Вселенная должна была выбрать для шторма именно эту ночь. Я припарковалась на боковой улице на северном конце острова. Дождь барабанил по крыше моей машины, словно чьи-то пальцы. В домах было темно, на берегу – пустынно из-за непогоды. Мне все это было на руку. Чем темнее и пустыннее, тем лучше.
– Где мы? – спросил Энди.
– Недалеко от «Сторожевого Баркаса». Ну, ты знаешь это место. Мы проезжали здесь несколько раз.
– А, это тот дом, в котором я жил совсем маленьким?
– Совершенно верно. Мы в нем переночуем. Это будет прикольно, правда?
– Классно, – проговорил Энди, всматриваясь в темноту. – А где же он?
– Тут, неподалеку. – Дождь, похоже, зарядил надолго. Я взяла карманный фонарик и пакет для мусора, в который положила одежду для нас обоих, а также айпод Энди. – Мы можем промокнуть. – Я открыла дверь, держась за ручку, чтобы ветер не вырвал ее. Рев океана наполнил мои уши, как будто я припарковалась прямо на берегу.
– Выходи осторожно! – прокричала я, но было слишком поздно.
Ветер рванул дверцу Энди, и он вывалился прямо на песчаную обочину дороги, но тут же со смехом вскочил. Он совершенно не понимал, что его ожидает впереди.
Я была ослеплена дождем, когда стала обходить машину, чтобы помочь ему захлопнуть дверцу. Ветер казался живым существом, которое старалось вырвать дверцу у нас из рук. Мне почудилось, что, кроме нас, здесь есть кто-то еще. Я дрожала от испуга, но знала, что должна сделать то, что задумала. Это, кстати, будет не первый мой безумный поступок. Если бы мама раньше сказала, как плохо обстоят дела, я бы придумала что-нибудь. Составила бы лучший план. Завтра Энди должен присутствовать в суде, смысла которого он никогда не поймет. Суд наверняка вынесет решение, в результате которого Энди навсегда запрут в тюрьме, а ключ выбросят на помойку. Я не должна этого допустить. Я еще не додумала свой план до конца, но если они не найдут Энди в день суда, то не смогут посадить его в тюрьму. Только это имело значение.
– Ты можешь взять еду? – крикнула я, протягивая ему коричневый бумажный пакет, в который положила хлеб с арахисовым маслом и фрукты. В коттедже, насколько я помнила, оставалась почти целая упаковка бутылок с питьевой водой. Еды нам хватит на сегодня и еще на завтра останется.
– Держи его закрытым, чтобы еда не промокла, – сказала я, передавая ему пакет, а сама перекинула за плечо мешок из-под мусора, и мы направились к «Сторожевому Баркасу».
– Я ничего не вижу, – проговорил Энди.
– Мы уже почти дошли.
Я едва могла отличить один дом от другого. Ветер дул прямо в лицо, и приходилось сильно щуриться. Мы прошли мимо узкого дощатого настила, ведшего к дому, и вынуждены были вернуться.
– Иди сюда, – сказала я, утвердившись ногами на настиле. – Держись ближе ко мне.
Мы достигли небольшой насыпи перед домом. Даже в темноте я могла видеть белые барашки волн, набегавшие друг на друга, пока они неслись к берегу. Я посветила фонариком на песчаную площадку перед домом. Что-то здесь изменилось, и мне понадобилось несколько мгновений, чтобы понять, что серебристые блики в луче моего фонарика – это не песок, а водная поверхность. Океан добрался до свай, на которых стоял коттедж, швыряя пену и брызги прямо в окна первого этажа. Я никогда не видела, чтобы на этом берегу вода поднималась так высоко. Мне не хотелось показывать Энди, как я встревожена.
– Дождь кусается! – крикнул Энди.
– Это песок и ветер. – Песок жалил мое лицо и руки. – Иди сюда, – крикнула я, прыгая через острый гребень дюны.
– Эти вещи… – Ветер унес конец фразы Энди, но я не слушала.
Я старалась внушить себе мысль о том, что дом перенес десятки ураганов и множество норд-остов. И этот шторм он тоже должен выдержать.
Я нашла мешок с углем и подтащила его к дверям.
– Я залезу первая, а потом помогу тебе, – крикнула я.
С третьей попытки я закинула мешок с углем на настил перед дверью. Потом взобралась сама.
– Мне не надо помогать, – крикнул Энди. – Я сам могу забраться туда.
– Ладно, только передай мне пакет с едой.
Он подал его мне, и я ухватилась за него руками. Он был скользким от воды, и, прежде чем я смогла покрепче ухватиться, ветер вырвал пакет из моих рук, рассыпав содержимое по мокрому песку.
– Я все соберу, не переживай, Мэгги!
Энди нагнулся, чтобы собрать остатки еды, и я увидела, что ветер швырнул батон хлеба, словно перышко, и унес в темноту.
– Я приду через секунду! – крикнула я.
Отперев дверь, я втащила пакет с углем в прихожую. Потом спрыгнула с настила, и мы вместе собрали остатки еды, которые смогли найти.
Когда мы оба залезли на настил, Энди попросил меня посветить фонариком на надпись.
– «Предназначено под снос», – прочел он.
– Когда мы были детьми, – прокричала я, – ураган Фрэн разрушил большую часть острова.
– Я это знаю, – крикнул в ответ Энди. – Я понимаю – это означает, что мы не должны входить сюда, но мы войдем.
– Ну вот, ты все понял, – сказала я.
Распахнув дверь, мы вошли внутрь.
– А мы не делаем ничего плохого? – спросил Энди, проходя в гостиную. Пол скрипел под его кроссовками. Я знала, что он специально так наступает на половицы, чтобы они громче скрипели.
Я взяла с кухонного стола второй фонарик.
– Здесь есть еще один для тебя. – Я протянула ему фонарик. – А насчет того, делаем мы что-то противозаконное или нет, – может, некоторые люди так и подумают, но я считаю, что мы все делаем правильно.
– А мама что подумает? – Энди то включал, то выключал свет, направляя его мне в лицо.
– Прекрати. Ты слепишь меня.
– Извини. Мама подумает, что это плохо?
– Видишь, по комнате расставлены свечи. Давай зажжем их, а потом я отвечу на твой вопрос. – Я протянула ему коробку спичек.
– Можно мне воспользоваться своей зажигалкой? – Он полез в карман, и я увидела в его руке зеленую зажигалку.
– Откуда она у тебя? Я думала, ее отобрала служба охраны аэропорта.
– Это совсем другая.
– Зачем она тебе? – спросила я. – Ты все еще куришь?
– Только не говори маме, – сказал он.
– Я-то не скажу. Но это очень плохо с твоей стороны, Панда. Надеюсь, ты больше не будешь этого делать.
– Я соврал маме, – признался он.
– Да, – сказала я. – Я сама иногда так делала.
– Я ей сказал, что не затягиваюсь, а на самом деле это неправда. Я затягиваюсь.
– Очень полезно для твоей астмы. – Я зажгла на столе одну свечу.
– Мне нравится, когда дым выходит из носа.
Я попыталась представить его курящим.
– А где ты куришь?
Он ведь всегда был под присмотром. Мы бы почувствовали, если бы он курил дома, и наверняка он не делал этого в школе.
– Я курю, когда гуляю со своими друзьями. В те дни, когда ты не отвозишь меня домой.
Я представила себе, как он ждет автобуса вместе с остальными детьми из школы, с другими мальчишками, которых он считал своими друзьями и которые, вероятно, выманивали у него сигареты, а за спиной смеялись над ним.
– Если в доме начнется пожар, я смогу выпрыгнуть в окно вон на те доски. – Он направил луч фонарика на окно гостиной и на настил под ним.
– Правильно, – сказала я. – А в кухне есть дверь, через которую мы сможем выскочить из дома на настил.
– Я тоже имел в виду настил, а не доски.
– Я поняла. Ведь настил сделан из досок, так что с технической точки зрения ты прав.
– У нас дома есть большой настил. Когда мы поедем домой?
Я положила пакет с едой на кухонный стол.
– Мы переночуем здесь, а завтра решим, что делать дальше. – Я открыла пакет с продуктами. – Хочешь бутерброд с арахисовым маслом?
Надо было взять с собой и пиццу. Что подумает мама, когда увидит на столе нетронутую пиццу?
– Окей.
Он смотрел, как при колеблющемся свете свечей я намазываю арахисовое масло на два куска хлеба. Потом я протянула один ему.
Мы вместе уселись на диван и стали смотреть на темное окно перед нами, есть хлеб с арахисовым маслом и пить воду прямо из бутылок.
– За окном находится океан, – сказала я.
Было так темно, что я не могла разглядеть белые барашки на волнах.
– Я знаю. Я не слабоумный.
– Никто в этом и не сомневается, Панда, – сказала я.
Некоторое время мы молча жевали хлеб. Я продолжала воображать, что почувствовала мама, когда вошла в дом и обнаружила исчезновение Энди. Я вывалила на нее все эти жестокие сведения про отца, а у нее был такой ужасный день. Она мчалась домой через дождь и ветер, переживая и волнуясь за завтрашний день, а потом обнаружила, что ее дети исчезли. В моей голове звучали два голоса – один требовал, чтобы я позвонила ей и сказала, что с нами все в порядке, а второй советовал молчать. Я чувствовала, как от волнения чешется татуировка у меня на бедре.
– Я собираюсь позвонить маме и сказать, что с нами все в порядке, – проговорила я, когда мы закончили ужинать.
Я вынула из пакета айпод и протянула его Энди. Потом проверила свой телефон. Никаких сообщений. Странно. Обычно в коттедж можно было прозвониться. Может, это из-за шторма. Интересно, звонил ли мне Бен. Мне не хотелось думать о нем. Это могло полностью выбить меня из колеи.
Телефон Энди лежал на столе, но у него тоже не было никаких звонков или сообщений. Я представила себе, что сейчас творится с мамой. Зачем, зачем я сказала ей про отца? Была у меня эта гнусная черта. Захотелось побить маму ее же оружием, чтобы она больше не говорила со мной о Бене.
– Энди, я выйду наружу, потому что здесь сигнал не проходит.
– Ладно. – Он сидел, уставившись в свой айпод.
Выйдя на улицу, я вынуждена была схватиться за перила, чтобы меня не сбил с ног ветер. Если я даже поймаю сигнал – а это вряд ли, – то все равно не смогу ничего расслышать. Надо звонить из машины.
Снова вернувшись в дом, я спустилась в кухню, сделала отверстие в пакете для мусора и надела его на себя, как пончо.
– Я вернусь через несколько минут, Энди, – сказала я, бросив взгляд на свечи, расставленные по комнате, чтобы убедиться, что они горят достаточно безопасно. Не хватало, чтобы мой брат попал в еще один пожар.
Я залезла в машину, но сигнала на мобильнике все равно не было, поэтому я решила немного проехать по дороге. На шоссе были сплошные лужи, поэтому я ехала медленно, боясь забуксовать в песке. А что, если со мной что-нибудь случится и Энди останется в «Сторожевом Баркасе» один? «О господи, перестань об этом думать», – сказала я себе.
В ближайших домах я не видела ни огонька, значит, электричества все еще не было. Я почти доехала до огромного кооперативного дома, виллы Каприани, прежде чем появилась связь. От мамы поступило три голосовых сообщения. Она была до смерти испугана, ее голос дрожал, и я понимала, что приняла правильное решение позвонить ей. Я заехала на полупустую парковку виллы Каприани и набрала номер мамы.
– Мэгги! Где ты? – Я слышала, что она плачет. Я должна была позвонить раньше или хотя бы послать ей сообщение.
– Я звоню, чтобы сказать, что со мной и Энди все в порядке. Мы в безопасности.
– Где ты, Мэгги? Что вы делаете?
– Я не могу сказать. Я только хотела сообщить тебе, что с нами все в порядке.
– Она не говорит, – сказал мама, обращаясь к кому-то.
– Кто с тобой? – Я испугалась, что там полиция.
– Мэгги. – Теперь это был голос дяди Маркуса. – Что происходит? Ты с Беном?
– Нет, – проговорила я. Значит, теперь дядя Маркус тоже знает про Бена и меня. – Он ничего о нас не знает, так что оставьте его в покое. Я только хотела сказать маме, что со мной и Энди все в порядке.
– Зачем ты это сделала? – проговорил он. – Приезжай домой. Ты только сделаешь все еще хуже.
– А что может быть хуже? Разве можно представить Энди в тюрьме? Год ждать суда, как ты сам сказал? Чтобы над ним смеялись, чтобы его били, а может быть, и насиловали другие заключенные? – Мой голос задрожал, когда я представила все это.
– Я знаю, Мэг, – сказал он. – Но постарайся успокоиться, ладно? Может быть, судья поймет все правильно и не посадит его в тюрьму. Может быть, он вынесет решение судить его судом для несовершеннолетних.
– Два часа назад ты говорил совсем другое. Сам знаешь, что этого не будет, особенно теперь, когда они нашли на канистре с бензином его отпечатки пальцев.
– Если он не придет в суд, будет только хуже.
– Я выключаю телефон. – Я уменьшила громкость, чтобы не слышать звонок.
Неужели только я одна верю, что он невиновен?
Мне почему-то стало страшно по дороге к коттеджу. Я ехала все быстрее, неотступно думая о свечах. Я вздохнула с облегчением, когда увидела «Сторожевой Баркас» на прежнем месте. Припарковавшись, я побежала к коттеджу. Энди сидел в гостиной в наушниках и даже не услышал, как я ворвалась в комнату.
Я убедила его сыграть в карты на внимание, вынув из кухонного шкафа старую, мягкую и липкую колоду. Мы разложили карты на диване. Когда приходилось сдавать их, мои руки дрожали. Теперь, когда мы были здесь, мой брат был накормлен, мама оповещена о том, что с нами все в порядке, и больше нечего было делать, во мне начало расти чувство тревоги. Что я делаю? Что я уже наделала?
– Я выиграл! – закричал Энди. Иногда я завидовала его примитивному взгляду на жизнь.
Мы сыграли еще несколько партий. Потом я задула свечу, стоявшую на подоконнике, и мы стали смотреть в окно на дождь и соленые брызги, стучавшие в стекло. Коттедж шатался от волн, бившихся о сваи. Мои нервы были на пределе.
Энди сбросил кроссовки и положил ноги на подоконник.
– Жалко, что мы не видим океан, – сказал он.
Я наклонилась к окну посмотреть, не видны ли белые барашки волн.
– Ты не боишься снова промокнуть? – спросила я.
– Мы сейчас пойдем к машине?
– Нет, – сказала я. – Дождь немного утих. Давай посидим на настиле и посмотрим на океан.
Он вышел за мной на настил около дома. Дождь действительно немного утих, но ветер немедленно превратил нашу одежду в баллоны с воздухом и засвистел у нас в ушах. Я села на свое обычное место – край мокрого настила, свесив ноги вниз и положив руки на нижнюю перекладину перил. Здесь дом вибрировал гораздо сильнее. Настил шатался, как будто кто-то бежал по нему.
Я похлопала рукой по доскам рядом со мной, и Энди опустился на них.
– Теперь мы можем видеть океан.
Я могла сказать по барашкам на воде, что волны были очень высокими и разбивались друг о друга в дикой спешке. Темнота пугала меня, потому что мешала видеть, как далеко на берег накатывают волны. Я чувствовала, как пена долетает до моих босых ног, когда волны разбивались о сваи.
– Мы могли бы отсюда ловить рыбу, – сказал Энди. – Если у нас кончится еда, то можно половить рыбку.
– Очень даже, – сказала я.
Я обняла Энди за плечи. Другой пятнадцатилетний мальчик, вероятно, скинул бы мою руку, но Энди такое никогда бы не пришло в голову. Мне захотелось прижать его к себе как можно крепче. Я обижалась на маму за то, что она все сто процентов своей любви и внимания отдавала Энди, в том числе и пятьдесят процентов, предназначенные мне. Но я никогда не обижалась на Энди. Не его вина, что она любит его больше.
– Ты помнишь папу? – спросила я.
– Он катал меня на плечах, – сказал Энди.
В его комнате висела фотография, где ему два года и отец держит его на плечах. Я не сомневалась, что в его памяти был не его отец, а эта фотография.
– Иногда, когда я сидела здесь, я чувствовала его душу.
– Как привидение? – спросил Энди.
– Нет, не совсем. Это трудно объяснить. Ты помнишь Пидди?
Пидди звали его золотую рыбку. Несколько месяцев назад мы нашли ее в его аквариуме плавающей брюхом вверх.
– Да. Она была красивой.
– Ты никогда не чувствовал, что она где-то рядом? То есть ты точно знаешь, что ее здесь нет, но чувствуешь, что она здесь.
– Нет, она умерла.
– Ну да, правильно. Я просто пытаюсь тебе объяснить, что я подразумеваю под душой папы, но ты, наверное, этого не поймешь. Просто я иногда чувствую его рядом.
– Он умер! – Голос Энди звучал так безнадежно, что я рассмеялась.
– Я знаю, Панда. Не надо горевать.
Под дождем и ветром было промозгло, но мне не хотелось идти внутрь. Надо было следить за океаном, хотя я не сомневалась, что мы в безопасности. Если настил действительно начнет шататься, то тогда, возможно, придется покинуть дом.
– Мои друзья думают, что меня посадят за решетку, – внезапно проговорил Энди.
– Тебя не посадят.
– Я боюсь этого, потому что я сказал полицейскому неправду. Я всем сказал неправду.
Я удивленно посмотрела на него:
– Что ты имеешь в виду, Энди? Когда ты сказал неправду?
– Я сказал, что не выходил из церкви, но я выходил.
– Выходил? Зачем?
– Посмотреть, умирают ли насекомые. Проверить, как действует спрей против насекомых, но было слишком темно.
Я закрыла глаза. Я понимала, о чем он говорит. Я понимала все.
– Обещаю тебе, Энди, – сказала я. – Я не дам посадить тебя за решетку.
– Поклянись!
– Провалиться мне на этом месте! – Я почувствовала, как по спине поднимается холодок.
– Как ты сможешь остановить полицейских, когда они придут забирать меня? – спросил он.
– Я смогу их остановить.
– Но как?
Я снова обняла его:
– Я расскажу им, что на самом деле произошло той ночью.