57

Бренна

Последний раз я ощущала такой душевный подъем три года назад, когда затевала сюрприз по случаю маминого семидесятилетия. Возвращаясь в отель после посещения ее старого дома в Хейс-Бартон, я вспоминала тот образцово проведенный праздник. Сейчас все было иначе. Еще два дня назад я не была уверена, что мой план на сегодняшнее утро вообще сработает, но теперь у меня крепла надежда на его успех.

Я оставила машину на стоянке перед отелем, потому что знала, что не задержусь. К 9.30 мы должны были прибыть в «Идди Билдинг» на слушания. Я забежала в свой номер, наскоро причесалась, потом постучалась в дверь родительского номера.

Судя по насупленным бровям матери, открывшей дверь, утро выдалось беспокойным не для меня одной.

– Нашла? – спросила она вместо приветствия.

– А как же! – Я вошла в номер. – Позволь тобой полюбоваться! Давненько я не видела тебя в таком внушительном облачении. – Обычно мать отдавала предпочтение штанам для йоги и футболкам. Я давно усвоила, что дарить ей наряды и украшения – бессмысленное занятие. Ее гораздо больше порадовала бы хорошая книга, новый смартфон, ужин на пару с отцом в каком-нибудь этническом ресторане у них в Вашингтоне.

– Ты права, я не одевалась так уже много лет. Как я выгляжу? – Она завертелась, демонстрируя брючный костюм безупречного покроя. Она всю жизнь завязывала свои светлые волосы в хвост, отчего чужим людям было еще труднее угадать ее возраст.

– Потрясающе! – ответила я, нисколько не покривив душой. Моя собственная фигура не отличалась таким изяществом, и я жалела, что во мне нет ее генов. – Ты же ешь все подряд, как ты умудряешься сохранять такую стройность?

– Лучше расскажи мне про дом! – нетерпеливо попросила она. – Ты смогла заглянуть в стенной шкаф?

Из ванной вышел, затягивая узел галстука, мой отец. В свои восемьдесят три года он слегка прихрамывал – результат не вполне удачной замены коленной чашечки, до полусмерти напугавшей мать и меня, но в остальном он был почти таким же подтянутым, как моя мать, и я не переставала им восхищаться. Слишком многие мои знакомые уже лишились родителей или занимались безрадостным делом – их переселением в дома престарелых. Мать с отцом утверждали, что они везунчики, но я знала, что главное не это, а их брак. Передо мной был результат их успешной заботы друг о друге.

– Я сделала фотографию, – сказала я, вынимая из сумки телефон.

Мама со вздохом присела на край двуспальной кровати.

– Не уверена, что хочу это видеть. Лучше ты, Гэвин.

Папа взял у меня телефон.

– Впечатляет! – сказал он. – Удивительно, что надпись так никто и не закрасил.

– Каждый владелец просил следующего не делать этого, – объяснила я.

– Давай-ка распечатаем снимок, хорошо, Джейн? – Он передал телефон матери, и она вгляделась в экран, кусая себе нижнюю губу.

– Это же надо… – пробормотала она. – Это же надо… – Она смотрела на фото, качая головой. Что за воспоминания ее при этом посещали? – Бедная девушка! – сказал она. – Как сложилась ее судьба? – Она вернула мне телефон. – Интересно, она знает о сегодняшних слушаниях?

Папа сел с ней рядом и обнял ее за плечи.

– Может быть, пришло время снова попробовать ее разыскать? В наши дни находить людей стало куда легче!

– Я набираю ее имя в Гугле не реже раза в месяц, – призналась мама. – Айви Харт или Айви Гардинер – на случай, если она вышла замуж за мальчишку, с которым сбежала. Хотя не думаю, что она пользуется Интернетом, даже если жива. Не могу себе такого представить.

– Скорее это она не может представить тебя пользователем Интернета, – возразила я со смехом. Мать всегда старалась быть лучше всех. Она не один десяток лет работала независимой журналисткой, писала обо всем на свете, в том числе про евгеническую программу – задолго до того, как она оказалась под прицелом общественного внимания. Эта программа не привлекала ничьего внимания, пока в «Уинстон-Салем джорнал» не появилась в 2002 г. серия статей о ней. После этого общество как с цепи сорвалось; кульминацией должны были стать сегодняшние слушания: на них намеревались поведать свои истории жертвы программы.

Я поправила воротничок на маминой блузке.

– Поехали! – сказала я.

– По пути попросим портье распечатать фотографию из твоего телефона, – предложил отец.

Я посмотрела на часы.

– Если только очень быстро!

– Почему ты настаиваешь, чтобы мы выехали так рано? – спросила мать. – Это как-то не в твоих правилах…

Она, конечно, попала в точку. Я вечно всюду опаздывала. Студенты в Джорджтаунском университете, которым я читала политологию, всегда надеялись, что я проспала лекцию и они смогут разбежаться. Но я влетала в аудиторию с двадцатиминутным опозданием под их дружный стон.

– На слушания соберутся журналисты, – ответила я. – Как бы нам не остаться без мест.

– Мы зарезервировали себе места, – напомнил мне отец. – Ведь мама числится в списке свидетелей, которые будут давать показания.

– Знаю, знаю! Но мне еще надо попить кофе, иначе я не продержусь!

Они обменялись фирменными взглядами «что это с Бренной?», но послушно встали. Мы спустились в лифте на первый этаж. Портье не только молниеносно напечатал нам фотографию, но и положил ее в конверт, чтобы не помялась. Мы поспешили к моей машине.

– Садитесь сзади, – скомандовала я родителям. По пути из Вашингтона отец сидел впереди, чтобы не поджимать ноги, но этим утром мне нужно было усадить его вместе с матерью: ей пригодится моральная поддержка.

Родители послушно залезли на заднее сиденье, я завела машину и вырулила со стоянки, думая о том, что этим утром я не просто водитель, я – церемониймейстер.

 

58

Джейн

В очереди в «Старбаксе» я взяла Гэвина под руку. Не знала, что Бренна – фанатка «Старбакса»; вчера по пути в Рейли она предупредила, что утром должна будет выпить кофе, и я набралась терпения. Гэвин, наверное, предпочел бы яичницу с беконом, но это были мелочи. Бренна обычно была воплощением хладнокровия, и я удивилась, что мое намерение выступить на этих слушаниях так ее потрясло. Я привыкла выступать перед людьми и до сих пор не отказывалась, когда обо мне вспоминал какой-нибудь женский клуб или «Ротари». Дайте мне какую угодно тему – и я найду, что сказать. Правда, мне не очень улыбалось возвращаться в свое прошлое, поэтому, проснувшись утром, я решила не ехать с Бренной в свой старый дом в Хейс-Бартон. Дело было даже не в стенном шкафу, хотя и в нем, конечно, тоже. Не хотелось вспоминать о том, что я попыталась забыть. Мой брак с Робертом с самого начала был ошибкой. Я была создана для другого. Тяжелым испытанием было уже само возвращение в Рейли после сорока лет счастливой – я бы даже сказала, радостной – жизни в Вашингтоне. Поэтому мое волнение было вполне объяснимым. Возможно, Бренна чувствовала, что мне не по себе.

– Вот уютное местечко! – Она указала на отдельный кабинет в углу зала. Там, за стеклянной стеной, пустовал десяток кресел с веселенькой обивкой. – Идем туда!

– Наверное, эти места кто-то зарезервировал, – предположил Гэвин.

– Тогда нас выпроводят, – сказала Бренна. – А пока садитесь, я принесу кофе. Что вам взять: лепешки, кексы или…

– Сама реши, милая, – перебила я ее, торопясь усадить Гэвина, которому трудно было долго стоять. Он легко проходил пешком по несколько кварталов, но стояние на месте было испытанием для его больного колена.

Вдвоем мы прошли в стеклянный кабинет и сели в кресла. Сюда почти не проникала музыка. Бренна посмотрела на нас через стекло, и мы радостно ей помахали.

– Что-то она сегодня сама не своя, – заметил Гэвин.

– Я тоже заметила.

Видя, что она несет стаканчики с кофе и пакетики с выпечкой, Гэвин встал и открыл ей дверь.

– Зачем нам столько места? – спросил он.

– Иногда хочется простора. – Она дала нам кофе и кексы. – Ну, вот… – Она уселась напротив нас. – Ты знаешь, что скажешь сегодня? – обратилась она ко мне.

Следующие ее слова я уже не услышала. Через стеклянную дверь я увидела женщину, наблюдавшую из кресла за дверями «Старбакса» – как видно, ждала кого-то. Она напомнила мне Терезу. Возрастом она была почти как Бренна, но я подумала: «Если бы Тереза выжила, то выглядела бы именно так». Мне трудно было отвести глаза от ее собранных в хвостик светлых волос, от курчавой макушки. На ней была голубенькая блузка без рукавов и белые брюки капри.

– Ты меня слышишь, мама? – окликнула меня Бренна.

– Что? – Я обернулась к дочери, но через мгновение снова стала наблюдать за той женщиной. Мне не хотелось расставаться с выросшей Терезой. Женщина почувствовала мой взгляд, и мне пришлось со смущенной улыбкой отвернуться.

– Что тебя развеселило? – поинтересовалась Бренна.

– Я наблюдала за одной женщиной, и она это заметила, – сказала я, вынимая из пакетика кекс.

– Кто такая? – спросил Гэвин.

– Не смотри, – попросила я его. – Просто незнакомка, напомнившая мне сестру.

Я ничего не могла с собой поделать: снова нашла ее глазами. Незнакомка поздоровалась с какой-то женщиной, они обнялись. Увидев лицо другой женщины, я ахнула.

– Кажется, я схожу с ума! Сначала вижу взрослую Терезу, а теперь еще и взрослую Айви! Это все из-за слушаний: она не выходит у меня из головы.

– Мама… – Бренна придвинула свое кресло к моему и положила руку мне на колено. – Это и есть Айви.

Я уставилась на дочь, не понимая, что она говорит. Бренна помахала двум женщинам, и я увидела, что они направляются в нашу сторону. Боже! Глаза Айви, улыбка Айви! Я почувствовала себя сидящей в полицейской машине. Меня увозили, и я ничем не могла помочь перепуганной девушке, оставшейся в одиночестве перед моим домом. Как мне хотелось тогда ее защитить! Но я была бессильна что-либо сделать.

Не то что сейчас.

– В чем дело, Бренна? – спросил Гэвин, но мне не нужно было дожидаться ее ответа. Я вскочила с кресла, выронив кекс, и заключила Айви в объятия. Не знаю, кто из нас сильнее рыдал – я или она.

Мы сидели в кабинете. Он действительно был зарезервирован – Бренной. Я не могла оторвать взгляд от Айви, сидевшей рядом со мной и не выпускавшей мою руку.

– Поверить не могу! – повторяла она в сотый, наверное, раз. – Прямо как машина времени! Вчера мне было пятнадцать, а вам двадцать два, и вдруг мы обе – немолодые женщины. А вы – красавица!

– Вы тоже, Айви, – сказала я совершенно искренне. Ее мелированные волосы были причесаны просто, но изящно, кожа была загорелой, но не морщинистой. На ней была белая блузка в золотую полоску и брюки цвета хаки. Ничего похожего на прежнюю деревенскую девчонку!

Женщина помоложе, сидевшая с ней рядом, представилась как Роз, но гибкой фигурой и буйными волосами она так напоминала мне Мэри Эллу, что я догадалась, что в ней тоже течет кровь Хартов. В ней чувствовалась некоторая нервозность, низкий голос свидетельствовал о пристрастии к курению, в светлых волосах были заметны седые нити. С Айви она была чрезвычайно ласкова: гладила ее по плечу, трогала ее руку. Ясно было, что она в ней души не чает.

– Я не умею выступать, – сказала Айви. – Но когда Бренна сказала, что вы будете давать показания по Мэри Элле, я поняла, что не могу позволить, чтобы вы отдувались в одиночку.

– Я так часто о тебе думала! – сказала я. – Знаешь, я пятьдесят лет тебя искала! Что тогда произошло? Наверное, ты сбежала с Генри Алленом? Я догадалась!

– Все верно, – ответила она. – Ужас! Я не хотела бежать без Мэри, – она стиснула руку более молодой женщины, – но нам не удавалось узнать, где она.

– Это Мэри? – Мне было необходимо это знать.

Айви с улыбкой кивнула.

– В первой приемной семье ее назвали Роз. Когда мы ее наконец отыскали, ей уже было почти пять лет, и мы оставили ей это имя. Не хотелось ее смущать, она и так путалась… Я называю ее Роз Мэри, но больше никто так ее не зовет…

– И слава богу, – вставила со смехом Роз.

– Как ты ее нашла? Куда вы поехали? Рассказывай все!

– Мы с Генри Алленом знали, что нам надо делать ноги из Северной Каролины – здесь нас все искали. Ты была за решеткой, иначе, конечно, помогла бы мне ее найти. Нам пришлось уехать. Мы подались в Калифорнию.

– Это была ваша мечта, – вспомнила я.

Она кивнула.

– Нам хотелось в Монтерей, но мы добрались только до побережья. Нашли оливковую плантацию, где требовались работники, и…

– Оливки?!

– Не похоже на табак? – Она улыбнулась. – Мы проработали на владельцев много лет. Нас поселили в маленьком домике. – Она засмеялась. – Звучит похоже на ферму Гардинеров, да? Но, поверь, это было совсем не то. Например, там внутри был водопровод. Две спальни. Мы не могли пожениться, пока мне не исполнилось восемнадцать, но семья, которой принадлежала плантация, смотрела на это сквозь пальцы. Они были рады получить таких работящих помощников.

– Говоривших по-английски, – добавила Роз.

– Правильно, – сказала Айви. – Правда, мы оба быстро залопотали по-испански. Потом Генри Аллен поступил в вечернюю школу, чтобы лучше разобраться в этом бизнесе, а потом родились мальчишки.

– Мальчишки?

– Посмотрите. – Роз дала матери телефон, Айви дотронусь до экрана и стала показывать мне фотографии.

– Они остались на хозяйстве, пока мы с Роз пропадаем здесь, – объяснила Айви.

Я впилась взглядом в фотографию троих детей Айви: Роз и двое шатенов, с виду сорока лет с небольшим. Бренна и Гэвин, сидевшие в сторонке, тоже подошли посмотреть.

– Слева Генри Аллен-младший, справа Стивен, – сказала Айви.

– Замечательно, – сказала я. – У нас тоже два сына и дочь. – Я улыбнулась Бренне.

Вряд ли Айви меня слышала: она была поглощена фотографией своих детей. Потом она вспомнила обо мне.

– У меня не было бы сыновей и трех внуков, если бы не ты, – сказала она. – Я все время об этом думаю, Джейн. О том, что ты для меня сделала. Не представляю жизни без моих мальчиков.

Я зажала себе рот кулаком, тронутая искренностью ее слов.

– В каком смысле «остались на хозяйстве»? – спросил Гэвин. Бренна села рядом с нами, и мы образовали замкнутый круг.

– Это она про рощу, – сказала Роз. – Мы все там работаем.

– Еще дегустационный зал, – дополнила Айви. – Сейчас туристический сезон.

– Дегустация? – переспросила Бренна. – Вино?!

– Оливковое масло, – ответила Айви с улыбкой. – Если вкратце, мы вкалывали на ферме, и супруги, ее хозяева, относились к нам как к родным детям – своих у них не было. Когда они ушли на покой, продали ферму нам. Мне было тогда… лет сорок.

Я недоверчиво покачала головой, откинувшись в кресле.

– Вот не думала, что у тебя будет такое будущее! Сколько я тебя искала, Айви! Айви Харт, Айви Гардинер… Почему, раз у тебя ферма, роща, я ни разу не наткнулась на твое имя?

– Генри Аллен умер двадцать лет назад, – сказала она.

– Как жалко!

– Он умер молодым, но мы успели провести вместе тридцать прекрасных лет. Через несколько лет я снова вышла замуж за хорошего человека. Теперь я Айви Лопес. Поэтому ты и не могла меня найти.

Я покосилась на свою дочь.

– А ты как умудрилась ее отыскать?

Бренна запыхтела, как будто пробежала милю.

– Это было нелегко. Я наняла частного детектива и имела долгий разговор с недоверчивым отставным копом из Уилмингтона по имени Эли Джордан.

– Вот это да! – Я уставилась на Айви. – Эли!

Она кивнула.

– Мы переписывались и перезванивались. Они с Литой заботились о Нонни до самой ее смерти.

Я ясно представила себе семью Джордан.

– Как они там? Лита, наверное, уже… – Я запнулась.

– Жива, жива! – обрадовала меня Айви. – Живет с Эли и его семьей.

– Интересная была женщина, правда? – сказала я. – А мальчики? Дэвил, Эвери и…

– Дэвил оправдал свое имя. – Айви покачала головой. – Долго сидел в тюрьме, уже не помню за что. Знаю только, что Лита очень убивалась.

– Мда… А Эвери? – Я помнила наши поездки на уроки азбуки Брайля, его неумолчную болтовню.

– Он служил учителем в школе для слепых в Рейли. Теперь он на пенсии.

– Хорошо! – Мне понравилось, что он стал учителем. – Ему сделали операцию? – Этот вопрос я задала почти шепотом, как будто не была уверена, что мне нужен ответ.

– У него есть дети, – сказала Айви. – Думаю, его собственные.

– Рада это слышать!

– Шина тоже была учительницей. Она умерла два года назад.

– Помню, ты тоже хотела быть учительницей.

– Я не пошла дальше дежурства в классе у сыновей, – сказала Айви.

Роз застонала.

– Мои подруги ее обожали, а мы с братьями терпеть не могли, когда она приходила. При ней не побалуешься!

– Так и было задумано, – сказала Айви с улыбкой. – Помнишь маленького Родни? – спросила она меня.

Я кивнула, представив мальчонку таким, каким увидела его в первый раз: носящегося по дому Джорданов с картонной коробкой, превращенной в автомобиль.

– Он тоже полицейский.

– Надзирает за условно осужденными, – поправила мать Роз.

– Какая разница? – усмехнулась Айви.

Мои мысли уже были заняты другим мальчуганом с фермы Гардинеров.

– Ты знаешь, что стало с Уильямом? – спросила я. – Он был такой милый, я все время вспоминала в холодном поту ту ночь в приемном отделении больницы, когда я…

– Ты действовала так, как велел твой долг, – твердо ответила Айви и дотронулась до моего колена. – Я никогда ни в чем тебя не обвиняла, Джейн. Разве что чуть-чуть, в самом начале, но чем больше я взрослела, тем лучше понимала, почему тебе пришлось так поступить. Сначала Уильям жил в интернате, а потом его усыновили.

– Вон оно что!

– Мне так и не ответили, кто его приемные родители. Сейчас все иначе, больше нет никаких тайн, все открыто. А тогда мы не сумели его найти, как ни старались.

– Я не оставляю попыток, – сказала Роз. – Он мой двоюродный брат. Может, ему тоже будет интересно узнать про родню.

– Хорошо, что его усыновили, – сказала я. – Я воображала всякие ужасы… – Я повернулась к Бренне. – Почему ты скрыла от меня, что нашла ее?

– Думала, что у меня ничего не получится, – ответила она. – Мы связались только несколько дней назад. Не хотелось напрасно тебя обнадеживать.

Я перевела взгляд на Роз.

– Как Айви и Генри Аллен… ваши родители… нашли вас?

– Они просто отказывались сдаваться, – ответила Роз.

– Мы все время говорили о том, как найти Мэри, – подхватила Айви. – Она же наша дочь! Как можно было опустить руки? Но мы знали, что сначала должны пожениться. Потом мы все рассказали Дэну, хозяину оливковой рощи. Он обратился к адвокату, тот нашел Роз и помог нам ее вернуть. Про Уильяма узнал тот же адвокат. Роз кочевала по приемным семьям.

– Сама я те годы почти не помню, – сказала Роз. – Наверное, у меня это внутренний запрет. Самые ранние мои воспоминания – о том, как я ношусь по роще с младшими братьями. От них спасу не было, но все равно у меня было хорошее детство.

Я улыбалась, слушая их. Глядя на мать и дочь, похоже, довольных жизнью, я думала о том, что, наблюдая за незнакомыми людьми, ты никогда не знаешь, что у них за плечами: какие испытания, какие ужасы они пережили. Разве догадаешься, какую бедность пришлось преодолеть Айви, как велика была опасность, что она навсегда останется без семьи? Разве разглядишь, что она лишилась сестры – утрата, которая всегда будет преследовать нас обеих? Раны были глубоки, но невидимы. Трудно было представить, что уже через несколько минут мы добровольно вскроем свои раны, погрузимся в худшие свои воспоминания! Меня так и подмывало предложить ей: «Плюнем на слушания! Лучше устроим пир!» Но нет, мы были обязаны через это пройти – обязаны не самим себе, а Мэри Элле и тысячам таких, как она.

– Мама, можно, я покажу им фотографию? – Не дожидаясь ответа, Бренна достала конверт со снимком.

Я колебалась, мне хотелось защитить Айви. Можно ли опять причинять ей мучения, ведь она так старалась оставить свою боль далеко позади! Но разве она не проявила отвагу, приготовившись снова бросить вызов прошлому?

– Если она захочет… – проговорила я.

– Что за фотография? – спросила Айви.

– Сегодня я побывала в старом мамином доме, – сказала Бренна. – Я сфотографировала внутренность стенного шкафа в спальне, где вы прятались от полиции.

Айви схватилась за горло и расширила глаза.

– Этот шкаф!.. Зачем было его снимать?

– Там остались имена, – сказала я. – Те, что ты нацарапала.

– Остались?.. – прошептала она.

– Какие имена? – спросила Роз.

Бренна дала Айви конверт. Немного поколебавшись, та открыла его, и ее глаза наполнились слезами.

– Твоя работа? – Роз подалась вперед, осторожно трогая кончиком пальца уголок снимка.

Айви кивнула.

– Моя. Вилкой! Полицейские уже были в спальне. Я хотела сделать буквы поглубже, чтобы их нельзя было стереть.

На ее лице появилось гневное выражение, но продержалось не более секунды.

– Я не могла представить, что через столько лет… – Она смотрела на меня, не замечая капающих с нижних ресниц слез. – Хотелось бы мне поговорить сейчас с девчонкой из того шкафа! Сказать ей, что все утрясется. Она была так напугана!

– Все утряслось благодаря ей самой. – Я взяла ее за руки. – Ты была очень сильной, Айви. Тот день, когда меня увезла полиция, а ты осталась стоять одна во дворе… Эта картина была со мной всю жизнь, я никогда не… – Я закашлялась, Айви крепко сжала мою руку.

– Я все это пережила, – тихо сказала она. Я кивнула, не доверяя своему голосу.

– Леди, – тихо позвал нас Гэвин, – нам пора.

Я смотрела на Айви. Она выпустила мою руку, чтобы вытереть слезы.

– Ты уверена, что хочешь пройти еще и через это? – спросила я. Раньше я думала, что сумею дать показания не разревевшись; теперь меня мучили сомнения. Можно было только гадать, каким испытанием все это станет для нее.

Айви еще раз посмотрела на фотографию у себя на коленях, а потом убрала ее в конверт.

– Еще как уверена!

– Тогда пошли. – Я решительно встала и подала ей руку. – Расскажем всем нашу историю.