Сиэтл

Дарси говорила по телефону, когда Ванесса вошла в ее кабинет во второй половине дня в понедельник. Она указала ей на стул в углу, и Ванесса села и подтянула шнурки своих туфель для бега, ее обручальное кольцо блеснуло на свету. Она и Брайан поженились в прошлую субботу, без всякого шума, в конторе мирового судьи и провели брачную ночь в гостинице под Ванкувером. Она рассказала об этом Дарси и еще нескольким своим сотрудникам, и весь день люди заглядывали в ее кабинет, принося удивленные поздравления, которые заставляли ее смущаться и краснеть, что было совсем не характерно для нее.

Она никому не говорила о предстоящей свадьбе, потому что не вполне верила, что она и в самом деле произойдет. И в самом деле, все почти что сорвалось. За несколько часов до того, как ей и Брайану нужно было отправляться в здание суда, случился коллапс легкого у Джордана Уилли, и она срочно поехала в больницу, проследить, чтобы ему в грудь вставили третью трубку. Трубка помогла, он стал дышать спокойнее. Но было ясно, что двухмесячное пребывание в больнице совершенно утомило Джорди. Когда она вошла в его палату тем утром, он выглядел изможденным. Подавленным и ушедшим в себя. Она проверяла расположение изгиба третьей трубки, когда он спросил ее:

– Вы верите в Бога, доктор Грэй? – Она солгала и сказала, что верит.

Во время обхода на следующий день получилось так, что меж ней и ее коллегами велись разговоры о смерти и о том, стоит ли дать Джорди знать, что ожидало его впереди, чтобы он смог сказать последнее прости, если захочет. Однако она была уверена, что Джорди лучше, чем любой из них, понимал, что эта ужасная госпитализация, возможно, будет последней.

Дарси повесила трубку и во весь рот улыбнулась ей.

– Ты выглядишь совершенно иной, – сказала она. – Такой замужней.

– Ага. – Ванесса пропустила мимо ушей ее замечание. – Надевай тапочки.

– Я не могу. – Дарси встала и начала перекладывать стопки книг со стола на книжную полку, одну за одной. – Тошнота наконец-то прошла, но теперь каждые тридцать секунд мне приходится бегать в туалет. Ванесса заморгала глазами.

– Поэтому мы выберем наш маршрут пробежки рядом с ваннами. Пошли.

Дарси опустила книжку в ящик.

– Ты не понимаешь, – сказала она. – Я хочу сказать, что в этом-то и есть главное неудобство. Ты, возможно, не можешь знать…

– Дарси!

– Что?

– Я могу понять. Я однажды была беременной. Голубые глаза Дарси расширились, и она остановила свою руку на полпути к книжной полке.

– Я… когда? Я хочу сказать…

– Когда была подростком.

Дарси плюхнулась на свой стул, все еще держа книгу в руке.

– Черт, Ванесса. Почему ты мне никогда не рассказывала?

– Потому что мне не доставляет удовольствия вспоминать об этом. Но каждый раз, когда ты говоришь, что я не знаю, как ты чувствуешь, когда…

– Прости меня. – Дарси опустила книгу на свой стол, а затем наклонилась вперед, чтобы взять Ванессу за обе руки, осторожно избегая мизинца на ее правой руке, который все еще находился в гипсе. – Я ведь не знала.

Ванесса в смущении пожала плечами.

– Все нормально. – Она понимала, что необходимы объяснения, но она была не уверена, что Дарси станет задавать вопросы.

– Мне было тогда семнадцать лет, – сказала она.

– И ты отдала ребенка для усыновления?

– Нет. – Ванесса отчаянно замотала головой. – По крайней мере, не добровольно. Ее у меня отняли.

Дарси нахмурилась.

– Почему?

Ванесса сложила руки на груди. Как много она собиралась рассказать?

– Мне сказали, что я не в состоянии о ней позаботиться. И они были правы. Я занималась саморазрушением. Алкоголь и наркотики.

Дарси уставилась на нее.

– Ты? – переспросила она. – Этому невозможно поверить.

– Но это так, – сказала Ванесса.

Дарси покачала головой, а потом тихо спросила:

– Ты знаешь, что случилось с ребенком? Где он?

– Нет. – Ванесса встала, как будто погасила в себе что-то. Подняла с полу сумку Дарси со спортивными принадлежностями. – Пойдем, – сказала она. – Давай пробежимся.

Дарси вцепилась в стул.

– Правда, Ван, я не могу.

– Хорошо. – Ванесса опять пожала плечами. – Тогда до завтра.

Однако не успела Ванесса дойти до двери, как Дарси встала и заключила ее в объятия.

– Мне так жаль, что так случилось все с твоим ребенком, – сказала она, и Ванесса удивилась тому утешению, которое она почувствовала в объятиях подруги. Она рассказала Дарси правду о себе, и в ответ получила только хорошее.

Уже на улице Ванесса порадовалась, что Дарси не пошла с ней после всего. У нее не было настроения разговаривать. Направляясь мимо почты, она перешла на свободный бег. Она изменила маршрут своих пробежек после того, как на нее напали поздно вечером. Возможно, когда-нибудь она снова побежит по той улице, но не теперь.

Она не рассказала отцу о своей беременности. Держа все в секрете, ей было любопытно, сколько времени потребуется для того, чтобы он заметил сам. Начать с того, что он ей уделял мало внимания. Она была уже почти на седьмом месяце, когда он понял. Он также не имел представления о том, что она уже давно бросила школу и что большинство ночей проводила в домах различных своих друзей – мальчиков, а не под собственной крышей.

Он заставил ее пойти к врачу, и он, и врач сказали ей, что придется оставить ребенка для усыновления. Они не слушали ее протестов, и поэтому она не стала соблюдать его назначений. Даже сейчас она злилась на этого врача. У него была возможность раскрыть ей глаза, но он не воспользовался ею. Если бы он сказал, что наркотики и алкоголь могут повредить ребенку, она бы прислушалась. По крайней мере, сейчас она так думала.

Она пила – сильно пила с четырнадцати лет – и курила марихуану и сигареты. Конечно, в какой-то степени она знала, что есть связь между тем, что она вводит в свой организм, и здоровьем ребенка, потому что она принимала огромные количества витаминов. Но в ее понимании эта связь вовсе не распространялась на наркотики. Она придерживалась этого мнения долгие годы, до тех пор, когда знания об этом уже не играли никакой роли.

Поджидая рождения ребенка, она была счастливее, чем когда бы то ни было в ее жизни. Наконец у нее будет что-то, что принадлежит только ей, кто-то, кого она будет любить и кто непременно будет любить и ее, и кто не оставит – не сможет оставить ее.

Она крала вещи для младенцев и украла одеяльце и сумку с пеленками. Погремушки было легко красть, и у нее была целая коллекция погремушек разных цветов и разнообразных форм. Приданое для новорожденного было значительно увеличено с помощью воровства в магазинах, ей помогали в этом двое молодых людей, которые думали, что могли быть отцами ее младенца. Однако Ванесса догадывалась, что отцом ребенка был другой, который на короткое время заехал в Сиэтл, а теперь был в пути куда-то еще.

Она могла представить, что у нее будет только девочка, и лежала без сна по ночам, придумывая ей имя. Анна. Конечно, Анна. Старомодное имя, которое побуждало ее представлять поля с полевыми цветами и бабочками, и покой, и защищенность, которые казались частью этих образов.

Когда у нее начались схватки, одна из ее подружек отвезла ее к входу в больницу. Одинокая и перепуганная, чувствуя большую боль, чем, она считала, может вынести человек, она позволила персоналу больницы позвать ее отца. Он находился в приемном покое, когда родилась Анна с помощью кесарева сечения. Анна. Доношенная, но весом всего пять с половиной фунтов. Бледная, худенькая, круглоглазая маленькая девочка с шелковым пушком на головке.

Сказали, что у Анны трудности с дыханием, и ее держали в специальной палате. При каждой возможности Ванесса с трудом тащилась по длинному коридору, чтобы подержать на руках свою дочку. Она садилась на жесткий деревянный стул и качала ее, обнимала, не обращая внимания на косые взгляды, которые посылали ей сестры, и шепоток за спиной. Медсестры не любили ее. Они сообщали ей с довольными лицами, что ей пора возвращаться в свою палату и силой отбирали Анну из ее рук.

Друзья посещали ее в больнице, воруя для нее пиво и сигареты, и несколько раз они наделали столько шума, что персонал пригрозил выставить их вон.

На четвертый день пребывания Ванессы в больнице появилась в ее палате социальный работник из округа и сказала, что ей не дадут возможности взять Анну.

– Ты не можешь заботиться о ней, – сказала служащая. – Ты ведь даже о себе не можешь позаботиться.

Сначала Ванесса не поверила. Разве могут они отобрать ребенка у матери? Она была в отчаянье. Обещала прекратить пить, перестать курить. Вернуться в школу. Она переменит друзей, уедет с отцом. Она была готова на все, если Анну не станут забирать от нее. Но решение работника социальной службы было твердо, и медсестры смотрели на Ванессу с самодовольным чувством возмездия. Ей хотелось знать, которая из них позвонила, чтобы у нее отобрали ребенка. Однажды, когда она бранилась со своей ночной сиделкой и швырнула в нее пустым лотком для рвотных масс, сиделка нанесла ответный удар.

– Ты почти убила своего младенца в себе. Неужели ты ожидаешь, что тебе позволят довершить это дело?

А, может быть, это ее отец устроил так, чтобы у нее отняли Анну. Ребенок в его доме определенно был бы помехой его образу жизни «перекати-поле».

Только после того, как прошло много-много лет, она поняла, что они все были правы. Медсестры, работник социальной службы, ее отец. С этой ситуацией расправились жестоко и глупо, но действительно Анну необходимо было защитить от нее. В возрасте семнадцати лет Ванесса Харти стала бы очень опасной матерью.

Много времени спустя после рождения Анны Ванесса изучала влияние алкогольного синдрома на плод в медицинском колледже. В то время она страдала от приступов нервозности и бессонницы, а ее волосы, которые всегда были блестящими и кудряво-волнистыми, начали расти совершенно прямыми. Ее преследовали расплывчатые образы Анны, когда она пыталась вспомнить крошечные черты своей малышки. Не было ли у Анны маленькой головы, вздернутого носика, отвисшей нижней губы младенца, страдающего от фетального алкогольного синдрома? Или же просто лицо младенца переменилось в ее памяти за эти годы бесплодных воспоминаний?

День, когда Анну перевели в другую неизвестную больницу, был днем, когда Ванесса в первый раз порезала себя. Она случайно разбила стакан с водой, уронив его о край подноса на кровати, уставилась на осколки и смотрела на них долгое время, прежде чем выбрать один из них и провести им медленно и ровно длинной линией вниз по ноге от бедра. Боли не было. Только зачарованность, когда она наблюдала, как невидимая линия превращалась в тонкую красную нитку. Она сделала второй и третий надрезы шире и глубже. Потом удрала из больницы без разрешения врача, чтобы никто не обнаружил этих ран. И кроме того, ей позарез нужно было выпить.

В течение двух лет она жила у друзей, время от времени возвращаясь домой, чтобы выпросить денег, которые отец давал ей все с большей неохотой. Она ненавидела просить у него и делала это, только когда все другие средства были исчерпаны, включая продажу наркотиков и своего тела.

Однако в ее девятнадцатый день рожденья все переменилось.

Она сидела за рулем автомобиля своего дружка, проехала на стоп-сигнал и протаранила «фольксваген» в форме жука. Она сама не получила никаких повреждений, но сквозь пьяный туман видела, как маленькую девочку – возраста почти как Анна – вытащили в бессознательном состоянии из покореженного автомобиля и поместили в карету «скорой помощи». Ванесса не сводила глаз со «скорой помощи», когда та поехала вниз по улице с воющими сиренами. Она почти убила маленькую девочку, такую же, как Анна. Несчастный случай протрезвил ее настолько, как ничто другое не могло на нее подействовать.

Суд присудил ей пройти программу лечения от алкоголизма, и она участвовала в ней охотно, ее ночные кошмары с каруселью и Анной перемешались теперь с кошмаром этого несчастного случая. С новой решительностью она переживала синдром отвыкания от алкоголя и насмешки своих друзей, которые забегали, или писали, или звонили ей в больницу. Однако она нашла в себе силы, думая о маленькой девочке Джей Ти Грэй.

После двух недель пребывания в программе – и с разрешения родителей Джей Ти – ей был дан пропуск на посещение ребенка в палате детской больницы «Ласистер».

Она навещала Джей Ти ежедневно. Малышка все еще была на вытяжке, но быстро поправлялась от травм, хотя она будет всегда – всю жизнь – хромать. Ванесса часами занимала Джей Ти в больнице и быстро полюбила ее. Джей Ти со своим детским незнанием роли Ванессы в ее несчастьях еще быстрее полюбила свою молоденькую сиделку. Нэд и Сара, родители девочки, вероятно, увидели в Ванессе нечто, что остальные не замечали. Ее понятливость. Ее сострадание. Или же, может быть, они впервые увидели ее трезвой и ясномыслящей, какой она не была вот уже долгое время. Они смогли увидеть в ней хорошие задатки, которые можно было развить.

Когда Джей Ти выписали из больницы, Нэд и Сара наняли Ванессу помогать им ухаживать за ней дома. Они были небогаты, но предоставили Ванессе комнату и стол, и обеспечили ее гораздо лучшей семейной жизнью, чем она знала с тех пор, как ее отец привез ее в Сиэтл. Нэд привел ее на заседание Общества анонимных алкоголиков, и только тогда она поняла, что и он тоже боролся с бутылкой. Ее тоска и одиночество начали исчезать. Она проводила все дни с Джей Ти, а вечера со всем семейством, читая, или болтая, или работая по дому. Иногда у нее были целые недели или даже больше без ночных кошмаров.

Сара была помощницей учительницы, и она настояла, чтобы Ванесса держала экзамены, соответствующие выпускным экзаменам за среднюю школу, которые она сдала с легкостью. После этого она по вечерам посещала в течение двух лет колледж братства анонимных алкоголиков, присматривая за Джей Ти днем.

Но потом Грэи переехали, и Ванесса осталась с чувством, как будто маленькие ангелы залетели в ее жизнь, сделали свое доброе дело, а потом снова улетели. Но она уже способна была заботиться о себе сама. У нее появились новые друзья из колледжа и общества анонимных алкоголиков, новые силы, чтобы противостоять алкоголю, и цель в жизни. Она хотела стать врачом.

Ее отец с облегчением обеспечил ее необходимой суммой для учебы. Ее отношения с ним переросли в обоюдную терпимость, что, казалось, устраивало обоих. Лен Харти так и не научился быть хорошим отцом, не научился сдвинуть центр собственного существования от себя к своему ребенку. Все, что он мог сделать, – это обеспечить Ванессу деньгами, чего в ее жизни больше всего и не хватало.

Ванесса замедлила шаг, когда бежала вдоль дорожки рядом с кладбищенской стеной. Ей бы нужно написать Джей Ти и ее мужу, и Нэду и Саре, рассказать им, что она и Брайан наконец-то поженились. Грэи порадуются за нее, возможно, несколько расстроятся, что она не сообщила им о дне свадьбы. Но они все поймут.

Она свернула на аллею, чтобы срезать угол к больнице. Она почувствовала неодолимую тягу вернуться домой, к той жизни, которая теперь у нее была. И к своему мужу, человеку, который знал все о ней и все-таки дал клятву не оставлять ее никогда.