За завтраком в то утро Лейси наблюдала, как Бобби наливает себе третью чашку кофе и ест вторую тарелку каши, и думала, а не использует ли он ее. Она кормит его, дает крышу над головой, позволяет работать в своей мастерской, предоставляет пропуск в свой тренажерный зал, и все, что от него требуется, – это проводить время с одиннадцатилетним ребенком, которого он не желает признавать своим.

Прежде чем приглашать его стать частью их жизни, неплохо было бы провести сеанс-другой со своим консультантом, чтобы выявить свои истинные мотивы.

За завтраком присутствовали все, что было редкостью в доме смотрителя. Обычно кто-нибудь из них ел в одиночку или совсем пропускал завтрак и мчался на работу. Но в это утро шел дождь, небо было таким темным, что им пришлось включить свет на кухне, и никто никуда не спешил. Дождь был сильный и теплый, и слышно было, как снаружи за дверью он бьется о песок. Они закрыли все окна с восточной стороны дома, но закрывать дверь на кухню тоже было бы слишком жарко.

Рани вела себя беспокойно. Она только что закончила завтракать и стала болтать своими кукольными смуглыми ножками, готовясь слезть со своего высокого детского стульчика.

– Можно я подержу ее на коленях? – спросила Маккензи у Джины, которая кивнула в знак согласия. Рани легко пошла к Маккензи и уютно устроилась у нее на коленях. Маккензи стала играть с ней в какую-то детскую игру, используя хлопья-колечки из овсяной муки на столе.

Бобби наблюдал за детьми с улыбкой на лице, и Лейси почувствовала себя виноватой за то, что так плохо о нем подумала. Она раздувала из мыши слона. Без всякого сомнения, он хорошо относился к Маккензи и, без всякого сомнения, Маккензи чувствовала связь с ним. Лейси напомнила себе, что Том был алкоголиком, и, когда она узнала о том, что он был ее отцом, это привело ее в ужас. Несмотря на все свои беды и неприятности, Том был рад принять ее в качестве дочери, более того, это помогло ему справиться со своей пагубной привычкой. И Бобби делал для Маккензи не меньше, чем Том для нее когда-то. Каким бы человеком он ни был, Лейси не станет вредить отношениям между отцом и ребенком.

Однако, несмотря на улыбку, Бобби казался задумчивым в то утро, и Лейси не могла не задаться вопросом: имело ли его настроение какое-то отношение к женщине на стоянке? Была ли она тем человеком, с кем он вел свои тайные переговоры по сотовому телефону? У нее голова трещала от попыток разобраться в этой истории, и она знала, что ей надо переключиться на иные мысли и сосредоточиться на предстоящем дне. Если она поскорее не выйдет из дома, то опоздает на работу в ветлечебнице. Она обратила свое внимание на Маккензи.

– Тебе надо взять книжку, которую ты сейчас читаешь, к бабушке? – спросила Лейси.

– Она мне сегодня не нужна, – сказала Маккензи, двигая колечки овсяных хлопьев по столу в игре, которую понимали только они с Рани. – Бабушка поведет меня по магазинам.

Нола обнаружила тот вид деятельности, который Маккензи охотно принимала.

– Но я подумала, нельзя ли вернуться домой пораньше? – спросила девочка, взглянув на Лейси. – Я хочу сказать, нельзя ли забрать меня после работы в ветлечебнице? Я хочу помочь Клею на тренировке. – Она посмотрела через весь стол на Клея. – У вас тренировки днем, правда?

Он подтвердил:

– Я работаю с Бумером.

– О, я Бумера люблю! – обрадовалась Маккензи. – Так можно прийти домой раньше?

– Я хочу рисовать пальцами! – настойчиво потребовала Рани, видимо устав играть в колечки.

– Хочешь, я возьму ее? – спросила Джина у Маккензи.

– Я ее возьму, – сказал Клей, вставая из-за стола.

– Я порисую с тобой вечером, – обратилась Маккензи к малышке, передавая ее Клею. – Мне надо уйти через несколько минут, поэтому я не могу заняться этим сейчас.

Рани надулась и прижалась головой к плечу Клея.

– Давай-ка приведем тебя в порядок. – Клей отнес ее к раковине и вымыл ей руки и лицо. Она только недавно научилась без хныканья терпеть эту процедуру. Потом он поставил ее на пол. – Почему бы тебе не пойти и не посмотреть свои книжки и раскраски? – сказал он ей, и девчушка побежала в гостиную, а за ней и Саша.

Маккензи посмотрела на Лейси.

– Так я могу? – спросила она снова.

Когда Клей налил себе еще одну чашку кофе, Лейси молча передала кофейник Бобби. Посмотрев на ее растерянный взгляд, он сообразил, что выпил почти весь первый кофейник, и встал, чтобы любезно заварить второй.

– Я не против, – сказала Лейси. – Но, по правде сказать, решать должна бабушка. Позвони мне в ветлечебницу после того, как поговоришь с ней.

Она была уверена, что Нола будет рада провести поменьше времени с внучкой. Пару дней назад она фактически поблагодарила Лейси за то, что та взяла ее, хотя ясно дала понять, что все еще сердится на нее за то, что она стала общаться с Бобби. О боже. Может быть, Нола имела основания быть сердитой.

– Кстати, насчет позвонить, – сказал Клей, снова садясь на свое место. – Вчера мне позвонила женщина, чью собаку я обучал много лет назад. – Он откинулся на спинку стула, теребя в руках салфетку. – Собаку зовут Волк, и это один из лучших псов, с которыми мне довелось работать. Он и его хозяйка, Сьюзен, были великолепной командой, но несколько месяцев назад их привлекли к участию в спасательной операции по розыску маленькой девочки. Девочка со своей семьей находилась в кемпинге и исчезла. Они думали, что она заблудилась, но на самом деле ее увел какой-то тип. Волк девочку нашел, она была жива и невредима, но тип, который ее украл, избив Волка ногами, попытался его пристрелить.

– О нет! – Маккензи закрыла себе рот рукой, а на лице у нее появилось страдальческое выражение. – Он умер?

Клей отрицательно покачал головой.

– Сьюзи сказала, что он поправился после ранения, и какое-то время казалось, что все хорошо. Затем, совершенно неожиданно, он изменился. Он начал рычать на людей на улице и напал на подругу Сьюзен, когда та пришла к ним в дом.

– Что вы хотите этим сказать? Что значит – напал? – спросила Маккензи.

– Он бросился на нее и выхватил зубами кусок мяса у нее на руке.

– Ну и ну! – сказал Бобби. – Его усыпили?

Клей покачал головой.

– К счастью, подруга, на которую пес напал, – любительница собак, и они со Сьюзен понимают, что с собакой творится что-то неладное. Волк всегда был очень ласковым. Сьюзен опасается, что он не только не годится для поисково-спасательной службы, но и что ему больше нельзя доверять в отношении остальных людей, кроме нее самой.

Как только Клей заговорил об этой собаке, Лейси поняла, что он хочет попытаться реабилитировать ее, но Джина только теперь уловила это.

– Не думаешь же ты работать с этой собакой снова? – с тревогой спросила она его.

Клей повернулся к жене:

– Я же говорю тебе, Джина, это одна из лучших собак, с которой мне довелось работать. У нее своего рода… посттравматический шок.

– О, Клей, прошу тебя! – взмолилась Джина. – Не приводи такую собаку сюда.

– Все будет нормально, – сказал Клей. – Он будет заперт в загоне.

Казалось, что Джина хотела сказать что-то еще, но потом мудро решила оставить это для разговора с ним с глазу на глаз.

– Надо, чтобы папа осмотрел собаку, – предложила Лейси. – Может, там какие-нибудь физические нарушения происходят.

– У меня это стоит первым пунктом в повестке, – согласился Клей.

Бобби посмотрел на часы, затем потянулся к пачке отрубей с изюмом, чтобы приготовить себе еще одну тарелку каши.

Лейси повернулась к нему.

– Ты сегодня тихий, – заметила она. Она расслышала нотки подозрительности в собственном голосе и подумала, не заметили ли это другие.

Он улыбнулся ей, и эта улыбка предсказуемо пронизала теплом все ее существо до кончиков пальцев, независимо от того, насколько плохо она о нем думала.

– Весь этот разговор о собаках заставил меня задуматься о моей работе, – сказал он. – О пряжке. Сегодня я начну добавлять цвета.

– А можно посмотреть? – спросила Маккензи.

Бобби рассмеялся:

– Не слишком ли много ты сегодня хочешь сделать, а? Заняться шопингом с бабушкой. Помочь Клею тренировать собаку. Рисовать пальцами с Рани. Посмотреть, как я работаю.

Маккензи передернула плечами и немного ушла в себя, как будто опасаясь, что окружающие узнают о том, что она получает радость от жизни в какой бы то ни было форме, виде или величине.

– Я покажу тебе, как я это делаю, сегодня вечером, ладно? – спросил Бобби, и она кивнула.

Была середина утра, когда Рик с цветами для Лейси остановился возле ветлечебницы. Окружающие устраивали много шума вокруг этого. Лейси очень смущало такое публичное проявление его любви к ней. Позже ей придется отвечать на расспросы коллег. Тем не менее это было мило с его стороны. Он был приятным человеком.

– Ты меня балуешь, – попыталась улыбнуться она, стоя за столом в приемной и ставя в вазу букет из разных цветов.

– Ты заслуживаешь того, чтобы тебя баловали.

– У меня есть к тебе вопрос, – сказала она, поправляя цветы. Слова вылетели раньше, чем она смогла остановиться. Она повернулась к одному из помощников. – Не мог бы ты подежурить вместо меня пару минут? – попросила она.

Помощник согласился, и она прошла с Риком через приемную, полную собак и кошек, на улицу. Дождь прекратился, оставив за собой влажную духоту. Они дошли до поворота на стоянку. Она повернулась лицом к нему, скрестив на груди руки.

– Когда Бобби жил у тебя, – начала она, – ты не заметил в его поведении ничего подозрительного? Например, как у наркомана?

Он покачал головой, нахмурившись.

– А что, ты что-то заметила?

– Ты видел его с женщиной, блондинкой, когда-нибудь?

– Какая-то женщина приезжала один раз, – сказал Рик. – Высокая. Худая. Симпатичная. Бобби вышел к ней на какое-то время. Я об этом как-то не задумывался.

– Я видела, как он давал ей деньги.

Рик удивленно поднял брови:

– За что?

– Понятия не имею, но меня это беспокоит.

Рик поджал губы и посмотрел в сторону океана. Они не могли видеть его с того места, где они стояли, но могли слышать, как волны разбиваются о берег за рядами коттеджей.

– Может, тебе следует, не таясь, спросить его об этом? – предложил он.

Она понимала, что он прав. Ей лучше спросить Бобби об этой женщине, вместо того чтобы изводить себя догадками, но она считала, что не имеет права совать нос в его личную жизнь без более веских доказательств того, что он занимается чем-то нехорошим. Кроме того, она еще не была уверена, что так уж хочет знать ответы на все свои вопросы.

– Меня разрывает на части, – вздохнула она. – Он кажется мне подозрительным, но он так хорошо ладит с Маккензи.

На парковку заехали два внедорожника, и она увидела, что из одного из них выскочил датский дог, а из другого – золотистый лабрадор. Она будет нужна на работе.

– Я лучше вернусь на работу, – сказала Лейси. Она стала на цыпочки и поцеловала его в щеку. – Спасибо за цветы. Ты и вправду слишком добр ко мне.

В тот вечер Лейси с Бобом находились в мастерской, работая при свете лампы. Она делала набросок к будущей витражной панели, обводя одни и те же линии снова и снова, не в состоянии сконцентрироваться. Если она не задаст свои вопросы сейчас, она не сможет работать дальше.

Бобби склонился над соседним столом, прорабатывая поясную пряжку при свете галогеновой лампы.

Решительно вздохнув, она отложила карандаш.

– Вчера ночью, – начала она, – я не могла уснуть и поднялась на маяк.

– Угу, – пробормотал он, все еще поглощенный работой, ни о чем не подозревая. Ни в чем не виноватый?

– Я была наверху, когда стала свидетельницей того, как ты встречался с женщиной на парковке.

Лейси видела, как застыли его руки. Он медленно отложил инструмент, которым работал, развернулся на стуле и посмотрел на нее, выражение лица у него было как у ребенка, пойманного за поеданием банки варенья.

– И тебе интересно, кто она?

– Это не мое дело, я знаю, но…

– Она из тех, кого я узнал на встречах «Анонимных алкоголиков», – покачал головой он. – Просто друг. Она позвонила мне вчера потому, что ей хотелось выпить. Она заехала за мной сюда, и мы поездили немного, пока я… ну, ты знаешь, отговорил ее. Извини, что заставил тебя насторожиться.

– Я просто… – Лейси смотрела мимо него, чтобы избежать его взгляда. – Ты не обязан давать мне объяснения, – виновато произнесла она. – Просто это было так неожиданно. Я думала, ты спишь у себя наверху, и увидеть тебя там было для меня неожиданностью.

– В «Анонимных алкоголиках», – сказал он, – если ты кому-то нужен, чтобы удержать его от выпивки… ну, ты должен помочь.

Она кивнула, не совсем веря его словам. Она хотела задать ему еще вопросы. Это с ней он постоянно разговаривал по телефону? Почему он дал ей денег? Но ее беспокойство и ее ревность комком стояли у нее в горле, и ей было легче просто отступить.

– Извини за любопытство.

– Ничего страшного, – сказал он. – Я понимаю. Это твой дом. Ты имеешь право знать, кто приходит, кто уходит.

Она смотрела, как он снова развернулся на стуле и сел лицом к столу, видимо, довольный, что исчерпывающе ответил на ее вопрос.

Несмотря на разные мысли, которые роились у нее в голове, в эту ночь Лейси быстро заснула. Невыносимая жара наконец сменилась прохладным ветерком, который выдул всю духоту из ее комнаты. Спать в такой легкой прохладе было здорово.

Однако в середине ночи Лейси проснулась. Ей приснилось, что на берегу вопила кошка, и звук был такой ужасный, что она мигом очнулась. Села, голова была тяжелой.

Она действительно подумала, что это Рани. Но звук раздался снова, и теперь, когда она больше не спала, она поняла, что это был за крик. Маккензи.

Она вскочила с постели и бросилась в коридор. Бобби выходил из своей комнаты, застегивая джинсы, и Лейси удивилась тому, что обрадовалась, увидев его там. Он мог бы пойти к Маккензи, девочке будет легче с ним. Он найдет что сказать.

Но он остановился, когда увидел ее.

– Иди, – сказал он тихо, почти одними губами, и махнул рукой в сторону комнаты Маккензи.

Лейси хотела попросить его самого пойти к Маккензи, но что-то в его лице подсказало ей, что сделать это следует ей. Крики прекратились, но из спальни послышался звук рыданий. Кивнув Бобби, она открыла дверь.

Маккензи сидела в изголовье кровати, сжавшись в комок, обхватив руками согнутые ноги и спрятав голову на коленях. Лейси присела на краю кровати, и, к ее удивлению, Маккензи потянулась к ней, выставив вперед руки, так же, как делала Рани, когда хотела, чтобы ее взяли на руки. Лейси придвинулась ближе и притянула девочку к себе. Все еще плача, Маккензи свернулась в клубок возле нее, и Лейси, крепко обхватив ее, прижалась щекой к ее голове. Девочка была горячей и влажной на ощупь, ее волосы мягко касались щеки Лейси. Наверное, ей было очень плохо, если ей был нужен такой близкий контакт с ней.

– Увидела плохой сон? – спросила Лейси, не меняя позу.

Тело Маккензи дернулось от рыданий.

– Мне снилось это, – прохрипела она, – но это был не просто сон… потому что это действительно произошло…

Она плакала, когда говорила, плечи ее сотрясались в руках Лейси.

– Та авария. Как будто все случилось снова.

Лейси закрыла глаза, но, вместо того чтобы представить пьяного водителя, врезающегося в машину Джессики, она оказалась в приюте для женщин, где Захарий Пойнтер ворвался в комнату и нацелил пистолет на свою жену.

– Все будет в порядке, – прошептала она Маккензи, хотя и знала, что жизнь девочки никогда по-настоящему не будет в порядке снова. Не в таком порядке, как это было раньше.

– Она смотрела на меня, когда это случилось, – прорыдала Маккензи. – Если бы меня там не было, она, может быть, и сумела уйти с дороги этого пьяницы… Этого пьяного идиота.

Лейси с отчаянием подумала, что почувствует Маккензи, если узнает, что Бобби лишил жизни двоих людей из-за того, что вел машину пьяным. Когда-нибудь ей придется узнать об этом.

– Жизнь полна несправедливостей, – обронила Лейси.

Если бы только она и ее мать не пошли в приют для женщин именно в тот день. Если бы только она, а не ее мать встала перед женой Захария Пойнтера. Может быть, Пойнтер не застрелил бы ребенка.

– Мы не можем изменить то, что уже случилось.

– Ну, тогда жизнь отвратительна, – все еще плача, ответила Маккензи.

– Да, – согласилась Лейси. – Иногда это и вправду так.

– Как ты вынесла то, что твою мать убили? – Маккензи не убрала голову с плеча Лейси. Более того, впервые Маккензи спросила Лейси о ее утрате.

– Не очень хорошо, – сказала Лейси. – Я бунтовала, вот как и ты это делаешь.

– Я не бунтую.

– Нет? – улыбнулась Лейси. – Ты иногда бываешь угрюмая. Ты крадешь в магазинах. Ты таскаешь деньги из моего кошелька. Ты оставила мой вибратор на кухонном столе, чтобы весь мир его увидел.

Маккензи издала звук, скорее похожий на хихиканье, чем на рыдание.

– Что значит угрюмая? – спросила она.

– Ворчливая. Злобная.

– Я даже не знаю, почему я становлюсь такой. – Девочка вздохнула. – Я раньше такой не была.

– Думаю, что ты больше не знаешь, что хорошо, а что нет, – сказала Лейси. – Твоя жизнь изменилась слишком сильно и слишком быстро для тебя, а это пугает. Когда люди боятся, они поступают совсем не так, как всегда.

– А ты тоже была угрюмая?

– Хуже, чем угрюмая, – скривилась Лейси. – А уж когда мой отец начал встречаться с Оливией – ты знаешь, матерью Джека и Мэгги, – это и вовсе было ужасно. Я сначала не любила ее, не только потому, что я боялась, что она попытается занять место моей мамы, но и потому, что любить ее значило каким-то образом предать маму.

– Да. – Маккензи произнесла это с таким убеждением, что Лейси поняла, что эта мысль имеет для нее реальный смысл.

– Потом я поняла, что внутри меня достаточно любви и что я могу оставить тонны любви своей матери, и у меня еще много останется для других людей.

Маккензи похлюпала носом на плече Лейси.

– А ты любишь Оливию?

– Очень. Совсем по-другому, чем я любила свою мать. Оливия не была заменой. Просто новым человеком, который начал обо мне заботиться.

Какое-то время никто из них ничего не говорил, и тело Маккензи начало сотрясаться от нового приступа плача. Повинуясь инстинкту, Лейси погладила ее по спине.

– Все будет хорошо, – утешала она, сожалея, что не в ее власти исправить все за один миг.

Каждое рыдание, пронизывавшее тело Маккензи, вызывало новую волну чувств – что-то вроде любви – в сердце Лейси, и она все крепче держала ее. Она почувствовала, что защитная скорлупа, которую девочка создала вокруг себя и о существовании которой она сама даже не подозревала, сейчас раскололась и упала с ее плеч на пол. От чего она себя защищала? От собственных чувств? От ощущения боли?

Наконец Маккензи снова заговорила.

– Ты тоже думаешь, что все случается по какой-то причине? – спросила она. – Мне так говорила Амелия. И другие люди тоже. «Это случилось по какой-то причине, Маккензи. Мы не знаем по какой, но будь уверена, это должно было случиться». Но я не могу назвать ни единую причину, почему мама должна была умереть.

– Ну, многие люди так говорят, – пожала плечами Лейси. – Я думаю, для них это утешение, считать, что все происходит по какой-то там причине.

– И ты так считаешь?

Лейси помедлила, не желая лишать девочку веры, если она давала ей утешение. И все-таки она считала, что должна быть честной.

– Полагаю, что я сама не верю в это. Но, милая, – это ласковое обращение слетело с губ с такой легкостью, что если оно и удивило Маккензи, то ее саму удивило еще больше, – я думаю, что люди, с которыми произошло что-то ужасное, должны пытаться справиться с ситуацией любыми способами, которые им помогают. Это наша задача. Однако это делать гораздо труднее, чем верить, что все происходит по какой-то необъяснимой причине и, значит, пусть все будет так, как будет. А еще в таких ситуациях хочется заручиться поддержкой людей, которых ты потеряла. Вот, например, я раньше думала: «Что бы мама хотела, чтобы я сделала?», когда мне надо было принять решение. И мне это помогало. Но, помимо этого, приносило и много боли.

Лейси больше так не думала. Она больше не доверяла суждениям матери. Но, может быть, эта мысль сработает для Маккензи.

– Это мне сильно помогало поначалу, – призналась девочка.

– Да, и меня это заставляло верить, что мама до сих пор со мной.

– Иногда я думаю, что все это было сном, – сказала Маккензи. – Что мама все еще жива и скоро вернется.

– Я знаю. – Лейси помнила эти фантазии очень хорошо.

Маккензи неожиданно отпустила ее и села прямо, вытирая мокрое лицо пальцами с ярко-красными ногтями.

– Господи, мне так стыдно.

– Из-за чего? – Лейси все еще держала Маккензи за руку. Ей не хотелось отпускать ее.

– Из-за того, что я проснулась с криками. Все у меня не так.

– Ничего плохого. Сны могут быть очень страшными.

– Ты когда-нибудь так делала? – спросила Маккензи. – Просыпалась с криками?

Не трудно было вспомнить месяцы после убийства матери. Она не могла даже уснуть на достаточное время, чтобы увидеть сон.

– Не помню, что я кричала вслух, – поразмыслила она. – Но мысленно я кричала много. И это не очень помогало, так как никто этого никогда не слышал, и поэтому никто не прибегал побыть со мной. – Лейси зажмурила глаза и на секунду отдалась воспоминаниям. – Я люблю тебя, Маккензи, – вдруг сказала она и снова притянула к себе девочку, и, когда чудесные слова заполнили комнату, Лейси внезапно поняла, что они были правдой.