Понедельник, 11 мая 1942 г.

Что я наделала? Правильно ли я поступила? Вряд ли мне удастся когда-нибудь найти ответ на эти вопросы. Если я в чем-то и уверена, то только в том, как мне сейчас плохо. Меня тошнило всю ночь, и вот теперь я лежу в чужой спальне чужого дома, в чужом для меня городе, а Деннис и его сестра Сью-Энн о чем-то переговариваются в гостиной. Слов я не слышу, но знаю, что речь идет обо мне. Мой приезд привел Сью-Энн в замешательство, но это не помешало ей отнестись ко мне с искренней теплотой. Это она принесла мне куриный суп, который стынет сейчас на столике рядом с кроватью. Даже представить не могу, что мне когда-нибудь снова захочется есть.

Я и не думала, что Деннис настолько религиозен. Разумеется, я знала, что по выходным он ездит на католическую службу в Короллу, но я не думала, что религия занимает в его жизни такое важное место. В этом он похож на свою сестру, которая работает медсестрой в католической больнице. По всему дому у них расставлены фигурки Марии и Иисуса, а на стенах висят изображения Христа. Такое чувство, будто я попала в другую страну.

Хотя с момента моей последней записи прошло чуть больше суток, вся моя жизнь за это время полностью изменилась. Вчера утром, пробудившись от ужасного сна, в котором Сэнди убивал моих родителей, я поспешила на пляж, к тому месту, где стояла палатка Денниса. Я объявила, что согласна ехать с ним в Хай-Пойнт. Удивлению его не было предела. Он спросил, почему я изменила свое решение и когда ему можно будет поговорить с моими родителями. Я сказала, что поеду с ним лишь при условии, что он ни слова не скажет моим родителям и мы никогда больше не вернемся на Отмели. Деннис сказал, что не может так поступить, и тогда я расплакалась. Возможно, я и до этого плакала, но тут я просто разрыдалась, и до Денниса дошло, что я в настоящей панике. «Что-то случилось? – засыпал он меня вопросами. – У тебя неприятности?»

Видимо, он решил, глядя на мою истерику, что я беременна (буду-ка я, пожалуй, прятать здесь свой дневник еще лучше, чем прятала его дома).

– Я узнала о войне нечто такое, что мне лучше уехать отсюда. Иначе могу пострадать не только я, но и мои родители.

– Что такое ты могла узнать о войне… – нахмурился Денни.

– Неважно, – покачала я головой. – Не спрашивай меня больше об этом. Давай просто уедем отсюда, и поскорее.

Какое-то время он молча смотрел на меня, после чего кивнул.

– Хорошо, давай уедем.

– И ты обещаешь, что мы никогда не вернемся назад?

Деннис снова кивнул.

– У меня такое чувство, что, если я еще раз приеду сюда, меня просто арестуют, – сказал он как бы между прочим. – Когда ты будешь готова?

– Сегодня вечером, – ответила я. – Встретимся на Главной дороге, хорошо?

– Хорошо, – согласился он.

До отъезда мне нужно было сделать кое-что важное. Я хотела сообщить мистеру Хьюитту, что Сэнди – тот самый предатель, которого он ищет. Я долго ломала голову над тем, как мне это сделать. Само решение далось мне нелегко. Я помнила, с какой любовью он обращался со мной в эти несколько недель. Помнила нашу чудесную ночь в лодке. Неужели он просто использовал меня? Трудно было в это поверить. Но то, как он повел себя в последнюю ночь, стало для меня настоящим шоком. Я узнала совсем другого Сэнди. Вдобавок надо было выручать мистера Сато: все считали шпионом его, хотя настоящим шпионом был Сэнди. Но я не могла просто взять и прийти к мистеру Хьюитту на станцию Береговой охраны. Во-первых, Сэнди сразу бы догадался, что я замышляю. Во-вторых, мистер Хьюитт запретил мне разговаривать с ним в присутствии его парней.

Оставить ему записку я тоже не могла. Было всего лишь воскресенье, а он придет на маяк не раньше вечера вторника. За эти три дня записка наверняка попадется на глаза родителям. И тогда я сделала то, что могло сработать, а могло и не сработать. Я поднялась в световую камеру с тем рубиновым ожерельем, которое подарил мне Сэнди. Рубин – из тех камней, которые могут резать стекло. У меня, правда, промелькнула мысль, не подарил ли он мне подделку. Что ж, настало время это выяснить. Там, где я обычно оставляла свою записку, я выцарапала на стекле имя Сэнди. Разумеется, его настоящее имя, то самое, которое я тщательно вычищала бритвой с первых страниц дневника (на случай, если кто-то найдет его и втянет мою семью в неприятности). Господи, как же мне страшно! Остается надеяться, что я все сделала правильно.

По правде говоря, я понятия не имею, увидит ли мистер Хьюитт вырезанное на стекле имя. В глубине души я надеюсь, что этого не произойдет, потому что никак не могу поверить в то, что Сэнди такой уж плохой. Во всяком случае, я попытаюсь проинформировать мистера Хьюитта. А потом придется положиться на волю судьбы.

Родителям я оставила записку. Написала, что уезжаю туда, где смогу получить хорошее образование, а со временем закончу колледж и стану учительницей. Родители давно считают, что я отбилась от рук, так что вряд ли их удивит мое бегство. Я даже не написала, что люблю их и буду скучать по ним, хотя все это чистая правда. Я только добавила, что буду в полной безопасности, иначе они сойдут с ума от беспокойства.

По пути в Хай-Пойнт я не проронила ни слова. Дорога тянулась бесконечно, и с каждой милей мне становилось все хуже. Меня тошнило потом ночь напролет. Я старалась не думать о том, что сделала. Сбежала из дома, выдала Сэнди и все такое прочее. С собой я взяла только дневник, кое-что из одежды и это ожерелье, в подлинности которого я больше не сомневаюсь. Не понимаю, как человек, подаривший мне настоящее рубиновое ожерелье, мог так поступить со мной?

Для Денниса и Сью-Энн не секрет, что я схожу с ума от беспокойства, но им хватает такта не допытываться у меня о причинах моего бегства. За это я им искренне признательна. Сью-Энн – добрейшее в мире существо. «Просто положись на нас, детка» – так она мне сказала. Именно это я и собираюсь сделать, потому что ничего другого мне не остается.