… — Влез в разговор еще один дедок, который худющий и высокий. — Не торопись. Мы убедились, что ты можешь владеть Амулетом по-праву! Ты не только смог подойти к нему, увидев его впервые, но даже и сделал что-то, что никогда не удавалось никому из нас… Но зачем же тебе забирать его с собой? — Оставайся тут, и к твоим услугам будет вся сила Храма. Все его богатство, все возможности и вся Власть…

…Подумай о тысячах людей, мир которых разрушится, если ты заберешь у нас Амулет!

— …Нафиг-нафиг-нафиг… — Пробормотал я заклинание, не желая влезать в очередную дискуссию.

И слава богу, потому что они смогли бы меня уговорить, но я слишком устал за последние месяцы, чтобы рассуждать на моральные темы.

— Хотите совет отцы? — Предложил я им, оглянувшись и увидев как сиротливо стоит посреди сразу резко потемневшего зала, грубо сколоченный помост, на котором раньше находился Амулет. — Вы все это какой-нибудь хитрой тряпочкой занавесьте. А сверху булыжник поставьте… покрасивше. А потом говорите всем, что Икаоитииоо явил очередное чудо. …Ну а уж тему «чуда» выберите сами. — Удвоение ВВП, свержение власти аиотееков, всеобщая демократизация общества, поголовная грамотность или полное избавление от насморка. Ну… не мне вас учить.

А то что мешать нам не надо, — это даже не совет. Это тупо, — констатация Истины. Думаю, вы это тоже прекрасно понимаете!

Дедки в ответ промолчали. Положение у них и впрямь было аховое. — Десятки лет плясали вокруг непонятной хренотени, боясь подойти к ней вплотную. А тут приходит какой-то заморский фраер, живенько так упаковывает хренотень в ящик, и с деловым видом тащит в неизвестном направлении. А на все возражения, — отсылает к Икаоитииоо, тонко намекая что у него с ним все уже давным-давно перетерто и согласованно.

…Может быть даже его и получится убить. …Где-нибудь в проходе, возле нужников. — А как потом хренотень обратно в Храм притащить? Или так и прикажете, — возле нужников ей молиться? Или новый Храм вокруг нее строить?

И даже если наплевать на реакцию товарища Икаоитииоо, в ответ на убийство «его посланника», — можно только вообразить в какое недоумение все это приведет широкие массы доисторической общественности! …А ведь и товарища Икаоитииоо тоже не стоит списывать со счетов. Он тут личность авторитетная, даже для жрецов культа имени себя.

Так что, дедкам остается лишь чесать репы, да припоминать знакомые каменюки, отбирая кандидатов на роль метаморфозы Амулета.

А нам остается… М-да. — нам пожалуй расслабляться еще рано. Даже если дедки будут безмолвствовать, нельзя исключать вероятности, что какой-нибудь не в меру ретивый охранник поднимет шухер, и бросится спасать храмовое имущество. Или студенты решат что из кухни украли целый ящик лепешек, и их священный долг преградить ворам дорогу, или хотя бы заставить поделиться.

Подозвал своих ребят… Подходили они старательно скрывая на лицах испуг. Но мой авторитет явно был высок. Да и то давление, которое, чуть ли не на физическом уровне, раньше оказывал Амулет на находящихся вблизи него людей, теперь явно пропало. А обычный мистический страх можно преодолеть.

…Короче, подошли ребята к ящику. …Уж не знаю что это был за прибор, — но зуб даю, — это была полевая версия данной аппаратуры. Потому что на стенках ящика нашлись даже специальные щели-ручки, за которые его можно было бы поднять.

Я и сам схватился за одну из таких ручек, подавая пример остальным. Рванул что есть мочи… и чуть не отлетел в сторону. Потому что глядя на меня, Лга’нхи и еще пара ирокезов тоже рванули, а в ящике оказалось дай бог, килограммов пятьдесят весу. Для таких буйволов, как мои степные приятели, это был даже не вес, а так, — подвесок.

В Храме мы были первый раз, и ориентировались там плохо. А тащить ящик обратно по узкому лазу, никакого желания не было. Но хорошо протоптанная за столетия дорожка, указала нам путь. …Да и не умели, в эти времена строить особенно сложно. Так что за этим залом, оказался всего-лишь один предбанничек, а за ним уже и улица. — Быстренько смотались, и притащили обратно оставленные у входа копья и протазаны. А дальше уже пошли как белые люди, — через ворота. Благо, изнутри их практически никто не охранял. А внутренняя охрана «центрального кольца», настолько халатно относилась к своим обязанностям, что когда мы открыли ворота, то застали пару охранников с длинными прутьями в руках, откровенно дрыхнущими на боевом посту.

К моему удивлению, Лга’нхи приказал их не убивать. Я уж с перепугу решил что это его так Амулетом торкнуло, и он от меня гуманизмом заразился. Но наш Вождь, усмехнувшись, объяснил свой приказ тем, что чем больше подобных воинов будет у наших противников, тем легче будет нам жить. Так что лентяев просто связали, и оставили в тени ограды, придумывать рассказы о том как они героически бились с полчищами супостатов, и почти что всех уже победили, как тут… Ну, думаю, чего «тут» они и без моих подсказок сообразят.

Со следующими воротами, оказалось еще легче. — Там нас уже поджидали ребята Нит’као. Да не просто так, а еще и с информацией о том что оикия Грат’ху отыскала раненного Завгура, и уже оттранспортировала его к главным воротам.

По пути туда, навстречу нам начали выходить всякие случайные личности. — Все-таки определенный шум мы подняли. Но бросаться на нас с криками «Караул! Грабят!!», никто не пожелал. А желающих преградить нам дорогу, нашлось и того меньше.

Все в основном провожали нас недоуменными взглядами, и оставались на месте, чтобы первыми узнать все новости, и растрезвонить их дальше. — В конце-то концов, мы же не прорывались снаружи к сокровищнице Храма, а совсем даже наоборот, — топали изнутри, с невероятно деловым видом, будто так оно и надо. А за нашими спинами не слышалось возмущенных воплей и не вздымались в небо языки пожаров, — так чего спрашивается нарываться на грубость, приставая с вопросами к здоровенным вооруженным дядькам. Думаю мысль о том, что кто-то может осмелиться ограбить Храм, не говоря уж о том чтобы украсть Амулет, никому и в голову не приходила. Расслабился тут народ, за сотни лет относительно спокойного существования.

…Думаю, первые зернышки беспокойства, дали ростки в душах обитателей Храма, когда мои вояки выйдя из главных ворот, зашли в загон к верблюдам, и начала навьючивать на них чужие седла. — Верблюды, в некотором роде, были собственностью живущих рядом с Храмом аиотееков. А украсть верблюда аиотеекского воина… — такое оскорбление даже кровью непосредственно обидчика смыть невозможно. В аиотеекских песнях, за такие преступления, бывало и целые города с землей ровняли.

Но для нас, альтернативой этому была пробежка с одним раненным, и одним ящиком на руках. И если ящик еще можно было потерпеть, то вот насчет раненного я уверен не был. Так что накануне, обговаривая план, мы учли вариант с кражей верблюда, если Завгур окажется нетранспортабелен. — Это конечно отрезало нам все пути обратно, …но мы, собственно говоря, обратно уже и не собирались. Надоело нам торчать на этом берегу. Хотелось уже скорее домой.

Правда, как потом оказалось, (уже на корабле), — Завгур не был настолько уж плох. — Просто уйти лихо, нагадив напоследок противнику в котел с кашей, это было часть ирокезского шика. А шик ценился, ценится, и будет цениться во все времена и эпохи, среди воинского сословия. Так что наши не стали отказывать себе в этом удовольствии.

Ну а аиотееки, которые охраняли верблюдов, (кстати, как потом выяснилось, тоже из рук вон плохо), против кражи уже не возражали, — возможно стесняясь своих мертвых, скальпированных голов, или по причине необъяснимой щедрости души.

А дальше… Дальше, к берегу. Верблюды не очень любят бегать, но если постараться, их можно разогнать до неплохой скорости. Так что пока разгонялись, пока бежали, пока останавливались. А тут тебе уже и берег, и «Морской Гусь» и открытое море.

…Вот и сижу я теперь, пялясь на это ящик, и раздумывая как мне дальше жить, и что с этой жизнью делать.

…Нет, я конечно об этом думал…

…Да я об этом годами думал. А уж в последние месяцы, этот вопрос стучался мне в голову с размеренной торопливостью автоматического забойщика свай.

Что делать с Амулетом???

В смысле, — «Как бы сделать так, чтобы ничего с ним не делать!?»

…Только вот раньше я боялся что мне предложат вернуть племя Нра’тху обратно, а я не смогу.

…А вот теперь, когда я увидел эту штуку вживую… Меня вдруг стали посещать кошмары, что как раз смогу вернуть и Нра’тху, и всех покойников, что успели окончить свой жизненный путь за миллионы лет существования этого мира. А если даже и нет, — можно только догадываться какие гадости способна учинить эта глючная дрянь, коли раскачегарить ее на полную катушку.

…Может быть даже меня обратно в Москву доставить способна. — А если?!?! А почему бы и нет? — Коли смогла затащить, так ведь и утащить сможет!

…Я вот как первый раз об этом подумал, так вот даже и не знаю что почувствовал. — Надежду? Страх?

Вернуться к теплым унитазам, интернету с кинематографом, и ужасам российской эстрады, исполняемыми настоящим профессионалами своего дела, а не жалким подражателем вроде меня.

Но если серьезно? — Родная страна, родной город, теплая квартира, семья, друзья… родная речь кругом, в конце-то концов, и услуги профессиональных врачей и стоматологов.

А вот с другой стороны, — вроде ведь и тут не мерзну. А для Той своей семьи… я наверное уже двадцать с лишним лет как пропавший без вести. Меня там конечно ждут, мне обрадуются, но…

Но вот кого они ждут, и кого дождутся? — Дикаря, умеющего сдирать скальпы с трупов убитых им врагов? — «Гения математики» остановившего свое развитие на тригонометрии и неспособного доказать половину теорем, которые проходил в школе?

Гончара — недоучку? Поэта-песенника, способного натужно и примитивно зарифмовывать враки про свои и чужие подвиги, и морить тараканов особо противным тембром своего голоса?

Лекаря-травника может быть? Легендарного целителя Дебила, который Мнау’гхо дырку в голове проковырял, злых духов оттуда выгнал, а потом обратно дырку залепил? — Ну да, с такими навыками меня сразу в какое-нибудь медицинское заведение примут. — «Кащенко» например, пациентом.

Хотя, по любому, я в результате там и окажусь. Стоит только ляпнуть по пьяни про свои межпространственные подвиги и путешествия, как добрые санитары со смирительной рубашкой, мигом нарисуются поблизости, и упакуют похлеще чем я Амулет.

Да даже если буду молчать как рыба об лед, изо всех сил симулируя амнезию. Только вот рефлексы у меня уже не для Той жизни. Не для роли серенького, ничем ни примечательного Пети Иванова, — любителя помечтать о подвигах, и обойти за квартал банду тринадцатилетних хулиганов.

Так что дурки, а то и вообще тюряги, Там, чувствую мне не избежать. — Либо примут за психа. Либо сам стану психом, пытаясь изображать нормального. — Так что моей Той семье, видать придется терять меня снова.

Да и семья… Тут ведь у меня тоже семья! И немаленькая, одних детей только три штуки, и это родных. А учитывая что и брато-сестринских, тут тоже не особо от своих отделяют, скорее даже наоборот, (что за комиссия создатель, быть всех племянников отцом, или, — «проклятье двоюродного дяди».), то тут уже целых колхоз набирается.

А ведь еще и Осакат с Витьком, Оилиои, тот же Дрис’тун вечно пасущийся в моем шатре, и даже не стесняющийся подкидывать своих детишек моим женам и родственницам «на воспитание», ибо давно уже привык что он тоже мне, пусть какая-то и странная, но родня… Братья и племянники Лигит, регулярно живущие в моих хоромах. Да и мой племянник Никсой, правда уже успевший отгостить чуть ли не во всех дворцах всех горских царств, однако ежегодно не забывающий присылать мне подарки, выражая свое почтение и благодарность.

Да что там говорить. — Почти с каждым ирокезом из «старого состава» я имею какую-нибудь дальнюю родственную связь. И тут, эти «дальние» куда прочнее, чем иной раз наши, московские, даже в рамках одной семьи.

А ученики? — Я даже не про Дрис’туна и его банду. — Я вообще про учеников. — Исчезни я, и как они тут одни останутся? Насколько быстро скатятся к стандартному примитиву?

А все мои начинания, — ремесла, законы, науки? — Все то что я с таким трудом пробивал, вытягивал словно росточек сквозь камни, холил-лилеял. Готовил почву, растил людей способных позаботиться, и двигать дальше, доказывал полезность… Это ведь тоже, — все мои дети, мое потомство, мое наследие. — И променять это на теплый унитаз и возможность пялиться в телевизор, сидя на диване и прихлебывая пиво?

…Нет. Те мои родные, меня уже потеряли. И надеюсь, — пережили и смирились с потерей. А вот эти мои…

Вот только почему мне приходится самого себя уговаривать? И почему я так мучительно боюсь, что стоит мне открыть этот ящик, и взглянув в черноту плоскостей этой гадости увидеть дорогу назад, — брошусь словно в омут головой. А потом до конца жизни буду сожалеть что струсил, проявив слабость.

Неужели меня настолько пугает неприкаянная старость, без пенсии, хилого медицинского обеспечения и зубов, что я готов променять пару десятков оставшихся мне достойных лет жизни. …Жизни полной трудов и уважения окружающих, — на пусть сорок лет, бессмысленного и тусклого угасания, зато в тепле и с видимостью соцобеспечения? — Будто я никогда не слышал о стариках-ветеранах, — доживающих свой век в куда большем ничтожестве, чем предстоит мне.

Тут вдруг очередной порыв ветра, едва ли не положил «Морского Гуся» на бок. Корабль выправился и пошел дальше. Но я как-то сразу смекнул, что период созерцательных размышлений, на сегодня закончился. Так что лишний раз проверив как «волшебный ящик», закреплен в каюте. (Целую бухту гок’ового каната извели на это дело), выскочил на палубу, чтобы посмотреть где от меня будет польза. …Это ведь тоже, — один из рефлексов, скорее мешающих в «московской» жизни.

Хотя мы и пытались, но все-таки обойти шторм у нас не получилось. Ну да хоть по краешку его прошлись, и то ладно. Потому как судя по этому «краешку», окажись мы на его пути, нам бы точно не выжить. Стихия, — она ведь штука такая. — Она современные мне железные корабли, величиной со стадион, при случае запросто утопить может. А уж нашей скорлупке, в такой круговерти, точно надеяться было бы не на что.

Даже у нас волны вставали размером наверное с пятиэтажный дом, а ветер свистел так, что приходилось орать на ухо стоящему рядом с тобой человеку, чтобы быть им услышанным.

И эти волны, упорно гнали нас в сторону берега, видимо, с интересом трехлетнего ребенка, пытаясь узнать, что будет, если взять, да и хрякнуть эту крохотную людскую поделку о скалы и камни. — Далеко ли обломки разлетятся?

Мы и так были измученны пятидневным выгребанием против ветра. А еще два дня такого шторма, окончательно вымотали нас всех. Да и «Морскому Гусю» досталось изрядно. Так что, едва ветер немного стих и успокоился, на общем совете было решено пристать где-нибудь к берегу, и немного отдохнуть. — потому как идти через море, в таком состоянии, было невозможно.