Дворец архиепископов Санских находится в одном из самых старых кварталов Парижа — Маре. Это одно из немногих дошедших до наших дней зданий XV века.
Самым старым домом в Париже считается дом № 5 по улице Вольтера, построенный около 1300 года. За ним следует сохранившаяся и реставрированная дверь дома № 58 на улице Лез Аршив, которая датируется приблизительно 1375 годом. Затем дом Никола Фламеля под №51 на улице Монморанси (1407), башня Жана Бесстрашного на улице Этьенна Марселя, № 20 (1410) и, наконец, дворец архиепископов Санских.
Париж до 1622 года был лишь епархией, подчиненной архиепископу, кафедра которого находилась в городе Сансе. Парижской резиденцией архиепископов Санских долгое время был дворец д’Эстомениль, постепенно обветшавший.
Тристан де Салазар, сын испанского капитана, состоявший на службе у французских королей и спасший одному из них, Людовику XI, жизнь в битве при Монлери, стал архиепископом. Он начал строительство новой резиденции. Архитектор дворца остался неизвестным. Предполагают, что им был Мартен Шамбиж при участии самого Тристана де Салазара. При дворце по инициативе архиепископа, любившего пышность и жившего на широкую ногу, были созданы ковровые мастерские.
Дворец архиепископов Санских построен в стиле раннего Возрождения с элементами готики. Круглые сторожевые башенки придают ему облик военной крепости. Арка центральных ворот скрывала тайную амбразуру.
В начале XVI века дворец на время стал королевской резиденцией. Король Генрих IV отдал его в распоряжение своей первой жены Маргариты де Валуа, королевы Марго.
В августе 1605 года королева Марго переехала туда — ко всеобщему веселью парижан, которых забавляла сложившаяся ситуация: резиденция архиепископов стала резиденцией королевы, известной своим безудержным стремлением к любовным утехам. Если верить Таллеману де Рео, «королева Марго в молодости отличалась красотой, несмотря на то, что у нее были слегка отвисшие щеки и несколько длинное лицо. Никогда, пожалуй, не было на свете женщины, более склонной к любовным утехам. У нее была особая бумага, поля которой усеивали сплошь эмблемы побед на поприще любви... Она носила большие фижмы со множеством карманчиков, в каждом из которых находилась коробочка с сердцем усопшего любовника, ибо, когда кто-то из них умирал, она тотчас же заботилась о том, чтобы забальзамировать его сердце...»
В одной из таких коробочек суждено было храниться и сердцу восемнадцатилетнего Жюльена Дата, фаворита стареющей королевы, убитого из ревности двадцатилетним графом де Вермоном. Узнав об убийстве, королева послала гонца к Генриху IV с просьбой немедленно наказать убийцу: «Пусть убьют этого негодяя как можно скорее. Задушите его моими подвязками!» Но граф де Вермон не был задушен королевскими подвязками. Ему отрубили голову на эшафоте, сооруженном здесь же, перед дворцом. Из окна наблюдала королева Марго за казнью и через несколько дней в печали покинула дворец архиепископов Санских навсегда.
Генрих IV дал ей землю и возможность построить новый дворец около Лувра, не сохранившийся до наших дней. Здесь новый молоденький фаворит королевы тоже чуть не отправился на тот свет. Рассказывают, что сам король Генрих IV денно и нощно молился о его здоровье, чтобы не быть вынужденным в случае печального исхода подыскивать новое местожительство для своей неутешной жены, менявшей дворцы так же часто, как фаворитов.
В XVIII веке дворец архиепископов Санских служил пунктом прибытия почтовых и пассажирских дилижансов из Лиона, Бургундии и Франш-Конте.
Во время Французской революции он был конфискован и продан с торгов. В нем размещались прачечная, фабрика консервов, магазины по торговле мехами и оптикой. Одно время здесь находилась фабрика по производству конфитюров «Сент Джеймс», на баночных этикетках которой был изображен сам дворец. Наконец, внутренние помещения дворца разбили на квартиры и сдали в наем. Писатель Мюрже поселил в одной из них героя своей книги «Жизнь богемы». В 1911 году особняк выкупила и реставрировала парижская мэрия. Сейчас в нем размещена библиотека Форне.
Законодательница моды жила в Карнавале
Это одно из самых великолепных зданий французской столицы с парадным двором было построено в 1540-х годах. Главный корпус, в глубине парадного двора, носил еще готический характер, однако украшающие его аллегорические фигуры Времен года — ренессансные. Скульптурный декор особняка Карнавале, в том числе львов на главном портале XVI века и фигуру Изобилия на своде, приписывают Жану Гужону.
В 1578 году особняк купила семья Керневенуа — от их переделанной на французский манер бретонской фамилии и произошло название Карнавале. Некоторые историки полагают, что изменили фамилию по другой причине. На главном портике особняка была изображена скульптурная аллегория Изобилия, державшаяся на карнавальной маске. Отсюда и пошло превращение Керневенуа в Карнавале.
В середине XVII века Франсуа Мансар, выполняя заказ следующего владельца дома, добавил еще один этаж по фасаду и над боковыми галереями, и особняк приобрел современный вид.
Особняк № 23 носит имя знаменитой писательницы XVII века мадам де Севинье, урожденной Мари де Рабютен-Шанталь. Мадам де Севинье стала очень популярной в России с 1726 года в связи с публикацией ее писем к дочери Франсуазе-Маргарите. Имя знаменитой маркизы было связано также с новинками моды: в первой половине XIX века модницы «не забывали пришпилить ни севинье, ни аграфа». Прическа «севинье» состояла из длинных завитых локонов, обрамляющих лицо. Необходимой принадлежностью также были жемчужное ожерелье и овальная брошь в драгоценной оправе.
Мадам де Севинье сняла этот особняк в 1677 году. Все здесь очаровало ее — красивый двор, красивый сад, красивый квартал, не говоря о здоровом воздухе вокруг. «Мой дорогой Карнавалетто», — так она называла в письмах свой новый дом. Архитекторами этого, одного из самых старинных и самых красивых особняков Парижа, были Пьер Леско и Жан Гужон. Особняк был построен в 1544 году по заказу президента суда Жака де Линьери.
Маркиза де Севинье провела в особняке, называемом Карнавале, последние двадцать лет жизни.
Фасад в глубине парадного двора сохранился в том виде, в каком он был создан в XVI веке. Барьеры с аллегорическими изображениями четырех Времен года украшают особняк.
В 1866 году здание купила парижская мэрия, и в 1880 году здесь был открыт Музей Карнавале. В центре двора установлена статуя Людовика XIV работы Куазево — единственная из статуй королей, избежавшая уничтожения в годы революции.
Коко Шанель — открытие XX века
В мире немного великих имен. Это люди-легенды, родоначальники традиций и первооткрыватели. О них написаны книги и созданы фильмы, они живут в своих творениях, в продолжателях своего дела... Их имена уже давно стали символами. И одно из этих имен — CHANEL...
Коко Шанель
О ее детстве известно немного. Коко родилась в 1883 году в семье ярмарочных торговцев, у которых не было даже постоянного жилья.. Ее мать убиралась в чужих домах, зарабатывая гроши. Всю свою жизнь легендарная мадемуазель Коко стеснялась своего детства. Она боялась, что журналисты могут узнать о ее внебрачном происхождении, о смерти ее матери в 33 года от истощения, и о том, что отец ее бросил — ушел из дома и не вернулся... Она даже придумала легенду о своем детстве и никогда не упоминала монастырский приют Коррез, в котором воспитывалась с 12 лет.
Она провела в монастыре семь лет. Бесконечные молитвы, церковные песнопения, прогулки в одиночестве. И два цвета: белый и черный. Они были повсюду — в одежде воспитанниц и монахинь, в известковой белизне стен и потолков, контрастирующих с массивными черными дверями.
Блуждая извилистыми коридорами, Габриэль обнаружила выложенные на полу узоры, похожие на зашифрованные надписи, которые заканчивались всегда одной и той же цифрой «5». Не был ли это тайный знак?
Выйдя из пансиона, она начинает работать продавцом в трикотажном магазине в Мулене. Именно тому времени она обязана своим знаменитым именем.
В свободное от работы время она посвящает себя пению в «La Rotonde» — концертном зале, где собираются офицеры. В ее репертуаре две песни: «Ко Ко Ri Ко» и «Qui qu a vu Сосо?» Отсюда и берет свое начало легендарное имя — Коко Шанель. Правда, сама Коко не любила вспоминать о своей певческой карьере и объясняла свое прозвище по-своему: «Мой отец обожал меня и называл цыпленочком (по-французски — коко)».
Мотив презрения к собственному происхождению, связанному с нищетой, окружавшее в детстве, преследует Шанель на протяжении всей ее жизни. Этот комплекс стал одним из основополагающих в ее бурной деятельности, в ее стремлении любыми путями добиться успеха и признания.
В двадцать лет она приходит к выводу, что главное в жизни — это деньги. И поэтому, когда в ее жизни появляется молодой буржуа Этьен Бальзан, несший с собой праздную и роскошную жизнь, Коко решила его завоевать. По мнению Коко, он был настоящий мужчина, имел деньги и умел ими распоряжаться.
Этьен купил замок неподалеку от Компьеня, в Руайо. Поселившись в замке, Коко воспользовалась всеми преимуществами новой жизни: валялась в постели до полудня, пила кофе с молоком и читала дешевые романы.
Но Этьен не считал Коко той женщиной, ради которой стоит тратить деньги, и Шанель очень скоро это поняла. Она жила в маленькой и неуютной комнате замка, на приемах Этьен не помогал Коко завязывать знакомства, ей приходилось самой ходить за покупками в деревенскую лавочку и довольствоваться только тем, что там продавалось.
Однако именно Этьену она обязана началом своей карьеры. Он поселил ее в Париже в своей холостяцкой квартире, где он со своими подружками «занимался глупостями». Здесь Шанель стала делать и продавать свои шляпы. Забавно, что все бывшие любовницы Этьена стали первыми покупательницами шляпок Шанель. Они же расширили круг ее клиенток за счет своих подруг. Дела пошли очень хорошо, и вскоре эта холостяцкая квартирка стала слишком тесной для Шанель.
В конце 1910 года она перебирается на улицу Камбон, 21 и открывает свое ателье со смелой вывеской «Моды Шанель».
Новое увлечение Коко — приятель Этьена Бой Капель, предложивший финансовую поддержку для открытия шляпного магазина в Париже, становится ее партнером в делах и личной жизни. Создательница известных шляпок, она не задерживается с разработкой своей линии женской одежды. И здесь сказывается твердый характер и вкус к независимости. Она не могла войти в мир моды тихо и незаметно. Стиль Коко Шанель — это стиль ранее немыслимый для женщин — женские спортивные костюмы. В 1913 году она открывает свой бутик в Довиле, быстро набирая себе постоянную клиентуру.
Смысл ее работы состоял в том, чтобы со вкусом, элегантно одеть женщину. Сверкание камней на простом платье, роскошь и аскетизм стали особенностью ее стиля. Это стиль безупречных линий и идеальных пропорций.
И все же главный критерий — удобство и практичность. «Верх платья так же легко сделать, как написать первый акт пьесы. Искусство — завершить его», — говорила Шанель.
Она пользовалась приемами дорогой технологии, не останавливаясь перед затратами; она дала трикотажу новую жизнь, расширив диапазон его применения (прежде из трикотажа шили только нижнее белье); она не побоялась использовать ткань, которая потом завоевала мир, — джерси.
Любимым детищем Коко всегда оставалось «маленькое черное платье», в котором простоту компенсировали идеальные пропорции и изысканность ткани. Этот стиль прочно завоевал Париж — его приняла французская богема, а вслед за ней и аристократия стала считать его признаком респектабельности.
Знаменитый «матросский костюм» для отдыха: тельняшка, широкие светлые брюки, берет—дань английской традиции в моде Шанель.
Не прошла бесследно и ее любовь к России: платье-рубашка (в стиле русского национального костюма) с приспущенным металлическим пояском, а также сумочка на длинном ремешке через плечо.
Пик успеха Шанель — Дом моды, открытый в 1928 году на улице Комбон, 31 в Париже. Для демонстрации моделей были приглашены манекенщицы только русского происхождения. «Они необычайно хороши собой и обладают изысканными манерами, — писала пресса. — На подиуме они никогда не пританцовывают и не улыбаются».
Режиссер и драматург Жак Кокто не раз заказывал у Шанель костюмы для своих постановок. Король Голливуда Сэм Голдвин пригласил Шанель в США одевать «звезд» для своих фильмов.
Что касается самой Коко, то она предпочитала носить вещи, фасоны которых заимствовала у мужчин, — блейзеры, длинные полосатые джемпера, свободные жакеты, мужские сорочки. «Бывало и так, — писала критика, — что она творила моду из антимоды: к своим прозаическим нарядам она надевала роскошные бусы из жемчуга, тяжелые византийские украшения, массивные колье из цветных металлов. Шокирующий контраст».
И все же, по мнению знатоков моды, подражать Шанель невозможно — в простом нельзя повториться!
В 1939 году Шанель закрыла Дом моделей и вскоре покинула Францию. Она отправилась в Швейцарию, где провела четырнадцать лет в бездеятельности, в праздности, которую сама же, в силу своей деятельной натуры, недолюбливала.
Но ее вновь потянуло к работе. И она вернулась в Париж, чтобы еще раз напомнить о себе. Скептики пожимали плечами: модой овладели другие тенденции, на подиумах блистали модели Юбера де Живанши и Кристиана Диора.
В сухонькой, одетой в шерстяную юбку и черную кофточку женщине, очень скромной, в чем-то даже заурядной, теперь так трудно было узнать прежнюю Коко. Мало кто верил, что ей под силу совершить невозможное.
Пройдет совсем немного времени, и те, кто хорошо знал Коко Шанель, с удивлением отметят, как помолодела, как воспряла она к жизни. Модели «от Шанель» стали для нее самой эликсиром молодости. Она бросила вызов. Ее вердикт: «Быть гусеницей днем и бабочкой ночью» — оправдал себя. В будни с ножницами в руках, стоя на коленях перед моделями в смиренной позе ремесленника, в праздники — царица на подиумах, на которых она проведет еще долгих восемнадцать лет. Время пощадит не только творчество, но и ее красоту. Ей исполнилось 88 лет.
Но когда-нибудь этому суждено было случиться. Судьба выбрала для нее единственный в неделе выходной, словно сама боялась помешать ей, отвлечь от любимого дела.
... Воскресенье. 10 января 1971 года. Она вернулась с прогулки. Легла на постель. Белая спальня без картин, без излишеств. Только маленькая позолоченная статуэтка святого Антония на деревянном ночном столике.
Когда-то, узнав о кончине своего близкого друга Пьера Риверди, Коко Шанель произнесла: «Кстати, он не умер. Вы ведь знаете, поэты не умирают». Эти слова по праву можно сказать о Шанель. Ведь остались платья и костюмы «от Шанель», украшения «от Шанель». При желании можно даже окунуться в облако духов «от Шанель».
«Мода выходит из моды, — говорила Коко Шанель, — стиль — никогда». В ее стиле есть что-то от вечного.
Недавно в Британии поступила в продажу книга Криса Гринхалфа «Коко и Игорь», рассказывающая о романе Коко Шанель и Игоря Стравинского.
Книга представляет из себя свободную романтическую интерпретацию взаимоотношений легендарной Коко и знаменитого русского композитора.
Хотя связь двух знаменитостей была очень непродолжительной (лето — зима 1920 года), Гринлаф на основании «загадочных» совпадений заключает, что роман продолжался много лет.
Шанель и Стравинский впервые встретились в 1913 году в Париже, на премьере его балета «Весна священная». После революции 1917 года композитор с женой и четырьмя детьми жил у Шанель, где знаменитые личности якобы оказали огромное влияние друг на друга.
Гринлаф доходит до утверждения, что свои знаменитые духи «Chanel № 5» Коко создала именно под влиянием Стравинского, а тот, в свою очередь, благодаря ей перешел от модернизма к неоклассицизму.
Прошло время, и теперь стало модным переписывать историю, чтобы привлечь читателя, нередко искажая действительность...
Площадь Вогезов или Королевская площадь
Когда-то на этом месте были болота, Людовик IX подарил земли ордену тамплиеров, они их осушили, построили церкви и монастыри. Тамплиеры процветали, став богаче и влиятельнее короля. За такие прегрешения орден был распущен, а те, кто его возглавлял, сожжены. В XIV веке район Болот (это название квартал Марэ, что означает «болото», сохранил до сегодняшнего дня) облюбовал король, и весь двор последовал за монархом. Король и члены его семьи стали владельцами многих особняков, расположенных в этом квартале. Одним из таких дворцов, принадлежащих королевской семье, был особняк с башенками (Турнель): его так называли из-за башенок, которые украшали стену ограждения. Первыми королевскими его обитателями оказались не французы, а английские завоеватели: монарх-младенец Генрих VI и его дядя герцог Бедфорд.
После окончания Столетней войны Турнельский дворец служил парижской резиденцией Франциска I и Генриха II. Особняк с башенками, чья история была тесно связана с воспоминанием об английской оккупациии и который не любили короли Франции, разрушили по приказу суеверной Екатерины Медичи после того, как Генрих II был убит на турнире в 1559 году неподалеку от дворца. Несколько лет на месте дворца и его роскошного сада существовал рынок коней.
Завоевав Париж, Генрих IV стал самым преданным этому городу королем. Среди прочих своих урбанистических проектов он решил построить на месте Турнельского дворца Королевскую площадь, которая, по его мнению, должна была стать центром элегантной жизни столицы. Желания короля сбылись, но ни насладиться архитектурным ансамблем, ни прогулкой по первой площади Парижа ему не удалось.
В 1612 году, через два года после убийства короля, торжественным открытием площади была отмечена помолвка Людовика XIII с Анной Австрийской.
Королевская площадь стала первой площадью Парижа, где архитекторами была проработана каждая деталь. Она представляет собой прямоугольник, закрытый со всех сторон одинаковыми домами. Все 36 домов сделаны по одному проекту. Отличаются лишь два из них: расположенные друг против друга Павильоны Короля и Королевы. Еще одной особенностью этого ансамбля является цвет построек — он совершенно необычен для Парижа: красный с белым. Каждый из домов облицован декоративным кирпичом и белым камнем. По всему периметру площади дома окружены аркадой, а в первых этажах расположились художественные галереи, антикварные и книжные лавки, чайные салоны.
Площадь Вогезов
Эту площадь сразу полюбили парижане, а наиболее состоятельные просто здесь поселились. О каждом из домов можно написать целые тома. В 1626 году в доме номер один родилась мадам де Севинье, с ее именем связана вся история квартала Марэ, не случайно же ее называют «некоронованной королевой» этого квартала. По соседству жил Пьер Корнель. Кардинал Ришелье, плененный красотой и, для того времени, необычностью площади, поспешил купить себе особняк под номером 21, в котором он, правда, так никогда и не жил.
После революции площадь не опустела, хотя квартал уже не был таким престижным, как во времена монархии. В 1800 году Наполеон дал ей новое имя, и она стала называется площадью Вогезов — в честь провинции, которая самой первой внесла в казну все налоги. Аристократы больше здесь не жили, но площадь стала центром интеллектуальной жизни, ведь здесь поселились Альфонс Доде, Теофиль Готье, Виктор Гюго.
Площадь была известна и вошла в историю не только как центр светской жизни, но и как место дуэлей. Именно здесь произошла страшная битва между миньонами короля Генриха III и дворянами, служившими герцогу Анжуйскому, ярко описанная в романе Александра Дюма «Графиня де Монсоро».
Ришелье, обеспокоенный бессмысленными убийствами, издал указ о запрете дуэлей. Чтобы усилить его действие, по приказу кардинала на площади установили конную статую Людовика XIII: дуэль в присутствии короля каралась вдвойне. Но на дворян ничего не действовало, даже показательная казнь дуэлянтов, осуществленная на Гревской площади в 1627 году.
Во время революции статую переплавили. Та, что сейчас украшает площадь, установлена в 1825 году.
Незадолго до революции на площади разбили сад и засадили деревьями. Прогулки стали приятнее, но архитектурный ансамбль, таким образом, был полностью разрушен. И все равно она остается до сих пор одной из красивейших площадей мира. Если смотреть на нее сверху из слухового окна покатой крыши, площадь предстает как обширный внутренний двор церковного монастыря. Тридцать шесть старинных домов со всех сторон полностью закрывают площадь безупречно квадратной формы, 108 м каждая сторона. Нижние этажи домов представляют собой беспрерывную аркаду, над которой поднимаются еще два этажа с рядами окон. Все пространство площади — в зелени деревьев и партеров; в центре возвышается мраморная конная статуя короля Людовика XIII, копия с оригинала П. Бияра, утраченного во время Революции.
Живописная планировка площади, множество галерей, которые побуждают к неторопливым прогулкам, неназойливый контраст между зеленью лужаек и строгостью зданий, которые их окружают, все это сделало площадь еще одним средоточием светской жизни Парижа — того Парижа, который еще не знал ни ужасов, ни насилия Революции. В доме № 6, где с 1832 по 1848 год жил Виктор Гюго, сейчас размещается музей его имени, хранящий мемуары писателя и богатейшие материалы, связанные с его жизнью, а также около 350 рисунков.
Королевская улица и «судьба» королевских бриллиантов
От площади Согласия к площади Мадлен ведет Королевская улица, рю Руайяль. Она пролегает между двумя особняками с колоннадами, похожими на ту, которой украсил Лувр Клод Перро. Эти два здания-близнеца, построенные во второй половине XVIII века архитектором Жаком Анжем Габриэлем, предназначались для посольских резиденций, но никогда ими не были. Одно из них сейчас превращено в гостиницу, носящую имя прежнего владельца особняка герцога де Крийона.
В этом отеле в 1923 году останавливался поэт Сергей Есенин с Айседорой Дункан.
Другое здание занимает Морское министерство. Когда-то в нем находилась Королевская казна, где хранились сокровища французской короны. Здесь же на втором этаже были выставлены доспехи королевского дома Валуа, настенные ковры, созданные по картонам Рафаэля и Альбрехта Дюрера, золотая утварь кардинала Ришелье, королевская ладья, украшенная рубинами и бриллиантами, шпага Генриха IV с серебряным набалдашником в виде орла, его латы, агатовые, аметистовые и ляпис-лазуритовые вазы, ковры из галереи Лувра. На первом этаже — морские пейзажи и виды различных портов Франции работы художника Берне.
Историческое событие, взятие Бастилии 14 июля 1789 года, совершилось с помощью «исторического» оружия, так как накануне толпа овладела оружием, хранившимся в этом своеобразном военном музее.
В 1792 году казну разграбили, все бриллианты французской короны были украдены. Виновников схватили и наказали на месте преступления — на площади Согласия, где была установлена гильотина. Им принадлежит «честь» быть первыми, открывшими длинный список жертв, попавших под ее нож.
В 1814 году союзная армия во главе с русским императором Александром I вошла в Париж. В одном из салонов бывшей королевской казны император повелел устроить часовню. Каждое утро, направляясь туда, Александр I пересекал Королевскую улицу. Его резиденцией был находившийся рядом особняк Талейрана.
Порог здания, ставшего во второй половине XIX века Морским министерством, однажды переступил новый служащий, через несколько лет сменивший «перо писца на перо писателя». Этим служащим был Ги де Мопассан.
Архитектор Жак Анж Габриэль, по проектам которого была застроена почти вся Королевская улица, жил в особняке под № 8.
Дом № 3 принадлежал герцогу Ришелье, жившему в нем до своего отъезда в Россию в 1789 году, где он стал губернатором Одессы.
На этой же улице находится знаменитый ресторан «Максим’с», неотъемлемый элемент «парижского шика и парижской жизни». Парижане произносят название ресторана на английский манер «Максим’с», как этого и хотел его первый владелец Максим Гайар. Этот гарсон из кафе с другом Жоржем решил основать свое собственное дело и купил кафе. В 1890 году, по моде того времени, появилась вывеска на английский манер «Максим’с и Джордж’с». Вскоре «Джордж’с» исчез с вывески. Остался один «Максим», один из самых знаменитых ресторанов Парижа.
Площадь Бастилии и версии тайны Железной Маски
Над созданием этой парижской площади не трудились выдающиеся архитекторы, она не отличается ни красотой, ни элегантностью. Зато именно она является для французов символом свободы и памятником всем революциям.
Площадью она стала только в XVIII веке, а до этого восточную границу Парижа охраняла крепость, построенная при короле Карле V и названная парижанами «Бастилия».
В конце XIV века Франция переживала самые страшные времена: эпидемия чумы унесла более 22 тысяч жизней; несмотря на временное затишье, война с Англией окончена не была; королевский двор раздирали бесконечные заговоры. После резни, устроенной во дворце на острове Сите Этьеном Марселем, Карл V покинул остров и поселился на правом берегу Сены, во дворце Сен-Поль. Новое жилище тоже не давало достаточной безопасности, в связи с чем король приказал возвести для себя крепость в предместье Сент-Антуан, на восточной окраине города. Ей предстояло венчать укрепительные сооружения, которыми был обнесен весь правый берег. Позднее на их месте Людовик XIV возведет Большие бульвары, которые в будущем зададут тон жизни всей Европе.
Крепость с восемью башнями, окруженная со всех сторон глубокими рвами, построена была для защиты короля от нападения врагов (скорее всего, ее главной задачей была защита короля Франции от парижан), но ни разу не смогла выполнить своего прямого предназначения. Во время гражданских войн ее семь раз брали приступом, и все семь раз она сдавалась без малейшего боя.
Кардинал Ришелье устроил в бывшей крепости тюрьму, все заключенные которой отличались высоким происхождением: маршал де Бассомпьер, кардинал де Роган, маркиз де Сад, граф де Мирабо.
Первый камень парижской Бастилии был заложен 22 апреля 1369 года главой корпорации негоциантов, неким Юго Обрио, который впоследствии и закончил в ней свои дни, так как за ересь был приговорен к пожизненному заключению. Парижская Бастилия, приобретая имя собственное, менялась и по существу, превращаясь из неприступной крепости в зловещую тюрьму, которая со дня основания была еще к тому же постоянно окружена какой-то тайной. В ней отбывали наказания заключенные, попадавшие туда без суда и следствия по особому указу короля, преступники, замешанные в делах об отравлениях, искатели «философского камня» и «эликсира жизни», каким-то образом всегда связанные с государственными преступлениями. Ходили слухи об узниках, забытых в камерах-клетках или замурованных в стенах заживо, о разного рода пытках, стонах, которые раздавались по ночам. Особенно много легенд было связано с таинственной Железной Маской.
Тайна Железной Маски
Об интригующей легенде Железной Маски написана целая библиотека книг. Вспоминается прежде всего «Три мушкетера»» Дюма, точнее, одно из продолжений этой книги — «Десять лет спустя, или Виконт де Бражелон». Этот роман во многом способствовал популяризации легенды.
В основу легло предположение, что заключенный в тюрьму — брат короля Людовика XIV, прямой и законный наследник французского трона...
Согласно роману Дюма, Людовик XIV, на сутки брошенный в Бастилию, возвращается с помощью д’Артаньяна на свой трон, а эфемерный король Филипп снова становится арестантом, кочующим из одной темницы в другую с лицом, навсегда скрытым под железной маской. Увлекательный рассказчик отнес этот эпизод к началу 60-х годов XVII века, за три с половиной десятилетия до того времени, когда человек в маске действительно был водворен в Бастилию.
... 10 октября 1711 года вдова герцога Орлеанского, брата Людовика XIV, Шарлотта Елизавета Баварская писала тетке Софье, герцогине Ганноверской, о том, что один человек долгие годы был заключен в Бастилию и там умер в маске. Через две недели, 22 октября, та же Шарлотта Елизавета сообщила своей родственнице в Ганновер дополнительные подробности о человеке в маске, умершим в Бастилии. Якобы он носил маску вовсе не как следствие варварства, а потому, что являлся английским лордом, который был замешан в тайном сговоре и устранении герцога Бервика против короля Вильгельма. Он умер так, чтобы король не смог никогда узнать о происшедшим с ним. Таковы были сведения, которые дополнительно сообщала 60-летняя невестка «Короля-солнца» своей тетке, которой перевалило за восемьдесят и которая имела склонность к придворным сплетням.
В Амстердаме была опубликована книга Ренневиля «Французская инквизиция, или История Бастилии». Автор рассказывает о том, что ему пришлось в одном из помещений тюрьмы случайно увидеть узника, которого стража немедленно повернула спиной к Ренневилю. Он передает, что встреча произошла в 1705 году, тогда как человек в маске скончался в 1703 году Это заставляло недоверчиво относиться к сведениям Ренневиля. Однако автор «Французской инквизиции, или Истории Бастилии» писал по памяти, так как не мог делать записей и вынести их из тюрьмы, потому ошибка в два года легко объяснима. Позднее Ренневиль узнал, что до Бастилии арестанта содержали на острове Сен-Маргерит и что в конце концов его все-таки освободили по ходатайству любвеобильных отцов из «Общества Иисуса». Свои сведения Ренневиль почерпнул от хирурга Бастилии Рейля.
В 1745 году была опубликована без указания имени автора книга «Секретные записки по истории Персии». В ней в стиле знаменитых «Персидских писем» Шарля Луи Монтескье излагалась история «Шах-Абаса» — Людовика XIV, причем сообщались отдельные сведения о жизни неизвестного узника, которого автор записок явно считал очень важным лицом.
Далее — свидетельство Вольтера, с 16 мая 1716 года по 14 апреля 1717 года сидевшего в Бастилии. В 1732 году он работает над произведением, потребовавшим огромного труда — «Век Людовика XIV». Через шесть лет после этого, 30 октября 1738 года, Вольтер писал аббату Любо:
«Я довольно осведомлен о приключениях человека в железной маске, умершего в Бастилии. Я разговаривал с людьми, которые при нем служили». Это письмо, в котором впервые использован образ человека в железной маске, говорит, что Вольтер был знаком с людьми, в той или иной степени посвященными в тайну. В 1751 году появился «Век Людовика XIV». В ней Вольтер сообщает отдельные подробности относительно содержания и поведения узника. Вольтер относит арест «маски» к 1661 году, через несколько месяцев после смерти кардинала Мазарини. При этом писатель уверяет, что это беспримерное происшествие осталось неизвестным для всех ранее писавших историков. Иными словами, Вольтер опирается здесь на собственные, остававшиеся прежде недоступными источники. Писатель явно знал немало о «маске» — и о его пребывании в различных тюрьмах, и о его смерти в 1703 году. Правда, Вольтер, как до него и Ренневиль, сообщает, что «маску» сразу направили на остров Сен-Маргерит, и в 1690 году, когда губернатор Пинероля Сен-Мар был назначен губернатором Бастилии, он взял с собой с острова заключенного в маске. До этого узника посетил Лувуа и разговаривал с ним стоя, с вниманием и большим почтением, — факт, соответствующий действительности и свидетельствующий об осведомленности автора «Века Людовика XIV» о деле узника в железной маске.
Учитывая интерес, который вызвал рассказ о «маске», Вольтер в издании 1752 года добавил ряд новых деталей, в частности эпизод с рыбаком, который нашел серебряную тарелку, выброшенную «маской» из темницы, и которого спасла неграмотность. Посвящен в секрет был военный министр Шамийяр. Его зять — маршал Лафейяд рассказывал Вольтеру, что он на коленях умолял Шамийяра открыть секрет «маски», но тот решительно отказал ему в этом, ссылаясь на свою клятву хранить молчание. Вольтер далее пишет, что другими лицами, сообщившими ему сведения о «маске», были, в частности, герцог Ришелье, министр Торс и лорд Болингброк, герцогиня Мальборо, некоторые из них могли быть в какой-то степени посвящены в тайну. Вольтер называл еще людей, снабдивших его сведениями о «маске»: Риуса — бывшего служащего военного ведомства в Канне (неподалеку от Сен-Маргерита), видавшего в юности, как узника перевозили с острова в Париж; личного хирурга Ришелье Марсо-Лана; зятя врача в Бастилии, лечившего «маску», — эти и другие люди были еще живы в 1753 году и могли подтвердить слова писателя.
И наконец, в 1771 году во втором издании «Вопросов, касающихся энциклопедии» имеется «Добавление издателя», в котором указывалось, что «маска» — сын Анны Австрийской, незаконный старший брат Людовика XIV.
В списке авторов XVIII века есть еще один свидетель — аббат Папон, который в 1780 году опубликовал книгу «Литературное путешествие в Прованс». Папон рассказывает о необычном происшествии со ссылкой на одного отставного офицера, которому было уже около восьмидесяти лет. Лекарь его роты, направленный нести службу в крепость-тюрьму на острове Сен-Маргерит, однажды увидел, что узник выбросил в море какой-то белый предмет: это был кусок, оторванный от рубахи. Лекарь выловил его и принес к губернатору острова Сен-Мару. Губернатор развернул полотно, на внутренней стороне которого было что-то написано. После этого Сен-Мар стал строго допрашивать лекаря, прочел ли он эту своеобразную записку. Тот клялся, что не читал. Через два дня врача нашли мертвым в его постели. Папон сообщает еще несколько важных штрихов. Во-первых, «маску» считали настолько значительным лицом, что ему разрешили иметь слугу. Во-вторых, он с годами не терял этого значения, так как на протяжении жизни у него было несколько слуг. В-третьих, его слуги уже не должны были выйти на свободу — дополнительное указание, что «маска» был обречен на вечное заключение в тюрьме.
Когда легенда только возникла, говорили, что узник носил маску из бархата, а не из железа. Но потом железо показалось «романтичнее» и победило менее эффектный бархат.
Совершенно курьезное продолжение получила версия Вольтера в начале XIX века, в годы правления Наполеона I Бонапарта. Начало было прежним; Людовик XIV считался незаконным сыном королевы, а настоящим наследником — Железная Маска. Но далее шло одно интересное добавление: до того, как узник с железной маской на лице был отправлен в Бастилию и еще содержался в заключении на острове Сен-Маргерит, ему удалось тайно жениться на дочери одного из тюремных стражей. Рожденный от этого необычного брака мальчик был доставлен на Корсику и передан на воспитание верному человеку. Ребенок — плод недолгого, но счастливого союза — получил итальянское имя де Буона-Парте (т.е. хорошая доля, в переносном смысле — из хорошей семьи) и являлся, следовательно, прямым предком императора Наполеона Бонапарта. С помощью подобной чепухи бонапартистская пропаганда пыталась убедить роялистски настроенные круги, что именно Наполеон является исконным наследником подлинных Бурбонов.
Существовала версия, согласно которой Железная Маска — это не брат, а отец Людовика XIV, которым был, оказывается, один бедный дворянин, добившийся благосклонности королевы Анны Австрийской и заключенный в тюрьму за слишком большое внешнее сходство со своим царствующим сыном.
Появилось немало и других претендентов. Так, «маской» считали графа де Вермандуа, сына Людовика XIV и его любовницы ла Вальер. Но, как твердо установлено, Вермандуа умер в 1683 году, задолго до появления «маски» в Бастилии. Еще менее мог быть «маской» герцог де Бофор, пропавший без вести во время сражения в 1669 году, хотя и его кандидатура неоднократно выдвигалась в литературе. (Бофор родился в 1616 году, и к 1703 году — году смерти «маски» — ему было бы около 90 лет.) Некоторые считали, что Железная Маска — это Фуке, министр финансов, который был смещен с должности и арестован по приказу короля, питавшего к нему личную ненависть. А. Вагеман в книге «Железная маска, или Через два столетия» поделилась догадкой, что под маской скрывался... король Карл I, вместо которого был публично обезглавлен другой человек во время английской революции 30 января 1649 года, как «тиран, убийца и враг государства». Зачем было Людовику XIV держать в темнице «спасшегося» Карла I, ответить, разумеется, невозможно. Надо добавить, что, по версии Вагеман, Карл I отличался завидным долголетием: ко времени смерти «маски» ему должно было быть уже 103 года. А одним из главных доказательств своей теории Вагеман считала, что и Карл I, и «маска» любили тонкое белье.
Кого только еще не подставляли под «маску». Один автор с особенно развитой фантазией назвал имя, знакомое каждому — Мольер! Великий писатель, оказывается, не умер в 1673 году, как это принято считать, а был по наущению иезуитов, ненавидевших автора «Тартюфа», заключен в тюрьму.
В 1873 году Т. Юнг опубликовал книгу «Правда о Железной Маске, в которой пытался связать таинственного заключенного с аристократическим участником одного действительного или мнимого заговора против Людовика XIV. В конце XIX века появилось исследование Бюрго (написанное в сотрудничестве с Базри) «Железная Маска. Раскрытие шифрованной корреспонденции Людовика XIV». Работа произвела большое впечатление, так как авторы ее, специалисты по кодам, утверждали, что их выводы базируются на расшифровке секретной переписки «Короля-Солнца». А главным выводом было то, что «маской» являлся некий генерал Бюлонд. Источники подтверждают: он был действительно посажен в тюрьму. Однако его арест власти нисколько не держали в тайне. Они, напротив, официально довели это до всеобщего сведения. Кроме того, в корреспонденции Людовика XIV имелось единственное упоминание о «маске», которое только и способно было как-то подтвердить новую гипотезу. Ее дешифровка Бюрго была на самом деле не более чем простым предположением. К тому же в большой работе по дешифровке не было никакой необходимости. Во французском национальном архиве сохранились копии документов, расшифрованных еще в XVII веке чиновниками французского военного министерства. В довершение всего было установлено, что Бюлонд умер в 1709 году, то есть значительно позднее, чем «маска».
Вольтер сообщал существенную деталь: Шамийяр в ответ на настойчивые вопросы Лафейяда и де Комартена (покровители Вольтера в его молодые годы) отвечал иногда, что «это был человек, посвященный во все секреты Фуке». Он признал этим, следовательно, по меньшей мере то, что неизвестный был схвачен некоторое время спустя после смерти кардинала Мазарини. К чему же тогда столь неслыханные предосторожности в отношении доверенного человека Фуке, если считается, что «в это время не исчез ни один значительный человек». Повторяя в последней фразе уже ранее отмеченный им факт, не намекает ли Вольтер снова, что она содержит — если содержит — ключ к разгадке? Быть может, поэтому Вольтер добавлял, что это был чрезвычайно важный узник, судьба которого все время оставалась тайной...
...Мемуары бывших узников Бастилии, будучи противоречивыми, свидетельствуют о режиме, который более или менее соответствовал обычному порядку менее грозных на вид и менее знаменитых парижских тюрем.
Бастилия располагала не только камерами, но и квартирами для обеспеченных заключенных, при которых могли находиться слуги. Там была библиотека, а повара славились своим искусством. Можно было получить разрешение на отлучку, и однажды один из узников даже отправился по своим делам за границу.
Тем не менее Бастилия оставалась тюрьмой, и тюрьмой суровой. С тех пор как в ней дважды отбыл наказание Вольтер, она стала еще и модной. Драматург Пьер Огюстен Бомарше даже оскорбился, когда его отправили не в этот «дом литераторов», как стали называть Бастилию, а в тюрьму Сен-Лазар, предназначенную для простонародья, ибо крепость всегда была местом заключения людей из просвещенного общества. Но 14 июля 1789 года народ, которому Бастилия была недоступна даже как место заключения, взял штурмом именно эту крепость-тюрьму. Собственно, Бастилия никогда не была взята, ибо она капитулировала; штурмом был взят «оплот невыносимого деспотизма». И если на штурм ее шла разнородная толпа, то взял Бастилию народ, ибо, по замечанию Виктора Гюго, «есть какая-то великая тайна в этом превращении толпы в народ».
Бастилия была тюрьмой не только суровой, но и модной
Когда восставшие овладели Бастилией, то, к своему удивлению, обнаружили не сотни томившихся несчастных, а всего семь человек заключенных.
Первый из узников, «перепутав тысячелетье на дворе», справился о здоровье Людовика XV, на что получил ответ, что теперь правит под именем Людовика XVI воскресший Генрих IV.
Второй так испугался освободителей, что ни за что не хотел покидать камеры и называл при этом себя «майором Беспредельности». Этих двух просто перевезли из Бастилии в сумасшедший дом в Шарантоне.
Третьим оказался маркиз де Соланж, которого освободили, к большему неудовольствию семьи, потратившей в свое время много усилий, чтобы его туда засадить.
Остальные четверо были просто мошенниками, попавшими в Бастилию за подлог. И не успели их освободить, как недовольные этим освобождением кредиторы сразу же начали против них процесс.
В отличие от других взятых крепостей Бастилию не нужно было удерживать. Ее тут же стали разрушать, обещая не оставить камня на камне. И не оставили.
Если сейчас во Франции вы спросите, что же стало с камнями Бастилии, вам ответят, что их в свое время продал патриот Паллуа. Через несколько дней после падения крепости Национальная Ассамблея приняла решение разрушить ее до основания, а ответственным исполнителем назначила гражданина Паллуа.
Из камней Бастилии были изготовлены макеты маленьких Бастилии по числу департаментов и разосланы по всей Франции. Кроме того, из камней, как, впрочем и из другого материала — железа, дерева, свинца, взятых на развалинах крепости, изготовили разные украшения, медали, игрушки для детей. Такова была участь камней поверженной крепости.
Необычна и участь бастильского архива (а он включал и архив Главного управления полиции, дела узников Венсенского замка и просто судебных процессов, которые рассматривались в Парижском парламенте и других судах, семейные архивы комендантов крепости, каждый из которых имел свой квадратный фут для картона с личными бумагами, королевский архив с особо секретными государственными документами).
Во время взятия Бастилии 14 июля бумаги архива летали по тюремному двору, как сухие листья. Многие были втоптаны в грязь, сожжены, разорваны, а большая часть просто растаскана и перепродана. В толпе на площади в тот день случайно оказался библиофил, собиратель рукописей, секретарь русского посольства в Париже Петр Дубров. Благодаря ему собрание бастильских документов, хранящихся сейчас в фондах Национальной библиотеки Санкт-Петербурга, является самой крупной зарубежной коллекцией документов революции 1789 года.
Сегодня на площади Бастилии возвышается колонна, увенчанная Гением Свободы. Она появилась только при Луи Филиппе, хотя предложение о возведении мемориальной колонны на месте разрушенной крепости исходило от того же гражданина Паллуа. Им же была организована церемония закладки первого камня памятника, но заложен был не только камень, но и кедровый ларец с текстом Декларации прав человека и гражданина и списки патриотов, погибших при штурме крепости.
От закладки первого камня до возведения колонны прошло почти полвека. Во время Первой Империи на площади решили установить фонтан в форме слона, гипсовая модель которого, «громадный видимый фантом», возвышался рядом с «невидимым привидением Бастилии», — писал В. Гюго в своем романе «Отверженные». В слоне нашли приют герои его романа Гаврош и другие уличные, бездомные парижские «гамены». К слону-фонтану должна была быть подведена вода из ближайшего канала Сен-Мартен, но эта подземная подводка по назначению никогда использована не была. Вырытым подземельем воспользовались позднее для совершенно других целей — создания подземного некрополя, где решили захоронить жертв «трех славных дней революции 1830 года», к которым затем присоединились и жертвы революции 1848 года. Этот некрополь и венчает Июльская колонна высотой в 52 м, диаметром более 4 м и весом в 170 тонн. Ровно столько потребовалось бы в свое время на отливку слона. Возведение колонны началось еще в 1833 году по планам Алавуана-отца, работу которого после его смерти продолжил архитектор Ле Дюк. Гений Свободы, венчающий колонну, создан скульптором Дюмоном и напоминает Меркурия — знаменитую скульптуру Жана де Булоня.
Торжественное открытие Июльской колонны состоялось 28 июля 1840 года. Специально к этому случаю Гектору Берлиозу было заказано музыкальное произведение, получившее позднее название «Траурно-триумфальной симфонии», наиболее известной частью которой стал «Траурный марш». Именно его исполняли музыканты, возглавлявшие торжественное шествие, направляющееся к площади Бастилии на церемонию открытия колонны. Сам композитор, одетый в униформу, дирижировал этим оркестром, не шпагой, а жезлом, выполнявшим в данном случае роль дирижерской палочки.
Во время этого торжественного шествия «Траурный марш» исполнялся не случайно, так как одновременно переносили в некрополь под Июльской колонной останки жертв трех славных дней революции 1830 года.
До этого многие из них были погребены в общей могиле около колоннады Лувра, как раз в том месте, где раньше были захоронены египетские мумии, привезенные во Францию во время Карла V. Не выдержав влажности музейных запасников, они начали разлагаться.
Не исключено, что к пятистам жертвам революции 1830 года прибавилось и несколько мумий, навсегда обретших покой под Июльской колонной на площади Бастилии.