Нельзя не согласиться со словами Андре Моруа, что человечество скорей состоит из мертвых, чем из живых. Именно на Пер Лашез покоится значительна часть прошлого Парижа.

Трудно представить, а ведь всего несколько метров земли вместило все, что осталось от военачальника, заставлявшего дрожать континенты. Это кладбище, несмотря на его название, данное по имени отца-иезуита, духовника Людовика XIV, — по существу императорское и романтическое, но и Третья республика не оставила его в покое.

После смерти отца Лашеза, которому король дал землю, этот холм (именуемый в то время Мон-Луи) возвратился в орден иезуитов. И только в 1804 году месье Фрошо, префект Сены, создал здесь обширное кладбище. Первые великие имена на кладбище принадлежат солдатам Империи, юристам, а также хирургу императора — де Ларрею.

Налево от главной аллеи находится могила Альфреда де Мюссе, поэта-романтика. Моруа был прав, говоря, что мода к нему была враждебна; но она пройдет, а Мюссе останется. Все так и случилось. Многочисленные поклонники его поэзии с трудом находят его памятник, который подавляют соседние, более поздние.

Перед смертью Мюссе попросил, чтобы на его могиле посадили иву.

К сожалению, она плохо прижилась. Многие винят в этом ночных плакальщиц, которые приходят к нему в полночь поведать о своей вечной любви.

Недалеко от Мюссе — Джоакино Россини. Пер-Лашез — это последнее пристанище великих музыкантов. Вот Бойельдье («Белая дама», — говорит сторож, — он родился в Руане...»); Франсуа Обер («Немая из Портичи», — продолжает сторож, — родился в Кане...»); Андре Гретри, Жорж Бизе, Луиджи Керубини, Меюль и, наконец, Фредерик Шопен. На его могиле часто лежат свежие фиалки.

«Бедный Шопен!» — не без основания восклицал Андре Моруа. Его памятник сооружен Клезенже, этим отвратительным «мраморщиком», который отравил жизнь Жорж Санд и превратил фигуру Шопена в фигуру жирной, грудастой, некрасивой женщины.

Рядом с Бальзаком похоронены не только иностранка графиня Ганская, ставшая госпожей де Бальзак, но также и ее дочь и зять, граф и графиня Жорж Мнишек. Как говорится, никого не забыли.

Оскар Уайльд похоронен подальше от французских знаменитостей.

Изящный памятник принадлежит Мари д’Агу, по твердому убеждению смотрителя, она была любовницей Ференца Листа.

Вот могила Феликса Фора, президента Франции с 1895 по 1899 год. Он умер при таинственных обстоятельствах...Скорей всего, ему не простили зверского захвата острова Мадагаскар...

Затем актрисы: мадемуазель Марс, Рашель, Аделина Патти. Художники: Теодор Жерико, Эжен Делакруа, Луи Давид, Жан Огюст Энгр, Антуан Гро. Скульпторы: Прадье, Давид д’Анже.

Памятник великому художнику Шенавару значительно отличается от остальных. На нем представлена вся истории в барельефах. Вот, к примеру, Возрождение — Джоконда позирует Леонардо да Винчи. Скульптура так выразительна, что вы узнаете эту улыбку, которую уже многие столетия называют загадочной...

Кладбище быстро разрасталось. Невозможно перечислить всех выдающихся деятелей политики, науки, литературы и искусства, которые похоронены на нем.

28 мая 1871 года кладбище Пер-Лашез стало местом трагической гибели последних защитников Парижской коммуны. Отстреливаясь от врага, коммунары укрылись на кладбище, но версальцы вечером 27 мая пушкой разбили ворота и проникли внутрь. Завязалась последняя смертельная схватка, во время которой погибло свыше тысячи коммунаров, а на заре следующего дня 147 еще оставшихся в живых были расстреляны у северо-восточной стены кладбища, недалеко от входа. С тех пор стена получила имя Стены коммунаров, французский народ превратил ее в памятник героям Парижской коммуны. Всегда покрытая цветами, она служит местом паломничества и политических выступлений парижан.

Стена коммунаров

Автор «Интернационала» — Эжен Потье был активным участником Парижской коммуны, асам «Интернационал» был написан в июне 1871 года в парижском подполье под впечатлением последней майской недели Коммуны. Он стал ей величественным надгробным памятником. «Последний и решительный бой» — это не поэтический образ, а воспоминание об ожесточенных баррикадных боях 23 мая на площади Конкорд, 25 мая — на площади Шато д’О, 26 мая — в рабочих кварталах Бельвиля и Менильмонтана; это воспоминание о жестокой бойне 27 мая на кладбище Пер-Лашез и последней баррикаде 28 мая на улице Рампонно; это воспоминание о героической смерти на баррикадах генерала Ярослава Домбровского и депутата Шарля Делеклюза; это воспоминание о массовых расстрелах пленных коммунаров 24, 26, 27 мая, о расстреле без суда руководителей Коммуны Рауля Риго и Эжена Варлена.

Каждый год 26 мая рабочие Парижа отмечают их память у Стены коммунаров на кладбище Пер-Лашез — отмечают под красным флагом.

Во время немецкой оккупации Парижа фашисты, которым была ненавистна память Коммуны, запретили доступ на кладбище, окружив его колючей проволокой, и перебили скульптурные барельефы, украшавшие стену. После войны барельефы были восстановлены в прежнем виде.

Статуи, стихи, высеченные в мраморе, превращают Пер Лашез в музей прекрасного и порой непостижимого, похоронившего немало загадок и тайн.

История парижских кладбищ не менее любопытна, чем история дворцов, площадей, парков и мостов французской столицы. Французы, как, впрочем, и вообще европейцы, относятся к кладбищам совсем не так, как это принято у русских. Для нас это место печали и скорби, оно связано лишь с тяжелыми утратами, а для европейца — место воскресных семейных прогулок на свежем воздухе или романтических встреч. Кладбища современного Парижа вписаны в городскую структуру и приравнены к паркам и садам. Многие окна самых фешенебельных домов смотрят на кладбища, и владельцы таких квартир, зачастую весьма дорогих, не сетуют на мрачное соседство, а напротив, рады ему: ведь они ограждены от посторонних взглядов, а по утрам, вместо шума машин, их будит пение птиц.

Кладбища-парки не всегда существовали в Париже, они появились только в начале XIX века, а до этого в городе насчитывалось более сотни разных погостов при церквях, монастырях, больницах и богадельнях. Первые захоронения появились в Париже, когда он еще назывался Лютецией. Но римляне, которые тогда управляли Галлией, запрещали хоронить усопших в черте города. Только с христианством пришла традиция хоронить усопших возле церквей, где покоились останки святых. Очень скоро весь город, и особенно остров Сите, заполнился большими и маленькими кладбищами. Самое главное и знаменитое — кладбище Невинных — раскинулось в самом сердце района Аль, больше известного как «чрево Парижа». На этом кладбище хоронили и бедняков, и казненных, и еще не крещенных младенцев. Очень быстро кладбище это превратилось в место встреч, где уединялись влюбленные, где играли в кости, распивали бутылочку вина в компании друзей.

Филипп-Август в 1186 году приказал прекратить подобное надругательство над мертвыми, и кладбище обнесли высоченной стеной, а на ночь запирали на замок. Санитарные нормы на парижских кладбищах, конечно, не соблюдались, да их, по сути, и не было. Тела бедняков часто наваливали одно на другое и слегка присыпали землей, в жаркие дни парижане задыхались от трупного запаха, разносившегося по всему городу. Совсем печально дела обстояли в дни эпидемий, которые часто поражали город.

В Средние века высокий уровень смертности стал причиной того, что все кладбища, находившиеся в черте Парижа, оказались донельзя переполненными. Эту ситуацию крайне серьезно отягощали эпидемии чумы, которыми столь богата история Франции.

Например, на кладбище Невинных, которое функционировало с XI века и находилось всего в нескольких сотнях метров от Лувра, уровень поверхности внутри кладбищенской ограды был на 6 м выше уровня тротуаров всех прилегающих к нему улиц. Там были, конечно, индивидуальные захоронения, но в основном общие, когда в одной могиле могли быть погребены до 1500 человек. А потому к концу XVIII века ситуация стала настолько взрывоопасной — и с санитарной, и с криминальной (кладбища привлекали не самую добропорядочную публику) точек зрения, что назрела необходимость в принятии самых безотлагательных мер.

В 1763 году парламентом Парижа был издан указ о запрете захоронения умерших внутри крепостных стен города. Но окончательно это решение стало воплощаться в жизнь лишь в 1780-м, когда стена, отделявшая кладбище Невинных от домов, расположенных на соседней улице — рю де ля Линжери, не выдержав давления изнутри, обрушилась, заполнив подвалы домов останками умерших и чудовищным количеством грязи и нечистот.

Помимо всего, в центре Парижа катастрофически не хватало свободных площадей, в том числе для строительства рынка. Решено было использовать парижские каменоломни для перезахоронения останков усопших.

В 1785 году Государственный совет постановил перенести кладбище Невинных в бывшие каменоломни Томб Иссуар, находящиеся вне черты города. Подземные «загробные дома» должны были быть оборудованы соответствующим образом — их надлежало украсить христианской символикой и соответствующими фразами, напоминающими возможным посетителям о тленности и суетности жизни и величии и неизбежности смерти.

Руководство операцией по переносу костей было возложено на Шарля Акселя Гийомо, главу Инспекции. Он с самого начала планировал сделать подземные кладбища открытыми для посетителей. По его замыслу, все имеющиеся кости должны были быть сложены аккуратными валами, увенчать которые предполагалось рядами черепов. Однако наступившая вскоре смутная революционная пора многое изменила. Перезахоронения стали хаотичными, останки зачастую просто сбрасывали в ближайшие шахты или колодцы, которые использовались когда-то для извлечения камня на поверхность. Также туда стали складывать тела новых умерших и казненных, что существенно осложняло подземную санитарную обстановку. Ведь изначально предполагалось перезахоранивать лишь древние останки, то есть фактически только сухие кости.

В начале XIX века под руководством Эрикара де Тюри — тогдашнего главы Инспекции — создали подземный некрополь, предназначенный для посещения широкой публики. Именно Де Тюри принадлежит «авторство» в выборе разнообразных изречений, начертанных на стенах катакомб, в том числе и встречающего посетителей на пороге: «Остановись! Здесь царство смерти!», которое принадлежало аббату Жаку Делилю.

Со временем в подземелье оказались останки деятелей королевской эпохи: министров Людовика XIV — Фуке и Колбера. После Реставрации монархии с кладбища Еррансис были перенесены останки Дантона, Лавуазье и Робеспьера, с Сент-Этьен-дю-Мон — Марата. С кладбища Сен-Бенуа сюда переместились кости сказочника Шарля Перро. Литературный мир «представлен» в подземельях костями Франсуа Рабле (прежде захороненного в монастыре Августина), а также Расина и Блеза Паскаля (ранее они покоились в Сент-Этьен-дю-Мон). По иронии судьбы, останки инициатора и организатора подземных захоронений — Шарля Акселя Гийомо, равно как и его преемника и последователя — Эрикара де Тюри, в итоге также оказались в оборудованных ими же самими катакомбах после того, как были закрыты кладбища Сент-Катрин и Сент-Бенуа.

Накануне революции 1789 года власти приняли решение о закрытии всех городских кладбищ и о создании новых за пределами Парижа. Но эта реформа была полностью осуществлена только после того, как улеглись революционные бури. Все захоронения бывших городских кладбищ были перенесены в специально устроенные для этого катакомбы возле площади Данфер-Рошро, где уже в XX веке открыли музей, который стал местом туристического паломничества, а в городе появились одно за другим новые кладбища: Пер-Лашез, Монмартрское и Монпарнасское. Барон Османн, с присущим ему размахом, хотел осуществить еще одну кладбищенскую реформу, устроив далеко за городом один грандиозный некрополь, равный по площади самому Парижу. Но мечту эту ему реализовать не удалось.

Самым большим, известным и посещаемым столичным кладбищем стало кладбище Пер-Лашез. Для этого власти, притом на самом высшем уровне, приложили немало усилий. Прежде всего, 21 июня 1804 года Наполеон издал указ о том, что никакие захоронения не могут производиться вне кладбища Пер-Лашез. Тем не менее никто из богатых парижан не хотел быть похоронен в восточном, совершенно не престижном квартале, который вчера еще был городским предместьем. Тогда для привлечения «публики» в 1817 году на Пер-Лашез были перенесены останки многих знаменитостей и исторических персонажей, а их надгробия стали настоящими произведениями искусства.

Эта своего рода рекламная акция имела успех: появилось много желающих покоиться в обществе Жана Батиста Мольера, Пьера Абеляра и Элоизы или пристроить туда почивших родных. Если в 1812 году на кладбище было только 833 могилы, то в 1824 году его территорию пришлось увеличить, так как захоронений насчитывалось уже тридцать три тысячи. Планировка была создана знаменитым архитектором Брониаром, автором здания парижской биржи.

Само место, на котором появилось кладбище, принадлежало когда-то ордену иезуитов, а местность сохранила имя одного из отцов этого ордена, Де ля Шеза. Он был духовным наставником и исповедником Людовика XIV. Привязанность короля к монаху позволила иезуитам расширить и приукрасить свои владения. Монашеский сад с фонтанами, редкими деревьями, оранжереей, гротами и водопадами превратился в место романтических встреч аристократии.

Все эти дорогостоящие преобразования разорили орден. Когда короля не стало, монашеские земли были конфискованы и проданы на торгах. После революции парк перешел во владение префекта Парижа, который и отдал его земли под кладбище. Беседки, гроты и водопады были уничтожены, а сад перепланирован на английский манер. На месте дома, где жили иезуиты, была построена часовня.

Ежегодно более двух миллионов посетителей приходят поклониться могилам великих людей, похороненных здесь.

Гуляя по парку и читая имена на надгробных плитах, словно перелистываешь страницы энциклопедии: все имена вошли в историю литературы, музыки, театра, эстрады, кино. Многие из тех, кто нашел вечный покой вблизи друг от друга, при жизни были заклятыми врагами.

Мата Хари расстреляли в Венсенском замке

На востоке Парижа, в прекрасном лесу Филипп-Август построил охотничий домик. Людовик Святой жил здесь, возвел небольшую капеллу. В XIV веке первые короли династии Валуа построили на месте домика замок, который является теперь главной достопримечательностью Венсенского леса.

Это был укрепленный замок с мощным донжоном, крепостными стенами и башнями, окруженными рвами. Донжон высотой 52 м стоит в центре внутреннего двора, защищенного собственными крепостными стенами. Блестящий образец фортификационного искусства XIV века, он с начала XVI и почти до конца XVIII века, а затем при Наполеоне Бонапарте служил тюрьмой, а которой сидели многие известные люди — принц Конде (Великий Конде), генеральный контролер (министр) финансов Франции Никола Фуке, Дени Дидро, Оноре Габриель Мирабо. Из этой неприступной тюрьмы сумел убежать герцог де Бофор — история его побега описана в романе Дюма «Двадцать лет спустя». Существующая Святая Капелла (Сент Шапель) строилась в XIV веке в готическом стиле по образцу парижской Сент Шапель, а завершились работы в середине XVI века, поэтому фасад и ряд элементов выполнены в стиле готики, а прекрасные витражи хора относятся уже к эпохе Возрождения.

В XVII веке архитектор Луи Лево пристроил к замку павильоны короля и королевы в стиле классицизма, объединенные большим парадным двором, — здесь молодой Людовик XIV провел свой медовый месяц, а год спустя умер кардинал Мазарини. В середине XIX века Наполеон III передал Венсенский лес (вместе с Булонским) городу. И так же, как и Булонский лес, его превратил в пейзажный парк префект Османн, в соответствии со вкусами императора-англомана.

...Здесь под каштаном Святой Людовик творил свой суд.

«...Она появлялась на Индусском празднестве, подобная саду, залитому чистым и большим июньским солнцем, восседая на большой белой лошади, богато украшенной попоной, инкрустированной натуральной березой. Ее янтарная кожа казалась лиловой, переливалась на свету, испещренная искусственными блестками и украшениями. Париж ее боготворил и бережно относился к ее целомудренной наготе. Ее звали всюду, а мужчины устраивали поединки за право украсить ее жизнь...»

Экзотическая танцовщица, знаменитая своими скандальными и сенсационными выступлениями в обнаженном виде, Мата Хари. Настоящее имя — Маргарита Гертруда (Грета) Целле, она прославилась на всю Европу в начале нашего столетия. В 1917 году она была расстреляна французами за шпионаж в пользу Германии.

Родившись в Голландии и рано потеряв мать, она впоследствии бежит от своего разорившегося отца и в 19 лет выходит замуж за капитана голландской армии Рудольфа Мак Леода. Прожив с мужем два года в Голландии, где у них родился сын Норман, она отправляется на остров Яву — новое место службы супруга, где у них родилась дочь.

Семейная жизнь этой пары складывалась таким образом: Маргарита начала флиртовать с молодыми офицерами и плантаторами, вызывая приступы ярости у мужа, и полюбила танцы, которые исполняли танцовщицы в храмах. Мак Леод пил, изменял жене и даже часто бил ее, нередко угрожая при этом пистолетом.

Все закончилось трагедией: их малолетний сын был задушен местным солдатом, решившим таким образом отомстить Мак Леоду за то, что тот соблазнил его невесту.

Маргарет собственными руками задушила убийцу сына. После этих трагических событий чета МакЛеодов возвратилась в Голландию. 1899 году их брак распался, они развелись, и Мак Леод забрал дочь себе.

Маргарет, не имевшая средств к существованию и образования, отправляется в поисках счастья в Париж. Ее натура искала бурной жизни, приключений, любовных романов — все это она рассчитывала найти во французской столице. Именно в Париже она увидела сценический номер в исполнении Айседоры Дункан. Грета решила построить свою карьеру на экзотике и эротике. Ее дебют состоялся в музее восточного искусства в качестве исполнительницы восточных танцев. Она выступала практически обнаженной среди пальм, бронзовых статуэток и колонн, украшенных гирляндами. К моменту своего первого выступления Маргарета стала уже называть себя Мата Хари (в переводе с малайского — «глаз дня» или солнце). После того, как известный импрессионист Гийоме назвал ее грудь «плоской» и отказался запечатлевать ее на своих полотнах, Грета, выступая с танцевальными номерами и став родоначальницей современного стриптиза, никогда больше полностью не открывала свою грудь. Она была высокой, смуглой, с темными глазами. Выступления Маты Хари всегда вызывали восторг и скандалы в крупных европейских городах.

Мата Хари

Шпионские страсти, связанные с ее именем, начались в связи с началом Первой мировой войны. До сих пор не известно, что двигало этой женщиной: деньги, любовь или секреты, когда она вступала в любовные связи с высокопоставленными чиновниками и военными. Французская контрразведка имела досье на Мату Хари со множеством показаний, якобы свидетельствующих о том, что она являлась немецким агентом. Процесс над ней открылся 24 июля 1917 года. Все ее попытки рассказать, что она служила только Франции, с негодованием отвергались. В суде она заявила: «Я не виновата... я выполняла инструкции только французского контршпионажа...»

«...Сначала Мата Хари верила, что, хотя дело серьезно, но ей как-нибудь удастся спасти свою преступную голову от смерти. Но по мере хода процесса, когда стали всплывать даже суммы, полученные ею от германской разведки, она все больше убеждалась, что спасения ей ждать нечего. Ее положение с каждым часом становилось все ужаснее. Она оправдывалась тем, что деньги эти, хотя и полученные ею от различных руководителей немецкой контрразведки, следовали ей вовсе не за службу по шпионажу. — Нет! — воскликнула она. — Отнюдь не за это! Я получала их за свою любовь...»

Самым страстным романом в жизни этой легендарной женщины стала ее связь с капитаном русской армии Вадимом Масловым. Когда Мату Хари арестовали, в ее гостиничном номере было найдено несколько фотографий Маслова. На обратной стороне одной из них было написано: «На память о самых прекрасных днях, проведенных с моим Вадимом, которого я люблю больше всего на свете». Маслов, правда, позже утверждал, что их отношения были обычными, не выходящими за рамки несерьезной любовной связи, которая ничем таким особенным не выделялась среди других.

Для самой же Маты Хари, наверное, самым тяжким разочарованием было то, что во время суда над ней страстнолюбимый ею Вадим Маслов, вызванный в качестве свидетеля, в суд вообще не явился. После этого она потеряла всякую охоту бороться за свое спасение. Да и никакая защита не повлияла бы на исход процесса, который продолжался при закрытых дверях всего два дня и завершился приговором — расстрел.

Во время трехмесячного пребывания в тюрьме Мата Хари продемонстрировала большое присутствие духа и громадное самообладание, снискавшее ей со стороны всех, кто знал ее в этот период, глубокое почтение.

...Спокойно и гордо села она ранним утром 15 октября 1917 года в автомобиль, отвезший ее к столбу на месте казни, у которого она тотчас же сама стала. Из всех пуль, выпущенных в нее расстреливавшими ее солдатами, из всего смертоносного залпа в нее попала лишь одна, наповал убившая несчастную. Пуля попала прямо в сердце. Из этого следует, что среди всего взвода нашелся лишь один солдат, который выполнил приказ. Остальные предпочли стрелять мимо цели, а один молодой солдат даже упал в обморок на руки врача Бизара, присутствовавшего при казни для освидетельствования смерти осужденной...