– Как ты думаешь, что там происходит? – Бобби сидел на кровати Лейси в тот вечер после их разговора с Клеем и нежно втирал витамин Е в масле в шрамы, появившиеся у нее на ногах. Они знали, что Клей разговаривает сейчас с Джиной у них в спальне о том, что, возможно, Маккензи была его дочерью.

– Думаю, что Клею очень повезло, что Джина безумно его любит, и у них все будет хорошо, – сказала она, дергаясь от боли, которую он ей невольно причинял.

Лейси знала, что очень важно было массировать шрамы, чтобы не было спаек, но от этого процедура не становилась менее болезненной. Она лежала на спине в трусах и майке, хорошо сознавая, что ее искусанные ноги выглядят как угодно, только не сексуально в эти дни. Она неожиданно рассмеялась.

– Разве это не романтично, что ты массируешь мои отвратительные ноги?

– Думаю, что очень в самом деле, – сказал он. – И могло бы быть еще романтичнее, если бы ты позволила мне массировать и все остальное тоже.

Он подвинулся на кровати, чтобы приподнять подол майки на несколько дюймов. Он провел своей рукой по коже ее живота от ребер до трусиков, и ей было очень приятно от того, что он гладил ее там – одном из немногих мест на ее теле, где прикосновение приносило удовольствие, а не боль. Бобби был так добр к ней с тех пор, как на нее набросилась собака, но он не целовал ее до сегодняшнего вечера, как будто боялся, что она еще слишком хрупкая, чтобы ее трогать.

– Лейси! – неожиданно воскликнул он, и веки ее взлетели вверх от тревожных ноток, прозвучавших в его голосе.

– Что?

– Черт побери! – охнул он. – У тебя пирсинг на пупке.

Она засмеялась, взглянув вниз на крошечный тигровый глаз, выступающий над пупком.

– Сюрприз, – сказала она.

– И ты ругала меня за серьгу в ухе!

Она протянула руку и потрогала золотое колечко.

– Я люблю твою серьгу, – проникновенно ответила она.

И я люблю тебя, хотелось сказать ей, но они с Бобби еще не были готовы к этому. Но в один прекрасный день будут. Она знала это и могла подождать.

У нее зазвонил телефон. Бобби снял трубку и протянул ее ей.

– Алло, – сказала она, закрывая глаза снова, пока он продолжал натирать ее живот.

– Это Лейси? – спросила женщина.

– Да.

– Лейси, это Фей Коллиер, мать Фреда. То есть Рика.

С какой стати мать Рика звонит ей? Ее воспоминания об этой женщине были смутными, учитывая все то, что произошло после их встречи в коттедже. Ее воспоминания о самом Рике становились все более неопределенными день ото дня, и это ей было приятно. Если за прошедшие две недели и произошло что-то хорошее, так это то, что она поняла, который из двоих мужчин в ее жизни был намного лучше другого.

– Зачем вы звоните? – спросила Лейси, надеясь, что не очень грубо.

– Я просто хотела узнать, как вы, – сказала Фей. – Я каждый день думаю о вас и надеюсь, что вы выздоравливаете. У вас сильные боли?

– Что значит «сильные»? – сказала Лейси, досадуя на вопрос и на звонок, но потом поняла, что она и вправду была грубой. – Простите, – опомнилась она. – Я только-только выбросила Рика из головы, и я не понимаю, почему вы звоните мне. И да, у меня сильные боли.

Бобби встревожился.

– Кто это? – прошептал он. И она одними губами ответила:

– Мать Рика.

На другом конце линии последовала продолжительная пауза.

– Я звоню не для того, чтобы защищать Рика. То, что он сделал, – непростительно. Я знаю, вы сильно пострадали от моей семьи, поэтому я и звоню. Просто спросить, как вы. Мне кажется, мне надо знать, что у вас все в порядке.

Теперь была очередь Лейси помедлить. Ей приходили в голову резкие, гадкие ответы, но ни в чем из того, что случилось, эта женщина не была виновата.

– Я в порядке, – примирительно ответила она. – Мой доктор говорит, что я иду на поправку. Просто это будет долгий процесс.

– Какие обезболивающие препараты вам дают? – спросила Фей.

Лейси перечислила список лекарств, которые она принимала.

– Хорошо, – одобрила Фей. – Не хочу показаться не в меру любопытной, но я возглавляю отделение по лечению хронических болей в лечебнице Сан-Диего, поэтому я знаю, что эффективно, а что – нет. В каком количестве вы принимаете каждый из препаратов?

– Я стараюсь принимать минимальную дозу, которая мне помогает, – сказала Лейси. – Я не хочу зависеть от лекарств.

– Очень важно снимать сильные боли, Лейси, – сказала Фей. – Не ждите, пока боль зажмет вас в своих тисках. Мы раньше говорили людям, чтобы они терпели боль – то, что вы пытаетесь делать, как я поняла, – но это только усугубляет все. Это заставляет вас напрягаться и, в конечном счете, затрудняет лечение.

Ее собственный врач говорил ей то же самое, но она не слушалась его, но, может быть, они оба знали об этом немного больше, чем она.

– Хорошо, – согласилась она. – Я постараюсь по-другому отнестись к этому.

– А как вы справляетесь со своей злостью?

Теперь Лейси действительно испытывала раздражение, такое сильное, что ей пришлось положить руку на руку Бобби потому, что даже его прикосновение начинало сердить ее.

– Я не знаю, что вы имеете в виду.

– Когда вы уходили из коттеджа Рика, вы, по понятным причинам, были в ярости. Вы сказали, что напишете такое обличительное заявление, или как там это называется. Я просто подумала…

– Я не смогла написать его, – прервала она собеседницу. – На меня набросился стофунтовый пес. Но я напишу.

Фей помолчала, а потом заговорила.

– Я больше не знаю Заха, – сказала она как-то вдруг очень устало. – Я действительно помню, что когда-то он был очень хорошим человеком. Я знаю, что он испытал какой-то нервный срыв. Я не знаю, следует ли выпускать его из тюрьмы или нет. Я не участвую и не хочу участвовать в этом. Но я думаю, очень важно, чтобы вы не основывали свое заявление о Захарии на своей злости против Фреда. Против Рика. Это несправедливо.

– Фей, – Лейси почувствовала, как злость закипает в ней, – по правде говоря, меня не волнует справедливость в отношении вашего бывшего мужа.

– Я думаю не о нем, – сказала Фей. – Я думаю о вас.

– Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду, что злость, за которую вы держитесь… то чувство мести… это как проглотить яд и ждать, чтобы умер кто-то другой. Вы понимаете, о чем я говорю?

– Я понимаю. Я только не понимаю, почему вы это говорите?

– Потому что именно вас этот яд в конце концов и погубит, Лейси. Вам нужен покой – физический и эмоциональный.

– Вы прямо как Рик, – выплюнула слова Лейси. – Прости и забудь.

– Нет, такое не забыть, – быстро сориентировалась Фей. – У Рика был скрытый мотив, и вы знаете это. Вам никогда не стоит забывать того, что случилось.

– Фей… я извиняюсь, но я действительно очень устала, – сказала Лейси. – Я собираюсь повесить трубку теперь.

– Подождите секунду, – торопливо сказала женщина. – Я не видела Захария, когда была там. Я не смогла решиться на это, поэтому я правда не имею представления о том, соответствует ли оценка Фреда о нем как о человеке реабилитированном действительности. Но я думаю, что это может явиться той информацией, которая необходима вам, чтобы написать заявление. Не основывайте его на злости, Лейси. Основывайтесь на реальности. Что бы вы ни делали, делайте это ради правого дела.

Лейси еще раз сослалась на усталость, потом протянула трубку Бобби, который сбросил звонок.

– Что это все было? – с тревогой сощурился он.

– Ты думаешь, возможно ли полностью реабилитироваться? – пристально посмотрела на него Лейси.

Бобби улыбнулся.

– Эй, детка, – покачал он головой. – Просто взгляни на меня.

На следующее утро Лейси, придя на кухню, оказалась один на один с Джиной и Рани. Она искала на лице невестки какие-нибудь признаки ее эмоциональных переживаний после того, как она узнала, что Клей, возможно, является отцом Маккензи. Но Джина только улыбнулась ей, ставя тарелку с кашей на поднос высокого стульчика Рани.

– Как ты сегодня утром себя чувствуешь? – ободряюще подмигнула ей Джина.

– Хорошо, – сказала Лейси, садясь за стол. – Намного лучше, на самом деле. Впервые она не чувствовала себя так, как будто каждую клетку ее тела разорвали на части, а потом слепили снова. Может быть, ей просто становилось лучше, а может быть, так было потому, что она последовала совету Фей и приняла лекарства и накануне вечером, и сегодня утром, вместо того чтобы ждать, когда начнется приступ боли. Или, может быть, от того, что Бобби провел с ней всю ночь, просто лежа рядом, составляя ей компанию, без всяких притязаний или ожиданий чего-то большего.

– Клей уже ушел на работу? – зевнула Лейси.

– Угу. – Джина налила в кружку кофе и вручила ей. – А Бобби отвез Маккензи на автобусную остановку. – И, как было известно Лейси, навестит после этого Элис. Элис не сдержала обещания позвонить ему, и он беспокоился о ней.

– Я пойду плавать сегодня! – оживилась Рани.

– Правда? – сказала Лейси. – Ты умеешь хорошо плавать?

Рани кивнула, подбирая кусочек банана из своей каши и засовывая его в рот.

– У нее прекрасно получается, – зарделась от гордости Джина. – Ты любишь воду, правда, Рани?

Рани снова кивнула, не в состоянии говорить с бананом во рту.

– Я думаю, в действительности вопрос должен быть о том, как ты поживаешь, сегодня утром? – спросила Лейси у Джины.

Джина села рядом со стульчиком Рани. Она опустила глаза на свою кружку кофе, водя пальцем по ручке чашки.

– Мне жаль Клея, – заключила она, поднимая глаза на Лейси. – Все его ошибки возвращаются ему и преследуют его.

Лейси кивнула. Она знала, как расстроен был Клей тем, что оставил Волка в их доме, вопреки желанию Джины. А теперь ему пришлось оказаться лицом к лицу с последствиями своего непорядочного поведения по отношению к Джессике Диллард много лет назад.

– Ты была шокирована? – Лейси должна была понять, что сейчас чувствует ее подруга.

Джина улыбнулась, и в этом было что-то уклончивое. Прошло немного времени, прежде чем она заговорила.

– Он уже рассказывал мне о Джессике, – призналась она. – Когда она умерла, он был расстроен больше, чем показал это тебе, потому что он знал ее немного лучше, чем ты думала. Не то чтобы между ними были какие-то настоящие отношения, но я думаю… повзрослев, он оглянулся в прошлое и с тоской понял, что он воспользовался ею. Так вот, в ночь после ее смерти он рассказал мне, что он тогда сделал – переспал с ней на вечеринке, когда ему было семнадцать. И что она была милой девочкой; она тогда сильно напилась, и он воспользовался этим. Другими словами, он дал мне понять, что был ничтожеством, на случай, если я не смогу понять это сама из того, что он мне рассказывал.

– Я рада, что у вас такие отношения. – Лейси удивилась, что брат так откровенничал с Джиной.

– Я тоже, – отозвалась Джина.

– Я тоже! – эхом добавила Рани, и Лейси с Джиной рассмеялись.

– Пей свой сок, Рани, – Джина придвинула чашку поближе к тарелке с кашей на подносе Рани.

– Ты знаешь, что Клей и папа сегодня встречаются с адвокатом? – Джина посмотрела на Лейси. – Они собираются работать без твоего заявления, поэтому больше это над твоей душой висеть не будет.

– О! – поразилась Лейси, думая о том, что почему-то она не испытывает облегчения от этой новости.

– Это должно тебя немного успокоить, – продолжила Джина. – Я знаю, как это сводило тебя с ума.

– Мне кажется, я кое до чего додумалась. – Лейси сделала большой глоток кофе и потом продолжила: – Я не могла написать его потому, что старалась сосредоточиться на матери и семье, а не на убийце. Моей матери уже нет. Моя семья поправляется. А вот Захарий Пойнтер будет сидеть в тюрьме или выйдет из нее в зависимости от того, что мы напишем. На самом деле заявление должно быть о нем.

Джина, казалось, была сбита с толку.

– Что ты такое говоришь, Лейси?

– Что я все еще хочу написать заявление, – сказала она, вставая из-за стола, – но вначале я еще должна кое-что сделать.