Солнце жарило сегодня особенно сильно, слепило глаза, и колеблющийся в раскаленном мареве берег казался бесконечным продолжением моря, разве что чуточку иного оттенка.

– Вот она – знаменитая степь! – торжественно произнес профессор Йоорг тоном лектора и столь же профессиональным жестом обвел пространство за бортом. – От побережья и на тысячи верст к северу, от Великих гор до кредонских лесов с востока на запад… Вдохните этот воздух! Он – сама история! Вы только подумайте, сколько народов, сколько великих завоевателей топтали своими ногами и ногами своих верблюдов эту землю! Доисторические племена, навечно канувшие в Лету, шли отсюда с севера на юг, заселять территории по ту сторону моря. Тысячелетиями пасли тут свои стада знаменитые степняки! Высокорослые, неутомимые в беге и очень свирепые воины, жившие только ради бесконечной войны друг с другом и с соседями. Они не знали металлов. Не имели ни верховых животных, ни повозок. Не владели ни письменностью, ни ремеслами, поклонялись собственным быкам, которых считали богами-прародителями. Сущие дикари, но тем не менее и они оставили свой след в истории, и мы помним о них! А потом – колесо повернулось, и, подобно реке, потекшей вспять, с юга на север опять двинулись волны аиотеекских племен. Они уже приручили верблюдов, умели делать бронзу и воевать правильным строем. Но даже они не смогли полностью покорить эти степи, горы и леса, ибо народы, их населяющие, объединились и дали отпор захватчикам. Из легенд известно, что не меньше трех больших родов, пришедших на эти земли первыми, были уничтожены. И только став одним из элементов этого странного Союза Народов, аиотееки смогли удержаться на Северных Землях. Именно тогда-то и появилась впервые эта ваша легендарная парочка – Лга’нхи и Манаун’дак – подручные царя Леокая, со своей сестрицей и таинственным народом ирокезов! Позднее почти все благородные люди Старой Империи пытались возвести свои родословные именно к этим ирокезам, нося характерную прическу, когда волосы над ушами полностью сбривались и оставался только своеобразный гребень на голове. Да и сейчас многие оу готовы драться на дуэлях, доказывая свое родство с этим племенем, которого, возможно, даже и не существовало.

Почтеннейший Йоорг сделал профессиональную паузу, как бы давая своим слушателям возможность получше вдуматься в его слова.

– А потом – зарождение Старой Империи. – Профессор почти замурлыкал, а глаза его масляно заблестели. – Что за чудный период! Время великих свершений и открытий – письменность, наука, медицина, ремесла… Что ни день – сплошные прорывы и небывалые свершения! Буквально за два-три десятка лет жизнь тут поменялась кардинально! Казалось бы, лишь вчера люди плавали на кожаных лодках-скорлупках, боясь потерять из вида берег. И вот они уже строят большие корабли и пересекают море. Вчерашние дикари-степняки сегодня возводят города, основывают университеты, где делятся знаниями друг с другом. Объединяются в союзы и создают армии, способные победить куда более развитых аиотееков. Тысячи лет они делились тут на горцев, жителей берега и жителей степи. Племена, соседние деревни, отдельные семьи – все резались друг с другом за место под солнцем. Но, когда к ним пришла общая беда, смогли договориться между собой и выступить единым войском. Это ли не настоящее чудо! Знаю, вам, воспитанным на этих легендах, все эти события кажутся банальными и само собой разумеющимися. Но поверьте мне, человеку, всю жизнь посвятившему изучению прошлых веков, – иначе чем чудом это объединение не назовешь!

Профессор посмотрел на своих слушателей с вызовом, словно бы приглашая их осмелиться и попытаться опровергнуть его утверждение.

– Задумайтесь на мгновение, – продолжил он, убедившись, что перчатка осталась лежать неподнятой. – Сколько великих имен, сколько неординарных умов собралось тогда одновременно на крохотном клочке земли в ничтожно короткий отрезок времени! Сейчас мы почитаем их как великих учителей, вождей и даже богов, но все они жили тут, ходили вот по этой земле, плавали вдоль этих берегов. Общались между собой. Иногда воевали друг с другом, подчас даже очень жестоко. Но потом нашли в себе силы примириться ради знаний и великого будущего. Словно бы кто-то из богов дунул своим животворным дыханием или бросил в эту землю семена разума. И они породили взрыв, отголоски которого мы слышим до сих пор! Да. Воистину чудесный период. А дальше? Первая династия. Великое умиротворение несогласных. Потом – Вторая династия, время великих походов и путешествий. Увы, первая гражданская война, породившая раскол. Времена республик и республиканских войн. Объединение и Третья династия – тысяча лет покоя и благоденствия. Строго говоря, Третья династия не была уж настолько спокойной – случались и бунты, и войны, и иные беды: взять хотя бы Черный Мор, выкосивший едва ли не половину жителей Старой Империи… Но по сравнению с распадом это были воистину благословенные времена, о которых несчастные потомки еще долго вспоминали как о золотом веке. А потом – темные века… Время страшное, сотни лет отступления и деградации, когда даже письменность стала привилегией одиночек, и даже большинство благородных людей вынуждены были обращаться к жрецам, чтобы те написали за них поминальные свитки предкам, не говоря уж о простонародье. Сколько же тогда было утрачено знаний и умений… Иные мы не можем возродить до сих пор… Э-э-э… простите, благородный оу Готор, я, кажется, забыл, о чем вы спросили.

– Да, собственно, я вас спрашивал про этот городишко Баалашихаа, мне кажется, это тоже довольно древний город. Возможно, даже ровесник Старой Мооскаа.

– Хм… Не знаю, с чего вы это взяли. Впрочем, я же сказал: тут все очень древнее. Но, насколько я помню, никаких особенных исторических событий с этим городом связано не было. Так – обычное захолустье недалеко от столицы.

– И правда, сударь, – подтвердил его слова капитан оу Маб. – Насколько я знаю, городишко – так себе. Сами видите – гавань тут плохенькая, мелкая. Большому кораблю в ней и встать негде, а уж если шторм начнется – разобьет судно о берег. Да и дальше, всего-то верст двести на восток, есть большой порт Хиим’кии. И к Старой Мооскаа ближе, да и встать есть где. Туда обычно все суда и заходят. А тут так – поселок рыбацкий, из судов больше шаланды. Сюда разве что каботажники плоскопузые забредают.

– Ну что ж… Тогда пойдемте порадуем туземцев хоть каким-то разнообразием. Хм… А места тут и впрямь исторические!

Баалашихаа и правда на город тянула не сильно. Сотни три глинобитных хижин, десяток «больших» сараеобразных строений, сделанных из кирпича. Все какое-то серое и однообразное.

Пыльные улочки были «украшены» рытвинами и колдобинами, и лишь на центральной площади проступало какое-то подобие мостовой из отесанного булыжника, если принимать во внимание степень стертости камней, едва ли не доимперского образца.

Одно из самых больших и самых потрепанных зданий оказалось центром местной администрации – судя по гербу Мооскаавской сатрапии на фронтоне. Несчастный всадник на верблюде, убивающий копьем тигра, был какой-то облезлый. Часть копья отсутствовала, и потому казалось, что скорее это тигр сейчас прикончит бедолагу вместе с его верблюдом, а не наоборот, и зло победит добро.

А в самом здании, где одновременно размещалась и городская управа, и казначейская и таможенная службы, и еще, кажется, с десяток разных учреждений, такие же облезлые чиновники так же старательно трудились во славу зла, иначе именуемого «бюрократия и коррупция».

Может, Старая Империя и разрушилась сотни лет назад, возможно, при этом погибли науки, культура и ремесла, но бюрократия точно выжила и расцвела пуще прежнего.

Пришлось обойти шесть чиновников, каждый из которых смотрел на посетителей так, словно те явились убить его детей и побегут делать это, едва он поставит соответствующую печать на официальном бланке установленного образца. Нудел, придирался к буквам, откровенно намекал на взятку, но сдавался без боя, едва оу Готор «будил в себе дедушку». И при всем при этом никто даже не удосужился поинтересоваться, чем же все-таки собираются заниматься в городе пришельцы, указавшие в соответствующем документе, что не намерены вести тут никакой торговой деятельности, не нуждаются в ремонте корабля и даже не думают закупать провизию и запасаться водой.

– Хм… – сказал оу Готор, когда он, Ренки, капитан оу Маб, Одивия Ваксай и профессор Йоорг наконец покинули это бесконечно скучное, унылое и душное здание. – Как я понимаю, нам туда…

– Откуда вы знаете? – лениво поинтересовалась Одивия.

– Ну… Это ж классика. Городская управа, храм, кабак… Ни одна центральная площадь уездного городишки не может считаться таковой, не имея по своим сторонам эту священную триаду. В управе мы уже были. В храм я, возможно, зайду попозже. Остается кабак! Если я правильно понял ваши объяснения, нужный нам человек обязательно там появится.

Пересечь площадь и дойти до кабака было делом буквально пары минут. Чем хороши эти провинциальные городишки – тут все рядом.

В отличие от управы заведение это имело куда менее запущенный вид. Снаружи даже кое-где виднелась свежая краска, а внутри царили приятный полумрак и прохлада, было относительно чисто, а на окнах стояли горшки с цветами, испускающими пусть немного назойливый, но все же приятный аромат.

Кабатчик – высокий тощий детина с профессионально радостной улыбкой на устах, судя по всему, Одивию Ваксай знал и относился к ней с необычайным почтением. Это выражалось не только в том, что их компанию посадили за «лучший столик-с», но и в ритуальном смахивании крошек со стола. А еще он драматично громким криком послал служанку в подвал за кувшином, как он выразился, «лучшего мооскаавского особого».

На удивление, вино и правда оказалось довольно неплохим, а в сочетании с поджаренными на длинных палочках кусками маринованного мяса, сыром и свежими овощами… После длительного морского перехода, когда питаешься только солониной, сухарями и кашами, все это казалось воистину царским пиром.

– Рад видеть вас, благороднейшая Одивия Ваксай.

Увлекшись едой, путешественники даже не заметили, как к их столику подошел некий человек, внешность которого можно было бы, наверное, описать словами: «Типичный имперец».

Среднего росточка, среднего сложения, с ничем не примечательным лукавым лицом прохиндея и жулика. Сотни, тысячи лет могли пройти после развала Старой Империи, но эта порода сумела выжить и даже размножиться. Тот самый городской плебс, смешение всех кровей. Он наверняка погибнет, оказавшись в степи или в лесу, но вывернется из любых политических катаклизмов и катастроф городской жизни. Пусть горят города, бушуют войны, рушатся империи и меняются боги… Этот пролезет в любые щели, пройдет сквозь огонь, грязь и смерть, да еще и сумеет по пути набить карманы.

Это – особая порода, выведенная искусственно для жизни среди большого скопления людей. И пока будет кого обобрать и обмануть, представители этой породы своего не упустят.

– Здравствуйте и вы, уважаемый Тоодокс, – царственно кивнула ему Одивия, жестом указывая на свободное место. – Выпейте с нами, расскажите новости, поведайте, что творится в сатрапии и в мире. Я рекомендовала вас своим спутникам как человека весьма осведомленного, так что не подведите меня.

Повторного приглашения уважаемый Тоодокс ждать не стал и, пододвинув себе лавку от соседнего стола, без церемоний налил вина в принесенную служанкой кружку, ухватил кусок мяса и начал говорить:

– Главная новость последнего времени – это конечно же пираты. Я бы даже сказал, уж не обидятся на меня благородные судари, ваши, тооредаанские пираты. Не удивляйтесь, судари, у меня глаз наметан, так что я сразу понял, откуда вы. Ибо кредонские купцы уверены, что позволить Литруге вернуться в игру, да еще и сделать это столь неожиданно бодро и дерзко, можно было только с разрешения вашего, судари, короля! И, уж простите мне такую дерзость, но я скажу, что пираты эти изрядно кредонским купцам подгадили. Цены на импорт взлетели, а вот на экспорт – резко упали. А поскольку едва ли не все товары, что мы перевозим на юг или запад, проходят через руки кредонских домов и компаний, они несут немалые убытки и оттого пребывают в изрядной ярости. В Улотский каганат и нашу с вами, благородная Одивия, благословенную Валкалаву я бы вам соваться нынче не рекомендовал. После того прохода кредонского флота, что был два года назад, все они находятся под большим впечатлением и ссориться с республикой не хотят. Зато наш Ваася Седьмой, да будет благословенно его имя в веках, да пошлют ему боги многие лета жизни и здоровье сотни быков, хоть на словах и поддерживает Кредон, но обид чинить вам не станет. Потому как после пропажи первого кредонского конвоя перевозки через наши степи возросли едва ли не двукратно. А ведь это только начало! Да и вообще, как всякие добрые соседи, мы, мооскаавцы, не упустим возможности подгадить Кредону. Эти выскочки последнее время ни с кем не считаются и претендуют на слишком многое. Когда ваш флот надрал им задницу на Тинде, у нас тут был праздник!

– Однако, уважаемый Тоодокс… – многозначительно ответила на это Одивия. – Вы не теряете связей с республикой? Можете говорить спокойно: эти господа в курсе наших дел и более того – готовы сделать вам некое предложение… Надо ли говорить, что услуги посредника будут оплачены, и весьма щедро!

Уходили друзья из кабака, когда солнце уже начало садиться за горизонт. Разговор был непростой. Тоодокс торговаться умел.

Явно умел он и собирать информацию. И, несомненно, торговал ею направо и налево. Так что приходилось очень тщательно подбирать слова, чтобы не сказать лишнего. Впрочем, Тоодокс, похоже, и так догадался, откуда возьмутся те самые пленные купцы и моряки, которых хотят обменять на пленных тооредаанцев.

Оставалось только гадать, что этот проныра сочтет более выгодным: сразу продать тооредаанцев Кредону, либо сначала получить свою посредническую долю, а уж потом продать…

– Не все так просто, судари, – задумчиво ответила Одивия Ваксай, когда у нее поинтересовались, что она думает по этому поводу. – Вы заметили, что Тоодокс зовет меня благородной? Он, как и я, – один из множества истинных валкалавцев, бежавших со своей родины, когда ее захватили проклятые удихи. Некоторым образом наши семьи связаны отношениями, уходящими в века. Мой род оказывал покровительство его роду на протяжении сотен лет… Это весьма особые связи! К тому же Тоодоксом владеет священная идея освобождения родины. И ради нее он готов на многое – даже поступиться частью своих доходов. Так что поскольку и мой отец, и я немало жертвуем на священную борьбу, Тоодокос меня не продаст. Скорее всего.

Отсутствие достопримечательностей, а главное – смысла нахождения в этом городишке, стало причиной того, что уже ранним утром «Чайка» подняла якоря и ушла из бухты Баалашихаа, направившись вдоль побережья на восток.

Несмотря на древность и обжитость этих земель, особым разнообразием ландшафт за бортом не отличался. Белеющая полоса прибоя, желтая линия песка на пляжах, а дальше – бесконечная, до самого горизонта степь. Иногда встречались и рыбацкие хуторки, но их покрытые соломой крыши настолько сливались с этой выгоревшей степью, что почти не цепляли взгляд.

Море и то казалось куда более обжитым и наполненным, чем этот берег. Мелькнет рыбацкая лодка вдалеке, глаз зацепится за поплавки сетей и крабовых ловушек на отмели, каботажное суденышко проковыляет навстречу, белый парус чиркнет по горизонту… Море кормило, давало работу и даже смысл жизни. И казалось, что люди, населяющие эти места, так и живут в море, лишь иногда, подобно тюленям, выползая на берег, чтобы переждать непогоду или просто погреть толстое пузо на солнышке. И, подобно тем же тюленям, на берегу эти люди становились такими же неловкими, смешными и нелепыми.

Увы, но на сей раз с ветром «Чайке» не повезло. Он дул с юго-востока, почти навстречу курсу корабля. Все время приходилось идти крутыми галсами, да еще и вблизи берега, где весьма велика была опасность сесть на мель или столкнуться с рифом, так что работы экипажу хватало. И тем не менее даже в таких условиях мореходные качества kliper позволили ему преодолеть расстояние почти в три сотни верст менее чем за сутки. И уже утром следующего дня «Чайка» вошла в бухту Хиим’кии.

Тут уже лекции профессора Йоорга не понадобились. Кто не слышал про эту бухту и этот город? Разве что совсем отсталые дикари с Южных островов или из джунглей Западных Земель. А у всех остальных, для кого слова «Старая Империя» не были бессмысленным набором звуков, название Хиим’кии вызывало в душе целый взрыв подчас самых противоположных эмоций.

Хиим’кии были парадными воротами в Старую Империю. Именно отсюда в свое величайшее плавание вышел самый легендарный корабль в истории человечества. Тот самый «Морской гусь», что первым сумел пересечь Срединное море и тем самым завоевал себе право быть синонимом подвига и удачи, дерзкого вызова богами и стихиям, прорыва в неизведанное и достижения невозможного. Недаром до сих пор, спустя тысячи лет, «Морской гусь» остается наиболее популярным названием для действительно хорошего судна.

Отсюда же спустя сотню лет армады имперских кораблей отправлялись покорять жителей берегов Срединного моря, а потом и всего океана. На восток, север, юг и запад несли они имперскую цивилизацию и культуру, получая взамен покорность, а также земли и богатства «осчастливленных» народов.

Если бы только можно было бы пройтись с подводным колоколом Готора по дну этой бухты, сколько бы всего удивительного, наверное, нашлось бы тут! Ведь если верить историческим записям, дно здесь должно быть буквально в несколько слоев завалено обломками кораблей, людскими скелетами и потерянными богатствами.

Увы… Но слава этой бухты была уже в прошлом. Хотя, кто знает, может быть, эта слава таилась и в далеком будущем? Сейчас в гавани, некогда вмещавшей эскадры в сотни вымпелов, стояло едва ли три десятка больших кораблей. А знаменитые, некогда грозные форты-крепости по берегам обветшали и теперь представляли собой большую ценность для любителей древности, нежели военных людей.

Тем не менее таможня, как всегда и везде, бодрствовала, а портовые власти заботились о пополнении казны и своих карманов. Так что полностью разделаться с формальностями и отправиться наконец в город искателям приключений удалось только далеко за полдень. И потому, несмотря на настойчивые приглашения профессора, сгоравшего от нетерпения осмотреть все местные достопримечательности, вместо экскурсии по историческим местам путешественники предпочли отправиться в гостиницу и переждать наиболее жаркое время дня в своих комнатах или в общей зале, угощаясь прохладным вином и закусками. Благо Одивия Ваксай, бывшая тут уже не первый раз, прекрасно знала город и постоялые дворы, где усталый путник может рассчитывать на максимальный комфорт по вполне умеренным ценам.

Что характерно – почтеннейший Йоорг, намылившийся было отправиться обходить храмы и дворцы самостоятельно, едва пройдя сотню шагов по раскаленным каменным мостовым, поспешил присоединиться к общей группе. Профессорская хламида, конечно, очень почтенное одеяние – она придает фигуре величественность и внушает уважение окружающим, особенно когда ее обладатель стоит за университетской кафедрой. Но гулять в ней по раскаленному на солнце пусть и древнему, но городу – удовольствие невеликое!

– Тут всегда так, – пожала плечами Одивия. – Почему-то в Фааркооне в это же время года дышится куда более легко, и зной допекает намного меньше…

– Океанские течения, наверное, – бросая нетерпеливый взгляд в сторону ближайшей тени, пояснил оу Готор. – Несут прохладу, а тут – сплошная парилка. Гляньте – на улице никого, одни мы тут как глупые пеньки торчим… Пойдемте-ка лучше в гостиницу…

И правда, хоть в порту еще можно было увидеть какую-то людскую суету, улицы Хиим’кии в это время суток будто вымерли. Лишь унылый ветерок колыхал занавески на открытых окнах да гонял мусор по камням мостовых.

Лишь спустя три часа, когда солнце уже начало заметно клониться к горизонту, город начал оживать, на улицах зазвучали голоса, застучали шаги, заскрипели повозки, заиграла музыка.

Тооредаанские гости, дождавшись подобия прохлады, тоже соблаговолили покинуть свои апартаменты и прогуляться по городу. Но немного по разным маршрутам.

Ох уж эти прибрежные города-порты… Похожие друг на друга, но при этом подчеркнуто особенные и неповторимые. Выросший в скучной провинции Ренки уже давно успел влюбиться в их удивительную атмосферу бесконечного праздника, который отмечают экипажи кораблей, спешащие вознаградить себя за долгие дни, недели и месяцы строгой дисциплины, тяжелой работы, невкусной пищи и бесконечного однообразия лиц, разговоров и видов вокруг себя.

Они врываются в эту праздничную суету на короткое время стоянки, веселятся, как в последний раз, боясь упустить каждую секунду этого чудного карнавала, и уплывают дальше, а праздник остается, и в него вливаются все новые и новые участники со свежими силами и нерастраченным желанием жить и веселиться.

Даже те, кто день за днем проводит на берегу, не выходя из пыльной конторы или родовой лавки, заражаются этим настроением «один раз живем», и их лица приобретают особенное выражение, едва стоит заслышать звуки чужой речи, непривычной музыки или звона клинков. Да, они никогда не выезжали дальше пределов родного города, но зато весь мир регулярно приезжает в гости к ним. И можно, не отрывая задницы от лавки, поглазеть на незнакомых людей в странных одеждах горцев дальнего юга, послушать новости с Фесткийских островов или из почти не освоенных Западных Земель, где, по слухам, живут кровожадные дикари, которые все – и мужики, и бабы – ходят в юбках и совсем не понимают по-нашенскому.

Ренки бы с большим удовольствием просто пошлялся по этим улицам, посидел за вынесенными из таверн столиками, поглазел на представления площадных актеров и скоморохов. Но Одивия Ваксай потащила его в театр!

Хитрый Готор вместе с почтеннейшим Йооргом собрались посетить какой-то там храм – древний, как дерьмо Небесного Верблюда. И Ренки, коли не получится поболтаться по набережной, с радостью составил бы им компанию. Пусть даже его и не слишком интересуют древняя резьба по камню или какие-то там таинственные надписи на колоннах, которые никто не может расшифровать уже тысячу лет, хотя профессор надеется, что…

Древние надписи? Скучно? Но с Готором скучно не бывает! Ну почти не бывает. Даже в пыльной и невыразимо тоскливой Зарданской пустыне его можно было развести на рассказ о чем-то интересном, необычном и удивительном. Вроде того раза, когда он поведал изнемогающим от усталости солдатам каторжной команды о необычной жизни и повадках полевых не то мышей, не то сурков… Казалось бы – ничтожнейшая тварь, комок грязного меха и мяса, привлекательного разве что для зарданских шакалов. Но когда о них начинает говорить Готор, словно открываешь для себя дивную страну, где есть свои короли, дворяне и простолюдины… А уж про храм бы Готор наверняка рассказал много всего…

Но Одивии Ваксай захотелось в театр, а Ренки обязан был ее сопровождать.

Нет, вот как раз она-то на этом и не настаивала. Но, во– первых, девице не пристало ходить в театр одной. А во– вторых, кто знает, не дотянутся ли руки Краастов или каких-нибудь других многочисленных врагов военных вождей даже и до этих земель. А значит, долг оу Ренки Дарээка – не оставлять ее без охраны. Так что пришлось изъявить свой интерес к театральной жизни Хиим’кии.

Театралом Ренки точно не был. Ну в смысле он любил поглядеть на выступления площадных актеров, пусть даже кто-то и находит их вульгарными и пошлыми. Его веселили незатейливые комедии про Профессора-зануду и его смазливых дочек, похождения Доона Джуунаа – любовника и дуэлянта, или, на худой конец, перебранка Купчины и Жреца, сыплющих оскорблениями и пытающихся надуть друг дружку.

Еще можно было послушать баллады… Среди вечных странников – исполнителей баллад, необычно одетых и ведущих себя подчеркнуто эксцентрично, часто встречаются настоящие мастера. И недаром в народе эти люди слывут колдунами, не подчиняющимися ни людским, ни божественным законам. Когда они начинают петь или плясать, иной раз появляется такое чувство, что герои древности и впрямь вернулись из-за Кромки и прячутся где-то в толпе, с усмешкой, а то и со слезами слушая о своих подвигах и приключениях, а демоны вырвались из своего ледяного ада, и только танцор-шаман может загнать их обратно…

Но вот классический театр… Так называемое высокое искусство… В столице Ренки несколько раз сходил на эти представления и едва не вывихнул челюсть от напавшей зевоты. Занудно долгие и напыщенные монологи, фальшивые слезы и стенания над «павшим героем» или «разлученными влюбленными». А еще пение, когда ноты в мелодии прыгают вверх и вниз, трясутся и дергаются – соловьиные трели от обладателей соловьиных мозгов! И танцы, отточенные, словно строевая муштра на параде по случаю Дня коронации. Уж лучше поглазеть, как уличная девчонка вертит бедрами, стреляя глазками из-под растрепавшихся от лихих прыжков волос в сторону своего пьяненького кавалера, успешно возмещающего недостаток грации дурной лихостью и энергией молодости, помноженными на желание, чем три-четыре часа пялиться на эти «танцы» в постановке полкового сержанта.

Но долг есть долг. И Ренки, тяжко вздохнув, отправился в театр.

Места им достались только стоячие, на галерке, среди «черной» публики, чем, кажется, Одивия Ваксай вовсе не была расстроена. Несмотря на то что в Хиим’кии было целых два театра, все ложи, бельэтаж и партер были заранее выкуплены куда более «чистой» публикой. Так что «наслаждаться» напыщенной декламацией и «соловьиным» пением благородному оу Ренки Дарээка пришлось, стоя среди развязных студентов и наглых приказчиков, а то и просто приодевшихся по такому случаю ремесленников.

Со свирепым выражением на лице, распихивая всех локтями, он смог протолкнуться сам и провести свою спутницу вперед, к самому поручню, с одной стороны оградив ее от навязчивых простолюдинов колонной, поддерживающей потолок, а с другой – изобразив колонну собственными силами. Кто-то из публики попытался было протестовать, но Ренки смерил его надменным взглядом с высоты своего немалого роста и, нарочито задрав ножны шпаги, покрутился на месте, лупя ими по ногам слишком дерзких нахалов. За что, как ни странно, вместе с проклятиями окружающих получил одобрительный кивок Одивии. Видимо, в театре, на галерке, подобные манеры считались вполне приемлемыми и были едва ли не частью представления.

Впрочем, высокий рост и шпага убедили отнюдь не всех, но начавшееся действо заставило недовольных замолкнуть. Они лишь пообещали разобраться с Ренки позже и обратили все свое внимание на пьесу. А поскольку спать стоя Ренки умел только в карауле (армейская шутка, не более того, судари), ему тоже поневоле пришлось следить за действом, разворачивающимся на сцене, тем более внезапно там прозвучали знакомые с детства имена.

Пьеса была переработкой древнего мифа о любви прекрасной дочери вождя аиотееков к храброму ирокезскому воину. Бесконечно слащавая, слезливая и полная ужасных песен, однако и не без потуг на юмор, выражавшихся в игре слов, оценить которую, кажется, был способен только сам автор пьесы да пара-тройка его ближайших друзей.

Злобный колдун Манаун’дак вносил во все это хоть какое-то разнообразие, постоянно пытаясь вредить влюбленным (кажется, исключительно из врожденной подлости), а демон Оилиои – мать медицины – им всячески потакала и оберегала от своего злого учителя. Тем не менее в конце пьесы влюбленные, решившиеся бежать за море, трагически погибают в пучине, после того как их корабль столкнулся с ледяной горой, которых сроду не встречали в Срединном море. Зато внезапно раскаявшийся в своих поступках Манаун’дак, узнав от богов о гибели влюбленных, заливается слезами и терзает нервы слушателей тоскливой песней.

На этом первая половина представления закончилась, и публике было позволено наконец дать отдых своим ушам, перевести дух и освежиться прохладительными напитками и фруктами.

– Ну и как вам, сударь? – поинтересовалась Одивия, делая знак разносчику подойти поближе.

– Чушь все это! – ответил Ренки, беря у разносчика кружку с вином и передавая ее своей спутнице.

– Что именно? – надменно задрав подбородок и слегка сузив глаза, как она обычно делала перед учебным поединком, спросила Одивия.

– Да все это, – пожал плечами Ренки. – Особенно про «гибель в пучине».

– Хм… И откуда же вам это известно?

– Ну по семейным преданиям, я как раз и веду свой род от этого вот «храброго ирокезского воина». Не от такой размазни, конечно, уж мой предок слезами да соплями одежды прекрасной девы пачкать бы не стал. А от настоящего Дарэ’кхо. Правда, пообщавшись ну вы сами знаете с кем, я уже склонен сомневаться в правдивости этого утверждения. Но тем не менее именно эту историю я знал с самого детства. А когда мы с Готором начали изучать прошлые века, я, разумеется, не удержался и попытался разузнать подробности.

– А прекрасная аиотеекская принцесса, значит, была вашей прапрапрапрабабкой? – поинтересовался кто-то из окружающей публики, нагло влезая в разговор.

Ренки, естественно, хотел немедленно дать укорот наглецу, однако, увидев останавливающий жест Одивии и ее взгляд, в котором так и светилось требование ответить на вопрос, нехотя сказал:

– Нет. Собственно, эта самая девица была троюродной сестрой Дарэ’кхо – племянника брата третьей жены вождя Лга’нхи. Оттого-то Манаун’дак и хотел запретить им жениться. Насчет участия Оилиои мне ничего не известно. Однако они обошлись без всяких разрешений и нагуляли ребенка вне брака. Там был какой-то громкий скандал, в результате которого и появилась эта легенда. Кажется, родители девушки настаивали на браке, а родители парня от такой невестки отказались напрочь… В результате Дарэ’кхо женился по уговору на горянке из Олидики, и вот от этого брака, собственно, и пошел род оу Дарээка.

– Хм… И почему это каждый невежа с дешевой шпажонкой норовит возвести свой род едва ли не к богам? – вновь поинтересовался тот же самый голос.

Ренки быстро развернулся и смерил наглеца надменным взглядом. Так повар осматривает тушку цыпленка, прежде чем насадить ее на вертел и подвесить над углями.

Мальчишка, похоже студент, вырвавшийся из-под опеки родителей и потому считающий себя ужасно взрослым. Примерно столько же было Ренки, когда он после каторги смог стать волонтером. Одет не бедно, но и не сказать, чтобы особенно богато. И шпага на бедре в общем-то ни о чем не говорит – по своему статусу все студенты имеют право носить ее, и многие новички не могут удержаться от соблазна. До первого раза, пока жизнь не заставит их понять, что шпага не просто красивая цацка и обладание ею налагает на владельца определенную ответственность…

Впрочем, этот деревенским балбесом, впервые нацепившим на пояс оружие, не выглядел. Тоже немаленького роста, хоть и чуть пониже самого Ренки, но фигура еще угловато-юношеская, не обретшая крепость и силу мужчины. Однако толстые мускулистые запястья и шрам на щеке свидетельствовали если не об искусном владении шпагой, то уж точно о регулярных упражнениях и даже дуэльном опыте.

Смотрит самодовольно и нагло – уверен в себе, возможно, и не без причины. Да и дружки его – такие же малолетние сопляки – явно не сомневаются в победе своего лидера и заводилы.

Многовато бравады. Действительно опытные бойцы держат себя немного иначе. Кучка дерзких щенков, набирающихся мужества в совместном тявканье. Могут быть довольно опасны, если не дать им укорот сразу.

– По каким критериям, сударь, вы оцениваете стоимость шпаги? – Одивия Ваксай влезла как всегда не вовремя, помешав Ренки полностью выдержать многозначительную паузу перед тем как бросить вызов.

– Ну-у-у… – Студент замешкался. Дабы не прослыть неотесанной дубиной, отвечая на подобный вопрос представительнице слабого пола, да еще и находясь перед толпой зевак и собственных приятелей, он должен был сказать что-нибудь остроумное и язвительное. Причем – остроумное по отношению к девушке и язвительное – к ее кавалеру. А дерзкий юнец, оценивая противника, настраивался отнюдь не на обмен словесными уколами. Да и сама девица смотрела на него с такой снисходительной усмешкой, что это сбивало с толку. Увы, но ничего лучше, чем: «Ах, сударыня, к чему вам, при вашей-то красоте, интересоваться подобными вещами», – ему в голову не пришло.

– А я вот, представьте, интересуюсь, – подбоченясь, пошла в наступление Одивия, одновременно как бы невзначай ухватившись за руку Ренки, тянущуюся к шпаге, и тем самым мешая ему встать в позу, сообразную для вызова на дуэль. – Так что вы мне скажете – большой знаток и ценитель шпаг? Кстати, вы благородный или просто ими торгуете?

– Я происхожу из старинной семьи олидских цеховых мастеров! – гордо задирая нос, провозгласил мальчишка. – Даже во времена Старой Империи мы приравнивались к благородному сословию, а не к купеческому. И можете не сомневаться – мой род насчитывает куда больше достоверных поколений предков, чем большинство «благородных» родов оу. Есть соответствующие записи в Большой книге гильдии. Мы делали оружие еще во времена Старой Империи, и даже раньше! А еще мы всегда прекрасно умели им пользоваться, сударыня, не зря дружины олидских цехов составляли лучшие части в Имперской армии! Так что можете передать своему молчаливому спутнику, что искусство того, в чьих руках находится шпага, – главный критерий ее стоимости!

– Хм… сударь, – начал было Ренки, но Одивия опять бесцеремонно влезла в разговор.

– Чудесненько, – едва ли не пропела она. – Для начала позвольте сказать, что, если я дам своему молчаливому спутнику договорить, вы, сударь, скорее всего, умрете в самое ближайшее время. Вероятно, еще до окончания антракта. Поскольку в наших краях у него сложилась репутация человека – как бы это сказать, – избавляющего мир от тех, кто считает, себя искусными мастерами шпаги. И поверьте, сударь, в этом нет ни малейшего преувеличения. Достаточно лишь заметить, что во всей армии Тооредаана только один человек может сравняться с ним по количеству наград, и оу Ренки Дарээка, несомненно, превосходит его в искусстве фехтования. Увы, он сейчас не в мундире, и вы не можете оценить его погон, иначе, вероятно, этого разговора просто не было бы. Но речь-то, собственно, не об этом, а о цене шпаги. Отбросим красивые рассуждения о руках, держащих шпагу, поговорим именно о цене. Если вы, сударь, и правда из семьи старых олидских мастеров, то, несомненно, можете оценить клинок только по виду металла, из которого он сделан. Так?!

Студент утвердительно кивнул головой. Он был явно сбит с толку, не понимая ни того, куда клонит эта девица, ни зачем она вообще вмешивается в мужские дела.

– В таком случае вы как человек искренний и справедливый, увидев, что шпага оу Дарээка отнюдь не дешевая, должны будете признать свою ошибку. А признав ошибку – принести извинения. Ну же, сударь, так это или нет?

Студент кивнул второй раз. Возразить против подобной логики – все равно что признать себя упрямым бараном, лживым и лишенным чувства справедливости.

– А признав, что ошиблись в шпаге, вы должны будете допустить, что и в отношении ее владельца ваши рассуждения были поверхностными и несправедливыми, – продолжала давить девица, которая вела себя как почтенная матрона – спокойно и рассудительно, что сильно сбивало с толку. – Так? Отлично. Оу Ренки Дарээка, будьте любезны выдвинуть немного свою шпагу из ножен и покажите клинок этому молодому человеку. Посмотрим, не солгал ли он, что разбирается в оружии. Очень прошу вас это сделать, – добавила она, видя, что ее спутник едва ли не лопается от гнева и недовольства.

Возражать даме в подобных условиях было бы просто неприлично. Ренки подчинился и, выдвинув шпагу из ножен примерно на половину, продемонстрировал мальчишке свое оружие.

– Приношу вам свои извинения, сударь, – нехотя выдавил из себя студент. – Превосходнейший булат. Рецепт утерян век назад вместе со смертью мастера, что делает ваше оружие поистине бесценным. Но…

– Прекрасно, – оборвала его Одивия. – Только очень смелый и благородный человек решится признать, что был не прав. Полагаю, и вам, Ренки, надо принять эти извинения как человеку не менее смелому и великодушному…

– Принимаю ваши извинения, сударь, – сохраняя кислое выражение лица, пробормотал оу Дарээка. Хотя…

– Прекрасно, – повторила Одивия с нажимом, и в ее голосе проскользнули нотки…

Ренки уже слышал нечто подобное, когда стоял рядом с адмиралом оу Ниидшаа во время боя на архипелаге Тинд. Поневоле хотелось вытянуться во фрунт и молча ждать дальнейших приказов.

– А для разрешения иных противоречий и закрепления добрых отношений между вами, – продолжала тем временем девица, – я предлагаю вам, судари, в самое ближайшее время встретиться где-нибудь в фехтовальном зале и оценить искусство и доблесть друг друга посредством боя на учебных рапирах. Согласны? Чудесно. Полагаю, вы, сударь, студент университета Старой Мооскаа? Он славен своим залом воинских искусств. Мы будем в этом городе через пару дней и конечно же посетим университет. Назовите удобное для вас время, и благородный оу Ренки Дарээка сочтет за честь поупражняться с вами. А вы окажете ему любезность и поделитесь своими знаниями о его шпаге. Уверена, такой знаток, как вы, сударь, сможет нам поведать немало интересного об этом достойном оружии… О! Начинается второй акт!

Во втором акте был балет. Что-то из жизни богов. Ренки в принципе был в курсе, что каждая поза, каждый жест и шаг танцоров должны были что-то такое означать. Поэтому знатоки читали представление словно книгу и могли оценить глубину замысла.

Увы, но он этим искусством не овладел. В его скучной провинции столичные балеты преставлений не давали, да и… Если бы здесь сейчас площадная труппа показывала сценки про Профессора или взвод гренадер демонстрировал воинские экзерциции, Ренки способен был бы оценить их умения не лучше балетного искусства. Его распирало от весьма противоречивых чувств, и сознание витало вокруг только что закончившегося спора.

С одной стороны – вроде бы все формальности были соблюдены. Его прилюдно оскорбили, но прилюдно же принесли извинения. С другой стороны – как-то все это было не так. От всей этой сценки, что разыграла Одивия Ваксай, так и попахивало мерзким крючкотворством и… Короче, неправильно все это было! Одивия вообще не должна была влезать и предоставить мужчинам самим разбираться в мужских делах.

Увы, но высказать все это самой Одивии Ренки смог только после того как они высидели еще и третий акт – оперу. К тому времени голова его уже была так переполнена высоким искусством, что даже под пыткой Ренки бы не смог сказать, о чем пели все эти тонкоголосые мужички и дородные толстухи.

– Вы чем-то недовольны, сударь? – с вызовом спросила Одивия, когда Ренки провожал ее до гостиницы.

– Зачем вам понадобилось вмешиваться?! – Эти слова вылетели из Ренки словно заряд картечи из пушки. – Я вообще-то и сам могу постоять за свою честь! И не нуждаюсь в том, чтобы…

– О, так вам надо было обязательно устроить очередную дуэль?! – ядовито поинтересовалась Одивия. – Воспоминания о последствиях вашего прошлого поединка уже стерлись из вашей памяти, сударь?

– Но даже Готор, сказал, что я был прав. И он бы, наверное, поступил точно так же!

– Возможно. Но, во-первых, сударь, неужели вам недостаточно славы и вы хотели бы добавить к ней смерть этого мальчишки? Может, тогда, по примеру своего прародителя Дарэ’кхо, вам пора начинать сдирать скальпы со своих жертв и вешать их на пояс? А во-вторых, в Мооскаавской сатрапии, между прочим, дуэли запрещены! И если этот мальчишка, будучи студентом, подлежит университетскому суду, который достаточно снисходительно смотрит на подобные шалости, то вас бы, сударь, ждало совсем иное судилище. И поверьте человеку, знающему порядки в сатрапии, – чтобы выйти сухим из воды, вам бы пришлось раздать немало подарков. Всем, начиная с писаря и заканчивая самим судьей. И это куда более унизительно и неприятно, чем позволить девице-купчихе говорить за себя. А в противном случае – рудники в горах. Всего шесть месяцев, но, говорят, каждый день там уносит год жизни. Да-да, конечно, вы бы могли просто убежать. Но, надеюсь, вы не забыли, что у нас в этих краях есть несколько неоконченных дел, завершению которых ваше бегство сильно помешает!

– Но…

– Да-да, сударь, прекрасно понимаю – вы не чувствуете себя полностью удовлетворенным таким исходом. Потерпите немножко. Покажите этому мальчишке в учебном бою свое превосходство и тем самым утрите ему нос. Ему это будет еще обиднее. Он поймет, что вы настолько не воспринимаете его всерьез, что не удостоили настоящей дуэли.

– Хм… а если…

– Если он утрет вам нос… Что ж, это станет вам хорошим уроком. Но главное, что вы останетесь живым и свободным. Полагаю, вашему ущемленному самолюбию будет нанесен серьезный удар, но вы же не сопляк вроде этого… Переживете.

Почему-то Одивия Ваксай сейчас напоминала Ренки одновременно и Готора, и даму Тииру. И хотя он не сделал ничего предосудительного, ему вдруг почему-то стало стыдно и неловко. Ведь по сути-то она, девица купеческого рода, сумела разобраться с ситуацией без кровопролития и без урона для чьей-либо чести. В то время как он, благородный оу, своими действиями мог бы лишь добавить всем лишних проблем.

– А откуда, Одивия, вы все это так понимаете? И где набрались этакой мудрости?

– О боги! Сударь! Мы ведь знакомы уже не первый год. И вы прекрасно знаете, что я руковожу Торговым домом. Лавки, склады, верфь, шесть кораблей с командами, две строительных артели… Если посчитать всех моих работников, полагаю, их вполне наберется на целый полк. Только вот я, в отличие от всяких там полковников, прикрыться именем короля или отдать кого-то под трибунал не могу. И капралов с палками у меня нет. Я даже подчас вообще приказывать своим людям не могу, а только уговаривать. А люди, знаете ли, любят конфликтовать. И с начальством, и с равными, и с подчиненными. Чем ценнее работник, тем больше у него капризов и претензий. И мне постоянно приходится разрешать конфликты, искать компромиссы и сглаживать противоречия. Так что руку набить успела.

– Э-э-э… – задумчиво протянул Ренки и совершенно по-новому взглянул на свою спутницу.

Целый полк подчиненных! Он сам командовал максимум батальоном – примерно такова была численность войск одного вождя берега. Да и пренебрежительно думать о купеческих трудах ему не давала собственная память о времени службы полковым писарем, когда на него свалилась обязанность заботиться о немалом хозяйстве Шестого Гренадерского.

Все это произвело на него такое впечатление, что собственные обиды как-то съежились и стали казаться куда менее значительными.

Следующий день был посвящен посещению памятных мест Хиим’кии. Дорожка сия была протоптана еще в далекой древности – возле каждой достопримечательности стоял специальный человек, взимавший с любопытных зевак мзду в казну сатрапии и готовый за дополнительную плату в свой карман прочитать целую лекцию о храме, крепости или даже отдельном здании. Врали такие проводники (по утверждению профессора Йоорга) немилосердно, но зато занимательно и весьма артистично, так что почтением к историческим камням проникся не только Ренки, но даже и сопровождающий их Гаарз, обычно мало интересующийся подобными вещами.

Поход по памятным местам начался ранним утром и затянулся – с перерывом на сиесту – до глубокой ночи, а город был осмотрен едва ли наполовину. Профессор уговаривал остаться еще на денек и был жутко недоволен, узнав, что у оу Дарээка назначена какая-то встреча в университете Старой Мооскаа, которую он почему-то не может отложить даже на день.

Но и оу Готор (которого, надо сказать, почтеннейший Йоорг уважал куда сильнее, чем его приятеля), и даже Одивия Ваксай настаивали на скором отъезде. Поэтому профессор бурчал больше для порядку: в конце-то концов Хиим’кии, конечно, полны достопримечательностей, но ведь впереди их ждала Старая Мооскаа – Великий Город, полный самых удивительных тайн и загадок.

Так что едва за окнами кареты виды на предместья Хиим’кии сменились бесконечными степными просторами, он уже начал нетерпеливо подпрыгивать на сиденье и радостно восклицать: «В Мооскаа, в Мооскаа!»