Глава 1

"…и нет более достойного поприща для дворянина, понеже стать офицером в Королевской Армии. Ибо королевский офицер, есть не токмо образчик бесстрашия, доблести и самопожертвования, но такоже и эталоном изысканного воспитания, благонравия и учености, является.

Он тот, кто не только ведет своих солдат в бой за отечество, но такоже и являет собой достойный пример благопристойности всем иным подданным короля, возвышаясь над ними в силу своего Служения Высокой Цели."

В наступивших сумерках, выцветшие от времени буквы, сливались с пожелтевшей бумагой, делая дальнейшее чтение затруднительным.

Можно было бы зажечь свечу… Но во-первых — даже дешевая сальная свеча, воняющая прогорклым жиром и постреливающая время от времени искрами, тоже стоила денег. А во-вторых, — весь дальнейший текст Ренки знал наизусть, ибо читал его уже наверное несколько сотен раз, и мог бы пожалуй воспроизвести по памяти, даже если бы его разбудили прямо посреди ночи.

Впрочем, даже несмотря на хорошую память — ему просто нравилось именно читать, старые, еще отцовские "Наставления для слушателя Его королевского Величества Офицерского Училища, сочиненные и записанные генералом Ликотом". Ибо впервые в эту книгу он заглянул, еще сидя на отцовских коленях, учась складывать в слога архаичного вида буквицы… Так что, перечитывая раз за разом, не слишком-то толстое собрание нравоучений, полезных советов перемежающихся с Уставами и картинками изображающими экзерциции с мушкетом и фигуры строя, он словно бы возвращался в то далекое время когда отец еще был жив, а всех забот у юного Ренки было — не попасться на очередной проказе, и не схлопотать дюжину-другую розог…Отец был добрым человеком, но придерживался весьма жестких воззрений на воспитание молодого поколения.

Отец умер полгода назад, как раз через месяц после того как Ренки справил свое пятнадцатилетие. — Сердце не выдержало внезапной вспышки давней возвратной лихорадки.

И все что старый служака смог оставить своему, входящему в юношеский возраст, сыну — небольшой, почти не приносящий дохода надел земли, отданный в аренду добрым людям; скрипящий сырой дом с протекающей крышей. Да свою старую шпагу…, и стойкое убеждение пойти по стопам предков, посвятив свою жизнь королевской службе.

Вот только одна беда — денег, чтобы купить даже самый низший офицерский чин, у юного Ренки не набралось бы, даже продай он все что имеет, включая одежду. Так что самый короткий путь к заветному погону, для него был закрыт…Тем более, что и полную экипировку, включая мундир, коня и оружие, так же пришлось бы покупать на свои деньги.

Зато — Ренки узнавал, — после продажи надела и дома, набиралась вполне себе подходящая сумма, чтобы не шикуя и экономя каждый грошик, доехать до столицы, и поступить в Его королевского Величества офицерское Училище.

И пусть, по слухам кадетом становится только каждый двадцатый претендент, — Ренки в себе не сомневался, — отец начал готовить его к поступлению туда, кажется еще раньше, чем он начал ходить и разговаривать.

Увы, больших денег, старый вояка, за почти сорок лет безупречной службы и шесть ранений, так и не выслужил, так что Училище было для их, давным-давно обедневшей семьи, единственным выходом.

И дело не только во владении шпагой, или стрельбе из мушкета или пистолей. — Главное, отец заложил в сына весьма достойную теоретическую базу, так что, по части знаний необходимых настоящему офицеру, — Ренки, (он сам был в этом уверен), намного превосходил всех своих сверстников.

— Ренки… — Послышался голос за окном, и юный мечтатель вздрогнул, поняв что прошляпил и скрип открывающейся калитки, и шуршание гравия под ногами внезапного посетителя.

Ренки, — вновь окликнул его знакомый голос Докста. — Старый приятель и соучастник во множестве детских проделок, не утруждая себя возней с дверью, запрыгнул в окно и уселся на подоконнике болтая ногами. — Ты все сидишь за книгами? А ведь сегодня День Коронации! В деревне будут танцы, невежливо было бы не почтить короля, проигнорировав такое событие!

— Гм… — Задумался будущий офицер.

С одной стороны, даже простенькие деревенские танцы, для него означали определенные траты, ибо придется заплатить несколько монет музыкантам, купить в буфете хотя бы графинчик вина и подобающие закуски… Опять же, — наверняка придется угостить приятелей и нескольких девиц. И это… не то чтобы серьезно подорвет его бюджет, однако сейчас он берег каждый грошик, который ой-как еще понадобится ему в ближайшее время…

Нет, конечно можно было бы придти, покружить в танце нескольких ровесниц. Или хотя бы просто постоять в сторонке, любуясь на их свежие лица и наливающиеся женской красотой тела…Ведь большинство деревенских парней именно так и поступят. Но на то они и обычные простолюдины, в то время как он, после смерти отца унаследовал его титул и родовые привилегии. А для оу Ренки Дарээка, не подобает пользоваться услугами, за которые он не может заплатить. Это было бы уроном его чести, и чести всех его предков.

…Но с другой стороны, там наверняка будет Лирина… А если он и впрямь собирается через две недели отбыть в столицу, — то возможно второй шанс вновь увидеть ее, ему выпадет только через много-много лет.

— Ты слышал, — продолжал искушать Докст. — К господину Аэдоосу, приехал старший брат — офицер! Герой, ветеран Зарданской кампании. Говорят он участвовал в битвах под Растдером и Туонси.

Последний довод окончательно сломил и без того слабое сопротивление Ренки.

* * *

Ифий Аэдоосу, ветеран Зарданской кампании, был сегодня, мягко говоря, не в духе.

Лживая продажная девка-удача, похоже не просто отвернулась от него, но еще и умудрилась попутно утащить кошелек, и заразить дурной болезнью.

Только так можно было объяснить хроническое невезение, преследовавшее Ифия уже целых полгода.

Для начала — его, ветерана Зарданской Кампании… Того, кто под Растдером, не моргнув глазом и ни разу не поклонившись пулям, стоял на редутах до тех пор, пока вражеское ядро не разорвало в клочья последнего солдата его роты… Кто под Туонси, подхватив знамя полка, повел за собой в штыковую атаку, последние остатки славного 12-го гренадерского, и все-таки смог взять тот проклятый холм… И не его вина, что бездарные желтомундирники 19-го королевского, испугавшись запачкать свои щегольские камзолы и разодрать кружева обшлагов, сдали назад… Знамя его полка Было на той высоте, и даже последний прощелыга-писарь генеральской Ставки не посмел бы утверждать иного…

И вот, после всего этого. После двух лет, то глотания пыли на дикой жаре, то бесконечной грязи смешанной со снегом и кровью. После сгнивших зубов и приступов кровавого поноса начавшегося из-за дерьмовой воды Зарданского плоскогорья. После вражеского штыка, разодравшего его щеку и едва не лишившего глаза, простреленного плеча и сабельного удара по бедру… — Его обходит какой-то юнец. Сопляк, ни разу не нюхавший пороху, и не глядевший в дуло направленного на него мушкета, зато способный похвастаться наполненными сундуками своей родни, да громкой приставкой "оу" перед именем.

А следом, серия мелких неудач… — украденный после ночи в трактире кошель, вздрючка от начальства за "неподобающий вид", две дуэли с желтомундирниками, не принесших ничего кроме проблем, и наконец — вынужденная отставка.

И это тогда, когда его славный 12-й гренадерский, снова отправляют на войну, где есть все шансы наконец-то добиться давно заслуженного продвижения по службе… Потому как чертов братик отказывается давать деньги на очередной чин, аргументируя это спадом в делах, и тем что непутевый братец Ифий и так потратил свою долю отцовского наследства на покупку себе "благородного" звания и кучи ненужного барахла к нему…

…А может быть, он и прав! — Сказки о славном и прибыльном офицерском пути — так и оказались сказками. Потому как большую часть службы, пришлось прозябать по далеким гарнизонам, без всякой надежды на повышение. Вечно сидя в долгах, из-за нерегулярно выплачиваемого жалования, и тратя те немногие крохи, что удалось умыкнуть от сумм на солдатское содержания, на кислое вино и уродливых шлюх.

А стоило начаться боевым действиям и забрезжила хоть какая-то надежда заслужить новый чин — его, под благовидным предлогом выперли из полка, всего лишь за то, что очередной жутко богатый и благородный оу, не умел пользоваться своей шпагой, и не смог переварить его клинок, когда тот проткнул ему брюхо…

Нет, выперли его конечно не из-за дуэли, ибо офицерам достойно отстаивать свою честь в благородном поединке…Но у командира роты всегда можно найти кучу огрехов, которые, если конечно хорошенько постараться, можно раздуть в серьезное дело. — Ифий Аэдоосу это прекрасно знал, и не стал доводить дело до Королевского Суда, когда ему тонко намекнули на нежелательность его дальнейшего пребывания в славных рядах 12-ого гренадерского, чье знамя под Туонси он воткнул в вершину того проклятого холма, навечно провонявшего пороховой гарью, и кровью сотен солдат, оставивших на нем свои никчемные жизни.

…А сегодня он еще и умудрился проиграться в кости каким-то деревенским увальням, не отъезжавшим от своих свинарников, дальше чем на десяток верст…

…Эта проклятая девка, точно заразила его дурной болезнью, имя которой "невезение".

* * *

— Так ты все-таки решил поехать? — Уточнил Докст…, вот уже наверное в сто тысячный раз, за последние пару месяцев.

— Угу. — Привычно уже промычал Ренки, думая о чем-то своем.

— А если не поступишь, а денежки-то уже тю-тю…???

— А что мне делать здесь? — Внезапно очнувшийся от своих мыслей, Ренки почему-то решил пойти на необычную для него откровенность, и вместо высоких слов о Долге и Служении, прибегнуть к понятным старому приятелю, доводам. — Ты ведь не хуже меня знаешь, что я фактически нищий.

— Ну-у-у…, - протянул Декст, который несмотря на юный возраст, был человеком крайне практичным и весьма твердо стоящим на земле…, в смысле — не витал в облаках. — Ты бы мог занять какую-нибудь должность в Управе. Или жениться!

— Ага, и до сорока лет переписывать бумажки да лебезить перед старыми ленивыми чинушами, ибо без средств и связей, надеяться на что-то большее не приходится.

А по части жениться… Это бы означало продать титул и Честь своего рода за миску овощей, и кусок мяса на каждый день. И все равно — пришлось бы постоянно лебезить перед тестем, выпрашивая у него средства на проживание, а значит — зависеть и пресмыкаться перед собственной женой… — Я так не хочу.

— Можно подумать, что закончив это свое училище ты сразу станешь генералом, и тебе не придется выслуживаться перед разными офицеришками званием пониже… — Привел Декст весьма разумный довод.

— …Там… это другое! — Убежденно ответил на это Ренки. — В Армии тебя ценят по твоим способностям, а не по тому насколько низко мы можешь прогнуть свою спину.

Тем более что сейчас идет война! — После того как мы показали орегаарцам на Зарданском плато, за них опять вступились торгаши-кредонцы… А значит, война будет долгой. Будет много походов, битв и сражений…Отец говорил, что только на войне, выпускник Училища, может быстро продвинуться в чинах.

— …А может схлопотать штыком в брюхо. — Осторожно, опасаясь обидеть друга, добавил Декст. — Или, того хуже, остаться никому не нужным калекой, просящим подаяние на Большом Королевском Мосту.

— Успокойся. — Рассмеялся на это Ренки, и добавил с беспечностью, столь свойственной всем юным идиотам-мечтателям. — Со мной этого точно никогда не случиться!…Однако, ты слышишь эту музыку? — Так что оставим печальные разговоры, и поспешим на площадь, где множество прекрасных дев, скучают без своих кавалеров.

Увы, но красотка Лирина, как это ни странно, на танцах отсутствовала. — Небывало дело!

Впрочем, Ренки еще не терял надежды, и старался не расстраиваться. — Благо — тут хватало закадычных подружек первой красавицы деревни, и они куда меньше задирали свои носики, и не строили из себя принцесс. — В конце концов, — пусть Ренки и был фактически нищим — парень на деревне он был не из последних, и отнюдь не только благодаря своем титулу, но и высокому росту, поджарой мускулистой фигуре бывалого фехтовальщика, золотистой шевелюре, и вполне себе приятному, для женских глаз, лицу. Так что, про то что иные девицы отказывают иным кавалерам в туре танца, он конечно слышал, но сам, обзавестись подобным опытом, еще не удосужился.

Однако же, как быстро летит время. Ноги, кажется только-только разогрелись для серьезных прыжков и разворотов, ан — мягкие сумерки уже сгустились до беспросветной темени, и музыканты деревенского оркестра начали сбиваться с ритма и фальшивить в нотах…

— Позвольте засвидетельствовать вам свое почтение сударь. И выразить свою благодарность за доблестную службу Королю. — Обратился Ренки к высокому крепкому мужчине, с суровым, и можно даже сказать — жестким лицом, на котором даже длинный уродливый шрам пересекающий щеку, казался лишь атрибутом и дополнением к зеленому мундиру 12-го гренадерского полка. — Позвольте представиться — оу Ренки Дарээка, и смею надеяться — также будущий офицер. Не позволите ли угостить вас графинчиком вина?

— Что ж, "будущий офицер", если "доблестная служба Королю" чему-нибудь меня и научила, так это никогда не отказываться от дармовой выпивки. Наливай!

Ренки немного покоробили подобные выражения, произнесенные "эталоном изысканного воспитания и благонравия", однако он отнес их к присущей всякому герою раскованной и грубоватой мужественности, и с радостью заказал графинчик лучшего вина, что был при буфете на площади.

— Сударь, — продолжил он, наполнив вином обе кружки. — Не будет ли с моей стороны излишней наглостью, попросить вас поведать мне о тяготах службы Королю, и о тех битвах, в которых вы имели честь сразиться во имя Отечества нашего?

— Ох и имел же я эту честь! — Хмуро пробормотал Ифий Аэдоосу, подумав — "Очередной сопляк, мечтающий о подвигах и славе, купленных на родительские денежки". — Но ты парень не бойся. — Там этой чести еще много осталось, хватит и на твой век!

— Смею надеяться что так сие и есть… — Вежливо ответил Ренки, хотя в его голове вдруг и пробежала подлая мыслишка, что перед ним ни какой вовсе не офицер, но лишь мужлан, напяливший на себя чужую форму. — Однако возможно вы расскажете мне о том что показалось вам самым трудным на поприще служения Королю. — Хочу быть готовым к преодолению любых препятствий.

— Самое трудное… — Задумчиво проговорил Ифий, для которого этот графинчик вина был уже шестой по счету… И оглядел собрание деревенщин, столпившихся вокруг его столика, чтобы на халяву послушать байки про войну, да про королевскую службу. И зло ухмыльнувшись, сказал самую что ни на есть, чистую правду. — Самое трудное парень, полагаю был непрекращающийся понос! Ага. — Именно понос! День за днем, неделю за неделей, только и делаешь что бегаешь до отхожего места… Мы, клянусь душой, даже амуницию тогда толком не застегивали, потому как пока расстегнешь все эти пряжки да застежки, рискуешь остаться с полными штанами отменно вонючего дерьмища.

Ифий с удовольствием поглядел как сопливого мальчишку передернуло от этакой живописной подробности, и продолжил. — Так что мой совет тебе парень, — хочешь стать офицером, заранее запасись подходящей пробкой, дабы держать свои подштанники в чистоте.

Вокруг заржали деревенские, причем смеялись они явно над Ренки, позволившим сделать себя объектом столь низких и непотребных шуточек. И зная нравы деревни, в которой он проживал, можно было даже и не сомневаться, что в ближайшие годы, вспоминать о нем будут исключительно как о "Ренки с пробкой в жопе", или выдумают нечто подобное.

— Сударь. — Окаменев лицом, заметил на это Ренки. — Однако вы забываетесь. Уж не знаю каких нравов придерживались люди, среди которых вы имели честь вращаться последнее время, однако я не позволю вам разговаривать с собой в столь дерзостном тоне. — Извинитесь немедленно!

— А иначе что…?

— Иначе сударь, как дворянин, я потребую у вас сатисфакции, согласно правилам дуэльного кодекса!

— Брысь, сопляк. — Нагло и глумливо глядя на красного от смущения и ярости щенка, чья неприкрытая обида словно искупала все его личные беды и неприятности последнего времени, расхохотался Ифий. — Чтобы я, — ветеран битв под Растдером и Туонси, скрестил свою шпагу с каким-то молокососом? — Убирайся-ка к своей мамочке, и вели ей помолиться за мое здоровье, ибо я оставил жизнь ее непутевом отпрыску!

И сказав все это, отставное офицер положил свою ладонь на лицо Ренки, и толкнул его на землю.

…Девка-удача, и впрямь была неблагосклонна к Ифию Аэдоосу в этот день…

Однако обошла она своим вниманием и бедолагу Ренки…

Возможно, если бы свалившись на землю, тот не увидал наконец, с интересом наблюдавшую за всей этой сценой красотку Лирину, — ему бы еще и удалось сдержать свой гнев…Возможно.

…В конце концов, к завершению этого разговора, симпатия всех зрителей была явно на стороне мальчишки, которого без всякого на то повода, начал оскорблять какой-то пришлый мужлан.

…Да и к тому же — дуэль не единственный способ отстоять честь дворянина. Подай наутро Ренки заявление в суд, и Ифию, даже несмотря на все свои заслуги и мундир, точно бы не поздоровилось. А уж жизни в этой деревне, ему бы больше не дали — деревенская община не приемлет подобных хамов и скандалистов, пусть они будут хоть трижды отставными офицерами и ветеранами.

…Но вот изменчивая девка-удача, решила по своему, пожелав зачем-то жестоко наказать, и так, не слишком избалованного ее вниманием мальчишку.

Молодые ноги мгновенно взметнули тело вверх, а кинжал словно бы сам собой вылетел из ножен, и опытная рука фехтовальщика, впервые взявшегося за учебную рапиру в четыре года, нанесла хирургически точный укол, прямо в горло.

Так и окончил свою жизнь ветеран Зарданской кампании, участник битв под Растдером и Туонси, Ифий Аэдоосу, продолжая глумливо хохотать, пока не начал захлебываться собственной кровью.

 

Глава 2

— Шире шаг, грязные каторжные твари, если вместо ужина, не хотите отведать плетей. Если мы не доберемся до лагеря раньше чем солнце коснется края степи, — спать ляжете голодными!

Итак, мечта оу Ренки Дарээка сбылась!

Сбылась так, как сбываются все мечты того, над кем боги решили всласть посмеяться.

Он наконец попал в Королевскую армию и служит Его Величеству.

Вот только не в чине офицера, на белоснежном коне, в красивом мундире и со шпагой на боку. А в роли солдата каторжной команды, — голодный, оборванный, избитый и отупевший от всех обрушившихся на него несчастий.

Нет, Королевский Суд был по своему милостив к нему. — Ведь могли бы и повесить, в назидание другим. Или отправить в рудники Редаарских гор, где каторжане, как говорит молва, живут не дольше двух лет.

Но его отправили в армию. На срок десять лет, или пока беспримерным подвигом, не выслужит Высокого Королевского Помилования.

Но тот же самый Суд, мог бы обойтись и куда менее строгим наказанием. — В конце концов, десятки свидетелей твердили что убитый сам, первый напал на убийцу, и дерзко возложив руку ему на лицо, толкнув на землю. И пусть в его руках не было оружия — взрослый ветеран против мальчишки…, не самый честный расклад.

А учитывая что перед этим, убитый еще и оскорбил подсудимого, и даже посмел отказаться от вызова на дуэль по всем правилам…

…Да, демоны побери! — Ренки бы мог отделаться парой лет заключения и приличным штрафом в казну. Ведь даже брат убитого, просил быть милостивым к юноше. А деревенская община предлагала взять на поруки круглого сироту.

…Вот только у Высокого Королевского Судьи, был собственный сын, примерно того же возраста, не вылезающий из трактиров, нарывающийся на драки, вечно приносящий отцу множество неприятностей и позорящий род.

…И если бы не его мамаша, боготворящая собственное дите — уважаемый судья давно бы применил к отпрыску самые суровые меры. Но…

Но вместо этого, он решил отыграться на бедолаге Ренки, подав на его примере жестокий урок всем возомнившим о себе соплякам, не способных ценить ни собственные, ни чужие жизни.

Удача, — девка не только ветреная, но и абсолютно безжалостная. И уж коли решила она кого-то покарать, то ее жестокость не знает границ.

***

Угроза остаться без ужина, может сотворить настоящие чудеса с теми, кто последние три месяца, питался лишь жиденькой похлебкой, да малым куском хлеба.

Ноги, кажется еле волочащиеся по дорожной пыли, сразу задвигались быстрее, и солнце еще достаточно убедительно висело над землей, когда показались границы лагеря.

— Ну и падаль же ты привел мне лейтенант? — С отвращением глядя на присланное пополнение, заметил полковник оу Дезгоот. — Я конечно понимаю, что ты сдаешь их по головам, а не по весу… Но какие-то приличия соблюдать же надо!

— Заверяю вас полковник, — даже не стараясь быть убедительным, ответил на это вышеуказанный офицер. — Именно таких я и получил месяц назад в порту Лиригиса. Это все чертовы моряки кормили их раз в неделю. А у меня они даже немножечко потолстели.

— И многие ли сдохли по пути?

— Не более десятка. И то, исключительно по собственной вине и глупости. Зато, и вы еще будете мне за это благодарны, я научил их смирению!

Во время пребывания в городской тюрьме, Ренки очень страдал.

…Вернее — думал что страдал.

Потому что мягкий тюфяк набитый свежим сеном, и обеды от дядюшки Тааю, — еще долгие годы потом снились ему в сладких снах.

Да уж — дядюшка Тааю, будучи владельцем того самого трактира где произошло убийство, не только искренне сочувствовал попавшему в неприятности мальчишке, но и столь же искренне был ему благодарен. Ведь отныне его заведение обзавелось собственной Историей, которую можно годы напролет рассказывать посетителям, демонстрируя столик "за котором они сидели", и "то самое место, куда он упал, обливаясь потоками крови". — Так что на вкусные и обильные обеды, он не скупился.

Но Ренки искренне страдал, потому что дни, пока шло это нелепое следствие и дурацкий суд, — бежали один за другим, а с ними, столь же стремительно и истекало время подачи прошений на допуск к экзаменам в Его Королевского Величества Офицерское Училище.

Да и сам факт, что потомок благородной семьи — оу Ренки Дарээка, подвергается аресту подобно какому-то преступнику, был в высшей степени оскорбителен…Хорошо еще, что он и так собирался покинуть родной городишко, и все об этом знали. Иначе бы Ренки не смог смотреть в глаза горожанам, да и его поспешный отъезд, мог бы быть воспринят ими как постыдное бегство!

Приговор он выслушал с недоумением. — А как же иначе? — Ведь это просто нелепость какая-то. Ведь даже брат убитого сказал речь в его защиту… Ведь все свидетели говорили одно и тоже…Ведь он лишь отстаивал свою дворянскую честь. Ибо проявление слабости или нерешительности в такой момент — упало бы грязным пятном на репутацию всего благородного сословия. И как это королевский судья… Подумать только, — Королевский Судья!!! — не может понять такой простой истинны. И вместо немедленного оправдания Ренки, начинает говорить какие-то немыслимые и нелепейшие слова… А ведь он, Ренки, еще собирался испросить у него какой-нибудь документ, объясняющий Высокой Комиссии, его столь досадную задержку.

Ведь невиновность Ренки была столь очевидна, что даже слова адвоката о подаче какой-то там апелляции на Высочайшее Имя, казались ему нелепым фарсом. — Какая к демонам апелляция?! — Его просто должны были отпустить. Сейчас! Немедленно!!! Ибо дурной этот сон, уже явно слишком затянулся!

Но его не опустили. И несколько следующих дней, он провел как в тумане.

Туман этот упал на сознание Ренки, когда холодное и ржавое железо кандалов коснулось его кожи. — Несколько дней он провел как в бреду. — Выполнял какие-то команды, куда-то шел в толпе таких же, звенящих кандалами и оглушенных ударами судьбы спутников. Ел что дают…Или отдавал свою еду кому-то другому, когда его об этом просили… Спал когда появлялась такая возможность, и просыпался от начинающегося по утрам шевеления других каторжан.

Туман исчез, сменившимся вонючим сумраком корабельного трюма.

Исчез внезапно, и взору Ренки предстала какая-то мерзкая рожа, дерзко тянущая из его рук миску с отвратительно пахнущей похлебкой.

— Ты чё пацан. — Слегка удивилась рожа тому, что обычно безропотный клиент, вдруг потянул миску на себя. — Совсем охренел?

— Пшел вон, быдло. — Посмотрев в расположенные на роже глаза, взглядом бывалого фехтовальщика, ответил Ренки, даже не думая о последствиях.

— Не… В натуре. — Совсем охренел! — Все еще не веря в происходящее пробормотала рожа.

…Тут надо сказать, что Ренки в чем-то, хоть немного, но повезло. — По закону, заменить каторгу армией, могли только осужденному, впервые попавшемуся в лапы правосудия. Да и само преступление не должно было быть совсем уж тяжким.

Каторжная команда, в которую попал бедолага, состояла в основном из бродяг, проворовавшихся приказчиков, пьяниц-дебоширов, или пойманных на мелких кражах воришек.

Было и несколько убийц, но раз Королевский Суд, счел возможным заменить им виселицу на армию, — в их преступлениях имелись смягчающие обстоятельства.

Однако, говорят что если даже собрать вместе отпрысков благороднейших фамилий, и ограничить их в еде, — даже столь достойнейшие дети, выросшие на примерах высокой Чести, и воспитанные в духе истинной благопристойности, — вскоре разделятся на банды, и более сильные, начнут отбирать еду у слабых.

Вот и в каторжной команде, куда попал несчастный Ренки, мгновенно появилась такая банда, сложившись из наиболее пронырливых и наглых каторжан, отнюдь не брезгующая всякими возможностями улучшить условия своего существования, за счет своих, не столь энергичных товарищей.

Увы, верзила Гаарз, был одним из таких наглецов, ошибочно принявший сумеречное состояние души Ренки, за признаки слабости и трусости.

Но сумеречное состояние, наконец пало, и благородный юноша, готов был дать отпор наглым притязаниям пойманного на краже портового грузчика.

Увы. Но у портового грузчика, перед нашим Ренки, было одно значительное преимущество. — Он весил, наверное раза в полтора больше его. И вес этот составлял не мягкий жирок, а довольно сухое и жилистое мясо. Которое не сразу исчезает, даже после нескольких недель полуголодного существования.

Единственное, что удерживало Гаарза от решительных действий, — это жиденькое содержание миски, из-за которой шла борьба. — Ибо даже его, не слишком-то далекого ума, хватало, чтобы понять как легко выплеснуть столь драгоценную, в этих условиях, еду, на и без того загаженные доски корабельного трюма.

Наконец сила возобладала над молодостью и энтузиазмом, и дернув чересчур сильно — Гаарз не только вырвал миску из рук нашего героя, но даже и опрокинул ее себе на лицо.

Получилось крайне неудачно. — В банде, которая верховодила в трюме каторжанской посудины, Гаарз и так занимал отнюдь не первые роли, а тут еще и выставил себя посмешищем перед всеми.

Язвительный смех за спиной, сопровождающийся обещаниями вожака лишить самого Гаарза причитающейся ему доли отобранной у других еды, разбудил в его низкой натуре, самую звериную ярость. И он, набросившись на Ренки, начал его душить.

…Эх. — Бедолаге Ренки, сейчас бы в руки шпагу…, ну или хотя бы кинжал… Да сгодились бы даже простой столовый ножик, или хотя бы щепка. Он был обучен отстаивать свою жизнь многими видами оружия. Но увы — лишенный чего-либо, хотя бы отдаленно напоминающего клинок, все что он сейчас мог поделать, это вцепившись в огромные руки Гаарза, скрести по ним, изрядно отросшими за время заключения, ногтями.

Горло сдавило как клещами… Казалось что даже кости позвоночника сминаются под этими кошмарными, словно выкованными из стали пальцами. Перед глазами двоилось, и искра сознания уже почти было совсем померкла в них. Но тут краем глаза он увидел, или скорее уловил, некое движение, жуткое давление на горло пропало, и Ренки смог втянуть в себя первый, казалось бы состоящий сплошь из раскаленных иголок, но тем не менее, сладостный вдох.

— …э-э… Какого хрена? — Ты?!?!

Услышал он словно бы сквозь туман.

— Беелд, пусть твои ребята, впредь держатся подальше от парнишки. Ты меня понял?

Сказано это было как-то странно. Словно бы слова выговаривались как-то иначе…

— А не дохрена ли ты на себя берешь парень?

— Короче, — я тебе сказал. От парнишки отвалить. Еще раз попробуете наехать, будите иметь дело со мной.

— Ты чё, — Типа нашел себе подружку? А может нам, вас обоих по кругу пустить?

— Следи за базаром, помойная отрыжка.

— Ах ты… Не слишком ли ты зарываешься? — Нас тут одиннадцать, а вас, меньше чем полтора, — один ты, и твоя подружка…

— Но прежде чем вы сможете до меня добраться, — я убью двух-трех из вас. И еще столько же искалечу. А калеке тут не выжить, значит они тоже станут трупами. Попробуй приказать кому-нибудь из своих пожертвовать своей жизнью ради твоих прихотей. А я посмотрю и посмеюсь.

Странно, но в этом голосе не было ни капли похвальбы, зато такая уверенность в собственных силах, и в правдивости данного предсказания, что даже этот Беелд, не посмел ничего возразить.

— Ну… Тогда спи в полглаза… — Напоследок посоветовал вожак банды. Однако по его голосу чувствовалось что это даже не столько угроза, сколько попытка сохранить остатки своего авторитета.

— Я и так сплю вполглаза. — В голосе неизвестного, ясно чувствовалась усмешка. — Думаю, ты уже успел в этом убедиться!

Судно покачивало на волнах, что-то скрипело, шуршало и хлопало… невыносимо давя на голову. Ренки в изнеможении прислонился спиной к борту. — Увы, но когда пала пелена бесчувствия, вся мерзость его нынешнего окружения, предстала перед ним во всей красе.

В трюме нестерпимо воняло давно немытыми человеческими телами, испражнениями и рвотой.

Грязь была везде… Липкие доски пола и бортов… Ржавые и почему-то тоже липкие цепи кандалов на ногах. Липкая вонючая солома, постланная словно в хлеву на пол, собственная одежда, — липкая от грязи, руки, лицо… Все вокруг покрывал этот слой мерзкой липкой грязи… Казалось что даже воздух и свет, проникающие откуда-то сверху, мгновенно покрывались липкой мерзостью, едва достигая трюма невольничьего корабля. Это было просто невыносимо.

— Э-э-э… Парень… — Окликнул его знакомый голос. — Ты в порядке?

Лишь только врожденное благородство, и воспитание, не позволяющее проигнорировать человека оказавшего ему столь ценную услугу, заставило Ренки вновь открыть глаза и сесть выпрямив спину, как то и полагается при разговоре с человеком столь же благородного происхождения.

— Благодарю вас сударь… — С трудом протискивая слова сквозь все еще пламенеющее болью горло, ответил он своему спасителю. — Благодарю вас за все!

— Ну-ка, подними голову, посмотрю что у тебя с шеей…

— Это излишне… — Горько и обреченно усмехнулся Ренки. — …Не имеет смысла.

— А вот тут парень, ты сильно не прав. — Упрямый голос назойливого собеседника продолжал настойчиво ввинчиваться в мозг Ренки, не позволяя ему снова уплыть в спасительное небытие. — Надо жить!

— К чему?! — Внезапно даже для самого себя рявкнул несчастный парнишка, почувствовав нестерпимую злобу по отношению к своему спасителю. — Ради чего? Разве это жизнь?

— Пока живешь — есть надежда! — Убежденно сказал чужак. Настолько убежденно, что Ренки почти ему поверил.

— Надежда на что? — Туповато спросил он.

— Ну…, - как-то равнодушно-весело ответил чужак. — Нас ведь в Армию отправляют? — Не знаю как там было у тебя, а мне в приговоре написали. — "… или пока беспримерным подвигом во имя Короля и Отечества, не выслужит Высокого Королевского Помилования." Так что, — всего и делов, — совершить беспримерный подвиг!…Ты ведь, не трус?

— Никогда..! — Спина Ренки могла бы сейчас послужить эталоном прямизны, а голосом можно было бы заморозить Океан. — Никогда, оу рода Дарээка не позволяли заподозрить себя в трусости!

— …Вот и я говорю, — "Не трус", — миролюбиво подхватил чужак. — Но чтобы свершить беспримерный подвиг, надо суметь дожить до подходящего момента, чтобы его свершить. — Ты согласен?

— Ну… Да… — Вынужден был признать правдивость этих слов, слегка озадаченный Ренки.

— А чтобы выжить парень. — Тебе надо многому научиться. — В том числе и смирять свою гордость…

…Да-да… — Знаю что ты мне сейчас скажешь — "Никогда, никогда оу Рода Дарээка…". Но парень, сейчас твоя истинная цель выжить. Выжить назло всем тем, кто упек тебя на эту каторгу. — Каждый раз, когда жизнь покажется тебе совсем невыносимой, и захочется совершить какое-нибудь безумство, — просто вспомни лица судей, прокуроров… Ну и вообще, — своих врагов. — Они бы очень хотели чтобы ты сдох тут. А ты должен выжить назло им. Понял?

Ренки задумался… Представил лицо судьи. Такое залитое жиром, надменно-равнодушное лицо… Других врагов у него вроде не было. Но и этого лица вполне хватало, чтобы дать стимул к жизни.

— …Во-о-от, — удовлетворенно протянул чужак. — Кажется понял. — Меня кстати Готор зовут…

— оу Ренки Дарээка. — Вспомнив о приличиях, представился в ответ наш герой.

— Вот и отлично… Ренки(??), — будем держаться вместе.

— Хм… Хорошо. — Сказал Ренки, внезапно осознав что весь этот разговор, чужак затеял не просто так, а именно для того чтобы сблизиться с ним…А учитывая грязные намеки Беелда, внезапно очень захотелось выяснить с чего бы это этому Готору, (что за имя такое?), приспичило проявлять такую заботу о другом узнике. — Только скажите сначала сударь, зачем вам это вам надо?

— Сколачиваю свою банду! — Честно признался Готор. И по его голосу нельзя было понять, изволит ли он таким образом шутить, или говорит чистую правду. — По одиночке тут не выжить парень. А ты я вижу, человек честный и надежный — не предашь и не ударишь в спину. — Я прав?

— "Никогда…" — Вновь захотелось возопить Ренки Дарээка, выпрямив спину еще сильнее. Но он понял что это уже будет перебор. — Спина такой прямоты просто не выдержит. Так что он просто ответил "Да".

Что ж — если кто-то думает что с приобретением нового приятеля жизнь Ренки стала намного проще — то он глубоко заблуждается. — Скудная, отвратительная кормежка. Теснота и затхлая вонь трюма…А потом еще и люди вокруг начали умирать… — Все это отнюдь не способствовало благостному расположению духа, душевному и физическому здоровью.

Но зато хоть появилась маленькая отдушина. — Разговоры!

Готор оказался весьма интересным и необычным собеседником. — Иногда он просто поражал Ренки объемом и глубиной своих познаний. Почти всегда удивлял необычным взглядом на казалось бы банальнейшие вещи. Но иногда просто убивал напрочь абсолютной дремучестью.

О себе он говорил довольно мало. И слишком туманно. — Очень скоро, наблюдательный Ренки, понял что все его рассказы о себе, ограничиваются сроком примерно в четыре месяца, — три из которых, он провел уже в качестве заключенного.

А до этого — был суд. Еще раньше Пограничный патруль прихватил его за бродяжничество. И еще несколько дней скитаний вдоль побережья. — Это то, о чем Готор рассказывал в красках, подчас не без юмора, со множеством забавных и занимательных подробностей.

А вот все что было до этого… — По его словам, он плыл на каком-то корабле… Неизвестно откуда и куда. Случился шторм, корабль разбился, но Готор спасся ухватившись за обломок мачты, вместе с которым его и вынесло к побережью королевства Тооредан.

…Вполне правдивая историю. — Если только не учитывать того, как тщательно Готор обходит тему места своего рождения, или откуда и куда плыл этот его корабль. А на прямо поставленный вопрос — сослался на какие-то острова далеко на юго-востоке. Даже имя островов назвал, что-то вроде Легтгского архипелага. — Ренки слишком любил разглядывать атлас мира из библиотеки своего батюшки, чтобы не знать что подобного архипелага не существует. Но ловить своего нового друга на вранье, он не стал. — Слишком страшно было терять новоявленного…, может и не друга, но уж точно союзника.

Хотя поначалу эта таинственность сильно заинтриговала Ренки. И он даже отчасти заподозрил — не является ли его собеседник шпионом одного из враждебных Тооредану государств. — Вроде Герцогства Оредан или Кредонской республики.

Но в конечном итоге, наш герой пришел к выводу, что шпион мог бы придумать что-то более достойное нелепых измышлений про Легтский архипелаг. Да и в Пограничном Патруле, служат отнюдь не самые глупые люди, чтобы не заподозрить в шляющемся вдоль побережья бродяге без документов и денег, шпиона. Но коли осудили его за бродяжничество, а не за шпионаж — все доказательства свидетельствовали в пользу Готора.

…Да и вообще — Тут, было не принято расспрашивать о жизни ДО. И о перипетиях, кои привели того или иного узника, к столь печальному положению.

Еще одним большим плюсом в союзничестве с Готором, стало появившееся чувство защищенности…По крайней мере, можно было теперь спокойно выспаться, зная что кто-то присматривает за тем, чтобы никто не прирезал тебя во сне, или не украл, допустим обувь.

…Готор особенно упирал на обувь, приводя резонный довод, что вероятно им еще предстоит пройти немало верст по не самым гладким дорогам. А значит от сохранности обуви, напрямую зависит и жизнь ее обладателя.

Он кстати, оказался тут не единственным умником, осознавшим эту истину. — К тому времени как Ренки более-менее пришел в себя — его пара грубых сандалий была уже кем-то благополучно украдена.

Как Готору удалось уговорить Ренки забрать сандалии мертвеца — это пожалуй тема для отдельной книги. — Тут в ход пошли и разумные доводы, и отсылки к похождениям богов и героев древности, и воззвания к злобе, гордости и чувству самосохранения. И даже попытка взять на слабо — изобразив предстоящее мародерство как экзамен перед будущими испытаниями. — В конечном итоге, уговорил.

…А еще, оказалось что Готор отнюдь не шутил, когда сказал что сколачивает собственную банду. — Он действительно делал это — впрочем, весьма осторожно, чаще отказывая кандидатам, чем принимая их. Причем руководствовался он при этом весьма странными и непонятыми Ренки критериями. — Почему-то проигнорировав двух единственных, (помимо Ренки), узников благородного происхождения, томящихся в этом трюме, но зато приблизив к себе проворовавшегося приказчика и мастерового покалечившего в пьяной драке какого-то кабацкого вышибалу.

Но особенно Ренки был неприятно удивлен, когда его новый приятель, согласился принять в банду Гаарза — того самого мерзавца, едва не отправившего Ренки на тот свет.

— …Парень он неплохой. — Спокойно объяснил Готор свое решение. — Просто попал под влияние Беелда. Но заметь, в той банде, даже несмотря на свою впечатляющую силу, быстро скатился на самые низкие позиции. — Что говорит о явном недостатке подлости.

Зато попав по наше влияние — он вполне может переродиться в человека благородного!…Шучу-шучу… — Поспешно сказал Готор, даже выставив вперед ладони в примиряющем жесте. — Знаю что для того чтобы вырастить "благородного человека" — поколений пятнадцать его предков, должны быть столь же благородны…Хотя и не понятно, как они узнают о собственном благородстве, имея допустим всего десяток благородных предков…

Но Гаарз парень сильный, выносливый, и вполне обучаемый. — Нам такие люди понадобятся.

— Понадобятся? — Переспросил Ренки. — Когда?

— Эй парень! — Отозвался Готор. — Ты не забыл — мы идем на войну. Как ты думаешь — наверное есть некие причины, почему с изначальных времен, люди дрались не поодиночке, а отрядами? — Вот мы и готовим собственный отряд, чтобы во всеоружии встретить любые беды и неприятности, которые готовит нам будущее.

— Тогда тем более, разумнее было бы призвать в него людей благородного происхождения, кои по праву своего рождения являются храбрыми воинами и достойными людьми, а не разный сброд. — Запальчиво возразил на это Ренки.

— Угу, — поддонка изнасиловавшего одиннадцатилетнюю девочку. — С деланным согласием кивнул Готор. — И игрока в кости, давным-давно проигравшего свою честь, и промышлявшего мелким воровством, заказными дуэлями, и подделкой банковских чеков? — Я говорил с ними, — это мразь, которая предаст тебя при первой же возможности за дополнительную миску баланды. Неужели ты и правда, добровольно готов стоять с ними в одном строю?

Эх Ренки. — когда же ты наконец поймешь, что судить людей всего лишь по их происхождению, это большая ошибка?

В ответ Ренки промолчал, ибо крыть ему было нечем. Но тем не менее, остался при своем мнении.

 

Глава 3

Все рано или поздно заканчивается.

Вот и "морская прогулка" оу Ренки Дарээка и его друзей, подошла к концу, по прибытию в порт Лиригиса — уездного городишки, кажется состоящего лишь из пересыльной тюрьмы, казарм, нескольких десятков кабаков, да еще десятка домишек тех кто обслуживает эти кабаки, тюрьму, и казарму.

Однако даже иссушенный зноем и пылью воздух Зарданского плоскогорья, не помешал Ренки искренне радовался смене опостылевших декораций трюма каторжанского судна.

Наивный!!! — То, что началось потом, еще долго будет сниться бедолаге в ночных кошмарах.

Бесконечная каменистая пустошь, где глаз радуется даже высохшему пучку травинок, пробивающемуся кое где между камней. И еще более бесконечная дорога, кажется созданная злобными демонами для того чтобы мучить людей.

Палящее солнце над головой, бесконечная пыль, забивающая рот, глаза и ноздри. Тяжелые оковы на ногах, не позволяющие сделать нормальный шаг, и натирающие кошмарные мозоли, которые быстро превращаются в незаживающие язвы.

А еще паек, урезанный даже по отношению к корабельному. (Хотя казалось бы, — чего там урезать?).

И самое "прекрасное" напоследок — бичи и палки "погонщиков".

Что творилось с Ренки, когда бич капрала-надсмотрщика впервые коснулся его спины? — Сложно описать словами. — Возмущение?! Боль?! Стыд?! Искренняя и неудержимая ненависть?! — Увы — любые слова слишком жалки и бесцветны, чтобы описать бурю чувств, разразившуюся в душе юного оу, чьей спины, на данный момент, касался лишь розги зажатые в руке отца…И то, — давным-давно, когда он был еще несмышленым мальчишкой, толком не осознавшим что такое есть гордость представителя древнего рода Дарээка.

Нет, он отнюдь не был слабаком и неженкой. — Отцовская школа жизни, была традиционно суровой, и на различных занятиях по фехтованию коротким или длинным оружием, Ренки неоднократно получал удары, от которых хотелось свалиться навзничь, и долго лежать, лелея боль в том или ином участке тела. Только делать этого было нельзя, ибо вслед летели новые удары — отец не одобрял проявлений слабости. А добавить сюда боль скручивающихся от судороги мышц, после длительных забегов или выстаивания в особых стойках, с целью укрепления мышц ног и спины?

Но то ведь тренировка, а ЭТО…

Пожалуй, после первого удара бичом, наше повествование вполне могло бы и закончиться на весьма печальной ноте. — Благородный, даже в цепях, оу, уже рванул было вперед, чтобы наказать обидчика, пусть даже ценой за это будет его собственная гибель. Но как всегда осторожный и разумный Готор, не только смог удержать его, но и привел достаточно веский для нашего героя, довод, сдержаться самому.

— Помнишь, — прошипел он Ренки на ухо, держа его кисть, вроде и не в особо сильном, однако почему-то не позволяющем шевельнуться захвате. — Ты говорил что у тебя практически нет врагов, которых бы ты мог искренне ненавидь? — Так вот, начинай собирать коллекцию!

Чем больше у тебя будет врагов, назло которым ты готов жить — тем ты сильнее, и тем больше у тебя стимулов преодолеть любые преграды на пути к победе! — Копи врагов. Копи силу. И ты победишь!

Может потому Как он это сказал. А может — потому что данное нравоучение и самому Готору стоило удара бичом — но Ренки его услышал. И глядя в перекошенное злобной улыбкой лицо приятеля, лишь кивнул головой. Не покорно. Не соглашаясь мириться с унижением. Но как один заговорщик другому. — Если впереди фата-морганой маячит Великая Цель — можно пренебречь мелочами.

Что ж. — Ренки был молод, силен и вынослив. И он смог выдержать этот месяц бесконечного переставления кровоточащих ног, по усеянной острыми осколками камней дороге.

Увы, но для многих иных каторжан — подобное было не по силам. — Безжалостный зной, весьма скудная пища, и начавшая загнивать в кожаных бурдюках вода — взяли свою дань с несчастной каторжной команды. — Не менее трех десятков человек, так и остались лежать вдоль обочин проклятой дороги, так и не удостоившись чести стать солдатами Короля.

— Чем больше их сдохнет сейчас. — Равнодушно прокомментировал этот урон, ведущий команду офицер. — Тем меньше потратится король на харчи для сборища слабаков и подонков. — Королевской армии нужны крепкие солдаты.

Единственное, как позаботились о телах, бессердечные "погонщики"- сняли с них казенные кандалы, да велели их товарищам оттащить трупы подальше от дороги. Оставив остальные заботы птицам да мелким зверькам, как-то умудряющимся выживать в этом аду.

И вот она. — Долгожданная мечта, имя которой Армия!

Как грезил юный Ренки Дарээка об этом моменте, сидя в своем захолустном городишке. Какие картины рисовало его воображение, когда он, словно бы впадал в забытье, уставившись невидящими глазами в строчки очередной книги, описывающей подвиги героев древности.

Мундир одного из прославленных королевских полков…? Мудрые и достойные подражания старшие офицеры…? Благородное воинское братство равных…? Доблесть и бесстрашие проявленные на поле брани…? Блестящая карьера…?

— …Ну хоть цепи сняли. — Такими словами прокомментировал Готор, свое вступление в доблестные ряды Королевской Армии.

— Угу. — Подтвердил его слова Гаарз. — И кормежка тут не в пример лучше будет.

…Что ж — все это было истинной правдой. — Перед принятием присяги с них сняли цепи. А после — даже покормили. И в отличии от корабельной или этапной "кухни" — в Армии наполняли подставленную миску до краев, и выдаваемый кусок хлеба, действительно казался куском, а не крошкой-переростком.

…А какие чудные слова, сказал им полковник, сразу после того как преклонив колени, они хором повторили слова присяги…

— Вы, грязное отребье. — Сказал он, взирая на них по отечески добрым, но строгим взором. — Только не думайте, что приняв присягу — стали солдатами.,,

Никакие вы не солдаты — вы собственность 6-го гренадерского полка. Чуть более ценная чем ветошь для чистки мушкетов, но намного дешевле тягловых лошадей и верблюдов.

Так что первым делом, вбейте в свои вонючие головы, что пути обратно у вас нет. — Отныне, вы подчиняетесь Армейскому Суду, а он, в отличии от разных там добреньких гражданских судов, утирать вам сопли и входить во всякие положения, не станет.

…Для таких как вы, у него есть только два вида приговора. — Мягкий — повешенье. И суровый — запороть до смерти. Малейшее неповиновение…хотя бы брошенный в сторону капрала дерзкий взгляд — и вы отведаете один из них.

Про кражи, мародерство или попытки сбежать, — я даже говорить не буду. — Смерть, смерть, смерть. И не ждите что кто-то будет искать доказательства вашей вины, или какие-то там улики. — Одного подозрения будет достаточно.

Вбейте в свои насквозь прогнившие бошки, крепче чем слова Святых Заветов — вы не солдаты, и никогда ими не станете. Вы грязное пятно на знамени нашего полка, и ваши сержанты и офицеры ждут только повода его стереть.

Уясните своими тупыми головами эту истину — проживете подольше, и может даже сумеете сдохнуть с пользой для Короля. Вздумаете проверить мои слова, и смерть ваша будет столь же мучительна, сколь и неизбежна.

А теперь — лейтенант, они ваши.

Полковник оу Дезгоот, величественно развернулся, и вместе со своей свитой удалился. А на малом плацу Лагеря 6-го гренадерского полка, остался только пожилой мужичок с лейтенантским погоном на мундире, и кучка старшин с лычками капралов и сержантов на рукаве.

Лейтенант прошелся вдоль строя, вглядываясь в лица своих новых подчиненных, коих, после всех мытарств длинного пути, в живых осталось лишь пятьдесят два человека из сотни.

…Подчиненные, также не остались в долгу, и внимательно ощупали взглядами того, кто отныне станет верховным вершителем их судеб.

Да уж… — Ренки увидел перед собой глубокого старика, (лет сорок пять, не меньше), всего лишь с погоном первого лейтенанта, и самой что ни на есть, плебейской физиономией.

Гаарз, отметил про себя, что мужик, несмотря на возраст еще довольно силен и крепок. И даже он, верзила Гаарз — бывший чемпионом Порта по кулачной драке, вряд ли осмелится выйти против него на поединок.

А Готор отметил волевой и решительный взгляд, отблески разума в глазах, и вообще, — лицо человека опытного и бывалого.

— Ну значит так, свиньи. — Начал свою речь лейтенант, закончив обходить строй. — Меня зовут первый лейтенант Лаарт Бид.

Все между нами будет довольно просто. — Вы по-хорошему, я к вам по человечески. Вздумаете крутить и в свои воровские игры играться — прихлопну как муху, и никакого суда мне для этого не понадобиться.

(…Судя по имени и безграмотной речи — простолюдин выбившийся в офицеры из солдат. — Отметил про себя оу Ренки Дарээка.).

…Мне в помощь — два сержанта. — Продолжал лейтенант. — Они командуют тремя капралами. Соответственно и вас разобьют на три капральства.

Я говорю сержантам что делать. Они решают как, и передают капралам.

Капрал для вас — чуть повыше отца родного и поглавнее любого из богов, в коих вы там верите. Как он скажет, так и будет.

Капралы будут вас бить… у них вон, и палки для этого специальные есть. И будут они это делать часто, пока не вобьют в ваши головы хоть толику смысла.

Но кто поднимет руку на капрала, — умрет! Кто ослушается его приказа — умрет. Кто будет филонить и дурака валять — умрет…И не думайте что вы тут самый хитрые. Все ваши хитрости и уловки Армия знает еще с незапамятных времен.

Со всеми вопросами, пожеланиями и претензиями — можете обращаться только к своему капралу. Кто сунется хотя бы к сержанту — огребет палок по самое не могу. А уж коли найдется дурак заговорить со мной… — пусть лучше сам сразу удавится.

Хотите жить — забудьте кем вы там были раньше. Хоть вором, хоть купцом, хоть благородным. — Теперь вы в Армии, а это, считай, родились заново.

И главное помните — можно жить и солдатом. Только для этого надо вести себя по человечьи. А вздумаете прежнюю свою жизнь воровскую вести. — Не протяните и месяца.

Все — капралы, теперь они ваши.

И началась с тех пор у Ренки, армейское житье-бытье.

Красивый мундир? — Сто раз ха-ха! После того как их разбили на капральства — перед командой каторжников вывалили груду рваного тряпья, когда-то, давным-давно бывшего мундирами…до того как сменить десяток хозяев. И велели — "привести себя в надлежащий солдату вид"…Обуви, естественно, в этой груде не было.

Армейская служба? Обучение строевым эволюциями и экзерцициям с оружием? — Даже не смешно. — Какое оружие может быть у каторжников?

Самое смертоносное, что получили на руки новые солдаты Короля, это лопаты, мотыги, метлы, да несколько топоров.

А вся строевая подготовка — добежать и выстроиться в одну линию-колонну. Направо-налево-шагом марш…Шагом марш на работы с утра. И шагом марш вечером, обратно в расположение отряда.

Служба? — Копать, мести, таскать…Когда чего копать-мести-таскать не было — уходили в пустыню, таскать камни и выкладывать дороги. Но это хотя бы было понятно. А вот зачем, допустим, копать траншею до обеда, чтобы после обеда закапывать…? — Ренки поначалу понять не мог.

— Чтобы солдат не сидел без дела. — Совершенно спокойно, словно бы даже был согласен с этим безумием, пояснил ему Готор. — От безделья в голову разная хрень лезет, и тянет на глупые поступки. А пока солдат занят делом — он не так опасен и для самого себя, и для окружающих!

…И никакой это не бред!!! — Ренки, запомни — удача наконец нам улыбнулась! — У нас и лейтенант вполне вменяемый, и команду унтеров он под себя подобрал соответствующую!

— Вменяемый? — удивился Ренки. — С чего ты это взял?

— С того, что он сразу объяснил нам свои правила жизни. Правила очень простые и доступные. — И заметь — он следует им неукоснительно!

— Ты про палки и "смерть"? — Слегка иронично поднял бровь Ренки, уже без всякого содрогания вспоминая состоявшуюся на днях казнь Беелда, забитого до смерти, по приговору Военного Суда.

— В том числе. — Согласно кивнул головой Готор. — А в том числе и о том — когда тебя последний раз "угощали" капральской палкой?

— Ну… — задумался Ренки. — Пару недель назад.

— …И то. — подхватил Готор. — Ты тогда последним в строй прибежал… Понимаю что в нужнике сидел. И тем не менее.

А обратил внимание на котел? — Еда конечно однообразная, но вполне приличная. — А это значит что? — правильно. — Лейтенант и сам не ворует, и сержантам не дает…А это знаешь ли, — почти подвиг!

— Я конечно понимаю на что ты намекаешь. — Уже привычно оглядевшись, нет ли где поблизости капрала или кого-то из ненадежных сослуживцев, тихонько сказал Ренки. — Я тоже заметил, что наш лейтенант, отнюдь не благородного происхождения, а значит вполне может быть нечист на руку. Но ведь он все-таки офицер! — А следовательно — обязан следовать общепринятым в офицерской среде стандартам. А значит — обязан смирять низменные побуждения своей натуры!

— Ох ну и дурак же ты Ренки. — Расхохотался Готор, в ответ на эти слова. — …Ладно, я тебе объяснять эти вещи не стану…Тебя жизнь научит!

…Потом вдруг армия и 6-ой гренадерский вместе с ней, стронулись с места и куда-то потопали.

Что изменилось для Ренки и его каторжной команды? — Да пожалуй ничего. Разве что теперь, им приходилось вставать еще за пару часов до рассвета, чтобы быстренько набив животы вчерашней холодной кашей, с первыми лучами солнца, в сопровождении пары капральств охраны, двинуться впереди войска. И уже после обеда, согласно указанию квартирмейстера, начать разбивать лагерь для неторопливо бредущего где-то позади полка.

Первым делом, обычно рыли траншеи для отхожих мест, используя потом вынутый грунт для выравнивания плаца, а затем уж, по мере возможности, "изображали" защитный вал вокруг лагеря. — Каменистая, будто спекшаяся под испепеляющим солнцем, почва Зарданского плоскогорья, не слишком-то способствовала обильным земляным работам.

Потом начинали подходить солдата авангарда, тащившие все свое имущество, вроде палаток, котлов, и дневного запаса продуктов и дров, на собственно горбу. А там уж подходил обоз с офицерскими палатками и шатром полковника, высокая честь ставить которые тоже выпадала каторжной команде.

Ну а дальше…, обычно когда уже солнце почти полностью уходило за горизонт — и у каторжан появлялась возможность немного отдохнуть. А утром, еще до рассвета, все начиналось заново…

Тяжелая работа отупляла настолько, что Ренки даже не сразу обратил внимание на нечто, что выделяло их капральство, пожалуй из всех других капральств Армии Короля, на этом участке фронта. И лишний раз подчеркивало особенность его нового приятеля.

…Да и трудно заметить отличие, когда для тебя почти ничего не изменилось, а вот другие…

Короче — нужники! — Ифий Аэдоосу не врал, когда рассказывал что главной его проблемой на Зарданском плоскогорье, был непрекращающийся понос!

И лишь их капральство, эта проблема почему-то обошла стороной…Ну то есть, не совсем чтобы обошла, но проблем с желудками, у них было значительно меньше, чем у всех остальных.

Когда ты молод и здоров — очень трудно удивляться тому что не болеешь. Так что если бы не некое происшествие — Ренки бы даже не обратил внимание на эту особенность.

…Он спокойно ковырял землю мотыгой, когда услышал ругань Готора и звуки ударов. И конечно же — немедленно поспешил на помощь главарю своей "банды". Впрочем, к тому времени когда он добежал до места событий, все уже закончилось. Парочка солдат из "охранной" команды, валялась на земле, с выпученными глазами, и по рыбьи разевая рты в попытке втянуть в себя воздух. А Готор стоял над ними, с весьма разгневанным видом.

Увы, но шум скандала услышал не только один Ренки, и от обеих команд к ним уже спешили зрители, а то и возможные участники предстоящей разборки. И самое плохое — капралы обеих команд.

— Что тут произошло? — ледяным голосом поинтересовался их прямой начальник — капрал Доод. — Готор, тварь, ты решил что висеть в петле, намного интереснее чем копать землю?

— Никак нет! — Вытянувшись во фрунт, браво отрапортовал Готор. И указав пальцем на стоящий рядом котел, добавил. — Они воровали нашу воду!

— Хм…??? — Ответил на это капрал Доод, и вопросительно посмотрел на капрала охранной команды, который под этим взглядом изрядно занервничал…Ренки уже заметил, что несмотря на свою службу не в самой престижной части 6-го гренадерского полка — капрал Доод, пользуется большим авторитетом среди других младших командиров.

— Какого демона? — Злобно прорычал начальник провинившихся охранников, пнув одного из своих подчиненных, все еще позволяющего себе валяться на земле в присутствии своего начальства и скулить от боли.

— Да подумаешь… — Слегка неуверенно ответил другой солдат, уже поднявшийся на ноги, однако все еще держащийся руками за живот. — Мы только попробовать хотели…

— Ты никогда не пробовал воды? — Насмешливо спросил Готор. — Или из чужого котла она кажется слаще?

— Молчать тварь! — Рявкнул капрал Доод, и врезал Готору палкой по бедру, да так, что ногу сразу скрутило от боли, и ее владелец свалился на землю. — Не помню, чтобы я разрешал разевать тебе твою вонючую пасть.

…Однако Ширн, — он опять обратился ко второму капралу. — Вопрос поставлен правильно. — Какого хрена твои парни полезли в мой котел? Тут тебе на Вараазкие равнины и не долина Идааки…Тут, мать его, сраное Зараднское плоскогорье, где воду отмеряют по каплям…Как будем решать этот вопрос — сами, или позовем начальство?

Обойдемся без начальства Доод… — Хмуро глядя на своих подчиненных, ответил капрал Ширн. — Недельное жалование их обоих в твой карман. — Устроит?

— Нормально. — Что-то мысленно прикинув, ответил Доод. — И объясни своим, что может быть я и командую каторжной сволотой. Но воруя у них, они крадут у меня.

— Можешь не сомневаться… — Буркнул капрал Ширн, и злобно поглядев на своих подчиненных, добавил. — Даже не знаю что на них нашло.

— Он кипятил воду, и кидал туда какие-то корешки. — Вдруг поспешил наябедничать один из провинившихся охранников. — Явно какую-то дурь бодяжил! Говорят эти каторжники ее из чего угодно сварить могут.

— Готор??? — Рявкнул капрал Доод, посмотрев на сидящего, и растирающего больную ногу каторжника.

— Всего лишь немного желтолистника… — Пояснил Готор. — …Так называет его в наших краях. — Хорошо помогает от брюха. Он, да кипяченая вода — самое надежное средство.

— Хм… — Задумался Доод. — С каких это пор, ты у нас полковым лекарем заделался Готор? Не слишком ли много на себя берешь?

— О пользе кипяченой воды… — Бросился на помощь своему другу Ренки. — Писал еще царь Отоогит в трактате "О правильном ведении войны, и составлении войска.", почти полторы тысячи лет назад.

— О-о!!! — Злобно ощерив рот, издевательски протянул капрал Доод. — Видал Ширн, с какими интересными людьми приходится служить в каторжной команде? Сплошь ученые люди! Если хорошенько помутузить эту сволоту палкой, может и звездочет отыщется!…Тебе не нужно погадать? Как насчет гороскопа для поиска суженной? Накинешь сверху пару монет, отыщем тебе по звездам богатую и толстую невесту, с вот такенной жопой!

— Обойдусь. — Буркнул тот в ответ, и решив что инцидент исчерпан, погнал провинившихся солдат в расположение своего капральства, что-то негромко выговаривая им по дороге.

— Так. — Рявкнул капрал Доод. — Всем вернуться к работе. — …А вы два умника, пока останьтесь, с вами разговор будет особый.

…Готор… или как там тебя зовут на самом деле. — Начал он, когда они остались втроем. — Ты думаешь я не вижу, что ты пытаешься заправлять в моем капральстве, а мальчишка при тебе вроде лейтенанта?

…Молчать!!!…Так вот, я хочу тебе сказать, что внимательно слежу за тобой. И пока что, вреда от тебя особого не вижу. Поэтому ты до сих по жив!

И не думай что я не заметил этих твоих игр с водой, и как вы обдираете по дороге все кустики и подбираете веточки да травинки, чтобы вскипятить демонов котел…А три дня назад, кое-кто из вас украл из обоза лишнюю вязанку дров…Это я тоже заметил. Но поскольку дристунов у нас и правда куда меньше, чем в других отрядах…А о пользе кипяченой воды знает не только этот ваш гребанный царь, но и любой старослужащий капрал — я закрывал глаза на все ваши выходки. — Однако ты ублюдок, ходишь по лезвию ножа!

Пока, все что ты делал, шло только на пользу капральству и мне. — Остальные тебя слушаются, а ты используешь это, чтобы удерживать их от дури. А также присматриваешь за тем чтобы они не маялись животами и не дохли почем зря.

(…А Ренки то считал все это, стандартными процедурами армейского быта).

…Но стоит мне только заподозрить что ты, сволота каторжная, вздумал вести свою игру… Я тебя гаденыша даже сам лично убивать не стану. Я тебя Тайной Службе сдам. А там тебя подвесят на дыбу, и отрезая кусочек за кусочком, будут выспрашивать откуда ты знаешь какие именно полезные травки растут на Зарданском плоскогорье. Что у тебя за имя такое дурацкое, и почему ты, бродяга, ведешь себя как благородный.

…И кстати, прежде чем в следующий раз ляпнуть какую-нибудь глупость в присутствии чужих, десять раз мысленно произнеси "тайная служба- тайная служба- тайная служба". Твое счастье что капрал Ширн не самый большой умник в 6-ом гренадерском… но ему могут подсказать!

…На следующие три дня, оба остаетесь без ужина. Чтобы не слишком-то умничали. А еще неделю, будете таскать на себе, двойной груз. Понятно? — Пошли вон!

Как ни странно, но кажется Готор остался страшно доволен всеми этими событиями…Нет, даже не тем, что избежал петли за нападение на солдат охраны.

— Капрал Доод. — Заметил он удрученному Ренки. — Отличнейший мужик, с таким можно иметь дело!

— Ага. — Хмуро ответил Ренки. — Если ты любишь чтобы тебя оскорбляли и били палкой…Иногда Готор, я тебя не понимаю.

— Это из-за недостатка жизненного опыта. — Беспечно сказал Готор. — Ты просто не понимаешь, насколько все могло бы быть хуже.

Капрал Доод, и правда сыпет оскорблениями и не стесняется пускать палку при каждом удобном случае. Но попробуй встать на его место — он один, против семнадцати каторжников — воров, убийц, насильников. Если не держать нас в узде — ему быстренько перережут глотку во сне. Либо устроят какую-нибудь глупость, и Военному Суду придется расстрелять всю нашу команду…И не надо делать такое возмущенное лицо — это мы двое знаем, насколько хорошие и добродетельные люди оу Ренки Дарээка и Готор, лишь по ошибке попавшие в жернова Правосудия…Но ему-то откуда это знать? И можешь ли ты, назвать столь же добродетельными, остальных членов нашего отряда?…Вот то-то!!!

… И кстати, — имей ввиду, что капрал Доод фактически согласился с существованием нашей банды в его подразделении. И не удивляйся что за все проступки своих подчиненных, в первую очередь он теперь будет спрашивать с нас двоих. Но с другой стороны, он ведь и нам руки развязал…Ну, пусть и не совсем развязал, но сделал путы куда свободнее.

Впрочем, нашим героям не суждено было полностью отбыть наказание, назначенное капралом Доодом. — Когда в следующий полдень, они начали привычно разбивать лагерь, — впереди появились какие-то всадники… Закричали часовые, а охранные капральства, выстроились в линию, поспешно заряжая мушкеты и раздувая фитили.

Впрочем, всадники на конфликт не пошли, развернув коней и умчавшись в обратную сторону. Но их появление, означало что вражеская армия уже недалеко.

 

Глава 4

Итак. Примерно спустя неделю…

— …На тех холмах мы поставим батареи. — Сказал генерал оу Цорни Крааст. А между ними выстроим линию. Таким образом, левый фланг у нас будет прикрыт оврагами. А на правом, за холмом мы разместим кавалерию. Пусть отдельные всадники иногда показываются врагу. Но в остальном — кавалерия должна быть невидимой…Враг не должен понять что у нас ее практически нету.

Так что сунуться под залпы батареи под угрозой конной атаки с фланга, они не посмеют, и попытаются прорваться где-нибудь по центру, — подальше от пушечного огня…Но на всякий случай — поставьте на прикрытие правого фланга и батареи оба гренадерских полка. — Ха-ха. Солдаты там здоровые, едят много… вот пусть и отрабатывают королевские харчи!

(Все офицеры штаба, старательно посмеялись шутке генерала).

А по центру, за линией мы поставим 19-й королевский, усилив его всякой лагерной шушерой…Толку от нее конечно не много, но хотя бы видимость больших сил, они создать смогут.

Однако, поскольку в случае прорыва надежды на эти силы немного — когда кредонцы надавят на наш центр — гренадеры должны будут решительной атакой смять их левый фланг. Это посеет панику в войсках противника, всем известно что эти купчики-республиканцы малость трусоваты. Так что нам останется только навалиться на них всей массой, и добить противника! А наша кавалерия должно пойти в обход, и заняв их лагерь, помешав противнику эвакуацию обоза и прочего имущества.

Вот такой вот план, предстоящего сражения…Кто-нибудь хочет дополнить или возразить?

Безумцев, которые зная характер генерала Крааста, осмелились бы добавить хоть запятую в самолично разработанный им план, естественно не нашлось.

Рано утром, все семь полков, составляющие армию Королевства Тооредаан, начали занимать позиции согласно утвержденному плану. Делая все это по-армейски обстоятельно и неспешно.

И хотя пока еще не было сделано ни единого выстрела, в воздухе уже почему-то отчетливо слышался запах порохового дыма и крови…Наверное игры воображения, которым бывают подвластны даже самые опытные солдаты. И немудрено — они прекрасно знают чем окончиться этот день, и заранее могут представить этот крохотный кусочек бесконечной равнины, усыпанным трупами, и насквозь пропитавшимся кровью…И прекрасно понимают, что среди эти трупов, вполне могут лежать и они сами.

А жить охота любому. Даже солдату. Даже каторжнику, целыми днями только и жалующемуся на свою судьбу. Однако поставьте его перед выбором — продолжать влачить свое жалкое существование, либо схлопотать кусок свинца в брюхо, или штык в горло — и он несомненно выберет первое. — Надежда да страх — это самые крепкие кандалы, что удерживают узников, коими мы являемся все поголовно, на этой стороне Кромки.

Но солдатам, пожалуй было проще. — Они хотя бы могли гладить и пестовать липкими от пота руками свое оружие, бесконечно поправлять трубки берендеек со снаряженными накануне зарядами, да поправлять пулевые сумки, и в тысячный раз за утро проверять как наточены штыки, и легко ли выхватываются из ножен тесаки.

А каторжники? — Их оружием, по прежнему были лопаты да мотыги. Правда и чести драться за Короля на поле брани они были лишены, но общая атмосфера волнения, передавалась и им. И даже бессонная ночь, проведенная на земляных работах по укреплению батареи, не могла заставить каторжан сомкнуть глаза, и забыться сном хоть на несколько минут, перед первым в их жизни сражением.

А потом, стало не до сна. — Почти в полтора раз большая по численности армия Республики Кредон, сдвинулась с места, и медленно, старательно пытаясь сохранить стрелковую линию, двинулась вперед…

Заговорили пушки. С обеих сторон. С того места где находился Ренки с сослуживцами, было мало что видно, что весьма затрудняло возможность оценить эффективность огня. Однако грохот стоял такой, что говорить нормальным голосом с приятелем находившимся буквально в двух шагах, стало невозможно.

Внезапно на батарее, за которой они располагались, что-то грохнуло, сверкнуло пламя и повалил дым.

— Какого хрена спим! — Выругавшись совсем уж неприлично, рявкнул капрал Доод. — Видите на батарее взрыв? Значит есть раненные. — Первое звено, живо туда. В первую очередь вытаскивать офицеров и старшин. Где госпиталь все помнят? И если мне покажется что вы недостаточно шустро бежите назад… — Молите богов чтобы следующее ядро разорвало вас в клочья!

Первое звено… Это практически вся банда Готора. — Ренки мгновенно сорвался с места, и первым побежал туда где к небу поднимался черный дым, и слышались какие-то абсолютно нечеловеческие вопли.

— Вероятно ранило верблюда. — Подумал тогда Ренки…Хотя прекрасно знал, что никаких верблюдов, на той батарее не было.

План утвержденный генералом Краастом, был великолепен. Обидно только, что противник почему-то не желал ему следовать. — Подошедшая на пару сотен шагов стрелковая линия кредонского воинства, остановилась практически на границе убойного полета пули, и начала неспешно обстреливать тооредаанцев. Которые столь же неторопливо, начали стрелять в ответ.

Грохоту добавилось, равнину затянуло клубами дыма, однако пока обе стороны почти не несли сколько-нибудь серьезных потерь.

…И вот под защитой этого дыма, — вместо того чтобы, как то и было положено по плану генерала Крааста давить на центр, — кредонцы предприняли решительную атаку на оба фланга королевских войск, разом испортив генералу всю битву.

Согласно принятой в те времена тактике, — спешить на поле боя никакой необходимости не было. Ибо никакой пользы от той спешки, кроме одного лишь вреда, случиться не могло!

Главное, это сохранить четкое построение войск, не дать солдатам сбиться в кучу и перестрелять друг дружку в клубах дыма, и уж тем более — не позволить им сбежать с поля боя.

Иной раз лучше остановиться под градом пуль неприятеля, чтобы выправить сломавшийся из-за вражеского огня или неровностей рельефа, строй. Чем подойти на рубеж решительной атаки потерявшей всяческое управление толпой.

Именно в этом и состояла главная обязанность офицеров и сержантов состава. — Управлять "Автоматами к мушкету приставленными", как сказал кто-то из великих военачальников прошлого.

А автоматы, как известно всякому, сведущему в забавной механике человеку, — есть предметы неодушевленные, лишь за счет работы разных рычажков, шестеренок и веревочек скрытых внутри, создающие иллюзию некой разумной жизни.

Именно этому и посвящались все долгие часы обучения солдата. — Довести у него до автоматизма определенный набор действий, и намертво вбить в его голову рефлекс слепого подчинения любым приказам командиров…До полного самозабвения и потери человеческих эмоций и желаний…А иначе — под градом пуль и ядер просто не выстоять. Не говоря уж о том чтобы оказывать какое-то сопротивление врагу. А это уже прямой путь к поражению.

Так что к тому времени, когда вражеская пехота вплотную подошла к батарее, охраняемой 6-м гренадерским, при которой сейчас каторжная рота числилась санитарами, Ренки со товарищами уже успели дважды сбегать до госпиталя и обратно. Транспортируя раненных туда, и таща обратно на позиции фляжки с водой, которые задыхающиеся в пороховом дыму пушкари, опустошали с пугающей стремительностью.

…Да уж. — Оказалось, что война это совсем не то что представлялось Ренки в мечтаниях. — Пороховой дым, клубами которого все книжные герои столь живописно окутывались во время свершения очередных подвигов — оказался отнюдь не столь романтичен как это описывалось в книгах. — Он разъедал нос, легкие и глаза, заставляя кашлять, чихать, и лить неподобающие герою слезы.

А раненные, так и вообще вели себя абсолютно неподобающе. — Вместо того чтобы стоически пренебрегая болью, воодушевлять своих, еще целых товарищей, словами о мужестве и верности Королю, как то описывалось в романах. — Они визжали, стонали, и дико кричали от боли… слова, которые не то что Королю, но даже и дамам легкого поведения не скажешь, без опасения прослыть грубияном и невежей…А еще они воняли кровью, дерьмом и блевотиной.

Боюсь что и наш Ренки не смог в тот день удержать в себе завтрак, впервые столкнувшись со столь малоприятной стороной воинской жизни. Впрочем, он тут был таким не единственным. — Мало кто из новичков мог "любоваться" на огрызки оторванных конечностей, вывороченные животы, или разорванные в клочья останки, без душевного трепета и содрогания всего организма…Ибо это было действительно жутко!

А тем временем враг, приблизившись на расстояние шагов в тридцать, — дал последний залп, и пошел в штыковую атаку.

Гренадеры 6-го не дрогнув выстояли под залпом произведенным почти в упор, и им даже хватило выдержки выждать, и предварительно бросив гранаты, дать залп с еще более короткой дистанции, прежде чем повинуясь команде полковника оу Дезгоота ринуться вперед во встречной штыковой атаке.

…Может гранаты и этот удачный залп… может рост гренадеров, традиционно отбираемых из самых высоких и крепкий мужчин, а может стреляющая с вершины холма батарея… Но первый приступ, 6-ой гренадерский отбил достаточно легко.

Легко, но не бескровно. — Работы каторжно-санитарной команде резко прибавилось.

…А потом последовал второй, третий, четвертый приступ…

Проклятые "трусливые торгаши-республиканцы", оказались на редкость настырными и довольно стойкими солдатами. Несмотря на то, что атаковать им уже приходилось, чуть ли не шагая по телам своих товарищей, они продолжали неспешно идти вперед, чтобы дав последний залп, снова и снова бросаться в штыковые атаки.

А еще они оказались и весьма предприимчивыми… Эти их пушки-крохотульки, которые они, вопреки всяким разумным правилам войны, подтянули к вражеским позициям чуть ли не на дистанцию мушкетного выстрела. И из которых почти в упор расстреливали тооредаанских гренадеров зарядами картечи всякий раз, когда их пехота отходила назад…

Потери были чудовищно высоки Однако гренадеры 6-го и 15-го полков все еще держались на занятых позициях, позволяя пушкарям безостановочно обстреливать наступающие ряды противника.

…А вот левый фланг дрогнул первым. Королевские пушкари еще умирали на дулах своих пушек, отмахиваясь от свирепо лезущего на их позиции врага банниками и шанцевым инструментом. А охранявшая их пехота, уже побежала.

Побежала, увлекая за собой соседние части.

И пусть офицеры свирепо орали, без всякой жалости лупя бегущих своими шпагами. Пусть палки капралов и сержантов ломались от многочисленных ударов по спинам и лбам дрогнувших солдат. — Началось самое страшное.

Автоматы к мушкету приставленные дали сбой, вдруг вспомнив что они все же люди. И никакой хитрый механик не сможет починить и восстановить все рычажки и шестеренки в их организмах, если вражеские штыки вспорют им брюхо или не разбирающая кого убивать пуля, пробьет грудь.

Началась паника и хаос. Битва была проиграна.

Панике поддались не все части. Тот же 19-й королевский, несмотря на свою репутацию дворцовых щеголей и "столичных вояк", головы не потерял, а образовав каре медленно пятился назад, продолжая отражать как атаки противника, так и суетливые метания собственных паникующих частей. Вместе с ними шли два батальона солдат из разных полков, — тех кто не поддался панике, на скорую руку сведенных в единые отряды.

Кавалерия, так и не поучаствовавшая в сражении, в полном порядке отошла охранять обоз, короткими контратаками отгоняя наиболее зарвавшихся солдат противника, торопящихся вволю по мародерствовать, пока начальство не видит.

Ну и остатки 6-го и 15-го гренадерских полков, хоть и оттесненные штыками кредонцев далеко за холм — так же продолжали сохранять спокойствие, дисциплинированно отходя назад.

Пушкари… М" да. — Говорят пушкари, отступать вообще не умеют, потому что их этому не учат. Тяжеленную пушку не схватишь под мышку, и не побежишь с ней в тыл истерично подвывая от страха. А пушкарь потерявший свой главный "инструмент", в иных армиях автоматически приговаривался к смертной казни. А в других — просто переводился в пехотные части, теряя не только свое двойное жалование, но и самое главное — Честь. А у солдата — что офицера, что простого мушкетера — Честь, подчас была единственным достоянием. Заменяя ему и вечно задерживаемое грошовое жалование, и редкие трофеи, и скудный паек.

Ренки видел, что когда драка уже шла на позициях батареи, пара пушек все еще продолжала стрелять, с каждым картечным выстрелом вырывая из рядов противника десятки человеческих фигур…Наверное потому-то, по традиции всех известных армий мира — пушкарей в плен не брали. — Взбешенные гибелью свои товарищей, солдаты в клочья рвали штыками тела тех кто всю битву безнаказанно расстреливал их с дальней дистанции — вымещая весь свой страх и ненависть.

…Вот он — мой час! — Подумал благороднейший оу Ренки Дарээка, когда солдаты врага ворвались на батарею. И подхватив валявшийся на земле топорик-крюк, для вскрытия бочонков с порохом и ящиков с картечью, бросился в битву.

Первым на него из клубов порохового дымы, выскочил какой-то солдат в непривычно бело-оранжевом мундире. — Враг!

Враг сделал выпад штыком, целясь в живот странному сопляку в каких-то обносках. Но сопляк неожиданно изящно, будто выполняя танцевальное па, сместился в сторону, пропустив удар мимо себя. А затем рубанул противника по руке, а дальше, как бы продолжая начатое движение сделал шаг вперед, и добил застывшего от болевого шока противника ударом в голову.

…И ему тут же пришлось отскочить назад, чтобы не получить еще один удар, от товарища только что убитого кредонца. Но поле боя, это не паркет фехтовального зала и даже не ухоженный газон, позади его старого домика, на котором он провел столько времени, совершенствую искусство владения шпагой, — нога попала во что-то скользкое и липкое, и Ренки, нелепо взмахнув руками, рухнул на спину.

…Он уже видел, как над ним заносится вражеский штык…Как тот медленно идет вниз. И как прилетевшая откуда-то сзади лопата, отводит смерть, буквально вспахивая живот кредонского капрала.

А потом сильные руки, вздергивают его вверх, и знакомый голос, весьма некуртуазно отзывается о его умственных способностях.

— Это же наш шанс! — Пылко сверкая очами, вскричал Ренки, все еще держа в руках свой топорик. — Это то о чем мы мечтали!

— Дурень! — Рявкнул Готор, внезапно быстро нагибаясь и подхватывая с земли выпавший мушкет кредонца. — Если бы мы мечтали просто сдохнуть — надо было сделать это еще на корабле, не стоило так долго тянуть и мучиться зазря.

…После чего весьма ловко отбив вражеский штык, ударил в ответ сам, а потом развернув мушкет, обрушил его приклад на вражескую голову.

А появившийся неизвестно откуда Гаарз уже вовсю размахивал длиннющим банником, не позволяя противнику приблизиться к себе… А там и еще парочка человек из их банды подтянулась…

Ренки, в данную минуту слабо понимающий слова, но способный оценить действие — счел это за общее согласие со своими намерениями, и вновь ринулся в бой. Да столь удачно, что выскочив на офицера, в чине не меньшем чем третьего лейтенанта, скрестил с его шпагой свое нестандартное оружие.

Ренки был молод и быстр, а вражескому офицеру уже наверное перевалило за четвертый десяток, да и забраться на холм, было для него не столь легкой задачей. — Проведший к тому времени не одну сотню учебных боев Ренки, сразу отметил как тяжело дышит его соперник и с каким трудом переставляет ноги.

Ложный выпад, финт, круговое движение кистью, и крюк топора глубоко погружается в плечо противника, а его шпага, еще не успев долететь до земли, оказывается в руках нашего героя.

А со шпагой в руках, Ренки готов противостоять хоть всему демонскому войску подземного царя…

- *********** твою мать! — Рявкнул под ухом Готор. — Ты что совсем *********. Гаарз, хватай этого дятла за шкирку, пока я еще держу этих сволочей. Скидывай его с холма, иначе нам тут всем конец…Все валите назад. Быстро!

Крепкие как сталь руки схватили Ренки и как котенка отшвырнули за спины сражающихся. А Готор, отчаянно ругаясь и размахивая прикладом тяжелого мушкета как дубиной, бросившись куда-то чуть в сторону, разогнал опешивших от такой наглости кредонцев. А потом оторвав от своего мушкета все еще тлеющий фитиль — бросил его в кучку рассыпанного пороха.

Весело заискрившееся возле целого бочонка пороха пламя, — сразу охладило пыл как нападающих, так и защитников. — Каждый, не зависимо от стороны на которой воевал, попытался в данную минуту оказаться как можно дальше от этого места…И большинству, в этом сопутствовала удача, поскольку горел порох не очень быстро. Так что раздавшимся взрывом убило наверное лишь парочку кредонцев, зато вот контузило не меньше десятка.

…Готору кажется тоже досталось, хотя он и догадался не пытаться убежать от взрыва, а залечь за складкой холма, накрыв голову руками. Однако почему-то, даже после взрыва продолжал лежать не двигаясь.

Товарищу нужна помощь, а это святое! — Подумал Ренки.

— Гаарз, ко мне! — Рявкнул он команду, и подбежав к приятелю, попытался подхватить его на руки. У подоспевшего в следующую секунду Гаарза, это вышло не в пример легче и ловчее.

Они отбежали назад, и их никто не преследовал. Из-за взрыва образовался небольшой пожар, грозивший перекинуться и на другие бочонки с порохом. Так что у занявших батарею солдат, было куда более важное занятие, чем гоняться за кучкой оборванцев, не пойми как оказавшихся посреди битвы.

* * *

— …Великий Верблюд и все демона Ада… — Проорал Готор, который после контузии слегка потерял слух, и не слыша сам себя, изъяснялся несколько на повышенных тонах. — Что там на тебе нашло Ренки?

…К тому времени, они уже успели отбежать от поля боя на достаточное расстояние, и спрятавшись в неприметной лощинке, собирались немного перевести дух и придти в себя.

Готор к тому времени уже очнулся, и потребовал поставить его обратно на ноги… впрочем, еще довольно плохо державшие его тело. Так что отдых их компании был явно необходим.

— Ты же сам говорил мне о подвиге! — Сохраняя достоинство, спокойно ответил его приятель. — Нам выпал шанс его совершить.

— О боги!!!…Дери их в задницу! — Простонал Готор, хватаясь за голову. — Ты это серьезно? Ты решил в одиночку, со своим топориком сокрушить вражескую армию, которую не смогли остановить семь регулярных полков при поддержке двух батарей по девять пушек в каждой? Где была твоя голова?

— Ну э-э-э… — Несколько смутился Ренки, ибо когда слепая ярость битвы несколько спала, он и сам обратил внимание на некоторую опрометчивость своего поступка. Но и признаваться в ошибке ему не хотелось, а потому, за неимением собственного опыта, он обратился к опыту книжному. — …Нордоон Великий, как-то писал, что к Подвигу должна вести не голова, а сердце. Ибо голова — труслива, в силу обилия в ней разных мыслей, а сердце — горячо, и потому не ошибается!

— Ох ты ж-ж-ж… — Слегка ошалело посмотрел Готор на своего молодого приятеля. — Нордоон Великий, которому голова мешала свершать подвиги из-за обилия мыслей… Сколько же подобного мусора еще хранится в голове у тебя!?

— Ноордон Великий был известнейшим героем древности. — Обиделся Ренки за кумира своего детства. — Он прославил свое имя еще на Старой Земле. И уж верно есть причины, почему о нем помнят спустя почти шесть сотен лет после его гибели, воспетой поэтами и бардами.

— Ух ты!!! — Воскликнул Готор и в притворном недоумении огляделся вокруг себя. — А где сидят поэты и барды, которые должны были воспеть этот твой подвиг?

…Или же, говоря еще практичнее. — Где то начальство, что могло бы заметить и оценить твои беспримерные мужество и глупость, сняв с нас всех приговор Королевского Суда?

— Э-э-э…Но-о-о… — Окончательно смутился Ренки, с одной стороны ощущая всю чудовищную неправильность того что сказал Готор, говорившего про подвиг, словно про какую-то мерзкую услужливую попытку пролезть по карьерной лестнице, а не искренний порыв благородной души…А с другой, — понимая практическую истинность его слов.

— Вот именно Ренки. — Кивнул вожак их банды. — Чем скорее ты поймешь что полез совершать не подвиг, а глупость, тем больше у тебя шансов дожить хотя бы до появления собственных усов.

…И кстати, — если кто и совершил сегодня подвиг, так это Гаарз, Молх, Дроут, Таагай и Киншаа. Если бы они не бросились прикрывать наши задницы, — ох ошметки сейчас уже начали бы гнить на той проклятой батарее. Искренне надеюсь, что ты успел поблагодарить их за это, пока я валялся в отключке?…Еще нет?! — Так не упусти этой возможности сейчас!

— И опять Готор оказался со всех сторон прав. И опять он заставил лицо Ренки залиться краской стыда.

— Спасибо ребята… — Только и смог произнести он, обернувшись к своим товарищам. Однако мысленно отметил, что Готор не включил в число героев себя. Хотя судя по всему — первым бросился ему на выручку. Что явно свидетельствовало о благородном происхождении их вожака, которое он почему-то старательно скрывал.

— Да чего уж там… — Ответил за всех Гаарз. — Нормальное дело… — А потом добавил, словно бы говоря о чем-то совсем ином. — А Молх кстати, того…

— А еще Виилк и Бариив. — Добавил молчавший до сей поры Таагай. — Виилка ядром еще в самом начале… ногу по самые яйца оторвало. А Бариива пулей, когда он раненного сержанта пытался с поля боя вынести. Прям в затылок. Сзади дырочка такая аккуратненькая, а лица почитай что и нету.

Он говорил глухим, и каким-то дрожащим голосом. Да и сам выглядел так, будто разом постарел лет на двадцать.

— Угу… А еще того длинного… — Вставил Киншаа. — Ну помните из первого капральства? — Он еще на корабле блевал без остановки. Да и потом, на дороге… Мы думали сдохнет, и уже из-за его обувки спорить начали. А он все огрызался что всех нас переживет…

— Ну… — веско прокомментировал Дроут. — Они тощие, жилистые бывают. Вроде соплей перешибешь, а он в жизнь обеими руками вцепится, да так что хрен оторвешь!

— Оторвало. Голову. — Сам видел.

— Да уж… — Невесело подвел итог Гаарз. — Ну да хоть мы пока живы.

…Чего дальше то будем делать Готор?

— Досидим до темноты. А там, аккуратненько двинемся назад.

— А чё назад? — Осторожно поинтересовался Дроут. — Опять в каторжную команду, нужники копать? Может нам того… — И он махнул головой куда-то на север… В ту сторону откуда пришла кредонская армия.

— Ты хочешь предать своего короля?!?!? — В голосе Ренки не было ни капли возмущения или ярости, а только одно безграничное удивление. — Ему бы подобная дикость и в голову не могла бы придти.

— Ты чё охренел? — Внезапно поддержал Гаарз, нашего героя. — Решил что в рудниках, или на галерах республиканцев, тебе будет лучше? Или ты думаешь, стоит тебе заявиться к этим торгашам, и они тебя сразу главным поедателем плюшек в своей армии назначут? И не мечтай. Если конечно ты не офицер, у которого родня сидит на сундуках с золотом, и может заплатить за него приличный выкуп.

— Почему же сразу на галеры? — Осторожно, но настойчиво продолжал гнуть свою линию Дроут. — Можно ведь и просто в плену посидеть.

— Ты откуда такой взялся? Ты и впрямь думаешь что эти торгаши тебя пару-тройку лет, за так кормить станут? — Влез в разговор Киншаа. — Спроси любого моряка… Ну или хотя бы вон — (кивнул он на Гаарза), грузчика портового, и тебе про этих кредонцев такого нарасскажут… Не дай боги с ними в море пересечься. Даже в мирное время. — Им все без разницы — корабль на дно, тебя в трюм, а потом на рудники, или к веслу прикуют…От этих сволочей на трех континентах людям покою нет.

Киншаа говорил столь страстно и взволнованно, что даже все еще пребывающему в ступоре Таагаю, стало понятно что для него это что-то очень личное.

…Вероятно он из одного из тех прибрежных поселков или городков, что разорили кредонские пираты, — подумал Ренки. — Может кто-то из близких пострадал… А может и всю родню, либо зарезали, либо увели в вечное рабство.

— Как видишь Дроут, — назидательно сказал Ренки. — Путь предательства не только постыден, но и не сулит тебе ничего хорошего. А даже если бы и сулил, — идти бы по нему тебе пришлось в одиночку! Ибо все остальные, даже попав столь удручающее положение, никогда не предадут своего Короля!!!

Сказав это Ренки на несколько секунд гордо задрал подбородок к линии горизонта, устремив нос почти в самый зенит, и потому не видел улыбочек, которыми мельком обменялись за его спиной Гаарз, Киншаа, и что обиднее всего, даже Готор. Впрочем, улыбки эти были вовсе не издевательские, а… скорее понимающие и сочувствующие.

— Ладно ребята. — Примиряющим тоном сказал Готор. — У нас еще есть до заката часок-другой. И я предлагаю попробовать поспать хоть немного. Потому что ночка у нас будет трудная.

Поскольку я уже повалялся чуток в отключке, — то на караул встану первым. Меня сменит Киншаа, а третьим будет Ренки. — Гаарз, поскольку он половину прошлой ночи простоял в карауле, спит до упора. Дроут и Таагай — пробегитесь по этой лощинке и посмотрите нету ли тут какой-нибудь воды, ну и вообще, — осмотритесь как, если что, отсюда удирать сподручнее будет. Вы ребята в этих делах опытные, вас учить не надо. Потом тоже можете ложиться спать. Выполнять!

Ренки честно попытался выполнить этот приказ. И ему казалось что никакой сложности с этим не будет, настолько вымотанным и бессильным он себя чувствовал. Но стоило только лечь и прикрыть веки, как перед глазами замелькали изуродованные ядрами, штыками и пулями окровавленные останки, лица убитых им сегодня врагов, собственные руки, по локти в крови… И даже непонятно — была ли это кровь раненых, что он выносил из боя, или кредонцев, чьи жизни сегодня оборвал.

А еще дикая жажда, перебивающая даже голод. — Страшно подумать, — последний раз они ели только сегодня утром…А кажется, что с того завтрака уже прошли долгие годы. И хотя к фляжке Ренки приложился не далее как пару-тройку часов назад, — казалось что пороховой дым пропитал все горло и небо, и страшно хотелось смыть его хоть каплей грязной воды из лужи.

Несколько минут он честно проворочался на жесткой земле. А потом не выдержал, встал пошел к дежурящему Готору, и предложил его сменить.

— Знаешь… — Как-то виновато ответил Готор. — Но я сейчас тоже, пожалуй не засну.

— Болит голова? — Заботливо спросил Ренки. — Отец мне рассказывал, что так бывает, когда рядом что-то взорвется. У некоторых, вроде даже до конца жизни не проходит.

— Спасибо Ренки. — Усмехнулся Готор. — Умеешь ты подбодрить.

— Извини… — Ренки сообразил что опять, честно желая поделиться знаниями, сморозил редкостную глупость. — …И извини, за то что тебе пришлось… Ты первый бросился мне на помощь…а потом всех нас спас, ну — с этим взрывом… И это все из-за меня.

— Не бери в голову…Хороший ты парень Ренки, но взрослеть тебе надо побыстрее. Уж извини, но мы сейчас не в том положении, чтобы совершать подростковые глупости.

…А насчет моей головы, — не волнуйся. Сотрясуха небольшая конечно же есть. Но мне доставалось и похлеще. Просто…

…Знаешь. А я ведь сегодня впервые человека убил!

Признание словно бы само вырвалось из уст Готора. И было даже не понятно, удручен ли он свершенным поступком, или тем, что свершил его столь в позднем возрасте. (А ведь ему уже лет двадцать пять, не меньше, — с удивлением подумал Ренки).

— Но как же так получилось? — Стараясь делать вид что лишь ведет светскую беседу, спросил он у своего старшего приятеля. — Ты же столько путешествовал…И так умеешь драться…???

Признание никак не вязалось с уже сложившемся образом приятеля, который раньше казался Ренки всегда уверенным в себе, в меру жестким, и довольно опасным человеком. По крайней мере, после нескольких жестоких драк в трюме, где Готор демонстрировал просто какие-то чудеса — вроде как тычком пальца заставляя сложиться пополам громилу на голову выше себя ростом, или буквально за пару секунд сбивая с ног трех-четырех противников… — Даже Ренки, невольно стал относиться к нему как… ну например, — как к ручному тигру.

Лежит такая громадная кошка, где-то посреди гостиной во время светского раута, позволяет себя гладить и даже тормошить. Клянчит мясо, бодает хозяйскую руку, требуя ласку…Но горе тому кто забудет об огромных когтях, клыках, и силе лап, способных одним ударом свалит быка. — Доли секунды на пробуждение звериной ярости… и вот гостиная уже залита кровью, а те кто все-таки смог выжить, в ужасе жмутся по углам трясясь от страха…Ренки читал в Ежегодном Королевском Вестнике, как нечто подобное произошло в столице, в доме одного из богачей-нуворишей.

…И вдруг, этот тигр, признается что до сей поры был вегетарианцем!!!

— Да вот как-то так. — Неопределенно высказался Готор. — Может как раз из-за умения драться, всегда удавалось обходиться без этого. Самое большее, — руки-ноги ломал. А тут…

Чувствовалось что Готору хочется высказаться. Поделиться с кем-нибудь этой своей оказавшейся столь тяжелой ношей. Но долг Вождя, пусть и крохотной банды каторжников, не позволяет ему проявлять слабость перед подчиненными. А Ренки… — он ведь отчасти равный! Тоже благородный оу, и тоже имевший сходный опыт.

…Да. Ренки прекрасно помнил ту ночь после убийств Иффия Аэдоосу. Он тогда, (да и сейчас), ни сколечко не сожалел о сделанном, искренне считая себя правым. И никаких особых проблем со стороны Закона, он тогда не предвидел…Но на душе, тем не менее, почему-то было тягостно и тоскливо.

И особо тоскливо, было из-за вынужденного одиночества в камере городской тюрьмы, и невозможности с кем-нибудь поговорить, обсудить произошедшее.

Впрочем, не факт, что от разговора стало бы легче. К чему ковырять свежеполученную рану. А вот отвлечься, поговорив о чем-нибудь другом…

— Слушай Готор. — Спросил он. — А как мы все-таки будем совершать наш подвиг? И мне не очень понятно, что ты вообще под этим понимаешь?

— Хм… Хороший вопрос. — Задумался Готор. — …Уж точно, не то что описывали в прочитанных тобой книжках…Я их, признаюсь, не читал. Но думаю что догадываюсь как там все описано. Разная там беззаветная преданность Королю, самопожертвование, безумная храбрость и прочие дела…Они нам, знаешь ли, не подходят.

…Да погоди ты. Не сверкай так грозно очами, подобно Нордоону Великому…Давай-ка сначала разложим все по полочкам. — Ты ведь знаешь что я вообще не из Тооредаана, и ваш Король, для меня абсолютно чужой дядя?

— Но ты же дал присягу!

— Дал. Потому что иначе бы меня повесили…И знаешь, думаю немного постаравшись, я бы смог убедить тебя что присяга данная под принуждением не имеет смысла. И даже напротив — нарушить ее, означает пойти против тирании и несправедливости, бороться с которыми есть долг всякого благородного человека…Жонглировать словами, меня в свое время учили не хуже, чем махать кулаками.

…Но тебе Ренки и правда надо взрослеть, и поэтому убаюкивать твою совесть, добренькими, но насквозь лживыми сказками, я не стану. — Оглянись Ренки. — Нас тут шестеро. И у каждого из шестерых своя судьбы и свои надежды. И погибнуть, совершая подвиг во имя Короля, тут надеешься только ты. И то, — в силу плохого знания жизни и юношеской наивности.

Как я уже говорил, — я иностранец. Гаарз — работяга, зарабатывающего себе на жизнь тяжким трудом, и ничего в жизни хорошего от короля не видевший. Киншаа — сирота, из приюта проданный на королевский флот, откуда он благополучно дезертировал, чтобы стать бродягой. Дроут и Таагай — воры. Но ворами они тоже стали не от хорошей жизни, а чтобы не подохнуть с голоду.

…Если ты ждешь от этих людей подвига во имя короля, которого они не знают, и который ничего хорошего для ни не сделал — ты, уж извини за откровенность, — дурак!

…Так какого тогда хрена вся эта лабудень…? — спросишь ты. Отвечу. — Я дал тогда присягу…Вернее, я принес ее куда раньше. Но присягал я не вашему королю, а вам.

Я готов сбежать с королевской службы как только подвернется удобный случай, потому что у меня есть дела куда интереснее чем рыть канавы, или даже палить из мушкета и колоть кредонцев штыком. Но я никогда не предам тех, кто дерется со мной плечом к плечу… этому меня тоже учили.

— Но тогда… — Ренки казалось что эти слова приятеля, которому он так доверял на протяжении последнего полугода, потрясли его сильнее, чем все события предыдущего дня, включая проигранное сражение. — Но тогда зачем ты говорил мне о подвиге?

— Чтобы дать тебе стимул к жизни. Дать надежду! — Жестко ответил Готор. — …Хотя я и не исключаю возможности, коли она выпадет, пойти и таким путем. В конце концов — это тоже способ избавиться от каторги. Долгий, но зато относительно легальный…А дальше — уже и с армией покончить будет проще.

Только вот запомни хорошенько. — Горячее сердце тут тебе не поможет. Подвиги мы будем совершать очень осторожно и расчетливо. И только тогда, когда будет уверенность что это нам зачтется. А не чтобы сделать приятное твоему любимому королю…Кстати, а почему ты его так сильно любишь?

— Но ведь это король! — Возмущенно воскликнул Ренки. — Он… Мы… Король символ страны… и если не ради него, то зачем вообще…? Ведь…

— Все понятно. — В общем Ренки, теперь ты все знаешь. — Решай сам, с нами ты, или мечтаешь принять смерть за короля. О которой никто так и не узнает…А на родине, тебя по прежнему будут считать убийцей и каторжником.

 

Глава 5

Как упоминалось в начале первой главы. — Армии в те времена никуда не спешили. Ни в походе, ни в маневрировании на поле боя. И особенно — в наступлении.

И по этой причине, даже в случае такой разгромной победы, какую одержали ныне кредонцы над армией Тооредаана — организовать долгое и успешное преследование противника не получалось.

Как правило, едва враг оставлял поле боя, которое торжественно занимал неприятель, — генералы и офицеры победившей стороны, куда больше сил прикладывали чтобы собрать всех своих солдат вместе, и как можно быстрее восстановить дисциплину, чем о том чтобы догнать убегающего врага, и нанести ему дополнительный урон.

Разве что кавалерия, бросалась преследовать разгромленного противника. — Но и то, лишь до тех пор, пока он удирал сломя голову разрозненными группками. Потому как стоило лишь бегущим солдатам почувствовать ослабление угрозы, и вновь начав подчиняться офицерам, — создать какую-то видимость строя, — и кавалерия уже могла лишь пытаться атаковать стену штыков, из-за которых по ней вовсю палили из мушкетов. — Занятие как правило столь же бессмысленное, сколь и опасное.

Ну а сейчас, у обоих армий, и кавалерии то по сути не было. — Зарданское плоскогорье отнюдь не изобилует подножным кормом и запасами воды, а везти за собой тюки сена на целый кавалерийский полк и более, это большой риск сравнять количество телег в обозе, с количеством солдат во всей армии.

Поэтому то, отправившийся вдогонку за тооредаанскими беглецами отряд верблюжьих егерей, преследовал не столько цель сразить как можно более врагов или отбить трофеи, сколько проследить за тем куда уходит проигравшая армия, как быстро она придет в себя, и какие действия предпримет далее. Потому, они разбившись на небольшие отряды по десять-двенадцать человек, — разъехались в стороны, постаравшись охватить как можно большую территорию, чтобы суметь принести своим командирам, как можно более точные сведений.

Впрочем, — коли уж подвернется случай, — никто из егерей не откажется немного поохотиться и за отбившимся от основной массы войск группками беглецов, или просто одиночками. Длинные, — больше трех метров пики, отлично приспособленны чтобы накалывать подобных неудачников. А коли те посмеют огрызаться, — есть длинный мушкет, прицельно бьющий за сотни полторы шагов. И от двух у простого егеря, до шести у дворянина, колесцовых пистолета в седельных сумках. — Да. — безумно дорогое оружие, но офицерами верблюжьих или конных егерей, становятся отнюдь не самые бедные люди, которые способны обеспечить подчиненных им солдат хорошей амуницией.

Второй лейтенант оу Даангай — был одним из таких очень не бедных людей. Пусть четвертому сыну торгового магната, бразды правления семейным делом и не светили — но выделенной ему доли наследства, и процентов которые он получал с доходов семейного Дома, вполне хватало не только чтобы приобрести лучших верблюдов и великолепную экипировку, — но и содержать собственный отряд "телохранителей", составлявших его личную роту.

А потому, — к демонам сидение в пыльной конторе за гроссбухами и кипами отчетов. И, да здравствует беспечная армейская жизнь, состоящая процентов на девяносто из лихих скачек, фехтовании пикой и палашом, заключенных пари на меткость стрельбы, охоты, офицерских попоек со шлюхами, или торжественных балов со знатными дамами…у которых, иным шлюхам было чему поучиться.

И даже то что его с отдельным взводом загнали на засушливое и бесконечно тоскливое Зарданское плоскогорье, — отнюдь не испортило оу Даангаю приятных впечатлений от армейской жизни. — В конце концов, это ведь большое приключение. А вернувшийся в лучах славы ветеран, в глазах прекрасных дам, легко даст сто очков вперед любому "домоседу", пусть тот и одет в мундир тех же самых цветов.

Увы. Но пока Даангая преследовала неудача. — В битву всадников не пустили, а на преследовании его капральству выпало двигаться на самом краю левого фланга, так что никого из тооредаанцев он так и не встретил, а значит и не смог опробовать в реальном деле ни остроту своей пики, не меткость дорогих пистолетов. Одна лишь голая засушливая каменистая пустыня, и ничего вокруг. — Тоска.

С первыми лучами солнца он отдал приказ возвращаться назад. — пора было принести добытые сведения в штаб.

И тут, внезапно… Удача!!! — Несколько, не больше десятка солдат, в уродливых зелено-красных мундирах. Идут, еле переставляя ноги. Многие перевязаны бинтами. У кого головы, у кого руки… А одного, голого по пояс с замотанным бинтами животом, так почти что тащат под руки…

Второй лейтенант Даангай не стал долго раздумывать, и отдав приказ, первым поскакал на встречу группке, казавшейся посреди этой плоской раскаленной сковородке Зарданского плоскогорья столь желанной и беспомощной добычей.

Увы. Оказалось что добыча умеет огрызаться. При виде несущихся на них всадников, они образовали некое подобие строя. А брошенный на землю вояка с ранением в живот, начал спешно долбить кресалом по огниву, поджигать фитили, и раздавать их своим товарищам.

…Они успели, и буквально с десятка, или чуть больше шагов, в Даангая и его отряд, пальнуло восемь мушкетов. Юный баловень судьбы, почувствовал как в его плечо ударило что-то очень тяжелое и горячее. Ударило с такой силой, что буквально вынесло из седла.

…Верблюды не кони. — Они не пойдут на стену штыков в самоубийственную атаку. Впрочем, — егеря обычно так и не атакуют… особенно противника который может огрызнуться.

Из двенадцати всадников, после мушкетного залпа, в седлах усидело лишь семеро. Но и этого вполне хватило, чтобы отъехав на пару десятков шагов, почти в упор расстрелять спешно перезаряжающих свои мушкеты тооредаанцев.

Затем, поспешно подъехавший капрал, молясь богам чтобы лейтенант-хозяин остался жив, (печально лишиться такого нанимателя), соскочил с верблюда не дожидаясь пока тот опустится на колени, и осмотрел тело.

— Ну, слава богам… — Прошептал он, когда хозяин очнулся. А потом уже сказал намного громче. — Как вы себя чувствуете, лейтенант оу Даангай?

— Дико болит плечо. — Пожаловался тот. — И кажется упав я отбил себе задницу…Что там было дальше-то?

— Мы их перестреляли хозяин…Так что поздравляю вас с первой победой! Вам повезло, — пуль прошла насквозь, не задев костей. Я залил туда лечебный декокт, смазал заживляющими мазями и забинтовал. Так что, коли будет на то воля богов, через месяц уже и забудете про эту рану. Но все же лучше бы поскорее показаться врачу, вероятно он сможет сделать больше. (А заодно, если ты дурак помрешь, — подумал капрал. — Вина за это будет уже лежать на враче).

— Что они там разорались? — Удивленно спросил лейтенант оу Даангай, услышав непонятный галдеж со стороны своего воинства, исследующего трупы тооредаанских вояк.

Капрал оглянулся…

— Хм… Неслыханная удача. — Не веря сам себе произнес он. — Эти засранцы тащили полковое знамя! — Второй лейтенант оу Даангай. Поздравляю, вы теперь герой!

Когда наступила ночь, банда Готора вылезла из лощинки, и осторожно двинулась вслед отступившей армии. Пришлось заложить немалый крюк, чтобы обойти бывшее поле боя, опасаясь наткнуться в темноте на мародеров, на свой страх и риск решившихся попытать удачу обдирая трупы убитых, или на патруль, вышедший этих мародеров отлавливать. (Не то чтобы кредонцы столь уважительно относились к телам своих врагов. Однако дисциплина в их армии, и методы по ее поддержанию, справедливо считались одними из самых суровых во всем известном мире).

Правда, сначала "банде" и самим пришлось немного помародерствовать, — в лощине воды они так и не нашли, а пить хотелось невыносимо.

— Можете заодно прихватить оружие, порох и пули. — Посоветовал Готор своим спутникам, перед тем как отправить на поиски. — Но даже не вздумайте прихватить деньги или чего-нибудь ценного. Уверен, после возвращения нас хорошенько обыщут, и если решат что мы тут задержались чтобы порыться в карманах убитых, — виселицы нам не избежать.

Увы. Но провозившись минут сорок обшаривая трупы, они смогли найти лишь штук пять полупустых фляжек. — Две из которых Готор позволил опустошить сразу, а остальные, велел взять с собой.

И они двинулись в путь… Ренки как-то очень быстро потерялся в пространстве, и уже спустя минут двадцать ходьбы, вряд ли бы смог отыскать в темноте даже ту лощинку из которой они недавно вылезли. Но Готор и, как ни странно — Киншаа, довольно хорошо ориентировались по звездам. А бывшие домушники Дроут и Таагай, двигались в темноте словно кошки. Их то и выслали дозором, дабы использовать во благо способности, приобретенные благодаря столь бесчестному занятию.

Так что по настоящему хреново приходилось только Ренки и Гаарзу, которые, чувствуя себя очень неуверенно, спотыкались гораздо чаще остальных, а значит и производили значительно больше шума.

— Выше поднимайте ноги ребята! — Порекомендовал им Готор, когда Гаарз в очередной раз споткнулся о камень, и грохнулся на землю с грохотом, показавшимся в ночной тьме, особенно ужасающим. — И не пытайтесь смотреть под ноги, — все равно увидите только черноту. Смотрите выше, на светлое небо над горизонтом. Когда ваши глаза смогут видеть хоть что-то, то и ноги пойдут увереннее.

Ренки честно попытался последовать этому совету, и немедленно грохнулся, зацепившись ногой за что-то ногой, до крови ободрав колено и ладони.

— Ничего. — Утешил его Готор. — Со временем научишься!

Когда восточный край горизонта уже посветлел, намекая на скорый рассвет. — Готор велел всем искать подходящее укрытие.

— Надо будет оглядеться, и прикинуть куда мы забрели. — Объяснил он свой приказ. — Да и спать хочется невыносимо…и думается, не только мне. — Чуток поспим, чтобы совсем уж не падать с ног. А чуть позже, смотря по обстановке, двинемся дальше.

К сожалению, снова найти удобную, скрытую от всех глаз лощину, им не удалось. Так что ночевать пришлось среди нагромождения здоровенных булыжников — иные повыше человеческого роста, которые конечно могли скрыть беглецов от посторонних взглядов. Но в плане комфортного сна, оставляли желать много лучшего.

Впрочем — хотя ничего мягче твердой каменистой земли тут не нашлось, — измученные каторжане заснули едва их тела приняли горизонтальное положение. Однако, предварительно Готор успел назначить караульные смены, как всегда мужественно вызывавшись быть первым.

Увы, но долго поспать его банде опять не пришлось. — Ренки показалось что его веки толком даже не успели опуститься, как кто-то уже аккуратно начал тормошить его за плечо.

— Что там? — Пробормотал он спросонья, чувствуя себя еще более уставшим и обессиленным чем до этой имитации сна.

— Вставай. — Продолжал тормошить его Гаарз. — Там, впереди, какая-то пальба. Готор велел всем просыпаться.

Ренки попытался это сделать. — Голова дико болела, к горлу подкатывал комок тошноты, и казалось что руки и ноги отказываются повиноваться приказам мозга, которому просто необходимо поспать еще хотя бы часов пять-шесть.

Ренки даже влепил себе пощечину, чтобы немного придти в себя, и растер ладонями лицо. — Помогло не так сильно, как умывание чистой холодной водой, и чашечка бодрящего отвара из зерен ягод гове — пусть и сваренного в солдатском котле, по "армейским рецептам" с щедрыми добавками пережженного ячменя и еще не пойми чего, что интенданты так любят добавлять туда "для весу".

…Однако. Судя по уже довольно яркому свету, — спали они не меньше двух часов. Осознание этого, хоть как-то помогло обмануть уставший мозг и чуть взбодрило тело. Так что, внутренне скуля от жалости к себе, Ренки все же смог подняться на ноги, и подошел к компании сослуживцев, что-то старательно разглядывающих впереди.

— Чего там? — Хмуро спросил он у них. — Старательно пытаясь вглядеться в даль, мутными от недосыпа глазами.

— Кажись кредонцы, кого-то из наших мочат. — Отозвался Киншаа, который как и многие моряки, обладал весьма острым зрением.

— А почему ты думаешь что не наши кредонцев? — Спросил Дроут, кажется больше из чувства противоречия.

— Ты чё? — Удивился Киншаа. — Видел у нас кого-то верхом на верблюдах?

— Ну мало ли. — Продолжил настаивать упрямый и злобный с недосыпа Дроут. — Наши огребли по заднице, и взяли с перепугу тех что в обозе были…Ну хоть на разведку съездить…

— Боевой верблюд, — вмешался в разговор Ренки, торопясь высказаться, ибо по традиции благородные оу, просто обязаны были разбираться в лошадях и верблюдах. — И тот что под грузом ходит. — Это два совершенно разных верблюда. — Боевые приучены выполнять несколько иные команды, и не пугаться звуков выстрелов над головой. Да и по характеру они должны отличаться. — Боевой должен быть злым и задиристым.

…А это, судя по всему — кредонские верблюжьи егеря. — Считаются элитной частью, специально созданы чтобы воевать в Зарданской пустыне, или на пустошах Рангееи.

— По-любому, — в ответ высказался Готор. — Нам с ними лучше не встречаться…Надеюсь все с этим согласны? (Особо выразительный взгляд задержался на Ренки, пока тот не кивнул, соглашаясь что сейчас не самый подходящий момент совершать подвиги во имя Короля.).

Так что когда они пойдут дальше, тихонько затихаримся тут в камушках, и прикинемся пожухлой травкой…Ренки — делай что хочешь, но твоя шпага не должна блестеть на солнце. Прикопай ее в пыли. Штыки туда же. Мушкеты, на всякий случай не мешало бы зарядить. Потом заткните стволы тряпками и замотайте ими же замки, чтобы туда грязь не попала, и тоже, в пыль. Вот только как быть с фитилями?

— Отец рассказывал, — перебил его Ренки. — Что они, при ночном штурме Стоонского замка, — прятали фитили в маленькие горшочки, чтобы те не светились в темноте. Можно зажечь парочку, и спрятать в пустых фляжках.

— Отлично. — Делаем.

…И тут вдруг выяснилось, что из всей компании только Ренки с Готором умеют обращаться с мушкетом. Остальные имели лишь весьма смутные представления о том как их нужно заряжать… и соответственно — разряжать в направление врага. Так что этим двоим и пришлось заниматься мушкетами, даже несмотря на ворчание Готора, — "…таким лучше заряженное оружие вообще в руки не давать".

— Э-э… — Внезапно окликнул их Киншаа, оставленный наблюдать за кредонскими егерями. — Они двинулись в нашу сторону.

— Чего это они такое делают? — Вдруг спросил Готор, быстро зарядив последний мушкет, и подходя к наблюдателю…Ренки, спрячь голову. — Внезапно рявкнул он на своего приятеля. — Если ты хочешь чтобы тебя не заметили, смотри сбоку от укрытии за котором прячешься, а еще лучше — из под него, если конечно это возможно… но никогда не поднимай голову над ним. Понял?

— Кажись они там друг дружке чего-то перекидывают. — Внимательно приглядевшись заявил Киншаа. — Кажется какую-то тряпку. Наверное содрали с убитого мундир, и решили поиграть в мячик.

— Это не тряпка. — Внезапно очень серьезным тоном, произнес Ренки, и от волнения даже вновь высунул голову над камнем. — Посмотрите на цвета и на меховую опушку. — Это королевское знамя!

— Ну, знамя так знамя… — Равнодушно ответил на это Киншаа. — Разница не столь уж велика.

— Готор. Ну ты хоть понимаешь… — Воззвал Ренки к их атаману. — Знамя…!!! Полк получает его из рук короля. Потом его освящают во всех трех главных Храмах. Полк обязан хранить его как величайшую ценность. Потеря знамени, — невероятный позор! Мы обязаны его вернуть!

— Хм… — Готор почесал свой нос, что обычно делал когда о чем-то сильно задумывался. — …Тут ты Ренки отчасти прав. — Возвращение Знамени, нам зачтут за подвиг, и может быть после этого мы получим прощение и свободу. Но их там восемь человек… кажется. А нас всего шестеро. И из этих шестерых только двое умеют стрелять. Каковы шансы?

— Но наш долг…!!! — Едва ли не заорал Ренки, привлекая всеобщее внимание.

— Вспомни что я тебе говорил. — Жестко оборвал его Готор. — Не долг, а шанс. И воспользуемся ли мы этим шансом, решать будешь не ты, и даже не я…Что скажете, ребята? — Обратился он ко всей остальной банде.

— Чего-то мне из-за тряпки голову подставлять не хочется. — Задумчиво сказал Дроут. — Оно конечно — шансов сдохнуть в очередной драке таская подстреленных, у нас не меньше…Да и рыть отхожие места уже осточертело. Но тут почитай верная смерть. А пожить еще охота.

— Угу. — Подхватил Гаарз. — Я конечно не больно большой знаток всех этих дел…Подраться там… дубиной помахать, это пожалуйста. А вот с этими всякими оружиями… Да и сдается мне — их больше. И оружие у них получше нашего. Верблюды опять же… До него ведь еще хрен дотянешься когда он на скотине этой своей сидит. А из мушкета этого вашего, я в жизни не стрелял. Так что небось и в сарай с трех шагов не попаду, не то что во всадника.

— Да Ренки. — Подхватил Киншаа. — Мы конечно понимаем, вы с Готором — из благородых. — У вас там свои заморочки…Для тебя это знамя много чего значит. Но мы-то люди простые…Кабы хоть была какая возможность шансы уровнять, мы бы может и попробовали. А так… — Прикончат они нас за милую душу, и даже не вспотеют.

Таагай даже говорить ничего не стал. Но судя по тому как он кивал головой, можно было не сомневаться что он полностью согласен с предыдущими ораторами.

— Но… — Ренки явно пал духом. — Не говоря уж о долге… — Надежда, Шанс… — лишь мелькнули перед ним, но при попытке ухватиться за них, — руки почувствовали лишь пустоту.

— Ну вообще-то, думаю уравнять шансы, кой-какая возможность есть! — Задумчиво сказал Готор. — Ренки, ты с десяти-двадцати шагов точно не промажешь?

— Отец начал учить меня стрелять, едва мне десять лет исполнилось. — При нормальном мушкете, я и с сотни по человеку не промажу!

— Тогда предлагаю такой план… — Энергично сказал Готор. — Подумайте, стоит ли…Только вот решать вам придется быстро!

Верблюд на котором ехал лейтенант оу Даангай, был воистину прекрасным образчиком своего вида. — Его поступь была столь мягкой и плавной, что обычно опытный всадник, особо и не замечал этого движения. Но вот сейчас, — каждый шаг замечательного животного, отдавался у оу Даангая в раненном плече, и заставлял болезненно морщиться.

Впрочем, даже это почти не портило ему приподнятого настроения. — Воистину, он был любимчиком богов, коли они решили преподнести ему такой замечательный подарок…И рана тут шла даже в плюс. — "Ранен при захвате вражеского Знамени!!!" — Ведь звучит?! — Если не вдаваться в подробности, то воображение рисует картину бесстрашного всадника, врывающегося впереди своих егерей, в ряды противника. И круша направо и налево полчища врагов, пробивается к чужому Знамени, вырывая его из рук охраняющих столь ценный приз, старшин… (Кстати, надо будет выписать из столицы модного живописца, и заказать ему запечатлеть этот образ для потомков. Война сейчас в обществе весьма на слуху, и если договориться чтобы картину выставили в популярном салоне, — громкая Слава, второму лейтенанту оу Даангаю, обеспечена).

Если бы не было этой раны, трех убитых и раненного, (и довольно тяжело, "наверно не выживет" — сказал капрал), это достижение могли бы приписать слепой удаче. А тут, — подвиг налицо. И даже самые злобные недоброжелатели, не посмеют этого отрицать. Так что остается только взять мешок побольше, и подставить его под поток наград, который непременно обрушится на такого Героя!

— Лейтенант. — Вдруг вторгся капрал в его сладкие грезы. — Поглядите, похоже еще один!

Оу Даангай посмотрел в направлении куда показывал капрал. — Примерно в полутора тысячах шагов от них, по пустыне вяло брел какой-то оборванец…Судя по медленной хромающей походке, и тому что он их до сих пор не заметил, — бедолага был смертельно измучен. И наверняка серьезно ранен.

— Съезди пристрели… — Буркнул лейтенант, недовольный что его отвлекли от сладких грез. — Или плюнь. — Он похоже и сам скоро подохнет.

— Так ведь… — Осторожно возразил капрал. — У него же шпага! Наверняка это офицер!

— Что-то не могу понять что за мундира надет на этом офицере? — Удивленно прокомментировал оу Даангай, всмотревшись в бредущую по солнцепеку фигуру. — Или эти тооредаанцы начали назначать офицерами бродяг?

— Ну, — может в бою разорвалась. — Пожал плечами капрал. — Но скорее, думаю — отключился во время битвы, вот мародеры с него все золотое шитье и срезали, вместе с кошельком и прочим имуществом.

— А шпагу оставили? — Насмешливо спросил лейтенант.

— Дык, — шитье-то или денюжки можно и припрятать, да потом маркитантам продать. — А со шпагой патруль мгновенно загребет…

— Ладно. — Давай съездим, проверим. — Воздержался от дальнейших гаданий благородный оу. — Если это и впрямь офицер, да еще и довеском к Знамени… От такого улова и впрямь грех отказываться. Только не вздумайте стрелять. — Берите живым, иначе он бесполезен.

До бредущего как в тумане доходяги оставалось сотни три шагов, когда он наконец-то смог заметить приближающихся к нему всадников, — встрепенулся, и продолжая хромать, неожиданно бодро побежал к наваленным посреди пустыни каменным глыбам — обломкам, некогда возвышавшейся тут скалы.

— И на что он надеется? — Иронично поднял бровь лейтенант, неторопливо направляя своего верблюда вслед ринувшимися за беглецом егерями.

— Дык… Ваше благородие. — внезапно ответил егерь, оставшийся с ранеными по приказу капрала. — Жить-та хоцца… Вот и хватается за соломинку… чтобы хоть на секундочку, да хоть на миг, но подольше… Эвон как припустил та… А ведь еле ноги переставлял. — Точно говорю, жить хоцца!

Лейтенант оу Даангай, не посчитал нужным даже заметить эту реплику нижнего чина, но убрав отобранное у солдат знамя, (еще порвут сволочи) в седельную сумку, — слега подстегнул своего верблюда, чтобы быть поближе к месту событий, когда его ребята начнут выковыривать беглеца из его укрытия.

Он уже был в полусотне шагов от камней, когда оттуда внезапно раздался выстрел.

— Я же приказывал живьем! — Недовольно простонал лейтенант, досадую на напрасную задержку, боль в плече, слабость и испепеляющую жару позднего утра. — Поубиваю тупиц!

Но, странное дело. — Выстрелы не смолкали…Второй, третий, четвертый… Лейтенант даже снял ноги с верблюжьей шеи, и вдев их в стремена — привстал, чтобы получше разглядеть что там происходит за камнями…И уткнулся взглядом в дуло мушкета.

Последнее что он успел четко осознать, как на полке мушкета, невыносимо ярко горит порох, а потом раздался выстрел, оборвавший такую недолгую полосу удачи, второго лейтенанта верблюжьих егерей Кредонской Республики — оу Даангая.

— Я заманю их! — Пылко вызвался Ренки, сыграть самую опасную роль в предложенном плане.

— Нежелательно. — Отрицательно качнул головой Готор. — Тебе и мне придется стрелять. И желательно метко. А если у тебя после бега будет сбитое дыхание и дрожащие руки…

— Коли раненного надо будет изобразить — тогда уж лучше я… — Вдруг вылез вперед обычно не особо инициативный и разговорчивый Таагай.

— Точно, — подхватил Дроут. — Он на этом собаку съел!

И пояснил, видя удивленные лица приятелей. — Таагай наш с детства нищенством промышлял. Он хоть безногого, хоть безголового так изобразить может, что у самого распоследнего жадюги, кошелек сам развяжется…Мы это раньше использовали, чтобы за богатыми домами приглядывать… перед делом.

— Это просто потрясающе, сколько дополнительных талантов обнаруживается у нашей компании! — Ухмыльнулся Готор так, что можно было бы даже подумать, что он и правда одобряет столь недостойное умение. — Тогда внимательно смотри и запоминай. — Ты должен забежать во-о-он оттуда…Вот здесь, — видишь, довольно открытый участок, тут тебя подстрелить вполне реально. Так что беги не по прямой, а зигзагами…Главное, тебе успеть добежать до тех вон камней и спрятаться в них…Если я хоть что-то понимаю в жизни и в верблюдах, — своих животин они по этим обломкам не поведут. — Значит спешатся и пойдут убивать тебя пешком.

Ренки, — ты заляжешь вон в тех скалах. Именно заляжешь! — Перезаряжать мушкет тебе не понадобится, так что можно будет стрелять лежа. После каждого выстрела, — меняй позицию, — если они и впрямь элитная часть — то мигом засекут стрелков, и начнут палить в ответ. Опять же, — и тебе дым от собственных выстрелов, не будет мешать целиться…Так что лучше заранее выбери места откуда будешь стрелять, и положи там мушкеты.

Гаарз, Киншаа и Дроут. — Вы можете поучаствовать только в ближнем бою…Против вооруженного пистолетами и мушкетами противника, — без шансов! Поэтому — заранее наберите камней. Когда мы отстреляемся, а противники отстреляются по нам, — начинайте сближаться с противником одновременно закидывая его камнями. — Не позволяйте им перезарядить оружие.

Твердо запомните, — первый выстрел за мной! — Я засяду вон там. И в первую очередь постараюсь убить тех, кто останется снаружи. Но будьте осторожны — пока не прогремит последний выстрел, даже носы не показывать из-за своих укрытий. — Не хватало только чтобы вас подстрелили за просто так.

Как только поймете что большее не стреляют, — начинайте кидать камни и в атаку. А мы с Ренки, — либо присоединимся к вам. Либо, — если противники еще останутся снаружи, — начнем заряжать мушкеты.

…Все будьте внимательны, — под ногами у нас не ровная площадка, а хрень знает что. Так что не торопитесь добежать до врага. Нам только по глупости поломанных ног не хватает.

Вопросы? Или может кто-чего добавить хочет?

— Пусть Таагай возьмет мою шпагу. — Внезапно даже для самого себя, предложил Ренки. — Увидев шпагу, они могут подумать что он офицер, и постараются взять живьем…Все-же больше шансов…

— Отлично придумано! — Одобрительно кивнул Готор, делая вид что не понимает на какую жертву пошел Ренки, отдавая оружие благородного, в руки человека из низов. — Наверное не хотел смущать Таагайя.

Ну… и последний штрих. — С этими словами Готор сгреб в ладонь изрядную кучку земли и пыли, плеснув в нее несколько капель драгоценной воды, и осторожно размазал образовавшуюся смесь по своем лицу, изобразив какой-то странный узор. — Под цвет камней. — Усмехнулся он, глядя на вытянувшиеся лица друзей. — Чтобы не светить белыми мордами. А одежка у нас и так… цвета грязи. Так что подставляйте рожи. Я и вас разрисую.

…Ну, с Богом! — Сказал Готор, закончив это странное действие. — Или как говорят у вас, — "Да поможет нам Великий Верблюд!".

Ренки даже не думал, что секунды могут тянуться так долго. А уж про минуты и говорить нечего. Он уже успел раз двадцать впасть в отчаяние и взять себя в руки, а от Таагайя и кредонцев все не было никаких вестей…Особо усугубляло это тягостное состояние то, что с того места где он прятался, равнину видно не было. И он даже отдаленно не мог представить что там происходит.

…И вот, примерно спустя сто тысяч лет ожидания, — наконец послышалось шуршание камней под ногами верблюдов, и веселые голоса кредонцев.

Очень хотелось вылезти наружу и посмотреть. И Ренки пришлось почти силком заставить себя еще ниже пригнуть голову. Вот из общего фона голосов выделились команды верблюдам опуститься. — Значит план Готора работает. Ренки судорожно проверил как лежит порох на полке, вновь закрыл ее, и достав тлеющий фитиль, начал зажимать его в губках курка, едва не забыв проверить как точно он подходит к полке…А потом опять ожидание… Секунды, растягивающиеся в года.

И вот, — грохнул первый выстрел! — Ренки мгновенно высунулся из укрытия, забыв про все что говорил Готор, но хотя бытне забыв открыть полку мушкетного замка и подуть на фитиль, раздувая его посильнее. Прицелился в одного из стоящих на открытом пространстве солдат в ярко синем, с песчаного цвета обшлагами и вставками, мундире, спустил курок… Прикрыл веки, чтобы ярко горящий порох не повредил глаза. И старясь не дышать, и не сдвинуть ствол мушкета хоть на человеческий волос в сторону, стал ждать выстрела.

Жуткий грохот, и сильнейший удар отдачи в плечо. Ренки открыл глаза, — солдат в которого он целился, лежал на земле. Пуля диаметром с ноготь большого пальца взрослого мужчины, попав куда-то в шею, почти отделила голову от туловища.

…Грохот. И еще одна пуля, не меньшего калибра с противным визгом пронеслась у него над ухом.

Ренки поспешно бросил свой мушкет на камень, и на коленках пополз к следующей позиции…Опомнился. Вернулся и вынул тлеющий фитиль из губок, потеряв еще несколько драгоценных секунд.

Новая позиция, новый мушкет… Проверить полку… Закрыть, Вставить фитиль. Проверить как он подходит к полке… Подуть на фитиль, открыть полку… На сей раз он, помня уроки Готора, высунул ствол сбоку от камня. И наведя его на очередной синий мундир, вспомнив что говорил ему отец, прицелился пониже, почти в ноги, чтобы отдача приподнимающая ствол мушкета, направила пулю в центр корпуса противника. Спуск. Вспышка… Противник все еще стоит. Но судя по огромной ране у него на боку, — стоять ему осталось недолго.

Новая позиция. И опять все те же процедуры. Навести, спустить курок. Вспышка на полке… Выстрела нет.

…Отец рассказывал, что надо делать в этом случае… Обратным кончиком шомпола прочистить запальное отверстие. Подсыпать трясущимися от нетерпения руками свежий порох на полку, постучать чтобы тот попал в запальное отверстие…Идиот!!! Надо же было снять фитиль! Одна искорка и…

Опять навести мушкет на противника…Который уже целился в Ренки из пистолета, поняв по вспышке где тот сидит. Выстрелы грохнули одновременно. Что-то шоркнуло Ренки по волосам. А вот его выстрел, кажется прошел мимо.

Не важно, примкнуть штык, и вперед.

К тому времени когда он выбрался из своего укрытия и добежал до места боя, — все уже было кончено. — В отличии от него, Готор не промахнулся ни разу, первой пулей убив егеря, оставшегося охранять верблюдов, второй — пытавшегося командовать капрала. А третью, почти с невероятной дистанции шагов в сто пятьдесят, сумел всадить в подъехавшего последним офицера. Оставшимся в живых егерям, на которых обрушился град камней, было не до сопротивления. — Один уже лежал без сознания и из его виска, пробитого камнем, текла кровь. А второй, под градом камней даже не заметил штык, который Киншаа ловко метнул в него с изрядной дистанции, и лежал проткнутый почти насквозь, как-то жутковато подергивая ногами.

— Там еще один… — Крикнул Гаарз, — показывая в сторону… — Тока как до него добраться?

— Я сейчас! — Ответил Ренки, и подбежав к меланхолично лежащим чуть в отдалении верблюдам, лихо заскочил на спину одного из них. Как всякий благородный оу, он прекрасно знал как надо обращаться с этими зверями…теоретически. В краях где Ренки провел свое детство, — верблюды были редкими гостями. Поэтому он, если честно, — впервые видел этого легендарного зверя так близко.

Но команда "встать", оставалась неизменной на протяжении сотен, а может и тысяч лет. — Ренки прокричал ее…И верблюд, ее спокойно проигнорировал. Ренки повторил, добавив сильный удар рукой по боку… Верблюд встал — сначала на задние ноги, а потом на передние…И Ренки вылетел из седла… Он конечно читал про эту привычку верблюдов. Но вот реального опыта не имел.

— Все равно этот гад уже смотался… — Утешающее заметил ему Готор, даже не пытаясь скрывать улыбку. — Не переживай так. — Почета достоин не тот кто не разу не выпадал из седла, а тот кто выпав, всегда садится в него снова!

Ренки попытался снова. И на этот раз, у него все получилось. Но оставшийся при раненных егерь, ожидать пока за ним прибежит толпа кровожадных убийц, уже разделавшаяся с его товарищами, почему-то не стал. — И припустил что есть мочи подальше от этого, столь неудачного места.

И кстати зря. — По прибытию в лагерь, его обвинили в трусости и бегстве с поля боя, и забили плетями до смерти.

 

Глава 6

— …И все же не стоило этого делать! — Продолжал возмущаться Ренки.

— Не будь белоручкой и чистюлей. — Спокойно отвечал Готор. — Так мы бы только продлили их муки. С такими ранами не выживают. Штык в сердце — куда милосерднее чем долго и нудно тащить их под палящим солнцем на верблюжьей спине.

— И все же, это как-то…

— Ренки, — хочу дать тебе хороший совет. — Оборвал его Готор. — Не пытайся ты сам себе создавать проблем там где их нету. Уж поверь — проблем в твоей жизни и так будет хватать. Смотри сам, — мы победили при почти невозможном раскладе. Вернули Знамя, а также захватили одиннадцать верблюдов с целой кучей дорогущего оружия. Если в качестве благодарности, нам выплатят хотя бы двадцатую долю реальной цены, — мы наконец сможем не только нормально поесть и одеться, но и спрятать пару монеток на черный день.

Посмотри на солнце, — когда оно только наполовину высунулось из-за горизонта, — мы были каторжники в обносках и без гроша в кармане. А сейчас, когда оно еще толком и в зенит не поднялось, — мы уже без пяти минут герои и богачи. — Радуйся таким моментам, ибо они выпадают не так часто, как нам всем хотелось бы!

— А зачем ты велел погрузить на верблюдов трупы? — Недолго побыв счастливым, снова начал бурчать Ренки. — Не достойнее ли было бы оставить их на месте гибели?

— Мы всем будем говорить, будто опасались что другие кредонские патрули их найдут, и бросятся за нами в погоню. А рисковать Знаменем, мы не имели права!

…Но по правде, — пусть все видят, что мы это Знамя и этих верблюдов не среди трупов нашли, а отбили в бою…Твоя ссадина на голове, кстати тут тоже очень к месту. — Удачно это тебя, — чуть-чуть ниже, и могло бы полголовы снести. А так, только кожу содрало. А мази, которые были у кредонцев, очень действенные. Так что заражения можешь не опасаться.

— Ты собираешься сказать, что это мы убили всех одиннадцать человек! — Обвиняющее возопил Ренки. — Это ведь неправда.

— Ренки, я тебя когда-нибудь сам прибью. — Устало сказал Готор. И это прозвучало столь печально, что даже у самой предполагаемой жертвы, не возникло желания возмутиться. — Можешь даже не сомневаться, что когда в нашем штабе об этом случае будет составляться рапорт в Штаб повыше, — наша дюжина убитых превратиться в дюжину сотен убитых. Все заслуги по спасению Знамени припишет себе генерал Крааст, а про нас даже забудут упомянуть. Так что не валяй дурака, а пользуйся моментом…Думай не только о себе, но и о всех наших ребятах, — чем больше заслуги, тем больше шансов что нас наконец-то простят.

А тем временем, в штабной палатке генерала оу Цорни Крааста, царила, мягко говоря — безрадостная атмосфера.

Все, начиная от личного адъютанта генерала, и заканчивая штабным писарем, старательно изображали из себя пустое место, чтобы на них не обрушился гнев командира, который старательно выискивал виновников своего поражения.

Больше всего конечно доставалось полковнику 9-го мушкетерского полка, умудрившегося утерять Знамя. А второе почетное место — "ответственных за все", удостоились командиры 6-го и 15 гренадерский полков, которые, якобы проявив трусость, не предприняли решительной атаки на противника, и не сокрушили его, как то предписывал им план генерала Крааста.

Левофланговые полки, которые первыми дрогнули и побежали, — даже не упоминались. — Одним из них командовал племянник генерала, а вторым его шурин.

…Да и при чем тут левый фланг, коли по плану, именно гренадерам предписывалось атаковать и сокрушить, а они этого не сделали…И то что противник сосредоточил на правом фланге значительно большие силы, чем предполагал генерал Крааст, — не имело никакого значения, надо было идти и сокрушать…

Генерал орал об этом столь яростно и самозабвенно, что почти убедил самого себя в своей правоте…Хотя и знал, что доносы о том как действительно обстояло дело, уже наверняка либо двигались в сторону столицы, либо двинутся в ближайшее время. — Тот же командир 19-го королевского, не упустит возможности подгадить Краасту, в надежде самому занять его место. Как известно, полковник королевской гвардии как минимум равен армейскому генералу. А уж по степени влияния при дворе, — значительно его превосходит.

…Но наорать все равно было необходимо. — Генерал орет на полковников, заставляя их молча сносить незаслуженные упреки и обвинения. Взбешенные полковники отыграются на офицерах. Те вставят пистон сержантм. А сержанты будут дрючить солдат до изнеможения. — Так, глядишь — пошатнувшаяся дисциплина в потерпевшей поражение армии и восстановится! А малейшие попытки неповиновения и дерзкие разговорчики сразу прекратятся.

Генерал сделал небольшую паузу, чтобы смочить вином пересохшее от криков горло. И внимание всех присутствующих в штабе, привлек странный гул, из-за стенок палатки. Прислушались… гул приближался.

— Бунт? Солдаты окончательно вышли из подчинения? — Пронеслось в этот момент почти в каждой голове, ответственной за поддержание порядка в армии.

— Что там? — Спросил генерал Крааст, и не дожидаясь ответа, энергичным шагом, первым вышел из палатки.

Тут его глазам предстало довольно странное зрелище. — кучка оборванцев едущая к центру лагеря аж на дюжине верблюдов, а над ними, на необычайно длинном древке, кажется сделанном из кавалерийской пики, колышется Знамя 9-го мушкетерского полка. А за

этой странной процессией движется здоровущая толпа солдат, недоуменно гадающая да гадающая, — чтобы это значило!

— Ну? И? — Коротко бросил генерал, когда вся эта странная кавалькада достигла его шатра, и слезла с верблюжьих спин. — Вы кто такие, и что все это значит?

— Солдаты 6-го гренадерского полка, ваше превосходительство. — Начал довольно бодро рапортовать какой-то сопливого вида юнец, хотя и весьма рослый, чью голову "украшала" окровавленная повязка. — Пытаясь догнать после битвы свою часть, наткнулись на разъезд врага завладевшего Королевским Знаменем, — вступили с ним в бой, и отбили Знамя!

Согласно Уставу Воинскому короля Лоодига Второго, — "…Всякий раз, покидая или возвращаясь в лагерь воинский, Знамя всякого полка должно быть вынуто из чехлов и развернуто для всеобщего обозрения. Дабы все причастные о том знали".

— 6-го гренадерского значит? — Задумчиво пробормотал генерал Крааст. — А почему же тогда, у вас мушкеты с кредонскими гербами? И почему отстали от полка. И где вы так мундиры изгваздать умудрились, что одни лохмотья остались?

— Мушкеты забрали у неприятеля! — Опять четко и ясно отрапортовал мальчишка. А отстали от основных частей, потому что до последнего находились на батарее, к коей, в качестве каторжной команды и были приписаны. Оттого и мундиры у нас… такие.

— Чудесно! — Восхитился генерал Крааст. — Прелесть то какая. — Эй, где там этот оу Гитики из 9-го полка? — Полюбуйся, — твои засранцы теряют Знамя. А какие-то каторжники его возвращают. Гренадерские полки удирают с поля боя, а каторжники до последнего стоят на позициях, отбиваясь от врагов трофейным оружием…Прелестно!!! Сплошной анекдот! Да над всей нашей армией теперь только разве что камни в самой глухой пустыне, смеяться не будут. Но в столице нам точно, лучше не появляться.

…А еще эти каторжники цитируют, и прилежно исполняют Уставы двухсотлетней давности, которые небось и половина моих офицеров в глаза не видели. Так что теперь весь лагерь знает о том кто возвратил Знамя…

И ведь не придерешься, ибо Устав писанный Королем, отменить может только другой король. Но никто этого не делает… из почтения к своим предкам.

Полковник оу Дезгоот, где ты там торчишь? — Иди-ка сюда, — полюбуйся на своих ребяток! Ты их вообще-то узнаешь? Точно твои?

— Мои! — Уверенно сказал оу Дезгоот, хотя конечно никогда не обременял себя необходимостью запоминать лица присланных каторжников, — слишком большая честь для тварей. — Да и глядя в уставшие и грязные лица каторжников, их бы сейчас, даже родные матери не узнали.

— Если раньше мы просто балансировали на краю задницы, то теперь провалились в нее глубже, чем кракен на дно морское. — Продолжал, с каким-то надрывом в голосе, вещать генерал Крааст. — Единственная нормальная часть в этой армии, — каторжники!

— Хм… — Задумчиво сказал полковник 6-го гренадерского. — Возможно задница была бы и впрямь столь глубока, если бы я к примеру, накануне сражения не подал бы рапорт-прошение о помиловании этих каторжников… Устный естественно…А вы генерал оу Крааст, кажется изволили на это одобряюще кивнуть…В этом случае, выходит что никакие не каторжники, а доблестные солдаты 6-го гренадерского, до последнего защищавшие свои позиции и отбили Королевское Знамя!…Естественно, я должен буду продублировать свой рапорт в письменном виде после битвы. А Вы — его подписать, чтобы все было оформлено официально!

Что и говорить, а полковник оу Дезгоот был не только прекрасным солдатом, о чем свидетельствовали и поведение его полка на поле боя, и отход в полном порядке после того как поражение стало очевидным. — Но он еще и прекрасно разбирался в армейской политике. — Утеря Знамени, по любому, в первую очередь падет на голову командующего армией… Нет, конечно судьба полковника оу Гитики была предрешена. — Отставка с позором без пенсии, и лишение всех наград.

Но полководец проигравший битву, и полководец, утерявший, в ходе проигранной битвы Знамя, — это совершенно два разных полководца. Проиграть битву может каждый, — Судьба девка изменчивая. Но утерянное Знамя, говорит о том что поражение было по настоящему разгромным, а значит, — такому генералу больше особо надеяться не на что. — Конечно это будет не позорная отставка, — его просто либо ушлют командовать гарнизоном в джунглях, либо просто аккуратно намекнут на добровольный уход.

Возвращенное Знамя, — это уже почти победа. — Мол, битва была настолько жестокой, что даже в какой-то момент Знамя одного из полков оказалось в руках врага, но благодаря мудрому руководству армией, его удалось вернуть. Вот только если его вернули худшие из худших, которым даже оружие в руки не дают посылая на поле боя… — это уже моветон. А если обычные солдаты, — Почет!

И сейчас, между насмешками и Почетом, у генерала Крааста, стоит он — полковник оу Дезгоот, с этим своим ненаписанным рапортом.

Ну а уж объяснять, во что выльется для его полка, и для него лично возвращение Знамени утерянного другим полком… — даже говорит бессмысленно. — Есть вещи, которые невозможно описать словами!

— …Если это были простые солдаты… — Услышал он слова Крааста. — Их придется хорошенько наградить!

* * *

— …И все же я не понимаю — почему я?! — Продолжал возмущаться Ренки.

…Была уже довольно поздняя ночь, и хотя большой военный лагерь, в сущности никогда не спит, относительная тишина вокруг, намекала хотя бы на дремоту. Но к притулившимся возле крохотного костерка бывшим каторжанам, сон почему-то не шел.

А ведь вроде бы казалось — стоит только чуток расслабиться, смежить налитые свинцом веки, и после почти двух проведенных на ногах суток — Морфей настигнет их быстрее выпущенной в упор пули.

Но видно наполненный волнениями, переживаниями и тревогами день, так разогнал нервную систему "бандитов Готора", что сон никак не мог пробиться сквозь эту преграду. И потому они сползлись к своему крохотному источнику света, чтобы потягивая стыренный из седельных сумок кредонских егерей настоящий гове, — в тысячный раз обсудить события прошлых дней и произошедшие с ними перемены.

— …Ведь… — Продолжал возмущаться Ренки. — Это ведь ты все придумал. Ты командовал нами, и…

— Ренки. — Наверное уже в двадцатый раз за день, начал объяснять Готор. — Я ведь сказал тебе, что не хочу привлекать к себе лишнего внимания. Поэтому не воспринимай это, будто ты присвоил какие-то мои заслуги. — Считай что ты закрываешь меня своей грудью, от множества неприятностей.

…Да и согласись, — из всех нас, ты к этой должности приспособлен лучше всего. — Ты знаешь все эти Уставы, про которые я ни слухом ни духом. Наизусть помнишь все команды и приемы…В конце концов — это ты мечтал и готовился быть офицером. И наверное, когда наши пути разойдутся — ты останешься в Армии. В то время как мы постараемся из нее как можно быстрее слинять. — Так что носи свои капральские лычки с гордостью, ибо ты их действительно заслужил!

— Но я ведь не… Ведь это ты у нас всегда был вожаком!

— Вои и слушай, что тебе вожак говорит.

Ренки хотел было что-то возразить, но тут чуть вдали послышалось деликатное покашливание, и из темноты к их костерку подошла знакомая фигура.

— Здорово парни! — Негромко произнес капрал Доод, уважая тишину спящего вокруг воинского лагеря. — …Сидите-сидите… Я к вам так, по старой памяти забежал.

…Вот оно значит как… — Продолжил капрал Доод, когда его бывшие подчиненные слегка раздвинулись, освобождая место у костра и для него, и плеснули в жестяную кружку уже почти остывшего напитка. — …Нечего сказать — отличились вы ребята. Почитай уж годков тридцать в армии отслужил, — а второго такого случая и не упомню…Чтобы из капралов в каторжане — такое частенько бывало. Помню майора-пушкаря одного, батарею свою бросившего, в каторжную команду скинули. А вот чтобы обратно… Обычно-то, из этой ямы не выбираются!…Ну и ладно. — Я собственно о чем? — Как дальше-то жить собираетесь?

— Будто наши "собиралки" кому-то тут интересны. — Усмехнулся в ответ Готор. — Нам тут уже понятно объяснили. Что кабы мы были каторжники, и совершили бы подвиг. — Нас бы ждало помилование Короля, и… гуляй куда хочешь. А мы вон как, оказывается — уже два дня как "за достойную службу" переведены из каторжной команды в…не пойми куда. Так что подвиг совершили будучи солдатами, а знаит продолжаем тянуть лямку наравне со всеми.

— Насчет "наравне", это я с вами потом поговорю. Тут дело особое. А вот насчет "собиралок", — есть обычай старый, говорят еще со старых земель вывезенный. — Солдат, подвиг совершивший, во время награждения, имеет право сам себе выбрать командира и место службы.

— …Я и так понимаю. Ты хочешь нам помочь с этим выбором? — Внимательно глядя на капрала, спросил Готор.

— Угу… — Согласно кивнул головой Доод. — Попроситесь под начало нашего лейтенанта Бида…

— Опять в каторжную команду? — Чуть ли не хором возмущенно воскликнули почти все сидящие у костра…Кроме Готора, который жестом остановил возмущенные вопли, после чего кивнул головой капралу, чтобы тот продолжил.

— …В особую команду. — Закончил тот.

— И что это за "особая команда" такая? — Продолжая внимательно смотреть на капрала, уточнил Готор.

— Была у нас такая раньше. — Кивнув Готору в ответ, продолжил капрал Доод. — В разведку ходили. Всякие такие дела делали… хитрые…Мост помню как-то пришлось сжечь, в прошлое лето колодцы травили. А то иной раз и просто фуражиров вражеских отстреливали… — Служба была, слов нет — опасная, но интересная. Да и по части трофеев доходная.

— А потом? — Судя по тону, Готор не сомневался что было какое-то "потом".

— А потом, — вздохнул Доод. — Не пришелся наш лейтенант ко двору одному штабному гаду. (Он ведь у нас из простых. Из солдат до офицера поднялся). — Ну тот и поднажал куда надо, чтобы команду разогнали, а Бида командовать каторжниками поставили.

— И ты значит решил с нашей помощью, лейтенанта своего опять вверх протолкнуть? — Жестко, расставляя все точки над "и", спросил Готор.

— Угу. — Согласно кивнул Доод. — И ему хорошо, и вам польза…Ты ведь Готор пойми, — лейтенант наш… таких один на тыщу. Он за своих солдат всегда горой стоял…Оттого и пострадал. Да и вам… охота что ли в общем строю муштрой заниматься? — Так из вас пока нормальных солдат сделают, — по десять палок о каждого обломают. И не посмотрят — герои вы там или нет. В строю героев не бывает. Там все… средненькие такие. А кто думает иначе — из того те "думки" палками выколачивают.

— …А какой шанс, что после нашей просьбы, эту твою "особую" возродят, а не нас обратно к каторжникам отправят?

— Дык, полковник наш тоже солдат что надо… Хотя конечно и из благородных будет. Он эту команду в свое время и задумывал. И лейтенанта нашего, едва ли не на плечах за собой тащил, потому как Бид наш ему жизнь спас, когда Дезгоот еще сам лейтенантом был…Ему только дай повод ухватиться, он это дело пробьет…Да и героев опять на каторгу… такое солдаты не поймут.

— Понял… — Кивнул Готор. — Только ответа прямо сейчас мы тебе не дадим. — Подумаем, обсудим. А там уж.

— Понятное дело. — Согласился с этим Доод. — Тока не тяните с этим. Потому как ответ вам, скорее всего уже завтра давать придется. И не мне, а полковнику, который вас перед строем будет всякими пряниками потчевать… ну ты понимаешь!

А заодно, хочу тебе и еще одну мыслишку подбросить. — Добычу вы взяли хорошую. И ходят слухи, что вам ее всю оставили… как награду. — Что думаете с ней делать?

— Дык, ясное дело — продадим, — Влез в разговор, всегда отличавшийся большой практичностью Дроут. — А уж денюжки небось, карман не оттянут.

— Хе-хе… Сопляки. — А кому продавать-то будете? — Мы чай не в городе каком-нибудь. А в долбанной пустыне.

— Ну… — Задумчиво произнес Готор. — Думаю офицеры верблюдов или оружие купят… Ну, или вон, маркитантам можно продать.

— С офицерами, солдату никаких денежных дел иметь нельзя! — Сказал как отрезал Доод. — Поверь мне, проблем будет куда больше чем выгоды. — Верблюд захромает, пистолет осечку даст… — один хрен, ты виноватый будешь, и с тебя-то и спросят. А то и вообще могут товар забрать, а деньги пообещать потом заплатить…Так и будешь пару-тройку лет ждать. Пока тебя, либо его не пристрелят. Ты против офицера никто, и звать тебя никак…Какая уж тут торговля!

— Разумно. — Согласился со всем вышесказанным Готор, останавливающим жестом сдерживая рвущиеся из Ренки возмущенные вопли.

— А с маркитантами… — Продолжил Доод. — Они там небось сейчас между собой уже сговариваются, как вас получше обдурить. — Так что и сотой доли реальной цены не получите. Потому как верблюдов кормить вам нечем. Да и некогда. Как и запасы оружия и прочее барахло, вы на своем горбу не потаскаете… Я прав? Так что помыкаетесь-потыкаетесь, да и поймете, что деваться вам некуда, и продадите за гроши.

— И что ты можешь предложить? — Прямо спросил Готор.

— Опять же, — к нашему лейтенанту идти. — У него связи есть. Он нужных людей знает и нужные люди его уважают…Всю не всю, а уж по малому разумению, — треть стоимости получите…Треть, — эти торгаши-кровопийцы загребут. А что останется, скрывать не буду — опять же — хорошим и правильным людям пойдет.

Однако, ты Готор человек разумный. И сам понимаешь, что подмаслить кого надо, все равно придется. Только ведь, как только денюжки в твои руки упадут — к тебе многие наведаются. И каждый намекнет, а то и прямо потребует "маслица". А вы ж тут как слепые котята — людей не знаете, обычаев не ведаете. — Кому не надо сунете, а кого-надо, — пошлете. — А в результате — и денег нету, и неприятностей полный мешок.

Так что деньги-то мало взять. Их еще и в руках удержать надо. А в одиночку, это никак. — Пойдете под крылышко лейтенанта Бида, — считай все ваши проблемы решены. А решите быть сами по себе… Ну вот, на самих себя, потом и пеняйте.

… И вот о чем еще ребятки покумекайте. — Ты вот Готор намедни сказал "наравне со всеми". — Тока сам понимаешь — ни хрена вы не "наравне". Все "равные"… они лямку не один год тащили, в них солдатчину палками вбивали так что кости хрустели. — Вот они — наравне. А вы дуриком, благодаря слепой удаче наверх впрыгнули, да еще и хабар неплохой под дороге добыли. Народ конечно к вам со всем уважением… пока. Но очень скоро вы можете белыми воронами стать. А такие долго не живут, потому как вы все солдаты и все под командирами ходим. И даже то что ты Ренки своего капралом сделал — вам не больно-то поможет. Капралы, они только солдатней покомандовать могут. И то, — лишь той что под ними ходит. А в остальном — такие же бесправные существа. — Любой сержант, не говорю уж про офицера, может ад на земле устроить, коли не потрафишь в чем…Так что денежки ваши и удача — надолго не задержатся.

Вот я вам и предлагаю — к правильной компании прибиться где к вам по человечески отнесутся, а не мыкаться сами по себе…

В общем. — Я все тебе сказал. А дальше, — думайте сами! — Закончил свою речь капрал, и быстро встав, не попрощавшись ушел обратно в темноту.

— Это что же… — Удивленно протянул Дроут, толкая локтем своего приятеля Таагая. — Это получается, нас в "общество" позвали… Надо соглашаться!

— Угу, — поддакнул ему Таагай. — В "обществе-то" оно завсегда!

— А вы что скажете? — Поинтересовался Готор мнением остальных.

— Тут ведь как? — Задумчиво сказал Киншаа. — Коли и впрямь… Так ведь, если что, и нам за них впрягаться придется. Доод вроде мужик не плохой, однако — хрен его знает, кто там еще за Доодом стоит!

-..Я не знаю… — Высказался Гаарз. — Вроде и так пока обходились, но с другой стороны…

— А и думать нечего! — Едва ли не во весь голос рявкнул Дроут, и сам вжал голову в плечи, услышав как его слова разнеслись по ночному лагерю. — Мы вон с Таагаем, скока лет подходы к правильному "обществу" искали. — Перешел он на драматический шепот. -

— Оно конечно, — отстегивать пришлось бы по половине хабара, зато уж на каторгу точно бы не попали. И наводку бы дали хорошую безопасную, и от стражников, случись что, отмазали бы…А тут, — вона как, — сами подходят — предлагают. Чего нос-то воротить?

— Однако у меня возникают серьезные сомнения… — Ответил Ренки, уловив на себе взгляд Готора. И весьма впечатленный последними словами Дроута, от которых повеяло чем-то весьма недостойным благородного человека, добавил. — Мне кажется что вся эта возня… Попахивает чем-то бесчестным!

— Хм… — Взял слово Готор. — Тут Киншаа прав. — Главное знать с кем в "общество" вступаешь…И кстати Дроут — это не совсем то "общество" о котором ты подумал…Хотя, на более глубоком уровне, скорее всего и имеет общие корни с… Впрочем — не важно.

Я не думаю Ренки, что Доод с лейтенантом Лаартом Бидом, и впрямь занимаются чем-то незаконным и недостойным. — Скорее это группа, вроде нашей, объединенная общими интересами, главный из которых, — выжить!

Возможно они иногда и идут на некоторые… хм — нарушения устава. Но прямым криминалом наверняка не занимаются. — Иначе бы просто не выжили. В армии, довольно трудно что-то скрыть — все у всех на виду. Так что я, пожалуй выскажусь за это предложение.

— Хорошо. — Кивнул Ренки. — Но предупреждаю сразу, если мне покажется что нас толкают на недостойные поступки… Я лучше погибну, но не последую по этой дороге!

— Ну, коли и Ренки согласен. — Пробурчал Гаарз видя что оба негласных лидера их компании пришли к общему решению. — Тады и я не отказываюсь.

— Вот и ладно! — Но вы ведь понимаете, что это означает что нам придется принять и оба других предложения?

 

Глава 7

— ….Вашу мать!!!! — Проорал взбешенный Ренки. — Ну неужели так непонятно? — Когда стоите в строю, при выполнении любых приемов, — левая нога остается на месте, а правая "топчется" вокруг. Когда выполняете приемы с мушкетом — замок Всегда должен смотреть наружу, иначе заденете за одежду, и если даже не пальнет, так конфузу все равно не оберешься! Правая ладонь должна быть Под замком, а не спереди, или поверх него. Движения должны быть четкими и энергичными…И не для того чтобы красиво смотреться на параде. А чтобы в строю не началась сумятица и толкотня. Я еще понимаю остальные. — Но ты-то Готор…!!!

— Извините капрал оу Дарээка… — С легкой улыбкой наблюдая за бешенством Ренки, ответил Готор. — Но я ведь тебе говорил, что хорошо драться и стрелять, это еще не значит быть солдатом. Так что если я и дальше буду лажать, можешь врезать мне своей палкой!

— А вот и врежу! — Устало ответил Ренки, прекрасно зная, что никогда не приведет свою угрозу в исполнение.

Прошло уже недели три, как шестеро приятелей стали полноценными солдатами армии королевства Тооредаан. Жизнь у них пошла… не сладкая. Но все же лучше, чем с утра до вечера копать землю да таскать разные тяжести в каторжной команде.

Очень скоро они оценили насколько выгодное предложение сделал им капрал Доод. И как они оказались правы — приняв его.

…Когда они на большом плацу, на котором выстроились остатки шести полков, (с 9-м мушкетерским, пока еще ничего не было ясно, он ждал Королевского указа о своей дальнейшей судьбе), и полковник оу Дезгоот, торжественно повесил им на погон крохотную булаву, — знак свершенного подвига, а они в ответ озвучили просьбу служить под началом своего бывшего лейтенанта… — полковник так подмигнул им, что стало понятно — он и сам входит в "банду", присоединиться к которой они только что согласились этой своей просьбой…Ну, может быть и не то чтобы входит. Но связь поддерживает точно.

Ну а дальше, все пошло как по маслу. — Мундиры им выдали из очень качественного сукна, пообещав что "как героям" из жалованья вычтут как за обычные. Мушкеты, берендейки, пулевые сумки, пороховницы и прочая амуниция — новехонькие. Котелки-миски-кружки-ложки, позволили оставить трофейные — в отличии от обычных армейских с обязательным королевским гербом, но жутко неудобных, — там один предмет убирался в другой и все пряталось в специальный чехол который можно было пристегивать к новехоньким, еще пахнущим свежеобработанной кожей, ранцам. Эти гарнитуры и меньше весили, и были гораздо компактнее, а главное — не гремели при ходьбе.

При иных бы условиях, за такое "неуставное" имущество, любой сержант имел бы право запороть нарушителей до полусмерти. Но наших героев это не касалось…Возможно потому, что оставшиеся от кредонских егерей кухонные гарнитуры, как-то внезапно оказались в собственности остальных капралов и старшин "особой команды".

Вообще интересно было наблюдать, как распределяется трофейное, якобы проданное маркитантам, имущество…Нет, не то чтобы Ренки этим сильно интересовался. Однако Дроут весьма ревностно приглядывал за вещами, которые, пусть и ненадолго, привык считать своими, и тщательно докладывал об этом у общего костра…

Большая часть верблюдов куда-то пропала. — Кажется их отправили с ближайшим обозом, чтобы перевезти в более цивилизованные места, и продать по достойной цене. Однако самый дорогой, принадлежавший ранее офицеру, верблюд, вдруг внезапно оказался в собственности полковника Дезгоота. И тот постоянно разъезжал на нем, под аккомпанемент зубовного скрежета и завистливых вздохов остальных офицеров. — Даже для такого небедного человека как полковник, этот двугорбый скакун был слишком дорогой игрушкой. И при иных условиях, он бы мог только облизываться глядя на него.

Самые лучшие пистолеты, тоже попали в руки офицеров 6-го гренадерского. Хотя те что похуже, — остались в распоряжении особой команды, как впрочем и кредонские мушкеты, которые хоть и забрали у каторжан, обменяв на гренадерские, с более коротким стволом и специальным ремнем, чтобы можно было повесить на плечо, когда метаешь бомбы, однако тоже оставили в распоряжении особой команды.

А чем эта команда занималась? — Да пока, в сущности ничем. Подошедший к ним после торжественного смотра лейтенант Бид, поговорил со своими новыми бывшими подчиненными. Расспросил каждого о его умениях и способностях. После чего вызывал капрала Доода, и велел ему "научить парней солдатскому ремеслу". Что означало в основном муштру — умение ходить строем, выполнять приемы обращения с оружием, правильное ношение формы, обращения к командирам…, а попутно, (а может и "главное"), — правильно вести себя с сослуживцами, знать и соблюдать множество негласных обычаев, традиций и запретов, что существенно облегчило бывшим каторжанам "вживание" в тооредаанскую армию.

Муштру впрочем — Доод быстро свалил на Ренки, на первом же занятии поняв что тот знаком с этим делом не понаслышке. И теперь тот мучился, пытаясь побыстрее вбить в своих приятелей знания, которые сам постигал с младых ногтей.

Ему самому, все эти упражнения и правила не казались чем-то особо сложным. А опыт обучения других, у него полностью отсутствовал…Да еще и оскорблять и лупить своих друзей палкой, как это сделал бы всякий, уважающий себя капрал — Ренки не мог. И оттого учение двигалось туго… как ему казалось. Хотя Доод время от времени подходивший посмотреть чем там занимаются его подопечные, вроде бы никаких особых претензий не предъявлял.

Ну а помимо строевых упражнений, — как и все остальные солдаты — капральство Ренки входившее в "особую команду", занималось караульной службой, хозяйственными работами и… всей той кучей дел, которую офицеры и сержанты придумывают специально, чтобы солдат не маялся бездельем. — Благо, почти все это время армия Тооредаана стояла на месте, а значит у солдат было куча времени чтобы побездельничать.

В общем, жизнь была тяжелой, однообразной… но жить было можно.

А потом это изменилось. И началось все с того, что капрал Доод, прервал попытки Ренки сделать из своих приятелей достойных солдат Короля, и велел ему явиться к лейтенанту.

* * *

И стоило уходить из каторжной команды, чтобы снова сбивать ноги о каменистую почву Зарданского плоскогорья, таща на себе груз, достойный средних разменов верблюда?!

Не останавливаясь, Ренки сунул под мышку мушкет, чей раскаленный на солнце ствол обжигал руки, и вытер рукавом пот со лба. Затем печально посмотрел на флягу, в которой плескалось еще достаточно жидкости, но пить разрешалось только по команде капрала Доода, а потом дернув спиной подкинул груз, в надежде что он распределиться по плечам чуточку удобнее. — Не помогло.

…Нет, определенно, будучи каторжниками, они ходили меньше, и грузы таскали полегче! Внутренне презирая себя — Ренки с завистью покосился на короткий гренадерский мушкет идущего рядом Таагайя, а потом на свой, — длинный трофейный мушкет, взятый ими совсем недавно у егерей…Нет, — конечно и сравнивать нечего обычную армейскую "поделку", с этой, явно сделанной на заказ, "штучкой". Однако длинный ствол, это не только большая дальность прицельной стрельбы, но и дополнительные несколько гривен веса…

…Ренки очень гордился, когда за проявленную меткость, им с Готором вручили это оружие, и про вес тогда не думал… Но когда уже третий день топаешь по раскаленной пустыне с ранцем забитым продуктами, над которым, приторочен изрядный бочонок с водой, а поверх ранца подвешена специальная сумка-мешок с запасом пороха…А еще тройной запас зарядов для мушкета, шпага, кинжал — который выдали Ренки вместо штыка, крепления для которого, на его егерском мушкете отсутствовало… тут поневоле начнешь считать не то что гривны, но даже и золотники.

…Нет, Ренки конечно помнил по рассказам отца, что армейская служба и бесконечные переходы столь же близки, как и две стороны одного листа бумаги…Но он не думал что все это будет настолько мучительно.

…А еще очень обидно смотреть как тот же лейтенант Бид, капрал Доод, и Готор, топают себе версту за верстой, даже не проявляя признаков усталости.

А ведь в самом начале этого приключения, он искренне верил что сможет наконец-то проявить себя с лучшей стороны. И даже… (чего греха скрывать?), чуточку утереть нос своему старшему приятелю…

— Здорово зверюги… — Столь необычным образом поприветствовал лейтенант Бид сержанта и трех капралов, подчиненной ему команды, когда Ренки явился к его палатке, вызванный капралом Доодом. — Значит теперь снова… Как в былые времена!

— Так точно лейтенант! — Дружно ответили подчиненные. И Ренки обратил внимание, что несмотря на некоторое панибратство, продемонстрированное лейтенантом, — его подчиненные держались с ним, демонстрируя искреннее почтение…Вероятно даже не столько к офицерскому званию, сколько к личности самого лейтенанта.

— Ну тогда слушайте что нам предстоит в ближайшее время! — Продолжил Бид. — По слухам, к кредонцам подошли подкрепления и обозы. И теперь им ничего не мешает двинуться вперед и надрать нам задницу…А значит, — мы будем спешно удирать, потому что с теми силами что у нас есть, нам против кредонцев ничего не светит.

Так что задача нашей команды — ставить кредонцам палки в колеса, чтобы они гнались за нами помедленнее, иначе, в этой проклятой пустыне, где и укрепиться-то толком негде, бежать нам придется очень и очень далеко…И Королю это не понравится!

…Но король, он далеко. А вы уразумейте себе, что когда, благодаря некоторым хм… обстоятельствам, было принято решение возродить нашу команду, — полковник лично поручился перед генералом и всем его штабом, что от нас будет толк. Так что от нас требуется этот "толк" продемонстрировать как можно быстрее, чтобы не подвести полковника.

…А первое дело, у нас будет такое. — К кредонцам на помощь подошли два конных полка, и еще один полк верблюжьих егерей. Наш эскадрон против них… плюнуть и растереть. А значит, они теперь смогут сильно испоганить нам жизнь…Вы ребята опытные, и помните как это было… Кто не помнит, — Лейтенант весьма выразительно посмотрел на Ренки. — Тому потом старшие обязательно расскажут.

…Чтобы все это стадо прокормить-напоить… По весьма достоверным слухам… (полковник как-то так странно улыбнулся, и сержанты поддержали его кривыми ухмылочками), с теми полками пришел большой обоз с сеном и овсом…А еще, специальные большие бочки на колесах, чтобы воду возить! (Эти кредонцы такие затейники!).

Так что наша задача, — те бочки сломать, а обоз сжечь!

А для этого, мы обогнем армию Кредона с востока… по пути постаравшись не попасть на глаза ихним егерям, и зайдем с тыла.

Теперь о нашей команде… К сожалению — всех наших ребят возвратить не удалось. — Сами знаете — раскидали их по разным ротам, и назад вернуть их не так-то просто даже с разрешения полковника…А кой-кого, и в живых уже нету… На последнем деле, нашему 6-ому сильно досталось.

…Но тех кого удалось вернуть, я решил назначить в первое капральство. — Будем точно знать, что хоть эти не подведут! А наших… хм… героев, и еще десяток новичков покрепче, что Фариик с Доодом отобрали, — ставим во второе…Благо, там теперь два капрала есть. Отсюда, — если, допустим, разделиться придется. — Первым капральством командует сержант Фариик и капрал Йоовир. А вторым, — капралы Дарээка и Доод… и я.

Собираемся как обычно… Фариик и Доод. — На вас оружие, одежда и снаряжение. Прежнего барахлишка, нам опять же — не вернуть. Но я знаю, — вы ребята ушлые, да и наверняка успели кой-чего припрятать. Так что уж постарайтесь.

Лично проверьте каждого солдата…Если кто в походе ногу натрет, или там от усталости свалится… — спрашивать буду с вас. Понятно? — Тогда все свободны.

…Капрал Дарээка. А ты задержись пока.

Дождавшись пока матерые вояки разошлись по своим делам. Он кивнул Ренки, чтобы тот подсаживался поближе к нему, и начал разговор.

— Капрал Дарээка…

— Извините лейтенант Бид… — Дерзко глядя на командира, осмелился перебить его Ренки. — оу Дарээка! (В конце концов, лейтенант ведь не зря оставил единственного своего подчиненного благородного происхождения, да к тому же еще и общепризнанного героя, для особого совещания… А значит, надо сразу расставить некоторые точки над "и").

— Капрал Дарээка… — Не разозлившись, не обидевшись, но посмотрев на Ренки таким снисходительным взором, что тот мгновенно покрылся краской, не то стыда не то ярости, — повторил лейтенант Бид. — Мой тебе первый совет, про свое "оу" пока забудь. — У офицеров это будет вызывать только смех, а у солдат злость. Так что если не хочешь прослыть заносчивым дураком — хвались своими делами, а не предками. Да и сам посуди — "оу" на древнем языке означало либо "верблюд" либо "всадник". — А ты пехота, не на чужих спинах ездишь, а своими ногах ходишь, да еще и груз тащишь. А значит называясь "оу" ты себя кем выставляешь…? — Ну дальше сам думай.

Ну да я тебя не для этого оставил. — Хочу чтобы ты сразу понял. — Ты пока никто и звать тебя никак! Без обид — я ведь правду говорю.

Сам посуди — в капралы ты дуриком пролез, и даже половины того что обычному капралу, сначала пять-десять лет обычную солдатскую тянувшему, знать положено, — не ведаешь!

…Подвиг ваш… — Надеюсь ты и сам понимаешь — на три четверти слепая удача, и на одну — ваша заслуга…Нет я не пытаюсь его принизить — поступили вы весьма достойно. Но тут пол армии ребят, за которыми числятся вещички и посерьезнее, а они даже "спасибо" от своего начальства не получили. А вам вот — повезло отличиться перед начальством, да еще в тот момент, когда им это было очень нужно…Так что и сам запомни, и друзьям своим объясни, — булаву носите с гордостью, но особо козырять своим геройством не стоит. — Будьте как все, и проживете дольше.

…Что еще хочу сказать — парень ты может и хороший, но солдаты — тебя не знают. В деле тебя не видели, из одного котелка не ели, и авторитета у тебя никакого. — А значит твои команды будут выполнять только под угрозой наказания…Доод мне доложил, что ты даже в своей "банде" не самым главным был, и почему они тебя вперед двинули, для него загадка.

…Не дергайся ты так… И не психуй. — Я тебя тут не с говном мешаю, я хочу чтобы ты понял, — для меня и моей команды, — ты сейчас угроза. Не потому что мы от тебя зла или предательства ждем, а потому что нужного опыта у тебе нет, а кой-какие права уже есть…А глупости, ошибки… они на войне дорого обходятся!

Но и деваться нам друг от друга некуда. — Я тебя из своей команды выгнать не могу… Да и ты к нам, похоже надолго привязан. — Поэтому, — давай-ка договоримся.

…Есть два пути по которому мы можем пойти… Вернее три, — но случайная пуля в спину, это не лучший для всех нас вариант. А значит, — либо ты забыв про свои лычки, просто тянешь солдатскую лямку во всем слушаясь Доода. Либо ты тянешь солдатскую лямку, попутно учась у Доода, и стараясь помогать ему во всем. При этом забыв про свои геройства, булаву на погоне, и благородные понты. — Сможешь — через полгодика он из тебя подобие настоящего капрала сделает. А нет… — ну про третий вариант я тебе рассказывал.

…Слушая эту речь, Ренки и правда чувствовал что его, по-простонародному выражению лейтенанта Бида "с говном мешают". Однако три недели на капральской должности, уже дали ему возможность убедиться в правдивости слов лейтенанта.

…Да что там говорить. — Единственное, на что пока был способен Ренки в своем новом звании — это носить лычки. А во всем остальном — без советов и указаний Доода, он был словно слепой котенок, посреди оживленной дороги, — так и ждешь что кто-то пнет, а кто-то и наступит… Где получать припасы на капральство например? Сколько положено на солдата муки, сколько крупы, дров или соли? Как не получить вместо нормального мяса кучку костей, а вместо крупы перегнившую труху? Как не быть обманутым интендантами и обозниками? Как составлять и на чье имя писать рапорта и запросы?…И еще тысячи мелочей, из которых и состояла должность капрала. (Как оказалось — война это не только атаки под барабанный бой в пороховом дыму, и прочие романтические подвиги, а бесконечная чреда скучнейших вещей). Если бы Доод не оказывался каждый раз где-то рядом, когда Ренки приходилось исполнять свои обязанности капрала, — за эти три недели его команда бы уже наверное сдохла с голоду, и при этом еще и осталась бы должна армии за продовольствие и обмундирование.

…А еще… — Даже его друзья, при всей своей доброжелательности, относились к капральству Ренки, как к своеобразной игре, не воспринимая его всерьез. А у новоприбывших в капральство "новичков", многие из которых успели послужить в армии уже не один год, — мальчишка с лычками капрала, вызывал лишь недоумение и насмешки…Нет, конечно его приказов слушались… ибо привыкли уважать капральскую палку, даже когда ее держит мальчишка…Но когда дело касалось вещей чуть более серьезных чем строевые упражнения, каждый раз взглядами требовали подтверждения приказа Доодом.

— Хорошо… — Едва двигая от нежелания произносить эти слова губами, процедил Ренки. — Я буду учиться, и постараюсь не создавать проблем.

— Вот и отлично! — Просиял лейтенант Бид, внимательно смотревший за тем как на лице его подчиненного гордыня сражается с разумом. — Доод был прав, ты и правда толковый парень, который далеко пойдет.

Ага… Вот он и идет… Под палящими лучами солнца, нагруженный как верблюд. Изнемогая от жары и усталости, и стараясь при это делать вид что ему все нипочем, чтобы быть примером для остальных солдат.

— Капрал Дарээка, к лейтенанту… — Пронеслось по рядам. И Ренки вместо того чтобы остановиться и дождаться пока идущих сзади лейтенант его догонит, бодро потрусил в конец колонны.

— Смотри. — Лейтенант показал рукой куда-то в сторону горизонта. — Видишь вон там более темную полоску… Это русло ручья. Скорее всего высохшего. Но Доод тебе показывал как в таких местах воду искать. Так что берешь свою банду и еще двоих солдат. Хватаешь всю пустую посуду, и туда… Когда пойдешь обратно, возьми на северо-запад, и иди пока не пересечете наш след. Ну а дальше — думаю найдете. Места где мы обычно останавливаемся ты уже знаешь. Так что отыщешь. Вперед. Постарайся успеть до вечера.

Ренки немного даже воспрянул духом. — Нет — перспектива сделать приличный крюк его отнюдь не радовала. Но это было первое задание, которое ему поручили выполнить самостоятельно. И пусть не бог весть какое сложное, но ведь это только начало!

Он быстро высвистал своих приятелей, а заодно прихватил парочку солдат, постаравшись выбрать тех что повыносливее. Объяснил им задачу, и они двинулись в путь.

До русла пришлось отмахать версты три… Потом еще вдоль русла с полверсты пока не нашли жиденькую поросль вьющегося по земле растения с крохотными листочками. Доод рассказывал что у этой "водянки" вся сила уходит в корни, которые тянутся иной раз на глубину чуть ли не в два роста человека. Так что копать приходится глубоко… Но коли докопаешь, — воду найдешь обязательно.

— Киншаа, — Начал командовать Ренки. — Заберись пока на тот холм и посматривай по сторонам. Дроут, Таагай и Воосеек, — начинайте копать. Готор, а ты возьми Гаарза и Откара, и пробегитесь еще на полверсты вперед. Может найдете еще воду…Ранцы пока можете оставить здесь.

…Хорошенько подумал — не упустил ли чего важного. Решил что нет. И дождавшись пока остальные скинут ранцы, — сам с наслаждением снял груз со спины…

Все занялись делом, и Ренки присоединился к копателям…Он конечно, с куда большим удовольствием отравился бы в разведку с Готором. Но увы… хочешь добиться уважения, — всегда сам берись за самую трудную и противную работу. — Так поучал его и капрал Доод, да и Готор подтверждал это мнение. (…Ренки, в минуты слабости, уже начал подозревать что Готор знал о всех тех трудностях что навалятся на новоявленного капрала, и потому сам предпочел остаться рядовым, с которых спроса никакого и которым не возбраняется филонить и валять дурака.).

Но так или иначе, а несмотря на то что за пол года каторги один только вид лопаты стал вызывать у него почти болезненное омерзение, он включился в работу. — Благо — копать армия научила его великолепно, хоть в специальную артель нанимайся.

…Уже пошел влажный песок, когда внезапно вернулся Готор со своими людьми. "Как-то слишком быстро" — отметил про себя Ренки.

— Капрал. — официально обратился к нему Готор, явно играя перед двумя "новичками". — Мы тут не одни!

— Докладывай. — Нахмурился Ренки.

— Прошли мы… Чуть меньше полверсты. Нашли водную яму, а вокруг верблюжьи следы. Свежие совсем!

— Как ты думаешь сколько их там?

— Вон, Откар говорит что шестеро. — Кивнул Готор на товарища… — А он сам из этих краев, ему верить можно, — в следах разбирается.

— И куда они пошли дальше? — Спросил Ренки, обращаясь уже непосредственно к Откару.

— Судя по следам, — Ответил тот. — Дальше, вдоль русла… А судя по тому что яма толком не вычерпана. — они тоже ищут воду. Но не для себя, а на всю армию.

— Хм…А следов повозок не видели? — Встрепенулся Ренки, вспомнив про бочки на колесах, про которые упоминал лейтенант.

— Нет. — Качнул головой Готор. — Но думаю, — коли разведка у них будет хорошей, — вполне могут появиться.

— А может того? — Предложил Гаарз. — Подстережем их когда они обратно возвращаться станут, и того… Парочку оставим в живых, допросим и все узнаем. Опять же — с этих егерей хороший хабар взять можно.

— Во-первых. — Спокойно ответил Ренки, хотя очень хотелось рявкнуть на Гаарза. — Мы сюда не за хабаром пришли. Во-вторых — был приказ двигаться так, чтобы нас не заметили. Ну а в третьих, — они вполне могут обратно и не возвращаться, а пойти на прямик к своему лагерю. Так что быстро заканчиваем здесь и бежим к лейтенанту, доложить о находке.

…Слушай Готор… — В последний момент сообразил Ренки. — А вы там вокруг не очень наследили? — По вашему следу сюда не придут?

— Ну… Наследили слегка… — Ответил тот. — Без этого тоже никак. Так что наверное ты прав — надо удирать быстрее!

— Скоро ветер поднимется… — Вставил свое слово Откар. — Довольно сильный. Так что следы заметет. Но и нам этот ветер, лучше бы в укрытии встретить.

— …Значит говоришь следы и водная яма свежевыкопанная… — Задумчиво произнес лейтенант, выслушав доклад… Но сам ты ее не видел.

— Я решил что будет лучше…

— Правильно решил. — Одобрительно кивнул лейтенант. — Полностью одобряю твои действия!…Откар, — расскажи-ка мне про яму и про следы.

— Яма хорошая… — Начал докладывать тот. — Видать внизу ключ бьет, так что воду можно черпать постоянно. — Бочонка два за сутки, думаю будет.

Следы идут с севера… Судя по тому что они почти сразу на яму вышли, — егеря уже знали где она находится. — Может раньше разведал кто, а может проводники подсказали. — Яма эта по всему видать старая, известная — уж больно место там нахоженное. Ее только постоянно присыпают, чтобы солнце воду не сушило. Вот егеря эти ее и разрыли, верблюдов напоили, и дальше вдоль русла поехали.

— Что ж… — Задумчиво пробормотал лейтенант. — Похоже кредонцы идут чуточку быстрее чем мы рассчитывали, — значит их лагерь уже должен быть где-то к западу от нас.

— Может поставить засаду у воды, и когда подъедут бочки… — Начал было предлагать Ренки.

— Нет. — Решительно прервал его лейтенант. — Ты же сам слышал, — по два бочонка в сутки. Ну может еще несколько ям найдут таких же обильных, но за всем этим максимум одну большую бочку пришлют. А по нашим сведениям их шесть. И уничтожить придется все шесть разом. Уничтожим одну, и вся кредонская кавалерия будет гоняться за нами на конях, верблюдах, овцах и тушканчиках, пока не прибьет. — И нас жалко, и задание толком не выполним.

Так что торопиться не будем. — …Сержант Фаарик. — Две группы разведчиков. Одна идет на восток к руслу, вторая на запад, — искать лагерь. Пошли самых опытных. Йовика и Доода поставь командирами.

Остальным отдыхать. Да Фаарик, — процеди и прокипяти набранную воду… Ну ты сам знаешь, — ночью, в шалаше, чтобы и искорки не выскочило. Все остальные грызут сухари и вяленое мясо, сейчас не до разносолов.

Капрал Дарээка. — Ты со своими людьми заслужили отдых…Отдохнете когда вернемся в лагерь. А пока, — на тебе караульная служба.

И снова бесконечно долго тянущееся время…

Определенно, Ренки начал понемногу разочаровываться в военной службе. — Как оказалось — это не сплошь сражении и подвиги, а бесконечные пешие марши с грузом на плечах, и мучительное периоды безделья между ними. — Только и остается придумывать для себя и подчиненных кучу забот и проблем, чтобы не сойти с ума от наполненной нервным ожиданием скуки.

— Сядь Ренки… — Негромко, так чтобы не услышал никто посторонний, произнес Готор, когда капрал в очередной раз вскочил чтобы проверить караулы.

Весь лагерь, за исключением парочки часовых спал. Но Готор нес вахту у костра, разожженного в выкопанной яме, чуть на отшибе от основного лагеря, и накрытого сверху палаткой. — Как большому специалисту, (Доод постарался), ему поручили процедить и прокипятить добытую воду. Ренки в последнее время не часто выпадала возможность пообщаться с приятелем наедине, без всяких, демонстративных соблюдений субординации, и он воспользовавшись возможностью, подсел поговорить…Однако, из капрала Дарээка придавленного возложенной на него в эту ночь обязанностью фактического начальника лагеря, собеседник сегодня оказался плохой. Вот и сейчас, он внезапно прервал разговор, чтобы в очередной раз обежав лагерь по периметру, проверить бдительность караульных и посмотреть "вообще", как он объяснил это Готору еще три пробежки назад.

— …Лейтенант приказал мне… — Начал было возражать Ренки. Но Готор снова прервал его.

— То что ты бегаешь каждые полчаса проверяя посты, не добавляет тебе авторитета в глазах солдат. — Опять, так же тихо сказал Готор. — Ты видел чтобы сержант или кто-то из капралов делал это? Три раза за ночь, при смене часовых — этого достаточно. — Единственные новобранцы тут, которые могут заснуть на посту, — это наша шестерка. Остальные — солдаты опытные на них можно положиться.

…Не суетись и не показывай что нервничаешь. Начальство всегда должно сохранять спокойный и невозмутимый вид — это вызывает у подчиненных ощущение что его командиры знают что делают.

— Если ты так много знаешь о том как должно вести себя камандиру, — почему остался простым солдатом? — Раздраженно спросил Ренки, однако подчиняясь совету друга и садясь обратно.

— Я тебе уже объяснял…

— Готор, ты много говоришь о доверии, но сам не говоришь о себе почти ничего… Послушать твои объяснения — так получается что ты родился где-то год назад, где-то на побережье Тооредаана. А до этого тебя будто бы и не существовало.

…Ты вообще очень странный. — То вдруг демонстрируешь чудеса учености, а то — не знаешь самых обыкновенных вещей. То старательно показываешь будто ничего не знаешь о военной службе, но ведешь себя как опытный воин, и даже предлагаешь вещи, которые удивляют бывалых солдат… Вот как та история с мундирами! Как ты до этого догадался?

— А чего тут догадываться? — Деланно удивился Готор. — Если хочешь пройти по пустыне не замеченным, — стань похожим на пустыню… ну хотя бы цветом своей одежды. Наши зелено-красные мундиры слишком выделялись на этой желто-коричневой равнине. — Вот я и предложил извалять их в пыли…Лейтенант согласился что это разумно.

— А лица… Помнишь — ты выкрасил нам лица, когда мы устраивали засаду на кредонских егерей?

— Тот же самый принцип… — Чтобы быть незаметным — слейся с окружающим пейзажем.

— Я прочел больше десятка наставлений по военному делу. — И нигде об этом не сказано ни слова! — Наоборот, все полководцы, хоть древности хоть последних времен, — писали что мундиры должны быть ярких цветов, чтобы лучше осуществлять управление войсками в бою! А за извалянный в пыли мундир нас бы всех выпороли… при других обстоятельствах.

…И кстати — Я заметил что ты не просто покрасил нам лица…Ты разрисовал их явно по какой-то системе… — Это узоры твоего клана? Я читал у Модоокта в "Записках о дальних землях", что у некоторых народов принято рисовать узоры на лицах когда они идут в бой!

— Что? Хм… — Готор даже будто поперхнулся коротеньким смешком. — Нет Ренки, это никакие не узоры моего клана. Просто человеческий взгляд, привык замечать знакомые образы и очертания. И если лицо просто закрасить чем-то темным, — он и будет видеть его как темное лицо. А если краску нанести участками, — очертания будто бы изменятся, и глаз, даже увидев, все равно не поймет что это такое.

— И откуда ты это знаешь? И если ты, как сам утверждаешь — никогда не был солдатом. — Зачем тебе раньше было прятать подобным образом свое лицо?

— В моих краях это знают даже маленькие девочки, совсем не интересующиеся военной службой… ну разве что — молодыми офицерами. Это… ну часть культуры… Вроде твоих книг или песен. Такой же штамп… в смысле — обязательный набор действий или слов-описаний…У вас там помнится что-то про "клубы порохового дыма растекающиеся по полю брани" и"…он возложил руку на рукоять шпаги". А у нас, — герой отправляясь на подвиги непременно наносит маскирующую краску на лицо. — Смотрится и звучит красиво и грозно.

— И где эти края? — Ядовито осведомился Ренки. — Этот твой архипелаг… Легтгский кажется? Почему он не нанесен ни на одну известную карту?

— Он дальше чем заплывали ваши картографы и даже этот твой Медоокт. — Спокойно ответил Готор, но Ренки почувствовал что его приятель как-то внутренне напрягся. — Намного дальше…

— А твои враги настолько жаждут твоей смерти, что решили преследовать тебя даже в такой дали от дома?

— Нет Ренки… — Кажется Готор наконец-то решился сказать больше обычного, и потому понизил голос почти до шепота. — Я больше опасаюсь не своих "домашних" врагов. А вопросов которые мне станет задавать ваш Тайный Надзор…Так уж получилось, что тот корабль на котором я потерпел крушение, отплыл из заморских владений Кредонской республики.

Клянусь тебе нашей дружбой, что никаких помыслов принести вред твоему королевству у меня нет и никогда не было и с Кредонской Республикой меня ничего не связывает. Но история моя достаточно туманна, и вряд ли в Тайной Службе удовлетворятся объяснениями которые я смогу им дать…Видишь — даже ты мне не веришь.

Пока я простой солдат — до меня мало кому есть дела. — Солдаты часто не любят вспоминать о своем прошлом. А вот коли полезу повыше… — могу привлечь внимание кого не надо. И мне начнут задавать вопросы… вроде тех что ты задаешь сейчас. Вот потому я и…

— …Хм… — Чуть разочарованно произнес Ренки. — А я-то думал что ты принц, чьей гибели ищут заговорщики свергнувшие законного монарха. И мы еще вернемся на твою родину, чтобы вернуть трон законному владельцу…

Следующие минут десять — Готор катался по земле, давясь приступами сдерживаемого ржания.

— Капрал Доод, а мы точно не заблудились? — Спросил Ренки на очередном привале. — И как ты тут только ориентируешься? — Тут ведь даже карта не поможет — ни одного нормального ориентира!

— Парень. — Усмехнулся Доод. — У тебя над головой солнце, — чего еще тебе надо? — Всегда следи за ним… Изучи его путь по небу лучше, чем старый пьяница путь от кабака до собственного крыльца… Чтобы даже если вдруг из под того вон камня начнет бить фонтан холодного пива, и ты ухлебаешься вусмерть, — всегда знать где находится солнце в ту или иную минуту дня. И соответственно — не потерять направление.

А еще, — хорошенько научись определять пройденное расстояние… Учитывая бодрость в начале дня и усталость в завершении. Если ты точно знаешь в какую сторону идти и сколько ты прошел, — в пустыне ты не заблудишься.

Еще совет — перед тем как выйти, мысленно нарисуй свой сегодняшний путь, подумай в каких направлениях тебе предстоит идти, и где в какое время будет солнце относительно тебя и твоего маршрута.

…Начни прямо сейчас. А завтра… (я поговорю с лейтенантом) — наш отряд поведешь ты. И не дай боги тебе опозориться сбившись с пути!

— Что ж — сам нарвался! — Подумал Ренки, уже отчасти привыкший к методам обучения капрала Доода.

Теоретических знаний он явно не признавал, а в подробные объяснения не верил. — "Хочешь чему-то научиться? — Берись за дело, и делай его" — Такова была педагогическая система, ярым сторонником которой был сержант Доод. И Ренки был вынужден признать что она работала. А еще, — что по каким-то понятным только ему и его товарищам причинам — он действительно старательно обучал новобранца, делая из него толкового солдата. Хотя методы которыми это делалось — Ренки нравились не всегда.

— Завтра же мы должны пойти на запад в сторону вражеского обоза… — Осторожно напомнил он Дооду. — Вряд ли лейтенант позволит…

— Позволит! — Отрезал Доод, с усмешкой посмотрев на Ренки. — Парень, так может случиться, что отряду придется разделиться, или убьют всех старшин кроме тебя, и именно ты будешь выводить солдат обратно… Мне бы очень не хотелось поручать это дело совсем уж бестолковому юнцу. Так что, — не облажайся!

Ренки не облажался…Кажется.

Вполне возможно что он и сдвинулся чуток к югу или северу, но тем не менее на широкую полосу вытоптанной земли, что оставила после себя прошедшая кредонская армия, они вышли.

Вышли, сделав большую петлю, пройдя за четыре с половиной дня не меньше двух сотен верст, — (небывалые, по армейским нормам, скорость и расстояние), и все-таки зайдя кредонской армии в тыл.

Потом был день отдыха, и ночь марша… И так три дня подряд. Лейтенант Бид почему-то не спешил, рассылая в разные стороны небольшие группы разведчиков из рядов старых проверенных бойцов, а потом долго и подробно выспрашивал что они видели…Затем разведчики отсыпались, а грузы за них, на место нового лагеря, тащило второе капральство. — Не так. Совсем не так раньше представлял себе войну Ренки.

И вот наконец…

— Смотрите сюда. — Сказал лейтенант Бид, чертя в пыли план местности. — Вот тут вот находятся бочки с водой, ими займется Фаарик. — Под каждую — по большой сумке пороха…Сумки подготовь заранее. Рвануть должно так, чтобы потом чинить было нечего. Порох не жалеть… если конечно не желаете тащить его обратно на собственном горбе.

Доод, — на тебе фуражный обоз. Жаль что его размесили так далеко от воды.

Возьмешь пол дюжины своих вояк и еще трех тебя Фаарик одолжит. Проверь факелы и смолу… Ты помнишь, — много смолы лить не обязательно — главное чтобы занялось. Солнце все эти дни жарило так, что сено должно вспыхнуть как порох…Но если будет возможность — лучше сожги овес. Учитывай ветер, — он твой лучший помощник.

Кредонцы охраняют обоз чисто для виду. Так что проблем с часовыми я не предвижу. Но расслабляться все равно не стоит… Да, помните этот прощелыга Готор посоветовал разведчикам выкрасить лица и торчащие из-под мундира кисти рук сажей, и даже горшочек этой дряни приготовил? — Думаю в этом есть смысл — не будут белеть в темноте.

Дальше, — самое главное — отход. Капрал Дарээка, — Четырех человек с факелами сажаешь вдоль линии отхода через каждые пол версты. — Как только первый увидит пламя пожара, — зажигает свой факел. — Группа отходит на его свет. Когда добегает до факельщика — факел гаснет и следующий факельщик видя это, — зажигает свой. И так далее.

Пятый факел, без факельщика зажгите чуть в стороне ближе к востоку. А сами, после четвертого, — резко меняете направление и двигаете на запад.

Чуть впереди четвертого ставишь засаду — всех кто у тебя остался. — Проследи чтобы фитили тлели в горшочках, и не выдали вас раньше времени.

Если кто-то будет преследовать группу Доода — ваша задача дать залп, и быстро линять оттуда. — В долгую драку не ввязываться!

Доод, — от того насколько капрал Дарээка все правильно сделает — зависит твоя жизнь… Так что твои советы и пригляд на этапе подготовки, лишними не будут.

Йоовик, — ты человек опытный, и тебя лишний раз учить не надо. Делайте примерно тоже самое, только факельщиков у тебя будет трое, и четвертый, — должен показывать круто на восток…Чтобы ребята Доода не наткнулись на твоих преследователей.

На местах пяти наших прошлых лагерей, оставлены заначки с едой и водой. — Все об этом помнят?

Но уходить будем, огибая кредонцев с запада. — Есть надежда что не разобравшись, они пойдут по протоптанному следу на восток. Особых ориентиров к сожалению тут нет, — так что места общего сбора назвать не смогу. — Если не сможем встретиться — пусть каждая команда выбирается самостоятельно. — Отставших не ждать! Кредонцы пошлют за нами кавалерию, так что каждая секунда промедления — считайте — лишний труп…Труп одного из ваших солдат! Поэтому, удираем что есть мочи.

Но! Помните — От верблюда или коня на своих ногах не убежишь. А значит, ваша главная защита это скрытность!

Вопросы есть? — Тогда разбежались — работы предстоит много.

 

Глава 8

— Прости Готор, — сказал Ренки разливая из бурдюка по кружкам последние капли вина, и делая знак Гаарзу, чтобы доставал новый. — Но вряд ли можно считать все это чем-то особо достойным. Все эти… как ты их называешь — диверсии, не могут составить чести настоящему солдату!

— Гы… Ренки… А по твоему надо встать в полный рост в линию, шагах в тридцати от линии врага, и начать палить друг в дружку залпами из мушкетов, пока у одной из сторон нервы не выдержат, или сблизившись лицом к лицу тыкать налево и направо штыком и дубасить прикладом? Это по твоему и есть истинная воинская доблесть?

— …Ну да! — Кивнул Ренки очень уверенно. — Как же еще можно доказать свою доблесть и неустрашимость, если не выстояв под вражеским залпом, дать ответный залп и сломить противника в штыковой атаке?…А все эти ползанья в ночи, поджоги и взрывы… Все это как-то… недостойно солдата! Уж больно похоже на разбойничий налет или работу грабителей… Дроут, Таагай — без обид!

— А то что четыре десятка человек, одними лишь "поджогами и взрывами" заставили почти всю вражескую кавалерию убраться восвояси с театра боевых действий. — Это по твоему разумению проходит как карманная кража или случай вопиющего мошенничества?

— Это… — Замялся Ренки… Это… Все равно — как то это недостойно. Будто выстрел в спину, или удар исподтишка! — Настоящие солдаты не должны так сражаться!

Да. — Совсем не так представлял себе войну Ренки…Да и не было это настоящей войной в его представлении.

Та ночь… Была какой-то нервной, суетливой… и глупой…И пусть потом остальные сержанты и солдаты радовались и удивлялись тому что все прошло как по маслу, — Ренки особого повода для радости и гордости тут не видел.

…Свой обоз, кредонцы вдохновленные тем что враг стремительно удирает от них, охраняли из рук вон плохо. Нет, приученные палками капралов к жестокой дисциплине, часовые, на постах отнюдь не спали. Вот только постов этих было чудовищно недостаточно для охраны такого большого обоза. Так что тооредаанские диверсанты проникли внутрь кольца часовых без особых проблем, и смогли сделать свое черное дело не встретив ни малейшего сопротивления.

И никакой погони по горячим следам, кредонцы, занятые суетой и тушением огня, организовать за ними не смогли. Так что отход был выполнен безукоризненно, и за всю операцию никто даже ранен не был. — Скука!

А потом опять долгие марши под палящим солнцем…Разве что груза на плечах теперь было значительно меньше, а вот прятаться и скрываться приходилось куда больше.

…Да они полдороги только и делали что прятались да крались… Еще бы на карачках их ползти заставили, как каких-нибудь скунсов…Они разок и ползали, прячась в какой-то канаве от мелькнувших вдали кредонских егерей. И так — почти две недели.

На взгляд Ренки, — гордиться подобными "подвигами" было нечего. Хотя Готор и утверждал обратное, весьма восторженно отзываясь и о сделанном деле, и о том как лейтенант и сержанты сумели все организовать. Остальные тоже были очень довольны — для них лучше лишние сто верст пробежать под грузом, чем один раз обменяться залпами с врагом… Ну да ведь на то они и простолюдины. А вот чем так восхищался Готор, — Ренки понять не мог.

…А напоследок, им опять улыбнулась удача. — Почти возле самого лагеря своих войск — наткнулись на очередной разъезд егерей, большую часть перестреляли, (не мудрено — в сорок-то мушкетов), а оставшихся трех взяли в плен.

От пленных и узнали, что лишившись возможности снабжать лошадей и верблюдов водой и кормом — кредонское командование было вынужденно отправить их обратно.

Что так же соответствовало и армейским данным. — Сильно надоедавшие раньше своей охотой на водоносов, фуражиров, или отставших солдат всадники, однажды даже устроившие большой налет на обоз, — пару недель назад ослабили свой напор и куда-то исчезли. — Тоореданская армия вздохнула с облегчением.

Полковник сообщил лейтенанту, а тот солдатам — что в Штабе ими очень довольны, и по такому случаю даже разрешают устроить небольшую пьянку, что обычно строго каралось начальством.

…Вообще-то, — ежедневная порция вина, входила в обязательный ежедневный солдатский паек. Конечно не так чтобы напиться, но слегка захмелеть хватало…И кстати, для многих солдат — винная пайка была чуть ли не единственной привлекательной стороной службы, и они весь день жили только для того чтобы дождаться очередной кружки и забыть на несколько мгновений о тяготах службы и постоянной опасности, сопровождающей солдата даже в мирной жизни.

Но как то обычно и бывает, и особенно в пустыне — в поход интенданты закупили какую-то смесь уксуса с гнилой водой, которою и пытались выдавать солдатам под видом вина. Так что даже самые горькие пьяницы теперь предпочитали пить воду, а не мучиться дикими боями в желудках.

Но для "особой команды" на этот раз хорошее вино нашлось. — Уж неизвестно из запасов ли маркитантов, офицеров или самих интендантов. А также и свежая мука для лепешек, немного не подгнившего и не провяленного до каменной крепости мяса, крупа, кувшинчики масла… — Что еще надо солдату для счастья, особенно после долгого и тяжелого похода, окончившегося для всех столь благополучно?

Довольны были все. — Даже Ренки, хотя его счастье подгладывали сомнения что и впредь занимаясь подобной "войной", он не сумеет продвинуться хотя бы до сержанты. — Уж очень сомнительны были эти, так называемые "подвиги". О чем он, когда их компания опустошила первый бурдюк с вином, и сообщил своим товарищам, после чего у него и завязался спор с Готором.

— Дурень ты Ренки… — Вдруг вклинился в разговор, не понято откуда появившийся Доод. — Совсем сопляк еще!…Не стоял ты толком в строю, да не палил из мушкета… Смерть там… будто кости кидаешь…Храбрый ты или трус…, благородный или простолюдин, умный или дурак… — Всех под одну гребенку. Не разбирая. Сегодня тебе. Завтра мне… А послезавтра — нас обоих…

— Я не боюсь смерти! — Высокопарно заявил изрядно принявший на грудь мальчишка. — Это долг солдата — умереть за своего короля!

— Своей не боишься! — Рявкнул Доод. — Своей-то… чего ее бояться? — Не такая сладкая солдатская доля, чтобы ради нее ногтями-зубами за жизнь цепляться. А ты вот о них подумал? — Обвел Доод зажатой в ладони лепешкой всю компанию. — О товарищах своих? Знаешь каково это — утром все вместе у одного костра сидели, а вечером ты там один одинешенек, а всех друзей и знакомцев твоих кого убило кого искалечило?…Вот то-то и оно… — Добавил он, увидев как мгновенно изменилось лицо молодого капрала, на миг представившего что он остался совсем один одинешенек. — Разок-другой так попробуешь… коли сам жив останешься. И поймешь, — почему нам начальство такие пирушки устраивает, да на иные шалости наши глаза прикрывает!

Эх… Ренки-Ренки… Учить тебя еще и учить!

* * *

Собственно со следующего дня наука и началась. — Долго отдыхать воякам Бида не дали. — Не для того солдат создан — чтобы отдыхать. — Денек попили-поели-попраздновали, и будет.

Так что уже на следующее утро, капрал Ренки Дарээка со своим капральством, в составе роты первого лейтенанта Бида, отправился охранять водоносов… из каторжной команды, которой предстояло пройти до ближайшего колодца-ключа двенадцать верст, и обеспечить армию запасом воды.

Хотя кредонская кавалерия по большей части и убралась восвояси, однако егеря еще пошаливали, да и случаи появления небольших пеших отрядов противника, пытающихся заменить кавалерию, случались все чаще. Так что даже такое дело как доставка воды, приходилось планировать как военную операцию.

Два десятка кавалеристов создали кольцо дальней охраны. Особая рота лейтенанта Бида, — шла в ближнем кольце. И еще два капральства — топали вместе с каторжниками-водоносами и десятком телег везущих тару для воды…

Вышли рано утром. К обеду уже были на месте. И пока каторжники очищали колодец и наполняли тару водой, — Доод натаскивал своего "младшего коллегу", обучая его правильно организовывать охрану, показывал места откуда можно ждать нападения, и объяснял как действовать в том или ином случае.

— Слушай капрал Доод. — Спросил его Ренки, выбрав подходящий момент. — А зачем ты все это делаешь? — Ну, в смысле обучаешь меня так тщательно… Ведь то что сейчас в одном капральстве два капрала — это не нормально. И когда ты меня выучишь — одному из нас придется уйти…???

— И ты думаешь пацан, что уйти обязательно придется мне? — Широко улыбнулся Доод. — Может оно и так. Хотя… Короче, — на тебя у кой-каких людей есть определенные планы. Какие? — Я и сам не знаю. Но мне велели тебя хорошенько обучить, — вот я и стараюсь.

— Но… Какие еще планы? — Искренне возмутился Ренки, которому не понравилось что кто-то играет его жизнью и судьбой, словно фигурой в шахматах.

— Этого я парень не знаю. — Честно ответил капрал. — Но подозреваю что тебя хотят двинуть дальше… Может даже и в офицеры! Потому как Нам, нужны Там свои люди.

— Что значить двинуть? Кому это "Нам"? — Продолжал негодовать Ренки. — Я не желаю чтобы меня куда-то двигали, и не желаю быть еще "чьим-то" офицером, кроме Короля!

— Дурак ты Ренки… — Сказал капрал таким тоном, что Ренки и правда почувствовал себя дураком. — Вроде бы уж достаточно времени в армии мыкаешься, а все еще ведешь себя иной раз будто барчук ничего кроме отцовского дома не видевший.

… Пора с тобой уже как со взрослым поговорить. — Ты вот выбери как-нибудь момент. — Да посмотри чего в котлах у других полков варится, и в какие мундиры они одеты… И сравни с тем что у тебя на каждый день есть. Иные полки могли бы позавидовать и тем харчам, что ты лопал когда каторжником был. Сгнившее зерно пополам с трухой, и мышиным дерьмом вместо мяса… — вот и весь их рацион. В лепешки сена добавляют, чтобы хоть чем-то брюхо набить. И ходят в обносках… Вон, посмотри на 15-гренадерский — там половина солдат к обмоткам деревянные дощечки привязывает, а у кого сапоги еще сохранились — так тряпками да веревками перемотаны, чтобы на ходу не разваливались.

…В кампании, что в позапрошлом году была — в армии небось две трети потерь с голодухи да от поноса случились, а не в бою убитыми. Да и сейчас вон погляди, и без всяких сражений, чуть ли не ежедневно по десятку покойников за ограду лагеря выносят. Вот так-то вот!

А ты думаешь почему у нас по другому? — Да потому что правильные люди друг за дружку держатся и помогают чем могут. Тут только так и можно выжить, на то она и Армия!

Ты Ренки из благородных "оу" будешь. Это у тебя на роже написано. — А значит тебя можно куда дальше двинуть, чем даже нашего Бида, которому выше лейтенантского погона ничего не светит. Зато у него влияния, тебя подальше продвинуть, вполне хватит, потому как люди Бида уважают.

Тут главное — это чтобы и на тебя положиться можно было. Чтобы ты вверх пробившись, не забывал о тех кто тебе туда дорогу проложил.

— Если в том что ты предлагаешь нет ничего постыдного и идущего во вред Королю. — То можешь не бояться неблагодарности или предательства с моей стороны. — Высокопарно ответил на это Ренки. — Это ведь элементарный долг благородного человека, — оплатить втрое, за оказанное ему добро!

— …Вот это в тебе больше всего и пугает. — Честно признался Доод. — То ты вроде нормальный человек и делаешь все правильно. А то вдруг рот откроешь, и оттуда такая чушь польется… что впору за голову хвататься…Будто ты в высокой башне сидел, и жизнь только по книжкам да балладам знаешь. А ведь вроде уже и на каторге побывал, и пороха понюхал…

Лейтенант говорит что ты за свою благородную дурь держишься, потому как это единственное что у тебя от прежней жизни осталось. И со временем дурь у тебя пройдет, а правильные мысли в голове останутся.

…А я вот иной раз тебе и дело нормальное поручить боюсь — а вдруг у тебя дурь в башке взыграет, и ты либо дров наломаешь, либо людей понапрасну погубишь…

— Не думаю что благородное поведение может хоть в какой-то мере причинить ущерб окружающим… — Высокомерно объявил Ренки. — Думаю ты просто не понимаешь что двигает такими людьми.

— Ренки — я "благородных" поболее тебя видел. — Усмехнулся Доод, вновь посмотрев на Ренки так, что ему почему-то стало стыдно и досадно. — Есть конечно и среди "благородных" нормальные люди. Вон, тот же наш полковник Дезгоот. — За него любой гренадер 6-го, кому угодно глотку порвет!

А в том же 15-ом, где офицеры деньги из солдатского содержания себе в карман кладут… — а ведь тоже все сплошь благородные.

…Но я собственно не про то. — Вот ты вчера за столом разную чушь нес… — А вот коли сейчас из-за горизонта выскочат кредонские егеря? — Ты как поступишь? — капральство в линию выстроишь и по всем правилам начнешь в них из мушкетов палить, а потом в штыки? Либо солдат в укрытие спрячешь, и оттель будешь аккуратненько постреливать, предварительно за помощью послав?…Вот то-то и оно… Как тебе людей доверить можно, коли ты не их, не свою жизнь ценить не умеешь?

Да и по другим делам… Как харчи съедобные у кладовщиков получить, или трофеи сбыть… А вдруг и тут из тебя благородная дурь полезет?

— Не вижу ничего недостойного в том, чтобы обеспечивать солдат нормальной пищей. — Искренне удивился Ренки. — Как раз наоборот, ведь сытый и здоровый солдат — это только на благо Королю и королевству.

— А то что за нормальное зерно или муку которые ты лопаешь, другим приходится интендантам на лапу давать… А чтобы было чего давать — вражьи трупы обшаривать, да добычу тайными путями сбывать… Это как? — Оборвал его разглагольствования Доод.

— Но с какой стати? — Возмутился Ренки. — Ведь интенданты обязаны обеспечить…

— Ох Ренки… Тяжко вздохнул Доод. — Вот потому и страшно с тобой солдат оставлять. — Не знаешь ты жизни. Не понимаешь как оно все работает… Кто кому чем обязан. и из какой миски ест.

А коли начнешь "обязанности" от других требовать. — И себя под топор подведешь, и солдат загубишь безвинно…Да и старшим мороки добавишь — ошибки твои исправлять. — Тебе бы еще годков пять в солдатах походить… а пока — одна беда с тобой!

Ренки был искренне удивлен такой постановкой вопроса. — Нет, он конечно понимал что в жизни отнюдь не все делается по правилам. И даже, как многие сопливые юнцы, отчасти считал себя циником, способным видеть то, что более взрослые и старые люди кажется не замечают, разглагольствуя о принципах, Долге, и Служении.

Ему как-то и в голову не приходило, что старшие все прекрасно видят и знают, но просто научились жить в этом мире, одновременно раздавая и беря взятки, и рассуждая о честности и неподкупности.

Да и так получилось, что даже на каторге — самой грязной частью "выживания", занимались другие. — Подмазать охранника, украсть, содрать обувь с трупа… — В их компании с этим прекрасно справлялись Готор или те же приятели-грабители Дроут и Таагай. — Так что Ренки можно было продолжать жить, продолжая считать себя безупречным в плане морали.

А тут вот — когда Доод поставил вопрос ребром — Ренки пришлось задуматься о всех тех вещах, которые он раньше старательно не замечал. И в голове поневоле появилась мысль — что просто пользоваться плодами чужой грязной работы, делая вид что ее не существует, — наверное еще менее достойно, чем самому в этой грязи ковыряться.

Но ведь с другой стороны — на то, с древних времен и существует разделение на людей благородных и низких, чтобы каждый делал свою работу!…Вот только кто он теперь нынче сам-то?

— Ты того Ренки. — Заметив его задумчивую физиономию, заметил Доод. — Подумай хорошенько. С Готором своим поговори — он человек правильный, и пустого не посоветует. Потому как капрал Дарээка — пора тебе уже дитячью дурь свою перерастать!

Часа через четыре работы, — все возможные емкости были заполнены и караван двинулся в обратную сторону.

Кавалеристы потом утверждали, что якобы видели вдали мелькнувших кредонских егерей, — но в остальном, на этот раз обошлось без происшествий…Если конечно не считать таковым легкий сдвиг в сознании у капрала оу Ренки Дарээка.

 

Глава 9

Следующие две недели произошли без особых происшествий. — Армия Тооредана неторопливо пятилась на юг, а кредонцы, так же, по десять-двенадцать верст в день, ее "догоняли".

Рота лейтенант Бида по прежнему чуть ли не ежедневно выходила сопровождать отряды водоносов или фуражиров. А солдаты первого капральства пару раз уходили на разведку "щупать" (по выражению Доода), противника.

Но у Ренки в башке царили разор и сумятица. — С Готором он поговорил, и поговорил не один раз.

…Втайне Ренки надеялся что товарищ, явно не менее благородного происхождения чем он, сможет как-то помочь, и показать путь, двигаясь по которому с одной стороны можно оставаться верным своим принципам, а с другой, — не быть нахлебником у собственных сослуживцев. Но Готор полностью встал на сторону Доода.

— Это жизнь Ренки. — Сказал он тогда. — А не книжки и не байки про Героев.

…Уверен, в твоих книжках, твои любимые герои ни разу не отлучались нужду справить… Представь что с тобой будет если ты попробуешь и в этом следовать их примеру!…Во-во… — Самому смешно!

А единственный смысл в "благородстве", я так считаю, — чтобы быть первым во всем. Вести за собой остальных, и нести ответственность за тех кто слабее, или не столь обучен и развит как ты.

Так ведь "благородные" и появились — Из среды вождей и первых воинов. — Тех кто заслужил право повелевать другими не длинным списком своих предков, а доказав что может позаботится не только о себе но и об окружающих. — Вот тебе и предлагают стать таким вождем. Но для этого друг Ренки — придется научиться думать в первую очередь не только о себе, но и о своих товарищах, чтобы их жизнь и проблемы, для тебя стали не менее важными чем своя собственные.

Вот у тебя есть целое капральство — девятнадцать человек. И как их капрал, ты должен не только орать на них и заставлять исполнять свои приказы. Но и заботиться о том чтобы каждый из твоих подчиненных был сыт, здоров, обут и одет. Чтобы не вляпался в какие-нибудь неприятности, не совершал глупостей от безделья или дури в голове. И уж тем более, — не был бы убит из-за твоего неразумного командования…А я не уверен, что ты всех девятнадцать по имени знаешь, не говоря уж о том у кого как они до армии жили…

Вот и думай, что для тебя важнее — оставаться "благородным" на словах. Или стать для них настоящим Вождем?

Ренки попробовал… Он теперь неотступно ходил за Доодом, знакомясь с "полезными людьми" и стараясь понять как двигаются колесики сложного механизма под названием "Армия".

Очень скоро он осознал как сложен этот механизм, и какие подводные течения, рифы и водовороты скрываются под кажущейся такой спокойной и размеренной гладью армейского быта.

Даже в 6-ом гренадерском полку, существовало как минимум три "общества" — то конкурирующих, то взаимодействующих между собой. Одно из них организовалось на почве землячества — из рекрутов Даангского герцогства. А остальные два — скорее на почве стремления выжить.

Вероятно даже офицеры и сам полковник, сильно бы удивились, узнав какие интриги подчас проворачивают простые солдаты, чтобы продвинуть на хлебное место каптенармуса, штабного писаря, или даже офицерского денщика, — "своего" кандидата. Или какие непростые пути проходит иной мешок с зерном, чтобы попасть в распоряжение "своего" отряда, а в обратную сторону, такими же непростыми дорогами отправляется военная добыча, или иные ценности.

И тут, как правило главную роль играли именно капралы. — Вообще, в тооредаанской армии, каждое отдельное капральство вело собственное хозяйство. Когда армия стояла в казармах или на зимних квартирах — то как правило капралы просто получали деньги от офицеров, (традиция сохранившаяся еще с тех времен, когда каждый благородный оу приходил служить королю с собственным отрядом), и сами занимались закупками продуктов, обмундирования, хозяйственной утвари и даже боеприпасов. Но в диких землях Зарданских пустошей, — денежное довольствие заменялось продуктовым пайком, который каждый полк "выбивал" с армейских складов, а каждое капральство получало из полкового обоза. — Так что места где разгуляться интендантам и каптенармусом всех мастей и уровней, — хватало с избытком. И если капралу не хватало изворотливости или связей, чтобы наладить нормальные поставки своему капральству — его подчиненные имели все шансы сдохнуть от голода, или болезней, вызванных дурной пищей.

Увы… — Но быть "таким" капралом у Ренки получалось не очень хорошо.

Нет, он старался, тщательно скрывая свою брезгливость при общении с вымогателями-интендантами, и старательно выполнял все указания Доода по части снабжения своего отряда продовольствием.

Но вся эта "подпольная" жизнь, в основном строилась на принципах доверия. А Ренки, с его происхождением и взглядами на жизнь, все равно оставался белой вороной, среди остальных солдат.

Нет, в принципе к нему относились с симпатией, подчас уважением, и иногда, с этаким снисходительным добродушием. — однополчане видели его старания и уважали за честность. А во время полевых выходов — солдаты подчинялись ему как настоящему капралу, ибо по словам Доода "он все делал правильно". — Но вот стать для них своим, добившись полного доверия, Ренки так и не смог.

* * *

— Капрал Дарээка явился по вашему приказанию! — Лихо отрапортовал Ренки, ударив себя рукой в грудь и щелкнув каблуками.

— Проходи, садись. — Указал ему лейтенант Бид на место у входа в свою палатку. — …Ну, как у тебя дела? Доод говорит, что ты стараешься?

— Стараюсь. — Подтвердил Ренки.

— Ну старайся… — Рассеяно кивнул лейтенант, думая явно о чем-то другом. — Значит так, — для тебя будет новое задание. — Пойдешь в разведку с командой Йоовика…Понятное дело — он главный…Честно говоря — там даже простые солдаты будут главнее тебя, потому что знают что делать, а ты нет. — Хватит мозгов это понять?…Вот и отлично.

Доод мне сказал что ты стрелять мастак и со шпагой ловок? — Вообще-то, разведка не стреляет и не дерется. — Ее главное оружие глаза да уши. Но на этот раз эти твои умения понадобятся.

…Доод сказал тебе можно верить, и ты все правильно понимать начал? — Так вот. — На сей раз мы будем стараться не столько для армии, сколько для себя — нужна добыча…Это я тебе на тот случай говорю, чтобы ты знал, что Йоовик действует с моего разрешения и полного одобрения. Все понял? — Тогда иди вооружайся… И кстати — можешь своего приятеля Готора прихватить, Доод говорит он стреляет получше тебя.

Ренки уже был опытным солдатом, (ну или считал себя таковым), поэтому почти не удивился, что долгожданная схватка с врагом, началась с длительного перехода.

…Хотя армия Кредона и гналась за тооредаанцами "по пятам", — однако обе стороны предпочитали сохранять дистанцию в один хороший конный дневной переход. — Так можно было быть уверенным, что если одна из армий вдруг решится дать другой сражение, и предпримет внезапный марш-бросок, — атакуемая сторона не будет застигнута врасплох. И успеет не только вовремя обнаружить врага, но и подготовиться к бою.

И конечно, — это пространство между армиями отнюдь не пустовало. — Тут шныряли десятки кавалерийских разъездов выглядывающих врага. Ходили патрули — ловя дезертиров, отставших, мародеров или потенциальных перебежчиков. На возвышенностях сидели дозорные от обоих армий, пялясь день-деньской в горизонт, в ожидании появления вражеских колон. Сновали интендантские команды, собирая забытые вещи, ремонтируя сломавшиеся по дороге телеги, или воюя друг с дружкой за пучки травы, которые в этих засушливых местах ценились весьма высоко как корм для тягловых животных. А иной раз мелькал маркитанский караван, решивший подзаработать на Той стороне…На что соответствующие Службы обеих армий старательно закрывали глаза, будучи уверенны что контролируют процесс, и данный торгаш шпионит исключительно на их стороне.

В общем — не слишком-то заметно, но жизнь кипела. И отряду Йоовика предстояло переплыть этот "кипяток", по возможности не попавшись на глаза ни чужакам, ни своим. (Береженого и боги берегут).

…А то расстояние что лошадь может проскакать за день. — Пехотинцу приходится идти за два. А если еще и заложить приличную дугу, и выбирать дорогу так чтобы твое передвижение было по возможности наиболее скрытным, — то за все четыре. И все четыре дня туда, четыре обратно и дня три-четыре там, — надо что-то есть и что-то пить, и весь этот груз приходится тащить на своих плечах.

Пару раз вдали мелькали разъезды кредонских егерей. Но Йоовик каждый раз, избегал боя, предпочитая прятаться в пыли и камнях.

— Что толку-то… — Ответил он на вопрос Ренки, после первой встречи с неприятелем. — На вон — сам глянь. — Сунул он ему в руки плохенькую медную подзорную трубу. — Простая солдатня. Всех ценностей что верблюды да мушкеты с пистолетами. Но верблюдов в наш лагерь не приведешь — слишком много вопросов может возникнуть. А мушкеты и пистолеты… Сбыть их конечно можно, но не такая эта большая ценность чтобы ради них мараться… Идем дальше.

…Угу. — Согласился он с Ренки во второй раз. — Три офицера, это неплохо. В отличии от обычной солдатни, у них в сумках наверняка и золотишко может позвякивать и украшения всякие есть с камешками драгоценными. Да и снаряжение побогаче солдатского будет… Но ведь их на четыре человека больше чем нас. К тому же они пошустрее будут, благодаря своим верблюдам, а на каждый наш выстрел, у них три-четыре ответных. Сам давай подумай. — Коли мы по ним с дальний дистанции пальнем. — Всем залпом, дай боги одного-двух зацепим. — Они на своих верблюдах деру дадут… да недалеко, только чтобы мы их не достали.

А потом начнут они гнать нас как волчью стаю, заезжая то с одного, то с другого боку, и из длинноствольных своих мушкетов издали постреливая… — Долго нам такого не выдержать, это я тебе точно сказать могу!

…А коли и найдем возможность их на близкое расстояние подманить, да в упор залп дадим… свалим человек пять-шесть. А оставшиеся — в нас сначала по паре пистолетов разрядят. А дальше либо в пики, либо опять же, — издалека перещелкают.

— Но какой тогда смысл вообще в нашем походе? — Возмутился было Ренки. — Если мы только и делаем что прячемся?!

— В поиске хорошей добычи. — Йоовик ощерился глумливой улыбочкой, глядя на недовольную рожу молодого капрала. — А она, парень, сама редко в руки дается. — За ней побегать надо…Но ты не боись. — Подберемся поближе к вражескому лагерю, там и выбор будет побогаче и кредонец пожирнее.

* * *

Как Ренки не старался, но песок под его ногами хрустел просто оглушительно. Почему этот хруст до сих пор не всполошил весь вражеский бивуак — лично для него было загадкой. Однако — факт на лицо. Противник спал, даже не подозревая что к нему подбирается смерть в лице лично него — капрала оу Ренки Дарээка, и сопровождающего его капральства Йовика.

Увы — ночь только начиналась, а капралу Дарээка уже опять дали понять как многому ему еще предстоит научиться, чтобы сравняться в мастерстве с остальными солдатами роты Бида…Вот только он сам не был уверен что хочет этому учиться.

Определенно — тот вид боевых действий которому отдавал предпочтение этот офицер из простолюдинов, — был лишен каких-либо признаков благородства… чтобы не твердил там Готор, которого почему-то не коробила необходимость подкрадываться в ночи к спящему врагу, чтобы напасть на него полусонного, безоружного, и растерянного.

…Он даже говорил, что в его краях это почитается за особую доблесть, ибо для того чтобы все это сделать, требуются умения которых у простого солдата обычно нет.

…Зато, (Ренки в этом уверен), у любого разбойника, этой "доблести" с избытком…Да и что в сущности отличает их рейд, от обычного бандитского нападения с целью захвата добычи? — Лишь то что на них мундиры, а свое оружие они получили от Короля?

Только вот мундиры, по большей части так измазаны в пыли и грязи, что форменную одежду солдата узнать в них весьма непросто. Да и оружие — половина трофейное, и у почти у каждого свое особенное… Вроде шпаги Ренки, которую он обычно хранит в обозе, вешая на пояс стандартный пехотный тесак. Но которую ему позволили взять с собой в рейд, вместе с егерским длинноствольным мушкетом и кинжалом неизвестного происхождения, вместо штыка.

Почему Ренки вообще участвует в этой бандитской авантюре? — Потому что Доод очень ловко намекнул ему, что благородный оу Дарээка, сейчас ходит в нахлебниках у собственных друзей и подчиненных. Мол — они делают всю грязную работу, а Ренки, чистюля этакий, только пенки снимает, делая вид что все остальное его не касается. — Что бы там не говорили, а слышать такое неприятно…Особенно когда и сам осознаешь что все сказанное правда.

Задумавшись, Ренки вдруг понял, что по сути-то, даже в их банде от него не было никакой особой пользы. Раньше ему казалось, что он в банде чуть ли не второй человек, ибо кому еще командовать простолюдинами, которые только счастливы подчиняться людям изначально рожденным для властвования, как не двум благородным оу?

Но после того как Готор поведал ему о своем видении обязанностей Вожака. — Ренки пришлось мысленно признать, что пока, это банда заботилась о нем, а не он о банде.

Ну да — боец Ренки может быть и неплохой и в критической ситуации, особенно с клинком в руке может внести весомый вклад в общую победу… Но только, — "с клинком в руке", пока привелось драться всего один раз. И то — это Ренки тогда втравил всю банду в драку с целой кредонской армией, и если бы не вмешательство Готора — банда бы просто исчезла.

А вот есть хотелось каждый день. И одеваться. И греться у костра… — А едой, дровами, и одеждой, его обеспечивали остальные, (кстати — тоже неплохие бойцы).

Так что надо признать, с этой точки зрения, — пока Ренки был всего лишь балластом для своих товарищей. А следовательно Готор взял его в свою команду исключительно из жалости. — Один благородный, пожалел другого. (Пусть у Готора и весьма странные представления о благородстве, но даже познакомившись с некоторыми из них, Ренки и не подумал усомниться в благородстве своего товарища… Как впрочем и остальные — тот же Доод. Благородство Готора и его право повелевать — сразу бросалось в глаза.).

Сознавать собственное ничтожество и жалость окружающих, было просто омерзительно! И это даже в некоторой степени ожесточило сердце юноши. И если раньше он избегал "грязи", то осознав свою бесполезность и беспомощность, решил что должен погрузиться в эту грязь чуть ли не по шею…Назло себе и всему остальному миру.

Вот потому-то, когда они увидели эту группу охотников и Йоовик рассказал всем свой план нападения, — Ренки не сказал ни слова против…Как бы противен ему этот план не был.

Да в сущности и не было тут ничего такого особенного. — Если постараться — можно было припомнить схожие поступки и у весьма уважаемых героев древности…Просто в книгах это все было как-то… более красиво что-ли. А в изложении Йоовика план смотрелся мерзко и весьма жестоко.

…Собственно, когда приблизившись к вражескому лагерю они заметили эту группу охотников, — именно Ренки первым предложил на них напасть.

— Только очень богатые люди, могут позволить себе содержать тут коней и верблюдов для охоты, или носиться по степи гоняя сурков и пустынных лис, пока вся остальная армия воюет. — Убеждал он своего командира. — И пусть их больше… Но ведь непосредственно в охоте участвуют только богачи, а слуги едут сзади.

Нам надо только дождаться когда они поднимут лису, и начнут ее гнать…Я читал в "Трактате об искусстве охоты" написанном оу Ровом Боонееко, что песчаные лисы имеют привычку убегать по большому кругу… Мы засечем место с которого начнется охота, а потом…

— Гм… — Вдруг вклинился в разговор один из простых солдат. Судя по смугловатой коже и характерной форме лица, — пустынный житель. — Тока чушь все это… Песчаная лиса может и кругами бегать, а может и… как угодно…по всякому убегать…Уж я-то точно знаю!

— …А и не важно! — Внезапно встал на сторону Ренки капрал Йоовик. — В одном парень прав, — добыча это богатая. Так что дождемся-ка мы ночи, подкрадемся, охрану да слуг в ножи, и… Гы-гы… сами знаете.

Фадиг, — обратился он к пустыннику. — Помнишь, тут кажется где-то колодец был? — (Тот кивнул подтверждая). — Думаю остановятся они рядом с ним, а значит и нам туда. Только смотрите куда ноги ставите, — чтобы следов четких не было. Коли наступите на песок, — лучше сотрите.

…Да, — еще один пункт в длинном списке того что не умел Ренки. — Ходить не оставляя следов! Тот же Йоовик, всегда умудрялся помнить об этом, и будто бы даже не думая выбирал для своего пути каменистую почву, старательно избегая песчаных линз, на которых бы его сапоги оставили четкие отпечатки.

Ренки в принципе тоже так мог. Но при этом забывал следить за окружающей обстановкой, солнцем и ориентирами.

А ближе к вечеру, он преизрядно насмешил народ, вызвавшись поучаствовать в снятии часовых.

— Хе-хе… — Без обид капрал… — Ухмыльнулся ему в ответ один из матерых вояк, — но ходишь ты…, будто при каждом шаге колокольня обрушивается! Тебя за два десятка сажень слышно. Так что извини…

Очень хотелось рявкнуть осадить развеселившихся негодяев. Но Ренки пришлось опять сдерживать себя, понимая что в чем-то они правы.

Так что в предстоящем плане, — его роль была третьестепенная. — Когда снимут часовых, когда основные силы нападут на лагерь… вот только тогда ему и Готору можно будет зажечь фитили, и отстреливать тех, кто вырвется за пределы лагеря. — Роль конечно важная, (Ренки это понимал), но не слишком достойная. — Ни в одной известной ему книге или балладе — герой не прятался в темноте, стреляя в спины растерявшихся врагов… Но выбирать, увы, не приходилось.

За всеми этими размышлениями Ренки даже пропустил момент когда сняли часового…Вот казалось бы — лунный свет еще отражается от начищенного ствола его мушкета, а длинная тень пересекает лунную дорожку…А вот уже и нет никого, будто и не было никогда на этих тусклых бесконечных равнинах ничего теплого, живого, имеющего мысли и устремления… Йоовик еще раньше продемонстрировал своему подчиненному, "как взрослые люди обращаются с ножом". Так что в печальной участи постигшей часового, можно было даже не сомневаться.

Но вот в ночи раздался протяжный свист, и внутрь бивуака со всех сторон ворвались темные фигуры, быстро и безжалостно втыкая штыки, шпаги, тесаки, и лупя прикладами все еще лежащих на земле людей. Причем тех кто располагался по краям, убили еще спящими…Это было столь хладнокровно и жестоко, что Ренки поневоле поймал себя на сочувствии к кредонцам.

…Так что чуть было не забыл запалить фитиль. Исправил эту ошибку, нервно лупя кремнем по огниву. Вставил засиявший тусклым угольком фитиль в щечки курка, подвернул винт… Проверил как фитиль подходит к полке… Открыл полу и подсыпал свежего пороха… Закрыл полку… Взглянул на лагерь. — Кто-то успел подбросить хвороста в костер и света было вполне достаточно, чтобы увидеть как успевшие очухаться кредонцы, готовятся оказать достойное сопротивление, дорого продавая свои жизни.

Вдруг с противоположной стороны, — там где засел Готор раздался выстрел и один из наиболее усердно сражающихся кредонцев рухнул на землю.

Ренки счел что подобное, пусть на расстоянии, но все же участие в схватке, куда более достойно, чем просто сидение в темноте с изготовленным мушкетом, и начал выбирать цель.

Вот кто-то размахивая шпагой начал подзывать к себе разрозненные силы… С какой-то злобной ненавистью к себе и ощущением холода в голове и груди, Ренки прицелился и спустил курок. Вспышка, выстрел, и вожак падает схватившись за живот.

Содержимое берендейки в ствол. Туда же пулю, поверх нее пыж. Хорошенько притоптать шомполом. Не забыть вынуть шомпол и поставить его на место. Фитиль подальше от полки. Полку открыть. Подсыпать пороху, постучать чтобы просыпался в отверстие в стволе. Полку закрыть.

Глаза спешно выискивают новую цель… Вот кто-то в яркой одежде, сбил серенькую фигурку наземь и занес тяжелый кавалерийский палаш над его грудью.

Прицел, вспышка, выстрел… Опять целился в живот, но видать рука дрогнула, и крупная пуля, почти в пол вершка диаметром, попала куда-то в бедро, вырвав здоровенный кусок мяса.

Быстро, но аккуратно зарядить мушкет. Кажется впереди больше нет ни одной цели. — Застигнутые врасплох охотники, вооруженные как попало и сильно утомленные предыдущей охотой и последовавшей за ней пирушкой, были уничтожены — безжалостно и жестоко… Можно гасить фитиль.

…Но что-то продолжало держать Ренки на месте… Наверное осознание того что покинув эту позицию, ему придется идти туда, — к искромсанным телам. Обшаривать трупы и палатки мертвецов в поисках добычи…А может и отрубать пальцы, чтобы добраться до перстней.

В кои-то веки, эта брезгливость сослужила ему и капральству Йоовика хорошую службу. — Он успел заметить как некая тень вскочила, и ринулась в темноту. — Ренки навел мушкет скорее по наитию, на то место где по его предположению окажется беглец через несколько секунд. Спустил курок… Вслед за выстрелом раздался жуткий вопль. — Он попал.

— Ну парни, а вы и впрямь…! — Радостно щерил гнилые зубы Йоовик, слегка приобнимая своих подчиненных за плечи. — Когда вы палить-то начали. Ну думаю — хана. Обделались салаги по полной, и сейчас тут всех без разбора положат. — Пуля-то она не больно разбирает кто свой кто чужой… Но вы по всему видать ложкой мимо котелка не промахиваетесь! Это ж надо, с такой-то точностью вражин выцеливать… Да еще и в темноте, да посередь драки! Кто б мне еще вчера сказал, — сам бы у вас мушкеты отобрал, от греха подальше. А вы вона как!!!

А тебе Ренки, от меня особое спасибо. — Кабы не ты, оттащили бы сегодня утречком старину Йоовика в сторонку — ворон да червей кормить. А как ты того, который в темноту прыснул… да про такой выстрел только сказки рассказывать.

В общем вы ребята молодца… По три трупака за вами числится, — достойный результат. Тока вот что, — осталась у вас пара дел незаконченных… Пойдем, доделаем.

С этими словами Йоовик слегка развернул приятелей, и указал Ренки на лежащее на земле тело… Тело, из бедра которого был вырван здоровый кусок мяса…

— Добей! — Коротко приказал Йоовик, ставшим внезапно ледяным голосом.

— Но, я, не, — Замотал головой Ренки. — Это ведь не… — Продолжал растерянно лепетать он, с ужасом глядя как поднимается и опускается грудная клетка у лежащего без сознания человека. — Можно же взять в плен… Выкуп… Деньги… Тебе ведь нужны деньги?!

— Если бы и можно было его до нас живьем довезти. — Так же угрюмо и жестоко ответил Йоовик. — То выкуп все равно бы не получили… Не той мы масти, чтобы за благородных выкуп получать…Да и не в этом суть… — Добей! На вот тебе мой мушкет, коли шпагу марать не хочешь. Посмотри ему в лицо чтобы запомнить, и вот сюда вот… Под третью пуговицу… Особо-то и давить не придется — мушкет тяжелый а штык острый. Только бочком-то его разверни, чтобы промеж ребер скользнул…

…Ну Ренки, давай. — Сам подумай — ему ведь только и остается что сплошные муки. Коли мы уйдем его живым оставив, через час лисы на вороны им займутся… Еще теплого, живого обгладывать начнут…Ты бы хотел, чтобы тебя живьем жрали? — Вот и его от этого избавь. И в лицо, в лицо смотри, глаз-то не закрывай… Ну давай…

Завороженный странным тоном, которым говорил Йоовик, Ренки нажал на приклад мушкета, что держал в руках, и штык с легкостью вошел в грудь раненного, кажется даже будто слегка повизгивая от радости и нетерпения, при трении о ребра.

— Ну вот и молодца… — Удовлетворенно заметил Йоовик. — Нат-ко, выпей из фляги… Эй-эй… глоток-другой и хватит. Винишко-то непростое, по мозгам бьет почище картечного залпа. А нам еще отсюда сматываться. И так трое раненных, нам только тебя еще нести не хватало… Я вам потом ребята в лагере по целой фляге такого винца выставлю, — хоть вусмерть упейтесь, — претензий не будет.

Ну сядь, посиди чуток… Фадиг, пригляди за ним. А ты Готор, пошли за мной… Твой с того краю лежит.

— Да самому муторно на душе… — Сплюнул на землю Готор. — Вроде и понимаю что все это правильно, и не первый раз уже, — а на душе тоска.

Тогда-то, у камней… Все как-то в спешке, в суете, после горячки боя… А тут, — Йоовик (кто бы мог подумать что этот гад такое может), — как-то так обставил все… в глаза заставил смотреть…

…Да уж, — несмотря на одержанную победу, и похвалы Йоовика и однополчан, на душе у приятелей было как-то на редкость муторно.

Щадя их чувства, — парочку "молодняка", "старики" отправили "в дозор", пока сами занимаются обдиранием трупов и сортировкой добычи.

— Я все думаю, куда мы катимся… — Глухо сказал Ренки. — Казалось бы только вчера научился взятки давать, а уже раненных добиваю… Кажется Дроут это называл "повязать кровью"?

— Да нет. — Невесело усмехнулся Готор. — Это совсем другое дело. Это, я так понимаю, нас с тобой Ренки, в настоящие солдаты посвящали. Кстати — очень распространенный обычай. — Твои… в смысле — наши, предки еще и скальпы обдирали, уши резали, или там пальцы отрубали… Чтобы трофей на память остался.

Знаешь, еще вчера бы я бы мог тебе несколько десятков различных примеров подобного ритуала привести…Начиная от времен про которые никто уже и не помнит, и заканчивая самыми свежими "разработками". Долго бы мог разглагольствовать объясняя "как", "почему" и "зачем". Но сегодня не стану, — тошнит меня что-то от всего этого…

— Так значит мы должны собой гордиться? — С тоской в голосе переспросил Ренки. — Тем что нас приняли в тайный орден убийц?

— Ну, — ведь это твоя мечта, — словно бы защищаясь, провел перед собой рукой Готор. — Быть солдатом. А где ты видел солдат, которые не убивают?

А офицер… Он такой же убийца как и простые солдаты…И даже похлеще, потому что отправляет своих подчиненных убивать других, и быть убитыми.

…Может затем этот обряд и проводят, чтобы человек так близко смерть познав, — лучше чужие жизни ценить начал?

* * *

Ну ты Готор и того… Совсем-то звереть на надо! — Постучав себя костяшками пальцев по голове, ответил Йоовик на предложение новобранца…И как ни странно — на этот раз Ренки был согласен с Йоовиком.

…Собственно говоря, добычи, к большому удивлению Ренки, оказалось как-то удивительно немного. — Вернее — той добычи, что решили забрать с собой победители.

Для Ренки, который и в свои, куда лучшие времена, привык считать каждый грошик, было как-то дико оставлять брошенными посреди пустыни вещи, ценой в месяц, а то и два безмятежной жизни. Шелковые шатры, ковры, расписанный золотом фарфор, походная мебель из драгоценных сортов дерева… — Все это, в раздрызганном и перевернутом виде, было оставлено на месте вчерашнего боя.

Даже большая часть драгоценного оружия, где подчас одна шпага стоила больше всего вооружения целого капральства, и то осталось лежать в лагере…Разве что из рукоятей шпаг и прикладов мушкетов, были выдраны драгоценные камешки, или серебряные и золотые пластинки с резьбой и эмалевыми инкрустациями.

— Эх… — Печально вздыхая прокомментировал это Йоовик… — В кои-то веки так повезло настоящих богатеев грабануть… и то, приходится бросать барахлишко… Проклятая Зарданская пустыня. — Нихрена тут ничего не продашь… Кабы сбагрить все это… да по реальной цене… — Считай каждый из нас мог бы выкупиться из армии да обзавестись неплохим кабачком или лавкой, в каком-нибудь тихом скучном городишке.

Только маркитанты возьмут все это по цене железного лома да поношенных тряпок… Им ведь тоже непросто в такие дали вещички переправлять… На заставах плати. На таможнях в порту плати, за перевоз плати… За бумаги, по которым все это будет числиться не ворованным, а законно купленным имуществом, тоже плати… А без этого — кирдык! — Донесут куда надо, придут… кто надо… заберут все, да еще и такой штраф наложат что в жизни потом не расплатишься.

А тогда куда мы денем те шпаги, кинжалы и пистолеты, которые ты все-таки отложил в добычу? — Поинтересовался, стоящий рядом Готор.

— Не боись. — Усмехнулся Йоовик. — Это все для хороших людей… Чтобы любовались на свои новые игрушки, и в нашу сторону чересчур пристально не глядели…Офицерам… им знаешь ли — тоже красивой жизни хочется. А денег у них на это обычно не хватает.

— Так ты хочешь сказать… — Почти без возмущения спросил Ренки. — Что все офицеры нашего полка знают о том чем мы тут занимаемся, и даже одобряют это?

— Гы… — Осклабился Йоовик, демонстрируя одну из самый мерзких своих улыбочек. — Во первых — почему именно полка? Вот такенный вот клинок из булата с камушками по всей гарде, достоин носить как минимум генерал!

А во-вторых, (зарубите это себе на носу салаги), — конечно ничего подобного они знать не знают, и слышать не слыхивали. И коли мы попадемся — плетей нам не избежать. До смерти может и не запорют, но новая кожа на спине вырастет не скоро. Так что учтите оба — ни пол намека! Ни хвастаться, не говорить, ни даже громко молчать про это нельзя…

Донесли хабар, кому надо сбыли на руки, и сразу забыли. Ничего не было, и говорить не о чем!

Свою долю, вы на руки тоже не получите…И не думайте там себе чего! — Наш Бид все здорово организовал. — Средства в обороте будут, так что и вам забот никаких что в карманах лишняя тяжесть, для чужих ушей звенит, да и денюжки тем временем пусть по чуть-чуть, да прирастают… Как нас из этой сраной пустыни выведут — каждый сможет долю свою получить сполна. Не верите — можете у ветеранов спросить, которые не первую кампанию проходят. — Никого не обидели! А на случай ежели кого убьют — можете своему капралу сообщить куда деньги отослать, или их между ребятами поделят. Но уж поверь на слово — все без обмана будет. На том у нас все и держится.

— Хм… — Заметил Готор. — Я так понимаю, что часть маркитантских палаток принадлежит "обществу"?…

— …Вот и понимай… — Окрысился в ответ Йоовик. — Молча! А то проснешься как-нибудь утречком, а понималку злые дяди открутили.

— Но разве это такое большое преступление? — Хладнокровно, будто бы и не заметив угроз капрала, продолжил Готор. — Как мне кажется — трофеи были важной составляющей всякой войны, еще с незапамятных времен. Запрещать солдатам подбирать добычу… — верный способ остаться без армии!

— До реформ короля Ваарасика II, так и было. — Вступил в разговор Ренки, торопясь блеснуть перед другом знаниями. — Все воины были так озабочены сбором добычи, что подчас даже забывали воевать с врагом, а то и начинали драться между собой… Но он покончил с практикой призыва оу со своими отрядами, учредил регулярную армию, начал платить солдатам и офицерам жалование, плюс каждый воин теперь получаем свою долю добычи, после окончания кампании в виде премиальных…Увы, но многие благородные семьи тогда разорились… Моя например.

— Во-во, — подхватил Йоовик. — За прошлую кампанию нам премиальных заплатили… по десять медяков на брата, только до этого год жалованья вообще не выплачивали, дескать — зачем вам деньги в пустыне?

Офицерам, вроде как слышал тоже перепало немногим больше. — Половина всей добычи идет сразу королю, вторая тем кто королевскую долю от солдатской отделяет… Ну а что осталось, — это уже тем кто ради нее кровь свою проливал!

..Так что коли найдут у тебя лишнее золотишко в кармане, или допустим начнешь ты свою порцию вина вон в ту вон золоченую чашку наливать… — Объявят тебя вором, залезшим в карман Короля, да и выпорют в научение другим… Так что парень, теперь в армии, чтобы нищим не подохнуть — приходится крутиться!…Даже офицерам.

— Собственно я к чему? — Продолжил Готор. — Коли все в правильную сторону смотреть будут, — так может и правда, — погрузить все барахлишко на верблюдов, да и как-нибудь эдак… изловчиться?

— Не ты первый такой ловкий. — Хмуро ответил на это Йоовик. — Мешок с золотишком, еще и могут не заметить, особенно коли им самим ручки позолотить, да богатством не сверкать. А вот с верблюдами, да палатками-сундуками этими… Мы ведь парень, не одни такие умные… Самые удачливые — может быть. Потому как у нас Бид в лейтенантах ходит. А он и к солдатам со всей душой, и с офицерами договориться может. Да только чужая-то удача многим глаза мозолит. — Донесут куда надо и… про плетки я тебе уже говорил.

Итак мы сегодня большую добычу взяли. Уж поверьте опыту, — не каждый раз такая выпадает…Видать правда слухи говорят, что с вами ребята, удача под ручку ходит. Но удача-то — девка своевольная. Наглеть с ней не стоит.

— Понял. — Согласно кивнул Готор. — Однако ведь жалко столько ценного бросать. Может все-таки что-нибудь…

— Ты ведь из каторжников? — Ухмыльнулся Йоовик. — Видать мало вас там пороли. А вот когда разок другой на то как насмерть запарывают, хотя бы со стороны посмотришь… — Сразу свою спину начнешь жалеть больше чужой добычи.

— А с верблюдами и конями что делать будем? — Продолжил тем временем Готор, словно и не заметив насмешки.

— Дык… — удивился Йоовик. — Сказано же тебе, не с руки нам их брать. Так что пусть себе бегают по пустыне.

— А может тогда их всех перебить? — Спросил Готор. — Так мы хотя бы врагов ослабим. Иначе ведь они обратно в лагерь вернуться, и на них опять за нами гоняться будут.

— Ну ты Готор и того… Совсем-то звереть на надо! — Постучав себя костяшками пальцев по голове, ответил Йоовик на предложение новобранца. — Скотина-то безвинная в чем перед тобой провинилась? — …И как ни странно — на этот раз Ренки был согласен с Йоовиком. — Пусть это и предрассудки древних времен, — но убийство верхового животного, к коим относятся верблюды, кони и даже орегаарские ослы, — это к большой беде. Так что издревле, животных старались щадить даже во время боя.

Может удача, может еще чего, но и возвратилась команда Йоовика обратно в лагерь без особых приключений.

Нет, конечно были волнения, и "прятки" от разъездов кредонских егерей, и один почти шестнадцати часовой переход через безводную, даже по меркам Зарданской пустыни, проплешину. Который хоть и позволил королевским солдатам оторваться от егерей, однако стоил им просто нечеловеческих усилий… и одной жизни раненного, не выдержавшего тягот пути.

Но тем не менее, Йоовик и остальные ветераны, искренне считали что все прошло спокойно и почти безмятежно…А трудности? — На то оно и армия, чтобы жизнь медом не казалась.

Перед приходом в лагерь — всю добычу зарыли в укромном месте, и в его пределы вошли с предельно честными лицами и предельно чистыми карманами-ранцами. И тем не менее, — встретивший их взвод Тайной Стражи, не упустил возможности испортить настроение, подвергнув возвратившихся разведчиков унизительному обыску. И пусть солдаты Йоовика, откровенно зубоскалили и издевались над шарящими по их карманам, стражниками. — Ренки счел все это оскорбительным, мелочными и недостойным…Едва ли стражники, как они сами говорили "выполняли приказ Короля". — Уж если они и заботились о чьих-то интересах, так только о своих собственных. Но даже Ренки понимал, что связываться с этими наглыми уродами не стоит, пока за их спинами стоит всемогущая Тайная Стража, и потому приходилось молча терпеть унизительный обыск.

Зато потом, очень уж уместными оказались обещанные капралом Йоовиком, фляги с крепким, перегнанным вином. — Никогда не до, ни после, Ренки так не нажирался, как в тот раз.

 

Глава 10

— Вот этот твой протеже значит? — Полковник оу Дезгоот с добродушием переводил взгляд с сидящего сбоку от его походного столика, лейтенанта Бида, на вытянувшегося перед ними юного капрала Дарээка, и обратно. — Ну и как он…???

— Капрал из него получился говеный. — Честно признался Бид, и пояснил, кажется обращаясь больше к Ренки чем к полковнику. — Старается конечно, но не та масть… — благородства многовато. Спину гнет без усердия, с солдатами… они ему симпатизирует, кое в чем даже уважают. Но дрожи, как перед настоящим капралом, не испытывают. Он за все свое капральство никого палкой поперек спины так и не перетянул…Да и вообще — своим среди них он никогда не станет, не тот фасон.

Я говорю — парень он старательный, и боец из него хороший, но по части достать-украсть… толку мало. Доод уйдет — капральство на него нельзя оставлять.

— …И потому ты его за это хочешь выше пропихнуть?! — Откровенно заржал полковник, едва не расплескав налитое в золоченый кубок вино. — Обратно в солдаты загнать нельзя, так значит пихаем наверх — пусть начальство с ним мучается…И зачем мне это надо?

— А зачем тебе плохой капрал? — Развел руками Бид. — …Я понимаю — герои и все такое… Но звания-то зачем соплякам раздавать? Капрал ведь это того…!!! На капралах вся армия держится!

…Зато порученец для твоего штаба, из него получится отличный. Парнишка из благородных, читать-писать умеет. Манерам там вашим всяческим и говорить красиво, обучен. Учен… чему-то… Во! — Уставы все наизусть знает с незапамятных времен писанные. Вот и используй его.

— Порученец… — Покатал Дезгоот слово на языке, словно бы впервые пробуя на вкус новое блюдо. — Он на этой должности сержантми командовать сможет. Из солдат, на эту должность только ветераны попадают, и то очень редко. А ведь парень в армии без году неделя!

…Я конечно, Бид, твои замыслы отчасти разделяю. И толковый человек на этой должности мне не помешает…. — Но не боишься, что если ты своего парня в штаб пропихнешь — тебя Тут на части порвут, да и меня твоей кровью забрызгают?!

— Благородное происхождение… — Начал перечисляя загибать пальцы лейтенант Бид. — Булава на погоне…, как он ее получил — ту историю вся армия знает. Образован… Ну и скажи мне, какая сволочь против вякнуть посмеет, коли ты, так сказать, "примешь участие в судьбе…"?

Да и должность-то, как раз придуманна для "благородных вьюношей", ждущих вакансии на офицерский чин, или солдатни, которой офицерство светит. Ты сам жаловался что сейчас никого у тебя на этом месте нету… Вот я тебе и предложил!

— Ага. — Усмехнулся полковник. — Только обычно "благородные вьюноши", "ждут" на свои средства, которых у них вполне с избытком, раз уж им родня сумела офицерский чин купить…И уж в армию, они точно не по приговору суда, в каторжной команде, прибывают.

— Смотри сам. — Развел руками Бид. — Мое дело предложить. Денежной выгоды конечно от сопляка никакой не будет. — Но сам подумай, — в наших-то условиях, не лучше ли иметь под рукой одного старательного парнишку, чем десяток богатеньких бездельников?

— И то правда. — Как-то очень печально произнес полковник. И вновь смерил капрала внимательным взглядом, словно верблюда или коня покупал. — … оу Дарээка говоришь… — Род, в принципе известный… Генерал оу Когиир Дарээка тебе капрал, кем приходится?

— Двоюродным прадедом! — Отчеканил Ренки, пытаясь сделать спину еще прямее, и убрать из голоса нотки самодовольства.

— Хе. — Мой прадед под его началом служил…А за что на каторгу-то попал?

Ренки поведал свою историю.

— …Офицера-ветерана прирезал. — С явным осуждением в голосе, произнес полковник. — Вот это парень хреново. Такой поступок, тебя в глазах других офицеров не украсит.

…Я кстати про этого Аэдоосу слышал. — Простолюдин, из зажиточных, офицерский чин купивший…12-ый гренадерский… Там потом еще какая-то история случилась… неприятная. Не то карточные долги, не то заказные дуэли… — выперли его из полка короче.

Сволочь говорят этот Аэдоосу был редкостная. — В офицерском собрании его только терпели, но дружить брезговали.

Но вояка хоть куда оказался! Даже удивительно, как такой среди неблагородных родился… Насчет дуэлей был не дурак. Да и в битве труса не праздновал. — Под Туонси так вообще отличился. Уж не знаю чего ему булаву не повесили, — заслужил по всем статьям! Видать и впрямь этого Аэдоосу в полку сильно не любили.

Но сволочь сволочью, да зато своя! Со стороны лучше не трогать…

…А ты значит, сумел этакого ухаря, да кинжалом… — Видать и правда слухи ходят что удача за вами бегает. Ладно Бид. — Уговорил. Беру! Мне чуток удачи тоже не помешает!

— Ты мне тогда на приятеля его приказ напиши. — Видать лейтенант решил ковать железо, пока оно горячо. — Будет вместо него капралом.

— Да ты обнаглел Бид. — Делано возмутился полковник. — У тебя уже сейчас на два капральства три капрала… Хочешь четвертого? Куда ты их всех пристроишь?

— Доода давно старшиной делать пора. — Спокойно ответил лейтенант. — Вакансия у тебя есть, а оружейник из него, сам знаешь, толковый выйдет.

— Своего человека и в порученцы, и в сержанты да еще и на место оружейника, пропихнуть хочешь? — Всерьез удивился полковник оу Дезгоот. — Ты чего затеял? Хочешь чтобы в полку бунт начался, а меня доносами завалили?

— С кем надо, я уже договорился. — Спокойно ответил Бид. — Могу дать гарантию что ни бунта, ни доносов, ни других проблем, не будет.

— Он договорился. Бид… — Проворчал полковник. — Ты хоть бы капрала своего постеснялся. А то у него и так глаза на лоб вылезли, от того как у нас тут чины раздают, и сомнения могут возникнуть кто в полку командует.

— Ничего. — Подмигнул лейтенант полковнику. — Ему кой-какие вещи знать полезно будет. А язык за зубами он удержать сумеет. Проверено уже!

Разрешите идти господин полковник?! — Переходя с дружеского на официальный тон, — лейтенант вытянулся перед полковником в струнку.

— Идите лейтенант. — Махнул тот ему рукой. — Капрала своего пока тоже заберите. Объясните в чем будет заключаться его новая служба. Завтра на утреннем построении, я официально оглашу приказы о переводах и назначениях!

* * *

Так жизнь Ренки сделала новый, весьма неожиданный поворот. К худшему это было или к лучшему? — Сказать трудно.

Да, теперь Ренки жил при штабе, по преимуществу вращаясь в офицерской среде…И подчас ему казалось, что он опять попал в положение каторжника.

Пока Ренки был просто капралом, — он мог надеяться хоть на толику уважения, и защиту которую дают ему его лычки в солдатской среде.

Если простого солдата, практически любой унтер мог оскорбить или ударить кулаком или палкой, просто по собственной прихоти. (Это называлось — "Чтобы страх не теряли"). То капрал, как правило был уже избавлен от подобного обращения, и подвергнуть телесному наказанию, его могли только по приговору трибунала. А теперь…

Нет, офицеры в штабе не лупили Ренки палками… но иногда ему казалось, что лучше бы ударили. — Пренебрежение и брезгливое снисхождение, подчас ранит сердце полного честолюбия юноши, сильнее чем палочный удар.

В общем, — если в своем капральстве он был… ну по крайней мере — одним из главных людей. То при штабе, в обществе благородных офицеров — не более чем серенькой солдатской скотинкой, — может и чуть повыше денщика, однако не настолько чтобы запоминать его имя.

Зато Ренки очень быстро объяснили, что раскрывать рот в присутствии офицеров, он может только по приказу. Но лучше — прикинуться бродячим духом, которого не видно, и лишь результаты его деятельности могут быть замечены простыми смертными.

…И действительно — лишний раз лучше не попадаться на глаза иным особам, чтобы не получить унизительного задания типа почистить сапоги, или подмести пол в штабной палатке. — Пусть капралу, да еще и порученцу полковника этого делать и не полагалась, — не все офицеры считались с подобными мелочами.

Так что жизнь капрала Дарээка при штабе полка, вряд ли можно было назвать особо приятной. Но к счастью, — почти целый день Ренки бегал выполняя поручения полковника. — Тот, несколько раз проверив сообразительность и деловые качества своего подчиненного, начал поручать ему все более ответственные дела…Вот только, не сказать чтобы они были особенно интересными.

Пересчитывать обозное имущество, или сверять запасы пороха и пуль указанные в бумагах с реальными… Писать под диктовку приказы и отчеты… Бегать по всему армейскому лагерю, передавая приказы, или разнося письма полковника… — Ей богу, — Ренки бы предпочел заняться муштрой, а лучше — еще раз сходить с Иоовиком в разведку, чем заниматься всей этой "штабной" работкой. Но, как он уже понял, в армии никто не спрашивает чем ты хочешь заниматься. — Тебе это сообщают в приказной форме.

Но были у него и другие обязанности…

— …Я уже подчас начинаю стесняться спрашивать — "Не пойдет ли то чем мне предстоит заняться, в разрез с интересами Короля?" — С печальной усмешкой произнес Ренки, когда они с лейтенантом вернулись в расположение своей роты. — У меня создается впечатление, что все при этом смотрят на меня с сожалением, как на умалишенного.

— Поменьше цинизма парень, это не идет на пользу душе. — Усмехнулся в ответ лейтенант, знаком разрешая ему сесть. — И не переживай так за Короля. — Мы все ему служим, как и королевству в котором родились…Но сам подумай — пойдет ли Ему на пользу, коли мы тут все сдохнем от голода, или останемся нищими? — … Вот и я думаю, что нет!

…И не надо лишних фантазий. — Большинство парней, которых ты встречал одетыми в зелено-красный мундир 6-го гренадерского — не раз грудью встречали вражеские залпы и шли в полный рост на картечь, ради своего Короля. И не их беда — что жить чисто по королевским правилам, не получается… считай что не у кого. Вот они и справляются как могут…

— Но ведь реформы короля Ваарасика II… — Начал было Ренки, но замолк, остановленный жестом лейтенанта.

— Вьюнош… — Насмешливо глядя на Ренки, произнес лейтенант тоном школьного учителя. — А скажи-ка мне, ради чего мы сейчас воюем?

— Ну… — Удивился такому повороту разговора Ренки. — Чтобы вернуть в королевство мятежное герцогство Орегаар, отколовшееся от него еще в начале прошлого века во времена смуты… — Это каждому известно!

— Ну… Насчет "каждому" я не уверен, — рассмеялся Бид. — Большинству солдат вообще наплевать на причины войны… А вот скажи-ка вьюнош. — Продолжил он изображая известного комического персонажа площадных балаганов "Профессора". — Почему мы так стремимся вернуть себе это герцогство… на протяжении последних ста лет, и почему хренова Кредонская республика норовит нам в этом помешать?

— Бунт против Короля не приемлем! — Отчеканил Ренки. — Если мы позволим орегаарцам поступать по своему, то и другие области могут взбунтоваться! Клятвопреступники должны быть наказаны!…К тому же, — герцогство расположено в горах, а там богатые рудники золота и других металлов. А подлые торгаши кредонцы, очень неплохо наживаются на торговле с Орегааром, вот и пытаются мешать восстановлению справедливости.

— Во-о-т вьюнош! — Так же, чисто "по-профессорски", поднял палец вверх Бид. — Все дело в том, что когда Ваарасик II (да славится в веках его имя), проводил свои реформы — королевство золото гребло лопатой, и в казне был полный порядок. Так что денег, чтобы содержать армию сытой, одетой и хорошо вооруженной, у него было вдосталь.

…Ну а дальше ты сам знаешь. — Король умирает не оставив прямого наследника. Его племянники воюют за престол. Смута. Герцогство делает королевству ручкой, вместе со своими запасами золота, меди, и железа. А ранее бывшая не более чем занюханным прибежищем торгашей и пиратов Кредонская республика, начинает стремительно богатеть, торгуя с горами и со всем миром.

…Чего ты на меня так смотришь? — Или думаешь простолюдину не дано знать историю собственной страны? Я, к твоему сведению, едва Университет на закончил. Да только моя семья разорилась… и короче — пришлось идти в армию.

…К чему я собственно говорю тебе все это капрал. — Не хочу чтобы ты думал будто мы делаем что-то против Короля и твоих принципов. Хочу чтобы ты нам верил…Потому как — на тебя многие люди большие надежды теперь возлагать будут.

Должность порученца — она кажется маленькой и ничтожной. Но место это важное. Во-первых, ты, как порученец, будешь в курсе всех планов и распоряжений. Во-вторых, ты теперь получаешь почти полную свободу передвижения по всему лагерю. — Никакому патрулю и в голову не придет поинтересоваться, за каким хреном порученец полковника идет в обоз, или вообще, — гуляет за лагерем с мешком не пойми чего на плечах.

Опять же, — если я постоянно буду бегать к полковнику, кто-то может задаться вопросом — "зачем?". И хотя "зачем" почти всем и так известно, глаза людям лучше не мозолить. Ну а ты… как я тебе и сказал — в передвижениях свободен…Да и не обращает никто внимания на порученцев.

— И в чем будет заключаться моя служба… Вам… — Спросил Ренки, глядя прямо в глаза лейтенанту.

— Не мне. — Ответил лейтенант. — А нам. — А мы, это считай почти тысяча солдат, восемь десятков унтеров, и десяток офицеров…Как ты понял, — включая и оу Дезгоота!

А почему, ты спросишь меня, полковник в таких делах запачкаться не боится? — Да потому, что полковник еще будучи лейтенантом понял, что командир это не тот кто сидя на белом верблюде или коне, тросточкой направление атаки показывает. А тот кто о своих людях заботится, чтобы они были сыты, одеты и здоровы.

Вот потому и солдаты к нему всегда… со всей душой. И дрались за него, себя не жалеючи — так он, можно сказать, полковником и стал!

Лейтенант замолчал, словно бы давая время Ренки обдумать все услышанное. А потом продолжил, уже совсем другим тоном.

— Доод говорил ты офицером мечтал быть, от того все эти уставы и строевые приемы и учил? — Считай мы тебя сейчас на прямую дорожку к этому вывели… пусть и длинную. Сумеешь себя еще раз показать, так как со знаменем, — с твоим происхождением можешь получить чин волонтера. А это уже не солдат. Ну а там уж…

А сможешь убедить ребят что тебе верить можно как самим себе, — они тебе даже на патент для первого офицерского чина скинуться… Только сам понимаешь — такое доверие придавать нельзя… Первого же сражения не переживешь…

Так что помимо поручений, которые выполнял теперь Ренки для полковника, — ему приходилось бегать и по делам "общества"…Иногда, посредством Ренки, из рук в руки переходили немалые суммы денег. Пару раз приходилось доставлять маркитантам захваченную в походе добычу, а один раз — сопровождать телегу с предназначенной для шитья мундиров тканью…, которая канула куда-то в необъемное нутро обозной жизни, и пропала бесследно, зато в обратную сторону были переправлены вино и мука.

Еще Ренки разносил" подарки" нужным людям. Или прикрывать от патрулей Тайной Стражи темные делишки своих товарищей, суть которых подчас и сам не понимал. Ну и конечно подробно информировал Бида, обо всем что творится в штабе.

…Нельзя сказать что Ренки все это сильно нравилось, но и эту работу, он старался выполнять честно.

* * *

— Такие вот дела… — Сообщил генерал оу Крааст, собравшимся на Совет офицерам, кидая перед ними свиток с печатями Генерального Штаба. — Кое-кто при Дворце, считает что мы не можем все время так позорно пятиться назад, а должны дать решительное сражение и всех победить…И то что сейчас кредонцев почти вдовое больше нас, достойным аргументом против сражения не считается.

— Тут в голой степи, и без артиллерии… Нас сотрут в порошок. — С сомнением в голосе высказался полковник 19-королевского. — А потом, по нашим костям дойдут до портов… И с Зарданским плоскогорьем можно попрощаться…А с ним и с дорогой в Орегаар! В лучшем случае, в следующей кампании придется начинать с того, чего добились уже лет двадцать назад.

— Вы это знаете, я это знаю… Последний мальчишка-барабанщик с выбитыми ядром мозгами об этом догадывается. Но ТАМ, на это всем наплевать, у них свои резоны, и потому — вне зависимости от наших знаний, битва состоится!

…Вот тут вот… — Ткнул генерал Крааст в весьма приблизительно нарисованную карту — Я еще когда мы сюда шли, приметил хорошее место для сражения.

Левый фланг будет укреплен высоким холмом, Правый упирается в большущий овраг. Это конечно не помешает им пустить свою кавалерию в обход холма… И потому, мы выроем большой ров по левому флангу, и поставим обоз вагенбургом. Холм тоже придется обкопать, чтобы на него было невозможно залезть. Обнесем позиции бруствером, В наиболее уязвимых местах поставим редуты. Натыкаем рогаток, нароем волчьих ям… и так далее… Превратим это место в крепость!

Идея простая. — стоим намертво сутки, отбивая атаки. День простояли — поле боя за нами. А утром следующего дня, под развернутыми знаменами, с барабанным боем, торжественно драпаем оттуда, послав впереди себя гонцов с известием о данном врагу сражении, в котором мы почти что победили, но из-за численного преимущества противника, опасаясь окружения, вынуждены были отойти.

— Но мы не успеем ничего выкопать и укрепить… — Резонно возразил генералу бывший при армии капитан-инженер, — При наших запасах шанцевого инструмента, чтобы хорошенько оборудовать позиции, понадобятся дня три-четыре минимум. А кредонцкая кавалерия будет тут через сутки, а армия подтянется еще через день!

…Вот поэтому, их и должен кто-то задержать на это время… Думаю, наши славные гренадеры, вполне с этим справятся!

Дезгоот с командиром 15-го переглянулись, и молча кивнули. — Было понятно что их приносят в жертву, но возражать против этого было бессмысленно.

— Ну вот видишь Ренки…, а ты все переживал что тебе не подворачивается случай умереть за своего Короля. — Хладнокровно, и даже с легкой смешинкой прокомментировал лейтенант Бид, поданное через Ренки послание полковника. И продолжил, заметив как закаменело лицо парнишки. — Не беспокойся так. Если подойти к делу с умом, — может и на этот раз обойдется… — Я в штаб… Ты там скорее всего сейчас не понадобишься. Так что можешь пока пообщаться с друзьями… Будет не лишним.

Лейтенант Бид был действительно отличным офицером. И прекрасно понял что творится на душе у Ренки.

Нет, какого-то животного страха, паники или желания бежать без оглядки, при известии о своей скорой смерти, потомок древнего рода воинов, не почувствовал…Ну, или если даже и почувствовал, то сумел задавить эти недостойные чувства в зародыше.

Но вот грусть и какая-то противная, угнетающая все эмоции тоска… — Он ведь так молод. Так многого еще не увидел и не попробовал в жизни.

…Ведь были же какие-то планы… Пусть и почти несбыточные, или мелкие и ничтожные — вроде пришить оторвавшуюся пуговицу… Начала строиться некая карьера, и появились, пусть и необычайно смутные, но все же, перспективы добиться своей мечты…И получается все это в ближайшие дни превратиться в пыль, в труху? И его молодое, полное сил надежд и желаний тело, будет валяться где-то посреди бесконечного Зарданского плоскогорья с вывороченными кишками, или оторванной головой? — И ради чего тогда все эти муки прошлых месяцев?

…Да. В таком состоянии, лучше пойти к друзьям, чтобы разделив с ними свои страхи и тоску, набраться мужества достойно встретить свою судьбу.

— …Вот такие вот дела… — Закончил Ренки информировать своих однополчан, по части новейших замыслов начальства. — Нам выпала роль арьергарда, который должен максимально долго сдерживать вражескую армию!

— Жопа… — С деланным равнодушием прокомментировал это известие сержант Фариик, так же подсевший к костру их капральства послушать свежие новости. — От нашего полка две трети осталось, да половина от 15-го… — Если кредонцы хорошенько навалятся, нас и на пол дня не хватит…У них кавалерия, и эти их чертовы пушечки. Кавалерия заставит нас стоять на месте, а пушки расстреляют в упор.

…Но такова уж доля солдатская парни. — Никогда не угадаешь из-за какого поворота к тебе смертушка пожалует…Так что дадим завтра этим сволочам такой бой, чтобы они со страху гадились, цифру 6 на заборе увидимши!

…Кстати капрал, ты вроде недавно запасы пересчитывал, — что у нас там с запасами пороха? — От кавалерии только частой пальбой и можно отбиться.

— Да не так чтобы очень… — Честно ответил Ренки. — Мы с полковником считали. После того боя, по тридцать-сорок выстрелов на мушкет осталось. Так что очень часто палить не удастся…Есть правда пара возов с порохом для пушек…Но в мушкеты он вроде как не особо годится?

— М*да… — Вдруг произнес молчавший ранее Готор.

…Ренки неоднократно смотрел в его сторону, и по лицу друга видел, что его гнетут какие-то тяжелые сомнения… Словно он хочет, и не может решиться на какой-то серьезный шаг.

— …С одной стороны вроде и не стоит… — Как-то непонятно сказал Готор. — А с другой — бестолково помирать тоже не хочется…

Ренки, ты можешь мне устроить встречу с лейтенантом? — Скажи у меня есть интересное предложение.

* * *

Фактически была еще ночь, когда сборная команда, состоящая из одного капральства роты лейтенант Бида, и каторжной роты с капральством охраны, под предводительством капрала Готора и капрала-порученца оу Дерээка. — занялись своим делом.

Очень привычным делом — копать землю.

— Какого хрена? — Заорал полковник оу Дезгоот, когда лейтенант с двумя капралами заявились к нему посреди ночи. — Бид, чтоб тебе поносом изойти… неужели ты уже успел соскучиться по мне? — Совет ведь закончился всего полтора часа назад!

— Тут поступило одно предложение. — Спокойно глядя на ярость полковника, ответил лейтенант Бид. — Оно может весьма существенно дополнить твой план.

— К чему улучшать хорошее? — Философски спросил сам себя полковник. — Лучше бы дали выспаться. — Завтра и так будет непростой день!

— А ты послушай. — Ответил лейтенант, и кратко пересказал предложение своего подчиненного.

— Бред. — Прокомментировал это полковник. — Эта штука называется "миной", их используют при осаде крепостей, чтобы взорвать стену. — Какую стену ты собираешься взрывать посреди пустыни?

— Я тоже так подумал. — Ответил лейтенант. — И предложи мне это кто-то другой, — наверное даже не стал бы его слушать. Но от этого парня, пока исходили только дельные предложения. И он убедил меня что это имеет смысл… В конце концов — чего мы теряем?

— А как рванет эта его "мина" у тебя же под задницей, — вот тогда и узнаешь… Вдвойне глупо умирать от собственных затей. — Порох штука такая, его и в мушкет-то сыпать осторожно надо… А ты хочешь его целыми бочонками взрывать… При осадах этим специальные инженеры, которые кстати жалованье в тройном размере получают, занимаются, и то, через два раза на третий сплошная хрень из всех этих затей выходит… А ты хочешь доверить это дело простому солдату?

— Думаю, — этому можно доверить! Он совсем непростой солдат. Он вообще очень темная лошадка, — то дурак дураком, а то такие вещи предложит, которые, при всей их простоте, и опытным воякам в голову придти не могут. Так что я бы рискнул ему довериться…

— А-а-а!!! — Махнул рукой полковник. — Демоны со всеми вами пусть играются. — Пусть берет каторжную команду, (этих не жалко), и делает что задумал… И ты Бид, коли мне сон перебил, — тоже поспать не надейся. Покажешь ему… где, что, да как… А капрал Ренки, коли уж ты заодно с этими злодеями, — садись писать приказ, а потом дуй в обоз за порохом… И вообще, — это ведь твой приятель? — Вот и будешь ему во всем помогать. А потом мне доложишь.

Чует мое сердце, — с вашими затеями, скоро мы все на обеде у ворон отоспимся!

 

Глава 11

Кредонцы были очень добры, и дали королевским гренадерам почти полтора дня на подготовку.

Нет, — первые кавалерийские разъезды появились еще до того как солнце поднялось в зенит.

Появились, и застыли в недоумении, пытаясь понять какого хрена часть тоореданской армии решила разрушить установившийся порядок, и вместо того чтобы не торопясь отодвинуться на десяток верст к югу, осталась стоять на месте.

В Ставку кредонской армии послали гонцов с известием о странном поведении противника. Там, недолго посовещавшись, решили пока тоже не торопиться. Остановили движение своей армии, и разослали в разные стороны отряды разведчиков, с целью выяснить не задумали ли королевские генералы какой-нибудь пакости, вроде захода во фланги, или чего-то подобного.

Пока отряды пробежались по окрестностям, пока вернулись, пока доложили об увиденном и не увиденном — большая часть дня уже и прошла и поднимать армию чтобы пройти до заката солнца еще пару верст, уже не было смысла.

Так что двинулись утречком…Опять же — не торопясь, утроив количество разъездов дозорных, ибо странное поведение противника так и не получило однозначного объяснения, а полководцы у Кредона были хорошие, а значит — осторожные, когда того требовали обстоятельства.

Наконец армия остановилась верстах в двух от бывшего лагеря Тооредаана, и военачальники выехали чтобы лично посмотреть на два потрепанных полка королевских гренадер, непонятно с какой стати оставшихся поджидать их армию…

…Осторожность этих людей можно было понять. — По традиции Кредонской Республики — их полководцы отвечали за неудачи своих войск не только должностью и чином, но и имуществом, что заставляло их быть вдвойне осторожными.

— …Всерьез думать что они надеются нас победить, и говорить смешно. — Заметил генерал Расчаак, глядя в подзорную трубу на расположившиеся вдали силы неприятеля. — Тут всего два полка, без артиллерии и конницы. — Следовательно, — их цель нас задержать!

Вот только для чего?

— Может королевская армия наконец решилась дать нам еще один бой и сейчас они готовят позиции? — Высказался один из сопровождавших генерала адьютантов.

— А почему именно сейчас? — Задал резонный вопрос генерал Расчаак. — Какую именно позицию на этом бесконечной ошибке богов, под наименованием Зарданская пустошь, они готовы оборонять ценой немалых потерь? — Тут нет ни городов, ни каких-то других опорных пунктов за которые стоит биться… Как-то это бессмысленно!

— Угу… Подтвердил еще один из полковников, чей немалый опыт приобретенный за многолетнюю службу, почти ровнял его авторитет с генеральским. — Единственные достойные цели в этих краях, — это порты на побережье. А все что королевским шавкам надо — это сдерживать нас как можно дольше, потому что даже если мы и осадим порты, то с наступлением осени будем вынуждены осаду снять и убраться восвояси… Давать нам сражение сейчас… это как бить голодную собаку куском мяса!

— И тем не менее, — согласно кивнул генерал. — Чтобы двинуться дальше, нам придется сначала отколошматить этих ребят… Оставлять такие силы в своем тылу, это мягко говоря, не разумно.

Но все это мне определенно не нравится. — Так что, во избежание неприятных сюрпризов, я хочу чтобы наша кавалерия осмотрела каждый кустик в окрестностях… — Тооредаанцы явно задумали какую-то пакость…

…Скачи-ка парень к армии, — обернулся генерал к адъютанту. — И вели начинать движение в нашем направлении…Тем более что и королевские, похоже начинают выстраиваться для боя… Полковник Одовеек… Посмотрите-ка… мои глаза меня не подводят?

— Гы… — Подтвердил старый авторитетный полковник. — Я и сам обратил на это внимание. — Кажись на прошлой битве эти гренадеры показали себя очень неплохо, но командует ими явный дурак. — Неужели они и впрямь думают что мы будем атаковать их прямо в лоб и выстаиваются фронтом на север?

— Похоже что так. — Довольно подтвердил генерал. — Надо будет зайти к ним с восточной стороны… Посмотрите как на тот холм — они не догадались занять его. А решили… прикрыть им фланг, что ли?

Так что разделимся. — Большая часть армии заходит с востока… Вам полковник Одовеек, я доверяю вести три полка что пойдут с запада. — Будете загонять их под наши пушки. Зажмем королевских дурней в клещи, и засыплем ядрами из далека, чтобы не подставлять своих солдат под удар. Кавалерию пошлите в обход, пусть отлавливает тех кто попытается убежать.

Впрочем — надеюсь у того кто ими командует хватит благоразумия сдаться…Лучше уж рудники, чем бессмысленная смерть тут… Тем более что за "работников" на рудниках неплохо платят!

* * *

— А если построиться вон там? — Задумчиво спросил Готор.

— Там? — Удивился Бид. — Готор, я конечно помню что ты очень стараешься убедить всех что никогда не был солдатом. Но даже тебе должно быть понятно что этот холм, боги наверное создали в расчете, что на нем когда-нибудь установят батарею. Ты хочешь чтобы нас просто расстреляли?

— Что-то типа того. — Согласно кивнул Готор. — Эти их проклятые пушки, мне еще на прошлом сражении совсем не понравились…

— И-и-и??? — В недоумении захлопал глазами Бид.

— Они поставят там пушки, а мы заложим на холме мину. — Терпеливо объяснил Готор. — …Если я правильно запомнил как все было на нашей батарее в прошлый раз, и если кредонцы организовывают артиллерийскую позицию примерно так же… — То вот где-то на этом склоне они должны разместить запасы пороха… Вон та вон линза… место почти идеальное. Если все получится как задумано — взрывом всех пушкарей с батарей сметет как пыль, да и пушкам достанется…

— А если не получится. И они оттуда нас начнут картечью засыпать?

— Так ведь вы же все равно собирались потом на другую позицию уходить? Вот и уходите… Да и почему не получится? — Если все правильно рассчитать и продумать как взорвать…

— Кстати да. — Как ты собираешься взрывать свои мины? Мне кажется это самый главный вопрос.

— Есть много способов. — С необычайно печальным вздохом ответил непонятный капрал. — Только боюсь сейчас, почти все они нам недоступны… — Печально вздохнул еще раз, а потом добавил что-то уже и вовсе непонятное. — Эх, мне бы хоть недельку в хорошей лаборатории… я бы… Впрочем, неважно.

…Фитилям, которые мы используем на мушкетах, я честно говоря не доверяю. — Их вечно приходится раздувать, да и горят они слишком неоднородно, — рассчитать время взрыва будет невозможно. Так что понадобятся длинные свечи, а еще можно склеить несколько трубочных запалов из бумаги, для мин быстрого подрыва. Или попробую сделать что-то вроде пороховой ленты… с помощью того же клея и веревок. Еще бы неплохо заполучить парочку-другую колесцовых пистолетов… Можно не самого лучшего качества, лишь бы замки работали нормально.

…Кстати, — возможно понадобиться довольно много клея… вроде того которым капрал Йоовик намедни проклеивал швы на своем ранце… Это реально?

— Который из рыбьих пузырей? — Достанем. — Кивнул головой Бид. — Его многие используют, у маркитантов должен запас быть. А зачем тебе?

— Берем веревку, бросаем в клей, а потом обваливаем ее в порохе. Поджигаем и… Бум!!! Конечно по уму все это надо бы спрятать под внешнюю оболочку, да еще и желательно непромокаемую. Но в этой пустыне сгодиться и такой. — Влага тут не самый страшный противник.

— Хитро… — Согласился лейтенант Бид. — А пистолеты?

— Запал нажимного действия. — Не очень понятно объяснил Готор. — Или растягиваем веревку на колышках, или доску в землю вкапываем. Заряжаем пистолет холостым, взводим и между собачкой и доской устанавливаем специальный рычажок. — Кто-то наступает на доску, пистолет стреляет в бочонок пороха… и Бум!!!

— …И где ты только такого понабрался… — Задумчиво глядя на Готора, прокомментировал Бид. — Однако один взрыв, даже целого бочонка, может пугануть кредонцев, но убьет на так уж много.

— Вниз ямы бочонок, сверху сыпем мелкие камушки… А еще можно земляные пушки делать если подходящие склоны найдутся… Надо заранее посмотреть маршрут, по которому будем отходить…

Время уже хорошо перевалило за полдень, когда кредонская армия наконец решила проверить теоретические выкладки Готора, на практике…

…К тому времени он, и вся его команда, уже были вымотаны настолько, что на приближающиеся мерной поступью ряды кредоноских мушкетеров, уже смотрели как на избавления от тяжких мук.

Но расслабляться было рано. — Не доверяя никому столь важное дело, — Готор лично зажег свечку, и в сопровождении "своей" банды, скатился с холма.

— Дадим им час! — Заявил он лейтенанту Биду, добежав до рядов своих войск. — Пусть установят пушки, завезут порох… Иначе вся эта затея теряет смысл.

— Надеюсь что кредонцы тоже будут настолько любезны, чтобы дать этот час нам… — Проворчал в ответ Бид. — Даже мне впервые придется драться при таком превосходстве вражеских сил… Им достаточно просто подойти всем на мушкетный выстрел и дать один залп. Все что потом от нас останется, можно будет убрать веником.

…Только потому полковник и позволил убедить себя поверить в твои затеи, что помочь нам может только чудо.

— Оно состоится! — Сказал Готор с твердостью, которую однако и сам не испытывал. — Очень уж много разных случайностей могло помешать задуманному.

Реально оценивая соотношение сил, кредонцы не торопились. Пока остальная армия обходила кучку самоубийц с четырех сторон, — перед холмом неспешно вытянулись в линию парочка полков кредонских стрелков, а на холм начали поднимать пушки и припасы к ним.

…И вот, прозвучали первые, пока только пристрелочные залпы пушек…

…Вот несколько ядер уже перерезали линии королевских гренадер, оставив за собой ошметки человеческой плоти и вопящих от боли раненных…

…Вот ядра начали ложиться точнее и чаще… А лицо полковника оу Дезгоота, которому общим решением, была доверена честь командовать обоими полками, исказила гримаса разочарования и недовольства. И он уже было приготовился отдать приказ, пока еще их не обложили со всех сторон, отодвинуться от холма…

…И тут, свеча зажженная в отдельной прикрытой сверху плетеной корзинкой и пучками травы, (что был доступ воздуха, пояснил Готор), ямке, наконец догорела больше чем до середины, и подожгла облепленную порохом по методе все того же Готора, веревку. Шипящая змейка пробежала вдоль искусно замаскированной канавки, так же закрытой сверху досками оторванными от телег, (За этот этап Готор переживал больше всего), и хорошенько замаскированную сверху, с помощью самых опытных разведчиков Бида…И нырнула в бочонок с порохом, чтобы доказать что Готор немного ошибся…

Понимая что артиллерии у противника нет, к обустройству батареи кредонцы отнеслись спустя рукава. Никто не стал останавливать пороховые возы на достаточно безопасном расстоянии, чтобы потом подносить бочонки с порохом на позиции по мере пережигания старых запасов. Возы просто подвезли на обратный склон холма, на котором установили батарею, и начали подавать боеприпасы к пушкам едва ли не с телег…

И тут в ложбинке, к которой пушкари подбегали, чтобы наполнить из бочек картузы с порохом, раздался мощный взрыв. Словно какой-то игривый бог топнул ногой по земле, так что она затряслась так что люди попадали на земли и даже перевернулось несколько пушек. А затем еще этот бог и дунул, словно малых таракашек сметая пушкарей с их позиции…Но этим дело не закончилось, — разлетевшиеся во все стороны горящие обломки попали на перевернувшиеся возы с порохом, и те тоже начали взрываться…

Пушкарей и обозной команды просто не стало, камни, комья земли, горящие обломки телег и куски тел долетели даже до стоящих в полусотне саженей перед батареей кредонских солдат, убив и покалечив многих из них.

…Кое что долетело даже до тоореданцев, стоящих еще дальше.

— Вперед!!! — Заорал полковник оу Дезгоот еще кажется до того как окончательно смолк грохот взрыва…И поняв что сам с некоторым трудом слышит свой голос, — ринулся вперед, увлекая за собой знаменщика и охраняющую эту святыню команду капралов.

Солдаты его полка привычно последовали за своим командиром, а следом побежали и гренадеры 15-го.

Подбежав к растерянным и пребывающим в шоке рядам противника шагов на пятьдесят, полковник остановился и начал отдавать команды. — Его мало кто слышал, но офицеры знали свое дело, спешно выравнивая ряда. А палки капралов не напрасно столько лет гуляли по спинам солдат, и не зря те часами отрабатывали приемы с оружием, доводя их до автоматизма. А замешкавшихся или растерявшихся гренадер капралы быстро приводили в разум.

Фитиль раздуть. Полки открыть. К плечу. Целься. Пли!!!

По все еще пребывающему в шоке противнику прошелся свинцовый ливень. Первый ряд опустился на колено, и над его головами отстрелялись два следующих.

Последовала команда, и полки ринулись на врага в штыковую. Все что осталось от некогда стройных полков кредонских мушкетеров — было смяот, и обращено в бегство…Бежали все кто сохранил ноги, и силы для бегства.

— Ренки, не увлекайся!!! — Рявкнул Готор своему молодому товарищу, видя с каким упоением тот, выхватив шпагу, бросился на противника. — У нас другая задача!

— Но… — Запротестовал остановившийся Ренки, возмущенно раскрывая рот, словно вытащенная на берег рыба почуявшая близость родной стихии. В кои-то веки потомку древнего воинственного рода удалось почувствовать себя не шахматной фигурой которую равнодушные к ее чувствам игроки, двигают по доске. Не мальчиком на побегушках при полковнике и подметальщиком при штабе. — А Воином, к коей стезе его готовили с младых лет…Но Готор был прав. Да и команды, которые уже отдал полковник, повторенные офицерами и капралами, не давали особого выбора. — Строиться и уходить на новую позицию.

— Я проверю как там все…. — Доложил Готор лейтенанту Бида, получил одобрительный кивок, и вся его команда бодро потрусила впереди армии.

Солнце стояло еще высоко, словно бы напоминая что день еще далеко не закончен, а одержанная победа, это лишь один из эпизодов сражения, в котором, скорее всего, тооредаанским гренадерам предстоит погибнуть.

* * *

— Что там случилось? — Вежливо спросил полковник Одовеек, склонившись над носилками на которых лежал генерал Расчаак.

— Проклятые пушкари… — Прошептал тот, пытаясь невидящими глазами разобраться в скоплении цветных пятен, в которое внезапно превратился весь окружающий мир. — Кажется они взорвали сами себя…

…Генерал и его свита, как оказалось выбрали не самое лучшее место для наблюдения за развитием битвы. Хотя сначала, склон холма на котором стояла батарея, казался для этого вполне подходящим местом.

Впрочем, судьба в какой-то степени была благосклонна к генералу Расчааку. — В отличии от большей части своей свиты, он остался жив, когда взрывной волной его скинуло с холма, и хорошенько прокатило по камням Зарданского плоскогорья. И даже более того, — среди бегущих солдат Кредона, нашелся один дельный сержант, заметивший генеральский погон, и сумевший избавить израненного Полководца от позорного плена, вынеся его тело с поля боя…

— Полагаю, мне стоит взять дальнейшее командование на себя… — Вежливо но твердо продолжил полковник Одовеек, мысленно уже примеривая генеральский погон к своему плечу…С Расчааком он конечно приятельствовал уже много лет. Но старое знакомство еще не повод упускать возможности продвинуться по карьерной лестнице.

— Бери… — Кажется генерал даже попытался кивнуть головой, что едва не лишило его сознания. — Добей этих сволочей!

— Боюсь что сначала их придется догнать. — Хмыкнул Одовеек. — Мы весьма старательно загоняли их в бутылку, но они смогли воспользоваться моментом когда выбило пробку.

Но можешь не сомневаться. — Мы догоним, и к сегодняшнему закату, они все будут мертвы.

Как не желал полковник Одовеек поскорее воплотить свое обещания в жизнь, — он не спешил…

…Это вообще, был одним из главных уроков, которые преподала ему долгая служба в кредонской армии. — Не спешить, когда это не требуется. Но не зевать, когда обстоятельства требуют незамедлительной реакции.

В иных случаях, подчас полезнее среагировать не совсем правильно, чем застыть в долгих раздумьях о том в какую сторону сделать следующий шаг. Но даже тогда, ни в коем случае нельзя суетиться, проявляя ненужную торопливость…Вроде этого случая. — Ведь оборудуй пушкари свою позицию более тщательно…дождись генерал подхода своих войск… — и взрыва бы не случилось, а если бы даже и случился, — остальные части армии сумели бы подойти вовремя и с легкостью задавить два неполных полка гренадер.

Излишняя суетливость, стоила генералу если не жизни, то уж карьеры точно. — Потерю большей части артиллерии и два разгромленных полка в схватке с такими ничтожными силами, ему никогда не простят. — Кредонская республика стала такой богатой и сильной вовсе не из за привычки ставить деньги на неудачников.

Поэтому не надо суетиться, но и не стоит медлить… — Верблюжьи егеря пошли по пятам уходящей колонны тооредаанцев, с четким приказом только проследить путь. А конница должна обогнуть их с тыла, и наскоками остановить или замедлить движение, чтобы основные войска смогли подойти для окончательной расправы.

И пусть солнце уже ощутимо клонится к закату. — Если зафиксировать противника, и собрать достаточно мощный кулак, — хватит одного удара чтобы размазать этих сволочей в жидкую кашицу.

…Ренки положил свой трофейный мушкет на плечо пригнувшегося Таагайя, хорошенько прицелился, и спустил курок. — Подъехавший слишком близко всадник дернулся и начал медленно сползать с седла, пока подскочивший к нему товарищ не попытался помочь ему удержаться.

— Хороший выстрел! — Одобрил Готор, хладнокровно целясь и разряжая свой мушкет во второго всадника. — Не стоит подпускать этих любопытных приятелей слишком близко.

…Они как раз дожидались подхода своего полка на месте, подготовленном для второй позиции, как на них выскочил небольшой отряд кредонских улан, живо заинтересовавшихся кучкой тоореданских солдат, с какой-то целью влезших на высокий продолговатый холм. Дружный залп из четырнадцати мушкетов, хотя и не привел к заметному результату, (расстояние было слишком большим), однако несколько охладил любопытство кредонцев. Но теперь, после приказа Готора "беречь заряды", — стреляли только он и Ренки, да и то — когда какой-нибудь улан подъезжал слишком близко.

— …Пригнитесь! — рявкнул Готор на свой отряд, заметив что разозленные двумя удачными выстрелами кредонцы, готовятся дать ответный залп. — И разбегитесь в стороны… Что вы столпились как… не знаю что… Хотите чтобы вас всех накрыло одним залпом?

— Они слишком далеко, да и стоит ли кланяться пулям? — Скорее по привычке возразил Ренки, уже почти смирившийся с методами Готора, и его странными представлениями о воинской доблести.

— Нахрена подставлять голову под пули, когда этого можно не делать. — Опять логично, но как-то неправильно, ответил Готор. — Никогда не видел смысла в пустой браваде.

— А зачем рассредоточиваться? — Больше от скуки, опять полез в спор Ренки. — Если они бросятся в решительную атаку — конница нас сметет.

Не бросятся. — Хладнокровно ответил Готор, будто бы даже не заметив свинцовый шарик, буквально вспахавший почву в четверть сажени от его сапога. — Нас равное количество. Мы на холме лошади подняться сюда смогут только шагом. А метко стрелять с седла, как я слышал, — невозможно…Да и дистанция тут, сам видишь… Только с нашими длинными стволами и можно надеяться куда-нибудь попасть…Черт…Промахнулся!

— …Угу. — Подтвердил Ренки. — Слишком далеко, даже для наших мушкетов… О, глянь, — кажется это пылит наша колонна.

— Ну вот… Считай дождались.

— Сраный небесный верблюд!!! — Выругался полковник Одовеек, не отрывая подзорной трубы от глаза. — Я никак не пойму, — этими королевскими ублюдками командует полный дебил, или какой-то тайный гений? — Почему они не заняли вершины этих холмов, а влезли в овраг между ними… На что они надеются?

— Наверное бояться разделять силы. — Высказал предположение одни из сопровождающих Одовеека офицеров. — Если занять оба холма, мы сможем атаковать их по отдельности, и один полк не сможет придти на помощь другому.

— Сомнительно! — Прокомментировал это предположение Одовеек. — Во-первых, у нас и так подавляющее численное превосходство, — делить врага на мелкие группы не имеет особого смысла.

…А главное, — они могли бы тогда занять один из этих холмов, коли им не хватает сил на оборону двух сразу. — С одной стороны их бы прикрывал этот овраг, с другой — складки местности. Да и склон довольно крутой, что затруднило бы атаку.

…Или они так пытаются оставить себе больше возможности для маневра, с вершины холма-то уже хрен сбежишь? Хотят прикрыть фланги этими холмами от нашей кавалерии?…Местность тут изрезанная и с флангов подойти будет затруднительно…Но не невозможно… — Все равно как-то по-идиотски получается.

— Может стоит занять холмы, и тогда мы получим возможность расстрелять их сверху? — Предложил один из собравшихся на совет полковников.

— Они словно бы умоляют нас сделать это… — Злобно пробурчал Одовеек, складывая свою подзорную трубу, и передавая ее адъютанту. — И мне это сильно не нравится! — Даже если ими командует помощник полкового золотаря, ему должно было хватить мозгов занять более выгодную позицию. Однако королевские шавки, из всех возможных, выбрали самую дурацкую.

— Так что будем делать?

— Твои лентяи проверили что твориться на этих вершинах? — Обратился генерал к уланскому полковнику.

— При подъезде их обстреляли с холмов… Кажется там сидели несколько капральств… судя по меткой стрельбе — егерей…Но никто не думал что тооредаанцы остановятся именно там. Так что особо настаивать мои парни не стали… Ведь был приказ не лезть в драку без крайней необходимости!

— …Значит кто-то все-таки на этих холмах есть…

Судя по выражению лица, полковник Одовеек мучительно решал что ему делать. — Нестандартная тактика тоореданцев сбивала с толку.

— Будь прокляты все золотари, взявшиеся командовать полками! — Наконец рявкнул он, что-то решив про себя, и начал отдавать команды. — Формируйте колонну из трех наших мушкетерских полков, она пройдет между холмами и выдавит чертовых королевских шавок с их позиций. А гренадеры пусть поднимаются на высоты, по полку на каждую, — может быть им удастся изобразить из себя гранатами артиллерию, хоть немного подмяв им фланги.

Уланы и егеря обходят холмы, и когда тооредаанцы покажут свою задницу, — истыкают ее своими пиками. Пора уже заканчивать с этим недоразумением.

И что это такое? — Спросил полковник оу Таарис — командир 15-ого гренадерского полка, своего более опытного коллегу.

— Новомодный тип построения на поле боя. — Хмуро глядя на приближающуюся к ним огромную гусеницу, ответил тот. Кредонцы уже применяли его раз под Растдером, и весьма небезуспешно.

— Они же так не могут толком стрелять?! — Удивился полковник.

— Мы по ним тоже. — Ответил оу Дезгоот. — Фланги под таким углом стрелять не смогут если не выгнуть их дугой. Да даже если и выстрелят — пули примут на себя первые ряды, а колонна пойдет дальше. Зато, как видишь, они могут двигаться куда быстрее чем обычная линия, и намного более маневренны и управляемы. Если подумать, то в таком построении можно атаковать даже бегом. Мы успеем дать не больше двух залпов, как они врубятся в нас, и одной только своей массой, порвут наш трехрядный строй.

— И как нам их остановить?

— Артиллерией, которой у нас нет. Или частой пальбой, которую мы не сможем обеспечить…Ну или придумками этого парня Готора… С кредонскими пушками у него получилось. Так что будем надеяться, что и план для этой позиции тоже сработает. Хотя признаюсь, вчера он мне казался куда более убедительным, чем в данную минуту. Но по-любому — придумывать что-то новое, уже поздно, так что будем придерживаться старых планов. Надеюсь парни нас не подведут!

У полковника оу Дезгоота были все основания как для надежды, так и для сомнений. — То что сейчас предстояло сделать королевским гренадерам — по праву считалось одним из самых сложных маневров на поле боя. — Отступление под огнем неприятеля.

Не так то это просто — пятиться назад, ловя грудью залпы чужих мушкетов, огрызаясь ответным огнем, и глядя как буквально перед носом блестят чужие штыки. Нужна чудовищная выдержка и сплоченность солдат, чтобы никто не бросился бежать, заражая своих товарищей паникой, и тем самым обрекая их на смерть.

Вот стали ясно различимы отдельные элементы обмундирования противников, а их лица приобрели индивидуальные черты — подходящая дистанция для стрельбы… Последовала команда, и первая шеренга гренадер дала залп по противнику… Быстро просочилась сквозь оставленные между солдатами второй и третьей шеренги проходы. И отбежав на пять-шесть саженей, начали заряжать свои мушкеты… слушая как грохочут залпы их товарищей по упрямо надвигающейся гусенице, которая кажется даже не заметила выпущенных в нее, без малого пару тысяч злых шариков свинца.

Прицелиться, спустить курки. Мушкет к груди. Команда "Кругом". Одна из двух рот каждого батальона разворачивается, и под прикрытием второй роты и клубов дыма, отходит на пятьдесят шагов назад, чувствую спинами тысячи направленных на нее стволов с примкнутыми к ним штыками, и горящие ненавистью глаза тех кто их держит.

Сдерживая дрожь и паническое желание бежать со всех ног, — сделать необходимые пятьдесят шагов, развернуться. Мушкет к ноге…Вроде бы и прошли всего ничего быстрым шагом, но дышится уже тяжело, а горло и глаза жжет от порохового дыма.

…Высыпать содержимое пенальчика берендейки в ствол. Достать пулю из сумки, круглую и скользкую, так и норовящую выскочить из трясущихся пальцев — отправить в ствол. Достать комочек ветоши… в ствол. Достать шомпол и тщательно утоптать…Омерзительное рявканье капрала, прорываясь сквозь оглохшие от грохота уши, напоминает что шомпол надо вынуть из ствола, и сунуть в специальное крепление на мушкете…

Открыть полку. Насыпать пороха из рога… Закрыть, подуть на фитиль. Вскинуть мушкет, открыть полку… Спустить курок…

Забудешь сделать хоть один из пунктов программы, или сделаешь его небрежно, и твой мушкет, вместо свирепого рыка выстрела, лишь обиженно щелкнет курком по полке впустую, пальнет холостым, или того хуже — взорвется у тебя в руках. — Людей, с настолько железными нервами, чтобы делать все это под огнем неприятеля без долгой подготовки, просто не существует… Только бесконечные часы тренировок, доводящие сложный набор манипуляций до полного автоматизма, может сделать из человека солдата.

Ренки и сам убедился в этом, когда на холм где он находился с парой дюжин вояк, которыми укрепили его отрядик, собрав всех кого только можно, в основном из нестроевых подразделений, — полезли кредонские гренадеры. Кое-кто из этих возчиков, денщиков, офицерских слуг, поваров, и штабных писарей, имел боевой опыт. Но было полно и тех, кто до этого мушкет в руках держал только из любопытства.

Во время первого же залпа, у семи стрелков произошли осечки. Во втором, — сразу двое умудрились выстрелить в противника своими шомполами, забыв вынуть их из ствола, и лишились возможности зарядить свое оружие. Следующий залп вышел крайне жидким, так как чуть ли не половина солдат просто не успела зарядить мушкеты…

— Гранаты… — Приказал Ренки, с отчаянием наблюдая как на позицию, которую он должен удерживать еще как минимум десять минут, влезает враг.

Те из "настоящих" гренадер, которым доверили гранаты, быстро закинули ружья за ремень на плечо, и выхватили из сумок тяжелые чугунные шарики. Достать связку фитилей, и зажать их в зубах, вставить в отверстие в гранате, поджечь от фитиля все еще болтающегося в губках мушкета, и широким круговым махом разогнав руку, кинуть ее в противника.

Оглушающий грохот, взметнувшиеся вверх языки пламени и облака дыма и пыли. — Увы, все это выглядит страшнее, чем на самом деле. Лишь несколько тел корчиться посреди вражеских шеренг, но бреши уже заполняются новыми солдатами противника, и они упорно продолжают лезть вверх. Но хотя бы одна благословенная минутка выиграна.

— Залп. — Командует Ренки. — Гранаты! Заряжай! Залп!

…Кажется вражеская колонна дошла до намеченного места. — Можно поджигать запалы, вставить рычаги, и уходить к основным силам…Главное все сделать правильно, иначе позор будет горше неминуемой смерти. — Ренки даже в загробном мире не посмеет посмотреть в глаза Готору и другим своим товарищам.

Колонна кредонской армии довольно бодро напирала на отступающего противника. — Что ни говори, а надо иметь много смелости, чтобы идти без единого выстрела на огрызающегося залпами врага, в полном молчании переступая через трупы своих убитых товарищей, чтобы занять их места в роли живого щита для остальных солдат… — Но на войне вообще нет места трусам, а в кредонской армии такие просто не выживают.

Сила колонны не в огневой мощи, которая пока скрыта где-то в ее глубине, а в стремительном движении и массе.

Выстроившийся в линию враг может обстреливать колонну из всех имеющихся у него мушкетов. Но когда придет момент непосредственного столкновения, — масса колонны просто сомнет тонкую линию, порвет ее в клочья. И вот только после этого разразиться могучими залпами и начнет избиение штыками…Если конечно у противника хватит мужества дождаться подхода колонны, а не броситься в бегство намного раньше, при виде напирающего тысяченогого и тысячеголового монстра, который давит на тебя словно бы не реагируя на направленные почти в упор залпы, но лишь подминая и втягивая в себя отбитые пулями частицы своей плоти. — Так что не удивительно, что королевские гренадеры пятились назад, от напирающего на него чудовища.

Да, им еще хватало мужества сдерживать свой страх, и посылать пули в безмолвно атакующего врага, но долго это не продлиться, и враг побежит.

Побежит либо назад, в слепом ужасе, либо вперед, в таком же слепом отчаянии, мечтая бросившись под ноги чудовища, скорой смертью оборвать этот ужас.

…Примерно так думал адъютант полковника Одовеека, (не чуждый, кстати, поэзии), наблюдая издалека за полем боя…

Вот колонна уже довольно далеко оттеснила королевские войска в глубь расщелины между холмами. Вот они уже достигли кажется самого узкого места. А значит скоро монстр-колонна выдавит жалких человечков на свободное пространство, под пистолетные выстрелы и удары пик кредонской кавалерии…

…А вот, и на холмах появились знакомые мундиры… Значит гренадеры сломили несильных заслон королевских егерей и заняли господствующие высоты…Только вот поздновато, — тооредаанцы уже почти вытеснены из ущелья…

Бам!!! Бам!!! Бам!!! Бам!!!

Очередные пороховые ленты, подожженные Готором и Ренки, сработали почти одновременно, донеся огонь до бочек с порохом. — Выкопанные в склонах холма "земляные пушки" разверзли свои жерла и длинными языками состоящими из огня и щебня слизнули треть вражеской колонны.

И также, почти одновременно, взорвались и вершины холмов…Может кто-то из кредонцев наступил на хитро зарытую доску, соединенную с спусковым крючком пистолета. А может, — они сработали от сотрясения. Но почти два воза пороха, взорвались практически одновременно, и взрывная волна основательно прошлась между холмами, раздавая жутки тумаки как кредонцам так и тооредаанцам.

Правда первые были значительно ближе, и помимо ударов воздуха им досталось еще и огня с камнями и остатками пушечной картечи.

А следом за картечью, из клубов дыма и пыли, с черными от сажи лицами, а подчас и текущей из ушей и носа кровью, на врага ринулись тоореданские гренадеры…

…Наконец Ренки дождался своего часа! — Он перестал быть оу Ренки Дарээка — чувствительным и отчасти романтичным поборником благородных манер, а превратился во второстепенный придаток свой шпаги.

Она вела. Приказывала. Направляла. Намечала цели и поражала их…А все остальное тело лишь следовало за шпагой, оказывая ей посильную помощь.

Почти никаких парирований и отбивов. — Глупо парировать даже длинный штык прикрепленный к тяжелому мушкету, а уж тем более — несущийся к голове приклад. — Отшаг в сторону, короткое скупое движение вперед и сразу назад, пропустить мимо себя падающее тело, быстрый выпад, небольшой разворот тела, выпад, уход… Серия из трех ударов по чересчур шустрому противнику. Укол в бедро и не тратя время на добивание, снова вперед на очередного врага.

Вот то, чему его начали учить с четырехлетнего возраста, когда он едва научился ходить, твердо держать в руках предметы и понимать что ему говорят. Без малого двенадцать лет ежедневных занятий, без скидки на праздники, непогоду или нездоровье… Отец любил Ренки, и желал ему самого лучшего, — выжить!!!

Пуля глупа и слепа — она не разбирает лучших и худших, усердных и ленивых, злых и добрых, и от нее не защититься годами самого прилежного обучения. Но шпага, это совсем другое дело! Отец не мог научить Ренки защищаться от пули, но он научил его владеть шпагой, успев передать все секреты, что накопил род Дарээка, за почти восемьсот лет своего существования.

Как-то так получилось, что капрал-порученец полковника 6-го гренадерского полка, стал острием клина, все глубже врубающегося во вражеские ряды… Он был стремителен и быстр, обтекая встающие на его пути препятствия, попутно уничтожая их, с холодной точностью энтомолога, протыкающего булавкой очередной образец мира насекомых.

За ним шли Киншаа и Гаарз, и еще примерно дюжина опытных вояк из роты Бида, кухонно-писарская команда, и даже не пойми откуда прибившиеся вояки из 15-го гренадерского. А уж следом за этой бандой, — пристроилась знаменная группа, показывающая всему остальному королевскому войску направление атаки.

Какое-то время они шли подобно раскаленному ножу сквозь масло, ибо ошеломленный враг лишь демонстрировал признаки реального сопротивления. Но вот, офицеры и капралы находившиеся в хвосте колонны, сумели организовать своих солдат, и вскоре тоореданцев встретил жутких залп почти в упор, и вражеские штыки.

— "Дарээка", "На колено"! — Кто-то рявкнул у Ренки за спиной команду, голосом оу Дезгоота, — только очень громким, кажется без труда перекрывшим даже шум боя. — Ренки выполнил приказ не раздумывая, и над головами его отряда, пронесся свинцовый вихрь. Первый, второй, третий…

— "Дарээка" стоять на месте! — Продолжал командовать голос, взявший на себя командование его группой, по традиции называя весь сборный отряд именем того кто вел его в бой. — Гранаты, у кого есть!

Ренки сунул руку в сумку, где оставалась еще одна граната… Порылся в специальном кармашке отыскивая запал. Вставил, и вспомнил что свой мушкет, перед атакой он сунул в руки кому-то из обозников. — Штыка на мушкете не было, а использовать такое ценное оружие в качестве дубины, было истинным варварством.

Огляделся по сторонам. Солдат слева от него, уловив взгляд, и мгновенно поняв суть проблемы, — придержал приклад своего мушкета, давая Ренки возможность запалить фитиль. Гранаты уже рвались впереди, когда Ренки только смог хорошенько размахнувшись круговым движением снизу вверх зашвырнуть свой, довольно увесистый шар-гранату, в сплошное облако дыма и огня где предположительно находились вражеские солдаты…

Ренки вспомнил план сражения, в который он был невольно посвящен, как помощник Готора. — Откар, — крикнул он знакомому солдату из капральства Йоовика. — На левый фланг. Ты замыкающий, сейчас будем отходить вправо, позаботьтесь о раненых. Гаарз, ты на правый, передашь тому кто там самый старший, чтобы приготовились отойти на десяток шагов назад, и идти вслед за полком, прикрывая тылы.

Адъютант полковника Одовеека увидел как в уже изрядно сгустившихся сумерках, из облака дыма покрывшего ложбинку между холмами вылезла немалая толпа людей, все еще сохраняющая некое подобие строя, и обогнув холм с севера, начала уходить на восток, постепенно исчезая в складках местности.

Гоняться за ними в темноте было делом бессмысленным. — По ночам нормальные армии не воюют.

* * *

Королевские гренадеры, забрав с собой раненных, тяжело волоча ноги ушли между холмов, и протопав примерно часа полтора дошли до выбивающегося на поверхность хилого родничка — настоящей ценности в этих краях, наконец смогли остановиться и разбить лагерь.

Полковник оу Дезгоот сразу назначил людей пополнять запасы воды, нести дозор, помогать раненным, пересчитывать запасы пороха и продуктов. После чего наконец с смог скрыться в своей палатке и слегка перевести дух.

…Примерно этим же, сейчас занимались и в штабе Отокаара. — Короче в каждом из штабов, наступило время подведения итогов.

— Что скажете, оу Таарис… — Разливая по чашам вино из выглядящей очень старой бутылки, спросил Дезгоот полковника 15-го гренадерского…Сейчас это был практически единственный человек, с которым он мог поговорить откровенно, не излучая несуществующий оптимизм и самоуверенность.

— Учитывая что все мы к этому времени уже должны были бы быть мертвы, — сравнительно неплохо. — Ответил тот. — Да и у солдат, настрой удивительно бодрый…Не каждый день удается надрать задницы целой армии, и уйти практически безнаказанными.

— Ну, это только пока… — Хмуро ответил оу Дезгоот, салютую полковнику чашей, и без всяких тостов делая долгий глоток. — К утру у них начнет болеть каждый синяк и каждая царапинка, навалиться усталость и апатия…Я велел раздать своим двойной запас вина…Советую поступить так же. Пусть хоть сегодня чуток повеселятся. — Завтра — начнут умирать раненные, да и кредонцы наверняка постараются испортить нам настроение…и можете разжаловать меня в обозники, если им это не удастся, — потому что у нас больше никаких сюрпризов для них не припасено.

…Хотя, — что и говорить, вы правы. — У меня всего шесть десятков убитых, и сотни полторы раненных…И это после драки с целой кредонской армией и двух штыковых атак… Чудеса!

У меня примерно тоже соотношение. — Согласно кивнул оу Таарис. — Кстати — роскошное вино!

— Получил бутылку от отца вместе с патентом первого лейтенанта. — Оно уже тогда было довольно старым. Выпить сразу как-то руки не дошли… Все ждал соответствующей обстановки и компании…А потом, — оно стало чем-то вроде моего талисмана.

Признаться, — боялся что из-за частых переездов скиснет. — Но как видите!

— Решили отметить такое событие, самым ценным что у вас есть?

— Скорее понял, что будет очень грустно умереть, так и не попробовав содержимое этой бутылки.

— Ну… Откуда такие мысли? — Даже если нам и суждено погибнуть — после всего что произошло сегодня, о нас будут петь былины. — Согласитесь — какое-никакое, а бессмертие!

— Знаешь дружище оу Таарис. — Я вот буквально только что понял, в каком же отчаянии был все эти дни, что даже позволил уговорить себя выстроить все сражение, опираясь на фантазии и обещания какого-то капрала. И мне от этого как-то не по себе.

— Пью за вашу проницательность и интуицию! — Снова отсалютовал чашей оу Таарис, прежде чем допить ее содержимое. — Я и сам бы не поверил, если бы не видел все своими глазами…Кто этот парень, и где он так ловко научился управляться с порохом?

— …Убитых не так и много… — Докладывал тем временем адъютант Одовеека, в штабе кредонцев. — Всего около пяти сотен человек…Но очень много раненных, причем лекари говорят что раны плохие, — либо ожоги, либо рваные, либо забиты грязью. Так что количество мертвецов может резко прибавиться…, (но их ведь можно провести в отчетах не как убитых в сражении, а просто — умерших от болезней, — попытался он утешить полковника)…Сейчас в лазаретах тысячи полторы человек. Да еще с полтысячи получив перевязку, были отпущены в свои роты.

— Но вот пушкари, почти все либо мертвы либо тяжело ранены. — Хотя пушки целы, — нужно только кое-что подремонтировать. Да и трофейных тооредаанских хватает, — вот только возы с порохом для пушек, уничтожены почти полностью.

Но настроение солдат тем не менее бодрое, и они полны желания отомстить врагам за…

— Не неси чуши. — Рявкнул Одовеек, внезапно вскипая от гнева. — Настроение у них сейчас хуже некуда…Если ты пошел на медведя и он тебе рожу порвал, — это привычно и понятно. Но когда ты пошел на зайца, а он тебя искусал до крови и удрал… — Ты дрожишь от страха, и не можешь понять что же произошло.

Эти умники и раньше неплохо умели играть с порохом. — Наши уничтоженные бочки для воды — хороший тому пример. — Но то что они сделали сейчас… Это как-то уже слишком. Можно идти в бой на залпы и штыки. Но когда земля под ногами у тебя начинает гореть и взрываться… — Никто не пойдет босыми ногами в пламя! — …А ты говоришь — "бодрое…, полны желания отомстить…".

— Но что же нам тогда делать?

— Чтобы мы не делали. — ответил Одовеек. — Мы теперь будем делать это очень осторожно!

— Кстати, а кто этот ваш… кажется Готор? — Поинтересовался оу Таарис, с удовольствием глядя как его собутыльник вновь заполняет чаши вином из заветного сосуда.

— А демоны его знают! — Раздраженно воскликнул полковник, едва не пролив несколько капель драгоценной влаги, мимо чаши. — Это один из тех каторжников, что отбили королевское знамя. — Очень темная лошадка. Явно из благородных, но про себя рассказывает только что иностранец, и прибыл из очень дальних краев.

— А что говорит о нем Тайная Служба? — Поинтересовался оу Таарис, впрочем — кажется больше из вежливости, ибо вино его сейчас интересовало куда больше какого-то каторжника.

— Эти… — Проглотил окончание предложения оу Дезгоот. — Только и умеют что обшаривать карманы солдат в поисках завалявшегося грошика, да копать под офицеров, вынюхивая несуществующую измену. — На простого солдата, если у него конечно нет денег, им по большому счету наплевать…Тем более что и Готор, старался особо не высовываться.

Ну, а меня заверили что солдат из него отличный, так что я, естественно, — доносить не стал.

Оу Таарис понятливо усмехнулся. — Среди благородных офицеров, какое-либо общение с Тайной Службой, вне рамок предписанных уставами и приказами, считалось мягко говоря неуместным.

— Ну, учитывая пользу которую он принес — это было весьма мудрое решение…Вот только боюсь что теперь к нему точно начнут присматриваться! — Сказал оу Таарис. И добавил уже куда более серьезным тоном. — …Так что думаете делать завтра?

— Нам приказали выиграть четыре дня, но думаю надеялись максимум на два. — Два у нас уже есть. Да и завтра, думаю кредонцы с места не сдвинуться, — им надо позаботиться о раненных, придти в себя. Но и уйти спокойно нам тоже не дадут. — Натравят кавалерию. Уланы будут тревожить нас наскоками, а егеря постреливать издалека. Так что мой вам совет. — отдайте приказ экономить воду, с ней у нас могут возникнуть проблемы. Кредонцам вполне хватит сил чтобы отрезать нас от источников воды, так что взятого сегодня запаса, нам должно хватить как минимум на сутки. И готовьтесь завтра выйти еще до рассвета…Если сможем двигаться достаточно быстро, — то уже завтра к вечеру достигнем своих. Но я сильно сомневаюсь что нам позволят уйти безнаказанно.

— Ренки тщательно прицелился, задрав ствол мушкета почти на две сажени выше головы сидящего на верблюде егеря, и спустил курок, понимая впрочем всю безнадежность данного выстрела. — На такую дистанцию пуля конечно долетит, но отклониться в пути может на сажень, а то и две в сторону, так что целься не целься, — судьбы выстрела будет решать слепая удача…А она сегодня была не слишком-то расположена к Ренки, за все утро он уже стрелял десятка два раз, но попал максимум трижды. — Впрочем, Готор называл это "беспокоящим огнем", цель которого не столько попасть, сколько держать противников в напряжении. Только такое ощущение — что кредонские егеря про эту теорию ничего не слышали, и никакого напряжения не испытывали…Скорее вели себя как на охоте.

…Вот и сейчас, — судя по спокойствию в рядах кредонских егерей, — пуля усвистела неизвестно куда…А вот и их фигуры на долю мгновения скрылись за облачками дыма… Один из стоящих рядом солдат, вдруг вскрикнул, выругался, и начал оседать на землю… Судя по быстро окрашивающейся кровью штанине, — пуля попала в бедро, и всерьез повредила какую-то важную артерию. — Кредонцы тоже вели "беспокоящий огонь", только вот получалось это у них не в пример лучше. — Они и стреляли с высоты спин своих верблюдов, да и мишеней у них было куда больше, как впрочем и мушкетов с длинными стволами. — Только за сегодняшнее утро — раненных и убитых появилось больше чем за все вчерашнее сражение. Со всех повозок уже давно сбросили все лишнее барахло, и везли подстреленных… тех кто не мог идти сам, опираясь на плечи товарищей…Впрочем, многих уже несли и на носилках, так как мест на повозках не хватало.

Даже отряды лучших стрелков, которых полковник оу Дезгоот срочно сформировал и выставил во фланговое охранение, мало чем помогали. Им конечно удавалось держать егерей на некоторой дистанции, не позволяя отправлять свои пули прямо в густую массу движущихся войск. Но и сами они частенько становились целями для улан, если слишком далеко отрывались от основной колонны.

Эти тоже все время кружили возле тоореданских полков, то срываясь на внезапные атаки, то лишь имитируя таковые. Но в любом случае, это заставляло войска останавливаться и готовиться к отражению, теряя время… Так что неудивительно, что за почти пять часов такого неторопливого движения, они не прошли и четырех верст.

— Гаарз, следи за ними. — Приказал Ренки, не спеша заряжая мушкет, и в который раз за сегодняшнее утро, прикидывая, надолго ли его хватит при стрельбе полуторными зарядами. — Что там с раненным? Почему до сих пор не перевязали?

— Без толку перевязывать. — Хмуро ответил Откар. — Рвануло главную жилу на ноге… Никакие жгуты не помогут — истечет кровью.

— Оружие, порох, воду и погон забрать! — Равнодушно скомандовал Ренки, кося одним глазом на застывшего в отдалении противника. — …Долго ему еще?

— Не очень… — Ответил Откар. — Так же равнодушно смотря на то как их товарищ истекает кровью…За это утро, они уже потеряли так четверых, так что почти привыкли.

— Тогда подождем… — Приказал Ренки, и добавил, обращаясь уже к умирающему. — Родные есть? Хочешь чтобы им написали о твоей смерти?…Село Лысая сопка, под городом Даасковом… Дядюшке Ингиию-кузнецу… Отец? — …Я запомню…Не бойся — твою долю ему перешлют, вместе с погоном. Сам знаешь, за Бидом не заржавеет…На вот, глотни немного воды…

…Умирающий мужик был наверное раза в полтора старше Ренки, но тот сейчас ощущал себя чуть ли не отцом каждому солдату капральства Йоовика, который сейчас ехал на повозках с простреленным боком, почему командовать капральством и поручили капралу-порученцу Дарээка.

…Все? — Спросил он Откара, заметив как бессильно повисла голова у раненного.

— Еще жив… Но уже все, отмучился. — Ответил тот. — Пора идти дальше, а то отстанем.

— Положите его тут… и пошли… — Закидывая мушкет на плечо, приказал Ренки, и они двинулись за войском, торопясь занять свое место.

За последние трое суток, Ренки и его приятели спали часов восемь-девять, не более.

Еще вчера, от частой стрельбы на плече образовался огромный синяк, и сейчас каждый выстрел, особенно полуторным зарядом, отдавался болью по всему телу. Да плюс к этому, Ренки и сам не помнил когда, но ему здорово поцарапали предплечье левой руки штыком. Правда даже Готор, внимательно осмотрев и промыв рану вином, сказал что это нестрашно, и если быть аккуратным и держать руку в чистоте, проблем не будет. Но рука все равно противно ныла, стоили только неудачно задеть ее обо что-нибудь…Но самым отвратительным — был ушибленный палец на ноге…Причем самое смешное, — ушибленный ночью в лагере, во время "путешествия" в темноте, к отхожему месту. — Самая смешная и нелепая травма, такой даже не похвастаешься, рассказывая о "подвигах на Зарданском плоскогорье". — Однако каждый раз, шагая правой ногой, приходилось быть очень осторожным.

…Но хуже всего переносился лимит на воду. — Вот вроде она, плещется прямо на поясе, налитая в трофейную кредонскую флягу которую так удобно подвешивать на ремень. Но пить строго запрещено. И именно Ренки, как капрал, обязан следить за исполнением этого приказа…А так хочется смочить пересохшее небо, сполоснуть язык, и втянуть живительную влагу в горло… — Ренки был уверен, что когда он удерет с этого проклятого Зарданского плоскогорья — до конца жизни в кабаках он будет заказывать только холодную воду, и пить ее с наслаждением, абсолютно непонятным любому кто тут никогда не был…

— Уланы… — Вдруг прохрипел пересохшей глоткой Гаарз. — Поспешно сдергивая с плеча мушкет.

— Стройся… — Рявкнул Ренки. — Штыки примкнуть. Подсыпать полки. Фитили раздуть…

…Опытные солдаты, и так все это сделали еще до того как их новый капрал успел договорить. Но все равно — это входило в круг обязанностей командира.

…Кредонцы, примерно в количестве двух десятков всадников неслись на крохотную горстку тооредаанцев, и кажется даже морды их лошадей скалились в зловещих ухмылках. А Ренки мучительно пытался сделать выбор. — Можно было пальнуть с дальней дистанции, надеясь что его опытные вояки успеют перезарядить мушкеты до того как кавалерийские пики и палаши обрушатся на их головы…Вот только примкнутый штык, не очень этому способствует. Да и заряды надо экономить, потому как осталось их всего ничего…Поздно — пронесшиеся заветную черту дальнего выстрела уланы, избавили его от мучительного выбора.

— Без приказа не стрелять… — На всякий случай, больше для того чтобы успокоить собственные нервы, приказал Ренки. — Только в упор, наверняка… а потом…

…Он замолчал чтобы не позориться, рассказывая бывалым ветеранам банальные истинны.

…Однако, миновав черту дальнего выстрела, уланы вдруг придержали своих коней и начали разворачиваться… То ли с самого начала лишь испытывали нервы тоорендаанцев, то ли поняв что дальнего залпа не будет — не стали испытывать свою удачу при залпе в упор.

— Не стрелять… — Продублировал свой приказ Ренки и быстро наведя мушкет на пару пальцев выше характерной шапки уланского офицера, спустил курок… — На сей раз удача была на его стороне, — тот картинно выгнувшись, (оказалось что не все в книжках про войну было неправдой, — некоторые гравюры были очень реалистичны), вылетел из седла.

— Егеря! — Опять рявкнул Гаарз, отлично исполняющий обязанности наблюдателя.

— На колено! Мушкет к груди. — Приказал Ренки, видя что выехавшие из-за завесы поднятой уланами пыли, кредонские егеря, приготовились стрелять.

…И к бесу в пасть все представления о встрече вражеского залпа грудью. — Сегодня Ренки убедился в правильности позиции Готора, — нехрен подставлять головы под пули, когда этого можно не делать. Так что он сам, и все его солдаты скрючились, стоя на одном колене, и словно пытаясь спрятаться за своими мушкетами… Конечно, — мушкет не прикрывает и десятой доли площади тела… Но когда в тебя палят из длинноствольных мушкетов с полутора сотен шагов — спрячешься и за травинку.

Залп… Одна пуля царапнула плечо Ренки, вторая сбила с головы его высокую гренадерскую шапку. А рядом истошно заорал Гаарз, и начал валиться, судорожно хватаясь за правую половину груди.

Ренки бросился к нему, выхватил из пыли выроненный мушкет, и быстро проверил содержимое полки и фитиль.

— Готовься… Ждем… Пли! — Рявкнул он, и вслед рявкнуло с десяток мушкетов его солдат…

Не меньше восьми уланов, попробовавших было атаковать капральство под прикрытием залпа егерей, вылетели из седел. А свалившаяся посреди строя лошадь, помешала другим ударить с разбега.

И тем не менее, — даже с учетом понесенных потерь, улан все равно было больше…Отбив в землю устремленную на него пику, Ренки в длинном выпаде ткнул штыком в морду ближайшего коня…Нет, ни в коем случае чтобы не убить или ранить. — напугать.

Убитая лошадь еще по инерции проскочит вперед прямо по строю, а раненная может начать биться и прыгать, нанося не меньше ущерба чем взбесившееся ядро…А вот если коня просто напугать, — он шарахнется назад, скидывая всадника и нанося сумятицу в строй кавалерии… — Так, когда-то учил Ренки его отец…

Видать правильно учил — получивший тычок в морду конь скакнул на всех четырех ногах куда-то в сторону, и его всадник, хоть и удержался в седле, тем не менее выронил из рук пику.

Однако сосед Ренки был не столь удачлив. — Уланская пика ткнула его куда-то возле глаза, и тот начал заваливаться назад, выронив мушкет… Улан немедленно воспользовался этим, попытавшись втиснуться в образовавшуюся брешь между штыками, и стоптать конем кого-нибудь из тоореданских гренадер.

Выхватив кинжал, Ренки воткнул его в бедро проезжающего мимо всадника, успев только заметить как над головой взметнулся клинок… Потом наступила тьма.