Вена

Джон оторвался от телефона, чтобы посмотреть на Клэр, стоящую в дверном проеме его кабинета, одетую в красный пеньюар.

Она показывала на часы, стоящие на его письменном столе.

– Нам нужно выезжать через полчаса, – сказала она.

Он кивнул и прикрыл рукой телефонную трубку.

– Джил Клейтон, – сказал он, давая ей понять, кто звонил, и улыбнулся при виде ее замешательства. Последние три года они с Клэр напрасно пытались уговорить Джила, чтобы он проводил свой новый семинар о подготовке инвалидов к новым условиям жизни в рамках отчетной конференции фонда. Дата ежегодного отчетного собрания была уже определена и записана в его календаре, а теперь и Джил с ним вел переговоры, и он с нетерпением ждал поворота событий.

Клэр сделала жест большим пальцем Джону перед тем, как исчезнуть в холле.

– Итак, – продолжал Джил, – я буду в штате Вашингтон в следующую субботу. Я могу заехать в фонд, чтобы встретиться с тобой и Клэр и тогда уж точно договориться обо всем.

Джон открыл свой ежедневник и нахмурился. Конференция по адаптации была назначена на следующий уик-энд, и он с трудом мог бы сказать, какое из мероприятий находилось под большим ударом. Ему придется разделить обязанности с Клэр. Конечно, обычно они действовали иначе, но сейчас все диктовалось необходимостью.

– В следующие выходные у нас назначена конференция в Балтиморе, – сказал он Джилу, – но непременно кто-нибудь из нас встретится с тобой в фонде.

В кухне он нашел Клэр и Амелию, изучающих рецепты, облокотившись на стойку бара. Амелия оторвалась от этого занятия, когда он въехал на коляске в помещение.

– Привет, Джон. – Она улыбнулась ему. Прямые до подбородка волосы Амелии совершенно поседели за несколько лет, что прошли после смерти Джейка, но их тон был таким естественным для нее и так хорошо подходил к глазам цвета дыма, что он вряд ли мог бы припомнить их настоящий цвет. – Клэр дала мне свой рецепт «маникотти», а оказалось, что он не совсем верный, и она делает исправления.

Мысль о еде вызвала у него голод.

– Прошло сто лет с тех пор, когда мы готовили это блюдо для себя, Клэр, – сказал он. – Как ты думаешь, может, приготовить его, когда приедет Сьюзен? Она обожает «маникотти». Сьюзен приезжает в конце недели, чтобы забрать свою машину.

– Конечно. – Клэр не отрывалась от карточки с рецептом. Она была все еще в пеньюаре и украдкой посматривала на таймер микроволновой печи, и Джон смог почувствовать, как в комнате возрастало напряжение. – Такая досада, – сказала она, отошла к столу и стала копаться в своей сумочке, вынимая из нее вещи, завалив стол ключами и странными сложенными записками. – Я не могу найти мою хорошую ручку. – На лбу над переносицей образовалась редкая морщинка раздражения. Она включила верхний свет и держала под ним сумочку, заглядывая вовнутрь.

Амелия встретилась с Джоном взглядом. Она кивнула головой в направлении Клэр, как бы говоря: «Что с твоей женой?» – и он пожал плечами ей в ответ, хотя знал. Клэр весь день только и говорила о пьесе, преподнося событие так, как будто их пригласили на обед в Белый дом. Что они наденут? Когда им нужно будет выходить из дома? Амелия прервала эти разговоры.

– Ты не видел ее? – Клэр посмотрела на него. – Ту хорошую ручку, которую ты мне подарил?

– Нет. – Он потянулся за корзинкой, которая стояла на стойке бара, и вытащил ручку из дешевого магазина. – Возьми эту. – Он подъехал и вложил ручку ей в ладонь.

Клэр захлопнула свою сумочку со щелчком и что-то нацарапала на карточке, прежде чем вручить ее Амелии.

– Вот теперь пойдет. – Она улыбнулась, но это была не свойственная Харти улыбка. Ни в коей мере, и Амелия поняла это.

– С тобой все в порядке, дорогая? – Амелия положила руку на плечо Клэр.

– Похоже, что мы опаздываем. – Клэр подняла свои волосы с плечей, как будто ей было от них слишком жарко, а потом отпустила их опять. – Прости. Я просто вымоталась.

Джон сам посмотрел на часы. Пьеса начиналась в восемь. Сейчас было шесть тридцать. У них полно времени.

– Ну, ребята, развлекайтесь, – сказала Амелия. Она похлопала Джона по руке, кивнув снова в направлении Клэр. – Пусть эта барышня расслабится, Джон, – сказала она.

– Приложу все усилия, – пообещал он. Казалось, что Клэр немного расслабилась, когда она, уже одетая, накладывала грим перед трюмо в своей спальне. Она выбрала алое платье, которое ему всегда нравилось, но которое она уже давно не надевала.

Он снимал свой серый твидовый пиджак с вешалки, когда услышал, как по гравиевой дорожке подъехала машина, а потом послышался звук захлопнувшейся дверцы.

Клэр с помадой в руке посмотрела на него.

– Кто бы это мог быть? – спросила она.

Они услышали, как открылась кухонная дверь, а затем послышался женский голос.

– Это я!

Сьюзен. На два дня раньше. Они с Клэр обменялись взглядами, и в первый раз за эти недели лицо Клэр озарилось счастливой улыбкой.

– Мы здесь, Сьюзи, – позвала она, и через минуту Сьюзен возникла в комнате.

– Привет, ребята. – Она улыбалась. – Меня могли подвезти домой сегодня, вместо четверга, поэтому я и воспользовалась случаем.

Клэр уже была на ногах, крепко обнимая дочь.

– Так приятно увидеть тебя, дорогая, – сказала она.

На Сьюзен были надеты черные джинсы, черные ботинки на толстой подошве, зеленый шерстяной жакет и синяя бейсболка, надвинутая на ее огромные черные глаза. Блестящие темные волосы спадали ручьями по зеленым холмам и долинам ее жакета. Она была самым лучшим в мире ребенком. Джон улыбнулся и протянул ей руку.

Она наклонилась, чтобы обнять его, прижимая губы к его щеке.

– Куда это вы собрались, такие разряженные?

Клэр протянула руку, чтобы поправить ворот жакета Сьюзен.

– В театр, – сказала она.

Сьюзен отступила на шаг и изучающе посмотрела на мать.

– Это платье выглядит на тебе так сексуально, ма. Клэр провела рукой по подолу платья.

– Сексуально? – повторила она. – Оно очень простенькое.

Джон подумал, что они обе правы. Красная материя переливалась, однако платье, застегивающееся на пуговицы впереди, было скроено просто, без всяких причуд. На большинстве женщин оно действительно смотрелось бы просто. Но на Клэр – неоспоримо сексуально – красный цвет пламенно контрастировал с ее темными волосами, блестящая ткань обтягивала грудь и стройную линию бедер.

– Сьюзи – права, – сказал он. – Выглядишь ты замечательно.

Клэр отмахнулась от комплимента.

– Да, хотелось бы мне, чтобы нам не нужно было никуда идти, особенно теперь, когда ты – дома, – сказала она дочери. – Тебе нужно было бы дать нам знать, что приедешь сегодня. У тебя завтра нет занятий?

– Нет, есть. Вот почему мне нужно вернуться сегодня же вечером.

– Сегодня вечером? – улыбка у Клэр исчезла.

– Ты же только что приехала, – сказал Джон.

– Потому что меня подвезли, пап.

– Но мы надеялись, что ты проведешь с нами несколько дней, – сказала Клэр.

Сьюзен покачала головой, струящиеся волосы сменили свое расположение на жакете.

– Не могу, ма. Простите. Я только заскочила, чтобы перекусить и отправиться назад.

Клэр посмотрела на свои часы.

– Но ведь мы даже не сможем побыть с тобой. Как раз этого она и хотела, подумал Джон. Сьюзен все хорошо рассчитала.

– Послушай, мам, я ведь совсем могла и не попасть домой, если бы не оставила свою машину из-за снегопада и мне нужно было забрать ее, поэтому то, что я здесь, это простое совпадение, правда?

Джону пришлось улыбнуться. Иногда возражения Сьюзен звучали так неправдоподобно и отчаянно, что невозможно было устоять перед ними. Хотя он и разделял разочарование Клэр. Ему бы тоже хотелось побыть с Сьюзен несколько дней на этой неделе, хотелось, чтобы они все втроем почувствовали себя одной семьей.

– Может, пропустим сегодняшний поход в театр? – предложил он Клэр. У него не было такого же, как у Клэр, энтузиазма посмотреть пьесу, даже после того, как она прочла ему краткий обзор ее в местной газете, в которой игра всей труппы – а особенно Рэнди Донована – считалась «восхитительной».

Клэр в нерешительности прикусила нижнюю губу, но Сьюзен не дала ей возможности ответить.

– Я собиралась заскочить сюда всего на пять секунд, па.

– Конечно, мы пропустим пьесу, – сказала Клэр. – Лучше мы пойдем куда-нибудь и пообедаем – в «Аниту», например, а, Сьюзи? В твою любимую? Потом мы можем…

– Мам, пожалуйста, – сказала Сьюзен. – У меня совсем нету времени, а у вас свои планы, хорошо?

Плечи Клэр опустились, и она посмотрела на Джона.

– Когда у тебя завтра первое занятие? – спросил он.

– До одиннадцати занятий не будет, – ответила Сьюзен.

– Тогда не можешь ли ты поехать завтра утром? Вместо того чтобы проделывать весь этот путь вечером в темноте?

– У меня полно дел с утра в колледже.

– Она прекрасно доедет, – сказала Клэр, проведя расческой по волосам. – Она прекрасно водит машину. Вспомни, она ведь завоевала приз за вождение в средней школе.

Сьюзен заморгала своими прекрасными глазами.

– Ну, я не лучший водитель, мама. Я просто нормально вожу. Может быть, я просто хороший водитель. И всего-то. – Она наконец расстегнула молнию на своем жакете, но все еще не снимала его. – Мне жаль, что я не могу остаться подольше. Может, в другой раз. – Она направилась к двери. – Я возьму чего-нибудь поесть, а потом ухожу.

Клэр сморщила нос, глядя на Джона, когда Сьюзен выходила из комнаты.

– Ну, хорошо, – сказала она. – По крайней мере, она беспокоится о том, чтобы не пропустить занятия завтра. И она – исключительный водитель.

Он улыбнулся ей.

– Ты готова? – спросил он, и, прежде чем он успел задать вопрос, она уже стояла на ногах.

Он не видел никакого порядка в суматошном транспортном движении, которое встретило их на Марпл авеню. Они с трудом пробирались к Маклину, Марпл уступала дорогу Чейн-Бридж-Роуд. Они все еще перебрасывались словами о Сьюзен, но по мере увеличения машин на дороге, Клэр говорила все меньше, и он понял, что ее внимание переключилось с разговора о их дочери на предстоящий вечер.

Машины застряли в пробке, и Клэр посмотрела третий раз на часы.

– Мы успеем, – сказал Джон. Было только семь тридцать, и движение вновь восстановилось.

– Должно быть, случилось несчастье. – Клэр указала на грузовик, который занял улицу, таща за собой на буксире раздавленный серый «БМВ». – Бедные люди, – сказала она. – Надеюсь, все живы.

Приблизительно через полмили он заметил, что Клэр подняла свою сумочку к окну и держала ее напротив стекла.

– Что ты делаешь? – спросил он.

– Свет в боковом зеркале, – сказала она. – Ослепляет.

Ослепляет? Он посмотрел в зеркало заднего вида. Сильное движение, но ничего необычного. Он снова посмотрел на Клэр. Она прижимала свою сумочку к стеклу ладонью, а взгляд был устремлен вперед. Он ничего не сказал. Последнее время она делала много такого, в чем для него не было никакого смысла.

Она почти два часа провела за обедом с Рэнди. Приехала с большим опозданием на встречу с Томом Гарднером, консультантом фонда, и, казалось, совершенно не могла сосредоточиться на их беседе. Даже Том не оставил этого незамеченным.

– Ку-ку, Клэр, – сказал Том. – Ты – с нами?

Клэр покраснела и извинилась, но морщинка на лбу, указывающая на работу мысли, не разгладилась, далекий взгляд ее глаз так и остался в недосягаемой дали, и в тот момент Джон понял, что ее мысли о Марго Сент-Пьер перекинулись на брата Марго.

Они наконец смогли поговорить о ее опоздании в тот день позднее, в ее кабинете. Клэр снова извинилась, а потом рассказала ему о билетах на пьесу и как сильно она хочет, чтобы Джон познакомился с Рэнди. Она добавила, немного поколебавшись:

– Возможно, когда-нибудь мне захочется с ним пообедать. – Она сидела за столом, машинально рисуя карандашом на подставке своего перекидного календаря. Длинные, извивающиеся линии, «S», вывернутые в обратную сторону, покрывали весь лист. – Мне бы хотелось, чтобы он стал моим другом. У меня никогда не было еще друга противоположного пола, как у тебя Пэт.

Он подумал о Пэт, о своей дружбе с ней, нежных, простых и долгих дружеских отношениях. И совершенно платонических. Это сравнение его как-то успокоило.

Он занимался в спортивном зале после того, как ушел из офиса, и каждый раз, как он думал о Клэр, обедающей с Рэнди, он заставлял себя вспоминать свои обеды с Пэт. Пэт была чутким слушателем, слушателем такого рода, который дает другому ощущение, как будто каждое твое слово важно, который уговаривал рассказать детали, казалось бы, интересные только ему самому. Он представил ямочки, которые делали Пэт такой молодой и желанной, и попытался представить, что Рэнди похож на Пэт – толстый, с глупой улыбкой, внушающий сострадание. Конечно же, Клэр захочет дружить с ним. И то, что он получал удовольствие от разговоров с Пэт, нисколько не умаляло его чувств к Клэр. Они были совсем разные, и от них обеих он получал разное. И точно такими же, говорил он сам себе, изучая черты своего лица в зеркале раздевалки, будут и отношения Клэр с Рэнди Донованом.

На одной из двух парковочных площадок у театра было свободное место, и Джон поставил туда свой джип. В фойе собора вела одна низкая ступенька, которую он легко преодолел на своей коляске. Клэр забрала их билеты в маленьком окошке, расположенном в центре прохладного фойе, и повесила плащи в раздевалке, прежде чем они направились к своим местам во втором ряду.

Джон переместился к скамьям с мягкими сиденьями, и Клэр покатила его коляску боковым проходом, поставив ее у стены, чтобы не мешать другим.

Зал театра быстро заполнялся, и Джон был рад, что вокруг столько людей, которые могли согреть холодный воздух в помещении. Клэр села рядом с ним и начала читать программу. Джон прочел биографию Рэнди. Рэнди Донован – один из основателей театра «Чейн-Бридж», который был создан десять лет назад, далее следовал длинный список постановок, режиссером которых он был или участвовал в них. И он также владел рестораном «Дары моря», как упомянула Клэр. Театр? Ресторан? Возможно, он – весельчак? Джон презирал себя за то, что пытался создать какой-то стереотип этого мужчины, но успокаивал себя мыслью, что теперь уж все равно.

Он держал Клэр за руку, когда началась пьеса. В первые пятнадцать минут стало понятно, что небольшой французский городок Дассант страдал от голода и чумы и претерпевал серьезные отклонения в моральных устоях. Группа женщин на сцене горестно стенала долгое время, и Джон понял, что его внимание рассеивалось.

Неожиданно на сцене появился высокий бородатый мужчина, одетый в темный костюм. Сомнений не было – это и был Волшебник. Джон почувствовал, как пальцы Клэр напряглись.

Рэнди Донован полностью властвовал на сцене. Он не подошел бы ни для какой другой роли, кроме той, которую исполнял. Он возвышался во весь свой шестифутовый рост, а его волосы и борода отливали чернотой воронового крыла. Джон попытался отгадать – было ли то обаяние, которое чувствовалось от его присутствия на сцене, частью роли, или просто оно было присуще самому Рэнди. Одно было ясно: Рэнди Донована нельзя было приравнять к Пэт Виковски.

Клэр наклонилась пониже, чтобы шепнуть:

– Ему покрасили волосы. На самом деле они не такие темные.

Пьеса больше не занимала его. Вместо нее он последние полтора часа переоценивал свою собственную жизнь. Он выстроил свой мир с такой уверенностью, с таким чувством безопасности и простоты, что, казалось, он неразрушим. Но не обернулся ли он сейчас просто хрупким домиком из стекла.

Ведь он полностью зависит от женщины, которая рядом, не так ли? Она освободила его из темницы жалости к себе, когда он был подростком, и научила обращать свои самые черные мысли в созидательные идеи. Она прошла рядом с ним через все. Через развлечения – путешествия, конференции – и через тяжелые времена тоже. Через его болезни. Не частые, но выводящие его из строя. Она заботилась о его интимных физических нуждах. Даже сейчас эта мысль заставила его сжаться.

Он сильнее стиснул руку Клэр, и она в ответ погладила его руку, хотя ее взгляд оставался прикованным к сцене.

Она была его единственной любовницей, а он – ее. Она не знала, что такое заниматься любовью с мужчиной, который может чувствовать прикосновение ее пальцев к своей коже, который может достичь эрекции без всяких ухищрений. С мужчиной, для которого оргазм не был маленьким триумфом.

Клэр снова наклонилась, чтобы прошептать ему на ухо. «Тебе нравится?» – спросила она, и Джон рассеянно кивнул, борясь с собой, чтобы опять сосредоточиться на пьесе. Рэнди танцевал, сначала с одной женщиной, потом – с другой. Джон пробовал найти слово, чтобы описать его, и ему на ум пришло «жизнерадостный». Теперь на Рэнди уже не было больше темного пиджака от костюма, и рукава его белой рубашки были закатаны до локтей. Он был широк в груди, узок в талии, темная ткань брюк рельефно очерчивала мускулистые бедра.

Джон положил руку себе на бедро. Мускулы его ног давным-давно атрофировались, а те, что внизу живота, стали дряблыми. Ему захотелось взглянуть, насколько явно видно его растущее брюшко.

О чем они говорили за обедом, Рэнди и Клэр? Конечно, о Марго. Но почти два часа?

Клэр отняла свою руку, чтобы перевернуть страницу программки. Она держала программку в свете сцены, чтобы можно было хоть что-то прочесть, а потом положила ее себе на колени, но не взяла его за руку опять. Джон почувствовал в своей ладони пустоту. Она даже немного отодвинулась от него. Он мог почувствовать, как она ускользала, почувствовать, как рушится его мир здесь, в этом крошечном переделанном соборе, сейчас, когда они смотрели захватывающую постановку «Волшебника из Дассанта».

Пьеса закончилась около десяти, и, казалось, вызовы на «бис» никогда не закончатся. Рэнди аплодировали стоя, во время этой овации Джон сидел, хлопая руками, которые одеревенели, пока Клэр аплодировала, возвышаясь над ним.

Когда актеры ушли со сцены в последний раз, Клэр снова села на свое место.

– Он попросил, чтобы мы пришли за кулисы после спектакля, – сказала она, оглядывая маленький зал театра, – чтобы познакомиться с тобой. Мы подождем, пока народ разойдется.

– Хорошо, – кивнул Джон.

– Какие прекрасные были костюмы, – сказала она.

– Угу.

– А та молодая девушка, которая играла Эмили. Она великолепна. И я совсем не ожидала, что они в конце будут танцевать твист. О!

Она продолжала говорить о пьесе, но он не мог сосредоточиться на ее словах. «Клэр, мой мир рушится».

– Теперь, я думаю, мы свободно можем проехать. – Клэр встала и привезла его коляску с прохода. Джон пересел в нее, пока Клэр осматривала вход за кулисы.

– Гм, – сказала она.

Джон посмотрел туда сам. К двери вели пять ступенек.

– О!

– Может быть, есть другой путь, – сказала Клэр. – Не хочешь подождать здесь, пока я поищу?

– Нет, я поеду с тобой. – Мысль о том, что он будет сидеть в опустевшем зале, как бельмо в глазу, совершенно не привлекала его, и он последовал за ней, когда она направилась к боковому выходу.

Выход привел в длинный коридор, и Клэр пробралась через толпу впереди, чтобы поискать более доступный для него путь за кулисы. Джон ехал в коляске по краю зала, пытаясь не мешать бурлящей толпе.

Клэр вернулась с разочарованным видом.

– Перед задней дверью есть ступенька, но, когда ее преодолеешь, там еще небольшая площадка и потом еще один пролет лестницы.

– Послушай, почему бы тебе не сходить, не поприветствовать его одной, а потом мы отправимся домой, – предложил он. – Я подожду здесь. Она легко коснулась его плеча.

– Тем не менее мне бы хотелось, чтобы ты с ним познакомился. – Она осмотрела зал, нахмурившись. – Ну, я просто дам ему знать, в чем дело, чтобы он не ждал нас.

Он проследил, как она пошла вниз по залу, немного покачивая узкими бедрами под блестящей тканью красного платья.

Ее не было минут пять, и за это время Джон прочел биографические заметки о каждом исполнителе, а также список команды осветителей, имена художника по костюмам и работников сцены. В проходе оставалось всего несколько человек, когда вернулась Клэр. Она была не одна. Рядом с ней шел Рэнди Донован в своей облегающей белой рубашке и темных брюках, все еще с сильным гримом.

– Мне жаль, что вы не можете попасть за кулисы. – Рэнди протянул руку, и Джон пожал ее, не отводя от Клэр взгляда. Она выглядела необычно. Какая еще сорокалетняя женщина может позволить себе носить такие длинные распущенные волосы? Они были темными – почти такие же темные, как крашеные волосы Рэнди, и очень густые. Серебро на висках смягчало ее лицо, и делало такой желанной. Скулы у нее выдавались, губы были полными. Большие зеленые глаза улыбались. Он мог различить только несколько признаков возраста на ее лице. Она была высокая – пять футов восемь дюймов, – и все же ей приходилось смотреть на Рэнди снизу вверх, и лицо ее при этом сияло.

– Нам действительно очень понравилась пьеса, – сказал Джон. – Спасибо за билеты.

– Рад, что вам понравилось.

Для Джона было редкостью комплексовать из-за своего сидячего состояния. Теперь как раз был тот случай.

Двое взрослых улыбались ему, наклоняясь.

– Мне жаль, что с вашей сестрой произошло несчастье, – сказал Джон.

– Спасибо за сочувствие. – Рэнди покачал головой. – Вас не шокировало, когда Клэр вышла за поручень моста? – Он послал Клэр взгляд, полный восхищения, который, как подумал Джон, заставил ее покраснеть.

– О, не более, чем обычно. Шокировать – это ее любимое занятие.

– Она очень храбрая. – Рэнди скользнул рукой по спине Клэр, прикосновением легким и кратким.

– Да, – согласился он. – Она и в самом деле храбрая. – Он ничего не мог придумать, чтобы сказать еще, и проход наполнился неловкой тишиной.

– О, между прочим. – Рэнди обращался к Клэр. – Я нашел авторучку на скамейке, после того как вы ушли в понедельник. Она, случайно, не ваша?

– Да. О, это здорово. Я не могла вспомнить, где я могла потерять ее.

– На скамейке? – спросил Джон. – Вы хотите сказать, что обедали здесь? – Он воображал, что они провели обеденный перерыв в ресторане. А они были здесь, всего вероятней, одни в интимном помещении этого полутемного маленького собора.

– Да, – сказала Клэр. – Рэнди принес копченого тунца из ресторана. Он был очень вкусным.

Он удивился, почему она не рассказала ему, как они встретились. «Ну и что из этого? – подумал он про себя. – Не в его же спальне они встречались».

– Я принесу ручку, – сказал Рэнди. – Она у меня в портфеле. Сейчас приду. – Он ушел, и Клэр сложила руки на груди и прислонилась к противоположной от Джона стене и приготовилась ждать.

Она посмотрела на него.

– Ты выглядишь усталым, любимый, – сказала она.

Ему захотелось повернуть коляску прочь от ее испытующего взгляда.

– Совсем нет, – сказал он, хотя чувствовал сильную усталость. Он чувствовал себя таким усталым, как ни разу в жизни.

Когда он лег в постель, близилась полночь. Он смотрел на Клэр, расчесывавшую волосы перед зеркалом.

– Ты – очень красива, – сказал он. – Я думаю, что давно тебе этого не говорил.

Она улыбнулась ему в зеркале.

– Спасибо.

– Не могли бы мы поговорить? – спросил он. Она перестала расчесывать волосы, и ее улыбка сменилась беспокойством.

– О чем?

– Может быть, в постели? – Он погладил матрас, и она кивнула. Он предпочитал разговаривать с ней здесь. Постель – единственное место, где он по-настоящему мог обнять ее.

Она забралась в постель рядом с ним, выключив лампу на ночном столике. Он мог ощущать запах ее крема для кожи, и он был такой знакомый и успокаивающий. Он обнял ее – руки коснулись обнаженной кожи – и так крепко прижал к себе, насколько ему позволяла сила. Глубоко вздохнув, он не мог придумать, как начать. Что он скажет? За двадцать лет он ни разу не почувствовал, что ему что-то угрожало. Он знал, что она чувствует его страдания, потому что она тоже обняла его крепко, сильно прижавшись щекой к его плечу.

– Я люблю тебя, Матиас, – сказала она.

– Мне нужно было это услышать, – ответил он. Она приподнялась на локте.

– У тебя возникли сомнения?

Укладывая ее голову снова к себе на плечо, он сказал:

– Позволь мне сказать, хорошо?

Она кивнула, ее волосы мягко коснулись его подбородка.

– Со мной происходит… что-то странное.

Ее голова резко приподнялась, и он ощутил ее тревогу. Она подумала, что он имеет в виду свое здоровье.

– В эмоциональном плане, – добавил он быстро. – Я чувствую… Я думаю, что слишком завишу от тебя.

– Ты с ума сошел. – Она опять положила голову ему на плечо. – Совершенно нормально для двоих зависеть друг от друга. Разве не так мы всегда говорим семейным парам на консультациях?

– Но я слишком завишу от тебя. Я не знаю, как справлюсь, если с тобой что-нибудь случится.

Она вздохнула.

– Во-первых, со мной ничего не случится. Во-вторых, ты объехал весь свет. Я видела, как ты делаешь такое, что и здоровому не под силу. Она не понимала.

– Все дело в Рэнди. – Слова вырвались у него слишком громко. Напряженная пауза.

– Что такое с Рэнди? – наконец спросила она.

– Он такой замечательный. Похоже, что он обманывает меня или… – Это была неправда. Он ни на минуту не сомневался в искренности Рэнди Донована. Он застонал от своей неспособности выразить, что имел в виду. – Послушай, когда я увидел его рядом с тобой и как он положил тебе на спину руку и болтал о том, как кормил тебя обедом, мне захотелось так его стукнуть, чтобы его проклятые глаза закрылись.

Он ожидал, что она засмеется. Вместо этого полная тишина. Он не ощущал даже ее дыхания.

– Ты чересчур обращаешь на это внимание, – наконец сказала она. – Ты говоришь так, как будто боишься, что у меня с ним интрижка или что-то в этом роде.

– Не уверен… – Он с трудом сглотнул. – Возможно.

– Боже, Джон, неужели ты меня не знаешь?

– Ну, по правде говоря, сейчас не знаю. Он, кажется, заинтересовался тобой, и я думаю, ты дала ему повод. Может быть, сама того не осознавая. Ты смотрела на него такими зелеными глазами, какие бывают у тебя только в постели и…

Она села, прижимая к груди подушку.

– Я не верю своим ушам, – произнесла она… – Джон, я люблю тебя. Ты – мой муж, а Рэнди – просто друг. Только и всего.

– Хорошо, – сказал он поспешно, касаясь ее руки. Она права. Он перешел всякие рамки.

Клэр погладила пальцами его грудь.

– Ты понимаешь, что был смешон, не так ли? – спросила она.

– Полагаю, что да.

– Джон. – Она почти застонала. – Ты говоришь, что не доверяешь мне. После двадцати лет совместной жизни как ты можешь говорить такое?

– Я верю тебе. Единственное, чему я не доверяю… я не знаю. Дожив до сорока лет, я полагаю, мы с тобой видели, как это бывает, и это бывает слишком часто. Всякий вздор в середине жизни. Он коснулся и тебя. От этого разваливаются самые крепкие браки, не успев разобраться, что к чему.

– Однако с нами этого не произойдет. Выкинь из головы этот бред.

Она снова легла рядом. Этот разговор не принес ему удовлетворения, но он не знал, как вернуться к нему. Через минуту она заговорила снова.

– Раз так, я больше не стану с ним встречаться. Если это тебя так задевает.

Он вздохнул.

– Я не этого хотел. – Конечно, этого, но он понимал, что неправильно было бы ставить ей условия и требовать. – Если ты говоришь, что он друг, тогда – он друг, и ничего больше. Я согласен.

Она снова приподнялась на локте, а потом наклонила голову, чтобы поцеловать его, и ее волосы упали ему на грудь. Улыбаясь, она сказала:

– Эй, Матиас, не мучайся из-за того, чего никогда не было. Мы с тобой переживем эту середину жизни так же, как пережили все остальное. Понимаешь?

Он кивнул и поцеловал ее, и она снова угнездилась в его объятиях. Через несколько минут ее дыхание стало глубоким и спокойным. А он не мог разомкнуть рук, и не разомкнет, даже если ей и будет неудобно. Даже несмотря на то, что временами он ощущал – ее тело становилось чужим.