1990

Ребенок Сары родился на три недели раньше срока. Она и Стив назвали его Китом. У него было слабое сердце, что могло в дальнейшем потребовать операции. Я очень переживала за Сару. Она заслуживала такого же здорового ребенка, какого родила я.

Сара и Кит провели две недели в больнице в Джексонвилле. На вторую ночь позвонил Стив и сказал, что Джейми находится в отделении экстренной медицинской помощи. Посещая Сару, он внезапно почувствовал острую боль в груди.

Я пыталась дозвониться до Маркуса, но он отсутствовал, поэтому мне самой пришлось ехать в Джексонвилль. Неделю назад со мной произошел несчастный случай. Я парковалась около «Светского льва» и, делая маневр, случайно зацепила уличный фонарь. Выходя из машины, чтобы определить нанесенный ущерб, я споткнулась и упала, порезав о боковое зеркало щеку. Несколько человек бросились мне на помощь, но я с трудом забралась в свою машину, помахала им, изо всех сил улыбаясь и показывая, что со мной все в порядке. Я просто не хотела, чтобы они подошли близко и заметили, что я слегка перебрала. Приехав домой, я обнаружила глубокую вмятину на крыле своей машины и понадеялась, что Джейми ее не заметит.

Но когда я ехала в больницу в Джексонвилле, я не была пьяна. Однако, поскольку до этого я все же изрядно приложилась к бутылке, я знала, что на дороге мне делать нечего. Я ехала медленно, не отводя глаз от белой черты на асфальте. На дороге изредка попадались машины, но я больше боялась угодить в канаву или врезаться в оленя. О Джейми я не думала. Я почему-то была уверена, что с ним не случилось ничего серьезного.

Приехав в больницу, вопреки своим ожиданиям, я узнала, что его оставили на всю ночь под наблюдением. Я сидела у кровати Джейми, равнодушно держа его руку. В его глазах я прочла, что он тоже знал, в чем дело, и что он не собирался объяснять это докторам: крошечный ребенок Сары и Стива инициировал его ген сопереживания. Его дар. Его проклятие.

Джейми и Мэгги вернулись в «Сторожевой Баркас», а мать Сары осталась на неделю у Уэстонов. В первую ночь у Мэгги были сложности с детской кроваткой – она не могла заснуть в ней, поскольку не спала там уже год, и я слышала, как Джейми ночью постоянно вставал и подходил к дочке. Он ночевал в гостевой комнате, и я была рада, что не постелила ему вместе с собой.

Его присутствие в доме вызывало у меня чувство неловкости, особенно во второй вечер, когда приехал Маркус, чтобы навестить своего брата и племянницу. Маркус и я занимались любовью лишь один раз. На следующий день, протрезвев и испытывая раскаяние, мы поклялись, что такого больше не будет, и твердо придерживались своего обещания. Но мы оставались рядом, мы были эмоционально связаны, чего у меня никогда не происходило с Джейми, и я чувствовала огромную неловкость, когда оба брата оказались вместе.

Вечером Маркус играл с Мэгги на полу.

– Послушай, Джейми, – внезапно проговорил он. – Я бы хотел попробовать… короче, заняться работой с недвижимостью, о которой ты говорил со мной.

Я заметила удивленный взгляд Джейми и его улыбку. Он, вероятно, подумал, что Маркус наконец взялся за ум. Но я знала побудительный мотив Маркуса – старое доброе чувство вины. В те минуты, когда я была в состоянии рассуждать здраво, меня посещали те же чувства. Независимо от причины, внезапное потепление отношений между братьями слегка успокоило мои расшатанные нервы.

Первые несколько дней Джейми собирался оставаться после работы дома, чтобы помочь Мэгги адаптироваться после возвращения в «Сторожевой Баркас», но на второй день он получил звонок из пожарной команды и должен был уехать. Он успел только уложить Мэгги спать, и я надеялась, что он вернется раньше, чем она проснется. Когда Джейми уехал, первой моей мыслью было вынуть из холодильника бутылку вина, но я знала, что потом не смогу остановиться. Мне хотелось быть в форме, если вдруг Мэгги проснется. Итак, вместо выпивки я решила ненадолго прилечь, оставив дверь в комнату Мэгги открытой.

Я проснулась от пения, доносившегося из детской.

– Папа, папа, папочка.

Я встала и направилась туда. Мэгги стояла в своей кроватке и, держась за перила, напевала:

– Папа, папа…

Она увидела меня, и ее глаза расширились.

– Привет, детка. – Я старалась, чтобы мой голос звучал приветливо.

Мэгги издала вопль и бросилась лицом на подушку.

– Папочка, – вопила она. – Папочка!

– Папа должен был уехать на работу, но он скоро вернется. – Я погладила ее по плечу, но она с воплем отпрянула от меня.

Дрожащими руками я вынула ее из кроватки. Она извивалась и отталкивала меня, и пришлось опустить ее на пол.

– Папа! – Она выбежала из комнаты, роняя пеленки, вероятно в поисках Джейми. Беспомощно глядя на нее, я тащилась из комнаты в комнату, боясь, что она обо что-нибудь ударится. Входная дверь, слава богу, была закрыта, потому что она подбежала к ней и стала дергать ручку, пытаясь вырваться наружу.

– Иди ко мне, детка, – сказала я. – Мне надо тебя переодеть.

– Неееет! – Она шлепнулась на пол в гостиной и начала вопить и звать папочку. Я стояла, уставясь на нее, и не знала, что делать.

В конце концов я уселась рядом с ней на пол. Я не прикасалась к ней, просто начала тихо говорить – о том, что папа скоро вернется, что надо встать и перестать плакать. Не знаю, слышала ли она меня вообще. Я даже попыталась спеть ей детскую песенку, которую внезапно вспомнила. Крики не прекращались. Я встала, подошла к ящику с игрушками и стала одну за другой вынимать их, разговаривая с каждой.

– Какой замечательный пазл! Мэгги поможет мне его сложить?

Она не обращала на меня внимания. Я взяла одну из детских книжек и стала читать, а она продолжала вопить.

Она ненавидит меня, просто ненавидит.

Я взяла из холодильника вайн-кулер и, не отрываясь, с огромным наслаждением выпила его до дна.

Вернувшись в гостиную, я сняла с полки книжку о воспитании детей, которую так долго и тщательно изучала во время беременности. Вспышки раздражения надо переждать, говорилось в ней. Я включила телевизор – там шел какой-то старый фильм – и стала смотреть, почти не видя экран от слез. Моя дочь ненавидела меня, но разве можно ее винить? Я была ужасной матерью.

Вспышка раздражения длилась сорок пять минут. Вопли постепенно стихли, и Мэгги в конце концов уснула на полу. Я встала, взяла ее на руки и отнесла на кушетку. От нее пахло мочой, но я не хотела рисковать и менять ей подгузники, чтобы не разбудить. Она тихо посапывала у меня на руках. Я покачивала ее, мягкие волосы касались моей щеки.

– Я люблю тебя, – сказала я, но поняла, что это совсем не так. – Извини, – прошептала я.

Она проснулась, и процесс начался снова. Пришлось вынимать из холодильника еще один вайн-кулер. Мэгги все еще вопила и звала Джейми, когда он вернулся домой. Я услышала, как хлопнула дверца его машины, и сжалась, уверенная, что он услышит ее вопли еще на улице.

Как только он открыл дверь, Мэгги бросилась к нему, и он подхватил ее на руки.

– Что случилось, Мэгс? – Он посмотрел на меня. – Как долго это продолжается?

Я помедлила, переживая унижение оттого, что придется рассказать.

– Когда Мэгги проснулась, она уже была расстроена. Потом она ненадолго успокоилась, и я не хотела…

– Она мокрая. Ты обмочилась, Мэгги, крошка. – Он прошел мимо меня в детскую.

Я слышала ее слабые протесты, когда он менял ее подгузники.

Я направилась в ванную, чтобы успеть почистить зубы, пока он ухаживал за ней.

– Почему ты не поменяла ей подгузники? – спросил он, входя в гостиную.

Мэгги ковыляла рядом, хлюпая носом. Она держалась своей маленькой ручкой за его указательный палец.

– Она кричала, потому что хотела видеть тебя. Джейми, она меня не любит.

– Шшш, – прошептал он. – Она понимает больше, чем ты думаешь. Конечно, она любит тебя. Мы просто нарушили ее заведенный порядок, вот и все.

Через неделю отношения между мной и Мэгги немного улучшились. Я отнесла на помойку оставшиеся вайн-кулеры, за исключением трех, которые припрятала в стенном шкафу в спальне на всякий пожарный случай. Я целых два дня выдержала без вина, пытаясь доказать себе, что я не алкоголичка. Я прилагала все усилия, чтобы как-то занять Мэгги, – играла с ней, читала, когда она была в состоянии слушать. Но она никогда не радовалась мне по-настоящему, как будто чувствовала мое притворство, как будто я была нянькой у ребенка своих друзей, а не у собственной дочки. Я притворялась. Надо сказать, я весьма преуспела в этом.

Работа Маркуса с недвижимостью Локвудов продолжалась ровно три дня. В первый день он мыл настилы. На второй день ремонтировал крышу. Джейми был так счастлив, что на третий день попросил Маркуса поменять пару окон в одном из коттеджей в Серф Сити. Маркус выставил старые окна и увеличил проемы для новых, но сделал их слишком большими и слишком кривыми, поскольку прилично заложил за воротник.

В тот вечер он прибыл в «Сторожевой Баркас», чтобы признать свои ошибки.

Джейми передал мне Мэгги и попросил отвести ее в спальню. Я с удовольствием согласилась, не желая присутствовать при их беседе. Я села на кровать, держа Мэгги на руках. Однако беседа вышла за рамки комнаты.

– Ты их измерял? – крикнул Джейми.

– А как же!

– Папа! – Мэгги стала вырываться из моих рук.

– Тогда почему это случилось?

– Не знаю! – крикнул Маркус. – Я все сделал как надо. Это ведь не конец света?

– Папа!

Я закрыла глаза. Когда же это кончится? Я не могла слышать эти вопли.

– Это плохая работа, Маркус! – крикнул Джейми. – Представляешь, сколько будет стоить переделка?!

– Мы можем вставить окна большего размера.

– Мы ничего не будем делать! Я не подпущу тебя к этим окнам!

– Ты только и ждал, к чему бы придраться!

Мэгги вырвалась из моих рук.

– Это последнее, чего я хотел, – проговорил Джейми. – Я надеялся, что ты наконец возьмешься за ум. Давно пора. Тебе уже двадцать два! Ты законченный алкаш, Маркус. Тебе надо лечиться. Ты уволен.

Я схватила Мэгги, но она нырнула с кровати головой вниз. Я успела схватить ее и увидела, что она, слава богу, цела и невредима, но уже готовится издать душераздирающий вопль.

– Нет, детка. – Я посадила ее к себе на колени. – Шшш.

Из комнаты послышался смех Маркуса.

– Уволен откуда? – крикнул он. – Мне что, платят? Мне не нужны трудности. Сам все расхлебывай.

Входная дверь хлопнула, и Мэгги издала давно подготавливаемый вопль.

Я вышла из спальни и передала ее Джейми, который стоял с покрасневшим лицом, подбоченившись и уставившись на входную дверь.

– Мне нужно поспать, – сказала я, передавая ему Мэгги прежде, чем он начал протестовать.

Вернувшись в спальню, я заперла дверь, взяла третий и последний вайн-кулер из стенного шкафа и выпила его теплым.

На следующую ночь, за день до возвращения Мэгги и Джейми к Уэстонам, Джейми снова позвонили из пожарного депо. Мэгги уже спала, слава богу, и к тому времени, как Джейми вернулся, я была в постели. Он постучал в дверь.

– Мы можем поговорить несколько минут? – спросил он.

Я еще не спала.

– Угу.

Я села, прислонясь к изголовью, закутавшись в простыню, поскольку была совершенно голая.

Гнев Джейми на Маркуса за день прошел, и он не собирался вываливать на меня свое плохое настроение. Он присел на край кровати. Свет из коридора падал ему на щеку и отражался в глазах. Когда-то я так любила эти большие карие глаза! Мне бы хотелось полюбить их – его – снова. И мою дочь, которая заслуживала гораздо больше, чем я могла дать ей.

– Я замечательно провел эту неделю вместе с тобой и Мэгги.

Я кивнула, стараясь не подать вида, как сильно мне хочется, чтобы они поскорее уехали. Я мечтала о возвращении своей прежней жизни со сном и выпивкой.

– По крайней мере, Мэгги больше не кричит, когда ты оставляешь ее со мной.

Джейми не улыбнулся.

– Ты очень продвинулась вперед в отношениях с ней. Я понимаю, ты еще не стала прежней, но хочу, чтобы ты знала, – я ценю, что всю эту неделю ты старалась быть ей мамой.

Мне на глаза навернулись слезы.

Он подошел ближе, взял мою руку своими большими ладонями.

– Что такое? – спросил он. – Откуда эти слезы?

– Как бы я хотела что-нибудь чувствовать к ней. – Я вздохнула. – И к тебе. Как нормальная мать и нормальная женщина.

К моему удивлению, он наклонился и поцеловал меня.

– Ты станешь такой, – сказал он, проведя рукой по моей щеке.

Потом поцеловал меня снова. Его губы были так знакомы, они претендовали на то, чтобы пробудить во мне прежние чувства. Я сама хотела этого, но теперь это казалось недостижимым.

Его пальцы проникли под простыню и дотронулись до моей груди. Рука поползла ниже, я не сопротивлялась. Он нашарил презерватив на ночном столике, сорвал с него обертку и надел. Я симулировала желание – хотела дать ему эту радость, но сама ничего при этом не чувствовала. В первый раз я симулировала оргазм.

Он кончил и отстранился от меня.

– Черт! – сказал он. – Надо же. У меня такое в первый раз.

– Что в первый раз? – спросила я, испугавшись, что плохо притворялась.

– Он порвался. – Я поняла, что он говорит о презервативе. – Старый, должно быть. – Он лег рядом и положил руку мне на живот. – Когда у тебя были месячные?

Я постаралась вспомнить, когда это было, и оказалось, что больше месяца назад. Причем гораздо больше. Я вспомнила, как на прошлой неделе меня вдруг затошнило и стала кружиться голова. Тогда я приписала это последствиям постоянного пьянства. Внезапно сердце сначала подпрыгнуло, а потом нырнуло куда-то вниз. Мне захотелось выскочить из постели, кинуться на кухню к календарю и сосчитать дни, в смутной надежде, что я все-таки ошиблась. Но я не пошевелилась, стараясь не выдать волнения.

– Точно не помню, – с трудом выдавила я.

– Да уж, это последнее, что тебе сейчас нужно, – пробормотал он. – Еще одна беременность.

Возможно, это было последнее, что мне нужно, но я точно знала, что это случилось.