Есть города большие, весьма важные и значительные… Они по праву гордятся множеством жителей, широкими улицами, богатыми лавками, обилием ремесленных цехов, и мастерством работающих там не покладая рук, работяг.

Каждый гордый патриот такого города, охотно согласится привести путника из далекой страны, (или рядом лежащего села), к главному Храму или городской Ратуше, и с гордостью поведает ему о том, что это самое высокое здание на тысячу верст вокруг (на всем континенте; на всей земле), или — самое широкое; с самыми большими дверями; обошедшее всех остальных по количеству окон, или… Может, перечислит, сколько кирпичей пошло на постройку, из каких отдаленных пределов привезли черепицу для крыши, какие знаменитости местного разлива, участвовали в его строительстве, или может, просто посещали… — Что ж, у каждого есть право гордиться тем местом, в котором он живет!

Но есть города… Как правило, их жители не отличаются особенной любезностью, по отношению к… ко всем, кому не повезло родиться или жить где-то в другом месте. На просьбу «рассказать о достопримечательностях», они не расплывутся в довольной улыбке, и не поспешат, бросив все свои дела, удовлетворить интерес путешественника, лопаясь при этом от гордости и Щастья. …Скорее наоборот — смерив незадачливого провинциала высокомерным взглядом с неким оттенком жалости и презрения — пробурчат недовольно себе под нос, что-то вроде «Понаехали тут». После чего, сочтя, что и так проявили невероятную любезность, сдержавшись и не плюнув в собеседника — пойдут дальше по своим делам, мысленно сокрушаясь что «Город уже не тот», безнадежно испорчен, захламлен и засран, разными там приезжими бродягами и бездельниками.

Да — не слишком-то любезно. Но этих жителей, немного извиняет то, что живут они в городе-Легенде. Городе — чье имя известно даже в самых отдаленных уголках земли. Да что там «Его имя», в самых отдаленных уголках земли, известны даже имена его улочек и площадей. Ведь это Город — где каждый камень мостовой, сам по себе достопримечательность, и умей он говорить — смог бы поведать о Великих событиях, свидетелем которых был, или Великих людях, многократно ступавших по нему своими ногами.

Таким, а может быть и первым из таких — был город Мооскаа!

Может быть, он и не был самым древним. — Те же Ваалаклава или Аоэрооэо, могли взирать на Мооскаа со снисходительностью дедушек, наблюдающих за резвящимися на травке карапузом.

…Но только этот Город, был столицей Империи. Только отсюда — властители, едва ли не равняющиеся по могуществу богам, могли управлять всем миром.

Именно сюда, на протяжении тысяч лет, стекалось все лучшее, что появлялось на трех континентах земли — товары, капиталы, но главное — люди!

Люди… — Бесстрашные воины, честолюбивые царедворцы, мудрые, отдавшие свою жизнь Знаниям — ученые, и искусные тонко чувствующие художники, поэты и актеры…

…Тысячи их — немало добившихся в родных краях, ежегодно стремилось в Мооскаа, чтобы проверить силу своих таланта и воли, на гранитных стенах и гранитных сердцах ее жителей. Иные добивались невероятных успехов, богатства и Славы. …Еще больше — погибали в ничтожестве, подобно прекрасным мотылькам, сжегшим свои крылья в пламени свечи, и рухнувшим на пол в виде противной таракашки. А кто-то, устав биться головой о стены — соглашался довольствоваться ролью серенькой посредственности… Зато — посредственности мооскаавской!

Но все они, как могли, привносили свою долю в Силу и Величие этого города. — Кто — своими ратными подвигами, кто хитроумными интригами, кто знаниями, а кто — талантами, украшая его улицы прекрасными домами, а дома — удивительными фресками и статуями, или просто — воспевая этот город в своих творениях…

Увы… — Империя давно пала. Кто-то считал, что под собственной тяжестью, кто-то — винил в этом падение нравов, козни врагов, или даже — богов, не сумевших сдержать своей зависти, при виде подобного великолепия…

Но ее столица — продолжала жить. Уже не такая богатая. Не настолько привлекательная для честолюбивых гениев со всех уголков земли. Но все еще великая, и ведущая себя так, будто по прежнему управляет миром.

В Мооскаа, компания тоореданцев, въехала уже довольно поздно вечером. Однако, оправдывая одно из своих прозвищ «город, который никогда не спит», великая столица еще была полна жизни. Центральные улицы даже были освещены горящими фонарями, освещающими вывески лавок, кажется не собирающихся закрываться до тех пор, пока последний потенциальный покупатель, не расстанется с последней медной монеткой в своем кошельке. А зазывалы, едва ли не бросались под колеса проезжающих мимо карет, с «требованием» посетить именно их лавку, или поселиться именно в их гостинице.

Если бы не излишняя назойливость — это пожалуй можно было бы даже посчитать удобным. — Именно так, путешественники выбрали для себя место обитания, соблазнившись выкриками — «Изумительные номера, Чудесный Стол. Рядом с Университетом».

Стол и правда был вполне себе неплох. Особенно учитывая, что еду вновь вселившимся постояльцам, подали едва ли не ночью, когда в Фааркооне, в иных местах, путника бы и на порог не пустили, велев приходить завтра. Но и цены за эту еду были… как праздничный банкет в Фааркооне.

Примерно так же обстояли дела и с номерами. — Однако, привыкшие к тесным каютам, тооредаанцы, особенной придирчивостью не страдали, а сразу рухнули по кроватям, торопясь выспаться перед завтрашним днем.

А утром, едва позавтракав — поспешили в Университет. Причем все — включая Гаарза и Одивию Ваксай.

Это был целый город в городе. Со своими градоначальниками, правилами, законами, и судьями. И со своей, совершенно особой атмосферой. — Чопорной и важной в центре — в зоне учебных корпусов, и разухабисто-разгильдяйской ближе к окраине в казармах и съемных домах студентов, а так же многочисленных кабачках и засеянных травой площадках между ними, где студенты сидели прямо на земле, не то изображая из себя неких дикарей, не то — своих древних предшественников — самых первых студентов Университета, которые, по части дикости, пожалуй могли бы дать фору любому современному дикарю. — Тем значительнее был виден путь, который прошло человечество, благодаря, в том числе, и той сокровищнице и приуножателю Знаний, каковым во все времена, слыл Университет Мооскаа.

Поскольку времени до назначенного «дружеского поединка» было еще вполне достаточно, почтеннейшему Йооргу было совсем не трудно уговорить их сопроводить его до кафедры Древних Языков. Особенно учитывая обещание профессора показать «нечто действительно уникальное».

Маленькая загвоздка — как разобраться во всем этом лабиринте зданий и улиц, разрешилась очень просто. — Один из сидящих на земле с унылым лицом, вечно нищих студентов, за не слишком большую мзду, с удовольствием вызвался сопроводить их «куда угодно, хоть в стойло небесного верблюда, …а лекции по такому случаю можно и пропустить».

…И здание, к которому он их в результате привел, и правда, вполне могло бы быть этим легендарным стойлом — настолько древним оно выглядело.

— Ага… — Подтвердил студент, радостно тискающий в руках свой кошелек, в котором, кажется впервые за долгое время, появились хоть какие-то монетки. — Самое старое здание! Две с лишним тысячи лет. Построено на Том Самом месте!

— Каком «том самом»? — поинтересовался было Ренки, но почтеннейший Йоорг яростно зашипел, замахал руками, будто пытаясь загнать обратно, едва не сорвавшиеся с губ студента слова, и потребовал чтобы вся компания следовала за ним.

Следовали они, прямо в холл здания, посреди которого стояло не очень понятное сооружение — мощная клетка из толстых стальных прутьев, с целым набором замков, на крайне узеньких дверях.

Сначала, Ренки подумал что внутри сидит какой-то зверь… Не очень большой, но очень опасный, судя по размеру клетки и толщине прутьев. Но подойдя ближе, увидел там нечто другое.

— Вот!!! — С необычайной гордостью, сказал профессор Йоорг, тыкая пальцем между прутьями клетки. — Тот самый Котел Знаний. Символ Университета Мооскаа, и вообще — всех университетов в мире! Причем, самый что ни на есть подлинный! По легенде — военный трофей ваших любимых Лга*нхи, и Манаун*дака!!!

— Хм… — Живо откликнулся оу Готор, приникая к лицом к прутьям. — Хотите сказать, что этой посудинке больше четырех тысяч лет? А почему в клетке? В чем провинилась несчастная кастрюлька?

— Я попросил бы вас, сударь, поуважительней… — Недовольно поморщился почтеннейший Йоорг, которому тут, его профессорская мания, словно бы придала дополнительной смелости и самоуверенности.

— Гы-гы… сударь… — Лыбясь во весь рот, влез в разговор студент. — То не, как вы изящно изволили выразиться, «кастрюлька» провинилась, то свидетельство вопиющего пренебрежения Деканатом, принципом praesumptio innocentiae, иначе именуемым — презумпцией невиновности… Всего лишь из-за того, что несколько раз студенты одалживали Великий Котел, для своих невинных забав, администрация нашего Университета, склонна подозревать всех остальных учащихся в воровстве и предрасположенности к хулиганским выходкам.

— …Традиция есть такая… — Опять поморщился профессор. — По окончании учебного года, — выкрадывать Котел Знаний, коий есть в любом университете, заливать его по края вином, и давать каждому студенту «приобщиться к знаниям».

Крайне дурная забава… — Нравоучительным тоном, и даже строго погрозив кому-то пальцем, продолжил профессор …но в глазах его, на долю секунды мелькнула этакая искорка, показывающая что и он, в свое время, был не чужд подобных забав. — …Ибо почетная роль виночерпия, достается студенту, «прославившемуся» наибольшим количеством дерзких выходок, небезопасных шалостей, дуэлей, и иными недостойными поступками. …И слишком многие студенты, куда более озабоченны получением этой «должности», нежели постижением наук и приобретением знаний.

Но, если в других Университетах, на подобные шалости еще и склонны смотреть сквозь пальцы, то в Университете Мооскаа, имея столь древний символ, весьма строго блюдут свое сокровище! Насколько я знаю, за последние две сотни лет, этим хулиганам лишь трижды удавалось выкрасть Котел для своих нелепых забав. И с тех пор, его охраняют еще строже!

— Но надежда живет! — Продолжая довольно лыбиться, закончил речь профессора, студент!

— Жестоко лишать студентов подобных забав… — Улыбнувшись, вынес свое резюме оу Готор. — И небезопасно для Реликвии. Почему бы этот, не убрать куда-нибудь в хорошо охраняемые закрома, а сюда поставить его копию, и пусть поколения студентов, терзают его как хотят?

— Традиция…!!! — Строго заметил профессор. — Помните, я упоминал «то самое место»? — Так вот, по легенде, именно на этом холме, и зародился Университет. Прямо на голом холме, ведь строился Университет вместе с Мооскаа и поначалу не имел стен, но был просто местом, куда приходят жаждущие знаний люди.

Да, трудно поверить, но в те времена — тут был лишь поселок дикарей посреди бескрайней степи. А котел… я читал древние тексты, в которых говорилось, что котлом полным еды, привлекали первых учеников Университета. И они были куда более усидчивы, и значительно менее склонны предаваться разным шалостям, под угрозой лишиться единственного приема горячей пищи за день, уличенные в дурном поведении или неуспеваемости!

Тот самый Манаун*дак, жизнью коего вы так интересуетесь, будучи одним из основателей Университета, завещал, чтобы именно этот котел, покоился именно тут, именно на этом самом камне, веки вечные! И есть легенда, что если этот котел отсюда уберут — придет конец и самому Университету, а может быть даже и Городу.

…Впрочем, я привел вас сюда, чтобы познакомить с человеком, который знает куда больше обо всем этом. — Почтеннейший профессор Васиик Торб. Я ему уже писал о вас, как об удивительном знатоке древней письменности, (естественно, не вдаваясь в подробности), и я более чем уверен, что он будет счастлив нас принять…

…Ренки обратил внимание, что при упоминании имении Васиика Торба, студент невольно выпрямился, и изобразил на своей физиономии подлинное почтение. — Видимо — данный профессор, и правда пользовался немалым уважением в Университете Мооскаа.

— А что вы хотите судари и сударыня… — Продолжая довольно лыбиться (знать у него сегодня был действительно хороший день), ответил студент. — Сегодня в Зале, намечается большое событие. — Нашему чемпиону Ундааю Одииру, бросил вызов какой-то зазнайка из Хиим*ки. Сегодня после обеда, то есть как раз вот сейчас, должен состояться поединок, так что пробиться туда, через эту толпу, боюсь, будет сложновато!

Студент был прав. — Перед входом в здание Фехтовального Зала, куда после встречи с профессором Торба отправилась компания путешественников, стояла целая толпа народу, и кажется не меньшая, уже успела просочиться внутрь.

— И что этот Ундаай — хороший боец? — Как бы невзначай, поинтересовалась Одивия Ваксай.

— О-о-о!!! сударыня… — Восторженно пропел студент. — Он не только боец хороший, он вообще парень что надо. …Строго между нами… — Студент понизил голос до трагического шепота, и пожалуй излишне смело приблизил свои губы к ушку девушки. — Он один из главных претендентов на роль виночерпия! Уверен — он сможет и котел в этом году умыкнуть, прославив свое имя в веках!

А в этом поединке, ставки на него принимают три к одному. Кстати, я собираюсь использовать данные вашими друзьями деньги на благие цели, и поставить их на Ундаая. Если у вас, сударыня, есть желание поучаствовать, то я с радостью, за ничтожный процент, подскажу вам людей, через которых можно сделать ставку.

— Да… А что говорят о его противнике? — Как бы невзначай пихнув локтем излишне дерзкого юношу, спросила Одивия.

— А-ай… — Вскрикнул он, и отодвинулся потирая ребра. Несмотря на внешний вид, удар у Одивии был поставлен неплохо. Однако, судя по всему, вовсе не обидевшись на такое обращение, и не устрашившись гневного взгляда оу Дарээка, он продолжил как ни в чем не бывало. — Не берите в голову. — Едва ли соперник Ундаая действительно хороший боец, к тому же трусоват! — По слухам, дело шло к дуэли, но он свел все к поединку на учебных рапирах. Так что — можете смело ставить на Ундаая, и сразу начинать считать прибыль!

— Боюсь, у нас сударь две проблемы. — Во-первых, я более чем уверена, что ваш Ундаай проиграет. А во-вторых — Если мы все-таки не попадем внутрь — поединок просто не состоится, ибо благородный оу Ренки Дарээка, в данный момент смотрящий на вас… э-э-э — в некотором раздумье, и есть второй участник поединка. …Кстати — ваше счастье, что вы не носите шпаги, а то, возможно, оу Дарээка сначала бы размялся на вас, а уж потом бы проучил вашего чемпиона.

— Приношу свои извинения сударь! — Быстро сказал студент, хотя в его тоне не было и капли раскаяния. Зато появилась некоторая излишняя оживленность. — И кстати, если вы, сударыня, и впрямь готовы рискнуть своими деньгами — отдайте их мне, и я передам их в правильные руки. А сейчас…

… А ну-ка… — Заорал их проводник во всю глотку. — Дайте дорогу, бездельники! Идет тот храбрец, что бросил вызов нашему чемпиону, а вы толпитесь у него на пути. — Брысь! Брысь из-под ног героев, жалкие букашки.

Толпа, привлеченная криками, сначала соизволила обратить внимание на группу немного непривычно одетых людей, потом начала медленно расступаться, образуя проход, и студент, продолжая орать во всю глотку, начал пробиваться вперед, а за ним устремился отряд тооредаанцев.

На входе в здание, им преградили дорогу парочка долговязых дылд, с весьма серьезными лицами.

— Чего ты орешь Миилд? — Поинтересовались один из них, у продолжающего вопить проводника. — Если хочешь пройти внутрь, то сам знаешь — необходимо пожертвование в три серебряных лика нашего благословенного Ваася VII, в фонд изнывающего от жажды студенчества. У тебя есть столько монет?

— Вы сударь, меня оскорбляете. — Гордо выпрямившись, ответил на это Миилд. — Уж можете не сомневаться — появись у меня три серебряных сатрапа, я бы их немедленно пропил!!! …Зато у меня есть кое-что получше! Я привел поединщика! Или с него, и с его друзей, ты тоже собрался брать плату? …Сударыня, подтвердите что я с вами! — Поспешно добавил он, увидев сомнение на лицах стражей.

— Он с нами… — Улыбнулась Одивия Ваксай. А когда дылды пропустили их внутрь, (предварительно с кем-то посоветовавшись), добавила — Ты Миилд, я смотрю, изрядный жучила, и выгоду свою не упускаешь. Так что, мой совет — если не хочешь потерять свои медяки — ставь на нашего бойца!

При этом, из ее рук, в ладони «жучилы» и правда скользнул кошелечек. Не слишком большой, но весьма увесистый. Тот значительно подмигнул в ответ, и активно работая локтями, скрылся где-то в толпе.

— Надеетесь увидеть свои деньги снова? — Поинтересовался Готор, от внимания которого не ускользнул этот эпизод.

— Ага, — кивнула Одивия. — И с изрядным прибытком — моя купеческая душа, просто не способна устоять против троекратной прибыли. …А если у вас есть сомнения в честности Миилда… Я знаю таких людей. — Они готовы надуть любого, но есть вещи, которые святы даже для них — Игра например, и ставки.

— Что же… Это были ваши деньги… А тут, я смотрю, весело!

— Студенты… — С каким-то, немного печальным вздохом, ответила Одивия. — Знаете, я по-настоящему жалела в своей жизни, только о двух вещах — пропажи отца, и о том, что не могу поступить в Университет. Почему-то он открыт для представителей всех сословий, даже сын последнего нищего может поступить сюда, если наскребет денег на обучение. Но женщинам — вход строго запрещен, считается что мы для этого недостаточно умны.

Одивию можно было понять — довольно большой Зал, где, наверное, одновременно не менее сотни студентов могли бы постигать искусство фехтования, был довольно плотно забит толпой веселых молодых людей, радостно переговаривающихся друг с другом, обменивающихся шутками и фляжками с вином, и над всем этим витала энергия буйного веселья, беззаботности и разгильдяйства.

— Да-а-а… — Согласно кивнул Готор, и в его глазах тоже мелькнула некая грустинка. — Это незабываемые годы…

— А вы тоже учились…? — Быстро спросила Одивия. — Хотя… Неудивительно, ваши глубокие знания, говорят за вас. …Может быть — вы даже профессор, но по каким-то причинам скрываете это? …Что вы смеетесь — Всего час назад, два весьма уважаемых ученых мужа, слушали вас с открытым ртом. — У вас большие познания в истории и древних языках. А еще — вы инженер, алхимик, разбираетесь в кораблестроении и естественной философии — даже можете объяснить почему на одной и той же широте, столь отличен климат. А еще вы и воин, и купец, и правитель…

— Увы… — Рассмеялся Готор. — Я не только не профессор, но и из студентов меня изгнали довольно быстро. …Правду сказать — было за что!

А что касается «глубоких знаний» — просто у нас их вообще больше, поэтому даже такой недоучка как я, в ваших краях кажется весьма смышленым.

— Так откуда вы оу Готор Готор? И где находится та волшебная страна, где даже, как вы сказали — «недоучки» могут прочесть лекцию профессору Университета Мооскаа, по весьма специфической дисциплине?

— Хм… — Готор вдруг стал довольно серьезным. — Пожалуй Одивия, и правда пришло время рассказать вам это… В конце-концов, в этом мире, вы — один из наших наиболее надежных друзей и союзников. …А то как вы разобрались с этой дуэлью… — Признаюсь, не уверен, что в подобной ситуации, я смог бы решить все столь же разумно. — До дуэли возможно бы и не довел, но попытался бы «достать» противника насмешками, и в результате — обзавелся бы новым врагом.

…Но конечно — сейчас не самое подходящее место для серьезных разговоров. Да и кажется наш Ренки готов к битве, так что…

Оу Ренки Дарээка, действительно успел подготовиться к поединку. Благо, для этого ему всего-то и понадобилось — скинуть камзол, и надеть специальные тапочки, в которых было принято заниматься в Зале, дабы не портить пол грубыми сапогами или ботинками. Свою шпагу и три кинжала (легкий вариант вооружения), он отдал Готору, а сапоги, не без легкой мстительности, минуя протянутые руки Гаарза, сунул Одивии.

Впрочем — Гаарз был «удостоен чести» помочь надеть поединщику специальный ватный жилет и маску. Затем, Ренки, сдвинув маску на затылок, подошел к стойке с оружием, и выбрал подходящую рапиру. Лишь после этого, он счел возможным «заметить» что его соперник оказывается тоже тут, и легким кивком дал ему понять, что готов приступить к поединку.

— Сударь… — Так же слегка склонил голову Ундаай Одиир. — Может, все же желаете сначала немного размяться? Я подожду…

Судя по его виду, и даже струйке пота стекающей со лба — он провел в зале едва ли не все утро, готовясь к поединку. И его гордость требовала дать противнику равные шансы, дабы потом не выслушивать незаслуженных упреков.

— Благодарю… — Вежливо ответил Ренки. — Меня учили быть готовым к поединку в любой миг жизни. Так что — если отсутствие разминки станет помехой… — значит, я плохо учил этот урок. Приступим…

Наполняющая зал толпа слегка отхлынула назад, освобождая бойцам больше места, и рапиры слегка соприкоснувшись кончиками, едва слышно звякнули…

Ренки немного боялся… Нет, конечно не поединка на учебных рапирах — тому кто встречал грудью вражеский залп, шел в штыковую, или запрыгивал одним из первых на палубу вражеского корабля — четырехгранная рапира с шариком на конце, была не страшнее детской погремушки. Но вот страх опозориться на глазах у целой толпы… Страх, оказаться хуже какого-то мальчишки, от дуэли с которым он накануне отказался. — Такой разновидности страха, пожалуй Ренки еще не испытывал уже очень давно!

Но привычка есть привычка. — Едва кончики рапир соприкоснулись, он сразу, без всякой разведки провел одну из своих «убойных» комбинаций ударов. Противник смог ее отбить, но при этом был вынужден отскочить довольно далеко назад, и немного потерять равновесие и концентрацию. Так что следующая комбинация, проведенная без всяких пауз, а потом и третья — ожидаемо окончились выгнутой дугой рапирой Ренки, кончик которой упирался точно в середину груди противника. В то самое место, где на жилете было нарисовано сердце. Как обычно, тактика «бешенный напор», превосходно сработала против привыкшего к «правильным» поединкам, противника. Особенно учитывая что тот, одержав несколько побед над своими сверстниками, видимо поверил в собственную непобедимость, и вел поединок несколько расхлябанно.

— Одно очко, гостю! — Громко провозгласил судья — судя по очень солидному возрасту — Учитель в этом Зале.

Как и следовало ожидать — раздосадованный мальчишка, решил немедленно отыграться. Он бросился вперед с не меньшей энергичностью и яростью, чем его соперник пару минут назад. …Но подобным — ветерана двух Зарданских кампании и Рейда на Тинд — оу Ренки Дарээка, было не напугать и не удивить. Он дал противнику увлечься атакой, резко ушел в сторону приемом которому научился у Готора, и даже успел уколоть соперника в спину, заработав второе очко.

Лишь после этого, Ундаай вспомнил о хладнокровии и сосредоточенности. Несколько схваток прошли без результата. Потом — последовал обоюдный обмен ударами, но судья присудил победу Ундааю, посчитав что кончик его рапиры раньше коснулся руки противника, чем тот нанес «пронзил» его живот. — Естественно — с судьей Ренки спорить не стал.

А дальше… — Собственно — мальчишка и впрямь был хорош. — Быстр, гибок, силен, с хорошей реакцией, и отличной координацией. И школа его тоже была весьма хороша. Но вот опыта… Опыта работы с действительно сильными противниками, у него кажется было не много.

…А еще — он слишком серьезно все воспринимал. — Еще бы — проиграть на глазах чуть ли не сотенной толпы зрителей, считающей тебя своим кумиров, в игре, в которой мнишь себя большим мастером.

Нервы, напряжение… В то время как Ренки, просчитав и изучив противника, мог вести себя достаточно расслабленно, тот все больше и больше делал ошибок и нелепостей.

Так что, как следствие — проигрыш в четыре очка против одного, был закономерен.

Надо отдать должное — парнишке хватило сил и воли, достойно признать свое поражение, и вежливо поблагодарить соперника за «полученное удовольствие».

— Тот ответил ему с не меньшей любезностью… и не меньшей холодностью. Хотя былой злости уже давно не было. — В конце-то концов — ему ли, оу Ренки Дарээка, обижаться на какого-то мальчишку за дерзкую болтовню. Да и надо отдать должное — шпагу держать тот и правда умеет, так что лет через… несколько, вполне сможет стать достойным соперником даже для него.

— Позвольте представиться… — К Ренки, с которого оруженосец Гаарз снимал жилет, подошел судья. — Маэстро Лии. …Прекрасный поединок, сударь! С вашего позволения, я буду приводить его в пример своим ученикам… Очень искусная смена тактик и стилей!

— Маэстро Гуус Лии? — Удивленно вскинул брови Ренки. — Я слышал о вас. Весьма польщен знакомством. …Однако я думал…

— Да, вам это еще предстоит узнать, но все мы, увы, не молодеем… Вот и я решил на старости лет, перестать бродить по свету, и осесть где-нибудь…

…Однако, сударь, я тоже кое-что слышал о вас… и был слегка удивлен, услышав ваше имя в своем Зале. …Не надо так удивляться — мир героев довольно тесен. А этот ваш друг, я полагаю — тот самый оу Готор Готор? Могу ли я узнать, что именно привело двух знаменитых Военных Вождей Тооредаана, в Мооскаа?

— Да честно говоря… — Немного даже засмущался Ренки, отвечая человеку-легенде. — Просто были рядом, и не могли не заехали посмотреть. …Это ведь Мооскаа!!!

…Но, простите маэстро Лии, вы не обиженны за своего ученика?

— За этого шалопая, что ли? — Пренебрежительно усмехнулся маэстро. — Он не мой ученик. Еще совсем недавно, он считал что слишком хорош, чтобы учиться чему-то еще… Надеюсь — это послужит ему хорошим уроком. …Да-да Ундаай Одиир — нечего там стоять и топорщить уши. Я говорю именно о тебе! Подойди.

Проигравший, с группой единомышленников, и правда избавлялся от защитной амуниции буквально в десятке шагов, от группы победителя. И естественно — все они тщательно прислушивались к тому, о чем говорил с победителем великий Маэстро.

И судя по довольно посветлевшему лицу Ундаая — услышанное ему весьма понравилось. Еще бы — одно дело проиграть какому-то неизвестному выскочке, и совсем другое — отыграть одно очко у человека, которого сам великий Гуус Лии, называет едва ли не равным себе. — Пошатнувшаяся было репутация, опять резко пошла в гору!

— Ну что, сопляк. — Ты еще собираешься «тренироваться как тебя учили дома», или все-таки соблаговолишь приходить на занятия. …Ага… Ишь каким почтительным сразу стал… Жду тебя завтра за час до рассвета. — Самое подходящее время, чтобы поприветствовать солнце звоном шпаг, и ручьями пота! И советую забыть про пьянку с приятелями, если хочешь быть моим учеником — на это сил у тебя хватать не будет.

— Спасибо, маэстро… — Очень вежливо кивнул Ундаай, от былого самодовольства которого, и впрямь осталось немного. — Я могу идти?

— Подождите, сударь… — Влезла в разговор Одивия. — Вы кажется забыли про одно свое обещание… Рассказать все что знаете о шпаге оу Дарээка!

Может пойдемте, судари, куда-нибудь в достойное местечко, где можно пообедать и выпить вина… Обещаю маэстро Лии, что Ундаая мы будем угощать только соками или взваром… А если вы окажете нам честь разделить с нами трапезу — вы сами лично сможете за этим проследить.

— Хм… что за шпага такая? Позвольте…??? — маэстро Лии принял из рук Готора шпагу Ренки, обнажил клинок, задумчиво помолчал, и сказал. — Откуда она у вас? Знаете — кажется, я тоже кое-что смогу рассказать вам об этом клинке!

— Сударыня… Сударыня!!! — Ваши деньги!

Миилд, запыхавшийся, и почему-то без пояса и ботинок, успел догнать их, когда компания уже подходила к кабачку. Зато в руках у него был более чем изрядных размеров кошелек и судя по всему — достаточно тяжелый.

— Вот сударыня… — Сказал он, протягивая свою «тяжкую ношу» Одивии Ваксай. — Ваше золото, и его двойная стоимость в серебре!

— Благодарю… — Кивнула Одивия, и не без ехидства поинтересовалась. — А ты, судя по всему, все-таки решил не следовать моему совету, и поставили не на того игрока?

— …Сыпьте… Сыпьте соль на мои раны… — Тяжко вздохнув, ответил ей незадачливый прохиндей. — Имеете полное моральное право! Тем более что я поставил даже чуточку больше чем имел в действительности, и похоже буду возвращать долг еще не один месяц!

— В таком случае — полагаю, добрый обед тебе не повредит? …И кстати — ты говорил о каком-то проценте…

— Десять, было бы в самый раз! — Выпалил Миилд, однако увидев иронично изогнувшуюся бровь девушки, поспешно добавил. — Но сойдут и три процента. …Все-таки, сударыня, я успел поставить деньги прямо перед самой схваткой, да и выигрыш ваш получил в самое короткое время.

— Три, это разумно. — Согласилась Одивия. — Отсчитай их себе сам. А потом присоединяйся к нам, возможно — для тебя найдется еще работенка!

Кабачок, куда их привел маэстро Лии, был сравнительно небольшим, зато чистым и уютным заведением, скорее подходящим для компании почтенных купцов, пришедших обсудить сделку, или даже — их, не менее почтенных жен, зашедших освежиться кружкой разбавленного вина и сладостями, после посещения рынка или обхода лавок с тканями, шляпками и прочими женскими бирюльками.

Даже вся отделка зала казалась какой-то пошловато-карамельной, и никак не соответствовала образу грозного воина и неустрашимого искателя приключений, коим, на всех трех континентах земли, слыл маэстро Лии.

— …Кормят тут вкусно… — Немного смущаясь, ответил он, на невысказанный вопрос своих спутников. — А я, признаюсь — люблю вкусно поесть. Это стало одной из причин, почему я выбрал Мооскаа, в качестве места, где можно осесть на старости лет.

Что ж — маэстро знал, о чем говорит. — Кухня Мооскаа, придирчиво вобравшая в себя лучшие рецепты со всего мира, по праву считалась эталоном хорошего вкуса на всем пространстве бывшей Империи, и даже за ее приделами. — Тут и обилие блюд на основе молока и мяса — характерных для степняков-животноводов. Квашенные и маринованные овощи — «конек» горских кухонь. Каши, лепешки, пироги… — основа питания земледельцев.

Специи и приправы со всех уголков земли… А уж какой вклад вносило в это разнообразие, близко расположенное море — даже и объяснять не стоило. — Достаточно только упомянуть классические «морские уши» — сырую рыбу, нарезанную небольшими кусочками, на комочке пропитанной соусами каши. — Можно ли представить себе хоть одну мооскаавскую харчевню без этой чудной закуски?

Тысячи лет, люди со всего света съезжались в Мооскаа, принося с собой любимые виды продуктов и лучшие блюда… Все это смешивалось и перемешивалось тут в едином котле, со всей имперской решительностью и беспощадностью, образуя удивительные сочетания вкусов, устоять перед которыми не мог никто. Ведь не даром, составленный при Третьей Династии, императорским сановником Миико Кьяяном «Трактат о вкусной и здоровой мооскаавской пище», можно было найти в любом уголке земли, на каждой солидной кухне.

Что ж — этот кабачок, похоже, придерживался самых высоких мооскаавских стандартов. Так что не удивительно, что первые минут двадцать-тридцать, разговор как-то не клеился, а вместо этого пирующие активно работали челюстями и столовыми приборами. — Все не только успели изрядно проголодаться, но и испытывая истинное уважение и даже трепет — с молитвенным сосредоточением на лицах, отдавали дань искусству повара. Так что все разговоры сводились к просьбам передать соус, или рекомендациям попробовать то или иное блюдо.

Лишь когда животы изрядно округлились, а основные блюда опять сменили на закуски и сладкое, разговор вернулся к знаменитой и таинственной шпаге.

— …Я могу лишь сказать… — Ответил Ундаай на повторную просьбу Одивии. — Что сделан этот клинок, где-то сто пятьдесят-двести лет назад. Никак не раньше, это хорошо видно по характерному профилю клинка. И никак не позже ста лет назад, ибо именно тогда, вместе со смертью последнего мастера, прекратила свое существование семья Октай. …Очень знаменитый был род. — Мы вечно соперничали с ними в мастерстве. …И даже, надо признаться, проигрывали в последние года, когда они придумали, как делать свой «слезный булат» — видите — какой характерный узор?!

Увы, но последний мастер из семьи Октай, не имел детей, и был слишком горд чтобы взять ученика из вне. Так что секрет «слезного булата» умер вместе с ним.

Многие пытались открыть его, и даже добивались схожего рисунка. Но вот того сочетания гибкой упругости и твердости, повторить так и не могли.

Однако известно, что семья Октай, каждый такой клинок, делала по три года. И всего их — сделано около двух сотен.

…И да, думаю, вы это и сами понимаете — эфес, явно не родной, иначе бы я, возможно, смог бы сказать вам несколько больше. — Мода на гарды, куда более переменчива, чем непосредственно на сам клинок.

Однако, сударь оу Дарээка — позволю себе дать вам один совет — коли вы окажетесь в наших горах — обратитесь в мастерскую любого старого рода. Там сочтут за честь поработать с клинком Октая, и бесплатно сделают ему куда более достойное обрамление, чем эта медяшка. Даже если вы большой поклонник рационального стиля, и не выносите никаких украшений. — Можно сделать простую стальную гарду — точно по руке и отлично уравновешивающую оружие. А можно… — видите — Ундаай вынул из ножен свою шпагу, и протянул ее рукояткой вперед. — Можно сделать и вот такою вот… Ничего лишнего, но зато как красиво!

Гарда его шпаги, сделанная из полированной стали и украшенная протравленным узором, была и правда великолепна, и судя по виду — продуманна до мелочей и необычайно удобна. Ренки, обычно гордившийся своей «медяшкой», внезапно даже почувствовал смущение — будто бы он и впрямь обижал великолепный клинок, жалея для него достойный эфес и ножны.

— Благодарю вас, сударь… — Кивнул он Ундааю. — Не уверен, что в ближайшее время окажусь в Олидике, однако, хорошенько подумаю над вашим предложением.

— А теперь, значит, моя очередь… — Вступил в разговор мастер Лии. — Не знаю, благородный оу Дарээка, как эта шпага попала в ваши руки, (хотя и надеюсь услышать эту историю) — но когда-то она была моей.

…Да — долгих двенадцать лет! Я взял ее как трофей в Драконьих горах, что на Южной Земле. Я там как раз был в дружине одного из Речных Князей, у которого была одна заварушка с местной, не то сектой, не то отдельным народцем — там это вообще сложно понять. Да и если честно — и шла эта кампания и окончилась она довольно бестолково. — Вошли в пару долин, распугав стада коз, и встали лагерем. Днем, мы чувствовали себя победителями, а по ночам — местные резали наших часовых, угоняли скот, и воровали все, что не положил под свой тюфяк. Даже у меня, признаюсь, украли чудесный мушкет фесткийской работы, причем — фактически из под рук. — Сел на камень, его положил рядом, а когда собрался вставать…

Впрочем, я не об этом. — Какой-то местный прохиндей-поганец, начал вызывать наших бойцов на поединки. — Мы даже обрадовались — хоть какое-то развлечение! Четырех поединщиков он убил, а пятым — был я.

…Хороший был боец. Даже меня смог слегка подрезать. Но я оказался лучше, и долго не мог поверить, какое чудо заполучил в качестве трофея.

И вот — двенадцать лет, она служила мне верой и правдой, (Эфес тогда у нее, каюсь, был тот же самый — то не было времени, то денег, чтобы заменить его, а потом привык), пока я не отдал ее своему ученику. …Пожалуй — лучшему из своих учеников.

Так как она попала к вам?

Ренки рассказал историю приобретения шпаги. Причем честно, без всяких прикрас.

— Хм… Говорите выбил вашу шпагу из рук… А каким приемом? …Да — Очень похоже.

Печально, но кажется это и правда был Чииян — сын моего старого друга, позаботиться о котором он мне завещал перед своей смертью.

…Не подумайте что я виню, или упрекаю вас, благородный оу Дарээка. — Даже с точки зрения кодекса наемников, одним из которых я был многие годы — ваш поступок совершенно оправдан. Вы оказались в битве на другой стороне, и обязаны были сражаться изо всех сил.

Мне жаль, что Чииян оказался настолько слаб, что связался с «обществом убийц». — Конечно — легкие деньги, но честный наемник до такого не опуститься… Одно дело биться в строю при свете дня, служа знамени, пусть крохотного, но Вождя. И совсем другое — втыкать в спину ножи под покровом ночи…

А теперь, судари и сударыня, не обижайтесь на меня, но пойду-ка я в Храм, напишу поминальный свиток за душу Чиияна. Он рано лишился отца, а я, видимо оказался для него плохой заменой. …Но если бы вы только знали, каким светлым и бойким был этот парнишка, когда я вручал ему эту шпагу! …И что-то его сломало…

Но сейчас, я вижу она в достойных руках. Вы владеете ей по праву. И пусть она принесет вам больше удачи, чем прежнему хозяину!

Маэстро Лии встал, и как-то по-стариковски понуро опустив плечи, вышел из кабачка — видно было, что полученное известие его действительно сильно выбило из колеи. А над столом, повисло тягостное и напряженное молчание. — Одно дело — убить врага в пылу битвы, или даже на поединке, расчетливо и хладнокровно. И совсем другое, когда тебе кто-то напоминает, что и твой Враг когда-то был ребенком, влюбленным и полным надежд юношей, верным другом, счастливым мужем и отцом, но ты навсегда оборвал его жизнь, спустив курок, или погрузив в его тело, несколько вершков твердой стали… Каждый из сидящих за столом, кому приходилось забирать человеческие жизни, невольно задумался об этом. И даже Одивия Ваксай, которой тоже однажды довелось разрядить пистолет в сторону разбойников, когда она с Готором и Ренки оборонялась в лодочном сарае, на южном берегу Срединного моря, о чем-то задумалась.

— Э-э-э… А что Ундаай, ты собираешься в этом году умыкнуть котел? — Внезапно прервал молчание Миилд.

— Хм-кхр… — Едва не поперхнулся тот вином. — Это не лучшее место для подобных вопросов!

— Да брось… Тут все свои люди! — Слегка покровительственно, и очень нагло, заявил Миилд. Однако бросив взгляд на нахмурившегося оу Дарээка, сменил тон на куда более почтительный. — Я, сударь, невольно подслушал, когда вы сидели у профессора Торба, — Обратился он к оу Готору. — И у меня сложилось такое ощущение, что вы и сами не прочь подержать наш котел в своих руках?!

— Ого… — Удивился Ундаай. — Вы сегодня успели и к почтеннейшему Тоорбу пробиться? А я-то, все утро провел в зале, готовясь к схватке. — Если бы знал, что меня разделают под орех, в промежутке между научными беседами и обедом — вообще бы не выходил из свой комнаты.

— Хе-хе… Ты Ундаай не поверишь… — Опять перешел на покровительственный тон Миилд. — Но с профессором, благородный оу Готор Готор, разделался так же, как его спутник благородный оу Дарээка — с тобой! Не прошло и десяти минут разговора, как он уже заглядывал ему в рот, тыкал в лицо пергаментом с какими-то закорючками, едва ли не на коленях умоляя объяснить что там написано!

Вопреки ожиданиям — почтеннейший Торб, оказался не классическим высохшим нудным ученым мужем, а скорее этаким маленьким шустрым живчиком. Он так и носился по своему кабинету, весьма искусно избегая столкновения со стопками книг, пачками бумаг и какими-то древними изображениями на таблицах, камнях, досках, вазах, доспехах и еще множества разнообразных предметов, и груд какого-то, мало понятного барахла, коим его кабинет был завален едва ли не до потолка. Казалось — что стоит неудачно задеть только одно из этих препятствий — вслед за ним полетят все остальные, и Хаос окончательно воцариться в этом, довольно немаленьком помещении. Однако — профессор шустро носясь по кабинету, умудрялся избегать даже легких прикосновений к столь неустойчивым конструкциям. И это несмотря на то, что в ширину почтеннейший Торб, кажется, был даже больше чем в высоту.

Как впоследствии узнали друзья — почтеннейший Ваасик Торб, был выдающимся знатоком древних рукописей, который буквально жил в той эпохе, которую изучал. И его мнение по целому ряду вопросов, считалось абсолютно неоспоримым в ученой среде. Но особую популярность он завоевал, будучи великим рассказчиком. На его лекции приходили даже студенты, постигающие совершенно иные дисциплины, никак не связанные с древними текстами и древними историями. Лекционный зал, где он преподавал, всегда был забит, люди даже стояли в проходах, а то и лезли на шеи друг другу.

Когда говорил Торб — скучные древние байки оживали, былинные герои сходили со своих пьедесталов, а цари и правители представали во всем своем величии или уродстве. — Недаром, по слухам, Ваасик Торб, был из рода странствующих певцов баллад.

— Кто… Что вам? …Говорите быстрее. Я жутко занят! — Пропел он на древнеаиотеексом, вылетая из-за какой-то стелы, услышав, что кто-то вошел в его кабинет. При этом в одной руке он держал листок бумаги, а в другой яблоко — судя по успевшему потемнеть надкусу — про которое он уже успел забыть.

— Профессор Диирик Йоорг из Университета Западного Мооскаа! — Провозгласил почтеннейший Йоорг не без некоторого пафоса и гордости. — Со мной — благородный оу Готор Готор, весьма изрядно преуспевший в постижении тайн прошлого, и его друзья. …Может вы помните — я как-то писал вам о нем!

— Да-да… Как же… Помню… Военный Вождь Берега… У вас оказывается, еще сохранились эти титулы! Как интересно. …Можете прочесть это? — Почтеннейший Торб, сунул под нос Ренки какой-то древний пергамент, который извлек неизвестно откуда.

— Не могу… — Испуганно отшатнулся тот.

— Но как же!!! — Возмущенно всплеснул руками профессор, едва не засветив яблоком в лоб Гаарза. — Это же классический имперский! Любой третьекурсник читает его без особого труда.

— Может, позволите мне профессор? — С улыбкой выходя вперед, спросил Готор. — Боюсь, благородный оу Дарээка не слишком силен в классическом имперском.

Так, что у нас тут… «… и 3 овцы коих приведут тебе осенью крестьяне в счет подати. 6 мешков муки и 4 аиотеекской каши обязательно. А еще жена пришли новой одежды — пару полотняных штанов, две рубахи, и клетчатый плащ. А также — дюжину трусселей, ибо жара тут невыносимая и парко как в бане — все гниет и распадается прямо на глазах…»

— Весьма… Весьма неплохо! — Одобрил профессор Торб. — Хотя вы не всегда точно передаете звучание аиотеекских терминов в степняцкой грамматике. И ваш «небный щелчок», далеко не безупречен. Но в целом… — Так чисто прочитать впервые увиденный текст — достойно уважения! А что вы скажете о….

— Благородный оу Готор Готор, очень интересуется Лга*нхи и Манаун*даком. — Поспешно вставил профессор Йоорг.

— Прекрасная… Прекрасная эпоха…!!! Восторженно заорал профессор, окончательно запулив яблоко куда-то в глубины кабинета. У меня есть… — Он мгновенно скрылся за грудами своих экспонатов. — Вот… Погодите… — Раздавались его возгласы — Где-то тут было… Ага! — Извольте! — Профессор Торб появился с другой стороны, и осторожно протянул Готору кусок плохо обработанной шкуры.

– [«…Зайчишка зайка серенький, под елочкой скака-а-ал» — На мгновение стук прекратился, и в замершем от ужаса морозном воздухе, можно было услышать тихое шуршание, с которым острый нож, хищно вонзившись в брюхо несчастного животного, вскрыл его от паха до грудины, позволяя вывалится на землю еще теплым, исходящим паром кишкам.]- Начал читать оу Готор весьма странный текст, на языке, который тут понимали лишь два профессора, да он сам. — [«Везет лошадка дровеньки, а в дровнях мужичок» — Под возобновившийся стук камня, и без того не слишком благозвучный голос шамана, почти превратившись в вопль, нагнетал напряжение, делая его физически невыносимым. «Срубил он нашу елочку под самый корешо-о-ок». — Все! — Кранты! Абзац! Кульминация и катарсис. — Ночная темень смешалась с черным дымом от соломы, и сгустившись до консистенции сухой китайской туши, стала абсолютно непроницаемой. Духи, демоны и пожиратели чужого сала, пролезли сквозь эту черную дыру, и деловито обследовали вывалившиеся кишки. — Диагноз был однозначен, — надо уходить на восток! «И много-много радости, детишкам принесла-а-а-а!». — Подвел итог довольный, как сытая отрыжка людоеда, голос…]

Но… — Удивленно и слегка восторженно сказал Готор, закончив читать. — Я узнаю это… Это рука самого Манаун*дака! И много у вас еще таких?

— Потрясающе!!! — Возопил профессор Торб, наконец-то сумевший взять контроль над отвисшей челюстью. — Вы не только смогли прочесть текст с первого раза и без всякой запинки, но даже и опознали руки его писавшую! В то время как у меня, ушли на это годы!!! — Кто вы такой???

Да, друг Ундаай. — Продолжал разглагольствовать Миилд, который и так особой молчаливостью не страдал, а уж после роскошного и очень сытного обеда, (судя по всему, встречами с подобными, судьба не часто радовала бедного студента) — впал в особо благостное состояние, и готов был говорить до бесконечности. — Нам с тобой повезло встретиться с поистине великими людьми! — Великие воины, ученые мужи, и дама — чьи щедрость и прозорливость уступают только ее несравнимой красоте.

Поэтому сударь… — Продолжил он, обращаясь к Готору. — Я с вами! Если вы и впрямь хотите вызволить из клетки наш великий Котел, я готов оказать вам любою помощь и содействие!

— А с какой стати, вы юноша, вообще решили, что я планирую что-то там сделать с этим вашим котлом? — Насмешливо улыбаясь, поинтересовался оу Готор. — А если я и впрямь планирую его стащить — неужели вы, как патриот своего Университета, не должны встать на защиту этого Сокровища?

— Ну… — Ничуть не смутившись, ответил ушлый студент. — Я же сам слышал как вы расспрашивали почтеннейшего Торба про то, есть ли какие-нибудь надписи на котле, и нельзя на них взглянуть… А когда он сказал что и сам бы хотел, да нельзя… вы как-то так посмотрели… Я сразу смекнул, что это «нельзя» для вас ничего не значащий звук, и что вы брали куда более неприступные твердыни, чем какая-то там решетка с дюжиной замков!

Так что я начал за вами приглядывать, и увидел как вы, якобы замешкавшись в холле, внимательно осмотрели замки!

И я, сударь, не думаю, что вы хотите стащить котел, чтобы продать его, или сделать еще что-нибудь неблаговидное. Коли так — вы бы не спрашивали про надписи на котле, а… не знаю — про его вес или стоимость. Вам этот котел нужен для исследования. А что может быть более благим делом, чем поиск знаний, даже вопреки всем запретам и препятствиям всяких там административных структур? И тут сударь — Миилд Рааг, всегда будет на стороне истинно ученых мужей, а не нудных администраторов из нашего Деканата!

— …Особенно, если Миилду Раагу. — Послышался насмешливый голос Одивии. — Удастся попользоваться котлом, после того как истинно ученый муж, его осмотрит! Хочешь прохиндей, заполучить немножко Славы?

— Сударыня! — Опять без всякого смущения, а скорее даже с гордостью, ответил Миилд. — Сыну приказчика из суконной лавки, не пристало пренебрегать какими бы то либо возможностями. Тем более — что лавка, в которой работает мой отец, все равно почти разорилась, а значит оплачивать мою учебу за следующий год, будет нечем. А если мое имя, в связи с кражей Котла, прогремит по всей Мооскаа — работу искать мне не придется. — Она сама будет искать меня!

Так что, благородный оу Готор Готор — вы берете меня в дело?

— А пожалуй что и беру… — Согласно кивнул он головой. — Парень ты, судя по всему не только ушлый, но и наблюдать умеешь, и правильные выводы из увиденного делать.

И если вы, Ундаай Одиир, тоже интересуетесь подобным… предприятием — думаю, ваша помощь будет не лишней. Однако, предварительно я хочу обговорить несколько условий.

Первое и главное — котел не должен пострадать, и уж тем более — пропасть. Мне, как человеку не чуждому учености, подобное будет весьма неприятно. (Я вообще не планировал выносить его из клетки), И второе — мне подобная Слава, не очень-то и нужна. Так что вы, по возможности, будете держать мое участие в секрете. (Не хочу, знаете ли, портить отношения с администрацией Университета Мооскаа). Договорились?

— Договорились! — Едва ли не в унисон ответили оба студента, сверкая горящими от азарта и предвкушения грандиозной шкоды, глазами.

— Хм… Сударь… — Внезапно, необычайно вкрадчивым голосом, поинтересовался Миилд. — А что было написано на том пергаменте, который вы якобы, не смогли прочитать? — Я то ведь как раз стоял перед вами, и заметил как изменилось ваше лицо, когда вы на него взглянули. А после этого, ваш интерес к котлу явно усилился…

— … Это сейчас не так важно… Кто я… — Даже замотал головой Готор. — У вас есть еще что-то, написанное на этом языке?

— Хм… Есть кое-что, хотя конечно — не в моем кабинете, а в Хранилище Университета… Увы, мне удается стащить оттуда только сущие обрывки, и по ним пытаться восстанавливать языки древности.

…Но у меня к вам тысячи вопросов! — Что это за язык? — Никаких сходств ни с горскими или языками степняков распространенных на Северной Земле… Не похож он и на языки народов южных земель, или дикарей дальних островов или даже ваших, западных дикарей. — Совершенно особенная структура. …Однако, я более чем уверен, что современная наша письменность, была заимствована именно из него! — Я даже написал об этом ряд статей, почему-то принятых в штыки многими учеными авторитетами, хотя я достаточно четко обосновал свои выводы на основе анализ изменений букв алфавита и грамматических правил… Их явно приспосабливали к имперскому языку, в то время как в данном языке, они не только имеют наиболее простую форму, но и явно лучше передают звуки речи. К примеру…

— Кхм…

— Ах да… Простите, опять увлекся… — Понимаете, забирать с собой из Хранилища, мне позволено только, считающиеся наименее ценными, экспонаты. Как правило — это лишь обрывки пергаментов, или бытовые предметы с нанесенными надписями. …Вы удивитесь, сколько можно интересного узнать, только лишь анализирую надписи на горшках! Я сейчас как раз пишу об этом небольшой труд. Ведь керамикой люди пользуются постоянно, и по ее виду, орнаментам и окраске достаточно легко можно определить эпоху когда она сделана. А значит — нанесенные на ней надписи, можно выстроить в хронологическом порядке, и легко увидеть изменения…

— Кхм…

— Да-да… Вас интересует именно надписи на древнем языке! Они у меня… — Профессор Торб нырнул куда-то в глубины своего кабинета, и спустя пару минут вынырнул с несколькими образцами пергамента, и подал их Готору.

— Они еще короче первого… — Слегка разочарованно произнес тот. — И содержат куда меньше полезной информации…

— Как удивительно быстро вы это поняли! — Продолжил восхищаться профессор. — Однако, я отказываюсь дальше отвечать на ваши вопросы, пока вы мне не объясните, какую полезную информацию смогли извлечь из первого текста… Для большинства специалистов и это огромная загадка. …Нет, я конечно узнал классический религиозный гимн Рождения-Жизни-Смерти. — Тысячи лет его поют, и во время родов и во время погребения.

Но все эти мистические описания вокруг хорошо известных строк… Признаюсь — у меня мороз по коже бежит всякий раз, когда я это читаю…, хотя о значении многих слов, могу лишь догадываться… Что такое к примеру «Kranty», «Abzac», и что за сверхъестественные существа «pozhirateli chuzhogo sala». Признаться я не встречал упоминания о подобных, в демонологии ни одного известного народа. Но Манаун*дак был великим мистиком, и многое что известно о нем, невозможно объяснить с позиции модного ныне рационального мышления, требующего из двух возможных вариантов ответа, выбирать тот что «наиболее близок к земле и далек от неба». Незачем задействовать божественные сущности там, где все можно объяснить работой человека или природы.

Признаюсь — я и сам придерживался долгое время подобной точки зрения. Да и сейчас… Но когда я начал изучать и погружаться в Ту Эпоху… Чем больше погружался, тем более и сам стал переходить на сторону мистицизма, который мне, кстати, абсолютно не свойственен!

…Так что вы можете мне сказать про этот отрывок. О чем он вам поведал?

— О том, что всеми нами любимый Манаун*дак, был безнадежным grafomanom…

— Позвольте — позвольте… «grafoman»… Тут есть определенные корни… Это ведь слово из двух корней, так? …У меня тут где-то был… Ага… Где же? — «Сборник текстов блаженного Кооля»? Или… «Толковый сборник редких слов, почтеннейшего Даалясика»? Ну да… Вот… Grafo-man — «писать»-«любить, болеть, хотеть»… Как-то так? — Ну да, всем известно как ревностно он относился к знаниям и грамоте. Но на основе чего вы сделали подобный вывод?

— Боюсь профессор, это разговор не на один час… А нам скоро, предстоит одна встреча, на которую мы должны обязательно явиться… Может быть назначим встречу… Ну где-нибудь завтра-послезавтра… И поговорим не отвлекаясь, что называется «от души»?

Меня, знаете ли, тоже очень интересует Манаун*дак, и я был бы просто счастлив, поговорить о нем с таким выдающимся знатоком как Вы.

… А если вы еще и достанете несколько его рукописей — наша встреча принесет мне невероятную радость, и я не премину поделиться ею с окружающими.

..Кстати, а ведь с котлом, что стоит в холле вашего здания, Манаун*дак, тоже как-то связан? Вы не исследовали его — может там тоже есть какие-то надписи?

— К сожалению… — Недовольно буркнул профессор. — Я уже почти пятнадцать лет посылаю просьбы позволить мне исследовать этот раритет. И неизбежно нарываюсь на отказ! …Эти наши чинуши от науки, куда более обеспокоены обережением котла от студентов, нежели продвижением Знаний. Вы не поверите, как это тяжело — ходить каждый день, мимо такого раритета, и не иметь возможности изучить его.

…Впрочем, есть у меня кое-что… Это было в «Завещании Манаун*дака», я переписал, как образец древнего письма… К сожалению — перевести этот текст мне не удалось. Вроде бы те же буквы, те же правила грамматики, но кажется язык используется какой-то другой. Возможно какой-то диалект того же языка — вроде древнестепного и древнегорского.

Постойте здесь, я сейчас… Ага… Где-то тут был… Я ведь точно помню, что клал его возле шлема из клыков… Да. Вот… Ну, что?

— Боюсь, я тоже не могу это прочитать… — Сокрушенно покачал головой Готор, внимательно изучив небольшую надпись на листе бумаги.

К сожалению, нам уже пора… Профессор Йоорг, вы с нами?

— Я, с позволения профессора Торба, лучше останусь тут. Меня, знаете ли, эти ваши тыканья шпагами, нисколько не интересуют. …Не беспокойтесь обо мне — до гостиницы я доберусь сам. И… э-э-э… Благородный оу Дарээка, желаю вам удачи. Хотя, зная вашу репутацию, полагаю, она вам не понадобиться.

Гости откланялись, и вышли из кабинета. Профессор Торб проводил их задумчивым взглядом, и обратился к оставшемуся профессору.

— Почтеннейший Йоорг… Вы ведь, насколько я помню — специализируетесь в узелковом письме Первого Храма?

— Да… — Подтвердил профессор Йоорг. А потом, не без лукавства глянув на коллегу, продолжил. — Однако, вы не поверите, но благородный оу Готор, намного превзошел меня как в знании этого письма, так и в древнеаиотеексом языке.

— Но… Кто он такой? Когда успел узнать столько всего. А главное — у кого? Насколько я знаю, во всем мире, специалистов по уровню равных нам с вами, насчитывается, дай боги — десяток! Причем я, признаю это без всякого стеснения, об узелковом письме, имею лишь самые общие представления. Как и вы, полагаю, не так чтобы сильны в языке Лга*нхи и Манаун*дака. А он… — Кто он, и откуда?

— В наших краях — он более известен как великий герой! — Не без усмешки, ответил почтеннейший Йоорг. — Победитель кредонцев — защитник и спаситель отечества. Хотя он и чужестранец.

Появился неизвестно откуда, и благодаря своим талантам взлетел очень высоко!

Однако ходят слухи… И весьма достоверные кстати. О том что недавно эта троица — оу Готор, оу Дарээка и девица Ваксай (она из купеческого сословия) посещали некий заброшенный храм на южном берегу Срединного Моря. Моряки которые их сопровождали, рассказывают, что этот визит чуть не обернулся восстанием местного населения, причем именно против оу Готора, который чуть ли не претендует на право владеть теми землями. Еще рассказывали о какой-то древней секте, и о том что в Храме были принесены кровавые жертвы, причем присутствовать при этом могли только люди благородной крови. …Что впрочем, плохо сочетается с присутствием там девицы Ваксай.

— Хм… Вы сказали «Ваксай»? — Заинтересованно спросил Торб. — У нас, в Валаклаве, это был известный род. Так что возможно она и впрямь очень древней крови…

— Так вы из Валаклавы? А слышали ли вы когда-нибудь, о существовании некой могущественной секты, в которой могли состоять только благородные люди? И которая, при развале Империи, сумела сохранить и приумножить древние знания, а еще — она так сильна, что едва ли не повелевает царями и иными властителями?

— Хм… Разных тайных сект, во все времена было множество. Но те, что собирались по сословному принципу, обычно долго не жили. …Надо знать этих благородных — клубок змей. Пока есть кого кусать извне — они кусают их. А как только кусать становится некого — начинают грызться между собой. Да и сохранение знаний? — Это не то, ради чего благородные готовы сражаться.

Однако, немного пообщавшись с благородным оу Готором, я кажется уже готов поверить и в это… Кстати, а что вы можете сказать о его спутниках. — Есть ли в них что-нибудь, столь же выдающееся?