Господи, да я себя таким опущенным не чувствовал, даже когда меня десяток лет назад ткнули мордой в говно и заставили собирать кизяк!

Погано было до тошноты. И отнюдь не после вчерашнего, хотя, конечно, и вчерашнее упитие сыграло свою роль, но…

А на Лга’нхи я вообще не смел поднять глаза. Хотя он тоже придурок изрядный, это же надо чего учудил! Вполне могли бы Леокаевым барахлом отделаться, так нет же, ему приспичило отдать за мою жизнь достойную цену. Никакого представления о правилах торговли у этого дикаря. Нет чтобы схитрить, сбить цену, прикинувшись, что я ему абсолютно посторонний дядя, и больше чем драной подметки и завалявшихся на дне сумки старых портков он за меня не отдаст. Так нет же! Неуемное благородство и честность, видите ли, прут из нас, как сдобренное дрожжами говно из нужника. Аж противно. А ведь начиналось-то все относительно неплохо!

Собственно, просьба Леокая не показалась мне особо обременительной: всего-то делов — сопроводить его товары в неведомые страны и вернуться обратно. По мне, так это вполне себе выгодно и удобно, причем всем.

Леокай разом решал аж целую кучу проблем. Во-первых, удалял нас с Лга’нхи подальше от Улота. Во-вторых, удалял так, чтобы все же иметь под рукой, на случай, если еще понадобимся. В-третьих, обзавелся неплохой охраной для своих товаров. В-четвертых, как я понял уже позже, Леокай успел пообщаться с «забритыми» и, поскольку среди них большая половина была приморских, подрядил их в качестве дешевых экипажей для лодок (а куда еще бедолагам податься?). Что, опять же, позволяло ему иметь под рукой и их, на случай, если понадобятся солдаты, обученные драться в строю. Ну и напоследок: мы с Лга’нхи стали гарантами того, что «забритые» не умыкнут товары. Лга’нхи тут обеспечивал силовое прикрытие, я — сверхъестественное, а Осакат была кем-то вроде почетного представителя царской династии.

Ну а я, в общем-то, был совсем даже не прочь попутешествовать в компании трех оикия, десятка улотских воинов и сановников и полутора десятков нанятых прибрежных. По местным меркам, это было целое войско, способное обеспечить безопасную и комфортную прогулку туда и обратно. Нечего даже сравнивать с прошлым годом, когда мы двигались вдвоем, потом втроем, шухарясь по овражкам да перелескам и прячась от каждой тени.

Опять же, морской круиз за счет Царя Царей, возможность прогуляться на лодочке и наконец-то увидеть море!

Я ведь как раз из тех лохов, что никогда не видели моря! В смысле — вживую не видел. Но телевизор и даже экран кинотеатра слишком мелки и ничтожны, чтобы передать ощущение Моря. Я был разок на Волге, в самых низовьях, и думал, что, раз другого берега не видно, это почти как море. Нет. При всем величии и грандиозности Волги море — это море. Оно дышит, оно накатывает на тебя своей вроде бы пока спокойной, но зримой мощью, как бы давая понять всю твою ничтожность и несоизмеримость с Морем — Великим, Вечным и Неохватным.

Так что на морскую экскурсию я согласился без раздумий. (Да и чего думать, все равно Лга’нхи уже решил за нас.)

Первый звоночек прозвучал, когда я понял, на чем конкретно предстоит нам совершить эту экскурсию. Нет, на круизный теплоход или даже какую-нибудь убогую каравеллу я и не рассчитывал. Но лодка из кожи? Я даже подумал, что местные прибрежные впарили Леокаю самый фиговый товар. Но Витек заверил меня, что лодки очень хорошие. Хотя, конечно, его племя делало лодки получше, а местное племя, по всему видать, сплошь безрукие уроды, вороватые тупицы и сухопутные выхухоли, но плыть на лодках можно — они не подведут и не развалятся, едва отойдя от берега.

Да и как бы местное ворье посмело обманывать Царя Царей, зная, какой великий эксперт-мореплаватель нонче у него на службе, не забыл похвалить себя Витек, гордо выпячивая грудь перед сестренкой (нашей сестренкой! Может, все-таки кастрировать гада?).

Приятные заверения. И Витьку я доверяю, отчасти. И да, я в курсе, что эскимосы и чукчи на своих кожаных байдарках проплывали сотни километров по не самым спокойным и гостеприимным водам. Я даже слышал байки про ирландских монахов, якобы плававших на подобных лодках чуть ли не в Америку. Но для того, чтобы заставить себя забраться в подобное утлое суденышко, в первый раз мне понадобилось изрядное мужество. И если бы не Осакат, смело шагнувшая туда вслед за Витьком (как хорошо быть дурой и не понимать всех опасностей), я бы, наверное, предпочел идти пешком. Впрочем, впоследствии лодочки показали себя относительно надежными плавсредствами, вмещающими в себя пять-шесть человек и полтонны груза. Главное было соблюдать некоторые правила, типа, «помни, где находишься». Неудачно уронил топор — готовься к купанию, резко вскочил — привет рыбешкам. В общем, танцевать, готовить пищу и колоть дрова — строго на берегу. А в остальном — унылая-унылая-унылая скука! Сиди скукожившись, не имея возможности лишний раз повернуться, греби, как раб на галерах, и любуйся пейзажами.

Ну вот сколько можно любоваться однообразными пейзажами, очень медленно, в такт неторопливым гребкам, проплывающими мимо тебя? Ну час. Ну, может, два, если сразу не доходит. Но день за днем, неделю за неделей?!

Даже гребля не вносила в скуку особого разнообразия. Поначалу я, конечно, вспоминал навыки, приобретенные в Москве на все том же «Байкале» или в парке Горького, изображая из себя матерого морского волка и посмеиваясь над Лга’нхи, который то не знал куда просунуть свои длинные ноги, то пытался грести так, будто баржу с места сдвинуть хочет, от чего наша лодчонка едва не переворачивалась. Потом навыки худо-бедно вспомнил, и гребля стала рутиной, а насмешки над сухопутным приятелем приелись и стали небезопасными. Весло перестало натирать руки, на нужных местах наросли мозоли, и началась тоска.

Кажется, пешком двигаться было бы точно быстрее. По крайней мере для нас с Лга’нхи. Уж мы бы припустили, и пусть я бегаю, как черепаха, но это лучше, чем плавать, как тухлая рыбка.

А плыли мы не намного быстрее вышеозначенного объекта. В день делая, наверное, километров тридцать-сорок. Точно вдоль побережья, чуть дальше линии прибоя, но так, чтобы не спускать с берега настороженных глаз. Я разок предложил срезать путь, махнув напрямик во-о-он до того мыса, что виднеется вдали. Все ж лучше, чем уныло плестись вдоль изогнувшегося дугой берега. Эксперты-мореходы надо мной только посмеялись.

Так мы и тащились полтора месяца. Никакого разнообразия. Утром завтрак, гребля, в обед перекус холодным, гребля. Вечером вылезаем на берег, готовим горячую пищу на ужин и завтрашний день, едим, спим, утром завтрак — и дальше по списку. Изо дня в день, без всяких происшествий и приключений. И единственным «светлым пятном» во всей этой унылости стало нападение пиратов, случившееся где-то посреди нашей тоскливой экспедиции.

И слава богу, а то я уже был близок к тому, чтобы самостоятельно проковырять дырочку в нашей лодке, чтобы хоть героическое спасение и ремонт внесли какое-то разнообразие в эту тоску и унылость!

Да. Пираты. Потом шторма, не столько внесшие разнообразие, сколько добавившие скуки долгих отсидок на берегу. Сейчас я готов вспоминать о них со светлой печалью. После всего произошедшего все это кажется милыми пустяками по сравнению с тем, что из-за меня Лга’нхи потерял свой Волшебный Меч.

И ведь что самое обидное, никакой моей вины в этом не было! Ну, если только самая малость. Но там все нажрались до отключки, не я один. И Лга’нхи нажрался, и Витек, и Гит’евек, и даже Мнау’гхо, который вообще непонятно как затесался в нашу компанию.

Может, нам пиво паленое подсунули? Хотя нет, все вроде одинаковое пили. Почти полсотни человек гуляло, выхватывая кувшины прямо из рук неустанно подтаскивающих пойло служанок. Да и ужрались тоже все. Но надо же такому случиться, что именно мой кинжал утром обнаружили в груди у брата местного Царя Царей!

Типичнейшая голимая подстава! Но разве местным что-то докажешь? Про алиби, мотивы и презумпцию невиновности тут даже и не слышали. Раз кинжал мой, то и братца зарезал тоже я. А размышления типа «могли украсть, пока я пьяным валялся» для местных слишком сложная конструкция. Их логика дальше, «кто шляпку спер, тот и тетку укокошил», не идет. Так что меня без особых раздумий назначили виновным. Уж лучше бы опять с пиратами подрались.

Собственно, да, пираты. Увы, никакой романтики в стиле капитана Блада или Джека Воробья. Они и напали-то не в море (и слава богу, не представляю, как можно драться в этих кожаных тазиках), а когда мы выползли на берег. Да и профессионалами в своем деле явно не были, поскольку действовали абсолютно безграмотно.

Я ведь Витька заранее расспросил насчет традиций и «шалостей» местной прибрежной публики в отношении проплывающих мимо них караванов. И он мне честно поведал, что специально ходить кого-то грабить у них вроде как не принято. Потому как с ума сойдешь дожидаться очередного каравана. Не так часто они вдоль берега плавают, чтобы всерьез наладить пиратский бизнес. А наезжать на чужие поселки? Ну можно, конечно, пару лодок стащить или еще как набедокурить. И молодежь иногда этим развлекается. Но, опять же, больше ища выход для дури, чем в качестве промысла. Другое дело, что у прибрежных, как у всех приличных людей, коли есть возможность чужого ограбить, так стыд тебе и позор, если ты клювом прощелкаешь! Неважно, рыбак ты или перевозчик: когда приспичит, все становятся малость пиратами.

— Но на такой караван, как наш, — успокоил он меня, — никто не позарится, ибо больно уж нас много.

Увы, не учел Витек новшеств, что появились в жизни всех окрестных земель после появления тут аиотееки. Эти ребята разорили немало прибрежных поселков. Многие, вроде родни Витька, подхватив невеликий, влезший в лодки скарб, ломанули подальше от этой напасти на восток. А берега моря, как известно, не резиновые, особенно учитывая, что не так много удобных гаваней на побережье. Так что вывод ясен: где-то испуганный народ просто резал друг дружку или кто под руку подвернется. А где-то сбивался в кучи, образовывая аналогии «береговых братств», которые, не будучи обремененными соседскими или родственными связями с «восточными», наводили изрядный шорох на этих берегах. Короче, разброд и шатания.

Да и местные в ответ тоже не журились и с радостью вгрызались в добычу, коли считали, что она им по зубам. Я вот, например, не спрашиваю, где были взяты лодки, на которых мы едем. Хотя Витек, облазивший каждую, уже доложил, что почти все они, судя по особенностям конструкции и племенным узорам, из разных племен и родов.

А Кор’тек, адмирал нашей флотилии, отвечая на вопрос, «почему сами прибрежные не захотели везти товар, а лишь продали Леокаю лодки», сказал, что, во-первых, надо беречь поселок от нашествия лихих людей, а во-вторых, в этот сезон на перехвате чужих лодок можно заработать больше, и вообще, он во все это ввязался исключительно, чтобы не портить отношения с Улотом, а иначе в эти неспокойные времена ни за что бы край родной не покинул.

Ну да бог с ними со всеми. Короче, пираты. Если этих убогих гопстопников можно назвать таким грозным прозвищем.

Заметили мы их еще утром. Да и сложно не заметить, когда они, пока мы спокойно проплывали мимо какого-то поселка, судорожно выскакивали из хижин, садились в лодки и что-то нам орали.

Кор’тек сразу заявил, что это, мол, чужие и на провокации криком поддаваться не надо. Потому как он в этом поселке своему третьему сыну жену выменивал и местных знает, а это точно не местные, и даже лодки у них неправильные, и народу больно уж много. Непонятно, откуда столько взялось?

Ну, я ему сразу порекомендовал про родню забыть, пришлые небось уже всех вырезали, когда захватывали поселок. Кор’тек со мной согласился, без особой, впрочем, печали. Видать, родня была дальней или невеста не оправдала запрошенной за нее цены.

Ну а дальше расчет простой: у нас одиннадцать лодок и на них семьдесят человек. А у супостатов лодок раза в полтора больше, и забиты они до отказа, поскольку груз им везти в них не надо. Так что на сотни полторы можно смело рассчитывать.

Также можно было смело рассчитывать, что на воде с нами драться они не полезут. Поскольку в подобной драке перевернуть лодку и утопить груз — дело нехитрое. Нас будут преследовать и нападут уже на берегу.

Да и хрен с вами. На коротком совещании за бегство высказались только Кор’тек и Санкай — главный приказчик Царя Царей, он же по совместительству его полномочный посол. Все же остальные, начиная от воинственного Лга’нхи, нетерпеливо тискавшего рукоятку своего волшебного шестопера, и заканчивая Ливоем — предводителем улотских вояк, высказались за «мочить гадов».

У меня предстоящая битва особого энтузиазма не вызывала. Нет, погибнуть в бою или еще чего-то этакого я не боялся. Научился уже относиться к этому по-философски. Да и выйдя из двух больших битв (а тут любая битва, где дерутся больше десяти человек, считается большой) без единой царапинки, я как-то малость начал считать себя неуязвимым. Вот только совсем другое дело, что будет после битвы! А именно — пока гордые воины будут хлебать пиво, жрать и похваляться перед друг дружкой подвигами, я несколько дней подряд буду штопать раны, менять перевязки и жевать очень горькую травку. То еще Щастье!

Но куда деваться? Ясно было, что обойтись без драки не получится. Даже если мы вовсю поднажмем, рано или поздно пустые лодки с большим количеством гребцов нас догонят. Да и плавать ночью тут не умеют. Так что на берег мы все равно вылезем, другое дело, что к тому времени будем уже измотанные и уставшие. Как говорится, «те, кто пробует убежать от снайпера, умирает потным».

Потому я поневоле присоединился к воинственному большинству, лишь отчасти детализировав план, предложив сначала приналечь на весла, чтобы к тому времени, когда нас настигнут, успеть влезть в доспехи и подготовиться к битве. И выбрать наиболее подходящее для действия оикия поле боя, предоставив выбор такового Гит’евеку.

Гит’евек на это сказал, что им подойдет любой достаточно просторный и ровный пляж, каковой и нашелся через пару-тройку километров. Мы на нем высадились. Я осмотрел местность и внес новую инициативу, предложив заодно ограбить супостатов. А для этого всего-то и надо — спрятать в камнях улотское воинство вместе с прибрежной «морской пехотой». А когда недоделанные капитаны флинты выскочат из лодок и побегут на стоящие в глубине пляжа оикия, вдарить им в тыл и отсечь от собственных лодок.

Расслабился. Потому как дебил. Мое предложение страшно оскорбило Ливоя. Дескать, не будут славные улотские воины ховаться по каким-то там камушкам, поскольку привыкли встречать опасность грудь в грудь, глаза в глаза, носом по кулаку. Идиот, такой план испортил! Если бы все получилось по-моему.

Засаду мы все-таки поставили. Наши прибрежные ничего против подобной тактики не имели, мы с Лга’нхи и воинственно верещащий Витек — тоже. Благо прибрежные не намного отличались «цивилизованностью» от степняков. Другое дело, что все-таки нас было маловато, а самое главное, горские и оикия — не слишком хорошее сочетание на поле боя, неважно, дерутся ли они друг с другом или против общего врага.

Собственно, так и получилось — горские больше мешали. Пока наши забритые выстроились хитрой перевернутой буквой «П», выставив посередине оикия, выстроенную в два ряда, широкой стороной по фронту, а с флангов пристроив две другие, тремя человеками по фронту. Горские выстроились своей обычной одиночной шеренгой, да еще и не рядом с «забритыми», а чуть впереди и сбоку. Видимо, это было вопросом чести.

И естественно, когда с пиратских лодок на них ломанул десант, они ломанули ему навстречу. Оикия остались на месте и приняли волну десанта плотным крепким строем, насаживая супостатов на копья и закрывшись щитами. Блин, да за всю битву у них даже серьезных раненых не было, а завалили они больше всех! Завалили бы еще больше, если бы перед их копьями не мелькали эти горские «лыцари», уныло отбивающиеся от насевших на них шакальих стай.

Поскольку пираты особых лыцарских правил не придерживались, то на каждого «лыцаря» навалился чуть ли не десяток. Исход был вполне понятен. Если бы мы вовремя не ударили в тыл, внеся смятение во вражеские ряды, они бы не только сами погибли, но еще и, отступая, разрушили бы строй «забритых». Но мы ударили. Враги сбавили напор. Гит’евек пропел команду, и фланговые оикия мощными кулаками двинулись вперед, давя пиратскую толпу и сгребая ее в мешок. Те, почувствовав себя в окружении, бросились бежать. Вот тут бы нам и понадобился десяток горских вояк. Они одним своим видом задавили бы любые остатки сопротивления. Увы, их не было. А наша двадцатка просто физически не могла удержать всех разбегающихся.

Я, в общем-то, в бой особо не рвался. И в первой атаке участия почти не принял. Тех пиратов, что остались в тылу, прикончили бежавшие впереди, так что мне добычи не досталось. А вот зато когда вся эта толпа ломанула назад, вот тут уж пришлось помахать протазаном вволю! Однако на всякий случай я старался держаться поближе к Лга’нхи, любуясь, как он крушит черепа и кости своей новой игрушкой. Для тех, кому не повезло оказаться перед ним, он был верной смертью, а теми, кто пытался забежать ему в тыл или кому просто подфартило вывернуться из-под сокрушающего снаряда, занимался уже я. Так что в целом неплохая получилась связка. Результативная, сказали бы спортивные комментаторы улотцев, если бы тем хватило цивилизованности таковыми обзавестись.

Да и вояки из этих «пиратов» были так себе — сразу видно, что это рыбаки да гребцы, собранные с бору по сосенке, вооруженные чем попало (один даже веслом на меня замахнулся) и без доспехов. После первой неудачной атаки желание биться у них как-то сразу резко пропало, и все их думы сосредоточились на том, чтобы быстрее добраться до лодок и слинять. Но между ними и лодками стояли мы, и, короче, человек шесть-семь мне завалить пришлось, без всякого, впрочем, удовольствия. Сколько угробил Лга’нхи я считать не стал. А его математических способностей и пальцев на такую кучу скальпов просто не хватило.

И если бы горские дрались на нашей стороне, а не мешали «забритым», наверное, ни один пират не ушел бы от праведного возмездия и встречного ограбления. А так почти треть лодок, которые я уже мысленно начал считать своими, слиняли вместе с экипажами.

Впрочем, на этих горских обижаться уже не приходилось — почти все эти дурни оказались либо убитыми, либо сильно пораненными. Все-таки, когда десятком прешь на полторы сотни, это редкостная глупость с точки зрения теории Дарвина о естественном отборе. Причем в числе погибших были и посол его величества Санкай, и командир роты охраны Ливой. Из всех улотцев в нашем экипаже осталось только двое вояк, причем один, возможно, до конца жизни останется калекой. Что серьезно меняло расклады в противовесе сил. Так что, если теперь «забритые» вдруг захотят вильнуть хвостом и, прихватив богатства Царя Царей Улота, двинуть на вольные хлеба, нам противопоставить им будет нечего, кроме разве что шестопера Лга’нхи и моей «магии». Впрочем, об этом буду думать позже.

А в остальном — полная победа! Девять трофейных лодок и два десятка пленных, с которыми мы не знали, что делать, впрочем, как и с лодками.

Так что виновным меня назначили еще до суда. Собственно, и суда-то как такового не было. Митк’окок, местный Царь Царей, когда нас привели к нему на двор «Дворца», сразу начал рассуждать про наказания и компенсации.

Причем, как мне показалось, смертью брата он особо огорчен не был. А ведь все-таки родович как-никак. А тут такие вещи ой как ценятся. Осакат Леокаю, по сути-то, вообще абсолютно посторонняя девочка, однако он о ней по-своему заботится, и, как я уже успел убедиться, достаточно искренне. И не только как о фигурке на политический шахматной доске, но и как о человеке. По крайней мере, когда он задавал мне вопрос: «Предашь ли ты мою внучку?» — я чувствовал, что его это искренне беспокоит.

Так что то, что этот Митк’окок с ходу стал требовать цену за родную кровь, показалось мне, мягко говоря, странным и подозрительным.

Хотя хрен его знает, может, они с пеленок с этим братом на ножах. И своей смертью он сделал Царю Царей самый роскошный подарок, дав ему возможность обобрать наш довольно богатый караван до нитки. В буквальном смысле этого слова.

Так что выходило, что с таким трудом и жертвами доставленный караван Леокая достанется этому мудозвону (а он реально был весь бубенчиками увешан, видимо, для крутизны). Да еще и при условиях, когда даже сам Царь Царей могущественного Улота будет вынужден признать законность данной экспроприации. Так что то, что все наши труды по доставке каравана пойдут насмарку, еще не самая большая проблема по сравнению с тем, как испортятся наши взаимоотношения с Леокаем.

Собственно, трудов и впрямь хватало. Для начала разобрались с пленными пиратами. Лга’нхи (и не только он), не долго думая, предложил их прирезать. А чтобы не выпускать ману зазря, раздать им оружие и дать возможность каждому умереть в бою с ним. (Рожа кровожадная! И так весь скальпами увешан, как елка игрушками.)

Я был склонен тупо их отпустить. Потому как реально не знал, куда их деть.

Кор’теку было наплевать — под ревнивым присмотром Витька, отобрав три лодки, которые нам худо-бедно могли понадобиться, он прикидывал, как бы припрятать остальные, чтобы отбуксировать их на обратном пути домой. (Типа, не зря же он воевал, должен свой гешефт поиметь.) Он даже заранее придумал, как распределить людей и загрузить лодки трофеями. Собственно, он больше о лодках и заботился, до судьбы пленных ему особого дела не было.

Но тут вдруг случилось чудо в стиле телепередачи «Ищу тебя» или «бразило-индийского» мыла — один из «забритых» опознал в парочке пленных соплеменников. Когда утихли радостные вопли, разжались объятья щастья и подсохли слезы умиленно глядящей на это публики, Гит’евек с «родственниками» подошли к нам с Лга’нхи и испросили разрешения включить новичков в состав оикия.

Собственно говоря, возражать у нас не было ни малейшего права — «забритые» были абсолютно свободные люди и могли делать что хотят. Если они кому нонче и служили, так это уж скорее Леокаю, подрядившему их на эту поездку. Но, поскольку улотские ребята их всячески избегали, «забритые» по всем вопросам обращались к нам с Лга’нхи. А мы хотя командовать ими и не имели права, но всегда были готовы помочь добрым советом, пусть и поданным в форме ценного указания обязательного к исполнению.

Потому, тая небескорыстные помыслы, прежде чем дать свое согласие на пополнение рядов, я потребовал дать мне время на обсуждение данного вопроса с духами, для чего и удалился в степь. Полдня гулял по ней, пополняя изрядно опустошенный запас целебных травок. Хорошо, что хоть та, горькая, росла почти везде, и особых проблем нарвать ее не было никаких.

Потом я вернулся поближе к пляжу, разжег костерок, поджарил лучшие кусочки добытого «забритыми» и преподнесенного мне для жертвы духам оленя. Пожрал сам, угостил духов и хорошенько выспался перед ночным шоу. Ближе к вечеру, пока еще было светло, подготовил нужные материалы. А уже глубокой ночью, с мстительной радостью (хрен вы у меня поспите!), приступил к своим непосредственным обязанностям.

Кажется, я даже начал находить в этом некую прелесть, хотя физически это бывает тяжеловато. Пожалуй, стоит обзавестись бубном или барабаном, потому как колотить камнем о камень, выбивая ритмы русских народных песен и прочих хитов 90-х, было довольно утомительно. Зато громко. Надеюсь, никто в лагере не смог заснуть, и они вволю насладились зрелищем меня, танцующего брейк-данс вокруг костра и завывающего страшным, слабомузыкальным голосом «Белые розы» или «Валенки».

А утром я принес результат нашего совместного с духами творчества — ровный прямоугольный кусок светлой выделанной кожи (вырезал из спины безрукавки одного из убитых пиратов), в верхней части которого багровели красной охрой зловещие руны — «Ведомость на зарплату».

Далее произошло страшное, леденящее кровь действо — злобный, но могучий шаман Дебил, напевая себе под нос «Бухгалтер, милый мой бухгалтер» и спешно заполняя шкуру таинственными узорами, заставил всех «забритых» по очереди назвать свое имя и напротив каждого узенького узорчика поставить отпечаток своего пальца — кровью!

Эта вызывающая дрожь сакральная церемония, по словам вышеозначенного проходимца Дебила, связала всех «забритых» незримыми узами братства и фактически — родства. Отныне они, невзирая на происхождение из степняков, приморских или еще каких-то, образовывали подобие общего племени. И обязаны были оставаться там до тех пор, пока особый узор, означающий их сущность, и отпечаток пальца рядом с узором не будут магическим путем удалены из списка.

Надо сказать, что моя инициатива нашла живой отклик в душах электората. Они и сами уже о чем-то подобном подумывали, но, естественно, не знали, как свершить подобный обряд, связующий настолько разных и непохожих друг на друга людей. А дельного шамана, чтобы перетереть этот вопрос с духами и оформить все официально, среди них не было.

Когда я объяснил им все прелести подобной системы, в том числе и возможность вписывать в список «соплеменников» новых людей или выкидывать из него провинившихся простым росчерком пера, Гит’евек и другие старшины пришли в восторг. Пятна крови, оставленные на общем листе, делали общей и кровь в их жилах, создавая родственную связь, — это ли не чудо? Да тут еще и Осакат, присутствовавшая на церемонии как представитель царствующей династии Улота (засранка сунула свой любопытный нос в церемонию, и, дабы воспринимающие все с излишней серьезностью мужики не надавали ей по шее, пришлось представить ее подобным образом), рассказала, как однажды я, прямо на ее глазах, превратил оленя в овцебыка на священном празднике Весны. А Лга’нхи это подтвердил. Причем сдается мне, ребята не врали. Они уже искренне верили, что на их глазах умирающий олень превратился в овцебыка. Но так или иначе, а мой авторитет Шамана в очередной раз взлетел на недосягаемую высоту, и церемония была признана важной и священной.

А вот то, что списочек я оставил себе, заставило их сильно задуматься, ну, по крайней мере тех, кто умел думать. Все отпечатки их духовных сущностей отныне хранились в сумке у меня на поясе. Что давало мне над ними немалую власть.

Впрочем, как я понял, ребята и так не были против того, чтобы над ними висела некая власть. Всем им некуда было идти. Все они понимали, а недавно убедились воочию, какую силу им дарует полученная у аиотееки выучка. И мысль о том, что дальше выгоднее держаться по жизни вместе, дошла даже до недалекого Мнау’гхо. Но люди-то они и впрямь были очень разными. И спаять их в единую общность пока смогла только суровая Власть аиотееков, бывших хозяев-демонов.

Я всего лишь скромно заменил демонов собой. И это всех устроило. Подчиняться Великому и Ужасному Шаману и его Вождю с Волшебным Мечом было не менее почетно, чем злобным и коварным демонам. Так что на какое-то время я мог расслабиться и не ожидать удара в спину с этой стороны. По крайней мере до тех пор, пока наше командование будет приводить к хорошим результатам. Как вчера, например, при разгроме пиратов.

Кстати, о пиратах. В кровавую «Ведомость на Зарплату» было внесено не два, а целых девять новых имен. Многие пираты, глядя на товарищей, тоже решили сменить карьеру. Я этому не препятствовал, надеясь подглядеть приемы, с помощью которых аиотееки добиваются от своих подневольных рекрутов такой отлаженной выучки.

Еще шестеро напросились к Корт’еку гребцами на лодки. Остальных мы отпустили восвояси, отобрав все ценное, включая одежду. До поселка, откуда они за нами стартовали, не больше десяти-пятнадцати километров, — дойдут и голышом.

Но радость от победы была недолгой, буквально через пару дней после эпохальной битвы с пиратами на нас навалилась новая напасть — начались затяжные осенние дожди и бури. Мы, конечно, этого ждали, ведь караван наш вышел почти на три месяца позже обычного срока. Однако ждать одно, а грести весь день под ледяным дождем и промозглым ветром — совсем другое. Или сидеть по несколько дней на берегу, прячась от пронизывающего ветра в хилых шалашах, едва осмеливаясь высунуть нос из укрытия, чтобы поглядеть, как бушует стихия.

А тут еще и Осакат вдруг разболелась — видно, продуло ее холодным влажным ветром.

Да и вообще, торчать дни напролет в постоянной сырости, холоде и на ветру — не лучший выбор для поддержания здоровья. Все мы были малость простывшими и приболевшими. Даже здоровый, как овцебык, Лга’нхи и то пару раз чихнул и похлюпал носом. А меня и многих других вовсю одолевал противный затяжной кашель, так что все наши мысли были — поскорее забраться в какое-нибудь теплое и укрытое от ветра убежище и отдохнуть от этой непогоды.

Но мы-то ладно, а вот сестренку, видно, прихватило основательно. Также я опасался за жизнь четырех раненых, остававшихся на моем попечении.

А что я мог? Только укутать их потеплее и, напевая «целебные» песенки, поить горячими отварами травок, неизвестно каких и от чего помогающих. Больше полагаясь на эффект «плацебо», чем на реальную их помощь. (Хорошо хоть про «смертельный корешок», который мне показали «забритые», я теперь знал и не сунул его ненароком в «целебное питье».)

Так что неудивительно, что, когда Кор’тек объявил, что цель нашего путешествия близка и мы окажемся там уже завтра, мы все были на седьмом небе от счастья.